Между алым небом и багровым морем кружили стаи необычных птиц. Хищных, похожих на орлов. Чародейство жило в их крови, делая почти бессмертными. Да и характер у тех гордых птиц был дрянной: они любили боль и страдания, и часто такие стаи видели вместе с воронами над полем брани или над захваченными городами.
Темное оперение вмиг могло обернуться сталью и стать острее лезвий, а загнутые когти рвали броню. Доставали те когти и до души. Погружали душу в жар или холод, отравляли одиночеством или жестокостью, либо заставляли вспоминать забытое, давным-давно схороненное в памяти.
Велика была сила тех птиц над людьми, и потому людей они презирали. И только алое небо и багровое море становились для них по-настоящему верными друзьями.
Но не всех одаривали высокомерием волшебные птицы. Иногда люди сами приходили на берег багрового моря, с помощью чародейства призывали стаю. Ведь все до единого, отважившиеся ступить на кровавый песок, хранили в сердце извечные чары.
Волшебники предлагали птицам работу: сторожить заклятые вещи и клады, убивать и запугивать, мучить врагов или карать предателей, не сдержавших обещаний. И некоторые птицы соглашались, покидая горячий простор между алым небом и багровым морем. Потом птицы возвращались и рассказывали об удивительных приключениях и о столь же удивительных издевательствах над людьми.
Позже такие знатоки людского мира часто возглавляли стаи.
Но за службу волшебники платили очень дорого. Не зная, какую цену назовут обитатели красного мира, они не могли не принять ее, ибо иначе не было для смельчаков дороги назад. Иногда приход сюда стоил волшебникам жизни.
Так и жили те птицы, вырастая, старясь и умирая в жестокости. Но не всеми птичьими сердцами овладевала безжалостность. Была в одной из малочисленных стай птица. Оттенок ее оперения пока оставался светлым, как у птенцов, и еще ни разу не путешествовала она по людскому миру. Часто птица отбивалась от племени и в одиночестве летала над багровыми волнами, обгоняя ветер, любуясь величием моря, увлекаясь безразличием неба.
Птица мечтала о человеке, о волшебнике, который позовет ее племя, а из стаи выберет ее. Мечтала с того времени, как увидела женщину, склонившуюся перед морем. Фигуру волшебницы колдовской мантией окутывали чары. Искрящаяся ткань меняла цвет от золотого до глубокого вишневого.
Волшебница устало созывала птиц. Все стаи. Яркое небо почернело от крыльев. Чародейка обращалась к птицам, просила, даже умоляла. В ее вдохновенном рассказе оживала война, в которой погибло уже больше людей, чем осталось в живых. Бессмысленная война, где даже власть и господство перестали быть целью. Волшебница просила птиц присоединиться к ней и защитить последний, свободный от безумия, город.
Птицы легко чувствовали ложь, но ни одно слово чародейки не звенело неправдой - она верила в то, о чем говорила. И, посоветовавшись, стаи назначили цену: волшебница должна была отдать птицам трех своих верных друзей. Заплатить жизнями друзей за спасение мира, который оберегала.
Чародейка отказалась. Зависнув высоко над берегом, юная птица видела, как вздохнула женщина, подчинившись судьбе, как склонила голову на мгновение, готовясь к бою. По закону ее не могли отпустить.
Такого еще не видело багровое море. Волны доставали до неба, заклинания взрывались фейерверками боли, и каждая вспышка уничтожала хотя бы одну птицу. Россыпи стальных перьев валялись на песке, будто сами складывались в страшные заклятья.
Но купол, защищавший волшебницу, тускнел. И гордая, не склоненная и все равно свободная пленница красного мира пела в последний раз, пронзительно и вдохновенно. Багровое море подсказывало ей слова шелестом прибоя, когда она еще только поклонилась волнам, прося совета и помощи перед тяжелым разговором. Море заранее знало, что выберет каждый смельчак, пришедший в этот жестокий мир.
Чародейка погибла, пронзенная стальными перьями, ибо такой была неотвратимая судьба всякого, возразившего птицам. И ее яркая кровь смешалась с водами багрового моря. На волны лег привычный штиль.
Но последний взгляд, как показалось юной птице, волшебница подарила ей, и отзвуки колдовской песни коснулись молодых крыльев сильнее, чем других. Оперение юной птицы в тот день так и не обернулось сталью, но потемнело. И жажда жестокости, свойственная ее родичам, больше никогда не отражалось в золотисто-янтарных хищных глазах.
Одинокая птица летела низко, едва не цепляя багровые волны, представляя, что когда-то такая же гордая и бесстрашная чародейка протянет руку, указывая на нее. И человек выдержит жгучее прикосновение загнутых когтей, так соединяя свою и птичью судьбу.
Темная птица летела над морем, мечтая о мире людей.
А в мире людей наступила майская ночь. Двое детей - мальчик и девочка - шли по улице. Фонари светили через один. По обе стороны узкой улицы, на которую свернули дети, было и вовсе темно и страшно.
Загремело в мусорных баках. Девочка вздрогнула от неожиданности, а братик вцепился в руку сестры. Он испугался еще больше.
Из-за баков выбежали два кота, остановились, фырча и с шипением выгибая спины. Коты перебежали улицу, шмыгнули в подвал, чтобы там продолжить драку.
Как же оказались эти маленькие дети сами посреди города, ночью, без родителей?
А получилось так, что родителям нужно было уехать в командировку, а дети родственников уговорили отпустить братика и сестричку к ним на день рождения. Родственники должны были проследить, чтобы на празднике все было в порядке, накормить и уложить своих и чужих детей спать. Так бы они и гостили три дня в чужом доме, а тогда бы вернулись к родителям. Только случилось совсем иначе.
Даже для большой трехкомнатной квартиры пятеро детей - слишком много. И вечером второго дня гости и хозяева не на шутку разругались. Убежать от взрослых легко, если захотеть, а потеряться в ночных потемках еще легче.
Теперь брат и сестричка шли по городу пешком, надеясь, что до рассвета доберутся домой. Там их приютят соседи, а через сутки вернутся родители.
Улицы были пусты, но, когда дети вышли из проулка, окончательно убедившись, что заблудились, из-за угла вынырнула компания старшеклассников. Ребята пили пиво, девчата, на вид немного младше своих друзей, держали бутылки со слабоалкоголкой. Двое парней накурились шмали, и теперь хохотали и хихикали, смеясь надо всем, а больше всего друг над другом.
Брат и сестра застыли, скованные страхом.
Может, пройдут и не заметят...
Но их заметили.
Компания окружила детей. Старшая сестра обняла братика за плечи и с вызовом посмотрела на пьяных.
Страшно подумать, сколько литров пива эти ненормальные выдули за вечер, и что при этом они глотали и курили. Правду говорит отец, что пиво даже в небольшом количестве разжижает мозги.
Девочка ничего в жизни не боялась, кроме придурков.
А придурки им как раз и встретились.
Братик испугался, его трясло, хотя и старался быть храбрым. Двое парней перемолвились и злобно захихикали. Девочка глянула на них, и те неожиданно умолкли, притихли даже их обкуренные товарищи.
Двое детей против шестерых почти взрослых, образовавших круг. Никак не убежишь.
Старший парень подошел к детям.
- Не трогай их, - попробовала вступиться самая младшая и, наверное, самая трезвая из девчат.
- Ша! - отмахнулся парень, которого в компании считали главным, и присел рядом с детьми, чтобы взгляды были почти на одном уровне. - Девочка, ты такая хорошенькая. Дай-ка, я расплету твою косу, - попробовал польстить он, но девочка заглянула в пьяные глаза и отшатнулась.
Эти глаза уже не были людскими. Там плескалось только пиво, и никаких человеческих чувств в этом сердце не осталось. Сейчас пустые глаза отдадут приказ, и любое приказание будет исполнено стаей нелюдей.
- Иди сюда, - велел старшеклассник девочке.
Отпустив брата, сестричка, словно загипнотизированная пустыми глазами, шагнула к нему.
- Какая же ты умница, мать твою, - последние слова он прошептал с наслаждением и потянулся к бантику на косичке.
Но как только желтые от сигарет пальцы коснулись длинных темных волос, чтобы расплести их, злое очарование слетело с девочки. Не осознавая, что делает, она залепила парню пощечину и отскочила.
Не ожидая подобной выходки, старшеклассник повалился на асфальт под дружный хохот товарищей. Пустые глаза блеснули, требуя тишины, когда он взглянул на компанию, и все снова замолчали.
- Сучка, - держась за обожженную пощечиной щеку, просипел он, больше не пытаясь понравиться. - Сделайте все, как в фильме, который мы вчера смотрели, - его глаза уже похотливо пылали. - Она моя!
Только мгновение было у детей, пока приказ дойдет до растворенных в пиве мозгов, и дети этим мгновением воспользовались.
Они не знали, что было в том фильме, но точно - ничего хорошего их не ждало. Поэтому дети удирали изо всех сил.
- Это ты виновата! Ты! - ныл мальчик. - Ты сказала, что нужно идти! Ты сказала!
- Замолчи! - прикрикнула на него не такая уж взрослая сестра.
Дети наткнулись на глухую стену и остановились, тяжело дыша.
Гогот пьяной компании, увлеченной неожиданной погоней, был слышен и сюда. Чтобы продолжить игру, старшеклассники дали своей добыче фору.
- Что будем делать? - со слезами на глазах спросил братик.
Сестра молчала. Она стояла лицом ко входу в переулок, потому что в любимых, в таких далеких сейчас книгах герои встречали смерть именно так, глядя ей в лицо.
В следующем приказе пустых бездушных глаз, в которых плещется пиво, девочка почему-то не сомневалась.
Медленно опускалось в стороне от детей темное перо, изменяя в полете цвет на белый. Длинное, похожее на лебединое, но выгнутое, будто сабля. Перо молочно светилось в предрассветном мареве.
Появились запыхавшиеся веселые старшеклассники.
- Вот вы и попались, малявки, - захихикал один из обкуренных, и его поддержал второй.
Парни пошли к детям, девчата держались позади. Даже не взглянув на брата, сестра бросилась мимо них, стараясь отвлечь внимание, чтобы им обоим удалось спастись.
Но неудачно.
С криком "Куда?!" парень с пустыми глазами схватил ее, едва не раздавив в объятьях, когда ребенок попытался вырваться.
Стиснув кулачки, братик побежал к девочке, но другой старшеклассник толкнул ребенка, и мальчик упал на землю. Заныл счесанный локоть, но ребенок не обратил внимания на боль.
Сестра упиралась. С нее содрали бант, дернув за волосы. Старшеклассницы не вмешивались, как зрители, смотря представление, только у одной на лице ощущалось беспокойство.
Главный наконец-то скрутил девочке руки за спиной, а двое обкуренных пошли за братиком. Им же сказали, чтобы все было, как в фильме.
Мальчик на корточках попятился к стене, и ладонь наткнулась на белое перо, обжигающее металлическим холодом. Не понимая, что делает, ребенок схватил перо и, как нож, направил на идущих к нему парней.
Обкуренные загоготали, и тогда мальчик, будто подчиняясь чьей-то воле, дважды махнул пером. Один удар пришелся по груди старшеклассника, второй зацепил ногу его друга. Парни заверещали от боли и очутились на земле, но мальчик, даже не посмотрев на них, побежал к сестре.
- Отпусти ее! - он рубанул пером снова, стараясь достать старшего по руке.
Глубокая рана раскромсала кожу от локтя до запястья. Но другая рука все еще держала девочку. Озадаченный парень, словно не чувствуя боли, обернулся к ребенку со странным оружием.
- Отпусти! - мальчик себя не контролировал, перо само направляло его руку.
Следующий удар пришелся по ноге врага, провернувшись в ране. Враг дико закричал, упав на колени.
Сестра была свободна. Волнистые растрепанные волосы разметались по плечам, когда она забежала за спину брата.
Старшеклассницы с ужасом смотрели на детей и старшего товарища. Сами они, бросив бутылки, подбежали к двум другим раненным. Самая нормальная из них уже отрывала кусок от юбки, закрывая кровоточащую рану.
Белое, похожее на лебединое, перо требовало еще крови. Не испачканное, оно соблазняло полоснуть по шее врага или вогнать в самое сердце.
Мальчик замахнулся, но сестра схватила его за руку.
- Нельзя! Нельзя так! - прошептала она. - Не когда он на коленях...
Пустые глаза наполнились болью, и это возвращало им живой блеск.
Пятясь и выставляя перед собой перо, которое оказалось острее лезвия, дети вышли из переулка. Краем глаза девочка видела, как старшеклассницы быстро склонились над последним раненным.
Дети шли по улице, уже ничего не боясь. Случившееся их не удивляло. Удивляться они будут потом, когда схлынут эмоции, а сейчас брат и сестра просто возвращались домой.
Небо светлело с каждой минутой, и когда дети добрались до набережной, почти рассвело. Они остановились возле парапета, чтобы отдохнуть. Мальчик игрался пером, проводя по нему пальцем, но сейчас перо было мягким и шелковистым.
- Сестра, может, и не было ничего? - засомневался он и, чтобы убедиться, махнул пером перед собой.
Воздух разрезал свист, внезапно стих ветер. Девочка вскрикнула, ей показалось, что утреннему ветру повредили крыло.
Тихий людской крик отразился от утреннего неба. Оба ребенка задрали головы.
В вышине кружила птица, она уже видела солнце. Темное оперение поблескивало в лучах, будто покрытое стальным панцирем. На фоне сини птица одновременно казалась и хищной, и чем-то неуловимо похожей на ворона.
- Не делай так больше, - девочка не сразу поняла, что дрожит от разделенного с ветром чувства.
Она посмотрела на перо.
- Нужно вернуть это немедленно. Отдай.
- Не отдам! Оно мое! Я нашел! - мальчик спрятал перо за спину. - Кому ты его вернешь?
- Ей, - девочка показывала на птицу. - Это она потеряла.
- Откуда ты знаешь, что она? - смутился мальчик, глядя, как птица кругами спускается к ним, но все-таки отдал перо сестре.
Девочка немного с опаской положила перо на гранитную тумбу парапета и отступила на несколько шагов. Птица села на тумбу, всматриваясь в детей темными с янтарными отблесками глазами. Перо от прикосновения птичьих лап потемнело и исчезло.
- Я сделала то, за что не заплачено. Я нарушила закон. Но я не жалею, - заклекотала птица, и дети поняли, о чем она говорит.
Птица умолкла, снова засмотревшись, но теперь только на сестру.
- Подойди ко мне, - с вызовом попросила птица.
Девочка без страха приблизилась, хотя братик остолбенел, глядя, как она идет, и даже слова не смог сказать, чтобы удержать сестру.
Птица и девочка долго смотрели друг другу в глаза.
- Ты светлая, - заклекотала птица, шевеля крыльями. - Ты светлая, но одежды твои темные, - теперь она смотрела другим глазом. - Ты темная и светлая одновременно, - девочка улыбнулась, понимая, о чем она говорит. - Ты светлая. Светлая. Светлана. Так тебя зовут?
Темный с янтарем взгляд достал до самого сердца.
- Да, я Светлана. Так зовут меня люди, - на удивление спокойно ответила девочка.
А птица не могла отвести взгляд от людских глаз. Власть искрилась в них, удивительными красками играли чары, как у погибшей на берегу под алым небом.
- Ты нравишься мне, - сказала птица. - Приходи, когда захочешь, когда вырастешь, на берег багрового моря. Найди меня. Я буду ждать. Только тебе я буду служить, - птица в последний раз засмотрелась на человека. - Коснись меня.
Девочка протянула руку, и птица ударила ее крылом. На руке окрасилась кровью тонкая черточка.
- Это, чтобы ты не забыла о нашей встрече, когда повзрослеешь, - объяснила птица, взлетая. - До встречи, Светлана!
Птица поднималась к синеве, которая почему-то порозовела, и девочке казалось, что волны реки отливают багровым. Но птица исчезла в вышине, и небо и вода снова стали обычными. Только немного царапина саднила.
Испуганный брат подбежал к старшей сестре. Он не слышал, о чем говорила птица. Но Светлана дала себе слово не рассказывать об этом никому. Пока не рассказывать. Пока не вырастет. Пока не повзрослеет.
Солнечный свет перелился через горизонт, начиная новый день.
Девочка росла, не зная, что впервые птица, чьи перья могут становиться стальными, выбрала своим господином человека. А не наоборот, как было раньше.
Но время шло, и иногда попавшие в беду находили белые, похожие на лебединые перья, острее лезвий. И те подарки спасали им жизни, но ни с кем больше из людей не разговаривала птица.
Из красного мира она летала в мир людской, тайно путешествуя по нему. И только море и небо знали, почему темное перо, по воле птицы отданное на добро, становилось белым. И даже кровь не могла испачкать его.
Сбывалась птичья мечта, и темное море слизывало с берега кровавые песчинки.
- ...Я буду ждать, когда ты вырастешь. Когда ты повзрослеешь. Когда ты найдешь сюда дорогу, юная волшебница. Я буду ждать... - шелестели прибоем багровые волны.
![[]](/img/h/hishnaja_p/legenda_o_perjah/bird_of_prey.jpg)