Тебе не страшно жить среди обезьян, львов, тигров,
ланей, волков, медведей, гиен и леопардов?
(Рамаяна)
1.
Собственно, она оказалась в купе только потому, что в плацкарт билетов уже не было. Скверное обстоятельство - деньги следовало беречь. А больше ничего беречь и не стоило, особенно - воспоминания.
Как понимала Рита сейчас, вся ее жизнь могла уместиться на одном тетрадном листочке, и была сплошной цепью несообразностей. Начать с того, что ее дом сгорел, когда ей было 6 лет . И не "враги сожгли родную хату", о нет. Просто пьяный отец уснул с зажженной "беломориной". Рита помнила страшный гул пламени, пылающие стены. Помнила, как выскочила в окно, завернувшись в скатерть. Когда приехала скорая, оказалось, что на ней нет ни ожога, ни царапины... Собственно, на этом лимит Ритиного везения был исчерпан. От родителей и дома мало что осталось - значит, 10 лет в ласковых объятиях государства, потом работа на швейной фабрике города Задроченска, шьющей кривенькое постельное белье и... "лубовь". Рита так называла это теперь про себя - "лубовь". Первая, страстная, небезответная... она ждала чего-то еще 5 месяцев после того, как забеременела. Упрямо мотала головой в ответ на вопли подружек: "Дура, кому ты нужна будешь с дитем, если и без него не нужна?". Кончилось все это быстро и нелепо.
Акушерка, выскребающая из нее лоскутья мяса после выкидыша, не переставая материлась, суля пожизненное бесплодие - "Вот, б..., дотянут до последнего, б.., потом со шкафа прыгают, ё..." Рита не стала объяснять, что не прыгала со шкафа. Просто случайно поскользнулась на ступеньках, придавленная к земле свинцовой тяжестью и тошнотой - неотъемлемыми, как оказалось, спутниками "лубви".
Самое странное, что теперь она не могла вспомнить его лица. Голос, снисходительно, врастяжку, произносящий: "Риту-усик" - да, помнила. Руку с зажатой между указательным и средним пальцем сигаретой - помнила тоже. Помнила, как все это безобразие называлось - Гарик. А вот лицо...
Фиг с ним, с лицом, завтра она будет в столице нашей уРодины. В самом, так сказать, сердце России. Ирка обещала на первое время обеспечить углом, а может, и работой. Какой работой - ясно; правда, Ирка обещала минимум выездов по вызовам и максимум сидения на телефоне диспетчером, потому что тошнота и свинцовая тяжесть возвращались, стоило подумать о ком- нибудь из ...будущих клиентов.
От судьбы не убежишь - было написано в одной из странных, старых, пыльных книг, которую подсунул ей в родном Задроченске полусумасшедший, пыльный, старый букинист. После того, как полчаса парил ее, говоря : "Деточка, посмотри на эту картинку, этот барельеф. Ведь ты - вылитая древняя индоарийка, вот, посмотри - глаза, нос, брови, уши!" Зеркала у Риты тогда с собой не было, а рассмотреть без него собственные уши ей не удалось. Кроме того, в детдоме ее всегда дразнили "цыганкой" - какие уж тут арийцы!
От судьбы не убежишь. Но, может быть, уедешь?
Поезд уже минут 10 как должен был отчалить от замусоренного перрона, да вот, стоял, ждал чего-то. Тронулся в тот момент, когда дверь купе отъехала в сторону, и в купе вошел ... тип? Субъект? Холеный, дорого одетый выставочный экземпляр мужчины, лет так хорошо за сорок, очень высокий, худощавый, широкоплечий, с блондинистой, чуть присыпанной сединой модной стрижкой, внесший в купе аромат дорогого парфюма и кожаного плаща, небрежно переброшенного через руку. В купе сразу стало тесно. Рита подтянула ноги, забилась в угол и подумала, что типу, похоже, не достался билет в СВ, вот он и взял купейный. А может, в этом поезде вообще нет СВ?
Тип повесил свой черный, кожаный, дорогой плащ на крючок, плюхнул на стол черный же дипломат, сел на нижнюю полку, с удовольствием потянулся и, прищурившись, посмотрел на Риту. Глаза у него были светло-серые - под цвет костюма и водолазки. Нос с легкой горбинкой, твердо очерченный подбородок и тонкогубый высокомерный рот, некстати напомнивший Рите о пресловутых арийцах. Изучив ее во всех подробностях - от свитера с катышками до вытертых джинсов, тип открыл дипломат, достал плоскую кожаную фляжку (естественно черную) , 2 стаканчика, и предложил:
- Коньяку? За знакомство? - причем у него и голос оказался бархатным, низким и темным, как дорогой коньяк.
"Началось..." - подумала Рита.
Тип тем временем, не дожидаясь ни согласия, ни отказа, плеснул в оба стаканчика по глотку коньяка, добавив к запаху одеколона и кожи еще и коньячный дух. Пахло, надо сказать, замечательно. "К тому же в поезде холодно и сыро", - подумала Рита, "а если дело потом дойдет до приставаний, я просто скажу, что две недели назад у меня был выкидыш, и посмотрю, как пижонистый пижон скривит свою пижонскую физиономию и подавится своим пижонским коньяком."
- Меня зовут Алекс, - представился пижон, протягивая коньяк и слабо усмехаясь.
- Рита, - ответила Рита, нюхая стаканчик и примериваясь, выпить коньяк сразу, или посмаковать, как положено. Дрянной коньяк смаковать невозможно, но этот, похоже, не в подвале разлит...
- Пей, там один глоток и есть - поторопил Алекс, - а то сейчас какую-нибудь холеру принесет в купе...
Рита улыбнулась - слово "холера" как - то выбивалось из его имиджа, - и прокатила коньяк по языку в горло. Сразу стало тепло, сперва в животе, а потом и руки-ноги согрелись.
Алекс тем временем зашуршал и захрустел чем-то в дипломате, и выложил на столик большую шоколадную плитку.
Дверца купе поехала в сторону, но вместо предполагаемой холеры в купе заглянула проводница и приветливым голосом произнесла: "Вот, белье возьмите...я сейчас чаю подам."
"Подам!", - фыркнула про себя Рита, - "как горничная. И вообще, коньяк этот, шоколад - у нас тут прям дворянское гнездо какое-то, а не купе...". Чай "подали" в подстаканниках, ложечки в стаканах звенели. Зажегся свет.
- В Москву едешь? Или ближе? - спросил Алекс, подвигая шоколад поближе к Рите.
- В нее, родимую, - ответила Рита, окончательно согревшись от горячего стакана.
- Учиться?
- Типа того...
Помолчав и пошуршав еще шоколадом, Алекс внезапно спросил :
- Ты есть не хочешь, а? Может, в ресторан пройдемся или сюда заказать?
Представив себя в вагоне-ресторане рядом с лощеным Алексом, Рита в ужасе залепетала:
- Н-нет, я не хочу есть и вообще...
- Ясно, - ответил Алекс, высовываясь из купе. Минут через 10 проводница привезла что-то горячее на тележке, оказалось - курьи ноги с гарниром и салатом, причем 2 большие порции, и ловко выставила их на столик.
- Ну зачем вы, не надо... - начала было Рита.
- А что, я буду есть, а ты - смотреть? - возразил Алекс. Я-то голоден, а есть один - не люблю, так что слушайся дядю и не возражай.
- Спасибо.
Трапеза прошла в странном, но не тягостном молчании - Алекс поглядывал в окно, непринужденно расправляясь с едой, вилкой, салфеткой изящными движениями длинных пальцев с ухоженными ногтями. Рита пыталась обглодать курицу дочиста, не нарушая при этом приличий. Когда тарелки с костями увезла все та же проводница, Алекс спросил:
- Ты куришь?
- Есть маленько - ответила Рита, которая уже несколько раз переходила из состояния смущения к странной развязности, вызванной не иначе как коньяком.
- Ну так пойдем курнем, что ли.
В тамбуре для курящих никого не было. Лампочка вздрагивала и мигала - видимо, отошел контакт. Алекс достал красную с золотом пачку "Данхилл":
- Дамских нет, извини.
Рита взяла сигарету, зажгла, вдохнула дым и позорно раскашлялась - "Данхилл" был в 2 раза крепче всего, что она когда-либо курила. Да и не курила, пока была беременна - отвыкла.
- Слушай, - внезапно сказал Алекс - мне надо с тобой поговорить. По делу. Зачем ты едешь в Москву, я знаю, и могу сразу сказать, что ничего тебе там не светит, кроме триппера. Я предлагаю тебе... м-м... проживание, содержание, учиться куда-нибудь пойдешь. У меня... племянник есть, так вот он...тоже рад будет с тобой познакомится. А об Ирке забудь - ей приплатят за тебя, новенькую, вот и весь ее к тебе интерес.
"Так", - подумала Рита. - "два постоянных клиента? Может, это и лучше, чем 10 переменных...если только ни один из них не маньяк. Ну, зачем я еду, допустим, у меня на лбу написано. А вот про Иру я вроде ничего не говорила". В еще одной пыльной книжке она читала, что у чокнутых иногда проявляются паранормальные способности - например, чтение чужих мыслей. Научно доказанный факт.
- А содержание ...большое? - спросила Рита, чтобы что-нибудь сказать.
- Сколько сумеешь потратить (опять эта слабая тайная усмешка) - или ты не веришь, что у меня есть деньги? Показать?
- Да нет, это и так видно...
- Тогда что тебе показать? Паспорт? Справку для шоферской комиссии, где написано, что я не состою на учете в психдиспансере?
Опять усмехнулся. Просто скривил губы, а смотрит между тем серьезно. В глаза. Не отрываясь. Забыв про сигарету.
- Допустим, я соглашусь - медленно ответила Рита, и что...
- Вот и отлично! Теперь тебе только надо сказать вслух три раза, что ты идешь со мной по доброй воле, и все. Давай руку!
Все это, стоя к Рите спиной, и бог мой! - что он там делает с дверью?
Лампочка мигнула последний раз и погасла. Дверь тамбура распахнулась, впустив сырой ветер, гул и скрежет. "Километров 80 в час..." - отстраненно подумала Рита, - "а он и впрямь маньяк. Мамочка!" И когда Алекс обернулся в недоумении, по-прежнему протягивая ей ладонь, она изо всех сил оттолкнула его. В раскрытую дверь.
После чего переставляя ноги, как автомат, дошла до своего купе, упала на полку и мгновенно провалилась в тяжелый сон. Снилось ей ревущее жадное пламя.
2.
Если бы Рита задержалась еще на мгновение, застыв на месте в ужасе, она увидела бы очень странную картину. Как маньяк, выпав из поезда, прямо в воздухе растворяется в изумрудно-зеленом мерцающем овале, напоследок задев плечом за грязную щебенку насыпи и чертыхнувшись.
Если же допустить, что ее застывший взгляд, как приклеенный, последовал бы за Алексом и дальше, в зелень и черноту портала, то она увидела бы большое помещение с окнами, занавешенными плотными шторами, и пляшущее пламя камина. Увидела бы она и то, как брезгливо сорвав с себя испачканный пиджак и водолазку, растирая плечо, маньяк достает из шкафа чашу с выпуклым пентаклем на боках и донце, с живой серебристо - зеркальной жидкостью в ней и, наклонившись над чашей, сперва тихо, а потом и громче произносит: "Генрих!"
Казино было из средненьких, а "новый русский", не отрывающий взгляд от шарика рулетки - и вовсе какой-то недоделок. Нет, он был побрит, как положено, в костюме "от кого положено", с пачкой долларов, зажатой в руке и с двумя телохранителями, скучающими за спиной, но рука, держащая доллары, была потной и трясущейся, золотая цепь оттягивала тощую шейку, костюм сидел как-то криво...А зазвонивший мобильник он и вовсе чуть не упустил на пол. Да и голос у него оказался несолидный: петушиный тенорок. У его собеседника голос куда приятнее - телефон вибрирует на низких нотах:
- Ген-рих!
- Да слушаю я, ну!!
- Генрих, мне ее не вытащить. Она мне не доверяет. Нужно твое участие.
- Да ты что, блин, офигел, блин? У меня тут только игра начата, пошло-поперло все, и щас я все брошу и к тебе понесусь? Как хочешь, доставь ее мне, а не то разорву контракт, блин, нафиг!
И мобильник отключил и сунул рыбоглазому бодигарду. Герой.
После того, как изображение на поверхности ртути исказилось и исчезло, Алекс вернул чашу в шкаф и открыл окно. Затем, бродя взад и вперед по ковру, принялся насвистывать мотивчик, изначально мажорный, но в его исполнении упорно сползающий в минор. Достал из шкафа белую рубашку и одел ее, отправив на ковер вешалку и галстук. На полу же очутилось содержимое коробки с запонками, правда, непреднамеренно. Выбрав из ворса ковра пару серебряных запонок, и подойдя к вазе с пересохшей икебаной, он распотрошил букет и хватанул им об столик, так что пыль и обрывки сухих листьев полетели во все стороны. Каким-то образом в руке его оказались 7 темно-бордовых роз на длинных стеблях. Рассеянно облизав уколотый палец, Алекс обернул их галстуком, подошел к высокому, до потолка, зеркалу в темной дубовой раме, скептически оглядел отражение и пробормотал: "Ах, как смешно смотреть мне на себя!" без малейшего признака веселья в голосе. После чего начертил правой, свободной рукой на поверхности зеркала сложный знак и исчез в зелени портала.
Треск пламени стал нестерпимым. Рита в панике огляделась, ища окно, но окна здесь не было. Огонь подбирался все ближе, леденя запредельным холодом и одновременно иссушая жаром. Потом среди языков пламени возникла черная фигура чудовища с горящими, как раскаленные серебряные лезвия, глазами. Рита закричала, теряя голос. Чудовище широко распахнуло кожистые нетопыриные крылья, разгоняя дым, и произнесло с легким укором:
- Стоит тебя на пять минут оставить, и ты уже визжишь, как электропила! Проснись!
- ...и посмотри лучше, что я тебе принес. Ты слышишь меня, Марго?
Рита рывком села на постели, уставившись в стенку невидящими глазами. Повернула голову. Ощутила запах - знакомый сладкий аромат. Розы. Целый ворох темно-красных роз, влажных, с бархатной изнанкой лепестков, с бордовыми и черными тенями в глубине полураспустившихся бутонов. Протянула руку и неуверенно коснулась пальцев мужчины.
- Бр!- немедленно заявил тот, отдергиваясь, - замерзла? У тебя рука ледяная!
- Мне приснился кошмар...
- Нечего всякую дрянь смотреть - через плечо бросил Алекс, взламывая ножом хрустящий сургуч на горлышке темной пузатой бутылки.
- Вот, держи - и он протянул ей стакан из-под чая, до половины наполненный вином, таким же багряным, как и розы. У вина был вкус изюма и трав.
- Спасибо... и розы очень красивые. Где ты их взял?
- В Бологом продавали, на перроне. Ты проспала все на свете.
Рита потерла лицо. Понюхала розы, положила их на столик, достала расческу и медленно причесалась. Попробовала закрепить волосы заколкой, но она соскользнула и ускакала куда-то под полку. Голова кружилась - то ли от нелепого сна, то ли от мерного стука колес, сплетающегося в странном ритме в странные слова:
Над светлыми водами лотосы дышат покоем.
На глади озерной, как солнце, блистающим слоем
Тычинки слежались, пчелиным стрясенные роем...**
В купе стало жарко, и она сняла свитер.
Алекс сидел далеко, напротив, через проход. Это было неправильно. Как только он сел рядом, Рита ощутила облегчение. Он взял ее за подбородок, развернул так, чтобы видеть глаза и раздельно произнес:
- Нам - надо - убираться -отсюда - как можно - скорее.
- Почему?
- Потому что здесь опасно. Для тебя...Эй!
Он перехватил ее руки, но три пуговицы на его рубашке Рита расстегнуть успела. Из-за ворота выскользнула цепочка, на ней - пластинка с каким-то странным изображением. Рита застыла, не мигая, глядя на гальдрастав из сплетенных в борцовском объятии рун Хагаль и Альгиз.*
- Девочка, - медленно произнес Алекс, - прошу тебя, не усложняй мою задачу сверх необходимого... и без перехода заорал:
- Держись!!
Поезд заскрежетал, застонал и остановился. Рита не слетела на пол только потому, что путь ей преградила Алексова спина, по каменной твердости, впрочем, не уступающая полу. Сам Алекс изо всех сил упирался в противоположную полку, из-под его побелевших пальцев сыпалась труха и поролоновые крошки. Кто-то вопил на одной ноте, замолкал, набирал в грудь воздуха и вопил снова. Еще кто-то матерился в коридоре.
- Что...случилось? - спросила Рита, - что это?!
- Взрывчатка. Дальше, на путях. Была. - отрывисто бросил Алекс, встряхивая кистями и растирая пальцы. Глаза его медленно темнели, теряя сходство с расплавленным серебром.
- А... почему кричат? Кто-то ...ранен?
- Кой черт ранен! Пара вывихов да сотрясение! А вот если ты по-прежнему будешь упрямиться и сидеть здесь, будет хуже. Причем это начнется очень скоро.
- Почему?
- Да откуда я знаю, почему!? - потеряв терпение, рявкнул Алекс, встряхивая Риту за плечи, как куклу - по той же причине, по которой тебе рубили голову, угощали отравой, жгли и вешали неоднократно и методично! Мы так и будем тут разговоры разговаривать?! Ты - карта не моей колоды, и ход сейчас не мой, так что или мы выходим из игры, или я ни за что не поручусь! Отвечай - ты согласна уйти со мной? Ты - согласна - уйти со мной - по своей воле?!
- Да...
- Не слышу, еще раз!
- Согласна...
- Громче!
- Согласна!
- Вот и славно, - Алекс яростно потряс и поднял раму окна, - сейчас!
- А обязательно... в окно? - обреченно спросила Маргарита.
- Не мешай!
Женщина спала на ковре в отблесках пламени камина. Лицо ее было спокойным, а дыхание - ровным и неслышным. Она была в джинсах и футболке, но жемчужная белизна ее нагого тела сводила с ума. Манила. Ослепляла.
Алекс попятился, не сводя взгляда с лица спящей. Споткнулся на ковре. Не глядя, протянул руку и взял с кровати покрывало. Укрыл им женщину, пошел к камину и сел спиной к ней, в немыслимой для европейца позе, подвернув под себя ноги и положив на колени раскрытые кверху ладони. Отблески пламени, сменяясь тенью, пробегали по его лицу, делая его то старым и запыленным, то молодым и гневным. Два негасимых языка огня отражались в зрачках. Когда камин наполнился рдеющими углями, дверь скрипнула, отворяясь, и кто-то засопел.
- Контракт расторгнут - сказал Алекс ровно, не оборачиваясь и не меняя позы, - о неустойке поговорим завтра. А теперь, будь добр, Хейнрик, закрой дверь с той стороны. Только тихо.