От вчерашнего ливня и следа не осталось. Размытые дождём дороги чудом успели высохнуть. Солнце поднялось, разбудило все живое и теперь припекало голову. Спасла лишь небольшая роща в которую мы вошли.
За утро я успел побывать вновь битым и теперь с опущенной головой тащился следом, пытаясь незаметно высвободить связанные за спиной руки. Заслужил, с ее позволения, за хитрость. Попросился в кусты и вновь попытаться освободиться, вцепившись руками в ошейник. Шею жгло теперь пуще прежнего, будто налил кто кислоты и она медленно прожигала кожу. Руки за спиной мне связали по той же причине. Опрокинули наземь ударом и усевшись сверху - связали. А пнув - заставили идти дальше, вперед к неизвестности.
Удивило, что женщина проделала все достаточно хладнокровно и безмолвно. Будто знала, что так будет. И эта моя уловка отпроситься... Показалось, что о ней тоже знала и просто разрешила мне это сделать: вновь коснуться ошейника и попытать счастья в той жуткой боли, которой был тут же одарен. Будто все с ее позволения. А пинок? Не сильный, но без злости и наслаждения моей болью. Все что я услышал вдобавок: "В следующий раз будет хуже". Холодно и безразлично. Была это угроза или нет, тогда было сложно понять.
Хотя все-таки я уловил немного довольства - когда подошла, пока корчился на земле. Заметил, как ее губы одним краешком изогнулись. Самую малость. Но этого было достаточно, чтобы почувствовать страх: она не побоится сделать хуже. Ей будет только всласть поиздеваться если я дам лишний повод. А если без повода?..
Страшно.
Следуя за ней я часто спотыкался, и не раз успел натолкнуться. Не по своей вине. Она резко останавливалась, а я не успевал сделать того же, так как шел прямо за ней. Первые несколько раз было простительно. Наверное считала, что это все же ее вина. После - видимо надоела моя неуклюжесть, и быстро развернувшись она влепила пощечину.
- И.. извините, - прошептал я, не осмеливаясь смотреть на нее. Рука схватила за ошейник и притянула к себе.
- Смотри куда идешь! И смотри в глаза хозяину, когда с тобой говорят, - рука одернула, заставив посмотреть на нее. Острый сверлящий взгляд впился в меня, как стрела.
- Вы мне не хозяин, - зашипел было, бледнея от собственной смелости. Показалось, что глаза женщины стали гореть пламенем.
Изящная рука держала ошейник так, будто была железной. Ровно с такой же силой она бросила меня на землю и достала что-то. Свист в воздухе. Жгучая боль в спине и предплечье. Я лежал и тихо пыхтел, раздувая ноздри и дыша на сырую землю.
- Вот тут ты ошибаешься, дрянь, - по правому боку вновь прошлась плеть. Я тихо вскрикнул, сжавшись в клубок. - Я тебе и хозяин, и бог, и черт! А если в доказательство этого тебе не подходит ошейник, то я могу поступить иначе. Гораздо больнее, если тебе сильно припечет. Вставай! - дернула за цепь на себя.
Я немо повиновался. Не хотелось третьего удара. Да еще такого жгучего. Спина болела, но к счастью, старые раны не разошлись. Новых все к тому же счастью не получилось. Она только постукивала скрученной плетью о ладонь и смотрела на меня. Внимательно смотрела. Я пошатываясь встал, будучи все еще связанным по рукам. Не хотелось знать, чем еще можно меня обозначить как свою вещь.
- Будешь огрызаться, узнаешь ценность молчания, - плеть исчезла, но она не отвела взгляд. - При разговоре называть меня будешь "хозяйка" или "госпожа". Понял? - я молча кивнул, не отрывая глаз от нее. Это был будто бой; испытание на стойкость. - Не слышу?!
- Да... - тихо ответил я, увидев как в ее глазах продолжает потрескивать огонь. Ладонь дернулась в мою сторону, выдав оплеуху. Я лишь прижмурился, но глядеть не перестал, все еще не признавая поражения.
- Еще раз и правильно, - настойчиво прошипела она. Рука ждала момента, когда сможет вновь ударить за неверный ответ. - Ты меня понял?
- Да, хозяйка, - прошептал я с горечью и опустил взгляд. Признавать ее таковой я категорически не желал. Но проиграл; не выстоял. Побоялся новой затрещины, хотя мог ее стерпеть. Думал, что мог.
- Тогда идем, - пошла дальше, уже не дергая за собой вслед. Будто знала - догоню и постараюсь не отставать в этот раз. Ведь мне и без того хватило.
Так прошло утро. День же растянулся невыносимой арией цикад, что казалось не могли и вовсе так рано начинать петь. К ним добавилась несносная и неприсущая этой поре жара, под которой плавилось тело, норовя потерять сознание. То ли от голода, то ли от духоты, но перед глазами все плыло и меркло. Было тяжело идти. Руки немели.
А мы все шли не останавливаясь. Остановку, вероятно, делали в последний раз еще утром, когда мне указали на нормы поведения и нынешнее место. Ткнули носом, так сказать.
Ноги подкашивались, от чего я то и дело спотыкался. Не мог уже нормально идти и теперь плелся далеко от хозяина. Вернее хозяйки, что шла так и не сбавив шаг. К счастью та перестала дергать и подгонять. Видать, надоело или догадалась по уставшему шаркающему шагу, что не пойду быстрее, сколько меня не дергай и не бей. Цепь понемногу удлинялась, будто вытаскивала из-под хозяйских юбок новые звенья.
На небе не осталось ни единого облачка. Солнце жгло так, словно был июнь. По полю, к коему мы вышли из рощи - гулял прохладный ветер. Он немного облегчил мою прискорбную участь. Свободно проникая под одежду, он раздувал рубашку, давая легкую прохладу нагревшемуся и усталому телу. Разодранная спина неприятно пощипывала. Ноги начинали ныть от боли. Стопы будто горели, но голова отдавала приказ не останавливаться. Не хотелось знать, что она сделает за остановку.
Прошло немного мучительного времени. Солнце потихоньку опускалось. Моя голова без умолку гудела. Во рту давно пересохло и язык еле ворочался. Жажда пытала, но я боялся и словом обмолвится. Ноги перестали отдавать болью, они стали ею; казались налитыми расплавленным свинцом. Я даже удивлялся, что еще не распластался на земле.
Хозяйка все так же шла, не обращая внимания. Кажется, она была теперь уверена, что я не убегу. Видать на то были веские причины, кроме жуткой боли, которую я сегодня не хотел повторять касаясь ошейника. Шея давно не жгла, но чесалась. Возрождая ощущения в памяти, я решил не повторять это хотя бы следующие пару часов.
А она все шла. Чудилось, я не могу ее догнать, как это обычно бывает во снах. Но цепь использовала все скрытые звенья и теперь тянула за собой. За мыслями я, не разглядев камня, споткнулся и упал.
Последние силы были потрачены на то чтобы встать. Хотя бы на колени. Приподнявшись, я неуклюже пошатнулся и окончательно обессилев - рухнул на землю, растянувшись и простонав. Находясь в полусознании я еле смог различить тихие шаги, знакомых моим бокам сапог, что отбивались меж болезненных ударов сердца. Надо мной нависла тень. Она остановилась прямо перед носом. Мою голову задевал край ее серой юбки, что развевал ветер. Цепь затянулась обратно. Но куда? Не внутри нее же этот железный конец моей свободы?
Она переступила меня и присела. Мягкие руки развязали тугие путы, освободив. Зачем? Что будет дальше?! Что она собирается?..
Подняв с земли, она подхватила на руки и перекинула через плечо. Меня это действие немного обескуражило, пускай я почти утратил способность мыслить и запоминать. Спустя миг - я повис в ее руках, не зная, куда же меня унесли. Унесли как игрушку. Куклу. Только человеческого размера. Руки и ноги слабо свисали книзу, словно шарнирные. Тонкие, бледные и будто уже неживые.
***
Очнулся я спустя приличное время. Солнце шло к горизонту, выпуская прохладный вечер на волю. Женщина долго шла, неся меня на плече. Наверное теперь я был далеко от того места, где потерял сознание. Я лежал под ветвистыми деревьями, а в нескольких шагах от меня горел небольшой костер. Никого вокруг не было. В животе ныло от боли, но ничего съестного рядом кроме травы на глаза не попалось. Внимательно приглядевшись я заметил, что цепь вбита в землю возле костра. Выглядело это как-то слишком просто. Казалось бы раз плюнуть ее выдернуть, но что-то подсказывало - это только видимость, подвох. В слепой надежде схватившись за железку и изо всех сил дергая на себя, упираясь ногами в землю, я разочаровано бросил это грязное дело. Намертво. Так, словно цепь прибита к двухтонному грузу, что скрывался под землей. Как собака, ей богу!
Угрюмо подсев поближе к костру, я стал отогреваться. Женщины все не было. Не хотелось думать что бросили и вот так просто оставили подыхать. От голода или зверья. К счастью или к горю, но я был почти на окраине леса. Было видно поле меж деревьев вдали. Вечер все опускался, внося черных красок и заставляя вздрагивать от любого стороннего шороха или движения.
Отогревая руки, я мимолетно почесал натертую шею от чего внезапно передернулся. Задел ошейник, но меня не ударило болью. Не запекло на шее. Впрочем, зуд был теперь более терпимый, пускай руки все еще тянулись расчесать все к чертям. Немного призадумавшись, я осмелился коснуться его вновь. Провел дрожащими пальцами по его ободку, все еще ожидая удара. Ничего не произошло. Немного ощупав шею, я рискнул дернуть его, дабы проверить родившуюся догадку.
Упав на больную спину, я громко зашипел и молча выругался, впиваясь руками в траву. Подтвердилось. Било болью только когда пытаешься его снять или вероятно имеешь мысли относящиеся к этому. При мимолетном прикосновении ничего не было. Значит, наказание за попытку снять, да? Придется набраться терпения, чтоб его сорвать. Но уже не сегодня.
Со стороны показалось пятно, выходящее из темной глубины леса. Тело заставило передернуться, а я было уже хотел рвануть подальше, думая что это дикий зверь.
- Опять пытаешься его снять? - насмешливо, но тихо заговорила она. Положив небольшую охапку хвороста, уселась на рядом лежащее бревно, которого миг назад не было. Я только приподнялся, чтобы обратно сесть и бросить на нее укоризненный взгляд.
- Попытка не пытка, - пробормотал я тихо к себе, надеясь что меня не услышат.
- Не в твоем случае, - заговорила она, не удостоив взгляда в ответ, а достав из воздуха кожаную расписную сумку, начала в ней что-то искать.
Я попытался приглядеться к ней. Что-то было не так в этом ее образе. Приятный овал лица, немного вздернутый кончик ровного носа, волосы почти кровавого цвета, что было неестественно. Стрелки на глазах, нарисованные угольно-черной тушью привлекали больше всего внимания. Привлекали к ее колдовским глазам, что сейчас светили янтарем. Ведьма. Не иначе. И что-то не давало запомнить эту ведьму такой. Образ стирался из головы множество раз, покуда я пытался всмотреться и запомнить ее. Запомнить если не как хозяйку, то как опасность или врага. Вбить в голову это алое пятно, чтоб если удастся удрать, помнить от чего следует бежать в первую очередь.
Я не заметил, как долго разглядывал ее с этим странным интересом. Наконец не выдержав, она тихо и сердито заговорила:
- Чего смотришь?
- Ничего... - испугано завертел я головой в ответ, немного смутившись и отведя взгляд в сторону.
Никак не мог запомнить ее, пускай лик был весьма ярким и своеобразным. Чудилось, что лицо закрывала тоненькая вуаль, не позволяющая потом воспроизвести ее облик в памяти до конца. Запоминал будто боролся с чем-то невидимым для себя.
Она все еще продолжала копаться в сумке что-то выискивая. Та показалась бездонной. Наконец закончив рыскать в своих тайниках, она подозвала к себе. Нервно привстав и тихонько подойдя к ней, я присел на край бревна. В мои руки попала большая фляга воды. Ее я сейчас желал больше всего, желал даже больше чем пищи или сна, но не осмелился открыть или что-либо сделать, покуда женщина обеспокоенно не ответила на мой вопрошающий взгляд.
- Чего робеешь? Ты целый день без воды провел. Можешь выпить всю, не последняя, - я недоверчиво на нее поглядел, все еще не осмеливаясь коснуться предложенного. - Ладно, - послышалось в ответ и медово-желтые глаза блеснули, а фляга оказалась в ее руке. Открыв и быстро отпив, она утерла губы рукавом и протянула ее снова мне. - Теперь доволен?
Я принял флягу, долго смотря на женщину. Отпила и дала мне. Значит вода не отравлена. Хоть в чем-то уверен. Впившись губами в горлышко я принялся жадно пить. Вода. Обычная, прохладная вода. Какое счастье она могла приносить! Вдоволь напившись, остатки я плеснул на лицо, пытаясь немного умыться. Ссадины, которые я успел получить легко заныли. Но эта боль принесла только радость. "Болит, значит еще живой", - отдалась в голове незнакомая фраза. К чему бы?
- Спасибо, - тихо заговорил я, опустив взгляд к огню и пытаясь увильнуть от второго слова, которое от меня явно бы потребовали вновь. Не хотелось ее называть хо... Даже мысленно не назову! Не смотри что заставила запомнить и повторить вслух тогда. Не буду ее так называть, пусть хоть ногами лупит!
Но она ничего не сказала, не сделала замечания, не потребовала того слова. Промолчала, продолжив доставать что-то из сумки. Я засмотрелся на огонь, и даже не заметил, как она притронулась к плечу. Дрогнув уже от ее голоса, я повернулся.
- Не спи, рано еще. Держи, выпей их, - в руки попала другая фляга и несколько таблеток. - Если откажешься, то заставлю силой.
Спорить не хотелось, она внимательно смотрела. Чувствовалось, что угроза насильно их проглотить не шутка. Да и руки у нее были сильные, могла и шею мне скрутить, появись желание. Горько вздохнув, я проглотил их, стараясь не думать, что это яд и я буду подыхать извиваясь в конвульсиях. Смелости хватило спросить:
- Для чего они?
- Для того чтоб ты не был голодным и дерганным.
- Дерганым?.. - непонимающе заговорил я.
- Успокоительное тебе, для сна, - пояснила. - Немного еще нужных таблеток... Для снижения потребностей. И заменитель пищи. Тут не поохотишься толком, зверья нет почти, а ты мне живым нужен, на ногах и в сознании. Тащить тебя на плече всю дорогу слишком много чести.
Я свесил голову. Было и вправду неприятно, что потерял сознание. Но ведь не моя вина! Новость что я нужен живым - обрадовала, успокоила, но и напугала. Зачем я ей живым? И вообще - зачем я ей?! Ошейник хорошего не сулил. Правило называть ее хозяйкой - пугало и одновременно выбешивало. Словно раб, если не хуже.
В животе начало разливаться тепло. Он будто наполнился чем-то и немного надулся. Стало приятно, но это меня больше встревожило, чем порадовало.
- Что происходит? - испуганно взглянул я на нее. - Что вы мне дали?!
- Что, уже загрело? - хихикнула она. Как-то добродушно, без зла. - Вот и отлично. Не будешь голодным хоть. - Но смотря на мой испуганный взгляд, она заговорила: - Да не бойся ты, дурачок! Это та самая, от голода. Накормит тебя и будет согревать какое-то время. Я тоже ее выпила.
Успокоило. Право успокоило. А она оказалась не такой уж грозной и злой, как утром и вчера. Но я все равно ее боялся и ненавидел. Вернее. начинал. За боль, за кнут, за ошейник. Пускай это только первый день. Но, казалось, что он мне дорого обошелся. Не хочу даже представлять, что может быть дальше. Не хочу этой дряни на шее! Хочу его сорвать поскорее. Но помню что будет, если вновь попытаюсь. Она пообещала сделать хуже и нет сомнений: слово свое сдержит. Лучше подожду, потерплю.
Она что-то вытащила из сумки, а затем вновь обратилась ко мне, перед этим пробормотав к себе под нос в явной задумчивости: "Может еще обезболивающее дать?". Протянув мне пластинку со своим колдовством, заговорила:
- Выпей.
- Зачем? - выдавил я. Ее взгляд изменился. Похолодел. Янтарные глаза стали темнее.
- Тогда будешь терпеть, - выдохнула, а пластинка исчезла.
Я даже представить не мог, чем мне обернется эта оплошность. Женщина спокойно отложила сумку и повернулась ко мне. Рука ухватилась за мою цепь. Послышался приказ лечь на живот. В траву или на бревно, ей было не важно. Она лишь сказала, чтоб я вцепился во что-нибудь руками и терпел. Закрыл рот, дабы не проронить ни звука. Стало страшно после угрозы:
- Любой звук громче нашего разговора будет равен хорошему удару по твоей спине. Ты меня понял? - она уселась на мой зад, покуда я дрожа лег в траву.
- Да... понял, - небольшой пинок коленкой под ребра намекнул на недостающее слово: - Хозяйка.
Хотелось ее скинуть, желательно в костер. Но что-то внутри подсказывало, что эта женщина в нем не сгорит. Даже не обожжется. Наоборот, впитает огонь, и тогда мне будет еще хуже. На мою попытку перевернуться она ответила ногтями, что впились в изодранное до крови плечо. От этого я прижался к земле и тихо заскулил, сжимая зубы до хруста. Сняла с меня рубашку.
Наверное ей открылась омерзительная картина, так как она фыркнула. Но нагнувшись, она стала рассматривать, касаясь кончиками пальцев и поддевая иногда длинным ногтем кожу, будто разведывая, где больше болит. Ведь я от этого дергался. Взяв край цепи, она вонзила ее в землю. Дернув шеей, я мысленно выругался. Пригвоздила так, что и не высвободиться. С моими ногами она поступила так же. Видать, чтоб не вздумал ее ударить. Свободными остались только руки, но те были бесполезны.
- Что вы хотите сделать? - заговорил я, начиная паниковать.
- Хочу тебе помочь, - тихо ответила, положив обе ладони на спину и прижав к земле еще сильнее. Что-то зашипело.
Нестерпимая боль пронзила насквозь. Я думал, что меня разорвет на кусочки. Протяжный крик, что пробивался сквозь вцепившиеся в рот руки вспугнул спящих на деревьях птиц. Слёзы ручьем потекли по лицу. Тело попыталось изогнуться, спина - стать дугой, но не вышло. А когда это прекратилось, все ослабло и обмякло.
Она остановилась. Я громко и судорожно дышал, пытаясь не стонать. Руки сжимали теперь траву. По моим нервам бегал болевой ток, заставляя сжаться. Согнуться. Скрючится. Только чтоб не чувствовать этого. Но тело не смогло этого сделать, как бы не хотелось. Как бы не старалось. Я понимал только одно - это не конец.
- Не думала, что ты такой у меня чувствительный, - заговорила она. Вновь насмехалась. - Побудь хорошим мальчиком, потерпи еще немного, - руки вновь прижали и ударили этим импульсом.
Не выдержав повтора этого кошмара, я взвыл. Горло будто сдавило и вместо крика стали слышимы только осиплые звуки. Я чувствовал, что еще одного такого удара не перенесу и мне наступит неминуемая гибель.
Дрожащим голосом, через силу и льющиеся слёзы, я еле слышно прохрипел:
- Сжальтесь, прошу!
Надежды, что смилуется и не тронет не было. Я повторял эту фразу тихо, быстро, судорожно, как молитву. Она ничего не сказала. Подождала, пока я успокоюсь и затихну. Не пнула, не накричала, не зашипела. А спокойно заговорила:
- Я не буду тебя слушать до тех пор, пока ты не научишься правильно ко мне обращаться. - От этого я похолодел и прижал лоб к земле, сжимая зубы и кулаки до пятен на коже. Захотелось забористо выругаться, громко выругаться, чтоб эта тварь услышала. - За твои крики я не накажу. Буду считать, что ты почти сдержался. Но за твой осипший монолог я тебе должна не менее десяти ударов. Научишься; запомнишь кто я тебе - не трону.
Стало жутко. Тело, а особенно легкие. Их сильно сжало. Страх сковывал, заставлял дрожать и прижиматься к земле, пытаясь стать ею. Она надменная, хитрая, злая, жестокая... Ненавижу!
- Я хотела, было, остановиться, сжалиться. Как ты и просил. Но нужных слов обращения ко мне я не услышала. А поскольку ты до сих пор молчишь, не просишь прощения, а мною проделанную работу не хочется портить... Эти десять ударов я выполню другим способом, - на что она обратно положила теплые ладони на спину, что обливалась холодным потом. Я лишь молча приник к земле от ужаса.
Только кожа стала гусиной. Глаза уткнулись вдаль, смотря сквозь траву и набегающие слезы. Зубы сжались, закусывая сжатый до боли кулак. Заранее, чтоб не закричать. Чтоб заткнуть себя и на силу стерпеть. Было очень трудно молчать, вероятно я кричал, пускай и не запомнил. Голова будто стала тонуть, проваливаться в пустоту, глаза перестали видеть. Время тянулось долго. Внутри все просто разрывалось. Я даже не заметил толком когда это прекратилось, а она заговорила:
- Все, свободен, - голос был где-то вблизи. Я не чувствовал почти ничего и не видел: как слезла с меня; как выдернула цепь с земли; как надела на меня рубашку и оставила лежать на траве. - Не буду тебя больше мучить сегодня, - значит, завтра опять все повторится?
Тело дрожало, но я тихо вздохнул с облегчением. Вскоре все прошло. Забылось. Рассеялось. Успокоился. Глаза вновь смогли видеть. Только рука напоминала отметинами с болью, как я впился в нее зубами. Шмыгая забитым носом и вытирая подсохшие соленые потеки на щеках, я тихо перевернулся на другой бок, дабы видеть своего мучителя. Женщина сидела на том бревне, и перекинув ногу на ногу, курила. Тоненькая ленточка дыма уходила далеко в чернеющее небо. Лицо было серьезным, пока она смотрела в потрескивающий огонь.
- Знаешь, - заговорила вдруг, выпуская новую ленту и не поворачивая взгляда, - Такие раны всегда болезненно заживают. Порой они бывают неизлечимы... Благодари Хирму, что их нанесла не я. - От этих слов я только сжался и немо радовался, что не умер. - Ты запомнил как меня называть?
Чертова проверка! Вот зараза, и бес ее не хватит?! И не забыла ведь спросить. Не хочу отвечать, хоть убей! Не буду говорить эту мерзость. Но... В голове отбилось подобие боли, пережитой за несколько дней. Придется сказать. Страшно не хочу, но придется.
- Да, хозяйка, - тихо заговорил я, пряча глаза в траву и сжимая кулаки. Хотелось испепелить взглядом или чем-нибудь в нее запустить. Таким, увесистым желательно. Но внезапное движение вспугнуло эти мысли.
- На, держи! - на что я дрогнувши поймал нечто маленькое. Таблетка. - Съешь ее и боль пройдет, - я послушно и живо закинул ее в рот и прожевал.
Глупо с моей стороны. Доверился ей спустя минуты после истязаний, а ведь это могло бы быть все что угодно. Дурак. Но по телу прошел холодок и легкое онемение кончиков пальцев. Боль будто заморозилась, оставив покалывающее чувство на языке. Не обманула, кажется... хозяйка. Продолжая смотреть украдкой на нее, я не заметил как вокруг все погасло. Изнурённый до предела, я забыл все что со мной произошло за эти дни. Все горести враз стали позади. Я просто крепко уснул.