Когда солнце поднялось над городом, каждый уцелевший вздохнул с облегчением и вознес тихую благодарность Хирме. Пускай только начинался день, но возле каждого дома или развалин уже стояли редкие маленькие огоньки в лампадках: в память о погибших. Огни приносили из уцелевшего храма. Казалось, неведомая сила берегла это место от какого-либо разрушения. Любая мысль навредить зданию будто автоматически исчезала. Была и легенда, что убитый в храме воскреснет, а убийца тотчас будет наказан самой Хирмой. Кто искренне верил и успел спрятаться в этих стенах - спасся.
Теперь же храм переполняли свет, тепло и запахи благовоний, а вокруг него собирались люди. По очереди заходили внутрь, но выходили из него единицы, что почему-то никого не удивляло. Правительница же внимательно исследовала город, пройдя его вдоль и поперек с солдатами, дабы убедится, что не осталось никого из убитых или раненых, а главное - Живых. Всем им был дан приказ покинуть Сигму в ближайшие двадцать четыре часа, любым способом.
Ближе к полудню город заметно притих. Но правитель отчетливо слышал и чувствовал - часть Живых еще в городе. Совсем немного. Вероятно, тоже вскоре уйдут через храм. Хотелось дождаться их ухода, чтоб по отбытию не переживать за их жизни. Но вот, будто огоньки на карте - ушли и они. Осталось лишь несколько хорошо знакомых. Облегченно вздохнув, Катида вернулась в лагерь.
Сидя в шатре она писала мелким почерком письмо к своей младшей сестре, оставшейся хозяйничать на родной земле, которой они мирно правили вместе. Из приоткрытого входа долетал гул разговоров, звон железа и топот сапог солдат. Редкий клёкот птицы перебивал шелест травы, что расчесывал своими невидимыми гребнями прохладный ветер. Его потоки проникали внутрь и путались меж ногами, заставляя вздрагивать от внезапного холода. Где-то далеко от города шел долгожданный дождь.
"Ами, мы одержали победу. Беспорядки на время прекратятся. Тондра может быть спокойна. Из Альтерры постараюсь выбраться в ближайшие недели (не смогу через поток, со мной груз). К слову о грузе: кажется, я нашла ценную вещь, так что советую подготовиться. Будет нелегко с этой птичкой. Мальчишка оказался полностью чистый. Даже не знаю толком, что с ним сейчас делать. Вся надежда на Джека. Как только доберусь к Каппе, сразу напишу.
P.S. - в городе никого не осталось из Живых, можно смело блокировать поток к храму и вскоре отключать всю часть локации"
Скрутив эту небольшую полоску бумаги в трубочку, женщина привязала ее к лапке неведомой птицы. Та выскочила из рукава, словно у фокусника цветной платок. От маленького чернее чем сажа тельца и крыльев сочилась черная дымка. А когда та спорхнула с рук, то оставила за собой лишь на миг видимый черный шлейф в воздухе. Солнце же к этому времени начинало вновь беспощадно жечь землю.
Нечеловеческий нюх правителя улавливал тонкий запах знакомой с этой ночи крови. Тот сопляк, которого избили и привязали где-то вблизи к столбу. Запах его крови был особенным и его нельзя было спутать ни с каким другим. Однако он шел вперемешку с все тем же подозрительным зловонием, которое появилось так же внезапно, как и сам мальчишка. Оно начинало дразнить и раздражать, но правительница не могла понять причины.
На секунду вспомнились ночные душераздирающие крики паренька, от чего Катида на миг ехидно улыбнулась. Этот вопль заставил ее вспомнить былые и далекие времена, когда только завоевывались эти земли. Утихомирив чувство ностальгии, она зашагала вперед, навстречу своему слуге, проходя мимо знакомого пятна, которое было тем мальчишкой.
***
После приказа, меня живо утащили прочь из шатра. Пока пытался вырваться - непрерывно тянули по земле через весь палаточный лагерь. За любое резкое движение каждый раз доставалось по удару или затрещине. Выпускать из рук меня явно никто не собирался, наоборот, все больше зажимали в своих тисках.
Я рвался из стальных рук солдат так, будто был диким испуганным зверем, которого хотели если не убить сразу, то вскоре съесть. Пытался браниться и кричать, но после очередных смачных затрещин и меткого удара в кровоточащий висок - ослаб и умолк, понимая, что мало чего добьюсь. То что приказали этим людям для меня было неизбежно. Я не знал что именно со мной сделают, но воображение заставляло вновь дергаться и извиваться, стараясь если не удрать, то хотя бы повременить с исполнением приказа. В самом крайнем случае добиться такого удара, чтобы не узнать продолжения на следующие несколько часов, если же не на всю вечность. К сожалению старания были тщетны.
Не успев заметить, как из лагеря меня заволокли в темный, закрытый от посторонних глаз двор, один из солдат заломил мне руки и повалил наземь. Другие же отошли и послышалось лязганье металла, будто закинули цепь на перекладину. Я покрылся холодным потом в ужасе, от чего вновь стал брыкаться, даже будучи под весом солдата придавившего меня к земле. В голове ясно вспомнился темный силуэт, шепнувший им при выходе из шатра: "Не калечить". И тело чувствовало, что за мной будто кто-то следит со стороны. Тот человек или кто другой?
Спустя минуты, меня приподняли на ноги и внезапно толкнули вперед. А впереди стояло что-то напоминающее виселицу, только вместо петли - стальная цепь и крюк, будто на скотобойне. Солдат позади вновь толкнул, но я не шевельнулся будучи в оцепенении. Я знал, что это была за штука, и мне не верилось, что придется повиснуть на ней... снова? Голова трещала от резкого осознания, что я ничегошеньки не помнил, но эта проблема казалась ничтожной по сравнению с той, что предстояло испытать моему телу. Захотелось живо бежать прочь от всего этого. Исчезнуть. Испариться!
Новый толчок привел в себя, повалив на колени. Сильная рука схватила за предплечье, а нога со всей дури заехала по ребрам. Скорчившись, я немо застонал, ибо перебило дыхание. Схватив за волосы и сорвав рубашку, меня поволокли по каменной дороге к крюку. Приближаясь к этой страшной вещи, я было дернулся с последних сил, но тщетно. Один из солдат крепко обхватил мои плечи, а двое остальных крепко связали спереди руки и подвесили за них на крюк. Ноги почти оторвались от земли. На мне не было обуви, потому пришлось практически стоять на кончиках пальцев. Вольно висеть в воздухе долго не пришлось.
Ночную тишь рассек свист кнута. Боль острым лезвием скользнула по коже. На спине будто появилась горящая полоса, но я лишь стиснув зубы промычал и лихорадочно вывернулся, выгнув спину. Тело изгибалось во все стороны от ударов. Молчание оборвалось переходя на протяжный крик, эхом проходящий по улочке. Кнут невыносимо полосовал по плечам и спине, заставляя глохнуть под собственным воплем и давится слезами, невольно льющимися ручьем по лицу. Никто не услышит, не спасет, не снимет с крюка... Не смилуется. Не остановит их. Я был обречен.
А пытка все продолжалась. Изредка был слышен охрипший стон. Тело уже не извивалось от ударов. Руки немели. Спина и плечи горели, жгли, будто их ошпарили кипятком. Боль изводила до судороги. Казалось, что с меня заживо сдирали шкуру.
Уже не было мочи издавать звука. Комок в горле не давал дышать, и я хрипя задыхался, словно рыба хватая ртом воздух. Слезы больше не лились ручьем. В глазах двоилось и темнело. Удары отбивались в сознании неприятной вспышкой, а тело покрылось холодным потом. Дыхание стало замедляться. Потихоньку мир начал плыть передо мной, и сознание возжелало последовать за ним, дабы провалиться во тьму. Но слух уловил приближающийся шаг. Тихий и будто крадущийся, он становился все чётче и ближе, а за ним вскоре последовал знакомый голос:
- Хватит с него! - голос был знаком. Мои глаза уже не видели, но уши слышали, а кожа еще чувствовала. Моего лица коснулись, приподняв за подбородок, а голос вновь заговорил: - Смотрите, до чего вы его довели! Сейчас сознание потеряет. Умрет, я вас порешу, - последняя фраза была угрожающей, как и следующее слово, которое прорычали: - Свободны.
И те ушли. Оставили наедине с этой, которая и приказала меня расписать. Да, я узнал ее. Не только по голосу, но и по какому-то странному отзвону в словах. Интонация? Акцент? Еще не знаю, но чувствую что как-то иначе. Не так как остальные.
Я был без малейшего понятия, сколько ударов получил. Просто измучено повис на крюке, не подавая особых признаков жизни. Но это не сильно отпугнуло пришедшую. Меня медленно сняли с цепей, оставив руки крепко-накрепко связанными, что мне было уже к тому времени безразлично. Те онемели и явно были растянуты так, что я не мог ими даже пошевелить.
- Алек, неси его предельно аккуратно пожалуйста, - заговорила она, а мое тело перешло в руки другому. Она бережно передала меня этому... Алеку. Он всю дорогу нес меня на плече, плавно двигаясь вслед за ней.
Спина была изодрана в клочья и боль часто перекрикивала все мои мысли. Кровь медленно текла по связанным рукам и капала с кончиков онемелых пальцев. Когда они пришли к месту назначения, то опустили меня на землю, усадив на колени. С последних сил я попытался открыть веки и увидел, что пришедшая, как и думалось, была моим палачом. Тот кто нес меня, наверное был ее слугой. Тот темный силуэт, что нашептал при выходе стражникам. От этого передернуло. Я помрачнел и закрыл припухшие веки. Обессилено заколебавшись, согнулся к истоптанной земле, издав измученный вздох. Вслушиваясь в шелест близ растущей травы и легкого ветерка, я осознавал невыносимую пустоту в собственной голове.
- Проще было бы предать тебя смертной казни, как и остальных, не так ли? - спросила она с насмешкой. Увы, я был настолько слаб, что даже не смог пошевелится, не то чтобы поднять к ней голову и ответить. - Ты интересный, - после чего наступила короткая тишина. Она явно разглядывала меня с таким вниманием, что я кожей чувствовал этот жуткий взгляд. - Признаю, нужно было раньше за тебя вступиться, чтобы облегчить твою участь, но знаешь... Ты у нас герой, - на чем уже знакомые, немного жесткие ладони слуги подтащили меня к столбу и привязали к нему за руки.
Мое лицо передернуло от боли, но сил подать голос все так же не было. Лишь маленькая слезинка смогла выступить из-под больного, подбитого глаза. "Какой я к чёрту герой? О чем вы?" - хотелось простонать в ответ и растянуться на земле.
- Никто, наверное, даже из Живых не смог бы продержатся так долго в сознании, попадись он под такую пытку. Но ты-то у нас не просто Живой, верно? - на этих словах она присела и легонько прошлась ладонью по моей голове. Я не смог понять, о чем она, а ее голос зазвучал громче, не меняя спокойствия, но как-то слащаво: - Будь паинькой и не делай глупостей. - Нотка жестокости в голосе резко повысилась: - Иначе я буду твоим палачом и выдеру плетью до костей.
На этих словах тело неосознанно дернулось, постепенно проваливаясь во тьму, уже не видя и не слыша, как те двое ушли прочь, растворившись в зеленом луче восходящего солнца.
***
Наверное прошло немного времени. Я вернулся в сознание. Сон или короткая потеря чувств, но это помогло: скрыло меня от мира. Спрятало от чувства связанных рук и обожженной кнутом спины. "А привязали то на славу, хрена с два вырвешься! Еще и на ноги железо надели... Как приговоренному к каторге, если не к смерти", - подумал я, жмурясь от солнца и разглядывая цепь на которой сидел. Попытавшись зашевелить руками я громко простонал, сжав зубы и стараясь не закричать. Запекла растерзанная спина.
С востока вновь подул прохладный ветер, на ясное небо неспешно надвигались тучи. Был слышен тихий гром. Я вздрогнул от него. Где-то вдалеке шел дождь. Плечи обдало влажным воздухом и я озяб. Облизнув сухие, ободранные губы, я почувствовал вкус засыхающей свежей крови. Засаднило. Вспомнилось раннее утро. Та девушка или женщина? Не могу пока разобрать. Но... Я боялся ее.
Присмотревшись ко мне можно было сразу понять насколько я ничтожен. Я сидел на земле почти в чем мать родила. Штаны, истрепавшись, обнажали ободранные колени, а местами задетые кнутом бедра. Обуви и в помине не было. Рубаху, как мне смутно припоминалось, сорвали еще ночью. Вот так я был выставлен на обозрение миру, и вряд ли кто-то надо мной сжалится.
Внимательно осмотревшись по сторонам, я осознал размах трагедии. Вокруг было полно вооруженных солдат, сновавших меж палаток и телег. Никто не обращал на меня особого внимания, что, несомненно, радовало, но тем же и угнетало. На вытоптанной земле виднелось множество следов от сапог. Меня, наверное, разглядывали местные с солдатами, и кровь на губах была явно их работа. Ведь до этого мои губы были целы, не считая того, что я их немного прокусил.
Спустя время лагерь сильно опустел. Казалось, я остался тут совершенно один. Вокруг ни души. Глаза пекли. На щеках помимо легких царапин или ссадин чувствовались высохшие слезы. Желудок начинал урчать от голода, но я ничем не мог ему помочь. Руки затекли, не слушались и ужасно ныли. Веревки впивались в кожу, а металл резал ноги. Ничего не осталось кроме как терпеть.
Вслушиваясь в гремящий поодаль гром, я внезапно расслышал чей-то разговор. Голоса были уже хорошо знакомы. "Она, эта девушка... Женщина. И вероятно тот парень, слуга", - живо подумал я. Они что-то оговаривали и речь могла зайти обо мне. Именно потому я стал внимательно вслушиваться в каждое слово, а вскоре смог их увидеть.
- Работы осталось совсем немного, через несколько часов город будет восстановлен, - слышался тихий и спокойный голос слуги. Издалека он походил на что-то черное и страшное, а по силуэту напоминал ворона.
- Завтра рано утром ты отправляешься вперед, к границе Муатро. Буду ждать вас с Сетом в Гуине.
- А солдаты?
- Как всегда. Исчезнут. Ровно как и мой лик для окружающих. В остальных городах меня не должны признать. В любом случае это не было в моих планах.
- Собираешься опять идти в одиночку? - возмущенно заговорил он, внезапно соскочив на "ты".
- Не правда, не одна.
- Ну да! Если того мальчишку можно считать за человеческую единицу, - голос заговорил раздраженно, - то, естественно, ты не одна.
- Мне срочно нужно увидеться с Джеком. Нужна его умная голова, что ответит на мои вопросы.
- А добраться к Джеку вместе со мной для тебя проблема?
- Алек, не начинай, - послышался холодный ответ.
- В последний раз, к твоему сведенью, он слово с меня взял, что я тебя не оставлю одну в этих краях. И ты помнишь, почему. А если повторится? Я не смогу помочь, да и Джек мне голову наверняка открутит, не смотри что он филантроп. А этот мальчишка тем более обуза. Ты знаешь, что дорога к Джеку опасна! Да еще теперь и... - голос приутих. - Хирма, чем же это несет?.. - на этих словах я живо отвернул голову, потому что Алек повернулся в мою сторону. Не хотелось чтоб заметили, как я слушаю их разговор. Я немедля принюхался, но ничего разящего или дурно пахнущего не учуял.
- Ты тоже заметил? - хмыкнула она.
- Трудно не заметить, еще труднее стерпеть. Битый час пытаюсь привыкнуть, - заговорил парень. - Такой едкий запах.
- Не едкий... Раздражающий. Не нравится мне он. И не запах это. Но я пока что без понятия, чье оно и откуда.
- Утешает что терпеть недолго осталось.
- Значит ты согласен ехать в Гуин?
- Не согласен, черт возьми! Не согласен, - чуть было не заскрежетал он зубами. - Я не могу оставить тебя без должной защиты... - но он не договорил.
- А кто сказал, что мне нужна защита!? - вдруг вспыхнула она и начала шипеть. - Не забывайся! Решение остается за мной, - Парень уже был готов возразить, - Да и живу гораздо больше твоего, - от этих слов я дрогнул.
Услышав это, я пришел в легкое недоумение. Да что там! Я перебирал варианты, вперившись глазами в землю: "Парню на вид около двадцати пяти, а ей? Если жила дольше, то она весьма состоявшаяся женщина и разница должна быть большой. Но на вид она того же возраста! Не состыкуется это с ее словами, ой не состыкуется". Я вновь навострил уши:
- Тогда позволь дать хотя бы совет.
- Внимательно слушаю, - фыркнула она.
- Когда спустится ночь, не светись и не иди по дорогам. От местных слышал, что знакомые тебе твари снова появились, - на этой ноте он затаил дыхание.
- Неужели? Ты в этом уверен? - голос девушки стал тревожным.
- Да. На днях кто-то видел одного такого, но он не удостоился приблизиться к городу.
- Теневые снова воскресли? Не к добру пробуждение этих тварей. Значит, снова ждать бед.
- Потому и беспокоюсь о вас, Госпожа, - вновь сошел слуга на более уважительный тон и начал вкрадчиво шептать: - Вы ведь ценный вам товар потащите с собой. Зачем так рисковать?
- Это ничего не меняет, ты все равно едешь завтра к границе с Муатро и точка! - она заговорила вновь поспокойней: - А сегодня ночью ты мне поможешь с новым имуществом, - внезапно замолчала, заметив издали мой взгляд.
Я, дрогнув от испуга, живо повесил голову и вновь обратил взгляд в истоптанную землю. А испугался не зря. Ухо уловило шелест травы, означавший быстро приближающуюся опасность. Рука ногтями впилась мне в подбородок и повернула к себе. Я боялся смотреть ей в глаза, но этот жуткий взгляд пришлось чувствовать всей кожей. Наконец она дернула лицо так, что хочешь, не хочешь, а смотреть на нее пришлось.
- Подслушиваешь, паршивец? - прошипела она.
Ответа не последовало, за что мне была отведена смачная пощёчина. Я стиснул зубы. Щека горела и жгла от удара. От внезапных резких движений спина тоже оказалась задета. На ней будто что-то треснуло, ибо спина стала вновь ныть. По спине потекло что-то теплое. Наверное, кровь.
- Алек! Пусть Это повесят на крест позора в центре города, - она отошла на шаг, продолжая делать во мне дыры своим взглядом. -До самого вечера. Без еды и воды. Кто ослушается - голову с плеч. А под утро притащишь ко мне. Нам с тобой нужно будет оформить мою новую собственность, - она направилась прочь, кинув напоследок: - И заметь, если умудрится исчезнуть - сниму шкуру с обоих!
Высокая тень угрожающе повисла над моим телом. Алек, что по полному имени вероятно был Александро - стоял и глядел на меня с отвращением, все больше наклоняясь и напоминая собой хищника. Я с опаской посмотрел на него, вместе с тем вжимаясь в столб. Лицо Алека было бледное. От него веяло чем-то холодным и страшным, как казалось моему немного воспаленному разуму. Зеленые глаза, изучая резали презрением. В какой-то миг его лицо приобрело пугающее выражение, и послышался змеиный шепот:
- Лучше без фокусов, мальчишка. Ей это крайне не понравится. Если хочешь дожить до завтра, то не делай глупостей и терпи, - лишь услышал я, не заметив как его силуэт исчез.
Я лишь поежился, и вновь прижался к столбу. Давила обида за фразу от женщины. "Это? Я - Это? Словно не человек. Нужно будет оформить новую собственность? Меня?! Оформить? Я, выходит, стал вещью? Неодушевленным предметом? Товаром?!" Давило и рвало внутри. Нет, конечно я не требовал к себе особого уважения, но хотя бы отношение как к человеку, а не бесполого и вероятно неодушевленного предмета. А еще эта фраза о фокусах! Да какие к черту у меня фокусы могут быть?! Я даже руки освободить не могу, что уже об остальном говорить-то?
Спустя еще пару мигов меня отключило. Вероятно, раны и боль в спине излишне сказывались на присутствии в рассудке. А когда я вернулся в себя, то оказался под палящим светилом, прикованным к вышеупомянутому кресту. Солнце жгло голову, меж тем заставляя кожу чувствовать горячий из-за него металл, сжимающий части тела. Однако небо темнело, даря надежду на спасительный ливень.
Ржавый крест вонзался в землю. Его верхушка была срезана, но на ее месте было стальное кольцо. В нем я и был зафиксирован. Приложив немало усилий, я вытянул шею и склонил голову на бок. Перекладина креста, находясь чуть выше плеч, заканчивалась железными кандалами, висевших лишь на одном маленьком звенье. Руки повисли на них подобно расправленным крыльям птицы. Торс был сильно зажат стальным поясом под ребрами. Он не давал пошевелиться, не говоря уже о том, что нещадно давил. Сидя на коленях, я чувствовал под собой цепи, словно змеи опутавшие меня всего. Все это... Оно страшно душило.
Шея готова была переломиться пополам. Я еле слышно дышал, будучи на пределе терпения. Мне хотелось умереть, исчезнуть, покинув навсегда свое тело. Но, увы... Казалось что со мной играют черти. На глаза навернулись слезы. Сбив их тяжелые капли, я расплывчато видел перед собой толпу народу. Они все разговаривали и смеялись, таращась на меня.
***
Проходя по одной из главных улиц отстроенного города, Катида приближалась к центральной площади. По дороге ей кланялись жители и с трепетом благодарили. Только цвет волос выдавал окружающим правителя. Одежда была достаточно проста и непримечательна.
Вдали виднелась толпа, которая что-то разглядывала. Подойдя ближе и напугав своим присутствием эту ораву, Катида увидела своего пленника. Тот был намертво прикован к кресту. В изнеможении мальчишка повис на цепях и креплениях, склонив свою голову. Кто-то его сильно ударил. С тонких губ медленно сочилась кровь, а на боках виднелись синяки. Дети, дурачась, бросали в него мелкие камни и пинали ногами. Увидев Катиду, они тут же прекратили и исчезли.
Узнику было все равно. Он, свесив голову, вероятно плыл в спасительном сне.
Катида вздрогнула. За полы мантии ее одернула маленькая девочка. Ее светлые волосы переплетали луговые цветы. Белое платьице развевал ветер. Это милое создание вопросительно смотрело на нее невероятными фиолетовыми глазами. Присев на корточки, правитель склонила к ней голову, внимательно слушая вопрос ребенка:
- Тётя Каида, а за што вы его так наказываете? - девочка не могла выговорить некоторых букв, но ее вопрос обрывал загадочный взгляд, что говорил другое. В голове Катиды послышался слабый отзвук "Он один из тех самых? Его мы искали?". Было впечатление, что это не девочка, не ее силы мысли, а ее глаза говорят.
Катида тихо заговорила в ответ, чтобы не привлекать внимания:
- Он один из плохих, но завтра он будет хорошим, - на что увидела улыбающееся выражение глаз, что услышал от нее неслышимый никому ответ: "Да, я не сомневаюсь, что это Он. Но мне нужно посоветоваться с Джеком". Девочка довольно сверкнула глазами и вновь заговорила:
- Он один из тех, кто захватил хород? - на что ее глаза зашептали: "Он будет ждать тебя. Но просил передать это".
- Да, - ответила женщина подыгрывая ребенку, что искусно отвлекал внимание толпы детским лепетом. Внимательно смотря на девочку, правитель заметил движения маленьких детских рук, что протянули что-то.
- Это за хород, - ребенок протянул в маленькой ручонке голубой камешек. С виду он был обычным, возможно океаническим судя по окрасу, что было маловероятно. Ведь доступа к Океании не было много лет из-за опасности вод, а во внутренне континентальном море таких камней не сыскать...
Но в глазах девочки был намек, что это далеко не то чем может казаться. Взамен женщина сняла со своих волос медную спицу и вколола в ее волосы. Кованная верхушка блеснула на солнце.
- Это за доверие, - прошептала Катида в ответ. Девочка довольно улыбнулась и исчезла в толпе. "Уже недолго осталось ждать", - послышалось напоследок правителю.
Кинув взгляд на замученного мальчишку, женщина довольно хмыкнула и вышла вон из толпы. Над камнем предстояло поломать немного голову и вспомнить, для чего он был передан этим загадочным необычным гонцом. Лишь по тонкому запаху и звуку, что отдавал теперь камешек правитель знал, что это передача от Джека. Такого же темного как и она существа. А камень - его маленькая помощь.
Зайдя в свой шатер, Катида откинулась на лежаке и попыталась задремать, что не удавалось уже долгие годы, хоть она и не оставляла попыток. К вечеру она с неприятной головной болью вспомнила о мальчишке и приказала облегчить тому жизнь: снять с креста и привязать обратно к столбу. Ведь под ранее утро у нее были на него особые планы.
***
Вернувшись в сознание, я оказался вновь под столбом в злосчастном палаточном лагере. Солдаты спокойно проходили мимо, носили дрова к небольшим кострам. А отужинав и наговорившись о своем, расходились по палаткам. Наступала тишина. Где-то еще был слышен чужой разговор, обсуждение правительства и последующих действий. Но все было как то расплывчато, непонятно, не поддавалось осмыслению. Будто не язык, а тарабарщина вперемешку с редкими понятными мне словами. Язык, который я не знал. Теперь было немного понятно, что за отзвук в разговоре той женщины. Будто часть звуков кто оборвал и покорежил. Акцент.
На секунду задумавшись, я вспомнил отрывки произошедшего. Меня сюда перетащили. Солдаты. Опять. А до этого я слабо помнил что было там, на той улице города. Губы болели от засохших трещин и ссадин. Но жутко хотелось их облизать, и напиться хотя бы полусухой крови, так мучила жажда.
Вблизи тихо зарокотал гром. Оставшиеся солдаты возле рядом горящего костра зашевелились и потушили его, скрывшись в палатке. Приближалась гроза. Еще днем она обошла город, но теперь она вернулась, дабы омыть его холодом, унося прочь все грязи и пролитую кровь. Из темного неба расползались светящиеся нити молний, что прошивали его густое ночное полотно. Меньше чем через четверть часа на меня опустился ледяной ливень. Большие, холодные капли хлестали по изодранной, только стянувшейся коркой спине, что было своего рода наказанием. От них меня изводила несносная боль, что заставляла содрогаться. Свесив голову, извиваясь, я терпел с последних сил. Лишь под оглушительные раскаты грома издавал тихий крик, пытаясь хоть немного облегчить свою участь.
Молнии все больше растягивались по небу и лупя в землю, оглушали звонким взрывом. Я даже не смел мечтать о такой. Один ее удар мог лишить меня жизни, испепелив тело. А с ним и нечестно приписанных ужасных мук, которые успел ощутить. Мимолетное желание смерти.
Спустя несколько часов, что показались вечностью, дождь закончился. Я совсем был промокший. С кончиков отросших волос медленно стекала вода, и я пытался напиться. Голод сильно щекотал в желудке, грыз и изводил, а я пытался противиться этому чувству. Тело сильно ослабло. Подул ветер. Будучи мокрым, я продрог до костей и не смог почти сомкнуть глаз. Холод заставил прозябать до самого рассвета, пока меня не уволокли прочь.
***
Чужие руки заставили встрепенуться. Тело уже по привычке дернулось, но не смогло толком пошевелиться. Железо не сняли с ног. Руки освободили от веревочных змей, но, подхватив, понесли вперед. Занеся внутрь большого шатра, меня опустили на землю, заставили встать на колени, а ухватив за волосы не дали поднять головы. Не дали смотреть на ту, что вчера приказала расписать спину. Та, от чьей воли явно будет зависеть моя дальнейшая жизнь.
- Вижу, ты уже более податлив, - послышался треклятый довольный, знакомый ушам голос. Он вновь был со странным отзвуком, будто с шипением. Он заставлял бояться. - И такой... слабый. Отпусти, - послышался приказ солдату, держащего меня за волосы.
На это действие я отдернул голову и бросил на нее враждебный взгляд. Он был резким, острым, презрительным, отчасти за ее слова, что унижали. Я понимал, что это - не самый лучший поступок в моем положении. Это был глупейший шаг, отчаянный и... неверный. Небольшая вспышка внутри, что могла наверное разжечь пожар злости и спровоцировать на более отчаянные действия, но вызвала лишь испуг от собственной смелости. В ответ была резкая пощечина и не менее острый, янтарно-красный взгляд, обведенный широкими черными стрелками. Я лишь громко дышал и немо шипел, глядя в сторону. Приподнял голову до уровня ее коленей, на большее уже не осмелился. Мучил только один вопрос: что она собирается со мной делать?
- Твое тело слишком слабо, чтобы выдержать повтор вчерашнего, - женщина сложила свои руки на груди, намекая, что мне полагается еще дюжина ударов по спине. - Но, думаю, ты больше себе этого не позволишь. Алек, будь добр... - обратилась она к темной тени, что явилась рядом с ней, став человеком, и вновь обратилась ко мне: - С сегодняшней ночи ты принадлежишь мне.
Последние слова вызвали в моей голове невероятное землетрясение, ураган, бурю, пожар, шторм из непонимания, раздражения, страха и невероятной ярости. Родилось неутолимое желание рвануть прочь или просто исчезнуть из этой палатки, разорвав на пути все и вся на клочья. Тело и вправду резко рвануло в сторону, когда ко мне приблизилась черная тень Алека. Но крепкие руки солдат позади - схватили, начали выкручивать и выламывать мои конечности. Скрутили в три погибели и, прижав к земле, заставили выгнуть шею. Вынудили подчиниться, ибо женщина засмеялась и сказала, что и впрямь прикажет сломать мне руку, если я не затихну и не послушаюсь.
Тело дрожало от холода и злости вперемешку со страхом незнания, что она... Они сделают. Казалось, сводит судорога, а легким не хватает воздуха. Глаза перестали четко видеть. Последнее, что припоминалось - холодные ладони ее слуги. Они достигли горла и надев, затянули что-то. Твердое, плотное и широкое. То, что душило и заставляло вновь вырываться из крепких рук. По чувству - будто собачий ошейник, но гораздо больший и гораздо прочнее. И цепь на нем массивнее. Вместе с этим послышались странные слова, на неизвестном мне языке. Слуга прошептал их и черная кожа будто приросла к шее, плотно облегая и не давая ее сорвать.
В следующий миг стало еще страшнее. Правую руку вывернули вверх, будто собирались оторвать или выломать. Послышался шорох ножа, вытянутого из ножен. Я не успел вскрикнуть, как почувствовал вкус холодного, острого как бритва металла. Его лезвие резко и грубо скользнуло по моей ладони, и сквозь порез хлынула алая кровь. К ране приложили что-то холодное и зажали ладонь, после чего отняли и задели им за ошейник. Ледяная железная цепь. Судорожный вздох вырвался из груди, когда раненую руку отпустили и я смог прижать ее к себе, жмурясь и громко сопя носом, стараясь не завыть.
Мои волосы отпустили. Держали только за левую заломленную руку, будто знали, что я уже не смогу рвануть прочь. Женщина опустилась ко мне, не боясь что я могу наброситься. С опаской приподняв глаза, я с не меньшим ужасом увидел, как лезвие скользнуло по ее ладони. Порезанной рукой она коснулась цепи окропленной моей кровью. Металл будто зашипел и оплавился там, при основе. Будто прирос к ошейнику. Кровь исчезла с железа.
Схватив мою раненую ладонь своей, она сжала ее до боли, заставляя тихо стонать. Внезапно заныло; запекло; зажгло, будто кто кипятком ошпарил. Я вдохнул поглубже, чтобы как можно незаметней сдержать немой крик. Рана на руке моментально сошлась, как и ее. Казалось, все закончилось.
- Теперь он ваш, госпожа, - заговорил к ней слуга. - Я передам солдатам, чтоб разбирали лагерь и готовились отчалить, - после чего тот исчез в проеме шатра.
Мое лицо застыло и стало белым, как полотно. Пришло отчаяние и паника. "Что это?.. Что это такое?!!! Зз...з..зачем? Зачем... ЗАЧЕМ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!!!? Я словно...". Мысли ужасно путались, словно один комок. Не разобрать ни чувств, ни ощущений. Ничего. Но было еще что-то. Хотелось вскочить и бежать! Снова. Но я вернулся в реальность, дернувшись и ощутив цепи на теле и чужие, сильные, сжимающие руки. Противная, гадкая беспомощность!
Не ощущая ничего более, кроме внутренней боли, я смотрел мутным стеклянным взглядом в пол. "Что со мной будет?! Что теперь? Что она сделает дальше? Кем я буду? Что со мной сделают?! Что дальше?..", - кричало внутри от страха. Тело будто остыло и закостенело. Не могло шевельнуться, покуда я не услышал вновь ее голос:
- Теперь ты - моя вещь, хочешь того или нет, - голос звучал серьезно. Вдумываясь в смысл сказанного, волосы становились дыбом. - Будешь следовать за мной и делать, что прикажу. Ослушаешься - пеняй на себя.
По взмаху ее ладони меня отпустили и больше не прикоснулись. Цепь тянулась к ней уходя за спину и не давала шанса на побег. Дрожа от холода, я молча потер отекшие и покрасневшие запястья. Глаза все еще отрешенно смотрели в пол. Руки были ледяными и почти белыми от холода, как и все тело, что оставалось лишь в ободранных штанах. Я едва обвил ими свое тело, пытаясь не выпустить из себя остатки души. Сердце хотело застыть навсегда. Паника отступила, но пришла горечь, разъедая все внутри.
Надетый ошейник словно отсек мне голову. Рвение к жизни ослабло. Пришла полная растерянность и апатия. Чтобы прийти в себя, я закусил ободранные губы до крови. Боль вернула в чувства. Я оглянулся. Вокруг опустело. Была теперь только она, внимательно смотря на меня и довольно улыбаясь. Бессловесно заставила подняться и пойти за ней.
Прикрывая тело руками и пытаясь не окоченеть от холода, я поддался и, опустив голову, поплелся вслед. Чувство как тянут за шею очень не нравилось, напрягало. Словно скотину ведут на продажу или на пастбище, ежели не на убой. Унижало и кололо. Жуткое чувство. Я попал в небольшую комнатушку из плотных парусиновых стен.
- Ты остался в одной рванине, - заговорила женщина ко мне спокойным голосом, отвернувшись к небольшой котомке. Без насмешек, без пафоса, без акцента или шипения. - Я абсолютно не против человеческой наготы, но на тебя холодно смотреть. На, возьми, - после чего мне в руки попала рубашка цвета льна и потертые блеклые штаны с нижним бельем. - Одевайся.
Смутившись, я склонил голову и уставился в пол. При ней не хотелось обнажаться, да и сама мысль о наготе была почему-то неприятна. Немного помявшись, я уже было начал отворачиваться, чтоб меньше чувствовать неловкость, как она подошла и сняла с ошейника цепь, со словами:
- Я подожду, коль ты стеснительная барышня, - и скрылась за завесой плотной ткани, что служила дверью, из-за которой послышалось в след: - И не медли там, иначе сама переодену.
Я лишь сжал зубы. Скинув оставшиеся запятнанные кровью лохмотья, я молча натянул новое, данное мне: белье, штаны, рубаха. Обуви мне не полагалось вероятно. Одежда казалась недостаточно теплой. Наступи мороз - сразу продрогну. Но она скрывала мое тело и немного грела, за что и на том спасибо. Просить о большем было неловко и страшно. Внимательно оглянувшись, я заметил окружающие мешки и ящики. Доски, веревки, тряпки, прочий хлам. Среди них было небольшое зеркало. Вероятно ее.
Увидев в нем свое отражение, я наконец-то увидел своего палача. И вправду ошейник. Огромный и черный. Сделанный из грубой кожи, словно ремень, но шире. Внутри от него все зудело и чесалось. Хотелось снять, поскорее сбросить с себя, избавится, как от страшного сна.
Понимая что женщина недалеко, всего лишь за завесой, я отважился коснуться ошейника дабы попытаться снять, но отдернул живо руку. Зажгло в пальцах, будто укусило зубами. Будто... электричество. Сдержав шипение, я тихо вздохнул и вдруг намеренно вцепился обеими руками в него, пытаясь снять, расстегнуть или на маловероятный случай - разорвать! В руки ударила страшная боль. Жжение, словно удар током или тысяча ножей с иголками. Резкое, доводящее до судороги, что уже свалила на землю и заставила биться в конвульсии. Не ослабляя хватки и попытки снять чертов ошейник, я лишь сжал пальцы, впиваясь в черную кожу ногтями, от чего стало совсем невыносимо.
Вскрикнув и завыв, я наконец лишился последних сил и не выдержав дикой боли, оторвал руки и сжался на полу, впиваясь дрожащими пальцами в землю и тихо скуля. С глаз потекли слезы. Голос прерывался в стонах, как и громкое дыхание. Тело корчилось и извивалось, будто тонкая иголка зацепила внутри нерв и вошла в него по самую основу. Много иголок. Сжимая зубы, я проклинал все рядом стоящее: ошейник, зеркало, свое изображение, свои действия, шатер и ту, что уже стояла за моей спиной, молча наблюдая.
- Думаешь, ты сможешь так просто его снять? - спросила она с насмешкой. Я обратил свои глаза к земле, стиснув зубы, чтоб не увидела взгляда полного ненависти, что стала во мне зарождаться. Послышался звон цепи. Та, словно магнит, приросла обратно и легонько дернула. - Подымайся.
Насилу встав, я пошатываясь заковылял вслед. Ноги не держали; стали ватными, не давая ощущать твердый шаг. Руки теперь покалывали, напоминая о неудачной попытке освободится. Рукавами вытер невольно накатившие слезы. На шее будто образовалось горящее кольцо, которое раньше только чесалось и зудело, а теперь еще и жгло! Наказание за естественное желание свободы.
Выйдя наружу, я растерянно оглянулся. Вокруг вновь была тьма солдат, которые уже почти все разобрали. Цепь потянула за собой в сторону и ей пришлось подчиниться. Женщина каким-то чудом была уже переодета в другую одежду. Менее изысканное платье с многослойной серой юбкой под которой виднелись кожаные сапоги. Легкий верх из вязаной кофты из рукавов которой торчали кружева. "Теплее моей одежды", - подметил я мысленно.
Волосы цвета горящих углей были завязаны в узел сбоку. На руках было по дюжине браслетов. Со стороны она казалась ведьмой. Злой колдуньей, которой подчинялось все темное. Особенно из-за обведенных углем янтарных глаз. Стрелки уходили широкой линией в сторону, а нижние - словно черные слезы, некогда скатившиеся и застывшие на ее лице. От того глаза и казались злыми, колдовскими. Да и смотрели, будто угрожая испепелить взглядом.
Увидев неподалеку до дрожи в коленях знакомое темное пятно я захотел было шмыгнуть в близстоящую палатку, но меня тянули за собой. Спрятаться от одного из тех, кого я уже прилично опасался - не удалось. Молча стоя за спиной женщины, что заговорила со своим слугой, я бегло оглядывался по сторонам. Люди почти исчезли; наступала тишина. Шатер, в котором я побывал - пропал. Растворился. Как и почти все, что было построено солдатами на окраине города. Не было ни души. Больше не было. Никого. Я не успел заметить, как они испарились. Все будто в один миг опустело. От этого на душе стало тревожно.
- Будешь ждать меня в Гуине, - послышался отрывок разговора правителя, что смахивала теперь гораздо больше на ведьму. - Что там делать, знаешь. И прошу, проконтролируй сестру, а то мне что-то за дом родной неспокойно. Как бы она там чего не натворила в мое отсутствие, - парень кивнул и растворился. Это испугало. Но все же была надежда, что показалось и он просто вскочил на лошадь и уехал. Так хотелось думать.
Цепь вновь дернула, позвав за собой. Заставила идти вслед.
- Не отставай! - послышалось от нее. Железка звонко брякнула, заставляя шагать быстрее. Я рысцой попытался ее догнать, хотя предпочел бы идти подальше, так как заметил - цепь растягивалась. Но если я отставал, она меня подгоняла, дергая за шею.
Мы далеко ушли от города; тот даже исчез из виду. Поднявшись на небольшой холм, за которым скрывались поля и луга, нас окатило прохладным ветерком. Передо мной раскинулась далекая дорога в неведомое будущее. Выбора особо не было, нужно было идти за женщиной. Хотя бы до следующего города, чтоб разобраться что да как. Местности я не знал, не помнил. Как и то, как я сюда попал и кем был. Так начинался мой нелегкий путь.