Опустился вечер. Он не был черным, он был пронзительно голубым. Даже каким-то бархатным, отдавая переспелой вишней с привкусом коньяка. Оружием его превлекательности были глубокий темно-голубой цвет и тугой свежий воздух, который застывал в легких. Местами, в него вкрадывались табачный дым, звон стаканов у барной стойки и саксофонные соло. И шаги... Они были действительно разными. Шарпающие у бродяги, спешащие и разливающиеся приятным звуком от быстрых ударов дорогой подошвы по асфальту у джентельмена, который оказался в позднее время не в том месте, громкие и жутко неритмичные у компании пьяниц, тихие и размеренные у влюбленной пары. За такой вечер многие цепляются руками. Многие напиваются вдрызг. Кто-то гуляет по аллее. Кто-то бежит сломя голову, боясь, что опоздал. Кто-то сидит на скамейке, придаваясь воспоминаниям. Для кого-то он будет последним. Для кого-то обыкновенным и заурядным. Кто-то проведет этот вечер дома, кто-то на работе. Кто-то у барной стойки. Кто-то сидя за барабанной установкой, отстукивая бешеные ритмы бибопа, блюза и рок-н-ролла, импровизируя во всех тональностях. Кто-то упадет на мокрый асфальт с разбитой головой и очнется только утром. Кто-то убежит ото всех. Кто-то будет рыдать, кто-то смеяться. Кто-то будет счастлив, кто-то мертв. Кто-то будет ехать на срочный вызов, кто-то будет петь. Но никто не скроется, никто не исчезнет. Все останутся в этом вечере. В этом пронзительном темно-голубом вечере.
2.
После плотного ужина я вышел из душного кафе на свежий воздух. Ветер пахнул в мое разгоряченное лицо прохладой. Стало легко. Необыкновенно легко. Я тихо побрел по набержной, слушая неторопливый говор волн. Потом свернул на аллею, ведущую в парк. Да, такие вечера редко удаются. Может, раза два-три в жизни, не более. Я подошел к скамейке и сел. Боже, сколько я уже живу? Мне скоро семьдесят пять. Вот и все. Может еще пару лет протяну, да какая разница? Оглядываюсь назад... Я люблю гулять здесь по вечерам и вспоминать прошлое. Моя жизнь была огромной. Она была бесконечной. Призраки моей молодости оживают в этом парке. Сколько дней я провел здесь? Не знаю. Все самое лучшее в моей жизни связано с этим местом. Здесь оживает моя память. Здесь все происходит заново. Все сказаные слова снова звучат в моей голове, все лица снова плывут перед моими глазами. Нет, не как в первый раз. Но и не как в последний. Я могу прийти сюда еще раз и еще раз, и все опять повторится. Все повторяется. Но однажды все закончится. Я готов к этому, я смирился с неизбежным. У каждого человека в моем возрасте должно хватить мудрости смириться. Иначе он никогда не сможет почувствовать себя счастливым. Он будет верить в лучшее завтра. Все самое лучшее, уже случалось со мной, уже было. И я знаю это. Завтра не будет. Оно уже наступило. Оно уже стало вчера. Прекрасным вчера, которое возродится сегодня еще раз.
3.
Шумная компания пробивается в самое сердце клуба, в самое святое и востребованое место - к барной стойке. Владелец не тратится на официантов, поэтому бармен работает в ускоренном режиме. Среди клиентов появляются такие, на чьи чаевые, которые они оставляют, можно заработать состояние. Но таких не много. Протри стаканы, Джонни, вечер будет жарким!
Водка, пиво, виски, никаких лимонов и оливок, никакой закуски, никаких кубиков льда. Никаких послаблений. Много ли надо? Да. Их глаза шарят вокруг, их уста пропахли табаком и спиртом, их улыбки желты и бездумны, их руки распущены, их девушки бродят вокруг по весьма доступной цене. Их гроши летят во все стороны и кончаются, но парни готовы пить в долг, и им готовы наливать в долг. Бешеные ритмы бибопа крутят вихрем, и руки уже не слушаются, и ноги не слушаются, и губы не слушаются, девушки тоже не слушаются, они не готовы давать в долг, нужны деньги. Клуб пустеет на пару минут, но парни обязательно вернутся.
Ветер никак не может разогнать хмель и веселье, ветер никак не может спасти спешащего джентельмена. Он сам никак не может спастись, он уже окружен. Ох, как сильно они бьют! На глаза опускается ночь, и становится легко-легко... Все карманы вывернуты, и пустой бумажник валяется рядом с разбитой головой в луже крови.
Снова знакомый клуб, и танцпол вертится каруселью, денег теперь столько, что можно отдать долг и пить еще. Девушек будет еще больше, и свободы еще больше, и водки еще больше, и пива еще больше, и счастья еще больше, и времени еще больше, и радости еще больше, и еще больше сумасшедшего бибопа, который здесь абсолютно не причем. Теперь можно все. Глаза постоянно собираются в кучу, стаканы сгребаются в кучу и летят на пол, осколки сгребаются в кучу, деньги сгребаются в кучу, девушки сгребаются в кучу, и звон тарелок неистового барабанщика запирается в голове, как в гигантском куполе, и звенит, звенит, звенит...
4.
Я больше не боюсь. Я все твердо решила. Простите все, прощаю всех. Никто не виноват. Он не виноват. Я знаю, что он ничего не может поделать, я знаю, что он ничего не может ответить, я знаю, что он ничего не может предложить в замен. Я не нахожусь взаперти, я свободна и собираюсь стать еще более свободной. От себя, от них, от него. От НЕГО. Он меня больше не держит здесь. Я сделала для него все, я отдала ему все. Завтра не будет. Сегодня заканчивается, и час мой близок. Мое окно открыто. Ветер готов забрать меня отсюда. Он унесет меня далеко-далеко, туда, где мои письма, мои слова, мои мысли, мои воспоминания не достанут меня. Туда, где я буду свободной. Моя жизнь умещается на моей ладони, и я готова стереть ее в порошок. Я решила это сама, никто не виноват, повторяю. Единственное, о чем я прошу, так это о прощении. Я хочу, чтобы он простил меня. Слышишь? Прости меня. Этой моя последняя просьба, это мой последний вызов. Мой последний крик. Я никогда не хотела, чтобы так вышло, но теперь пути назад нет. Знаешь, как бы я хотела повернуть все назад? Моя любовь причинила тебе очень много боли, очень много вреда. Огромное спасибо тебе за то, что ты не покалечил меня своим чувством, да, я благодарна тебе за то, что ты меня не любил. Все кончено. Я люблю тебя. Я прощаю тебя. Я больше не боюсь. Я больше не боюсь. Я больше не боюсь. Я больше не...
5.
Темная аллея, приятный шелест листьев в легком ветерке; шум клуба остается за спиной. Их руки сплетены, и они медленно двигаются в глубь парка. Ни души...
- Луны еще нет,- говорит он, поглаживая ее плечо.
- Да, рановато,- она бросает беглый взгляд на часы. Он видит это движение, и его сердце трепещет.
- Слушай...- пытается что-то сказать он, но с его уст срывается только поцелуй.
Они идут дальше, подходят к пустой скамейке, садятся.
Ощущение, будто они одни. Но это не так. На самой дальней скамье, совсем в тени, сидит старик. Его взгляд устремлен на них, но он такой легкий и неощутимый, что не причиняет вреда и не кажется назойливым. Он как будто проходит сквозь. По крайней мере, раньше всегда проходил, но сейчас он застывает где-то в голове юноши. И все три пары глаз смотрят друг в друга. Все замирает, даже ветер. Парк вертится так же, как и клуб несколько минут назад вертелся, когда он поймал ее взгляд, когда он отпустил совесть со спокойной душой, когда он перешагнул границы, когда его сердце вытекло вместе с его слюной в поцелуе, когда его руки сорвались с цепи и не слушались больше, когда его губы бешено искали ласки у ее лица, плавно опускаясь на веки, щеки, шею, и зубы покусывали мочку ее уха, и легкие не справлялись со своей работой, и голова отказывалась нести ответственность за происходящее, и саксофонное соло тугой нитью завязывало их любовь. И слезы ушли, за ними боль, вместе с болью дурные воспоминания, вчерашний день, обида, страх, ненависть, и все вопросы решились как-то сами собой, и больше ничего не волновало. Только она: ее губы, ее глаза, ее тело и пронзительный блюз. Но блюз кончился.
Пожилой человек встает со скамьи и медленно движется мимо них.
- Слушай, мне наплевать, что будет завтра...- начинает вдруг старик тихо.
- Слушай мне наплевать, что будет завтра,- отрывается он от ее губ,- но я не хочу, чтобы оно наступало.
- Но оно обязательно наступит...- старые измятые губы усмехаются.
- Но оно обязательно наступит,- говорит она, переводя дух,- не нам это решать.
- Но это нечестно. Завтра придут проблемы, завтра надо будет спешить на работу, завтра встанет солнце, в конце концов! Я не хочу, чтобы оно вставало - оно разрушит все это,- он разводит руками.
- Все уходит.
- Все, что уйдет, обязательно вернется. Я хочу верить в это. Я хочу, чтобы этот вечер повторился.
- Надеюсь, у нас будет много таких вечеров...
- Нет. Они будут похожи, но такого больше не будет.
- Почему?
- Потому что все произошло в первый раз. Я поцеловал тебя в первый раз, я сказал, что люблю тебя в первый раз, я...
- Ты не говорил, что любишь меня.
- Я люблю тебя.
- Но...
Он не дал ей договорить, и их губы снова слились в поцелуе, их сердца бились одинаково, их дыхание стало одним. Старик остановился у конца аллеи и облегченно выдохнул:
- Время вышло.
6.
Он повесил трубку и никак не мог поверить услышанному. Надо было срочно что-то делать, но что? Лететь туда, к ней. Да. А если это все... Да нет, этого не может быть. Она не сможет. К черту. Надо бежать.
Он бежит вниз по лестнице, хватает куртку и открывает дверь.
- Ты куда?- кричит мать.
- Мне очень надо...
- Но уже поздно, ты что, сдурел?
- У меня нет времени...
Он выбежал на улицу. Его шаги звучали на всю улицу. Асфальт был мокрым - весь день лил дождь. Несколько раз он едва удержался на ногах. Его сердце бешено колотилось в груди, он задыхался, но продолжал бежать. Только бы успеть, только бы все, что он услышал от нее, оказалось неправдой. Он молился этому, он продолжал движение.
Наконец-то ее дом... Не с той стороны, надо оббежать вокруг. Он ускоряется. О нет!.. Он остановился и как-то обмяк. Ноги сами подкосились, он упал на колени. Дикая картина: крик, открытое окно, люди толпятся, и она...
7.
Мои глаза слипались. Я никак не мог привыкнуть к ночным дежурствам. Это была моя первая неделя на работе. Внезапно поступил вызов. Кажется, самоубийство. Я нехотя собрался и поехал. Кому в такой вечер взбрело в голову покончить с собой? Я включил радио, не знаю почему, возможно, чтобы звук немного разогнал сон. Но не помогало. Кофе тоже не помогал. Пьешь, пьешь, а спать все равно хочется, потом еще и в сортир каждые пять минут будешь ходить. В общем, я никак не мог справиться с собой. Я торопился, но улица за окном машины все равно плыла как-то очень медленно. Вроде здесь, приехали.
Я вышел из машины и захлопнул дверь. Народ стоял вокруг жертвы. Или как ее назвать? Выпругнула из окна. Пятый этаж. Я подошел ближе и попросил не толпиться и не мешать врачам. Где, кстати, эти врачи? Вон едут, слышу сирены. Пока они тут будут возиться, надо поспрашивать что да как. Интересно, родственики у нее есть?
- Кто-нибудь знает ее?- спрашиваю.
Кто-то ответил, потом рассказал мне все, что знал, к нему присоединились другие, а я слушал и записывал кое-что.
- Родственники, родные, близкие..?
- Он близкий...- указывают пальцем.
Парень сидел на асфальте, обхватив руками колени, и покачивался.
- Кто ты ей?
- Никто.
- Я понимаю, что тебе сейчас не сладко, но все же?
- Я любил ее. Я люблю ее, точнее то, что от нее теперь осталось. Я, я...
Я понял, что парень явно не в себе и решил оставить его на время в покое. Наконец-то приехали врачи.
- Ему нужна помощь,- говорю и указываю на парнишку,- он в шоке.
Один из врачей кивнул.
Я поднялся в квартиру и прошел в комнату, из которой она выпрыгнула. Где-то должна быть предсмертная записка. Ага, вот. Я прочел, после чего спустился вниз к машине доложить о случившемся. Потом подошел к парню, протянул ему записку:
- Думаю, тебе должно быть это интересно. Мои соболезнования...
Он только кивнул в ответ и взял письмо. Да, случись же в жизни такое! Врагу не пожелаешь быть на его месте.
Я опять вернулся к машине и не знал что делать. Я же только первую неделю на работе...
8.
Вечер стал черным. Он окутывал своей мглой. В далеке слышались песни пьяниц, которые орали во всю глотку. В парке не было фонарей, поэтому было сложно кого-то различить во тьме. Двигались двое. Он и она.
- Ты проводишь меня до дому?
- Да, конечно.
Она замолчала. Потом закусила нижнюю губу, как бы раздумывая над чем-то, как будто она боялась сказать что-то лишнее.
- Что?- интуитивно спросил он.
- Ты сможешь остаться?
- Да.
Теперь они замолчали оба. Улица была темна, воздух по-прежнему свеж. Компания гуляк осталась в парке, и их крики становились все тише и тише. В далеке, следом, двигался сгорбленный старичок, уже не обращая на пару никакого внимания.
Они вышли на проспект. Редкие огни немного слепили. Количество людей, толпившихся у знакомого им дома, вынудило их остановиться. Он увидел своего друга, который сидел прямо на асфальте.
- Что с тобой? Что здесь произошло?- спрашивал первый.
- Катастрофа...
- Что? Какая?
- Это она, она...- друг не выдержал и зарыдал.
- Там она?- спросил первый и кивнул туда, где стояли люди.
- Да...
Он не поверил.
- Что такое?- спосила спутница первого,- что происходит?
Он не ответил и пошел к телу. Боже... Как это произошло?
- Как это произошло?
- Она сама...
- Сама выпрыгнула?- он не верил
- Ты что, ее знаешь?- спросила девушка.
- Да, знаю.
После этого он попятился назад и сел рядом с другим.
- Это тебе,- сказал другой, протягивая письмо. Тот прочел.
- Что я натворил,- шептал он,- что я натворил...
- Что я натворил...- шептал старик, который стоял в далеке. Его руки были в карманах плаща. Он достал оттуда листок бумаги.
- Я больше не боюсь. Я больше не боюсь. Я больше не боюсь,- он закрыл глаза, и слеза оставила влажный след на его щеке.
Вечер был черным. Воздух был свежим и застывал в легких. Старик медленно шел домой. Его догоняли табачный дым, звон стаканов у барной стойки и саксофонные соло. Завтра было вчера. Вчера будет завтра. Он придет сюда в этот парк, и черный вечер упадет на его плечи. Но он не верил в завтра. Оно прошло. Оно превратилось в вчера. И он жил в нем до сих пор, возвращаясь туда каждый вечер. Каждый черный вечер в сумасшедших ритмах бибопа, блюза и рок-н-ролла. Однажды, он останется там навсегда.