Живёшь только трижды

Что будет, если в тело Мальчика, Который Выжил, поместить душу специалиста, приученного выживать в любой ситуации?

Действующие лица, введённые в канон, и люди, которых я на их месте представлял:

Джеймс Бонд — Пирс Броснан

Суперагент британской военной разведки. Владеет всеми видами оружия, водит всё, что движется. В отличие от Конана-варвара, умеет думать и иногда это делает. Характер стойкий, нордический. Вдовец.

Эм — Джуди Денч

Настоящее имя — Оливия Мэнсфилд. Глава британской службы военной разведки. Строгая, но справедливая. Стальной кулак, небрежно прикрытый дамским платочком. Из таких получаются прекрасные премьер-министры.

Билл Таннер — Рори Киннир

Секретарь Эм, по совместительству — близкий друг Джеймса Бонда. Если Бонд используется для силовых акций, то Таннер ведёт мозговой штурм из штаба. Мужчина среднего роста и возраста, блестящий лысиной аналитик.

Мисс Ева[1] Манипенни — Саманта Бонд

Секретарша Эм. Безнадёжно влюблена в Бонда, но понимает, что она для него будет просто развлечением, поэтому держит дистанцию и безумно от этого страдает. Умная девушка, но, увы, — более девушка, чем умная.

Кью — Десмонд Ллевелин

Настоящее имя и звание — майор Джеффри Бутройт. Глава службы технического обеспечения. Высокий сухопарый учёный, блистательный техник, одержимый порядком. Злится из-за того, что Бонд ещё ни разу не вернул после операции все устройства в целости и сохранности.

Используемая мной карта «Хогвартса» и окрестностей — канонiчная, нарисованная лично Дж. К. Роулингс:

* * *

Чёрный плащ существа, прохаживающегося перед строем других закутанных по самые глаза фигур, качнулся, открывая тонкие белые руки. Эти руки подошли бы пианисту, скрипачу, может быть, хирургу. К сожалению, в данном случае они готовились совершить страшный поступок. С другой стороны, отвлечённо подумал третий в ряду человек, некоторые пианисты и скрипачи причиняют намного больше страданий человечеству. Находиться рядом с эпицентром взрыва мощнейшей бомбы — это довольно гуманный способ покинуть нашу юдоль скорби. В отличие от концерта для виолончели и дисковой пилы ре-минор, который пришлось прослушать три месяца назад, и который до сих пор являлся человеку в кошмарных снах.

Достаточно большое помещение было скрыто полумраком. В той его части, где выстроился ряд закутанных фигур, горели чёрные свечи, скорее, добавляя таинственности, нежели разгоняя тьму. С фитилей в воздух поднимались тонкие струйки дыма, пахнущего какими-то благовониями. Дым не рассеивался, а, остыв, стекал вниз и скапливался у пола, покрывая его туманным одеялом, которое колыхалось при каждом движении. Запах благовоний при такой концентрации терял благородную приставку «благо» и становился просто приторной вонью, от которой ломило виски и слезились глаза. Сквозь туманное одеяло дыма проступали нарисованные на полу геометрические фигуры, испещрённые надписями на непонятных языках. В общем и в целом, не хватало только жертвенных ножей и обнажённой девственницы, чтобы воссоздать картину дьявольского жертвоприношения, причём совершаемого неопытными любителями с большой страстью к театральным эффектам.

К сожалению, ход мыслей был верным. Просто это конкретное тайное общество решило не размениваться на одну девственницу.

— Наполнены ли Чёрные Чаши? – спросило существо в чёрном плаще, неспешно дефилирующее перед рядом закутанных фигур. Полы его длинного плаща взметали в воздух струйки дыма, которые затем неспешно падали обратно.

— Наполнены до краёв, о Мудрейший, – нараспев произнёс кто-то из замершего в почтении ряда.

— Заперты ли Врата Вечной Мудрости? – продолжило интересоваться существо, дойдя до конца ряда и повернув обратно.

— Ещё как! – жизнерадостно воскликнула первая с краю фигура. Существо удивлённо застыло, поражённое очевидно несочетающимися обстановкой и тоном голоса. – Я их лично запер, ключ сломал, в замочную скважину влил расплавленный свинец, а створки заколотил гвоздями и заклеил изолентой. Никакой больше Вечной Мудрости никому не достанется!

— Придурок, – тихо произнёс кто-то из ряда. – Мог хотя бы себе набрать. Тебе бы не помешало.

— Будем считать, что Врата Мудрости заперты, – резюмировало существо, продолжив движение. — Отточены ли Клинки Благочестия и Секиры Веры?

Человек, сопоставлявший взрыв бомбы и скрипичный концерт, встрепенулся. Это была его реплика.

— Так точно, – ответил он, коротко кивнув. – Секиры Веры наточены до остроты разума. Клинки Благочестия сияют во мраке ночи.

— Эффектно, – шепнул ему сосед по ряду, – Но перебор. До остроты разума — после того, как мы заперли Врата Мудрости …

— Горят ли Свечи Безлунных Проводников? – поинтересовалось существо, добравшись до противоположного конца ряда и поворачивая в обратную сторону.

— Как и было заповедано, – коротко кивнул тот, кто указал на перебор с Секирами Веры. – Зажжены и освещают путь.

— Да будет так! – Мудрейший замер напротив центра ряда людей и распахнул свой плащ. – Мы готовы! Призовём же нашего Повелителя! Предложим же ему свежую плоть и кровь!

Он грациозно распростёрся ниц. Когда Мудрейший поднялся снова, у него в руке был вполне техногенный пульт, от которого в темноту змеился провод в металлической оплётке.

— Наш Повелитель силён и славен! – нараспев произнесли закутанные люди. – Подадим же ему то, что принадлежит ему по праву!

— О Повелитель, питающийся душами! – продолжил тягучее песнопение Мудрейший, колышась в такт. – Приди! Призри нашу жертву! Мы приготовили тебе сегодня изысканную трапезу — начальную школу святого Грогория! – Мудрейший прозаически щёлкнул тумблером, и тот осветился зелёными огоньками — очевидно, сеть подрыва зарядов находилась в полном порядке и была готова передать короткий инициирующий импульс в детонаторы.

— Начальная школа? – изумлённо спросил тот, кто запирал Врата Мудрости. – Но там же могут быть дети!

Существо с пультом в руке, не обратив внимания на эти слова, исступлённо билось в религиозном экстазе. Длинные тонкие пальцы откинули предохранительную крышку и потянулись к большой кнопке — почему-то изумрудно-зелёного цвета.

— Простите, – встрепенулся человек, ответственный за Секиры Веры. – Мне кажется, мы кое-что забыли. Это важно!

— Что там? – раздражённо обернулся Мудрейший, стискивая пульт в руке. От пальцев до кнопки было меньше сантиметра.

— Кто-нибудь запечатал Чёрную Лазейку Дурных Помыслов?

— Чёрную Лазейку Дурных Помыслов?! – Мудрейший задумался, почесал скрытый под капюшоном подбородок. – Разве её надо закрывать не в пятницу? – Он отложил пульт в сторону и присел перед чёрной свечой, пытаясь в её свете прочитать выцветшие строчки толстого фолианта, поднятого из-под слоя дыма с пола. – Кто у нас ответственный за Чёрную Лазейку?

— Брат Восьмой, о Мудрейший, но его сегодня не отпустили с работы, – послышался смиренный ответ.

— Тогда понятно! – тот, кто вспомнил о Чёрной Лазейке, вышел из строя и направился к коленопреклонной фигуре, склонившейся над фолиантом. – Лазейка Дурных Помыслов не была запечатана, и эти самые помыслы могли повлиять на нас!

— Но мы защищены Клинками Благочестия! – возразил кто-то из ряда. – И Секирами Веры!

— А Дурные Помыслы владеют кун-фу, – холодно произнёс вышедший из ряда и пнул склонившегося над фолиантом Мудрейшего в лицо. Раздался тошнотворный хруст, как будто кто-то раздавил фарфоровую миску; предводитель церемонии взмахнул руками, словно собираясь улететь, и повалился на спину. – Все назад! Первого, кто двинется, я пристрелю, как бешеную собаку. Школу они решили взорвать, придурки… – В руке вышедшего из ряда человека, словно по волшебству, появился пистолет. – Может, не надо было Врата Мудрости запирать? Глядишь, поднабрались бы умишка-то…

Человек с пистолетом холодно усмехнулся и сорвал с себя театральный плащ. Под ней оказался вполне приличный, серый с искрой костюм. Его жёсткое, волевое лицо сейчас излучало предупреждение всем, находящимся рядом. У его ног скулил Мудрейший, пытаясь остановить хлещущую из сломанного носа кровь.

— Ты не Брат Третий! – возмутился кто-то. – Ты самозванец!

— Вот мы и выясним, откуда ты знаешь Брата Третьего в лицо, – ухмыльнулся человек с пистолетом, мягко опускаясь и выключая пульт. – Насколько я помню, ни на одной встрече мы капюшоны не снимали. Стойте тихо и держите руки так, чтобы я вас видел, а то у меня приступы паранойи вызывают конвульсии в указательном пальце.

Человек схватил за шиворот Мудрейшего и отбросил его ко всем остальным. Затем он прикоснулся к собственному уху:

— Эй, там, на проводе! Ау! Где вас черти носят? Я уже закончил!

— Не богохульствуй! – робко попросил кто-то из ряда. Человек отмахнулся пистолетом.

Сумрак помещения прорезали ослепительные лучи полицейских фонарей. Дым потянуло наружу, свечи погасли. Кто-то додумался включить свет, и помещение из мрачного и донельзя готичного логова тайного общества мгновенно превратилось в обычный подвал. Где-то протекали трубы, и, судя по запаху, тёк в них отнюдь не куриный бульон с клецками. Полицейские деловито заковывали в наручники заговорщиков, фотограф щёлкал вспышкой, стараясь запечатлеть оперативную картину до того, как сержанты с лейтенантами всё затопчут.

В подвал вошла худая, невысокая женщина с морщинистым лицом. Её губы были сжаты в тонкую презрительную линию, выражая явное неодобрение штаб-квартире заговорщиков. Ну почему сатанисты обязательно должны собираться во всяких подвалах, заброшенных часовнях, старых ДОТах Атлантического вала и прочих антисанитарных местах?

Человек спрятал пистолет и подошёл к ней, молодцевато откозыряв.

— В помещении и без головного убора? – подняла бровь она. – Где ваши манеры, командор? Хотя, должна признать, Джеймс, справился ты неплохо. Немного не в твоём стиле, — ты никого не убил, ничего не взорвал и даже не потерял часы, которые дал тебе Кью, — но неплохо.

— А я удивлён, что полиции понадобилась помощь с этим делом, – пробурчал Джеймс, неодобрительно поглядывая на геометрические фигуры на полу.

— Я тоже, но ты же знаешь, каким образом мы вышли на эту секту, – Женщина презрительно огляделась. – Должна признаться, это в самом деле неожиданный ход: русские бандиты нанимают арабских нефтяных шейхов, чтобы те связались с исламскими террористами, у которых есть выход на боевые группы Ирландской Республиканской Армии, которые контактируют с баскскими националистами в Испании, чтобы те, в свою очередь, с помощью конгрегации католических священников вышли на итальянских мафиози, которые смогут организовать здесь, в Британии, сеть сатанинских сект, несущих террор и ужас простым обывателям, вносящих дестабилизацию во внутреннюю политику, и, следовательно, снижающих влияние Британии в общемировой политике, чтобы Британии пришлось отозвать свои войска из Афганистана, давая возможность тамошним наркобаронам восстановить поставки опиумного мака в Россию… Как всё запущенно! У меня возникли проблемы уже с первой связкой — как-то не верится, что у русских была возможность купить нефтяных шейхов.

— Женщины, – коротко ответил Джеймс. – У русских неисчерпаемый ресурс красивых женщин, а шейхи под слоями своих халатов всё-таки мужчины. Напомню, что всё это вскрылось только потому, что мне прислала E-mail Наталья Симонова[2], озаботившаяся судьбой дочери своей бывшей сокурсницы.

Невысокая женщина покачала головой и покровительственно потрепала Джеймса по плечу.

— Ну, теперь мы предоставим полиции и MI5 распутывать этот клубок в обратном направлении. Пойдём, Джеймс, нас ждут великие дела. Ты ещё не знаешь, но Антонио Лоретти купил билет на самолёт в Боготу. Более того, он обнаглел настолько, что расплатился кредитной карточкой на своё собственное имя!

— Что этой сволочи понадобилось в Колумбии?! – изумился Джеймс, почёсывая переносицу. – Его ведь ждёт-не дождётся ЦРУ, горящее желанием отомстить за тот инцидент в Никарагуа.

— Вот ты и выяснишь, – коротко кивнула его собеседница, направляясь к выходу из подвала. – Тебе заказан билет на другой рейс. Вылетаешь в семнадцать тридцать, летишь с пересадкой в Мадриде.

— Блин! – в сердцах ругнулся Джеймс, рассчитывавший хотя бы на день передышки между заданиями.

— Эй! Эй ты, предатель!

Джеймс и его спутница замедлили шаг. В двух метрах от них невозмутимые полицейские удерживали бьющуюся фигуру в залитой кровью одежде. Джеймс с удивлением обнаружил, что Мудрейшим, главой секты, была женщина, правда, такая худая и бледная, что могла бы служить пособием по анатомии. Другая женщина, в форме сотрудника полиции, удерживала у переносицы Мудрейшей мешочек со льдом. Кровь из сломанного носа уже не текла, и глаза предводительницы секты метали молнии.

— Предатель, скажи мне, кто ты? Как тебя зовут? Я должна знать, из-за кого пойду на электрический стул!

— У нас ввели смертную казнь?! – подняла брови спутница Джеймса. – Ну надо же, а мужики-то и не знают…

— Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд, – ответил Джеймс и шутливо отсалютовал залитой кровью сатанистке.

Её глаза полезли на лоб.

— Джеймс Бонд?! Суперагент MI6?! Но… Но его же на самом деле не существует! Это же фольклорный персонаж, придуманный Яном Флемингом!!!

Джеймс Бонд внимательно вгляделся в выпученные глаза сатанистки и дал волю своему возмущению:

— Это я-то — фольклорный персонаж? Ты меня видела дважды в неделю! Ты общалась со мной! И хотела принести детей в жертву какому-то Пожирателю Душ, про которого прочитала в старой книжке, украденной в библиотеке, в разделе фантастики. И после этого ты настаиваешь на справедливости твоего определения фольклорного персонажа?! Уведите этого филолога-недоучку…

* * *

Джеймс Бонд и Эм поднялись из подвала. Ласково пригревало летнее солнышко.

— Каковы твои дальнейшие планы, Бонд? – спросила Эм, щурясь и подставляя лицо солнечным лучам.

— Ну, раз ты послала меня в Боготу, то мне потребуется собрать вещи, – усмехнулся Джеймс, чувствуя, как расслабляются напряжённые мышцы, и как его покидает напряжение. Понятно, что уже через несколько часов ему снова придётся входить в роль, видимо, торговца оружием, но эти несколько часов он вполне мог позволить себе быть самим собой.

— Раз уж мы всё равно здесь, зайди к Кью, он хотел показать тебе какие-то новые игрушки, – предложила Эм, массируя пальцами виски. – Снарядись как следует для этой поездки в Колумбию, чует моё сердце, там будет жарко. И я отнюдь не имею в виду погоду.

— Хорошо, Эм, – покладисто ответил Джеймс, приглаживая волосы, которые трепал лёгкий тёплый ветерок. – Кью сейчас, как обычно, на своей заброшенной станции метро?

— На какой станции метро?

— Ты меня не поняла? От Пикадилли налево и…

— Нет, это ты меня не понял. На какой станции метро?

— О.

— Правильно мыслишь. Нет, сейчас Кью захватил заброшенную электроподстанцию в квартале отсюда. Вон в том направлении. Подключился к электричеству и носится со своими тазерами-леденцами, как ребёнок.

— Да, это он умеет, – кивнул Джеймс Бонд, морщась от неприятных воспоминаний. В конце концов, он ведь суперагент, и имеет право знать, чем ему придётся пользоваться в будущем. Кто же знал, что прототип наручных часов оснащён плазменной батарейкой, и разряд парализует того, кто их наденет, почти на сутки?! – Так я пойду?

— Давай, топай, – отмахнулась Эм, пропуская полицейских, выводивших под руки Мудрейшую. Мудрейшая орала, плевалась и громко, нецензурно характеризовала работу полиции, пустившей коту под хвост превосходно спланированный теракт.

С точки зрения Джеймса Бонда, теракт был спланирован из рук вон плохо, потому что ему удалось заменить Мистера Третьего в группе злоумышленников, и никто не заметил подмены. Чёрт возьми, да там все, кроме Мудрейшей, могли быть осведомителями или агентами полиции, работавшими под прикрытием, — она же после первоначального шапочного знакомства ни разу не проверила их легенды! Никакого перекрёстного наблюдения за членами секты в их «обычной» жизни, никаких глубоких исследований их прошлого, никаких очных ставок или хотя бы проверок их контактов… Ну ничего, теперь у неё будет время поднатореть в правилах организации тайных сообществ. Радует, что из тюрьмы Мудрейшая выйдет, только когда та рухнет от старости.

Бонд снова откозырял Эм, попрощался и отправился в указанную ей сторону неспешным прогулочным шагом, наслаждаясь тёплым летним вечером. Ему и в голову не пришло спросить, в какой именно подстанции организовал своё логово Кью, — какой же он агент, если не сумеет определить нужную подстанцию с первого раза?! Поэтому Бонд просто шагал в нужную сторону, машинально оглядывая окрестности в поисках явной или скрытой угрозы.

В жизни человека, поставившего свою страну на первое место в собственной жизни, приключения были обыденным явлением. Завершить очередное дело, в очередной раз спасти свою страну, миллионы человеческих жизней — и двинуться дальше, к следующему напряжению, к потокам адреналина, к горячей крови и к холодной логике в попытке переиграть врага. Иногда Бонду казалось, что он уже сам запутался между целью и средствами. Хочет ли он служить своей стране и всему миру, и поэтому борется со злом, или он хочет вновь чувствовать адреналиновую лихорадку, вновь погрузиться в игру, где ставка — смерть, а выигрыш — те самые миллионы жизней?

Приступы самокопания были естественными для агента после выполнения задания. Это обычная реакция на падение напряжения, снижение уровня опасности и тревоги. Начальство не противостояло им, наоборот, подталкивало, потому что агент, лучше понимающий мотивы собственных поступков, будет принимать более правильные решения в момент опасности.

Бонд неспешно шагал по улице, наслаждаясь тёплым солнышком и погружаясь в собственные мысли.

С другой стороны, что эта работа принесла лично ему? Кроме удовлетворения от хорошо проделанной работы и радости от расстроенных планов злодеев? Да фактически ничего. Зарплата была смешной, в сравнении с финансами, которые могли быть использованы по одному лишь его слову. Постоянное недосыпание, смертельная опасность, подстерегавшая его двадцать четыре часа в сутки, постоянное напряжение. А вдобавок ещё полный раздрай в личной жизни. Конечно, в любовницах Бонд недостатка не испытывал, но женщин, с которыми он хотел бы не только засыпать, но и просыпаться, словно преследовал какой-то злой рок. Вспомнить хотя бы Терезу ди Вицензо, Трейси, убитую прямо у него на руках в день их свадьбы[3]… Или Веспер Линд, пожертвовавшую своей жизнью ради него, умирающую прямо перед его глазами, сознательно задыхающуюся, захлёбывающуюся водой в запертом лифте[4]…

Задумавшись, Бонд поправил воротник пиджака, подняв его, и засунул руки в карманы. Внезапный порыв холодного ветра заставил его вздрогнуть и поёжиться, но Бонд прошёл ещё несколько шагов, прежде чем осторожность взяла верх. Он поднял голову и застыл, поражённый.

Всё небо скрывали тяжёлые тёмные тучи, заворачивающиеся воронкой и поглощающие свет прямо на глазах. Погода изменилась буквально за несколько минут. Ледяной ветер гнал по земле мусор, качели на детской площадке, скрипя, раскачивались под чёрными небесами. Солнце исчезло, как будто его никогда не было. Бонд покрылся гусиной кожей, в его ушах вновь звучали выстрелы, оборвавшие жизнь его жены.

Две тёмных фигуры соткались из ниоткуда, словно в них сконденсировался сам мрак. Они буквально скользили над землёй с помощью диспропорциональных, но завораживающих движений; рваные плащи развевались за их спинами под порывами липкого студёного воздуха. Застывший, будто закованный в ледяную глыбу, Бонд следил, как они оглянулись, явно поражённые его неожиданным присутствием, развернулись к нему и начали приближаться, такие неправильные, угловатые, не принадлежащие нашему миру…

Громко грянул «Вальтер ППК» – тело суперагента машинально отреагировало на угрозу. Ближайшая фигура споткнулась, приняв пулю в грудь, но быстро поднялась снова и резво сократила дистанцию. Бронежилет? Бонд поднял пистолет, ловя драный капюшон в прорезь прицела, и быстро нажал на спуск трижды. Существо было отброшено на несколько метров, но вновь встало.

Никто не может подняться с пулей в голове. Может, у этого создания под капюшоном каска? Бонд выстрелил ещё раз, прямо в середину лба, снова отбросив существо, но оно поднялось, как ни в чём ни бывало. И бронежилет, и каска? Под рваным плащом? Что-то везёт сегодня ему на тёмных фигур в плащах… Надо попробовать прострелить конечности — бронежилет там или нет, но с простреленной коленной чашечкой быстро не побегаешь. Бонд опустил пистолет и вновь застыл. У существ не было ног, они плыли в воздухе, полы плаща качались примерно в полуметре над землёй.

Существо с четырьмя дырами от пуль в капюшоне взяло пистолет из руки Бонда и отбросило его в сторону. Другой рукой – страшной, покрытой струпьями, — оно откинуло свой капюшон, со свистом втягивая в себя воздух сквозь воронку в середине головы. Никаких глаз, никакого носа, только одна жуткая воронка, кажется, покрытая какими-то отвратительными язвами… Бонд сжался и упал на землю, не видя, не ощущая, выпадая из этой реальности. Существо склонилось перед ним, перевернуло Бонда на спину и жадно присосалось к его губам.

Последняя мысль Бонда была воспоминанием о крови его жены, заливающей его.

* * *

С погодой что-то случилось. Тёмно-синее небо внезапно стало черным, как смоль, а весь свет исчез. Исчез также далекий гул автомобилей и шорох деревьев. Душистый вечер внезапно стал пронизывающе холодным. Они были окружены со всех сторон непроницаемой тихой темнотой, словно какая-то гигантская рука укутала дорожку толстым ледяным покровом, ослепляя их.

На долю секунды Гарри показалось, что он неосознанно что-то наколдовал, несмотря на то, что сопротивлялся этому изо всех сил — потом его в его эмоции вмешался рассудок: у него не хватило бы сил выключить звёзды.

Гарри завертел головой во все стороны, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, но темнота покрывала глаза, как невесомый занавес.

Испуганный голос Дадли достиг ушей Гарри:

— Ч-что ты д-делаешь? П-перестань!

— Я ничего не делаю! Заткнись и не двигайся!

— Я н-не вижу! Я ос-слеп! Я…

— Я сказал — заткнись!

Гарри продолжал стоять неподвижно, поглядывая влево и вправо невидящими глазами. Холод был таким сильным, что он дрожал всем телом; руки тряслись, а на затылке волосы встали дыбом. Он открыл глаза как можно шире, озираясь вокруг, но бесполезно.

Это невозможно… Они не могут быть здесь… Только не в Литтл Уингинге… Он напрягал слух… Он должен услышать их прежде, чем увидит…

— Я ра-аскажу папе! – хныкал Дадли, – Г-где ты? Ч-что ты д-делаешь?

— Ты заткнёшься? – прошипел Гарри, – Я пытаюсь слу…

И тут он замолчал. Он услышал то, чего боялся.

На дорожке, кроме них, было нечто, издающее длинные, хриплые, шумные вздохи. Стоя в ледяном воздухе, дрожащий Гарри ощутил жуткий страх.

— Ос-станови это! Прекрати! Я теб-бя ударю, клянусь, ударю!

— Дадли, заткнись…

Массивная фигура соткалась из темноты слева от Гарри, плавным движением вырвала палочку у него из руки. Верная палочка издала беспомощный деревянный стук, катясь по выщербенному асфальту. Дадли захлебнулся собственным скулением. Дементор впечатал Гарри в стену и поднял его на высоту своей головы, крепко сжимая шею.

— Акцио палочка! – выкрикнул Гарри, тратя драгоценный воздух в отчаянной попытке получить в руки оружие. У него же получалась беспалочковая магия!

Ничего не изменилось. Палочка исчезла в темноте. Дементор, всасывая воздух сквозь изорванный капюшон, прижался к Поттеру, словно хотел раздавить его о ледяной бетон.

— Акцио палочка! – прохрипел Гарри снова. И вновь напрасно. Дементор замер прямо напротив Гарри и откинул капюшон… Отвратительная прыщавая воронка прижалась к его лицу, обдувая мальчика на выдохе потоками смрадного воздуха, тронутого запахом тления и страданий. В ушах Поттера снова раздался крик Лили, зелёное пламя Авады отнимало у него мать…

Профессор Флитвик неустанно повторял, что палочка — это всего лишь концентратор ментальной энергии мага. Настоящий волшебник способен действовать без палочки вообще и не произнося заклинания вслух. Поттер понял, что это его последний шанс. Уже теряя связь с собственным телом, Гарри представил себе, как Хагрид говорит ему, что он волшебник, и сможет уехать из дома Дурслей…

— Экспекто Патронум…

Лёгкий серебристый туман возник между Гарри и удерживающим его дементором. Дементор смял его рукой, отгоняя в сторону, как назойливую муху. Гарри осознал, что долгие четыре года побегов от Волан-де-Морта завершаются здесь и сейчас.

— Экспекто… Патронум…

Душа Гарри, безумно яркая белая точка, оторвалась от тела, удерживаемая лишь тонкой энергетической пуповиной. Дементор смаковал душу могущественного мага, как изысканный деликатес, не проглатывая её сразу, но слизывая по крошечной частице. Откуда-то появился второй дементор, его простреленный капюшон уже был откинут. Первый подвинулся в сторону, позволяя второму тоже отщепить кусочек магической души…

— Экспекто доска!!! – раздался молодецкий вопль сбоку.

Сиденье парковой скамейки — пропитанная водоотталкивающими растворами дубовая балка толщиной в два дюйма и длиной в восемьдесят, весом в добрых сто фунтов — вылетела из темноты справа от распятого на стене мальчика и со всей дури хрястнула одного из дементоров по затылку.

Раскрывшийся в ожидании лакомства дементор совершенно не ожидал подлого нападения сзади. От ощущений, диаметрально противоположных ожидаемым, его стошнило. Другая слепящая точка, но ярко-алая, вырвалась из покрытой струпьями воронки и угодила прямо в прижатое к стене тело, обрывая всякую связь этого тела с душой Поттера.

Доска появилась вновь, с молодецким уханьем вышибая из дементора остатки самообладания. Дементоры отбросили мальчика, в ярости разворачиваясь навстречу неожиданной атаке.

Дадли, сжимая в мокрых от страха руках тяжеленную дубину, с яростью встретил безглазый взгляд дементоров. О, да, он боялся. Но никто не посмеет отнимать у него его игрушку! Кого же ему тиранить, если эти извращенцы, — а столь худые и костлявые личности просто не могут не быть извращенцами, как часто говорил дядя Вернон, выкладывая себе в тарелку добавку сосисок, — заберут себе его жертву?

Дементоры презрительно двинулись на осмелившегося перечить им магла.

Доска пришла в движение, порхая в окорокоподобных руках Дадли, подобно пёрышку. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы дементоры осознали бессмысленность фронтальной атаки и решили разделиться. Понадобилось ещё несколько секунд, чтобы дементоры осознали, что излохмаченный об их головы конец доски лучше встречать в тесном строю, потому что тогда шанс попадания в каждого из них вдвое ниже.

По итогам двухминутной практической дискуссии Дадли с разгромным счётом доказал преимущество пропитанной древесины перед полуматериальными телами. Боль дементоры в запале драки не чувствовали, но ощущение близкого знакомства с деревяшкой было совершенно невыносимым.

Дементоры снова разошлись в стороны. За последнее время их облик претерпел разительные изменения. Навевающие ужас плащи теперь, скорее, интригующе окаймляли их тела, нежели загадочно скрывали. Руки одного из дементоров были сломаны в нескольких местах и беззащитно висели. Второй, под чьим капюшоном красовались четыре огнестрельных ранения, задумчиво пережёвывал одну из щепок, которыми Дадли щедро утыкал их торсы и головы. Покрывавшие тела дементоров струпья были сорваны, и в окружающий мрак из тел сочилась чернильная дымка. Ушибы, переломы, синяки и ссадины накладывались друг на друга в причудливом орнаменте, не оставлявшем сомнений в том, что следующие несколько недель эти дементоры будут крайне заняты, изучая открывающиеся им горизонты понятия «боль».

Дадли хоть и слегка запыхался, не был даже поцарапан. Он держал в каждой руке по половине доски, расколовшейся вдоль об голову одного из дементоров. Фактически, это были две увесистых палицы, которыми Дадли мог как крутить «мельницу», — что он с удовольствием и проделал, — так и наносить мощные атакующие удары, — что он тоже проделывал с не меньшим удовольствием. Дадли упивался властью над взрослыми извращенцами, которую подарила ему парковая скамейка.

— Я думал, ты высосал у него душу, – укоризненно телепатировал дементор со сломанными руками дементору с огнестрельными ранениями.

— Ты видел его душу?! – сплюнул щепку тот. – Присмотрись!

Первый дементор присмотрелся и почувствовал желание стать вегетарианцем и никогда не притрагиваться ни к чему эмоциональнее салата.

— Я его только напугал, – сипло продолжил второй. – Думал, этого хватит.

— Не хватило, – констатировал первый, пытаясь вправить себе руку.

— Сложно собирать выбитые зубы сломанными руками, – утешил его второй.

— У меня нет зубов.

— Да, и у меня теперь тоже нет.

— Что с тем мальчишкой?

— Сожрать мы его не успели, но связь души и тела нарушили, – пожал плечами второй и тут же скривился от невыносимой боли в разбитых плечах. – А ещё меня в него стошнило.

— То есть той душе вернуться некуда. Он ничего не сможет предпринять и попросту растает. Жаль, вкусная душонка, но этот щенок с палками перебил мне вместе с руками весь аппетит. А тот, кем тебя стошнило, в теле не приживётся?

— Шанс мизерный. Они разные, тот был маглом. И он был взрослый, привыкший к своему телу. Это молодняк может приспособиться, а матёрые обычно подыхают. Он мне попытался больно сделать, – пожаловался дементор. – Четыре раза прямо в нос щёлкнул, и по рёбрам ещё разок.

— Не вой, сейчас эти щелчки уже незаметны. На фоне всего остального. Будем считать, что дело сделано. Так, давай выбираться отсюда, а то этот щенок снова начинает палками махать. Давай аппарировать в Азкабан, там сегодня на ужин боль пыток, муки отчаяния, шизофреническое безумие и просмотр современного авангардного кино.

— Наконец-то нам подадут что-то по-настоящему отвратительное! – обрадовался второй дементор, и оба исчезли во мраке. Вслед за ними исчез и мрак.

* * *

Сосископодобный палец нажал на кнопку звонка. Узорчатое стекло причудливо искажало очертания тёти Петунии, распахнувшей входную дверь:

— Дидди, Дидди, пора уже было тебе, я начала вол… А с этим что?

Гарри соскользнул с плеча Дадли, мгновенно юркнувшего в сторону, и качнулся на месте. Его лицо было бледно-зелёным. Потом Гарри открыл рот, и его вырвало на коврик у двери. На заднем плане суетилась миссис Фигг, рассекая воздух кошёлками и произнося полные пафоса, но не слишком вменяемые речи.

— И вот так он уже шесть раз подряд, – пожал плечами Дадли, навевая мысли о дрейфе континентов. – Привет, папа. У нас есть что-нибудь пожрать?

— Тебя-то он не запачкал? – Петуния мазнула губами по макушке сына, протискивающегося мимо неё в дом. – А ты… Эй, ты! Немедленно убери это! – голос тёти Петунии сорвался на визг, когда она попыталась ткунть Гарри носом в безнадёжно испорченный коврик. – Вернон, иди сюда. Похоже, этот поганец чем-то отравился. Слышишь, ты? – Петуния щёлкнула пальцами у Гарри под носом. – Миссис Фигг что-то не то дала тебе к чаю?

— Прокол сухожилия под коленной чашечкой незаметен внешне, но из-за постоянной нагрузки сухожилие воспалится, и через пару дней человек потеряет способность ходить, – сообщил Гарри в пространство, глядя сквозь тётю.

У входа ощутимо потемнело — проход был заткнут дядей Верноном, подошедшим посмотреть на приёмного сына.

— И давно он так? – крикнул Вернон в сторону кухни, откуда доносилось шуршание обёрток.

— С самого нападения извращенцев! – жизнерадостно ответил Дадличка сквозь копчёную колбаску.

— Нападения извращенцев?! – тревога Петунии вспыхнула с новой силой, она задрожала, как осиновый лист, и всплеснула руками. – Они избили тебя? Вернон, немедленно звони в полицию! Дидди, Дидди, что они с тобой сделали? – Петуния поволокла Вернона к кухне, совершенно забыв про застывшего на пороге Гарри.

— Не со мной, с ним, – Дадли ткнул пальцем в Поттера, уминая вторую колбаску. – Два извращенца попытались сделать с ним это. Рот в рот, как всегда начинается в фильмах, которые папа смотрит по видео, когда мамы нет дома. Извращенцы, ведь видели же, что я красивее.

Вернон покраснел, но Петуния, очевидно, не обратила внимания на пояснение сына.

— А потом они сломали парковую скамейку. Ну, я им немного помог. Врезал им пару раз по-свойски, да, папа? Парковой скамейкой. Они и сбежали. А он с тех пор постоянно такой.

— Красный! Режь красный! Или зелёный? Если я ошибусь, здесь всё взорвётся! – радостно сообщил Гарри серванту. Он уже прошёл в гостиную; Петуния взвизгнула и умчалась за шваброй, — судя по следам, перед тем, как зайти, мальчик тщательно вытер ноги о хлюпающий коврик.

Дядя Вернон обошёл Поттера с выражением лица орнитолога, обнаружившего редкий экземпляр особенно отвратительного стервятника.

— А где его эта?

— Эта? Укатилась куда-то, я её не нашёл. Только я её и не искал, а если и нашёл бы, не стал бы поднимать. – Дадличка рефлекторно потёр копчик, вспоминая своё первое знакомство с волшебными палочками, смял пустую обёртку от колбасок и повысил голос: – Мам, дай пожрать!

— Сейчас, умница моя, – тётя Петуния закончила мыть пол и толкнула Вернона к Гарри: – Дорогой, загони его в спальню, пусть он там отлежится. Если к ужину не оклемается, надо будет показать его доктору, потому что вдруг он заразит Дадличку! Да, сыночек, я уже иду! Что ты будешь, овсянку с грибами или картофель с сырным соусом?

— Без говядины?! – взвился Дадли. – Я совершил подвиг! Я спас эту бестолочь от пяти извращенцев! Мне нужны белки! И углеводы!

— Ты же говорил про двоих? – поднял бровь Вернон.

— Там было пять извращенцев, два эксгибициониста и мазохист с кнутом! – твёрдо ответил Дадли, садясь на жалобно заскрипевший стул. – И я их всех победил! Я заслужил мясо!

— Конечно, дорогой, – суетилась Петуния, поспешно выгребая содержимое холодильника на стол. – Вернон, не стой столбом, отведи этого в его комнату, а то он может испортить Дидди аппетитик!

Поттер принюхался к запаху разогреваемой еды и скучающим тоном обронил Вернону:

— Коллега, вы не представляете себе, как меня достали эти попытки замаскировать мышьяк ароматом чеснока…

Дадли поперхнулся, Петуния выронила поварёшку. Вернон побагровел и схватил Гарри за грудки:

— Вот твоя благодарность, да? Безродное отродье! Мы тебя вырастили, выкормили, выпестовали, как родного сы… Племянника! Ты с нашим сыном носил одни и те же вещи!..

— …И та сорочка, которую мы ему подарили на девятилетие, уже почти начала тебе подходить, хотя бы по росту… – поддакивала Петуния, воинственно размахивая поварёшкой. На заднем плане Дадли осторожно прислушивался к событиям, не переставая есть.

— …Да! А за это ты обвиняешь нас в том, что мы тебя травим? Подлец, негодяй! Надо было выгнать тебя ещё тогда, когда ты только пошёл в эту школу, чтоб ей пусто было! Яд, да, это всё твои зелья виноваты! Совсем с ума сошёл, в котле всякую бурду варить!..

Поттер, которого немилосердно трясли во время всей тирады, безучастно изучал потолок. Потом он перевёл спокойный и безмятежный взгляд на дядю. Легко положил ладонь на одну из сжимающих его футболку рук…

…В следующую секунду Вернон корчился на полу, скуля и баюкая на глазах опухающее запястье. Гарри с абсолютно бесстрастным выражением лица смотрел на катающегося по полу пунцового Вернона, а затем перевёл ледяной взгляд изумрудных глаз на Петунию. Петуния снова выронила поварёшку.

Поттер повернулся к Дадли. Дадли скрылся за горой еды в тарелке, — благо, это было несложно. Поттер снова повернулся к Петунии.

Её лошадиное лицо вытянулось так, что казалось, будто подбородок упёрся в живот.

— Пошёл прочь из моего дома, мерзкий неблагодарный ублюдок, – твёрдо заявила Петуния, отступая в кухню.

Поттер никак не отреагировал на это заявление. Он наклонился к дяде, который, увидев склоняющегося к нему племянника, побелел от страха и попытался отползти.

— Вон из моего дома! – умоляюще проскулил Вернон, царапая паркет тапками.

— Вон из нашего дома, дорогой, – поправила Петуния, осторожно выглядывая из-за косяка двери.

— Но он ведь свидетель, который может подтвердить, что я героически победил восемь извращенцев, трёх эксгибиционистов, двух мазохистов и стриптизёршу, – вякнул Дадли, но стушевался и заткнул себе рот картофелиной: – А, ладно. По крайней мере, я смогу забрать мою спальню.

Поттер пожал плечами, направился к входной двери и распахнул её. Мимо него внутрь пролетело пушечное ядро, долбанулось о стеклянные дверцы серванта, вызвав внутри короткую лавину из памятного хрусталя, и рикошетировало на кухню под дикий визг Петунии и Дадли. Там ядро рухнуло в тарелку и взорвалось, разбрасывая во все стороны ошмётки еды и перья и превращаясь в несколько взъерошенную, но вполне приличную сову.

Визг Петунии перешёл в ультразвук. Сова, нахохлившись, отряхнулась от еды и цепанула с тарелки Дадлички кусок колбаски. Вернон вскочил и бросился на кухню, по широкой дуге обегая Поттера и срывая на ходу с ноги тапок: «Никаких сов в моём доме!» Видимо, бравый продавец свёрел спутал сову с мухой…

Красный конверт громовещателя, который сова между делом метнула в руки Петунии, задымился и взорвался. Мощный рык легко перекрыл визг Петунии, крик Вернона, вопль Дадли и клёкот совы:

— Не забывайте мой наказ, Петуния!!!

Казалось, тётя Петуния сейчас упадёт в обморок. Она опустилась на стул рядом с Дадли и закрыла лицо руками. Остатки конверта догорали в полной тишине, — только сова, ухнув, цапнула ещё одну колбаску, и Поттер тщательно вытирал ноги о коврик у открытой двери.

— Что это значит? – хрипло спросил дядя Вернон. – Что… Я не… Петуния!

Тётя Петуния молчала. Дадли пялился на мать, тупо раззявив рот. Тишина закручивалась жуткой спиралью. Гарри по-прежнему безучастно вытирал ноги о коврик.

— Петуния, солнышко, – нежно проворковал дядя Вернон, оценив размеры клюва совы и потихоньку одевая тапок.

Тётя подняла голову. Её всё ещё била дрожь. Она сглотнула.

— Мальчик… Мальчик останется у нас, Вернон, – сказала она слабым голосом.

— Чего?!

— Он остаётся, – повторила Петуния, избегая смотреть на мужа и сына и теребя оборки собственного платья.

— А давайте продадим его на органы! – предложил Дадли, собирая себе на тарелку остатки разбросанной совой еды.

— Нет, – покачала головой Петуния более твёрдым голосом. – Если мы продадим его на органы, пойдут толки среди соседей. Начнут всякие вопросы задавать, станут интересоваться, куда он делся. Поттер остаётся.

Вернон пытливо изучал лицо своей жены, пытаясь прочесть её истинные мысли.

— Хорошо, – наконец сказал он и обернулся к Гарри. – Ты! Иди наверх, сиди у себя в комнате, из дому не выходи. Иди спать!

Гарри, напоминая эмоциональностью разлаженного робота, развернулся и направился к лестнице. Петуния с затравленным выражением лица посмотрела на поднимающегося мальчика, затем перевела взгляд на остающиеся за ним следы и тяжело вздохнула.

* * *

Бонд открыл глаза и сфокусировал взгляд на часах. Моргнул и сфокусировал взгляд снова. Моргнул ещё раз и прищурился, уменьшая диафрагму и увеличивая глубину резкости. Часы показывали 8:14 утра. Явно домашние занавески легко колыхались под прохладным ветерком, и Бонд понял, что он был не в одном из шикарных отелей Боготы. «Эм меня убьёт, – привычно подумал суперагент и встал с кровати, едва не упав. – Интересно, что пошло не так? Подручные Лоретти перехватили меня в Мадриде?» Бонд сделал пару шагов к окну, забранному толстой стальной решёткой. «Солнце низковато стоит для Мадрида. И вообще похоже на то, что я всё ещё в Британии. Эм меня точно убьёт, а потом отдаст Кью для опытов. Что я вчера пил? В глазах всё расплывается. Опять денатурат с метанолом? И потом заснул в одиночестве?!»

Суперагент подошёл к двери и привычно ощупал её чувствительными пальцами. Толстая дубовая дверь, обитая железными полосами, была заперта снаружи на засов. Если с врезным замком ещё можно что-то сделать изнутри, то засов, находящийся снаружи, мог бы повергнуть в уныние даже Гудини.

Бонд размял конечности, сделал несколько приседаний и схватился за поясницу. С ним положительно было что-то не так.

Кошачий лаз в двери распахнулся. Кто-то просунул внутрь поднос с тарелкой. На тарелке лежали несколько поджаренных кусочков хлеба, яичница, маслёнка с крошечным кусочком масла, стакан апельсинового сока и чашечка кофе.

— Эй! Выпустите меня! – закричал Бонд в кошачий лаз. – Что бы вы ни думали — это всё ошибка, оговор, подстава, я этого не делал! И уж точно больше не буду!

Бесполезно. Кошачий лаз захлопнулся, агент снова остался в одиночестве. За неимением лучшего он отдал должное завтраку, после чего начал прохаживаться по комнате, считая шаги и размышляя о своём бедственном положении.

Пассив — его похитили, когда он шёл к Кью после удачно проведённой операции по нейтрализации секты оккультистов. На похитителей работали странные личности, которые имеют хорошую защиту от огнестрельного оружия и движутся очень странно, словно паря в воздухе. Возможно, против него использовали подавитель психики на основе токов высокой частоты, вызвавший депрессию, кратковременную потерю памяти, расстройство сознания. Сейчас похитители держат его взаперти. Ни их мотивы, ни их цели неизвестны. Зато они, видимо, заинтересованы в его хорошем самочувствии, раз уж яйцо, хлеб и сок были свежими. Предварительная версия — за разгромом секты оккультистов следили, и его взяли в заложники, чтобы заставить правительство спустить дело о секте на тормозах. То есть — за похищением стоят либо русская мафия, либо афганские наркобароны. Они ещё не выяснили, с кем связались, но выяснят обязательно, и тогда возьмутся за него всерьёз. Надо обязательно сбежать до того, как они перестанут считать его обычным высокопоставленным полицейским агентом внедрения.

Бонд ещё раз понюхал стакан из-под сока. Апельсиновый сок не ассоциировался у него ни с русскими, ни с афганскими мафиози.

Актив — его похищение было неподготовленным, преступники действовали по наитию. В комнате кто-то живёт, в шкафу висят вещи, рядом со шкафом стоит явно используемый сундук, угол комнаты завален сломанными игрушами, на столе стоит огромная клетка с перьями на дне. А птичка-то плотоядная, судя по кормушке. Вот и объяснение, почему решётка на окне такая крупноячеистая… На столе лежат какие-то газеты, фотоальбом с надписью «Семья Поттеров»…

Бонд открыл фотоальбом, прищурился, сосредотачиваясь на фотографиях. Моргнул, пытаясь прогнать ощущение, что люди на фотографии двигаются, закрыл фотоальбом и подошёл к окну.

Под ногой агента скрипнула половица. Бонд покачался с ноги на ногу, прислушиваясь к скрипу пола, сел, быстро вскрыл тайник и поднял наверх найденные под половицей сокровища.

— «Тысяча магических растений и грибов», автор Филлида Спор. «Тёмные силы: пособие по самозащите», Квентин Тримбл. – Бонд перевернул книгу. – Естественно, никакого ISBN. Я так и думал, это точно оккультисты, печатающие свои труды во всяких подпольных типографиях… Тираж сорок пять тысяч экземпляров? Ничего себе подпольщики. А где она печаталась? Лондон, Косой переулок, дом триста шестьдесят четыре. Эти столичные снобы совсем обалдели, проспект с тремя сотнями домов переулком обзывают… Три сикля за «Теорию магии» Адальберта Уоффлинга. Что за сикли такие? Шекели? Жидомасоны?

Суперагент снова запустил в подполье длинную руку британской разведки. Его пальцы коснулись чего-то бархатистого и тёплого, конвульсивно сжавшегося.

Бонд был во многих отношениях более развит, чем простой человек. Он быстрее двигался, быстрее и точнее анализировал ситуацию, обладал превосходной интуицией и совершенной реакцией, великолепно стрелял из всего, у чего есть ствол, и водил всё, у чего ствола нет. Но в некоторых других отношениях он остался всё тем же самым обычным человеком, который, если неожиданно дотрагивается до чего-то живого там, где ничего живого быть не должно, вздрагивает и начинает вопить дурным голосом.

Отдышавшись, Бонд предпринял вторую попытку и достал из-под половицы толстую книгу в зелёной бархатной обложке с золотыми буквами, перетянутую кожаным поясным ремнём.

— «Чудовищная книга чудовищ»? – прищурился Бонд. – Что за бред?

Ремень отлетел в сторону, суперагент открыл книгу и уставился на картинку, изображающую кислотную галлюцинацию художника-сюрреалиста, помешанного на крокодилах и носорогах. Под иллюстрацией имелась подпись тонким наклонным шрифтом. Бонд всмотрелся, пытаясь прочитать текст… Книга внезапно захлопнулась и прищемила агенту нос.

— Ой!

Книга боком поползла по полу, нацелившись во тьму под кроватью. Джеймс прихлопнул её ладонью. Вернее, попытался, — в последний момент книга увернулась и контратаковала.

— Ай! – сказал Бонд и сунул чувствительно прижатые пальцы в рот.

— Не шуми, мерзявка, – вежливо попросили из-за двери. – А то останешься без ужина.

— Сейчас же только девять утра! – возмутился Бонд, на карачках гоняясь за взбесившейся книгой.

— Заткнись, – дружелюбно порекомендовали из-за двери. – Сам помнишь, что было в прошлом году.

Бонд нейтрализовал фолиант, усевшись на него сверху, и крепко задумался.

Четырнадцать месяцев из последних полутора лет он провёл в концентрационном лагере в Северной Корее, где его подвергали жестоким пыткам, по сравнению с которыми лишение ужина выглядело невинной заботой о здоровье и рекомендацией сесть на диету. Или завуалированным обещанием серьёзных неприятностей. Но, чёрт побери, откуда сатанисты-оккультисты могли знать подробности его послужного списка? Его-то и в MI6 знали считанные единицы. Неужели паутина заговора проникла в столь высокие эшелоны власти? И как тогда объяснить, что с другой стороны баррикад столь секретные сведения известны даже тупым «торпедам», бойцам самого низкого уровня, чья задача — подпирать стенку у двери и следить, чтобы заключённый выбирался наружу только в сопровождении конвоя?

— А что было в прошлом году? – на всякий случай спросил агент, балансируя на порывающейся вырваться книге.

— Ты не помнишь, как ты питался только долькой грейпфрута? – с издёвкой осведомился собеседник.

Джеймс мысленно просмотрел концлагерное меню. Он, конечно, не всё съеденное мог идентифицировать, но был абсолютно уверен, что грейпфрутов к столу заключённых не подавали.

— Нет, – искренне ответил Бонд. – В хорошие дни я ел крыс. Их нам спихивали сквозь прутья клетки, — сами-то они к нам подходить боялись. Ещё были скорпионы и, знаешь, такие мохнатые…

Судя по звукам, охранник за дверью обладал живым воображением, но слабым желудком. Бонд удовлетворённо кивнул и продолжил изучать книги.

Громкий стук засова заставил его встрепенуться. Дверь открылась. За дверью обнаружились худая, высокая блондинка с лошадиным лицом и длинной жирафьей шеей и бледный мальчик, который своими объёмами мог посоперничать с взрослым бегемотом.

— Ты посмел огорчить Дидди! – объяснила женщина, снимая с плеча кухонное полотенце. – Он так и не успел переварить завтрак!

— Я тоже, – пожал плечами Джеймс, лихорадочно прикидывая шансы сбежать, пока дверь открыта. По всему получалось, что с женщиной он справится, но мимо мальчика просто не протиснется. – А ведь он, тем не менее, попытался испортить аппетит мне.

— О, Диддичка не станет никому портить аппетит, правда, маленький? – женщина, не оборачиваясь, взъерошила мальчику волосы на макушке, вызвав у него мгновенно подавленную гримасу отвращения. – Я уверена, он лишь хотел пожелать тебе доброго утра, хоть и знает, что с тобой нельзя разговаривать. Потому что он очень добрый. Верно, Дадли?

Бонд прищурился, по-прежнему сидя на книге. Исходя из проявляемых чувств, приходилось признать, что перед ним мать и сын — несмотря на всё несоответствие их фигур. Суперагент прикинул слоноподобность сынишки в сравнении с сухопаростью мамы и попытался представить себе отца. Получалось плохо, потому что подобные размеры переставали ассоциироваться с людьми и начинали навевать мысли о грузовиках-контейнеровозах или о десантных самолётах повышенной вместимости. Бонд тряхнул головой, прогоняя возникшие перед его мысленным взором образы: нет, это невозможно, такие размеры просто не в состоянии передаваться в генотипе. А следовательно, перед ним любимый сын, который будет для своей матери квинтэссенцией идеала, вечно маленьким, вечно голодным, вечно любимым и вечно болезненным, несмотря на то, что он здоров, как бык, злобен, как десяток кобр, и ведёт себя с тактичностью носорога в период гона.

— Дадли, да? – обратился он к мальчику с приветливой улыбкой. – Красивое имя. Хочешь, я расскажу тебе, как похрустывает хитиновый панцирь скорпиона?

Мальчик позеленел и спрятался за спину мамы:

— Вот видишь, он опять это делает!

— Прекрати немедленно, Гарри! – возмутилась кобылоподобная блондинка. – Ты ведь пугаешь маленького Дидди, у него из-за этого может пропасть аппетит! Диддичка, идём на кухню, я приготовила тебе на второй завтрак гренки в масле, и я разрешу тебе взять твоё любимое черничное варенье. Только не больше восьми штук, ты же помнишь, тебе надо соблюдать диету.

— Гренки очень похоже хрустят, – тонко улыбнулся Бонд. – Со скорпионами главный вопрос тот же, что и с гренками. Как правильно откусить хвост, не обращая внимания на лапы. Знаешь, такое поскрипывание на зубах…

Дадли за дверью позеленел выше предельной нормы и вновь не смог удержать в себе своё воображение.

— Гарри!!! – блондинка вошла в комнату, её глаза метали молнии, а руки сворачивали полотенце в плеть. – Прекрати, мерзкий, неблагодарный мальчишка! Как ты смеешь дразнить своего братика? Я тебя за это…

Бонд распрямился, словно сжатая пружина. Книга, которая пригрелась под его задом и начала ритмично посапывать, мгновенно вернулась в состояние злобной ярости. Суперагент метнул клацающую переплётом книгу в руки женщине, которая её машинально схватила, и молнией скользнул в дверь. Сзади его настиг переходящий в ультразвук визг, сопровождаемый звуковым фоном в виде утробного рычания книги и щелчков захлопывающихся страниц. Бонд пронёсся мимо склонившегося пополам подростка, не удержавшись от искушения впечатать ему ступню в то самое место, где спина теряет своё благородное название, и ринулся вниз по лестнице, надеясь застать остальных стражников врасплох.

Дом был прибран настолько идеально, что не оставалось сомнений в том, что это конспиративная квартира не слишком умелой спецслужбы. Ни одна семья не сможет содержать свой дом в таком порядке. Бонд сбежал по ступенькам, перепрыгивая их через две, и бросил мгновенный взгляд в обе стороны, ища парадный или чёрный ход. Салон был пуст, в его дальнем углу маячила дверь, явно ведущая в прихожую.

Суперагент решил не рисковать, пытаясь выбраться наружу через кухню и чёрный ход, потому что на кухне вполне могли находиться другие охранники, поглощающие второй завтрак. Джеймс пригнулся и молнией пересёк салон.

Краем глаза он засёк другого мальчишку, не замеченного ранее, который ринулся ему наперерез. Джеймс резко сменил направление движения, бросился на ковёр и выполнил кувырок, ожидая, что преследователь не успеет отреагировать и проскочит мимо, однако этого не произошло, — видимо, мальчишка-охранник был более опытным, чем хотелось бы. Агент поднялся и развернулся к противнику, вставая в стойку джиу-джитсу, и с удивлением обнаружил, что противник уже поджидает его в похожей стойке.

Это был ещё один подросток примерно такого же возраста, что и толстяк наверху, одетый в не по росту длинную и широкую футболку. Со всклокоченными чёрными волосами, худой, но жилистый; сквозь непослушную чёлку на его лбу видна какая-то царапина. Стоит в классической стойке джиу-джитсу для левшей. И не нападает. Почему?

Бонд выждал секунду, остро осознавая, что его время истекает, и сделал обманное движение, рассчитывая отвлечь противника и метнуться мимо него к двери. Противник сделал вид, что поддался на уловку, но мгновенно качнулся наперерез. Бонд вновь замер, мальчишка тоже. В его зелёных глазах полыхали упрямство и ненависть.

За спиной суперагента послышались семенящие шаги женщины и тяжёлый топот второго парнишки. С тремя противниками на открытом пространстве Бонд мог бы справиться, но это был ненужный риск по сравнению с дракой один на один, а ненужного риска следовало избегать. Со вздохом сожаления Бонд сделал два скользящих шага вперёд и рубанул ладонью по шее своего визави, собираясь сломать ему позвоночник. Однако мальчишка явно не читал сценарий; он не стал терпеливо дожидаться удара, а лёгкими шагами сорвал расстояние и попытался ударить сам. Бонд с трудом погасил импульс и отскочил назад, уходя из-под смертоносной ладони, но противник не стал добивать открывшегося агента, а с выражением испуга на лице отпрянул в прежнюю позицию.

— Мам, а почему Гарри дерётся с зеркалом?

— Потому что в его школе все сумасшедшие, Дидди.

Секунду спустя Бонд ощупывал холодную стеклянную поверхность; его противник подставлял свои руки с противоположной стороны, словно пытаясь не пустить Джеймса внутрь стекла. Но если это зеркало, то… Бонд осмотрел себя. Он был одет в неимоверно растянутую серую футболку, и, судя по ощущениям, его волосы вместо аккуратной короткой стрижки представляли собой свободную вариацию на тему причёски нерадивого электрика.

— Я… Это… Я?! – хрипло просипел Джеймс, в шоке наблюдая, как угловатый подросток по ту сторону стеклянной плоскости синхронно открывает рот.

— Ты это ты, Гарри, – ответил толстый подросток, хихикая, как девчонка. – Мама, сумасшедшие всегда такие забавные?

— Чёрт побери, да кто же вы такие?! – вскричал Бонд, разворачиваясь к родственникам на лестнице.

— Я Дадли, а это моя мама, твоя тётя, Петуния, – словоохотливо объяснил Дадли, наслаждаясь выражением замешательства на лице суперагента. – Ты, Гарри, совсем сбреднил, да? Полный псих?

— Дадли? Моя тётя? Гарри?! – тут до Бонда, наконец, дошло. – А кто я?

* * *

На улицу опускалась ночь. Поттер сидел перед своим письменным столом, смотря на погружающийся во тьму город, и думал.

Он не был секретным агентом британской внешней разведки. Он не участвовал в захватывающих приключениях, не спасал мир, не разбирал на части атомные бомбы, не топил советскую подводную лодку у берегов Турции и не рушил раз за разом планы организации «СПЕКТР». Он был простым мальчиком с неуёмной фантазией и диагностированным диссоциативным расстройством идентичности, о чём его дядя с присущим ему тактом выразился «полный придурок». И он, оказывается, учился в школе-интернате «Стоунуолл Хай», где частью обычного дневного распорядка являлись побои и унижения. И куда он, безусловно, вернётся первого сентября.

По крайней мере, так ему объяснили горячо любящие его тётя и дядя. И у них были доказательства их слов: фотографии, на которых запечатлено его тело, начиная с годовалого возраста. Очки, купленные на имя Гарри Поттера, которые исправили проблему его зрения. Миссис Фигг, которая словоохотливо подтвердила, что регулярно сидела с Гарри.

Но доказательства выглядели хлипкими, а сама эта история изобиловала белыми пятнами. Например, она не объясняла, почему он помнит, что кожа рук премьер-министра слегка суховатая. Или почему он не имеет ни малейшего представления о жизни Гарри Поттера, хотя жизнь выдуманного им Джеймса Бонда целиком состоит из ярких воспоминаний, столь похожих на подлинные. Насколько он знал, при диссоциативном расстройстве идентичности одна личность не имеет никакого представления о мыслях, переживаниях и воспоминаниях другой, живущей в этом же теле. Если бы его дядя и тётя были правы, то о деятельности Джеймса Бонда, делящего с ним тело, Гарри мог узнать разве что из газет, но он никак не мог помнить, что ТВЭЛы ядерного реактора тяжёлые и горячие.

И уж тем более рассказанная дядей и тётей история не могла объяснить, почему он только что вслепую, в темноте, разобрал на части сломанную игровую приставку и собрал из деталей кустарный радиопередатчик. Она не объясняла, зачем ему пришло в голову настроить этот передатчик на частоту, находящуюся за пределами коммерческого диапазона, о которой заключённый в тюрьме мальчик не мог знать, но о которой знал агент с лицензией на убийство. Эта история никак не могла объяснить, почему Поттер отстучал в темноту короткую радиограмму, пользуясь азбукой Морзе, с которой Поттер никогда в жизни не сталкивался, а Бонд знал. История дяди и тёти не объясняла, каким образом Поттер подписался с помощью секретного идентификатора, о котором мальчишка не мог иметь никакого представления, но который гарантированно идентифицировал Бонда, правда, только на этой неделе.

«Похищен неизвестными. Подвергнут психологической атаке с целью разрушения и замещения личности. Похитители не заинтересованы в воспоминаниях, повторяю, опасности шантажа нет, попытка абсолютного уничтожения личности. Ожидаю заключения на нынешнем месте до первого сентября, с последующей транспортировкой в частную тюрьму. Требуется срочная эвакуация. Бонд».

Кроме того, история мистера и миссис Дурсль не могла объяснить, почему спустя десять минут Поттер получил ответ, расшифровывающийся согласно той же азбуке Морзе в осмысленный текст: «Сообщение получено. Если вам не грозит непосредственная опасность, оставайтесь на связи. Мы вырабатываем предложения. MI».

Может ли быть, что он в самом деле сошёл с ума, и полученные им сигналы — лишь плод его воображения? Разумеется. Как это проверить? Если он не может доверять собственным ощущениям, то чему он да может доверять?

И как объяснить столь странную библиотеку, собранную под половицей в его комнате? Почему Вернон был столь рад обнаружению этих книг, и, раз уж он так радовался, то зачем он немедленно собрал их и сжёг на заднем дворе?

Ум заходил за разум от попыток найти логичную причину всех этих нестыковок.

Поттер лёг на постель, не раздеваясь, и зажал во влажной от пота руке оголённые провода, покалывание в которых даст ему понять, что MI6 снова вышла на связь.

* * *

— Ну, как он? – спросила Эм у привлекательного очкарика в белом халате и со стетоскопом на груди.

— Увы, – пожал плечами тот, нервно теребя мембрану стетоскопа. Стальные черты лица Эм вкупе с её требовательным взглядом заставляли нервничать и более уравновешенных людей. – Физически с ним всё в порядке. Но вот мозговая активность отсутствует полностью.

— Странно, он никогда не собирался уходить в политику. Кома?

— Скорее, смерть, – выдохнул врач. – ЭЭГ зарегистрировала лишь несколько всплесков, явно рефлекторного характера. Ничего похожего на стандартные альфа-, бета- и гамма-ритмы. Никакого характерного для комы дельта-ритма. Ощущение такое, словно его мозг просто выключен, перестал представлять собой единый орган.

— Это может быть результатом насилия?

— На его теле нет никаких следов насилия. Нет никаких свидетельств, что он…

— Простите, – перебил стоявший рядом Билл Таннер, плечистый, но начавший лысеть мужчина в костюме, – но это не совсем так. В его пистолете отсутствуют пять патронов, мы нашли пять стреляных гильз, парафиновая проба подтверждает, что стрелял Бонд. – Мужчина передал Эм листы экспертизы. – Вот результаты последних стрельбищ Бонда, – Мужчина передал Эм официального вида таблицу. – С расстояния 10 метров он выбил 572 очка из 600. Это, конечно, не олимпийские результаты, но вполне пристойно, особенно если учесть, что стрелял он после трёхмильного кросса и полосы препятствий. А в момент нападения он просто спокойно прогуливался по улице. То есть как минимум с девяностопятипроцентной вероятностью он попадает точно туда, куда целится. Бонд выстрелил пять раз, то есть его не застали врасплох, и ему удалось прицелиться. Так где труп нападавшего? Ладно, труп они унесли, но где хотя бы кровь? Почему мы не нашли ни одной пули?

— Нападавшие не могли помыть тротуар?

— Мэм, судя по состоянию асфальта, этот тротуар перестали мыть в знак траура после того, как наша колония за Атлантическим океаном объявила себя независимой.

Эм взъерошила волосы.

— У кого хватило бы наглости напасть на нашего агента прямо в Суррее?

— Из официальных инстанций на подобных нападениях специализируется Моссад, но у нас с ними вообще и у Бонда в частности не было конфликтов. И потом, они обычно похищают жертву, а тут жертва — вот она, целая и физически невредимая. Из неофициальных инстанций… На таких нападениях не специализируется разве что ассоциация любителей комнатных растений, и то лишь потому, что в силовых акциях они предпочитают действовать чужими руками.

— То есть никаких зацепок?

— Нет, мэм.

— Можно ли предположить, что это дело связано с разгромленной сетью террористов-оккультистов-сатанистов?

— Предположить можно всё, что угодно, мэм. Компьютерный анализ оценивает правдоподобность этой версии в четырнадцать процентов. Для сравнения, нападение инопланетян оценивается в девять.

Эм снова развернулась к врачу:

— У вас есть мысли о том, каким способом его могли нейтрализовать?

— Ни единой. Мы могли бы ввести его в искусственную кому, скажем, используя барбитураты, но тогда на энцефалографии была бы совсем другая картина. Замедленные реакции на болевые раздражители. А тут… Рефлексы спинного мозга в полном порядке, но вся активность головного как будто выключена. Полное впечатление, что его головной мозг превратился в овсяную кашу.

— Ну точно, политик. Есть шансы на восстановление?

— Увы, – пожал плечами врач. – Я не верю в чудеса.

— Держите его на полном жизнеобеспечении, – решила Эм. – Сейчас, может, и нет, но в будущем у нас могут появиться какие-то мысли. Приставьте к нему круглосуточную охрану, распространите слух, что он жив и поправляется, авось они полезут доделывать начатое. – Эм снова повернулась к врачу: – Если будут какие-то новости о Бонде, — да, я понимаю, что это невероятно, но он уже выбирался из невероятных переделок, — так вот, если будут какие-то новости, любые, — немедленно звоните мне.

— Да, мэм. – Билл Таннер отрешился от реальности и вдавил в ухо наушник. – Уже, мэм. Есть новости о Бонде, мэм.

Эм повернулась к неподвижно лежащему телу.

— Вот об этом Бонде?!

— Да, именно о нём, – кивнул мужчина в костюме. – Четыре минуты назад кто-то вышел на связь с нашей станцией в… – быстрый взгляд на врача — …в Южной Англии и сообщил, что его похитили и пытаются применить к нему психотехники разрушения его личности. Использование идентификатора, абсолютно правильная расстановка кодовых пауз и совпадающий с предыдущими сообщениями стиль исключают вероятность ошибки. Наши специалисты уверены: это Бонд. Их удивило только место передачи: где-то в Суррее, прямо в двух шагах от Лондона. Они ожидали получить подписанные им радиограммы из… – ещё один быстрый взгляд на врача — …из другого города, где жарко, влажно и кокаинисто.

— Похитили.

— Да, мэм.

— Вот именно вот этого вот Бонда. Который лежит перед нами.

— Так точно, мэм.

— Офигеть.

— Согласен, мэм.

* * *

Задремавшего Поттера разбудило хлопанье крыльев. Мгновенно проснувшись, мальчик бросил беглый взгляд на самодельную радиостанцию. В темноте успокаивающе светился диод питания, но соседний диод не горел, — значит, сообщений за время его сна получено не было, и он ничего не упустил.

«Поддерживать связь дальше не имею возможности, боюсь обнаружения. Если будет возможность, выйду на связь завтра. Подтвердите получение. Бонд».

На сей раз ответ был получен почти сразу. Одновременно с ощущением кислого покалывания в пальцах зажёгся второй светодиод, предоставляя хоть какое-то доказательство мыслям Гарри.

«Подтверждаем, сообщение получено. Выработка рекомендаций затруднена в связи с абсолютной невероятностью ситуации. Аналитический отдел в полном составе сходит с ума. Держитесь, Бонд. Постарайтесь выйти на связь завтра. Вас будет ждать психолог для попытки нейтрализации эффекта психоломки. Выясните место заключения. Похоже, вы наступили на хвост не одному тигру, а целой стае. Удачи».

На секунду Поттер застыл, боясь поверить услышанному. Затем снова схватил ключ.

«Бонд – Центру. Принял, понял, приступаю к действию. Мой личный поклон Эм и привет мисс Манипенни. Конец связи».

— Это точно его стиль. Он или в самом деле наш Бонд, или гениальный злодей, – резюмировала Эм, стоя на возвышении посередине огромного, заполненного компьютерами и работающими на них людьми зала. Эм нервно схватилась за цепочку своего ожерелья. – В обоих случаях, он по уши в очень серьёзных неприятностях. Таннер, есть подтверждение авторства сообщения?

Билл Таннер отвернулся от своего дисплея:

— Девяносто три процента, что это Бонд, страдающий из-за какой-то физической травмы. Восемьдесят один процент, что это Бонд в добром здравии и твёрдой памяти. Двадцать семь процентов, что это кто-то подделывается под стиль Бонда. Если добавить и в этот раз абсолютно точно выполненную расстановку кодовых пауз, вероятность уменьшается до четырнадцати процентов.

Ещё один мужчина выполнил аккорд на клавиатуре и громко зачитал результаты:

— Анализ стиля речи: девяносто шесть процентов в пользу Бонда. Анализ используемых слов: 92% совпадения с его радиограммами из Манилы, из Мексики и из Китая. Напомню, что вероятность знакомства несанкционированного лица с текстом этих радиограмм составляет всего полтора процента. Вероятность случайного совпадения в выборе лексем: двенадцать процентов…

— Хватит! – оборвала дискуссии Эм. – Ну, светлые умы, кто это скажет?

Мужчины, сидящие за первым рядом компьютеров вокруг возвышения, переглянулись.

— Это Бонд, – наконец, сказал Билл Таннер. – Я в это не верю, но не могу предложить ничего другого.

Эм рванула цепочку, чуть не порвав ожерелье, и наклонилась к микрофону:

— Медцентр! Бонд у вас?

— Минуту назад был здесь, – послышалось из динамика громкой связи. – Точно, тут. Да и куда он уйдёт, без мозгов-то?

— Даже в этом состоянии он умнее многих экономистов, – отреагировала мисс Манипенни.

— Если отбросить невозможное, оставшееся окажется истиной, – Эм отключила связь по-английски, не прощаясь. – Он что, раздвоился?

— Очевидно, раздвоился, – хмуро ответил аналитик. – Непонятно, каким образом. Тушка одного из них лежит в реанимации. Второй шлёт нам аутентичные радиограммы и, судя по всему, чувствует себя неплохо, раз сумел просидеть рядом с работающим передатчиком три часа, и его не накрыли.

— А можно их не собирать обратно? – робко попросила мисс Манипенни. – А лучше ещё и этих двоих расщепить! Четыре Бонда ведь лучше, чем один? Может, тогда и мне перепадёт…

— Самый странный случай раздвоения личности в моей карьере, – прошипела Эм, нервно вышагивая по возвышению. – Группа радиоперехвата, вы засекли источник?

— Нет, мэм, – покачал головой бородач из третьего ряда компьютеров. – Сумели только выяснить, что передача ведётся откуда-то из северного Суррея. Под подозрение попадает вся территория от Стейнца-над-Темзой до Айвера в Букингемшире.

— Вы же хвалились, что засечёте любого воробья и пересчитаете ему все перья!

— Как только вы докажете мне, что радиограмма — это воробей…

— Так. Чтобы завтра по всей этой местности было не продохнуть от наших людей. Но тихо и незаметно. С пеленгаторами, и пусть они скоординированно прочёсывают эфир. Когда Бонд выйдет на связь, я хочу знать номер дома, номер квартиры, количество находящихся в ней людей и цвет их носков быстрее, чем он закончит передачу первого слова, ясно?

— Если, мэм, – рискнул поправить бородач.

— Когда! – строго возразила Эм. – В конце концов, это же наш Бонд, а не какой-то там мальчишка. Я не удивлюсь, если завтра он сам заявится сюда, восседая у похитителей на плечах.

В это время Бонд, обесточив передатчик, несколькими умелыми взмахами руки вновь придав ему вид разломанной игровой приставки и спрятав псевдо-приставку в груде сломанных игрушек в углу комнаты, вернулся к разбудившему его объекту.

Большая снежно-белая полярная сова настороженно смотрела на него, сидя на собственной клетке и вцепившись в крышу внушающими уважение когтями.

— Ух ты, птичка! – потрясённо пробормотал Поттер, прикидывая, чем можно будет сшибить сову, если ей вдруг вздумается полакомиться его глазами.

— Ух, – покладисто согласилась с этим определением сова, переступая с ноги на ногу. Огромные чёрные когти играючи сминали прутья клетки.

До сих пор всё знакомство Бонда с птицами сводилось к поглощению последних первым на всевозможных вечеринках коллективного сцеживания яда, на великосветском языке именующихся «раутами», «приёмами» и «банкетами». К своему стыду он был вынужден признать, что сожрал не один десяток пернатых, но сов среди них, вроде бы, не было. И потом, совы ведь не мстительны, правда? С другой стороны, птица, доведённая до готовности и сервированная умелым шеф-поваром, мало чем отличается по внешнему виду от другой птицы в аналогичном состоянии, поэтому наверняка утверждать об отсутствии сов в его рационе Бонд не мог. Но ведь совы, правда, не мстительны! Или?..

Если Поттер и был знаком с какими-либо совами, включая эту конкретную, сейчас он об этом не знал.

— Хорошая птичка, – пробормотал Поттер, затаив дыхание.

Сова снова тихонько ухнула и вытянула к Гарри свою шею. Гарри, зажав костяшку указательного пальца зубами, протянул вторую руку сове. Сова строго посмотрела на вытянутые к ней пальцы и с видимым удовольствием почесала об них шею.

Гарри ощутил странное чувство, словно он погрузил кончики пальцев внутрь мягкой тёплой перьевой подушки. Осмелев, он начал почёсывать сову и поглаживать её снежно-белые перья, которые словно светились в темноте.

— Хорошая птичка! – решил Гарри, наслаждаясь общением с совой. – Ты домашняя, да?

Сова укоризненно посмотрела сначала на него, потом на клетку.

— Да, сам вижу, конечно, домашняя. – Гарри с интересом наблюдал, как сова умело забирается в клетку. – Интересно, какому придурку пришла в голову мысль держать дома сову?

Сова уставилась на Гарри большими круглыми глазами.

— Вот как? Да, это на меня похоже. Знаешь, я ведь совсем ничего не помню. Полная, тотальная амнезия. Как будто до сегодняшнего утра я жил другой жизнью. Я даже тебя не помню[5].

Сова нахохлилась, переваривая эти сведения, а затем просияла и потёрлась клювом о кормушку.

— Нет, то, что совы плотоядные и предпочитают кормиться сами, я как раз помню, – улыбнулся Гарри. – А ещё я не вижу здесь никакой еды для тебя, уж извини. Меня и самого-то сегодня оставили без ужина за то, что я утром напугал эту прямоходящую свинью, моего кузена. И где здесь справедливость, я тебя спрашиваю, — напугал утром, а оставили меня без вечерней еды. Как тебя зовут, совушка?

Птица постучала клювом по табличке на клетке и почесалась, разом потеряв свой высокомудрый вид.

— «Хедвига[6]», – прочитал Гарри. – Красивое имя. Так значит, ты — моя сова, да?

Сова нахохлилась, презрительно давая понять, что это Гарри — её человек, и закрыла большие глаза.

— Может, тебе… Того? Клетку почистить, песочек поменять? – предложил Гарри, отчаянно стремясь сохранить общение хоть с кем-то, кто знал его до инцидента с потерей памяти. Пусть даже с совой. Его дражайшие родственники, вывалив на него историю его жизни, поспешили снова запереть его в маленькой спальне на втором этаже, очевидно, опасаясь, что он начнёт задавать слишком умные вопросы относительно нестыковок, которые торчали из этой истории во всех направлениях.

Сова не отреагировала. Она деловито завернулась сама в себя и явно пыталась заснуть.

— Вот так всегда, – Гарри подошёл к окну, намереваясь задёрнуть шторы. – Стоит найти умного человека, как он тут же оказывается совой и собирается задрыхнуть на ночь глядя. Это только мне так повезло — стать обладателем единственной в мире совы, которая спит по ночам?

Лёгкий свист приближающегося массивного тела заставил Гарри окинуть небо взором, но эта ночь, как на грех, выдалась безоблачной, и небо над крышами домов было чёрным. Гарри знал, что, находясь в неосвещённой комнате, он незаметен снаружи, но странный свист приближался, и Гарри счёл за лучшее отойти от окна, так и не тронув штору.

Внезапно пушечное ядро ворвалось в открытое окно и начало носиться по комнате, натыкаясь на стены и пронзительно свистя. Гарри, опешив, протянул руку и схватил его. Это оказалась ещё одна сова, точнее, маленький серый совёнок, который выглядел очень гордым и довольным собой. К его лапке был привязан свёрнутый в трубочку листок плотной бумаги.

Гарри внимательно рассмотрел не перестающего свистеть совёнка и бумагу. Во-первых, за сегодняшний вечер он столкнулся с большим числом сов, чем за всю свою предыдущую жизнь. Во-вторых, на бумаге зелёными чернилами было выведено его имя.

«Гарри Поттеру, Привет Драйв 4, Литтл Уининг».

Гарри отнёс совёнка в клетку к сонной Хедвиге, наполнил ему поилку из стоящей на столе бутылки, включил настольную лампу и сел за стол, положив перед собой бумажную трубочку с его именем. Или с именем, похожим на его имя, — тут никогда нельзя быть уверенным.

По крайней мере, теперь он знает адрес, по которому проживает. Или по которому проживает его тёзка. Но использовать сов в качестве голубиной почты? – Это ли не абсурд?

Поттер одел на нос очки, к которым до сих пор не привык, хотя носил их очень естественно, и с помощью двух карандашей аккуратно развернул тугой бумажный рулон. Бисерный почерк покрывал внутреннюю сторону рулона густой, но слегка корявой вязью:

«Гарри! Мы с ума сходим от беспокойства. Миссис Фигг сказала, что ты полностью потерял память из-за нападения дементоров. Дамблдор в ярости, ведь нападение дементоров — это доказательство, что они выходят из повиновения, потому что Сам-Знаешь-Кто вернулся, но в Министерстве и слушать его не стали: свидетелей нет, а миссис Фигг — сквиб, а дементоров только ощущала, но не видела, потому что успела к шапочному разбору. Чувства, вызываемые дементорами, к протоколу не приложишь. Гермиона перерывает библиотеку, надеясь узнать что-нибудь о последствиях атак дементоров, но шансов мало: большинство подвергшихся нападению остались живыми трупами, без души. Держи волшебную палочку при себе, но не колдуй, если только на тебя снова не нападут: Гермиона говорит, что в законе о разумном ограничении колдовства есть пункт о применении магии в целях самозащиты. Но, по-моему, у Гермионы самой пунктик относительно пунктов закона о разумном ограничении колдовства… Ни в коем случае не давай повода лишить тебя палочки и не отдавай свою волшебную палочку никому, даже представителям Министерства! Мы попробуем вытащить тебя к нам через несколько дней».

Внизу стояла подпись: «Рон». На полях, другим, намного более аккуратным почерком, была сделана приписка: «Рон опять всё переврал, но в целом он прав. Беспокоимся о тебе. Гермиона».

Гарри Поттер отпустил края плотной бумаги, и она снова свернулась в тугой рулон.

В тексте упоминалась миссис Фигг, которую он видел сегодня вечером, когда дядя Вернон рассказывал ему историю его жизни. Она подтвердила, что он и правда рос в этом доме на протяжении последних четырнадцати лет, и что он часто оставался с ней, если его дражайшие родственники куда-то уезжали. Это снимало главный вопрос: письмо в самом деле адресовано ему. Либо так, либо количество тёзок в этом городе просто зашкаливает.

Но всё остальное письмо представляло собой одну большую чёрную дыру. Кто такие Рон и Гермиона? Кто такой Дамблдор? Кто такие дементоры? Откуда вернулся Известно-Кто, зачем, и кто это такой, чёрт его побери? При чём здесь волшебные палочки, и какая связь между эзотерикой и министерством с законами? Или слово ministry использовалось здесь в другом смысле — «пастырство», «духовенство», «наставничество»? Очень может быть…

Неужели он сам был вовлечён в группу оккультистов, которая собиралась взорвать школу, и которую помог раскрыть и арестовать Джеймс Бонд? Неужели его воспоминания на тему мрачного подземелья, внезапно наполнившегося полицейскими, — не плод его воображения, только он не предотвращал теракт, а стоял в ряду закутанных фигур и был одним из тех, кто собирался его совершить?

Об этом надо было серьёзно подумать, но, в отсутствие сведений, прежде всего надо было накопить эти самые сведения. Амнезия представляла собой идеальное прикрытие для выяснения всего того, что, по мнению окружающих, он уже должен был знать.

Поэтому Гарри Поттер, подумав, достал чистый лист обычной писчей бумаги, нашёл в сваленном в углу барахле шариковую ручку и быстренько написал следующий текст:

«Рон, мне приятно ваше беспокойство, но я правда потерял память. Я не помню ничего, что происходило до вчерашнего вечера, а то, что помню, судя по всему, не имеет отношения к реальности. Тебе придётся набраться терпения — я не помню ни тебя, ни Гермионы, ни даже Сам-Знаешь-Кого, уже не говоря о столь значительных фигурах, как Дамблдор или миссис Фигг, которая получила почётное звание Сквиба. Кстати, я сегодня увидел её впервые в жизни. Мне требуется помощь! Гарри.

PS: Оказывается, у меня есть крутая сова! Её зовут Хедвига. Зато я понятия не имею, где моя волшебная палочка, если даже предположить, что она у меня была».

Затем Гарри тщательно свернул бумажку, достал из клетки слегка отдохнувшего и напившегося совёнка, привязал бумажку к его ноге и спросил:

— Ты сумеешь вернуться к отправителю?

Совёнок утвердительно ухнул и расправил крылья, намереваясь отправиться в полёт немедленно.

— Передай это письмо Рону, хорошо? Кто бы он ни был.

Совёнок снова ухнул и выпорхнул за окно.

Гарри подождал минуту, затем плотно занавесил шторы и выключил настольную лампу. В воцарившейся темноте, невидимый никем, кроме, разве что, Хедвиги, он сноровисто собрал радиостанцию, отстучал короткую радиограмму, затем вернул её на своё место, разделся, лёг на кровать и быстро, но чутко заснул.

Тем временем сонная Эм, растрёпанный Билл Таннер и бородатый шеф группы радиоперехвата танцевали безудержную джигу, празднуя получение неожиданной радиограммы от раздвоившегося агента: «Адрес: Привет Драйв 4, Литтл Уининг. Имя: Гарри Поттер. Бонд».

* * *

Бодрый Поттер, сделав двадцать отжиманий, умял завтрак, который, как и вчера, был просунут в кошачий лаз в двери, и с комфортом устроился за письменным столом. Клетку с совой он спустил на пол, давая возможность птице поспать в относительной темноте, и заодно обеспечив себе лучший обзор улицы сквозь тонкие занавески. Сейчас он мелкими глотками отхлёбывал апельсиновый сок, уже час наблюдая за улицей и удовлетворённо улыбаясь краешком губ.

У столба на противоположной стороне улицы был припаркован передвижной ремонтный фургон телефонной компании, и двое дюжих молодцев, поднявшись на платформе лебёдки к верхушке столба, оживлённо спорили, тыча пальцем в трансформатор. Гарри подозревал, что они спорят о том, имеет ли смысл его чинить или нет. Неизвестно, что бы думал по этому поводу пятнадцатилетний школьник, но тридцатишестилетний Бонд[7] определённо сказал бы, что ремонтникам-телефонистам трансформатор электрической компании чинить не просто не нужно, но даже и воспрещается. Удивительно, почему у ремонтников ушёл уже час на выяснение этого обстоятельства. Впрочем, возможно, дело в том, что в любой момент времени хотя бы один из них стоял лицом к дому Дурслей, явно упуская трансформатор из виду.

У поворота на перпендикулярную улицу припарковался видавший виды грузовичок с рекламой фирмы, осуществляющей доставку хлебобулочных изделий. Нагружен он был так, что колёса практически скрылись в колёсных арках. Либо со вчерашнего дня хлеб начали выпекать из чугуна, либо внутри обливались потом два десятка бойцов группы захвата, либо — что ещё более вероятно — вместо огромных стеллажей с буханками внутри грузовичка располагалась сверхсовременная система дистанционного наблюдения.

Каждые несколько минут по Привет Драйв проезжали автомобили. Это не было чем-то неожиданным, — в конце концов, недавно начался новый рабочий день, и представители среднего класса покидают свои гнёздышки, устремляясь в душные офисы в Сити, — но машины, курсирующие по улице, повторялись. За время наблюдения Гарри насчитал десяток автомобилей, которые кружились по кварталу, судя по всему, бесцельно, но обязательно проезжали под окнами дома Дурслей. Ни в одном из них не было меньше двух человек.

Словно всего этого было мало, над районом стрекотал вертолёт, на котором очень большими буквами было написано, что он принадлежит службе новостей. Но в кабине вертолёта сидели три человека, и их длинноствольные винтовки с оптическими прицелами совсем не походили на телекамеры.

Гарри вздохнул и отхлебнул ещё глоток сока. В ближайшие несколько часов всё решится. Либо выяснится, что все его находки и наблюдения — плод шизофрении, либо бравые ребята из MI5, MI6 и полиции ворвутся в этот особняк, и тогда надо будет думать о том, каким образом его, спецагента, сумели замаскировать под школьника, и, главное, как его вернуть обратно.

Дадли примерно полчаса назад ушёл с друзьями третировать малышей, Вернон был на работе. Насколько было известно Гарри, кроме него, в доме остался только один человек. Петуния надраивала до блеска подоконник в гостиной на первом этаже. Если что-то и произойдёт, то это должно произойти сейчас.

* * *

Эм ходила кругами по возвышению в тактическом оперативном центре.

— Что это значит — вы не можете найти Гарри Поттера?

— То и значит, – пожал плечами Билл Таннер. Ему так и не удалось поспать или хотя бы освежиться этой ночью, поэтому он имел крайне помятый вид; под глазами темнели круги. Эм тоже не спала, но не позволяла себе поддаться усталости. Стальной блеск её глаз, казалось, отрицал саму необходимость терять время на отдых, когда коварные террористы посмели нанести удар и похитить человека в самой Британии.

— Нет такого человека в наших базах данных, – продолжил аналитик. – Самый подходящий Гарри Поттер, которого мы нашли, родился в Бирмингеме, вступил в британскую армию, получив личный номер 5251351, и воевал с бандитами до самой своей смерти.

— Прямо Джеймс Бонд! – всплеснула руками мисс Манипенни. Ей, в отличие от остальных, удалось поспать пару часов на диванчике в комнате отдыха, и сейчас она блистала, выгодно выделяясь на фоне запавших глаз, всклокоченных причёсок и сонных лиц.

— Которую он принял в возрасте 19 лет и 10 месяцев в самый жаркий день лета, 22 июля 1939 года, в бою с террористами в городе Хевроне, – продолжил аналитик. – Сейчас это Палестинская автономия. Похоронен на британском военном кладбище в городе Рамле[8].

Эм на секунду остановилась, что-то обдумывая.

— Это практически наверняка не наш Поттер, – решила она, – но зачем-то же Бонд его указал. Копайте дальше. Помимо информации о других Поттерах, разрабатывайте этого. Кто его родственники? Кто была его любимая девушка? Оставил ли он после себя наследника, который сейчас, полвека спустя[9], может захотеть отомстить короне за смерть предка? Какая связь между Бирмингемом и Литтл Уинингом? Может быть, дело в палестинцах? Может, так Бонд намекает на людей, которые его похитили? В прошлом году были подписаны соглашения Осло, — может, это было спусковым крючком? Выясните, кто убил Гарри Поттера, проследите наследников убийцы, наройте, был ли неожиданные денежные вливания в их семьи, получали ли они дорогие подарки, имели ли влиятельных покровителей. Достаньте мне информацию!!!

Аналитик издал зубовный скрежет, отчётливо слышимый даже на расстоянии шести метров, но кивнул и снова склонился к своей клавиатуре, вполголоса раздавая указания подчинённым.

— Группа наружного наблюдения! – рявкнула Эм, продолжая своё противосолнечное движение. – Что у вас там?

— Привет-Драйв, четыре, – рядом с Эм материализовалась худощавая женщина, выглядящая так, как будто она лично только что приползла из Литтл Уининга в тактический центр по-пластунски. – Это дом типовой застройки этого района. Построен в 1977 году, приобретён неким Верноном Дурсли, который с тех пор в нём и проживает вместе с семьёй.

— Это я и без вас знаю! – огрызнулась Эм. – Дальше!

— Дом типовой, но одна из комнат на втором этаже усилена, – продолжила женщина. – Вообще-то, это дома каркасно-щитовой застройки, так называемой «канадской»; внутренние стены из гипсокартона на каркасе из плетёнки. Облегчает перепланировку, понимаете? Но примерно в начале 1992-го года Вернон оплатил усиление внутренних стен, сделав все стены одной из спален на втором этаже постоянными. Это потребовало возведения несущих стен и на первом этаже тоже, потому что изменился распределяемый по перекрытиям вес, но основной целью была именно спальня на втором этаже.

— Откуда сведения?

— Инженер-строитель, нанятый для проведения этой работы, отказался возводить стены на втором этаже без усиления первого. В его архивах сохранились расчёты. В результате все стены вот этой спальни представляют собой армированный тремя независимыми каркасами из строительной стали железобетон толщиной восемь дюймов.

Эм развела руки на восемь дюймов и уважительно присвистнула:

— Это же настоящий ДОТ.

— Затем Дурсли восстановили оригинальную обстановку комнаты, чтобы постоялец не заметил изменений, – добавил бородач от одного из компьютеров первого ряда.

— Да, и это очень странно, – подтвердила худощавая женщина. – Вы только подумайте — добавить стены, усилить перекрытия и потолок, оштукатурить всё это внутри и снаружи, навесить дубовую дверь с кошачьим лазом и со стальным листом внутри, — вот копия счёта-фактуры, — поставить на окна решётки из легированной стали в палец толщиной, — а потом занести внутрь кучу хлама и мусора, разложив всё так, словно никто ничего не трогал!

— Кто постоялец?

— А это самая странная деталь во всей истории, – усмехнулась женщина. – Известно, что у Дурслей был только один ребёнок, Дадли Дурсль, родившийся 23 июня 1980 года. Роды зарегистрированы в больнице, никаких проблем с этим ребёнком нет, за исключением наблюдения у районного диетолога и двенадцати приводов в полицию за разбойные нападения, вымогательство, хулиганство, нанесение телесных повреждений и порчу общественного имущества.

— Милый мальчик, – заметила Эм.

— Не то слово. Наши агенты наружного наблюдения уже сейчас, спустя два часа после начала операции, разыгрывают в кости очередь, по которой будут драть ему уши.

— Так кто постоялец?

— Примерно с ноября 1981 года в семье Дурслей появился ещё один ребёнок. Возраста примерно Дадли, но совершенно точно он у них не рождался, а появился уже годовалым или около того. Где он жил до 1991 года, неизвестно, но в августе 1991 года он переселился в эту спальню, и с тех пор занимает её во время летних каникул.

— Имя?

— Неизвестно. Официального запроса на усыновление или на опекунство не подавалось. Мы предполагаем, что он ходил в начальную школу святого Грогория вместе с Дадли, но её архивы сгорели во время позавчерашней операции по разминированию. Приказа разрабатывать учителей пока не было. На почтовом ящике его имени нет, почтальон корреспонденцию ему не доставляет. Мальчик-загадка, мальчик-невидимка. Прямо какое-то несуществующее существо.

— Хмм… Он занимает спальню во время летних каникул. А где он находится во время учебного года?

— Неизвестно.

— Имени нет. Местонахождение в течение десяти месяцев в году неизвестно. Что вы вообще про него знаете?

— Он был замешан в инциденте в Лондонском зоопарке. Дадли Дурсль оказался внутри террариума, а боа-констриктор снаружи. При этом стекло было целым. Мальчишка стоял рядом и смеялся, как сумасшедший. Именно поэтому его и запомнил смотритель. А ещё возведение капитальных стен вокруг его спальни показывает, что, начиная с 1992 года, Дурсли его боятся до дрожи в коленках.

— Всё страньше и страньше. Так где же Бонд?

— А это самое странное, мэм. По данным наблюдателей, сейчас в доме только два человека: Петуния Дурсль и этот мальчик. Мальчик сидит в своей спальне и уже час наблюдает за нашими наблюдателями. Судя по движениям его головы и губ, он вычислил ремонтников напротив его окна, хлебовозку на углу, вертолёт и полдюжины машин. А вот любителей бега трусцой с пулемётами Гатлинга в поясных сумках, велосипедистов, развозящих самонаводящиеся газеты, двух снайперов-шахматистов с фигурами увеличенного радиуса поражения за столиком в соседнем сквере и девочку, выгуливающую нашего сотрудника под видом болонки-мутанта, он не заметил.

— Хорошо. Группе захвата приготовиться. Возьмём их тёпленькими и устроим радушную встречу товарищам Вернону и Дадли.

Бородач из первого ряда взмахнул рукой:

— Мэм, вам лучше подойти сюда! Там происходит что-то невероятное!

* * *

— Вот же придумают, маглы грязнокровные… Бомбарда максима!

Петуния обернулась, услышав взрыв позади себя, и обомлела. Обломки стены усеивали гостиную, в воздухе столбом стояла строительная пыль.

— Опять? – тяжело вздохнула Петуния и, взяв тряпку наперевес, двинулась в эпицентр.

— Отойдите-ка, – потребовала высокая худая брюнетка в изумрудно-зелёном платье, выступая из развороченного камина. Брюнетка вышла в центр комнаты, поправила очки, достала палочку, вывела ей сложную фигуру в воздухе и произнесла «Репаро!» Обломки собрались обратно, заделывая старый камин. Лежащий рядом со стеной электрический камин поднялся вертикально, паутина трещин на его лицевой панели разгладилась сама собой. Воздух очистился от пыли, словно по волшебству.

— Вы из этих, да? – с подозрением спросила Петуния, занимая позицию между женщиной и лестницей на второй этаж.

Брюнетка удивлённо оглянулась вокруг, демонстрируя тугой узелок волос на затылке, затем устремила на Петунию тяжёлый взгляд поверх квадратных очков.

— Миссис Дурсль, я с самого начала выступала против идеи Альбуса передать Гарри Поттера под вашу опёку, – поджала губы брюнетка. – Ваше замечание только усилило мою антипатию к вам. На ваших глазах я появилась из замурованного камина, — очень качественно замурованного камина, должна признаться, мистер Уизли поработал на совесть, — а затем одним взмахом волшебной палочки починила развороченную стену. Из кого я могу быть, если не из этих? Из тех? Меня зовут Минерва МакГонагалл, и я декан его факультета. Отойдите в сторону.

— Я не пущу вас к нему, – прошептала Петуния, поднимая тряпку в угрожающем жесте. – Мы весь день вчера потратили, восстанавливая ему память. Правильную память. У него же сейчас есть шанс стать нормальным, вы понимаете? Не уродом, как вы. Он не вернётся в эту вашу дебильную школу для уродов! Я не пущу!

— Так он и правда потерял память? – Минерва бросила обеспокоенный взгляд наверх. – Я думала, Рон опять что-то напутал. Его надо отвезти в больницу. Может быть, наши колдомедики смогут ему помочь. Как он потерял память?

— Я не пущу, – твёрдо повторила Петуния, машинально скручивая тряпку в хлыст.

Минерва снова посмотрела на Петунию. Напряжение было столь велико, что между ними могли проскочить искры.

— Судьба. Всего. Колдовского. Мира. Зависит. От этого. Мальчика, – проговорила Минерва, тяжело роняя слова, словно каменные плиты. – Вы понимаете, что он единственный, кто может остановить нового диктатора? У него это уже получилось однажды. Он — избранный. Он — последняя надежда всего нашего мира.

— Вашего мира, не нашего, – возразила Петуния. – В нашем мире он — всего лишь маленький мальчик, которого вы собираетесь использовать. Постыдились бы, великие и могучие маги. Уроды.

— Если он не остановит этого диктатора, то ваш мир придёт к концу, – Минерва хлопнула по открытой левой ладони своей волшебной палочкой. – Судьба обоих миров сейчас висит на волоске. И по сравнению со спасением миллионов жизней не имеет никакого значения судьба одного мальчика… И уж тем более никакого значения не имеет судьба одной старой глупой тощей коровы. А теперь либо вы сделаете шаг в сторону, либо мне придётся применить силу.

Петуния задрожала, но сделала последнюю попытку:

— Вам нельзя применять колдовство в присутствии нормальных людей.

— По-моему, я только что доказала обратное, – подняла бровь Минерва, указывая палочкой на гостиную, вновь вернувшуюся к состоянию идеального порядка. – Это несовершеннолетним нельзя. До семнадцатилетнего возраста. Я бы с удовольствием приняла вашу уверенность в моём несовершеннолетии как комплимент, но меня не радуют комплименты из ваших уст, даже такие изощрённые. А теперь — в сторону.

Петуния бросила беглый взгляд на каминную полку, где стояла оправленная в серебро фотография обнимающихся Вернона и Дадли, и отошла, вздрагивая от сдерживаемых рыданий. Минерва грациозно проследовала на верхний этаж, не удостоив хозяйку дома даже взгляда.

— Алохомора!

Замок на двери, щёлкнув, открылся. Дверь беззвучно распахнулась.

— Здравствуй, Гарри.

Эм, подслушивающая разговор с помощью трансляции узконаправленного микрофона, ахнула.

— Здравствуйте, мэм.

Минерва вошла в комнату, взмахом руки заставила дверь закрыться.

— Ты правда потерял память?

— Я не знаю, мэм. Не помню.

Минерва вздохнула.

— Что произошло?

Гарри лихорадочно соображал. Нет, это явно не агент MI6. В случае полномасштабного штурма жертв и разрушений было бы больше. Разумнее всего будет придерживаться версии, изложенной вчера Дурслями, и «включить дурачка».

— Мэм, на меня с моим кузеном напали позавчера ночью. Кузен спас нас обоих, отбившись, по его словам, от двадцати восьми извращенцев, семнадцати эксгибиционистов, десяти мазохистов, четырёх стриптизёрш и одного пассивного транссексуала. Но я этого не помню. Мои сознательные воспоминания начинаются со вчерашнего утра. Всё, что происходило со мной до этого момента, я знаю исключительно со слов дяди, тёти и брата.

Минерва МакГонагалл тяжело вздохнула, сжав пальцами переносицу.

— Понятно. Гарри, мне потребуется, чтобы ты сидел неподвижно и не обращал внимания на мои действия в следующие несколько минут. Обещаю, что как только я закончу, я обязательно всё тебе объясню, хорошо?

Гарри сжал под столом рукоять заточки, сделанной из игрушечного кинжала, найденного среди барахла в углу комнаты.

— Действуйте, – разрешил он.

Минерва достала волшебную палочку и сделала несколько пассов над головой Гарри. Тяжело вздохнув, она извлекла из кармана своего платья хрустальный шар, заполненный белым дымом, и попросила мальчика взять его в руку, — дым в шаре мгновенно стал бордово-красным. Затем пришла очередь какого-то странного волчка, который сам собой начал жужжать и вращаться; зеркала, в котором не отражалась окружающая обстановка, и верёвки, которая, как живая, начала кружиться вокруг Гарри, измеряя различные параметры его тела, пока не устала и не свернулась колечком на столе. Последним женщина достала из кармана крошечный золотой мячик, который развернул паутинно-тонкие крылышки и начал кружить по комнате. Минерва внимательно наблюдала за Гарри, безучастно следящим глазами за мячиком.

— Ты, случайно, не знаешь антоним к слову «эврика»? – спросила, наконец, она, завершив все эти странные манипуляции и присаживаясь на кровать.

— Увы, мэм, – пожал плечами Гарри, наблюдая за маленьким золотым мячиком.

Женщина устало провела рукой по волосам.

— Хорошо. Пойдём трудным путём. Меня зовут мисс Минерва МакГонагал, и я декан твоего факультета в школе.

— О, так вы из «Стоунуолл Хай»?!

— Нет, Гарри, я из «Хогвартса».

— Я почему-то так и думал, что мои дядя и тётя вешали мне лапшу на уши.

— Совершенно верно, Гарри. – Минерва внезапно сняла свои очки и начала их протирать, хотя стёкла не нуждались в чистке. – Мне довольно тяжело рассказывать это юноше, но твой случай, должна признать, исключительный… Ладно, давай сразу к делу. Ты — волшебник, Гарри.

— Я кто?! – Гарри почувствовал, что у него отпадает нижняя челюсть.

— Ты волшебник, – твёрдо повторила Минерва, – и довольно неплохой, а будешь ещё лучше, когда подучишься немного. Кем ты ещё мог стать, с такими-то родителями?

— Мои родители погибли в автокатастрофе, – сообщил Гарри легенду, рассказанную ему дядей Верноном.

— Ты сам-то в это веришь? – тяжело улыбнулась Минерва. – Никакая автокатастрофа не могла погубить Лили и Джеймса… – Гарри вздрогнул, услышав это имя, – …Лили и Джеймса Поттеров. Прости, Гарри, мне удивительно, что ты снова ничего про себя не знаешь.

Эм, вслушивающаяся в каждое слово, щёлкнула пальцами.

— Лили и Джеймс Поттеры. У кого-то из них есть сестра Петуния. Возможно, по официальной версии, они погибли в автокатастрофе, возможно, в 1981 году. Всю информацию по ним — мне в руки, сейчас же!

— Снова?

— Ты поступил в школу чародейства и волшебства «Хогвартс» в 1991 году. Это лучшая школа начинающих волшебников в Британии, а, возможно, и во всём мире, — по крайней мере, в прошлом году ты это успешно доказал, победив в Турнире Трёх Волшебников представителей «Дурмштранга» и «Шармбатона». До того, как твои родственники отпустили тебя учиться, нам пришлось прислать к тебе представителя преподавательского состава, чтобы убедить их. Ну, строго говоря, тогда он ещё не был представителем преподавательского состава…

— Начните с самого начала, – посоветовал Гарри, буквально ощущая напряжённое внимание Эм. – Считайте, что я нахожусь на уровне развития обычного пятнадцатилетнего подростка, не знакомого с «Хогвартсом», и развивайте мысль оттуда.

— Хорошо. – Минерва поджала губы, собираясь с мыслями. – Обычно люди не могут влиять на материальные предметы силой своей мысли. Но тела некоторых людей, вследствие генетических мутаций, представляют собой замечательную питательную среду для миниатюрных существ, которых мы, за отсутствием официального термина, вот уже двадцать лет называем мидихлорианами[10]. Они необнаружимы даже в самый сильный микроскоп, потому что состоят по большей части из завихрений электромагнитного поля. Именно поэтому волшебный мир плохо совместим с современной техникой… Достоверно неизвестно, что именно привлекает их в одних людях и отталкивает в других, но известно, что мидихлориане, выполняя свою часть симбиотических отношений, дают возможность их носителю сознательно влиять на материальный мир, не применяя прямой контакт. В человеческих легендах носителей мидихлориан называют магами, волшебниками, колдунами, ведьмами. В волшебном мире людей, не отмеченных присутствием мидихлориан, называют маглами.

Гарри внимательно слушал.

— Мидихлориане могут откликнуться на инстинктивное желание, что часто и происходит с детьми, – Минерва протянула руку и провела сухой ладонью по растрёпанным волосам Гарри, – вот ты, например, ненавидел стричься и причёсываться, поэтому волосы на твоей голове всегда остаются длинными, лохматыми и растрёпанными, отрастая за ночь. А в десятилетнем возрасте ты испарил, а затем восстановил стекло в террариуме зоопарка, отчаянно желая освободить удава и проучить твоего кузена Дадли. Но, развив в себе способность концентрироваться на своих желаниях, мидихлориан можно заставить выполнять точно то, что нужно тебе, а не им. Это первое правило успешного волшебства: концентрация, жест, слово. В принципе, имеет значение только концентрация, поэтому, достигнув определённого уровня развития, маг может обойтись без заклинаний вообще, ведь заклинания — это лишь способ достичь нужной концентрации. А можно колдовать, произнося заклинания про себя и не делая жестов. Но большинство магов и по окончании обучения предпочитают произносить заклинания вслух, используя жесты и концентраторы магии, – Минерва подняла свою волшебную палочку, – потому что это отнимает куда меньше сил.

— И вы говорите, что я — маг?

— Совершенно верно, причём очень сильный, – кивнула Минерва. – У тебя очень высокая концентрация мидихлориан. К сожалению, это компенсируется врождённым пренебрежением к правилам и органическим отвращением к интенсивному обучению.

— И что маги могут сделать?

— По большому счёту, всё, – Минерва прыгнула, обратившись в кошку, затем превратилась обратно в женщину, пустила из палочки сноп разноцветных искр, наполнила стакан Поттера с остатками апельсинового сока чистой водой, а затем превратила его в забавного хомячка и пустила его летать по комнате. Хомячок пискнул, Хедвига мгновенно открыла глаза. – Пределом являются только твоё воображение, способность к концентрации и количество мидихлориан, которое, повторюсь, у тебя выше, чем у меня.

Гарри Поттер, широко открыв глаза, вытер вспотевшие ладони о футболку.

— И я умел всё это делать?

— Нет, – Минерва покачала головой, стёкла её очков блеснули. – Ты достиг впечатляющих успехов в защите от тёмных искусств, в чарах, в трансфигурации и в гербологии, но постоянно получал оценки ниже среднего по зельеделию, астрономии, истории магии и прорицанию.

— Я ничего этого не помню. – Гарри посмотрел в глаза Минерве. – Я не вижу смысла возвращаться в… «Хогвартс», да?.. Потому что я не помню ни единого заклинания. У меня даже этого концентратора сознания нет.

Минерва всполошилась:

— Ты потерял свою волшебную палочку? Или у тебя её украли?

— Я не помню!

— Понятно… Ладно, значит, надо будет купить тебе новую.

— Их продают?!

— Конечно, в Косом Переулке есть магазин мастера Олливандера… А, я вижу, тебе знаком Косой Переулок?

— Я видел это название в выходных данных одного из учебников.

— Да, там расположено несколько магографий. Что касается заклинаний… Несмотря на потерю памяти, мидихлориане в клетках твоего тела остались. И они по-прежнему готовы исполнять твои желания. Но без обучения ты будешь опасен для себя и для окружающих, а мы не можем рисковать обнаружением волшебного сообщества. Все маги проходят обучение, дома, у частного учителя, или в одной из школ… Либо устраняются. К сожалению, твои родственники-маглы не в состоянии обучить тебя волшебству, – Минерва грустно улыбнулась, – поэтому, по большому счёту, выбора у тебя нет. Первого сентября ты вернёшься в «Хогвартс».

— Вы упоминали ещё несколько школ, – мягко сказал Гарри, переваривая тот факт, что выбора у него нет, и что ему прямо пригрозили устранением.

— «Дурмштранг» и «Шармбатон» — из тех, с которыми ты уже сталкивался, – пожала плечами Минерва. – Их местонахождение держится в секрете, как и местонахождение «Хогвартса», и по той же причине: маглы не должны иметь доступ в волшебный мир. «Дурмштранг» находится где-то на севере, кажется, на Шпицбергене. «Шармбатон» расположен во Франции, недалеко от Канн. Есть ещё «Махаутокоро» в Японии, Салемский институт в США, университет магии в Бразилии, и несколько других школ. Теоретически, ты можешь выбрать любую из них, но есть причина, по которой тебе жизненно необходимо остаться в «Хогвартсе», и причина эта — твоя жизнь.

Гарри Поттер вновь полностью обратился в слух, — его странная гостья умела привлекать внимание к нужным вещам. Минерва снова сделала паузу, раздумывая, как подойти к следующей теме.

— В волшебном мире, как и в магловском, есть разные люди, – наконец, начала она. – Некоторые считают, что волшебники должны править обоими мирами, потому что они могут управлять материей с помощью силы своего сознания, что, по их мнению, автоматически ставит их выше маглов. Их не заботит тот факт, что их силу обеспечивает третья сторона, мидихлориане, без которой самые могущественные волшебники такие же люди, как и все остальные. Вдобавок, они считают, что настоящий волшебник может быть рождён только от волшебника и колдуньи, — что совершенно не соответствует действительности; наследственность играет весьма малую роль в симбиозе с мидихлорианами. У магов может родиться ребёнок, не способный к этому симбиозу, так называемый сквиб.

— Миссис Фигг, – заметил Гарри. – Которая получила высокое звание Сквиба.

— Совершенно верно, мы хохотали до упаду, – кивнула МакГонагалл с кислой миной на лице. – Я вижу, потеря памяти благотворно повлияла на твою способность запоминать новую информацию. Очевидно, освободилось место… Так вот, существуют волшебники, которые ставят чистоту крови превыше всего. Самым сильным и могущественным из таких волшебников в последние годы был Том Марволо Реддл, обучавшийся в «Хогвартсе» с 1938 по 1945 года. Он втемяшил себе в голову, что обязан править миром магии, перекраивая его на свой лад. Поскольку маглов и маглорожденных волшебников он ни в грош не ставит, его главной задачей было обеспечить доступ к знаниям только для волшебников из древних и могущественных семей, с тем, чтобы искусственно разделить волшебное сообщество на тех, кто правит, и тех, кто подчиняется. Особо замечу, что Реддл собирался править только миром магии, но мир маглов, в его планах, полностью подчинён миру магии, поэтому он фактически собирался стать ультимативным диктатором планеты.

— Разумеется, он нашёл много сторонников, – скривил губы Гарри, вспоминая историю человечества, в которой идеи типа «мы будем править, а вы —подчиняться» витали с тех самых пор, как первая обезьяна взяла в руки палку и стукнула вторую.

— О, да. Кроме того, он объявил, что некоторые изначально волшебные существа стоят выше маглов, потому что способность к магии, по его мнению, является единственным критерием. Кто-то согласился с этим утверждением, — тролли и кобольды, — кто-то нет, — домовые эльфы и фениксы, — кто-то решил просто отсидеться в стороне, — гоблины и кентавры. В конечном итоге Тому Реддлю, принявшему имя, – Минерву передёрнуло, – лорда Волан-де-Морта, удалось сколотить армию сторонников, и с начала 1970-х он начал активные боевые действия. Затем последовало десять лет жесточайшего террора, войны всех против всех.

Глаза Минервы затуманились, — она вспоминала жестокие битвы двадцатилетней давности.

— Террор был повсеместным и настолько жестоким, что само имя Лорда Волан-де-Морта стало запретным для магов. Мы называем его Сам-Знаешь-Кто или другими подобными эвфемизмами, а упоминание имени Волан-де-Морта может привести кого-нибудь впечатлительного к обмороку. Однако почти никто не знает, что когда-то Великий Тёмный Сит… Лорд был обычным мальчиком Томом Марволо Реддлом, поэтому имя Тома никого не всполошит… И никому ничего не скажет.

— Том был помешан на традициях и хотел быть аристократом, поэтому присвоил себе титул Лорда. Но, кроме презрения к другим людям, Реддл был одним из величайших магов современности, поэтому никто не мог выступить против него в открытую. Кроме директора школы «Хогвартс» Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора, который был слабее Волан-де-Морта в чисто силовом противостоянии, но намного более опытным в боях. Таким образом, установился некий паритет: противодействующие Реддлю бойцы могли наносить удары по кому угодно, но не по самому вождю; Реддль и его Пожиратели Смерти могли наносить удары туда, где они не рисковали схватиться с Дамблдором, а Дамблдор просто не мог всюду успеть. Это было страшное время. Пожиратели Смерти — так называли себя приверженцы Реддля — не гнушались самых страшных заклинаний, непростительных, в том числе позволяющих полностью контролировать разум и тело других людей. Никому нельзя было доверять, потому что любой мог оказаться под контролем противника.

— Противостояла Реддлю группа магов, называющих себя Орден Феникса, под руководством Альбуса Дамблдора. Они не единственные, — был ещё аврорат при Министерстве магии и отдел обеспечения магического правопорядка в целом, — но реальный ущебр Волан-де-Морту наносил только Орден Феникса.

— Видимо, удачно внедрили тайного агента, – заметил Гарри. Минерва поперхнулась, но сделала вид, что ничего не произошло.

— Твои родители, Джеймс и Лили Поттер, тоже были членами Ордена Феникса. Но их предали, — один из лучших друзей Джеймса оказался шпионом Волан-де-Морта. Когда тебе было чуть больше года, первого ноября 1981 года, Волан-де-Морт прорвался в дом, где скрывались твои родители. Он убил твоих родителей и попытался убить тебя, но твоя мать, пожертвовав своей жизнью, снабдила тебя мощнейшим защитным заклинанием. В результате заклинание Волан-де-Морта срикошетило в него же, оставив тебе на лбу вот этот шрам. Волан-де-Морт должен был быть убит, но каким-то образом зацепился за жизнь, и в конце прошлого года вернул себе тело и снова сколотил себе армию сторонников. И сейчас те годы террора начинаются вновь. Мы подозреваем, что его агенты уже проникли в Министерство Магии, и Дамблдор воссоздал Орден Феникса, чтобы бороться с ним.

Вся сущность Джеймса Бонда восстала против такой вселенской несправедливости:

— Но так не бывает! Если человека убивают — он остаётся мёртвым! Откуда у вас сведения о его воскрешении? Есть свидетели?

Минерва МакГонагалл несколько секунд молчала.

— Есть. Ты. Единственный, кто не является Пожирателем Смерти, и кто видел, что Тёмный Лорд воскрес, — это ты, Гарри. И потом, маг — не совсем человек. Но огромное количество людей в Британии не хотят верить, что Тёмный Лорд вернулся, и ставят твоё свидетельство под сомнение, считая, что ты убил Седдрика Диггори и выдумал эту историю, чтобы оправдать убийство. Если хочешь знать, теперь, когда ты потерял память, ты дал им неоценимый аргумент в пользу их точки зрения.

— А я правда убил Седдрика Диггори?

— Я так не думаю, – мягко ответила профессор МакГонагалл, – но единственный, кого можно об этом спросить, это ты.

Гарри в отчаянии взлохматил свою шевелюру.

— И как история с Реддлем относится ко мне?

— Единственный человек, у которого есть шанс победить Тома Реддля в прямом противостоянии, — это ты, Гарри. Концентрация мидихлориан в твоих клетках даже выше, чем в его. Поэтому Тёмный Лорд ни перед чем не остановится, лишь бы тебя убить до того, как ты завершишь обучение и станешь опасен для него. В этом здании ты в безопасности, из-за заклинания твоей матери. Но единственное другое место на земле, где ты можешь быть в относительной безопасности, кроме этого дома, — это «Хогвартс». Ты уже встречался с Волан-де-Мортом несколько раз в бою, и каждый раз тебя спасал счастливый случай, что не может повторяться вечно.

— А Волан-де-Морт боится Альбуса Дамблдора, – сообразил Поттер.

— Нет, не боится, но не хочет рисковать и встречаться в открытом бою с Дамблдором, – поправила Минерва. – А ещё «Хогвартс» защищён заклинаниями более могущественных волшебников, чем Лорд Волан-де-Морт. И вдобавок в школе полным-полно преподавателей, ежедневно репетирующих заклинания, о которых Пожиратели Смерти уже давно позабыли. В одном из случаев, когда ты дрался с Волан-де-Мортом, ты применил против него обезоруживающее заклятие, которого он не ожидал и против которого не подумал выставить защиту.

— То есть единственный шанс для меня выжить — это вернуться в школу, потому что на домашнем обучении я не получу достаточно знаний, чтобы остановить Волан-де-Морта.

— Именно это я уже сказала, – кивнула Минерва МакГонагалл. – Тем более что ты уже проучился там четыре года, на моём факультете, на «Гриффиндоре», обзавёлся приятелями и друзьями…

— Рон и Гермиона?

— Совершенно верно. Ты их тоже не помнишь?

— Увы, мэм, ни единой ассоциации.

— Ничего, вспомнишь, семейство Уизли забыть невозможно. И ещё ты обзавёлся врагами, но их тебе имеет смысл обнаружить самостоятельно.

— Вы упомянули про Министерство магии, – забросил ещё один крючок Гарри. Эм снова обратилась во слух. – У вас есть какой-то регулирующий орган?

— У нас, Поттер, – строго поправила его декан. – Да, есть. В каждой магической общине свой; наши страны не совсем совпадают с магловскими, поэтому, скажем, Министерство магии Ирландии контролирует и Северную Ирландию тоже. Понимаешь, ведь маглы ни в коем случае не должны знать о нашем существовании. Как только они узнают, что волшебство и магия существуют, они либо устроят очередную охоту на ведьм, либо потребуют, чтобы мы решили их проблемы волшебными методами. Поэтому есть Министерство магии, которое пытается скрыть следы существования волшебного мира прямо под носом у маглов. Конечно, глава правительства Великобритании о магии знает, но кроме него практически никто в правительстве и не подозревает о том, что всё не такое, каким кажется.

У Эм, внимательно слушавшей разговор, губы растянулись в улыбке против её воли:

— Я знала, что всё не такое, каким кажется! Вот ещё одно доказательство, что наши политики неспособны найти свою голову двумя руками, потому что они думают тем местом, на котором сидят!

— То есть у премьер-министра…

— Есть прямой контакт с министром магии Корнелиусом Фаджем, да, – подтвердила МакГонагалл.

— Хорошо. Но я всё равно не убеждён. Мне не верится, что я волшебник.

Минерва заставила его взять её палочку.

— Взмахни ей и скажи «Вингардиум Левиоса», – попросила она. – Это заклинание работало у тебя довольно неплохо.

— Вингардиум Левиоса! – сказал мальчик, и хомяк, сделанный из стакана, пискнув, опять поплыл по комнате.

— Хорошо, мы убедились, что твоё тело помнит основные жесты, – улыбнулась Минерва, отбирая палочку и превращая хомяка обратно в стакан. – Будем надеяться, память тоже вернётся. У тебя сохранились книги за предыдущие года, чтобы ты мог наверстать забытое?

— Нет, дядя Вернон всё сжёг, а пепел развеял.

— Хорошо, что я принесла запасные экземпляры с собой, – Минерва развернула носовой платочек и начала выкладывать из-под него на стол огромные фолианты, идентичные тем, которые были сожжены вчера. – Проштудируй «Чары» и «Защиту от тёмных искусств». Можешь тренироваться, — палочки у тебя нет, поэтому возьми вилку или карандаш, и отрабатывай движения. Сейчас ты останешься тут, этот дом для тебя безопасен, но в самом ближайшем будущем мы попытаемся перенести тебя в другое место, не менее защищённое, но ближе к больнице святого Мунго, где тебе попробуют вернуть память.

Гарри Поттер остолбенело смотрел на высоченную стопку книг.

— Ладно, мэм, – выдавил, наконец, он. – Э-э-э, мэм…

— Да?

— Тот грохот внизу…

— А-а, это я воспользовалась вашим камином. В принципе, это делать опасно, ведь сеть летучего пороха контролируется Министерством, а там могут быть агенты Того-Кого-Не-Имеет-Смысла-Называть, но у Уизли есть приятель… Неважно. В общем, надо потихоньку приучать ваших родственников к мысли, что камин должен быть открыт.

— И вы собираетесь снова взрывать стенку, чтобы уйти?

— Нет, конечно. Я просто аппарирую отсюда. Исчезну тут и появлюсь там. А что?

— Мэм, а почему вы не могли сделать это изначально, чтобы не пришлось взрывать стенку камина и привлекать внимание потенциально наблюдающих за домом агентов Того-Кто-Меня-Уже-Достал?

— Превосходно, Поттер, вы начинаете думать! Вот вам задание: до первого сентября проштудируйте «Историю магии» и напишите сочинение на четыре свитка, подробно описывающее возможные проблемы при аппарации в неизвестное место. Опишите опасности при внезапном появлении в крытом помещении с неизвестно как расположенными несущими структурами и преимущества использования летучего пороха по сравнению с аппарацией, когда речь идёт о первом посещении нового адреса.

* * *

Эм снова мерила шагами возвышение в тактическом центре.

— Итак, у нас есть целая международная сеть экстрасенсов, которые, судя по данным телеметрии, не все шарлатаны. Телекинез, убийство с помощью мысли, контроль тела на расстоянии, и всё это без помощи технических средств. Потрясающе. Мисс Манипенни, напишите проект представления Бонда к очередному ордену, а потом дайте его мне и я его отклоню, потому что он должен был вывести нас на эту организацию годы и годы назад!!! Почему эти супермены ещё не служат у нас в штате?! Билл, немедленно обратитесь к премьер-министру за разъяснениями об этом Корнелиусе Фадже. – Аналитик откозырял и поднял трубку телефона. – Где начальница службы наружного наблюдения?

— Я тут, мэм.

— Куда девалась эта старушка в зелёной ливрее?

— Не выходила, мэм. Но лазеры, освещавшие оконные стёкла, засекли мгновенное изменение давления, соответствующее заполнению воздухом пустого пространства в объёме, соответствующем объёму её тела.

— Итак, сколько человек сейчас в здании?

— По-прежнему двое, мэм. Мальчик сидит в своей комнате, читает книгу и дирижирует с помощью карандаша. Женщина, хозяйка дома, на первом этаже, плачет в гостиной.

— Великолепно. Ну, умники, а теперь вам задачка на сообразительность: в доме нет подвала, скрытых помещений, тайников, подземных ходов и колодцев. Есть два человека, но это женщина и мальчик. Вопрос: где прячется здоровенный тридцатишестилетний Бонд?

* * *

Невысокий сухопарый лохматый подросток в растянутой футболке, видавших виды джинсах, круглых очках и истрёпанных кроссовках встал в очередь к автоматическим кассам. Смиренно ожидая своей очереди, он переступал с ноги на ногу и разминал икры, на полшага выдвинувшись из линии спокойно стоящих людей… И тут же сшиб хулиганского вида юношу в испещрённой «молниями» кожанке и на роликовых коньках.

— Вы не ушиблись? – подросток попытался помочь юноше встать.

— Гляди, куда прёшь, сволочь, – огрызнулся юноша, отбрасывая от себя руки пытающегося отряхнуть его подростка.

Подросток, бормоча извинения, смущённо опустил глаза долу. Юноша, осыпая его грубыми проклятиями, уехал и вскоре скрылся за спинами людей. Очередь сделала вид, что ничего не заметила; подросток стоически вынес проклятия, всячески демонстрируя своё раскаяние, но, когда парень на роликах исчез из поля зрения, на секунду тонко улыбнулся.

У кассы подросток купил один билет до Лондона, изъяв деньги из бумажника, который очутился у него в руке, словно по волшебству. Внимательный наблюдатель мог бы заключить, что этот бумажник выглядит слишком толстым и дорогим для подростка, который, судя по внешнему виду, никак не может претендовать на принадлежность к высшему обществу. Отсюда можно было бы сделать вывод, что подросток позаимствовал этот бумажник у юноши, которого сбил. И это было бы правдой. С другой стороны, юноша на роликовых коньках тоже не был законным обладателем этого бумажника, как и десятка других, которые были при нём в данный момент; он вообще предпочитал выходить на дело без идентифицирующих документов.

В бумажнике оказалось больше двухсот фунтов наличными и полное отделение кредитных карточек весьма известных фирм. Но Поттер — или Бонд — не знал их пин-кодов, поэтому он расплатился за билет двумя десятифунтовыми банкнотами, аккуратно собрав сдачу и квитанцию.

Прибыв в Лоднон спустя полчаса, Гарри ужом проскользнул сквозь никогда не затихающую вокзальную толчею, проворно юркнул в метро и спустя десять минут без приключений вышел на станции Воксхолл[11].

Огромное величественное бело-зелёное здание осталось с левой стороны. Поттер прошёл мимо него, не замедляя шаг, дошёл до следующего здания, в котором располагался благотворительный фонд для больных раком, и завернул в притулившуюся перед ним старую телефонную будку. Снял трубку, послушал гудок на протяжении десяти секунд, затем быстро набрал двенадцатизначный номер, дождался двойного сигнала, повесил трубку и вернулся к бело-зелёному зданию. Прямо перед выкрашенными в зелёный цвет воротами Гарри притормозил и свернул в услужливо открывшуюся перед ним калитку.

Калитка металлически чавкнула за спиной, отрезая путь к отступлению. Гарри смотрел в рябое от частого использования дуло девятимиллиметрового пистолета. По другую сторону мушки располагалось лицо, не вызывающее к долгим задушевным разговорам. Скорее, ему хотелось придать отсутствующую симметрию с помощью табуретки и пары кирпичей.

— Ты кто такой? – поинтересовался охранник, демонстрируя недюжинный для обладателя такого лица интеллектуальный уровень.

— Это неважно, – сказал Бонд, пытаясь пройти мимо. Двое других охранников мгновенно взяли его за локти.

Щелчок взводимого курка уведомил Бонда, что это всё-таки важно.

— У тебя пять секунд на то, чтобы рассказать мне, откуда ты узнал код доступа, и три из них только что прошли[12], – уведомил его начальник караула, не отводя пистолет.

Бонд легко повёл плечами.

Охранники были очень, очень хорошо тренированы. Они тренировались по пять раз в неделю, иногда — по семь, а спаррингам уделяли больше времени, чем многие другие люди — просмотру видеофильмов, игре в компьютерные игры и ремонту квартиры вместе взятым. Именно на это Бонд и рассчитывал. Тренировались-то они друг на друге, а Гарри Поттер был на шестьдесят фунтов легче любого из них. Почувствовав движение Поттера, они сдвинулись к нему, взяв его за плечи и прижимая мальчишку к земле, но, из-за привычки к противодействию куда более массивных соперников, охранники качнулись в сторону, на миг потеряв равновесие. Именно этого и добивался Бонд — он сделал ещё одно движение, и охранники со звучным шлепком вмазались головами в толстую металлическую калитку.

Рявкнул пистолет, но Бонда уже не было перед стволом. Легко упав на землю, — такую одежду незачем было беречь, — Бонд метко пнул охранника с пистолетом каблуками в точки чуть ниже колен. Рефлексы охранника не нуждались в проверке, в том числе и коленный рефлекс. Потерявший контроль над ногами охранник пропустил элементарную подсечку и кулем рухнул на посыпанную гравием дорожку.

Бонд встал, подобрал пистолет, щёлкнул магазином, проверяя количество патронов. Обернулся к единственному оставшемуся в сознании охраннику, погрозил ему пальцем: «Плохо же вы встречаете гостей!» — и прошёл к высоким дверям из пуленепробиваемого стекла, по пути помахав рукой обомлевшему снайперу на крыше.

Под раздражающий аккомпанемент звонка громкого боя Эм прошла в свой кабинет через приёмную, сопровождаемая мисс Манипенни и двумя агентами в штатском и с пистолетами в руках.

— Прорыв периметра, вашу королеву-мать и принца Уэльского им в глотку, – когда припирала нужда, Эм ругалась не хуже премьер-министра. – Какой ещё прорыв периметра? Мы в центре Лондона или на планете Пирр? Чем там занимаются наши охранники?

— Ловят нарушителя, мэм, – ответил один из агентов, быстро осматривая тёмные места в кабинете.

— Спасибо, капитан Очевидность, и как я сама не догадалась! Нет, раньше, когда охрана была из наших людей, нам было намного спокойнее, – бушевала Эм. – Этот аутсорсинг, найм частного охранного агентства в попытках сэкономить деньги, дорого нам встанет. Да, наши профессионалы стоят дорого, но они того стоят! Джон, что там вообще происходит?

— Я Джим, мэм, – поправил парень, держащий на мушке дверь.

— Я Джон, Джим, – ответил Капитан Очевидность, подходя к окну и осторожно выглядывая наружу. – Говорят, какой-то одиночка вломился через запасной вход, нейтрализовал шестнадцать человек и скрылся в здании.

— Шестнадцать человек?! – Эм уселась в кресло за своим письменным столом. – Вот когда я была молодой и глу… И начинающей агентессой, никто не мог нейтрализовать шестнадцать человек из охраны, потому что всего охранников в здании было десять. А сейчас тут почти тысяча человек народу, и ещё сотня политиков, и два десятка агентов, и репортёров светской хроники ещё несчитано. Неудивительно, что агенты иностранных разведок ходят по коридорам, даже не пытаясь говорить с британским акцентом, только успевай пароли на компьютерах менять.

— Мэм, тот агент китайской разведки, которого вы засунули головой в унитаз и дважды спустили воду, в самом деле оказался военным атташе, – предостерёг Джим, по-прежнему целясь в дверь из пистолета и вжимая наушник в ухо.

— Это не моя проблема, – с поразительным хладнокровием ответила Эм, поднимая пачку бумаг со стола и рассеянно их просматривая. – Да, я забыла, что его должны были отозвать в Китай, лишить всех наград и званий, судить и расстрелять только на следующей неделе. Но если мои мальчики передают мне информацию быстрее, чем китайское политбюро — китайскому же министерству обороны, то я в этом не виновата. Если китайцам это не нравится, они могут записаться на ежегодный курс повышения эффективности, проводимый нашим менеджментом, при условии, что там ещё остались места после ребят из Лэнгли. Чёрт побери, да замолчит эта сирена когда-нибудь?

Внезапно тревожный звонок затих. Наступившая тишина показалась всем ещё более подозрительной, чем колокола громкого боя.

— Джим, а передавали особые приметы нарушителя? Кого вообще ищут?

— Полагаю, что меня, – послышался новый голос из угла кабинета. Мисс Манипенни ахнула. Вылетевший из-за шкафа раритетный дырокол звучно отскочил от черепа Джона, а пистолет неожиданного гостя оказался приставлен к затылку Джима быстрее, чем тот успел развернуться.

— Это был мой любимый антикварный канцелярский инструмент, – хладнокровно заметила Эм. – Сейчас таких больше не делают. Основание из чугуна три дюйма толщиной для лучшей стабильности, поворотные верньеры для обеспечения горизонтальности и вырезатели дырочек из легированной нержавеющей стали с допуском три тысячных дюйма. – Она бросила бумаги обратно на стол, опёрла локти на столешницу, сложила ладони домиком и посмотрела на непрошенного визитёра поверх них. – Похоже, вы нашли нас быстрее, чем мы вас. Чем обязаны, сэр? Или месье? Или адони? Или хомбре? Или йо, мэн? Или…

— «Сэр» вполне подойдёт, – ответил гость. Он уже забрал пистолет у Джима, заодно профессионально его обыскав. – Во-первых, хочу предупредить: я никому не собираюсь вредить. На пути сюда я никого не убил и даже не слишком сильно покалечил. Во-вторых, мне не нужна информация о вас. Мне нужна информация о себе. Разрешите представиться…

Нападающий вышел из полумрака на свет, явив зрителям угловатую фигурку подростка. Мисс Манипенни снова ахнула.

— …Бонд. Джеймс Бонд, – представился подросток. – И он же — Гарри Поттер. Теперь я хочу, чтобы вы либо подтвердили мои подозрения, что меня, агента 007, каким-то образом впихнули в это тело, либо опровергли их, и тогда я сам с радостью пойду сдаваться психиатрам.

На полу застонал Джон. Мисс Манипенни закрыла рот ладонью, во все глаза разглядывая худенького подростка в круглых очках.

За следующие пятнадцать минут Поттер отбарабанил краткую биографию Бонда, включая эпизоды, закрытые столь страшным грифом секретности, что само существование этого грифа было скрыто под грифом секретности. Эм выслушала детали главных инцидентов в карьере Бонда, включая предварительный обзор, сбор разведданных, анализ, разработку и планирование, проведение и разбор по окончании операции. А после того, как Поттер рассказал детали задания по выявлению секты сатанистов, собиравшихся взорвать школу, и сделал паузу, чтобы выпить воды, Эм была убеждена в одном из двух:

— Либо вы очень, очень ловкий мистификатор, дословно выучивший биографию моего подчинённого, либо вы и в самом деле он, хоть я и не понимаю, каким именно образом. – Эм щёлкнула пальцами: – Джон, дуй к шефу службы охраны, сообщи ему, что проверка работоспособности его отдела показала полную неготовность к вторжению извне. Караулу у запасного входа — выговор, начальнику службы охраны — строгий выговор с занесением в грудную клетку и рапорт о неполном служебном соответствии. Тревогу «код красный» отменить, всем вернуться к работе по стандартному расписанию.

— И не забудьте вызвать в приёмную усиленное отделение охраны, – добавил Бонд. – Вы же сами слышали порядок слов: «тревогу отменить», а не «отменить тревогу». И без лишнего шума, потому что «по стандартному расписанию», а не «по штатному», верно, Эм? Это, как я полагаю, ради меня, любимого. Вы не можете быть уверены в моей личности, поэтому решили подстраховаться.

— Совершенно верно, – оскалилась Эм. – Вижу, вы не только биографию Бонда изучили, молодой человек, но и некоторые наши правила. Что делает вас ещё опаснее. Джон, позовите сюда Кью, может, у него появятся какие-нибудь идеи.

— Я только хотел сам это предложить!.. – сказал Бонд, впрочем, без лишнего воодушевления.

— Мэм, это Бонд, – убеждённо сказала мисс Манипенни. – Я узнаю его стиль речи, его лексикон, его личный шарм, если хотите. Если закрыть глаза и отрешиться от голоса, можно буквально ощутить его в этом кабинете.

— Мисс Манипенни, – холодно сказала Эм, вставая с кресла и разминая затёкшие ноги, – вы неоднократно указывали мне на изображение Бонда в облаках, в скалах, в тени от фикуса в коридоре и в пятнах кофе, остающихся на стенках кухни после того, как кофейный автомат в очередной раз вообразит себя брандспойтом. Я вполне допускаю, что вы сможете ощутить Бонда даже в космическом вакууме, однако мне нужны доказательства, убедительные доказательства, иначе я просто не смогу отпустить этого юношу, — он слишком много знает.

Секретарша Эм скорчила гримасу, достала пилочку и принялась подравнивать ногти. Поттер уже успел выложить оба своих пистолета на стол и сейчас изучал найденные в изъятом у воришки бумажнике документы, коротая время до прихода Кью.

— Кстати, а где моё тело? – встрепенулся Поттер, разглядывая кредитные карточки.

— В отделении интенсивной терапии на минус шестом этаже, – ответила мисс Манипенни, заработав ещё один сумрачный взгляд Эм. – Физиологически всё в норме, но головной мозг превратился в кашу. Парафиновая проба дала положительный результат. Ты стрелял?

— Да, я помню нападение, – подтвердил Поттер. – Нападали двое, я стрелял в одного из них. Сделал пять выстрелов, один в грудь и четыре в голову. Но это не помогло, нападающий просто поднялся, как ни в чём ни бывало. Думаю, это были какие-то особенные бронежилет и каска. Ах да, была ещё какая-то неправильность, атаковавшие двигались очень странно, как-то неестественно, но я сейчас не могу вспомнить, как.

В кабинет вошёл суховатый Кью, сопровождаемый Джоном.

— Мэм, вы хотели меня видеть?

— Этот молодой человек утверждает, что он Бонд, – ткнула пальцем Эм, откидываясь на кресле и приготовившись наслаждаться зрелищем. – Подтвердите или опровергните. У вас десять минут, время пошло.

— Привет, Кью, – сказал мальчик, с размаху хлопая старичка по плечу. – Как твоя нога?

— А что с моей ногой? – вскинулся Кью, сверля мальчика взглядом.

— Я на неё наступил, когда твоё экспериментальное устройство для глубинного вырезания нехороших слов на панелях из инструментальной стали взорвалось, и алмазный резец в три фунта весом взлохматил мне волосы перед тем, как уйти на два фута в бетонную стену. Ты ещё тогда сказал…

— А не надо было трогать кнопку самоуничтожения! – завопил Кью.

— Это была самая большая кнопка на пульте, она была красного цвета, снабжена предохранительным колпачком и надписью «не нажимать», – пожал плечами Поттер.

— Это Бонд, – кивнул Кью в сторону Эм. – Я могу идти?

— Это — Бонд?! – Эм была слегка поражена скоростью расследования.

— Бонд, – подтвердил свой вывод Кью. – У меня нет никаких сомнений. Так что, тело из реанимационного отделения можно уничтожать? Или как?

— Моё тело? – встрепенулся Бонд. – Не надо его уничтожать, оно мне дорого как память!

Эм снова встала со своего кресла:

— Поттер, Кью, Манипенни, идём в палату интенсивной терапии. Там мы посмотрим на тело Бонда, и у тебя, Поттер, будет ещё одна возможность доказать, что ты тот, за кого себя выдаёшь.

В приёмной слонялось около десятка боевиков в кевларовых бронекостюмах и с пистолет-пулемётами, усиленно делая вид, что они попали сюда случайно. Поскольку размеры приёмной не были рассчитаны на десяток увешанных оружием здоровяков, получалось у них неубедительно; Поттеру и его сопровождающим пришлось буквально протискиваться между мускулистых тел. Удовольствие этот процесс доставил только мисс Манипенни.

В отделении интенсивной терапии Поттер обошёл вокруг кровати с телом Бонда, приподнял простыню и радостно ткнул пальцем в собственную тушку:

— Вот этот шрам на правом боку я получил, когда гонялся за Скарамангой, — помните, Эм, мы с вами ещё думали, что это он прислал мне золотую пулю[13]? А вот тут мне вырвало клок волос, когда на меня взъелся Блофельд, «номер первый» из «СПЕКТРа», за то, что я слегка испортил его парк развлечений[14]. Я тогда ещё на год потерял память, даже ездил лечиться в Ленинград. А вот этот засос… – Поттер показал, но почувствовал, что ему в ухо дышит мисс Манипенни, которую тоже заинтересовала физиология суперагента, замолчал и густо покраснел.

Эм и Кью многозначительно переглянулись.

— Должна признать, история невероятная, но у меня нет выбора, поэтому я верю, – наконец, приняла решение Эм. – Поздравляю, Бонд, вы снова на службе. Мисс Манипенни, займитесь его бумагами. Удостоверение, разрешение на ношение и применение оружия, водительские права, что там ещё может понадобиться… Кстати, Бонд, твоё переселение в тело пятнадцатилетнего мальчика является замечательным прикрытием. Никто даже не подумает, что ты опасен. И у тебя впереди ещё шестьдесят лет работы на благо своей страны.

Бонд испытал ни с чем не сравнимое облегчение от того факта, что по крайней мере его идентификация была выяснена.

— Ещё шестьдесят лет горбатиться за жалкие семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов в год[15]?! Эм, я надеялся через пятнадцать лет выйти на пенсию! Давайте обсудим условия контракта. И нам придётся пересмотреть мой modus operandi, – ответил он, заботливо укрывая своё бывшее тело простынёй. – Пятнадцатилетних не пускают в бары и в казино. И если со «смертью на завтрак» у меня и в этом теле нет никаких проблем, по крайней мере, когда я немного восстановлю физическую форму, то с «сексом на ужин» загвоздка. Абсолютное большинство девушек, которых мне жизненно необходимо соблазнять, — по долгу службы, мисс Манипенни, исключительно по долгу службы! — и не посмотрят на нескладного пятнадцатилетнего подростка.

— И это хорошо, – мстительно процедила пунцовая мисс Манипенни. – Может, тогда и приличным девушкам что-то перепадёт!

— Джеймс, Ева, прекратите, – отмахнулась Эм. – Ева, разумеется, по документам его надо сделать восемнадцатилетним. Тогда не будет ни проблем с официальным трудоустройством, ни с разрешением на оружие…

— Ни с покупкой выпивки… – ввернул Бонд.

— …Ни с клёвыми тёлками, – добавил Джон, решив поучаствовать в разговоре. Мисс Манипенни немедленно снова покраснела. – А что? Что я не так сказал?

— Возвращаемся в мой офис! – решила Эм. – Кью, спасибо за помощь, вы можете возвращаться в свою лабораторию. Джон, отпустите отделение охраны. Если этот парнишка — и правда Бонд, то оно нам просто не нужно. В смысле, бесполезно. Никто не сможет справиться с Бондом, если он сам того не захочет, или если его не предадут, верно, Бонд?

— Как скажете, тётенька, – писклявым голосом ответил Поттер, вызвав взрыв смеха. Даже Эм улыбнулась, представив себе этого худого нескладного парня в поношенной одежде, выступающего против десятка тяжеловооружённых и прекрасно подготовленных бойцов. Потом она вспомнила, что не далее как час назад этот самый парень играючи прошёл с улицы в самый хорошо охраняемый кабинет в здании, и её улыбка увяла.

Внутри кабинета Эм снова устроилась в своём кресле. Бонд сел напротив, мисс Манипенни с блокнотом устроилась у стены.

— А теперь, Бонд, давайте обсудим нашу нынешнюю ситуацию, – сказала Эм и нажала кнопку селектора: – Билл, возьмите всю информацию по делу Гарри Поттера и зайдите ко мне.

Спустя полминуты Билл Таннер, ведущий расследование по переданной Бондом информации, протиснулся в дверь кабинета, обеими руками сжимая довольно пухлую папку.

— Разрешите представить вас. Гарри Поттер — это Билл Таннер, мой секретарь, глава аналитической группы, работавшей над похищением Бонда. Билл — это Гарри Поттер.

— Очень, очень рад, – жизнерадостно воскликнул аналитик, высвободив одну руку, чтобы поздороваться с Гарри, и немедленно уронив папку. – Вы уже знаете, что вас не существует?

— Разумеется, знаю, – не повёл бровью Бонд. – Я к этому привык. За последние пятнадцать лет я существовал только тогда, когда вон в том кресле принималось соответствующее решение.

— Нет, я не в этом смысле, – аналитик высыпал содержимое папки на стол Эм. – Гарри Поттера не существует.

— Поясните, Билл, – предложила Эм, снова сложив руки домиком.

— Мы зарылись в прошлое Петунии Дурсль, – объяснил Билл, выхватывая из вороха бумаг копию свидетельства о рождении, – и выяснили, что её девичья фамилия была Эванс. Эванс, понимаете? Её родители поженились в конце пятидесятых в городке Кокуорт, – глазам присутствующих был продемонстрирован ещё один лист, копия свидетельства о браке, – и родили двух дочерей. Не одну, двух! Петуния — старшая, а Лили Эванс — младшая. Вплоть до десяти лет обе дочери воспитывались самым обычным способом, ходили в начальную школу в этом самом Кокуорте, перенесли ветрянку, – ещё два листа, заполненных убористым врачебным почерком, были изъяты из груды бумаг, – участвовали во всевозможных конкурсах. При этом у Петунии были явные задатки к приготовлению еды, а у Лили — ярко выраженная творческая жилка. Вы следите за моей мыслью?

— У Эвансов было две дочери, – согласилась Эм. – С родителями такое иногда случается. Дальше.

— В десятилетнем возрасте Лили должна была продолжить обучение в средней школе, но никаких следов о её дальнейшей судьбе не нашлось, – закруглился Билл. – Это самое начало семидесятых, за детьми ещё не было такой слежки, как сейчас. Родители сказали, что она посещает частный интернат, и инспектор даже не стал просить соответствующее свидетельство. Но с 1970 по 1990 года министерство образования не выдавало аттестата зрелости на имя Лили Эванс. Человек исчез, как будто его и не было.

— Может быть, она не закончила обучение? – спросила мисс Манипенни.

— Возможно, – согласился Билл, – но тогда непонятно, где она живёт и чем зарабатывает на жизнь. В файлах налогового управления такой женщины нет, и никогда не было, — мы перерыли архивы. Загранпаспорт она не получала, права на гражданство другой страны у неё нет, так что покинуть государство легальным путём она не могла. Ну, есть шанс, конечно, что она купила себе гражданство какой-нибудь менее щепетильной страны или сделала фальшивые документы и уехала под чужим именем, но мои ребята считают это маловероятным: Эвансы были хорошей семьёй, Лили приезжала к родителям на каникулы, да и потом не забывала их. А ещё, начиная с 1970 года, она перестала болеть. На её имя не выписано ни одного рецепта. И это не потому, что она сменила врача: старшие Эвансы и Петуния продолжали посещать того же лечащего врача, который раньше осматривал и Лили. Если бы врач повёл себя неправильно по отношению к девочке, родители, даже если бы не хотели поднимать шум, не пустили бы вторую свою дочь к этому же врачу, верно?

— К чему вы клоните, Билл?

— Я имею в виду, что у нас на руках есть пропавший человек, – аналитик взлохматил себе волосы. – Человек с прошлым, обрывающимся в возрасте десяти лет. Мы ничего не знаем о её жизни после десятилетнего возраста, кроме того, что она продолжала навещать родителей до самой их смерти. Я могу только предположить, что она где-то встретила парня по имени Джеймс Поттер и родила вот этого молодого человека, – Билл указал на юношу, – но никаких доказательств у меня нет: ни бракосочетание, ни рождение этого ребёнка нигде не зафиксированы.

— И что дальше?..

— А дальше… Я решил, что, если порыться в архивах, можно будет найти аналогичные ситуации. Когда ребёнок в возрасте десяти лет растворяется в воздухе, причём родители не заявляют о похищении. И что бы вы думали, мы их всё-таки нашли! Таких случаев происходит порядка десяти в год. Правда, это количество статистически недостоверно, так что нельзя утверждать наверняка, что все они схожи, и попутно мы раскрыли три убийства и одно ограбление… Но вот, например, семья Грейнджеров из Ньюкастла. Оба — зубные врачи, то есть зарабатывают достаточно, чтобы послать свою единственную дочь в частный интернат. Что, по их словам, и произошло в 1990-м году. Однако нюанс в том, что ни один частный интернат Гермиону Грейнджер не принимал, а министерство образования не получает её аттестатов.

— Гермиона? – воскликнул Бонд. – Рон упоминал её в своём письме, и мисс МакГонагалл говорила, что она моя подруга.

— Не слишком распространённое имя, да и возраст совпадает, – задумчиво произнесла Эм, теребя пальцем нижнюю губу.

— В этом году, по словам родителей, часть лета она провела в Болгарии, – добавил Билл. – У неё есть заграничный паспорт, но служба паспортного контроля не зафиксировала пересечения границы обладателем этого паспорта. Не были приобретены билеты на её имя ни на один вид транспорта, покидающий наш благословленный остров. Более того, по сведениям болгар, она не обращалась за въездной визой и не въезжала в их страну. Но у нас нет оснований не доверять родителям, потому что наш агент, посетивший их семью, видел фотографии девочки, внешне похожей на Гермиону, на фоне Перперикона, в Албатинском скальном монастыре и в Каменном Лесу. Возникает вопрос: как она попала отсюда — туда, а потом оттуда — обратно[16], умудрившись не пересечь ни одной границы по пути и не воспользовавшись морским или воздушным транспортом?

— Аппарация, – прошептал Бонд.

— Что?

— Аппарация, или трансгрессия, – уже увереннее сказал он. – Мгновенное перемещение из одной точки в другую, не проходя через точки по пути.

— Это соответствует впечатлению группы наружного наблюдения о том, как появилась и как покинула дом Дурслеев женщина в зелёном платье, – напомнила мисс Манипенни.

— То есть можно мгновенно проникнуть куда угодно, – потеребила нижнюю губу Эм. – Поттер, давайте ваше компетентное мнение: вся та чушь, о которой твердила мисс… МакГонагалл, да? Колдовство и управление материальным миром с помощью мидихлориан. Это реально?

Бонд поёрзал на стуле, подбирая слова.

— В принципе, это не противоречит моим знаниям о современной науке, – сказал он. – Но убедило меня не это. Я не знаю, как мисс МакГонагалл это сделала, но она превратила стакан в хомяка. Это был самый настоящий, живой хомяк, он бегал, шевелил носиком и пищал. Он даже пах, как хомяк, понимаете? А когда увидел сову, начал пахнуть ещё сильнее. Невозможно навести столь сложную галлюцинацию за столь короткий срок. Даже если бы меня удалось загипнотизировать и убедить, что я видел летающего по комнате хомяка, — ваши псевдоремонтники на столбе напротив ведь тоже его видели.

— Видели, – задумчиво кивнула Эм. – И снайперы с чердака дома напротив тоже видели. А когерентная подсветка окон зафиксировала попискивание. Людей можно оболванить каким-нибудь газом, но как заставить галлюцинировать проверенную временем технику, я решительно не понимаю. Кью тоже, – упредила она вопрос Поттера.

— Поэтому мы исходим из предположения, что стакан был, затем он превратился в хомяка и отправился летать по комнате, пока его не вернули обратно на стол и не превратили снова в стакан, – добавил Билл.

— То есть волшебство существует, – полуутвердительно прошептал Бонд. – Магия. Не вписывающееся в современные представления физическое воздействие на материальные предметы. Кстати, в книге «Фантастические звери и где их найти» Ньюта Скамандера, которая является официальным учебником для первого курса, рассказывается про драконов, виверн и грифонов.

— Мы можем в него не верить, – задумчиво потёр подбородок Билл, – но Дурсли, какими бы скрягами они ни были, всё-таки решили укрепить стены и дверь твоей комнаты, Поттер. А, ты же этого не знаешь; в тот год, когда ты поступил в среднюю школу, они усилили стены до восьми дюймов армированного железобетона. И что-то мне сомнительно, что они заботились о твоей безопасности. Скорее, они беспокоились о своей. Каким образом десятилетний мальчик, который проводит пять шестых года вне дома, может стать настолько опасным для своей приёмной родни, что они захотят отгородиться от него толстыми стенами и дверью со стальным листом, если не принимать в расчёт огнестрельное оружие и магию?

— Это целый мир, – восхищённо пропищала мисс Манипенни. – Огромный мир, существующий параллельно нашему и не пересекающийся с ним. Мир добрых волшебников, могучих колдунов, великих воинов, прекрасных принцесс и сказочных единорогов.

— Если… Я повторяю, Поттер, если это всё правда, то это ваше волшебство являет собой невообразимую угрозу для нашего мира, – поджала губы Эм, с неприязнью смотря на грезящую о принцах и единорогах секретаршу. – Я не представляю себе, что можно противопоставить человеку, владеющему способностью мгновенно перемещаться по миру, контролировать тело и разум других людей на расстоянии, захватывать любые секреты и любые знания. Тем более если бредни об этом Лорде Волан-де-Морте не выдумка. Мисс Манипенни, прекратите пускать слюни, в конце концов! Билл, дайте ей салфетку. Поттер, вы со мной согласны?

— Так точно, мэм, – кивнул мальчик.

— К счастью, у нас есть вы, – Эм оценила его взглядом. – Парнишка-волшебник, которого настойчиво зовут в центр обучения волшебству. Вот вам ваше задание, Поттер: отправляйтесь в эту школу, станьте там своим, оцените уровень магической угрозы нашему немагическому миру, представьте мне ваш отчёт, — компетентный отчёт, Поттер, свободный от ваших личных рассуждений и предубеждений! — и разработайте план возможного противостояния магам вообще и Лорду Волан-де-Морту в частности. Не забудьте про этого… Дамблдора. Не верю я в могучих людей, добровольно отказывающихся от власти. Поттер, у вас амнезия, это замечательная легенда, не поддающаяся никакой проверке, но наши легендарные специалисты ещё пройдутся с вами по деталям.

— Задание получено, – пятнадцатилетний командор второго ранга встал и молодцевато откозырял. – Я должен вернуться к Дурслям, пока они меня не хватились. Ева, мои документы уже готовы?

— Да, техники должны были оставить их в приёмной, – кивнула мисс Манипенни.

— Гарри Поттер, мы будем поддерживать связь по коду шесть-альфа, – попрощалась Эм. – Идите. Постойте. Как вы вырвались от Дурслей? Ваша спальня выдержит прямое попадание танкового снаряда, а дверь запирается на засов.

— Совершенно верно, – кивнул Бонд. – По счастью, среди старых игрушек моего кузена оказался набор химических реактивов, и я на досуге сварганил окислитель, который проел прутья решётки на окне. Благо, у меня вообще ничего, кроме досуга, сейчас нет… А уж спуститься со второго этажа по стене я мог даже ребёнком.

— И вы это снова убедительно доказали! – не удержалась Эм. – Хорошо, Поттер. Детали, бюджет и технические подробности обговорим позже. Возвращайтесь в Литтл Уининг и приступайте к выполнению задания.

* * *

Джеймс Бонд лениво потянулся на кровати. Он весь день читал книги и тренировался с карандашом, и чувствовал, что может выполнить любой жест из учебников чароплетения за первые два года обучения. Благодаря выученной ещё в разведшколе методике улучшения памяти, Бонд досконально запоминал каждую прочитанную страницу. А ещё у суперагента было стойкое ощущение, будто бы его тело не учило новые жесты, но вспоминало уже изученные, что соответствовало уже принятой им за основу теории переселения душ.

Его приёмные родственники уехали на шоу «лучший газон года», где им, судя по всему, выпала незавидная доля стать главным посмешищем. Бонд не высказал ни единой нотки сожаления, когда дядя Вернон решил его запереть: он уже уяснил, что Дурсли до полусмерти его боятся. Это, в свою очередь, подтверждало существование магии и служило косвенным доказательством правоты мисс МакГонагалл. Запертой двери Бонд не боялся: во-первых, решётки на окне комнаты теперь крепились к стене пластилином; а во-вторых, в тайнике под половицей лежало несколько устройств, которые помогли бы ему открыть любую дверь с любой стороны. Правда, некоторые из этих устройств можно было применить только один раз, потому что в процессе использования устройство необратимо повреждалось, разнося шрапнелью всё вокруг. А некоторые другие из этих устройств тоже можно было бы применить только один раз, но по совершенно другой причине: в процессе их использования необратимо повреждалась дверь.

За окном становилось всё темней и темней. Бонд лежал на кровати, подбрасывая и ловя карандаш. В пустом доме изредка потрескивало. Булькали трубы. Вдруг он совершенно отчётливо услышал, как в кухне что-то разбилось.

Суперагент, испытывая лёгкую заинтересованность, сунул руку под матрац, нащупал рукоять «Микро Узи», достал пару запасных обойм и с лёгким щелчком снял пистолет-пулемёт с предохранителя. Карандаш беззвучно лёг на шаткий стол. Бонд сел на кровати, удерживая пистолет-пулемёт у уха, и весь превратился в слух.

Несколько секунд стояла полная тишина, потом послышались голоса.

«Взломщики», – подумал Бонд с облегчением. Их он мог просто испепелить своим арсеналом. Было бы хуже, если бы в дом ворвались приспешники Волан-де-Морта; агент не был уверен, что современная техника превосходит по убойной силе современную магию, и не горел желанием проверять это в близком бою.

Нет, рассуждая теоретически, пуля калибра .50 BMG, выпущенная из винтовки «Barrett M90» с расстояния в восемьсот метров, при попадании в череп быстро убеждает клиента пораскинуть мозгами, даже если у него были другие планы на ближайшее будущее. И, если тот заранее не наложил на себя какое-нибудь очень специфичное заклинание, вариантов у него не остаётся. Кусок свинца в медной оболочке весом почти пятьдесят грамм пролетает восемьсот метров за секунду, вдвое быстрее скорости звука; ствол снайперской винтовки оснащён пламегасителем, и у клиента просто нет ни времени отреагировать, ни даже причины это делать.

Кроме того, судя по прочитанным книгам, маги существовали в собственной реальности, с современным миром пересекавшейся лишь эпизодически. Красной нитью сквозь все тексты проходило отношение к маглам — примерно такое же, как к неграм в середине 1930-х в южных штатах. Вроде бы, у них есть все гарантированные законом права, но они всё равно принадлежат ко второму сорту. Ни в одном учебнике не были упомянуты реактивные самолёты, межконтинентальные ракеты или ядерные двигатели. В качестве верха прогресса упоминались дирижабли и пароходы. Возможно, курс магловедения предоставлял более адекватные сведения, но этого учебника у Бонда не было. Поэтому представить себе, что маглы в состоянии изобрести что-нибудь опасное для магов… Исходя из сведений Бонда, для этого маг должен быть очень незаурядным, а такой маг не будет заниматься квартирными кражами.

Но всегда следует предполагать худшее. Как говорил преподаватель в разведшколе, «Постоянная бдительность!» Поэтому Бонд спрятал под поясом «Вальтер ППК», заправил в носок нож, поудобнее взялся за «Микро Узи» и стал ждать развития событий.

Голоса послышались на лестнице, затем замки на двери в спальню громко щёлкнули. Дверь распахнулась. Бонд скользнул в сторону, направив ствол пистолет-пулемёта в тёмный проём.

— Опусти палочку, дружище, а то глаз кому-нибудь выколешь, – произнёс низкий ворчливый голос.

Сердце Бонда застучало как бешеное. Из двух вариантов — взломщики или маги — палочку могли упоминать только вторые.

— Кто вы? – спросил он; ломающийся голос пустил петуха, выдав охватившее Джеймса волнение.

— Я Аластор Грюм, – ответил тот же голос. – Меня ещё называют «Грозный Глаз», уж не знаю, почему.

— И почему я должен вам верить? – поинтересовался Джеймс, не опуская ствол.

— Моя школа! – восхитился Грюм. – Хорошо, я скажу что-нибудь, что гарантированно убедит тебя в моей личности. В конце прошлого ты вместе с Дамблдором нашёл меня в моём сундуке, помнишь?

— Нет, – признался суперагент. – Не помню. А сколько вы выпили и зачем залезли в сундук?

Эта реплика посеяла замешательство среди фигур, столпившихся по ту сторону двери.

— Может, ты вспомнишь меня? – вперёд протолкнулся другой человек. – Я Римус Люпин, учил тебя защите от тёмных искусств весь третий год!

— Простите, сэр, я вас тоже не помню, – с сожалением ответил Джеймс. – Все мои воспоминания начинаются неделю назад.

— И долго мы ещё тут будем стоять, во мраке? – раздался третий голос, женский и совсем незнакомый. – Люмос!

Вспыхнул кончик волшебной палочки, и комната озарилась магическим светом. Бонд в последний момент сообразил опустить «Узи» на кровать и прикрыть его одеялом.

Ближе всех к Джеймсу стоял потрёпанный мужчина в длинном плаще, выглядящий седым, усталым, измождённым и даже больным. Он сердечно улыбался Бонду, и тот из вежливости попытался улыбнуться в ответ.

— О-о-о, да он в точности такой, как я думала! – воскликнула чародейка, которая держала в поднятой руке светящуюся волшебную палочку. Судя по всему, она была самой молодой из всей группы. Бледное, сужающееся книзу лицо, тёмные мерцающие глаза, короткий ёжик волос неистово-фиолетового цвета. – Здорово, Гарри!

— Добрый вечер, – вежливо поздоровался суперагент, маскируя звонким юношеским голосом щелчок предохранителя. – Мы знакомы?

— Пока ещё нет, – задорно подмигнула ему волшебница. – Ты был прав, Римус, он именно такой, каким ты его описывал.

— Он копия Джеймса, – сказал лысый чернокожий колдун, стоявший дальше всех. Говорил он врастяжку, густым басом, и в одном ухе у него была золотая серьга в форме кольца.

— Кроме глаз, – сипло поправил его другой маг из задних рядов. – Глаза как у Лили.

— Я не понял, – поинтересовался Бонд, вынимая руку из-под одеяла, – вы явились сюда, судя по всему, во всеоружии и готовые к схватке с каким-то противником, и даже не потрудились изучить мои фотографии? Вы же основываетесь только на словесном описании моей внешности! А если бы здесь шёл бой, и вы бы захотели меня защитить, вы что — останавливали бы каждого сражающегося и просили его минутку постоять спокойно, чтобы убедиться, что у него овал лица как у Джеймса, а глаза — как у Лили? И что, если нет, вы бы вежливо извинялись и приподнимали шляпу в просьбе простить за потерю времени?

Грозный Глаз Грюм с его длинной пепельной гривой и сильно пострадавшим в предыдущих схватках носом подозрительно оценил Джеймса колючими взглядами своих глаз. Один, маленький и тёмный, походил на бусину. Второй, круглый, большой и ярко-голубой, был закреплён в специальном устройстве поверх глазницы и двигался независимо от первого.

— Люпин, ты уверен, что это он? – пророкотал Аластер Грюм. – Тот, вроде, поглупее был. Очень некстати будет, если мы доставим вместо Поттера какого-нибудь Пожирателя смерти. Надо спросить его о чём-нибудь таком, что знает только настоящий Поттер.

— Алло, гараж! – возмутился Бонд. – Я потерял память! Я не знаю ничего из того, что знает настоящий Поттер!

— Или кто-нибудь прихватил с собой сыворотку правды? – упавшим голосом продолжил Грюм.

— Гарри, какой вид принимает твой Патронус? – спросил Люпин.

— А что такое Патронус? – ответил Бонд.

Воцарилось тягостное молчание.

— Мы не можем тащить его к нам без проверки, – пробормотал Грюм, сжимая свою палочку так, что она захрустела. – А если мы долбанём его Круциатусом, а? Тихонечко. У меня каждый Пожиратель на сороковой минуте сознавался.

— Да, у тебя все сознавались, – почесал в затылке Люпин. – Помнишь тех сантехников? «Конечно, разумеется, мы Пожиратели смерти, только прекрати нас мучить и скажи, наконец, что это такое»…

— Никогда нельзя перебдеть, – потупил один из глаз Грюм, не выглядя, впрочем, слишком виноватым.

— И что мы будем теперь делать? – Волшебница присела на единственный стул, рассматривая клетку совы, которая, как назло, улетела поохотиться. – Вы пока думайте, а я займусь своим внешним видом. Фиолетовый — не мой цвет. Мне кажется, он придаёт мне некоторую болезненность. – Волосы волшебницы мгновенно выпрямились, отросли до плеч и стали розовыми, как жевательная резинка.

— Вау! – восхитился Бонд. – Это как же вам удаётся?

— Я метаморфиня, – отмахнулась та, достала из кармашка зеркальце и начала придирчиво изучать своё изображение. – Это значит, что я могу менять свою внешность так, как мне захочется, – добавила она, увидев в зеркальце озадаченное лицо Джеймса. – Такая вот уродилась. Когда меня готовили на мракоборца, получила высшие баллы по скрытности и маскировке без всякой зубрёжки. Это было замечательно!

Джеймс восхищённо тряхнул головой, с усилием отгоняя мысли о возможном применении сознательного мгновенного изменения внешности в разведывательном деле, и окончательно убрал руку от «Узи»:

— А если бы на моём месте был метаморф? – поинтересовался он у Грюма. – Вы хоть представляете себе, кого вы могли бы тут встретить? Да любой метаморф, который видел бы меня одним глазом, — простите, Аластор, я не ваш глаз имею в виду, — мог бы меня скопировать и поджидать вас, расслабившихся и беззащитных! А всё, чем вы располагаете, чтобы отличить настоящего Гарри Поттера от поддельного, — словесное описание. Вы вообще планировали операцию перед тем, как явиться в этот дом?

— Планировали, – угрюмо ответил Люпин. – Вот она, – кивок в сторону волшебницы, – сварганила фальшивое приглашение на финал конкурса «Лучшая трава Голландии», чтобы выманить твоих родственников из дома.

— «Британии», – беззлобно поправила волшебница, рассматривая собственный локон. – «Лучшая трава Британии».

— Да хоть «Лучший синтетический мескалин с добавкой псилобицина»! – взорвался темнокожий маг из задних рядов. – Мне сказали, что это будет простая конвойная операция! Я оставил защиту магловского премьер-министра на курсанта-второгодника, который не отличает Адское Пламя от Огненного Меча, и оба этих заклинания пытается отразить собственным лбом, как наиболее прочным предметом из имеющихся под рукой! А вместо быстрой и ненапряжной прогулки перед ужином я вынужден торчать в какой-то дыре в Суррее и выслушивать морализаторства пацанёнка, у которого всех достоинств — только шрам на лбу!

— Это Кингсли Брустер, – шепнул Люпин Бонду. – Ты его не слушай, он вообще-то добрый, когда поест. Он у нас самый толковый по части охраны. – Суперагент мысленно закрыл своё лицо ладонью. Если это — самый толковый, то какие все остальные? – На стуле Нимфадора Тонкс, и она требует, чтобы её называли только по фамилии. Вон тот — Дедалус Дингл, это Элфиас Дож, за дверью Стерджис Подмор, а вон та, в зелёной накидке, — Эммелина Вэнс.

— Очень приятно, господа и дамы, – вежливо кивнул каждому суперагент. – Чем обязан вашему визиту?

Маги вытаращились на него.

— Мы должны препроводить тебя в защищённое место, – наконец, сказал Грюм.

— Не далее как четвёртого дня меня посетила Минерва МакГонагалл, – маги синхронно кивнули, – и сказала мне, что в этом здании я в безопасности, из-за жертвы моей матери. Если это действительно так, то зачем меня куда бы то ни было перевозить? Разве может быть более безопасное место?

Маги переглянулись столь же синхронно, как и кивали.

— Заклинание твоей матери защищает тебя от Сам-Знаешь-Кого и от его приспешников, отмеченных Чёрной Меткой, – наконец, высказался Грюм, – но оно бесполезно против обычных людей без Чёрной Метки, поражённых заклятием Империо и находящихся под полным ментальным контролем. А ещё Сам-Знаешь-Кому может прийти в голову мудрая идея поднять в воздух каменюку весом в полтысячи тонн и шлёпнуть её на этот домик. От стихийных бедствий заклинание твоей матушки не защищает.

— Верно, – задумчиво потёр подбородок Бонд, – ведь мои родственники же как-то входят внутрь…

— Это он, Грозный Глаз, – сказал Люпин. – Для Поттера Дурслеи всегда были стихийным бедствием.

— Хорошо, – кивнул Аластер, удовлетворившись экспертным суждением человека, в последний раз разговаривавшего с подростком больше года назад, из-за чего скатился ещё на несколько ступеней в табели о рангах Джеймса Бонда. – Малец, собирай вещи. Нам пора отправляться. Где твоя волшебная палочка?

— Понятия не имею, – честно ответил Бонд. – Я только четыре дня назад узнал, что у меня вообще может быть волшебная палочка.

Грозный Глаз приложился к набедренной фляге. Его волшебный глаз сначала уставился на Бонда, внимательно рассматривая мальчика, а затем зрачок поднялся вверх и ушёл куда-то в сторону затылка. Джеймса слегка затошнило.

— Хорошо, палочки у тебя нет, – наконец, решился Кингсли Брустер, нервно теребя серьгу в ухе, – так как же ты собираешься сам себя защищать?

— У нас, мальчиков, есть свои маленькие тайны, – подмигнул в ответ Джеймс. Кингсли побагровел, предоставляя Бонду редкую возможность понаблюдать за багровеющим негром, и вышел из комнаты.

— Хорош языки чесать, – пробурчал Аластер, опуская флягу и тоже направляясь к двери. – Нам пора двигаться. Малец, пакуй сундук. Вот-вот будет сигнал к отправлению.

Бонд достал свой сундук и начал складывать в него одежду и книги. Между книгами уместился корпус сломанной приставки и несколько коробочек. Затем Бонд вскрыл свой тайник под половицей и начал торопливо перекладывать его содержимое в сундук, благо, откинутая крышка надёжно скрывала процесс от любопытных глаз магов. Тонкс какое-то время смотрела на его согнутую спину с состраданием во взоре, затем взмахнула своей палочкой. Содержимое шкафа с грохотом свалилось внутрь сундука, и тот жадно чавкнул крышкой.

— Особой аккуратности, конечно, нет, – виновато пожала плечами Нимфадора, – но зато быстро. Вот моя матушка умела заставлять даже носки складываться попарно!

— А это тоже возможно?! – восхитился Бонд, мгновенно помещая упомянутое заклинание в список «Выучить в первую очередь».

— А то как же! Правда, цвета носки различать не умеют, у них же глаз нет. Складываются по типу ткани, а не по цвету. И иногда некоторые носки решали, что им приятнее свернуться вон с тем женским подследничком, а не с таким же грубым мужским носком. Такие сцены ревности бывали, когда носок заставал подследничек, с которым сворачивался последние несколько раз, в компании носка с бо́льшим размером… А ещё весной, когда у гольфиков начинался период гона, нужно было разделять самцов, иначе они просто на клочки друг друга рвали.

Бонда передёрнуло, и он мысленно вычеркнул заклинание из списка.

— Спасибо, я уж лучше по старинке…

— Нет проблем, – дипломатично согласилась Тонкс, – зато мой способ быстрее. – Она направила палочку на клетку Хедвиги: – Экскуро! – Помёт и несколько пёрышек исчезли.

— Ну, малец, ты готов? – поинтересовался Грюм, возвращаясь с кухни.

— Вроде бы как да… – ответил Бонд, мучительно пытаясь представить себе, каким будет влияние заклинания «Экскуро» на его рабочий стол. – Котёл где-то в сундуке. Наверное.

— Локомотор, сундук! – сказала между тем Тонкс, и здоровенное дорожное чудовище с окованными медью уголками повисло в воздухе. – Готовы к отправлению. Командуй, шеф!

— А как мы будем перемещаться? – поинтересовался Бонд. – Куда — не спрашиваю, понимаю, секретность. Но можно мне хотя бы узнать, как? А то аппарировать я пока не умею.

— И не надо! – отрезал Грюм, выходя из комнаты. – За мной, команда!

Вся группа тесной компанией направилась на задний двор дома Дурслей.

— Мы подозреваем, – наклонился Римус к уху Бонда, – что агенты Сам-Знаешь-Кого проникли в Министерство. Там всё ещё работает много народу, которые в прошлом симпатизировали Сам-Знаешь-Кому. Некоторые даже на высоких должностях — Макнейр и Малфой, хотя бы… Поэтому мы вынуждены исходить из предположения, что сеть летучего пороха под наблюдением. Аппарацию можно будет отследить, — она создаёт значительные возмущения в ткани реальности. Мы, конечно, могли бы соорудить портключ, но это будет даже хуже, чем с аппарацией, — нас почти наверняка засекут и будут ждать прямо на месте прибытия. Поэтому остаётся только одно.

Джеймс Бонд, упираясь плечом в сундук, лихорадочно заносил новые слова в объёмистую картотеку своей памяти. Сундук, конечно, парил в воздухе, потеряв вес, но масса — а следовательно, и инерция — его никуда не делись, и он норовил ткнуться и раздавить каждую хрупкую вещь, мимо которой пролетал. Бонду приходилось проявлять чудеса ловкости, направляя тяжеленный дорожный аксессуар в обход дорогих Петунии вещиц.

— И что же нам остаётся? – поинтересовался Бонд, выбравшись на заасфальтированную площадку позади дома, отпуская ручку сундука и вытирая пот.

— Давай сюда свою метлу! – рявкнул Аластор Грюм.

— Минутку, – Бонд бросился обратно в дом и спустя короткое время вернулся, бережно держа метлу обеими руками.

— Ух ты, какая шикарная модель! – всплеснула руками Тонкс. – А я всё ещё на «Комете-260», представляешь? Можно посмотреть?

— Конечно, – расплылся в улыбке Бонд и протянул метлу девушке. – Красивая, правда? Тётя Петуния купила её в супермаркете за целых восемь фунтов!

Над задним двором повисло гнетущее молчание.

— Где твоя метла? – прошипел Грюм, делая упор на местоимении принадлежности.

— Вот, – кивнул Джеймс Бонд. – Всё честно, тётя Петуния позволяет мне ей пользоваться. Фактически, даже настаивает. А что, она недостаточно чисто метёт?

— Метёт?! – взорвался Кингсли. – Поттер, клянусь бородой Мерлина, всё, о чём писали про тебя в «Ежедневном Пророке» — чистая правда! Метёт! Метёт она, может, и замечательно, а вот летает, как кирпич! Как ты собираешься лететь на ней до Лондона?!

Суперагент обвёл столпившихся вокруг магов открытым, простодушным взглядом человека, которому нечего скрывать.

— Я думаю, у нас возникло некоторое недопонимание. Вы что, и правда летаете на мётлах?

Грозный Глаз Грюм открыл рот. Грозный Глаз Грюм закрыл рот. Слова, которые лучше всего характеризовали данную ситуацию, никак не могли сойти с языка в присутствии двух дам.

— Гарри, но ты же ловец в гриффиндорской квиддичной команде! – воскликнул Люпин, в ужасе прижимая ладонь ко рту.

— Я кто где в чём? – поинтересовался Джеймс Бонд, забирая метлу из безвольных рук Нимфадоры. – Ничего не помню.

Аластор Грюм и Кингсли Брустер переглянулись.

— Нам срочно нужно что-нибудь придумать! – посетовал Подмор. – Группа обеспечения даст сигнал… Есть!

Небо над головой вспыхнуло и рассыпалось облаком ярко-красных искр.

— Вы ведь планировали скрытную операцию? – подёргал Грюма за рукав Поттер. – И ради скрытности заставили небо над густонаселённой местностью сиять так, словно вот-вот начнётся вторжение инопланетян?

— Уйди, чудовище, и без тебя тошно, – посетовал престарелый аврор. – Аппарировать нельзя. Портключ использовать нельзя. Сеть летучего пороха под наблюдением. Через три минуты начнётся двадцатисекундная проблема с хрустальным шаром в системе диспетчерской службы магического небесного сопровождения, к которой, как мы полагаем, у Сам-Знаешь-Кого есть доступ. Нам надо было использовать эти двадцать секунд, чтобы подняться выше полутора миль, на высоту, которую система наблюдения уже не охватывает. Четыре аврора рискуют своей карьерой и, я не побоюсь сказать, квартальной премией ради того, чтобы навести краткосрочную порчу на хрустальный шар. Если в эти двадцать секунд какой-нибудь ковёр-самолёт решит рухнуть, служба спасения об этом даже не узнает. И тут выясняется, что ты не умеешь летать. Как нам теперь перебросить тебя на площадь Гриммо?

Бонд вздохнул. Вечер предстоял долгий.

* * *

Большой чёрный автомобиль остановился в проулке. Груды мусора, лежащие на тротуаре, давали понять, что этот район не считается чересчур шикарным. В поле зрения не было ни одного человека, пока у машины не открылась задняя дверь, и из неё не выпрыгнул юноша со шрамом на лбу.

— Огромное спасибо, сэр! – поблагодарил юноша, помогая выйти пожилому человеку с длинными, пепельно-серыми волосами и в закрывающих пол-лица солнцезащитных очках.

— Сто сорок четыре фунта и восемьдесят два пенса, – ответил ему из машины высокий голос с ярко выраженным индийским акцентом.

— Аластор, заплатите ему, – посоветовал юноша. С другой строны машины уже вышел высокий негр с серьгой в ухе.

— Какой у нас сегодня курс галеона к фунту? – поинтересовался измождённый худой мужчина, выглядящий лет на сорок, тоже выбираясь из машины.

По автомобилю промелькнула тонкая юркая тень. Вслед за ней промелькнула более массивная тень. Послышался отдалённый грохот, на лакированный чёрный капот упало несколько хлопьев побелки.

— Мерлинова борода! – выругался темнокожий, стряхивая с лысины кусок штукатурки в ладонь размером. – Нимфадору положительно надо лишить прав на грузовую метлу. Эдак она все крыши расколошматит!

— Интересно, как там мой сундук, – обеспокоенно пробормотал юноша, глядя в небо.

— Сейчас-то какой смысл волноваться? – философски хлопнул его по плечу измождённый мужчина. – После той арки, и после моста, и — помнишь, там ещё колокольня была?

— Помню. Была, – с тоской в голосе ответил юноша.

— Сто сорок четыре фунта и восемьдесят два пенса, – дрожащим голосом повторил водитель-индус. – Можно без чаевых.

— Сейчас, сейчас, у меня были где-то магловские деньги, – похлопал по карманам темнокожий.

— Обливиейт! – выкрикнул пожилой человек с длинными пепельно-серыми волосами, ткнув палочкой внутрь машины.

— За что ты его так, Аластор? – в ужасе прикрыл рот Римус Люпин.

— Да вот Кингсли произнёс слово «магл» при магле, а это нарушает статут серкетности.

— Сто сорок четыре фунта и восемьдесят пенсов! – раздалось из машины. – А что такое «магл»?

— Обливиейт!

— Аластор, прекрати мучить магла!

— А что такое «магл»?

— Обливиейт!

— Аластор!!!

— Заткнитесь вы все!!!

— Сто сорок четыре фунта! Можно без пенсов.

— У кого есть деньги?

— Такие, чтоб прямо так выложить и заплатить? Вы с ума сошли? Эта операция должна была пройти без сучка, без задоринки и без дополнительных расходов. Дамблдор не передавал мне ни пенса из казны на непредвиденные обстоятельства!

— А кто такой Дамблдор?

— Обливиейт!

— АЛАСТОР!!!

— А я что, я ничего. Вы правда хотите этому маглу объяснять, кто такой Дамблдор?

— А кто такой магл?

— Обливиейт!

— ХВАТИТ!!! Так, у кого есть две сотни фунтов наличными?

Смущённое молчание заставило Бонда снова мысленно шлёпнуть по лицу ладонью.

— Кредитные карточки? Чеки? Вексели? Облигации? Акции «Газпрома», тьфу, «British Petroleum»? Ну хоть какие-то деньги у вас должны быть, вы же не в лесу живёте!

Люпин вывернул карманы и показал Бонду дырки в подкладке. Кингсли ковырял в ухе кончиком волшебной палочки. Грюм снова ткнул палочкой внутрь машины:

— Обливиейт!

— Сейчас-то за что?

— Пусть уезжает. Нет у меня денег, и платить я не собираюсь!

— С вас сто сорок четыре фунта стерлингов и восемьдесят два пенса!

— Обливиейт!

— С вас сто сорок четыре фунта стерлингов и восемьдесят два пенса!

— Обливиейт!

— С вас сто сорок четыре фунта стерлингов и восемьдесят два пенса!

— Почему на него не действует мой обливиейт?! А-а-а, я знаю, это подстава! В смысле, засада! Он замаскированный Пожиратель смерти, и его сообщники сейчас нападут на нас со всех сторон и изничтожат! – Аластор пригнулся, спрятавшись за машиной, и начал швырять во все стороны искры из своей палочки. – Ступефай! Ступефай! И ты тоже ступефай! Петрификус тоталус!

Парализованный удачным попаданием сундук грохнулся оземь, оставив в асфальте маленький кратер. Сверху послышался удивлённый визг волшебницы, заглушённый шумом, вызванным поведением метлы с внезапно нарушенным балансом. Машину снова осыпало побелкой.

— Пожалуйста, сэр, остановиться! – раздался истошный вопль из машины. – Вы разбрасываете искры на все сторона! Вы можете случайно тут всё поджечь! Или даже повредить краску моя автомобиль, и тогда её владельца будет очень-очень сердит на маленького Сарихруманджита Примбрахматиату!

Бонд осторожно взял взбеленившегося мага за локоть.

— Аластор! Аластор! Успокойтесь, сэр. У него в машине стоит счётчик.

— Эти выкормыши Сам-Знаешь-Кого поставили нас на счётчик?! Ступефай!!!

— Нет, сэр. К колёсам автомобиля подключён счётчик пройденного пути. Пока мы не заплатим, на экране будет гореть эта сумма.

— А-а-а. Фините инкантатем. – Аластор поднялся с асфальта, поправил волосы и наклонился ко всё ещё открытой двери. – Но ты уверен, что он не Пожиратель смерти? Он выглядит каким-то тёмным.

— Кхм! – напомнил о себе Кингсли.

— Хотя, да, не таким тёмным, как ты, – миролюбиво согласился Аластор.

— Заплатите ему уже кто-нибудь, и пойдём отсюда, – устало предложил Бонд.

Кингсли с выражением крайнего отвращения на лице достал свой бумажник и вытащил оттуда две купюры по сто фунтов. Аластор взял их и протянул руку внутрь машины, пристально вглядываясь в лицо водителя:

— Вот ваши деньги. И давайте забудем этот маленький инцидент.

— Конечно! – покладисто согласился миниатюрный индус, распечатывая квитанцию.

— Это не предложение, – заметил Аластор, – а приказ. Обливиейт. – Аластор забрал чек, сдачу и отдал их Кингсли, попутно заметив поднятые к небу глаза Бонда. – Ну а сейчас-то что не так?!

— Давайте уже закончим эту увлекательную эпопею, – со вздохом предложил Джеймс.

Рассовав по карманам сдачу и проводив взглядом удаляющееся такси, Кингсли поднял палочку и выстрелил вверх зелёными искрами. Меньше чем через минуту остальные члены защитного отряда выстроились рядом с Римусом, Аластором, Кингсли и Джеймсом. Нимфадора была припорошена побелкой и выглядела так, как будто её сознание пребывало где-то неподалёку, но не в её теле.

— Итак, мы прибыли, – уточнил Бонд. – По тому самому адресу, который вы мне назвали. Лондон, площадь Гриммо, 13.

— Всё верно, – кивнул Римус, сияя так, словно это была его идея. – Видишь, это дом номер 13, а вон там — дом номер 11. Как по-твоему, где находится дом номер 12?

— Нигде, – твёрдо ответил Джеймс. – Это же Лондон, город, в котором изобрели нумерацию домов. Поэтому, на правах изобретателей, муниципалитет Лондона соблюдает стандарты нумерации избирательно и весьма произвольно. Может быть, здесь когда-то был дом номер 12, но его снесли, чтобы построить вот эту многоэтажку. Но его могло и не быть совсем. Просто, когда нумеровали дома, похмельный инспектор пропустил число-другое.

Римус и Аластор переглянулись. Аластор протянул Джеймсу туго свёрнутую бумажку.

— «Штаб-квартира Ордена Феникса находится по адресу: Лондон, площадь Гриммо, 12».

— Запомнил?

— Дык!

— Повтори мысленно.

Бонд подчинился, и, как только он добрался до слов «площадь Гриммо, 12», между домами 11 и 13, откуда ни возьмись, появилась видавшая виды дверь, а следом — грязные стены и закопчённые окна. Добавочный дом словно бы возбух у него на глазах, раздвинув соседние. Стереосистема, звуки которой доносились из дома 11, продолжала звучать, как ни в чём ни бывало. Живущие там маглы явно ничего не почувствовали.

— Давай же, скорей! – проворчал Грюм, подталкивая Джеймса в спину.

Джеймс поднялся на крыльцо по истёртым каменным ступеням, не отрывая глаз от возникшей из небытия двери. Чёрная краска на ней потрескалась и местами осыпалась. Дверной молоток, когда-то выглядевший почти как серебряный, был сделан в виде извивающейся змеи. Ни замочной скважины, ни ящика для писем не было.

Люпин стукнул в дверь палочкой один раз. Джеймс услышал много металлических щелчков и звяканье цепочки. Дверь, скрипя, отворилась.

— Входи, Гарри, только не уходи далеко и ничего не трогай! – прошептал Римус.

— Я, конечно, потерял память, но ещё не настолько сошёл с ума, чтобы без спросу хватать всякие странные вещи, наверняка до отказа набитые опасной магией! – горячо ответил ему Джеймс в ответ.

Приглушённые голоса звучали тревожно, рождая у Джеймса смутные предчувствия. Бонд словно бы вошёл в дом, где лежит умирающий, который ещё не знает, что скоро умрёт, и поэтому не позаботился о телохранителе и даже не проверяет пищу на наличие яда.

Раздалось тихое шипение, и на стенах ожили древние газовые рожки.

— Печально, – вполголоса прокомментировал Джеймс. – Вы, устраивая штаб-квартиру в этом особняке, осознавали, что стоит злоумышленнику открыть вентиль, не зажигая газ, как весь дом превратится в топливно-воздушную бомбу, которая при взрыве разнесёт весь квартал?

— Чего? – шмыгнул носом Грюм, тщательно запирая дверь и просматривая площадь — сквозь глазок обычным глазом, сквозь дверь — волшебным.

Джеймс ткнул пальцем в газовый рожок:

— Это, по-вашему, что?

— Это какие-то магловские штучки-дрючки, которыми они заменяют простой честный люмос, – проворчал Грюм.

Бонд подошёл к шипящему газовому рожку, открыл дверцу стеклянного фонаря, подобрал лучину и поджёг её от фонаря, после чего задул пламя, не закрывая вентиль, и закрыл створку.

— И чё? – поинтересовался Грюм.

— Терпение, мой юный друг, – ответил Бонд, выжидая.

— Твой юный друг?! – вскипел Грюм. – Да я тебя, поганца…

Что именно он собирался сделать с Бондом, тот не узнал, потому что именно в этот момент Джеймс приоткрыл дверцу фонаря и просунул внутрь горящую лучину.

С громким хлопком горючий газ, наполнивший фонарь, взорвался, выжигая внутри кислород. Давление воздуха снаружи продавило стеклянные стенки фонаря, и те с ужасающим грохотом лопнули, рассыпая во все стороны искры бритвенно-острых осколков. Общий эффект был сравним со взрывом петарды, окружённой рубашкой из рубленых гвоздей для создания комического эффекта. Правда, тому, кто должен будет убирать тысячи крошечных осколков, смеяться не придётся…

— И то же самое можно сделать со всем домом, было бы желание, – сказал Бонд, закрывая вентиль. В момент взрыва он спрятался прямо под рожок, поэтому остался цел и невредим, чего нельзя было сказать о Грюме — из десятка крошечных порезов у него сочилась кровь.

Поражённый аврор подошёл к взорванному фонарю. Осколки стекла хрустели у него под ногами.

— А можно сделать такую же штуку для ручного применения?

— Гранаты-то? Можно. Но зачем их делать, если их можно просто купить?

— Купить? Ты имеешь в виду, за деньги? Это как во фразе «за свой счёт»? Нет, ты расскажешь мне, как их делают!

Из ведущих внутрь дома дверей появился ушедший ранее вперёд Люпин:

— Вы с ума сошли так шуметь?! А если вы разбудите…

— Кого?

Но конец фразы потонул в ужасном, пронзительном, душераздирающем визге.

Траченные молью бархатные портьеры, мимо которых Джеймс прошёл минутой раньше, раздвинулись сами собой. На долю секунды Бонду показалось, что он смотрит в окно, за которым стоит и кричит, кричит, кричит, точно её пытают, старуха в чёрном чепце. Потом, однако, он понял, что это портрет женщины, но выполненный в натуральную величину, и изображение на котором жило. Старуха на портрете заламывала руки и билась в истерике, пуская изо рта пену:

— Мерзавцы! Отребье! Порождение порока и грязи! Полукровки, мутанты, уроды, маглорожденные! Вон отсюда! Как вы смеете осквернять дом моих предков!..

У Джеймса Бонда был плохой день. Сначала ему пришлось напрягать мозги в попытках выучить за считанные дни четырёхлетнюю учебную программу магической школы. Потом он буквально на себе вытаскивал спецоперацию Ордена Феникса, которая была спланирована так, что в MI6 её поместили бы в учебники, в раздел «как не надо делать». Потом ему довелось выдержать целую битву с Грюмом, который во что бы то ни стало решил стереть память таксиста. Потом оказалось, что у магов нет никаких, даже отдалённых идей о противопожарной безопасности, а ведь он ещё не рассказал им об угарном газе, неизбежном спутнике газового освещения в закрытых пространствах. И теперь ещё визжащая картина.

— С кем имею честь беседовать? – холодно поинтересовался Бонд, встав прямо перед старухой и уперев кулаки в бока.

— Я — Вальпурга[17] Блэк! – вскинула голову старуха. У Бонда в голове зазвенел тревожный колокольчик. – Представительница долгого и славного волшебного рода, ведущего свой род от самого Салазара Слизерина[18]! А ты — позор всех волшебников, маглолюб, ублюдок Гарри Поттер! Подумать только, тот, кто погубил Тёмного Лорда, — в моём доме! Ох, видела бы это моя матушка…

— Ошибка, – покачал головой Бонд. – Ты изображение Вальпурги Блэк. Не имеющее никакой юридической, физической или магической силы, иначе ты бы уже давно навела здесь свои порядки. Картина, оживлённая магическим воздействием, примерно настолько же могущественная, как прошлогодний прогноз погоды. Лишь слой горючей краски и лака на холсте. На таком тонком, таком непрочном холсте. – Словно по волшебству, в его руке появилась зажигалка. Вальпурга расширенными от ужаса глазами следила за крошечным колеблющимся огоньком.

— Ты не посмеешь! – прошипела она, отодвигаясь от язычка пламени.

— На что спорим? – второй рукой Бонд достал остро отточенный нож и ковырнул краску. Вальпурга взвизгнула, прячась за край портрета.

— Ты знакома с методикой бинарного поиска? Она ещё называется «деление пополам». За каждую твою попытку пошуметь я буду отрезать половину твоего холста и уничтожать её. По моим оценкам, уже после второй жалобы тебе придётся стоять согнувшись. – Бонд осмотрел раму; судя по всему, холст был намертво приклеен к стене. – Я вижу, ты позаботилась о том, чтобы нельзя было отодрать холст от стены. Ну и ладно, тебе же хуже. Будем уничтожать изображение прямо на месте, так сказать, не отходя от кассы. Я ещё не видел масляной краски, которая смогла бы устоять против бензина и скипидара. И если капли попадут на твою половину, я их вытирать не буду. А ещё они огнеопасны. Мы друг друга поняли?

— Ты не посмеешь! – повторила Вальпурга из-за рамы.

Бонд молча провёл ножом длинный вертикальный разрез. Холст даже не дрогнул, несмотря на отчётливый звук разрезаемых нитей, но краска и лак вдоль разреза начали осыпаться мелкой крошкой.

— Мы друг друга поняли? – ещё раз совершенно спокойно спросил Бонд.

— Да, да, будь ты проклят, да, сволочь, сын маглокровки, нехорошая личность… Ай! Я же сказала, что мы друг друга поняли!

— И чтобы никаких выпадов в сторону меня, моих родителей или друзей, – попросил Бонд, завершая второй разрез. – Ни единого худого слова. Иначе уничтожу. Не такое уж ты и произведение искусства, чтобы меня потом терзала совесть.

— Это я-то — не произведение искусства?! – Вальпурга от возмущения даже высунулась из-за рамы. – Да чтоб ты знал, этот портрет считается лучшей работой нарисовавшего его художника!

— Видать, бездарненький был дядечка, – философски заметил Бонд, пряча зажигалку. – Когда мне потребуется твоё экспертное мнение, я к тебе обращусь. До тех пор — нишкни, даже если тут начнётся светопреставление. Услышу от тебя хоть звук без спроса — урою. Вопросы есть?

— Никак нет, ублю… Гхм, никак нет, Гарри Поттер, – по-военному чётко ответила Вальпурга, осторожно возвращаясь на холст.

— Вольно! Разрешаю спать. – Джеймс Бонд спрятал нож, задёрнул тяжёлые бархатные портьеры, развернулся и обомлел. Не далее как в трёх метрах от него строем стояли члены защитного отряда и несколько незнакомых ему людей разного возраста. Открытые рты и выпученные глаза напоминали Бонду рыбу, выброшенную на берег.

— Что, я с ней слишком круто обошёлся? – Джеймс обернулся на задёрнутые занавески и впервые обратил внимание, что другие портреты в комнате тоже смотрят на него. В прихожей стояла гробовая тишина. – Этот портрет и правда представляет историческую ценность? Я знаю нескольких хороших реставраторов…

Из-за спин безмолвно стоящих людей раздались жидкие хлопки, переросшие в настоящую овацию. Люди бросились к нему, обнимали, кто-то кричал «гип-гип, ура!», все хлопали в ладоши, дружески шлёпали Джеймса по плечам и по ладоням и даже попробовали поднять его на руки. Краем глаза тот заметил, что бархатные портьеры снова раздвинулись, но исходящая желчью старуха предпочла переживать своё унижение и страдать молча. Даже среди портретов на стенах были такие, которые выражали собственную радость с той или иной степенью экспрессивности: «Наконец-то нашлась управа и на Вальпургу! Уж на что вредная была, вся в дедушку!» — «Да, вся в меня! Но зато теперь она не будет нас будить!»

— Гарри, мы даже не предполагали, что ты способен её утихомирить, – произнёс утирающий слёзы радости Люпин, когда общий шум стих настолько, чтобы можно было различать отдельные слова. – Ты молодец, Гарри! Ты совершил настоящий подвиг! Иди поздоровайся со своим крёстным!

— Мой крёстный?! – Бонд насупился. В известной ему истории Гарри Поттера ни о каком крёстном не упоминалось.

Высокий худощавый мужчинка с длинными чёрными волосами распахнул объятия и широко улыбнулся:

— Ну конечно, Гарри, неужели ты не хочешь поприветствовать дядюшку Сириуса?

Части мозаики со щелчком встали на место. Имя крёстного в сочетании с названной портретом фамилией и лицом, знакомым ему по наводнившим Британию полицейским ориентировкам, заставили Джеймса вздрогнуть.

— Сириус Блэк! Какая встреча! Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь!

— Не ожидал увидеть меня в моём родном доме?! Да брось ты, крестничек!

— Так вот как выглядит твоя берлога? Готичненько. Дизайн на твоей совести?

— Да нет, это предки постарались. Они ведь все слизеринцы, один я — гриффиндорец, белая ворона. А они просто помешаны на чистоте крови, на истории, на магии рода и прочих бреднях. С мамашей моей ты уже познакомился. Круто ты её отделал!

Джеймс не без содрогания протянул руку сбежавшему из тюрьмы террористу и убийце, устроившему в людном месте взрыв, стоивший жизни более чем дюжине человек. Впрочем, суперагенту не привыкать, — Бонд вспомнил, как совсем недавно прикидывался Скарамангой, убийцей с золотым пистолетом. Для этого даже пришлось приклеивать себе третий сосок. Тогда приходилось пожимать руки и улыбаться намного менее приятным личностям. Сириус Блэк, хоть и маньяк, убийца и террорист, был симпатичнее, потому что убивал из-за душевного нездоровья, а не потому, что ему хотелось просто уничтожать людей.

Впрочем, человек, находящийся на втором конце пожимаемой руки, вовсе не выглядел нездоровым. Расстроенным — да. Бледным — безусловно. Усталым? Возможно. Но не душевнобольным.

— Сириус, а тебе не страшно скрываться от полиции в самом центре Лондона? Тут же констебли на каждом углу.

— Ещё как страшно, Гарри. Констеблей я не боюсь, — в случае чего всегда могу обратиться в собаку и сбежать. А вот лазутчики Сам-Знаешь-Кого не дремлют. Они уже знают, что я анимаг…

— Что ты кто?!

— Анимаг. Я умею превращаться в собаку. В большого такого чёрного пса, — ну, ты же меня видел, когда вы с Гермионой спасали Снэйпа, а я дрался с волком, в которого превратился Римус… Да ладно, Римус, не красней, как будто нам было впервой покувыркаться вдвоём… Гарри, ты что, правда ничего не помнишь?!

— Все мои воспоминания начинаются неделю назад, – взмахнул рукой Джеймс Бонд, отрабатывая свою «легенду».

— Но ты же узнал меня!

— Конечно, ведь твоя физиономия красуется на самом верху списка «их разыскивает полиция». Ни один выпуск новостей не обходится без картинки «если вы видели этого человека, позвоните 112». И они каждый месяц добавляют ещё один нолик к обещанной за тебя награде. Что ты такого сотворил? Устроил геноцид в какой-нибудь стране из тех, что поменьше? В одиночку обрушил лондонскую биржу вместе со зданием? Обыграл в шахматы премьер-министра?

Сириус Блэк потрясённо смотрел на своего крестника, только что походя протоптавшегося по всем его мозолям.

— Поднимайся в свою комнату, Гарри, мы завтра всё с тобой обсудим. А сейчас нам надо вернуться к совещанию.

— А-а, у вас совещание Ордена Феникса? А Дамблдор присутствует?

— Нет, – сказала невысокая полная женщина со взбитыми рыжими волосами, тоже со следами усталости на лице. Бонд стрельнул глазами по сторонам, — все присутствующие взрослые выглядели не лучшим образом. Они явно работали на износ, вот только над чем? – Дамблдор занят некими важными делами, поэтому не будет присутствовать сегодня на совещании.

— То есть глава единственного достойного упоминания центра сопротивления Волан-де… Сами-Знаете-Кому игнорирует совещания собственного штаба? А какой тогда смысл совещаться, если принятые решения не будут немедленно утверждены верховным руководителем?

Присутствующие дружно отвели глаза.

— Ты хочешь сказать, что мы действуем неправильно?

— Я хочу сказать, что вы страдаете фиг… Хм… В общем, что вам нужно полностью реорганизовать свою работу. Совещание без руководителя не имеет смысла, потому что принятые решения некому утверждать и некому брать на себя ответственность за их принятие и за распределение обязанностей. Вместо того, чтобы собираться всей толпой и привлекать внимание, рискуя раскрыть конспиративную квартиру, можно было бы обсудить проблемы по телефону, или по телеграфу, или переслать друг другу записки. Решения, принятые на совещании, должны записываться, должен назначаться ответственный за их выполнение, и должны определяться пути развития ситуации в соответствии с принятыми решениями. Количество человек на совещании должно быть минимальным, чтобы участвовали только те, кто на этом совещании жизненно необходим, а остальные не должны отрываться от своей работы. А вы, дайте догадаюсь, собрали тут весь Орден, пока начальник отсутствует, как дети малые, решившие поиграть в заговорщиков! У нас такие совещания тоже проводятся время от времени, но называются, как им и следует, «пьянкой».

В запале Бонд сообразил, что проговорился, только после того, как слова вылетели у него изо рта. По счастью, взрослые, медленно приходящие в ярость из-за поучений сопливого подростка, ничего не заметили.

— Вот когда нам потребуется твоя консультация, мы за ней обязательно обратимся! – сказала пошедшая багровыми пятнами низенькая женщина. – А пока поднимайся к себе в комнату, поболтай с Роном и Гермионой, заодно и познакомитесь по второму кругу.

— Это со мной, значит, – вперёд протиснулся худощавый голубоглазый парень с огненно-рыжей шевелюрой, явный родственник побагровевшей женщины, костлявый, нескладный и покрытый веснушками. – Пойдём, Гарри.

— Привет, Гермиона, – пожал ему руку Джеймс. – А кто такой Рон?

— Это я — Рон, – насупился парень. – Ты что, совсем-совсем ничего не помнишь?!

— Ну, я помню, как дышать, как ходить, как разговаривать, как думать и как вести организационную работу, – дипломатично ответил Джеймс, наблюдая, как взрослые уходят в столовую и запирают за собой дверь. – Но большую часть своей истории я позабыл.

Рон взял Джеймса за руку и потащил вверх по лестнице.

— Круто! Вот это приключение! Прикольно, наверное, узнавать всё по второму разу?

— Да нет, не особенно… А где Гермиона?

— Гермиона? А-а, она наверху, всё носится со своим ГАВНЭ.

— А мне обязательно с ней знакомиться, пока она это делает?

— Ты что, забыл? Она этим весь прошлый год занималась! Нас ещё всё время тошнило от этого её занятия, особенно когда Почти Безголовый Ник специально для очередной годовщины своей смерти попросил эльфов испортить плесенью несколько подносов с блюдами[19]…

— Разумеется, забыл… Испорченная еда вместе с девочкой, которая увлечённо занимается такой странной вещью, как ГАВНЭ… Неудивительно, что нас тошнило.

— Скажи, ненормальная? – Рон постучал в дверь и сразу распахнул её. – Гермиона, мы пришли.

— Привет, Рон, – поздоровалась девочка с пышными каштановыми волосами. – Ой, Гарри, ты цел и жив! Гарри, мы так за тебя беспокоились! Особенно после того, как выяснилось, что ты ничего-ничегошеньки не помнишь! Рон аж испереживался весь, когда понял, что он не должен отдавать тебе десять галеонов за омнинокль.

Девочка распахнула объятия, чтобы поприветствовать старого друга.

Перед ней стояло тело подростка Гарри Поттера, но в этом теле жила душа тридцатишестилетнего Джеймса Бонда, закоренелого интригана, спецагента, прожжёного сердцееда и тонкого ценителя женского пола. Чисто автоматически Бонд распахнул встречные объятия, машинально рассчитал движение, наклонил голову и сложил губы.

Уста Гарри и Гермионы слились. Время остановилось.

— Кэ-гхм!!! – возмущённо откашлялся кто-то поблизости.

Очевидно, время остановилось не для всех. Джеймс Бонд с трудом оторвался от губ пятнадцатилетней нимфетки, смущённо ощущая, что тело подростка имеет свои особенности в сравнении с телом взрослого, сильно потрёпанного жизнью мужчины. С некоторым усилием он заставил себя перестать думать о юной девушке, которая всё ещё пыталась прийти в себя в его крепких объятиях.

— Гермиона, я тоже очень рад тебя видеть! – с чувством произнёс Джеймс.

— Я заметила, – сказала она, пряча смущение за попыткой привести в порядок непослушные каштановые волосы.

— А ты рада меня видеть? – продолжил допрос Бонд, начиная осознавать, что выглядит несколько глупо.

— О, очень, – Гермиона, заливаясь краской, продолжила поправлять волосы.

— И, наверное, Рон рад меня видеть… – запутался Джеймс.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, – дипломатично ответила девушка.

— А вот он уже сомневается, – буркнул багровый Рон, набычившись в дверях.

— Я так рад, что вы все рады меня видеть…

Никогда ещё Бонд не был так близко к провалу. Гормоны пятнадцатилетнего подростка, помноженные на почти двадцатилетний опыт, устроили такую атаку, что только невероятная, легендарная самодисциплина позволила агенту устоять. Ну, или, если вспомнить, что самодисциплиной Бонд никогда не отличался, то придётся признать, что он попросту растерялся.

— Может быть, теперь, когда мы все выяснили, насколько мы счастливы от воссоединения, ты меня отпустишь? – робко попросила Гермиона, продолжая теребить свои локоны.

— Да, конечно, – ответил Джеймс, радуясь, что наконец-то может разрешить неловкую ситуацию. – Рон, ты не представишь нас?

— А надо?! Вы, по-моему, и так уже замечательно познакомились! – прорычал Рон, тем не менее, потихоньку теряя свой багровый цвет.

Внезапно раздавшиеся хлопки вернули Джеймса на землю. Он отпрыгнул от девушки и схватился за рукоять спрятанного на пояснице пистолета, прежде чем сообразил, что в комнате теперь на двух людей больше. Ещё доля секунды ушла на то, чтобы оценить цветовую гамму волос этих людей, сравнить с цветом волос Рона и женщины внизу и понять, что убивать их не следует. По крайней мере, пока.

— Фред! Джордж! Да перестаньте же наконец! – возвела глаза горе Гермиона.

— Привет, Гарри! – сияя, воскликнул один из близнецов. – Ах, как ты обошёлся с Вальпургой! Высший класс!

— Это мои старшие братья, Фред и Джордж, – показал Рон.

— Нет, это я — Фред, а вот он — Джордж.

— Ты с ума сошёл? Мы же договорились, что на этой неделе Фред — я!

Джеймс окинул братьев профессиональным взглядом. Они были чуть выше Рона, старше его на пару лет, выглядели более коренастыми и плотными, и были идентичными настолько, что с первого взгляда их невозможно было различить. Впрочем, у одного из них была крошечная родинка на виске, а у второго почти незаметно косил один глаз. Оба брата производили впечатление самодельных бомб с детонатором на основе нитроглицерина, готовых взорваться по поводу и без повода. Джеймс готов был побиться об заклад, что в кабинете школьного завуча[20] для отчётов о проделках каждого из братьев выделен отдельный шкаф.

— С тех пор, как они сдали экзамен на аппарацию, они отказываются сделать даже шаг, если могут аппарировать, – пожаловалась Гермиона Джеймсу. – От их хлопков уже голова болит.

— Спуститься по лестнице было бы дольше на целых тридцать секунд, – заметил один из близнецов.

— А секунды — это сикли, галеоны и кнаты, – добавил второй.

— Ой, что я говорю, ты же потерял память и не знаешь, что такое аппарация, – схватилась за голову Гермиона.

— Ну почему же, знаю, – ответил Джеймс. Перед его мысленным взором открылся учебник чароделия. – Аппарация, она же трансгрессия, — мгновенное перемещение субъекта в другое место. Субъектом аппарации обязательно должно быть мыслящее существо; корректный перенос тела этого существа зависит от сонаправленности векторов направления, устанавливаемых для каждой части тела; корректный перенос предметов, с которыми соприкасается субъект, — от его магической силы. Не существует предела по дальности переноса. Пределы по грузоподъёмности рассчитываются по формуле M равно K×H×Q, умноженных на сумму по i от нуля до k_i×λ²_i, делённых на корень кубический из суммы μ_i и σ_i, где K — магический опыт субъекта, H — количество мидихлориан на одну клетку его тела, в среднем, для тканей центральной нервной системы, λ — магическая восприимчивость материала вещи, μ — её масса,..

Завороженные подростки уставились на безмятежно декламирующего Джеймса, словно на обезьянку, которая заявилась на собрание клуба любителей поэзии со стихами собственного сочинения и затмила там всех, включая специально приглашённых литераторов.

— Ты что, прочитал весь учебник? – почти благоговейно произнёс Рон, в чьей голове такое действие не укладывалось органически.

— Нет, там ещё страниц сорок осталось, – скромно ответил Джеймс, ковыряя носком ботинка пол.

— Ты. Сам. Без принуждения. Прочитал почти весь учебник?! – Рон переглянулся с Гермионой. – Гермиона, он не только память потерял! Кто ты такой и что ты сделал с нашим Гарри?

— Ребята, – попытался замять тему Бонд, – я совсем-совсем ничего не помню. Нельзя обвинять меня в том, что я пытаюсь восстановить знания, которыми до инцидента, судя по всему, я обладал.

— Да не обладал ты никакими знаниями, – проворчал Рон. – Ты всегда считал, что учиться скучно, предпочитал участвовать во всяких приключениях, испытывать удачу. А домашки списывал вот у неё. Она ещё постоянно ворчала по этому поводу, что никто не будет воспринимать Человека-Со-Шрамом всерьёз, если выяснится, что он не сам писал свои сочинения.

Джеймс переварил эту информацию. Он мало что знал о личности Гарри Поттера, но чем больше он о ней узнавал, тем меньше она ему нравилась. Ведь может же черепно-мозговая травма взболтать мозги настолько, что их обладатель наконец-то за них возьмётся, правда?

Тем временем Фред и Джордж сноровисто разматывали нечто, похожее на длинные розовые спагетти. Кто-то из близнецов заметил удивлённый взгляд Джеймса и снизошёл до объяснений:

— Удлиннитель ушей. Мы пытаемся узнать, о чём они совещаются там, внизу.

— Это что-то типа подслушивающего устройства? – Джеймс протянул руку и потрогал розовый шнурок. Он был тёплым и наощупь казался живым.

— Подслушивающее устройство, точно, – хохотнул Фред. – Более точного названия для нашего Удлинителя ушей ещё никто не предлагал!

— Вы только поаккуратнее, – посоветовал Рон, глядя на Удлинитель. – Если мама опять увидит…

— У них большое собрание, стоит рискнуть, – пожал плечами Джордж, аккуратно направляя сброшенные в лестничный колодец кончики Удлинителя в сторону двери. – Блин, никак не дотягивается…

— И не дотянется, – сказала девочка, возникшая из-за открывшейся двери. Классическая огненная грива, вздёрнутый носик, карие глаза и разительно контрастирующая с этой характеристикой общая несимпатичность однозначно определяли в ней младшую сестрёнку Фреда, Джорджа и Рона. – Ой, Гарри, здравствуй. Мне сказали, что ты схлопотал по кумполу, и не помнишь, что мы с тобой… – Она покраснела и отвернулась к старшим братьям. – А с Удлинителями ушей ничего не получится, мама наложила на дверь Заклятие недосягаемости.

— А ты откуда знаешь, Джинни? – спросил Джордж, сразу упав духом.

— Мне Тонкс рассказала, как это выяснить, – ответила Джинни. – Ты просто кидаешь в дверь чем попало, и если не долетает, — всё, значит, недосягаемая. Я бросала с лестницы навозные бомбы, — ты, Гарри, не знаешь, это такая бомба, которая при взрыве…

— Я догадался, – поспешно сказал Джеймс. – Слушай, э-э-э… Мы правда с тобой?..

— Ну вот, я бросала навозные бомбы с лестницы, так они отплывают от двери, и только, – громко продолжила медленно краснеющая Джинни. – Можете не рассчитывать, что просунете под неё Удлинитель ушей.

Фред глубоко вздохнул.

— Жалко. Я так хотел узнать, что поделывает старина Снегг.

— Снегг здесь?! – воскликнул Рон.

— Ага, – ответил Джордж. Он уже смотал Удлинители ушей, тщательно закрыл дверь и сел на одну из кроватей. – Сейчас отчитывается. Секретность — ух!

Джеймс Бонд наконец-то сложил два и два.

— Джинни, ты бросала бомбы, расшвыривающие навоз, в замкнутом помещении, в котором живёшь, целясь в дверь, за которой проводится крайне секретное заседание единственной организации, способное противостоять Сама-Знаешь-Кому?!

— А что тут такого? – захлопала глазами девочка. – Может, ты ещё вспомнишь, кто купил мне эти навозные бомбы? А кто меня учил их метать? «Замахивайся сильно, но не сжимай её плотно, а то она у тебя в руке взорвётся…» И кто тренировал меня на двери в кабинет завуча?

Суперагент схватился за голову.

— Ничего! С этого момента всё пойдёт совершенно по-другому!!!

* * *

— Значит, вы говорите, что в волшебном мире из меня сделали клоуна и придурка?

Суперагент деловито мерил шагами комнату. Одной кровати сидели близнецы и Рон, на другой — тесно прижались друг к другу девчонки. Все пятеро, не отрываясь, следили за размеренно движущимся Джеймсом, качая головами в такт его шагам.

— Значит, Сами-Знаете-Кто возродился, но я единственный свидетель, а мне никто не верит?

— Министерство думает, что ты агент Дамблдора, – ещё раз объяснила Гермиона. – Что ты по его наущению плетёшь всякую ерунду, чтобы напугать народ. Все знают, что единственный, кого Сам-Знаешь-Кто боится, — это Дамблдор. Маги захотят, чтобы Альбус стал новым министром магии, и Корнелиус Фадж потеряет власть.

— Гениально. Вместо того, чтобы использовать свою силу и опыт в непосредственной борьбе против Тёмного Лорда, маги захотят, чтобы единственный, кто может ему противостоять, утонул в кабинетной работе. – Джеймс Бонд органически ненавидел штабную работу. С его точки зрения, назначение человека министерским чиновником в обязательном порядке сопровождается ампутацией логики, самостоятельности и качеств бойца. – Просто сногсшибательная логика. И это они смеют называть меня придурком?

— Они называли меня сумасшедшим!.. – тоненько хихикнула Гермиона. Джеймс повернулся к ней, но она смущённо прикрыла ладошкой рот. – Нет-нет, ничего. Продолжай. Там дальше по сценарию молнии, так что можешь не сдерживаться.

— То есть магическое сообщество Британии разделилось сейчас на два лагеря, – продолжил Джеймс, оставив без внимания намёки Гермионы. – Часть считает, что Все-Знают-Кто был достаточно злобной моськой, чтобы воскреснуть, и сообщённые мной слова их не удивили. Они просто угрюмо кивнули, засучили рукава и пошли месить Пожирателей Смерти снова. Но большинство… Большинство боится Того-Кого-Надо до усра… – Бонд бросил короткий взгляд на девчонок, зачарованно ловящих каждое его слово – до непроизвольного опорожнения кишечника в неподходящий момент и в неподходящем направлении. Одно упоминание имени Волан-де-Морта способно повергнуть их в ужас. Фред, откачай Рона. И они скорее согласятся съесть свои мантии и закусить собственными палочками, нежели признают, что Тот-Кому-Незачем-Это-Делать воскрес. Я правильно обрисовываю ситуацию?

— Страусиная политика, – кивнула Гермиона. – Если ты чего-то не замечаешь, его не существует.

— Это ужасно.

— Но это работает. Они не заметят Волан-де-Морта, пока он не постучится к ним в дверь. А до тех пор будут уверены, что его не существует.

— Абстрагирование от проблем. Если верить, что волшебства не существует, оно не сможет тебе повредить.

— Что, правда?! – заинтересовался Рон.

— Нет, конечно. Неверие в способность чего-то причинить тебе зло ведёт к отсутствию адекватной защиты. Если ты не веришь в то, что снайперы существуют, это ещё не значит, что один из них прямо сейчас не берёт тебя на мушку.

— А кто такие снайперы? Это такой подвид упырей? И зачем они используют членистоногих? – поинтересовался Рон, страдающий арахнофобией[21].

Джеймс Бонд опять схватился за голову. Он только сейчас начал осознавать, насколько далёк мир вечно инфантильных магов от мира нормальных людей.

— И, конечно, в «Ежедневном пророке» не было ни слова о том, что на тебя напали дементоры, – продолжала Гермиона. – А ведь это была бы настоящая сенсация! Дементоры, которые раньше сражались на стороне Сам-Знаешь-Кого, вышедшие из повиновения! Поневоле начнёшь задумываться, стоит ли доверять им охранять Азкабан!

— Да кто такие эти дементоры, чёрт бы их побрал? Уже который раз про них слышу. И что такое Азкабан? Могущественный артефакт?

— Дементоры — это магические существа, питающиеся эмоциями. В основном светлыми, но могут какое-то время сидеть и на диете из тёмных эмоций. В присутствии дементора человек вспоминает всё самое плохое, что происходило с ним в жизни, и чувствует пронзительный холод. А ещё дементоры высасывают души через поцелуй. Их потому и заставили охранять Азкабан, — колдовскую тюрьму особо строгого режима, — что одно их присутствие лишает заключённых воли к борьбе и защищает от побега. В прошлой войне Сам-Знаешь-Кто хотел отдать дементорам маглов, поэтому они с удовольствием сражались за него.

Джеймс живо вспомнил обстоятельства, предшествующие его переселению в тело Гарри Поттера. Пронзительный холод, мгновенно ставшее свинцовым небо, пули, рвущие тело Терезы, захлёбывающаяся Веспер… Двух существ, парящих над землёй в изодранных плащах, словно насмехающихся над девятимиллиметровыми пулями. Дементоры.

— И эти самоходные транквилизаторы охраняют тюрьму строгого режима? Ещё раз: тюрьма, битком набитая осуждёнными сторонниками Сами-Знаете-Кого, находится под полным контролем бывших сторонников Сами-Снаете-Кого? Ребята, успокойте меня, скажите, что этот бред вы сейчас сами выдумали.

По лицам близнецов, Рона и девчонок было понятно, что они впервые сами задумались об этой неувязке. Джеймс снова схватился за голову.

— Но ведь дементоры очень плохо видят и плохо различают людей, – сказал один из близнецов. – Поэтому им, в принципе, всё равно, кого прессовать. Лишь бы прессовать. Хоть своих сторонников, хоть чужих.

— А откуда известно, что дементоры плохо видят? – круто развернулся к нему Джеймс. – Это они сами тебе сказали? Гос-по-ди, ну за что мне это. Вы что, не понимаете, что даже если они и правда плохо видят, это тем более страшно? Охранники тюрьмы, держащие под стражей самых опасных преступников современности, сами всей душой на стороне этих преступников и вдобавок ещё слепые, как котята. Поймите, они ведь будут сверять список заключённых только по количеству душ! В такой обстановке сбежать — плёвое дело! Приволок какого-нибудь несчастного к этому Азкабану, поменялся с ним местами, он остаётся внутри, горя праведным гневом, из-за чего питающаяся эмоциями охрана только радуется, а ты спокойно уходишь на свободу. И проверка чётности количества заключённых сходится.

— Ну да, Барти Крауч-старший именно так своего сына и вытащил, – кивнула Гермиона.

— Вот! – Джеймс ударил кулаком по ладони; Джинни вздрогнула. – Кем бы ни был этот Барти Крауч… Если Волан-де-Морт и правда возродился, — Фред, откачай Рона, — а дементоры ему сочувствуют, то для него вытащить всех своих активистов, искренне преданных, надёжных, — только вопрос времени.

Повисла тяжёлая пауза. Наконец, один из близнецов рискнул задать волнующий всех вопрос:

— М-м-м… Гарри?

— Что?

— А как ты нас различаешь?

* * *

Следующие несколько дней Джеймс Бонд провёл, адаптируясь к жизни в магическом мире. Он учил заклинания, читал школьные учебники. Его натаскивали по школьной программе все члены Ордена Феникса. Попутно Джеймс выяснил, что Сириуса Блэка попросту подставил некто Питер Петтигрю, тайный сторонник Волан-де-Морта, — по крайней мере, так утверждали сам Сириус Блэк и Римус Люпин. Особой веры ни тому, ни другому у Джеймса не было, но рассказанное ими звучало логично: бездарный прихвостень, предавший заводилу собственной компании ради более высокого поста в другой компании — это так по-человечески, что Джеймс Бонд удивился бы, если подобного не произошло.

Попутно Бонд подолгу беседовал с неистощимым источником школьных знаний — Гермионой. Оба ни разу не упомянули конфуз, случившийся во время знакомства, но Рон и Джинни во время этих бесед ни на секунду не покидали комнату.

Блэк, Люпин и мистер Уизли сломили сопротивление Молли Уизли и рассказали Джеймсу Бонду и другим детям о современном положении дел в волшебном мире. Бонд, в свою очередь, не стал делиться со взрослыми своими идеями насчёт побега из Азкабана, сочтя, что ему следует сначала вжиться в этот мир, а уж потом пытаться его исправить. Вместо этого он употребил все свои силы на попытку как можно быстрее контролировать мидихлориан своего тела — закоренелый прагматик, Бонд не мог приучить себя оперировать терминами «волшебство» и «магия».

Кроме учёбы, Джеймс участвовал в избавлении штор от мелких ядовитых докси, познакомился с грифоном Клювокрылом, выучил всё о боггартах и был готов сразиться с тем, который обитал в тумбе письменного стола.

Вообще дом семьи Блэков, предоставленный Сириусом в качестве офиса Ордену Феникса, интересовал суперагента намного больше, чем было бы прилично интересоваться пятнадцатилетнему подростку. Здесь были целые комнаты запылённых шкафов, содержащих концентрированный бред прошлого, выраженный в форме предметов с полузабытыми свойствами, способных оторвать голову любопытствующему. В общем, Джеймс Бонд чувствовал себя как в лаборатории Кью, и был абсолютно счастлив.

К сожалению, выяснилось, что Минерва МакГонагалл не обманула его: электронные приборы в присутствии такого большого количества зачарованных объектов просто отказывались работать. Связь с MI6 пришлось держать буквально дедовскими методами.

* * *

— А-а-а-а!

— Ева, вы опять зашли в рабочее время на тот сайт с мальчиками в военной форме?

— Нет, мэм. Тут, в окне…

— Что? Мальчики в военной форме? Военная форма, часом, не северокорейская? Если нет — продолжайте работать.

— Мэм, оставьте уже свои шуточки! Какие мальчики в военной форме в окне, мы на высоте восьмого этажа! Не травите душу пустыми мечтами. Тут в окно долбится птица!

— Наши окна защищены лазерной системой защиты с автоматическим наведением. Нас теперь нельзя даже ракетой достать. А вы говорите мне про птиц? Пусть себе долбится.

— Мэм, у неё на лапе какая-то бумажка, и на ней написано ваше имя!

— Моё что?!?!?!

— Да, так и написано: «Лично в руки миссис Оливии Мэнсфилд».

Эм выскочила из-за стола и с неприличной поспешностью высунулась в приёмную. На первый взгляд, приёмная была пуста. Более пристальный осмотр выделил два заслуживающих внимания объекта: большую белую сову за окном и мисс Манипенни на стуле в углу.

Глава разведслужбы убедилась, что птица сидит спокойно и улетать не собирается, и перевела взгляд на свою секретаршу.

— Ева, что вы там делаете?

— Я м-м-мышей боюсь.

— Мисс Манипенни, откуда в нашем офисе мыши? Разве что компьютерные. И Кью, вроде бы, экспериментировал с самонаводящимся биологическим оружием, вызывающим деморализацию противника путём тотального уничтожения его запасов сыра. Только всё равно ничего не получилось; его биологические агенты влияния отказались жрать то, что в мусульманских странах Ближнего Востока считается сыром. Так, о чём это я… Ева, слазьте немедленно, здесь нет мышей.

— А вон там кто?

Эм оглянулась и внимательно рассмотрела указанный объект.

— Это сова. Bubo scandiacus, если я не ошибаюсь. Длина тела навскидку 28 дюймов, масса — порядка шести фунтов[22]. Основа питания — мелкие грызуны, которых это прекрасное создание способно сожрать до полутора тысяч в год.

— Вот! Мыши у неё в животе! – Мисс Манипенни патетически вскрикнула и попыталась подняться ещё выше, не двигаясь с места.

— Подумать только, какие эмоции, – Эм подошла к окну, изучая привязанную к ноге совы бумажку. – Ева, запишитесь к нашему придворному мозгоправу, я не могу позволить себе секретаршу с фобиями. А сейчас слезайте со стула и помогите мне распахнуть окно. Я не допущу, чтобы по улицам моталась пташка с моим именем на ноге. Не бойтесь вы её, она вас не съест. Ну, по крайней мере, не за один раз. Дёргайте раму! Раз, два, взяли… Эх, дубинушка, ухнем!

Окна в приёмной Эм были многослойными, из волнистого стекла, чтобы нельзя было узнать, что говорится внутри, анализируя дрожание стёкол с помощью лазера. Сова со стоическим смирением ждала, пока люди пробьются к ней сквозь возведённые ими же преграды. Окно, скрипя сочленениями, распахнулось[23].

Эм неуклюже освободила птицу от записки и развернула пергамент.

— «Эм — от Гарри Поттера». Ох уж этот Бонд, ох, затейник… Значит, на внешней стороне он пишет моё настоящее имя, а внутри использует кодовое. «Внедрение прошло успешно. Явочная квартира находится рядом с площадью Гриммо, 11». Рада слышать. «Негативное влияние т. н. мидихлориан на электроприборы подтверждается — не работают даже кварцевые часы. Требуется надёжное средство связи, не подверженное влиянию этих мелких пакостников». Это к Кью… «В течение трёх дней отправляемся в больницу святого Мунго на обследование и в Лондон за волшебной палочкой». Я понимаю, в Лондоне многое можно купить, но волшебные палочки?.. Да-а, не прижали мы ещё чёрный рынок как следует. «Поскольку сову могут перехватить, буду ждать ответа по протоколу А-6». Мо-ло-дец, просто нет слов! Сову, значит, могут перехватить, а он тут открытым текстом моё имя называет. «Сообщите о методе дальнейших действий. Искренне ваш, с наилучшими пожеланиями, Гарри Поттер».

— А мне он поцелуй не передал? – пропищала Ева, заглядывая Эм через плечо.

— «Постскриптум: поцелуйте за меня мисс Манипенни. Долг потом верну», – прочитала Эм последнюю фразу послания.

— Ах, Бонд, он всегда был так галантен! – вздохнула мисс Манипенни, прижав руки к груди и закатив глаза к потолку.

— Ты имеешь в виду того пятнадцатилетнего сопляка, в которого он превратился? – мстительно ухмыльнулась Эм, перегнулась через стол и нажала кнопку на селекторе:

— Кью! Можешь зайти на полторы минуты?

Селектор что-то неразборчиво прорычал. Эм отпустила кнопку и обратила своё внимание на нахохлившуюся сову:

— Теперь ты, голубушка. В смысле, совушка. Ты, я вижу, птица умная?

Хедвига открыла жёлтые блестящие глаза и вытаращилась на одно из самых влиятельных лиц государства — в этом списке Эм находилась сразу после жены премьер-министра, таким образом, находясь значительно выше самого премьер-министра.

— Ты и правда понимаешь английский?

Сова нахмурилась и презрительно откинула голову назад, давая понять, что она считает ниже своего достоинства обсуждать свои языковые способности с двуногими, лишёнными перьев. В конце концов, английскому можно обучить даже потомка обезьяны.

— И тебя в самом деле могут перехватить?

Птица почесала лапой клюв и глубоко задумалась. За четыре года таскания хозяину периодики и общения с другими совами на школьной совятне она поднаторела в анализе политических новостей в стране и в мире. С точки зрения способности вырабатывать судьбоносные решения, которые позволят справиться со всеми государственными проблемами скопом, единственное отличие сов от таксистов заключается в отсутствии у первых такси. Хедвига, разумеется, знала о возрождении Тёмного Лорда, и она хорошо изучила Первую Магическую Войну по репортажам в «Ежедневном Пророке», который имела обыкновение пролистывать, ожидая разрешения на взлёт в киоске магической литературы. Будучи умной птицей, Хедвига прекрасно осознавала способности тёмных магов. Честность для неё была превыше гордости, поэтому Хедвига скорбно признала: да, её могут перехватить.

Обеспокоенная Эм переглянулась с мисс Манипенни. Та уже забыла, что сова питается мелкими грызунами, и восхищённо гладила её блестящие белоснежные перья.

— Какая она красивая! А пух у неё такой мягкий-мягкий! Интересно, а если этот пух выщипать и в подушку набить — она обидится?

— Ева, оставьте птичку. Нам надо решить, что с ней делать. Она слишком много знает; если её сейчас перехватят, вся легенда Бонда как потерявшего память Поттера окажется под угрозой. Возможно, сову придётся того… Ликвидировать.

— Чур, пух мне!!!

Хедвига, очевидно, не задумывалась о такой перспективе. В жёлтых глазах полыхнул ужас, сверхсекретные документы взлетели со стола и закружились по приёмной. Эм высунулась в открытое окно, наблюдая за стремительно удаляющейся белой точкой:

— Низковато пошла, к дождю. А я ведь говорила, что важнее всего правильно замотивировать агента. На такой скорости её фиг перехватишь.

— Вы хотели меня видеть, мэм? – в приёмную вошёл Кью. Чопорный англичанин не подал виду, что его взгляду предстало что-то необычное. Хотя его бровь немного дёрнулась, когда он осознал, что под подошвами безукоризненных туфель со встроенными ракетомётами хрустят документы, за один взгляд на которые представители дюжины других разведок готовы были бы отдать правые руки глав своих государств.

Эм и мисс Манипенни, пыхтя, задраивали окно. Как истинный джентльмен, Кью сделал морду кирпичом, демонстративно не замечая, что застал дам за занятием, не подобающим особам их положения. К сожалению для собственно дам, это означало также, что Кью не стал помогать им закупоривать окно.

— Уф-ф-ф… Ева, запишите: обязательно заставить хоть кого-нибудь смазать эти чёртовы петли. Чтобы окно открывалось быстро и бесшумно, как дверь в хранилище Форт Нокса.

— Мэм, позвольте заметить, двери в Форт Ноксе открываются медленно и задумчиво, словно врата Рая перед адвокатом. Там две дверцы, они весят по двадцать две тонны каждая и изготовлены из легированной оружейным чугунием стали в 21 дюйм толщиной. Игрушки, выданные мне Кью, её даже поцарапать не смогли; пришлось открывать дверку другими средствами, – возмутилась мисс Манипенни[24].

— Но-но! – возмутился Кью. – Прогресс не стоит на месте! Игрушки, которые я бы дал вам сейчас, смогли бы её поцарапать!

— Вы поняли, Ева. – Эм устало поправила волосы и начала подбирать разлетевшиеся по кабинету документы. – Кью, у меня к вам одно… Чёрт побери, ну и угораздило же меня так вляпаться! Два технических задания. Предупреждаю, они сложные.

— Я весь внимание. Вы же знаете, я люблю вызов.

— Нужно надёжное, маленькое, портативное средство связи с радиусом миль в сто, работающее в любых экстремальных условиях, сквозь камень, почву и металл, предоставляющее возможность определения местоположения источника связи и абсолютно не зависящее от электричества.

— Это как?!

— Вот так. Оно будет эксплуатироваться в обстановке, где электричество не действует.

— М-м-м… Ну, если применить темпоральный модулятор с обратновывернутым потенциалом потока…

— Я знаю, что вы справитесь, – Эм хлопнула Кью по плечу, провела ладонью по его плечам. — Теперь, что касается второго задания… Это менее срочно, но не менее важно.

— Но если потенциал потока будет выше порогового значения, передатчик начнёт транслировать обратно во времени… Придётся строить станции слежения и пеленгации на прошлой неделе. Не-е-ет, тут и за весь прошедший месяц не управиться, а ещё Форт Нокс…

— Ау! – Эм похлопала уставившегося в стену Кью по спине. – Земля в иллюминаторе?

— Видна, – вернулся в настоящее шеф технического департамента. – Так какое второе задание?

— Придумать, синтезировать и испытать состав, бесследно отчищающий совиный помёт, – улыбнулась Эм. – У нас тут утром был небольшой инцидент. Птичка испугалась… Испытать можете на своём пиджаке, – милостиво указала директриса, пряча правую руку за спину.

— Господи ты боже мой! – изумился Кью, пытаясь оглядеть свою спину. – Это как же она так?!

— Да уж сумела, – вздёрнула бровь Эм, по-прежнему пряча руку за спину. – У меня всё, позвольте мне больше вас не задерживать. Ева, когда у меня беседа с премьер-министром?

— Через десять…

— Через десять чего? – Эм бросила быстрый взгляд в сторону закрывающейся двери, из-за которой доносились приглушённые проклятия, сопровождаемые треском ткани, и оттёрла остатки помёта с секретного документа другим секретным документом.

— Шесть, пять, четыре, три, две.

В кабинете Эм зазвонил телефон.

— Пунктуален, как всегда, – вздохнула директриса, критически осматривая оттёртую руку. – Ох уж эти мне британцы. Да слышу я, слышу, хватит трезвонить! Уже иду. Алё, Джонни, как дела[25]?

— Моя Оливка! – промурлыкала телефонная трубка голосом премьер-министра. – Как я рад тебя слышать!

— Так, Джон, прекрати. Это сверхсекретная линия, защищённая от прослушивания с помощью самых новейших технологий. Это означает, что её прослушивают всего лишь три-четыре десятка работников службы новостей, жаждущих перехватить горячий факт. Прослушиваете ведь, окоянные?

— Дык, – весело хмыкнуло в трубке.

— Ребята, будьте джентльменами, отключитесь. Дайте старым ловеласам спокойно вспомнить прошлое. Сами, небось, не лучше себя вели, в студенческие-то годы.

Раздались щелчки — те корреспонденты, которые считали себя джентльменами, отключались от разговора.

— Джонни, ты тут?

— Разумеется. Ты же просила положить трубку только джентльменов, а я политик.

— Кто-нибудь ещё на линии остался?

Повисла пауза. Мисс Манипенни, глядя на экран своего компьютера, кивнула: всё чисто.

— Отлично, – сменила фривольный тон на деловой железная леди. – Джон, что это за бред с министерством магии? Почему я ничего не знаю?

Трубка передала тяжёлый вздох.

— Оливия, ты даже не представляешь себе, в какой ситуации я сейчас нахожусь.

— И не представлю, пока ты не расскажешь мне всё. Помни: боль можно унять, выложив следователю правду.

— В общем, после моего избрания ко мне обратился один из портретов на стене.

— С тобой заговорила картина?

— Да, только выглядела она не как картина, а как рисованный мультфильм. Изображение сообщило мне, что со мной сейчас будет общаться министр магии. Министр магии прибыл через несколько минут, просто возникнув у меня в кабинете.

— Та-а-ак… Интересно. Продолжай.

— В общем, министр магии уведомил меня, что в стране существует целая параллельная цивилизация магов, людей, внешне неотличимых от нас, но владеющих паранормальными способностями. Он неустанно твердил, что мы вряд ли ещё раз увидимся, потому что главной обязанностью его министерства является предотвращение контактов между магическим миром и обычным. Затем последовала краткая лекция по политическому миру магической Великобритании, — оказывается, волшебная Северная Ирландия в волшебную Великобританию не входит, — и краткий список того, что маги могут сделать для нас, если у нас возникнет такая нужда.

— Это ещё более интересно! И что же маги могут сделать?

Даже сквозь трубку было слышно, как Джон Мейджор мучительно краснел.

— В основном — помощь в решении проблем изначально магического характера, – наконец, признал он. – Ну сложно мне было поверить в его серьёзность, когда он объясняет, что отдел обеспечения магического правопорядка готов оказать нам содействие в обращении с лихачами на мётлах, с массовыми зачаровываниями исчезающих ключей и с прорывами драконов на поля Уэльса!

— Прорывы драконов. На поля Уэльса, – задумчиво потеребила нижнюю губу Эм, прикидывая, насколько сильно отличаются тактико-технические характеристики тех драконов, которые известны ей, от тех, которые могут прорваться на поля Уэльса. Проблема заключалась в том, что единственные знакомые Эм драконы упоминались в сказках, которые она читала своим детям. Судя по сказкам, это были бронированные летающие ящерицы с патологической страстью к драгоценным металлам, со встроенным ранцевым огнемётом и с гастрономическим интересом к девственницам. Нельзя ли применить драконов в подразделениях штурмовой авиации? А как их мотивировать? В сказках ничего не говорилось о подверженности драконов пропаганде. И откуда найти в современной Великобритании достаточно половозрелых девственниц для прокорма целого дракона? Но чем-то же они питаются даже сейчас. Или сведения о гастрономическом интересе к девственницам относятся к единорогам?..

— А про единорогов он упоминал? – вскинула бровь Эм, привыкшая немедленно получать ответы на свои вопросы. В конце концов, у неё для этого было всё MI6.

— Кажется, да, про несколько стад в Шотландии… – обескураженно произнёс премьер-министр.

— И что, они соответствуют тому, что рассказывается про них в сказках? – живо поинтересовалась Эм.

— Абсолютно точно — да, – кивнул премьер-министр. – У них и в самом деле один рог.

— Проехали, – вздохнула директриса. – Излагай дальше.

— Ну вот… Какое-то время я о министре магии в самом деле не слышал, хотя портрет время от времени двигался. А два года назад он снова потребовал у меня аудиенции. Оказывается, из колдовской тюрьмы в Северном море сбежал опасный террорист.

— Сириус Блэк? – Эм поудобнее зажала трубку плечом и щёлкнула пальцами. Мисс Манипенни сноровисто подала ей тонкую папку. – Родился в Лондоне в 1959-м, воспитывался в частном интернате… Ты уже слышал, кстати, что Билл Таннер обнаружил целую толпу детей, воспитывавшихся в частных интернатах, названия которых никто никогда не слышал, и существование которых ничем не доказано?.. В 1978 году окончил этот самый интернат — опять же, никаких следов аттестата зрелости согласно утверждённой Министерством Образования программе — и остался без средств к существованию, но на бирже труда не регистрировался. Следующее упоминание о нём — в 1981-м, когда он неизвестно почему устроил теракт рядом с Бараками Челси[26], который стоил жизни дюжине человек, почти сорок раненых. Мы ещё решили, что взрыв был устроен ИРА, хотя ответственность на себя никто не взял. Кто его задержал, на каком основании и каковы были обстоятельства задержания — не указано. Дальше в его деле написано, что он помещён в тюрьму особо строгого режима, но вместо названия тюрьмы на листе пятно.

— Какое ещё пятно?!

— По-моему, шоколадное, – сказала Эм, принюхавшись к папке. – Интересно, что он был обвинён в теракте, но суд над ним так и не состоялся. Номера дела тоже нет. Никаких запросов о продлении предварительного заключения не было. Перед судьёй он не представал ни разу. И — никаких отчётов тюремного психолога или социального работника.

— То есть у нас двенадцать лет в тюрьме содержался человек, чью вину ещё надо доказать, – внезапно осипшим голосом пробормотал премьер-министр. – Ох, как неудобно получается. Ты хоть представляешь себе, какой размер компенсации ему положен? Снова придётся налоги поднимать. А мы только-только начали выкарабкиваться из рецессии. Ты уверена, что журналисты отключились?

Мисс Манипенни кивнула, потом пожала плечами и снова кивнула.

— Отключились, – уверенно сказала Эм. – Кажется.

— Дальнейшее расскажу я. В 1993-м году он сбежал из тюрьмы, и я получил ориентировку к розыску от министра магии. Правда, в ориентировке не говорилось, что он маг. Просто «вооружённый и особо опасный обвиняемый в терроризме убийца, злостный хулиган и нарушитель общественного порядка». Министр магии явно едва сдерживался, чтобы не добавить «заговорщик против короны».

— Всё ещё «обвиняемый», – подчеркнула Эм, – после двенадцати лет заключения. Тебе не кажется, Джонни, что за такое время даже наши государственные прокуроры способны состряпать обвинительное заключение и передать дело в суд?

— Не сыпь мне соль на сахар, – скривился Джон. – Самому кисло.

— И правильно, – с удовлетворением откинулась на спинку кресла Эм. – Так и должно быть. У тебя в стране творится маг знает что, а ты ни сном, ни духом об этом не знаешь. Ничего, зато у тебя есть добрая волшебница Эм, которая вытащит твою попочку из тех неприятностей, в которые ты с таким наслаждением влез.

— Влазил не я, а ещё Маргаритка[27], – возмутился премьер-министр. – И кстати, по-моему, у меня в телохранителях маг.

— С чего ты взял?!

— Не знаю, ощущение такое. Навязчивое. Может, потому, что он чернокожий, выглядит, как нелегальный иммигрант, без паспорта, без удостоверения телохранителя и без лицензии на ношение оружия. А может, потому, что он носит значок, на котором написано «Хочешь превратиться в жабу? Спроси меня, как!»

— Мне удалось внедрить агента в магическое сообщество, – сообщила Эм.

— Вообще-то, защита граждан Великобритании от врагов, находящихся на её территории,— прерогатива MI5, – покачал головой премер-министр.

— Формально — да, но агента внедрить сумела всё-таки MI6, – с нескрываемым удовольствием парировала Эм. – Вы же сами понимаете, что магическое сообщество для нас — всё равно, что неизвестное государство, пусть даже мы и живём с ними на одной территории. В чём я, кстати, не уверена.

— Да, притянуть за уши можно, – почесал подбородок премьер-министр. – А от меня-то что требуется?

— Мне нужно формальное разрешение на проведение операции и утверждение высшей инстанцией поставленных мной целей.

— С каких пор? – изумился премьер-министр. – До сих пор вы в MI6 как-то не утруждали себя соблюдением протокола. Вот и с китайским дипломатом неудобно вышло…

— Это совсем другое дело, – с нажимом сказала Эм, резко уводя разговор от темы китайского дипломата и перекладывая нагревшуюся трубку на другое ухо. – Во-первых, мы впервые входим в контакт с совершенно незнакомой нам цивилизацией. Не по моему шестку принимать решение, дружественным будет этот контакт или силовым. Во-вторых, мне потребуется финансирование. У магов не работают электрические устройства, соответственно, моему агенту понадобится качественно новое оборудование. Тут Кью брызжет идеями насчёт торсионных полей, генетической памяти молекул воды и электромагниторезонанснонезависимого корпускулярного дезинтегратора. И даже не спрашивай меня, что это такое, я одно только название училась выговаривать два дня.

— То есть вам нужны деньги, – кивнул премьер-министр. В отличие от магии, это было для него простым и понятным.

— Да, и много. Но не только. Мне всё ещё нужно разрешение на операцию.

— Хорошо, для протокола — да, я согласен. Нам нужно узнать о магах как можно больше. Кто знает, как мы сможем изменить мир, объединяя технологию и магию. Если вы обнаружите какие-нибудь интересные идеи, которые можно запатентовать, держите меня в доле; через пару лет я выйду в отставку, и мы сможем на законных основаниях организовать крошечную мануфактурку, которая быстренько разрастётся в мегакорпорацию.

— Ну, как минимум одна интересная идея у меня уже есть. Вы говорили про картину, изображение на которой может общаться человеческим голосом?

— Да.

— А это изображение только говорит, или ещё и слушает?

— И говорит, и слушает. Когда министр магии просит аудиенции, я должен выразить своё согласие.

— То есть у магов есть возможность связаться с изображением на портрете и узнать, что было сказано, верно? Как насчёт идеи подарить несколько внезапно найденных, но крайне ценных полотен послам других государств? Пусть они проверят их всеми возможными электронными методами, ничего не найдут, повесят их в кабинетах послов, а мы будем раз в день магическим образом связываться с изображениями и получать секретнейшие сведения прямо из первых уст! Как вам идея?

— Идея? Прямо скажу, гениальная, – слабым голосом проговорил премьер-министр, поднял глаза и уставился на висящий прямо над его рабочим столом портрет. Портрет заметил его внимание, убрал ладонь от уха и виновато улыбнулся.

* * *

— Ну что, пацан, наверное, жаждешь пробежаться по магазинам? – Аластор Грюм ласково поддел подростка локтем, от чего тот чуть не покатился по лестнице кубарем.

— Аластор, уймите свою буйную жизнерадостность! – попросила Минерва МакГонагалл. Она явно волновалась из-за предстоящего похода: часто снимала и протирала очки, комкала в руках платочек, проверяла, как быстро она сможет выхватить волшебную палочку.

— Не волнуйтесь, Минерва, вашего драгоценного мальчика будут прикрывать пять самых крутых магов, не считая вас, – улыбнулся Римус Люпин, вытирая со лба пот. – Что-то жарковато сегодня, вам не кажется?

В центре формации из чёртовой дюжины человек смущённо переступал с ноги на ногу Гарри Поттер. Внутри его тела Джеймс Бонд был хладнокровен и собран, как замечательно уравновешенная машина. Сегодня он, наконец, вырвется из особняка на площади Гриммо, 12, и отправится с визитом в магический Лондон.

Сопровождать его в походе за товарами будут Аластор Грюм, Кингсли Брустер, Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, Дедалус Дингл и Стерджис Подмор. Вдобавок к ним присоединятся Минерва МакГонагалл, на правах декана факультета и личного Вергилия юноши в магическом мире, Рон с Гермионой на правах друзей и миссис Уизли, Джинни и Фред с Джорджем — на правах родственников одного из друзей. В целом компания получилась внушительной; Пожирателей Смерти, буде таковые сунутся, можно будет просто затоптать. Суперагент не привык перемещаться в составе столь крупных соединений; всех своих сопровождающих было нелегко даже просто запомнить. Джеймсу очень хотелось попросить членов семьи Уизли встать по краям формации, чтобы их ярко-рыжие головы исполняли роль ограничительных буйков, внутри которых позволено находиться только вышеперечисленным лицам, но он мужественно поборол в себе это желание.

— Ну что, отправляемся? – спросил Аластор Грюм, оглядев стоящих на крыльце волшебников и колдуний колким взглядом своего волшебного глаза прямо сквозь череп.

— Да пора уже, – вздохнула Минерва, в тысячный раз поправляя очки.

— Как мы будем перемещаться? – поинтересовался Джеймс. – Раз аппарация исключена, сеть летучего пороха под наблюдением, а метлой я так и не овладел…

— …Зато она овладела тобой, дважды, – мстительно шепнул Рон, всё ещё не смирившийся с мыслью, что его лучший друг, три года игравший в сборной факультета по квиддичу, в мгновение ока превратился в сущего бездаря на метле.

— …Мне что, снова вызывать такси? – с олимпийским самообладанием закончил Джеймс.

— Никаких полётов в городской черте в середине дня! – мгновенно посуровел Аластор. – Эти маглы постоянно пялятся в небо. Хорошо ещё, что сегодня понедельник. Если магл в десять утра не на работе, то он, скорее всего, сочтёт зрелище летящего на метле волшебника последствиями вчерашнего возлияния. Но рассчитывать на это нельзя. Нет, нет и нет, никаких полётов!

— А как тогда?!

— Мы пойдём пешком!

— Пешком? По историческому центру Лондона, в разгар туристического сезона?!

— Да ладно вам, здесь всего полмили. За десять минут дойдём. Ну, за пятнадцать, – Аластор озабоченно взглянул на плотную толпу, двигающуюся мимо крыльца. – Ну, за двадцать пять. За полчаса-то уж точно будем на месте. Или хотя бы поблизости.

— Ты бы хоть заклинание какое-нибудь сотворил, чтобы люди нас пропускали, – предложила Минерва, сжимая свою палочку.

— А это идея! – Аластор развернулся и ткнул в ближайшего к нему подростка волшебной палочкой. Джеймс сноровисто ускользнул от тычка, спрятавшись за Рона. Послышалось лёгкое шкворчание, и все мгновенно сморщились:

— Это ещё что такое?!

— Это моё самостоятельно изобретённое заклинание! – гордо произнёс Аластор, спускаясь к тротуару. – Позволяет быстро и без затей раздвинуть любую толпу. Называется «Вонизмус тоталус максимус», испускает в воздух концентрат тиолов, создаёт эффект постоянно обновляемой вони скунса.

— Мы заметили!!! А устранить или приглушить его действие никак нельзя?

— Не пристало аврору пользоваться заклинаниями, которые неспособны убить противника! – вскинул подбородок Аластор. – Что до устранения, то, конечно, можно применить «Фините Инкантатем». Но одежду придётся устранять физически. То есть сжечь.

— Аластор!!! Это был его лучший выходной костюм!

— Это — лучший выходной костюм?! Молли, вы в позапрошлом году устроили шикарный семейный тур в Египет! Артур ещё хвалился, что вы проиграли в казино в Шарм-эль-Шейхе мою годовую пенсию!

Молли покраснела:

— Ну так проиграли же, не выиграли!

— Ладно, отчистим, – без особого энтузиазма проворчал Аластор. – Фините Инкантатем. Рон, иди в дом, смени одежду, только побыстрее.

Рон, надувшись и стараясь не дышать, бегом ринулся вверх по ступеням. Вернулся он уже через четыре минуты, заново расчесавшийся и благоухающий одеколоном так, что у тех, кто стоял с подветренной стороны от него, на глаза навернулись слёзы.

— А вообще-то, и так неплохо получилось, – одобрительно принюхался Аластор. – Ну что, потопали?

— У меня есть идея получше! – впервые за утро подал голос Римус. Он ровно на один шаг сошёл с крыльца, встал лицом вправо и вертикально поднял сжатую в кулаке левой руки волшебную палочку на уровень глаз.

— Что он делает?! – спросил Джеймс Бонд шёпотом у Гермионы.

— Ловит автобус, – ответила мгновенно вклинившаяся между ними Джинни.

В представлении Бонда, ловить можно такси, попутку или маршрутку, но автоб…

Ба-бах!!!

У крыльца застыл заиндевевший трёхэтажный автобус вырвиглазно-фиолетового цвета, идеально гармонирующего с цветом волос Нимфадоры. По лобовому стеклу тянулась длинная золотая надпись: «Ночной рыцарь». Дверь автобуса распахнулась, и кондуктор, нескладный прыщавый юноша лет двадцати, запакованный в слегка большую для него кроваво-красную униформу, пафосно объявил:

— Добро пожаловать! Это автобус для ведьм и волшебников, попавших в трудное положение! Мы домчим вас куда угодно, вы даже оглянуться не успеете! Я, Стэн Шанпайк, ваш кондук… О, привет, Гарри.

— Привет, – поздоровался Джеймс Бонд, подходя поближе. – Мы знакомы?

— Заходим внутрь, ребята! – предложил Римус и подал пример, запрыгивая прямо в салон.

Только тут Джеймс обратил внимание, что плотная толпа пешеходов совершенно не обращала внимания на ярко-фиолетовый трёхэтажный автобус, заехавший одним из передних колёс на тротуар. Люди обходили здоровенную махину, как будто она была привычным элементом пейзажа. Ну подумаешь, эка невидаль, фиолетовый автобус с не умеющим водить шофёром; у нас в Лондоне такие идут по три пучка за десятипенсовик.

— А чего это вас никто не замечает? – поинтересовался суперагент у кондуктора, пока все остальные сопровождающие протискивались между пешеходов к открытой двери.

— Кто не замечает? – не понял тот. — А, маглы-то? Да они ничего не слышат и не видят! Они вообще тупицы.

— Гарри, заходи скорей! – потребовал Дедалус Диггл, подталкивая его в спину. Джеймс Бонд бросил взгляд назад — штаб-квартира Ордена Феникса уже затерялась между домами 11 и 13. Но на крыльце дома номер 11 увлечённо читал газету высокий человек в лёгком твидовом плаще с приколотым на груди значком, изображавшим стоящих на задних лапах льва и единорога, удерживающих между собой коронованную розетку с гербом.[28] Бонд едва заметно улыбнулся; человек бросил на него беглый взгляд и перелистнул страницу, взяв её большим и указательным пальцами и выпрямив все остальные. Джеймс Бонд повернулся к своим спутникам, убедился, что они не заметили этот мимолётный жест «о'кей».

Пневматические двери с шипением закрылись, автобус тронулся. Впрочем, это слово не совсем точно отражает действие, которое совершило это транспортное средство. Автобус прыгнул вперёд и немного вбок. Водитель привычно завопил «Бабка, бабка, брысь из-под колёс, дура!»; Бонд схватился за поручень и в ужасе уставился вперёд. Автобус мотало по проезжей части, как пьяного сайгака по бездорожью; фонарные столбы, урны, магловские автомобили и даже дома в последний момент отпрыгивали из-под колёс. Бонд зажмурился, с секунды на секунду ожидая неминуемого столкновения…

Раздался грохот, но, против всех ожиданий, ужасная машина не замедлила ход. Бонд рискнул приоткрыть глаза и удивлённо распахнул их во всю ширь. Пейзаж за окном сменился на сельскую местность, солнце было почти в зените.

— Это мы где?! – пискнул он.

— Эт' Индия, – лениво отмахнулся Стэн[29]. – Раджипута Мхабагади здесь сходит.

Мимо Джеймса Бонда протиснулся маленький суховатый старичок, замотанный в традиционную оранжевую простыню буддийского монаха. Автобус, скрипя всеми сочленениями, затормозил; монаха бросило в Бонда, и тот его вежливо поддержал, стиснув зубы: вопреки первому впечатлению, монах оказался вовсе не невесомым.

— Счастливо оставаться! – оскалился Стэн Шанпайк, открыл дверь, выпихнул монаха и метко метнул ему в голову увесистый чемодан. – Поехали, Эрни!

— Обслуживание здесь на уровне лучших транспортных компаний мньямской глубинки, – пробормотал Бонд, наблюдая, как оставшийся сзади старичок барахтается среди рассыпавшихся вещей.

— А то! – весело кивнул Стэн. – За доплату в три сикля получишь чашку горячего шоколада, а за четыре — клизму, которую я поставлю немедленно, и зубную щётку какого хошь цвета. Ночью мы предоставляем грелки, но сейчас же день.

В подтверждение своей сентенции он ткнул корявым пальцем за окно, где с ушераздирающим грохотом индийский полдень сменился предрассветным мраком. На заднем плане опускалась к горизонту почти полная Луна.

— Перу, город Чачапояс, – объявил Эрни. – Сходит Алонсо де Альварадо Монтайя.

К двери подошёл высокий осанистый волшебник с седой бородкой клинышком, одетый в потёртую коричневую мантию. Автобус резко затормозил, и волшебник впечатался острым локтём прямо в солнечное сплетение Джеймса Бонда.

— Ваша остановка, мучачо, – весело объявил Стэн, открывая двери и помогая пожилому волшебнику покинуть автобус путём сноровистого применения волшебного пенделя в пятую точку. – Адьёс, жаболов! Это Алонсо, – объяснил он слегка ошалевшему и задыхающемуся Бонду. – Он каждую неделю ездит в Париж сцеживать яд перуанских грязножабиков. Таскает их туда с собой за пазухой, его они не грызут, потому что он уже провонял их ядом, они теперь его тоже грязножабиком считают. Между прочим, неплохие деньги получает, но всё равно ездит на общественном транспорте. У нас уже целый угол на третьем этаже исписан матерными стишками на испанском, а он думает, я не знаю! – улыбнулся Стэн, демонстрируя кривые зубы. – Отошёл бы ты отсюда, Гарри, майн херр, а то у самого выхода место повышенной травматичности. Не веришь — могу продемонстрировать.

— Верю, верю, – просипел суперагент, пытаясь рассортировать впечатления. – А когда наша остановка?

— «Дырявый котёл»-то? Сейчас ссадим ещё одного пассажора, и заскочим к «Котлу». Почему «пассажор»? Ну, он ведь заказал шоколад, – Стэн наполнил большую пивную кружку из чана с краником, расположенного рядом с водительской кабинкой, и вознёсся по узкой лестнице на второй этаж.

Джеймс Бонд осторожно прошёл к видавшим виды лавочкам, на которых чинно расселись сопровождающие его волшебники.

— Он всегда такой?

— Сегодня у него ещё хороший день, – ухмыльнулся Грюм. – Тебе надо было бы посмотреть на него во время осеннего обострения.

Автобус дёрнулся, перескакивая из перуанской ночи в солнечное английское утро. Лавочки со скрипом мотнулись по салону. Со второго этажа кубарем скатился юноша с огромным коричневым пятном на груди.

— …Нет, нет и нет, никакой компенсации, – бубнил Стэн, спускаясь по лестнице с саквояжем в руке. – Вы заказали шоколад, вы получили шоколад, а про возможность его выпить в контракте ничего не сказано. И радуйтесь, что я вам в качестве компенсации клизму не поставил. О, кстати, хотите?..

Автобус снова затормозил. Стэн вышвырнул из автобуса шоколадного юношу и запустил в него саквояжем.

— Что-то народ сегодня какой-то нервный, – сказал он, походя вытирая запачканные руки о мантию Рона. – Возможно, это на них шоколад так действует. Там много ал-ка-лоидов, я об этом сам читал в воскресном сканворде. Ну чё, ваша остановка, господа хорошие. Давайте, давайте, неча вам тут рассиживаться, у нас ещё дел по горло.

Автобус остановился в очередной раз. Стэн приготовился помогать, но Аластор наставил на него свою волшебную палочку, и кондуктор предпочёл отступить, подняв руки.

Вся компания выгрузилась из остановившегося прямо между двух столбов автобуса и обнаружила себя перед невзрачной дверью в бар, притулившейся между магазином компакт-дисков и книжным магазином. Вывески над баром не было.

— Вот мы и в «Залатанном барабане», Гарри! – счастливо пискнул Фред, оглядываясь вокруг в поисках приключений.

— Это «Дырявый котёл», дурья твоя башка, – поправил его Джордж. – Известное местечко.

Для известного местечка бар был слишком тёмным и обшарпанным. В углу сидели несколько пожилых женщин и пили вино из маленьких стаканчиков, одна из них курила длинную трубку. Маленький человек в цилиндре по-прежнему разговаривал со старым барменом, чья изборождённая морщинами лысина напоминала грецкий орех. Когда плотная группа из четырнадцати человек ввалилась в бар, негромкие разговоры сразу смолкли.

— Боже милостивый, – произнёс бармен, присматриваясь к Джеймсу Бонду. – Это… Неужели это…

В «Дырявом котле» воцарилась полная тишина.

— Гарри Поттер! Неужели это опять он? Вы привели этого сумасшедшего сюда?

— Не стоит верить всему тому, что пишут в «Ежедневном пророке», – ядовито отбрила бармена Минерва МакГонагалл. – Мы вообще тут мимоходом. Задний двор ещё не снесли?

— Его снесёшь, – вздохнул бармен, стараясь, тем не менее, держаться подальше от Гарри Поттера. – Я уже столько раз просил разрешение на достройку, но нет, говорят, историческая ценность, самый удобный проход из центра Лондона… Тьфу.

Компания вышла из бара на маленький задний двор, со всех сторон окружённый стенами. Во дворике не было ничего, кроме нескольких сорняков, мусорной урны и — в противоположном углу — кучи дурно пахнущих отходов.

— Три вверх… Два в сторону… – считала Минерва, постукивая по кирпичам кончиком волшебной палочки. – …Так, Гарри, отойди. Аластор, Кингсли, прикрывайте проход. Если нас с той стороны встречают агенты Сами-Знаете-Кого, вы должны парализовать их первыми. Дедалус, Римус, прикрывайте тыл. Остальные, приготовьтесь хоть к чему-нибудь. Ну, вперёд!

Декан факультета трижды стукнула по стене. Киприч, по которому она стучала, исчез. Образовавшаяся дырка росла, пока в стене не возникла обрамлённая кирпичом арка, сквозь которую мог бы пройти даже слон. За аркой начиналась мощёная булыжником извилистая улица.

Кингсли и Аластор прыгнули сквозь проход, держа палочки у груди. Кончики палочек потрескивали от готовых сорваться с них заклинаний.

— Всё чисто!

— Петрификус Тоталус!

— Аластор, этот фонарный столб нам совсем не угрожал!

— Теперь я в этом убеждён! Постоянная бдительность!!!

— Всё чисто! Проходите.

Джеймс Бонд сделал первый шаг в магический Лондон.

Поначалу он не заметил особой разницы, разве что арка позади мгновенно снова стала кирпичной стеной. Это была стандартная туристическая улочка на задворках крупного европейского города. По обе стороны тянулись нескончаемые ряды магазинов, по улице чинно гуляли люди.

Впрочем, стоило лишь немного приглядеться, чтобы понять: эта улица крайне далека от стандартов, по любым стандартам.

Люди, гулявшие по улицам, в большинстве своём носили мантии и плащи, или были одеты по моде начала XVIII века. Над витриной с котлами красовалась табличка: «Котлы. Все размеры. Медь, бронза, олово, серебро. Самопомешивающиеся, разборные». Джеймс Бонд попытался представить себе разборный котёл и понял, что он сейчас самопомешается не хуже самопомешивающегося котла. Кто-то громко жаловался на непомерную цену на драконью печень. Из мрачного магазина несло зоопарком, вывеска над ним гласила «Совариум Илопса. Неясыти обыкновенные, ушастые, сипухи, полярные совы». Чуть дальше группа подростков рассматривала выставленную в витрине метлу с настолько кривой ручкой, что тётя Петуния отказалась бы взять её и забесплатно.

Здесь были магазины, которые торговали мантиями, магазины, которые торговали телескопами и вредноскопами, магазины, торговавшие селезёнкой летучих мышей, глазами угрей, бородавками жаб, бутылками с разноцветными жидкостями внутри, глобусами Луны и Марса…

— Сначала надо запастись деньгами, – сказала Минерва, указывая рукой. – «Гринготтс», магический банк.

— У меня в нём расчётный счёт? – поинтересовался Джеймс, которого волокли мимо всего этого буйства товаров, как прицеп.

— Что такое расчётный счёт? – пожал плечами Грюм.

— Так маглы называют запись на бумажке, которая говорит, что у них есть какое-то количество денег, – объяснил Кингсли.

— А сами деньги они как называют?

— Никак. Они ими не пользуются. Вместо денег у них бумажки.

— Предпочитают бумажки старому доброму золоту?! Ну и тупые. Нет, малец, у тебя в нём сейф с золотом.

Джеймс Бонд моргнул. У отполированных до блеска дверей стояло существо на две головы ниже Джеймса, со смуглым лицом, острой бородкой и очень длинными пальцами.

— Это гоблин, – прошептал Римус. – Они очень умные, и экономика волшебного мира держится в их руках.

— Мы можем привлечь их на свою сторону в войне против Вол… Сам-Знаешь-Кого? – так же, шёпотом, спросил Джеймс.

— Нет, они всегда соблюдают нейтралитет, это часть мирного договора с магами после гоблинских войн, – ответил Римус. – И хорошо, что они свято держатся своего слова, потому что у чистокровных семейств больше шансов привлечь их на свою сторону. Гоблины падки на драгоценности и на шедевры ювелирного искусства, а старые семьи скопили целые горы этого добра. Нет худа без добра; по крайней мере, внутри помещения банка мы можем не опасаться нападения Пожирателей Смерти, это нейтральная территория.

Компания миновала двух гоблинов в тамбуре банка и прошла в центральный зал. Там сидела добрая сотня гоблинов — они записывали что-то в огромные гроссбухи, взвешивали на весах монеты, осматривали драгоценные камни. Минерва МакГонагалл направилась к свободному гоблину:

— Мистер Гарриот Джеймс Поттер хочет взять деньги из своего сейфа, – объявила Минерва МакГонагалл.

— А я хочу? – осведомился Джеймс.

— Хочешь, хочешь, – кивнула Минерва. – Вот ключ.

Декан Гриффиндора передала гоблину крошечный золотой ключик с бороздками вычурной формы. Гоблин внимательно осмотрел ключ:

— Выглядит подлинным, – кивнул он и обратился к своему помощнику, значительно повысив голос: – Гриштык, отведи мистера Поттера с сопровождающим к его сейфу!

В банковском зале воцарилась тишина. Джеймс Бонд кожей ощутил десятки ощупывающих его взглядов. Если до сих пор кто-то и не знал, где находится Гарри Поттер, теперь сомнений ни у кого не осталось.

— Ты абсолютно уверен, что гоблины сохраняют нейтралитет? – шепнул Джеймс Римусу.

Гриштык провёл всю компанию в коридор, по полу которого были проложены рельсы. В ответ на звуковой сигнал по рельсам подкатилась тележка. В транспортном средстве гоблинов было только четыре места, поэтому вместе с Бондом и Гриштыком отправились Минерва МакГонагалл и Аластор Грюм.

Колея петляла и кружила; самоходная дрезина прошла через несколько стрелок и замедлила ход только минут через пятнадцать. По прикидкам Джеймса, за это время они проехали не меньше пяти километров, но он и представления не имел, в каком направлении.

Дрезина замерла напротив крошечной дверцы в стене. Гриштык, за всё время поездки не проронивший ни слова, отпер её взятым у Минервы ключом. Изнутри вырвалось облачко зелёного дыма.

— Что это за дымок? – поинтересовался суперагент у гоблина.

— Это остатки нервно-паралитического газа, – ответил тот. – Пока сейфы заперты, в них искусственно поддерживается непригодный для дыхания воздух. Бороздки на ключе запускают механизм очистки атмосферы. Если вор попытается взломать сейф, он не успеет завершить своё противоправное действие. Это один из простых сейфов, более серьёзные, на нижних уровнях, проверяют ещё, кто находится по ту сторону двери, и, если им не нравится посетитель, они засасывают его внутрь сквозь дверь. Не сменив атмосферу, понятно.

— Поразительное человеколюбие, – восхитился Бонд.

— Мы здесь не в бирюльки играем, – поджал губы гоблин. – Зато весь мир знает, что нас нельзя обокрасть.

— Не весь. Маглы о вашем банке даже не осведомлены.

— Маглы? Да кого они интересуют, эти тупицы. Вы же сами слышали, они придумали пользоваться бумажками и даже пластмассовыми карточками вместо полновесных монет. У них, небось, и хранить-то в банках нечего!

Бонд промолчал, но дал себе зарок при случае подумать, так ли уж сильно различаются точки зрения Волан-де-Морта и противостоящего ему мира в отношении маглов.

Тем временем гоблин закончил возиться с дверью и отворил её. Внутри сам собой вспыхнул факел, озаряя груду золота.

— И это всё моё?! – изумился Бонд.

— Твои родители оставили это тебе.

— Сколько же здесь?

Гриштык окинул рассеянным взглядом столбики монет.

— Два миллиона восемьсот тридцать четыре тысячи шестьсот семьдесят один галеон, три миллиона четыреста семнадцать тысяч триста одиннадцать сиклей и шесть миллионов девятьсот пятьдесят две тысячи четыреста сорок два кната.

— Вау! И всё это заработали честным трудом два молодых специалиста за три года работы в министерстве магии во время жестокой войны?

— Не «вау», а самообновляющаяся записка на внутренней стороне двери, – проворчал Грюм, неправильно поняв, к чему относилось слово «вау». – Давай, малец, бери, сколько надо, и пойдём отсюда.

— А сколько надо? Какая у вас стоимость потребительской корзины студента на полном обеспечении? – обратился Джеймс Бонд к своему декану. – Сотни галеонов хватит?

— Тебе ещё товары на следующий год покупать, – с сомнением сказала Минерва.

— Решено! Возьму сто пятьдесят. – Джеймс Бонд с наслаждением запустил руки в кучу золотых монет, опомнился и проворно набил полотняные мешочки золотыми, серебряными и бронзовыми монетами. – Тяжело, блин. Сто пятьдесят галеонов золотом — это же десять с четвертью фунтов[30].

— Монета должна быть тяжёлой и звонкой, – отчеканил гоблин, запирая сейф.

— А можно оставить это золото у вас, чтобы не таскать всю эту тяжесть с собой, и просто расплатиться поручением перенести определённое количество золота из моего сейфа в сейф получателя?

— Чего?

— Ну представьте. Золото лежит у вас. Я пишу: «Я, Гарриот Джеймс Поттер, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, поручаю вам передать 17 галеонов золотом из моего сейфа в распоряжение Аластора Грюма». Вы это выполните?

— Конечно, выполним. Это ваше золото, вы и решаете, кому его давать. Но как вы докажете, что это вы сами написали это поручение?

— Вариант А — там будет моя подпись. Вариант Б — там будет подпись казначея банка.

— А почему казначей будет ставить на вашем пергаменте свою подпись?

— Потому что казначей сделает очень много подобных пергаментов, каждый из которых будет являться платёжным обязательством на один галеон. И каждый клиент банка сможет передать в распоряжение банка своё золото, получив взамен адекватное количество квитков пергамента. И каждый сможет забрать причитающееся ему золото в обмен на этот пергамент.

— Хммм…

— Подумайте. Золото при этом будет спокойно лежать у вас. Маги будут обмениваться платёжными обязательствами, а за золотом они будут приходить всё реже и реже, потому что никому не охота таскаться с такой тяжестью… Эти кошельки мне уже все руки оттянули.

— Золото будет лежать у нас?!

— Ну да! И вы сможете выдавать такие пергаменты в обмен на ювелирные изделия, согласно их оценке. Вы получаете драгоценное изделие, а в обмен отдаёте листы пергамента!

— Очень, очень интересно…

— Я вам больше того скажу. – Джеймс Бонд наклонился к самому уху гоблина. – Ведь никто не может проверить, сколько золота у вас в хранилищах. Поэтому вы сможете изготовить больше пергаментов, чем у вас есть золота. И никто ничего не узнает, если только весь мир разом не попробует забрать своё золото.

— Поразительно!!! Гениальная идея! Гарри, я понимаю, почему вас называют потрясающим, уникальным мальчиком!

Джеймс Бонд смущённо зарделся.

— Только как бы нам назвать эти листы пергамента? «Платёжное обязательство» — это так длинно и неэстетично.

— Вы же банк. Назовите «банковская краткосрочная облигация», или, сокращённо, «банк-нота». Придумайте дизайн покрасивее, чтобы её было приятно держать в руках. Богатый орнамент, тонкие украшения, с одной стороны — какое-нибудь узнаваемое здание, а с другой — портрет Корнелиуса Фаджа или, там, Альбуса Дамблдора. И чтобы никто не мог изготовить подделку — снабдите каждую банкноту индивидуальным номером. Усейте рисунки большим количеством тонких деталей. Вплетите в пергамент металлические нити. Нанесите ещё один рисунок, который будет виден только под определённым углом зрения, ещё один — который будет виден только на просвет, и ещё один — который будет виден только при определённом свете…

Гриштык лихорадочно записывал откровения на собственных манжетах.

— Да, да, и надо будет обязательно подобрать цвет! Такой солидный, тёмно-зелёный, ассоциирующийся с благородной патиной.

— Вы можете выпустить банкноты достоинством не только один галеон, но и два, три, пять, десять… – подсказал Джеймс.

— А ещё отдельно банкноты для сиклей и для кнатов… Ну, для одного кната выпускать целую банкноту будет слишком жирно, но двадцать кнатов — это уже вполне…

Дрезина остановилась у входа в главный зал.

— Господин Поттер, банк «Гринготтс» перед вами в долгу, – церемонно поклонился гоблин. – Я обещаю вам, что вы будете привилегированным нашим клиентом.

— Да ладно, – пожал плечами Бонд. – Это ведь, на самом деле, самая очевидная идея из всех. Я могу вам ещё несколько подкинуть, если эта сработает.

Гриштык ещё раз поклонился.

— Интересно, откуда этот мальчуган столько знает, – пробурчал Грюм под нос. – Сначала взорвал передо мной фонарь, теперь вот какие-то банк-ноты придумал… Слишком уж он умный для потерявшего память.

— Что вы там говорите, Аластор? – всполошилась Минерва. Она, как декан факультета, на котором учились Уизли, нервно реагировала на слово «взорвать». По той же причине она была слегка туговата на ухо.

— Да так, Минерва, думаю вслух, – и Аластор смерил Джеймса взглядом, из которого прямо сочилось подозрение.

— У выхода вас ждут Крэбб и Гойл-старшие, – прошептал Гриштык Джеймсу Бонду и Аластору Грюму. – Вам будет лучше выйти через боковой вход.

— Кто такие Крэбб и Гойл?

— Пожиратели Смерти, – буркнул Аластор. – Сумели отвертеться от Азкабана, потому что стопроцентных улик против них не нашлось, а косвенные выкупил Малфой. Теперь они ему по гроб жизни обязаны, стелятся перед ним, если он попросит — они ему своих жён с дочерями отдадут и будут рядом стоять, свечки держать. А их детишки служат на побегушках у Малфоя-младшего. Ты должен его знать, мне говорили, ты со всей этой братией на ножах.

— Но я же ничего не помню, – обескураженно произнёс Джеймс.

— Вот потому я тебе и рассказываю, чтобы при встрече ты знал, что имеешь полное право плюнуть им в глаза, – рявкнул Аластор.

— А можно, я сам решу, кто достоин моей слюны? – кротко попросил Джеймс.

Остаток пути до центрального зала они провели в молчании, только Гриштык что-то шептал себе под нос, прикидывал длинными узловатыми пальцами размер ожидаемой прибыли и уважительно косился на Джеймса Бонда.

В центральном зале группа воссоединилась. Оказывается, пока Минерва и Аластор катались с Джеймсом к фамильному сейфу Поттеров, остальные озаботились покупкой необходимых сопутствующих товаров.

— Осталось приобрести только набор мантий, – объяснила миссис Уизли. – Мы как-то не подумали снять с тебя мерку.

— Мантии — это очень хорошо, – рассудительно произнёс Джеймс. – А волшебную палочку мне выдадут в школе?

Римус хлопнул себя по лбу.

— Нам обязательно надо зайти к Олливандеру! Ты ведь не можешь защитить себя без палочки.

Джеймс передёрнул плечами, ощущая успокаивающую тяжесть «Вальтера ППК» в наплечной кобуре, «Микро-Узи» на пояснице, кортика в носке и двух гранат в рукавах.

— Олливандер — это?..

— Это изготовитель волшебных палочек. Лучший в Британии, правда, он сам скромно утверждает, что он вообще лучший в мире.

— Мы всё равно будем проходить мимо магазинчика мадам Малкин, так что можем купить мантии по пути, – настаивала миссис Уизли.

Тесной группой вся компания ввалилась в маленький магазин, над которым переливалась разными цветами вывеска «Мадам Малкин. Одежда на все случаи жизни».

Хозяйка магазина оказалась приземистой улыбающейся волшебницей, одетой в вызывающий розовато-лиловый халат.

— Закупаешься к новому учебному году в Хогвартсе? – вежливо кивнула она Джеймсу. – Ты пришёл по адресу — у меня тут ещё один парнишка из твоей параллели к школе готовится.

Бонд развернулся посмотреть на третьего после Рона и Гермионы соученика. В задней части магазина стоял бледный мальчик с тонкими чертами лица, а помощница мадам Малкин крутилась вокруг него, с помощью волшебства подгоняя к его росту длинную чёрную мантию.

Мистер Уизли, обернувшись, почти столкнулся с высоким тонкогубым мужчиной с прилизанными длинными светлыми волосами. Бонду показалось, что между ними едва не проскочила искра.

— Артур Уизли, – сладкоголосо прошипел блондин.

— Люциус Малфой, – не остался в долгу рыжий.

— Что привело вас в этот магазин? Не нужда же в одежде. У вас никогда не будет денег на мантии из этого магазина. – Серо-стальные глаза окинули остальных и остановились на перманентно взлохмаченном Джеймсе Бонде. – А-а, теперь понятно. Малышу страшно гулять по улицам одному. Здравствуйте, Гарри Поттер.

— Добрый день, – вежливо ответил Джеймс Бонд. – А мы знакомы?

— Знакомы ли мы? Ты освободил моего домового эльфа. Я думаю, да, можно сказать, что мы знакомы, – краем губ улыбнулся Люциус.

— Освободил вашего эльфа?! – вскинул бровь Бонд. – Этот эпизод я как-то позабыл. Как и все остальные.

— Молчи, Гарри! – прикрикнул на него Аластор. – Поймите, люди добрые, сами мы не местные, мы тут мимо проходили, за мантией для нашего мальчика…

— Что значит «позабыл»? – требовательно спросил Люциус, поймав взглядом глаза Джеймса. – Ты имеешь в виду, что этот эпизод был для тебя настолько незначительным, что ты уже и думать про него перестал?

— Нет, мистер Малфой, я имею в виду — я потерял память, – лучезарно улыбнулся Джеймс Бонд, не обращая внимания на тычки Минервы МакГонагалл в прикрывающий его поясницу «Микро-Узи». – Полторы недели назад, в результате некоего травматичного случая. Я не помню вообще ничего, что произошло до этого события. Так значит, мы знакомы?

Отец и сын-Малфои переглянулись.

— А не врёшь?! – строго спросил сын.

— Честное пионерское! – сверкнул глазами Джеймс Бонд.

— Это как?

— Это как «честное октябрятское», только в два раза круче! – выпалил Джеймс на одном дыхании.

— А что говорят в больнице святого Мунго? – в голосе Люциуса внезапно прорезались мурлыкающие нотки, изображающие сочувствие. Он раздвинул группу охранения Поттера, как ледокол — прибрежные льды, и склонился к мальчику. Внутри мальчика Джеймс Бонд ликовал от радости: контакт с потенциальным противником состоялся, теперь его доклад для Эм не будет основан на данных только одной стороны, о чём Эм его специально просила.

— Прошу прощения, Люциус, но мы торопимся, – между ними возник Римус.

— О, привет, – мурлыкающие нотки из голоса Малфоя пропали. – Как жизнь? Всё воем волком, да?

— Мистер Малфой, – строго сказал Бонд, – простите, но не кажется ли вам, что оскорблять людей, с которыми я пришёл, это не слишком хороший способ произвести первое впечатление? Мне говорили про вас много гадостей, но я был полон желания не верить им, потому что понимал, что люди могут быть предвзяты. Однако, я вижу, вы и сами во власти предрассудков.

— Я? Нет! – Люциус был до глубины души поражён тем, что он оказался на одном уровне с маголюбами и предателями чистоты крови. – Умоляю вас, Гарри, не судите строго. У меня сегодня был плохой день. Драко, пойдём.

— Всего хорошего, мистер Малфой. Драко, увидимся в школе! – Джеймс Бонд весело помахал вслед выходящей паре и натолкнулся на багровый от едва сдерживаемого бешенства взгляд Минервы. – Ой…

— Мистер Поттер, соблаговолите объяснить, что это было?! – прошипела Минерва МакГонагалл, упирая в Джеймса Бонда свой фирменный взгляд василиска.

— Насколько я понял, это был мой сокурсник, – ответил Бонд. – И он не «что», а «кто».

— Это дело поправимое, – прорычал Люпин, демонстрируя потрясающего размера оскал.

— Малфои — главные помощники Сам-Знаешь-Кого! – грозно высказался Грозный Глаз.

— Это доказано?

— Нет. Но это все знают.

— Вот уже три месяца, как вся магическая Великобритания знает, что я патологический лжец, страдающий от симптома недостатка внимания, приобретённого в результате черепно-мозговой травмы в младенческом возрасте. Это в самом деле так?

— Ну… Гхм… Если честно…

— Скажем иначе. То, во что множество людей разом верит, ещё не становится из-за этого истинным.

— С этим я соглашусь.

— В таком случае я вынужден настаивать, чтобы вы использовали более мягкие формулировки, – настойчиво упирал Бонд. – Мы ведь дерёмся за правое дело, так? Мы не можем позволить себе огульно обвинять человека, который, вполне возможно, оказался не в том месте не в то время. Пока вина не доказана, он настолько же невинен, как и вы, Грюм!

— Хорошо он тебя уел, да, Аластор, любитель применять круцио к сантехникам? – спросил Кингсли, откровенно наслаждающийся шоу.

— Молчи, тёмный маг, – буркнул Аластор. – Ладно, я согласен. Это — Люциус Малфой, предположительно, главный помощник Сам-Знаешь-Кого. А ты раскрыл ему, что потерял память!

— Ага. И что из этого?

— Он же расскажет теперь всё Волан-Де-Морту! Фред, откачай Рона.

— Расскажет. И что?

— И Волан-де-Морт будет считать, что он теперь в безопасности, потому что ты потерял память и не можешь выступать свидетелем его возвращения! Фред, откачай Рона.

— Правильно. Волан-де-Морт будет чувствовать себя в безопасности, поэтому снизит темпы восстановления своей армии, тратя больше времени на качество подготовки. Волан-де-Морт будет чувствовать себя в безопасности, поэтому он позволит себе потратить больше времени на планирование атаки на мою особу, давая мне время восстановить мои знания и мой набор заклинаний. Волан-де-Морт будет чувствовать себя в безопасности, поэтому уменьшит количество силовых нападений на сотрудников Министерства, сосредоточившись на разведке и на том, чтобы взять под контроль как можно больше ключевых личностей, давая нам время на разработку планов по его дискредитации. Фред, продолжай откачивать Рона вплоть до особого распоряжения. А знаете, что самое главное? Через две недели я вернусь в Хогвартс. Сохранить свою амнезию в тайне я всё равно не сумею. Если Драко Малфой — в самом деле сын Пожирателя Смерти, то через две недели они бы всё равно всё узнали!

— Раз я потерял память, я перестаю быть ключевой фигурой, – Джеймс Бонд вплотную подошёл к Минерве МакГонагалл и к Аластору Грюму и взял их за пуговицы, – а значит, снижается накал страстей между Министерством и Дамблдором. В Верховные Ворлоки Визенгамота его, конечно, не возьмут, но вы только представьте, что должны чувствовать противники Дамблдора, узнав, что его центральную фигуру только что смели с доски! Это даёт нам преимущество во времени и в манёвре, которого у нас не было.

Взрослые переглянулись. Великие и могучие маги не умели рассчитывать дальше чем на два шага вперёд.

— Война — это путь обмана. Поэтому, даже если ты способен, показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным. Когда цель близко, показывай, будто она далеко; когда же она действительно далеко, создавай впечатление, что она близко, – добавил Джеймс Бонд.

— Это так по-слизерински! – скривилась Минерва МакГонагалл. – Кто научил тебя этому бреду?

— Да так, один китаец, – пожал плечами Джеймс Бонд[31]. Он уже понял, что его новые соратники не имеют ни малейшего представления о военном деле. – А вы что, собирались выйти на битву с Пожирателями Смерти, выстроившись правильными рядами, конный против конного, пеший против пешего, грудь на грудь и щит на щит?

— Ну… – Минерва переглянулась с другими членами Ордена Феникса. Джеймс Бонд закатил глаза.

— Ну, выстраивайтесь, выстраивайтесь, – разрешил он. – Пулемётчики таких очень любят. Спорю на что угодно, что Пожиратели не выйдут на поле боя ровными фалангами. А знаете, почему? Потому что они умнее! Мы на войне! – внезапно завопил Джеймс, распугав подбиравшиеся к нему самоходные метры мадам Малкин. – На войне сражаются не для того, чтобы победить красиво, а для того, чтобы просто победить! Красоту потом наведут историки!

— Гарри, здесь не место вести теоретические споры, – указала Гермиона. – Мадам Малкин…

— Нет, продолжайте-продолжайте, мне безумно интересно, – махнула рукой волшебница, опирая подбородок на кулак второй руки. – Значит, Мальчик-Который-Выжил потерял память, да? Чует моё сердечко, как же Рита этому обрадуется…

— Ей запрещено браться за перо ещё восемь месяцев, – встряла Гермиона.

— Мне, пожалуйста, четыре повседневных мантии и одну парадную, – вернулся к делу Джеймс Бонд.

— Нет проблем, – ответила владелица магазина. – Вот, прошу.

Джеймс Бонд провёл рукой по рукаву предложенной мантии. Видит Бог, в североафриканских отелях, куда его заносила нелёгкая служба суперагента, половые тряпки шились из более пристойной ткани.

— Унесите этот мусор и принесите мне нормальную мантию, – попросил он вежливо. – Или у вас сомнения в моей платёжеспособности?

— Но до сих пор вас устраивала подкрашенная мешковина! – изумилась мадам Малкин. – С каких пор вы стали разбираться в тканях, мистер Поттер?

— Тот мальчик, который только что отсюда вышел, Драко Малфой, – прищурился Бонд, – какую ткань выбрал он?

— О, это требовательный клиент, – сморщилась мадам Малкин, забирая мантии. – Они покупают только мантии из индийского кашемира, и отдают предпочтение зелёной шушпанчиковой подкладке.

— Слизеринцы, – прошипел откачанный Рон.

— Считайте, что у вас появился ещё один требовательный клиент, – решил Джеймс. – Мне, пожалуйста, четыре тонких кашемировых мантии; чёрная ткань, длину вы сами знаете, не маленькая уже. Размер в груди, в талии, в бёдрах тоже сами определите. Подкладка… У вас есть что-нибудь серебристое, с искрой?

— Разве что кожа земляной выдры, – с сомнением проговорила мадам Малкин, пощипывая себя за подбородок. – Мягкая, тёплая, немнущаяся, хорошо вентилирует тело.

— В таком случае, давайте её, – кивнул Джеймс. – Что?

— Ты заказал подкладку серого цвета, – указала Джинни. – Это цвет Пуффендуя. А мы на Гриффиндоре.

— Но твоя мантия вообще без подкладки, – поднял бровь Джеймс. – И потом, чёрное с серебристым — это стильно. И, мадам Малкин, пожалуйста, ещё одну парадную мантию. Тёмно-синюю, если можно, без кружевных манжет. И подкладку цвета «электрик». Что, Джинни, это опять Пуффендуй? Ах, Когтевран? Всё равно. И что-нибудь тёплое. Гермиона, там, в этом нашем Хогвартсе, снег вообще бывает?

— И ещё какой! – снова встряла Джинни.

— Тогда, пожалуйста, ещё одно твидовое пальто, – добавил Джеймс. – И шарфик в тон.

— А бордовую шапочку с помпончиками я вам добавлю за счёт заведения, – обворожительно улыбнулась мадам Малкин.

Джеймс Бонд представил себе суперагента английской внешней разведки, выходящего на опасное самоубийственное задание в бордовой шапочке с помпончиками, и сглотнул.

— Как вам будет угодно. Когда я смогу забрать свои вещи?

— Вам поднесут их на станцию, прямо к поезду, – мадам Малкин сноровисто сняла нужные мерки. – Двенадцать галеонов, пять сиклей и шестнадцать кнатов.

«Вот и появился шанс опробовать мои идеи», – сообразил Джеймс.

— Давайте, я выпишу вам платёжное поручение, – предложил он. – Кингсли, выдерните листок из вашего блокнота. Не жмотничайте, я знаю, что он у вас с собой. «Господину Гриштыку, гоблину. Прошу передать мадам Малкин 12 (двенадцать) галеонов, 5 (пять) сиклей и 16 (шестнадцать) кнатов. Это платёжное поручение не подлежит передаче третьим лицам». Дата, подпись. У гоблинов ведь есть возможность определить подлинность моей подписи?

— Да, есть, – кивнула мадам Малкин. – Но что вы прикажете мне делать с этим листочком?

Джеймс Бонд проглотил первые два ответа.

— Тут, через дорогу, находится гоблинский банк «Гринготтс», – терпеливо ответил он. – Передайте мой листочек какому-нибудь из тамошних гоблинов, и он перенесёт ваши деньги из моего сейфа в ваш. Вам при этом не надо напрягаться, таскать золото самой. Вас даже ограбить никто не сможет; в чужих руках этот квиток абсолютно бесполезен. Можете передать моё обязательство в банк прямо сейчас, – Джеймс Бонд приглашающе взмахнул рукой, – а я, в случае каких-либо проблем, буду у мистера Олливандера.

В гробовом молчании группа вышла из магазина мадам Малкин. Впереди, под скромной вывеской «Семейство Олливандер – Производители волшебных палочек с 382 года до нашей эры», располагалась витрина, в которой на выцветшей подушке лежала одна-единственная палочка.

— Триста восемьдесят второй год до нашей эры, – хмыкнул Джеймс. – Это напоминает мне монету с раскопок в Риме, на которой было выбито «Денарий Юлия Цезаря, 45-й год до Рождества Христова».

— И что в этом забавного? – скривился Рон.

— Так сразу и не объяснишь, – почесал в затылке Джеймс. – Может, то, что денарии перестали чеканить за двести с лишним лет до года, выбитого на монете, а может, то, что на монете был выбит срок до какого-то будущего события. Я даже и не знаю. А вам это не кажется подозрительным?

— Не кажется, – отрезал Грюм. – Я регулярно подобными монетами пользуюсь, и пусть только попробуют их не принять, круцио у меня на всех хватит. Кончай языком молоть, иди и купи себе волшебную палочку!

Джеймс Бонд, по пятам сопровождаемый Минервой МакГонагалл и выводком Уизли, вошёл в магазин Олливандера. Вслед за ним всосалась группа сопровождения. В магазине сразу стало тесно и рыжеволосно.

— А, мистер Гарри Поттер, – воскликнул маленький человек, выскочивший из-за стойки, словно чёртик из табакерки. – Давно не виделись, с самого прошлого года. Как поживает ваша палочка, одиннадцать дюймов, остролист и перо феникса?

— Собственно, поэтому я к вам и пришёл. Я её потерял, – хмыкнул Джеймс Бонд.

Лунные глаза, словно сияющие собственным светом, наполнились слезами.

— Вы потеряли мою палочку?!

— Я потерял свою палочку, – поправил Джеймс, – и теперь мне нужна новая.

— Остролист… Перо феникса… Ах, какая была палочка, какая палочка! – Олливандер смахнул слезу. – Ладно, молодой человек… Давайте посмотрим, получится ли у нас что-нибудь подобрать вам на этот раз… В прошлый раз, как вы помните, у нас не сразу получилось.

— Не помню, – отрезал Джеймс, но безропотно позволил самоходной рулетке начать измерения своей правой руки, сначала от запястья до локтя, потом каждый палец по отдельности…

Гэррик Олливандер тщательно изучил результаты нескольких измерений, после чего повернулся к клиенту наименее презентабельной частью своего тела, вынул с нижней полки огромного стеллажа узкую длинную коробку, благоговейно открыл её и протянул Джеймсу содержимое:

— Вот. Уникальная палочка, двенадцать и три десятых дюйма, ясень и копыто гиппогрифа. Попробуйте.

Джеймс Бонд впервые в своей сознательной жизни взял в руки безусловно магический артефакт. Почти не дыша, он удерживал палочку на открытых ладонях и смотрел на неё так, словно она была готова вот-вот взорваться. Впрочем, нет; к вещам, которые могли вот-вот взорваться, Бонд привык, и смотрел на них с лёгкой скукой и пренебрежением. Волшебная же палочка его завораживала; тёмное полированное дерево было тёплым наощупь, по блестящей поверхности пробегали тяжёлые янтарные искры. А, нет, это всего лишь отражение глаза Грюма.

Джеймс вопросительно поднял глаза на спрятавшегося за прилавком Олливандера.

— Чего вы ждёте? Взмахните ей! – предложил он, указывая в сторону витрины.

Джеймс взялся за тёплую ухватистую ручку, примерился и встал в дуэльную стойку, подробно описанную Златопустом Локонсом в его бессмертном шедевре беллетристики «Победа над привидением», по недомыслию какой-то воздыхательницы оказавшемся в списке учебников второго класса.

— Ну же, мистер Поттер, – канючил Олливандер, забившись под прилавок, натягивая на голову дуршлаг и мелко трясясь в ожидании действий Бонда.

Джеймс Бонд пожал плечами и резко взмахнул палочкой.

Голубоватый клинок огня ударил так точно и так ровно, что стекло витрины даже не лопнуло. Оно просто испарилось на высоте от пояса до плеч. Еле видимое пламя окрасилось багрянцем, со свистом всасывая в себя стекло, и исчезло без следа, оставив в воздухе характерный химический запах. В магазинчике воцарилась тишина; стало слышно, как на улице с переливчатым звоном разлетается шрапнелью чугунный фонарный столб, основание которого тоже оказалось в зоне поражения.

— Гэррик, а твою витрину-то гномы делали? – поинтересовался Кингсли, который, как и полагается телохранителю, в совершенстве освоил манёвр падения на землю при первых признаках опасности[32]. Аластор и Дедалус уставились на проплавленную витрину, изучая пальцами ровный край отверстия.

— Ещё при дедушке, – с подвыванием ответил хозяин магазина, выбираясь из-под лавочки и стягивая с головы дуршлаг. – Сносу ей не было, камнем её не разбить, заклинания она отбрасывала, даже таран бы выдержала… Снаружи. Молодой человек, очевидно, вам эта палочка не подходит. Положите её на пол, ме-е-е-едленно, не делая резких движений. И попробуйте вот эту, четырнадцать дюймов, морёный дуб и косточка из лифчика русалки.

Джеймс с опаской взял следующую палочку, снова встал в дуэльную стойку и по сигналу спрятавшегося под дуршлагом Олливандера резко выбросил её в сторону дыры в витрине.

Здание с противоположной стороны улицы заскрипело и рассыпалось, исторгнув из себя обитателей вперемешку с облаками пыли и обломками кирпичей. Аластор Грюм, боязливо косясь на происходящее через гномье стекло, уважительно покосился на Бонда.

— Нет-нет-нет, эта палочка вам тоже положительно не подходит, – всполошился Олливандер, выхватывая палочку из рук ошарашенного Бонда. – Попробуйте-ка вот эту, шестнадцать с четвертью дюймов, старая бамбуковая удочка и слизь скучечервей. Между прочим, это моя первая палочка! Я тогда напортач… Гхм, применил несколько технологических нововведений; самому интересно, найдётся ли лох, которого она выберет.

Джеймс Бонд поднял палочку на уровень глаз, взмахнул ею. Взмахнул активнее. Взмахнул ещё активнее. Скорчил зверскую рожу и взмахнул ей изо всех сил.

Олливандер с брезгливой гримасой снял дуршлаг. Тонкая дырявая металлическая ёмкость оказалась недостаточно непроницаемой преградой для слизи скучечервей.

— Нет, эта палочка тоже, кажется, не для вас. – Мастер обтёрся и взял из рук подростка растрескавшийся бамбук. – И вообще уже ни для кого. А вы необычный клиент, мистер Поттер, задери вас пчела… Что бы вам подобрать на этот раз? А, ладно, рискну.

На полированной поверхности прилавка перед Бондом очутилась длинная узкая коробка, в отличие от других, сделанная из металла.

— Крайне редкий экземпляр, – прошептал Олливандер, – единственный в своём роде. Восемь с половиной дюймов, дерево Умдглеби[33]. Магическая составляющая — свинец в медной оболочке, пропитанный ихором[34] дементора, пять единиц. Уникальная вещь.

Джеймс Бонд вспомнил скользящие по воздуху фигуры, отдачу от пистолета в своей руке, и с трудом сдержал улыбку.

Стоило ему взять в руки эту палочку, как на него словно подул тёплый ласковый ветер. Палочка мягко ткнулась ему в пальцы, согревая их своим внутренним теплом… Джеймс поднял палочку над головой, со свистом опустил её вниз, разрезая пыльный воздух, и из палочки вырвались искры, яркие, как фейерверк, и их отсветы заплясали на стенах.

— О, браво! Да, это действительно то, что надо, это просто прекрасно. Так, так, так… Очень, очень, чрезвычайно любопытно…

Мистер Олливандер поспешно отобрал палочку у суперагента, тихо млеющего от ощущения зажатого в кулаке всемогущества и, судя по всему, вознамерившегося украсить искрами весь магазин. Палочка отправилась обратно в коробку, на которой Бонд только теперь заметил вязь странных знаков, напоминающих череп и кости. Коробка под сноровистыми руками Олливандера начала быстро скрываться под слоями обёрточной бумаги.

— Простите, что вам кажется любопытным? – не выдержала Минерва МакГонагалл.

— Гарри Поттер, если мне не изменяет память, был чемпионом Хогвартса в прошлом году, – мастер палочек устремил на неё взгляд белёсых глаз поверх очков. – И тогда он учился на вашем факультете, «Гриффиндор». Чьи цвета — алый и золотой.

— Он до сих пор там учится, – кивнула декан.

— Когда он был у меня в прошлый раз, его палочка, найдя себе волшебника, испустила золотые и красные искры. Двенадцать галеонов, пожалуйста. Палочка будущего студента Хогвартса нередко предугадывает выбор сортировочной шляпы. Не всегда, но обычно — да.

Все, кроме Джеймса Бонда и беспечно упаковывающего покупку Олливандера, развернулись к стенам, наблюдая за угасающими искрами — серебряного и зелёного цветов.

* * *

Эм строго посмотрела на Кью.

— Ну что, вы можете похвастаться чем-нибудь интересным?

Шеф техников озадаченно почесал подбородок.

— Мэм, я вчера решил кроссворд за четырнадцать минут и тридцать семь секунд, предугадал, кто был главным злодеем в новом детективе с Брюсом Виллисом[35], и крайне продуктивно сходил в туалет. А почему вы спрашиваете?

Директриса MI6 поморщилась. В общении с личностями, обладающими техническим складом ума, требовалось очень точно формулировать условия задачи. Они это называли странным словосочетанием «обнуляйте переменные».

— Я имела в виду — вам удалось решить техническую проблему с устройствами для Бонда?

— Вы намекаете на устройство связи? Маленькое, портативное, незаметное, неразрушимое и не использующее в своей работе электричество?

— Для начала, да. Потом вы расскажете мне про приготовленные для него часы, защитный костюм и прочие вещи. Но я хочу сначала увидеть устройство.

— Должен сказать, ух и задачку вы мне задали! – Кью рискнул улыбнуться, демонстрируя лошадиные зубы. Эм перекосило. – Я думал-думал, все мозги продумал, а потом увидел такое устройство у своей внучки!

— У внучки?! Кью, я ценю вас, но если вы будете раздавать секретные устройства детям…

— Ну, не само устройство, прототип, – Кью достал из внутреннего кармана две консервных банки, связанных проволокой. – Видите? Механические колебания поступают в это приёмопередающее устройство, движутся по проволоке до второго устройства, которое играет роль мембраны. – Неимоверно гордый собой шеф технического отдела вложил одно из устройств в безвольные руки потерявшей дар речи Эм. – Алло, алло, как слышите?

— Слышу вас хорошо, – машинально ответила Эм, переводя потрясённый взгляд на проволоку. – И ничто не выдавало в Джеймсе Бонде суперагента британской разведки, ни футболка с «Юнион Джек»[36] на груди, ни куртка с надписью «Я работаю на правительство» на спине, ни волочащаяся за ним проволока, ведущая прямо сюда, на Воксхолл. Вы предлагаете нашему агенту бегать среди врагов с волочащейся сзади верёвочкой? А если на неё кто-нибудь наступит? Хотя да, удобно, — обежал вокруг противника десять-пятнадцать раз, и зарядку сделал, и обездвижил…

— Не считайте меня более сумасшедшим, чем я есть на самом деле! – гордо выпрямился Кью и перебросил Эм крошечный металлический диск, по размерам напоминающий таблетку аспирина. – Вот это — усовершенствованная версия. Я сделал её такой большой потому, что нам нужно создавать с её помощью звуковые колебания достаточной силы без какого-либо дополнительного активного усиления.

— А где проволочка?

— А нет никакой проволочки! – Кью едва не лопался от гордости. – Ребята, заносите вторую часть!

Три дюжих техника внесли в кабинет Эм уставленный аппаратурой стол. Явно электронные устройства шипели и плевались искрами, напоминая разъярённых котов в разгар выяснения отношений.

— Это вторая часть Мерлезонского балета, – ткнул пальцем Кью. – То, что вы держите в руках, — на самом деле неотъемлемая, интегральная часть вот этого металлического штырька. Поэтому все колебания, которые воспринимает ваша таблетка, отражаются на этом штыре, и мы можем их отловить и распознать. Человеческий голос распознаётся особенно хорошо.

— А в обратном направлении?

— Индуцируем колебания штырька, он передаёт колебания на таблетку, та вибрирует прямо в ухе, в результате Бонд нас слышит.

— А проволочка-то где?!

— А нет никакой проволочки! Это один и тот же штырь! Просто слегка разнесённый в пространстве! Един в двух частях! Квантовая телепортация в применении к макрообъектам! Электроника есть, но она на нашей стороне. Бонд ведь может таскать с собой кусочек металла?

— Может, – подтвердила Эм. – Давайте, опробуем его, что ли?

— Мэм, я бы не…

— Цыц. Это наш единственный шанс на операцию подобного рода, другого агента мы к ним можем и не внедрить, поэтому я хочу, чтобы всё было идеально. А это обычно означает, что мне придётся всё проверять лично. Что надо сделать с этой таблеткой?

— Засунуть её в ухо поглубже.

— Готово.

Один из техников склонился над столом с аппаратурой, достал из мешанины проводов микрофон и тихо в него зашептал.

— Я вас отлично слышу! – обрадовалась Эм. – А вы меня?

— Великолепно! – просиял Кью.

В кабинет, помешивая ложечкой в стакане с чаем, впорхнула мисс Манипенни.

— Ой, а что это у вас тут такое интересное? А, это, наверное, для Джеймса Бонда? Ой, какая интересная штучка! – Ева безошибочно обнаружила на столе металлический штырь в виброзащитном захвате и постучала по нему ложечкой.

— …!!! – произнесла Эм, сжимая ухо ладонью. – Ева, как только эти достойные джентльмены нас покинут, зайдите ко мне, и я на вас наору. А пока идите в приёмную!!! Кью, как достать эту штуку?

Радость Кью слегка померкла.

— Ну, я предупреждал, что это только прототип… В общем, вам понадобится хирургический захват, мыльная вода, мощный магнит и очень, очень много терпения. Может быть, пока мои ассистенты подготовят всё необходимое, вы захотите посмотреть механические часы с заводным лазером?

* * *

Джеймс Бонд ласково поглаживал свою волшебную палочку. Теперь он понял, почему Блофельд не выпускал из рук кота — палочка была тёплой, живой и поразительно ласковой, отзывчивой, как продолжение собственной руки. Мидихлориане радостно и послушно выполняли его волю, стоило взмахнуть указателем и сконцентрировать свои мысли с помощью мантры-заклинания.

— Люмос! – прошептал Джеймс и зачарованно застыл, наблюдая, как на кончике палочки разгорается слепяще-белый огонёк. Удивительно, лист бумаги, положенный прямо под светящуюся палочку, не обуглился и почти не потеплел. Магическая энергия превращалась в лучистую энергию видимой части спектра без каких-либо потерь. Огонёк был белым, это означает, что все волны видимой части спектра испускались в равных пропорциях, возможно, с лёгким перекосом в сторону коротких волн. Джеймс подставил под лучи палочки лупу в тяжёлой серебряной оправе, надеясь заставить бумагу загореться и, зная время нагрева от комнатной температуры до температуры воспламенения, диаметр лупы и расстояния, рассчитать, сколько энергии излучает палочка, — благо, температуру зажигания бумаги после 1953 года знают все[37]. Но его опыт был прерван тихим и словно неуверенным стуком в дверь.

Джеймс поспешно положил на место лупу, сказал «Нокс!» и погасил палочку, принимая благообразный вид погружённого в учёбу школяра.

Дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась, и в щель протиснулась Гермиона.

— Гарри, ты в порядке?

— О, да, конечно, в полном! – жизнерадостно ответил Джеймс, отрываясь от четвёртого тома «Старндартной книги заклинаний».

— Ты ни о чём не хочешь поговорить? – загадочно продолжила девушка.

— Герми, я просто не знаю, о чём разговаривать, – Джеймс заложил страницу пером и захлопнул книгу, отворачиваясь к гостье. – Ты же знаешь, я полностью потерял память. Я ничего не помню, но знаю, что за мной охотится Волан-де-Морт. Моя первейшая задача сейчас — выучить все заклинания, которые могут пригодиться мне в драке, и составить список для Эм… Э-м-м-м… Для себя, чтобы не забыть. Было бы ещё неплохо понять, как они работают, почему, что за энергия заставляет палочку светиться, и нельзя ли как-нибудь перебить подачу чужой энергии на чужую палочку в бою…

— Прекрати, Гарри. Я же прекрасно вижу, что дело не в этом. Ты стал совсем другим этим летом.

— Дык, блин, я ж говорю — мне память отшибло!!!

— Я не об этом, Гарри. Память — это, конечно, важно, но личность — это не только память. Я могу принять, что ты забыл всё, чему тебя учили пятнадцать лет, но глубинные изменения поведенческих палитр не объясняются простой потерей памяти.

Джеймс Бонд с тоской посмотрел на безумно интересный учебник, прекрасно понимая, что если он сейчас прогонит Гермиону, то только усилит её подозрения.

— Я не знал, что ты являешься сторонницей бихевиористских теорий гештальтпсихологии Макса Вертгеймера[38].

— Вот видишь, – Гермиона грустно покачала головой и без приглашения уселась на кровать, – А Гарри Поттер и имени-то такого не знал. А и знал бы — не запомнил бы. А и запомнил бы — не сумел бы выговорить. Он с трудом запоминал имена игроков ирландской сборной по квиддичу, за которую, между прочим, болел, и постоянно называл Конолли — Корнелли, причём сидя в двух стульях от Министра магии, Корнелиуса нашего Фаджа. Гарри путал Эрика Хмурого с Эммериком Хромым, хотя между ними почти двести лет и три гоблинских войны разницы. А сейчас расскажи мне, откуда ты узнал, кто такой Макс Вертгеймер. Книг по гештальтпсихологии в этом доме нет, и, кроме как в Косой Переулок, ты отсюда не выходил, а Дурсли читают только программу телепередач, и то вслух и по слогам.

Джеймс Бонд отличался быстрой реакцией и превосходной компетентностью в анализе сложных ситуаций. Вот и сейчас он мгновенно, хладнокровно и решительно подумал: «Это ж надо было так по-простецки вляпаться».

— Видишь ли, – осторожно начал он, лихорадочно размышляя над путями выхода из сложившегося тупика. «Когда же я научусь держать язык за зубами?» – А откуда ты знаешь, кто такой Макс Вертгеймер? Мы что, проходили его? На Прорицаниях?

— Я не посещаю Прорицания, – снова покачала головой Гермиона, – уже два года. Нет сомнений, какую-то часть памяти ты потерял.

— Так откуда тогда? Из школьной библиотеки?

— В школьной библиотеке нет магловских книг. Но мои родители — зубные врачи. Поначалу они использовали наручники и кожаные ремни, но потом кто-то намекнул им, что пациентов можно фиксировать и другими методами, и показал им ролик с застывшим перед змеёй кроликом. Тогда они и заинтересовались психологией безусловных реакций и методами модификации поведения. А я с детства любила читать.

— Удивительно, – поцокал языком Джеймс. – Ты, должно быть, столько всего прочла.

— Достаточно, чтобы научиться не терять мысль за обилием слов, – коротко усмехнулась Гермиона, чинно складывая руки на коленях. – Так кто ты, Гарри? Или ты не Гарри? В библиотеке Блэков есть фолиант «О методах причинения наимучительнейших пыток», и в нём рассказывается, что при нападении дементора в какой-то момент душа выходит из тела, оставаясь связанной с ним тоненькой пуповиной. Человек при этом заново переживает все самые мучительные моменты своей жизни. Хорошо натасканный дементор — как именно его натаскивали, подробно описывается в предыдущей главе — может удерживать душу в таком состоянии часами. Субъективно это будут месяцы или даже годы непрерывной агонии. С тобой, безусловно, произошло примерно это, потому что дементор не сможет удержаться от искушения причинить немного мучений своей жертве. Но постоянное переживание мучений может очень сильно изменить личность… До неузнаваемости.

Джеймс Бонд содрогнулся. Видеть спокойно сидящую девушку, абсолютно без эмоций рассуждающую о мучительных пытках, для него было внове. Но потом он вспомнил, что она, всё-таки, дитя зубных врачей…

— Я Поттер, – глухо сказал он, – Гарри Поттер. Но иногда… Мне кажется… Что дементоры всё же меня съели.

Вот тут ему удалось пробить её льдистую броню.

— Правда?! Как интересно! Расскажи!

— Да рассказывать-то особо нечего. Но это объясняет, почему у меня есть знания и воспоминания, которые принадлежат… Не совсем мне. Меня высосали из тела, так? И начали смаковать. Но потом на дементоров напал Дадли, так что им пришлось прерваться, и меня втянуло обратно в моё тело. Можно предположить… Что, пока меня пытались переварить, я воспринял немножко личности и памяти того бедняги, которого дементоры схарчили передо мной и не полностью переварили. Понимаешь? Часть личности Поттера была переварена. А часть недопереваренной личности предыдущей жертвы заняла её место.

Гермиона восторженно распахнула глаза.

— То есть твоя личность сейчас представляет собой полупереваренные испражнения дементора? Как интересно!!!

Джеймса Бонда перекосило. К счастью, Гермиона ничего не заметила:

— Но это же открывает целое новое направление в лечении душевных болезней! К примеру, можно организовать пересадку души из немощного тела в здоровое. Например, в тело сумасшедшего, или приговорённого к казни… Из здорового тела высасывают душу, после чего другой дементор, сидевший на голодном пайке, быстро высасывает душу из немощного тела и сплёвывает её в здоровое… Надо только предусмотреть двух санитаров с бейсбольными битами по обе стороны от каждого дементора…

Желудок суперагента, не страдавшего от недостатка воображения, накренился и провалился куда-то влево.

— Это очень, очень дурная идея, Гермиона, – Джеймс сжал кулаки. – Как по-твоему, кто воспользуется этим методом?

— Ну, для начала, нужно четыре дюжих санитара, две бейсбольные биты и два дементора, а они есть сейчас только у Министерства…

— …И у Волан-де-Морта. Ты понимаешь, что это означает? Что, как только ты хоть кому-нибудь проболтаешься, Волан-де-Морт сможет спокойно тасовать своих людей между телами. Им не нужно будет постоянно поддерживать империо, они смогут просто заводить жертву в укромное местечко, оперативно менять души, после чего Пожиратель в теле другого человека пойдёт делать то, что ему нужно, и его даже никто не заподозрит!

— Надо как можно скорее предупредить наших! – Гермиона закрыла ладошками рот и рванулась к двери.

— Ни в коем случае! – Джеймс перехватил девушку у двери и развернул, заставив плюхнуться обратно на кровать. – Пока я тебе не рассказал, ты и не предполагала, что такое возможно. Зная твою репутацию, можно надеяться, что и никто другой не догадается.

Гермиона отчаянно покраснела.

— Особенно если учесть, что я кое-кому не доверяю, – добавил Джеймс, внимательно наблюдая за её реакцией.

— Кому? – округлила глаза девушка. – Все, кто вошёл в этот дом, получили приглашения от самого Дамблдора, значит, он за них ручается.

Джеймс чуть было не сказал «Я не доверяю прежде всего самому Дамблдору», но вовремя прикусил язык.

— Ну, для начала, Северусу Снеггу, – начал суперагент, загибая пальцы. – Мы знаем, что он был Пожирателем Смерти. Мы знаем, что у него на руке есть Чёрная Метка. Мы знаем, что Лорд Волан-де-Морт более умелый легилимент, чем Снегг. То есть всё, что известно Снеггу, в потенциале будет известно и Волдику. И, заметь, я ещё не высказывал своих подозрений о том, что Снегг — тройной агент, а не двойной. Да и о том, что он двойной агент, мы знаем только с его слов.

У Джеймса Бонда на Северуса Снегга был зуб размером с клык саблезубого тигра. На днях Бонду пришлось выпить полдюжины таблеток от головной боли, потому что легилименция оказалась весьма болезненной процедурой. Хорошо ещё, что он сообразил прикрыться прилипчивой песенкой из старого рассказа Твена; по слухам, Снегг сумел выудить её из мыслей, и результат оказался более чем приемлемым. Правда, исходя из рассказов рыжеволосых Уизли, Гарри Поттер и Северус Снегг были на ножах ещё до пересадки душ. Вроде бы, Снегг и Джеймс Поттер увивались за одной и той же девчонкой, и та предпочла Джеймса. День за днём наблюдая острый крючковатый нос мастера зелий, немытые сальные патлы и мантию цвета паутины, Джеймс Бонд всё больше проникался идеей, что у матери его нынешнего тела было поистине золотое сердце. А как иначе можно объяснить, почему она не сбежала к Поттеру-старшему, как только он появился на горизонте? Ладно, Поттер-старший был гениальным Ловцом, известным спортсменом, не обделённым женским вниманием. Но, чёрт побери, даже гоблин был бы лучше Снегга.

— Снеггу — понятно. Но неужели ты думаешь, что кто-нибудь ещё может проболтаться?

— Как насчёт Наземникуса Флетчера? – предложил Джеймс.

— Согласна.

— А ведь Наземникуса тоже привёл Дамблдор. А как насчёт Рона? В запале он может выдать любую информацию кому угодно.

— Тут ты тоже прав, – задумчиво кивнула Гермиона.

— А его братья-близнецы, эта ходячая катастрофа с многочисленными разрушениями?

— Они не предадут тебя!

— Конечно, предать — не предадут, а вот продать могут. Ты же знаешь, как сильно им нужны деньги. К их чести, надо сказать, они обязательно предусмотрят запасной план, чтобы вытащить меня, как только ситуация накалится… План, разработанный близнецами. Как по-твоему, каков шанс, что он сработает? При условии, что он не будет включать в себя массовых разрушений?

Гермиона приуныла.

— Получается, ты никому не можешь доверять.

— Не могу, – кивнул Джеймс, прогуливаясь по комнате.

— Но ты доверился мне. Почему?

— По трём причинам, – Джеймс развернулся к девушке. – Во-первых, ты маглорожденная. Ты не будешь доносить на меня, потому что понимаешь, что, если победят Волан-де-Мордовороты, то ты до конца жизни останешься на положении прислуги. Во-вторых, мне могут понадобиться твои мозги, — не забывай, ты лучшая ученица параллели. А в-третьих,.. – голос Джеймса дрогнул, – мне просто хотелось поделиться хоть с кем-нибудь. Я чувствовал, что я схожу с ума.

«И заодно у меня получилось завербовать преданного, умного, сильного сторонника, который, тем не менее, поддаётся манипуляции», – продолжил суперагент про себя. – «Типичного гриффиндорца, судя по характеристике». Иногда он просто ненавидел свою работу.

— Хорошо. И что мы собираемся теперь с этим делать? – Гермиона подпёрла подбородок кулаками и устремила на суперагента сочувствующий взгляд.

— Ну, для начала… Ты ведь можешь незаметно выйти из этого дома и пройти к соседнему, на улицу Гриммо, 11? Там будет стоять парнишка с таким странным значком…

* * *

— Гарри, ты готов?

Джеймс Бонд захлопнул книгу. Он получил у Сириуса формальное разрешение пользоваться библиотекой Блэков, не спрашивая разрешения для каждой отдельной книги, и практически переселился туда. Огромное мрачное помещение, оформленное в мрачном готическом стиле, содержало по меньшей мере тридцать тысяч томов и представляло собой кладезь сведений по миру магии.

А уж какие темы затрагивались в этих книгах… Сириус предупредил его, в каких шкафах содержатся опасные фолианты, но даже содержимое книг, названных безопасными, лишало суперагента покоя. Джеймсу катастрофически не хватало возможностей проверить прочитанное по ещё двум-трём источникам, чтобы понять, является ли пропагандируемое в этих книгах отношение к маглам нормой в магическом мире. В качестве рабочей версии он предположил, что семья Блэков отличалась от остальных волшебников в худшую сторону, — если можно применить этот изящный эвфемизм к маньякам, убивающим ради развлечения, психопатам, садистам и уклонистам от уплаты налогов. И сам Сириус, и другие члены Ордена Феникса, в разговорах с которыми он касался семьи Блэков, в один голос утверждали, что Блэки были неприятными людьми даже по меркам магического мира. Но, с другой стороны, Орден Феникса устроил себе штаб-квартиру в доме Блэков, а значит, его члены были лицами заинтересованными. А отношение к маглам, высказанное Аластором Грюмом, Стэном Шанпайком и другими магами, якобы светлыми или нейтральными, заставляло подозревать, что Блэки в некоторых смыслах не так уж сильно ушли от других магических семейств.

Бонду катастрофически не хватало источников информации. Поэтому он с радостью согласился отправиться в больницу святого Мунго, чтобы тамошние колдомедики попытались излечить его «амнезию». Любые дополнительные сведения были необходимы.

Постоянное пребывание Джеймса в библиотеке Блэков имело ещё два следствия.

Во-первых, Бонд получил возможность прикинуть, какие силы могли быть приведены магами в действие. Если все заклинания, описания которых он встречал, были реальными и действовали, как и было описано, а не являлись плодами безумной фантазии свихнувшихся авторов, получалось, что магический мир по своей боевой мощи как минимум равен магловскому. Конечно, каждый отдельный маг не в состоянии противостоять тренированному солдату[39], но в случае внезапного магического нападения на мирных жителей количество жертв было бы колоссальным. Магия — раздолье для террористов. А уж если маги не скованы моральными нормами, как — по словам членов Ордена Феникса — и обстоит дело с последователями Волан-де-Морта, то участь маглов и вовсе будет незавидной.

А во-вторых, Джеймсу удалось найти общий язык с Гермионой, которая до десятилетнего возраста жила жизнью обычной девочки, без малейшего намёка на осознанную магию, но при этом не «теряла память». Гермиона стала служить толмачом, переводчиком магических терминов в привычную для агента систему, оказывая неоценимую помощь. При всех своих энциклопедических знаниях Гермиона вполне удовлетворилась представленным ей объяснением, и горела желанием помочь бедняжке Поттеру вернуть утраченную часть личности, выдавая суперагенту все известные ей секреты магического мира.

Разумеется, это не могло не вызвать проблем. Джинни и Рон Уизли, словно сговорившись, изо всех сил пытались вытащить Джеймса и Гермиону из библиотеки и разделить их. Рыжеволосым дьяволятам удалось привлечь на свою сторону близнецов, что сделало пребывание в библиотеке невыносимым: невозможно заниматься трезвой оценкой угрозы Великобритании со стороны магов под непрестанный грохот взрывающихся навозных бомб, резиновых уточек с пароходными сиренами и самодвижущихся блевательных батончиков «Вышибала». Судя по всему, Уизли расценивали чтение книг как крайне мерзопакостное занятие, недостойное настоящего волшебника, а всех несогласных с этим мнением априори считали занудами, мозгоклюями и тёмными магами. В конечном итоге Джеймсу пришлось обратиться к Сириусу, и тот призвал своих гостей к порядку. Суперагент подкрепил просьбу крёстного несколькими приёмами джиу-джитсу, и близнецы по крайней мере перестали обстреливать его навозными бомбами. Правда, теперь они ходили за ним хвостиком с просьбой обучить их искусству вышибания дурных идей с помощью пяток, но зато вели себя тихо, а в библиотеке стало возможно дышать.

Нет худа без добра. В обмен на пару приёмов Джеймс выучил у близнецов десяток полезных заклинаний и несколько рецептов высокоэффективных зелий. И заклинания, и зелья отличались крайне деструктивными последствиями, но были несложными и эффектными, что вполне устраивало начинающего мага на службе Её Величества.

В общем и в целом, суперагент, чья голова уже распухла от знаний, жаждал действия. И визит в больницу святого Мунго предоставлял такую возможность.

— Кто сегодня будет трястись надо мной? – поинтересовался Джеймс, откладывая в сторону книжку с красивыми, яркими картинками. Картинки детально изображали процесс свежевания магла. Прочитанные до сих пор главы не дали ответа на вопрос, зачем магу тратить время на это занятие; видимо, предполагалось, что либо читатель и сам знает, либо просто не будет задаваться столь незначительным вопросом.

— Вроде бы, Римус Люпин и Нимфадора Тонкс, – ответил Рон, с опаской оглядывая потемневшие от времени шкафы с книгами. – Кингсли снова обихаживает магловского премьер-министра, Грюм вчера получил заказанный с твоей помощью по каталогу комплект юного взрывотехника «Уничтожь своих соседей» и предупредил, что в ближайшие три дня, пока не разберётся со всем содержимым, он на работу не выйдет. Остальные боятся, что он не сдержит слово и всё-таки выйдет на работу, и тогда встреча с ним будет чревата…

— Он что, своих коллег собирается взрывать? – ужаснулся Джеймс.

— Да нет, – Рон махнул рукой, – возьмёт за пуговицу и будет в мельчайших подробностях рассказывать, что и в каких пропорциях он смешивал, чтобы оно как долбануло. А через три дня у него впечатления притупятся, и этот рассказ уже можно будет выдержать. Хотя… Это ж Шизоглаз… Может и взорвать. В целях повышения бдительности. Вот если бы какая-нибудь добрая душа свела его с Северусом…

— То есть иду я, Римус и Тонкс? – уточнил суперагент, запирая свой конспект в ящике секретера.

— Ну, ещё я, Джинни и профессор МакГонагалл, – Рон скривился при упоминании декана. – Сириус тоже хотел пойти, в образе собаки, но Подмор сказал, что в больницу с животными не пускают, а привязать его снаружи рискованно. Слушай, пойдём уже, а то на меня этот интерьер тоску навевает.

Джеймс оглядел рассохшиеся шкафы, доверху набитые бесценными фолиантами, и высокие стрельчатые окна, матовые от пыли. Для него этот интерьер ассоциировался прежде всего со знаниями. А знания не бывают плохими или хорошими, знания, как и информация, это факты, это оружие. Недаром говорится «кто предупреждён — тот вооружён». Оружие тоже не может быть злым или добрым; с помощью одного и того же пистолета можно и защитить невинного, и подло убить беззащитного. Поэтому любые знания полезны. В конце концов, это профессия разведчика — добывать информацию.

Неужели Рон так страдает только потому, что эта библиотека вызывает у него мысли об учёбе?

— Вместо того, чтобы чахнуть тут над книгами, лучше бы во двор выбрался, на метле полетал, – укорял его друг, за руку вытягивая из библиотеки. – Глядишь, вспомнил бы, как снитч ловить. Скоро школа начинается, ты ловец, а наша команда проиграет, если ты продолжишь летать так, как будто на метлу сел второй раз в жизни.

— Ну и чёрт с ней, – безмятежно ответил Бонд, которого спортивные успехи команды интересовали в последнюю очередь. – Мы, в конце концов, в школе учиться должны, а не в квиддич играть.

Рон в ужасе прикрыл рот ладонью: Гарри Поттер замахнулся на святое! К счастью, от необходимости придумывать достойный едкий ответ его избавила профессор МакГонагалл. Она поставила на стол тяжёлый серебряный кубок, едва увидев входящего на кухню Джеймса. Джеймс покосился на тяжёлую литровую ёмкость с выгравированной на боку надписью «Пьяному море по колено».

— Что? – перехватила его взгляд Минерва. – Это чай!

— Я в этом нисколько не сомневаюсь, профессор, – тактично опустил глаза Джеймс и потянул носом. – Выдержанный шотландский односолодовый чай. «Scotch Breakfast», в пику нашему «English Breakfast». С утра. А что, всё правильно — с утра выпил… Чайку… Весь день свободен. Как пели классики, «на то оно и утро».

Минерва поперхнулась.

— Ну, Гарри, ты готов? – поинтересовалась профессор, поджимая губы и окидывая мальчика строгим взглядом.

— К чему? – ответил вопросом на вопрос Джеймс. – В меня будут тыкать иголками, считывать электроэнцефалограмму и показывать мне чернильные пятна?

— Что за глупости! – Минерва промокнула губы носовым платочком, тщательно сложила его в карман и бросила в рот мятную пастилку. – Это уважаемое колдомедицинское заведение. Тебе прозондируют разум, определят причину амнезии и попробуют сломать заблокировавший твои воспоминания блок.

— Если сумеют, – вздохнул Джеймс, набрасывая на себя лёгкую курточку: на улице было ветрено.

— Эти — сумеют, – с непоколебимой верой ответила Минерва, вешая на сгиб локтя зонтик. – Максимум — что-нибудь придумают, но счёт за работу выставят всё равно. Рон, где Джинни? Она с нами идёт? Тонкс, верни каштановый цвет волос, мы не хотим сегодня выделяться. Римус, к ноге! То есть, профессор Люпин, не соблаговолите ли вы присоединиться к нашей скромной компании?

— Мы не хотим сегодня выделяться! – прошипела Нимфадора, бросая полный зависти взгляд на сияющую ослепительной рыжиной шевелюру Джинни.

Джеймс Бонд обернулся к девушке и обомлел. Джинни, зная о том, что Гермиона их сопровождать не будет, явно решила форсировать события. Она была затянута в крайне откровенное платье из чего-то, напоминающего облачко светящегося газа. К сожалению, это платье явно шилось на молодую женщину… А не на девушку с угловатой подростковой фигурой, пока ещё лишённой женственных выпуклостей, но в качестве компенсации снабжённой изрядным количеством пубертатных прыщей. Из-за этого несоответствия платье подчёркивало то, что подчёркивать не следовало, и успешно скрывало то немногое, чем Джинни и правда могла похвастаться. В общем и в целом, зрелище получилось… Неординарным.

— Здравствуй, Джинни, – наконец нашёлся Джеймс, прикрывая глаза.

— И тебе здравствуй, – отозвалась Джинни. – Как я сегодня выгляжу?

— Сногсшибательно, – признал Джеймс. – Ты просто не в состоянии оставить кого-либо равнодушным. Будешь привлекать внимание всех вокруг. Особенно продавцов уходовой космети… Гхм, то есть мужчин. А мы собирались сегодня не выделяться.

— Правда, Джиневра, переоденься, – попросила профессор МакГонагалл, машинально нашаривая на столе кубок и делая из него большой глоток.

— Я хотела вам понравиться! – с обидой топнула ножкой Джинни, смотря на Джеймса.

— У тебя получилось, – нашёлся тот. – Но твой нынешний наряд… Настолько необычен, что на него просто не смогут не обратить внимание. А всему миру — и сообщникам Волан-де-Морта, Римус, откачай Рона, — известно, что где появляются Уизли, там имеет смысл искать и меня. Ты ведь не хочешь подвергать меня опасности? Поэтому я прошу тебя, переоденься. Платье совершенно замечательное, ты в нём смотришься потрясающе, лишаешь сознания, убиваешь без ножа, выкалываешь глаза, расширяешь штопором глазницы и протыкаешь шампурами зрительные нервы до самого затылка. Но я очень, очень прошу тебя… Одень что-нибудь менее яркое.

Джинни подумала.

— Ну, хорошо. Только что? Что бы ты хотел на мне увидеть, Гарри?

— Танковый чех… То есть паранд… Э-э-э… Ну, знаешь, такое… – Джеймс показал руками, не находя нужных слов.

— Я согласна! Я надеюсь, ты серьёзно! В смысле, ты правда хотел бы видеть меня в свадебной фате?! – Джинни зарделась. Джеймс закашлялся:

— Я не совсем это имел в виду! Просто одень джинсы, свитер и куртку… С капюшоном!

Сияющая девушка умчалась переодеваться. Рон, ухмыляясь, представлял себе, как будет пересказывать эту сцену Гермионе. Минерва, пытаясь стереть из своей памяти образ Джинни в полупрозрачном платьице, прихлёбывала свой «чай». И только Римус украдкой показал Джеймсу большой палец.

Спустя десять минут Джинни снова спустилась к двери, сопровождаемая Сириусом. Страшный и ужасный террорист с завистью смотрел на Римуса, которому предстояло Великое Приключение — выйти из добровольного заточения в четырёх стенах и сопроводить подростка в больницу.

— Сириус, дружище, как дела? – скрипуче поинтересовалась Минерва, которую слегка развезло.

— Скучно тут, – демонстративно зевнул террорист. – Подраться не с кем. А выйти вы мне не даёте.

— Если я встречу Малфоя, я обязательно попрошу его зайти, – серьёзно ответил Римус. – Будет с кем подраться, авось, развеешься.

— Мне и МакНейр подойдёт, – скромно ковырнул пол ножкой Сириус. – И потом, его не хватятся. С Малфоем в чём проблема? — в том, что он умный. Долбанутый, конечно, на всю голову, как и все эти придурки в балахонах, но умный. Поэтому Малфой заметный. А если вы мне МакНейра подсунете, то после того, как я с ним закончу, вместо него можно будет статую вернуть, и никто не заметит разницы. Разве что заподозрят неладное, когда поймут, что интеллект МакНейра внезапно значительно вырос.

— Так, может, тебе сразу Волан-де-Морта пригласить? – вскинула бровь Минерва. – Джинни, откачай Рона.

— Ну, мне, конечно, хочется подраться, но не до смерти же, – пошёл на попятный Сириус. – Волан-де-Морта можете не приглашать. Джинни… Ага, я вижу, ты поняла.

— Сириус, а помнишь, ты обещал научить меня заклинанию, которое выворачивает человека наизнанку? – вклинился Джеймс Бонд, соображая, что надо ковать железо, пока горячо. – Ну, так, чтобы вывести противника из строя во время драки.

— А, реверскорпус? – обрадовался Сириус. – Да, ты прав, это слегка ошеломляет, когда мышцы внезапно оказываются снаружи кожи. Поначалу. Потом-то спарринг-партнёр понимает, что к чему, и привыкает к сложившейся ситуации, поэтому это заклинание эффективно только на короткое время. Поэтому я использую его в сочетании со связкой салисибуса и бомбарды. Так сказать, чтобы на некоторое время противнику было, чем заняться. Сам догадаешься, что к чему?

— Салис сибус… – привычно начал раскладывать заклинание на части Джеймс. – Заклинание для того, чтобы посолить пищу. Поскольку соль не является пищей, она не входит в пять исключений из закона элементарной трансфигурации Гэмпа, и, следовательно, её можно создать из ничего. Но вектор магнус у этого заклинания невелик, поэтому соль будет просто высыпаться из кончика волшебной палочки. Чтобы добросить её до противника и увеличить зону поражения, нужна бомбарда. – На лице Джеймса против его воли начало проступать восхищение. – И тогда кристаллы соли впечатаются в мышцы и кровеносные сосуды, которые после реверскорпуса находятся поверх кожи. Сириус, ты и правда маньяк! Обычный человек до такого не додумается.

Сириус польщённо захихикал. Минерва закатила глаза.

— Может, уже пойдём? – робко попросила Джинни, опасаясь, что к ним присоединится Гермиона.

— Да, давайте выходить, – засуетилась Минерва. – Римус, ты сзади, Тонкс, ты впереди. Гарри, палочку взял?

Джеймс театрально похлопал себя по предплечью. Волшебную палочку он решил носить в самодельной кобуре на левом предплечье — оказывается, такой способ ношения был весьма популярен у магов древности, потому что позволял выхватить палочку почти мгновенно, и именно из-за этого рукава мантий делают такими широкими.

Сейчас кобура надёжно фиксировала палочку в рукаве растянутого свитера. Старый свитер когда-то принадлежал Дадли, и поэтому успешно скрывал не только саму палочку, но и кобуру с пистолетом, связку метательных «звёздочек» и несколько других приспособлений. Существование самого Бонда внутри свитера, в принципе, тоже было не слишком очевидно. Скажем так, этот свитер вполне можно было бы спутать с оболочкой воздушного шара средней грузоподъёмности.

Зато он надёжно скрывал всё, что Бонд посчитал нужным взять с собой.

— Палочка на месте, – бодро отрапортовал Джеймс, попутно проверяя наличие пистолетов, запасных обойм, гранат, взрывчатки, универсальных отмычек и бумажника с документами — чтобы не мелочиться, бумажников было три, и все документы были выписаны на разные имена.

— Отлично, – Минерва подобралась, допила остатки жидкости из кубка и вышла на крыльцо. – А день сегодня хороший!

Джеймс промолчал. С его точки зрения, промозглый ветреный сумрак, прижатый к земле низкими облаками, мокнущий под стылым дождём, чьи струи стелились почти параллельно земле, никак не мог претендовать на звание хорошего дня. Особенно если учесть, что он, Бонд, мог бы сейчас проводить время в Боготе, где, по крайней мере, было понятно, кто враг.

— Как мы доберёмся до больницы? – спросил Римус, поднимая воротник куртки. – Поедем на такси?

— На магловском общественном транспорте, – поправила Минерва.

Джеймс представил себе лондонское метро в час пик и горестно вздохнул.

* * *

Трое взрослых и трое подростков остановились перед старым кирпичным универмагом «Чист и Лозоход лимитед». Дом был запущенный, невзрачный; в витринах — несколько облупленных манекенов в съехавших париках и нарядах, лет десять как вышедших из моды. На пыльных дверях большие вывески: «Закрыто на ремонт». Джеймс отчётливо услышал, как крупная женщина, увешанная пластиковыми пакетами, сказала спутнице: «Вечно у них закрыто».

— А вот и не из-за меня!

— Сюда! – сказала Тонкс, подзывая их к витрине, где стоял одинокий и очень уродливый манекен женского пола. Искусственные ресницы отклеились, нижняя челюсть висела на одном шурупе, а из одежды был только зелёный клеёнчатый фартук мясника. В руке манекен сжимал топорик для разделки мяса.

— Из-за тебя, из-за тебя! А из-за кого же ещё?!

Все собрались вокруг Тонкс. Рон подтолкнул Джеймса в спину, чтобы он стал поближе, а Тонкс, глядя на манекен, наклонилась к витрине так, что от её дыхания стекло запотело.

— Стрём, – сказала она, – мы в отделение ментальной магии.

Джеймса на секунду позабавила надежда, что манекен услышит Тонкс сквозь шум и гам оживлённой улицы, по которой ездят машины, автобусы и ходят люди. Потом он вспомнил, что манекены вообще не слышат. А потом ему пришлось разинуть рот от изумления: манекен чуть заметно кивнул и поманил их пальцем, похлопывая по ладони разделочным топориком.

— Не из-за меня! Там был такой противный дядька со скрученными в верёвки волосами — вот из-за него!

Тонкс, схватив под руки Джинни и Джеймса, шагнула вперёд, прямо сквозь стекло. За ними вошли Рон и Римус с Минервой, которые не переставали спорить. Джеймс оглянулся — никто из огромной толпы перемещающихся по улице людей и головы не повернул в сторону безобразных витрин «Чист и Лозоход лимитед», никто не заметил, как шестеро человек растворились в воздухе.

Сквозь нечто вроде холодной водяной завесы Джеймс прошёл внутрь. Дождь и слякоть Лондона остались снаружи.

— Что значит «из-за него»? Ты же не просто магичка, ты перворазрядная колдунья! Ты что, не могла сдержаться?!

Ни безобразного кровожадного манекена, ни самой витрины внутри не было. Они очутились, судя по всему, в приёмном покое больницы, где на шатких стульях сидели рядами волшебники и волшебницы. Некоторые читали старые номера «Магического еженедельника», другие массировали и потирали неприятные уродства, вроде слоновьего хобота или лишней руки, торчащей из груди. В середине первого ряда колдунья с потным лицом, обмахивавшаяся экземпляром «Ежедневного пророка», то и дело издавала тонкий свист, пуская из ушей струйки пара. Неопрятный кудесник в углу при каждом движении брякал, как бубенчик.

— При том, что этот магл тыкал мне в морду своими грязными вонючими верёвками?!

Между рядами сновали волшебники и волшебницы в лимонных халатах, задавали вопросы и делали записи в больших отрывных блокнотах. На груди у них Джеймс заметил эмблему: скрещённые волшебная палочка и кость.

— Это называется «расты»! – возмутился Римус. – Сейчас такая мода!

— Дурацкая мода! – отрезала Минерва. – Он сам виноват, что меня на него стошнило!

— Хорошо, допустим, виноват и правда мужик с растами, а не пинта виски, которую ты выхлебала вместо завтрака. Но вторая-то половина вагона тут при чём?! Их-то за что?!

— А чего они?! – резонно возмутилась Минерва. – Идём, нам надо записаться в регистратуре.

Джеймс крутил головой так, что она готова была отвинтиться. В углу сидела пухлая блондинка за столом с табличкой «Справки». Стена позади неё была увешана объявлениями и плакатами типа «Чистый котёл не даст превратиться вашему зелью в яд», «Самолечение – это самообольщение» и «Не проводите операцию по пересадке сердца в домашних условиях без письменных инструкций». На другой стене за стеклом красовались пожелтевшие номера газеты «За передовую магию». Над ними висел большой портрет волшебницы с длинными серебряными локонами, под ним подпись: «Дайлис Дервент, целитель больницы св. Мунго (1722—1741), директор Школы чародейства и волшебства „Хогвартс” (1741—1768)». Дайлис как будто присматривалась к посетителям и пересчитывала их. Когда её глаза встретилась с глазами Джеймса, она отчаянно побледнела, зажмурилась и выскочила за раму.

Тем временем в начале очереди молодой волшебник отплясывал на месте джигу и, постоянно вскрикивая от боли, пытался объяснить характер своего недуга блондинке в справочной:

— Эти туфли… Я заказал их по каталогу «Фред и Джордж Golden Boys Инкорпорейтед»… Они грызут мне ноги! Ай! А в рекламе обещали, что им сносу не будет!

— Нет ножек — туфли и не снашиваются, – шепнул Рон. – Всё логично, за что заплачено — то и получено. Фред с Джорджем ведь не обещали, что в них можно будет ходить?

— Туфли, кажется, не мешают читать? – раздражённо спросила блондинка, указывая на большое объявление слева от стола. – Вам нужно в «Недуги от заклятий», пятый этаж, видите? Следующий!

— Ай… Уй-уй-уй… А где… Ой… Лифт? – спросил волшебник, продолжая плясать на месте.

— Какой лифт?! – вытаращилась на него блондинка. – У нас никакого лифта нет! Мы заботимся о вашем здоровье, чтоб вы были мне здоровы, поэтому вместо нездорового лифта у нас есть шикарная лестница, позволяющая потратить кучу калорий за каждый подъём!

Волшебник с тоской посмотрел на уходящие вверх пролёты и поскакал к перилам. К столику подошёл старый, сгорбленный волшебник со слуховой трубкой и пустой плетёной корзинкой:

— Я к Бродерику Боуду! – просипел он.

— Палата номер сорок девять. Но, боюсь, вы напрасно потеряете время: бедняга в полном затмении. Он всё ещё воображает себя курицей.

— Да, я знаю, – старик заговорщически подвигал бровями. – Но так хочется свежих яиц к завтраку…

Блондинку перекосило, и она бросила взгляд на следующего пациента: дородный волшебник держал за щиколотку девочку, которая вилась у него над головой, хлопая крыльями, проросшими прямо сквозь комбинезончик.

— Пятый этаж, отдел неправильно наложенных чар, – блондинка ткнула пальцем в сторону лестницы.

— Ой, скажите, а они там смогут не снять чары, а исправить их? – поинтересовался волшебник, потрясая порхающей над ним девочкой.

— Исправить?! – блондинка перевела взгляд на девочку. – Скорее всего, нет. Мы просто вернём её в оригинальное состояние.

— То есть сразу в совершеннолетнюю девушку её превратить нельзя? Минуя стадию утки?

— Ну… Э-э-э… Что?! Какой ещё утки?!

— Ну, – волшебник густо покраснел, – жена меня бросила, женщины на улицах не заглядываются, на проститутку денег нет, а тут смотрю — утка… Бесхозная… Но с уткой-то как-то не по-людски, вот я её и трансфигурировал… Неудачно. Так что, можно её в девушку?..

— Нет, мы её превратим обратно в утку, – отрезала блондинка. – Пятый этаж, и идите быстрее, пока я защитников прав животных не позвала!

— Каких животных?! – изумился волшебник. – А-а-а… Нет, вы не поняли. Это фаянсовая утка была. Ну, ночной горшок. – Волшебник побагровел и раздулся. – Вы что, меня за зоофила приняли?!

— Вам было бы легче, если бы я приняла вас за человека, возбуждающегося от вида ночного горшка? – поинтересовалась блондинка и отчеканила: – Пятый этаж!

Волшебница проводила пылающим взглядом колдуна с порхающей над его головой уткодевушкой и повернулась к Минерве МакГонагалл:

— Уму непостижимо, какие иногда к нам приходят личности. А у вас какая проблема? Погодите, я уже догадалась. «Алка-Зельтцер» продаётся в больничной лавке на шестом этаже.

— Нет, мы по другому поводу, – вклинился Римус, пока Минерва подыскивала слова. – Нам в отдел ментальной магии, на обследование причин амнезии.

— Пятый этаж, – ответила блондинка. – По коридору под вывеской «Наговоры, не совместимые с жизнью», мимо двери «Неправильно наложенные чары»… Вы её сразу узнаете, там под дверью будет торчать этот… Утконос… До конца и налево, в дверь с надписью «Ментальная магия». Следующий!

— Спасибо! – поблагодарил Римус и развернулся к остальным. – Ну что, на пятый этаж?

— Сначала на шестой, – сквозь зубы пробурчала Минерва. – В лавку. За «Алка-Зельтцером».

Спустя десять минут все шестеро стояли перед дверями в отделение ментальной магии. Профессор МакГонагалл потягивала шипучий напиток из стакана, и морщины на её лице потихоньку разглаживались. Джеймс по-прежнему крутил головой, но старался делать это незаметно и ненавязчиво, чтобы не смущать больных.

Пятый этаж представлял собой кунсткамеру всевозможных уродств. Здесь были люди, чьи шнурки сами собой завязывались узлом; люди, у которых из спины росла третья нога, периодически поддававшая им коленом под зад; люди с лишними носами, путешествующими по телу… В углу зала ожидания переминался с ноги на ногу волшебник в кусачих туфлях, у дверей кабинета расколдовывания стоял тот самый дородный волшебник, пытающийся за взятку уговорить целителя вместо расколдовывания утки довести трансфигурацию до конца. Целитель вежливо отнекивался, но уходить не спешил, набивая цену.

— Добрый день, господа… И дамы. – Из двери с матовым стеклом, на котором чёрными буквами было написано «Ментальная магия», высунулся пожилой мужчина в лимонно-жёлтом халате, его клиновидная бородка дерзко торчала вперёд. – Что тут у нас? Так-так, понятно, отравление низкокачественным алкоголем, видимо, вследствие наведённой избирательной глазной порчи узконаправленного действия; скорее всего, «Неподъёмные веки» Вия Гоголевского. А вы, милочка, небось, считали, что вместо сивухи пьёте выдержанный виски? Подойдите сюда и дайте мне взглянуть. С кем же это вы так поссорились?..

— Это не она, сэр, – вступилась за вторично потерявшую дар речи Минерву Тонкс.

— Да ну? – удивился целитель. – А с виду — типичное отравление… Хм… О, я понял. Нет, ваш случай безнадёжен.

— Что, правда?! – удивился Римус Люпин.

— Да. Боюсь, что это не наведённое внушение; вы на самом деле оборотень. Вас укусили и заразили ликантропией; это не лечится. Вы до конца жизни будете терять разум каждое полнолуние.

— Это замечательно! – Римус осклабился и горячо потряс руку целителя. – Значит, в остальное время месяца мне есть, что терять! Спасибо, вы буквально вернули меня к жизни! Эх, слышала бы вас моя матушка…

— Простите, сэр, но и это тоже не ваш пациент, – тактично указала Тонкс.

— Неужели?! А кто же тогда? – Целитель пристально оглядел оставшихся четверых. – Вы, молодая леди, явный метаморф, но это не заклинание и не болезнь, а просто свойство вашего организма… Этот юноша, правда, не думает ни о чём, кроме квиддича, в остальных отраслях человеческой деятельности он не умнее кирпича, но, боюсь, он не подвергался никакой порче, эта тупость — его сознательный выбор… Вам, девушка, я бы посоветовал обратиться к косметической магии, моя сестра держит замечательный салон на Оксфорд-стрит… А, я, кажется, понял. Вы привели её сюда, чтобы я удалил её ложную уверенность в том, что она может привлечь хоть кого-нибудь, кроме маньяка, только что сбежавшего из тюрьмы и двенадцать лет не видевшего женщин?

Римус, всё ещё под впечатлением от предыдущей тирады колдомедика, хихикнул:

— Да она и маньяка-то тоже… Не особо… Сириус ведь к тебе и на ярд не подходил, верно, Джинни?

Джинни покрылась багровыми пятнами. Рон бросил испепеляющий взгляд на Римуса с целителем и обнял сестру за плечи.

— Нет, сэр, опять не угадали, – добавила Тонкс, искренне наслаждаясь шоу.

Целитель подёргал бородку и уставился на Джеймса Бонда. Внимательно осмотрел его лохматую голову, круглые очки… Отвёл чёлку в сторону:

— Разрази меня промискуитет, это же Гарри Поттер!

— Ваша наблюдательность делает вам честь, – кивнул Джеймс. – А вас как величают?

— Старший целитель Максимилианус Бенедиктус Юлиус Гиндельштейн, доктор колдомедицинских наук, профессор головологии, почётный член Академии Британских Учёных, – отрекомендовался целитель и коротко кивнул, наслаждаясь произведённым впечатлением. – Для знакомых Беня. Для друзей Максим. Для близких друзей Анус.

— О, Беня, – мозг Джеймса Бонда подключился к речевому аппарату, минуя этап сознания, – ихь бин цуприден цу трапен ир[40]!

— Ихь тан нит радн идиш, – мгновенно ответил целитель. – Нихьт ин арбат[41]. Упс… Я прокололся, да?

— Ничего страшного, – великодушно махнул рукой Бонд. – Всё равно никто ничего не понял. Всё останется между нами, – и разведчик постучал себя по носу кончиком пальца.

— Хорошо, и в чём же ваша проблема?

— А я не помню.

— Запутанный случай амнезии, – пожаловался Римус, легонько тыкая Джеймса в спину. – Мальчик не помнит ничего произошедшего раньше, чем три недели назад.

Колдомедик зыркнул из-под бровей по сторонам:

— Пройдёмте в кабинет.

Все семеро прошли в дверь, и целитель тщательно запер её.

По мнению Джеймса Бонда, кабинет колдомедика ничем не отличался от кабинета в любой поликлинике. Кабинет перегораживал шаткий письменный стол, заваленный свитками пергамента и какими-то предметами, которые с равной вероятностью могли быть медицинскими приспособлениями, магическими артефактами или просто сувенирами. Вдоль одной из стен притулилась кушетка, неудобная даже на вид; в изголовье кушетки был прикреплён рулон бумаги, исполняющей роль одноразовых простыней. На стенах тут и там были закреплены какие-то приборы явно служебного назначения. Ещё в кабинете присутствовали закрытый трёхдверный шкаф, на котором лежала стопка справочников, плакат «Последствия чрезмерного злоупотребления настойкой полыни», несколько разномастных стульев, вешалка за дверью и чахлого вида бонсай на подоконнике. За оконным стеклом по-прежнему клубилась серая хмарь, вселяя уверенность, что посетители всё ещё находятся в Лондоне, а не были перемещены в более защищённое от маглов место.

— Ну что ж, давайте разберёмся с анамнезом, – предложил Максимилианус, усаживаясь за стол и беря в руки относительно чистый лист бумаги и перо. – Как вас записать?

— Поттер, Гарри Поттер, – выдавил из себя очаровательную улыбку Джеймс Бонд.

За следующие несколько минут он вкратце изложил свою версию событий: пробуждение у Дурслей примерно три недели назад, их попытки убедить его в том, что он психически неуравновешен, визит Минервы МакГонагалл, скоростное штудирование школьных учебников за первые четыре класса, переезд к старому другу отца (Римус вежливо склонил голову, пресекая ненужные расспросы), продолжение изучения материала предыдущих лет — и вот визит к колдомедикам в попытках докопаться до истинной причины амнезии. Целитель ни разу не перебил Джеймса и не задавал уточняющих вопросов, но лихорадочно конспектировал его рассказ, заполняя листок за листком.

— Так значит, вы не помните ничего, случившегося до того приснопамятного утра у Дурслей? – наконец, спросил он, когда Джеймс выдохся и закруглил своё повествование.

— Ничего, – честно ответил Джеймс. – Мне пришлось заново объяснять, кто такие маги, кто такие маглы, почему маги не любят маглов, что такое волшебство и что я — волшебник.

— Ну почему же не любят, – рассеянно возразил целитель, – это только Пожиратели Смерти не любят маглов… Остальные не мыслят в отношении маглов категориями любви и ненависти. Вот, скажем чеснок… Он горький, противный и щиплет язык. Но разве можно его не любить?

— Можно, – убеждённо ответил Бонд, который терпеть не мог чеснок.

— Вы ошибаетесь, молодой человек, – целитель отложил в сторону перо. – Вы не любите вкус чеснока. Но чеснок не виноват, что вы решили его сожрать, более того, его горечь — это средство защиты от таких, как вы. Чеснок не любит, когда его жуют. Вам, смею заверить, это тоже вряд ли понравилось бы. Но если пресловутый чеснок растёт себе где-нибудь там, где он не раздражает вас своим видом, запахом или вкусом, — разве вы будете стараться его уничтожить?

— Нет, – признался Джеймс. – Вот ещё, тратить время на какой-то там чеснок…

— Именно так и относятся маги к маглам, – кивнул целитель. – Некоторые маги любят маглов, как некоторые люди любят чеснок. Некоторые терпеть не могут, но не до такой степени, чтобы пойти и уничтожать всех маглов подряд. Точно так же, как и в случае чеснока, пнуть — пнут, убьют пару маглов, ну, может, пару десятков, ну, сотен… Но целенаправленно устраивать геноцид не будут, ибо лень.

— Но обычным магам маглы неприятны, – гнул свою линию Джеймс. Его душа пела от радости: ему удалось получить информацию не от беглого преступника и не от члена подпольной организованной преступной группы, а от настоящего профессора!

— Обычным магам маглы неприятны, – согласился Беня. – Как маглам неприятны люди, страдающие формой задержки умственного развития. Маглы неполноценны. Они не могут перекраивать реальность силой мысли. Магам неприятно находиться рядом с неполноценными людьми.

— Как я понимаю, понятия «толерантность», «положительная дискриминация», «равенство возможностей» и «недопустимость душевного ущерба» пока ещё в магическом мире не получили широкого распространения? – для проформы поинтересовался разведчик.

— Дорогой мой, – расплылся в улыбке колдомедик, – маги с лёгкостью доживают до полутора сотен лет. Автору курса по истории магии, Батильде Бэгшот, несколько лет назад исполнилось сто семьдесят. И это не предел: Никлаус Флемель перед смертью отпраздновал свой шестьсот шестьдесят пятый день рождения. И умер он не от старости, а в попытке найти новые приключения. Очень, очень многие из нас получили известие о том, что маглы запретили рабство, уже после окончания школы. Ну, те, кого интересовали события из мира неполноценных, конечно; остальные так и остались в неведении. Для маглов твоего возраста Элвис Пресли и «Битлз» — это седая древность времён молодости их дедушек. Для тех магов, кто интересуется магловской культурой, Элвис Пресли и «Битлз» — свежее веяние магловской эстрады, новая нотка в музыке, практически последний писк моды. Мы и маглы мыслим кардинально разными масштабами, живём с абсолютно разной скоростью. Я сам видел, что у маглов есть автоматические ручки, которые не надо макать в чернильницу, а мы до сих пор пользуемся гусиными перьями. – Колдомедик подобрал перо и с гримасой отвращения отбросил его в сторону. – Да что там, ручки, «Битлз»… Абсолютное большинство магов постарше с недоверием относятся к водопроводу, потому что это неправильно, чтобы вода сама собой текла из стены. И да, под кроватью у таких магов непременно спрятан ночной горшок, сиречь утка… «Толерантность»? «Равенство»? Многие волшебники до сих пор произносят слово «негр» исключительно через «и» и два «г», и им даже в голову не придёт помыслить о том, что такое обращение может оскорбить такого же мага, только темнокожего. Причём и самому темнокожему магу это в голову тоже не придёт, потому что он не знает, что это оскорбление. Если он не маглорожденный, конечно.

Целитель перевёл дух.

— Ладно, что-то я разоткровенничался. – Волшебник сложил пальцы домиком. – Итак, молодой человек, вы ничего не помните, но при этом рассуждаете о взаимодействии магов и маглов. И говорите на идиш. – Он перевёл взгляд на Люпина: – Раньше пациент проявлял знания идиш?

— Нет, он вообще ни на каком языке, кроме английского, не разговаривал…

Джеймс Бонд поднял руку, прерывая словоохотливого целителя:

— У меня есть несколько вопросов до того, как мы приступим к обследованию.

— Конечно, молодой человек, задавайте.

Джеймс Бонд обернулся. На него были устремлены шесть пар глаз.

— Вы понимаете, я впервые обращаюсь к магическому здравоохранению.

Целитель поднял тонкий листок пергамента и развернул его:

— А тут написано, что вы регулярно посещали целительский кабинет в школе. Так-так, посмотрим… Переломы, ушибы, травмы, а два года назад вам вырастили руку.

Джеймс Бонд украдкой ощупал собственные плечи. Обе руки производили впечатление конечностей, присоединённых к этому телу с самого рождения. Это Бонда не успокоило.

— Что, целую руку?!

— Ну, не всю руку, а только кости в ней, – поправился Максимилианус.

— Это когда Златопуст Локонс решил срастить тебе кости магией и случайно удалил их из тела совсем, – подал голос Рон.

— И что, прямо так взяли и вырастили кости?! – изумился Бонд.

— Зелье «Костерост», одна столовая ложка перед сном гарантированно выращивает все кости в конечности за 8 часов, – подтвердил целитель. – В случае обширных повреждений может потребоваться повторный приём. Но тут уже надо быть осторожным, от третьей ложки вырастают даже те кости, которых раньше в теле не было, включая бакулюм…

— Вот это здорово! Мне бы не помешало три-четыре бочки этого зелья. – Бонд перехватил непонимающий взгляд Рона и покраснел[42]. – Ну, для квиддичных матчей, разумеется. Ты мне рассказывал, что я то с метлы падал из-за дементоров, то бладжер мне руку ломал…

— …А от четвёртой начинают расти рога и шипы по всему телу, – продолжил колдомедик. – Что происходит от пятой ложки, я даже не буду рассказывать. Скажем так, когда нам требуется увековечить кого-нибудь, чаще всего мы, маги, просто гримируем артиста из тех, что поплоше, вливаем в него пять ложек «Костероста», подыскиваем постамент, придаём бедняге возвышенную позу, пока он ещё гнётся, и… Ну, в общем, скульпторы у нас не включены в список самых требуемых профессий.

Джеймс Бонд лихорадочно заполнял банки данных своей памяти.

— А обычные переломы не требуют «Костероста», – продолжал Максимилианус, не замечая горящих глаз разведчика. – Более того, у этого зелья достаточно широкий список противопоказаний и побочных эффектов. В общем, принявший его пациент чувствует себя так, словно его конечности жарят на шампурах, не отделяя от тела. Так вы хотели о чём-то спросить, молодой человек?

— Да. Меня интересовало…

Дверь распахнулась без стука. В кабинет вбежал молодой безусый колдомедик, чуть не подпрыгивая от возбуждения:

— Ты не поверишь, Максик, там у Ангелины пациент с дополнительной рукой!

— Почему не поверю, поверю, – флегматично ответил целитель. – У нас таких по полдюжины в день.

— Такое ты вряд ли когда-нибудь видел! Хочешь пойти и посмотреть, где у него выросла лишняя рука? – колдомедик безуспешно пытался прекратить хихикать. – Ты даже представить себе не можешь!

— Могу, – заметил Максимилианус с ноткой сомнения в голосе.

— Нет, не можешь, – убеждённо ответил целитель, подпрыгивая и лыбясь. – В таком месте ты руку ещё не видел!

— Неужели?..

— Не-а, не угадал! Ладно, заканчивай с этими и приходи, похохочем вместе! – и колдомедик умчался. Развевающиеся полы лимонно-жёлтого халата трепетали, как крылья летучей мыши.

Долю секунды все присутствовавшие в кабинете смотрели на закрывшуюся дверь, затем Джеймс Бонд прочистил горло:

— Меня интересовало соблюдение тайны пациента, но, боюсь, я уже получил ответ на свой вопрос.

— Гарри, – Максимилианус наклонился к подростку из-за стола, – у нас нет телевидения, почти нет радио и совсем нет Интернета, потому что его только-только изобретают. Мы развлекаемся, как можем. Конечно, после окончания школы целителей каждый свежеиспечённый колдомедик принимает присягу, но в ней говорится только, что он обязуется не ржать пациенту в лицо. По крайней мере, не каждому. А иначе колдомедику будет очень, очень стыдно. Но некоторые согласны пережить чувство стыда.

— То есть всё, что я расскажу вам в этом кабинете, завтра будет известно всей магической Британии?

— Завтра?! – колдомедик обеспокоенно посмотрел на висящие на стене часы. – Уже так поздно? Ох, не пугайте меня, молодой человек. Я бы поставил на два-три часа. Может, четыре, если у Аниты из отделения кожных травм сегодня выходной. Вот уж кто великий специалист по распространению слухов…

— Неужели вам доставляет столько удовольствия разглашать чужие тайны?

— Ну, жить-то как-то надо, – ухмыльнулся целитель. – Но вы же пришли поговорить со мной за амнезию? Так вот, сообщаю, что я тоже ей подвержен. Два галеона способны обеспечить мне великолепный приступ амнезии. Честное слово, я потом даже и не вспомню, что вы мне тут наплели.

Джеймс Бонд переглянулся с Минервой МакГонагалл и Римусом Люпиным. Римус вздёрнул губу, показывая клыки. Минерва блеснула стёклышками очков и едва заметно покачала головой.

— Хорошо, – сказал Бонд, – я куплю у вас приступ амнезии. Но мне мало вашего честного слова. Какие гарантии вы можете мне предоставить, что я не заплачу свои деньги просто так?

Максимилианус нахмурился:

— Но какой мне смысл нарушать своё слово?! Если вы заплатите мне за приступ амнезии, а потом я забуду об этом, вы же начнёте рассказывать всем вокруг, что я поступил с вами некрасиво! Я выиграю два галеона, но лишусь многих десятков, которые мне не заплатят будущие клиенты!

— Звучит логично, – кивнул Джеймс, – но недостаточно. Информация, которую я собираюсь выдать, стоит куда дороже жалких десятков галеонов. Или даже сотен.

Огонёк алчности, загоревшийся в глазах Максимилиануса-Бени, был настолько ярок, что предметы в комнате начали отбрасывать лишние тени. Бонд почти услышал стоящий в ушах колдомедика звон монет. Сзади заскрипели стулья Рона и Джинни, готовившихся внимать.

— Принесите Поттеру нерушимый обет, – предложила Минерва, – и дело с концом.

— Э, нет, на нерушимый обет я не согласен! – вскричал Беня.

— Зато я согласен, – Джеймс Бонд, уже сталкивавшийся с описанием этого заклинания, молнией метнулся вперёд и взял холодные сухие ладони целителя в свои руки. – Профессор МакГонагалл, не могли бы вы выполнить обряд? А заодно объясните, что произойдёт с целительской карьерой господина Максимилиануса, если он пренебрежёт своим долгом целителя и откажется помочь Мальчику-Который-Выжил!

Обстановка изменилась настолько стремительно, что стук падающего стула опоздал предупредить присутствующих. Римус неслышной тенью возник за спиной Максимилиануса и вдавил свою волшебную палочку ему в горло. Произносимые им слова звучали нечётко из-за выдвинутых на всю длину клыков:

— Мальчик-Который-Выжил получил это прозвище потому, что он славится своим умением выживать после попавших в него непростительных заклятий. А ты хочешь попробовать получить такое прозвище, Анус?

Минерва подошла к столу:

— Обещаете ли вы, Максимилианус, честно и откровенно отвечать на вопросы Гарри Поттера, в полную силу используя свои знания и способности?

— Обе… щаю… – сказал колдомедик. Тонкий сверкающий язык пламени вырвался из волшебной палочки Минервы и изогнулся, словно окружив сцепленные руки Максимилиануса и Бонда докрасна раскалённой проволокой.

— Обещаете ли вы всеми силами способствовать выздоровлению Гарри Поттера, невзирая на неудобства, которые это может причинить лично вам или важным для вас личностям?

— Послушайте, это ни в какие ворота не-х-х-х… Обещаю… – просипел целитель. Римус ласково погладил горло целителя, на котором набухал синяк в форме кончика волшебной палочки. Второй язык пламени вырвался из палочки Минервы и обвился вокруг первого, так что получилась тонкая сияющая цепь.

— Обещаете ли вы никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не разглашать конфеденциальную информацию, касающуюся Гарри Поттера, которую вы получите сейчас или позже, устно, письменно или в любой другой форме, включая, но не ограничиваясь, телепатию, легилименцию, веритасерум или признавалиум, сознательно или бессознательно, за исключением случаев, когда это разглашение жизненно необходимо для успешного лечения, упомянутого в пункте 2 настоящего соглашения, и даже в этом случае разглашение должно быть выполнено с запрошенного заранее и явно выраженного согласия Гарри Поттера или, в случае невозможности получения ответа напрямую от Поттера в результате его нетрудоспособности, согласия опекуна Гарри Поттера, только в отношении лиц, для которых это согласие было запрошено, с поимённым перечислением этих лиц и в минимальном объёме, необходимом для получения помощи? – быстро выкрикнул Джеймс Бонд.

— Чего?!

— Просто скажи «обещаю», – устало пояснил Бонд.

— Обещаю, только уберите от меня этого придурошного оборотня!

Третий язык пламени, вырвавшись из волшебной палочки, сплёлся с первыми двумя, опутал крепко стиснутые руки Джеймса Бонда и Максимилиануса Гиндельштейна, словно верёвка, словно огненный след полёта феникса. Затем все три пламенных линии ослепительно вспыхнули и пропали.

— Непреложный обет заключён, – сказала Минерва, возвращаясь на свой стул.

— Вот ваши два галеона, – выложил монетки на стол Бонд.

Максимилианус потёр украшенную синяком шею, но монетки всё же спрятал.

— Итак, теперь вы можете быть абсолютно уверены, что ничто из того, что будет произнесено в этом кабинете, его не покинет, – просипел он. – По крайней мере, через мои уста.

— Я и это предусмотрел, – сказал Джеймс Бонд. – Рон, Джинни, пожалуйста, выйдите в коридор и следите, чтобы никто не попробовал подслушивать под дверью. Профессор МакГонагалл, будьте добры выйти в соседний кабинет и проследить за отсутствием нежелательных лиц там. Профессор Люпин… Римус… Я попросил бы вас остаться со мной.

— А что делать мне? – подала голос Тонкс.

— А вы тоже выйдете в коридор, – улыбнулся Джеймс, – и будете следить, чтобы подслушивать не получилось и у Рона с Джинни тоже.

— Ты не можешь так с нами поступить! – воскликнул Рон. – Мы же твои друзья!

— Друзья, которые не писали мне всё лето?! – вскипел Бонд. – Вы развлекались на площади Гриммо, тогда как я должен был жить у Дурслей! У Дурслей! Господи, да я предпочёл бы жить у Малфоев! Вы могли ежедневно читать книги семейства Блэк! Вы могли ежедневно общаться с Гермионой! А я был заперт в маленькой спальне с усиленными стенами и стальной дверью, и единственным моим развлечением был старый сборник кроссвордов Дадли, в котором на месте «17 по горизонтали: усиленная носовая часть корабельного киля» ручкой написано «форъваттер»[43]! Если бы я не был мальчиком, мне было бы вообще нечем заняться! И вы при всём при этом не написали мне ни единой весточки?! И продолжаете называть себя моими друзьями?!

Рон открыл рот. Рон закрыл рот. Подпирающая его сбоку Джинни выглядела, как раскалённый докрасна чайник на грани взрыва. Наконец, они дали волю своим эмоциям:

— Ты правда считаешь, что читать, и не абы что, а книги, лучше, чем сидеть взаперти?!

— Ты правда считаешь, что общаться с Гермионой — это развлечение?

Отпрыски Уизли выпалили свои реплики одновременно и с укоризной посмотрели друг на друга: каждый из них в качестве подлежащего осуждению действия выбрал то, против чего второй, в принципе, не возражал.

— Тонкс… Мне назвать тебя по имени? – вскинул бровь Бонд. – Будь добра. Профессор МакГонагалл, прошу.

Воспользовавшись замешательством, Тонкс вывела их наружу. Минерва вышла в соседний кабинет, напоследок окинув Джеймса Бонда пылающим взглядом.

Римус, оставшись без поддержки тяжёлой артиллерии, чувствовал себя явно не в своей тарелке. Он постоянно переводил взгляд то на целителя, то на Джеймса Бонда, нервно облизывая губы и теребя рукоять своей волшебной палочки.

— Ну-с, молодой человек, вы связали уста мне и удалили всех, кроме оборотня, — кстати, почему? Я жду вашего рассказа.

— Во-первых, я хотел бы получить результаты полного медицинского обследования моего тела, – пошёл ва-банк Бонд. – Мне нужно точно представлять себе, на что оно способно, а на что неспособно. С чисто физиологической точки зрения. Детство этого тел… Моё детство было очень тяжёлым, с частыми побоями, недоеданиями, постоянным пребыванием взаперти, отсутствием свежего воздуха, витамина D и нормальной развивающей активности. Я хочу знать, во что всё это вылилось и как это исправить.

— Это несложно, – кивнул Максимилианус, – и явно не оправдывает столь яростного желания сохранить разговор в тайне. Кроме того, вы сказали «во-первых». Из этого я логически заключаю, что будет ещё и «во-вторых».

— Во-вторых, – не разочаровал целителя Джеймс, – объясните мне, каким образом магическое общество до сих пор не научилось справляться с дефектами зрения. – Суперагент подчёркнуто мягким жестом снял с себя и положил на стол свои круглые очки. – Маги занимаются изучением своего тела тысячи лет; близорукость — общая проблема для всех, умеющих читать; объясните мне, как получилось, что я, Мальчик-Который-Выжил, надежда и опора всего британского магического общества, ношу этот кошмар со сферой в минус четыре и с цилиндрами на три и восемь?! И ладно бы оправа была стильной… Почему очки носил мой отец, Джеймс Поттер? Поверьте мне, он был не самым бедным человеком! Почему носят очки профессор Дамблдор, профессор МакГонагалл и Артур Уизли? Неужели магия не может вылечить астигматизм и вправить мозги хрусталику?

— Отвечаю, – склонил голову Максимилианус. – Магия, конечно, может решить проблему зрения. Выправит хрусталик, присобачит на место сетчатку, очистит катаракту… И будет у вас великолепное зрение. Такое же, как у самого здорового магла. И вы будете видеть то, что видят маглы… Но не больше. А заклинания, позволяющие видеть то, что маглы не видят, куда накладывать прикажете? На собственные глаза? Перенапряжёте их магически, и никакие заклинания на них держаться не будут. В результате получите уже решённые проблемы в двойном размере и вдобавок кучу новых.

— Это, например, что маглы не видят?

— Ну, например, ауру вокруг магических артефактов. Простое заклинание «Взгляд ангела», накладываемое на очки, вываренные в специальном зелье, — и вам никогда не удастся спутать обычную бижутерию, заклятую против воров, с по-настоящему магическим артефактом. Или, раз уж мы заговорили о зельях, как насчёт таблицы совместимости ингридиентов? Или хотя бы оценка качества ингридиентов, проецируемая на внутренней стороне линзы?

Джеймс Бонд попытался оценить услышанное. Кью говорил о встроенных в глаза дисплеях как о новой технологии, ещё не прошедшей полноценные испытания. Маги пользуются ею, судя по всему, не первый век.

— А зачем варить очки? – только и сумел выдавить он.

— А из них бульон наваристый получается. Шучу. Чтобы создать на поверхности линз устойчивую к царапинам плёнку из магически активного вещества, на которое смогут влиять мидихлориане-симбионты мага, – пояснил Максимилианус. – Можно обойтись и без этого, магически изменяя само стекло линз… Ну, или пластмассу, если следовать новомодным веяниям… Но расхода энергии это потребует во много тысяч раз большего. Потому что стекло не живое и никогда живым не было… С другой стороны, плёнка из восприимчивых к магии полимеров, вывариваемых из особых растений, минералов и малоаппетитных субстанций, значительно облегчает деятельность мидихлориан и сокращает затраты энергии мага-носителя артефакта…

— То есть на обычном магле эти артефакты работать не будут?

— Нет притока энергии. Артефакт сохранит свои магические свойства, но без энергии работать не станет. Чтобы артефакт работал, его нужно либо зарядить достаточным количеством магической энергии заранее, либо обеспечить постоянную бесперебойную подпитку. Чему вас вообще учат в этом вашем Хогвартсе? А-а, я и забыл, вы же у нас память потеряли. Кстати, не пора ли нам перейти к основной цели визита?

— Во-первых, запишите меня к окулисту, – твёрдо ответил Бонд. – Я собираюсь избавиться от этого уродства. В данном конкретном случае я имею в виду очки. И куплю себе нормальный «Ray-Ban», чтобы выварить его в хорошем зелье и навешать приличных заклинаний.

— Слова не мальчика, но мужа, – одобрил колдомедик. – Только советую брать «Police». На них заклинания лучше ложатся. Зайти к окулисту можно будет перед тем, как вы закончите ваш визит в нашу больницу.

— Операция безболезненна?

— Из физических ощущений вы испытаете прохладу. Потому что ваш кошелёк значительно уменьшится в объёме и будет прикрывать меньше тела. Операция недешёвая.

— Пусть это вас не беспокоит, – ответил Бонд, отмахиваясь от побагровевшего Римуса в поношенном пиджаке. – Если она стоит меньше миллиона галеонов, я в деле.

— Да нет, всего тысячу триста… – целитель, похоже, был поражён напористостью клиента. – Заодно зайдём в процедурный кабинет и снимем полную колдограмму вашего тела. Признаюсь честно, мне до невозможности интересно рассмотреть ваш шрам. К нам часто попадают маги с повреждениями от тёмных заклятий, — ну, наверное, каждый из здесь присутствующих пробовал подсыпать зелье кровавой кашицы в соседский суп, после чего исподтишка швырял в соседку «ротапудерия» — но вот шрамы от «авады» у нас редкость.

Джеймс Бонд в первый раз в жизни услышал про зелье кровавой кашицы, чем бы оно ни было, но его память услужливо развернула перед ним картину, на которой он щедро капает фенолфталеин[44] в дымящуюся кружку чая с надписью «Кью». Заклинания «ротапудерия» Джеймс Бонд тогда не знал, но для достижения ожидаемого эффекта хватило холостого выстрела. У суперагента оказалось достаточно такта, чтобы скромно потупить взор.

Воцарившуюся тишину нарушил Максимилианус:

— Ладно, вернёмся к нашим баранам. Мистер Поттер, расскажите мне, что именно вы не помните.

Джеймс помолчал, подбирая слова:

— Для начала я расскажу, что, по словам свидетелей, произошло. На меня напали дементоры. Их отогнал мой кузен Дадли, занимавшийся боксом, борьбой, кен-до и гоп-стопом.

Целитель уронил перо, которое вертел в руках:

— Но маглы не могут видеть дементоров!

— Могут, – твёрдо ответил Джеймс Бонд, вспоминая необычные, парящие над землёй фигуры в драных плащах. – Непосредственно во время нападения — могут. Это, можно считать, подтверждённый факт.

— Но это противоречит всем книгам!

— А сколько маглов могут похвастаться тем, что сумели отбиться от дементоров?

— Один-ноль в пользу Поттера, – прокомментировал Римус Люпин.

— Я подозреваю, что сцены, вызванные в моём воображении непосредственной атакой дементоров, были столь ужасны, что моё подсознание милостиво закрыло шлюзы моей памяти, отсекая все воспоминания, связанные с этой ужасной трагедией, – подал целителю идею Бонд.

— Но тогда у вас должны были сохраниться воспоминания о детстве! Ох, эта счастливая пора, когда ни о чём не надо заботиться, только целыми днями кушай и играй с другими детьми!..

— …Сиди под замком в тёмном чулане, где даже ноги вытянуть некуда! – с восторгом поддержал Бонд.

— В самом деле? Тогда понятно. Но у вас ведь сохранилось множество других знаний.

— Да, какое-то число общих знаний сохранилось, – осторожно сказал Джеймс.

— Давайте, проверим? Я буду задавать вопросы, а вы отвечайте. Это не совсем игра в ассоциации, но очень похоже. Отвечайте на вопрос, но не задумывайтесь над ответом. Готовы?

— Ладно, я понял правила, давайте, жгите.

— Хорошо. Итак, начали… Идиш, значит, мы знаем… Parlez-vous français?

— Je ne parle pas français, – мгновенно отреагировал Бонд.

— Sprechen Sie Deutsch?

— Nein, nicht verstehen. Und Sie?

— ¿Habla usted español?

— Por desgracia, ni una sola palabra, – откинулся на спинку стула Джеймс.

— Parli italiano?

— No.

— Может, вы ещё и русский знаете?

— Увы.

— Хмм… Очень интересная картина вырисовывается. Et Latine scit?

— Nescio.

— 한국어를 할 줄 아세요?

— 당연하지!!!

— Shssss fshssss ssshss?

— И перестаньте на меня шипеть!

— То есть вы не знаете ни единого языка, кроме английского. – Целитель многозначительно переглянулся с Люпиным.

Джеймс Бонд почувствовал, что он где-то промахнулся.

— Я же честно ответил, что я не знаю ни один из этих языков!

— Да-да, не волнуйтесь, я так и понял. – Колдомедик поднял палочку, прорычал маловразумительную фразу и надиктовал в неё, как в микрофон: – У пациента явные признаки ретроградной или диссоциативной амнезии. Явно наблюдается способность к языкам, которых он прежде не знал, и утрачены знания языка, который он раньше знал, в частности, парселтанга.

— Эй, не знаю я никаких языков! И что такое парселтанг?

— Продолжим. Кто является сейчас премьер-министром Великобритании?

— Джон Мейджор, – ответил Бонд, не понимая, какое отношение современная политика имеет к его амнезии?

— А министром магии?

— Корнелиус Фадж. Мне это профессор МакГонагалл сказала.

— Кто был премьер-министром до Джона Мейджора?

— Маргарет Тэтчер.

— Когда она ушла в отставку?

— 28 ноября 1990 года.

— Где вы были в тот день?

— А вам этого знать не… Я не помню, – Джеймс Бонд провёл ноябрь 1990 года в Москве, пытаясь расстроить планы организации из высших советских чиновников саботировать перестройку и передать Ираку ядерное оружие для борьбы с намечающимся вторжением американцев[45].

Максимилианус пощёлкал кончиком своей волшебной палочки по ухоженным ногтям. Джеймс Бонд уже совсем собрался было поинтересоваться, является ли это действие активацией какого-нибудь заклинания, или целитель машинально играет с тем, что подвернулось ему под руки, как это делал Борис Грищенко[46], но Максимилианус продолжил серию вопросов:

— Охарактеризуйте своих родственников одним словом.

— Сволочи! – мгновенно выпалил Бонд, вспоминая кошачий лаз в двери, через который его кормили.

— Ого. А двумя словами?

— Мерзкие твари! Тремя — придурки, гады, кретины! Четырьмя — самолюбивые, ограниченные, тупые тру́сы!

— Кажется, вы не в слишком большом восторге от своих родственников.

— Вы хотите поговорить об этом? – поинтересовался Бонд. – В магическом мире практикуется психоанализ по Фрейду?

— Это когда больной разглагольствует на всякие отвлечённые темы, пока врач, сидя за его спиной, тихо дремлет в кресле? Нет, мы так не делаем.

— А как вы делаете?

— А вы сейчас увидите.

Максимилианус поднялся и направил на Джеймса тонкую трубку, судя по всему — стеклянную.

В следующий момент Бонд оказался под столом, уходя из зоны вероятного поражения. Его стул летел в сторону врача, а рука Бонда сжалась на рукояти пистолета.

— Не надо так бурно реагировать, юноша!

Суперагент рискнул выглянуть из-под стола. Максимилианус был распят на стене за своим столом, его удерживали глубоко ушедшие в кирпичную стену ножки стула. Сиденье стула слегка придавливало грудь Максимилиануса. Колдомедик искренне не понимал, за что с ним обращаются так агрессивно.

— Молодой человек, где ваше уважение к целителям?! Я же принёс вам Нерушимый Обет! Могли бы и сами сообразить, что я не имею права причинить вам вред или своим бездействием допустить, чтобы вам был причинён вред.

— Верно, – подтвердил пружинисто вскочивший на ноги Римус. – А второй закон Нерушимого Обета гласит, что он должен повиноваться относящимся к делу приказам, не противоречащим первому закону.

— И я имею право заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит первым двум законам, – с укоризной добавил пришпиленный к стене стулом целитель. – Не надо бросаться в меня вашим стулом, пожалуйста. А то у меня от неожиданности выделяется мой.

Бонд выпустил рукоять пистолета, вылез из-под стола и дёрнул за спинку стула. Когда к делу подключился Римус, а целитель навалился со своей стороны, дело пошло на лад, и вскоре Максимилианус был освобождён из своего вынужденного плена.

— И за что вы в меня стулом бросили? Что такого опасного в детекторе темномагических воздействий? – спросил колдомедик, подавая Бонду стеклянную трубочку.

— Прошу прощения, привычка, – буркнул Джеймс, рассматривая трубочку. Да, цилиндрический стеклянный сосуд, поблёскивает, как оружейная сталь, потому что заполнен какой-то тёмной жидкостью. Но, в целом, не опаснее авторучки. Если, конечно, не учитывать авторучки, вышедшие из лаборатории Кью…

— И что это внутри?

— О, вытяжка из спинномозговой жидкости инфернала. – Целитель перехватил непонимающий взгляд суперагента. – Ну, это человеческий труп, оживлённый магией.

— Зомби? – догадался Джеймс Бонд.

— Примерно. В общем, в этой трубке спинномозговая жидкость создания, доверху накачанного крайне тёмной магией. Экстракт из его спинномозговой жидкости замечательно реагирует на любую магию, даже не настолько тёмную.

Джеймс Бонд позволил Максимилианусу помахать перед собой детектором. Детектор упорно делал вид, что он просто заполненная тёмной жидкостью трубка. О результатах сканирования приходилось догадываться по изменению выражения лица целителя.

— Оч-ч-чень интересно, – колдомедик, нахмурившись, постучал детектором по макушке Бонда. – Молодой человек, я крайне заинтересован.

— Я буду жить, доктор? – с надрывом поинтересовался Бонд.

— Если уж вы сумели пережить то, что мне показывает детектор, то я и представить не могу, что способно вам повредить, – ответил Максимилианус. – Вы подвергались «Империо» и «Круцио». В вашей крови следы яда василиска. И какая-то крайне мощная целительная субстанция… Слёзы феникса?

— «Империо»? «Круцио»? – Римус Люпин качнулся вперёд. – Это же непростительные заклинания!

— Возможно, это след атаки Того-Кого-Можно-Было-Бы-И-Назвать-Если-Бы-Всякие-Дебилы-Не-Падали-Бы-В-Обморок-Каждый-Раз-Когда-Это-Имя-Произносят, конечно. Возможно, он решил помучить годовалого Поттера в тот день, когда убил его родителей, — простите, Гарри, — но я сомневаюсь, что мой детектор уловит следы столь давних заклинаний. По моему мнению, Поттера подвергали непростительным заклинаниям в последний год.

— В последний год?! Кто же это посмел?

— Понятия не имею, – честно ответил Джеймс Бонд. Он, разумеется, уже прочитал описания непростительных заклинаний вкупе с ожидаемыми эффектами, — большинство книг в библиотеке Блэков называли их необходимым минимумом для общения с окружающими, — но и представления не имел, что их когда-либо применяли к нему лично.

О, ему, конечно, поведали легенду об «Авада Кедавра», срикошетившей от его лба. Но к этой легенде разведчик относился с изрядной долей скептицизма.

Во-первых, из предположения, что Поттера защитила любовь его матери, с неизбежностью следует, что матери других детей любили их меньше, — следствие лестное, однако маловероятное. Матери вообще имеют тенденцию беззаветно и самоотверженно любить своих детей. Вон, Петуния любит Дадличку, хотя мерзопакостнее гадёныша ещё надо поискать. Скажем, если сравнивать Поттера и Дадли на основе рассказов тех людей, кто знал их во младенчестве, — маньяка-террориста Сириуса Блэка и глупой курицы тётушки Мардж, — получается, что Лили Поттер любила Поттера-младенца намного меньше, чем Петуния — Дадли. Потому что Гарри Поттер, судя по рассказам, был ангелочком, разве что без нимба, а Дадли уже в коляске проявлял неимоверные эгоизм, грубость и злобу, — тётушка Марджори называла их «умение настоять на своём», «умение общаться с другими» и «умение постоять за себя». Получается, что Лили любила идеального младенца, а Петуния сумела полюбить кошмар любой матери. Следовательно, любовь Петунии уж никак не слабее любви Лили Поттер.

Во-вторых, судя по рассказам, «Авада Кедавра» было любимым заклинанием Волан-де-Морта. Это заклинание Тёмный Лорд применял многократно, и до встречи с Поттерами оно срабатывало безукоризненно. Если стабильность и правда признак мастерства, то Волан-де-Морт стал мастером в применении «Авады Кедавры». А уж мастер совершенно точно знает, как реагировать, если что-то пошло не так. Его просто не могло развоплотить до состояния бесплотного духа.

(Тут Джеймс Бонд сам себя поправил: он всё ещё мыслил категориями магловского мира, где мастер, если у него не получалась какая-то деталь, брал другой напильник, снимал испорченный слой материала и всё равно доводил заготовку до ума. С другой стороны, «Авада Кедавра» — это не просто заклинание, это окончательное и бесповоротное уничтожение, чем-то сродни атомной бомбе индивидуального применения. Возможно, у мастера, собирающего атомные боеголовки, тоже не будет возможности тянуться за другим напильником, если кусок плутония докритической массы выскользнет у него из рук прямо над ящиком с другими кусками плутония докритической массы. И доказывай потом клокочущей вокруг плазме, что у тебя стаж, выслуга лет и фотография на доске почёта «работник месяца»…)

А в-третьих, Джеймсу Бонду чисто по-человечески было неприятно осознавать, что от его лба даже заклинания отскакивают.

Поэтому в качестве рабочей гипотезы он решил, что Волан-де-Морт попробовал на младенце Поттере какое-то новое, незнакомое, неизведанное заклинание. Возможно, только что изобретённое. Выбор младенца в качестве лабораторной мышки, с точки зрения суперагента, был вполне оправдан: защищаться он не может, убежать тоже, а, зная анатомию человека, — которую Волан-де-Морт к тому моменту, безусловно, уже изучил, благо, эта самая анатомия после каждой битвы с его участием была разбросана по всей округе, — можно будет потом вскрыть подопытного и проверить результат. Заклинание, как часто бывает со свежими разработками, сработало не так, как планировалось. Результат — шрам в виде молнии, одна штука, младенец живой, одна штука, и бездыханное тело, три штуки. Звучит логично, изученной до сих пор теории магии не противоречит, значит, можно принять за основу.

— Может, дементоры? – тем временем Римус Люпин продолжал гадать, кто в последнее время практиковался на Поттере в непростительных заклинаниях.

— Я ни разу не слышал, чтобы они применяли какие бы то ни было заклинания, – возразил Максимилианус. – Вы бы ещё домовых эльфов вспомнили…

— А что, эти непростительные заклинания на меня сильно повлияли? – встрял Джеймс Бонд.

— Я ещё не знаю, – честно ответил целитель. – Это будет видно по результатам обследования вашего физического состояния. А мы сейчас психическим состоянием занимаемся.

Максимилианус снова провёл вокруг головы Джеймса Бонда детектором.

— По крайней мере, точно можно сказать одно, – наконец, произнёс он. – В последний месяц вы испытали жуткий стресс. Очень сильный и связанный с магией. Причём не просто с магией, а с магией страха, ужаса, невыносимого отчаяния. Из вас попытались выпить душу. С моей точки зрения, это достаточно похоже на влияние дементора, чтобы согласиться с версией о нападении дементоров.

— Дементоры в Литтл-Уининге! – покачал головой Римус. – Куда катится мир!

— Итак, можно считать установленным, что на меня напали именно дементоры, – подвёл черту Джеймс Бонд. – Профессор Люпин…

— Мы же договаривались, без чинов, – отмахнулся оборотень. – Зови меня просто Римус.

— …Римус, скажи… А нет ли чего-нибудь странного в том, что дементоры оказались в Литтл-Уининге?

— Странного?!

— Ну, типа, они ведь должны охранять Азкабан? Большую и страшную магическую тюрьму, расположенную в Северном море? Просто я абсолютно уверен в том, что Литтл-Уининг находится к юго-западу от Лондона. А Северное море, когда я в последний раз смотрел на карту, всё ещё было к северо-востоку. Вы улавливаете мою мысль?

— Не вполне, – осторожно ответил целитель. В его глазах уже заберезжил свет понимания, но он всё ещё предпочитал, чтобы итог подбивал Гарри Поттер.

— Хорошо, разовью, – вздохнул Джеймс. – Исходя из мирного договора после Первой магической войны, экземпляр которого я нашёл в библиотеке Блэков в мусорной корзинке с надписью «До чего мы докатились», в обмен на прекращение преследований дементоры в полном составе принимаются на работу в службу магического правопорядка на должности тюремных смотрителей, с запретом на покидание Азкабана. Фактически, после победы над Тёмным Лордом камеры Азкабана были переполнены его приспешниками, а коридоры — другими его приспешниками. Разницы между узниками и стражниками не было никакой, поэтому их и заточили вместе. Только одних удерживали на месте крепкие стены и подавленная воля, а других — угроза немедленного коллективного уничтожения в случае нарушения.

— Молодой человек, в отличие от вас, мы Первую магическую войну помним по собственному опыту, – встал в позу целитель.

— Немолодой человек, маги сходится во мнении, что, в отличие от вас, именно я принёс нам в этой войне победу, – возразил Джеймс Бонд. – Поэтому сядьте и слушайте. Итак, дементоры знают, что, стоит хоть одному из них покинуть Азкабан без прямого приказа Министерства, как они все будут поставлены вне закона и уничтожены. Конечно, с уничтожением дементоров придётся повозиться, но в этом нет ничего такого, с чем не справился бы отряд авроров, усиленный достаточным количеством артефактов. И тут я натыкаюсь на дементоров в Литтл-Уининге. Который, смею заверить, от Азкабана очень далеко, исключительно в географическом смысле. Что из этого следует?

Римус Люпин был очень смышлёным человеком для оборотня. Ему хватало двух-трёх повторений, чтобы понять очевидное.

— Либо дементоры узнали что-то, что позволит им противостоять отрядам Министерства, либо они были отправлены в Литтл-Уининг по приказу Министерства, – произёс оборотень с огнём интеллекта в глазах.

— Правильно, – кивнул Джеймс Бонд. – Касательно первого, что бы это могло быть? Как по-вашему, мистер Максимилианус?

В зрачках целителя плескался ужас:

— Но это означает, что Тёмный Лорд вернулся! Ничто другое не могло бы оказать на дементоров такой эффект! Но в «Ежедневном пророке» пишут, что это невозможно, и что вы, молодой человек, врун, ипохондрик и сумасшедший!

— В сравнении с окружающими я поразумнее многих буду! – обиделся Бонд.

— Ну разумеется, тут за стенкой закрытое отделение для пациентов с необратимыми повреждениями разума, – согласился Максимилианус. – Но есть ведь и другая возможность. Что Министерство… Или какой-то один министерский работник… Специально отправил дементора в Литтл-Уининг.

— Кто ещё из магов живёт в Литтл-Уининге? – требовательно спросил Джеймс у Римуса.

— Только ты и мисс Арабелла Фигг, получившая почётное звание Сквиба – фыркнул тот. – Никакой нормальный маг в этой дыре не поселится. Честно признаюсь, натравливать дементоров на мисс Фигг… Нет, ну, можно, конечно, но это даже не из пушки по воробьям, это из осадного требушета по микробам. Проще было Дадли Дурслю заплатить.

— Ты предполагаешь, что Дадличка возьмётся за убийство за деньги?! – Джеймс взлохматил волосы. – Только не Дидди. Он никогда на такое не пойдёт. Брать деньги за то, что он с удовольствием сделает бесплатно?.. Хотя… Если подумать…

— То есть кто-то в Министерстве, официально или неофициально, решил расправиться с вами, молодой человек, – вернулся к теме Максимилианус, незнакомый с Дадли Дурслем. – Вы на это намекаете?

— Намекаю?! Чёрт побери, я говорю прямо: на меня напали дементоры, вы сами это подтвердили. Никаких причин для этого, кроме либо приказа из Министерства Магии, либо возрождения Тёмного Лорда, вы сами не нашли. От идеи, что Лорд вернулся, вы сами отказались, и я с этим не спорю, потому что потерял память. Тогда придётся признать, что на меня напали по приказу Министерства Магии. Сделайте же следующий шаг и признайте, что либо в Министерстве Магии, на очень высоком посту, скрывается одержимой местью тайный сообщник Того-Кого-Нафиг-Не-Нужно-Называть, либо Министерству внезапно стало выгодно, чтобы я склеил ласты. Первый вариант отпадает: я попал в поле зрения Министерства ещё несколько лет назад, крупных перестановок в кадрах, судя по «Вестнику передовика министерского хозяйства», за это время не было, за исключением бегства Людо Бэгмена и отставки Бартемия Крауча по причине смерти. Но ни тот, ни другой пост не дают права отдавать приказы дементорам. Следовательно, тот, кто послал ко мне дементоров, занимал пост, дающий ему право сделать это, задолго до нынешних событий… Но почему-то ждал, пока я овладею заклинанием Патронуса, дающим защиту против дементоров. Вам самому-то понятно, насколько шаткой этот факт делает версию мести? А значит, я внезапно стал неугоден Министерству в самое последнее время… Примерно с окончания Турнира Трёх Волшебников, если судить по тону статей в «Ежедневном пророке». Как раз с того момента, как я…

— …Вместе с Дамблдором заявили во всеуслышание о возрождении Тёмного Лорда, – потрясённо уставился в пустоту Максимилианус.

— Простая логика, – коротко поклонился Джеймс Бонд. – Не благодарите меня.

— И не собирался даже! – возмутился целитель. – Это что же получается, он на самом деле вернулся? Как ни поверни, как ни крути?

— Понятия не имею, – честно ответил Джеймс. – Но у вас есть другие объяснения?

Врач вскочил и начал лихорадочно запихивать пергаментные свитки со стола в объёмистый портфель.

— Куда же вы?

— Куда угодно, лишь бы из Британии! Если Тёмный Лорд вернулся, мы все в опасности! Я соберу жену и детей и сегодня же вечером уеду… В Индию, или в Китай, или к чёрту на рога, лишь бы подальше отсюда!

— Только не забудьте про Нерушимый обет, – напомнил Бонд. – Я жду официального заключения о том, что моя амнезия вызвана именно нападением дементоров. По пути наружу я хотел бы, чтобы вы провели меня через процедурный кабинет, где какая-нибудь очаровательная медсестра проверит моё физическое состояние, а дежурный офтальмолог исправит моё зрение. Потому что вот это, – Бонд снял с себя уродливые круглые очки, – меня уже вконец достало!

* * *

Сорок минут спустя повеселевший Бонд держал в руке выписанный каллиграфическим почерком свиток дорогого, тонкого пергамента. В свитке скрупулёзно перечислялись параметры его тела относительно нормы, и для слишком уж зашкаливающих давались рекомендации, как эти параметры в норму вернуть.

— «Общая истощённость организма — восемнадцать процентов», – прочёл Джеймс, радуясь возможности читать без помощи очков. – Интересно, в процентах от кого они измеряют истощённость? Если от Дадли, то тут все восемьдесят… «Рекомендации: стимулятор роста мышц „Конан-варвар” по две столовых ложки два раза в день, витаминный концентрат „Яблоки Тантала” после каждого приёма пищи, регулятор метаболизма „Фуа-гра”, снадобье для оздоровления печени „Прометей” ежеутренне… Нормализующие процесс полового созревания пилюли „Целибат”»… От этого я, пожалуй, откажусь. «Рекомендуемая норма физической активности: до двух часов в сутки активных игр, один час — упражнения на гибкость и развитие контроля над телом, один час — тяжёлая атлетика, постепенно наращивая нагрузки согласно программам в приложениях 3, 4 и 5». Это я дома посмотрю… «Плюс пятнадцать минут медитации перед сном». Ладно.

Суперагент свернул свиток и сложил его рядом с несколькими другими, после чего купил в больничной лавке запас рекомендованных препаратов, расплатился чеком и направился к выходу из больницы. Обижающаяся на него группа сопровождения вновь заняла места согласно походному ордеру.

— Ну, каковы успехи? – поинтересовалась МакГонагалл, когда вся группа вывалилась на шумную лондонскую улицу сквозь витрину закрытого универмага. Профессор вложила в свой вопрос такой запас яда, которого хватило бы на дюжину ручных змей Волан-де-Морта.

— Ты узнал, что хотел? – коротко спросила Тонкс.

— А я считал тебя другом! – шмыгнул носом Рон.

— А я считала тебя мужчиной! – вздёрнула носик Джинни.

— Мне прописали «Целибат», – мгновенно среагировал Бонд, с затаённой улыбкой наблюдая, как вытягивается лицо девочки. – Для нормализации полового созревания. Плюс, колдомедик сказал, по мере необходимости использовать крем «Удовлетворитель», который надо втирать в первичные половые признаки до полного пропадания сексуального влечения. Для подростка в возрасте от 14 до 17 лет повторять 5-6 раз в день. Так что прости, Джинни, но в ближайшее время… Для тебя… Мужчины из меня не получится. Может, поделиться с тобой «Удовлетворителем»? Мне два тюбика по цене одного продали.

Джинни покраснела и надулась. В сочетании с огненно-рыжими волосами она стала похожа на китайский фонарик. В целом, при Джинни можно было проявлять фотоплёнку.

— Что касается других вопросов… Я могу ответить по порядку? Спасибо. Во-первых, эта амнезия и правда результат нападения дементора. Ужасающие воспоминания, которые вызвал во мне прямой контакт с дементором, были настолько душераздирающи, что моё подсознание просто отрезало часть памяти. По сути, раз дементор пришёл из магического мира, то и пропавшие воспоминания относятся практически полностью к магическому миру. Может быть, когда-нибудь они вернутся, но есть немаленький шанс, что я лишился их навсегда.

Джеймс Бонд мысленно похлопал себя по плечу за складно смастерённую легенду и продолжил:

— Профессор МакГонагалл, профессор Люпин, несомненно, расскажет вам истинное значение результатов моего обследования. Максимилианус подтвердил, что на меня напали дементоры. Из самого факта этого нападения он сделал единственно возможный вывод, и сегодня же вечером собирается покинуть страну.

Минерва обдумала эти сведения.

— О!

— Вот именно, профессор. Теперь у нас есть козырь.

— Весьма неплохо, – расплылась в улыбке Минерва. – Дамблдор будет доволен.

По лицу Джеймса Бонда скользнула тень. Чем дальше, тем меньше он доверял профессору Дамблдору, с которым ни разу не общался лично, но который красной нитью проходил через всю его жизнь и направлял её с неумолимостью бетонного забора. Опыт суперагента не раз сводил Бонда с подобными личностями, и всегда они оказывались по неправильную сторону баррикад.

— Есть ли шанс, что Министерство магии подвергнет сомнению диагноз Максимилиануса?

— Шанс, конечно, есть всегда, – задумчиво поскрёб подбородок Римус, подзывая такси. – И тогда они должны будут потребовать повторное обследование. Но на предоставленного министерством специалиста мы не согласимся, ведь он непременно будет под влиянием Министерства, а соответствующие независимые специалисты в стране есть только в больнице святого Мунго. А для больницы святого Мунго признание необходимости в повторном обследовании означает, что Максимилианус выполнил свою работу не до конца. Руководство больницы не позволит бросать тень на персонал, поэтому попробует затянуть дело или просто подтвердит диагноз Максимилиануса. В Министерстве магии, я уверен, это тоже поймут, поэтому либо откажутся от идеи оспаривать диагноз, либо предложат обратиться к зарубежному специалисту. Во втором случае ты должен будешь произнести одно сильнейшее заклинание, и проблема исчезнет.

— И какое же это заклинание?

— О, – улыбнулся Римус, – оно очень простое, запоминай. «За ваш счёт».

* * *

— Эм, вы, как всегда, несравненны.

— Бонд, а вы столь же галантны, как и раньше.

— Не стоит, мэм. Я же не сказал, с чем я не могу вас сравнить.

Пятнадцатилетний подросток со вкусом развалился на стуле перед столом Эм. У торцов стола сидели Билл Таннер, Кью и мисс Манипенни. На торцах стола возвышались целые терриконы бумаг в папках и без них, середина же была пуста, и Эм с Бондом переглядывались, словно через долину меж двух холмов.

— К делу, Джеймс. А то вы снова вскружите голову моей секретарше. После вашего прошлого визита она повадилась ходить в лабораторию и рассматривать ваше старое тело. В рабочее время, между прочим. А это отвлекает её от исполнения прямых обязанностей.

— И вовсе оно не старое! – выкрикнула мисс Манипенни и вспыхнула, как помидор, но из-за груд бумаг этого никто не заметил.

— Ладно-ладно, Ева. Итак, Джеймс, докладывайте.

Джеймс Бонд откинулся на спинку.

— Хорошо, пусть будут эти глупые церемонии. Докладываю: внедрение прошло успешно. Легенда об амнезии была принята и прошла проверку магической системы здравоохранения. Меня пока никто ни в чём не подозревает. Был, правда, один момент; Гермиона Грейджер…

— Это та самая, которая летом побывала в Болгарии, не пересекая границ, – подсказал Билл Таннер.

— …вычислила, что я не похож на настоящего Поттера, но мне удалось успокоить её подозрения, так что я пока не ожидаю опасностей с этой стороны. Мне удалось получить доступ к гигантской библиотеке Блэков…

— Сириус Блэк, террорист, маньяк и убийца? Без суда отсидевший в тюрьме двенадцать лет?

— Ага, он самый. Крёстный Гарри Поттера. Правда, он говорит, что его подставили. Римус Люпин с ним согласен. Гермиона Грейнджер и Рон Уизли подтверждают его слова.

— Римус Люпин… – Эм щёлкнула пальцами. Билл Таннер и мисс Манипенни синхронно зашелестели своими бумагами. Биллу повезло раньше — он вложил в ждущую ладонь Эм тонкую папку.

— Семейство Люпин время от времени всплывает в данных МВД, хоть сведения о них крайне обрывочны. Но тут нам повезло: брак между неким Альбертом Люпиным и Ребеккой Люпин был зарегистрирован в англиканской церкви в северной Англии, практически на границе с Шотландией. 10 марта 1960 года у них рождается ребёнок, которого они назвали Римусом. Роды начались значительно раньше срока, и транспортировка роженицы могла привести к осложнениям, поэтому акушер принял решение принимать их на дому. К сожалению, акушер умер в 1973-м в результате несчастного случая. Однако его приятели — все уже на пенсии — поделились с нами его воспоминаниями о родах на дому в доме, освещавшемся свечами, где вместо холодильника был ящик со льдом, где посуда мыла себя сама, а когда ему понадобилась горячая вода, хозяин дома наполнил ведро из колонки во дворе и подал ему полным кипятка.

— Гейзер? – предположил Кью. – На границе с Шотландией была небольшая вулканическая активность. Шестьдесят пять миллионов лет назад, но всё-таки…

Остальные поморщились.

— Нет, никакого гейзера там нет, – возразил Билл Таннер, – потому что из колонки текла вполне холодная вода. Хозяин дома каким-то образом вскипятил её прямо в ведре за то время, что нёс со двора в дом. И не обжёг при этом руки. Вернёмся к нашим баранам. В 1966 году Альберт Люпин организовал крупномасштабную охоту на хищников, — запомните этот момент. В 1971 году ребёнок поступил в частный интернат…

— И больше его никто не видел, – хором закончили все.

— Да, и больше его никто не видел, – обескураженно подтвердил Билл. – Но ещё интереснее концовка этой истории. Помните про охоту? В 1977 году мистер Альберт Люпин и миссис Ребекка Люпин были убиты в своих постелях. По заключению судмедэксперта, загрызены крупными хищными псовыми. Из каждой строчки заключения фактически кричит слово «волк», – копии заключений на страницах семь и восемь. А ведь это уникальный случай — нападение волков на людей внутри их дома, в последней четверти XX века, в Великобритании, где волки, вообще-то, вымерли. Ничто из обстановки дома, кроме выбитой двери, не повреждено. После этого следы семейства Люпин окончательно потеряны.

— Дом обнаружен? – спросила Эм.

— Мы нашли несколько похожих по описанию домов, – ответил Билл, – список на страницах 9-10. Большинство из них покинуты. Наши люди сейчас опрашивают местных жителей на предмет связанных с этими домами легенд.

— То есть пьянствуют в барах, – словоохотливо перевела мисс Манипенни.

— Что поделать, если местные сплетники обычно собираются в барах, – дипломатично подтвердил обвинения Билл. – Так что — да, но исключительно в интересах дела.

— Дальше, – кивнула Эм Бонду.

— Самое главное, что мне удалось выяснить, — магия существует. Это, можно сказать, доказанный факт. Я неоднократно выполнял необъяснимые с точки зрения моих нынешних знаний воздействия на материальный мир. Эксперимент проверен на повторяемость: воздействие каждый раз было точно таким, как я ожидал, неизменно и успешно, — после того, как я научился выполнять соответствующие пассы волшебной палочкой.

У троих сидящих за столом прагматиков одновременно отвисли челюсти.

— Волшебной палочкой?! – наконец, сумела выдавить Эм.

Бонд взмахнул рукой. С едва слышным щелчком в его ладони появился тонкий цилиндр из тёмного дерева с резной рукоятью. Суперагент передал его Биллу Таннеру, и тот взял его двумя пальцами так осторожно, словно полированное дерево могло укусить.

— Это концентратор магического воздействия, – пояснил суперагент, с еле заметной улыбкой наблюдая, как Билл осматривает волшебный артефакт. – Обычно палочку носят в чехле на поясе, как кинжал, но я раскопал в старых книгах, что её носили в рукаве, это показалось мне удобным, и я за вечер смастерил для неё силовую кобуру. Сама по себе палочка безвредна и неактивна, никакого волшебства она не творит. Волшебство творят мидихлориане в моём теле, а находящийся в палочке материал и выполняемые ей жесты помогают мидихлорианам понять, что я от них хочу.

— Помогают кому?! – взвилась мисс Манипенни. – Я всегда подозревала, что Джордж Лукас — волшебник!

— Про это сведений у меня нет, – Джеймс Бонд сплёл пальцы. – Маги очень неохотно разговаривают о нашем мире.

— Хорошо, волшебство существует, – нетерпеливо вернула разговор в старое русло Эм. – Следующий вопрос. Что можно сделать с помощью волшебства?

— Почти всё, – пожал плечами Джеймс. – Ну, нельзя сотворить еду, это одно из исключений. Но почти всё остальное… Только с электроникой проблема: мидихлориане, оказывается, нечто вроде разумных электрических вихрей, только очень мелких. Если вокруг много магии, электроника выходит из строя.

Кью, отложив волшебную палочку, лихорадочно покрывал листы блокнота плотной вязью строчек.

— Что вы там строчите, Кью? – поинтересовалась Эм.

— Меня заинтересовала сама концепция разумного электрического вихря, – пояснил Кью, выдирая листок и складывая его в треугольный конверт. – Это надо будет проверить. Бонд, скажите, а как эти ваши… Мидихлориане… Переносят атмосферное электричество?

— Нормально, – подумав, ответил Бонд. – Когда я посещал магическую больницу, был дождь, и временами били молнии. На работу целителей это не влияло.

— Больница может быть защищена, – задумчиво протянул Билл Таннер. – Клетка Фарадея[47]…

— Возможно, – подумав, ответил Бонд. – Но ведь до сих пор маги как-то справлялись с грозами.

— То есть тазером[48] с магами воевать бессмысленно, – подытожил Кью, похлопал глазами и быстро вычеркнул несколько последних строк из своего блокнота. – А то у меня появилась было идея долбить их высоковольтными импульсами… – Кью бросил взгляд на Бонда; судя по всему, идея разложить Бонда на столе и долбить его высоковольтными импульсами затронула некие струны в душе старого учёного.

— Тазером с магами воевать очень даже полезно, – возразил Бонд, машинально сдвигаясь в сторону подальше от Кью. – На магов действует то же самое оружие, что и на людей, только защищаться они могут лучше. Итак, я убедился в том, что электронные приборы в присутствии магии начинают работать хуже или вообще выходят из строя. Даже экранированные, – вскинул руку суперагент, предупреждая Билла, с уст которого снова были готовы сорваться слова о клетке Фарадея. – Я взял дешёвые электронные часы, доставшиеся мне по наследству от Дадли Дурсля, и колдовал рядом с ними. После пятого однотипного заклинания, произнесённого на расстоянии в четыре фута, наблюдалось расхождение во времени с лежащими рядом механическими часами на восемь минут. После двенадцатого заклинания часы перестали показывать время. – Суперагент достал из кармана электронные часы Casio в пластиковом корпусе и передал их Кью; на циферблате темнело слово Er:or. – Первые пять заклинаний были произнесены, когда часы не были экранированы, вторые семь — когда часы были завёрнуты в металлическую фольгу, уложены в жестяную коробку, а та положена в чугунную кастрюлю, закрытую крышкой.

— Заземлённую? – поинтересовался Билл.

— Разумеется, – кивнул Джеймс с видом оскорблённой невинности, лихорадочно соображая, может ли провод, один конец которого был обмотан вокруг ручки кастрюли, а второй — закопан в горшок с засохшим цветком, считаться заземлением.

— Разберёмся, – пообещал Кью, забирая часы с хищной улыбкой тиранозавра, напавшего на след.

На другом конце стола внезапно активизировалась мисс Манипенни:

— Скажите… А электронные приборы, которые внезапно выходят из строя… Могут быть причиной катастроф? Падений самолётов, сбивающихся с курса кораблей?

Над столом повисло тягучее молчание, нарушавшееся только скрипом ручки Кью, лихорадочно заполнявшего свой блокнот. Эм переводила взгляд с одного на другого, ожидая, когда ей кто-нибудь разъяснит причину внезапного молчания присутствующих. Билл, поскрёбывая подбородок, смотрел на потолок. Бонд уставился в какую-то точку на столе.

— Не мог бы ты узнать, что такого интересного хранят маги в Бермудском треугольнике? – наконец, изрёк Билл.

— И в море Дьявола рядом с островом Миякедзима, – добавил Кью, не отрываясь от записей. – И ещё… Полный список я тебе потом дам.

— И в районе американской полярной станции… – добавила мисс Манипенни, но осеклась под тяжёлыми взглядами мужчин: – Что? Я это не сама придумала, об этих таинственных происшествиях целый фильм снят[49]! Не думаете же вы, что Курт Рассел согласился бы сниматься во вранье?!

Эм хлопнула по столу ладонью:

— Что будет и что не будет изучать мой агент, я решу сама. Вернёмся к этому вопросу позже. Итак, Джеймс, к отчёту. Магия существует. Не мог бы ты продемонстрировать нам что-нибудь волшебное?

— Нет, не мог бы, – быстро ответил Джеймс Бонд. – Согласно международному статуту о секретности, несовершеннолетние волшебники не имеют права применять магию на виду у маглов, — так маги называют обычных людей. Более того, Гарри Поттер уже получил одно предупреждение за применение магии на виду у маглов, и следующее нарушение повлечёт за собой неизбежное наказание.

Суперагент взглянул на вытянувшиеся лица, позволил себе секунду, чтобы насладиться триумфом, и продолжил:

— Но статут о секретности не запрещает несовершеннолетним колдовать в полном одиночестве в закрытой комнате, запертой и защищённой от подслушивания и подглядывания. В которой, совершенно случайно, осталась работать кинокамера. Механическая, разумеется, без единой электрической детали. Вы даже представить себе не можете, чего мне стоило её найти в наш цифровой век. – Джеймс перегнулся через стол и нажал кнопку селектора: – Джон, вы проявили киноплёнку, которую я вам принёс?

— Да, сэр, её сейчас доставят.

Дверь распахнулась, техники сноровисто установили кинопроектор с уже заряженной плёнкой и растянули экран, после чего покинули комнату — у них не было допуска к сведениям того уровня секретности, которым был защищён фильм. Кроме того, они успели посмотреть фильм раньше, когда заряжали аппарат.

В глубоком молчании присутствующие просмотрели короткий ролик, в котором Джеймс Бонд продемонстрировал несколько несложных заклинаний, прерывающихся необходимыми пояснениями. Суперагент досконально изучил статут о секретности. Недостаточное знание магами современной технологии помогало ему обойти правила: статут о секретности никак не регламентировал возможное использование аппаратуры, записывающей изображение и звук. Заклинаний для обнаружения такой аппаратуры не существовало, — по крайней мере, Джеймс Бонд в крайне обширной, хотя и несколько узконаправленной библиотеке Блэков упоминания о таких заклинаниях не нашёл. Кроме того, статут о секретности не запрещал несовершеннолетнему магу просматривать кинофильм вместе с маглами, если только он не содержал сцен с изображением секса и насилия, — видимо, считалось лишним давать подросткам идеи для развлечений в школьном интернате.

Ролик закончился. Билл раздвинул тяжёлые светонепроницаемые шторы и нажатием кнопки свернул экран.

Кью сверился с записями, сделанными в тусклом свете проектора:

— Джеймс, подскажите, какая максимальная грузоподъёмность у «Вингардиум Левиоса»? И какова бризантность[50] «Редукто»?

— Максимальная грузоподъёмность «Вингардиум Левиоса» обратно пропорциональна кубу расстояния до объекта, квадрату его массы и линейно зависит от магических способностей мага, – оттарабанил Джеймс, заучивший все ТТХ заклинаний назубок. – Про бризантность «Редукто» ничего не могу сказать, у меня под рукой не было свинцового цилиндра, а баллистическим тестам мы не обучены, звиняйте.

— Но это же… Потрясающе! – обрёл дар речи Билл. – Этот момент, когда ты левитировал наковальню… И когда заставил открыться сейф… И когда поджёг железную плиту[51], сфокусировав свет из палочки через систему воздушных линз…

— И создал птиц прямо из палочки… – взволнованно прощебетала мисс Манипенни. – И этот великолепный букет орхидей… А он настоящий?

Бонд, слегка покраснев от похвал, перебросил ей букет шикарных орхидей. Мисс Манипенни, закатив глаза, зарылась в этот букет, вдыхая запах.

— А они не ядовитые? – спросила Эм, наблюдая за потерявшей чувство реальности секретаршей.

Бонд вырвал букет у возмущённо пискнувшей Евы:

— Это заклинание не из школьного курса, я выучил его в библиотеке моего крёстного, Сириуса Блэка, – пояснил он, попутно пресекая попытки мисс Манипенни вновь завладеть букетом. – Нет, вроде бы, выглядят эти орхидеи вполне безобидно, но лучше проверить. Если бы вы только знали, что в этой библиотеке можно найти… Скажем так, отчёты нацистов по количественным и качественным характеристикам различных методов уничтожения евреев — лёгкое послеобеденное чтиво по сравнению с тамошними книжками. В отчётах нет иллюстраций.

Три высокоинтеллектуальных головы и одна надушенная подставка для шляп мгновенно подобрались:

— А вот с этого момента поподробнее.

— Сначала мне нужна рекомендация, – возразил Бонд. – Я постоянно сижу в библиотеке, читаю кучу всего. Большинство книг посвящены способам устранения конкурентов, завистников, кредиторов и прочей шушеры, причём способам весьма изощрённым, и почти всегда с летальным исходом. Описывается великое множество опасных зелий и заклинаний, а ещё больше рассказывается о заклинаниях бытовых, которые можно сделать опасными. Например, заклинанием для свежевания можно снимать кожу с пленного, делая это медленно и аккуратно, чтобы не повредить шкуру, которую можно потом… Мисс Манипенни, вы куда? А, в туалет… Вас тошнит? Ладно, я не буду больше упоминать свежевание пленных. Ой, Ева, ну что ж вы так неаккуратно, ковёр забрызгали… Так вот, Эм, надо ли мне верить в то, что я читаю? Может, эти книги — нечто вроде развлекательного чтива, ну, как наши Эрл Стенли Гарднер, Юлиан Семёнов или Агата Кристи?

— Ты пробовал какие-нибудь заклинания из тех, которые написаны в этих книгах? – после секундного размышления спросила Эм.

— Очень немногие, – кивнул Бонд. – Для абсолютного большинства тамошних заклинаний у меня нет достаточного запаса врагов. Но там упоминаются заклинания, которые я знаю из учебников, и которые гарантированно работают.

— Тогда, пока не доказано обратное, считай, что все эти книги рассказывают правду, только правду и ничего, кроме правды, – ответила Эм. – У нас нет сведений. Мы вынуждены брать на веру всю информацию, которую получаем, пока не появится возможность её проверить. Бонд, нам срочно нужно больше данных!

— Аналитики загружены на полную катушку, – возразил Таннер, – они работают в две смены.

— Если надо, будут работать в три, – припечатала его Эм и взглянула на Бонда через стол. – Продолжайте, Джеймс.

— Способности магов практически безграничны, – продолжил Бонд с лёгкой дрожью в голосе, наблюдая, как нежно-салатовая мисс Манипенни возвращается на своё место. – Проще говоря, всё, что вы можете себе представить, они могут сделать. Отрастить себе дополнительные руки взамен или вдобавок к утраченным. Они могут подчинять своей воле других людей или магов. У них есть средство причинять ужасающую боль, не оставляя никаких следов. Они могут перемещаться в пространстве методами, не отслеживаемыми современными техническими средствами. Электрическое оборудование в их присутствии будет сбоить или не работать так, как ожидалось, поэтому маг может спокойно пронести гранатомёт сквозь рамку металлоискателя в аэропорту, — если бы только маги знали, что такое «гранатомёт».

— Аналитическая группа считает, – откашлялся Билл Таннер, – что электроприборы начинают сбоить только тогда, когда маг задействует свои способности. Проще говоря, если поблизости активно какое-нибудь заклинание, тогда аппаратура не работает, а если активных заклинаний нет, тогда аппаратура работает, как обычно. Косвенно это подтверждается тем фактом, что ты, маг, сумел собрать и использовать радиопередатчик, пока был заперт у Дурслей.

— Принято, – кивнул Бонд и продолжил: – Маги могут влиять на психику окружающих, заставляя считать их лучшими друзьями, дальними родственниками или просто вызывая безотчётное доверие. У них есть маглорепеллентные заклинания, заставляющие нас, маглов, не обращать внимания на магов или на магические объекты. Скажем, школа «Хогвартс» кажется опасными для жизни руинами, обнесёнными забором с надписью «Не входить». Маги достигли впечатляющих успехов в деле биологической инженерии. В этом пакете у меня магическое подслушивающее устройство, так называемый Удлинитель Ушей. Вот, смотрите, я вставляю его в уши… Видите, они удлинились и поползли? Я могу направить их своей волей к интересующей меня двери или замочной скважине…

— Ева, перестаньте визжать и слезайте со стола, – предложила Эм, – это ведь не мыши, которых вы боитесь.

— Я думаю, что квазиживых ушей я тоже боюсь! – ответила мисс Манипенни, полузадушенно хрипя в промежутках между громкими визгами и машинально разворачиваясь так, чтобы показать фигурку Бонду под наиболее выгодным ракурсом.

— Они не опасны, – Джеймс Бонд свернул Удлинитель Ушей и передал его Кью, – и, к сожалению, абсолютно бесполезны для маглов, потому что не снабжены собственным запасом энергии. Они используют для работы энергию мага. Учтите, Кью, что этот Удлинитель Ушей был состряпан школьниками на летних каникулах.

— Как интересно! – Кью щупал длинные розовые спагетти Удлинителя Ушей. – А какая это энергия? Если это что-то, генерируемое мидихлорианами, которые представляют из себя разумные электромагнитные вихри, то, может, это какой-то подвид электрической энергии? А если мы поместим их в мощное электрическое поле, скажем, под генератор Ван дер Граафа[52], то…

— Кью, я более чем уверена, что вы способны разгадать эту шараду, – широко улыбнулась ему Эм, – тем более что всё равно никто из присутствующих не понимает ни единого вашего слова. Продолжайте, Бонд.

— Мир магов очень напоминает наш мир с отставанием лет на сто. У них есть общественный и частный транспорт в виде летающих мётел и ковров-самолётов, есть газеты, но я ни разу не слышал упоминания о магическом радио или телевидении. Вот пара экземпляров магических газет. Обратите внимание на фото.

— То есть в газете есть собственный источник энергии? – Кью коршуном бросился на «Ежедневный пророк», передовица которого была иллюстрирована фотографией министра магии Корнелиуса Фаджа, с широкой дебильной улыбкой машущего избирателям. – Интересно, куда эти паршивцы смогли его засунуть… Листы-то тонкие… Неужели в скрепки?

— А вот метла… – задумалась Эм. – У неё же очень низкая радиолокационная заметность, верно? Десяток диверсантов на мётлах может, не возбуждая паники, перелететь сквозь зону, защищённую радаром, и как гром с ясного неба наброситься на гарнизон военной базы…

Бонд поспешно отогнал шизофреническую картинку взвода спецназовцев в полном вооружении, восседающих верхом на колдовских мётлах.

— Маги очень часто используют субстанции, называемые «зелья», которые повышают восприимчивость вещей или живых существ к тому или иному магическому воздействию, – продолжил Джеймс. – В литературе упоминаются зелья для смены облика, для искусственного омоложения, для искусственного состаривания, для мгновенного заживления ран, множество видов приворотных зелий, несколько видов сыворотки правды, потрясающее количество ядов, мощнейшая взрывчатка и даже жидкая удача — зелье, на ограниченный срок приносящее удачу в любом начинании.

— Зелье для искусственного омоложения, – причмокнула морщинистыми губами Эм.

— Мощнейшая взрывчатка, – с придыханием произнёс Кью.

— Приворотные зелья, – мисс Манипенни стрельнула глазами в Бонда.

— Сыворотка правды!.. – Билл Таннер уронил голову на груды бумаг. – А рецепт этого зелья есть?

— Есть, – кивнул Джеймс, – но он вам ничем не поможет. Если его по этому рецепту сварит обычный человек, он получит в итоге малопонятную бурду, годную только на то, чтобы слить её в унитаз. Зелье — это магический артефакт, напитанный силой варившего его мага.

— Блин, – разочаровалась мисс Манипенни.

— Итак, подытожим, – подвела черту Эм. – Маги слегка отстают от нас в плане технологии, но в целом опережают нас по возможностям. Опасны ли они для нашего мира вообще и для Британии в частности?

— Мэм, мы для них даже не тараканы, – честно ответил Бонд. – Если магический мир захочет, они нас разметают, как волки — стадо овец. Для них нет никаких проблем явиться прямо на открытие сессии парламента и убить премьер-министра и королеву так, что нам останется только искать ирландских террористов. Единственное, что нас защищает, — наша численность, поэтому уничтожить нас всех им не удастся, но лишить человечество цивилизации, загнать нас в средневековье им будет легче лёгкого. После чего они смогут творить с нами всё, что захотят, потому что у них есть преимущество. Они всё ещё живут в средневековье, а мы уже забыли, что это такое — наполнять вёдра в реке и жить на натуральном хозяйстве. И это подводит нас к Волан-де-Морту.

— Да, – глаза Эм сузились, – мы наслышаны об этом человеке.

— Об этом маге, – поправил Джеймс Бонд. – Это самопальный диктатор, который хочет подчинить весь магический мир. При этом, по его плану, магловский мир полностью подчинён магическому, так что он собирается править Землёй.

— Надо подбросить ему идею начать с Сомали. Там правительство с трудом контролирует часть столицы. Сомалийцы сами не понимают, кто кем правит, вот заодно и разберутся.

— Он собирается узаконить пытки и убийства маглов с целью развлечения, – добавил Бонд, – и разрешить сексуальные практики, предосудительные по мнению большинства млекопитающих.

— Интересно, – протянула мисс Манипенни.

— И как у него получается? – спросил Таннер.

— Получается у него плохо, – признал Джеймс Бонд, откидываясь на спинку стула. – Лет двадцать назад он устроил нечто, называемое Первой Магической Войной. Десятилетие жесточайшего террора, фактически — гражданской войны.

— Первая магическая война? – перебил Таннер. – То есть до этого маги не воевали?

— Воевали, конечно, – Джеймс Бонд пожал плечами. – Между 1937-м и 1945-м вся Европа полыхала пламенем.

— Да, мы помним, – подтвердил Кью.

— Да ну, седая древность, – мисс Манипенни нетерпеливо передёрнула плечиками, – это так ску-у-учно. А какие именно практики он разрешил? Ой, я не вовремя, да?

— Вторая мировая война — это всего лишь отражение битв, бушевавших в магическом мире, – проигнорировал секретаршу Бонд. – Некто Геллерт Гриндевальд решил принести всем людям планеты добро, радость и счастье. А когда выяснил, что другие люди не согласны с его определениями добра, радости и счастья, учинил кровавую резню. Очевидно, чтобы всё-таки принести добро, радость и счастье.

— И как, успешно? – шевельнул кадыком Таннер.

— Маги Европы собрались и доступно объяснили Гриндевальду, что он морально неправ. Геллерт осознал, проникся, раскаялся, ушёл и заперся в тюрьме строгого режима, которую до этого построил. Ради общего блага.

— То есть он ушёл в тюрьму, выстроенную по его же собственным чертежам, – подытожила Эм. – Мило. Охраняли его, очевидно, слепоглухонемые инвалиды-коматозники?

— Да никто его не охранял, – пожал плечами Бонд. – Он понял, что проиграл подчистую, и добровольно удалился в камеру-одиночку, пафосно размазывая по себе слёзы и сопли.

— То есть Геллерт Гриндевальд, восемь лет терроризировавший Европу, проиграл, обиделся и ушёл переживать своё поражение в хорошо укреплённый загородный дом, снабжённый мощными защитными заклинаниями и всем необходимым для жизни. Бонд, вы сами-то понимаете, насколько это дурно пахнет?

— Мэм, это для нас такое поведение дурно пахнет, – по возможности мягко ответил Бонд. – А для магов это в порядке вещей. После окончания Первой Магической Войны сторонники проигравшей стороны были заперты в Азкабане, магической тюрьме строгого режима. Охрана Азкабана набрана из дементоров, магических существ, питающихся негативными эмоциями, преданными сторонниками Волан-де-Морта. То есть преступников охраняли их бывшие сообщники. И пока я на это не указал, никому даже в голову не пришло, что это не просто дурно пахнет, а прямо-таки воняет.

— Хорошо, Бонд, давайте вернёмся к Волан-де-Морту, – предложила Эм.

— Настоящее имя: Том Марволо Риддл, – без запинки оттарабанил Джеймс Бонд. – Самовлюблён, эгоистичен, тиран, не ценит своих помощников, без колебаний гонит их на смерть ради собственных идеалов. При этом сам довольно труслив и очень боится смерти. Характер скверный, не женат.

— Мы нашли несколько семей с фамилией Риддл, – ответил Билл Таннер, подавая Эм ещё одну тонкую папку. – Точнее, это потомки одного и того же рода, разросшиеся ветви генеалогического куста. Почему именно куста? Потому что центральная ветвь семьи пресеклась при загадочных обстоятельствах в 1943-м.

Эм открыла папку и подслеповато прищурилась в направлении мелкого машинописного шрифта.

— Семья из Литтл-Хэнглтона, вырождающиеся потомки богатых землевладельцев, – прочитала глава MI6, – обнаружены мёртвыми. Убиты Том Риддл, Томас Риддл и Мэри Риддл.

— Первый вывод — у них просто потрясающий полёт фантазии при выборе мужских имён, – заметил Кью.

— Никаких следов насилия, никаких следов борьбы, нет подозрения на ограбление, – продолжила Эм, сноровисто просматривая пожелтевшие страницы. – Это был 1943-й, у людей имелись всякие дела, связанные с защитой от нацистских бомбёжек, и никому не было дела до чужих трупов, потому что хватало своих. Вскрытие не проводилось; причину смерти установить не удалось, но в протоколе коронера упоминаются гримасы ужаса на лицах всех трёх жертв. Что-то копала контрразведка, подозревая тестирование немцами нового отравляющего газа, но гипотеза об атаке диверсионной группы нацистов в центре густонаселённого района Англии со столь малым числом жертв и без единого свидетеля показалась столь несостоятельной, что не проняла даже для этих дебилов из MI5.

— Мёртвое тело без внешних повреждений характерно для умерщвления непростительным заклинанием «Авада Кедавра», – высказался Бонд. – Рабочая версия: Том Марволо Риддл попытался воссоединиться со своими родственниками со стороны отца, те по какой-то причине дали ему от ворот поворот, мальчик обиделся и убил родных, после чего вернулся обратно в магический мир.

— Том Марволо Риддл, – зачитала мисс Манипенни, – сирота, родился 31 декабря 1926 года, мать умерла вскоре после родов, назвав мальчика в честь его отца. До 1937 года жил в приюте Вула для детей-сирот в Лондоне, летом поступил в частную школу-интернат, которую продолжал посещать до совершеннолетия. Несколько приводов в полицию за мелкое хулиганство, воровство, пироманию, жестокость и издевательства над животными. Характеристика из приюта резко отрицательная. Подтверждённые энурез и энкопрез до девятилетнего возраста. После совершеннолетия его следы теряются.

— Пиромания, зоосадизм и энурез, – многозначительно вздёрнула бровь Эм. – Где-то я уже встречала это перечисление[53].

— Очередная школа-интернат, о которой никто ничего не слышал, – глубокомысленно заметил Билл и похлопал по заполняющим его край стола папкам. – Я нашёл несколько сотен семей, в которых произошла такая же история.

— Мальчик знал, что его отца зовут Том Риддл, – подытожила Эм, – и мог попытаться его найти. Видимо, в сорок третьем он его всё-таки нашёл. Билл, что было дальше?

— Дом оставался в запустении, за ним следил старый садовник семьи Риддл, некто Фрэнк Брайс, – прочла мисс Манипенни из очередной папки.

— Родился 18 августа 1917 года, – подхватил эстафету Билл Таннер, читая из своей папки. – Всю свою жизнь прожил в деревеньке Литтл-Хэнглтон. Его родители работали прислугой у семьи Риддл, его мать была весьма хороша собой, поэтому неудивительно, что люди находили у Фрэнка семейные черты Риддлей. С шестнадцати лет работал садовником в этом доме. Во время Второй мировой войны Фрэнк был призван на фронт, ранен и декомиссован, получил пенсию по инвалидности. В 1943 году, незадолго до смерти Риддлей, он вернулся в Литтл-Хэнглтон. После их смерти полиция арестовала его, но никаких зацепок не было, и он почти сразу вышел на свободу. В дальнейшем он по собственному желанию снова стал следить за садом и домом Риддлей. Фрэнк единственный, кто не боялся подолгу находиться в доме, в котором произошли зверские убийства. Несмотря на это, спал он в сторожке в саду.

— Убийства? – встрепенулась Эм.

— Ну да, убийства, – перечитал Билл Таннер. – А что такого? Мы же согласились, что это были убийства.

— Мы — да, – Эм потёрла подбородок, – но полиция классифицировала эти события как «смерть при невыясненных обстоятельствах», потому что не было никаких признаков насилия. Если бы кто-нибудь произнёс слово «убийство», полиции пришлось бы взять на себя очередного «глухаря», потому что распутывать это дело совершенно неоткуда. И я прекрасно понимаю полицейских, не желающих искать человека, который может совершить убийство, не оставляя никаких следов.

— То ли дело — искать человека, который может причинить смерть при невыясненных обстоятельствах, не оставляя никаких следов! – воодушевлённо воскликнула мисс Манипенни. Джеймс Бонд скривился. – Ой, я опять не вовремя, да?

— Фрэнк Брайс был найден мёртвым в этом доме 16 августа прошлого года, – добавил Билл Таннер. – Двух лет и двух дней не дожил до своего семидесятисемилетия. Очередной «несчастный случай», «смерть при невыясненных обстоятельствах». Интересно, что спал-то он в сторожке, но нашли его — с обязательной гримасой ужаса на лице — в доме, на третьем этаже. Вопрос, зачем его в середине ночи понесло в дом, да ещё на верхний этаж, при больной-то ноге, остался открытым, потому что его никто не посмел задать. Полицейские эксперты обыскали дом, даже вызывали кинологов, но никаких следов, объясняющих странное поведение Фрэнка, не обнаружили, а собаки просто отказались заходить в дом, несмотря на все усилия кинологов.

Над заваленным бумагами столом повисла пауза.

— Что-то с этим домом нечисто, – озвучил общую мысль Джеймс Бонд. – Надо бы направить туда людей. Пусть Кью соберёт какой-нибудь детектор волшбы… С генератором Ван дер Граафа… И выяснит, что именно там произошло.

— Генератор Ван дер Граафа — это вам не игрушка, Бонд! – вздёрнул подбородок Кью. – К тому же, я понятия не имею, как… – Шеф технического отдела перехватил устремлённый на него оценивающий взгляд Эм и сбавил обороты. – То есть у меня, конечно, есть несколько идей насчёт способов регистрации магии, но… Я ведь только сегодня о ней узнал… Хотя, если подумать… Остаточные следы… Эманации эктоплазмы… Нарушенные причинно-следственные связи на субквантовом уровне… В общем, мне потребуется время, чтобы…

— Давайте резюмировать, – хлопнула по столу Эм. – Джеймс, продолжайте в том же духе. Нам нужна информация! Не высовывайтесь, не привлекайте к себе лишнего внимания, но изучайте всё, до чего только сможете добраться. Впитывайте знания, как губка. Постарайтесь заодно узнать, каковы истинные планы этого лорда Волан-де-Морта, но аккуратно. Аккуратно, Джеймс! Вам ведь знакомо это слово?

— Так точно, мэм, я его уже когда-то слышал, – склонил голову суперагент.

— Не выводите из себя никого. Возможно, когда Билл разберётся в личных делах этих семей, отдававших детей в несуществующие интернаты, мы сможем запугать, сломить или убедить работать на нас других людей, но пока вы — наш единственный представитель в волшебном мире. Тем более, вы тренированный шпион. Мы не имеем права рисковать. Будьте водой, Джеймс!

— Водой?! – необычные слова пробили сферу невнимания, которую Джеймс Бонд всегда выставлял вокруг себя, когда его начинали грузить пафосной нудятиной.

— Под лежачий камень вода не течёт, – внезапно сказала мисс Манипенни.

— Неправда, – возразил педантичный Кью, – я несколько раз переворачивал лежачие камни, и под ними была вода. Значит, она под них течёт.

Билл Таннер, Эм и Бонд переглянулись. Иногда сохранение здравого рассудка представлялось им привилегией, которую большая часть коллег так и не получила. В свете сентенции про воду, у Бонда были подозрения и насчёт Эм тоже, но это его совершенно не волновало: нормальный человек не может управлять тем бедламом, которым является MI6, по определению.

— Вода, Бонд, – упорствовала в своих аллегориях Эм. – Жидкость. Она мягкая, она текучая. Она принимает форму сосуда, в который её налили. Она не сопротивляется внешним воздействиям, её можно расплескать, но даже после самых страшных ударов она снова возвращается в первоначальное состояние, поглощая их энергию и становясь сильнее.

— Строго говоря, вода, поглощающая энергию удара, становится не сильнее, а теплее, – менторским тоном начал Кью, но заметил испепеляющий взгляд Эм и осёкся на полуслове.

— Вода легко перетекает с места на место, но является сильнейшим окислителем и растворителем, поэтому надолго её удержать в одном и том же месте не удастся, – с нажимом продолжила директриса, наклонившись над столом и упираясь в разбросанные бумаги ладонями. – Благодаря своим уникальным способностям вода проникает всюду. Если она не может куда-то стечь, она испарится в одном месте и сконденсируется в другом. Её невозможно удержать, но невозможно и остановить. Она вездесуща, Бонд. Она видит всё, она знает всё.

Против воли Джеймс Бонд поддался энергетике психологической накачки.

— А ещё она обладает генетической памятью[54], – продолжила Эм, привставая с кресла, – и запоминает всё, что когда-либо происходило рядом с ней. Вы понимаете, Бонд? Она всё помнит. Она всё видит. Она проникает всюду и выясняет все секреты, запоминает их и рассказывает исследователям, которые достойны этих знаний и умеют задавать правильные вопросы. Как я или как Билл. Будьте моей водой, Бонд! Проникните в самые секретные тайны волшебного мира и расскажите их нам!

— А ещё вода замечательно снимает головную боль наутро после вечеринки, – поделилась мыслью мисс Манипенни, разом разрушая весь пафосный настрой.

— И о воду можно хорошо стукнуться, если приложиться на высокой скорости, – добавил Билл, подмигивая. – Быстрое движение под небольшим углом к поверхности снимает кожу лучше любого наждака. Неосторожное обращение с водой чревато, Джеймс. Тот, кто пришёлся воде по душе, от холодной воды простывает, и потом лежит в постели, — ну, ты понял. А тот, кто не нравится, может и вообще… Захлебнуться.

— Я понял, – подмигнул Джеймс в ответ. – Значит, быть вашей водой, да, Эм? Я попробую.

— Попробуете? Джеймс, это не просьба, это приказ, – возразила Эм. – Будьте моей водой. Проникните всюду, вынюхайте всё, не пострадайте, вернитесь и расскажите. Если сумеете кого-нибудь «простудить»… — Эм оглядела угловатого подростка. – Да нет, вряд ли. Но если всё-таки сумеете, то не забудьте использовать и это тоже в интересах получения информации. Ну, а если кто-нибудь о вас порежется или захлебнётся, что уж тут поделаешь, на то вы и агент-«два нуля».

— Будет сделано, – кивнул Джеймс. – Теперь, что касается технического обеспечения… Электроника не работает, а я…

— Вот в этом чемодане есть всё необходимое на первое время, – Кью поднял из-под стола чёрный кожаный кейс с медными уголками и щёлкнул его замком. – Упаси вас Господь не прочитать инструкцию и на этот раз, Джеймс. Мы превзошли себя и приготовили очень нетривиальные устройства, и вам придётся выяснить заранее, как их включать и, особенно, как выключать. Это вам не невидимую машину по ледникам Исландии водить[55]. Обратите внимание, в этом кармашке ключ для завода лазера. А вот эти мыльный раствор и хирургический захват понадобятся вам в том случае, если вы захотите извлечь…

— Я понял, – кивнул Джеймс, слегка падая духом при виде толстенного талмуда, занимающего четверть внутреннего пространства кейса.

— Ну, тогда забирайте чемодан, и…

— Погодите. – Джеймс Бонд, нескладный пятнадцатилетний подросток в круглых очках (но уже с прямыми стёклами), в растянутом свитере и в джинсах, в каждой штанине которых могло спрятаться по два Джеймса Бонда, в стоптанных кроссовках фирмы «Abidas» с растрепавшимися шнурками, подошёл к столу и взял в руки кейс из тонкой кожи, буквально источающий запах миллионов долларов. – Вам эта картина не кажется немного подозрительной?

Билл, Кью, Эм и Ева оглядели оборванца, вцепившегося в дорогой кейс. В кабинете повисла напряжённая пауза.

— Что-то колет глаз, но не могу понять, что, – посетовал Кью.

— Джеймс, мальчик мой, этот кейс не подходит к твоему имиджу! – воскликнула мисс Манипенни.

— Точно, – согласился Бонд, ставя кейс на пол. – Специалисты, блин. Разведчики, мать вашу. Величайшие умы Великобритании, так вас разэдак. А сообразить, что мальчишке в джинсах старшего брата по возрасту не положено носить кейсы, выглядящие, словно в них золотой запас какой-нибудь африканской страны, не могут. Кью, у вас в подсобках есть какой-нибудь рваный рюкзак из джинсовой ткани?

— Кажется, нет, – стушевался Кью. – Но у нас с рюкзаком из джинсовой ткани приходит на работу уборщик, и мы можем специально для тебя его купить. И порвать.

— Кью, у нас бюджет! – напомнила Эм.

— Украсть и порвать, – поправился Кью.

— Вот и отлично, – кивнул Джеймс. – Поторопитесь, а то мне уже пора возвращаться.

Кью поднялся и направился к двери, его фигура напоминала шагающий циркуль. Начальник техников взялся за дверную ручку.

— Кью, ещё минутку, – спохватился Джеймс. – Небольшое уточнение. Когда будете рвать рюкзак, не увлекайтесь, хорошо? Помните: он должен остаться целым снизу!

— Целым снизу, – пошамкал губами Кью. – Джеймс, это гениально! Мне бы никогда и в голову не пришло! Я обязательно попробую это запомнить! Значит, целым снизу, да?..

Шеф техников закрыл за собой дверь. Суперагент вздохнул. День предстоял долгий.

* * *

— Минерва, этот мальчик беспокоит меня.

Альбус Дамблдор, великий и светлый маг, был мрачнее тучи и темнее неграмотного монгольского пастуха.

— Альбус, меня этот мальчик беспокоит не меньше. – Признанный мастер трансфигурации, нервничающая Минерва превратила дерюжный носовой платочек в кружевной без помощи магии.

— Это не наш Поттер! – Альбус стукнул кулаком по столу; громоздящиеся на столе серебристые приборы непонятного назначения жалобно звякнули. – Этот Поттер думает! Он анализирует услышанное и пытается узнавать новое! Даже то, что ему было неинтересно!

— Ты считаешь, что мальчик, внезапно полюбивший учиться, — это ненормально? – с оттенком интереса спросила декан «Гриффиндора», продолжая теребить потрескивающий платочек.

Альбус заложил руки за спину и прошёлся по кабинету из конца в конец. Поскольку кабинет был сверх всякой меры заставлен столами, стульями, креслами, шкафами и клеткой Фоукса, это заняло немало времени.

— Мы говорим о лучшем Ловце школьной команды с тех времён, как его отец закончил обучение, – поморщился директор. – И этот талантливейший, великий игрок внезапно полностью потерял способность управлять метлой. Настолько, что Роланда Трюк при виде его попыток оседлать метлу прогнала из залы несовершеннолетних, а потом упала в обморок.

— Зато он запомнил все заклинания Трансфигурации из первых трёх лет обучения, и сейчас зубрит заклинания четвёртого года, – сочла нужным вступиться за своего воспитанника Минерва.

— Вы знаете, Минерва, что Северус достаточно опытный легилимент, – директор отправился в обратный путь. – Я позавчера свёл его с Гарри, чтобы узнать, что же всё-таки произошло в ту роковую ночь почти три недели назад. Северус объяснил Гарри, что сейчас произойдёт, и попросил открыть свой разум. Я наблюдал сквозь щёлочку из соседней комнаты.

— И что, проникновение не удалось? – платочек треснул громче.

— У Северуса-то?! Да он может проникнуть даже в сознание скального тролля, а это уже само по себе чудо, — найти у этих тварей сознание… Нет, хакнуть базовый файрволл на входе-то он хакнул, тем более что мальчишка изо всех сил старался ему помочь. Затем Снегг добрался до последних воспоминаний и пошёл вглубь, копая от самого сильного впечатления. Но оказалось, что парнишка, невесть почему, вспомнил рассказ какого-то магловского писателя, Мрака Твина, кажется. Есть там такой рассказик «Режьте, братцы, режьте»[56], и он, этот рассказ, произвёл на Поттера огромное впечатление.

— И?..

Альбус злобно стукнул кулаком по открытой ладони, зашипел и затряс рукой. Дверь кабинета магическим образом приоткрылась. В приёмной сидел Северус Снегг, вытянувшись так, словно он насажен на кол, с остекленевшим взглядом уставившись в стену перед собой и неустанно бормоча себе под нос: «Режьте, братцы, режьте! Режьте осторожней! Режьте, чтобы видел пассажир дорожный! Синий стоит восемь центов»…

— И так он уже третьи сутки, – скорбно проворчал Дамблдор, магически закрывая дверь. – Я потом нашёл этот рассказ и прочитал его сам. Меня спас точно рассчитанный обливиейт замедленного действия, наложенный на себя заранее. Как мы будем возвращать к жизни нашего зельевара — ума не приложу.

— А что за рассказ-то такой? – заинтересовалась Минерва, но увидела брошенный на неё взгляд директора и мгновенно стихла: – Да-да, я вся внимание.

— А эти новые идеи Поттера?! – Альбус запустил длинные узловатые пальцы в свою белоснежную шевелюру, медленно, но неукротимо переводя её из категории «три домовых эльфа укладывали волосок к волоску полтора часа» в состояние «двойной удар: электрического тока и кухонного ёршика». – Он за десять минут разговора убедил официального представителя «Гринготтс» ввести в магическом мире банкноты! Банкноты!!! И они уже имеют хождение! И продавцы с намного бо́льшим удовольствием принимают их, чем старые добрые полновесные монеты! Видите ли, это экономит место, это экономит время расчётов, это удобно! А гоблины пока стаскивают к себе наше золото!

Минерва МакГонагалл тактично промолчала. Не далее как этим утром она выполнила частный перевод некоторой доли своего золота на счёт «Гринготтс», получив в ответ равноценное количество банкнот. Таким образом, немолодая женщина избавилась от необходимости при выходе в город носить с собой мешок с несколькими килограммами монет, — теперь та же сумма умещалась в лёгком и стильном портмоне.

— А эти его изобретения для войны с Пожирателями Смерти?! – Дамблдор продолжал бушевать. – Аластор в восторге от этих «гранат», которые с грохотом взрываются и создают столько осколков, что никакой маг не в состоянии отловить и обезвредить их все. И сейчас Грюм оплёл свой особнячок чем-то, что он называет «растяжками», начертил для себя карту безопасного прохода, заперся внутри и торжественно эту карту съел. А нам приходится ежедневно менять ему мусорщиков, между прочим…

— Надо бы намекнуть ему, что Пожиратели Смерти умеют летать, – беспокойно пробормотала Минерва, отворачиваясь к окну и наматывая платочек на палец.

— Ладно, он умный мальчик, – признал Альбус, приглаживая волосы. – Я про Поттера, не про Грюма. Но зачем Поттер начал якшаться с Малфоями?

— Я этого тоже не могу понять, – согласилась Минерва.

— У меня возникает стойкое ощущение, что в нашей битве против Волан-де-Морта дилер забрал нашего козырного туза и вместо него подкинул нам тёмную карту, – пожаловался Дамблдор. – Нельзя не признать, что он умён. Это меня и тревожит. Умного человека намного сложнее направлять.

— Альбус, а может, не надо его направлять? – рискнула Минерва МакГонагалл. – В конце концов, он всё ещё ребёнок, только что переживший крайне травматичный опыт. Никому ещё не доводилось общаться с дементорами настолько близко, чтобы они уже начали высасывать душу, но ещё не окончили это действие. Это совершенно новая, неизведанная для нас территория, и эффекты тоже могут быть непредсказуемыми. Мы с тобой знаем, что детская психика пластична, он вернётся в своё привычное состояние, или почти в своё привычное состояние. Он поймёт, что мы — хорошие, а Волан-де-Морт — плохой. И он сам придёт к выводу, что ему следует быть на нашей стороне. В конце концов, его приятелей ведь мы хорошо обработали!

— Он забыл о том, что они его приятели! – взорвался Дамблдор, стискивая край огромного серебряного блюда с такой силой, что тонкий металл начал прогибаться под пальцами. – Раньше он вздыхал по Джинни, а сейчас обходит её третьей дорогой! Раньше он не расставался с Роном, ты сама стабильно раз в неделю влепляла им штрафные баллы за то, что они вместо трансфигурации занимаются разглядыванием коллекционных карточек игроков квиддичных сборных! А сейчас плевать хотел на Рона вместе с квиддичем, и вместо этого он днюет и ночует в фамильной библиотеке Блэков, отбрыкиваясь даже от Гермионы и впитывая знания, как губка! А Блэки, к твоему сведению, — не слишком приятный род. Кто знает, какой скрытый под видом книги магический артефакт может овладеть неокрепшим сознанием? Ладно — артефакты. Но ты представляешь себе, какие знания скрыты в этих книгах? Ты понимаешь, чью сторону он примет, начитавшись такой литературы?

— Ты преувеличиваешь! – отмахнулась МакГонагалл мотком ниток — всем, что осталось от платочка.

— Может быть, – кивнул Дамблдор. – Но ты знаешь, в таких ситуациях лучше перебдеть, чем недобдеть. Я начинаю подумывать о… Эм-м-м… Физической смене главного рыцаря сил добра. Вместо Поттера выставить Долгопупса, он, хвала небесам, с дементорами не целовался, и идеологической накачки не терял.

— А с Поттером что? – внезапно охрипла Минерва.

Молчание было красноречивым ответом.

— Погоди, Альбус, так же нельзя! – запротестовала декан, рассыпая нитки из кулака. – Мы всё ещё можем исправить!

— Можем, – кивнул Альбус, – поэтому я пока не форсирую события, а наблюдаю. Тут есть ещё Корнелиус. Он и его шайка не верят в возрождение Тёмного Лорда, а я не боюсь заявлять об этом открыто. Поэтому я ожидаю, что, чтобы нейтрализовать моё влияние на учеников, Корнелиус назначит в школу проверяющего. С самыми широкими полномочиями. Так что ближайший год в Хогвартсе будет весёлым, – мрачно подытожил директор. – Интересно, что получится, если мы стравим Поттера и этого проверяющего?..

— Альбус!!! – Минерва задохнулась от возмущения. Всё было неправильно, совсем-совсем неправильно! Но какой же аргумент можно противопоставить насквозь логичным, но неправильным доводам Дамблдора? – Но ты же сам говорил, что Волан-де-Морт отметил Гарри Поттера как равного себе, а это означает, что они должны будут сразиться!

— Они уже сразились, – отмахнулся директор, рассеянно просматривая какие-то счета из огромной груды, лежащей на столе. – В конце прошлого учебного года. И разошлись с ничьёй. Если это лучшее, на что Поттер способен, то нам в самом деле имеет смысл перейти к Долгопупсу.

— Но Поттер же отмеченный! – взвизгнула Минерва. – У него же шрам! А у Невилла нет никакого шрама!

Альбус повернулся к Минерве, аккуратно откладывая листы.

— Ты, видимо, слишком привыкла к виду Поттера, – мягко сказал он, готовя её к падению в пропасть. – И не отдаёшь себе отчёт в некоторых вещах. А следовало бы. Как увидишь его снова, отведи ему чёлку в сторону и присмотрись. Его шрам зарастает, он уже не красный, каким был когда-то, и даже не белый. Сейчас это просто заживающая царапина, к первому сентября от неё и следов не останется. Если Лорд Волан-де-Морт и оставил на нём свою метку, то Поттер от неё благополучно избавился. Хотел бы я знать, как… И на кого эта метка перейдёт теперь.

* * *

Спал Джеймс Бонд беспокойно. В сновидениях то и дело мелькала Гермиона с шестиствольным лазером, которую прогоняла Джинни с мухобойкой. Миссис Уизли рыдала над мёртвым телом домового эльфа Блэков Кикимера, приговаривая «Ты был мне совсем как муж». Артур Уизли возвышался за её плечом, вытирал топор и с перекошенной гримасой объяснял всем желающим, что именно это и послужило последней каплей. Драко Малфой, истерически хохоча, носился по особняку Блэков на пылесосе и распевал дрянные куплеты, в которых «Поттер» рифмовалось с «грязноттер». Близнецы Уизли, в увенчанных коронами головах, смотрели на свою мамашу, безутешно оплакивающую домового эльфа, и грустно ели попкорн. Феникс, с Орденом на груди, выглядящий, как снежно-белая полярная сова, величаво взмахивал крыльями, отбрасывая тень на мисс Манипенни. В конце сна привиделась запертая дверь, за которой находилось что-то очень важное. Дверь открылась, явив лицо Рона:

— Слушай, Гарри, давай быстрее, а то мама уже на стенку лезет, говорит, что мы опоздаем на поезд…

Джеймс проснулся, нацепил на нос очки и синхронизировался с окружающей обстановкой. Рон, уже одетый, тормошил его, попеременно то откусывая от истекающего мёдом гренка, то проводя по зубам зубной щёткой с пастой.

— А чёбрхл? – деловито осведомился суперагент, переваливаясь через край кровати и попадая в собственные тапочки. К сожалению, не ногами, а носом.

Рон куснул зубную щётку и умчался мыть гренок.

— Ктрй час? – Джеймс Бонд нащупал на тумбочке, возвышавшейся над головой подобно Эвересту, механические часы, нацепил их на руку и уставился на циферблат. – Грхрф… Гр-рмлин. Нет, ннне так. Гоблин. Тоже не то. А, вспомнил. Вотблин. Вот, блин, уже два часа дня! А поезд уходит в одиннадцать! И какой смысл торопиться, теперь-то?!

Джеймс присмотрелся к циферблату, снял часы, перевернул их и одел снова.

— Пол-восьмого утра! Вы совсем сдурели, поднимать ребёнка в такое время?! Мне, между прочим, по выслуге лет положено до девяти спать! Двадцатилетний стаж на правительственной службе — это вам не баран чихнул! Я вам устрою дедовщи-и-ах…

— Милый, ты уже встал? – в дверях возникла рыжеволосая миссис Уизли. Она подавилась следующей фразой, застав мальчика в коленно-локтевой позе, уткнувшегося носом в собственные тапки. – Э-э-э, дорогой, когда закончишь, не мог бы ты спуститься к нам?

— Щаприду, – буркнул Джеймс, борясь с желанием подсунуть такой восхитительно мягкий тапок под ухо и стянуть на себя сверху одеяло.

Сквозь освободившуюся дверь в комнату влетела до отвращения радостная, яркая, благоухающая Гермиона.

— Привет-привет, о радостный цветок, / Любви палящей солнечное пламя, / Пылающий от счастья лепесток, / Я вновь пою тебе свои дифрамбы… Или «Я инвестирую в тебя свои дирхамы[57]»? Гарри, ты не помнишь дословно поэму «Ветал и весталка[58]»?

— Гермиона! – Джеймс, наконец, нашёл в себе силы встать, но по-прежнему кутался в одеяло. – Я потерял память! Я вообще ничего не помню! И особенно я не помню, что служит причиной такой радости в восьмом часу утра.

— Мы возвращаемся в Хогвартс! Разве это не прекрасно?

— Э-э-э… Нет!

— Да брось, Гарри, пойдём, ты умоешься, позавтракаешь, и жизнь изменится к лучшему. Идём-идём-идём! Нет, одеяло оставь. Нет, совсем оставь. Знаешь, просто положи его на кровать. Нет, между ним и простынёй тебя быть не должно!

— Гермиона, ты где?

В комнату заглянула Джинни. Джеймс мог поклясться, что на лице девочки, увидевшей, как Гермиона отдирает суперагента от одеяла, промелькнула тень. Но суперагент в принципе не мог понять, как человек в восьмом часу утра может испытывать какие-то чувства, кроме острой мизантропии и желания уничтожить всё вокруг, поэтому промелькнувшая тень была сочтена несущественной.

— Там мама на ушах стоит, – сообщила девочка, воинственно сложив руки на груди. – Потому что Фред и Джордж решили левитировать свои сундуки вместо того, чтобы отнести их вручную, устроили гонки и размазали по лестнице Рона. Мама отскребла его от ступенек, более-менее почистила и теперь защищает от Фреда с Джорджем, которые хотят испытать на Роне свой «Чинительный батончик» — «один укус, и все раны мгновенно зарастают».

— А такое тоже есть?! – против воли заинтересовался Джеймс.

— Да, уже полгода как, – беспечно отмахнулась Джинни. – Реклама не врёт, раны и правда зарастают. В прошлой версии они зарастали пшеницей и ячменём, и парням очень интересно, какими будут последствия нынешней модификации.

— Дети, спускайтесь! – заорала снизу миссис Уизли. – Гарри, дорогой, оставь сундук и сову наверху, не левитируй их самостоятельно, у меня только один младший сын. Багажом займётся Аластор.

Наскоро плеснув в лицо холодной водой из-под тяжёлого медного крана и ткнув пару раз зубной щёткой в район рта, Джеймс спустился в столовую и получил свою порцию остывших гренок. Хлопки дверей звучали всё чаще, кухня наполнялась людьми, большую часть из которых Джеймс уже знал. Одним из последних появился уже примелькавшийся Аластор Грюм. Только возникнув, он хлопнул крышкой больших карманных часов и заворчал:

— Ну что за люди, никогда не могут ничего вовремя сделать!

— Аластор, ты чего ругаешься? – послышалось от дверей.

Вошедший в столовую Сириус Блэк был весел, подтянут, слегка небрит и весьма нетрезв. В его глазах светилась искра веселья, при виде которой Снегг поперхнулся и сбежал на кухню. Джеймс Бонд механически подумал, что Сириус наконец-то начинает напоминать маньяка-убийцу.

— Да, понимаешь, Молли навесила на меня заботу о багаже наших детишек, а сундуки к дверям не принесла.

— И что? Тебе нужна помощь? Нет проблем, сейчас помогу. Повторяй за мной: Акцио, сундук! Локомотор, сундук! Я уверен, ты справишься.

— Не в этом дело. Я же самый крутой аврор в этой части Европы. А меня заставляют заниматься багажом. Как будто я какой-то носильник.

— Это называется не «носильник», а «потаскун»… Тьфу, то есть «носильщик», Аластор. – Сириус глотнул чёрного кофе из старинной фарфоровой кружки. – Я всё ещё не понимаю, чем ты возмущён. Подумай сам, для разнообразия, головой: если… Нет, когда начнётся заварушка, кого Пожиратели убьют первым, из засады, так, чтобы никто не успел среагировать, — телохранителя или носильщика? Ну что, подменить тебя с багажом?

Аластор изменился в лице.

— Думаю, защиту багажа и правда нужно доверить самому достойному. Так уж и быть, я справлюсь. Эй, ребятня, закончили жрать, выстроились у крыльца и рассчитались на первый-второй! У нас машина через четыре минуты.

Яростно-рыжеволосые близнецы с громким хлопком аппарировали прямо к двери. Молли поправила изумрудный бант в косе Джинни, который удивительным образом ей не шёл. Повинуясь взмаху волшебной палочки престарелого аврора, к дверям потянулись сундуки и клетки с домашними питомцами. Затесавшийся между ними слегка помятый Рон обвёл окружающих расфокусированным взглядом.

— Ну, все в сборе? – Аластор пнул дверь чёрного хода. Одновременно у дверей затормозил длинный чёрный седан, который Джеймс мгновенно идентифицировал как представительскую модель Bentley Mulsanne 1992 года выпуска. Задняя дверь открылась, внутри сидел Стерджис Подмор и призывно махал рукой.

— Go, go, go! – скомандовал аврор, пихая близнецов одного за другим. – Первый, пошёл! Второй, пошёл! Третий… А ну, вернись! Римус, запихни это чучело рыжеволосое в машину и пристегни, а то я за себя не отвечаю!

Оборотень догнал безмятежно направившегося вниз по улице Рона, обнял его за плечи и развернул к лимузину.

— Ты! – Джеймс Бонд почувствовал, как ему в затылок упёрся волшебный глаз Аластора. Секунду спустя под поясницу упёрлась волшебная ступня Аластора. – Пошёл!

Джеймс буквально выстрелило из дверей. В доли секунды преодолев отделяющие его от машины метры, он ласточкой нырнул в тёмный, пахнущий кожей салон, шлёпнулся на сиденье у окна и осторожно выглянул наружу.

Никому из прогуливающихся по улице людей не было дела до шикарного автомобиля, припаркованного у старинного особняка. Маглы словно не замечали ни машину, ни бегущих в неё подростков. У дверей дома номер одиннадцать дремал грязный, спившийся бомж; его покрытая пятнами футболка была украшена изображением льва и единорога, поддерживающих медальон.

Бонд оторвался от созерцания улицы и обратил внимание на внутренности автомобиля.

Внутренности лимузина магическим образом расширили до размеров микроавтобуса. Сиденье под задним стеклом было занято близнецами, с таинственным видом шуршавшими какими-то обёртками. Пристёгнутый рядом с ними Рон вперил мечтательный взгляд в потолок, явно пребывая в какой-то параллельной вселенной. Прямо перед ними сидела Тонкс в виде старушки. Нимфадора, видимо, не задумывалась о внешнем виде магловских старушек, поэтому старушка в её исполнении щеголяла панковским ирокезом безумно-зелёного цвета. Рядом с Тонкс пристегнулась Джинни, перед ней села Гермиона. На откидных креслах у самой двери уселись Стерджис Подмор, Аластор Грюм и Молли Уизли. На полу между первыми рядями сидений расположилась огромная чёрная собака, на кресло рядом с водителем плюхнулся Артур Уизли.

— Время! – отрезал Аластор, и машина с визгом покрышек сорвалась с места. Джеймс подумал, что в магическом мире, должно быть, никто и не слышал о безопасной городской езде.

— Аластор, а как вы добыли машину? – спросила Молли Уизли, оборачиваясь к Грюму. – Я думала, Министерство в штыки воспримет идею помочь Поттеру.

— Мы сфабриковали магический прорыв канализации в районе Кингс-Кросс, и туда отправили бригаду сантехников, – объяснил Аластор, настороженно осматривающий окрестности. – Сейчас заедем на вокзал, а потом поедем черпать помои. Мы сначала думали сделать наоборот, но потом решили, что тогда на вас будут обращать нежелательное внимание в «Хогвартс-Экспресс»…

— Сантехники ездят на «Бентли»?! – придушенно пискнул Бонд. Он сам мог позволить себе только «Астон-Мартин», и то исключительно за счёт фирмы.

— Министерство магии расположено в Белгравии[59], – пояснила Тонкс Джеймсу, – просто потому, что оттуда два шага до Вестминстера и до Букингемского дворца. Наши сотрудники смотрели на улицу и замечали, какие машины не будут выделяться среди окрестных. И купили такие же. А потом слегка их улучшили. Теперь у нас сантехники приезжают на место вызова на «Бентли» и «Роллс-Ройсах», а бригады авроров выезжают на вызовы на «Феррари» и «Ламборгини». По двадцать человек в салоне, зато очень быстро добираются до места и совершенно не привлекают внимания.

Джеймс Бонд попытался представить себе взвод сил быстрого реагирования, совершенно незаметно и непринуждённо выбирающийся из сверкающей хромом «Ламборгини».

— Приехали! – скомандовал Грюм. Лимузин мягко притормозил напротив огромных арок вокзального фасада. – Тонкс, в авангард! Фред, Джордж, вы следом! Молли, Артур, вы по бокам! Девчонки, Рон и Гарри — в центр! Люпин, Стерджис — в арьергарде. Сириус, ты в резерве, в центре, вместе с девками и с малышнёй. Я занимаюсь багажом и прикрываю вас на расстоянии. Если кого-нибудь из вас убьют…

— То мы ему так наваляем! – хором закончили близнецы, протискиваясь к выходу.

— …То остальные имеют право оказывать сопротивление, – закончил Аластор и пружинисто вскочил с кресла. – Пошли! Давай-давай-давай… Шевелите копытами, осьминоги беременные[60]!

Джеймс ярко вспомнил своего флотского старшину. Правая рука сама сжалась в кулак, и суперагенту пришлось прикладывать усилия, чтобы не заехать аврору в челюсть.

Кавалькада, возглавляемая старушкой с изумрудным ирокезом, прошла в ворота и устремилась к платформе 9. Молли, развернувшись к детям, протянула каждому из них небольшой золотой билет.

Джеймс уставился на номер платформы: 9¾.

— И что нам делать теперь? – спросил он, выискивая соответствующую платформу. Между платформами 9 и 10 был всего лишь ряд колонн[61], дополнительных железнодорожных путей между ними не наблюдалось.

— Что? – обернулась Молли. – Ах, да, ты же память потерял. Всё очень просто, дорогой. Тебе надо всего лишь пройти сквозь стену.

— Что общего между магом и Халком[62]? – внезапно хихикнул Рон, всё ещё слегка потерянный для нашей реальности. – Они оба могут проходить сквозь стены. А в чём разница? После мага стена останется целой.

— Пройти сквозь стену, – кивнул Джеймс. – Ерунда. Всего делов-то. Да я сто раз уже так делал. Значит, стена, да? Кирпичная. Чёрт, твёрдая… Эмм… И как мы сквозь неё проходим? Размягчаем какой-нибудь абракадаброй?

— Разбегаемся и делаем вид, что её нет, – на полном серьёзе ответил Фред.

— Если боишься, можешь закрыть глаза, – подтвердил Джордж.

— А если что-то не сработает, тебя обязательно отчистят уборщики, – успокоил Фред. – Они тут часто курсируют, работы-то у них хватает…

— Мальчики, прекратите пугать Гарри. Размягчаем абракадаброй? Ты что! Колдовать в месте, где полно маглов?! Это же может привлечь нежелательное внимание! – возмутилась Молли.

— А человек, со всей дури собирающийся впечататься в стенку, конечно, никакого внимания не привлечёт, – ядовито заметил Джеймс, ощупывая кладку. – Потому что для маглов это естественно, разбегаться в глухую стену. У них это, фактически, национальный спорт, — биться головой. Называется «американский футбол».

— Отойди, – попросила Тонкс, – мне надо убедиться, что на платформе нас никто не ждёт.

Джеймс сделал несколько шагов в сторону. Старушка выполнила превосходный легкоатлетический разбег и нырнула в кирпичи ирокезом вперёд. Суперагент инстинктивно зажмурился и прикрылся, наполовину ожидая дождя из крови, костей и мозговой ткани. Когда дождь так и не начался, Джеймс открыл глаза, снова подошёл к стене и пощупал кирпичи. Кирпичи были твёрдыми, как и прежде, олицетворяя незыблемость в этом переменчивом мире. Суперагента это не успокоило.

— В сторону!

Бонд скользнул вбок, и мимо него промелькнули рыжие вихры Фреда с Джорджем. Стена на секунду размылась, когда подростки скользнули внутрь; Джеймсу показалось, что он смотрит на изображение кирпичной кладки, нанесённое на внезапно взвихрившийся туман. Мгновением спустя это ощущение прошло, стена вернулась на место, столь же неприступная, как и прежде.

— Гарри, дорогой, теперь твоя очередь, – улыбнулась Молли, приглашающе указывая рукой на твердокаменную поверхность. – Это всё — вопрос веры. Освободи свой разум.

— Оки-доки. Освободить разум, да? Ладно. Великолепно. Нет проблем. – Джеймс отошёл подальше для разбега, опёрся на поверхность противоположного барьера, чтобы набраться решимости, и закрыл глаза. – Освободить разум. Нет проблем. Щас освобожу. Ну, вперёд![63]

Его щёки почувствовали мимолётное дуновение прохлады. Джеймс открыл глаза и обнаружил кирпичную кладку в дюйме перед своим носом. Ошалев, Джеймс развернулся и прижался к кладке спиной. Он совершенно точно не делал ни единого шага вперёд.

На путях рядом с ним пыхтел и плевался паром кислотно-оранжевый паровоз, к которому были прицеплены вагоны такого же вырвиглазного цвета. Машинист дал свисток к отправлению, толпы народа самого необычного вида начали смешиваться в дверях вагонов — провожающие стремились наружу, отъезжающие прорывались внутрь.

Над паровозом поднялось что-то, издалека похожее на перископ; Джеймс сощурился и прочитал на боку вагона надпись «Скорый поезд Лондон–Ванаку[64]».

— Три минуты до отправления! – заорал дородный мужик в малиновом мундире станционного смотрителя, потрясая колокольчиком, совершенно неслышимым за пыхтением локомотива. – А ты чего тут потерял, четырёхглазик? – обратил он внимание на Бонда, попытавшегося спрятаться за собственными очками. – Ты ведь едешь в «Хогвартс», да? – Толстая рука с сосископодобными пальцами выхватила из нагрудного кармашка золотой билет. – Точно, «Хогвартс Экспресс», 11:00.

— Да, дяденька, – проблеял Бонд, вежливо отнимая билет.

— Ты ошибся платформой, пацанёнок. Мы на «девять и четырнадцать двадцать седьмых», а тебе надо на «девять и три четверти». – Смотритель ткнул пальцем вверх, на знак с надписью «9 ¹⁴/₂₇». – Кыш отсюда, твой поезд отходит через семь минут!

Бонд обернулся в поисках выхода, попутно замечая другие готовящиеся к отбытию локомотивы. Волшебная половина станции Кингс-Кросс явно не исчерпывалась платформами 9¾ и 9¹⁴/₂₇.

— Но я не знаю, как туда попасть!

— Велика проблема, – отмахнулся смотритель. – Вон в тот люк, пересечёшь платформу «одиннадцать и шестнадцать двадцать первых», потом по лестнице над платформами «восемь точка сорок пять в периоде» и «двенадцать и семь восьмых», спустишься на той стороне. Поднимешься на этаж выше, за привокзальным маготравмпунктом повернёшь направо, пробежишь до конца перрона «2,3^-е – i"ln(π)» и там у кого-нибудь спросишь.

— Фигня делов, – потрясённо ответил Бонд, честно попытавшись запомнить всю эту информацию.

— Ну, или пройди через магловскую часть вокзала, вход туда как раз за твоей спиной, – сжалился смотритель. – Только осторожно, там могут быть маглы. Не попадись им. Говорят, они волшебников сжигают.

— Давно уже нет, – отмахнулся Джеймс, примериваясь к стене. – Последнего обвинённого в колдовстве сожгли в 1826-м году[65].

— А я помню, как дедушке бабушка рассказывала, что её обвинили в колдовстве, и сосед поставил её перед выбором: ночь любви или смерть, – нахмурился смотритель. – Она была очень гордой, и её убили. Неужто врала?!

Бонд не стал выяснять подробности семейной жизни словоохотливого смотрителя, вновь проваливаясь сквозь кирпичную кладку.

— Гарри! Ты где был?! – взвопила Молли, обнимая Джеймса.

— Мы о тебе так волновались! – добавила Гермиона, обнимая мальчика с другой стороны.

— Чуть с ума не сошли! – подтвердила Джинни, ревниво протискивая свои руки между телами суперагента и Гермионы.

— Давайте быстрее, поезд вот-вот отправится! – предупредил Аластор, пропихивая сквозь стену вереницу чемоданов.

Джеймс в третий раз прошёл сквозь стену и испытал чувство «дежа вю»: вновь на него пыхтел паровоз, на этот раз малиновый, вновь машинист просигналил о скором отправлении, вновь толпы отъезжающих и провожающих смешались в дверях вагонов.

— Идём скорее! – потребовала Джинни, потянув Джеймса к вагонам. Аластор, сдвинувший фуражку носильщика на затылок, заканчивал укладывать багаж; его волшебный глаз, неистово вращаясь в искусственной глазнице, пытался следить за всеми вокруг одновременно.

— Мы с Роном назначены старостами школы, – помахала ему на прощание Гермиона, – поэтому поедем в вагоне для старост. Не переживай, увидимся на пиру!

Джеймс, чья голова пухла от новых впечатлений, поцеловал в щёчку старушку Тонкс, вежливо кивнул миссис Уизли, пожал лапу Сириусу и погладил по голове мистера Уизли, после чего позволил Джинни увлечь себя в поезд.

Перрон за стеклом купе дёрнулся, уплывая вбок. Тонкс, Артур, Молли, Аластор, Стерждис и Римус быстро исчезли за краем окна, и только Сириус какое-то время бежал рядом с вагоном, умильно высунув язык и взбивая сильными лапами облачка пыли.

— Ну, наконец-то мы одни! – воскликнула Джинни, закрывая дверь купе.

Джеймс Бонд, безошибочно дистиллировав из этой фразы декларацию о намерениях, судорожно схватился за пуговицы рубашки, собираясь бороться за них до последнего.

— Кхм, – послышалось с соседнего диванчика. Девочка, сидевшая у окна, шумно перелистнула страницу. Светлые волосы, довольно грязные и спутанные, доходили ей до пояса. У неё были очень бледные, почти прозрачные брови и глаза навыкате, которые придавали ей удивлённый вид. Волшебная палочка торчала у неё из-за левого уха, на шее висело ожерелье из бутылочных пробок. В её руках был сжат журнал «Придира», который она читала, перевернув вверх ногами.

— О, привет, Полумна, – кисло поздоровалась Джинни с заметным отсутствием энтузиазма.

— Привет, – ответила девочка, бросив на них короткий взгляд. – Здравствуй, Гарри. Вижу, ты сумел вылечить свой шрам.

Джинни потрясённо уставилась на Бонда — поскольку изменения происходили постепенно, она ничего не замечала. Джеймс провёл рукой по лбу.

— Он как-то сам растворился.

— Ну да, – Полумна перевернула ещё одну страницу, – конечно. Нисколько в этом не сомневалась. Для неизлечимых шрамов от тёмномагических заклинаний это вообще совершенно естественно — они сами внезапно исчезают без видимых причин. Разумеется. Я верю.

Джеймс беспомощно посмотрел на Джинни. Джинни развела руками и скорчила гримасу.

— Полумна учится со мной в одной параллели, но в «Когтевране».

— В твоих устах это звучит как порицание, – шёпотом заметил Джеймс.

— Ну, когтевранцы считают, что ума палата дороже злата, – пожала плечами Джинни. – Странные, правда? Что может быть дороже злата?

Джеймс Бонд живо вспомнил груды бриллиантов, колющих его спину[66]. В те моменты он отдал бы все эти бриллианты за нормальную постель, не задумываясь[67].

Дверь открылась, в купе сунулся высокий пухлый мальчик с жабой в одной руке, с чемоданом в другой и с сумкой под мышкой.

— О, привет, Гарри, привет, Джинни, – устало выдохнул мальчик, отпуская чемодан. – Здравствуй, Полумна. Можно к вам присоединиться? А то все остальные купе уже заняты.

— Нет проблем, – махнул рукой Джеймс, – ещё одно место свободно.

— Да, присоединяйся, – кисло кивнула Джинни. – Гарри, это Невилл, Невилл Долгопупс. Вы с ним учитесь вместе и живёте в одной комнате.

Джеймс протянул свежеобретённому соседу руку, тот, забывшись, протянул в ответ свою. Спецагент отстраннёно подумал, что он раньше никогда не пожимал жабу.

— Тревор, вернись! – взвопил Невилл, падая на колени и выпуская из-под мышки сумку.

— У нас в «Гриффиндоре» всегда так шумно? – поднял бровь Джеймс.

— Часто, – согласилась Джинни. – И нам ещё повезло, что Джордж и Фред едут в другом вагоне. Кстати, ты заметил, Рон заколосился? Похоже, они накормили-таки его своим чинительным батончиком.

Невилл поймал жабу и засунул её в сумку, вынув взамен растение, похожее на прыщавый кактус.

— Как дела, ребята? Как провели лето? А у меня вот что есть! Смотрите, это мне бабушка подарила, на день рождения! – выпалил безмерно гордый мальчик и поставил прыщавый кактус на стол.

У Джеймса Бонда было ещё меньше опыта с растениями, чем с совами. Что поделать, спецагенты в основном изучают растения, пользуясь критериями «достаточно прочная древесина, за ней можно укрыться от пуль», «достаточно прочная древесина, можно выломать дубинку» и «достаточно прочная древесина, можно попробовать её пожевать, всё равно вокруг ничего более питательного нет». Но даже со своим куцым опытом в области растений он понимал, что кактусы не должны выглядеть, как подросток в пубертатный период. Суперагент с содроганием присмотрелся к растению; умелая раскраска создавала иллюзию, что отвратительные волдыри перемещаются по мясистому стволу сами собой.

— И что это такое? – поинтересовалась Джинни, чей тон, не допуская разночтений, давал понять, что ей прыщавый кактус тоже не приглянулся.

— Это мимбулус мимблетония! – гордо сказал Невил, сияя так, словно он сам и вывел этот кошмар флориста. – Мне двоюродный дедушка Элджи прислал, из Ассирии. По его словам, такого даже в теплицах Хогвартса не держат!

— И я могу понять, почему, – наморщила носик Джинни. Мимбулус мимблетония пахла, как деревенский туалет после жаркого дня. Туалет, в котором, вдобавок ко всему, патетически утопилась крыса.

— Это волшебное растение? – поинтересовался Джеймс, на всякий случай отодвигаясь от столика.

— Нет, не волшебное, магическое. Я жду-не дождусь, когда покажу его профессору Стебель!

Джеймс поставил в уме закладку выяснить разницу между волшебным и магическим.

— И для чего оно нужно? Кроме как чтобы освежать воздух?

Джинни осторожно принюхалась и скривилась:

— Гарри, ты что? Этим — освежать воздух?

— Не этим, а после этого. В конечном итоге, в комнате, где побывало это растение, без проветривания не обойтись, верно?

Невилл обиделся из-за столь возмутительного пренебрежения чудесной мимблетонией:

— Оно делает массу всего! У него потрясающий защитный механизм! Подержи-ка Тревора.

Джеймс твёрдой рукой остановил Невилла:

— Слушай, э-э, Невилл, я понимаю, что тебе не терпится продемонстрировать нам защитный механизм этого прыщавого чудовища, но, может, ты подумаешь, почему он назван защитным?

— Потому что с его помощью растение защищается, – ответил Невилл, не оставляя попыток впихнуть жабу в руки Бонда. Предвидя такое развитие событий, суперагент сложил руки на груди.

— Правильно. Растение защищается. От созданий, которые собираются причинить ему вред. Чаще всего — путём поедания, но необязательно. Причём мы говорим о защите против существ, которых не отпугнул натуральный запах этого растения, — кстати, Джинни, не могла бы ты открыть окно? — это должны быть очень толстокожие и крайне малочувствительные животные. Ну-ка, Невилл, задачка на сообразительность: как магическое растение может отпугнуть большое, малочувствительное, а значит, бесстрашное создание, твёрдо вознамерившееся им перекусить?

— Мандрагора для этого использует убивающий вой, – с восторгом принял игру Невилл, – дьявольские силки душат жертву и ломают ей все кости… После этого жертва крайне редко нападает снова… Но у мимблетонии нет звукового органа или подвижных лиан… Может, она плюётся кислотой? Вроде как сок этих волдырей не ядовит, но я не знаю про его кислотность.

— Оглянись вокруг, Невилл, – предложил Джеймс, по-прежнему держа руки на груди. – Что ты видишь вокруг себя?

Невилл добросовестно огляделся.

— Это купе, – наконец, решил он с потрясающей для гриффиндорца догадливостью.

— Ты видишь здесь где-нибудь бетонные укрытия? Барьеры? Хотя бы пластиковые переносные пуленепробиваемые щиты?

Невилл отчаянно замотал головой:

— Гарри, что с тобой? Это же купе!

— Правильно. Тогда какого дьявола ты собираешься демонстрировать нам способности этого прыщавого вьюнка к самозащите, не зная толком, как он будет защищаться, и не представляя, как мы будем защищаться от его самозащиты?!

— Ой, и правда! Я не подумал! Спасибо, Гарри! – Невилл порывисто обнял Джеймса Бонда. Полузадушенный Тревор издал ушераздирающий квак, Невилл поспешно разомкнул объятия, схватил свою жабу и забился с ней в угол напротив Полумны, уставившись в окно.

Рон и Гермиона явились только через час. К этому времени тележка с едой уже проехала. Пожилая ведьма, продававшая еду с тележки, громко и неустанно восхваляла гоблинов, которые ввели в употребление банкноты и избавили её от необходимости таскать тяжёлые сумки с монетами.

— Умираю с голоду, – заявил Рон, пристроив своего филина рядом с Хедвигой на багажной сетке, взяв у Джеймса шоколадную лягушку и рухнув на свободное место рядом с ним. Он сорвал обёртку, откусил лягушке голову, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Тельце шоколадной лягушки конвульсивно подёргивало лапками в его ладони, пока Рон лениво пережёвывал голову. Джеймс Бонд поспешно отвернулся.

— У пятикурсников на каждом факультете по двое старост, – сообщила Гермиона, садясь и пристраивая на колени толстого рыжего кота Живоглота. Вид у Гермионы был недовольный.

— Угадай, кто староста Слизерина, – предложил Рон, не открывая глаз.

— Малфой, – мгновенно ответил Джеймс, напрягаясь.

— И эта жуткая корова Пэнси Паркинсон, – язвительно сказала Гермиона. – Какая из неё староста, если она толстая и медлительная, как тролль, которому дали по башке…

Мозг суперагента лихорадочно работал. После потери памяти никто не стал бы назначать старостой Гарри Поттера, но почему назначили Рона? Рона, не находившего ничего зазорного в метании навозных бомб в закрытом помещении, — назначить старостой, примером для школьников, ответственным за порядок? Джеймс Бонд был готов побиться об заклад, что Рон был не самым достойным учеником на факультете, если Гриффиндор по уровню хоть немного выше вечерней школы для малолетних преступников. Тогда, значит, это назначение было не наградой, а политическим решением. Что объединяло лучшего друга Гарри Поттера, лучшую подругу Гарри Поттера и злейшего врага Гарри Поттера, если в двух словах, начинающихся на Г и П?..

Мог ли Альбус Дамблдор повлиять на решения деканов факультетов, подать им свои идеи о правильных кандидатурах на должности старост? Учитывая, что Минерва МакГонагалл и Северус Снегг — рядовые члены возглавляемого им Ордена Феникса? Хм, а носит ли Папа Римский высокую шапку? Ответы на эти вопросы совпадают.

Джеймс почувствовал, что вокруг него плетётся паутина даже не одного, а нескольких взаимодействующих планов. Он уже мог с вероятностью примерно семьдесят два процента назвать двоих людей, дёргающих за ниточки своих паутин. Но время действовать ещё не пришло, слишком мало он знал о волшебном мире, слишком мало информации собрал.

— А кто у Пуффендуя? – спросила Джинни.

— Эрни Макмиллан и Анна Хобот, – ответил Рон. – То есть Ханна Аббот, – поправился он, получив тычок в рёбра.

— А у Когтеврана — Энтони Голдстейн и Падма Патил, – сказала Гермиона, потирая локоть.

— И в чём заключаются обязанности старосты? – поинтересовался Джеймс, изучая реакции своих друзей.

— Ну, мы должны время от времени патрулировать коридоры, – ответил Рон, посматривая на часы, – и мы можем наказывать людей за плохое поведение. Мне не терпится прищучить Крэбба и Гойла.

— Ты не должен злоупотреблять положением старосты! – резко сказала ему Гермиона.

— Малфой, конечно, ни капельки не будет им злоупотреблять, – саркастически откликнулся Рон.

— Ты что, намерен опуститься до его уровня?!

— Нет, я просто намерен добраться до его дружков раньше, чем он доберётся до моих.

— Ну перестань же, Рон…

— Рон прав, – неожиданно вступился Джеймс. – Террор можно побороть только более жестоким террором. Мягкость и нежность — это, конечно, замечательно, но совершенно непрактично.

— Гарри, ты… – задохнулась от возмущения Гермиона. – Ты предлагаешь нам стать, как они?

— Нет, я предлагаю нам победить, – парировал Джеймс. – После того, как мы победим, мы вполне можем позволить себе стать белыми и пушистыми. Мы даже можем поставить на могиле Малфоя памятник из белого мрамора с золотыми прожилками и ежегодно возлагать к нему венки. Но всё это будет после победы. А до тех пор надо просто побеждать. Вырывая победу зубами, когтями и пинками. Не гнушаясь никакими методами. Любой метод оправдан, пока он ведёт к нашей победе.

Рон в поддержку Джеймса высоко поднял надкусанную, ещё трепыхающуюся лягушку:

— Бить лежачего неспортивно, зато эффективно и безопасно!

— Ушам своим не верю! – глаза Гермионы метали молнии, ладони сжали плечи. – Вы говорите, как настоящие слизеринцы!

— Даже у самого дурного противника можно научиться хорошим трюкам, – пожала плечами Полумна. – В конце концов, морщерогие кизляки в целях маскировки принимают обличье взрывопотамов, ведут себя точно так же, и совершенно неотличимы ни на вид, ни по повадкам, ни на вкус.

— Морщерогие кизляки, – повторил Джеймс, пробуя название на вкус. – Звучит довольно опасно.

— Взрывопотамы опаснее, – машинально отметила Гермиона, – потому что кизляков не существует.

— Существуют, только все думают, что это взрывопотамы, – мягко поправила Полумна.

Следующие несколько часов дети увлечённо рассказывали Джеймсу Бонду про магическую флору и фауну Британии, время от времени отвлекаясь на сладости. Внезапно дверь купе снова открылась.

— В чём дело? – недружелюбно спросил Джеймс, которому как раз в этот момент рассказывали о повадках соплохвостов («Жрать всё, жалить всех, повторить»).

— Повежливей, Поттер, иначе будешь наказан, – высказался закрывший собой всю дверь здоровяк. Узкая полоска лба между сросшимися у переносицы височными костями выдавала в нём гиганта мысли. Одной-единственной, — больше в эту башку поместиться не могло. – Драко Малфой назначен старостой, и он имеет право наказывать провинившихся.

— Только в школе, – быстро ответила Гермиона, сжав руку начавшего закипать Джеймса. – А вне школы он имеет только одно право: огрести люлей, точно так же, как и любой другой охламон-слизериновец.

— Да ты, никак, забыла, где твоё место, грязнокровка! – взбешённо пискнул Малфой. К сожалению, его подручный забыл отойти в сторону, поэтому бешенство Малфоя выплёскивалось в виде подпрыгиваний за спиной загородившего дверь громилы в попытках увидеть хоть что-то внутри купе. Со стороны это выглядело настолько забавно, что гриффиндорцы и Полумна покатились со смеху, чем довели Малфоя до белого каления.

— А «грязнокровка» — это ведь плохое слово, да, Гермиона? – задумчиво потеребил подбородок Джеймс, отсмеявшись.

— Ну, в общем, да, нехорошее, – ответил ему Рон, всё ещё держась за живот.

Джеймс встал с удобного дивана, оценивая обстановку.

— Простите, мистер, как вас зовут? – спросил суперагент у крепыша, по-прежнему загораживающего проход.

— Ой, умора, он Крэбба назвал «мистером»! – послышался из-за спины захлёбывающийся от смеха голос Рона.

— Винсент Крэбб, – ответил здоровяк.

— Будь добр, Винсент, сделай шаг влево, – попросил Бонд обманчиво-вежливым голосом. – Или вправо. Только не зашиби Драко, он где-то за твоей спиной прыгает.

Складки на лбу Винсента Крэбба собрались в монументальные, словно вытесанные из гранита, барельефы.

— Шаг влево… Или вправо? Влево? Вправо?

Здоровяк медленно поднял ладони, каждая размером с лопату, на уровень груди и внимательно их осмотрел. На указательном пальце одной из рук было маленькое чернильное пятнышко.

— Это правая рука, – прогудел Крэбб, полный радости узнавания. – Я ей пишу, поэтому она правая[68]. А с другой стороны левая. У меня их две! Влево — это туда! А вправо…

Огромная туша повернулась, мимоходом заехав локтем Малфою в ухо, и двинулась дальше по коридору, трубным голосом споря с собственными руками относительно сторон. Малфой шлёпнулся на пол, смачно проехавшись новой мантией по останкам шоколадной лягушки.

— Крэбб всегда такой? – вполголоса спросил Джеймс у Гермионы.

— Сегодня у него ещё просветление, – ответила она, тоже давясь смехом. – Я не знаю, как он сдаёт экзамены; мне говорили, он вместо подписи крестик ставит, а читает вслух и по слогам…

Поднявшийся Малфой растёр шоколад по мантии в попытках отряхнуться. На лацкане тускло блеснул приколотый значок старосты :

— Ты дура, и ничего не понимаешь! – выкрикнул он ломающимся голосом, дико вращая глазами. – Это у него подпись такая — крестик! Который будет стоять над могилами всех противников великого дома Крэбб! И великого дома Гойл! И великого дома Малфой! И великого дома Блэк! И великого дома…

Джеймс недобро прищурился. Малфой вызывал у него инстинктивную идиосинкразию, что-то сродни ощущениям, которые возникают у арахнофоба при виде большой, волосатой, восьминогой тени на занавеске. И потом, этот беловолосый хорёк попытался оскорбить Гермиону:

— Прости, Драко, но ты упомянул дом Блэк… И вот я подумал… А кто у нас остался в живых из дома Блэк?

— Ну, моя мама, Нарцисса Малфой, урождённая Блэк, – начал отгибать пальцы Драко, гордившийся своими знаниями генеалогий.

— Не пойдёт, – покачал головой Джеймс. – Она покинула дом Блэков и перешла в дом Малфоев, когда вышла замуж за твоего папу. Давай дальше.

— Беллатриса Лестрейндж, – отогнул ещё один палец Драко, слегка сбавив напор.

— Дом Лестрейнджей, – отмёл Джеймс. – Ещё?

— Мариус Блэк, – вытащил козырного туза из рукава Драко.

— Сквиб, лишённый наследства и отлучённый от дома, – отмахнулся Джеймс. – Ещё?

— Сириус Блэк, – прошептал Малфой, прозревая.

— Правильно, – мягко заметил Джеймс, беря Малфоя за руку. – Единственный полноправный и дееспособный представитель дома Блэк — гриффиндорец, деятельный участник Ордена Феникса, ручная собачка Дамблдора и непримиримый противник Того-Кого-Тебе-Нельзя-Называть. Ты понимаешь, что Винсент Крэбб, взяв своим девизом служение в том числе и целям дома Блэк, рано или поздно вынужден будет пойти против всех, поддерживающих Тёмного Лорда? Просто потому, что Блэк активно декларирует свою позицию, а Пожиратели Смерти скрываются под масками и не называют своих имён, и, следовательно, Крэбб не сумеет понять, кто поддерживает цели Тёмного Лорда?

— Ну, мы сами-то знаем, кто под какой маской скрывается, – сказал Малфой и, спохватившись, зажал себе рот обеими руками. Суперагент внутри пятнадцатилетнего подростка сокрушённо покачал головой: в умении хранить секреты Малфой уступал даже патологическим сплетницам.

— А ты приблизил к себе такого человека, – сочувственно цокнул языком Джеймс. – Ты ведь понимаешь, что, стоит Сириусу Блэку узнать об истинном значении крестика в его подписи, как представитель великого дома Блэк тут же озвучит имена своих врагов, — и твой друг вонзит нож тебе в спину! Интеллектом он, уж прости, уступает даже вагону, который нас сейчас везёт, и поэтому ему будет всё равно, что ты его друг; ведь Честь его Рода, выражающаяся в значении его родовой подписи, важнее! Как ты сам этого не сообразил? Ну да, я понимаю, мы с тобой ещё маленькие, но думать-то надо начинать уже сейчас! Потом будет поздно. С ножом в спине особо не подумаешь.

Драко с ужасом посмотрел на удаляющегося Крэбба, по-прежнему занятого общением с собственными руками. Судя по доносящимся обрывкам разговора, он пытался в чём-то убедить собственные ладони, но ладони аргументированно отстаивали свою позицию и играючи давили Крэбба интеллектом. Сгрудившихся перед ним первокурсников прессовало к выходу из вагона, словно поршнем; Крэбба совершенно не интересовало, в какую сторону они собираются идти и хотели ли они вообще идти куда бы то ни было, достаточно было того, что они оказались в коридоре. Джеймс вообще не был уверен, что погружённый в философский спор Винсент замечает выдавливаемых им в тамбур ребятишек.

— В общем, – Джеймс хлопнул Драко по плечу так, что чуть снова не сшиб его на пол, – размышляй, на то тебе мозги и даны. Захочешь посоветоваться — подходи, помогу, чем смогу. А вот от этого громилы, – Бонд показал на Крэбба, – лучше избавься, пока не поздно. Задурить ему голову так, чтобы он был полностью послушен, ты точно не сможешь; ты эту голову видел? Там же ни одна мысль больше, чем на минуту, не задерживается. Умирает от одиночества. И кончай эти мелкие подколки на тему грязнокровок. Твой папа до такого не опускается, это ниже вашего достоинства.

— Тут ты прав, – Драко взглянул на Джеймса со смешанными чувствами в глазах. Так, словно Джеймс только что превратил воду в вино. И выпил всё сам, в одну харю.

— Давай, двигай, – Джеймс ещё раз хлопнул Драко по плечу, – мне тоже надо переодеться. Кстати, клёвая мантия!

— Правда?!

— Конечно. У моего сводного брата такая же. Только он называет её «купальным халатом», и вот такой брошки, – Джеймс постучал ногтем по значку старосты, – у него нет. Не дорос ещё парнишка до того, чтобы тырить мамины украшения, он пока только по её нижнему белью специализируется. И вообще, что с него, с магла, взять, его даже Крэбб переспорить сможет. Откуда Дадличке знать, как должны выглядеть правильные, кошерные мантии, правда? Хотя да, покупалась она именно как купальный халат. В общем, – Джеймс выставил вверх большие пальцы, – у тебя в этом хала… В мантии вот такой видок. Так и хочется спросить: «Как водичка?» И не парься по поводу этого пятна, шоколадный цвет очень выгодно подчёркивает фактуру ткани.

Джеймс закрыл за собой дверь купе, поднял один палец и прислушался. Ребята затихли. Судя по доносящимся из-за двери звукам, Драко пытался решить, сделали ему комплимент или опустили на уровень плинтуса. К однозначному решению Малфой-младший так и не пришёл, но конфликт решил не развивать, развернулся и побрёл в направлении вагона старост.

— Отлично, – подавил ликование в зародыше Бонд. – Гермиона, в ближайшее время он поостережётся тебя задевать. А теперь, девочки, я могу попросить вашей помощи?

Осторожное согласие Гермионы и Полумны было заглушено восторженными воплями Джинни.

Джеймс достал из своего чемодана мантию, жестом согнал с дивана Рона и Невилла и разложил на освободившейся площади два ярда тонкой, нежной ткани:

— Девочки, как, во имя Господа, это одевают?!

* * *

— Первокурсники, ко мне! Первокурсники!

Джеймс Бонд, усиленно работая локтями, вырвался из душного вагона в сырой воздух северной Шотландии. Джинни шла следом, неся клетки с Хедвигой и с Сычиком. Бонд вырвался на оперативный простор, смахнул крупные капли пота со лба и окинул взглядом окрестности.

Перрон, освещённый факелами, лежал между тёмным лесом и железной дорогой. С одной из сторон деревья расступались, открывая вид на искрящееся под светом звёзд озеро. Узкая лента железной дороги, на которой устало расположился «Хогвартс экспресс», убегала дальше в обе стороны, насколько хватало глаз. Платформа была заасфальтирована, но от перрона отходила грунтовая дорога; вдоль неё стояло множество допотопных карет, запряжённых болезненно худыми лошадьми.

Высокая волшебница прохаживалась по перрону, покачивая фонарём в руке, и надрывно кричала:

— Первокурсники, прошу построиться здесь! Ко мне, первокурсники!

Самая выступающая часть тела волшебницы, — подбородок, — обратилась в сторону Бонда:

— Мистер Поттер, как я рада, что вы снова с нами! Мы слышали об ужасном происшествии, о вашей потере памяти. Я профессор Граббли-Дерг, но вы можете звать меня просто госпожа волшебница первой степени Вильгельмина фон дер Граббли-Дерг, когда мы не в классе. Мы ещё встретимся, я буду преподавать у вас уход за магическими существами. Будем надеяться, вы найдёте способ вернуть себе память!

— Это вряд ли, госпожа волшебница первой степени, – вежливо ответил Джеймс, не делая ни малейшей попытки сменить тему разговора. – Целитель в больнице святого Мунго сказал, что память потеряна навсегда. Органическое повреждение коры головного мозга, из-за почти удавшегося поцелуя дементоров.

Челюсть волшебницы отвисла. Очевидно, дошедшие до неё слухи не включали в себя диагностированную причину амнезии. Бонд взял это на заметку.

— Подумать только! Бедное дитя! – прослезившаяся Вильгельмина попробовала сердобольно прижать мальчика к тощей груди, в результате чего съездила ему по уху тяжёлым горячим фонарём. В ответ на непроизвольно вырвавшееся у суперагента восклицание крайне интимного характера волшебница залилась краской, изменила тактику и, порывшись в кармане, протянула Бонду маленький кусочек сахара: – Кушай, мальчик, кушай! Пусть хоть эта сладость скрасит твою нелёгкую долю! Кора головного мозга пострадала, но, надеюсь, самой его древесины повреждения не коснулись?

Бонд тщательно осматривал кусочек сахара, пытаясь выбрать наилучшую тактику ответа. Визуальный осмотр показал, что кусочек был маленьким, слегка подмокшим, и на него налипли крошки трубочного табака. Бонд мог вспомнить несколько более отвратительных вещей, которые ему приходилось съесть за его полную приключений жизнь, но очень немного.

— Большое спасибо, госпожа волшебница… – наконец, произнёс Джеймс.

— Первой степени Вильгельмина фон дер Граббли-Дерг, – машинально поправила его Вильгельмина.

— С древесиной головного мозга у меня всё в порядке, – продолжил Джеймс. – Спасибо за угощение, и встретимся на уроках!

Волшебница ласково потрепала суперагента по голове, гаркнула «Первоклассники, ко мне!» во всё горло и, наконец, отвернулась от наполовину оглохшего Бонда.

— Она какая-то странная, – пожаловался Джеймс, пытаясь выковырять из уха остатки вопля волшебницы. – Что она здесь вообще делает? Зачем собирает первоклассников?

— Первоклассники плывут в школу через озеро, – ответила Джинни, опускаясь рядом с Джеймсом. – А мы вместе с остальными поедем вон в тех самодвижущихся каретах. Давай, пойдём быстрее, нам ещё карету занять надо.

— А если мы не пойдём, что, все кареты уедут без нас, а нас оставят здесь на произвол судьбы? – поинтересовался Джеймс. Пока длился этот разговор, он сводил воедино уже выясненную информацию о «Хогвартсе»: примерно в четырёхстах милях к северу от Лондона, то есть где-то на широте Эдинбурга; на берегу озера, рядом с железной дорогой. Помнится, Рон упоминал, что на втором курсе, когда они летели в «Хогвартс» на летающем автомобиле рядом с поездом, их заметили жители Норфолка. Получается, «Хогвартс» расположен не только на широте Эдинбурга, но и где-то неподалёку от него, потому что иначе «Хогвартс экспресс» не проходил бы через графство, расположенное на самом восточном побережье Англии, да и отправлялся бы не с Кингс-Кросс, а с вокзала Юстон.

Хотя сеть британских железных дорог суперагент помнил хуже, чем сеть железных дорог России, Японии или Венесуэлы[69], но, согласно его памяти, центральные железные дороги между Лондоном и восточной Шотландией по территории Норфолка вообще не проходили. Поэтому либо маги проложили собственные железные дороги, (в конце концов, собственные железнодорожные перроны на Кингс-Кросс у них есть, так что строить железные дороги они умеют), либо поезд специально идёт по второстепенным дорогам, где движение ниже, и есть шанс проскочить мимо диспетчеров движения.

Джеймс Бонд вспомнил свою короткую экскурсию на вокзале Кингс-Кросс, дымящие локомотивы вырвиглазных цветов, и покачал головой. «Если по нашим железным дорогам курсируют такие яркие поезда, и этого никто не заметил, то придётся признать: либо волшебники держат нашу транспортную систему в железном кулаке, либо они проложили свою собственную транспортную систему, прикрытую от нежелательного внимания, — пришёл к неутешительному выводу Джеймс. – Эм будет просто в восторге, когда узнает».

Опытный разведчик посвятил несколько мгновений размышлениям о целесообразности некоторых вещей. У магов есть мётлы, ковры-самолёты, аппарация, порт-шлюзы, автобус «Ночной рыцарь», — возможно, он не единственный такой, — частный автотранспорт типа «Форд Англия» и «Bentley Mulsanne» и Бог знает что ещё. Зачем им, вдобавок ко всему вышеперечисленному, ещё и железные дороги?

Так и не придя к однозначному выводу, Бонд, массируя поясницу, направился вслед Джинни. Большинство пассажиров поезда уже сошли с перрона и теперь дрались за места в каретах. Отчаявшиеся старосты пытались навести хоть какой-то порядок в шуме, гаме и толкучке, создаваемой почти пятью сотнями детей[70].

Сплочённые единой целью, Джеймс, Джинни, Невилл и Полумна заняли одну карету. Джеймс, любопытствуя, обошёл экипаж, растирая ладонями ноющую поясницу. «Надо будет объяснить магам понятие “школьный автобус”», – подумал суперагент, краем сознания замечая, как что-то ласково дует ему в ухо.

Только недюжинное самообладание помешало Бонду выхватить пистолет-пулемёт и превратить всё, что находилось за его спиной, в кровавую кашу.

Джеймс, дрожа от выплеснувшегося в кровь адреналина, медленно развернулся. К его уху плотоядно принюхивалось кошмарное создание, которое он поначалу принял за лошадь. Вблизи оно напоминало обтянутый кожей скелет лошади. Крылатой лошади, поправился суперагент, заметив сложенные вдоль позвоночника крылья, — тонкие, кожистые, напоминающие крылья летучей мыши. Заметив внимание обладателя столь привлекательного уха, ночной кошмар умильно склонил голову набок, уставился на ухо крупными карими глазами, хлестнул себя по бокам тонким крысиным хвостом и пустил из угла рта нитку слюны.

— Джинни? – не оборачиваясь, позвал суперагент.

— Чего? – высунулась из окна рыжая голова[71].

— А это кто?

— Где?

— Вот.

— Где?

— Прямо передо мной.

— Карета.

— Что?!

— Карета. Гарри, ты чего? Ты же только что такую же карету сам осматривал.

Джеймс снова окинул взглядом тонкое тело крылатой лошади и обнаружил, что оно крепится к карете сложной системой ремней и палок. В голове начали роиться термины «постромки», «оглобли», «взнуздать», «хомут» и «жернова», хотя агент сильно подозревал, что жернова всё-таки не связаны с тягловым скотом. Во время нескольких совершенно секретных операций Бонду приходилось присутствовать на ипподромах, но тогда всё его внимание поглощала не упряжь жокеев, а собственно операция.

— Джинни. Сосредоточься, ладно? Прошу тебя присмотреться повнимательнее. Передо мной, на расстоянии нескольких ярдов, стоит карета. От неё в мою сторону тянутся две длинных палки, которые, за неимением лучшего термина, я назову оглоблями. Ты их видишь?

Девочка высунулась из окна ещё дальше, свесив достойную Рапунцель гриву рыжих волос почти до земли. «Эти волосы и в самом деле можно назвать достойными Рапунцель, – отрешённо подумал суперагент, – они выглядят так, как будто по ним ежедневно вверх-вниз лазила страшная ведьма в сапогах, покрытых слоем чернозёма».

— Вижу, – радостно подтвердила младшая Уизли.

— Дальше, — смотри внимательно, — между оглоблями укреплён хомут. Ты его видишь, не так ли?

— Это такая кожаная хреновина, подвешенная на концах палок?

— Да, – пришлось согласиться агенту с этим неоднозначным определением. – Это именно она. А теперь напряги своё зрение и скажи мне, на чью шею надет этот хомут?

— …

— Ну же? – поторопил Джеймс, слегка нервничая, потому что потерявшая надежду на то, что объект её внимания добровольно расстанется с собственным ухом, «лошадь» перестала выжидать и снова потянулась к уху суперагента.

— Там никого нет, – ответила Джинни. – Мы каждый год приезжаем в Хогвартс на этих самоходных каретах, которые никто не тянет. Брось, Гарри, забирайся в карету, снаружи холодно, а внутри можно погреться. Я знаю, как.

Девочка скрылась в карете, втянув в окно волосы.

— Никто не тянет, да? – пробормотал Бонд, чувствуя, что сходит с ума. На его глазах эта «никто» играючи стронула с места тяжёлую карету в попытках добраться до его уха.

Джеймс погладил «лошадь» по носу и протянул ей поданный Вильгельминой фон дер Граббли-Дерг кусочек сахара. Кожа «лошади» на ощупь была холодной, но очень приятной и шелковистой; прикосновение к ней окончательно убедило Джеймса в том, что она ему не пригрезилась. «Лошадь» принюхалась к сахару и слизнула его с ладони одним движением, не обращая внимания на крошки табака. Бонд усмотрел в пасти «лошади» здоровенные клыки, достойные льва или тигра, и поспешно ретировался в карету.

Невилл поглаживал спрятанную в нагрудный карман мантии жабу, из-за чего напоминал человека с инфарктом. Сидевшая рядом с ним Полумна снова читала «Придиру», перевернув журнал. Джеймсу пришлось сесть рядом с Джинни, которая немедленно к нему прижалась.

— Долго нам ехать до школы? – поинтересовался Бонд.

— Минут двадцать, – ответил Невилл, пристраивая на колене свой прыщавый кактус.

Карета тронулась. Мягкое покачивание действовало успокаивающе.

— Профессор Граббли-Дерг сказала, что она будет вести у нас уход за магическими существами, – сказал Невилл. – Интересно, а где Хагрид?

— Кто? – не понял Бонд.

— Рубеус Хагрид, твой друг, школьный лесничий, уже два года преподававший уход за магическими существами, – объяснила Джинни. – Обычно он собирает первоклассников для перехода через озеро на лодках. Он наполовину великан, имеет рост в одиннадцать с половиной футов, с бородой, начинающейся от глаз. От великанов ему досталась любовь ко всяким опасным созданиям; в прошлом году мы ухаживали за соплохвостами, гибридами мантикоры и огненного краба, а до этого он водил дружбу с гигантскими плотоядными пауками, запер в школе гигантского цербера и пытался вывести у себя дома дракона. Дамблдор его очень уважает. Интересно, где он сейчас; в его сторожке свет тоже не горит.

«Мантикоры, огненные крабы, церберы, великаны, драконы, – отчаянно сортировал информацию Бонд. – Боже мой, куда я попал!»

— Я тоже их вижу, – услышал агент и, подняв голову, встретился взглядом с голубыми глазами Полумны.

— Что, прости? – переспросил Джеймс, всё ещё занятый мыслями о гигантском цербере.

— Эти создания, которые тянут кареты. Я сказала, что я тоже их вижу, – с удивительной безмятежностью в голосе повторила Полумна. – Их мало кто видит, но я увидела их ещё в самый первый раз, когда приехала в школу. Большинству детей нравится думать, что кареты движутся сами по себе, но мы-то с тобой знаем правду. Не волнуйся, Гарри, мы просто способны видеть то, чего не замечают другие. Ты не более безумен, чем я. Муа-ха-ха! – внезапно рассмеялась она глухим демоническим хохотом и уткнулась обратно в свой журнал.

* * *

У каменных ступеней, ведущих к дубовым входным дверям замка, кареты с лязгом остановились. Бонд вышел из экипажа первым, втягивая в себя новые впечатления, как безводный медный купорос – воду. Странные скелетоподобные псевдолошади, конечно, никуда не делись, они тихо стояли, овеваемые прохладным ветерком, и таращили пустые глаза.

— Хватит пялиться, Гарри, – позвал Рон со ступеней. – В домике Хагрида от того, что ты замёрзнешь, свет не зажжётся. Пойдём скорей, скоро пир начинается.

Джеймс пожал плечами и в сопровождении подхватившей его под руку Джинни прошёл в двери.

Вестибюль был ярко освещён факелами. Шаги учеников по каменным плитам отдавались эхом, носившемся под сводчатым потолком. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года. Джинни шёпотом объяснила Джеймсу назначение четырёх огромных, высотой в два этажа, песочных часов, наполненных рубинами, изумрудами, сапфирами и топазами.

В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвёздный чёрный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи. Ученики оживлённо переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. Джеймс заметил, что многие наклоняются друг к другу и перешёптываются, глядя на него, когда он проходит мимо.

— Они всегда на меня так смотрят на меня? – поинтересовался он у Рона, кивком показав на учеников с галстуками Пуффендуя, стреляющих в его сторону глазами.

— Ну, в общем, да, – признал Рон. – Ты у нас личность известная. Победил Сам-Знаешь-Кого, потом вырвал философский камень из рук профессора Квирелла, спустился за Джинни в Тайную Комнату, победил василиска, в прошлом году выиграл Турнир Трёх Волшебников, а потом всё лето твоё имя направо и налево склоняли в «Ежедневном пророке». Так что не удивляйся и привыкай к тому, что ты всё время на виду.

«И как в таких условиях работать?» – взвопила сама сущность секретного агента, но Джеймс Бонд ничего не сказал. Потому что он был очень воспитанный.

Рон, Гермиона, Невилл и Гарри нашли себе четыре места подряд у середины стола. Прямо напротив них на скамейке вальяжно раскинулся жемчужно-белый полупрозрачный силуэт.

— О, привет, Ник, – осклабился Рон. – Дай пять! – Ладонь подростка прошла сквозь поднятую руку опалесцирующей фигуры, не встретив никакого сопротивления. Лицо жемчужно-белой фигуры при этом выражало смесь усталости, обречённости и покорности.

— Это… – Бонд судорожно сглотнул, – это что, ПРИЗРАК?

— Кто? – не понял Рон. – А, Почти Безголовый Ник? Ну да, он призрак. А почему ты… О, я понял. Ты ведь память потерял. Так вот, он привидение. Наше, гриффиндорское.

— Гарри, вы потеряли память? – на лице призрака сейчас читалось участие и сочувствие. Общее впечатление несколько портил тот факт, что именно в этот момент один из четверокурсников, сидевших рядом с Ником, передавал другому какой-то конверт — прямо сквозь голову призрака.

— Ник… Э-э-э… – Джеймс Бонд пытался справиться с фактом существования призраков. То есть он, конечно, проштудировал «Историю Хогвартса», в которой этим существам уделялось немало места, но одно дело — читать книгу, слышать рассказы о преподавателе истории магии профессоре Бинсе и совсем другое — видеть реального, живого… Ну, или по крайней мере мёртвого призрака.

— Сир Николя де Мимси-Порпингтон, к вашим услугам, – чопорно кивнул Ник.

Невероятный, сверхъестественный самоконтроль суперагента помог ему справиться с вывалившимися на него — или, в данном случае, с усевшимися напротив — новыми впечатлениями.

— Премного рад знакомству, мессир, – кивнул Джеймс Бонд, сочтя, что Николя де Мимси имеет французские корни, и, судя по стилю полупрозрачных одеяний, из пятнадцатого-шестнадцатого веков, а поэтому обращение «мессир» ему польстит.

Николя моргнул. В стенах школы к нему уже триста лет редко обращались иначе, чем «Эй, ты, чучело-почти-безголовое».

— Мастер[72] Поттер, я не могу выразить словами своё удовольствие от беседы с воспитанным человеком, – поклонился призрак.

— Вы должны простить меня, мессир, – Джеймс Бонд всем своим видом выразил сожаление, – к моему величайшему сожалению, я потерял память, и совсем ничего не помню. В частности, я, увы, не помню вас.

— Как печально, – склонил голову набок Ник, отчего она опасно зашаталась. Бонд увидел тонкую линию разреза, прикрытую пышным жабо, и понял смысл прозвища «почти безголовый». – Я буду молиться, чтобы ваша память вернулась к вам.

— Ты правда память потерял? – встрял в разговор четверокурсник. – И ничего не помнишь?

— Ничегошеньки, – подтвердил Бонд. – А ты?..

— Криви, Колин Криви, – мальчик привстал, протягивая Джеймсу руку через стол. – Ух, как круто! Теперь у тебя что ни день, то новые открытия! Классно, наверное, память потерять? А как ты экзамены сдавать будешь, в них ведь есть материал прошлых лет? Это тебя Сам-Знаешь-Кто заколдовал?

В отношении экзаменов Клоун Криви был, безусловно, прав. Джеймс, конечно, перечитал все учебники, но это не избавило его от опасений по поводу экзаменов. Однако его размышления были прерваны тычком локтя Рона:

— Смотри-ка, Хагрида за столом тоже нет!

Бонд посмотрел на стол преподавателей. Там сидели около полутора десятков волшебников и ведьм разного возраста, все в мантиях, некоторые — в высоких шляпах. Джеймс узнал Северуса и Минерву, — преподаватель зельеделия сидел с выпученными глазами, словно насаженный на кол, и с гримасой отвращения на лице предвкушал начало очередного учебного года. Полувеликана, заросшего бородой до самых глаз, за столом преподавателей явно не было, даже если бы Джеймс знал, как выглядят полувеликаны.

— Не мог же он совсем уйти из школы, – озабоченно пробормотала Гермиона.

— Конечно, не мог, – твёрдо ответил Рон. – Куда ему идти, у него и дома-то нет.

Джеймс Бонд мысленно поставил галочку. Судя по всему, единственная магическая школа Великобритании принимает на полную ставку учителей, профессиональных знаний которых не хватает на то, чтобы обеспечить себя хотя бы съёмным жильём. У Римуса Люпина хотя бы была уважительная причина, — насколько привычка ежемесячно обрастать шерстью и носиться по округе в поисках жертвы для жестокого убийства может быть уважительной.

— И где же он тогда?

— Вы о мистере Рубеусе Хагриде? – поинтересовался Ник. – Так он ещё не вернулся со своего летнего задания. Ну, которое ему дал профессор Альбус Дамблдор.

— Летнего зада… Ой, точно! – просиял Рон. – То самое, жутко секретное, да?

— Деловая поездка в западные Альпы, – пожал плечами Ник, и его голова снова опасно закачалась. – Секретное? Да, разумеется. Но, видите ли, в этой школе очень мало призракоустойчивых стен, поэтому… Я? Подслушивал? Да как вы смеете! Будь я жив, я бы вызвал вас на дуэль! Нет, я просто гулял, задумался, проходил сквозь одну стену, другую, услышал слово здесь, слово там…

Суперагент представил себе взвод призраков, в шахматном порядке проносящихся сквозь оперативное управление генерального штаба противника во время планирования операции. Имея на вооружении несколько привидений, можно значительно сэкономить на агентурной работе: приведениям не нужны материальные блага, им не требуется эксфильтрация в случае опасности, им не угрожают аресты, пытки и казни, им не нужна детальная легенда и вообще прикрытие. Надо только выяснить, чего они реально боятся, — не святой же воды, в самом деле! — и что их может заинтересовать, после чего рекомендовать Эм начать вербовку. Джеймс стрельнул глазами из-под опущенных век, отследив в зале порядка двух десятков призраков, и дал себе зарок выяснить их подноготную: вдруг здесь окажется призрак, для которого патриотизм и служба Родине — не пустой звук? Ну, на крайний случай, надо будет узнать, как сделать человека призраком: у Эм и сейчас есть найдутся несколько подготовленных агентов, которые будут счастливы послужить отчизне и в менее материальном виде.

Позади стола преподавателей появилась Вильгельмина фон дер Граббли-Дерг. Она протиснулась к незанятому стулу недалеко от Дамблдора. Это означало, что первокурсники уже пересекли озеро и вошли в замок. И действительно, несколько секунд спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором МакГонагалл, которая несла табурет с древней Волшебной шляпой, во многих местах заплатанной и заштопанной. На тулье шляпы около сильно потрёпанных полей виднелся широкий разрез.

Разговоры в Большом зале разом умолкли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола лицом к остальным ученикам.

— Вон та блондиночка ничего, правда? – прошипел Джордж тем самым особым шёпотом, который разносится по всему залу, каким бы большим он ни был.

— Да, а на Гриффиндор поступит вон та чёрненькая, – ответил ему таким же шёпотом скривившийся Фред.

Профессор МакГонагалл, зашипев в сторону зала, бережно поставила перед первокурсниками табурет и отступила. Вся школа ждала, затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела:

В недалёкие дни, когда была я не новой,
Те, что с целью благой и прекрасной
Одного государства создали основы,
Жить хотели в гармонии ясной.

Мысль была у них общая — страну создать,
Да такую, какой не бывало,
Чтобы юным уменья свои передать,
Чтобы знания не иссякали.

«Вместе будем мы строить, работать, учить!» —
Так решили создания эти,
По-иному они и не думали жить,
Ссора — гибель для общей идеи.

Маркс и Ленин — вот были друзья!
Троцкий, Сталин — их все восхваляли!
Процветала страна, как большая семья,
Их заслуги в годах не терялись.

Как любовь несогласьем смениться могла?
Как содружество их захирело?
Расскажу я вам это — ведь я там была.
Вот послушайте, как было дело.

Сталин молвил, что будет он тех только брать,
У кого пролетарские предки.
Сказал Ленин: «А я буду тех принимать,
Что умом и пытливы и метки».

Воззвал Троцкий: «А мне нужны лишь смельчаки,
Перманентно мы будем сражаться».
Маркс попытался их всех примирить:
«Всех принять под крыло я готов, нах».

Расхожденья вначале не вызвали ссор,
Потому что лежали меж ними
Пол-столетья в дыму и в войне мировой,
И страны необъятной простор.

Троцкий — Лев, чьим стала девизом отвага,
Принимал под знамёна одних храбрецов,
Дерзких в битве, работе и слове.

Сталин выбрал таких же, как он, молодцов,
Безупречных к тому же по крови.
Ленин знанья ценил, силу мозга, ума,
И марксистами все они звались.

Мирно жили они, свои строя дома,
Точно братья и сёстры родные.
Так счастливые несколько лет протекли,
И успехи их помнят поныне.

Но потом втихомолку раздоры вползли
В бреши слабостей ихних досадных.
И те люди, что мощной четвёркой опор
Страну некогда прочно держали,

Вскоре, ярый затеяв о первенстве спор,
Равновесье своё расшатали.
Умер Маркс, умер Ленин. В тени Октября
Троцкий с Сталиным в схватке сцепились.

Зуб за зуб, кровь за кровь, — занималась заря
Новой страшной войны за Россию.

И казалось, страну ждёт злодейка-судьба,
Что к былому вернуться им надо.
Вот какая шла свара, какая борьба,
Вот как брат ополчился на брата.

И настало то грустное утро, когда
Лев Давыдыч был изгнан в загранку,
Но и там не утихла лихая вражда,
Стало всем тяжело и погано.

А потом наступил тот ужасный момент:
Меркадер к Льву Давыдычу в гости пришёл,
И сказав, что он просто случайный студент,
Ледоруб ему в череп вогнал, — во прикол!

Было четверо — Сталин остался. И нет
С той поры уже полного счастья.
Так жила страна эта потом много лет,
Истребляя троцкистов злосчастных.

Ныне древняя Шляпа пришла к вам опять,
Чтобы всем новичкам в этой школе
Для учёбы и жизни места указать, —
Такова моя грустная доля.

Но сегодня я вот что скажу вам, друзья,
И никто пусть меня не осудит:
Хоть должна разделить я вас, думаю я,
Что от этого пользы не будет.

Каждый год сортировка идет, каждый год…
Угрызеньями совести мучась,
Опасаюсь, что это на нас навлечёт
Незавидную, тяжкую участь.

Подает нам история сумрачный знак,
Дух опасности в воздухе чую.
Школе «Хогвартс» грозит внешний бешеный враг,
Врозь не выиграть битву большую.

Чтобы выжить, сплотитесь — иначе развал,
И ничем мы спасенье не купим.
Все сказала я вам. Кто не глух, тот внимал.
А теперь к сортировке приступим.

Шляпа умолкла и замерла. Раздались аплодисменты, сопровождавшиеся тихим говором и перешёптываниями. Джеймс, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимал, чем вызваны всеобщие толки: в его прошлом был только один вид головных уборов, осмеливавшийся давать советы людям, и это были шлемофоны, принимающие гневные вопли многозвёздных генералов, или, в случае Джеймса Бонда, лично Эм.

— Разошлась она что-то в этом году, – сказал Рон, удивлённо вскинув брови. – Кто такой этот Сталин, и почему он грозит Хогвартсу? Какой-то крутой маг из России? Или это она иносказательно? С этим говорливым предметом одежды, блин, не разберёшь…

— То есть обычно она не даёт уроки истории?

— Обычно она поёт какую-то не слишком серьёзную песенку, ну, как сейчас, перечисляет качества, требуемые от новичка при зачислении на тот или иной факультет, и рассказывает о своей роли в решении его судьбы, – ответила Джинни. – Я не помню, чтобы она пыталась давать Хогвартсу советы.

— И я не помню, – согласилась Гермиона с ноткой тревоги. – А такое вообще раньше было?

— Безусловно, было, – авторитетно ответил Почти Безголовый Ник, наклонясь к ней и пройдя при этом сквозь Невилла (Невилл испуганно вздрогнул). – Шляпа считает своим святым долгом выступить с должным предостережением, когда она чувствует…

— Шляпа, – внезапно осознал Бонд. – Выступает с предостережением. Вы хотите сказать, что эту песню она сочиняет самостоятельно?

— Ну конечно, – зашептала Гермиона. – Её заколдовали лично Отцы-Основатели, наделив частью собственных умений для того, чтобы распределять учеников по факультетам. Но это невозможно было сделать, не создав у неё подобие личности, и теперь она целый год сочиняет песню, которую будет петь в следующем году…

Джеймс хотел было продолжить расспросы, но увидел, что профессор МакГонагалл, которая должна была выкликать имена первокурсников, смотрит на шепчущихся испепеляющим взором. Почти Безголовый Ник поднёс к губам прозрачный палец, выпрямился на стуле и замер, приняв благонравный вид. Шепотки утихли. Профессор грозно окинула напоследок взглядом столы всех четырёх факультетов, опустила глаза к длинному свитку пергамента и назвала первое имя…

Процедура сортировки заключалась в том, что распределяемый выходил и садился на стул, а Минерва МакГонагалл опускала ему на голову шляпу. Едва коснувшись головы, шляпа выкрикивала название одного из факультетов, и под аплодисменты других студентов этого факультета первокурсник шёл и садился за соответствующий стол.

Мало-помалу длинная шеренга первокурсников рассосалась, Роза Циллер была зачислена в Пуффендуй, и профессор МакГонагалл, взяв табурет, вышла из зала. Вслед за этим встал директор школы профессор Дамблдор:

— Нашим новичкам, – звучно заговорил Дамблдор, – добро пожаловать! Нашей старой гвардии — с возвращением в насиженные гнёзда! Придёт ещё время для речей, но сейчас время для другого! Уплетайте за обе щеки!

Дамблдор сел и аккуратно перекинул бороду через плечо, чтобы она не лезла в тарелку. В зале, как по волшебству, появилась еда, все пять длинных столов ломились от мяса, пирогов, овощных блюд.

Джеймс Бонд, несмотря на урчание в желудке, позволил другим детям воевать за право первым набрать себе еду, использовав несколько мгновений для расчётов. На первый курс Хогвартса поступило восемьдесят два человека, что означало, что в школе всего около шести сотен учеников. То есть в Великобритании есть как мининмум шесть сотен волшебников в возрасте от одиннадцати до восемнадцати, при том, что дети в этом возрасте составляют 9.7 процентов от всего населения Великобритании.[73] Если пропорции в магическом мире примерно такие же, как в магловском, придётся признать, что всего в Великобритании порядка шести тысяч взрослых магов. Ну, часть детей, наверняка, учится в частных школах, часть учится на дому, часть — за границей; всё равно не получается больше десяти-двенадцати тысяч магов. Если даже всех их поставить под ружьё, получится не дивизия, а бригада. Маловато для угрозы человечеству. Даже в качестве угрозы для отдельно взятой Британии — всё равно маловато.

— Я начал говорить о предостережениях шляпы, – продолжил Почти Безголовый Ник, с тоской во взгляде наблюдая за жующими подростками. – Она высказывала их несколько раз во времена, когда школе грозили большие беды. И всегда, конечно, она говорила одно и то же: сплотитесь, обретите силу изнутри.

— А откуда Шляпа может знать, что школе грозит беда? – поинтересовался Рон с квозь набитый рот.

— Не имею понятия, – Почти Безголовый Ник снова пожал плечами и поправил жабо, удерживающее его голову на месте. – Впрочем, разумеется, она живёт в кабинете Дамблдора и, могу предположить, она держит глаза открытыми, а ушки — на макушке.

Джеймс Бонд не верил своим ушам. Полуразумная сущность с зачатками личности и с маниакальным стремлением к объединению всех колледжей — в кабинете самого могущественного мага современности, находится в курсе всех дел, планов и размышлений. Достаточно всего лишь одного Пожирателя Смерти с разовым доступом в кабинет Дамблдора и с хорошо подвешенным языком, чтобы запудрить Шляпе отсутствующие мозги и получить превосходного, абсолютно незаметного агента прямо в кабинете главы Ордена Феникса. Мог ли кто-нибудь из Пожирателей проникнуть в кабинет Дамблдора? А, с другой стороны, мог ли Дамблдор хранить столь опасный, столь сведущий артефакт в каком-либо другом месте, кроме своего кабинета?

Несмотря на размышления, мозг суперагента оставался холодным и продолжал анализировать окружающее. Он отрезал себе кусок бифштекса и нажал на него вилкой, рассматривая вытекающий сок. Цвет сока означал, что из туши не слили всю кровь перед приготовлением; значит, еду в Хогвартсе готовили не по правилам кашрута или халяля. Это позволяло сделать вывод, что в школе — а может, и в магическом мире вообще — религия не имеет той роли, как в немагическом мире.

Когда ученики покончили с едой, и гомон в зале опять сделался громче, Дамблдор вновь поднялся на ноги. Разговоры мгновенно умолкли. Все повернулись к директору. Джеймс позволил себе выразить приятную сонливость, ничем не отличаясь от остальных. Где-то его ждала кровать с четырьмя столбиками, чудесно мягкая, теплая…

— Теперь, когда мы начали переваривать этот великолепный ужин, я, как обычно в начале учебного года, прошу вашего внимания к нескольким кратким сообщениям, — сказал Дамблдор. — Первокурсники должны запомнить, что лес на территории школы — запретная зона для учеников. Некоторые из наших старших школьников, надеюсь, теперь уже это запомнили. – Рон и Гермиона обменялись ухмылками, значение которых Джеймс сразу понял. – Мистер Филч, наш школьный смотритель, попросил меня — как он утверждает, в четыреста шестьдесят второй раз — напомнить вам, что в коридорах Хогвартса не разрешается применять волшебство. Действует и ряд других запретов, подробный перечень которых вывешен на двери кабинета мистера Филча.

У нас два изменения в преподавательском составе. Мы рады вновь приветствовать здесь профессора Граббли-Дерг, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами. Я также с удовольствием представляю вам профессора Долорес Амбридж, заместителя министа магии, нашего нового преподавателя защиты от Тёмных искусств.

Прозвучали вежливые, но довольно вялые аплодисменты, во время которых Джеймс, Джинни, Рон и Гермиона обменялись взглядами, выражавшими легкую панику: Дамблдор не сказал, как долго Граббли-Дерг будет преподавать. Дамблдор продолжал:

— Отбор в команды факультетов по квиддичу будет происходить…

Он умолк и с недоумением посмотрел на профессора Амбридж. Поскольку стоя она была лишь ненамного выше, чем сидя, все не сразу поняли, почему Дамблдор перестал говорить. Но тут послышалось её негромкое «кхе, кхе» и стало ясно, что она поднялась на ноги и намерена держать речь.

Замешательство Дамблдора продлилось всего какую-нибудь секунду. Затем он проворно сел и уставил на профессора Амбридж пытливый взгляд, точно ничего на свете не желал сильнее, чем услышать её выступление. Но другие преподаватели не сумели так искусно скрыть своё изумление.

— Ни разу ещё новый учитель не осмелился перебить Дамблдора, – еле слышно прошептал Почти Безголовый Ник.

— Благодарю вас, директор, — жеманно улыбаясь, начала Амбридж, — за добрые слова приветствия.

Голосок у нее был высокий, девчоночий, с придыханием, и Джеймс Бонд почувствовал сильнейший прилив необъяснимой неприязни. Он знал, что всё в ней, от глупого голоска до пушистой розовой кофточки, вызывает у него отвращение. Она еще раз мелко откашлялась — «кхе, кхе» — и продолжала:

— Как приятно, доложу я вам, снова оказаться в Хогвартсе! — Она опять улыбнулась, обнажив очень острые зубы. — И увидеть столько обращённых ко мне счастливых маленьких лиц!

Быстрый взгляд по сторонам убедил Бонда, что счастливые лица остались где-то в другом месте. Наоборот, все ученики были неприятно удивлены тем, что к ним обращаются, как к пятилетним.

— Я с нетерпением жду знакомства с каждым из вас и убеждена, что мы станем очень хорошими друзьями!

— Уж это вряд ли, – скривил рожу Фред.

— Я согласна с ней дружить только до тех пор, пока мне не придется позаимствовать у нее кофточку, — шепнула Парвати Лаванде, и обе они беззвучно захихикали.

Профессор Амбридж снова издала своё «кхе, кхе», но когда она опять заговорила, восторженного придыхания в голосе уже почти не слышалось. Он звучал куда более деловито. Слова были скучными и как будто вызубренными.

— Министерство магии неизменно считало обучение юных волшебников и волшебниц делом чрезвычайной важности. Редкостные дарования, с которыми вы родились, могут быть растрачены впустую, если их не развивать и не оттачивать бережными наставлениями. Древние навыки, которые выделяют волшебное сообщество из всех прочих, должны передаваться из поколения в поколение — иначе мы потеряем их навсегда. Беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, — первейшая обязанность тех, кто посвятил себя благородному делу преподавания.

Тут профессор Амбридж сделала паузу и легонько кивнула коллегам, ни один из которых на этот знак внимания не ответил. Профессор МакГонагалл так сурово нахмурила темные брови, что стала очень похожа на хищную птицу. Джеймс явственно увидел, как она обменялась многозначительным взглядом с женщиной-профессором в тёмно-зелёной мантии. Амбридж, между тем, в очередной раз кхекхекнула и заговорила дальше:

— Каждый новый директор Хогвартса привносил в трудное дело руководства этой древней школой нечто новое, и так оно и должно быть, ибо без прогресса нашим уделом стали бы застой и гниение. Однако прогресс ради прогресса поощрять не следует, ибо большая часть наших проверенных временем традиций в пересмотре не нуждается. Итак, необходимо равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традицией и новаторством…

Зал наполнился гудением; дети, упустив смысл речи Амбридж примерно в районе второго предложения, предпочли общаться друг с другом на отвлечённые темы, ожидая, пока жабоподобная дама в розовой кофточке закончит своё выступление. Джеймс, однако, не дал себе расслабиться, тщательно анализируя и запоминая каждое слово новой учительницы. Краем глаза он заметил, что Гермиона тоже целиком поглощена этой речью, медленной и тягучей, как жидкость на ловушке для мух.

— …Потому что иные из перемен приносят подлинное улучшение, в то время как другие с течением лет выявляют свою ненужность. Точно так же некоторые из старых обычаев подлежат сохранению, тогда как от тех, что обветшали и изжили себя, следует отказаться. Сделаем же шаг в новую эру, в эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что заслуживает сохранения, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, и безжалостно, жестоко и мучительно, разбрасывая кроваые ошмётки, искореняя то, чему не место в детской школе! – Долорес Амбридж, наконец, закончила выступление и села, не обращая внимания на переговаривающихся в зале детей.

— Благодарю вас, профессор Амбридж, за ваше содержательное выступление, – расплылся в улыбке бешено аплодирующий Дамблдор. Джеймс Бонд решил, что эта улыбка настолько же настоящая, как плавающая в воде золотая монета.

— Это уж точно, что содержательное, – скривилась Гермиона.

— Ну и нудятина! – Рон сделал вид, что его тошнит в тарелку Джинни. – Одна из самых занудных речей, которые я слышал. А я ведь рос вместе с Перси.

— Перси — это твой брат? – уточнил Джеймс, переваривая речь Долорес Амбридж.

— Да, – кивнул Рон, – тот самый, который вместо плаката какой-нибудь квиддичной команды или, на худой конец, полуголой ведьмочки повесил над кроватью увеличенный до размера ковра плакат со сводной таблицей стандартов стенок котлов.

— Скажите, а кто составлял программу обучения? – поинтересовался Бонд, по-прежнему раздумывавший над речью Амбридж.

— Каждый учитель обучал нас тому, что казалось важным ему самому, – ответила Гермиона.

Джеймс и Гермиона переглянулись.

— Это всё очень, очень плохо, – прошептала она с крайне озабоченным выражением лица.

— Может, ещё обойдётся, – неуверенно ответил ей суперагент. – Это же школа. Тут полным-полно бюрократии. Бюрократия замечательно умеет защищаться от любых попыток атаковать её.

— О чём вы говорите? – не выдержала Джинни, отчаянно ревнуя.

— «Прогресс ради прогресса поощрять не следует», «безжалостно искоренять то, чему нет места в детской школе», «кровавые ошмётки», – процитировал Бонд. – Чем вы слушали? Эта Амбридж — замминистра магии! Высокопоставленная шишка из организации, противостоящей директору школы, назначена простым учителем в эту самую школу, имея потенциальные средства давления на директора! А ещё она предупредила нас о надвигающихся переменах! Вы что, не поняли, что она только что сказала?!

— Я даже не понял, что ты только что сказал, – пояснил Рон.

— Рон, представь себе две банды. Нет, это слишком сложно. Представь себе две квиддичные команды. Формально они соперники, но одна из команд дождалась, когда вратарь второй получит травму, надавила на её руководство и ввела во вторую своего игрока.

— Это плохо, – разом посерьёзнел Рон. – Он сможет пропускать голы.

— Это то, что происходит здесь, – Бонд указал широким жестом на учительский стол. – Министерство магии с Дамблдором на ножах. Ну, в переводе на понятный тебе язык, на авадах кедаврах. Но Дамблдор — всего лишь директор в одном из заведений народного образования, а ответственность за образование народа лежит на Министерстве магии, поэтому Дамблдор формально подчиняется Министерству. Это дало возможность Министерству ввести в команду Дамблдора своего игрока. Зуб даю, не пройдёт и двух месяцев, как выяснится, что полномочия этой Амбридж ограничены только её фантазией. Она разломает команду Дамблдора изнутри, рассорит учителей, восстановит учеников против них, и каждый раз, когда успеваемость начнёт падать, будет пользоваться этим для очередной дискредитации Дамблдора и для придания себе новых полномочий. Когда школа развалится окончательно, Дамблдора обвинят в несоответствии занимаемой должности и с почётом выпрут на пенсию, оторвав его от рычагов влияния. За год, максимум — за два, Дамблдор будет отстранён от работы, оторван от всех мало-мальски значащих источников информации и рычагов влияния, лишён всех постов и превратится в дряхлого пенсионера с большим запасом интересных историй. Своей речью Долорес Амбридж только что от имени Министерства объявила Дамблдору войну.

— Ты думаешь, Министерство под контролем Сам-Знаешь-Кого?! – прикрыла рот ладошкой Джинни.

Бонд серьёзно обдумал такую возможность.

— Пока ещё рано говорить, – ответил, наконец, он. – Но, скорее всего, нет. Корнелиус Фадж просто хочет остаться на своём посту и опасается усиления Дамблдора. Таким образом, у нас есть не два, а три центра тяжести в системе: Дамблдор, Сами-Знаете-Кто и Министерство магии. Они все стараются подставить друг другу подножки: авроры по-прежнему гоняют Пожирателей Смерти, Фадж использует свои средства, чтобы вывести Дамблдора из игры, Дамблдор со своим Орденом пытается добраться до Сами-Знаете-Кого и защищается против Министерства, а Волан-де-Сами-Знаете-Кто хочет захватить власть, и борется со всеми. Три силы, три ключевых игрока, три центра.

— И что же нам делать?

— Учиться и сдавать экзамены, конечно, – пожал плечами Бонд, но подумал совсем о другом. Когда весы колеблются, чтобы постоянно оставаться наверху, достаточно всего лишь вовремя перепрыгивать с чаши на чашу. – И ни в коем случае не допустить победы Министерства, по крайней мере пока мы не разберёмся с Сами-Знаете-Кем. Если Дамблдор — единственный, кого опасается Сами-Знаете-Кто, мы не можем допустить, чтобы Дамблдора выгнали из школы, в которой мы жив… В смысле, чтобы его сняли с доски.

Быстрый взгляд по сторонам разочаровал Бонда, — тот обнаружил, что он не обладает монополией на мозги в этой школе. За другими столами выделялись группки школьников, явно обсуждавших речь новой учительницы.

Тем временем Дамблдор объявил об окончании ужина, и ученики зашумели и засуетились, двигаясь к выходу. Гермиона взволнованно вскочила на ноги:

— Рон, мы должны показать первокурсникам дорогу!

— Ах да, – сказал Рон, который явно про это забыл. – Эй, вы, мелкота! Духи, ко мне! Стоять, когда с вами дед разговаривает!

— Какой ты дед, ты максимум черпак, – отвесил младшему брату подзатыльник Фред, нимало не гнушаясь уронить его авторитет перед первокурсниками. Рон покраснел:

— Ты! Ты чё лыбишься? Тебе что, очень смешно? А вот я тебя сейчас в Запретный Лес отправлю, там тебе совсем не весело будет! На своей шкуре узнаешь, почему он Запретным называется. А чучелку твою мы в вестибюле поставим, в назидание грядущим поколениям, чтобы знали, как смеяться над старостой! Ну что, тебе всё ещё смешно, салага?

— Вообще-то да, – ответил мальчуган, едва сдерживая смех при виде пыжащегося Рона.

— Стоять! Молчать! Я тебя сейчас… – У Уизли чуть пар из ушей не пошёл. – Встань передо мной, как лист перед травой!

— Ты бы рассказал детально, как надо встать, – посоветовала ему Гермиона, прыская в ладошку. – Это ж первогодки, у них ассоциативные ряды послабее твоего.

Бонд взглянул на багрового Рона, на Гермиону, на покатывающихся Фреда с Джорджем, на Невилла, сжимающего свой прыщавый кактус, и решительно подошёл к группе первокурсников, оттирая плечом Уизли:

— Слушайте меня, первоклашки. Я ваш старший товарищ, пятикурсник Гарриот Джеймс Поттер. Да, тот самый. Разговорчики в строю! Встаньте смирно, вытяните руки по швам. Стойте ровнее! Грудь вперёд, живот втянуть! Вы — гриффиндорцы, адепты самого крутого факультета в этой богом забытой школе, поэтому гордитесь этим! Покажите мне, как вы гордитесь!

Джеймс прошёлся вдоль замершего импровизированного строя первокурсников, критически осматривая их. Те ученики, которые ещё не покинули Большой Зал, замерли, с интересом наблюдая за представлением. Бонд кожей ощущал взгляды со стороны учительского стола: оценивающе-заинтригованный взгляд Дамблдора, взгляд Амбридж, наполненный интересом и презрением, взгляд Снегга, вызывающий желание брезгливо отряхнуться…

Джеймс Бонд дошёл до последнего первокурсника в ряду и развернулся.

— Да, ребята, вы меня разочаровали. В этом году набор в «Гриффиндор» явно не блещет. Ну что ж, это значит только, что ваш путь к званию настоящего гриффиндорца будет дольше и труднее обычного. Но мы выбьем из вас всю эту гражданскую придурь и сделаем из вас гриффиндорцев, которыми мог бы гордиться сам Годрик, не будь я Гарри Поттер!

На этих словах Джеймс Бонд, который Гарри Поттером не был, позволил себе мысленную усмешку.

— А теперь слушайте меня так, словно от этого зависит ваша жизнь. Вы — гриффиндорцы, и это значит, что вы должны быть самыми лучшими во всём, чем бы вы ни занялись, это понятно?

— Да! – грянул разрозненный хор.

— Я вижу, я был недопонят, – вкрадчиво продолжил Бонд, вспоминая своего инструктора по боевой подготовке, который занимался его обучением — сколько? Двадцать лет назад? Боже, как летит время… – Вы должны быть лучшими во всём. Когда вы отвечаете на вопрос, это должен быть такой ответ, который не оставит ни единого сомнения! Попробуем снова, салажата. Вы меня поняли?

— Да!!! – пропищали дети, увлекаясь этой странной игрой.

— Уже лучше. Итак, добро пожаловать в Гриффиндор. Пусть у вас не останется никаких сомнений: это обитель боли и ужаса. Вон там, за учительским столом, с сальными волосами сидит Ужас, а в розовой кофточке — Боль. Чтобы противостоять боли и ужасу, вам придётся быть лучшими. Это понятно?

— Да!!!

— Почему вам предстоит стать лучшими? Потому что вы с Гриффиндора. Вас ненавидят и боятся. Мистер Ужас, который пытается подслушать меня сейчас, будет издеваться над вами, глумиться и стараться подставить вас, потому что он ненавидит наш факультет. Миссис Боль будет искать любые поводы для возведения поклёпа на всю школу. Если вы дадите хоть малейшую слабину, им это удастся. Поэтому — никаких отлыниваний, никакой лени, ни единого нарушенного правила, никаких поводов для придирок! Любое домашние задание должно быть выполнено на лучшую оценку, любая задача решена наилучшим образом, любое новое знание освоено в кратчайшее время! Это ясно?

— Да!!!

— А теперь переходим к проблемам, – мрачно продолжил Бонд, прогуливаясь вдоль ряда первокурсников. – Со всеми этими нагрузками вам не справиться в одиночку. Поверьте мне, эти задания сломят любого. Поэтому нам надо — что?

— Поддерживать друг друга! – выпалил мальчик с ярко-синими глазами.

— Верно! – Бонд нацелил на него указательный палец. – Единственный шанс для нас справиться с материалом — помогать друг другу. У каждого из нас есть какое-то умение, в котором он силён. Невилл Долгопупс знает всё о растениях. Рон Уизли — специалист по квиддичу. Гермиона Грейнджер — гений в точных науках. С остальными вы познакомитесь позже. А вот в чём силён ты, парень? – Джеймс развернулся и ткнул пальцем в мальчика с простодушным деревенским лицом.

— Я умею левитировать предметы. Ну… Небольшие предметы.

— И? – поощрил Джеймс.

— И… Э… Я могу зажечь свечу.

— Зажечь свечу?

— Ну… Почти.

Бонд тяжело вздохнул[74]. Это будет тяжёлый курс.

— Это — Рон Уизли. – Тычок в нервный узел рядом с позвоночником заставил расслабившегося было Рона согнуться в деревянном полупоклоне. – А эта милая дама — мисс Гермиона Грейнджер. – Гермиона сделала лёгкий книксен. – Запомните их внимательно, выжгите их лица в своих сердцах, потому что они единственные, кто имеет возможность вас защищать. Это наши старосты. Каждое их слово — закон, каждое их распоряжение должно быть выполено ещё до того, как они закончили его произносить. А знаете, почему?

— Нет!

— Потому что они выжили в этом аду четыре года, и прошли через испытания, которых вы даже вообразить себе не можете! Потому что они стояли со мной плечом к плечу, когда я гонял Сами-Знаете-Кого в теле учителя Защиты от Тёмных Искусств по подземельям Хогвартса три года назад! – головы детей синхронно повернулись в сторону Долорес Амбридж, на что Джеймс и рассчитывал. – Потому что два года назад они были со мной и поддерживали меня, когда мы разобрались с загадками Тайной Комнаты и запечатали её! Потому что год назад именно они помогли найти лазутчика Сами-Знаете-Кого прямо в Хогвартсе! Потому что они по́том и кровью выработали у себя привычку выживать в самых тяжёлых условиях, которые в этой школе — норма жизни! Они могут не иметь возможности объяснить причины своих приказов, но, поверьте, каждое их распоряжение жизненно важно! Поэтому вы будете выполнять их приказы так, как будто от этого зависит ваша жизнь, — потому что вполне может быть, что она и правда от этого зависит!!!

— Да!!! – зашумели дети. Рон Уизли расплылся в улыбке, предвкушая повелевание двумя десятками рабов, и Джеймсу снова пришлось его стукнуть, заставляя принять более подобающий старосте вид.

— А теперь помните: к вам не должно быть ни единой претензии. Вы во всём должны превосходить всех ребят с других факультетов. И когда я говорю о претензиях, это означает, что если вы планируете какую-нибудь шалость, вы не имеете никакого права попасться! Это ясно?

За спиной Бонда Фред и Джордж бешено зааплодировали.

— Да!!!

— Кто мы?

— Я Юан Аберкромби…

— Не то! КТО МЫ?!

— Гриффиндорцы!!!

— Что мы должны делать?

— Быть лучшими! Держаться вместе! Помогать друг другу! Слушаться старост! Не нарушать правила! А если нарушаем, то не попадаться!!!

— Мы покажем им всем?

— ДА!!!

Джеймс вскинул руки в победном жесте. Вслед за ним вскинули руки все гриффиндорские первокурсники, секундой позже к ним присоединились остальные гриффиндорцы.

— Гермиона, они твои, – Джеймс отошёл в сторону, пропуская Гермиону к первоклассникам. На неё смотрели полтора десятка пар горящих глаз. Гермиона бросила восхищённый взгляд на Бонда и повернулась к детям:

— Ребята, мы сейчас идём в нашу факультетскую гостиную; там же находятся входы в спальни. Завтра начинаются занятия, поэтому сейчас вы только раскладываете свои вещи и ложитесь спать. Запоминайте дорогу, наша гостиная находится в секретном месте, и студенты других факультетов не знают, где она.

— Почему? – пропищала девочка, трогательно прижав ладошки к животу.

— Потому что иначе они смогут ночью установить ловушку у выхода из нашей гостиной, и тогда мы утром опоздаем на занятия и дадим повод для придирок к факультету, – пришёл на помощь Фред.

— Логично, – согласился Джордж.

— Вход в нашу гостиную защищён паролем, – продолжила Гермиона. – Я расскажу его у самого входа. Идёмте за мной, и тщательно запоминайте дорогу, потому что, начиная с завтрашнего дня, вам предстоит ходить здесь самостоятельно!

— Но вы всегда можете обратиться к старосте за помощью, – вмешался Джеймс. – Только помните, что старосты других факультетов не заинтересованы вам помогать.

— А теперь — идём!

Группа первоклассников, окружив Гермиону, направилась к дверям Большого Зала. Джеймс, сопровождаемый Невиллом, Роном, Джинни, Колином и другими гриффиндорцами, последовал за ней. До самых дверей суперагент ощущал на своей спине взгляды преподавателей — Дамблдора, Снегга, Амбридж — и других учеников, среди которых выделялся полный опасливой заинтересованности взгляд Малфоя.

* * *

— Мимбулус мимблетония! – произнёс счастливый Невилл, размахивая прыщавым кактусом. – Я запомнил пароль с первого раза!

— Верно, – улыбнулась Полная Дама, и её портрет повернулся на скрытых петлях, словно створка двери. Восхищённые первоклассники загалдели и по одному полезли в открывшийся за портретом круглый проём.

Джеймс Бонд посмотрел на узкий вход и шёпотом обратился к Рону:

— Значит, на каждом факультете примерно полторы сотни студентов, и все они каждое утро в одно и то же время протискиваются сквозь один-единственный выход? Теперь я понимаю, почему учёба начинается только после завтрака, на который необязательно приходить к самому началу. Кто вообще проектировал этот замок?

Общая гостиная Гриффиндора была большой круглой комнатой, располагавшейся в одной из широких приземистых замковых башен. Без какого-либо подобия порядка на всём пространстве комнаты располагались диваны, кресла и столы, за которыми ученики могли делать домашние задания. У огромного, ярко пылающего камина несколько человек грели руки, прежде чем подняться в спальни. Обстановка была бедной, но чистой; над всеми другими цветами преобладали красный и золотой. Огромный штандарт, изображающий гриффиндорского льва, висел на стене над камином; рядом со входом размещалась доска объявлений, к которой что-то приклеивали Фред и Джордж.

Гермиона показала новым ученикам их спальни и предупредила детей, что спальни закреплены за ними на все семь лет обучения. Она также сказала, что лестницы, ведущие в спальни, заколдованы, и мальчик не сможет подняться в спальню девочек, но девочка может войти в спальню мальчиков.

Джинни попрощалась с братьями, Гермионой, церемонно пожала руку Бонду, задержав его ладонь на долю секунды дольше, чем следовало, и скрылась в проёме, ведущем к спальням девочек.

— Это было крутое выступление! – хлопнул Джеймса по плечу Фред. – Скажи, что за озарение на тебя нашло?

Суперагент на секунду замешкался с ответом, осознав, что при его появлении смолкло несколько разговоров, а процент уставившихся на него глаз явно больше того, какого удостаивался любой другой гриффиндорец.

— Это всё из-за статей в «Пророке»? – едва слышно шепнул он, указывая Фреду глазами на притихших гриффиндорцев. Тот легонько пожал плечами и еле заметно кивнул.

— Я просто решил, что в столь сложные времена мы должны возродить командный дух колледжа, – громко ответил Джеймс, стараясь, чтобы его было слышно во всей комнате. – Перед нами стоят большие проблемы, и поодиночке мы с ними не справимся. Хорошо было бы, если бы не только первокурсники помнили, что с любой проблемой легче справиться вместе.

— Это какие же проблемы перед нами стоят? – спросил высокий русоволосый парень у камина. – Уж не возрождение ли Сам-Знаешь-Кого?

Джеймс Бонд вздохнул. Манипулировать гриффиндорцами было легче, чем попасть мячом в стену сарая изнутри. Если это реальный уровень интеллектуального развития магов Великобритании, то ему становится даже немного стыдно за свою страну.

— А у тебя есть какие-то возражения против этого? – развернулся он к новому собеседнику.

— Это Симус Финниган, – уголком губ прошептал Рон. – Он ирландец, наш сосед по спальне.

— Да, есть! – с вызовом бросил тот. – «Пророк» пишет, что ваши с Дамблдором рассказы о Сам-Знаешь-Ком — ерунда! И что ты — сумасшедший! Если хочешь знать, меня мама не хотела отпускать в Хогвартс, потому что я сплю с тобой в одной спальне!

— Но не в одной постели же, – вздёрнул бровь Бонд. Симус немедленно покраснел.

— Ты не томи, скажи честно, Сам-Знаешь-Кто правда воскрес? – выкрикнул кто-то.

— А я не помню, – обезоруживающе улыбнулся Джеймс Бонд. – У меня амнезия. Я потерял память, – добавил он, осознав, что не все в гостиной знают значение слова «амнезия».

Суперагент насладился театральной паузой и продолжил:

— Почти месяц назад на меня напали два дементора. Они напали на меня с братом недалеко от нашего дома, прямо в Литтл-Уининге. Им почти удалось высосать мою душу, но мне повезло, и я спасся. Правда, при этом я почти полностью потерял память.

Гриффиндорцы замерли, жадно вслушиваясь в эту историю. Тишина стояла такая, словно в огромной гостиной никто даже не дышал.

— То, что повреждения вызваны нападением дементоров, подтверждено целителем из больницы святого Мунго. Это не выдумки, не предположения и не вероятности, это медицинский факт. Если кто-то хочет, я могу дать ему прочитать результаты обследования. Брата они не тронули, что означает, что это были не дикие дементоры, вышедшие на охоту; они были целенаправленно натравлены именно на меня.

— Но это невозможно, – обрёл дар речи Симус. – Дементоры подконтрольны Министерству.

— Как и «Ежедневный пророк», – парировал Джеймс. – Хочешь предположить, что это означает?

— Но Сам-Знаешь-Кто?.. – зазвучало сразу несколько голосов.

— Я не помню, вернулся он или нет, – поднял руку Бонд. – Я потерял память! Я не помню никого из вас, — даже тебя, Симус. Мне пришлось заново знакомиться со своими друзьями, Роном и Гермионой. Я просто не знаю, воскрес ли Сами-Знаете-Кто. Я понятия не имею, кто убил Седдрика Диггори, и кто это вообще был такой. Но я совершенно точно знаю одно: появление дементоров в Литтл-Уининге очень сильно похоже на попытку убрать нежелательного свидетеля. На удачную попытку, потому что я потерял память. И ещё — подумайте вот о чём, – Джеймс наставил палец на Симуса, а затем обвёл им всех присутствующих: – В прошлой войне дементоры были на стороне Волан-де-Морта, — Фред, откачай Рона, — и есть шанс, что они до сих пор поддерживают связь с ним или с его последователями. Сейчас дементоры подконтрольны Министерству магии. Атака дементоров означает, что я крупно насолил или Волан-де… Ну, вы поняли… Или Министерству магии. Других вариантов нет, диких дементоров не осталось. То есть либо меня атаковали подручные Сами-Знаете-Кого, потому что я был свидетелем его возрождения, либо я был атакован по приказу Министерства магии, потому что они боялись, что я расскажу — что? Ложь? Но какой смысл Министерству бояться лжи, ведь если я расскажу враньё, то его будет легко опровергнуть?

Это утверждение было ложью. Джеймс Бонд отлично знал, что не каждую ложь можно опровергнуть, и что часто ложь выглядит правдивее правды, — но перед ним были заражённые юношеским максимализмом подростки, к тому же честные и неподкупные, как и полагалось истинным гриффиндорцам. Они инстинктивно примут это шаткое утверждение за правду.

— Просто подумайте! Из результатов обследования в больнице святого Мунго можно сделать только один возможный вывод. Кстати, целитель, который меня обследовал, этот вывод уже сделал, и сразу по окончании обследования он сбежал из страны.

Это, на самом деле, тоже играло против тезисов Бонда. Если колдомедик сбежал из страны и тщательно замёл следы, то он не сможет ни подтвердить, ни опровернуть слова Бонда. Учитывая имидж Гарри Поттера, сконструированный пиарщиками из «Ежедневного пророка», утверждение о нападении дементоров могло бы быть расценено как очередная бездоказательная выдумка мальчика, отчаянно нуждающегося в общественном внимании. По счастью, гриффиндорцы не задумывались о столь высоких материях.

По рядам слушателей пробежал испуганный вздох. В гостиной внезапно стало темнее, словно тени на стенах сомкнули ряды.

— Либо Сами-Знаете-Кто вернулся, либо Министерство решило атаковать Дамблдора, – протянул Симус Финниган. – Выбор не из приятных.

— Может быть, и то, и другое вместе, – добродушно поддержал его Бонд. – Вы не заметили эту красавицу в розовом платье, нашу новую преподавательницу ЗоТИ? Она — замминистра магии. Как по-вашему, если Министерство взялось за Хогвартс, будет ли она помогать нам? Будет ли учить чему-то полезному, или, наоборот, попробует напакостить? Напоминаю, мы — ученики в школе Дамблдора, и, теоретически, Дамблдор на нашей стороне, а она, теоретически, против Дамблдора…

— Ну, это легко выяснить, – осклабился Симус. – У нас на следующей неделе[75] будет урок с ней. Вот посмотрим, как она проведёт этот урок, и по его результатам выяснится, прав ты или нет.

— Нет проблем, – улыбнулся Джеймс, внутренне содрогаясь: он поставил всё на одну карту. – Вы как хотите, а я спать. Завтра у меня будет длинный день.

— Завтра суббота! – воскликнул Рон.

— Я знаю. Просто на тот случай, если я всё же окажусь прав, – Джеймс подмигнул Симусу, – я хочу начать готовиться к возможной атаке, которая сможет последовать в любой момент. Поэтому завтрашний день я начну с пробежки и физических упражнений, а потом пойду в библиотеку, повторять материал за предыдущие четыре класса. Чего и вам советую. Адьёс! – с видом триумфатора Джеймс проследовал через безмолвную гостиную к проёмам, ведущим в спальни.

— Там спальни девочек, – указала Гермиона, когда Джеймс выбрал левый проём.

— Да? Ну надо же. – Джеймс осторожно поставил ногу на лестницу, и та мгновенно втянула в себя ступеньки, превратившись в гладкий, скользкий, крутой спуск. – Ух ты, и правда, заколдованная лестница!

Гриффиндорцы потеряли дар речи.

— Почти все лестницы в Хогвартсе заколдованные, – наконец, сказал Колин Криви. – Ты что, и правда потерял память?! То есть это не шутка?! Ты правда ничего не помнишь о том, как погиб Седдрик Диггори?!

Джеймс Бонд развернулся к четверокурснику:

— Послушай, до сих пор я ещё ни разу не соврал. Зачем мне начинать это делать сейчас?! Уж поверь, если бы я хотел придумать какую-нибудь историю, я придумал бы что-нибудь поинтереснее амнезии!

— Интереснее амнезии?.. – восхищённо покачал головой Колин. – Да что может быть интереснее амнезии?!

— Но если ты соврал когда-то раньше, а потом на тебя напали дементоры и съели твою память, то ты можешь не помнить о том, что ты врал, и считать, что раз ты не врешь сейчас, то не врал и раньше, – схватился за соломинку Симус. – Но на самом-то деле ты врал!.. А?

— Речи истинного гриффиндорца! – похвалил Джеймс с неописуемым выражением восхищения на лице. – Ты уверен, что ты на правильном факультете, Симус? Мне кажется, красно-золотой галстук тебе не идёт. С такими логическими построениями тебе больше подошло бы что-нибудь серебряное и зелёное!

Волна свиста, насмешек и одобрительных выкриков заглушила ответ Симуса, покрасневшего до корней волос. Купаясь в лучах славы, Джеймс перешёл в правый проём, помахал рукой оставшимся в гостиной гриффиндорцам и начал подниматься по лестнице.

Рон показал Джеймсу Бонду его кровать. Суперагент оценил размеры кровати и толщину бордового бархатного балдахина, сбросил мантию, достал из сундука мягкие домашние тапочки, натянул пижаму и направился к двери ванной комнаты, чтобы почистить зубы на ночь.

— Эй, Гарри, – позвал Рон, путаясь в рукавах мантии. – Ты что, и правда решил завтра с утра заняться спортом?

— Разумеется, – ответил суперагент, выдавливая на зубную щётку колбаску зубной пасты. – И тебе советую. Ты не видел ещё книги, которые я взял у дяди с тётей? «Искусство рукопашного боя», «Тхэквондо для начинающих», «Твои первые шаги в джиу-джитсу», «Нетрадиционное применение бейсбольных бит (ловушка и мяч не требуются, вазелин приобретается отдельно)». Магия — это, конечно, хорошо, но я сомневаюсь, что в ближайшие несколько недель я буду адекватным соперником тёмным колдунам, поэтому надо научиться лучше владеть своим телом. – Агент окинул взглядом долговязого, но худого и костлявого Рона. – Кстати, тебе тоже не помешало бы слегка подкачать мышцы. Девчонки от них в восторге.

Рон задумался, сравнивая преимущества обладания телом, достойным финалиста конкурса «Мистер Олимпия», с лишним часом сна. Он всё ещё подсчитывал плюсы и минусы каждой альтернативы, когда Джеймс вернулся из ванной комнаты, вытирая руки пушистым полотенцем.

— Так что, присоединишься ко мне завтра? – спросил Джеймс, аккуратно развешивая полотенце на спинке кровати и заводя механические часы.

— Ты попробуй меня разбудить, – с сомнением предложил Рон, – но только аккуратно, и, когда я начну шевелиться, сразу убегай. А если я не встану, то иди без меня, хорошо?

— Договорились, – кивнул Бонд. Он откинул одеяло и тщательно изучал простыню на предмет обнаружения посторонней шестилапой живности, которая, по его мнению, непременно населяла кровати в старинных замках.

— А круто ты его осадил!

— Кого? – осмотр не выявил присутствия непрошеных гостей, и Джеймс быстро юркнул под одеяло.

— Симуса. Ну, когда ты в конце доказал свою амнезию тем, что ошибся лестницей.

— А-а, ты просто не помнишь. Когда мы вошли в гостиную, Гермиона показывала первокурсникам их спальни, и ещё Джинни ушла в спальню девочек, – ответил Бонд, взбивая подушку. – Я, конечно, могу ошибиться, но это был не тот случай. Спокойной ночи. – Агент задёрнул балдахин, вздохнул, достал из сундука устройство крайне стимпанковского вида и начал крутить заводной ключ.

* * *

Купальница[76] — Кондитеру:

Присоединение к рою и заселение в улей прошло успешно. Пасека расположена недалеко от Эдинбурга. Перевозка пчелиных роёв на пасеку осуществляется железнодорожным транспортом прямо из столицы; подробности в рецепте торта-медовика, который я прилагаю. В составе пасечников замена: на должность пасечника, ответственного за обкуривание пчёл дымом, пришёл специалист из министерства сельского хозяйства. Есть вероятность, что он хочет саботировать производство мёда и подсидеть заведующего пасекой, вплоть до увольнения. Таким образом, появляется третья заинтересованная сторона: кроме заведующего пасекой, производящего мёд по своим рецептам, и медведя, жаждущего сожрать весь мёд, в игру вступает министерство сельского хозяйства, намеревающееся монополизировать производство мёда. Намерения министерства по отношению к заведующему пасекой явно деструктивные; намерения министерства по отношению к медведю пока неясны (может ли министерство сельского хозяйства помочь медведю напасть на пасеку, чтобы впоследствии обвинить заведующего?) Налаживаю отношения с рабочими пчёлами из моей соты; отношение настороженное, но пчёлы идут на контакт. Наладить контакты с пасечниками пока не представляется возможным, — пасечники не общаются с пчёлами? Продолжаю адаптацию, завтра начинаю пробные ориентировочные вылеты, буду знакомиться с окрестностями пасеки. Спасибо за руководства по пчелиным танцам; додзё[77] на пасеке нет, но теперь у меня есть шанс хотя бы по самоучителю вспомнить, как правильно вилять брюшком. С нетерпением ожидаю рекламные буклеты от вашего цветовода-пиротехника с информацией о составлении икебан повышенной фугасности в кустарных условиях. (Никогда не знаешь, когда может понадобиться производящая потрясающее впечатление икебана!) Ожидаю дальнейших инструкций.

Всегда ваша,

Купальница.

PS: Поцелуйте за меня секретаршу главного кондитера!

Кондитер — Купальнице:

Мои мастера выпечки сетуют на отсутствие количественных данных в предоставленном вами рецепте, но они всегда на это сетуют. Исходя из психического портрета коржей, мастера выпечки говорят следующее: с вероятностью 63% специалист из министерства сельского хозяйства — засланный казачок, и готовит плацдарм для атаки медведя. Купальница, будьте осторожны, вас не должен, повторяю, вас не должен сорвать медведь! При малейших признаках активности медведя или медвежат выполняйте эксфильтрацию согласно оговоренной процедуре «Доставка медового пряника на дом». Информируйте меня обо всех действиях пасечников и в особенности об изменениях методик медосбора, на основе этой информации мастера выпечки грозятся выработать стратегию. Далее, пасечники не должны заинтересоваться пчелиными танцами. Я понимаю, что вам хочется снова научиться вилять брюшком, как раньше, но помните, что ваш стебель за 15 лет своей жизни ни разу брюшком не вилял. Опасайтесь повредить корневую систему и листья, не забывайте разминаться. Цветовод-пиротехник заканчивает разработку новейшей икебаны с кумулятивным эффектом, но пока не готов представить её на утверждение флористам, поэтому в случае крайней необходимости пользуйтесь известными вам букетами «корзинка роз», «вьюнок на растяжке», «кактус направленного действия», «разрывные анютины глазки» и «ландыш бронебойный с тепловым самонаведением класса „земля-воздух”». Однако я искренне надеюсь, что ваш талант флориста останется невостребованным! Мне ещё нужна эта пасека.

Берегите себя,

Кондитер.

PS: Ваша просьба о передаче для секретарши была выполнена лично цветоводом. В ответ цветовод-пиротехник передаёт вам полученную от секретарши пощёчину.

* * *

Минерва МакГонагалл, теребя в руке очередной платочек, робко постучалась в высокую двойную дверь. Каменная горгулья весьма противного вида смерила её одним глазом и проскрипела: «Можете войти». Декан Гриффиндора со скрипом открыла тяжёлую створку и вошла внутрь.

— А, дорогая моя Минерва, как ты? Как твои питомцы? Всё такие же несносные сорванцы? Угощайся, – Дамблдор, лучась, как заправская лампочка, протянул Минерве жестянку с лимонными дольками.

— Да с чего им быть другими, это ж гриффиндорцы, – неопределённо протянула Минерва, комкая платок. – Спасибо, Альбус, но я не ем сладости после обеда.

— А они не сладкие, – улыбка Дамблдора ни на йоту не изменилась, – они кислые и горькие, как хина. Абсолютно мерзкий вкус, от которого потом никак не избавишься. Я их специально ем, чтобы тренировать выражение лица. Угощайся.

Минерву передёрнуло, но она послушно протянула руку и взяла лимонную дольку, не смея перечить директору. Правда, самообладания декана хватило на то, чтобы не положить сомнительный десерт в рот.

Дамблдор щелчком отправил ещё одну кислотно-жёлтую конфету под язык, закрыл жестянку и тепло улыбнулся Минерве:

— Итак, дорогая, чем я обязан удовольствию лицезреть тебя?

— Альбус, ты меня пугаешь, – призналась Минерва, украдкой вминая лимонную дольку в платочек.

— Я тренируюсь общаться с этой клоуншей из Министерства, – отмахнулся директор и разом превратился из сияющего искусственной радостью клоуна в обычного, слегка утомлённого политика. – Что стряслось?

— Это Поттер, – Минерва МакГонагалл откашлялась и, набрав воздуха, продолжила: – Он обратился ко мне с просьбой изменить его учебное расписание.

— Ух ты! Интересно, почему это наш чудо-мальчик решил озаботиться своим образованием сейчас? Он же, вроде бы, был счастлив изучать те же предметы, на которые записался его приятель Уизли? А наше рыжее солнышко пятого курса выбирало предметы по принципу «меньше знаешь, крепче спишь», и с первой половиной этой фразы оно отлично справляется. Что Поттер захотел изучать?

— Вот список, – Минерва протянула директору украшенный витиеватой подписью свиток пергамента. – Он просит изучать магловедение, нумерологию, теорию магии и вурдалаковедение[78]. Вместо этого он готов пожертвовать уходом за магическими существами. В приложении А он аргументировал свою просьбу пространным эссе на тему ответственности мага перед современной магической наукой, в приложении Б привёл несколько вариантов собственного расписания, основанного на предполагаемой сетке уроков, которую он рассчитал с помощью методов статистического анализа, исходя из расписаний Хогвартса за последние 13 лет, а в приложении С привёл список литературы по соответствующим предметам, которую он успел прочитать, и по содержанию которой он готов держать экзамены, чтобы доказать своё право обучаться на этих курсах.

Тяжёлая часть свитка выскользнула из руки декана. Свиток, удерживаемый за свободный конец, развернулся до пола и покатился по кабинету, продолжая разматываться.

— Тот-Кого-Нельзя-Наказать решил сменить амплуа?! Надо намекнуть ему, что место зануды-заучки уже занято. – Альбус схватил свиток и вчитался. – Это что, список литературы?! – Директор пробежался глазами сверху вниз. – Сто восемьдесят семь пунктов?!

— Мальчик почти месяц жил в доме с очень хорошей библиотекой и без должного наблюдения, – пожала плечами Минерва. – Согласись, Альбус, в том, что касается вурдалаковедения, мало какая библиотека сравнится с собранием, подобранным Блэками. И у него был хороший учитель, Римус Люпин.

— Да, тут ты права, эта шавка в самом деле кое-что знает, – пробормотал директор, пробегая глазами по заполненным каллиграфическими закорючками строчкам. – Но что делать, я не мог выставить этого оборванца, ведь он школьный друг хозяина дома. Ох уж эти мне идеализированные воспоминания о школьных годах… Не удивлюсь, если эти два прикроватных коврика даже блох делят по-братски!.. Что?! Он вписал сюда «Курощение полтергейста»!

— Да, Альбус, – покорно кивнула Минерва, признавая несомненную грамотность директора.

— Но эта книга была запрещена ещё лет четыреста назад, и я думал, что все существующие экземпляры давным-давно изъяты и уничтожены! Тем более, их ведь никак не могло быть много. Чтобы пройти защитные заклинания, уничтожающие память переписчика, эту книгу необходимо переписывать кровью приносимого в жертву духа степенью не ниже третьей. А такие духи очень не любят, когда их начинают приносить в жертву, уж я-то знаю, перед дождями колено до сих пор ноет.

— Я в курсе, Альбус.

— И как он смог её прочитать, ведь кровь духа невидима?

— Очевидно, выучил Апарециум, – Минерва попыталась забрать у Дамблдора свиток.

— Как?! По книгам? Какая книга правильно опишет инициализрующий жест? – Дамблдор, как и полагается перешагнувшему за столетний рубеж старику, был несколько старомоден.

— Поттер мог спросить у Сириуса, зачем ему в библиотеке пустая книга. Какая разница, откуда? Факт, что Поттер его уже знает. Или его, или какое-нибудь аналогичное заклинание.

Альбус выпустил свиток и опёрся о свой стол. Минерва сноровисто скатала пергамент.

— Знаешь, что мне не нравится? – директор потёр ладонью лоб, словно страдая от мимолётного приступа мигрени.

— Кроме появления у Поттера мозгов? – подняла бровь Минерва. – Между прочим, он попал с одним из предложенных расписаний точно в ту сетку уроков, которую мы запланировали на этот год. А мы ведь стараемся их менять случайным образом, чтобы не получилось, что один и тот же преподаватель из года в год вынужден преподавать на последних парах. Ну, за исключением Авроры Синистры, у которой выбора нет, ибо — астрономия.

— Да нет, это меня как раз не сильно беспокоит, – отмахнулся Альбус, ещё не подозревая, насколько он ошибается. – Орудие с мозгами всегда полезнее орудия без мозгов. Подумай, Минерва, он отказывается от Ухода за магическими существами!

— Это естественно, – возразила Минерва, – мальчик потерял память и не знает о Хагриде ничего, кроме того, что ему рассказывали Рон с Гермионой. Возможно, его не восхитила мысль об огромном и не слишком умном получеловеке-полувеликане. Тем более что сейчас он куда-то запропастился, — а куда, кстати?

— И Рон, и Гермиона души в Хагриде не чают, – отмахнулся Альбус, сложил руки за спиной и начал в глубоком раздумье прохаживаться по кабинету. Золотые очки в форме полумесяцев зловеще поблёскивали. – Они без труда доказали бы Поттеру, что единственная радость в его школьной жизни — пообщаться с нашим лесничим. Но Уизли и Грейнджер потерпели неудачу. Это означает, что Поттер перестал слепо идти на поводу у друзей. Мы лишились ещё одного рычага влияния на мальчика.

Минерва порывисто сняла собственные очки и начала протирать их скомканным в кулаке платочком, забыв о растёртой по платочку лимонной дольке. О таком следствии из просьбы Поттера она даже не задумывалась. Именно поэтому она безусловно признавала лидерство Дамблдора в сложных политических интригах, которые тот вёл одновременно на нескольких фронтах и на нескольких уровнях.

— Мы не можем угрожать ему отправить его к родственникам, потому что теперь у него есть Сириус, который будет счастлив приютить его на каникулах, – раздумывал Альбус вслух, гуляя по кабинету и загибая пальцы. – Мы не можем повлиять на него через Хагрида, потому что он забыл, кто такой Хагрид, и, отказавшись от урока по уходу за магическими существами, у него не будет возможности сойтись с Хагридом заново настолько близко, как это было раньше. Он только что продемонстрировал, что уже вышел из-под влияния Уизли и Грейнджер. – Дамблдор посмотрел на свои пальцы. – Получается, у нас осталось всего два рычага влияния на Поттера: его полёты на метле, то есть квиддич, и его влюблённость в младшую Уизли.

— Почти что так, Альбус, – кивнула Минерва, водружая на нос лимонно-жёлтые очки.

— Почти?! – глаза под линзами в форме полумесяцев полыхнули ледяным пламенем.

— Он разучился летать на метле, – зажмурившись, выдохнула Минерва, – и терпеть не может Джинни. Считает её пустоголовой балаболкой, которая положила на него глаз. А что касается квиддича, то он согласен уйти из команды, потому что из-за выполнения домашних заданий у него не будет хватать времени на тренировки. Это есть где-то в приложении А, кажется, в середине четвёртого фута.

Альбус недоверчиво хмыкнул.

— В первый раз вижу, чтобы нападение дементоров включало мозги! Подожди-ка. То есть ты хочешь сказать, что Поттер сейчас абсолютно неуправляем?!

Платочек в кулаке Минервы треснул.

Альбус повернулся к МакГонагалл спиной, опёрся о стол и тяжело вздохнул, склонив голову.

— Что ты ответила Поттеру на его просьбу? – глухо проговорил он, не оборачиваясь.

— Я сказала, что мне надо посоветоваться с другими учителями и убедиться, что они согласны его принять, – сказала Минерва. – Естественно, все учителя готовы пойти навстречу нашему Гарри. Учитывая его амнезию и потрясающую работу на каникулах, когда он за неполный месяц прошёлся по всей теории школьной программы за предыдущие четыре года. Понятно, первое время ему будут делать послабления, но все учителя готовы его принять. Так что мне ответить Поттеру?

— Удовлетвори его просьбу, – задумчиво произнёс Дамблдор, пощипывая себя за бороду. – Давай, позволим ему вести игру. Дадим ему квоффл на время, и будем тщательно следить, что он собирается делать дальше. Причём дадим ему квоффл — буквально: убеди его продолжить тренировки по квиддичу. Загрузим его домашними заданиями и одновременно будем напирать на ответственность за судьбу команды. Посмотрим, как он будет справляться и с игрой, и с дополнительными занятиями. Авось он сломается под нагрузкой и откажется от лишних предметов.

— Ясно, – кивнула Минерва. – А если не сломается?

— А если не сломается, – хищно блеснули очки, – тогда мы его сломаем. Помнишь эту розовую калошу из Министерства? Примерно к Хэллоуину мы натравим её на Поттера. Либо она победит, и мы получим нашего чудо-мальчика обратно, либо мы его руками устраним угрозу из Министерства.

— То есть я соглашаюсь с просьбой Поттера поменять своё расписание?

— Именно так, – Альбус снова лучезарно улыбнулся. – Лимонную дольку?

— Нет, спасибо, – Минерва покачала головой и направилась к дверям, с трудом различая окружающую обстановку сквозь покрытые толстым слоем мармелада очки. – Я скажу ему сейчас же, а то он меня уже просто достал. Каждый раз, когда видел меня, спрашивал, что там с его просьбой.

— Каждый раз?! – Дамблдор разом перестал светиться. – Погоди-ка. Когда он подал тебе эту просьбу?

— Недели две назад, – ответила МакГонагалл, уже открывая дверь. – Кажется, двадцатого августа.

Улыбка Альбуса померкла, сменившись хищным оскалом:

— Ты хочешь сказать, что он подал тебе просьбу об изменении расписания спустя всего лишь полторы недели после переезда на Гриммо?

— Ну да, – кивнула Минерва. – Мне пришлось советоваться с профессорами по совиной почте. Но я отправляла сов только из своего дома, так что если за ними кто-то и проследил, то Гриммо, 12 они не найдут! – поспешно добавила она, неверно истолковав выражение лица директора.

— Минерва, этот пострелёныш написал, что готов держать экзамен по знаниям, заключённым в ста восьмидесяти семи книгах, – обманчиво-ласковым голосом начал Дамблдор, сложив руки домиком. – Которые он прочитал — когда? За полторы недели?! Почти две сотни томов?! При том, что вы ещё ходили в Косой переулок и в больницу святого Мунго, а семейка Уизли, которую я туда вызвал специально, чтобы его отвлекать, старалась изо всех сил? Что это за гений такой, который, полностью потеряв все начальные знания, может за неполные десять дней прочитать и запомнить две сотни гримуаров уровня «Курощение полтергейста», да так, что готов держать экзамен по заключённым в этих книгах знаниям?

— Во-первых, Альбус, он не только читал. Он ещё махал руками и ногами в малой столовой на третьем этаже. Я решила, что он разучивает пассы по ЗоТИ… И потом, я не думаю, что есть о чём волноваться. Поттер же читал не только упомянутые книги. Их он вписал лишь потому, что они отвечают темам уроков, на которые Гарри хочет ходить…

Дамблдор издал горловой рык медведя гризли в период гона. Минерва МакГонагалл испуганно замерла на полуслове. Ей было нечего сказать. Пока Дамблдор не сформулировал свой вопрос, она даже не задумывалась об особенностях чтения Поттера.

— И зачем я только держу Наземникуса Флетчера в Ордене… – пробормотал Дамблдор. – Этот придурок, вместо того, чтобы вынести и продать бесценные гримуары Блэков, которые могут попасть в руки Грейнджер или тому же Поттеру, тырит обеденное серебро. А намекнуть Флетчеру об истинной ценности этих книг я не имею права… Знаешь, что меня беспокоит, Минерва? – Альбус наполнил хрустальный бокал водой из своей волшебной палочки и смочил рот. – Какие ещё книги прочитал Поттер из книжного собрания Блэков? И сколько книг он прочитал после того, как он отдал тебе эту просьбу? Между прочим, где он сейчас?

— О, здесь нет никаких проблем, – охотно ответила Минерва, снова снимая свои очки и удивлённо их разглядывая. – Я видела его на поле для квиддича прямо перед тем, как подняться сюда.

— На поле для квиддича, значит… – морщины на лице Дамблдора разгладились.

— Ты не знаешь какого-нибудь заклинания, которое удаляет мармелад?.. Он снова спросил меня об изменении расписания, а когда я сообщила ему, что дам ответ через час, он сказал мне, что я смогу найти его в библиотеке. Альбус, почему ты зарычал?

* * *

Джеймс Бонд аккуратно постучал в строгую дверь, покрашенную тёмно-коричневой краской.

— Открыто! – донеслось изнутри. – Что, снова играли в квиддич и сломали мистеру Долгопупсу руку, ногу, позвоночник, четыре ребра, проломили череп в трёх местах, распороли аорту и залили кровищей теплицу профессора Стебель, из-за чего опьяневшие от крови мандрагоры опять выкопались из горшков и штурмуют Большой Зал? Объясняться с профессором Стебель будете сами!

Джеймс открыл дверь. Выполненная архаичным готическим шрифтом надпись на табличке рядом с дверью гласила: «Больничное крыло».

— Добрый день, – произнёс суперагент заискивающим тоном. – Если не ошибаюсь, вы мадам Помфри? Нет, никаких мандрагор. Никакой кровищи. На самом деле, даже никаких переломов. Сожалею и обещаю исправиться. В будущем.

Суховатая женщина средних лет в белом переднике поверх коричневой мантии и в белом чепце, стягивающем волосы, взглянула на вошедшего и прижала узкую ладошку к груди:

— Боги мои, Гарри Поттер! Что с вами случилось? До меня доходили слухи…

— На самом деле, я пришёл к вам за консультацией, – мягко успокоил целительницу Бонд. – У меня есть заключение колдомедика из больницы святого Мунго, и моим первым вопросом будет — сможете ли вы подтвердить или опровергнуть его?

Джеймс вкратце изложил Поппи Помфри историю своей амнезии, тщательно избегая любых упоминаний о дементорах, чтобы не повлиять на результат обследования.

— У нас маленький медпункт, а не специализированная больница, – посетовала целительница, склоняясь над сундуком с доброй сотней склянок. – Я в основном занимаюсь травмами, переломами, ушибами, гематомами, выбитыми глазами и распотрошёнными внутренностями, но это только когда профессор Трелони добирается до антропомантии[79]. И у большинства учеников нет никаких проблем с мозгами, поскольку нет и самих мозгов. Поэтому, боюсь, мои возможности в диагностике ментальных травм будут ограничены. Тем более что прошёл уже месяц после того, как вы получили травму… Астральная проекция разума почти наверняка зарубцевалась, чакры завяли, а точка сборки сдвинулась.

Сухая рука проворно выхватила из сундука несколько бутылочек, наполненных жидкостями весьма неприятного вида.

— Но попробовать всё-таки можно. Мистер Поттер, подайте мне вон ту ёмкость.

Джеймс Бонд вынул из допотопного стерилизатора причудливо изогнутую бутылку с длинным носиком-трубочкой. Целительница начала смешивать в бутылке жидкости, тщательно отмеряя дозы при помощи пипетки и мерного стаканчика. Она не обращалась ни к одной книге, — в больничном крыле вообще не было видно книг. Очевидно, целительница обладала потрясающей памятью, поскольку она уверенно смешивала микстуру, хотя, по её же словам, раньше ей заниматься этим не приходилось. К тому же Бонд заметил, что на большинстве использованных склянок не было этикеток.

Жидкость приобрела грязно-бурый цвет и забурлила, выпуская зелёный дым. Целительница забросила в изогнутое горлышко несколько крупинок жёлтого порошка. Крупинки застряли в изгибе примерно в середине горлышка, и мадам Помфри поднесла этот изгиб к пламени свечи. Нагревшиеся крупинки внутри стеклянной трубки внезапно вспыхнули яркой фиолетовой вспышкой; зелёный дым пропал, как будто его и не было. В кабинете ощутимо запахло серой.

Джеймс Бонд наблюдал за этим действом, словно театрал, попавший на премьеру любимого спектакля в постановке любимой труппы. Он замечал каждый жест, каждое движение, каждый ингридиент. И гадал, каким будет результат.

— Ну вот, – мадам Помфри сложила бумажный пакетик с остатками порошка в сундук, выпрямилась и протянула Бонду бутыль с грязно-бурой жидкостью. – Теперь вам надо втянуть это в себя, задержать дыхание, вспомнить совершённое на вас нападение и резко выдохнуть.

— Я же заплюю тут всё, – смутился Джеймс.

— Это не жидкость, это газ, – возразила мадам Помфри. – То есть заплевать-то всё вы, конечно, можете, я не сомневаюсь в ваших способностях, но содержимое этой бутыли вам в этом не поможет.

Джеймс рискнул. Он резко выдохнул, закрыл глаза, приложил к губам горлышко бутыли и втянул в себя бурый газ, наполняя им лёгкие. Абсолютно мерзопакостный на вид, газ обладал запахом аниса, мяты и каких-то луговых трав…

…Запахом недавно скошенной травы на газоне…

…На газоне, вдоль которого бежит серая лента асфальта…

…По асфальту текут тени стремительно приближающихся странных, скользящих фигуры…

…Пистолет дёргается в руке, отправляя свинцовую пилюлю в цель. Фигура дёргается от попаданий, но не замирает изломанной игрушкой на асфальте, а встаёт и продолжает приближаться, совершенно не обращая внимания на смертельно опасные удары пуль с полым наконечником…

…А в голове снова раздаётся предсмертный стон графини Терезы ди Вичензо-Бонд, которую он называл Трейси, заливающей обивку автомобильного кресла своей кровью, — вовсе не аристократически-голубой, как полагалось бы, а алой, ярко-алой…

…И её лицо внезапно превращается в лицо Веспер, искажённое толщей воды. Веспер захлёбывается, пузыри воздуха поднимаются сквозь решётку старинного лифта, и смотрит, смотрит прямо в глаза, жертвуя собой ради человека, которого любит… Жертвуя абсолютно напрасно, она могла бы остаться в живых, если бы он был немного расторопнее… Её беззвучный крик пронзает уши и отдаётся могильным холодом прямо в сердце…

Бонд пришёл в себя, дрожа, свернувшись на полу и раздирая кашлем собственные лёгкие. Мадам Помфри склонилась над юношей, протягивая ему хрустальный бокал с водой и шоколад. Джеймс изо всех сил пытался успокоить своё дыхание, не обращая внимания на струящиеся по лицу слёзы. Когда он отпил из бокала, зубы выбили по хрусталю замысловатую чечётку. Отдавая бокал целительнице, он промахнулся, и вода вперемешку с хрустальными осколками брызнула по полу.

— П-п-п… Простите, – едва сумел выдохнуть Джеймс, упираясь одной рукой в опасно качающийся пол и вытирая катящиеся градом слёзы другой. – Я, кажется, в-в-всё-таки зап… Заплевал ваш кабинет.

— Ерунда, Гарри, это ерунда, – мадам Помфри была потрясена не меньше юноши. – Обязательно откуси несколько кусков шоколада, тебе нужно восстановиться. Подумать только, так напасть на ребёнка… Это просто подло. Репаро! – Разлетевшиеся по всему кабинету осколки хрусталя собрались воедино, и бокал восстал из небытия. – Хочешь ещё воды? Кусай, кусай шоколадку, не надо оставлять её мне, она всё равно просроченная.

— Да, я бы не отказался, – кивнул Джеймс, пережёвывая тягучую горько-сладкую массу и потихоньку приходя в себя.

— Агуаменти! Держи. Можешь не бояться разлить или разбить. Только пей маленькими глотками.

— Спасибо, – Джеймс припал к воде, отхлёбывая её по глоточку. Неужели ему казалось, что этот газ имеет запах аниса? Ничего подобного, на языке остался привкус какой-то тухлятины.

Тёмно-бурое облачко, цвета газа из бутылки, колыхалось над суперагентом. Джеймс сосредоточился на нём и внезапно выдохнул:

— Дементор!!!

— Точно, – кивнула мадам Помфри, собирая тряпкой разлитую воду. – Вылитый дементор. Сомнений нет, именно дементор на тебя и нападал.

Бонд встал с пола, тщательно прицелился и поставил бокал на стол, после чего склонился над миниатюрнным дементором. Из-за колебаний воздуха казалось, что дементор движется, и эта небольшая — не больше десяти дюймов длиной — фигура излучала явную угрозу. Даже воздух рядом с ней казался суше и холоднее.

— Почему этот газ не рассеивается? – спросил агент, обходя крошечного дементора и впервые в жизни рассматривая его сзади.

— Я закрепила форму, в которую ты его вдохнул, – пояснила мадам Помфри. – Можешь сохранить его. Это облако газа может служить доказательством, что на тебя напал именно дементор: любой знающий маг по характерному цвету газа сумеет восстановить процесс, использованный мной, и убедиться, что это не фальшивка.

— Я именно так и сделаю, – пообещал Бонд, – только найду где-нибудь достаточно большую банку…

Мадам Помфри легонько подула на дементора, и тот уменьшился втрое, после чего целительница ловко надела на него стеклянную банку и быстро завинтила крышку:

— Держи. На банке чары стазиса, они сохранят фигурку внутри на несколько лет. В принципе, можно и дольше, только чары надо будет обновлять.

Агент внутри Гарри Поттера встрепенулся:

— То есть чары могут истощаться?!

Мадам Помфри строго посмотрела на юношу:

— Молодой человек, я понимаю, что вы потеряли память, но такие-то основы, по-моему, вообще забыть нельзя! Чем отличается магическое воздействие на реальность от немагического?

Джеймс Бонд оттянул пальцами нижнюю губу, вспоминая учебник:

— Магическое воздействие характеризуется влиянием мидихлориан…

— Оставьте эти ваши псевдонаучные выкладки! – строго прервала его мадам Помфри. – Всё намного проще. Магическое воздействие на реальность нарушает причинно-следственный закон. – Целительница протянула ладонь, и банка с газообразным дементором воспарила в воздухе. – Банка сейчас находится без опоры, и должна была бы упасть, но Вингардиум Левиоса удерживает её от падения. Я влияю на реальность, создаю следствие, для которого в физической реальности нет ни единой причины. Стоит мне прекратить это делать, – банка камнем рухнула в ладонь целительницы, – как реальность восстановит свои свойства, и эффект, вызванный моей магией, исчезнет. Что ты можешь из этого заключить?

Джеймс почесал в затылке:

— Реальность постоянно борется с магией?

— В точку! – Мадам Помфри ткнула юношу пальцем. – Если я не буду постоянно вливать свою энергию, или если не снабжу зачарованный предмет достаточным количеством своей собственной энергии, реальность исправит положение — и разрушит чары.

— Но как же Хогвартс? – запротестовал суперагент. – Он же выстроен с помощью магии тысячу лет назад, верно? Почему он не разваливается?

Мадам Помфри вместо ответа снова подняла банку с дементором в воздух и перенесла её с помощью Вингардиум Левиоса на стол, после чего сказала: «Фините Инкантатем!» — и демонстративно сложила руки на груди.

— Ага, я понял, – обрадовался Джеймс. – В тот момент, когда причинно-следственный закон перестаёт нарушаться, реальность перестаёт бороться с магией. Если я магией подвешу кирпич в воздухе и оставлю его висеть, когда энергия кончится, он упадёт. Но если я магией поставлю его на другой кирпич, ему будет незачем падать, потому что у него уже есть опора. Реальность не будет возмущаться местопололжением этого кирпича.

— Верно, – одобрительно кивнула целительница и снова кивнула на банку с мерно колышащимся дементором внутри. – Но газ имеет свойство рассеиваться. Чтобы сохранить его в определённой форме, чтобы мешать ему рассеиваться, нужен постоянный расход энергии. Точно так же заклинание, которое делает эту банку прочнее, будет терять энергию с каждым ударом, которому эта банка подвергнется. И поэтому директор Хогвартса каждый год обновляет антиаппарационный щит и маглорепеллентные заклинания. А вот несущие конструкции Хогвартся ударам не подвергались, по крайней мере, пока в школу не поступили Фред и Джордж Уизли… И поэтому есть шанс, что замок устоит вплоть до их исключения. Ну, или вплоть до их аттестации, но я лично ставлю на исключение.

— Но почему всего этого нет в учебниках?! – возопил Бонд, оскорблённый в лучших чувствах. – Это же всё объясняет!

— Зачем детям забивать голову всякой неинтересной ерундой? – резонно возразила мадам Помфри. – Мы все помним, что такое детство. Это прекрасная, счастливая, безоблачная пора, пора дружбы, любви и радости. Не омрачённая нудной зубрёжкой.

— Расскажите это Дурслям, – прошипел Бонд, вспоминая рассказы о том, как маленького Поттера целыми днями держали в чулане под лестницей. – О, кстати, насчёт детства. Меня тут обследовали в больнице святого Мунго на тему общего истощения организма. – Бонд передал свитки с результатами обследования целительнице, и та немедленно вчиталась в тонкие строчки. – Что вы можете сказать по этому поводу?

— «Конан-варвар» по две столовых ложки?.. Я бы назначила вам три… «Фуа-гра» и «Прометей» при совместном приёме могут дать забавные побочные эффекты, ну, и заодно тяжело повредить печень; разнесите их приём хотя бы на два-три часа по времени. Принимайте «Фуа-гра» перед ужином, а «Прометей» утром, до завтрака. «Целибат»… – целительница прошлась по стыдливо запунцовевшему Бонду суровым взглядом и снова уткнулась в свиток, – «Целибат» имеет смысл принимать трижды в день.

— Я отказался от приёма этого лекарства, – сообщил всё ещё смущённый Джеймс.

— И совершенно зря, молодой человек, – мадам Помфри устремила на него взгляд поверх очков. – Кому, как не мне, школьной целительнице, знать, насколько полезен «Целибат» для школьников старших классов! Будь моя воля, я бы ввела его в школьный рацион!

— У меня, на самом деле, вопрос не по «Целибату», – перевёл тему Джеймс. – Вот тут написано, что общая истощённость моего организма — восемнадцать процентов. Это при том, что я пять шестых года проводил в «Хогвартсе» и питался, ну, нормально. Какой же была истощённость моего организма при поступлении?

— Ох, мистер Поттер, вы были таким худеньким! – по щеке мадам Помфри скатилась одинокая слеза. – Вы были тенью. И даже не своей, а Джеймса.

Джеймс Бонд вздрогнул. Он всё ещё не привык к тому, что, когда звучит его имя, собеседник обычно имеет в виду отца Гарри Поттера.

— Вы были тенью Джеймса Поттера, – продолжила мадам Помфри. – У вас мамины глаза, но эта общая угловатость, неряшливость, неумение ухаживать за собой, отвратительная причёска, неподходящие круглые очки, неумение владеть своим телом, — это всё у вас от отца.

Целительница запнулась, оглядела юношу, одетого в стильную мантию, и заметила:

— Должна признаться, сейчас вы начали меняться в лучшую сторону, мистер Поттер, но до идеала вам всё ещё далеко. Вам положительно надо сделать что-нибудь со своей причёской.

— Но она защищена стихийным выбросом магии, – запротестовал Бонд. – Когда-то тётя Петуния попробовала меня постричь, и мне это настолько не понравилось, что волосы за ночь отросли сами собой.

— Мистер Поттер, вас послушать, так ваши мидихлориане сами решают, что вам надо, – строго произнесла мадам Помфри. – Маг вы или кто? Неужели вы считаете, что, если когда-то ваше бессознательное желание заставило мидихлориан зафиксировать эту уродливую причёску, то сейчас, когда вы стали сильнее, ваше сознательное желание, подкреплённое концентратором магического воздействия, не сможет убедить мидихлориан изменить её?

Джеймс Бонд ошалело хлопал глазами. Ему и в голову не приходило воспользоваться магией для улучшения собственного внешнего вида. Будучи простым честным шпионом, он привык полагаться на проверенные временем способы: накладные бороды, приклеенные усы, цветные контактные линзы, парики, крупные очки, искусственные шрамы и силиконовые валики под кожей, увеличивающие челюстные и надбровные дуги и в целом делающие из весьма симпатичного человека эдакую гориллу с IQ ниже уровня городской канализации. Интересно, насколько это сложно — изменять себя? У Нимфадоры Тонкс этот талант врождённый, но можно ли научиться тому, что делает она?

Бубнящая целительница отвлекла суперагента от мечт о лаврах самого незаметного шпиона в истории человечества. К тому же, эти мечты наткнулись на непреодолимый барьер логики: если шпион — и правда самый незаметный, то о нём никто не узнает, и лавров он не дождётся. Общеизвестно, что знаменитыми становятся только провалившиеся шпионы.

— …Только не пытайтесь магически сделать себя похожим на Хамфри Богарта[80]! – продолжала свою проповедь мадам Помфри. – Помните, о чём мы с вами говорили раньше. Если у вас в реальности нет предпосылок, чтобы быть атлетически сложенным красавцем с плечами шире дверей Большого Зала, то реальность возьмёт верх, и последствия будут ужасными.

— Нет, что вы, я совсем не хочу быть похожим на боггарта, – автоматически ответил всё ещё витающий в облаках Джеймс, мимоходом задумываясь, зачем бы ему вообще понадобилось выглядеть, как вызывающий ужас призрак. – Погодите-ка. То есть вы хотите сказать, что я был физически недоразвитым?

— Недоразвитым? Это не совсем верное слово, – возразила мадам Помфри. – Если бы вы не носили в карманах сикли, вас бы унесло ветром.

— А что вы, как целительница, сделали для того, чтобы мальчик, чьё здоровье находится в вашей ответственности, перестал напоминать побег тростника? – задал Джеймс тот вопрос, ради которого, собственно, и завёл этот разговор.

— Я?! Ничего, – мадам Помфри сложила сухие руки на груди. – Но не потому, что я не хотела, мистер Поттер, правда! Я даже специально для вас выписала микстуру «Конан-варвар», – вон она, стоит на шкафу, — но получила запрет…

— О, прошу вас, сказав «А», говорите уже и «Б», – ободрил целительницу Бонд, чувствуя, как холодная капля пота стекает по позвоночнику.

Мадам Помфри прижала ладонь ко рту, в её глазах плескался подавленный ужас.

— Прошу вас, не стесняйтесь, – предложил Бонд. Его душа пела. – Вам приказал Дамблдор, верно?

— Я не могу ответить на ваш вопрос, – холодно произнесла мадам Помфри. – Прошу вас, мистер Поттер. Консультация окончена.

— Мне просто интересно, кто может отдавать такие приказы, которые идут вразрез с вашим профессиональным долгом, – продолжил Джеймс Бонд. – По моим подсчётам, пять лет назад в школе была только одна достаточно влиятельная личность, которая могла повлиять на вас. Вы ведь тоже член Ордена Феникса, верно?

— Мистер Поттер! – целительница аж задохнулась от возмущения. – Как вам не совестно высказывать такие предположения в стенах школы, там, где полно шпионов и лазутчиков Того-Кого-Нельзя-Называть!

В данный момент в больничном крыле находился только один шпион и лазутчик, и он продолжил добивание:

— Но вы даже не спросили, что это такое, — Орден Феникса, чем подтвердили мои сведения.

— Все знают, что Орден Феникса — тайная организация, созданная Альбусом Дамблдором во времена Первой Магической войны для защиты правопорядка и для борьбы Сами-Знаете-С-Кем, насчитывающая порядка тридцати членов, – ответила мадам Помфри, отметая предположение, что она как-то связана с этой организацией. – Это известно каждому, кто читал «Ежедневный пророк».

— Вообще-то, в «Пророке» её называют организованной преступной группировкой, – возразил Джеймс, – ну да Бог с ними. Мне профессор МакГонагалл призналась, что вы входите в состав Ордена.

— Как она могла! – взорвалась целительница. – Доверять такие сведения подростку!

— Ничего она мне не говорила. Вы сами только что признались. Ну так что, это Дамблдор попросил вас следить за тем, чтобы я оставался хилым и болезненным? Не отпирайтесь, мадам Помфри. Я ведь всё равно уже всё сам вычислил.

Целительница молчала, прижимая сухие руки к груди, и смотрела на Джеймса Бонда полными слёз глазами. Суперагент тяжело вздохнул:

— Мне кажется, с этими документами на руках я смогу привлечь вас к ответственности, если у меня возникнет такое желание. Вряд ли Министерство Магии, под чьим контролем находится судебная система, упустит такой шанс лишить Дамблдора одного из его верных сторонников. Скорее всего, они попробуют выжать из этого иска максимум, и я, откровенно говоря, вам не завидую. Самое меньшее, что вас ожидает, — это лишение лицензии и «волчий билет», но если Министерство решит дать делу ход, — а оно решит, не сомневайтесь, — дело может пахнуть и Азкабаном. Насколько я знаю, камеры там не запираются, ведь только у нескольких заключённых хватает силы воли ходить. Правда, среди них есть самые преданные сторонники Того-Кого-Нельзя-Называть, – подмигнул Бонд едва сдерживающей рыдания медсестре. – Например, Беллатриса Лестрейндж. Интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем она узнает, что рядом с ней, в пределах досягаемости, находится член Ордена Феникса? Как по-вашему, она с друзьями вас просто растерзает, или сначала помучает? Думаю, дементоры, питающиеся эмоциями, не станут её удерживать…

Рыдания, замешанные на безысходности, всё-таки прорвались наружу.

— Ну-ну-ну, мадам Помфри, не надо так убиваться, – продолжил Бонд, в душе ненавидя себя за методы, которыми приходится действовать. Но не он начал эту войну. Чтобы не смотреть целительнице в глаза и не потерять остатки уважения к себе, Джеймс повернулся спиной к вербуемому агенту и сделал несколько шагов к окну, за которым устилали землю золотым ковром опадающие листья. – Я же не сказал, что непременно подам на вас в суд. Я просто обрисовал, так сказать, потенциальные возможности. Вероятно, вам они показались несколько мрачноватыми. В таком случае, у меня есть решение, которое, скорее всего, больше придётся вам по душе. По крайней мере, оно не включает в себя мучающую вас Беллатрису и наслаждающихся вашей агонией дементоров.

Целительница, размазывая по щекам слёзы, полностью обратилась в слух.

— Мне нужна будет информация. Много информации, причём непосредственно касающейся Ордена Феникса и лично его главы, Альбуса Дамблдора. Ведь запрет на восстановление моего организма исходил от Дамблдора?

— …От Дамблдора, – затравленно пискнула мадам Помфри. – Директор сказал, что резкие улучшения состояния вашего тела помешают становлению характера настоящего героя. Мистер Поттер… Вы же знаете, что мы, члены Ордена Феникса, никогда не верили в то, что Сами-Знаете-Кто окончательно сгинул. И только у вас есть возможность победить его в силовом противостоянии. Что такое моя или ваша жизнь по сравнению с жизнями тысяч магов, которые непременно окончатся, если мы не победим? Мы не имели никакого морального права оставить без надежды магическую Британию и весь мир.

— Давайте, я сам буду решать, на что тратить свою жизнь! – взорвался Бонд. Молчание было ему ответом.

— Вам нужен был герой. Но готовых героев, способных справиться с врагом, у вас не было. И поэтому вы, под мудрым руководством Альбуса Дамблдора, решили вырастить нужного вам героя, – подытожил Бонд. – Руководствующегося заранее сформулированными и одобренными правилами. Чья жизнь развивается по спланированному сценарию, чтобы на выходе получить рыцаря без страха и упрёка, готового положить жизнь за правое дело.

Бонд отвернулся от окна и подцепил колючим взглядом зелёных глаз снова заполняющиеся слезами голубые глаза целительницы:

— Почему меня отправили к Дурслям? Только не надо рассказывать сказки про то, что меня защищает особое заклинание моей матери. Кровь тут ни при чём; заклинание, если оно и было, сработало бы в любом месте, которое я считаю своим домом, а строение на Привет драйв, 4 я никогда своим настоящим домом не считал. Но я склоняюсь к мысли, что никакого защитного заклинания, наложенного моей матерью на нашу общую кровь, которое затем защитило дом тёти Петунии, вообще не существовало. У моей матери просто не хватило бы времени на концентрацию, а последствия стихийного выброса маг с бо́льшим, чем у неё, количеством мидихлориан, легко преодолел бы. Тогда зачем я должен был терпеть десять лет унижений, страданий, лжи и злобы? Для того, чтобы, когда меня приведут в волшебный мир, он показался бы мне чудом из чудес в сравнении с ужасами дома Дурслей, и я согласился бы даже пожертвовать своей жизнью, чтобы защитить его?

Мадам Помфри не отвечала, и это само по себе служило ответом.

— Вы чудовища, – после паузы продолжил Бонд. – Вы заслуживаете всего того, что с вами мог бы сделать Волан-де-Морт. Вы ничем не лучше его, даже хуже. Он, по крайней мере, убивает сразу; он ни разу не позволял себе издеваться над ребёнком на протяжении десяти лет.

— Не думайте, что я была согласна с каждым шагом директора, – целительница подняла заплаканные глаза на Бонда.

— Но вы продолжали выполнять его приказы, – возразил суперагент, – и это делает вас соучастницей. На Нюрнбергском процессе мир однозначно постановил: выполнение преступных приказов есть преступление. Вы виновны, мадам Помфри.

Джеймс Бонд сделал небольшую паузу, прерывавшуюся лишь сдавленными всхлипами целительницы.

— Но, как говорят циклопы, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Я закрою глаза на ваши оплошности, которые стоили мне четырёх лет жизни и подорванного здоровья. Взамен вы станете моими глазами и ушами в Ордене Феникса и в руководстве Хогвартса. Мне потребуется всё, что вы знаете, и большая часть из того, что вы можете для меня узнать.

— Вы хотите, чтобы я шпионила для вас? – сама мысль об этом, похоже, была настолько неприятна мадам Помфри, что мгновенно высушила её слёзы.

— Скажем так, – мягко произнёс Бонд, – вы растили меня для того, чтобы я остановил Волан-де-Морта даже ценой собственной жизни. Но я — не меч, у меня есть свой собственный разум. И, я думаю, у меня есть право знать, за кого и во имя чего я сражаюсь. Не известные всем лозунги, а реальность.

Повисла очередная пауза.

— Помогите мне, мадам Помфри, – почти умоляюще попросил Бонд. – Меня использовали. Вас тоже использовали, чтобы использовать меня. Но я по-прежнему остаюсь самым сильным магом в этой части света. Я могу остановить Волан-де-Морта и без того, чтобы разразилась очередная война. Но для этого мне нужны сведения. Я же не прошу вас идти впереди меня по минным полям. Я прошу всего лишь знаний, — того, ради чего я вообще изначально появился в этой школе.

Пауза затягивалась.

— С другой стороны, всегда есть альтернатива, – задумчиво протянул Бонд. – Пару лет назад в Азкабане как раз освободилась одна камера…

— Я помогу вам, – решила целительница. – Не потому, что я б-б-б… Боюсь ваших угроз. А потому, что это будет честно.

— Честнее не придумаешь! – льстиво подтвердил суперагент. – Узнаю гриффиндорскую жилку. Итак, мой первый вопрос…

* * *

— Успокаиваемся, – холодно произнёс Снегг, закрывая за собой дверь.

Этот призыв к порядку был излишним: стоило двери захлопнуться со стуком могильной плиты, как в классе воцарились безмолвие и неподвижность.

— Прежде чем начать сегодняшний урок, – сказал Снегг, проносясь между столами с видом невовремя разбуженной летучей мыши, – я счёл бы уместным напомнить, что в июне вы будете держать серьёзный экзамен, который такие кретины, как вы, вне всякого сомнения, провалят. Однако я рассчитываю, и весьма серьёзно рассчитываю, — мисс Патил, прекратите отнимать у мистера Гойла вашу серебряную ложечку, — что хотя бы некоторые из вас попробуют перерасти соответствующий вашим способностям интеллектуальный уровень плесени и сдать СОВ на удовлетворительную оценку. Остальным придётся столкнуться с моим… Неудовольствием. Мистер Поттер, вы хотите что-то спросить?

— Сэр, мне просто интересно, а то, что было до сих пор, — это был пример вашего удовольствия?

— Очень остроумно, Поттер, минус пять баллов с Гриффиндора за попытку помешать мне вести урок, — вот это пример моего удовольствия, мистер Поттер. Кто-нибудь ещё хочет доставить мне удовольствие? Желающих нет? Хорошо. По окончании пятого курса многие из вас перестанут у меня учиться. По программе, нацеленной на подготовку к выпускным экзаменам, в моём классе зельеварения будут заниматься только лучшие из лучших. Остальным придётся со мной распрощаться.

Человек-летучая мышь окинул класс тяжёлым взором. Невилл Долгопупс попытался упасть в обморок.

— Но до приятной минуты расставания мне предстоит терпеть вас, идиотов безмозглых, ещё год, – мягко сказал Снегг, – и потому, будете ли вы впоследствии претендовать на высшую аттестацию или нет, я советую вам всем собраться с силами и постараться провалить СОВ на не слишком ужасную оценку. Сегодня мы будем готовить зелье, которое часто входит в экзаменационные задания для пятикурсников. Это — Умиротворяющий бальзам, замечательный антидепрессант, снимающий беспокойство и успокаивающий тревогу. К сожалению, у него весьма длительный период абстинентного состояния и внушающий почтение список побочных эффектов, как то: бессонница, беспричинные приступы паранойи, повышение температуры, кровяного давления, увеличение частоты пульса, покраснение, шелушение и отслоение кожи, выворачивание суставов, множественные сильные полостные кровотечения и выпадение зубов через уши. Поэтому пробовать на создателях мы будем только неудавшиеся экземпляры. Ингредиенты и способ приготовления, – Снегг взмахнул волшебной палочкой, – написаны на доске, всё, что вам необходимо, находится в шкафу. В вашем распоряжении полтора часа. Приступайте.

Джеймс Бонд привычно прищурился, пытаясь разобрать каракули, появившиеся на доске. На самом деле, щуриться ему, конечно, уже не надо было, потому что его зрение было исправлено колдомедиками больницы святого Мунго, но тело к этому ещё не привыкло, и моторная память осталась.

— Два корня лопухии, нарезать крупными кусками, после чего истолочь в порошок алебастровым пестиком в мраморной ступке, – прочитал он и повернулся к шкафу. Около прохода к шкафу копошилась куча мала учеников, пытающихся дорваться до ингредиентов и материалов первыми. Узкий коридор намертво заткнули Крэбб и Гойл, но и они тоже не могли дотянуться до полок, поэтому оба здоровяка изо всех сил скребли каблуками по полу, всё сильнее втискивая себя в коридорчик, словно пробку в бутылочное горлышко. На их спины навалилось не меньше двух десятков учеников, пытающихся протиснуться между массивными тушами слизеринцев. Не было никакой возможности броситься в эту толчею и выйти из неё с нужными предметами… Или хотя бы невредимым.

Джеймс Бонд взмахнул рукой. Волшебная палочка с едва слышным щелчком возникла в его ладони.

— Акцио мраморная ступка! Акцио алебастровый пестик! Акцио два корня лопухии, что бы это ни было! – потребовал Бонд. – Пожалуйста, ну что вам стоит их принести, а? – добавил он в запоздалой попытке смягчить жёсткий тон приказа.

Пробка у узкого прохода к шкафу взорвалась изнутри. Крэбб отлетел влево, сшибая с ног застрявших за ним учеников, Гойл — вправо. На лбу у одного из них красовалась набухающая шишка, соответствующая по форме днищу тяжёлой мраморной ступки, на лбу второго алела ссадина от пестика. Вдобавок, каждый из них получил по губам узловатым грязным корневищем довольно мерзкого вида.

Джеймс выхватил предметы из воздуха и расставил их на своём столе, после чего извлёк из-под мантии бритвенно-острый финский нож с лезвием из воронёной стали и кровожадно рубанул корневище.

— Стоп! – потребовал Снегг, вскакивая со своего стула. – Мистер Поттер, что это вы себе позволяете?

— Э-э-э… – Джеймс озадаченно посмотрел на багровеющего учителя, перевёл взгляд на свои руки. – Вы сказали, что все нужные ингредиенты лежат в шкафу. Вот я их и добыл.

— Вы использовали для этого «Акцио»! – по внешнему виду Снегга было похоже, что использование «Акцио» для переноса мраморной ступки на стол если и лучше массового применения непростительных заклятий, то ненамного.

— Сэр, в 1835 году Андерс Вичавитайтис, колдун из Прибалтики, исследовал влияние заклинаний призыва на магические предметы, – смиренно ответил Джеймс Бонд. – Он нашёл, что заклинание «Акцио» интерферирует с собственной магией предметов только в том случае, если эти предметы сами обладают чарами призыва или полёта. В 1937 году Йосико Токасуми, преподаватель чар из «Махаутокоро», опубликовал обширную монографию, в которой расширял исследования Вичавитайтиса и дополнял их. Согласно его выводам, чары призыва могут вызвать кратковременный отказ в работоспособности артефактов, использующих чары левитации или чары призыва. Этот отказ обратим, и влияние чар призыва — и без того не слишком сильное — полностью рассеивается через период времени от трёх до девяти секунд. Выдержки из этой монографии, включая соответствующие расчёты и статистическую обработку подтверждающих теорию экспериментов, приведены в выпуске журнала «Пытки и нестандартные применения бытовых заклинаний» в номере 4 за 1938 год. В какой-то мере я сам подтвердил эти выводы в прошлом году, призвав «Молнию» во время первого испытания Турнира Трёх Волшебников.

Джеймс Бонд поднял в руках мраморную ступку, до середины наполненную кусками корней.

— Я предположил, что этот предмет, если и является артефактом, в чём я очень сомневаюсь, не содержит чар левитации или чар призыва. Если вы желаете, мы можем это легко проверить: я просто заверну его в кусок мешковины и отправлю на анализ моему другу, мистеру Артуру Уизли. Как вы знаете, он работает в Министерстве магии, и его задача — проверять, являются ли обыденные, повседневные вещи заколдованными артефактами. Уверен, он не откажется нам помочь, и мы получим официальное, пригодное для предоставления в суд свидетельство уважаемого в магическом мире эксперта. Так что, отправлять ступку мистеру Уизли?

Из-за спины Бонда на словах «уважаемого в магическом мире эксперта» послышался смешок. Джеймс обернулся, но Драко Малфой умело перевёл смех в кашель. Рон Уизли, всё ещё пытающийся выбраться из-под упавшего на него Гойла, покраснел.

— Что?! Нет… Не надо! Это просто ступка!

Бонд поднял пестик и бровь:

— А это, случайно, не утерянный в древние времена Великий Мастурбатор из курганов друидской эпохи Ирландии?

— Поттер, прекратите паясничать, это самый обычный пестик! – Снегг на секунду замешкался, и Бонд усили нажим:

— В таком случае я не вижу причин, по которым я не могу воспользоваться чарами призыва для получения ступки, пестика и растений. Как вы имели возможность убедиться, мой метод проще, быстрее и надёжнее, чем толпиться в узком проходе, пытаясь добраться до инвентаря. А теперь, если вы позволите, профессор, у меня осталось всего восемьдесят минут, а мне ещё эликсир варить надо.

И Джеймс со смачным звуком вонзил пестик в чашу ступки.

Снегг побледнел от ярости.

— Вы невозможный, невыносимый, самодовольный грубиян, мистер Поттер! Вы такой же, как ваш отец! Невежа, считающий, что весь мир вам должен из-за вашего шрама!

— Из-за какого шрама? – спросил Бонд, сдвигая чёлку в сторону и демонстрируя абсолютно чистый лоб. Но Снегга было так просто не остановить:

— Вы несносны, Поттер! У вас отсутствуют самые элементарные знания!

— Разумеется, профессор, у меня же амнезия! А вас она что, тоже поразила? Я уже говорил вам, что я потерял память.

— Вот где вы будете искать безоаровый камень, если я попрошу вас его принести, а?

— В вашем шкафу, профессор!

— А чем отличаются волчья отрава и клобук монаха?

— Одно из них — это сильнодействующий яд, предназначенный для уничтожения крупных вредителей животноводства из семейства Псовые. Второе — одежда, которую носит определённая группа людей, объединённая по своим религиозно-поведенческим пристрастиям. Или вы имели в виду растение аконит? В таком случае, профессор, почему бы вам не научиться формулировать ваши вопросы перед тем, как обвинять учеников в неспособности на них ответить?

Снегг метал молнии из глаз. Снегг шипел, как перегретый чайник. Снегг был готов взорваться. Но взрыва не произошло, — потому что ему было абсолютно нечем крыть.

— Минус двадцать баллов с Гриффиндора за пререкания с профессором, – холодно бросил он, отворачиваясь, – и дополнительные занятия зельями раз в неделю на протяжении двух месяцев для Поттера.

Оглушающая тишина воцарилась в подземелье. Её нарушали только шаркающие шаги профессора и стук пестика о ступку в руках Бонда. Но этот стук прекратился, когда Бонд поднял руку:

— Профессор, я намереваюсь оспорить ваше решение о снятии баллов с Гриффиндора и о назначении мне дополнительных занятий, – проинформировал тот, снова приступая к работе. – Вы не можете снять баллы со всего факультета за то, что я честно, подробно и верно отвечал на ваши вопросы. И вы не имеете права назначить мне отработки, пока я не закончил зелье и вы не признали его неудовлетворительным.

— Вы ставите под сомнение мою способность распознать с первого взгляда придурка, неспособного сварить даже пельмени? – прошипел Снегг.

— О, сэр, я чувствую, вас ждут глобальные потрясения! – с чувством ответил Бонд, заканчивая разминать коренья. – Я совсем не тот человек, которого вы привыкли гнобить в течение последних четырёх лет! Агуаменти! – Бонд наполнил свой котёл водой на три четверти, метнул зажигательное заклинание в спиртовку под ним и ссыпал истолчённые коренья в котёл. – Профессор, позвольте мне вас больше не задерживать. Вы загораживаете мне доску. «Довести до кипения, снять пену малахитовой лопаточкой. Добавить пол-унции лаванды, пол-унции вербены, унцию лесной воды, две капли лака для ногтей, пять унций жидкости для полоскания рта, пять унций лимонада, в течение двадцати минут помешивать веточкой жимолости. Ни в коем случае не использовать повилику!» О, знакомый рецептик[81]!

— Поттер, попрошу вас не использовать чары во время благородного занятия по приготовлению зелий! – потребовал униженный, но не сломленный профессор.

— Почему, сэр? Это облегчает работу, не мешает варящимся зельям и даёт нам дополнтиельную практику в чарах! – возразил Джеймс, капая в изумрудную жидкость две капли лака для ногтей.

— Потому что я так сказал!!! – взорвался Снегг.

— Боюсь, сэр, мне недостаточно ваших слов для того, чтобы перестать делать то, о чём нас особо просил профессор Флитвик, — практиковаться при каждом удобном случае, – терпеливо ответил Бонд, наполняя мерную мензурку жидкостью для полоскания рта. – Ведь вы с ним оба профессоры, преподающие обязательные предметы. Почему бы вам не встретиться с ним и не обсудить аспекты взаимного влияния преподаваемых дисциплин с целью выработать единую политику преподавания? Если существуют какие-то зелья, которым могут помешать творящиеся вокруг заклинания, вы, как уважаемый профессор, осознающий, что вы преподаёте в школе, где постоянно творится какая-нибудь волшба, безусловно, сказали бы нам об этом. Я неправ, сэр?

Снегг открыл рот. Снегг закрыл рот. Этот гадёныш предусмотрел всё. Обсуждать свои методики преподавания с квартероном-гоблином было ниже достоинства декана Слизерина, особо приближённого к Тёмному Лорду.

— Мощнейшие защитные чары на этих стенах, – Снегг обвёл рукой закопчённые колонны, поддерживающие низкий потолок подвала, – защищают нас от влияния чар, творящихся за пределами этого класса!

— Великолепно, сэр, очень хорошая попытка, – с серьёзным видом кивнул Бонд, начиная помешивать одуряюще пахнущее варево веткой жимолости. – Но это не указано ни в «Истории Хогвартса», ни в других книгах по теме. Кроме того, в начале урока вы публиковали инструкции на доске и открывали шкаф с помощью заклинаний. И Симус, вон, тычет в спиртовку под своим котлом волшебной палочкой, и вы ему ни слова не сказали, что означает, что использование заклинаний во время урока никогда не было под запретом. А в руководстве «Спутник начинающего зельевара», на странице 38, пятый параграф сверху, прямо говорится: «Ежели милсдарь вознамериццо сварить некую фиготень, пусть не защщщищщщаиццо от волшбы внешней, бо дух ворожейства лиходейского токмо крепше фиготень сделает». – Бонд взглянул на опешившую Гермиону: – Это манускрипт 1218 года, там ещё и похуже словечки встречаются.

Снегг махнул рукой:

— Ладно, мистер Поттер, варите свою фиготень дальше, посмотрим, что у вас получится.

— Сэр, по-моему, вы, взмахнув рукой, стёрли кусочек инструкций с доски, – снова поднял руку Бонд. – В третьем пункте было: «Добавить толчёного лунного камня, помешать три раза против часовой стрелки, варить на слабом огне семь минут, затем добавить две капли сиропа чемерицы». Вы случайно стёрли всё, начиная со слова «затем», сэр. Я далёк от мысли, что вы пытались саботировать собственный урок, но…

Снегг заскрипел зубами так, что Невилл Долгопупс снова попытался упасть в обморок.

— Спасибо за вашу наблюдательность, мистер Поттер, – Снегг восстановил надпись и вернулся за свой стол, будучи мрачнее тучи.

— Пять баллов Гриффиндору за наблюдательность и восстановление инструкции! – пискнул Рон и в ужасе от собственной смелости зажал себе рот.

— Утверждаю, – буркнул Снегг, не глядя на учеников.

Джеймс Бонд сосредоточился на зелье. Снегг выбрал чрезвычайно трудное зелье, требующее кропотливой работы. Ингредиенты необходимо было добавлять в котел в строго определённом порядке и строго определённых количествах. Помешивая состав, надо было совершить строго определённое число движений, сначала по часовой стрелке, потом против; перед добавлением последнего ингредиента температуру огня, на котором варится зелье, необходимо было уменьшить до определённого значения на определённое количество минут.

— От вашего зелья должен сейчас идти лёгкий серебристый пар, – сказал Снегг, когда до конца урока осталось десять минут.

Джеймс, весь взмокший от пота, переставил котёл на каменную поверхность рабочего стола и начал остужать зелье, обмахивая его веером. Котёл Рона испускал зеленоватые искры, а над зельем Гермионы стоял мерцающий серебристый туман, похожий на пар над котлом Джеймса. Снегг коршуном налетел на их троицу, буквально обнюхивая каждый котёл:

— Уизли, что это, по-вашему, такое?

— Умиротворяющий бальзам, – выдавил из себя Рон, проливая жидкость из котла на каменный стол.

— Скажите мне, Уизли, – мягко спросил Снегг, – вы читать умеете?

Драко Малфой засмеялся.

— Ну, я обычно если и читаю, то комиксы, – ответил Рон, – и вот ещё плакаты «Пушек Педдл»…

— Прочтите, пожалуйста, пятый пункт инструкции.

— «Добавить слизь бармаглота, три раза похрюкотать зелюком, досыпать хливких шорьков, пока мюмзики не окажутся в мове»[82], – прочитал Рон.

— Вы сделали всё, что написано в пятом пункте, Уизли?

— Нет, – очень тихо ответил Рон.

— Простите, я не расслышал.

— Нет, – повторил Рон громче. – Я забыл похрюкотать.

— Я знаю, что вы забыли похрюкотать, Уизли, и это означает, что ваша работа гроша выеденного не стоит. Минус пять баллов с Гриффиндора за неспособность старосты следовать инструкциям. Минус пять баллов с каждого гриффиндорца, стоящего рядом с безмозглым Уизли, за то, что вы не помогли ему во-время похрюкотать, — я имею в виду вас, Долгопупс, вас, Грейнджер, и вас, Поттер. Эвнеско!

Приготовленное Роном зелье исчезло; он, как дурак, застыл над пустым котлом. Джеймс взглянул на Гермиону, в её глазах стояли слёзы, — Снегг отомстил за унижение. Джеймс протянул руку под столом, нашёл ладонь Гермионы и крепко её сжал. Ответное пожатие придало ему сил:

— Сэр, разрешите обратиться? – спросил Бонд.

— Да, Поттер?

— То, что вы сняли с нас баллы сейчас, означает, что мы имеем право помогать друг другу варить зелья? То есть это не индивидуальная, самостоятельная работа, а коллективная?

Снегг моргнул, и Джеймс попробовал развить успех:

— Означает ли это, что Гермиона, как лучшая ученица потока, может курировать зельеделия у всего курса? А на СОВ мы тоже будем варить зелья всем кагалом? Потому что если нет, сэр, то я и эти баллы оспорю.

— Вы играете со смертью, Поттер, – зашипел Снегг, становясь похожим на кота, впервые увидевшего собственное отражение. – Вы собираетесь учить меня, как надо учить вас?

— Ну, сэр, если вы, очевидно, сами не справляетесь, то кто-то же должен вам помочь, сэр, – серьёзно ответил Бонд, пряча усмешку.

— Вы хотите стать моим врагом?

— А до сих пор я был вашим другом?!

— Очень хорошо, Поттер, пусть будет по-вашему. Я отменяю снятие пятнадцати баллов с Гриффиндора! – Снегг отвернулся от Бонда и возвысил голос. – Тех из вас, кто справился с чтением инструкции, прошу наполнить вашим зельем колбу, снабдить её наклейкой с разбочиво написанными именем и фамилией и поставить на мой стол для проверки. Домашнее задание на четверг: двенадцать дюймов пергамента о свойствах лунного камня и его использовании в зельеварении. Двенадцать дюймов, не меньше! Можно в толщину.

— Сэр, ваш приказ о моих отработках остаётся в силе? – подёргал его за рукав Джеймс.

Северус с гримасой отвращения взглянул на курящийся серебристым дымком котёл:

— Видимо, нет, Поттер. Вы впервые на моей памяти сварили пристойное зелье. Вы свободны.

Прозвенел звонок. Джеймс наполнил своим варевом колбу, написал на приклеенной к ней бумажке имя и фамилию и быстро поставил её в самый центр учительского стола, чтобы никто не мог «случайно» смахнуть её со стола. Ему помог тот факт, что зелье Гойла, когда тот переливал его в колбу, взорвалось и подожгло его мантию.

После обеда Бонд с опаской отправился на прорицания. Это был первый изучаемый им предмет, аналогов которому в мире маглов не было. С помощью Рона Джеймс нашёл Северную Башню и первым поднялся в полумрак кабинета прорицаний, в котором царил стойкий дух благовоний.

— Здравствуйте, – сказала профессор Трелони своим обычным голосом — глухим, потусторонним. – Добро пожаловать в новом учебном году на урок прорицаний. Все каникулы я, конечно, внимательно следила за вашими судьбами, и мне приятно видеть, что вы благополучно вернулись в Хогвартс — о чем я, разумеется, знала заранее.

— На столах перед вами лежат экземпляры «Оракула снов» Иниго Имаго. Толкование сновидений — важнейший способ заглянуть в будущее, и вполне вероятно, что наше владение этим разделом ясновидения будет проверено на экзаменах по СОВ. Хотя, конечно же, я не считаю, что экзаменационные успехи или неудачи играют какую-либо роль, когда речь идет о священном искусстве прорицания. Для тех, у кого есть Зрячее Око, оценки и аттестаты значат очень мало. Но, поскольку директор считает нужным подвергнуть вас экзаменационным испытаниям…

Она позволила голосу мягко сойти на нет, давая всем понять, что, по мнению профессора Трелони, ее предмет выше таких пошлых материй, как экзамены.

Джеймс Бонд ошарашенно посмотрел на Рона. Тот схватился за книгу и начал ожесточённо её листать. Бонд подумал и поднял руку:

— Профессор Трелони?

— Да, мистер Поттер, я предвижу ваш вопрос. Мой ответ — нет.

— Я хотел спросить только, знаете ли вы, какие темы будут у нас на СОВ, – обескураженно продолжил Бонд.

Трелони споткнулась и повернулась к Бонду:

— Мой дорогой, я, конечно же, знаю, какие темы вам предстоят. Но я не имею права вам этого рассказывать. Поэтому я и ответила вам «Нет».

— Но, зная, какую тему у нас будут спрашивать, вы можете обучать нас в основном этой теме, – указал Бонд, – не в ущерб другим, разумеется. Это позволит нам лучше сдать СОВ, и положительно отразится на вашей профессиональной репутации… А?

Сивилла Трелони в ярости была похожа на разъярённую стрекозу:

— Мистер Поттер, если эта идея пришла в голову вам, то не надо думать, будто все остальные в этом мире более глупы! Разумеется, никто сейчас не может знать наверняка, какие темы будут даны на СОВ в конце года. Потому что существует немало магов, владеющих благословленным искусством созерцания будущего, и некоторые из них, будучи не связаны этическими нормами учителя, подобно вашей покорной слуге, могли бы открыть их своим родственникам или знакомым. Если бы темы СОВ были однозначно определены за десять месяцев до их начала, это дало бы необоснованное преимущество некоторым ученикам. Поэтому темы СОВ определяются совершенно случайно магически защищённым методом в ночь перед экзаменом, а на время экзаменов на экзаменационные залы навешиваются заклятия, препятствующие ученикам проникать сквозь завесу времени и увидеть свои действия на экзамене. К сожалению, даже у самого превосходного ясновидения есть свои пределы, мистер Поттер, и предвидеть результаты случайного выбора ученики не смогут. А мы, учителя, связаны правилами профессии, и не имеем права раскрыть эти сведения ученикам. Это отвечает на ваш вопрос, мистер Поттер?

Джеймс Бонд суммировал вываленный на него ушат знаний: во-первых, предвидение будущего — не редкость, во-вторых, темы экзаменов не определены вплоть до ночи перед экзаменами, и в-третьих, профессор Трелони не горит желанием ему помогать.

— Почти, профессор. Но, скажите, разве не странно, что мы, маги, не занимаемся предсказаниями событий глобального масштаба?

— Что вы имеете в виду, Поттер?

— Ну, самое простое и лёгкое, — предсказать конец света, – ответил воодушевлённый Бонд, не обращая внимания на то, что Рон дёргает его за рукав мантии и корчит страшные рожи. – Столкновения с гигантским астероидом, вроде планеты Нибиру. Космические катастрофы. Искривление плоскости эклиптики. Мировые войны. Извержения супервулканов. Такие мощнейшие катаклизмы, наверняка, оставляют свой след в материях, видимых Третьему Глазу!..

— Разумеется, оставляют, – кивнула Сивилла с довольным видом. – Планета Нибиру у меня запланирована на 2012-й год.

— И их, наверное, легко заметить, – продолжил Бонд. – Столь масштабные эманации смерти и разрушений…

— Не слишком сложно — для знающего, – подтвердила Сибилла.

— Тогда давайте предсказывать их! А ониромантией[83] займёмся потом!

Джеймс Бонд уже предвкушал лавры великого разведчика, выведавшего планы противника ещё до того, как эти планы у противника появились.

— Для знающего, мистер Поттер, – повторила профессор Трелони. – Чтобы стать знающим, вам надо долго и упорно тренироваться, чтобы раскрыть пошире ваш Третий Глаз. И ониромантия замечательно подходит в качестве средства для тренировки. А теперь, если вы уже закончили критиковать мой выбор учебного материала, откройте, пожалуйста, предисловие и прочтите, что Имаго пишет об искусстве толкования сновидений. А затем разбейтесь на пары и, пользуясь «Оракулом снов», попробуйте истолковать самые последние сновидения друг друга. Приступайте.

К сожалению, это был одинарный урок, а не сдвоенный. Как ни хотелось Бонду побольше узнать о методиках предсказания будущего, когда они закончили читать предисловие, на собственно толкования сновидений осталось минут десять, не больше.

Рон уныло посмотрел на Невилла, увлечённо рассказывающего Дину Томасу свой недавний кошмар. Исходя из сюжета, шляпа бабушки Невилла, вооружённая садовыми ножницами и париком Снегга, гонялась за Невиллом по классу трансфигураций, потому что тот опять потерял Вспомнивсётель.

— Ну, давай ты, что ли, – Рон со вздохом перелистнул сонник на оглавление. – Я снов никогда не запоминаю.

Джеймс Бонд задумался о сюжете для толкования.

* * *

— И, значит, ты, вместе с красавицей-агентессой НАБ, выпал из самолёта?

— Да, но не просто так, а на вертолёте, – ответил Бонд. – И мы полетели прямо вниз, и неизбежно разбились бы[84].

Весь класс, затаив дыхание, слушал сон Гарри Поттера. Сивилла Трелони при неярком свете умудрялась даже делать какие-то заметки.

— Но я сумел запустить двигатель, и мы, чудом избежав падения, совершили мягкую посадку.

— А тот парень, Густав Грейвс?

— Я выдернул у него кольцо парашюта, и его вытащило из самолёта, затянуло в турбину двигателя, и… В общем, он не выжил.

— А спутник, вооружённый лучом концентрированного солнечного света?

— В тот момент, когда Густава Грейвза — то есть Тан-Сун Муна — размололо турбиной, управляющий модуль на его руке тоже был уничтожен, и коды управления «Икаром» были потеряны, – объяснил Бонд. – Сбить мы его, конечно, не могли, потому что система самозащиты у него никуда не делась. Так и оставили мотаться на орбите. Рано или поздно он затормозится о верхние слои атмосферы, упадёт и сгорит.

Воцарилась тишина.

— Это самый потрясающий сон, который я когда-либо слышала, – вздохнула Парвати Патил. – Он, конечно, немного кровав, но весьма захватывающ. Особенно эта финальная битва на разваливающемся самолёте.

— Да, нам тогда пришлось нелегко, – взгляд Бонда затуманился, и он машинально потёр места синяков, давно исчезнувших с совсем другого тела.

Сивилла Трелони прочистила горло, распространяя вокруг себя запах дешёгого хереса:

— Мистер Поттер, спасибо за увлекательное повествование. Пять баллов Поттеру за богатый материал для исследования и ещё пять баллов Гриффиндору за прилежность и успехи в учёбе.

— Народ в холле, наверное, обалдевает, – шепнул Рон. – Наши рубины в песочных часах так и мечутся туда-сюда: пять вниз, ещё пять вниз, пятнадцать вверх, десять вниз… И всё с твоим именем!

— Поскольку у нас осталось совсем немного времени до звонка, я сама истолкую вам этот сон. В самом начале Гарри Поттеру приснился взрыв, — это символ смерти и разрушения. Этот взрыв впечатал в лицо помощника главного злодея алмазы — алмаз, будучи самым твёрдым природным веществом в мире[85], является естественным средством разрезания, обрывания, представляет собой символ смерти и разрушения. Затем Гарри Поттер попытался сбежать на надувной лодке по воде, а вода, которая всё скрывает, всё уходит в неё бесследно, является символом смерти и разрушения.

— По грязи, – уточнил Бонд. – Гарри Поттер сбегал на лодке с воздушной подушкой по грязи.

— Грязь, которая может замарать всё, что угодно, подобно смерти, являющейся концом всего сущего, показывает, как неотвратима смерть, и потому является символом смерти и разрушения, – не моргнув глазом, продолжила Сивилла. – Его лодка падает в водопад, а вода является символом смерти и разрушения. Потом Гарри Поттера четырнадцать месяцев пытали укусами скорпионов, — символом чего является скорпион, Парвати?

— Смерти и разрушения! – пискнула девочка, обожающими глазами глядя на впавшую в транс учительницу.

— Верно! Затем Поттер сбегает из больничной палаты на корабле, прыгая в воду, которая, как мы знаем… Затем — Куба, где проводятся операции генной терапии, что бы это ни было. Любые операции связаны с телом, а тело имеет обыкновение умирать и разрушаться. Густав Грейвс, миллионер, владелец алмазных копей, а алмаз… Его прыжок с парашютом — фактически, падение с большой высоты, которое зачастую оканчивается… Поединок на мечах с Поттером, а мечи, предназначенные для обрывания жизней, символизируют смерть…

За стенами полумрачного кабинета раздалась трель звонка.

— …И разрушение. Вот в таком вот аспекте, – оборвала себя на взлёте профессор Трелони. – Ваше домашнее задание: начинайте вести дневник сновидений. Через месяц сдадите мне дневник с указанием точной даты сновидения, полным и подробным его описанием, и истолкованием согласно соннику Индиго не меньше чем на пять дюймов каждое. И учтите, я не поверю, что в вашем возрасте вам снятся сны реже, чем раз в два дня. Урок окончен!

Сивилла растворилась среди цветастых занавесей, и ребята загалдели, собирая вещи.

— Смерть и разрушение? Она серьёзно? – кипятился Бонд. – Я же в конце целую страну спас!

— Ну, Густав Грейвс ведь умер, – указал Рон. – А самолёт разрушился. А что, у маглов правда есть такие штуки, которые без магии по небу летают? И как они не падают? Надо будет у папы спросить. Да ладно, не обращай внимания, – пихнул он друга кулаком в плечо, – Сивилла считает день прожитым зря, если не предскажет кому-нибудь мучительную смерть от совершенно необычайных причин. В прошлом году она предсказала Невиллу, что его на пиру в честь окончания учебного года съест огромная полуразумная зефирина!

— И что, съела? – рассеянно поинтересовался Джеймс, стоя прямо за Невиллом в ожидании своей очереди на спуск по лестнице.

— Нет, на пиру нам подали зефир, и Невилл одну штучку съел, – ответил Рон. – После чего Сивилла сказала, что она предсказала, в принципе, правильно, только в знаке ошиблась, — кто и кого. Но относительная огромность съедающего относительно съедаемого и полуразумность совпали.

* * * Обновление 28.12.13

Когда они вошли в класс защиты от Темных искусств, профессор Амбридж уже сидела за учительским столом.

На ней была уже знакомая пушистая розовая кофточка, макушку увенчивал чёрный бархатный бант. Невольно Бонд задумался о большой мухе, по глупости усевшейся на голову крупной розовой жабе.

В классе все старались вести себя тихо: профессор Амбридж была пока что величиной неизвестной, и никто не знал, насколько строгим ревнителем дисциплины она окажется.

— Здравствуйте! — сказала она звонким голосом, когда ученики расселись по местам.

Несколько человек пробормотали в ответ:

— Здравствуйте.

— Стоп-стоп-стоп, — сказала профессор Амбридж. — Ну нет, друзья мои, это никуда не годится. Я бы просила вас встать, поклониться и ответить: «И вам желаем здоровьичка, профессор Амбридж». Ещё раз, пожалуйста. Здравствуйте, учащиеся!

— Здрав-жлав-проф-Ридж! — проскандировал класс.

— Вот и хорошо, — сладким голосом пропела профессор Амбридж. — Ведь совсем нетрудно, правда? Волшебные палочки уберём, перья вынем.

Джеймс Бонд, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер обменялись угрюмыми взглядами. Вне зависимости от того, по какой причине помрачнели его друзья, суперагент знал: занятие, посвящённое защите от чего бы то ни было и не включающее в себя практическую часть, обречено на провал. Насколько агенту было известно, маги, тем более школьники, защищались исключительно с помощью волшебных палочек. По-видимому, практическая часть, если и будет, начнётся после основательного изучения теории. Как британец, Бонд только приветствовал подобный последовательный подход, но как сорвиголова с лицензией на убийство, испытывающий органическую неприязнь к чтению любого рода инструкций, он испытывал к подобной расстановке приоритетов глубочайшую идиосинкразию.

Профессор Амбридж вынула из сумочки необычно короткую волшебную палочку и резко ударила ей по классной доске. Доска заскрипела и выдавила из тёмных глубин на поверхность аккуратные слова:

«Защита от Тёмных искусств. Возвращение к основополагающим принципам».

— Возвращение? – громко зашептал Симус. – Возвращение?! Можно подумать, мы с кем-то, кроме профессора Люпина, отходили от этих принципов хотя бы на полшага!

Розовая жаба с чёрной мухой на макушке, не оборачиваясь, взмахнула палочкой в сторону класса. Сноп ярко-пурпурных искр завис над Симусом.

— На первый раз я тебя прощаю, но на будущее — запомните: каждый, кто заговорит без разрешения, – профессор Амбридж соизволила повернуться к классу лицом, – будет выдворен из классной комнаты до конца урока. Что не освобождает его или её от необходимости принести мне к следующему уроку полный конспект всего нового материала, который я преподам, и сделанное домашнее задание. Особо хочу отметить, что домашнее задание будет оценено на один балл ниже. Для тех, кто меня не слушает, поясню: любое слово, произнесённое без моего разрешения, означает прорву работы, за которую вам поставят низкую оценку. Мы поняли друг друга?

По классу пробежало утвердительное бормотание.

— Мне кажется, надо попробовать ещё разочек, — сказала профессор Амбридж. — Когда я задаю вопрос, ответ я хотела бы слышать в такой форме: да, профессор Амбридж, или нет, профессор Амбридж. Итак: мы друг друга поняли?

— Да, профессор Амбридж, или нет, профессор Амбридж, – в едином порыве грянул класс.

— Что?! – глаза жабы попытались вылезти на лоб.

— Вы ведь тоже не оставили нам выбора, – объяснил Симус.

— И нас покидает… Как тебя зовут? Симус Финниган! До свидания, мистер Финниган. К следующему уроку я жду от вас конспект и домашнюю работу, за которую вы получите не больше «Выше ожидаемого», даже если напишете «Превосходную» работу. Чтобы получить разрешение говорить, вам надо всего лишь поднять руку и подождать, пока я к вам обращусь. Всё ясно?

— Да, профессор Амбридж, – ответили ученики хором. Симус Финниган громко хлопнул дверью, но Долорес Амбридж даже бровью не повела:

— Отмечу для начала, что до сих пор ваше обучение Защите от Тёмных искусств было довольно-таки отрывочным и фрагментарным, не правда ли? – сказала профессор Амбридж, повернувшись к классу лицом и аккуратно сложив руки на животе. – Постоянно менялись учителя, и не все они считали нужным следовать какой-либо одобренной Министерством программе. Результатом, к сожалению, явилось то, что вы находитесь гораздо ниже уровня, которого мы вправе ожидать от вас в год, предшествующий сдаче СОВ. Вам, однако, приятно будет узнать, что эти недостатки мы теперь исправим. В нынешнем учебном году вы будете изучать защитную магию по тщательно составленной, теоретически выверенной, одобренной Министерством программе. Запишите, пожалуйста, цели курса.

Профессор постучала по доске, и та с хрипами и стонами явила слова:

«Цели курса:

1. Уяснение принципов, лежащих в основе защитной магии.
2. Умение распознавать ситуации, в которых применение защитной магии допустимо и не противоречит закону.
3. Включение защитной магии в общую систему представлений для практического использования».

Ученики переписали цели с доски в пергаменты. Затем Амбридж попросила:

— Откройте, пожалуйста, наш одобренный Министерством учебник «Теория защитной магии» Уилберта Слинкхарда на пятой странице и прочтите первую главу: «Основы для начинающих». И если кто-нибудь произнесёт хоть слово без разрешения, он пойдёт составлять компанию мистеру Финнигану.

Джеймс Бонд открыл учебник и попробовал начать читать. Перелистнул несколько страниц. Перевернул учебник вверх ногами, — понятнее от этого текст не стал. Пролистал его весь в поисках иллюстраций. Иллюстраций не было. Суперагента это не успокоило.

Текст был написан совершенно зубодробительным языком. Предложения короче шести строк отсутствовали как класс. Расстановка знаков препинания подчинялась строгим правилам предрождественской распродажи: расставил сорок штук — получаешь право расставить ещё двадцать бесплатно, торопитесь, срок предложения ограничен. Вдобавок, автор текста постоянно менял времена повествования, используя сложные и громоздкие грамматические конструкции; текст пестрел архаизмами, перекрёстными ссылками, врезками, номерными сносками вниз страницы и буквенными сносками в конец каждой главы. Индекс упоминаемых тем находился сразу за оглавлением, в конце книги, и завершался здоровенным сводом терминов и определений, которые было необходимо знать, чтобы хоть как-то понимать написанное. Этот наиважнейший текст — список терминов и определений — мало того, что был сдвинут в конец, так ещё и был рассортирован не в алфавитном порядке, а по номеру страницы с первым упоминанием объясняемого термина. Из-за толстого индекса тем и списка терминов оглавление, завершающее текст учебника, оказалось сдвинуто к середине книги и располагалось примерно на пятисотой странице из семисот; оно было написано точно таким же шрифтом, как и обычный текст, и его было несложно проглядеть. В довершение всего, нумерация страниц была выполнена не арабскими, а римскими цифрами. Вишенкой на торте были виньетки и украшения, вплетённые в номера страниц и делающие их совершенно нечитаемыми.

В общем и целом, эта книга являла собой блестящий образчик академического учёного труда. Автор мог совершенно не беспокоиться за сохранность своего произведения в грядущих веках: этим книгам было суждено стоять на полках и не открывать своего содержания любопытному взору — за отсутствием такового. Джеймс Бонд не мог представить себе человека, который сумеет дочитать хотя бы до восьмой страницы и не заснёт при этом. Разве что Кью… Хотя нет, он такие книги пишет, а не читает.

В поисках вдохновения для следующей попытки взять приступом текст первой главы Бонд оглядел класс. Рон Уизли склонился над открытой книгой и монотонно колотил себя по голове пеналом. Невилл Долгопупс остекленевшими глазами смотрел в точку на три дюйма выше первой строчки. Гермиона даже не притронулась к книге, — она сидела ровно, словно проглотив аршин, и высоко вытянула правую руку.

Шёпотки и шушукание в классе начали потихоньку затихать, поскольку всё больше учеников обращали внимание на поднятую руку Гермионы и предвкушали бесплатное развлечение. Джеймс Бонд их понимал: любое развлечение, даже очень сомнительное, было лучше, чем чтение многомудрого фолианта, способного навеять скуку даже на статую.

Профессор Амбридж демонстративно смотрела в другую сторону. Гермиона продолжала тянуть руку вверх.

Джеймс Бонд кашлянул. Жаба-в-розовом метнула на него пылающий негодованием взор и потеряла возможность игнорировать поднятую руку сидящей рядом с Бондом Гермионы.

— Вы хотите задать вопрос по поводу главы, милая моя? — спросила она голосом, обещающим бездну мучений, если ответом будет «нет».

— Нет, мэм, – ответила Гермиона. – Я хочу задать вопрос по поводу целей вашего курса.

— Они написаны на доске, – голос Жабы-в-розовом потерял последние остатки учтивости. – Мне кажется, они должны быть совершенно понятны любому индивидууму, осилившему первые два класса начальной школы. Это называется «слова», и они составляют «предложения»…

— Да, мэм, я вижу написанные на доске слова. Но декларированные на доске цели никак не отвечают теме курса.

— Как ваше имя, дорогая моя? – Профессор Амбридж была явно впечатлена тем, что кто-то дерзнул произнести слово «декларированный».

— Гермиона Грейнджер.

— Видите ли, мисс Грейнджер, тема курса — защита от тёмных искусств, и цели, написанные на доске, несомненно, связаны с этой темой.

— Да, мэм, но только с теоретической и юридической стороной, – возразила Гермиона. – Практический же вопрос использования защитных заклинаний не упомянут.

— Практическое использование защитных заклинаний?! – Профессор Амбридж выдавила из себя смешок. – Ну что вы, милая моя, это совершенно лишнее! Вам здесь совершенно ничего не угрожает. Зачем бы вам понадобилось прибегать к защитным заклинаниям?

Ученики попытались уяснить для себя эту новость. Рон прибегнул к уже доказавшему свою несомненную пользу пеналу. Джеймс Бонд закусил костяшку пальца: самый интересный предмет, судя по всему, именно в этот год окажется сугубо теоретическим. Суперагент чувствовал себя так, словно только что сделал заказ в ресторане «Капец диете», потребовав себе двухфунтовый кусок мяса средней прожарки, ведёрко чипсов, истекающих маслом и пересыпанных крупной солью, и литр колы, а официант, извинившись за недостачу продуктов, принёс ему взамен два листика салата, веточку петрушки и стакан воды из-под крана.

Положение надо было срочно спасать. Джеймс поднял руку, но его опередил Рон; по-видимому, удары пенала помогли пропихнуть сложную мысль сквозь сросшиеся на переносице височные кости:

— Мы что, не будем применять магию?!

— Ваше имя, молодой человек?

— Рон Уизли, госпожа профессор.

— Вон из класса, мистер Уизли. Перед следующим уроком вы сдадите мне конспект сегодняшней лекции и домашнее задание. Всего хорошего!

Рон демонстративно сгрёб свои вещи в сумку и вышел из класса, повторив поступок Симуса. Косяк двери окружила пока ещё тонкая трещина.

Долорес Амбридж дождалась, пока Рон кончит хлопать дверью, и обратила внимание на Гермиону, по-прежнему сидевшую с вытянутой рукой:

— У вас всё, мисс Грейнджер?

— Нет, мэм, – предельно вежливо продолжила Гермиона. – Мне хотелось бы знать, не в том ли смысл защиты от Тёмных искусств, чтобы научиться применять защитные заклинания?

— А вы, очевидно, эксперт Министерства по вопросам образования? – слащаво улыбнулась Амбридж.

— Боже упаси! – искренне возмутилась Гермиона. Мешки под глазами Жабы-в-розовом набрякли, но голос не потерял слащавости:

— Тогда, боюсь, ваша квалификация недостаточна, чтобы судить, в чём состоит смысл моих уроков. Как мне кажется, новая программа разработана волшебниками постарше и поумнее вас. Вы будете узнавать о защитных заклинаниях в тщательно контролируемой среде, безо всякого риска, тихо, спокойно, абсолютно без неожиданностей…

— Нет, не без неожиданностей, – прошипел Джеймс Бонд, выбрасывая вверх руку[86].

— Да, мистер Поттер? – встрепенулась Жаба.

— Вам кажется? То есть вы не уверены? – выпалил Джеймс.

Взгляд выпуклых глаз над кожистыми мешками вперился в вихрастую шевелюру Бонда.

— Просто неверный выбор слов, мистер Поттер. Я, конечно же, абсолютно уверена в опыте и квалификации составителя этого курса, потому что я составляла его лично.

— Мэм, а нам можно поинтересоваться вашим опытом и вашей квалификацией? – невинно спросил Бонд. – Просто, как вам, несомненно, известно, до вас эту должность занимали весьма опытные специалисты. Профессор Хмури — легендарный аврор, лично упрятавший в Азкабан больше Пожирателей Смерти, чем было у Сами-Знаете-Кого. Профессор Локонс — автор кучи бестселлеров о борьбе с нежитью. Профессор Люпин — специалист, знающий о повадках оборотней, так сказать, изнутри. А какова ваша квалификация, мэм? Если быть точным, не сочтёт ли Совет Попечителей ваше назначение на пост преподавателя Защиты от Тёмных Искусств снижением уровня образования?

Если бы красную жабу покрасили розовой краской, переехали асфальтовым катком и украсили огромной чёрной мухой, то получилась бы картина, похожая на представшую изумлённым ученикам.

— Моя квалификация не является предметом для обсуждения! Тем более не стоит сравнивать меня, чистокровную волшебницу, с какими-то полулюдьми вроде Люпина, – зашипела жаба. Зрачки Бонда сузились. – Я удовлетворила лично Корнелиуса Фаджа, министра магии, а то, что достаточно для него, достаточно и для вас!

— Мэм, я нисколько не хотел вас обидеть, предположив, будто вы не можете удовлетворить мистера Фаджа, – возразил Бонд, возвращаясь на привычную стезю тонкой издёвки. – Я просто боюсь, что без должной проверки нам будет непросто убедиться в вашей способности удовлетворить сначала профессора Дамблдора, весь Совет Попечителей, а затем и широкие массы общественности.

Дин Томас, побагровев, сучил ногами под столом. Парвати Патил залилась краской. Даже Гермиона с трудом сдерживала нейтральное выражение лица: нарисованная воображением картина, изображающего Дамблдора, обстоятельно и всесторонне тестирующего Долорес Амбридж, в особенности её способность удовлетворять, была слишком абсурдна.

— Гарри Поттер, боюсь, мне придётся признать, что вы срываете мне урок, – нахмурилась Амбридж. – Ещё одно замечание обо мне как о преподавателе, и вы понесёте наказание.

— Понял, мэм, – Бонд сложил руки на столе с видом примерного ученика.

— Разрешите ещё один вопрос по материалу курса, мэм?

— Слушаю вас, мисс…

— Патил, мэм. Парвати Патил.

— …Мисс Патил.

— Мэм, наш курс будет сугубо теоретическим?

— Именно так. Никаких опасностей, никаких травмирующих экспериментов, никаких непростительных заклинаний на моих уроках вам не грозит.

— Но, мэм, ведь экзамены СОВ… Они ведь включают и практическую часть. Мы что, должны будем первый раз выполнить изучаемое заклинание на экзамене?

— При наличии достаточно хорошей теоретической подготовки я не вижу проблем, почему вы не должны справиться с практическим заданием с первого раза. Если же вы не справитесь, это означает, что ваша теоретическая подготовка была неудовлетворительной.

— Но есть же вещи, которые приходят только с опытом!.. – возразила Парвати.

— Нет, нет таких вещей, – отрезала Долорес. – Сугубо теоретической подготовки более чем достаточно. Или вы ожидаете, что кто-нибудь на вас нападёт? Здесь, в этом кабинете?

Профессор обвела пухлой рукой класс. К сожалению, именно в этот момент солнце закрыла какая-то тучка, и из углов класса к детям прянули страшные чёрные тени.

— Мэм, мир не ограничивается только этим кабинетом, – заметил с места Дин Томас.

— А во внешнем мире, по-вашему, существует какая-то опасность, с которой не справится департамент охраны магического правопорядка? – Профессор Амбридж была настолько взбешена, что не обратила внимания на обращение с места и без поднятой руки. – Вы подвергаете сомнению способности Министерства? Может быть, вы и в министре не уверены? И кто же, по-вашему, может на вас напасть?

Бонд кожей почувствовал упёршиеся в него взгляды. Его рука против воли поднялась вверх.

— Ну же, Поттер, смелее, – язвила Жаба. – Выдайте нам имя этого злоумышленника, который может решиться напасть на детей!

Джеймс встал.

— Мэм, не далее месяца назад на меня напали дементоры. Двое. Факт нападения дементоров подтверждён двумя независимыми экспертами. Это не домыслы, не слухи, а документально подтверждённый факт: дементоры напали на ребёнка. Расскажите, мэм, как чтение теоретических выкладок помогло бы мне защититься от дементора?

Жаба уставилась на Джеймса Бонда ненавидящим взглядом.

— Вы лжёте, Поттер. Дементоров нет и не могло быть в Литтл Уининге. Они полностью подконтрольны Министерству, и не могут нападать на магов.

— А на маглов? – быстро спросил Бонд, перед глазами которого вновь стояли фигуры в изодранных плащах, не обращающие внимания на пистолетные выстрелы.

— Да кого вообще волнуют эти маглы! – отмахнулась Долорес Амбридж. – Суть в другом, Поттер. Вы лжёте. Дементоры не нападают на магов. Дементоры не покидают Азкабан. И даже если бы покинули, — в чём я очень, очень сомневаюсь, учитывая авторитет Министерства, — и напали бы на вас, то я уверена, что они бы вас поцеловали. Поцелуй дементора, как мы знаем, полностью разрушает душу. Но вы здесь, Поттер, и спорите со мной, — а это значит, что дементоры вас не поцеловали, что означает, что они на вас и не нападали.

Кровь ударила Бонду в голову. Он никогда не славился способностью соблюдать спокойствие, когда на него повышают голос розовые жабы.

— Мэм, я уже почти два года знаю заклинание, отгоняющее дементоров, «Экспекто Патронум».

— Но вы не использовали его, Поттер, – Жаба обнажила мелкие жёлтые зубки. – Вы же были рядом с маглом, с вашим братом. Если бы вы его использовали, Министерство немедленно бы об этом узнало, вы были бы исключены из школы, и ваша палочка была бы сломана. Но вы, я повторяю, здесь, с нами, и это доказывает, что никаких дементоров не было, что вы их придумали. Вы лжец, Поттер, все ваши утверждения за последние полгода — всего лишь ложь маленького мальчика, соскучившегося по вниманию.

У Джеймса Бонда отвисла челюсть. Сначала Малфой, потом мадам Помфри, теперь вот высокопоставленный министерский работник… Хранение тайн у магов было налажено ещё хуже, чем в Третьем Рейхе, где шпионы ходили по рейхсканцелярии косяками, открывая двери ударом ноги, а секретные планы попадали к противнику раньше, чем в войска, ответственные за их исполнение[87].

— Мэм, вы абсолютно правы, – признал Бонд. – Если вы так говорите, значит, никто на меня не нападал. Но тогда, простите, как вы объясните свидетельства двух уважаемых колдомедиков, Максимилиануса Гиндельштейна и Поппи Помфри? Они оба провели независимые обследования и дали непредвзятые заключения, в один голос утверждая, что на меня напали дементоры.

— Поппи Помфри?! Независимый специалист?! Не смешите меня! Она же всем известная подручная Аль… – Жаба осеклась на полуслове, попыталась испепелить Джеймса взглядом и отвернулась от него, оставив предложение незаконченным.

— Я не хочу, чтобы между нами остались какие-то недосказанности, – возвысила голос она, обращаясь ко всему классу. – Я предпочла бы сказать вам прямо и откровенно. Вам внушали, что некий тёмный волшебник возродился из мёртвых…

Долорес Амбридж сделала едва заметную паузу, выжидающе смотря на Бонда. Не дождавшись реакции, она продолжила:

— …Что некий тёмный волшебник опять гуляет на свободе. Это ложь.

— Как скажете, мэм, – пожал плечами Джеймс, всё ещё стоя у своего стола. – Но вот Сириус Блэк… Он ведь сбежал из Азкабана, вы знаете? Два года назад. Потом прорвался в Хогвартс и располосовал картину, а затем полог над моей кроватью. И ещё некоторые приверженцы Сами-Знаете-Кого-Тут-Нельзя-Называть остались на свободе… И они могут проникнуть в Хогвартс, как убедительно доказал пример Сириуса Блэка. Неужели вы считаете, что нам хватит чисто теоретических знаний, чтобы защититься от них? Как, по-вашему, мы должны от них отбиваться? Стукнуть книжкой?

— Мистер Поттер, если вы не прекратите срывать мне урок, я буду вынуждена вас удалить, – прошипела Жаба. – Пока я здесь, вам ничто не угрожает. Если кому-то кажется, что ему что-то угрожает, он или она могут прийти ко мне, и я буду рада развеять любые их сомнения!

— Но теория… – попыталась возмутиться Парвати с места.

— Да, теория!!! – рявкнула Амбридж. – Теории достаточно! Вы слышите меня? Я, заместитель министра магии, Долорес Амбридж, уверяю вас: в любом деле теоретических знаний достаточно, чтобы с первого раза без проблем разобраться с практикой!

В голове Бонда что-то щёлкнуло.

— Пари, мэм? Просто чтобы убедиться, что вы правы?

— Что?..

Бонд сделал неуловимый взмах рукой.

— Это финский большой охотничий нож, эрапуукко. Рукоять из карельской берёзы, клинок из высокоуглеродистой стали, заточен так, что им можно бриться. Обратите внимание, мэм, это охотничий нож, — и это означает, что его надо держать в руке во время использования. Центр его тяжести находится в рукояти. – Бонд уравновесил нож на вытянутом указательном пальце и показал. – Поэтому для того, чтобы метнуть его в цель и попасть, необходима некоторая… Теоретическая подготовка. Нож в полёте вращается вокруг центра своей тяжести, – Бонд, удерживая нож большим и указательным пальцами, повернул его второй рукой. – Поскольку центр тяжести находится в рукояти, плечо рычага у клинка получается длиннее, то есть даже если нож попадёт в цель остриём, но под неправильным углом, движение рукояти просто вырвет его из цели. Чтобы нож попал в цель и остался в ней, надо рассчитать подкрутку так, чтобы клинок сделал нечётное число полуоборотов, и при попадании рукоять оказалась точно на баллистической кривой «рука—цель». Тогда рукоять своей тяжестью загонит лезвие, куда надо. Я понятно объясняю?

Увидев остекленевшие глаза Амбридж, Бонд удовлетворённо кивнул. Тщательно подобранные фразы, интонации и паузы могли ввести в ступор любого противника, достаточно глупого, чтобы выслушать объяснения. В конце концов, Бонд учился у мастера: во время инструктажей Кью засыпали даже цветы. Пора слегка оживить сцену.

— Итак, смотрите: лезвие зажимается между большим пальцем и указательным, пальцы полусогнуты, расстояние до цели семь ярдов[88], скорость броска 63 фута в секунду, время полёта около трети секунды, за это время надо, чтобы нож выполнил полтора оборота. Скорость вращения регулируется хватом, чем ближе к центру тяжести, тем меньше оборотов. Буква «а» в слове «магии».

Блестящая молния сорвалась с руки Бонда и ударила в середину классной доски, звонко припечатав последнее слово первой цели курса. Из чёрной поверхности торчала рукоять и примерно половина лезвия; остальные три или четыре дюйма клинка ушли внутрь доски.

— Ваш ход, мэм, – слащаво улыбнулся Бонд, протягивая профессору Амбридж точно такой же нож. – Буква «а» в слове «магии» во второй цели курса, пожалуйста. Докажите, что теоретических знаний достаточно для выполнения практических задач.

Долорес взялась за нож так, словно он мог её укусить.

— Смелее, мэм, – подбодрил учительницу суперагент. – Я только что дал вам все необходимые теоретические пояснения. Можете даже встать на моё место, чтобы облегчить себе расчёты. Расстояние семь и три четверти ярда, скорость броска 50 футов в секунду, быстрее вы всё равно не метнёте, время полёта около полусекунды. Три полуоборота ножа, но полётное время больше, поэтому нож должен вращаться медленнее. Учтите свободное падение, которое составит чуть больше четырёх футов. Я хочу сказать — цельтесь выше.

Профессор судорожно схватила клинок и сделала неумелый широкий замах. Раздался короткий вскрик, нож металлически звякнул об пол, профессор Амбридж сунула порезанную руку в рот, Невилл схватился за нос, в который попала рукоять ножа во время замаха.

— Поттер, вы освобождены от сегодняшнего занятия, – шипящим от боли и ярости голосом произнесла Амбридж сквозь пузырящуюся на губах кровь. – Я сейчас напишу вам записку, отнесёте её вашему декану. К четвергу приготовьте, пожалуйста, конспект сегодняшней лекции и домашнее задание.

— Никаких проблем, мэм. – Джеймс Бонд наклонился и подобрал нож. – Но, если можно, один вопрос, мэм… Нет-нет, по теме урока, именно по защите от тёмных искусств!!! Скажите, это правда, что тот, кто владеет частичкой тела другого человека, — пучком волос, обрезком ногтя, но лучше всего несколькими каплями крови, — может полностью подчинить его своей воле? Вы умеете противостоять этим заклинаниям? Ах, антинаучная бредятина… Я так и думал, но решил уточнить. Да, ну, ерунда, я просто прочитал об этом в одной книжке, поэтому и заинтересовался. В самоучителе «Как навести жестокую мучительную смерть и остаться чистым от подозрений» Жана-Батиста Круциатуса. Да, очень старый, запылённый гримуар, а что?.. Нет-нет, что вы, чистое любопытство. Простите, что отвлёк. Просто тут на клинке осталась ваша кровь…

Амбридж побледнела. Бонд аккуратно закрыл за собой дверь.

* * *

Джеймс Бонд понятия не имел, где искать профессора МакГонагалл, поэтому он решил спуститься в холл и поискать общее расписание где-нибудь рядом с Большим Залом. Проблема заключалась в том, что суперагент всё ещё не слишком хорошо ориентировался в школьных переходах, а движущиеся лестницы и секретные переходы порядком сбивали его с толку. Поэтому Бонд решил придерживаться общего направления к центру замка, положившись на могучий британский «авось» — может, ему повезёт найти кого-нибудь, кто знает дорогу к кабинету МакГонагалл.

Агент забросил на плечо увесистую сумку с учебниками и побрёл по коридору, уставившись на тугой рулон пергамента, который дала ему Амбридж. Пергамент был запечатан изумрудно-зелёной наклейкой с печатью, которая начала переливаться яркими неоновыми цветами, когда Бонд попытался поддеть край наклейки ногтем.

Суперагент класса «два нуля» обязан быть очень сообразительным и смекалистым.

— Ага, тут замешана магия! – смекнул Бонд, завернул за угол и налетел на маленького большеротого толстенького типчика, который жонглировал чернильницами.

— Простите, – потупил глаза Джеймс, разглядывая ноги типчика в аляповатых зелёных брюках. Ноги не доставали до пола. – С кем имею честь?

— Ух ты, да это же Поттер! – ухмылка типчика стала ещё шире. Он взлетел повыше и, сложив губы трубочкой, наклонил над макушкой Бонда чернильницу.

Тонкая струйка холодной чёрной жидкости разбилась о макушку суперагента и потекла вниз, пропитывая волосы.

Бонд автоматически скользнул в сторону, махнув перед глазами толстячка сумкой в совершенно другом направлении, сбивая его с толку. Суперагент сорвал расстояние в развороте и выставил локоть, собираясь впечатать его в солнечное сплетение типа всем весом своего тела, — прямо скажем, не слишком большим, зато помноженным на угловой момент.

Локоть прошёл сквозь толстячка, даже не затормозив. Вслед за ним сквозь толстячка прошёл сам Бонд, ровно с тем же результатом. Суперагент рассчитывал воспользоваться телом противника, чтобы погасить инерцию, но, поскольку тело противника решило пренебречь своими обязанностями, инерция осталась непогашенной.

Джеймс попробовал сгруппировался, но тринадцать ступенек лестничного пролёта, по которому он скатился кувырком, всё-таки выбили из него дух.

— Ух ты, Поттер решил подраться! – ухмыльнулся типчик и запустил в Бонда, лежащего у нижней ступеньки лестницы и гадающего, что он сломал, а что — просто ушиб, чернильницей. Хрустальная ёмкость разбилась о копчик с мелодичным звуком, и Джеймс почувствовал, как ткань мантии на его мягком месте тяжелеет, впитывая холодную жидкость.

— Поттер-грязноттер-обормоттер оборзел! – завопил типчик. – Что на сей раз, мой прекрасный обормотный друг? Слышим голоса? Видим видения? Говорим на… – тип испустил могучий неприличный звук, – неведомых языках?

Отрешившись от оскорблений, рассчитанных на пятнадцатилетнего сопляка, Бонд лихорадочно размышлял. Толстячок не стоял на полу, то есть он не материален. Но он жонглировал чернильницами, которые, увы, — на копчике синяк будет — вполне материальны. Так что это нематериальное существо, способное частично становиться материальным и взаимодействовать с материальными объектами по своему желанию. Посмертная сущность? Стихийный дух? Класс седьмой, не выше… Что-то такое он читал… «Курощение полтергейста», глава четвёртая, третий параграф… Почему бы и не попробовать, хуже-то всё равно не будет?

Бонд перекатился на живот, чудом избежав контакта с ещё одной чернильницей, разорвавшейся на том месте, где он только что лежал, и выбросил руку по направлению к противнику. Еле слышный щелчок силовой кобуры был заглушен очередной подколкой толстячка, подбрасывающего на ладони следующую чернильницу. Волшебная палочка из дерева Умдглеби легла в ладонь Бонда так естественно, как будто была создана исключительно для него, —что, учитывая откровения Олливандера, могло быть правдой.

— Грязноттер решил колдануть? – осведомился толстячок.

— А капилло ускуе ад унгуес, – начал читать по памяти Бонд, рисуя кончиком палочки в воздухе фигуру, похожую на знак бесконечности. – А туо ларе инципе, аб инитио, аб Йове принципиум[89]…

— Эй, ты что делаешь?! – воскликнул типчик, покрываясь мертвенной бледностью. Наглая ухмылка испарилась с его лица. Упущенная чернильница хрустнула об пол, чернила потекли по ступенькам.

— …Актум ут супра, аге квод агис эт респице финем, – продолжил Бонд нараспев, его голос набирал мощь и силу, движения палочки стали шире и яростнее. – Барбарус хик эго сум, квиа нон интеллигор улли[90]…

— Прекрати! Остановись немедленно!!! – типчик съёжился, опускаясь на пол. – Перестань, пожалуйста! Не надо!

— …Бене тритум, бене мисцеатур, капут мортуум! – разразился Бонд, вставая и яростно крестя перед собой воздух палочкой. – Каро ест куи секурис эст!!! Цессанте кауса, цессат эффектус! Контумация кумулят поенам![91]

— Нет, нет! Пожалуйста! Остановись! Я всё сделаю! Прекрати!

Бонд выдохнул. Съёжившийся тип, ставший совсем жалким, замер на верхней площадке лестницы на коленях, прямо посреди лужи чернил. Толстячок был белее снега от ужаса, он скрестил руки на груди, обхватив ладонями себя за плечи, и униженно уткнулся носом в собственные колени, замерев в позе полной покорности судьбе — и Бонду, являющемуся в данной ситуации её указующим перстом.

Бонд поднялся по ступенькам, стараясь не слишком сильно охать.

— Ты кто?

— Я П-п-п… Пивз, повелитель.

— Ты что?

— Я п-п-п…

— Пивз, ага. Уже знаю. Дальше[92].

— …П-п-полтергейст, повелитель.

— Класс?

— В-в-восьмой. Я почти получил седьмой, но у меня никак не выходит менять собственную форму. Зато по злобности и пакостности я получил «Превосходно»!

— Верю. – Бонд помолчал. – Какие отношения у тебя с другими призраками, населяющими эту школу?

— Они меня недолюбливают, – ответил полтергейст с затаённой гордостью.

— А с персоналом, с учителями?

— Профессора меня терпят. Я создаю в школе эффективную среду для выработки у учеников общей внимательности, способности к самозащите, наблюдательности, и помогаю им тренировать защитные заклинания, – Пивз явно процитировал кого-то из преподавателей, объясняющих взбешённому родителю, почему зловредного полтергейста нельзя испепелить или хотя бы изгнать. – Аргус Филч меня не любит.

— А Дамблдор? – нажал Бонд.

— Д-д-д… – Пивз поднял на Бонда полные муки глаза. – Он… Не надо! Не отдавай меня ему!

— Ты служишь ему?

— Нет! – воскликнул Пивз с неподдельным негодованием. – Он же добрый!

У Бонда на этот счёт было своё мнение, но он предпочёл оставить его при себе.

— Ты подчинён кому-нибудь?

— Нет.

— Ты знаешь, что я сделаю с тобой, если ты мне соврал? – мягко поинтересовался Бонд, направляя палочку в центр лба Пивза. Тот побледнел ещё сильнее и закивал, не сводя глаз с кончика палочки.

— Хорошо. Будешь повиноваться мне на срок в десять лет или пока я не отпущу тебя, – прошипел Бонд свистящим шёпотом, назвав первое пришедшее в голову число. – Иначе я дочитаю этот текст до конца и развею тебя прахом. Принеси клятву, вассал.

— Как скажете, повелитель, – пробубнил Пивз, вновь опуская голову. – Куйус тестикулос хабес, хабеас кор эт серебеллум. Домине ми сик фуери иубет. Дикси, ет анимам меам сальвави[93].

— Встань с колен и почистись, – предложил Бонд, убирая палочку в кобуру. – Я милостивый господин.

— Гарри Поттер милостив, – тоскливо протянул Пивз, поднимаясь, отряхивая колени от осколков стекла, — чернила в ткань брюк почему-то не впитались, — и потихоньку возвращая себе нормальный цвет лица. – Это всем известно.

— И что тебя не устраивает? – осведомился Джеймс, пытаясь осмотреть себя. – Блин, новую мантию испортил… Ты предпочёл бы, чтобы я тебя заковал в Маску Призрака?

— Нет, но ты же сейчас потребуешь, чтобы я исправился, – вздохнул Пивз. – Перестал прятать навозные бомбы в салатах, швыряться плодами цапня в головы ученикам, пририсовывать усы и бороды к портретам и устраивать извержения туалетов в женских спальнях.

— Я?! Боже упаси! – воскликнул Джеймс. – Наоборот, продолжай делать всё, что делал, чтобы никто не заметил разницы. Только следи, чтобы твои шутки не оскорбляли и не задевали меня… И Гермиону, – добавил он, подумав. – С остальными можешь делать, что хочешь. Но не упоминай всуе ни меня, ни её. Вообще никто не должен знать, что ты теперь служишь мне.

— Я могу продолжать проказничать?! – восхитился Пивз, веселея на глазах.

— Да. Но не смей задевать меня… Или Гермиону! – повторил Джеймс. – С остальными делай, что хочешь.

— Так я полетел? – переспросил Пивз, всё ещё не веря своему счастью.

— Погоди минутку. Твои способности я примерно представляю; полтергейсты средних классов в литературе описаны неплохо. Я найду им применение. Я буду время от времени оставлять тебе задания на листках пергамента, которые буду засовывать, – Бонд огляделся, – за ухо этой горгульи.

Каменная горгулья злобно ощерилась на Джеймса и медленно свернула пальцы в кулак размером с его голову.

— Или под её ногой, – быстро отреагировал суперагент, наблюдая, как горгулья пожала плечами и расслабилась. – Ты должен выполнять то, что я от тебя требую. На совесть выполнять, ты понял? А не устраивать мне итальянскую забастовку, выполняя мои указания до буквы, но нарушая смысл. Ясно?

— Да уж куда яснее-то, – вздохнул Пивз, снова теряя радужный настрой.

— Дальше. Проводи меня к мисс МакГонагалл. Тебе с ней встречаться не надо, – упредил Бонд, видя готовый сорваться с губ Пивза вопль возмущения. – Просто доведи меня до дверей её кабинета, и до следующего моего распоряжения ты свободен.

— А… Мантию почистить? – робко спросил Пивз, делая неуклюжие попытки стряхнуть капли чернил с волос Джеймса.

— Не надо, и так сойдёт, – отмахнулся Бонд, выстраивая в уме грядущий диалог с Минервой. – Но предупреди прачечную, что мантия должна вернуться ко мне отмытой дочиста, ясно?

— Хорошо, повелитель, – согласился Пивз. – Это, между прочим, хорошая идея — в прачечную слетать. Я им ещё чернила в отбеливатель налью.

— Только проследи тогда, чтобы моя мантия не пострадала, – попросил Джеймс, изогнувшись и осматривая чернильное пятно. – Больше, чем она уже. Следующее задание: мне нужно составить карту этого замка. Всех переходов, всех лестниц, всех коридоров и комнат. Ты умеешь проходить сквозь стены, вот ты этим и займись. Заодно разрешаю оставить несколько сюрпризов в разных местах.

— Хорошо, шеф, – покладисто кивнул Пивз. – Будет сделано. Только… А ваша карта Мародёров — что, испортилась?

— Карта кого?!

* * *

— Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость!

Кусок пергамента, который Джеймс собирался использовать для следующего сочинения, покрылся разводами коричневых чернил. Кляксы и чёрточки опутали пергамент, и Джеймс с удивлением обнаружил перед собой план Хогвартса. Когда он вглядывался в какой-то участок, тот приближался, расширяясь на весь лист. Стоило прекратить сосредотачиваться на участке, и он снова отдалялся, уступая место полному плану школы.

Бонд вгляделся. Крошечные ниточки следов тянули за собой пузыри реплик, как в комиксах. В каждом пузыре были написаны имя и фамилия. Следы двигались по карте, соответствуя, насколько суперагент смог понять, реальному положению людей в школе.

— Это… Это бесценно! – восхитился Джеймс, наблюдая, как Северус Снегг мерит шагами собственный кабинет. – Ты знал о таком чуде и не украл его?

— Что я, дурак, что ли? – обиженно проворчал Пивз. – Это же пергамент. Как я его сквозь стену пронесу? Где я его хранить буду, так, чтобы на меня не подумали? И вообще, переносить материальные объекты сквозь материальные тела — это же пятый класс полтергейста, мне до туда ещё учиться и учиться. А потом, я же не вор. То есть испортить, порвать, уничтожить, написать обидную надпись и засунуть в нос хозяину, пока он спит, — всегда пожалуйста. Но потом вернуть, хозяину или кому-нибудь другому. Это барабашки воруют, им по статусу разрешается, а мы, полтергейсты, чужое не присваиваем, только своё берём, чьё бы оно ни было.

Джеймс, не слушая обиженное ворчание, сосредоточился на профессоре МакГонагалл. Карта послушно приблизила один из кабинетов. Маленький Гарри Поттер на пергаменте забавно сбежал вниз по лестнице, постучал в дверь кабинета и подождал, пока её откроют изнутри.

— Спасибо, Пивз! – расплылся в улыбке суперагент. – Молодчина! Славная вышла шалость! – сообщил он пергаменту, и тот вновь превратился в чистый, пожелтевший лист. – Интересно, кто придумал этот артефакт. Да, заклинание ненаносимости не позволяет привязать план Хогвартса к внешним ориентирам, но составление самой карты… Это, наверное, очень древний магический амулет?

Полтергейст смущённо зарделся. Он не привык к словам благодарности.

— Карту создал твой отец вместе с тремя сообщниками, – ответил полтергейст. – Джеймс Поттер был главным артефактором, Римус Люпин и Сириус Блэк предоставляли план школы и заклинание именования обнаруженных объектов, а Питера Петтигрю они использовали как резерв магической силы… И, между прочим, истощили его почти до состояния сквиба. Я знаю, я в сливной трубе сидел, когда они готовили свою волшбу. Всё думал, как бы им помешать, но ничего не вышло. Зато над Миртл поиздевался.

— Сириус Блэк? – суперагент моргнул. Маньяк, террорист и вечно нетрезвый сумасброд никак не ассоциировался у него с могущественным магом, осилившим столь сложное заклинание. – Мой отец? Римус Лю… Он же вообще оборотень!

— Да, они все научились превращаться в животных, – подтвердил Пивз, неправильно истолковав изумление Бонда. – Твой отец — уж прости меня, повелитель, — был редкостным оленем. Как он увивался за Лили! И по голове её книжками бил, и за косички дёргал, и кнопки на стул подкладывал, и тараканов в чернильницу сыпал, — их пришлось из самого Лондона заказывать, втридорога, в Хогвартсе-то тараканы не водятся, — прямо весь извёлся, желая, чтобы она на него внимание обратила. А просто подойти и поговорить не сообразил. Одно слово, олень.

— Я слышал, что они были ещё теми оторвами, – признался Джеймс.

— А от кого я, по-твоему, научился цепнями бросаться?

Суперагент и полтергейст помолчали.

— Ладно, если для меня других распоряжений нет, то я, пожалуй, полечу, – быстро добавил Пивз, всё ещё слегка нервничая. – Скоро эльфы на кухне ужин начнут накрывать, мне надо успеть рвотный порошок в кашу подсыпать, а потом ещё у меня в планах отвинтить люстру в Западной Галерее. У меня же зачёт по скоростному разрушению в ноябре, тренироваться надо.

— Лети, – разрешил Джеймс. – Только скажи, как мне с тобой связаться, если понадобится очень срочно что-нибудь попро… Приказать. Ты же эту горгулью не каждый день проверять будешь.

— Да просто Добби позовите, он меня быстро найдёт, – поморщился Пивз. – Ну, или магией дёрните. В той вашей книжке написано, как. Только это больно, поэтому не усердствуйте, повелитель.

— Не волнуйся, – отмахнулся Бонд, – Я не буду тебя почём зря дёргать. Но горгулью всё-таки проверяй. Раз в день или раз в два дня.

— Бу-сде, шеф, – Пивз молодцевато козырнул и перевернулся головой вниз. – Всё, я убёг.

Полтергейст рванулся к полу, словно им выстрелили из пушки, и пронзил его насквозь.

Джеймс Бонд посмотрел на пол, в котором только что исчез вполне материальный на вид толстячок, вздохнул и направился к кабинету профессора МакГонагалл.

* * *

Джеймс не успел уловить заклинание, которым Минерва разрезала наклейку на пергаменте. Скреплявшая пергамент полоска с печатью растаяла ниточкой пахнущего ванилью зелёного дыма. Декан Гриффиндора погрузилась в чтение. Бонд, переминаясь с ноги на ногу, украдкой осматривал кабинет.

Обстановка в кабинете напоминала любой другой кабинет прирождённого бюрократа. В углу стоял шкаф с документами; на его крыше были грудой свалены фолианты весьма потрёпанного вида. Старый письменный стол, пара кресел и потемневший медный лист перед камином дополняли обстановку. Бонд заметил на каминной полке банку с каким-то порошком и догадался, что это был так называемый «летучий порох». Узкое и высокое окно располагалось над левым плечом сидящего за столом, давая достаточно света.

Ни на одной поверхности не было заметно ни единой фотографии или картины, кроме висящего прямо над камином портрета. Кто именно был запечатлён на портрете, Джеймс понять не сумел, потому что табличка внизу потемнела от времени и копоти, а изображение, видимо, ушло за раму размять ноги, — на холсте осталось только деревянное кресло с резной спинкой на фоне пышной гардины.

Одна из стен кабинета была до середины обита кошачьими когтеточками. На высоте около трёх футов над полом они были продраны почти насквозь. Бонд вспомнил, как Минерва МакГонагалл превращалась в кошку, убеждая его в существовании магии, и едва заметно улыбнулся. Интересно, как анимаг-айлурантроп[94] отреагирует на валерьянку?

Тем временем Минерва закончила читать записку и подняла голубые глаза на Бонда, смущённо топтавшегося перед столом.

— Итак, – грозно обратилась к нему профессор МакГонагалл, – это правда?

— Что правда? — спросил Джеймс, давая понять, что он будет всё отрицать. – Профессор, – добавил он в запоздалой попытке смягчить невежливость.

— Это правда, что вы повысили голос на профессора Амбридж?

— Я?! Да ни в коем случае! — сказал Джеймс, приобретая вид ангелочка, которого взяли с поличным на распространении героина и скупке краденого. «Этот белый порошок — просто мука, я кулинар-любитель, собираюсь печь пирожные, и мои друзья заглянули ко мне, решив отблагодарить меня подержанными промтоварами, я ведь очень скромный, и принимать благодарность новыми товарами или деньгами мне совесть не позволяет…» Вид этот был отточен до совершенства за время выслушивания нотаций в кабинете Эм. – Мы просто дискутировали.

— Вы обвинили её во лжи?

— Нет, мэм, я просто выразил своё сомнение в её квалификации и в соответствии методов преподавания цели обучения.

— Вы располосовали ей руку?

— Мэм, у меня несколько десятков свидетелей, готовых под присягой подтвердить, что, когда она порезалась, я её даже не касался.

«Ну, давайте, давайте, – подумал Джеймс, продолжая играть роль ангелочка. – У вас на меня ничего нет. Муку я покупал в магазине, вот чек, пирожные я регулярно пеку, вот рецепт, а от подарков избавляюсь, не захламлять же мне квартиру».

Профессор МакГонагалл хмуро поглядела на Джеймса. Потом сказала:

— Возьмите-ка печенье, Поттер.

— Что взять?

— Печенье, – раздраженно повторила она, показывая на коробку с шотландским клетчатым рисунком, лежащую на столе поверх многочисленных бумаг. – И сядьте.

Бонд послушно сел в кресло и запустил руку в коробку, достав оттуда большой имбирный пряник в форме тритона.

Профессор МакГонагалл положила записку на стол и устремила на Гарри очень серьезный взгляд.

— Поттер, вы должны вести себя осторожнее.

Джеймс откусил кусок имбирного тритона и уставился на неё. Голос, которым Минерва это произнесла, не был ни сухим, ни жестким, ни деловитым; он был тихим, встревоженным и куда более человечным, чем всегда.

— Плохое поведение на уроках Долорес Амбридж может обернуться для вас гораздо большими неприятностями, чем потеря факультетских очков и оставление после уроков.

— Но я ведь не вёл себя плохо! Я только…

— Подумайте хорошенько, Поттер! – отрывисто бросила профессор МакГонагалл. – Вы знаете, что она работает в Министерстве. Вы знаете, что она личная помощница Фаджа. Вы должны понимать, что она отчитывается перед ним и докладывает, кто из учеников лоялен Министерству, а кто предпочтёт выступить на стороне Дамблдора.

— Или Волан-де-Морта, – пробубнил Джеймс еле слышно. – Или попробует отсидеться в стороне.

— Министерство не верит в возрождение Волан-де-Морта, – профессор МакГонагалл вскочила и порывисто бросилась к стене с когтеточками. – Поэтому для них есть только две категории магов: те, кто лояльны Министерству и поэтому не возражают против Фаджа на посту министра магии… И опасные сумасшедшие, которые поверили Дамблдору и вам, Поттер, и которые не убеждены в способности Министерства в целом и Фаджа лично противостоять Тёмному Лорду, раз уж они не смогли предотвратить возрождение Тёмного Лорда.

Джеймс слегка вскрикнул от боли. Имбирный тритон оказался магическим, вроде шоколадной лягушки, и с наслаждением тяпнул суперагента за палец.

— То есть, вы хотите сказать, что назначение Амбридж в школу — это просто борьба за власть между Фаджем и Дамблдором? – пыхтя, спросил Бонд, пытаясь незаметно отодрать тритона от своего пальца.

— Это не «просто» борьба, Поттер! – Минерва, забывшись, глубоко вонзила ногти левой руки в жёсткие петли когтеточки. – Это борьба за будущее нашей страны! Если Фадж, ослеплённый жаждой власти, будет тратить силы на борьбу с Дамблдором вместо того, чтобы объединиться с ним и сообща разгромить пока ещё слабых Пожирателей Смерти, а нам, Ордену Феникса, придётся тратить время на противодействие козням наших же друзей из аврората, то будет только одна сторона, которая выиграет в этом противостоянии. Волан-де-Морт!

— Я понял, – кивнул Джеймс, поднял извивающийся имбирный пряник и мстительно отгрыз ему хвост.

— Здесь говорится, что вам надо будет оставаться после уроков каждый день на этой неделе, начиная с завтрашнего, – сказала профессор МакГонагалл, снова взглянув на записку от Амбридж.

— Каждый день на этой неделе! – в ужасе повторил Бонд, рассыпая крошки. Это замедлит его исследования магического мира впятеро! – Но, профессор, не могли бы вы…

— Нет, не могла бы, – отрезала Минерва; её пальцы терзали когтеточку. – Она ваш преподаватель и имеет полное право вас наказывать. Завтра в пять вы должны быть в её кабинете. И запомните: с Долорес Амбридж шутки плохи.

— Но я же просто хотел узнать правду! – возмутился Джеймс, потрясая пряником. – Какова её квалификация? Почему она запрещает нам тренировать заклинания? Как я могу использовать её кровь?

— Ради всего святого, Поттер! – из-под левой руки профессора МакГонагалл послышался треск. – Кому нужна ваша правда, если она мешает нам жить?[95] Дело в том, что вы должны сидеть тихо и держать себя в руках!

Она замерла, сжав губы в ниточку. Бонд тоже встал, торопливо доедая пряник.

— Вы что, не слушали речь Долорес Амбридж на пиру по случаю начала учебного года?

— Слушал, как же, – ответил Джеймс. – Она сказала… Что бездумный прогресс нельзя поощрять. И ещё об искоренении и о кровавых ошмётках… В общем, это значит, что Министерство магии собирается навести в Хогвартсе свои порядки. Правда, со смещением Дамблдора им придётся попотеть, и поэтому задача Амбридж — раскачать лодку, восстановить общественное мнение против Дамблдора и убедить Совет Попечителей передать школу под полный контроль Министерства.

Минерва МакГонагалл устремила на него изумлённый взгляд.

— Вы это сами поняли, или Гермиона подсказала?

— Можно взять ещё печенье? – незаметно ушёл от ответа Бонд.

* * *

Купальница — Кондитеру:

Исходя из показаний солнечных часов, разница по долготе между столицей и пасекой составляет чуть больше трёх градусов западной долготы. Озеро, на берегу которого расположена пасека, — скорее всего, Харперриг, Трипмаер или Гленкорс, более точных данных пока нет. Получается, что пасека расположена в Боналли Каунтри Парке или где-то совсем рядом с ним. Уточню местоположение пасеки и сообщу его после первого занятия с телескопами.

Плюсы: сумел завербовать ещё двух агентов, один из которых плевать хотел на стены и прочие материальные условности. Минусы: получил дисциплинарное взыскание за излишнее правдолюбие, как раз у пасечника, занимающегося обкуриванием (прислан министерством сельского хозяйства). Отбываю с завтрашнего дня. Метод наказания пока неизвестен. О жертвах и разрушениях сообщу дополнительно, смету на устранение повреждений, вызванных моим несогласием с применённым наказанием, предоставлю отдельно. Рекомендую привести в полную готовность подразделения по борьбе с чрезвычайными ситуациями, на случай, если моё несогласие подвергаться наказанию будет обжаловано дирекцией пасеки, и дискуссия перейдёт в стадию кровавого побоища.

Исходя из последних данных, министерство сельского хозяйства внедрило своего пасечника всё-таки не ради подготовки плацдарма для атаки медведя с медвежатами, а ради смещения заведующего с целью взятия пасеки под свой контроль. Прошу мастеров выпечки оценить вероятность этой гипотезы. Учтите, что пасечник, ответственный за обкуривание пчёл дымом, запрещает, повторяю, запрещает тренировать любые действия, связанные с этим обкуриванием. Рабочие пчёлы должны изучать только теорию. При этом сам пасечник не владеет даже ножом (прилагается свидетельство медперсонала, накладывавшего швы). Я пока затрудняюсь объяснить настойчивый отказ в тренировках; это противоречит целям обучения, существующей обстановке и самой логике, если к местным реалиям применима обычная логика. Может, наши мастера выпечки сумеют найти какую-нибудь причину. Пока что я вижу, что здравый смысл здесь применяется очень избирательно.

На завтрашнее утро у меня запланирована тренировка полётов. Стебель, вроде, неплохо умел обращаться с полётным устройством; самой сложной задачей будет отдать ему полное управление, оставаясь пассивным зрителем или осуществляя общее целеуказание. Не знаю, насколько у меня это получится.

Методики виляния брюшком, изучаемые по книгам, вкупе с маточным молочком «Конан-варвар» дают свой результат. Стебель кажется не таким рохлей, каким был месяц назад. Может быть, спустя ещё полтора-два месяца я смогу соблазнить не только секретаршу главного кондитера. Кстати, передайте ей поцелуй.

Купальница.

Кондитер — Купальнице:

Мастера выпечки оценивают вероятность существования борьбы между заведующим пасекой и министерством сельского хозяйства в 67 процентов. Эти же мастера оценивают вероятность сговора между всем министерством и медведем или между отдельными представителями министерства и медвежатами в 64 процента, а вероятность слепого использования отдельных сотрудников министерства в интересах медведя оценивается в 92 процента. Купальница, будьте предельно осторожны; пасечник из министерства сельского хозяйства может действовать в интересах медведя, даже не зная этого.

Полиция Эдинбурга и окрестностей предупреждена, армейским формированиям, расквартированным в регионе, разосланы «красные пакеты». Официальное объяснение — испытания гидродинамического оружия в одном из водоёмов. По мнению нашего главного цветовода-пиротехника, «гидродинамическое оружие» звучит достаточно угрожающе, чтобы простые жители не пошли любопытствовать.

Цветовод-пиротехник сумел раскурочить источник энергии из оставленных вами газет. Бегал по кондитерской, орал то ли «эврика», то ли «эвридика», радостно размахивал руками, а сейчас заперся в своём кабинете и пачками строчит заявки на патенты, причём каждую требует оплатить за счёт кондитерской. На предложение выйти и поделиться своим открытием со всем миром — маниакально хохочет и отвечает, что он купит нам этот мир на авторские гонорары. Мы ничего не понимаем, но искренне верим в добро, справедливость и галоперидол, который вколем пиротехнику, если он не придёт в себя.

Поздравляем с удачной вербовкой и ждём, когда же вы начнёте пересылать нам данные.

Кондитер.

PS: Секретарша кондитера желает вам не навернуться с летательного устройства и не слишком сильно отшибить себе там всё твёрдой ручкой. На вопрос «что именно она имела в виду под словами „там всё”» — хихикает и краснеет. Не могли бы вы пояснить её фразу?

* * * Обновление 19.01.14

Бонд, зябко кутаясь в длиннополую мантию, вышел из дверей школы на крыльцо и поёжился при мысли о том, что ему надо будет сейчас сойти по каменной лестнице и нырнуть в стелящийся по земле промозглый туман.

На плече у суперагента лежала метла с причудливо изогнутой ручкой. Джеймс Бонд упорно тренировал тело Гарри Поттера, откладывая момент полётных тренировок. Но сейчас он уже сравнительно легко делал несколько кругов вокруг поля для квиддича, не снижая темпа и не запыхиваясь, выполнял отжимания, без проблем подтягивался и крутил «солнышко» на смастерённом турнике, а также упражнялся с тяжёлыми камнями, которых в гористой Шотландии было в избытке. Конечно, на полноценные тренировки это походило мало, но под воздействием магических коктейлей, которые суперагент принимал после визита в Мунго, его тело наращивало мышечную массу, как на дрожжах.

Бонд тщательно следил за тем, чтобы тренировать главным образом не силу, которая ему вряд ли понадобится, а выносливость. Мышцы на его теле не бугрились, а вились, подобно канатам под кожей. Ну, или пытались виться, подобно канатам, и получалось у них не ахти, — с визита в Мунго прошло всего около трёх недель, и достигнутый результат, впечатляющий по сравнению с первоначальным вариантом, всё ещё мог напугать только студента-медика перед зачётом по анатомии.

Джеймс доковылял до трёх колец на северной оконечности поля, прислонил к ним свою «Молнию» и начал выполнять разминку. Когда он добрался до отжиманий, восточная часть небосвода уже пламенела от рассветной зари, а когда слегка вспотевший суперагент закончил зарядку, над горизонтом показался краешек солнца[96].

Откладывать больше было нельзя. Бонд вознёс короткую мысленную молитву Закону Рычага, в надежде, что это позволит ему сохранить равновесие на тонкой палочке, подвешенной между небом и землёй на тонких, нематериальных, неощутимых нитях магии… На недостаток воображения Джеймс Бонд никогда не страдал, поэтому он побледнел и зажмурился… Но всё-таки протянул руку к метле.

— Аве, Цезарь, моритури те салютант[97], – пробормотал он, ощущая в руке полированный черенок метлы.

Агент перебросил ногу через тонкую палку и попытался примоститься на изогнутой рукояти. Поёрзав, он отчаялся найти положение, при котором палка не будет давить на самые чувствительные части его тела после эго.

— Но ведь как-то же маги на этих штуках летают! – воскликнул Джеймс, с трудом пристроив полированный черенок между ног.

Гордость и краса британской внешней разведки встречал рассвет, сидя на метле в чистом поле, и чувствовал себя полным идиотом. Он и понятия не имел, что делать дальше. Расчёт на то, что тело само вспомнит, как себя вести, не оправдался. Надежды по-быстрому слетать вечером в паб за бутылочкой пива таяли, как последние клочки тумана под утренним солнцем.

Бонд подпрыгнул. Он подпрыгнул повыше. Ещё выше. Результата это не возымело. Метла оставалась безжизненной палкой, которую удерживали от падения только руки суперагента, обхватившие её черенок. Может, волшебники взлетают с разбега? Как жаль, что он не обратил внимания на взлёт Тонкс, когда спецотряд перевозил его с Привет Драйв на площадь Гриммо… Обильно потея, Бонд поскакал по полю; неудобная метла нещадно колотила его по ногам, не высказывая ни малейшего желания взлететь.

— Привет, Поттер! Чем занимаешься?

— В лошадку играю, – мрачно ответил Джеймс. – Я лошадка, и-го-го.

— Круто. И как, сколько уже выиграл? Тебе не помешает, если я тут потренируюсь немного?

Миловидная темнокожая девушка в школьной форме гриффиндоровских цветов опустила с плеча здоровенный сундук. Сундук громыхнул о землю так, словно весил тонну. Бонд против воли вспомнил агентессу АНБ Джинкс[98].

— Да на здоровье, места, вроде, хватает, – Джеймс, чувствуя себя полным придурком, слез с метлы. – А что ты будешь тренировать?

— А, да, ты же всё забыл, – девушка склонилась над сундуком и щёлкнула замками крышки. – Я Анджелина Джонсон, капитан факультетской команды по квиддичу, охотница. Но ты можешь звать меня Энджи. Я всё лето жила с маглами, и тренироваться там, сам понимаешь, сложно, а скоро начинается сезон, надо войти в форму.

— Охотница, – смакуя, причмокнул губами Джеймс. – А я не знал, что в квиддич надо охотиться, думал, это игра с мячом. А на кого надо охотиться? На слизеринцев?

— Хорошо бы, – зажмурилась от предвкушения Анджелина. Бонда перекосило. – Нет, это просто должность такая. Ты же сам ловец, должен помнить. Ах да, ты же всё забыл. Ну ничего, сейчас я проведу тебе крэш-курс по основам квиддича.

— Давай, мне безумно интересно, – с трудом подавляя зевок, ответил Джеймс. – Рон мне пытался что-то объяснить, но его объяснения в основном сводились к возгласам «Пах! Пах! Бдыщь! А он так — вввиу!» Очень эмоционально, но малоинформативно.

Анджелина откинула крышку сундука.

— В квиддич играют на овальном поле длиной 500 и шириной 180 футов. На каждом конце поля расположены три мачты с круглыми воротами, высотой 30, 40 и 50 футов каждая, – Анджелина ткнула пальцем в мачты, похожие на гигантские формы для выдувания мыльных пузырей.

Бонд прислушался. В круглых кольцах свистел ветер. «Надеюсь, эта игра активная, – подумал он, – иначе в ноябре там, наверху, нетрудно будет замёрзнуть».

— За пределы поля нельзя ни вылетать, ни выносить мячи, – продолжила Анджелина. – Но их можно туда выбивать, и обычно они возвращаются намного более злые.

— Намного более злые, – тупо повторил Бонд. – Мячи. Угу. Просто жаждущие крови, да?

— Именно так. Скоро сам убедишься. – Анджелина подняла тёмно-красный деревянный мяч приблизительно круглой формы размером чуть больше человеческой головы. – Это квоффл. Он заколдован так, чтобы падать медленно-медленно, поэтому летит почти по прямой. – Анджелина легонько подбросила мяч, и тот завис в воздухе. – Это позволяет нам, охотникам, легко перехватывать его, и избавляет от нужды после каждого промаха подбирать его с земли.

Анджелина выдернула мяч из воздуха и звонко шлёпнула по нему ладонью.

— В каждой команде трое охотников. Мы, охотники, можем перебрасывать квоффл друг другу. Основная цель — забросить его в кольца соперника, причём в направлении строго от центра поля. Это приносит 10 очков. Защищает ворота вратарь, он в команде один, и не может покидать штрафную площадку, – охотница показала на усыпанные песочком круги вокруг мачт с кольцами, носящие явные следы посещения многочисленными кошками. Джеймс Бонд представил себе Минерву МакГонагалл, которая не может устоять перед искушением и минирует поле перед матчем со Слизерином, и прыснул.

— Один вратарь, трое охотников, – суперагент прикинул на пальцах. – А в чём проблема с пределами поля? Квоффл мне не кажется таким уж злобным.

— Так это же квоффл, – протянула Анджелина, натягивая устрашающую маску хоккейного вида. – Вот, возьми-ка.

Бонд послушно подобрал короткую деревянную биту. Окованная железом бита была покрыта белыми следами ударов.

— А вот это бладжер, – Анджелина поднялась с земли, держа в руке тяжёлый железный шар чуть поменьше квоффла.

— Он тоже заколдован? – поинтересовался Бонд, ощущая исходящую от бладжера угрозу.

— Ну, в общем, да, – хихикнула Анджелина и выпустила бладжер.

Только сверхчеловеческая реакция Бонда позволила ему отмахнуться от пушечного ядра битой. Раздался резкий звук удара. Бладжер по касательной поднялся вверх, развернулся и ринулся обратно к Бонду, нарушая все законы тяготения. Суперагент от души врезал ему битой, рука Джеймса онемела до плеча, а бладжер, взлетев вертикально, внезапно затормозил и со свистом пошёл вниз, намереваясь вогнать макушку Джеймса в пятки.

Анджелина дёрнула Джеймса в сторону. На том месте, где только что стоял суперагент, фонтаном взлетели комья земли, словно от близкого разрыва артиллерийского снаряда. Капитан команды отважно ринулась в эпицентр и вернулась, прижимая к себе пытающийся вырваться бладжер.

— Это ещё что за фигня?! – вежливо поинтересовался Бонд абсолютно офонаревшшим голосом, роняя биту и разминая отнявшееся плечо.

— Это бладжер, – беспечно ответила Анджелина, пристёгивая мяч в специальном углублении особой системой ремней.

— И что, такой вот фигне совершенно спокойно позволяют летать среди детей?! – плечо Бонда начало потихоньку вновь обретать чувствительность.

— Ну конечно, это добавляет спорту красок. Два таких бладжера носятся над полем, пытаясь переломать мётлы, сбить игроков, сломать им кости, раздробить тело, выпустить кровь, расплескать внутренности и причинить другие мелкие неприятности. Задача игроков — уворачиваться от бладжеров. Задача загонщиков — отгонять бладжеры от своих игроков и направлять их в игроков соперника. Этими самыми битами они отбивают бладжеры так, чтобы, когда отбитый бладжер затормозит и перейдёт в режим выбора цели, ближе всего к нему оказался игрок другой команды.

— Давай убедимся, что я правильно понял, – попросил Джеймс, аккуратно двигая правой рукой. – Ты хочешь мне сказать, что по полю в течение всего матча носятся эти… Ядра-самострелы? Основной целью которых является калечить игроков? И это считается нормальным? Куда смотрит отдел магических игр и спорта?

— О, он вовсю работает! – с улыбкой ответила Анджелина. – Это ведь именно отдел магических игр Министерства магии Великобритании предложил убрать с бладжеров шипы и навесить заклинание, заставляющее их возвращаться на поле.

— Возвра… Шипы?!

— Ну да, после той трагедии в финале чемпионата мира 1834 года, когда бладжер выбили в толпу зрителей, и он атаковал любого, кто окажется к нему ближе других, неважно, игрок это или зритель… Восемьдесят погибших, четыреста тридцать раненых, большинство — из-за попыток зрителей обуздать бладжер, а самое ужасное — матч пришлось переигрывать. У сборной Андорры к моменту остановки матча было преимущество в восемьдесят очков! Они, бедняги, так и не оправились тогда от этого удара, и в переигровке кубок завоевала сборная Персии. Им ещё специальным указом разрешили играть на коврах-самолётах. Третье место заняла сборная имперской России, сформированная на базе образцово-показательной противомаговой истребительной эскадрильи «баба Яга», выступавшая в летающих ступах и с помелами. В игре за бронзовые медали они просто разгромили сборную Бразилии, у которой к двадцатой минуте матча закончились запасные игроки, и им засчитали техническое поражение. Расходы на похороны команды великодушно взяла на себя страна, принимавшая чемпионат.

— Расходы на похороны, – протянул Джеймс с опаской.

— А никто и не говорил, что квиддич — это спорт для слабаков, – парировала Анджелина. – На поле всякое может случиться. Если игрока собьют с метлы на высоте двухсот футов, как ты думаешь, сумеет ли он продолжать матч, даже если у стюардов получится собрать его в один мешок? А если ловца, несущегося за снитчем на скорости в сто пятьдесят миль в час, подловит загонщик противника и отправит ему в морду бладжер встречным курсом, — как по-твоему, понадобится команде запасной ловец, или можно использовать этого же, несмотря на бладжер, застрявший в копчике?

Джеймс нервно икнул. Он сомневался, что после описанного Анджелиной столкновения с бладжером он сможет быть полезен MI6. Разве что в качестве чучела, для размещения в музее спецслужбы, с табличкой «почему нормальный человек не должен играть в магические виды спорта».

— Но ты не беспокойся, – беспечно отмахнулась Анджелина. – У нас два крутых загонщика, Фред и Джордж Уизли. Они позаботятся о том, чтобы бладжер в тебя не попал.

Душа суперагента рухнула в пятки. Он не мог представить себе более неудачный выбор для загонщиков. Может, конечно, они проявляют в игре больше ответственности, чем вне её, но Бонд не позволил себе слишком уж на это надеяться.

— Я понял. А что такое ловец?

— Ловец — это у нас ты, – с гордостью хлопнула Джеймса по плечу Анджелина. – А, да, ты же всё забыл. Вот, смотри.

Девушка достала из сундука крошечный золотой мячик.

— Это снитч. Бери, не бойся, он не укусит, это же не бладжер.

Джеймс взял мячик. Тот расправил паутинно-тонкие, полупрозрачные крылышки и затрепетал ими, похожий на толстенькую стрекозу.

— Снитч очень быстрый, и его очень сложно заметить. Задача ловца — поймать снитч до того, как его поймает ловец соперника. Поимка снитча приносит 150 очков, а матч длится до тех пор, пока снитч не будет пойман.

Мячик, издавая лёгкое жужжание, взлетел с ладони Джеймса.

— Следи за ним, – посоветовала Анджелина.

Мячик исчез.

— Куда он делся?!

— Улетел. Вон он, – Анджелина показала вверх; едва видимая золотая муха зависла рядом с кольцами, после чего, набирая скорость и теряя высоту, устремилась к центру поля. На полпути снитч внезапно изменил направление движения и рванулся вертикально вверх, совершенно не снижая скорость, и почти исчез из виду.

— Как же за ним можно угнаться? Он же плевать хотел на инерцию! – Снитч завис на высоте нескольких сотен футов, блеснул золотым боком и снова скользнул вниз, прямо к двоим стоящим на поле людям.

— Его поведение случайно, – пожала плечами девушка. – Он может решить зависнуть на одном месте. Может внезапно затормозить и лететь очень медленно. Может попробовать скрыться в траве. Он не может покинуть поле, но у него нет ограничений по высоте. И ты, Гарри, замечательно его ловил. Давай, попробуй поймать его сейчас!

— Прямо сейчас? Ладно…

Джеймс Бонд наклонился, скрыв руки в покрывающей поле густой траве, резко выпрямился и взмахнул рукой. Раздался звонкий металлический звук. Бонд снова наклонился и поднял из травы снитч с обвисшими крыльями.

— Так нормально?

— Нормально? Гарри, ты поймал снитч за несколько секунд, – потрясённо ответила Анджелина. – Как ты это сделал?

— Ну, может, дело в том, что я лучший ловец Хогвартса, – смущённо ответил Джеймс; скромность никогда не входила в число его талантов. – А может, дело в том, что я терпеть не могу мух, и неплохо навострился орудовать свёрнутой газетой, – добавил он, пряча за спину правую руку с зажатой в ней битой.

* * *

— Он не справится.

Анджелина Джонсон нервно сжимала кулаки, бродя из угла в угол. Минерва МакГонагалл безучастно следила за ней, сидя в кресле своего кабинета.

— Мисс Джонсон, мне кажется, я достаточно ясно выразилась, – произнесла Минерва. – Он должен быть ловцом.

— Но он даже на метлу садиться не умеет! На «Молнию», которая специально сама зависает на нужной высоте, её даже держать не надо!

— Значит, научится.

— Я пробовала ему показать! Я полчаса потратила на то, чтобы рассказать ему, как правильно взлетать! Но он даже не сумел заставить «Молнию» подняться с земли словом «вверх»!

Декан была непоколебима:

— Ловцом будет Поттер. Точка.

Анджелина взлохматила свои волосы:

— Намекните мне хотя бы, существует ли хоть одна причина, по которой я должна брать в команду ловца, который не может оторваться от земли?

— Он поймал снитч за четыре секунды. Я сама видела вот из этого самого окна.

— Это было случайностью! Если бы снитч не пролетал мимо него, он бы не смог его сбить!

— Мисс Джонсон, вы не хуже меня знаете, что случайностей не бывает. Четвёртый закон магических взаимосвязей Гудвина однозначно…

— Да мне плевать на законы Гудвина! Гудвин вообще был мошенником[99]! – взорвалась Анджелина. – Я, как капитан, не могу взять в команду ловца, который не умеет летать!

Декан на секунду задумалась, затем решилась:

— Хорошо, будь по-вашему. Вы свободны, мисс Джонсон. Выходя, сдайте свою квиддичную форму и пригласите сюда мистера Рона Уизли.

Анджелина на секунду потеряла дар речи:

— Вы выгоняете меня из моей команды?!

— Нет, мисс, я выгоняю вас из команды факультета, деканом которого я являюсь, – поправила Минерва МакГонагалл, избегая встречаться с девушкой взглядом. – И надеюсь, что выбранный мной капитан команды будет более благосклонен к моим… Рекомендациям.

— Это Рон Уизли-то?! – вскричала Анджелина. – Конечно, он будет более благосклонен! У него же своих мозгов нет, и не было никогда! Ему нужен кто-нибудь, кто скажет, что ему думать и какое решение принимать! Единственная домашняя работа, которую он написал без помощи со стороны, была по уходу за магическими существами, и тогда у него хватило наглости на свитке длиной 10 дюймов написать «Я ни чиво ни знаю и плоха запаминаю слава, и вапще на этой нидели у миня балит галава и весь зледующий месяц будет балеть». И Харгид поставил ему за это «Выше ожидаемого», потому что он и этого-то не ожидал! Да если вы скажете ему взять в команду Полную Даму с портрета, он и на это согласится!

— Что вовсе не так уж плохо, с моей точки зрения, – отрезала Минерва.

— Да, конечно, – ядовито бросила Анджелина, упирая кулаки в стол декана и нависая над Минервой, — настолько угрожающе, насколько только худенькая девушка осмеливалась нависать над человеком, определяющим всю её жизнь в этой школе. – Но вы понимаете, что в этом году сборная Гриффиндора займёт четвёртое место в кубке школы только потому, что существуют всего четыре места?

— Мисс Джонсон, вы совершенно справедливо считаете, что меня это не беспокоит, – безмятежно ответила Минерва МакГонагалл, поднимая взгляд вправо и вверх. – Благодаря разработанному мной совершенно необычному плану кубок будет нашим. Если, я повторяю, если мистер Поттер будет ловцом, а мистер Уизли — вратарём.

Это заставило охотницу задуматься.

— То есть у вас есть какой-то план?

— Есть, – кивнула Минерва МакГонагалл. – И этот план включает в себя проигрыш с разгромным счётом в первом матче.

— Но потом мы, типа, внезапно вырвемся вперёд и победим в двух других матчах, когда наши соперники не будут ожидать от нас ничего плохого?

— Примерно так, – декан по-прежнему упорно отказывалась встречаться с охотницей взглядом.

— А мне можно услышать этот план? – полюбопытствовала девушка. – Я, как бы, в некотором роде лицо заинтересованное…

— Вы и так уже знаете больше, чем вам следует, – жёстко отрезала Минерва. – Сами понимаете, я не могу рисковать и раскрывать карты раньше времени, нас могут подслушивать даже здесь, в моём кабинете. В своё время вы обязательно всё узнаете.

— Но ваш план… Он точно сработает? – Анджелина хваталась за соломинку.

— Безусловно, – кивнула декан. – Иначе бы я его не упоминала.

— Хорошо. Тогда я утверждаю Рона Уизли на место вратаря и Гарри Поттера, прости Господи, на место ловца. – Анджелина приняла решение и покорилась воле профессора. – С вашего разрешения…

— Да-да, конечно, идите, мисс Джонсон, – сухо улыбнулась Минерва МакГонагалл.

Дверь кабинета захлопнулась за охотницей. Другая дверь скрипнула. Из шкафа выбрался Альбус Дамблдор и с наслаждением чихнул, подняв в воздух облако пыли.

— Минерва, дорогая, тебе нужно навести порядок в шкафу, – посетовал он, выбивая свою роскошную бороду о край стола. Пыль летела в разные стороны.

— Ну, как всё прошло? – поинтересовалась профессор МакГонагалл, нервно сжимая платочек.

— Весьма впечатляюще, – похвалил её Альбус. – Нам удалось — тебе удалось, моя дорогая — навалить на Поттера дополнительное задание, с которым он не будет справляться. Таким образом, у него просто не останется времени на учёбу.

— Да, Альбус, – покорно ответила Минерва. – Но мне, в некотором роде, интересно… А что это за план такой, о котором ты сказал мне упомянуть? Он, этот твой план, правда существует? Неужели ты в самом деле ожидаешь, что Поттер внезапно вспомнит свои навыки и начнёт летать даже лучше, чем раньше?

— Что? – директор явно задумался о чём-то своём. – Нет, конечно! Он не научится летать. Я думаю, он вообще не сможет оторваться от земли.

— Но тогда моя команда проиграет, – обескураженно ответила Минерва. – Опять.

— Да что такое школьное первенство по квиддичу по сравнению с мировой револю… Тьфу, по сравнению с борьбой с Тёмным Лордом! – преувеличенно жизнерадостно ответил Дамблдор, но уголки его рта поползли вниз. – Ну, подумаешь, проиграете кубок. Так вы и раньше его проигрывали много лет подряд. И что? Что изменится?

— Но если бы вместо Поттера в команду взяли Джинни Уизли… Она, конечно, не такой хороший ловец, каким был Поттер, но… И кого-нибудь нормального, хотя бы Кормака МакЛаггена, вместо этой ходячей дырки, Рона, на ворота. У него же бладжер между ушей может пролететь!

— У каждого может пролететь между ушей бладжер, – рассеянно, думая о чём-то своём, заметил Дамблдор. – Это зависит от удачи загонщика противоположной команды.

— Ну, ладно, не бладжер, квоффл!..

— Минерва, дорогая моя, мы это уже обговаривали, – через силу улыбнулся Альбус одними губами. Он обошёл стол и взял руки Минервы в свои. – Мы сделаем всё, что нужно, чтобы решить, продолжать ли рассчитывать на Поттера. И потом, план у меня и правда есть. Если то, на что я рассчитываю, сработает, возможно, мы всё-таки сумеем сделать так, что Поттер вернёт себе способность летать!

— А мне можно услышать этот план? – полюбопытствовала профессор. – Я, как бы, в некотором роде лицо заинтересованное…

— Минерва, ты и так уже знаешь больше, чем тебе следует, – проникновенно ответил Дамблдор. – Сама понимаешь, я не могу рисковать и раскрывать карты раньше времени, нас могут подслушивать даже здесь, в твоём кабинете. В своё время ты обязательно всё узнаешь.

— У меня дежа вю, – пожаловалась Минерва. – А всё-таки? Хоть на ушко скажи…

Альбус талантливо изобразил внутреннюю борьбу, затем пожал плечами, наклонился и прошептал на ухо Минерве несколько слов.

— А-а! Альбус, ты гений! Великолепный план! – просияла Минерва. – Узнаю руку мастера!

Польщённый Дамблдор потупил взгляд и поклонился.

— Только… Не мог бы ты объяснить мне, что такое «авось»?

* * *

Эм оторвала взгляд от толстой пачки донесений и сумрачно посмотрела на часы. Те уничижительно звякнули, отбивая час. Одновременно в дверь раздался стук.

— Войдите, – смилостивилась хозяйка кабинета.

Дверь открылась, впуская внутрь Билла Таннера, Кью, мисс Манипенни, бородача из аналитической группы и высокую худую даму из группы наблюдения. Вошедшие чинно расселись по свободным стульям. Кью выглядел слегка более растрёпанным и потерянным для окружающей реальности, чем обычно. Мисс Манипенни села за маленький столик в углу кабинета и приготовилась вести протокол.

— Все готовы? – для проформы осведомилась Эм. – Совещание по противостоянию магической угрозе объявляю открытым. Присутствуют Эм, Кью, Вильям Таннер, Джейкоб Дауни и Изабелла Крулл. Протокол заседания ведёт Ева Манипенни. На повестке дня три вопроса: во-первых, наш главный технический специалист расскажет, что его волшебникам удалось нарыть в отношении настоящих волшебников, во-вторых, мистер Таннер поведает нам о прогрессе в его группе, а затем миссис Крулл поделится с нами результатами работы её команды. Итак, Кью?

Гениальный учёный, внимательно вслушивавшийся в вопрос, тряхнул головой, напоминая седого сенбернара, и выразительно замычал.

— Кью? Вы с нами? – обеспокоенно произнесла Эм. – Ева, он принимал таблетки?

— Конечно, мэм, – отозвалась мисс Манипенни из угла. – Как и говорил врач, по одной таблетке через полчаса после каждого приёма пищи. Кто же знал, что этот хомяк ест восемь раз в день!

— Удивительно, как он с таким количеством галоперидола ещё не стал овощем, – прокомментировал Таннер, раскладывая перед собой папки согласно какой-то одному ему понятной схеме.

Эм пощёлкала пальцами перед лицом Кью. Тот попытался поймать их. Директор с трудом отдёрнула пальцы от зубов, клацнувших прямо рядом с ногтями.

— А может, как раз и стал, – заметила миссис Крулл. – Чем-то вроде венериной мухоловки.

— Мисс Манипенни, пригласите какого-нибудь мозгоправа, – попросила Эм, с опаской глядя на шефа техников, с выражением глубокой сосредоточенности исследующего пальцами собственные зубы. – Мой заместитель по техническому обеспечению нужен мне живым, здоровым и нормально функционирующим. По крайней мере, не более ненормально, чем обычно.

Секретарша, цокая каблучками, вышла в приёмную и наклонилась над селектором. Спустя несколько секунд в кабинет вошли Джон и Джим. Два дюжих спецагента выдернули щёлкающего зубами Кью из-за стола и унесли его за дверь, вежливо посторонившись перед мисс Манипенни.

— Минус один, – прокомментировала Эм. – Так падают колоссы. В отсутствие нашего техника, Билл, ход переходит к вам. Чем вы нас порадуете?

Билл Таннер развернул верхнюю папку.

— Начну с общих вопросов. Бригада аналитиков во главе с мистером Дауни разработала четыре черновых плана взаимодействия людей и магов. Джейкоб?

Бородач шумно прочистил горло. Было видно, что он впервые выступает перед столь высокопоставленными слушателями. Эм погрустнела, — обычно это означало, что выступающий включит в доклад лишние подробности и подтверждающие данные, вместо того, чтобы сжато и коротко остановиться на наиболее важных деталях и сразу перейти к выводам.

— Вкратце, у нас есть четыре основных пути развития ситуации, – приступил Джейкоб, раздавая каждому по листу бумаги с несколькими абзацами текста. В «шапке» листа стоял гриф секретности, согласно которому этот листок в случае опасности следовало сжечь, пепел засыпать азотной селитрой, полученную субстанцию использовать в качестве удобрения, а урожай съесть. Каждый листок был пронумерован, и каждый расписался в получении копии. Копия Кью осталась лежать перед пустым стулом. – Как мы знаем из переданных агентом Купальницей сведений, в 1689 году магическим сообществом был принят «Статут о Секретности», регламентирующий отношения людей и магов. С тех пор этот статут неоднократно изменялся, дополнялся и нарушался, но всегда — магами. Наши действия тоже являются нарушением этого закона, но со стороны людей. Наши действия могут быть следующими: либо мы предпримем все возможные усилия, чтобы забыть всю эту историю с магией, как страшный сон, в надежде, что наши миры и в дальнейшем не будут соприкасаться, (вариант «Водораздел»), либо мы предпримем эскалацию ситуации в той или иной мере. Как результат, мы можем либо достичь объединения мира современной технологии с миром современной магии мирным путём (вариант «Утопия»), либо докатиться до вооружённого конфликта, в котором победят либо маги (вариант «Гекатомба»[100]), либо люди (вариант «Аутодафе»[101]).

— Хотелось бы добавить, что это четыре главных, но не единственно возможных варианта развития событий, – добавил Таннер. – Есть всевозможные развилки и ответвления. Например, мы можем добраться до военных действий, но в процессе выяснения отношений уничтожить Землю (вариант «Экстерминатус»[102]).

Сидящих за столом передёрнуло.

— Самым привлекательным выглядит вариант «Водораздел», – продолжил мистер Дауни. – Мы не лезем к ним, они не лезут к нам. Он же, увы, выглядит наименее реалистичным. Исходя из нынешней ситуации, шанс вернуть всё как было составляет менее десяти процентов.

— Почему? – спросила Изабелла Крулл. – Приложив усилия…

— У нас очень мало сведений о магическом мире, – мягко ответил Джейкоб, – и мы совершенно ничего не знаем о том, что о нём известно другим странам. Мы уже направили запрос в министерство обороны США, у нас с ними договор об обмене информацией, и мы знаем, что в их спецслужбах есть подразделение, занимающееся всякой паранормальщиной. О подразделении ФБР, наверное, вообще все в мире знают[103].

— Конечно, Дэвид Духовны такой лапочка! – пискнула мисс Манипенни из своего угла.

— Кроме того, мы знаем, что на NASA возложена задача защищать Землю, землян, их собственность и животных от внеземных обитателей и их артефактов, – задумчиво добавила Изабелла. – Они собирались упрятать человека, по желанию или без оного вступившего в контакт с инопланетянами, в карантин — без суда и следствия. А потом бедолагу ещё ожидал тюремный срок и штраф в пять тысяч долларов. То есть правительство США совершенно серьёзно рассматривало возможность контакта людей и инопланетян, и предприняло юридические меры для предотвращения этого контакта.

Билл Таннер поморщился. Очевидно, зацикленность Изабеллы на инопланетянах его немало раздражала. С другой стороны, именно вследствие её готовности отойти от принятых норм и установок она и была приглашена в группу, работающую над проектом «Пасека».

— Этот закон был отменён четыре года назад, – сказал Джейкоб[104].

— У США есть целый отдел при минобороны, отслеживающий НЛО, – добавила Изабелла.

— У нас тоже, – отмахнулся Джейкоб[105]. – Но при чём здесь НЛО, мы же о магии разговариваем!

— Я думаю, эти вещи связаны, – упорствовала Изабелла Крулл. – Никто ведь всерьёз не считает, что мидихлориане развились на Земле, правда?

Гробовая тишина была ей ответом. Эм до сих пор не была уверена в существовании мидихлориан. Билл считал их результатом параллельной, но насквозь земной эволюции. Джейкоб вообще не задумывался об их происхождении. Мисс Манипенни думала том, в какой цвет перекрасить ногти.

Эм прочистила горло.

— Давайте, вернёмся к нашим баранам… И овцам, не обижайтесь, Изабелла. Так что там насчёт невозможности варианта «Водораздел»?

— О, это элементарно, – включился Джейкоб, снова обретя почву под ногами. – Мы не знаем, что известно или неизвестно о магии в других странах. Мы понятия не имеем, на каком уровне находятся контакты Министерства магии КНР и Коммунистической партии Китая. Может быть, все тамошние маги, как один, ходят строем, читают Красную Книжечку и исполнены коммунистического рвения. Мы не имеем ни малейшего представления о том, как далеко зашло сотрудничество магов и правящей элиты в странах бывшего Восточного блока. Там даже сама правящая элита не знает, чьё сотрудничество с кем и насколько далеко зашло. Индия, одна из наиболее быстро развивающихся экономик южной Азии, задыхается от нехватки места и ресурсов и уже давно точит зубы на соседние территории, — и если на их стороне, помимо самой мощной в регионе армии, подкреплённой силой ядерного оружия, выступят маги, то что им смогут противопоставить силы обороны Шри-Ланки, и без того истощённые борьбой с «Тамильскими тиграми»?

— То есть? – подбодрила новичка Эм.

— То есть, свернув контакты с магическим миром, мы отдаём инициативу в руки потенциального противника, – изящным росчерком закончил Джейкоб. – Мы заранее ограничиваем себя в возможностях защиты от потенциальных атак. А учитывая возрастающую угрозу террористов, мы не имеем права игнорировать вероятность атаки магическими методами. Если мы свернём проект «Пасека», мы лишимся возможности защищать нашу страну и наших граждан, а также потеряем возможные козыри для будущих дипломатических схваток.

— Я поддерживаю Джейкоба, – добавил Билл Таннер. – Помните недавний теракт во Всемирном Торговом Центре[106]? А теперь представьте, что такие разрушения способен произвести студент с фитюлькой размером с карандаш в руке!..

— Легко, если он проектировал эти здания! – подхватила Изабелла.

— Я не совсем это имел в виду, – поправился Билл, – но, в общем, мысль ясна. Мы не имеем права игнорировать магический мир, даже если бы они согласились игнорировать нас, — что, судя по отчётам агента Купальницы, совершенно не так. О Томасе Реддле все помнят? А о Геллерте Гриндевальде? Поэтому вариант «Водораздел» неприменим.

В кабинет вошёл трезвый, собранный и лоснящийся Кью. Он демонстративно обозначил полупоклон в сторону Эм, прошлёпал к своему креслу, отставил его, поддёрнул отутюженные брюки и сел. Молодой мальчишка с растрёпанной причёской и в очках сноровисто нёс за ним капельницу на высокой штанге; прозрачный белый шланг уходил под манжету рубашки левой руки главного техника MI6.

— Прошу прощения, судя по всему, я что-то пропустил, – извинился Кью, быстро расписался в получении листка и бегло просмотрел предложенные аналитическим отделом варианты. – На этого ребёнка не обращайте внимания, это протеже моего протеже, я зову его «Эс»[107]. У него есть доступ ко всем материалам, к которым есть доступ у меня, и он иногда выдаёт потрясающие идеи насчёт этих больших электронных арифмометров… Ах да, компьютеров, спасибо, Эс.

Остальные сидевшие за столом переглянулись.

— Что вы думаете о «Водоразделе»? – подтолкнула его Эм.

— Абсолютно неприменим, – категорически отрезал Кью. – То, что от знаний откажемся мы, ещё не значит, что от них откажутся Ирак, Иран, Северная Корея, Китай, Аргентина, Индия, Пакистан, сербы с хорватами и боснийцами, ирландцы и израильтяне. Даже если они не знают о магии сейчас, они могут узнать о ней завтра, а мы будем безоружны. Войну за Фолклендские острова все помнят? Если бы у аргентинцев были маги, нам было бы не защитить нашу территорию. Действовать по плану «Водораздел» — это всё равно, что вывесить белый флаг над Букингемским дворцом.

— Согласен, – подтвердил Таннер.

— Хорошо, – согласилась Эм. – Что у вас там дальше, Билл? «Утопия»?

— Вероятность успеха одиннадцать процентов, – включился Джейкоб. – Учитывая долгую историю ведьмоборчества, подвиги Инквизиции и сочувствующих ей мирян, а также отношение магов к нам, — которое, судя по донесениям Купальницы, ближе к лёгкой гадливости, чем к добрососедству, — этот вариант в ближайшем будущем кажется совершенно невозможным.

— В нашем мире больше восьмидесяти процентов людей активно исповедуют какую-нибудь религию, – пояснил Билл. – Из них три с половиной миллиарда являются приверженцами авраамических религий. Напомню, что общее для них Писание прямо требует уничтожать всех ведьм, магов и волшебников, которых им посчастливится найти[108]. То есть каждый второй житель Земли имеет религиозный мотив к убийству магов. Даже если девять десятых из нас испугаются или просто решат отбросить ветхозаветные указы и дать магам спокойно жить, оставшихся трёхсот пятидесяти миллионов фанатиков хватит, чтобы начать знатную всемирную бойню, от участия в которой остальным просто не получится отвертеться.

— Но ведь Писание не отрицает возможность сотворения чудес с Божьей помощью? – полуутвердительно поинтересовалась Эм. Всё её знакомство с религией заключалось в партии в покер с архиепископом пару раз в год, на званых пьян… Приёмах.

— Верно, но нам придётся из кожи вон вылезти, чтобы убедить даже наших сограждан, что маги творят чудеса с Божьей помощью. При том, что сами себя они называют колдунами и ведьмами, а их ритуалы напоминают фильмы ужасов категории Z[109]. Вам никогда не удастся убедить мою бабушку, что зелье, приготовленное из сушёных глаз слизней, сотворено с Божьей помощью.

— Помните, мы не сможем достичь утопического сосуществования людей и магов только в рамках Великобритании, – закончил за Билла Джейкоб. – Когда этот план начнёт действовать, он непременно выйдет за пределы нашей страны. Просто потому, что мы не сможем запретить нашим согражданам рассказывать о волшебниках и магии каждому, кто согласится слушать. И если наших, доморощенных англикан мы ещё как-то сможем успокоить, — в конце концов, архиепископ Кентерберийский проиграл вам, Эм, желание, потому что в прошлом году вы его перепили на корпоративе, — то отношение к магам консервативных и горячих испанцев, итальянцев или исламских фанатиков я даже не берусь предсказать.

— Я берусь, – мрачно ответила Изабелла Крулл. – Компании, производящие мешки для тел, озолотятся.

— Вот-вот.

Присутствовавшие помолчали. Наконец, Эм подвела черту:

— Хорошо. «Водораздел» и «Утопию» мы забраковали. То есть остаются только варианты силового противостояния?

Таннер и Дауни обменялись быстрыми взглядами.

— В общем, примерно так. Из них вариант «Аутодафе» выглядит наиболее вероятным, – ответил Джейкоб. – С шансами примерно три к двум мы размажем магов. В основном за счёт количества: магов очень мало. Во всей Великобритании их не больше двадцати тысяч, скорее, ближе к пятнадцати, и это включая младенцев и стариков. Уровень жертв среди мирного населения оценивается, в зависимости от сценария, числом от ста тысяч до двадцати миллионов.

— Это же треть всего населения страны! – внезапно осипшим голосом воскликнула Эм.

— Ну, на самом деле, – Таннер перевёл взгляд на потолок, – эти сценарии специально учитывают только вариант «британские маги против британских маглов». Но гражданскую войну даже с сотней тысяч жертв нам от мировой общественности не скрыть. Как результат, битву нам в рамках одной страны тоже не удержать. Если маги других стран подтянутся на помощь британским магам, а мы не сможем привлечь на свою сторону союзников, потому что они нам не поверят, или потому, что агенты влияния магов, проникшие в их правительства, будут их сдерживать, то нас просто раздавят. В самом-самом лучшем сценарии, если британские маги пользуются поддержкой из-за рубежа, а мы нет, и мы всё-таки побеждаем, то число жертв с нашей стороны начинается с сорока пяти миллионов.

— Дайте угадаю, – мрачно предложила Изабелла. – Это вариант «Самоубийство»?

— Да, он на обороте, – Дауни показал соответствующий абзац. – Мы не знаем, существуют ли в магическом мире договоры о взаимовыручке, но у них есть международные спортивные состязания, так что межгосударственные каналы связи налажены. В таком случае, заключить договор о взаимопомощи — дело решаемое.

— То есть, если допустить помощь нашим магам извне,.. – начала Эм.

— То вариант «Гекатомба» практически неизбежен, – честно ответил Таннер. – Мы всё ещё можем победить, но и в мировом масштабе количество жертв начинается с двух третей населения. То есть с четырёх с лишним миллиардов человек. При этом значительное число жертв будет в развитых странах, просто потому, что мы будем наиболее успешны в борьбе с магами. А это приведёт к неизбежному ослаблению развитых стран, усилению влияния стран третьего мира, переделу сфер влияния, и Великобритания в любом случае будет отброшена на века назад. С моей точки зрения, в этом случае разницы между победой и поражением нет никакой. Я не уверен, что мы можем себе такое позволить.

— Почему число жертв будет таким большим? – спросила Изабелла, подключившаяся к проекту «Пасека» позже других.

— В основном потому, что маги будут применять тактику массового террора против мирного населения, – ответил Джейкоб. – У них просто выбора нет, их слишком мало, чтобы попробовать уничтожить нашу армию в открытом столкновении. А террор… Это выход. Мало что можно противопоставить работнику службы водоснабжения, на которого наложили заклинание абсолютного подчинения и дали задачу незаметно влить пробирку зелья в водопровод. При этом сотрудник пройдёт любые проверки, даже тестирование на детекторе лжи, и будет вести себя безупречно, до тех пор, пока не появится возможность совершить теракт.

— Мы можем установить правило постоянного перекрёстного контроля на всех стратегических объектах, – продолжил объяснения Билл, – только это всё равно не поможет. Если удастся подчинить одного работника, он приведёт к магам своего напарника, те наложат заклинание на него, потом эти двое приведут к магам ещё двоих… А рано или поздно уж одного-то работника они подчинят. После наложения первого заклинания маги смогут взять под контроль любой, самый защищённый стратегический объект примерно за сутки. При этом сами маги могут к объекту даже не приближаться, а действовать через своих марионеток.

Глаза Эм внезапно расширились:

— Господи, стратегические объекты! Ядерное оружие! Баллистические ракеты!

— Вот именно, мэм, – кивнул Билл. – Если каша заварится совсем круто, им достаточно будет только узнать код допуска к одной ракете и нанести удар по какой-нибудь России, а потом аппарировать из Британии на время нанесения ответного удара. Когда радиоактивная пыль осядет — вернуться, очистить землю и воздух заклинаниями, если у них такие заклинания есть, и продолжить жить припеваючи в свободной от маглов стране.

Над столом воцарилась гнетущая тишина. В углу кабинета робко подняла руку мисс Манипенни:

— А почему они этого до сих пор не сделали? Почему до сих пор не установили контроль?

— А кто сказал, что не установили? – эхом отозвался Билл.

— Не установили, – жёстко отрезал Кью. – Эс, твой выход.

Молодой человек в крупных очках сделал шаг в сторону:

— Ну, как мы знаем, современная электроника начинает сбоить в присутствии активно работающего заклинания. Это происходит потому, что магия, по сути, представляет собой нарушение причинно-следственных связей на субквантовом уровне. Проще говоря, заклинание заставляет мидихлориан делать так, что два плюс два не равно четыре.

— Чё? – выразила общую мысль Эм.

Эс закатил глаза, но вовремя опомнился.

— Послушайте, вспомните «Люмос», любезно продемонстрированный нам агентом Купальницей в том фильме. Если бы у палочки были причины светиться без всякой магии, она бы светилась, верно? Но кусок дерева не будет светиться сам по себе, пока он не подвергся обработке низкотемпературной плазмой.

— Пока его не бросили в огонь, – перевёл Кью.

— Верно, спасибо, сэр. Так вот, если деревяшка не должна светиться, но светится, то причинно-следственная связь нарушена. Есть следствие, для которого нет никаких причин. Это вам понятно…?

— …Тупые вы курицы, – закончил Кью.

— Верно, спасибо, сэр. Ой, блин. В общем, магия — это всегда нарушение причинно-следственных связей. Полёт предметов, которые летать не должны; поворачивание деталей замка в состояние «открыто», когда нет отмыкающего замок ключа; модификация поведения человека, когда он делает что-то прямо противоположное собственным целям, убеждениям и намерениям.

— В отличие от нашего макромира, в квантовом мире причинно-следственные законы не столь прямолинейны[110], – продолжил Кью, – и допускают некоторое… Свободное трактование. Очевидно, это и даёт возможность мидихлорианам обходить ограничения принципа причинности. Но целенаправленное и одностороннее нарушение неравенств Белла в угоду чьему-то желанию не может не отражаться на макромире, поэтому, в качестве побочного эффекта от массового нарушения условия микропричинности Боголюбова на микрочастицах, составляющих макрообъекты, мы получаем вторичные нарушения тонких структур в квантовой энергодинамике — и, как следствие, в расположенной поблизости электронике.

Глаза всех слушателей приобрели однозначно-стеклянное выражение. Пауза затянулась.

— Вот сейчас даже я не понял, – признался Эс.

— Рядом с активно действующим заклинанием электронные приборы и даже некоторые очень точные механические приборы будут сбоить, – перевёл Кью. – Чем больше энергии нужно на осуществление заклинания, тем скорее они начнут сбоить, и тем больше вероятность выхода прибора из строя. Сильнее всего пострадают полупроводниковые приборы. Почему — понятно?

Присутствующие синхронно покачали головами.

— Не надо объяснять! – прервала Эм уже готового взорваться терминами Кью. – Что это нам даёт?

— Во-первых, детекторы магического воздействия уже направлены в производство, – отогнул палец Кью. – Во-вторых, на всех стратегических оборонных объектах полупроводников больше, чем адвокатов в суде. Если бы кто-нибудь попытался там хоть «люмос» засветить, или на какого-нибудь сотрудника постоянно действующее «империо» навесить, военные бы уже на ушах стояли.

— Мисс Манипенни, подготовьте запрос в министерство обороны о поставках полупроводниковых приборов в войска взамен испортившихся, – среагировала Эм. – Билл, как только отчёт будет у вас, я хочу знать, были ли части, в которых отмечалось необычное число выходящих из строя приборов. Даты, время, марки приборов, имена людей, которые рядом с этими приборами работали, имена их друзей и знакомых, имена их детей, — всё, вплоть до любимого корма их собак! Кью, отрядите кого-нибудь из ваших ребят потолковее, чтобы помочь Биллу отделить подозрительные случаи от ложных тревог.

— Эс, фас, – скомандовал Кью.

— Aye, yes! – издевательски откозырял Эс.

В возникшую паузу вклинилась мисс Манипенни:

— Скажите, а в службе водоканала тоже полупроводники есть? Или только на «Кингс-Кросс», там, где один проводник на два вагона?

Билл и Кью переглянулись, затем синхронно посмотрели на Эм.

— Вообще-то, исключая станцию контроля качества воды, самый сложный прибор на водоканале — это чугунный вентиль, – осторожно сказал Билл.

— Кью, установите свои приборы на всех стратегических объектах страны, – потребовала Эм. – Как «стратегический» я определяю любой объект, чей выход из строя, намеренный или случайный, подвергнет опасности жизни пятнадцати тысяч человек. Все водоочистные сооружения, водозаборники, системы водопроводов, водонапорные башни, электростанции, газопроводы, нефтепроводы, хранилища едких и опасных химикатов…

— Оружейные склады, – подал голос Джейкоб.

— Вычислительные центры, – встрял Эс.

— Да, оружейные склады, вычислительные центры, объекты утилизации токсичных отходов, больницы, аэропорты, станции службы спасения, порты, вокзалы, правительство, министерства, полицейские участки, заводы и предприятия пищевой промышленности с достаточным спросом. Разрешаю привлечь гражданских для разработки системы сигнализации. Но следите, чтобы никто не проболтался. Проболтавшихся разрешаю ликвидировать. Только нежно.

Кью представил объём работы, охнул и бросил в рот таблетку из блистера, извлечённого из внутреннего кармана пиджака. Эс похлопал его по плечу и сдвинул регулятор капельницы, увеличивая поступление нейтрализующих химикатов в кровь.

— Ладно, – посуровела Эм. – Билл, каковы предложения аналитиков?

— Всё просто, мэм, – пожал плечами Билл Таннер. – Любое открытое противостояние неизбежно превращается в мировую войну, «Водораздел» и «Утопия» невозможны, значит, нам надо сохранять status quo и не высовываться, пока мы не получим решительное преимущество, которое позволит нам навязать магическому миру свою волю и предотвратить вариант «Гекатомба».

— И как мы его получим?

— Пока не знаю, – признался аналитик, – но это означает только, что надо продолжать смотреть. И нам нужно больше информации от Купальницы. Может быть, маги не лезут на наши стратегические базы просто потому, что не знают, что они у нас есть? В конце концов, из немагических семей они забирают детей в возрасте десяти лет. В этом возрасте дети мало что знают об оружии и технике. За два месяца каникул, учитывая объём домашней работы, о котором нам сообщил агент Купальница, дети не вникают в технический прогресс настолько, чтобы слишком уж сильно поколебать представления магов о нашей технике. Есть шанс, что мы для магов — такая же терра инкогнита, как и они для нас.

Эм изучала честное и открытое лицо Билла в поисках скрытых мыслей, после чего, не найдя даже явных, кивнула:

— Ладно, пока сидим тихо и не высовываемся. Служба наружного наблюдения, ваша очередь.

Изабелла Крулл откашлялась:

— Мэм, вы должны понимать, что до сих пор перед нашим ведомством не стояла задача вести наблюдение на нашей собственной территории. Тут больше подкованы MI5.

— Чёрта с два я отдам им операцию с моим агентом… И с таким бюджетом, – буркнула Эм.

— Наши разведывательные спутники до сих пор были нацелены в основном на страны Варшавского договора и на северное побережье Африки, где тренируются ирландские террористы, – вздохнула Изабелла. – Если мы попробуем перевести их на орбиту, покрывающую нашу собственную территорию, мы рискуем привлечь нежелательное внимание и ослабить поток разведданных о по-настоящему интересных объектах.

— Ну да, о нудистских пляжах Средиземноморья, – буркнул Кью со смесью негодования и восхищения в голосе.

— Поэтому мы тут пораскинули мозгами… Где можно найти хорошие, высококачественные спутниковые снимки территории Великобритании?

— В Google Maps? – заинтересованно предложила мисс Манипенни.

— Да ну вас, ей-богу, – фыркнула Изабелла Крулл. – До начала работы Google Maps ещё десять лет, Сергей Брин сейчас грызёт гранит науки в Стэнфорде. Нет, всё проще. Если наши спутники нацелены на страны Варшавского блока, то их спутники, и это логично, нацелены на нас. Поэтому мы дали указание агентам, внедрённым в оперативные управления генеральных штабов стран бывшего Варшавского блока, добыть нам самые высококачественные спутниковые фотографии Великобритании, которые у них только есть. Кстати, мэм, агент «два нуля тридцать четыре» во время выполнения задания слегка перестарался и захватил власть в Македонии, а сейчас протрезвел, опомнился и вместе со снимками передал записку, в которой просит произвести его эксфильтрацию, пока никто не сообразил, что он там главный.

— Билл, нам нужна Македония? – поинтересовалась Эм.

Билл Таннер поскрёб в затылке.

— Там греки под боком, – шепнул Джейкоб. – Очень злые, потому что суверенное государство Македония бросает тень на их собственный, греческий регион под названием Македония. Туристы путаются и оставляют свои деньги не там, где надо грекам.

Эм передёрнуло при мысли о разъярённых греках, заваливающих Форин Оффис[111] нотами протеста и сжигающих красные флаги перед Тауэром.

— Никакой эксфильтрации, сам заварил, пускай сам и расхлёбывает, – резюмировала глава MI6. – Пусть найдёт того, кто там у них был главным, извинится и вернёт им страну, тихо и без шума[112].

Изабелла Крулл раздала материалы. По рукам разошлась увесистая пачка снимков, к каждому из которых была приложена карта соответствующего района. Для облегчения работы высшего командования MI6, которое, по общему мнению, было неспособно найти свою голову двумя руками, несоответствия между снимками и картами были подчёркнуты жёлтым фломастером, обведены в красную рамочку и перечислены на обороте.

— Оптическая техника у русских похуже нашей, – скороговоркой объясняла Изабелла, раздавая тяжёлые листы фотобумаги, – но даже с такой техникой с высоты в сто шестьдесят километров можно разглядеть много всего интересного. Начнём с экспоната 8: железнодорожный вокзал «Кингс-Кросс» и подводящая к нему железнодорожная сеть. Приложение: карта подъездных, маневровых, оборотных, сортировочных, вытяжных, ходовых и соединительных путей в районе вокзала «Кингс-Кросс».

Присутствующие уставились на испещрённую жёлтым фломастером фотографию пёстрого фона, сделанную после того, как по нему погонял светлый шерстяной клубок гиперактивный котёнок, и на примерно соответствующее ей картографическое изображение паутины, сплетённой нажравшимся LSD пауком.

— Это что? – поинтересовался Кью, переворачивая фотографию вверх ногами в поисках севера.

— Неважно, – жёстко прервала его Эм. – Куда важнее другой вопрос: миссис Крулл, от нас ожидается, что мы будем понимать, на что смотрим?

Изабелла включила сиротливо приткнувшийся в углу стола проектор и взяла указку. Спроецированный на опустившийся из потолка экран слайд представлял собой наложенные друг на друга фотографию и карту.

— Эти бледные ниточки на фотографии — бетонные шпалы железнодорожных путей, – сказала Изабелла, проведя кончиком указки по экрану. – С высоты рельс не видно, зато шпалы расплываются и сливаются воедино. Эти пути совпадают с теми, которые есть на нашей карте. А вот этих путей, – указка прошлась вдоль еле заметных чёрточек, – на карте нет.

— И какой мы делаем из этого вывод?

— Ну, когда мы находили не указанные на карте железнодорожные пути в странах Варшавского блока, мы предполагали, что там находится секретный военный объект, – Изабелла тряхнула головой, отбрасывая волосы. – С точки зрения военной науки, расположение секретного объекта под вокзалом оправдано: мы можем замаскировать строительство объекта работами по расширению вокзала, да и противник решится нанести удар оружием массового поражения по центру гражданской инфраструктуры только в самом крайнем случае. Русские так возводили противоатомные бункеры для правительства, маскируя их строительство созданием станций метро. К сожалению, тут есть одна неувязка, а именно — железнодорожные пути.

Изабелла откашлялась и продолжила:

— Железные дороги — это, в общем, средство для перемещения грузов. И хотя наши генералы, конечно, тоже в какой-то степени груз, но в основном по железным дорогам переправляют к местам базирования баллистические ракеты. А вот размещение пусковых установок под вокзалом совершенно неоправданно. Представляю себе, как ржали над нами советские генералы, которые решили, что мы в обстановке абсолютной тайны и строжайшей секретности собираемся перевозить межконтинентальные баллистические ракеты прямо на виду у тысяч пассажиров круглосуточно работающего вокзала.

— Да они сами!.. – возмутился Кью, но осёкся под тяжёлым взглядом Эм.

— Учитывая откровения агента Купальницы, покинувшего Лондон по железной дороге, мой отдел выдвинул предположение, что эти дополнительные пути были построены магами и обслуживают магическую часть вокзала.

— А путевые обходчики?..

— Мэм, мы всё-таки служба наружного наблюдения! Ну разумеется, мы направили туда путевых обходчиков! С точки зрения бюрократии повод был — не подкопаешься: каких-то двое бродяг прямо посреди ночи залезли на территорию вокзала, срезали три десятка рельсов и сдали их в вторчермет. Необходимо было обойти все пути вплоть до окончания зоны ответственности путевой службы вокзала и убедиться, что эти двое бродяг не стащили ещё какие-нибудь рельсы, или, чего хуже, не открепили их, оставив на месте.

— А откуда известно, что бродяг было именно двое?

— Бюллетени за полученные на задании травмы и направления на операции по удалению грыжи на страницах семь и восемь.

— Ясно.

— Путевые обходчики получили план путей, воссозданный на основе спутниковых фотографий, вместо своих обычных карт. Результат: четыре случая алкогольного опьянения на рабочем месте, три случая наркотического опьянения, одно отравление пропиткой для шпал, две драки с потерей сознания всеми участниками и один случай внезапно принятого решения пойти в монахи прямо посреди обхода. Ни один обходчик не сумел пересечь эту линию, – Изабелла очертила концом указки квадрат вокруг расходящихся веером путей, которые были видны только на спутниковой фотографии.

— И что там?..

Проектор защёлкал, пережёвывая следующие несколько слайдов. На экране возникли изображения покосившегося забора из проволочной сетки, оплетённого ржавой колючей проволокой, вызывающего отвращение даже на вид. На заборе через каждые двадцать ярдов висели проржавевшие таблички «Не входить!», «Опасно для жизни!», «Собственность правительства Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии», «Осторожно, мины!», «Проход воспрещён. Пересекающие эту линию будут застрелены. Кто не спрятался, снайпер не виноват», «Не влезай, убью!» и «Иди уже отсюда, харе таблички читать». За забором простирались девственные дебри сорняков, вымахавших значительно выше человеческого роста.

— «Соёдинённое Королевство Великобритании и Ирландии»? – подняла бровь Эм. – Мы уже семьдесят четыре года пользуемся другим названием[113]. Сколько же лет этим табличкам?

— Мы не смогли взять образцы, – пожала плечами Изабелла и постучала концом указки по густой траве ярдах в трёх от забора. – Ни один из наших людей не смог приблизиться к забору ближе, чем на восемь футов. Они утверждают, что само нахождение рядом с забором вызывало у них депрессию и желание отправиться в другую сторону, напиться или сорвать на ком-нибудь злость. Обратите внимание, местность за забором явно заброшена. Но установленный рядом сейсмограф зафиксировал колебания, соответствующие проходящему неподалёку поезду, в момент, когда по известным нам путям вокзала Кингс-Кросс не двигался ни один локомотив.

— А на фотографии никакого забора нет, – Кью ткнул скрюченным пальцем в спутниковый снимок.

— А если бы и был, ты бы его не разглядел, – еле слышно добавил Эс и ещё немного подкрутил колёсико капельницы.

— А забора на самом деле и нет, – улыбнулась Изабелла. – Эти фотографии были сняты нашим сотрудником, приблизившимся к забору почти вплотную. А вот эти, – проектор щёлкнул, – сняты с расстояния в четыре километра с помощью системы усиления изображения «Вуайерист», любезно подброшенной нам ребятами из технического отдела.

— Так это вы её спёрли!.. – задохнулся от возмущения Кью.

На слайде, несмотря на сильную зернистость изображения, были видны самые обычные железнодорожные пути. По одному из них следовал ярко-оранжевый поезд, влекомый архаичным паровозом. Слабый дым, вьющийся из трубы, тоже был оранжевого оттенка.

— Кью, объясни, как фотоаппарат может зафиксировать не то, что есть на самом деле? – потребовала Эм.

— У меня есть одна идея, но мне хотелось бы получить больше данных, – скривился Кью. – Возможно, постоянно действующее заклинание умудряется менять характеристики фотонов на небольшом расстоянии от объекта, что, в теории, соответствует теории бран, и даже доказывает возможность динамических изменений характеристик колебаний этих бран. Это потрясающе, целая новая область для исследований. Только вы же, сволочи, мне опубликовать их не дадите.

— Паровоз типа «Прерия», по-моему, LMS Fowler 2-6-2T, модель 1933 года, – прищурился Эс. – Кью, посмотрите, это больше похоже на объект из вашего времени.

— Где? А, да. Нет, это модель 1931 года, на них ставили тендер-конденсаторы, – Кью показал на идущую от котла трубу. – Обычно такая модель предназначалась для работы в туннелях.

— Туннели?.. Да где, чёрт побери, они нашли в Британии туннели, в которых можно безнаказанно ездить на оранжевом паровозе — и не привлекать ничьего внимания?!

— Да пёс с ним, с паровозом, – рявкнула Изабелла Крулл. – Посмотрите лучше на фотографию 14. По-моему, мы сумели установить местонахождение Пасеки!

* * *Обновление 20.01.14

— Они ведь это не серьёзно? – спросил Бонд, пугая проходящих мимо школьников абсолютно остекленевшими глазами.

— О, абсолютно серьёзно! – ответила Гермиона весело и задорно.

— Монголия — величайшая мировая держава?!

— Ага!

— А монгольфьер — основное средство общественного транспорта в Монголии?!

— Ага!

— Устройство колесцового замка для кремниевого ружья как высшее достижение магловской военной техники?!

— Ага!

— Они издеваются?!?!

— Не-а!

Суперагент взлохматил волосы. Сознание специалиста отказывалось принять тот факт, что единственное творение Леонардо да Винчи, получившее признание при его жизни, считалось вершиной научно-технического прогресса.

— А как же самолёты, танки, автоматическое самозарядное оружие, стрельба с закрытых огневых позиций за горизонт, ракетная техника? Выход человека в космос, высадка на Луну, исследования солнечной системы? Ядерные реакторы, водородная бомба, победа над чёрной оспой, компьютеры, суперкомпьютеры, использование компьютерной графики для производства спецэффектов в кинофильмах? Кстати, сам кинематограф? Видео? «Поляроид»? Микроволновые печи, кондиционеры, сотовые телефоны, океанские лайнеры? Это всё что — не считается?

Гермиона бросила быстрый взгляд вдоль коридора, убедилась в отсутствии слишком уж явно любопытствующих глаз, схватила Джеймса за воротник мантии и втянула его за собой в пустой класс.

— Ты чего?! – зашептал сбитый с толку суперагент. До сих пор в его жизни красотка, вталкивающая его в пустую комнату, делала это только с одной из двух целей, обе из которых переводили дальнейшие события в категорию «18+»: либо из-за сцен, содержащих великое светлое чувство и откровенное изображение секса, либо из-за сцен, содержащих попытку убийства и откровенное изображение насилия. Однако его предыдущая тирада вряд ли была способна спровоцировать сексуальный интерес даже у нимфоманки, а Гермиона не казалась ему девушкой, которая решится на убийство с сомнительной выгодой в конце учебного дня. Поэтому Джеймс Бонд пребывал в замешательстве, не зная, как реагировать на порывистое движение девушки.

Гермиона захлопнула дверь за спиной Джеймса и уронила тяжёлую сумку с учебниками на парту.

— Я понимаю, что для тебя это был первый урок магловедения, но я изучаю его уже два года, – горячо зашептала она. – Поверь мне, сегодня был ещё не самый странный урок. Я думаю, что…

В ухе Джеймса блеснула крошечная металлическая пуговица. Далеко от Хогвартса, в Лондоне, самописец, регистрирующий колебания металлического штырька, задрожал.

— …Что темы для уроков специально выбираются так, чтобы маги считали, что они превосходят маглов, – жарко шептала Гермиона.

Джеймс огромным усилием воли отрешился от ситуации и задумался исключительно над содержанием слов девушки.

— Поясни, – попросил он, тоже сбрасывая свою сумку на парту.

— Ну, я заметила, что то, чему нас учат, — это не наука, – Гермиона поправила волосы, убрав прядь за ухо. – Нам дают разрозненные сведения безо всякой статистической обработки, не следуя какому-нибудь порядку, не сводя их в систему. Мы можем на одном уроке изучать электричество и разбирать принципиальную схему электродвигателя, а на следующем рассматривать устройство паровоза, с фотографиями их безумно сложной приборной панели. При этом нам обязательно расскажут, что паровозы вроде «Хогвартс экспресс» были дополнительно усовершенствованы, чтобы повысить их эффективность. Поэтому у детей закрепляется мнение, что электродвигатель — это что-то проще паровоза, паровоз — лучше электродвигателя, а магически усовершенствованный паровоз — ещё лучше.

— Я обратил внимание, – Джеймс достал учебник магловедения и открыл его, – что мы в этом году сначала проходим радиосигналы, потом — телеграф, а потом у нас есть глава о магическом использовании радиоприёмников.

— Это именно то, о чём я говорю, – Гермиона потянула книжку на себя. – Ты почитай эти главы: сначала мы узнаем, что маглы сумели производить радиоволны с помощью искрового разряда, затем — что они разработали азбуку Морзе и начали передавать сигналы по проводам, а маги усовершенствовали эти решения и сумели передавать по радио звук.

Учебник магловедения затрещал.

— И никаких тебе упоминаний о коротких волнах, которые могут отразиться от ионосферы и добраться до любой точки земного шара, или об ультракоротких волнах, с помощью которых можно передавать даже стереозвук, – Джеймс Бонд позволил учебнику выскользнуть.

— Вот именно! А ты-то откуда это всё знаешь?

— Но в этом ведь и причина того, что волшебники считают маглов ниже себя! – прозревая, воскликнул суперагент. – Им никто никогда не рассказывал, насколько маглы умные и прогрессивные. Даже те немногие, которые интересуются поведением и жизнью маглов и запишутся на соответствующий факультативный курс, не узнают ничего, отражающего реальное положение дел. И то, что они выучат, будет только подтверждать их мысль: маглы неспособны создать ничего стоящего, весь прогресс в мире — от волшебников! Но на самом деле это не так, ведь именно волшебное сообщество является реакционным! Именно волшебники застряли в средневековье!

— Гарри, но откуда ты знаешь про диапазоны радиоволн? Это следы этой твоей… Второй личности?

— Да, – кивнул Джеймс. – Я не знаю, что это была за личность, но она очень много чего знала о мире. И была поумнее многих магов!

— Нисколько не сомневаюсь, – кивнула Гермиона, отдавая книжку обратно. На краткий миг пальцы Джеймса и Гермионы коснулись друг друга. По подросткам словно пробежал электрический разряд, Джеймс отдёрнул руку, Гермиона смутилась.

— Я очень хотела бы, чтобы ты побольше рассказал мне об этой личности, – попросила Гермиона, маскируя смущение вознёй с собственной сумкой. – Кажется, она была очень необычным человеком. И ты очень изменился за лето, Гарри.

— Необычным — это уж точно, – проворчал Джеймс, складывая учебник в сумку. – Но, увы, сейчас я точно ничего не смогу рассказать, мне надо идти к Жабе, отбывать наказание.

— Иди, конечно, – Гермиона подняла сумку на плечо. – Потом обязательно расскажешь, что за наказание придумала эта ведьма.

Джеймс Бонд зашёл в туалет, заперся в кабинке, проверил путь по Карте Мародёров и постучался в дверь кабинета Долорес Амбридж ровно в пять часов вечера.

— Войдите! – послышался из-за двери тоненький девчачий голосок преподавателя по Защите от Тёмных Искусств. Джеймс Бонд вошёл, заинтересованно оглядываясь по сторонам.

На все поверхности были наброшены ткани — кружевные или обычные. Стояло несколько ваз с засушенными цветами, каждая на своей салфеточке, а на одной из стен висела коллекция декоративных тарелочек с яркими цветными котятами, которые различались, помимо прочего, повязанными на шею бантиками. Котята настолько напоминали любимого персидского кота главы «СПЕКТРа», международного преступника Блофельда, что Джеймс ошеломлённо пялился на них, пока профессор Амбридж снова не заговорила.

— Добрый вечер, мистер Поттер.

— Драссьте, профессор Амбридж, – обозначил полупоклон суперагент. – Ну, какие у вас на меня сегодня планы? Будем издеваться? Бить плёткой? Заковывать в кандалы? Выжигать неприличные слова на спине?

Долорес Амбридж поперхнулась чаем. Джеймс Бонд машинально отметил, что профессор, как и полагается истинной англичанке, в пять вечера пила чай, — но его, точно такого же англичанина, к столу не пригласила. Бонд также отметил, что пила профессор, судя по запаху, индийский чёрный чай «Дарджилинг». Не чай с соответствующей отдушкой, а настоящий индийский «Дарджилинг». Стоил этот чай весьма недёшево[114]. Какой значительный контраст с Римусом Люпиным, который, занимая в «Хогвартсе» этот же пост, не мог позволить себе даже одежду без заплат! Что ж, это позволяло сделать выводы о разнице зарплат между преподавательским составом единственной в Великобритании магической школы и Министерством магии, которое, строго говоря, представляло собой магическое правительство государства, а значит, должно было подавать пример скромностью и экономностью. Ведь и Артур Уизли, работник того же Министерства, и Аластор Грюм, бывший работник элитарного силового подразделения Министерства, чай такого уровня позволить себе не могли. Неужто профессор Долорес Амбридж не отказывала себе в удовольствии взять взятку-другую? Об этом стоит поразмыслить.

— Что вы, мой мальчик, – отдышалась Амбридж, – я хотела только заставить вас писать строчки! По крайней мере, поначалу.

— Ладно, я готов, – пожал плечами Бонд. Писание строчек находилось где-то в середине списка из пятидесяти самых неприятных для него пыток, но только потому, что Бонд ненавидел писать пером. С другой стороны, было бы слишком наивно рассчитывать на то, что наказание должно ему понравиться.

На столе лежал явно приготовленный для него пергамент. Бонд прошёл к столу и без приглашения сел, чередуя еле заметную издёвку с завуалированными оскорблениями.

— Эм-м-м… Перед тем, как мы начнём, вы не хотите меня ни о чём попросить? – поинтересовалась сбитая с толку Амбридж.

— Например, о чём, мэм? – сделав невинные глаза, поинтересовался Бонд. – Вы считаете, что я сорвал вам урок, — кстати, как ваша рука, не болит? — и решили наказать меня. Вы вправе это сделать, — я прочитал соответствующий пункт из устава «Хогвартса», и ваше право было подтверждено деканом моего факультета. Так что у меня нет никаких вопросов.

— Вы обращались к Минерве МакГонагалл? – зрачки Жабы сузились, но она опомнилась и взяла себя в руки. – Ну, впрочем, неважно. Я просто подумала, что вы ведь выбраны Ловцом в сборную вашего факультета по квиддичу, а тренировки у вас в пять вечера трижды в неделю. И вы могли бы захотеть попросить меня перенести ваше наказание на другой час.

— Да ну его, этот квиддич, – чистосердечно брякнул Бонд. – Глупая игра, в которой на площадке одновременно сражаются четыре разных группы игроков, и ни один игрок не может сменить свою группу во время игры. Если уж тебе досталась бита, будь добр, всё время отбивай бладжеры, а к квоффлу даже не притрагивайся, и неважно, что ты в прекрасном положении для броска по воротам противника. Вратарь не может покинуть свою вратарскую площадку, каким бы хорошим загонщиком он ни был. Ловец не может ни квоффл забросить, ни бладжер пнуть. Загонщик не имеет права дотрагиваться до снитча, даже если он прямо перед носом висит. Глупо, глупо, глупо! С тактической точки зрения, тренер должен вести на одном поле четыре разных игры, причём фактически из семи человек в команде в тактических комбинациях участвовать могут не больше пятерых, потому что ловец занят поисками снитча, а вратарь обязан прозябать у себя над кольцами. Дурацкая игра.

Долорес Амбридж опешила.

— Но, мистер Поттер, вы же ловец! Надежда команды!

— Да я и на метле-то летать не умею, – отмахнулся Бонд. – Чёрт с ним, с квиддичем. На самом деле, меня больше ужин волнует. Мы до ужина закончим?

— Погодите-ка, – Долорес порылась в пачке пергаментов и выудила один, покрытый паутинно-тонкой вязью. – Вы были лучшим ловцом школы на протяжении последних четырёх лет, исключая последний, когда чемпионат школы не проводился. Вы, очевидно, умели летать на метле. Что изменилось?

— Да я же рассказывал вам на уроке, мэм, – махнул рукой Джеймс. – На меня с братом напали дементоры. Уж не знаю, откуда они возникли в нашем тихом спокойном Литтл-Уининге… И куда потом исчезли. Меня почти поцеловали, но мой смелый кузен Дадли попросил их удалиться. Парковой скамейкой. Душу они мою, правда, потрепали знатно, и вот с тех самых пор я и летать разучился, и по-змеиному ни бе, ни ме…

Губы Долорес Амбридж сжались в тонкую белую линию.

— Никаких – Дементоров – в – Литтл-Уининге – не – было – и – быть – не – могло! – отчеканила она. – Вы врёте, Поттер! Зачем вы врёте мне?

— Может, их и не было, – тут же пошёл на попятную суперагент. – Я ведь полностью потерял память, вы знаете? То есть я не помню нападения дементоров. И не могу утверждать, что они там были. Дадли говорил, что там было семьдесят три человека, поэтому уж кто здесь врёт, так это он.

Бонд достал из рюкзака банку с крошечной фигуркой дементора внутри.

— Но две разных проверки, проведённых двумя разными целителями, дали один и тот же результат. Видите? Вот такое создание на меня напало. Если это и не дементор, то существо настолько похожее, чтобы разница между ними была несущественной.

Долорес рассмотрела банку и покачала головой.

— Детские фокусы, – заметила она. – Напустить в банку дыма, затем заклинанием придать ему форму… Любой мальчишка сумеет это сделать. Признайтесь, Поттер, эта фальшивка — ваших рук дело? Зачем вы её изготовили? Хотели убедить всех, что на вас напали? Хотели привлечь к себе внимание? Хотели поставить под сомнение способность Министерства справиться с дементорами? Вы лгали мне, Поттер, – Амбридж достала из пенала чёрное, длинное и тонкое перо. – Вперёд, приступайте к написанию строчек. Строка за строкой, пока пергамент не закончится, вы будете писать «Я не должен лгать».

Джеймс взял перо. Оно показалось ему каким-то хищным и очень опасным.

— Мэм… Вы не дали мне чернила. Я могу достать свои, если у вас все деньги ушли на чай.

— Чернила вам не понадобятся, мистер Поттер, – ласково ответила Амбридж. – Приступайте.

Бонд пожал плечами, поставил перо на пергамент и провёл первую черту.

Тыльную сторону его правой ладони словно рассёк скальпель. Одновременно с кроваво-красной линией на пергаменте точно такая же линия появилась на его руке. От неожиданности суперагент шумно втянул воздух. Прямо у него на глазах свежий порез затянулся, оставив после себя только еле заметную красноту.

— Да-да? – Долорес Амбридж смотрела на него, растянув в ухмылке жабий рот.

— Ваше перо испорчено, – плаксиво сказал Бонд. – Оно колется и меня режет.

— Ну, это для того, чтобы смысл лучше впечатался, – со смешинкой в голосе ответила профессор. – Продолжайте, пожалуйста.

— Не буду. – Бонд демонстративно отложил перо. – Мне почему-то кажется, что эта черта на пергаменте написана моей кровью. А я недавно цитировал очень интересную книгу, которая рассказывает, что можно сделать с кровью волшебника, и какие интересные эффекты с её помощью можно достичь. Собрав мою кровь на этот пергамент, вы получите власть над моей душой и телом, а устав «Хогвартса» прямо запрещает наказания, разрушающие личность ученика.

Лицо профессора приобрело неописуемое выражение. Словно жабой запустили в стеклянную стену.

— Вы отказываетесь принимать назначенное вам наказание? Вы понимаете, мистер Поттер, что следующий шаг — исключение вас из школы?

— Только в том случае, если его утвердит директор, – быстро ответил Джеймс. – Как по-вашему, не сочтёт ли Дамблдор, на которого Министерство вылило столько грязи за это лето, любое назначенное мне представителем Министерства наказание слишком жестоким? Даже если бы это было самое обычное перо, я уверен, он бы что-нибудь придумал, – Бонд снова взял перо. – Интересный артефакт, мэм. Это из вашей частной коллекции?

Долорес Амбридж разевала и захлопывала рот, будто вытащенная из воды рыба.

— Я назначила вам наказание! – наконец, закричала она тоненьким, визгливым голоском. – Будьте добры выполнить его в точности, иначе вы вылетите из школы ещё до того, как произнесёте «Дамблдор»!

— Никаких проблем, мэм, – Бонд тонко улыбнулся, — той самой улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего. Его рука, находящаяся вне поля зрения Розовой Жабы, скользнула в карман мантии. – Вы хотите, чтобы я писал строчки? Я буду писать строчки.

— Так пишите, чего же вы ждёте, – улыбнулась Амбридж, пригубляя чашечку чая. – Пишите строчки, или вылетайте из школы, Поттер. Выбор за вами.

Бонд, вздохнув, взял в руки хищное чёрное перо и поставил его на пергамент. Сквозь шипение и болезненные охи послышался скрип пера по тонко выделанной коже. Долорес Амбридж широко улыбнулась и погрузилась в чтение конспектов лекций и домашних работ.

За окном стемнело, небрежно брошенное заклинание профессора заставило зажечься лампы, установленные попарно на каждом столе. Бонд, по-прежнему шипя и шумно втягивая в себя воздух от боли, корпел над строчками. Проходил час за часом. Перо поскрипывало. Долорес Амбридж читала студенческие работы, время от времени делая в них пометки.

Наконец, фонарь, закреплённый над крыльцом школы, погас, — наступила полночь. Долорес, закончив проверку внушительной стопки пергаментов, потянулась и взглянула на часы.

— Похоже, на первый вечер достаточно, мистер Поттер. Давайте вашу работу сюда.

Бонд, отложив перо в сторону, встал и потёр пальцами одной руки запястье второй. Рука невыносимо болела, и суперагент начал растирать и разминать её.

— Пожалуйста, мэм, – на секунду оторвавшись от своего занятия, Бонд протянул свиток пергамента.

Амбридж взяла свиток — в неярком свете ламп строчки казались почти чёрными — и, убедившись, что слова «Я не должен лгать» покрывают убористой вязью обе его стороны, отбросила пергамент на второй стол.

— Можно мне взглянуть на вашу руку? – елейным голосом попросила она.

— Я не думаю, что в этом есть необходимость, – смущённо улыбнулся Бонд. – Знаете, моя рука сейчас не в таком виде, чтобы оскорблять её видом столь высокопоставленную особу.

Губы Амбридж презрительно сжались.

— Как вам будет угодно, мистер Поттер. Идите, и помните, что завтра в пять мы продолжим.

Бонд торопливо попрощался, по-прежнему растирая руку, и вышел из кабинета. Он медленно двинулся по коридору, но, повернув за угол и зная, что отсюда она уже не услышит шагов, бросился бежать. Откуда-то из-за его спины раздался полный ярости вой. Суперагент, вздрогнув, припустил быстрее.

Долорес Амбридж держала безнадёжно испорченное Кровавое Перо. Стальной наконечник был изувечен, — похоже, его поставили на твёрдую столешницу и давили, пока половинки острого когтя не разъехались в стороны и не изогнулись под немыслимыми углами. Затем варвар нажал на хвостовик, удерживающий наконечник пера в креплении, и отломил его, разломав пишущую часть пера на три куска. После этого Поттер снял серебряный держатель для наконечника со стержня пера и подсунул его под ножку стула; семь часов ёрзания на стуле превратили цилиндрический зачарованный держатель в тонкую и безжизненную металлическую полоску. В довершение разрушений, Поттер сломал стержень пера, расщепил и обломил его так, чтобы тот образовал остриё. Это остриё Поттер обмакивал в самые обычные чернила, очевидно, из притороченной к поясу чернильницы, которую Амбридж и не подумала отобрать. Подлец выводил строчки ими! А рука у него, видимо, просто занемела после стольких часов сжимания тонкого стержня пера.

Минус один крайне полезный артефакт, и никакой крови Поттера для ритуалов. Паршивец даже оборвал край пергамента с единственной каплей его собственной крови — и унёс его с собой.

Долорес Амбридж запрокинула голову к потолку и издала ещё один потрясающе злобный вой.

* * * Обновление 15.02.14

Огромный манор, выстроенный в неоготическом стиле, изо всех сил старался показаться злобным, страшным и угрожающим. Не то чтобы у него это получалось. Розовые кусты на клумбах были чуть более яркими, чем следовало, плющ, обвивавший южную стену, чуть более зелёным, а белый камень крыльца словно насыщал осенний вечер собственным сиянием. Мужественные атланты, стоящие на контрфорсах и подставившие крутые плечи под балконы, щеголяли широкими дебильными улыбками, которые совершенно не сочетались с тяжеловесностью каменных конструкций, опирающихся на их спины. Сами тяжёлые опорные конструкции балконов тоже совершенно не подходили к лёгкой, ажурной каменной паутине перил. Сочетание милых мускулистых здоровяков под балконами и уродливых горгулий на крыше было просто чудовищным. В общем и в целом, манор производил впечатление трогательного пушистого котёнка, вообразившего, что он злобный, жуткий и крайне опасный тигр.

Возникший прямо перед воротами человек привычно окинул взглядом всё это несочетаемое великолепие и тяжело вздохнул.

— Надо будет намекнуть Дринки, что это просто преступление, — давать атланту, на плечи которого давит балкон, лук и стрелы купидона, – вздохнул Люциус Малфой и потянул на себя скрипучую калитку.

С тех пор, как этот мальчишка Гарри Поттер освободил его домового эльфа, поместье потихоньку… Преображалось.

Рынок рабочих рук в последнее время был совсем ни к чёрту, домовыми эльфами обзаводились все, кто мог их себе позволить. Наличие домового эльфа стало таким же показателем статуса, как раньше — инкрустация волшебной палочки драгоценными металлами (ухудшающая её магические характеристики, но зато стильно выглядящая; она демонстрировала всем вокруг, что у мага нет нужды колдовать, зато денег куры не клюют), а ещё раньше — изготовленная вручную метла спортивной модели. К сожалению, домовые эльфы получали оплату не золотом или товарами, а какими-то магическими энергиями, в которых сам Люциус разбирался слабо, поэтому при найме эльфа достойные и уважаемые магические семейства практически не получали преимуществ перед недостойными и неуважаемыми. Это, увы, позволило эльфам задирать свои длинные носы и выбирать, к кому они пойдут служить, а к кому нет. Гвоздём в гроб старого мира для Люциуса было сообщение, что Перси Уизли, недавно отпочковавшийся от своей сумасбродной рыжеволосой семейки, обзавёлся собственным эльфом.

Высокий статный блондин удручённо покачал головой, шагая по посыпанной гравием дорожке к крыльцу усадьбы. Куда катится мир! Перси Уизли — владелец собственного эльфа! Он же снимает комнату в мансарде над ресторанчиком полоумной миссис Пшешбжински, из-за чего его пиджаки пропахли борщом, кашанкой и бигосом, а каждое его появление в кабинете заставляет всех присутствующих переключаться на мысли о еде! С другой стороны, парню можно позавидовать, — он снял комнату почти в центре Лондона за смешную сумму, и всё потому, что сумел выговорить фамилию владелицы ресторана…

Поскольку размножение — пожалуй, единственное занятие, в котором домовые эльфы не преуспевали, с одной стороны, хороших домовых эльфов расхватали никчёмные личности уровня Уизли, а с другой, немногие оставшиеся взвинтили цены на свои услуги. И после освобождения Добби, рассказавшего всем, кто соглашался слушать, о том, как Малфои с ним обращались, Малфоям пришлось нанять не того эльфа, которого хотелось бы, а того, который согласился. Точнее, согласилась.

Дринки, вечно удивлённая, постоянно смешливая эльфийка, пошла в услужение только потому, что она была слишком весёлой и шебутной для детского садика. В это надо вдуматься: слишком весёлая и слишком шебутная — для детского сада! И это существо сейчас занималось хозяйством в его доме! Хотя, надо признать, с хозяйством она управляется неплохо. Правда, Люциус так и не смог объяснить ей, зачем ей наказывать себя за дурные мысли о хозяевах. И если он даст расчёт ей, то следующий кандидат не будет управляться с хозяйством и вполовину настолько же хорошо. Поэтому придётся терпеть. Терпеть саму Дринки и терпеть её попытки внести толику жизнерадостного смеха в размеренную, серую и унылую жизнь рода Малфоев.

Люциус Малфой приблизился к высокой двустворчатой двери. Дверь почувствовала приближение персоны, которой было позволено входить внутрь, и начала бесшумно открываться. Люциус окинул осторожным взглядом косяк двери в поисках чего бы то ни было необычного. Ничто, кроме петель, не нарушало ровный поток тёплого желтоватого света, обрисовывающего контуры дверей. Люциуса это не успокоило.

После двух лет жизни в одном доме с этой эльфийкой Малфои выучили назубок: открывать двери нужно очень осторожно, на банановые корки наступать нельзя, рассыпанные по полу шарики в темноте абсолютно не видны, а в любом месте коридора на уровне щиколотки может быть натянута верёвка. Причём Дринки было бесполезно ругать за эти её идеи: она пребывала в абсолютной уверенности, что каждая такая выходка невероятно забавна и должна веселить всех участвующих, и прежде всего саму жертву[115]. Поначалу Малфои пытались её ругать за такие методы внесения живительного смеха в их скучную повседневность. Дринки очень серьёзно выслушивала нотации, записывала самые заковыристые матерные выражения для последующего изучения, после чего трогательно просила прощения и обещала, что больше не будет. В этом крылась главная опасность: она свято держала своё слово и больше никогда не повторяла вызвавшую неудовольствие шутку. К сожалению, она не страдала отсутствием изобретательности.

Малфои и Дринки уже почти привыкли друг к другу, установив некое подобие паритета: не реже раза в неделю кто-то из Малфоев попадался в одну из сравнительно безопасных шуток эльфийки и начинал громко, заливисто смеяться. За это она вела их домашнее хозяйство — образцово вела, прилежания и старательности у неё было не отнять, хотя опыт работы в детском саду сказывался и на этой сфере её деятельности. Но, что важнее, она не пыталась изобрести новые способы развеселить своих хозяев, раз уж старые ещё работали.

И тут из мёртвых восстал Тёмный Лорд. И осчастливил своего верного слугу тем, что выбрал своей резиденцией его скромную усадьбу. Из-за чего она стала напоминать проходной двор, посещаемый личностями, большинство из которых сам Малфой, будь на то его воля, сослал бы в Азкабан пожизненно (а остальных — посмертно). И которые — что важно — понятия не имели о достигнутом с Дринки паритете.

Люциус замер на пороге и медленно ввёл трость в створ двери. Ничего не произошло. Малфой постучал кончиком трости по верхней части косяка. Снова ничего не произошло. Люциус облегчённо вздохнул и вошёл в открывшуюся дверь:

— Дорогая, я дома!

Мелодичный голосок Нарциссы отозвался из глубины особняка:

— Да, милый, проходи в Малую Голубоватую Столовую, я попрошу Дринки подать нам ужин.

Люциус воспользовался холуем[116], чтобы снять туфли, затем сбросил плащ и встряхнул его, очищая пропитанную зельем ткань от дорожной пыли. Конечно, было бы приятнее отдать плащ слуге, но человеческих слуг в поместе Малфоев не держали, а Дринки была ростом по пояс Люциусу, и помощи в одевании оказать не могла. Богато украшенная серебром трость из чёрного дерева заняла своё место в подставке для тростей. Голова змеи, сверкая изумрудами на месте глаз, осталась в руке Малфоя, пока он переносил свою палочку из трости в поясные ножны. Затем Люциус надел мягкие пушистые тапочки, прошлёпал через всю прихожую к одиноко стоящему столику, бросил в стакан три кубика льда, щедро оросил их медвяно-жёлтой жидкостью из стоящего рядом кувшина и пригубил получившуюся смесь.

Из дверей за его спиной выплыла Нарцисса. Люциус увидел её отражение в полированном дереве и развернулся к жене. Сердце кольнуло: под глазами Нарциссы набрякли чёрные мешки, кожа была нездорового оттенка, а лёгкое дрожание рук свидетельствовало об усталости.

— Как ты провела день, дорогая? – спросил Люциус жизнерадостным звонким голосом, изучая каждую морщинку на лице обожаемой женщины. Один только внешний вид его любимой свидетельствовал, что день она провела паршиво. – Кто у нас? – продолжил он еле слышно.

Нарцисса подошла вплотную и обозначила поцелуй, которым жена приветствует вернувшегося с работы мужа, когда в доме есть посторонние.

— Ой, я ни на минутку не переставала думать о тебе, – с широкой улыбкой защебетала она. – Сначала Питер играл нам на рояле. Марш Слизерина, представляешь? Потом Лорд устроил партию в магические шахматы, но ты же знаешь, я совершенно не умею играть в шахматы, поэтому постоянно проигрывала. Фенрир развлекал нас рассказами об охоте, а ещё буквально час назад заехал Северус…

Люциус скривился. Мало у кого в магическом мире было меньше способностей к музыке, чем у Питера Петтигрю. Судя по затаившейся в уголках глаз жены боли, Человек-Крыса терзал рояль не меньше трёх часов. Сам факт того, что он после этого ещё был жив, свидетельствовал о невероятном, просто потрясающем самоконтроле Нарциссы. Потом Нарциссе, увлечённой шахматистке, пришлось поддаваться Тёмному Лорду, да так, чтобы он не заметил, что его партию ведут к выигрышу вместо него. Затем эта шавка Фенрир, наверняка, рассказывал, как он кусал детей, магических и магловских; для него понятие «волчья охота» расшифровывается однозначно. Рассказывать такие истории при матери, чей ребёнок сейчас, фактически, является заложником в логове врага, было бредовой идеей, даже для потерявшего всякую связь с реальностью оборотня. Ну и, наконец, точнёхонько к ужину явился этот ходячий пример глубокой депрессии в сочетании с рекламой шампуня для волос, картинка «до применения». И со всем этим сбро… Народом сейчас придётся общаться, шутить, веселиться и смеяться над их натужными шутками. Малфой закрыл глаза и еле слышно застонал; Нарцисса, услышав этот стон, утешающе похлопала его по плечу.

— Люциус? Эй, Люциус, ты вернулся?

Единственный человек, не являющийся частью семьи, от которого Люциус сносил обращение на «ты», словно возник из тьмы в конце коридора.

— Да, мой лорд, – почтительно согнулся в полупоклоне Люциус.

— Иди сюда, у нас совещание.

Проголодавшийся Малфой тяжело вздохнул. Работа в министерстве приучила его к тому, что, если хочешь запороть какое-нибудь дело, надо созвать совещание на тему этого дела, отвлекая реальных работников от, ну, выполнения этого самого дела. Обогащённые тысячью советов и миллионом придирок, работники будут вынуждены писать пространные ответы на каждое полученное во время совещания предложение, и в результате сама цель совещания будет прочно похоронена. К сожалению, Лорд никогда не занимал административных должностей, если не считать должность диктатора.

— Да, мой лорд, я иду.

— Я скажу Дринки, чтобы она оставила еду подогретой, – шепнула ему Нарцисса. – Иди, тебя уже ждут.

Нарцисса нежно сжала предплечье мужа, подбодряя его. Люциус вернул пожатие, залпом допил жидкость из стакана и отправился в Светло-Зелёный Зал, где уже собрался ближний круг приверженцев Тёмного Лорда.

Широкий овальный стол из тёмного полированного дерева освещался подвесными люстрами с безумным количеством свечей. Магическое пламя — которое, конечно, пламенем не являлось — заливало зал тёплым светом, не давая копоти и не повышая температуру. Во главе стола сидел Тёмный Лорд. Задрапированная в чёрную мантию высокая, худая, бледная фигура с отсутствующим носом, кроваво-красными глазами и длинными узловатыми пальцами напоминала карикатурное изображение инопланетянина из дешёвых магловских комиксов. Вокруг стола рассаживались шестеро Пожирателей Смерти, — ближний круг Волан-Де-Морта, за исключением тех, кто прохлаждается в комфортабельном морском отеле в Северном море, где за пребывание не надо платить, а обслуживающий персонал не избегает поцелуев.

По правую руку от Тёмного Лорда сидел Северус Снегг, как обычно, щеголяя кислой физиономией и сальными волосами. За ним сидели Нот и Эйвери. С другой стороны занимали свои места Алекто Кэрроу и Макнейр. Люциус прошёл к последнему незанятому стулу, качая головой. Уж если разработка тайных планов Тёмного Лорда требует совещательного голоса сестрёнки Кэрроу и Макнейра, единственное достоинство которых заключалось в маниакальном садизме при полном отсутствии ума… Кажется, дело совсем швах. Вот если бы Люциус выбирал себе помощников, он бы обратился к Разии и Гиббону, за которыми, конечно, нужно присматривать, но они хотя бы умеют продумывать действия на несколько ходов вперёд. Да что там, Люциус уже… Но эту мысль он мгновенно и жестоко оборвал. Может, воскрешение и не слишком хорошо подействовало на умственные способности Волан-де-Морта, но его магические способности не пострадали, и он по-прежнему оставался лучшим легилиментом из всех живущих.

— Ну что, господа, все в сборе? – осведомился Волан-де-Морт, сплетая узловатые пальцы.

Кэрроу тщательно осмотрела себя.

— Докладываю: я в сборе, – по-военному чётко ответила она.

— Блондинка[117], – с ноткой презрения шепнул Макнейр Малфою. Малфой откинул свои длинные белокурые волосы за спинку стула и согласно кивнул, приветливо улыбаясь. В его воображении многочисленные, но неумелые подручные свежевали вопящего Макнейра тупыми ножами. Люциус терпеть не мог дискриминации по цвету волос, в отличие от дискриминации по коэффициенту интеллекта, раз уж дискриминация по чистоте крови не дала нужного результата.

Тёмный Лорд улыбнулся:

— Ну, раз вы все здесь, давайте приступим. До меня дошли слухи, что мальчишка Поттер потерял память. У кого есть что сказать по этому поводу?

Северус откашлялся:

— Не вели круциатить, вели миловать! Разрешите, повелитель?

Тёмный Лорд задумчиво кивнул:

— Слово предоставляется господину Снеггу.

— Примерно в начале августа, – начал Северус, потрясая немытыми патлами, – одна дамочка, некто миссис Фигг, прислала Дамблдору сообщение о том, что Поттер подвергся нападению дементоров. Дамблдор направил Минерву МакГонагалл разбираться с ситуацией. Она подтвердила: Поттер забыл абсолютно всё. Он даже не знал, что учился в «Хогвартсе», не помнил ни единого заклинания. Он забыл своих друзей, он забыл преподавателей, он даже вас забыл, мой Лорд.

Волан-де-Морт промолчал, лишь крутнул пальцами, побуждая Снегга продолжать рассказ. Снегг выразил свою радость обильным потом:

— Дамблдор отрядил своих лучших людей, чтобы они скорректировали мировоззрение Поттера согласно его инструкциям, но это не сработало. Поттер остался неуправляемым. Он не верит Дамблдору и считает, что тот собирается использовать его в своих целях.

— У мальчика прорезался разум, – сухо прокомментировал Нот.

— Как вы знаете, Дамблдор доверяет мне, – Снегг одним пальцем оттянул воротник мантии и сглотнул. – Он попросил меня проникнуть за ментальный блок Поттера и убедиться, что тот и правда потерял память. Я подверг его легилименции.

Снегг замолчал. Волан-де-Морт поднял на него налитые кровью глаза и шумно выдохнул через прорези на месте ноздрей:

— И?

— Я не смог пробить его разум, – пожаловался Снегг, ощутимо дрожа под немигающим взглядом Лорда. – У меня без проблем получилось войти в его мысли, но не более того. Парнишка, уж не знаю, случайно или намеренно, применил защиту Пепсико и не дал мне пробраться дальше пары последних дней.

— Да, – задумчиво произнёс Тот-Кого-Нельзя-Называть, – если раньше я чувствовал с ним эмоциональную связь, то сейчас она нарушена.

— А что такое «защита Пепсико»? – громким полушёпотом поинтересовался Макнейр.

— Это когда маг крутит в мозгу одну и ту же песенку, – отмахнулся Эйвери. – Типа рекламы напитка «Пепси-кола» производства компании Пепсико. «Лу-ли-лу, тра-ля-ля, пейте литр „Пепси” в день, и всё вам будет до фонаря, при условии, что подключение к аппарату искусственной почки оплачивается вашей медицинской страховкой».

— Говоришь, Поттер зациклился на какой-то песенке? – полыхнул глазами Тёмный Лорд.

— Ну, если быть совершенно точным, то на стихотворении, – ответил Снегг.

— На каком? – полюбопытствовала Кэрроу.

— Погодите, как там было… «Кондуктор, отправляясь в путь, / Не рви билеты как-нибудь, / Стриги как можно осторожней…»

Глаза Северуса Снегга остекленели, в уголке рта показался пузырёк слюны. Губы конвульсивно дёргались в такт словам: «Режьте, братцы, режьте! Режьте осторожно! Режьте, чтобы видел пассажир дорожный…» Ритм прилипчивого стихотворения, не так давно уже пробивавший защиту легилимента, обнаружил в его разуме едва подёрнутые ржавчиной рельсы и радостно припустил по ним вкольцевую, подчиняя себе ум, мысли и эмоции Северуса.

Нот пощёлкал пальцами перед лицом мастера зелий. Тот не отреагировал.

— Минус один, – прокомментировал Эйвери. – Должен признать, история, рассказанная нашим зациклившимся алхимиком, звучит слишком невероятно, чтобы в неё поверить. Нападение дементоров в центре Англии?! Если это были дикие дементоры, почему они напали только на Поттера? Ведь если бы они напали на кого-то ещё, у нас в Министерстве все на ушах бы стояли.

— Если только они не нападали на маглов, – кровожадно ухмыльнулась Кэрроу.

— Если только они не нападали на маглов, – согласился Эйвери. – Но Министерству до маглов дела нет. То есть, я хочу сказать, кого интересуют приступы депрессии или потеря разума у маглов, когда английская квиддичная команда не прошла в плей-офф Чемпионата Мира, а Дамблдор мутит воду, утверждая, что Шеф вернулся? Тут даже маг рехнуться может, а маглу-то это тем более простительно. Я бы даже сказал, обязательно.

— Интересно, сколько там было дементоров, – подал голос Малфой. – Если их было слишком много, то даже маглы бы что-нибудь заметили. Я слышал, у них есть такие лекарства, против депрессии. Мы могли бы выяснить, не было ли изменения динамики выписывания этих лекарств людям, которые живут рядом с тем местом, где напали на мальчишку.

— Чего?! – спросил Макнейр и поскрёб не слишком чистый затылок.

— У маглов есть такой аналог целителей, «врачи», – сказал Люциус уже более уверенно. – Антидепрессанты выписываются «врачами», так просто их купить нельзя. Если вдруг очень много маглов, живущих в Литл-Уининге, попросили у своих «врачей» лекарства против депрессии в начале августа, можно быть уверенным, что без множества дементоров там не обошлось.

— А дома эти антидепресс… Вот то, что ты сказал, сделать нельзя?

— Это же маглы. Они в принципе не способны сделать себе лекарства сами. Все магловские зелья, — хотя какие там зелья, так, видимость одна, — варят только специально обученные маглы, которые ничего больше не умеют, а остальные маглы покупают эти зелья в «аптеках», – объяснил Малфой; из каждого его слова так и сочилось презрение. – За это другие маглы делают фармацев… Зельеварам мебель, одежду, транспорт и прочее. Маглы называют это узкой специализацией, – выплюнул слова Малфой и взял стакан воды, чтобы прополоскать рот после произнесения столь жутких мерзостей.

— А откуда ты столько про маглов знаешь, а? – прищурилась Кэрроу. – Ты, случайно, не маглофил?!

Рука Люциуса упала на рукоять волшебной палочки, — такие обвинения в его доме положено было смывать кровью, — но его остановил щелчок пальцев Лорда:

— Люциус, Алекто, успокойтесь. Выясните отношения потом. Люциус, твоя идея интересна. Ты можешь провернуть это через свой отдел?

— Увы, повелитель, – развёл руками Малфой, – у меня вообще никакого выхода на соответствующие службы нет. Лучше оформить это через отдел Эйвери, сбросить задачу аврорам, а уж те прочешут тот район частым гребнем. Заодно и слово «антидепрессанты» выговаривать научатся… Пусть отработают версию с внезапным прорывом дементоров из Азкабана на поля рiдной Британщины. Назовём это учениями. По результатам отработки можно будет даже кого-нибудь наградить.

— У меня даже возникла идея, кого, – радостно сообщил Эйвери, торопливо конспектируя идею Люциуса. Тот едва заметно фыркнул, — десять к одному, что фамилия Эйвери окажется в первой трети списка награждаемых.

— А это точно были дементоры? – осведомился Макнейр. – Потому что, сами понимаете, после дементоров маги обычно теряют не память, а душу.

— Снегг? – обратился к мастеру зелий Лорд. – Ау, есть кто дома?

— Синий стоит восемь центов, жёлтый стоит девять центов, – радостно сообщил Волан-де-Морту Снегг, глядя на него абсолютно безумными глазами.

— Ясно, – пожал плечами Лорд и достал свою палочку. – Кто-нибудь знает, как выводят из транса преподавателей? Нет? Ладно, попробуем шоковую терапию…

Малфой закрыл глаза. У Тёмного Лорда для подчинённых было единственное лекарство на все случаи жизни. Что, конечно, его совсем не краси… Люциус резко оборвал и эту мысль.

— Круцио!

Тишина. Никаких воплей, никаких стуков головы об пол, никаких судорожных конвульсий.

— Круцио!!!

Малфой рискнул приоткрыть глаза.

—  Круцио, я сказал! Блин. Кру-ци-о!!! Ну круцио же, как ты не понимаешь!

Разум Снегга кружился в воображаемом поезде, по которому ходили кондукторы, постоянно порывавшиеся вместо пробивания ножницами порвать билеты пассажиров руками, из-за чего их приходилось непрестанно увещевать: «Осторожней режь, смотри!» Это занятие настолько поглотило все его мысли, что какие-то крики где-то вдали, неподалёку от его тела, просто не оказывали никакого влияния. Поскольку физических повреждений заклинание не причиняло, нервные окончания, отправив болевым центрам сообщение о жутких страданиях, считали свою работу выполненной и успокаивались. Болевые центры, конечно, и рады были бы скормить всю гамму мерзопакостных ощущений сознанию, но его не было дома, оно каталось на поезде где-то за тридевять земель, поэтому болевые центры пожимали плечами и выкидывали все мерзкие ощущения в мусор с пометкой «адресат от получения посылки отказался». В результате Снегг продолжал сидеть с блаженной улыбкой на губах, не обращая ровным счётом никакого внимания на жуткие пытки, которым его подвергал Тёмный Лорд.

Лорд Волан-де-Морт впервые столкнулся с тем, что круциатус не оказывает на человека совершенно никакого влияния. От обиды и осознания несправедливости мира нижняя губа Великого И Ужасного Лорда опасно задрожала.

Малфой понял, что надо спасать положение, иначе дело опять кончится истерикой. На вой и плач прибежит Дринки, у неё рефлекс. А когда Дринки начнёт лечить истерику у одного, истерика будет и у всех остальных. И перспектива спокойно поужинать отдалится в совсем уж невообразимую даль.

— Позвольте мне, милорд, – мягко попросил Люциус и, не дожидаясь разрешения, поднял свою палочку. – Империо!

Снегг, проникновенно убеждавший усталого кондуктора взяться за ножницы, моргнул. Рядом с ним внезапно возник Малфой.

— Северус, идём, – позвал блондин, заправляя длинные белые пряди за ухо.

— Сейчас-сейчас, – мотнул головой Северус. – Значит, понял, да? Осторожней режь, смотри! А что случилось-то? – обратился мастер зелий к Малфою.

— Да там шеф буянит, – скривился тот. – Вот-вот истерить начнёт. Требует тебя к себе, срочно. Так что давай, этот кондуктор и без тебя справится, ты ему уже всё очень хорошо объяснил. Сто раз повторил, не меньше. Я уверен, он запомнил. А нам возвращаться пора.

— Точно запомнил? – прищурился Северус, оглядывая кондуктора. Тот в панике поднял ножницы. – Смотри у меня! Я ведь могу и без предупреждения нагрянуть!

Малфой и Снегг исчезли. Стихотворение сбилось с ритма, вагон начал рассыпаться на ходу. В тающем интерьере полупрозрачный кондуктор мстительно метнул ножницы в то место, где только что была голова Снегга, взял всю пачку билетов и, злорадно ухмыляясь, вкривь и вкось разорвал её руками перед тем, как исчезнуть.

Снегг, моргая, приспосабливался к свету люстр. Напротив него Малфой прятал палочку в поясные ножны. Тёмный Лорд титаническим усилием воли сдержал истерику:

— Откуда известно, что на Поттера напали именно дементоры? Сам понимаешь, старая полоумная кошатница не может считаться надёжным источником.

— А на Поттера напали дементоры?! – моргнул Снегг. – Когда?! А почему мне… А, да, верно, напали. В начале августа.

Волан-де-Морт зарычал. Он и до смерти не славился терпением. Очевидно, после смерти он так и не понял, что ему теперь торопиться некуда.

— Поттер был в больнице святого Мунго! – торопливо добавил Снегг. – У этого… Как его… Жоп… Ануса. Максимилиануса Бенедиктуса Юлиуса Гиндельштейна. Тот провёл всепотустороннее обследование Поттера с помощью вытяжки из спинномозговой жидкости инфернала, и доказал, что Поттера атаковали темномагические существа, скорее всего — дементоры. И потом, уже в «Хогвартсе», Поттер сходил к наш… К тамошней целительнице, мадам Помфри. Она использовала чары ментальной фиксации, и получился дементор. Такой серенький, симпатичный. Поттер его в банке носит.

— Зачем?!

— А кто их, маглофилов, знает. Он сам говорит, что это доказательство нападения дементора. На мой взгляд, это доказательство наличия фигурки дементора в банке, и не более того.

— Ладно. Так что, он и правда потерял память?

— Я веду у него зельеделие. Так вот, Гарри Поттер сильно изменился за лето. Он сварил превосходное зелье с первой же попытки! Этого у него никогда не получалось, – пожал плечами Снегг. – Я понимаю, что умение точно следовать инструкциям — ещё не бог весть какое доказательство, но ведь парень четыре года он еле-еле вытягивал на «удовлетворительно», и вдруг получает «превосходно»! Да, нельзя однозначно утверждать, что он забыл всё, что происходило с ним до августа, но какое-то сильное потрясение в первые дни августа он точно пережил.

Малфой тактично кашлянул.

— Мой сын и я столкнулись с Поттером в ателье готового платья мадам Малкин. Он ничем не выдал, что знаком с нами. Не высказал ни малейшей неприязни, а ведь я пару лет назад пытался его убить. Он дружелюбно говорил с Драко и сделал замечание мне, когда я слегка задел этот ходячий блохастый прикроватный коврик, Римуса Люпина. Более того, он прямо сообщил мне, что потерял память.

— Но можно ли ему верить? – оттянул губу Волан-де-Морт.

— Он дал мне честное пионерское слово, – пожал плечами Люциус. – Уж если не верить честному пионерскому слову, то чему вообще можно верить?

— А что такое «честное пионерское слово»? – громким полушёпотом поинтересовался Макнейр.

— Это как «честное октябрятское», только в два раза круче, – снизошёл до объяснения Малфой.

Тёмный Лорд отрешился от беседы своих соратников. Кровавые водовороты в его глазах медленно вращались, пока он пытался выбрать наилучшую стратегию поведения, основываясь на тех крохах фактов, которые были ему известны.

— Можно ли считать, что Дамблдор потерял единственного свидетеля моего воскрешения? – наконец, спросил Волан-де-Морт.

За столом воцарилась тишина. Никто не хотел брать на себя ответственность и прямо отвечать на вопрос Тёмного Лорда. Прямой ответ мог склонить его к тому или иному решению, но если решение оказывалось неудачным, виновным в последствиях оказывался не тот, кто его принимал, а тот, кто высказал собственное мнение. А уж за расправой у Волан-де-Морта никогда не выстраивались очереди, наказания он раздавал быстро, круто и умело, хоть и слегка однообразно. Таким образом, Тёмный Лорд сноровисто отбил у соратников всякую охоту к проявлению личной инициативы, низведя умных, в общем-то, магов до состояния бездумного стада, способного лишь следовать в направлении, указанном вожаком. Побочным эффектом этого результата стал тот факт, что Волан-де-Морту отныне приходилось продумывать каждую операцию до мелочей, вплоть до расположения ключевых участников и точного расписания их действий, потому что запуганные Пожиратели Смерти отказывались проявлять личную инициативу даже в тех случаях, когда они очевидно принесли бы пользу или даже предотвратили бы провал.

Тёмный Лорд постоянно жаловался Люциусу на напряжение и переутомление. Неудивительно, ведь он был вынужден планировать абсолютно все действия Пожирателей Смерти самостоятельно, при том, что незаурядные мозги Малфоя, Нота, Разии, Гиббона оставались невостребованными. Ноющему и жалующемуся Волан-де-Морту и в голову не приходило, что в его переутомлении виноват прежде всего он сам.

Вот и сейчас Люциус, для себя уже всё решивший, симулировал полное отсутствие всяких идей и с интересом ждал, у кого сдадут нервы.

— Ну, я думаю, если у Поттера кончилась вся память, – сказал Макнейр, – то он не может утверждать, что вы возродились, мой лорд.

— Таким образом, у Дамблдора нет никаких доказательств вашего воскрешения, – склонился к столу Эйвери. – В сочетании с кампанией по дискредитации Поттера и Дамблдора, развёрнутой Министерством этим летом, можно считать, что у них нет шансов убедить магов, что вы восстали и вновь строите свои коварные, злоб… Прогрессивные планы.

Волан-де-Морт переплёл пальцы и захрустел суставами:

— То есть я могу пока расслабиться и не бояться, что авроры завтра постучат в эту дверь?

— А даже если постучат, у нас найдётся, чем их встретить, – мрачно добавил Малфой, который уже нашёл применение необычным талантам Дринки и попросил её подготовить несколько шуток для незваных гостей.

Тёмный Лорд медленно и аккуратно расплёл пальцы. Тело, которое он получил после воскрешения, было человекоподобным лишь отчасти, поэтому у осколка души Тома Ридля возникли достаточно серьёзные проблемы с привыканием к новому вместилищу. Вдобавок, Червехвост серьёзно напортачил во время процедуры воскрешения…

— Тогда будет целесообразно направить всю нашу энергию на другие дела. Мы зайдём Гарри Поттеру в тыл, вооружившись пророчеством, которое расскажет, как его погубить. Люциус, ты выяснил, что там невыразимцы делают с пророчествами?

Малфой поскрёб подбородок, на котором — после целого дня на работе — уже начала проступать щетина.

— Они с ними ничего не делают, мой лорд. Я, конечно, выяснял только окольными путями, но суть деятельности отдела пророчеств можно выразить в пяти словах: «Найти, забрать и быстро спрятать»[118]. Я так и не понял, зачем им эти пророчества, потому что осуществлять их они не намерены. Более того, они используют все свои возможности, чтобы помешать пророчествам осуществляться.

Волан-де-Морт вновь нетерпеливо крутнул пальцами. К обсуждению подключился Эйвери:

— Место хранения пророчеств вынесено в локальный пространственный карман, поэтому у нас нет никаких представлений о том, насколько оно велико, – начал маг, доставая из нагрудного кармана огромный тубус с чертежами и планами здания. – Вход в отдел пророчеств никак не маркирован, это просто дверь, и мне не удалось выяснить, какие на неё навешаны сигнализационные заклинания.

— Начни сначала, – посоветовал Нот, заметив стекленеющие глаза Макнейра и Кэрроу.

— Хорошо, – Эйвери сноровисто разложил на поверхности стола другой чертёж. – Вот частичный чертёж Отдела Тайн. Это лифт. На этом этаже Министерства расположен только Отдел Тайн, поэтому, если невыразимцы использовали какое-нибудь сигнализационное заклинание, то оно, очевидно, будет подвешено вот тут, – Эйвери ткнул пальцем в чертёж, – на единственной двери между лифтом и основными помещениями отдела.

— Дверь можно пройти и не открывая, – осклабился Макнейр. – Где-то у меня был запасной топорик… Или аппарнуть за неё. Там, по чертежу, большая и пустая комната, можно попробовать прыгнуть, и не видя, что за ней.

— Эту дверь, не открывая, не пройдёшь, – качнул головой Малфой. – Она только снаружи выглядит, как дверь. На самом деле это портал в защищённое пространство, которое находится неизвестно где. Если ты «аппарнёшь» за неё, ты окажешься в десяти ярдах в глубине гранитной скалы. Если ты прорубишь её топором, воткнёшься в полированный гранит. Её надо открыть, чтобы активизировать матрицу объединения пространств.

Нот, который до сих пор внимательно слушал, встрепенулся:

— Это же бешено энергозатратная магия! Неужто невыразимцы пробили себе финансирование на такие заклинания? А как они сами в свой отдел попадают? Каждый день проходят через эту дверь? А Фадж ещё не вырвал у себя последние волосы, когда узнал, сколько стоит разовая активизация заклинания такого уровня?

— Да какие там затраты, – отмахнулся Снегг, – это же артефакт. Вы что, ещё не поняли?! Каждая дверь в этом чёртовом отделе — артефакт! Они совершенно не гнушаются изготовлением артефактов для собственных нужд. Невыразимцы сидят на целой груде артефактов, у них в одной из комнат Арка Смерти стоит, говорят, рабочая. Знаете, сколько магической энергии можно получить из разности потенциалов между двумя сторонами этой Арки? Вы представляете, какие у них запасы энергии?!

— А кто говорит, что Арка Смерти — рабочая? – полюбопытствовала Кэрроу.

— Да есть там один, Боде, – нетерпеливо дёрнулся Малфой. – Говорит, лазил в эту арку, на «слабо́». Арка Смерти, всё верно. Рабочая.

— Сволочи, – равнодушно прокомментировал Волан-де-Морт. – Дальше.

Эйвери быстро передвинул чертёж:

— Дальше там вот такая круглая комната. В ней 12 дверей, каждая из которых ведёт в своё частное пространство. Я сумел выяснить содержимое нескольких. В одном как раз и хранится Арка Смерти. Вот ещё одно помещение, здесь Министерство занимается промывкой мозгов. А вот тут — кабинет изучения времени. И, что самое главное, из комнаты изучения времени есть выход в комнату хранения пророчеств. Я только не знаю, это одно пространство или опять матрица объединения пространств, замаскированная под дверь.

Волан-де-Морт побарабанил по столу пальцами.

— Я выяснил, мой лорд, что в Зале Пророчеств каждое пророчество записано в стеклянную колбу-активатор, – добавил Малфой. – В качестве дополнительной меры защиты, взять пророчество с полки может только тот, кто упоминается в этом пророчестве.

— А подхватить падающее пророчество с перевёрнутой полки? – осклабился Макнейр.

Малфой запнулся на полуслове. Похоже, ему необходимо пересмотреть своё отношение к психопатам и садистам: иногда они выдавали вполне достойные мысли.

— Кто может добраться до Зала Пророчеств? – прошипел Тёмный Лорд. – Малфой, ты можешь подчинить кого-нибудь из Отдела Тайн?

— Я в неплохих отношениях с Боде, – признал Малфой, – могу попробовать подчинить его, и тогда он добудет пророчество методом Макнейра.

— Хорошо, но надо придумать что-нибудь ещё.

— Взять Отдел Тайн штурмом! – встрепенулась Кэрроу. – Мы подавим охрану, прорвёмся внутрь и установим периметр. Там же только одна дверь, поставим в коридоре двоих хороших дуэлянтов, и они смогут держать оборону хоть до морковкина заговенья. А вы, мой лорд, тем временем войдёте внутрь Зала Пророчеств и сможете взять пророчество лично.

Тёмный Лорд взревел:

— Это будет рывок в мышеловку! А выходить как?! Что помешает им окружить выход из Отдела Тайн аврорами? Или вообще засыпать его камнями, пока я там, внутри?

Малфой закатил глаза:

— А что помешает вам, запертому в Отделе Тайн, войти в кабинет изучения времени, взять Маховики Времени, вернуться в прошлое и выйти из Министерства ещё до того, как вы туда вошли? На самом деле, даже лучше, если вход в Отдел Тайн засыпят камнями. Тогда у нас будут артефакты, до которых противник добраться просто не сможет.

Волан-де-Морт задумчиво пожевал нижнюю губу.

— Это да. Но нам нужно больше бойцов. Преданных, безбаш… Бесшабашных. Вроде Долохова и четы Лестрейнджей. Нам нужно подкрепление, а для этого надо будет устроить побег из Азкабана.

— Из Азкабана?!

— А почему нет? Мы знаем, что оттуда сбежал Барти Крауч, мы знаем, что оттуда сбежал Сириус Блэк, так что это не невозможно. Тем более — с нашей помощью.

Живот Малфоя громко забурчал. Люциус смущённо потупился.

— Идите, – царственным жестом отмахнулся Волан-де-Морт. – Люциус, подчини Боде, а пока я сам подумаю над планом побега.

Пожиратели Смерти встали, Эйвери задержался, сворачивая чертежи и убирая их в тубус. Снегг, торопливо откланявшись, бросился к дверям, – он опаздывал в «Хогвартс». Макнейр и Кэрроу тоже не стали задерживаться. Малфой и Эйвери вышли из дверей последними, оставляя Волан-де-Морта чертить какие-то рисунки на листах пергамента и бормотать что-то себе под нос.

Эйвери, воровато оглянувшись, жарко зашептал на ухо Малфою:

— Люциус, скажи, а тебе не страшно, что он всё время живёт в твоём доме?

— Нет, ни капельки, – честно ответил Люциус. Ему в самом деле было не страшно, только неприятно. – А почему мне должно быть страшно?

— Ну, как же, – задвигал бровями Эйвери и указал в сторону дверей, где Нот прощался с Нарциссой, – ты целыми днями на работе, и твоя жена с ним одна. Наедине. Вдвоём. С посторонним мужчиной. Тебе не страшно?

— С кем?! А-а, ты об этом. Нет, не страшно. Я доверяю моей жене, и я доверяю моему лорду, – с усталой улыбкой сказал Малфой. – Ну и потом, есть ещё один нюанс… Эй, Червехвост, поди сюда.

— Вы звали меня, сэр?

— Расскажи господину Эйвери, как ты облажался во время воскрешения нашего повелителя.

Питер Петтигрю задрожал от смущения и попытался закрыться серебряной рукой:

— А может, не надо?

— Надо, надо, – угрожающе вздёрнул губу Малфой. – Заодно подумаем, как передать эту информацию Беллатрисе… Чтобы она не раскатывала губу заранее.

Петтигрю задрожал ещё сильнее. Против прямого приказа хозяина дома он пойти не мог.

— Ну, сэр Эйвери, для создания тела Тёмного Лорда мы использовали древнее заклинание «Кость, плоть и кровь». В качестве основных действующих компонентов для сопутствующего зелья использовались кость отца, плоть слуги и кровь врага. В качестве врага, благодаря хитроумной комбинации нашего повелителя, нам удалось заполучить самого Гарри Поттера, с костью отца тоже проблем не возникло, а вот плоть слуги…

Маленький человечек с крысиными чертами лица взглянул на серебряную кисть руки с гримасой отвращения:

— Мы пользовались переводом старинного еврейского заклинания на древнегерманский. Но, оказывается, еврейская традиция предписывает очень тщательно следить за здоровьем слуг и рабов. Если еврей повреждал рабу зуб, или палец, или глаз, или любой другой орган, он обязан был дать рабу вольную. Если у еврея в доме была одна кровать, то на ней должен был спать раб, если в доме была только одна подушка, она доставалась рабу[119]. То есть требовать от слуги, который даже не раб, чтобы он добровольно отрезал от себя важный кусок, еврейская книга заклинаний не могла никак.

Эйвери, не понимая, к чему это долгое вступление, переводил взгляд с тонко улыбающегося Малфоя на смущённого Петтигрю.

— Но мы-то этого не знали! – продолжил Петтигрю. – Поэтому, когда заклинание потребовало кусок плоти, я и откромсал себе руку.

— Я всё ещё не понимаю, – пожаловался Эйвери Малфою.

— Существует только один кусочек плоти, от которого, по еврейской традиции, не только можно, но и нужно избавляться, – ухмыльнулся Малфой. – Древнееврейское слово ערלה в самом деле имеет значение «плоть», но лишь в смысле «крайняя плоть». А умники, переводившие древнееврейский на древнегерманский, решили не уточнять, какая именно плоть имелась в виду, потому что — ну зачем уточнять само собой разумеющееся? Так что вместо обрезания Петтигрю устроил себе отрезание. Поэтому заклинание сработало вкривь и вкось, и тело нашего Лорда вместо полноценного человеческого получилось вот таким… Кадавроподобным. И, поскольку в первоначальном наборе ингредиентов крайняя плоть отсутствовала, любой мужчина может совершенно спокойно оставлять свою жену наедине с Лордом. Из выступающих органов тела у него теперь только пальцы и остались, и даже в них он путается.

Эйвери с ужасом и сочувствием в глазах бросил взгляд на зал, в котором Волан-де-Морт продолжал чёркать по пергаменту и бормотать что-то себе под отсутствующий нос:

— Но… Как же он… В смысле… Бедняга!!!

Люциус Малфой скорчил грустную гримасу и тяжело вздохнул:

— По крайней мере, нам не придётся беспокоиться о том, что он заставит нас присягать своему наследнику. Откровенно говоря, я бы намного больше беспокоился, если бы наш Лорд получил возможность клепать наследников. Он же помешался на Поттере ещё хуже, чем Белла — на Лорде, а такие насквозь чокнутые размножаться не должны. Ну что, Эйвери, останешься у нас на ужин?

* * *

Джеймс Бонд сидел с открытым ртом, впитывая новые знания, как губка. Профессор Флитвик, походя рассыпав в класс целое созвездие зёрен мудрости, завершил лекцию, точно успев к звонку. К сожалению, большинство студентов рассматривали «Теорию Магии» как необязательный факультативный предмет, на котором можно подгодовить домашнее задание по другим урокам или просто развлечься. Но не Бонд. Для него, как и для нескольких когтевранцев, «Теория Магии» открывала самые глубинные основы, ну, теории магии, объясняя не просто, как работают заклинания, но почему они вообще работают.

К сожалению, столь интересный предмет не включал в себя использование современных статистических методов обработки данных, поэтому систематизация знаний оставляла желать лучшего. А терминология, устоявшаяся в середине XVI века, была просто ужасной.

— К следующему уроку подготовьте мне сравнительную таблицу не менее чем пяти видов древесины для использования в магических целях. Для каждого вида укажите его магическую восприимчивость, приёмистость, способность к запасанию магической энергии, отзывчивость и уймлябельность, а также другие данные, которые вы сочтёте нужным внести. Укажите источник ваших данных; если вам придётся определять их самостоятельно, опишите ваш эксперимент. Я ожидаю, что вся работа с необходимыми пояснениями займёт у вас не меньше десяти дюймов, – закончил профессор и закрыл папку с планом урока.

Джеймс торопливо побросал вещи в сумку и бросился к учительскому столу.

— Огромное спасибо за потрясающую лекцию, профессор, – горячо поблагодарил он.

Глаза гоблина-квартерона блеснули под круглыми очками.

— Всегда пожалуйста, мистер Поттер. Я, признаться, был удивлён, что вы решили записаться на мой предмет. Хотя у вас никогда не было проблем с Чарами, мне как-то казалось, что теоретическая волшба — не ваш конёк.

— Что вы, сэр, я тогда просто не понимал, насколько многого я не знаю, – возразил Джеймс. – Да, собственно, и сейчас… Ваша лекция была посвящена восприимчивости материалов к магическим взаимодействиям, но я не очень понял, что это за характеристика такая — уймлябельность?

Профессор Флитвик оценивающе взглянул на юношу, отложил свою папку и спрыгнул со стопки книг, с которой он преподавал.

— Позвольте мне вам продемонстрировать, – попросил Флитвик, снимая с учительского стола два деревянных кубика со стороной примерно в четыре дюйма. – Вот этот кубик сделан из бальсы, – и профессор перебросил его Бонду, – обратите внимание, он почти невесомый, а вот этот — из каменного дерева.

— Уй, мля! – выдохнул Бонд, когда тяжеленный куб попал острым углом ему в рёбра.

— Вот вы и узнали, что такое «уймлябельность», – улыбнулся профессор. – У вас есть ещё вопросы?

— Да, сэр, – Джеймс судорожно пытался разогнуться. Кубик из каменного дерева упал на пол, и в полированном дереве появилась приличного размера выбоина. – Ведь то, что вы сегодня нам рассказывали, имеет отношение к производству волшебных палочек?

Профессор Флитвик, собравший свою сумку, на минутку замер.

— Ну, в общем, конечно, да, – осторожно ответил он. – Но не только.

— Я вот что хотел спросить, сэр, – поинтересовался Бонд, – а почему мы изучаем «Теорию Магии» в отрыве от практических дисциплин, а практические дисциплины — в отрыве от теоретического обоснования? Почему наш учебный процесс столь фрагментирован?

Джеймс собрался с духом и выпалил те данные, которые передали ему из офиса Кью. Основой для теоретических выкладок, завершившихся весьма смелым научным открытием, послужила та самая, переданная Бондом газета. Конечно, результатом была адаптация описания изначально магического процесса, изложенная учёным-технарём и рассказанная так, чтобы её понял шпион-силовик, который теперь попытается объяснить процесс колдуну… Но, какого чёрта, в жизни и так мало радостей. Пора открыть профессору чар глаза на то, как работает магия.

— Вот Гермиона, к примеру, изучает древние руны. Любой текст — мощнейшее средство, потому что алфавит и, тем более, руническое письмо, являясь средством упорядочивания информации, позволяет нарушать закон Клаузиуса[120], и, таким образом, создаёт потенциал ситуационных изменений, с помощью которого, в частности, мидихлориане могут совершать работу по изменению реальности. И чем выше уровень упорядочивания информации, тем больше энергии будет запасено. То есть иероглифы, каждый из которых обозначает слово, и руны, которые означают целые понятия, запасают больше энергии, чем слова, написанные отдельными буквами, которые кодируют всего лишь звуки. Это же очевидно, что мы можем использовать рунические надписи в качестве независимого источника энергии для заклинаний, чтобы они не требовали подпитки от мага. Все заколдованные гримуары и манускрипты, по сути, используют заключённую в самих себе энергию для того, чтобы поддерживать наложенные на себя заклинания, а текст самых мощных манускриптов специально составлен так, чтобы иметь два или три смысла одновременно, — ведь тогда уровень упорядочивания, а значит, и запасаемой энергии, выше… Но ни в одном учебнике не говорится, как можно настропалить самостоятельное заклинание с собственной активацией и с рунным источником энергии. Почему?

Глаза профессора Флитвика пересекли изборождённый морщинами лоб и поползли на макушку. Очевидно, он не привык слышать от пятикурсников слова длиннее трёх слогов. Но рефлексы старого учителя не пропали даром: профессор сумрачно взглянул на разливающегося соловьём Бонда и врезал ему локтём под рёбра, сбивая дыхание.

— У-ха? – вежливо поинтересовался Джеймс, пытаясь вдохнуть.

— Вы с ума сошли, Поттер?! – прошипел декан факультета Когтевран, пришпиливая Джеймса к стене и одновременно беззаботно улыбаясь проходящим мимо семикурсницам. – Вы хотите, чтобы вас услышал ещё кто-то, кроме меня?

— Да кому в этом вертепе нужны умные люди! – в сердцах брякнул Бонд, восстанавливая дыхание и потирая ушибленный о стенку локоть. – Кто нас будет подслушивать…

Суперагент осёкся. Из стены выплыл жемчужно-белый призрак, вежливо кивнул профессору Флитвику, выпучил глаза на распластанного по стене Джеймса и скрылся в потолке.

— Не думайте, что вы один такой умный, – прорычал Флитвик, когда последние прохожие, материальные и не очень, скрылись из виду. – Рано или поздно каждый маг решает, что, написав пару строк, он сможет избежать работы. Ну, – честность была одним из основных качеств гоблина-квартерона, – каждый маг, чей интеллект превышает уровень Рона Уизли. То есть далеко не все, увы, не все…

Профессор Флитвик прислушался. Шагов поблизости слышно не было, но учителя это не удовлетворило. Он достал из кармана портативный вредноскоп и поставил его на пол.

— Послушайте, Поттер, вы затрагиваете суть артефакторики, – прошептал Филиус Флитвик, заглядывая студенту в глаза. – Вы говорите о том, чтобы создать артефакт. Не просто магический предмет, который будет работать, пока его подпитывает находящийся рядом маг, а самостоятельно активизирующееся вместилище для заклинания. Мы не учим этому, не упоминаем это и даже намёков не даём на тему того, что это возможно!

— Но почему?! – возмутился Бонд. С его точки зрения, — неимоверно раздражавшей Кью, — каждая кнопка должна быть нажата, каждый рубильник переброшен, а каждый верньер передвинут. В существовании знания, которым запрещено пользоваться, суперагент не видел никакого смысла. Если бы у него были рычаг и точка опоры, он бы перевернул Землю ещё до того, как сообразил бы, что этого делать не надо.

Профессор Флитвик вздохнул. Он тоже слегка перегнул палку. Граница проходила не по Рону Уизли, а примерно на уровне Гермионы Грейнджер. Вопросом об артефактах и правда задавались некоторые студенты, но в основном на его факультете. Ему приходилось пару раз объяснять смысл запрета на артефакторику слизеринцам и один раз — студентке с факультета Гриффиндор, некоей Минерве МакГонагалл, с которой они вместе учились. Но это было давно, и как объяснить причину табу на изготовление артефактов гриффиндорцу нынешнего поколения, чьим лозунгом могло бы быть выражение «Храбрость превыше всего, в том числе мозгов», или «Сначала бросимся в прорубь, а потом посмотрим, умеем ли мы плавать», он даже не представлял. Поэтому, неверно интерпретируя мотивацию Бонда, Филиус Флитвик решил его усовестить. Он не знал, что совесть у суперагентов MI6 включается только после получения специальной шифрограммы от начальства.

— Очень многие маги прошлого баловались созданием артефактов, – начал профессор. – Именно потому, что это так легко, просто и привлекательно: взяли телегу, накарябали на ней нехорошее слово, дунули, плюнули, и вот вам самоходная картофелекопалка на сорок гектар. Всего делов-то: подойти тёмной ночью к соседскому огороду, активировать её пинком под заднюю ось и скрыться в кустах. В результате к утру у вас полная телега картошки, которая сама заползла к вам в амбар и даже закрыла за собой дверь, если вы с заклинанием не перемудрили. А теперь позвольте мне описать последствия. Сосед, узрев пропажу всего урожая, с горя застрелился из лука; соседская жена, увидев эту душераздирающую картину, повесилась на бельевой верёвке, запачкав свежепостиранные панталоны; соседская дочь, оставшись без панталон, ушла на панель, которую вы ей любезно предоставляете в рамках гуманитарной помощи, пока ваша жена вас с бедной сироткой не засекла. А соседские угодья вы с остальными соседями разделили по-братски, и означенный огород вы прирезали к своему участку. Нормально, да?

Бонд окинул описанную картину взглядом. Несправедливость ситуации по-настоящему задела его, истинного английского джентльмена старой закалки, за живое:

— А жене обязательно засекать?..

Филиус Флитвик хлопнул себя по лбу.

— Хорошо, мистер Поттер, попробуем иначе. Вот вы заколдовали телегу, превратив её в картофелекопалку с собственным источником энергии на сорок гектар работы. Как по-вашему, что она будет делать, если картофеля у соседа окажется не сорок гектар, а тридцать восемь? А если на её пути встретится ручей или распадок? А если сосед бросится под неё в попытке остановить?

— То есть вся проблема в граничных значениях? – уточнил Джеймс. – В том, чтобы прописать корректные действия в необычных ситуациях? Ну, это легко. Современные алгоритмы…

— Да при чём здесь алгоритмы! – вскричал Филиус. – Я вам о другом говорю. О том, что, снабжая артефакт собственным источником энергии, вы теряете над ним контроль! Он будет продолжать работать, пока не истощится энергия, или пока не встретится одно из описанных в заклинании условий остановки! Вы знаете о фарфоре династии Мин?

Суперагент мгновенно переключился в режим ходячей энциклопедии:

— Важный пример гончарного, художественного и изобразительного искусства Дальнего Востока XIV—XVII веков, показывает динамику развития мастерства скульпторов, характеризуется началом экспорта изделий в Европу. Тонкие, просвечивающие изделия, украшенные замысловатой росписью. Мастерство гончаров и художников было таково, что рисунки на внешней стороне чаши и на внутренней накладывались друг на друга, создавая совершенно необычное впечатление… А иногда добавлялся ещё и внутренний слой изображений, видимый только на просвет. С этим связан элемент чайной церемонии, когда пьющий после каждого глотка поворачивает чашку. Это делается, чтобы рассмотреть рассказываемую чашкой историю[121].

— Знаете, как они получили такой тонкий фарфор?

— Понятия не имею, сэр.

— Ну, потом они, конечно, научились его лепить, но изначально это была ошибка одного мага. Он, видите ли, терпеть не мог мыть посуду…

— Как я его понимаю! – с чувством сказал Бонд.

— …И заколдовал посудные щётки так, чтобы они тёрли посуду, пока не отмоют её дочиста. Увы, маг был не слишком сильным, и на поддержку заклинаний у него уходило столько энергии, что ему было проще вымыть посуду вручную.

— Он не пробовал нанять домработницу?

— Дело кончилось тем, что он начертил на щётках иероглифические тексты, снабдив их собственным источником энергии. А потом его дела пошли в гору, и он позволил себе купить расписные чашки. Только, вот беда-то, он не объяснил щёткам, что рисунок на чашках — это не грязь.

— Ага. – Джеймс прикинул расход энергии на оттирание глазури, эмали и грунта. – Интересно, что он на щётках написал, какой длины был текст, и сколько у него времени на написание этого текста ушло. Этой энергией же город можно было осветить. Такие бы способности — да в мирных целях…

— Чего? – профессор Флитвик явно не ожидал столь прагматичного подхода. – А-а, нет. Он же почти неграмотным был, начертил картинку из трёх штрихов, которая означала «щётка моет посуду сама, абсолютно без моего участия, до тех пор, пока никакой грязи на посуде не останется, пока посуда не станет чистая-чистая, белая-белая, как новенькая, без единой…»

Глаза Бонда сузились. Профессор Флитвик перехватил задумчивый взгляд юноши и в испуге зажал себе рот обеими руками.

— Плохая, плохая, плохая идея! – завопил он сквозь плотно прижатые ко рту руки. – Даже не смейте думать об этом, Поттер! Вспомните Прагу!

Суперагент нахмурил лоб.

— А что было в Праге?

— А в Праге был голем, сделанный раввином Бен Бецалелем! Он слепил механического водоноса из глины, зарядил его словом אמת [122] и отправил его носить в еврейский квартал воду во времена очередного погрома! А потом, когда голема повредили беснующиеся снаружи гетто погромщики, его не смогли отключить, и он так и носил воду, ведро за ведром, пока не залил весь квартал!

— Но его ведь потом остановили! – потёр подбородок Джеймс.

— Этого — да, остановили! Ценой невероятных жертв и огромных разрушений[123]! А того, кто носил воду в Атлантиде, — нет!

Джеймс задумался.

— То есть Атлантида?..

— Да, да, из-за такого вот артефакта! Но это ещё не самое страшное!

— Континент, ушедший под воду, — не самое страшное?!

— Да какой там континент, так себе, одно название, Австралия и то больше. Бедняги худо-бедно приспособились, натаскали воздуха с поверхности, занимаются подводной охотой и собирательством. Знаешь, сколько маглы кораблей в год теряют? А что делать, жить на что-то надо, пункты приёма металлолома есть, а откуда его под водой взять. Вот и ковыряют днища помаленьку, айсберги на центральные маршруты затаскивают, волны нагоняют. Ну, после 1912-го их заставили слегка сбавить обороты с айсбергами[124], конечно.

Далеко от «Хогвартса», в Лондоне, следивший за расшифровкой данных самописца техник уронил челюсть. Когда он сумел подобрать её на место, единственной внятной реакцией обычно невозмутимого британца был безумный вопль «Эм!!!»

Джеймс Бонд потёр занывшее ухо.

— Так вот, самой страшной опасностью для артефактора является даже не невозможность остановить работу артефакта, а возможность его запустить. Подумайте-ка, Поттер, что способно запустить артефакт?

Суперагент в некоторых направлениях мыслил линейно.

— Пересечение тонкого светового луча. Касание незаметной натянутой нити. Нажатие скрытой кнопки, включающей детона… Активатор. Громкий звук. Появление объекта в зоне, где объектов быть не должно. Изменение электрических ёмкостных характеристик пространства. Да мало ли. Хоть на заклинание его можно завязать.

— Вот! – ткнул Джеймса пальцем в грудь Филиус Флитвик. – Вы, Поттер, назвали единственный правильный способ последним. А знаете, почему?

— Потому что это единственный способ, который гарантирует, что артефакт будет использовать маг, – выдохнул, прозревая, Джеймс.

— Верно. В любых других случаях магический артефакт будет работать и в руках магла тоже, – Флитвик продолжал колотить Бонда пальцем в грудь при каждом слове. – А это нарушит статут о секретности. Поэтому артефакты — штука невероятно опасная! Она может раскрыть маглам факт нашего существования! И именно потому, что никто даже не подумает подвесить активатор артефакта на заклинание, артефакты запрещено создавать и использовать!

Вредноскоп, всё это время тихонько стоявший на полу, внезапно завращался и противно заверещал.

— Сюда кто-то идёт, – профессор Флитвик одним движением подхватил вредноскоп с пола и вприпрыжку понёсся в конец коридора. – Идите, Поттер, и забудьте даже думать про артефакты!

— Только один вопрос, сэр, – выкрикнул ему вдогонку Бонд. – Если магл активирует артефакт, созданный несовершеннолетним волшебником, то Министерство сможет отследить, кто создал артефакт? И понесёт ли этот волшебник наказание?

— Министерство-то? – остановился в конце коридора Филиус. – Да они даже беспалочковую магию отследить неспособны[125]! Куда им с артефактами разбираться. Ну, вышлют команду зачистки, артефакт уничтожат или деактивируют, маглу сотрут память, и расскажут всем, что это был свет от Венеры, преломившийся в выхлопе болотного газа, или ещё что-нибудь подобное. Вот когда мой школьный пенал попробовал изъять магловский констебль… Гхм, да, – внезапно оборвал себя Флитвик. – Но у вас же, если я не ошибаюсь, сейчас встреча с представителем Министерства. Почему бы вам не спросить её?

На этом преподаватель теории магии высоко подпрыгнул и скрылся в одной из боковых арок.

Из пересекающегося коридора выбежал Рон Уизли в квиддичной форме, держа на плече метлу.

— Гарри! А что ты тут делаешь? – изумился Рон, заметив приятеля, который в последние дни довольно умело его избегал.

— Туалет ищу. А ты?

— Ты прямо перед туалетом стоишь. Всё-таки сильно тебя дементоры стукнули, да. А я… Это… В совятню иду.

Джеймс припомнил план замка.

— Это которая в западной башне? При том, что мы сейчас в Turris Magnus. Неблизкий же ты выбрал путь, воин Гриффиндора. В сияющей броне.

Рон оглядел себя. Квиддичная форма на нём и в самом деле выглядела, как латы. Очень старые, деревянные и обшарпанные. В целом, Уизли больше всего напоминал оруженосца, нарядившегося в самодельные рыцарские доспехи и обеими руками мечтающего о ратных подвигах, пока настоящий рыцарь пытается проспаться после вчерашнего.

— И с метлой, – обратил внимание Джеймс. – Не иначе как в совятне сегодня субботник. В рамках воспитания духа рыцарства. Рон, если уж ты врёшь, то хотя бы делай это интересно, забавно, и так, чтобы тебя нельзя было поймать на фактической ошибке в первой же фразе. На тебе квиддичная форма цветов Гриффиндора. Она жаркая, душная и жутко неудобная, судя по тому, что твоё лицо почти сравнялось по цвету с твоими волосами. Значит, это либо форма загонщика, либо вратаря, потому что остальным такая тяжесть больше помешает, чем защитит. Но загонщиков у нас в команде два, и ты знаешь обоих с рождения, а вот место вратаря, насколько мне известно, пустует; Анджелина объявит официальные результаты квалификаций только на следующей неделе. Значит, ты идёшь тренировать свои способности вратаря. Это я понял и не спрашивая. Мой вопрос звучал как «А ты что тут делаешь?», с ударением на «тут». То есть, я не хочу тебя расстроить, но квиддичное поле совсем в другой стороне, а Аргус Филч будет очень огорчён, если ты попробуешь поиграть в квиддич в комнате наград.

— А я не в комнату наград иду, – ответил слегка сбитый с толку Рон, перекладывая метлу на другое плечо. – Я в Башню Прорицаний иду.

— Запал на Сивиллу, да? – пихнул приятеля локтем Бонд, и они вместе отправились по коридору. – Знаешь, есть в ней что-то такое… Неземное. Потустороннее. Этот запах дешёвого хереса, эти хрустальные шары, которые она вместо очков использует… Я даже в какой-то степени могу тебя понять. По крайней мере, можешь быть точно уверен, что она тебе не изменит. Ну кто ещё польстится на такую… Гхм… В смысле, она уникальна. Серьёзно, я таких больше не видел, и надеюсь никогда и не увидеть. Значит, квиддичная форма, да? А ты не говорил, что увлекаешься сексуальными ролевыми играми. Собираешься нарядить её в форму капитана команды болельщиц? А метла тебе зачем? Ой, прости, кажется, я догадался.

Рон покраснел ещё сильнее, что было достижением. Если раньше от него можно было зажигать спички, то сейчас уже на расстоянии в пару футов они воспламенялись бы сами.

— Да ну тебя! – ответил он. – Вся школа знает, что Сивилла сохнет по Хагриду. «Ах, эти мужественные руки, зти волосатые плечи, эта борода… Настоящий мужчина!» И чем ей Дамблдор не мужчина, с такими-то критериями?.. Она Хагриду даже ни разу смерть не предсказывала. Только паралич, потерю всех конечностей и долгую, непрекращающуюся агонию. Зато у её башни самый высокий шпиль.

Джеймс поднял бровь:

— Я даже не буду спрашивать, как вы в своих сексуальных играх собираетесь использовать шпиль башни.

Рон покраснел ещё сильнее. Затем до него дошёл смысл предположения Джеймса, и он окончательно смутился. Радиус самовозгорания спичек разросся до размеров стадиона.

— Мы не собираемся играть в игры! Тем более в сексуальные! – вспыхнул он. – Я надеюсь, она вообще не заметит, что я мотаюсь вокруг шпиля!

— …И подглядываешь в окна… – вполголоса шепнул Бонд. Он преследовал чисто академический интерес: выяснить температуру, при которой полыхнёт квиддичная форма.

— …И подгля… Что? Нет, я, вообще-то, собрался там тренироваться, – ответил окончательно сбитый с толку Рон. – Тут что-то жарковато, тебе не кажется? Я собрался установить кольцо на шпиле башни и магией заставить квоффл лететь ко мне. А сам я буду его отбивать. Я не могу позориться на поле для квиддича, где все будут надо мной смеяться, а к Сивилле, сам знаешь, никто не заходит… По своей воле, я имею в виду…

— И давно ты страдаешь такой фиг… Я хочу сказать, у тебя получалось такое раньше?

— Нет. У меня проблема с магией, – Рон залился краской. Над его макушкой закурилась тонкая струйка дыма. – Я не могу заставить квоффл атаковать. Максимум, что у меня получается, это Акцио, а просьба «подать мяч мне в руки» всё-таки немного не то же самое, что «брось мяч в кольцо за моей спиной».

Бонд, удовлетворённый результатами эксперимента, взглянул на свои механические часы. До пяти вечера оставалось ещё несколько минут.

— Я могу тебе помочь, – сказал он. – Только мне понадобится один комплект мячей для квиддича.

— Конечно, – Рон достал из-под плаща авоську с потрёпанного вида мячами.

— У тебя ещё один комплект есть? – деловито осведомился Джеймс, рассматривая пошкрябанный квоффл. – Я не хочу работать с последним комплектом.

— Да, ещё найду, – кивнул Рон, донельзя заинтересованный тем, что будет делать Джеймс. – Не сейчас, но вообще смогу достать.

— Ладно. Давай мячи сюда. Теперь иди в конец коридора и следи, чтобы никто нам не помешал, – суперагент безмятежно повернулся к приятелю спиной, подождал, чтобы его шаги затихли в отдалении, достал из-за пояса финский нож и одним ударом раскроил квоффл, как дыню. Насвистывая немудрёный мотив, он приступил к работе…

— Мистер Поттер, что это вы делаете? – поинтересовался сухой женский голос.

— Помогаю моему другу Рону Уизли готовиться к квалификации на должность вратаря Гриффиндорской квиддичной команды, профессор МакГонагалл, – поднял незамутнённые зелёные глаза на Минерву Бонд. Его руки крепко сжимали квоффл, бритвенно-тонкая линия разреза была практически незаметна. – Готово, Рон!

Уизли вприпрыжку прискакал из дальнего конца коридора.

— Здорово, Гарри, теперь я смогу… О, здравствуйте, профессор.

— Держи, – Джеймс передал Рону квоффл. – Теперь он будет сам на тебя прыгать. С разных направлений, с разной скоростью, но всегда очень быстро. Тебе придётся использовать всё своё умение, чтобы его отбивать.

— Спасибо, Гарри, ты настоящий друг!

— Никаких проблем. Иди, тренируйся, только всё время находись рядом с кольцом. Встретимся вечером!

— До свидания, профессор!

Рон забросил метлу на плечо и вихрем унёсся в направлении башни Сивиллы.

— Как именно вы ему помогали, Поттер? – поинтересовалась Минерва, слегка потерявшая дар речи.

— Ну, его проблема была в том, что он не мог тренироваться в одиночку, – ответил Джеймс, проверяя, хорошо ли он спрятал нож. – Сложно заставить мяч лететь так, чтобы тебе было сложно его поймать, потому что это означает — действовать против своих же желаний. А привлекать к тренировке других ребят он не хочет. Моя помощь заключалась в том, чтобы заставить квоффл атаковать кольцо.

— И как вы это сделали? – полюбопытствовала Минерва МакГонагалл. – Навесили на квоффл атакующее заклинание Громозада? Самонаводящуюся порчу Миллистервы? Или, может, применили на кольцо квоффлоаттрактивное заклинание?

— Вообще-то, я просто запихнул внутрь квоффла бладжер и заклеил суперклеем, – смущённо ответил Бонд. – Пока Рон находится рядом с кольцом, он не заметит разницы. А потом ему будет уже всё равно.

* * * Обновление 9.03.14

Долорес Амбридж в глубокой задумчивости постукивала палочкой по своим ногтям, не опасаясь испортить маникюр из блёклого розового лака. Приняв, наконец, решение, она зачерпнула пригорошню летучего пороха из банки на каминной полке и широким жестом швырнула его в огонь:

— Корнелиус Фадж!

Камин в личном кабинете Министра магии, кавалера Ордена Мерлина первой степени, Корнелиуса Фаджа мелодично звякнул кочергой о медную решётку:

— Господин Фадж, на связи мадам Амбридж. Будете отвечать?

Фадж, яростно правивший какой-то документ, бросился к камину с прытью, несвойственной шестидесятилетним министрам:

— Чёрт побери, конечно, буду!

Вспыхнувшее в камине пламя образовало лицо Великой Розовой Жабы.

— Господин министр? Вы одни?

— Да, да, я один, рассказывай, что там творится! – Корнелиус в нетерпении чуть сам не засунул голову в огонь, что стоило бы ему остатков шевелюры.

— Господин министр, здесь просто беда какая-то! Настоящий кошмар, дурдом и светопреставление!

— Узнаю «Хогвартс». Адресом вы не ошиблись, это уже радует.

— Да нет, я не в этом смысле. Я в том, что детей тут учат плохому! Даже слизеринцы считают Дамблдора не самым плохим директором школы, а Гриффиндор и Пуффендуй на него вообще молиться готовы! И половина школы уверена, что Сами-Знаете-Кто воскрес! В особенности гриффиндорцы и слизеринцы!

Физиономия Фаджа вытянулась и посерела.

— И эти дети регулярно пишут домой родителям… И влияют на их мнение… Долорес, вы должны что-то предпринять!

— Я вся внимание, господин министр. Что вы хотите, чтобы я сделала?

Фадж лихорадочно грыз ногти. Долорес решила, что совсем немного личной инициативы не повредит:

— А если я слегка авадну Дамблдора? Совсем чуть-чуть? Это поможет?

Министр грустно улыбнулся:

— Долорес, если вы сумеете заавадить лучшего дуэлянта в мире, который играючи победил Гриндевальда, мне придётся отдать приказ о вашем физическом уничтожении. Потому что иначе вы, ослеплённые гордыней, в один прекрасный день можете решить, что Министерством управляют неправильно. И, более того, что вы знаете, как управлять им правильно, — явно ошибаясь, потому что только я знаю, как управлять Министерством правильно. В этот день вы вынете свою палочку и попробуете устроить в Министерстве переворот, уверенная в своей непобедимости. И тогда либо вас убьют при попытке, что лишит меня ценного сокровища, — очень хорошей помощницы, — либо у вас получится, что лишит меня ещё более ценного сокровища, — моей жизни. А к своей жизни я, знаете ли, весьма привязан. Что? Почему это только я знаю, как правильно управлять Министерством? Ха! Стал бы я бороться против этого старого дурака Дамблдора, если бы не был уверен, что его политика приведёт наше общество к краху, да, к полнейшему краху!

Корнелиус Фадж устало провёл рукой по скверно выбритому подбородку. В последнее время министр сильно сдал:

— Кроме того, Долорес, если вы заавадите Дамблдора сейчас, магическая общественность решит, что его убрали по политическим причинам. А значит, в бреднях, которые он неустанно распространяет уже два с лишним месяца, есть некий резон. Я не могу этого допустить. Нет, авадить его будет совсем неправильно. Вот если бы с ним произошёл какой-нибудь несчастный случай…

— Авиакатастрофа? – деловито осведомилась Амбридж. – Падение с метлы с высоты в четыреста футов головой вниз… Плюс случайное попадание ногами в тазик с быстрозастывающим цементом, который кто-то необдуманно поставил на краю жерла вулкана. Как вы думаете, это достаточно несчастный случай, или стоит сгустить краски?

Фадж проглотил первые несколько ответов на инициативу подчинённой.

— Дамблдор не пользуется мётлами, – ответил он, выбрав, наконец, реплику, не содержащую негативно окрашенных эмоциональных междометий. – Он не подходит к клеткам с драконами, не общается с фестралами, не гладит гиппогрифов. Единственное животное, с которым он близок, — Фоукс, его ручной феникс, умеющий плакать по желанию хозяина, а слёзы феникса являются мощнейшим целительным средством. Все его перемещения в последний год проходят исключительно пешком или методом аппарации, в которой наш Альбус поразительно силён. Он ест за общим столом, исключительно из тех блюд, из которых кто-то уже набрал себе еду. У него есть маленький бар в кабинете, но я готов поставить галеон против кната, что по его кабинету даже мышь не сможет пройти без того, чтобы Дамблдор узнал длину усов и цвет шерсти всех её родственников до пятого колена.

Долорес, что бы о ней ни думали, идиоткой не была. Из тирады своего начальника она сделала правильный вывод: Фадж принялся следить за Дамблдором задолго до того, как тот открыто выступил против Министерства.

— Дамблдор очень тщательно подходит к обеспечению своей безопасности, – продолжил Фадж. – Он не ведёт уроков, потому что на уроках что-нибудь может пойти не так. Ну, знаете, какое-нибудь зелье может взорваться, или метла хулигана случайно попадёт в висок… Мало ли способов расстаться с жизнью в школе. Так вот, Дамблдор знает их все, и он скрупулёзно следит, чтобы не попасть в ситуацию, которая может вылиться в один из них. Он передвигается только по защищённым коридорам, часть из которых недоступна школьникам. Он никогда не проходит по одному и тому же пути дважды подряд. Ни у кого нет доступа в его личную ванную комнату, и мне неизвестно, как он пополняет запасы шампуня для своей бороды. По крайней мере, домовые эльфы «Хогвартса» этого точно не делают. Никто не знает, где он находится, когда он не занят своими прямыми обязанностями, — и, честно говоря, эти самые обязанности не могут отнимать у него слишком уж много времени, особенно теперь, когда мы выперли его из Визенгамота. Я подозреваю, что он снял антиаппарационный щит где-то на территории своей берлоги, и то, что он не покидает школу, вовсе не означает, что он не покидает школу. В общем, получается, что самый реалистичный вариант, в котором наш герой покинет этот мир, — это если он подавится своими лимонными дольками. Ах, как бы я хотел, чтобы ему попалась роковая долька![204]

Амбридж промолчала. Ей было нечего сказать. Она пришла примерно к таким же выводам, не имея и десятой части данных и средств, доступных министру.

— Насчёт его методов… Поразмыслите об этом, Долорес, – добавил Корнелиус, вытягивая руки к огню. – Мы так и не узнали, от чего скончался Армандо Диппет. Его смерть в конце 1992-го была уж слишком удобной для Альбуса. Рита Скиттер пару лет назад в разговоре со мной упоминала Диппета: якобы тот намекнул ей о каких-то интересных сведениях, касающихся Дамблдора. Что-то действительно не соответствующее его имиджу рыцаря без страха и упрёка. Я уж не знаю, что именно могло так восхитить Риту, и можно быть уверенными, — Рита так и не успела узнать, о чём хотел поведать ей Диппет, иначе это появилось бы на первой полосе «Ежедневного пророка». Но странности на этом не исчерпываются. Напомню, что формального вскрытия тела Диппета не проводилось, дознания по факту смерти не было, а работник ритуального бюро, заполнявший свидетельство о прекращении земного существования, вписал в графу «причина смерти» «сердечный приступ» — со слов Дамблдора, который и обнаружил тело.

— Со слов Дамблдора, – повторила Амбридж. Ей показалось, что в кабинете внезапно стало холоднее.

— Кстати, Дамблдор так и не объяснил, что ему понадобилось от Диппета, которого он раньше не навещал. Но в тот год было много возни с Тайной Комнатой, а Диппет был директором «Хогвартса», когда её открывали в предыдущий раз, и когда погибла та девочка… Поэтому все решили, что Дамблдор хотел выяснить какие-то факты о Тайной Комнате. Честно говоря, даже я так думал, – добавил Корнелиус в нехарактерном для себя приступе самокритики. – Но, Долорес, поразмыслите-ка вот о чём. Свидетельство о смерти заполнял не колдомедик, а могильщик, – многозначительно поднял бровь министр. – Который обычно мертвецов не видит, ему крышка гроба мешает. Вы бы доверили выяснять причину смерти кому-то, кто ни разу в жизни мертвеца не видел, и про здоровье знает только то, что возня с сырой землёй этому здоровью не способствует? Вам это не кажется подозрительным?

— Кажется, – кивнула Амбридж. – Вот теперь, когда вы об этом упомянули, — кажется.

— И ещё один маленький нюанс, – добавил Корнелиус. – А откуда там вообще взялся могильщик, если тело, согласно завещанию, должны были кремировать немедленно по обнаружении? И кремировали. Лично Дамблдор. Хотя тут ему хватило такта подождать прибытия наших сотрудников, которые наблюдали за кремацией. И которых, блин, совершенно не насторожило, что чернила на завещании ещё не высохли, хотя Диппет, судя по состоянию тела, был мёртв уже пару дней.

Долорес зябко поёжилась. Фигура добродушного, вечно улыбающегося директора школы предстала перед ней в новом свете.

— А есть ещё Батильда Бэгшот, – Корнелиус Фадж вскочил на ноги и начал нервно расхаживать перед камином, – которая совершенно внезапно сошла с ума, стоило Рите Скиттер подкатить к ней с вопросами о прошлом Дамблдора. Долорес, я хорошо знал Батильду, это же кремень в юбке. В сто десять лет она бегала, как молодая, пинком открывала дверь в мой кабинет, могла перепить Хагрида, а «Историю магии» цитировала с любой страницы по выбору, причём в любом направлении. И вдруг — внезапный инсульт с почти полной потерей памяти и дееспособности. А догадываешься, кто её обнаружил, лежащей на полу и неспособной даже подняться? И кто поднял меня на смех, когда я предложил проверить его палочку с помощью «Приор Инкантато»?

— Дамблдор? – ахнула Амбридж.

— Поверьте мне, Батильда Бэгшот и Армандо Диппет — это не единственные странные случаи среди окружения Дамблдора, – твёрдо произнёс министр, снова плюхаясь на пол перед потрескивающим камином. – Есть ещё Гораций Слизнорт, который внезапно оставил посты мастера зелий и декана Слизерина после того, как Волан-де-Морт был уничтожен, и, казалось бы, ему теперь нечего бояться. То есть в течение всей Первой Магической войны он дрожал от страха, но работал, и не за страх, а за совесть. Но как только опасность миновала, вместо заколачивания денег он уходит в отставку и селится в глуши. Это Слизнорт-то, душа компании, председатель Клуба Слизней, у которого есть связи везде, и который не представлял себе жизни вне светского общества! А с начала лета он вообще начал переезжать каждые несколько дней, и мы потеряли его из виду. Зачем? Почему? Что он узнал, чего он испугался? Или, скажу проще, что в словах Дамблдора напугало его настолько, что он пустился в бега?

— Возвращение Тёмного Лорда? – рискнула Амбридж, заранее зная реакцию Фаджа.

— Чушь! – взмахнул рукой министр. – Мы оба знаем, что после «авады» не возвращаются. У нас в семидесятых были полные морги примеров правильной работы «авады», а в 81-м появился пример неправильной работы, но такого, чтобы умереть и воскреснуть, — не было ни разу. А ведь заклинание мгновенной смерти популярно и известно всем, если бы оно могло не сработать при каких-то условиях, оно просто по закону больших чисел не сработало бы раньше. И, кстати, я вообще не верю, что «Авада Кедавра» могла не сработать. Мне кажется, Тёмный Лорд испытывал на Гарри Поттере какое-то новое заклинание, и вот с ним что-то пошло не так. Но если это была «авада», и она отрикошетила в Сами-Знаете-Кого, он просто не мог не умереть. А если он умер, то не мог воскреснуть.

Корнелиус взлохматил редкие пряди волос.

— Так вот, Слизнорт увидел, что Дамблдор пытается нажиться на старом пугале Сами-Знаете-Кого. Зачем? Для чего? Для того, чтобы набрать себе сторонников, тут других вариантов нет, — все знают, что Дамблдор был единственным, кого боялся Сами-Знаете-Кто. А зачем Дамблдору сторонники? Разумеется, чтобы захватить власть, ведь всё остальное у директора «Хогвартса», Верховного Ворлока Визенгамота и помощника Николаса Флемеля с неограниченным доступом к философскому камню, способному превращать любой металл в золото, уже есть. Единственный орган власти в магической Британии — Министерство Магии, значит, Дамблдор хочет захватить власть именно в Министерстве. Но помимо тысяч магов, которые присоединятся к Альбусу Дамблдору из страха перед Сами-Знаете-Кем, Дамблдору потребуются ещё люди, которые умеют думать. Слизнорт как раз из таких. Зная, что представленная общественности причина выеденного яйца не стоит, Слизнорт пустился в бега, опасаясь — чего? Что Дамблдор силой принудит его служить себе! Гораций прячется от Дамблдора, это же очевидно! – внезапно выкрикнул Фадж. – Что такого знает Гораций о методах вербовки Альбуса, что сбежал из-под его крыла, как только миновал кризис? Что знает Слизнорт о Дамблдоре такого, что пошёл на слом ритма своей жизни, устоявшегося за тринадцать лет, и пустился в бега, только бы тот его не нашёл?

Амбридж впитывала информацию, как губка.

— Долорес, впереди война, – пафосно простёр руку Фадж. – Война страшная, потому что наш противник не будет гнушаться никакими средствами. Уж если он ещё до её начала пошёл на откровенную ложь, чтобы набрать себе пушечного мяса… И чем раньше мы его остановим, тем лучше. Потому что если мы проиграем, судьба всей магической Британии окажется в руках маньяка, способного на убийства, насилие и ложь, чтобы добиться своих целей. Которые вовсе не являются целями магов, потому что если бы они ими были, не возникло бы нужды в убийствах, насилии и лжи!

Даже хромающая логика Невилла Долгопупса увидела бы бреши в этих утверждениях. Долорес искренне попыталась, но сдержаться не смогла:

— А мы, значит, имеем право пойти на убийства, насилие и ложь, чтобы не допустить прихода к власти мага, способного на убийства, насилие и ложь?..

— Да! – пафосно простёр вторую руку Фадж. – Потому что мы выражаем волю народа! А Дамблдор выражает волю только самого себя! И тех, кому он сумел запудрить мозги. И тех, кто всё ещё считает его рыцарем без страха и упрёка. И тех, кто присоединится к нему, неважно, против чего он призывает выступить. И ещё тех, кто из чувства противоречия будет поддерживать любую оппозицию. И ещё…

Корнелиус Фадж перебросил рот на холостую передачу, пока тот не намолотил ещё чего-нибудь, и челюсть какое-то время конвульсивно пробуксовывала, ожидая подачи мысли. Долорес Амбридж немного подождала, давая министру возможность закончить фразу, а затем решительно вернулась к основной теме доклада:

— Опровергнуть его бредни фактами мы не можем, так? Логика — не самая сильная дисциплина у магов, и если мы будем пытаться по пунктам доказывать, что Дамблдор неправ, единственное, чего мы добъёмся, — это что простаки… То есть избиратели подумают, что в его словах что-то есть.

— Иначе зачем нам его опровергать? Верно, Долорес. Нам необходимо не опровергать его, а выставить его на посмешище. Люди не будут верить тому, над кем смеются. Слушайте, я назначу вас на должность Генерального Инспектора «Хогвартса».

— Зачем? – насторожилась Амбридж.

— Вы тогда сможете присутствовать на уроках других преподавателей. Вытащите из них всё, что покажет их несоответствие занимаемой должности. Докажите, что подбор учителей в этой школе ниже любых стандартов. Мы высмеем их в «Пророке», соберём Совет Попечителей и выгоним из школы всех, кто поддерживает Дамблдора. Заменим их нашими людьми, а уж они объяснят студентам, кто прав, а кто нет. А студенты повлияют на родителей. Ну, и ещё у вас будет больше возможностей собирать информацию про Дамблдора.

— То есть я смогу решать, кто имеет право преподавать, а кто нет?

— Именно так. Я ещё подумаю над формулировками. Дальше. Вы сказали, что половина студентов верит в бредни Дамблдора о возвращении Сами-Знаете-Кого?

— Да, причём этому подвержены в основном слизеринцы и гриффиндорцы.

— Неудивительно. Гриффиндорцы поверят Дамблдору, даже если тот скажет, что небо жёлтое, воздух сиреневый в крапинку, а Луна сделана из зелёного сыра. Хотя каждый ребёнок знает, что она — из жёлтого. А слизеринцы поверят кому угодно, если тот скажет, что их Лорд воскрес. Что мы с этим можем сделать?

— Пока ничего. Я уже сказала прямо, что никто не воскресал. Мне не поверили. Если я буду настаивать, это может привлечь ненужное внимание.

Фадж снова вскочил и прошёлся по своему кабинету взад-вперёд.

— Как отнеслись ученики к новой учебной программе?

— Резко отрицательно, господин министр. Их пугает до колик мысль о том, что в первый раз волшебную палочку они возьмут в руки на экзамене.

— Тем не менее, продолжайте. Не хватало нам ещё, чтобы детишки решили, будто мы не в состоянии их защитить… Что там с Поттером? – наконец, резко спросил министр. – Он потерял память?

— Он потерял совесть!!! – взорвалась Амбридж. – Представляете, этот паршивец сказал, что ничего не знает о воскрешении Тёмного Лорда! Но теперь он уверен, что на него нападали дементоры! Вы только подумайте, дементоры — в Англии! И они его не поцеловали! И ему верят!!!

— Я слышал, у него есть доказательства, – протянул Фадж, грызя ноготь.

— Да, свиток из больницы святого Мунго и дементор в банке. По-вашему, это что-то доказывает?

— Ну, смотря кто написал свиток… И смотря как дементора запихнули в банку.

— Свиток подписан каким-то Гиндельштейном. Про дементора в банке я и не говорю, это оформленный и зафиксированный газ, творение Поппи Помфри, она ради любимчика Дамблдора не только на подлог пойдёт.

Лицо Корнелиуса вытянулось.

— Гиндельштейн — один из лучших целителей в области ментальной магии. Оспорить его заключение будет непросто. Значит, дементоры всё-таки были?..

Министр, поглощённый своими размышлениями, не обратил внимания на секундную запинку своей заместительницы:

— Нет, сэр, я уверена, что если бы дементоры и правда решили напасть на Поттера, они бы непременно поцеловали его, и это уничтожило бы его душу. Раз его душа в порядке, значит, никаких дементоров там не было. А это значит, что заключение из Мунго — следствие подделки или взятки.

Корнелиус с громким хрустом обкусил ноготь.

— То есть Поттер не настаивает на том, что Сами-Знаете-Кто воскрес?

— Нет, сэр, не настаивает.

— Тогда почему вы так резко его атакуете?

Долорес Амбридж вздохнула, вспомнив унижение, которому её подверг Поттер.

— На первом же уроке он располосовал мне руку. Ножом, представляете? Я назначила ему наказания. В первый вечер он писал строчки.

Амбридж отложила в сторону пергамент, покрытый надписями «Я не должен лгать».

— Во второй вечер я потребовала, чтобы он написал сочинение с выражением признания легитимности позиции и действий Министерства, поддержку лично вам, господин министр, и принятие любых действий, которые вы сочтёте нужными.

Амбридж положила поверх предыдущего пергамента ещё один, абсолютно идентичный первому и тоже покрытый надписями «Я не должен лгать».

— На третий вечер он пришёл с Минервой Макгонагалл, которая должна была на правах декана подтвердить легитимность назначенного мной наказания. Она отменяла всё, что бы я ни придумывала. В конце концов, мне пришлось отменить все наказания целиком. Зато я задала ему двойную домашнюю работу, которую этот паршивец сдал, не моргнув глазом.

Фадж глубоко задумался.

— Ладно, Долорес, продолжайте. Не слишком наседайте на Поттера, я не хочу, чтобы он решил, будто вы его ненавидите. – Амбридж заскрипела зубами. – Я сейчас же подпишу декрет об образовании, и вы сможете вплотную заняться преподавателями. Не буду вас больше отвлекать, Долорес. Выходите со мной на связь в любое время, как только узнаете что-нибудь новое.

Зелёное пламя в камине погасло. Долорес отшатнулась от огня, сняла с полочки внутри камина чайник и налила себе крошечную чашку чая. Должность Инспектора… Хм-м-м… Даст ей определённые… Преимущества. Это надо как следует обдумать.

Значит, Фадж уверен, что Тот-Кого-Нельзя-Называть атаковал годовалого Поттера не с помощью «Авада Кедавра»? Очень интересно. Это, конечно, объясняет, почему вместо смерти мальчик отделался только шрамом. Но ведь отсюда один шаг до другого вывода: если в Волан-де-Морта отрикошетила не «Авада Кедавра», то, может, он и не умирал вовсе?

Крошечная металлическая пуговица, прилепленная к нижней стороне столешницы с помощью жвачки, поблёскивала, отражая языки пламени. В далёком туманном Лондоне металлический стержень, частью которого была эта пуговица, добросовестно передавал на самописцы каждый звук.

* * *

Джеймс Бонд вихрем влетел в спальню, чуть не столкнувшись с Роном Уизли, направлявшимся в ванную комнату.

— Классное утро сегодня, правда? – воскликнул суперагент.

— Амгхнэ? – просипел Рон, тщетно пытаясь разлепить глаза и оттирая со щеки отпечаток подушки.

— Рон, так нельзя! – Джеймс Бонд ласточкой нырнул под балдахин своей кровати. – Мы во враждебном окружении во время магической войны. Сам-Знаешь-Кто не спит! А строит свои гнусные планы. Ну, конечно, при условии, что он и правда возродился, не спит и строит планы… А ты спишь! Вот скажи, Рон, ты сможешь помешать ему привести свои планы в жизнь, если будешь дрыхнуть, как сурок?

— Мнгхэмнгхэ! – ответил Рон, возмущённый этим сравнением до глубин своей души. Кои глубины он немедленно продемонстрировал, широко зевнув.

— Враг не дремлет! – Суперагент вынырнул из-под балдахина, сжимая в руке небольшой конверт. – Вот я проснулся в шесть, совершил утреннюю пробежку, выполнил комплекс разогревающих упражнений, потом совершил четыре подхода силовых и чуть-чуть поработал над выносливостью, затем занялся общеукрепляющими и расслабляющими упражнениями. После чего принял душ, и сейчас бодр, свеж, весел, благоухаю и с радостью смотрю в будущее. Хотя нет, благоухал я до душа. Ты бы присоединился ко мне, что ли. Мало что освежает с утречка лучше двухмильного кросса.

— Хгхфф! – возмутился Рон и попытался пройти в ванную комнату сквозь стену, промахнувшись мимо дверного проёма.

— Как хочешь, – пожал плечами Бонд. – Если меня будут искать, я на совятне, мне кое-что отправить надо.

Джеймс Бонд закинул за плечо школьную сумку, выскочил из спальни, сбежал по винтовой лестнице, вихрем промчался мимо первокурсников, столпившихся у доски объявлений под новым деловым предложением Фреда и Джорджа, и через лаз за портретом Толстой Леди вывернулся в коридор.

— Так, а где у нас совятня? – суперагент уже неплохо ориентировался в школе, но громада замка, оснащённого многочисленными переходами, тайными и не очень, всё ещё действовала ему на нервы. Хуже всего было то, что до любой цели можно было добраться как минимум пятью разными способами, а Бонд ещё не выучил расписание пробок и заторов в коридорах.

Потоптавшись на месте, Джеймс сделал выбор в пользу галереи, идущей по верхнему этажу главного корпуса. Большинство студентов сейчас шли на завтрак, который подавался в Большом Зале, поэтому вряд ли ему встретится слишком уж много народу. Суперагент легко промчался по коридору, сбежал вниз из стилобата замковой башни, пересёк флигель, поднялся на два лестничных пролёта и побежал вдоль панорамных окон, наслаждаясь видом осеннего шотландского леса. Солнце только-только поднялось над холмами, и поверхность озера курилась туманом.

Совятня встретила суперагента сшибающей с ног волной запаха нескольких сотен птиц, основным занятием которых в стенах школы было производить ценные сельскохозяйственные удобрения.

— Хедвига! Хедвига! – позвал Бонд, прикрывая нос ладонью.

Снежно-белая полярная сова спустилась к юноше и, обиженная на него за редкие визиты, ласково попыталась отодрать от вихрастой головы ухо.

— Хедвига, послушай, – нежно заворковал агент, одновременно отбиваясь от птицы блоками из кун-фу, – мне надо, чтобы ты отнесла этот пакет туда, где ты уже один раз побывала. На Воксхолл, понимаешь? Лично в руки невысокой тётке, которая всё время бегает с таким лицом, как будто у неё в животе устрицы объявили войну швейцарскому сыру, а до конца приёма у королевы ещё четыре часа. Ты её помнишь, у неё ещё секретарша такая…

Бонд изобразил руками нечто вроде гитары и пропустил два укуса и удар крылом в нос. Хедвига прекрасно помнила интерес мисс Манипенни к совиному пуху и не горела желанием встретиться с ней снова.

— Мне очень надо! – прогнусавил Бонд. Удар крылом заставил его судорожно вздохнуть; лёгкие, набравшие воздух совятни, горели и грозились подать в отставку, а обонятельные рецепторы оказались перегружены. Менее привычный человек просто упал бы в обморок. К счастью, четырнадцать месяцев заключения в северокорейском плену приучили агента игнорировать немощь тела, что, впрочем, не облегчало его страданий. В неимоверном амбре ало-золотой галстук Гриффиндора начал тускнеть и сворачиваться в трубочку, как осенний лист. Отрешённо Бонд подумал, что было бы неплохо выяснить, кто убирается в этом аду, и после окончания операции выхлопотать ему медаль за отвагу. Если, конечно, психиатрическая экспертиза покажет его вменяемость.

Хедвига, переминаясь с ноги на ногу, позволила Джеймсу примотать к ноге небольшой свёрток. Совы не могли переносить большие тяжести, но пакет, масса которого, к тому же, была уменьшена магически, был вполне по силам крупной полярной сове.

— Имей в виду, если тебе покажется, что за тобой погоня, – торопливо шептал Бонд, завязывая узелок, – дёрни вот за этот шнурок. Это освободит тебя от поклажи. Можешь сделать это на виду у преследователей; пусть увидят, что за тобой нет смысла гнаться дальше. Если груз достанется преследователям, ничего страшного, так будет даже лучше. Но помни: как только дёрнешь, у тебя будет примерно пять секунд, чтобы вылететь из зоны поражения осколками. Ты всё запомнила?

Сова добродушно ухнула, гордая от возложенной на неё миссии. У Джеймса возникло ощущение, что Хедвига не слишком хорошо разбирается в терминах вроде «зоны поражения», но дополнительные объяснения могли только уменьшить энтузиазм. Поэтому суперагенту оставалось лишь убедиться, что сова достанет клювом до шнурка, погладить блестящие белые перья и проследить за взлётом птицы.

Когда Хедвига улетела, Джеймс повернулся к остальным совам.

— Ну, кто здесь школьная сова и готов выполнить важное поручение ученика?

На верхних жёрдочках возникло некое шебуршение. К Бонду мягко спланировал симпатичный рыжий филин.

— Дежурный на сегодня, да? – сочувственно цокнул языком Джеймс, привязывая к ноге филина туго свёрнутый пергамент. – Ну что, как служба? Что там говорят синоптики, погода сегодня лётная? Какова динамика изменения численности поголовья мышей в округе? Мне просто интересно: вас здесь, по самым скромным подсчётам, около трёх сотен, может, больше. И вам всем нужно кушать по мелкому грызуну несколько раз в день. А ежедневных караванов, гружёных клетками с мышами, я что-то не заметил. И откуда же в таком случае берётся ваша еда? И не говорите мне, что наш декан-айлурантроп трансфигурирует для вас какие-нибудь обычные объекты в мышей. Во-первых, это означает трансфигурацию нескольких тысяч объектов ежедневно; она прокачала бы свои магические способности настолько, что скрутила бы Волан-де-Морта в бараний рог одной левой. А во-вторых, её кошачья природа просто не позволит ей изо дня в день делать мышей и не охотиться на них.

Филин задумался. Он до сих пор не имел обыкновения интересоваться источником своего ежедневного рациона. В его глазах засветилась надежда, что, если он немного поднапряжётся, он сможет не интересоваться этим и дальше.

— И если мышей мы сами делаем на трансфигурации, – продолжил Джеймс, затягивая узелок на ноге птицы, – то жучков-паучков ведь мы ни разу не создавали. И чем тогда питается жаба Невилла? А ведь жабы предпочитают насекомых. Как бы так у Невилла выяснить, чтобы он не заподозрил?

Джеймс погладил птицу:

— Это письмо тебе надо отнести Сириусу Блэку. Он скрывается от всех, но, по странному выверту законов и правил магического мира, на почтовых птиц это ограничение не распространяется, так что ты его легко найдёшь. Я уже весь мозг вывихнул, но смог найти только одну причину, по которой аврорат или Пожиратели Смерти до сих пор не сцапали Блэка при помощи маячка, навешенного на пакет, отправленный ему с совой: это будет неспортивно. Так что лети, передай ему эту записку лично в руки, и возвращайся.

Филин понятливо ухнул и взмыл в небеса. Одновременно Джеймс услышал, как позади него скрипнула дверь.

— Привет, – произнесла девушка с явно азиатскими чертами лица, проходя внутрь с письмом и свёртком в руке.

— И вам привет, юная леди, – вежливо поклонился Джеймс. – С кем имею честь беседовать?

— Я Чжоу Чанг, – юная леди смущённо поправила галстук, выполненный в синем и серебряном цветах. «Когтевран», – подумал Бонд, пытливо разглядывая галстук — и заодно его окрестности, обрисованные натянувшейся тканью. – «Нет, если так пойдёт и дальше, мне всё-таки придётся принять пару доз „Целибата”». Джеймс с некоторым усилием вернул глаза к лицу девушки.

— А меня зовут Поттер, Гарри Поттер, – представился Бонд.

— Да, разумеется, Гарри, я тебя знаю, ведь ты ловец квиддичной команды Гриффиндора, – Чжоу робко улыбнулась. – И нам ещё предстоит встретиться на поле. Я ведь прошла квалификацию на должность ловца команды Когтеврана, как Сед-д-д…

Внезапно её черты лица исказились, и Чжоу расплакалась.

Суперагенты британской разведки, разумеется, обязаны изучать психологию, потому что в их работе психологические битвы занимают ничуть не меньше времени, чем физические. Но с девушкой, рыдающей навзрыд от того, что она добилась права играть за квиддичную команду факультета, представителю британской разведки пришлось столкнуться впервые.

— Ну, ну, Чжоу, честное слово, я понимаю твою беду, – соврал Джеймс, обнимая девушку за плечи и склоняя её голову к себе на плечо. – Но пойми, ведь существуют вещи, над которыми мы не властны. Иногда события просто случаются. Даже очень неприятные. Впрочем, если тебе надо выплакаться, то я всегда буду рядом…

Бонд поглаживал девушку по спине и бормотал какую-то утешительную чушь, подходящую под все случаи жизни, до тех пор, пока рыдания не перешли во всхлипывания, а затем не прекратились вовсе.

— Я… Прости, – Чжоу подняла голову, оторвавшись от основательно промокшей мантии гриффиндорца. – Прости меня, пожалуйста, Гарри, просто для меня это всё ещё шок. Понимаешь, я ведь теперь буду летать в команде на таком же месте, как и Седдрик Диггори, мой… Ну… Бывший. Он был моим парнем до того, как его уб-б-б… – Чжоу всхлипнула. – Прости, Гарри. Я вела себя так…

— Эмоционально, – подсказал Джеймс деревянным голосом. Он по-прежнему полуобнимал девушку, легонько прижимал её к себе и чувствовал её тепло. Пятнадцатилетнему организму этого было достаточно, чтобы плотины самоконтроля начали трещать под атакой гормонов.

Чжоу шмыгнула носом, и слёзы потекли снова. Совятня, увы, осталась совятней, и режущий глаза запах никуда не исчез.

— Чжоу, как ты смотришь на то, чтобы продолжить беседу в менее ароматном месте? – с улыбкой предложил Джеймс, демонстрируя чудеса самообладания и отодвигаясь от девушки. Он, наконец, вспомнил, кем был Седдрик Диггори. – Сельская экзотика — это, конечно, очень аутентично и самобытно, но располагающей к беседе обстановкой здесь и не пахнет. – Суперагент вдохнул и закашлялся. – То есть, может, и пахнет, но эта вонь забивает…

— Минутку, мне надо только отправить письмо, я совсем забыла, что у мамы сегодня день рождения. – Чжоу отступила на шаг, и Джеймс мгновенно перебросил висящую на плече школьную сумку вперёд, позаботившись, чтобы она прикрывала его хотя бы от середины бедра. Девушка повернулась к суперагенту спиной и промокнула глаза бумажной салфеткой, ликвидируя ущерб от неожиданного приступа плача при помощи крошечной пудреницы с зеркальцем.

— Я подожду тебя снаружи, – решил Джеймс и направился к выходу, как вдруг дверь совятни снова распахнулась.

— Ага! – сказал завхоз Аргус Филч, наступая на Джеймса и потрясая дряблыми щеками. – Это ты! Мне сообщили, что ты намерен послать большой заказ на навозные бомбы!

Джеймс ошеломлённо отшатнулся от Филча:

— Я?! Зачем?!

— Чтобы разбрасывать по школе, ясен пень! – Филч сделал длинный шаг вперёд и хлопнул Джеймса по карманам. – А ну, показывай своё письмо! А это что за труба у тебя под мантией? Свинчатки в школе запрещены!

— Это не труба, – процедил сквозь зубы Джеймс. – И если вы стукнете меня там ещё раз, я подам на вас в суд за сексуальные домогательства. У меня есть свидетель!

— Есть, – подтвердила заинтересовавшаяся Чжоу, убирая пудреницу.

— Ладно, парень, давай разойдёмся миром, – Аргус, не ожидавший подобного развития событий, отступил на шаг и поднял вверх руки. – Просто отдай мне письмо.

— Не могу, я его уже отправил, – пожал плечами Бонд. – А кто сказал вам, что я собираюсь сделать заказ на навозные бомбы?

— У меня свои источники, – высокомерно ответил Филч. – Погоди, то есть как — отправил?

— Совой, – вздёрнул бровь Джеймс. – Мы вообще в совятне или где? Отсюда что, можно отправить письмо каким-то другим образом?

— Отправил?! – челюсть Филча отвисла. – Точно отправил? А может, хотел, но забыл, а?

— Точно отправил, – кивнула Чжоу. – Я сама видела.

Губы Филча задрожали, он явно был готов расплакаться. У Джеймса второе плечо всё ещё было сухим, но по каким-то своим личным причинам он не горел энтузиазмом подставлять его престарелому завхозу.

— Аргус, я даю вам своё честное слово, что не заказывал навозные бомбы, – твёрдо сказал Бонд. – Я вообще не одобряю это развлечение, считаю его глупым, недалёким и примитивным. Я бы ещё понял, если бы речь шла о фейерверках, петардах или хлопушках, хотя и это тоже на грани допустимого. Но навозные бомбы? Мистер Филч, вы меня обидели. Да, мне говорили, в прошлом я вёл себя, как придурок, но вы должны знать: я никогда, никогда больше не буду заказывать навозные бомбы.

Джеймс Бонд величавым жестом простёр руку в сторону, где под жёрдочками сов высились настоящие терриконы свежего гуано:

— Платить за то, что можно набрать бесплатно?! Да за кого вы меня принимаете?!

* * *

Гермиона положила бронзовый кнат в притороченный к ноге совы маленький мешочек и нетерпеливо развернула «Ежедневный пророк»:

— Так, тут на всю первую полосу сенсация: по сведениям аврората, террорист и убийца Сириус Блэк скрывается в Лондоне!

— Это его Малфой на вокзале узнал, – скривил губы Рон. – Донёс и накапал, кому надо.

— «…Министерство предупреждает волшебное сообщество, что Блэк крайне опасен… убил тринадцать человек... совершил побег из Азкабана…» Обычный вздор, – заключила Гермиона, положив свою половину газеты. – Если убил тринадцать человек, то сразу начинается навешивание ярлыков: «террорист», «убийца». А у него, может, просто день с утра не задался. Или сказывается психическая травма, полученная в подростковом возрасте из-за жизни вместе со слизеринцами. У него же дома всё, кроме его комнаты, было серебряное с зелёным, а это палитра, вызывающая депрессию и желание убивать. По крайней мере, у меня. Значит, опять не сможет выходить из дома, вот и всё, – добавила шёпотом она. – Дамблдор предупреждал его, что высовывать нос наружу нельзя.

Джеймс Бонд просмотрел свою часть газеты. Под огромной рекламой магазина мадам Малкин притулилась крошечная заметка…

— Эй, ребята, посмотрите-ка сюда! Вот эта статья — «Нарушитель в министерстве»!

— Стерджис Подмор, тридцати восьми лет, проживающий в Клэпеме, Лабурнум-Гарденс, 2, предстал перед Визенгамотом по обвинению во вторжении и попытке ограбления, имевшим место в Министерстве магии на этой неделе, – задыхающимся от волнения голосом начал читать Рон. – Подмор был задержан в час ночи дежурным колдуном Министерства Эриком Манчем, который застиг его за попыткой проникнуть в совершенно секретное помещение. Подмор, отказавшийся от защитительной речи, признан виновным по обоим пунктам и приговорён к шести месяцам заключения в Азкабане.

Уизли закончил читать заметку. Приятели переглянулись.

— Подмор — он же из Орд… Ну… Из Организации, верно? – шёпотом произнёс Рон.

Джеймс Бонд, в представлении которого Организацией называется что-то организованное, в отличие от Ордена Феникса, поморщился.

— Да, верно. Я охранял его, когда меня перевозили к Сириусу. Ну, то есть он думал, что это он меня охранял.

— Интересно, на чём его взяли, – потёрла подбородок Гермиона. – Куда он хотел проникнуть?

— А что вообще в этом Министерстве магии есть? – невинно спросил Бонд и навострил ушки. – Там же сплошная канцелярщина и бюрократия, да? Ему что, пачка писчей бумаги среди ночи понадобилась?

Рон оглянулся проверить, не пользуется ли шепчущаяся троица излишним вниманием. Разумеется, огненно-рыжий парень, озирающийся с крайне загадочным видом, не мог не привлечь внимание всех, кто соскучился по развлечениям за завтраком; шум в Большом Зале стих, и около двух сотен глаз уставились на троицу гриффиндорцев с любопытством. Рон этого не заметил. Джеймс мысленно закатил глаза.

— Понимаешь, в Министерстве работают волшебники, – начал Рон свистящим шёпотом, слышным, наверное, даже в Башне Прорицаний. – А они очень не любят куда-то перемещаться. Поэтому самые ценные устройства и приборы хранятся там же. А есть ещё отдел Невыразимцев…

— Кого?!

— Невыразимцы. Это секретный отдел внутри Министерства, то ли подчиняющийся лично Министру, то ли вообще никому не подчиняющийся. Они изучают и проводят практические исследования в самых невыразимых областях знаний, таких, как время, любовь, смерть, мысль… Ну, и всякое такое. Об их работе вообще мало кто знает.

— А кому они сдают отчёты о проделанной работе?

Рон Уизли и Гермиона Грейнджер переглянулись. Такая простая мысль ещё не приходила им в голову.

— Думаю, что министру магии, – осторожно ответил Рон, ступая на зыбкую почву предположений. – Но я не уверен, что министру магии можно читать эти отчёты.

— А каково влияние их исследований на магический мир?

— Э-э-э… Ну, мы знаем, что есть специальные маги, которые изучают любовь. Значит, любовь существует.

— Любовь существует, только это не магия, это химия, – отмахнулся Джеймс Бонд, которому по долгу службы приходилось использовать шприцы со всякими интересными субстанциями. – Влюблённость характеризуется повышенным содержанием «гормона цели» дофамина и «гормона деятельности» норэпинефрина, а также пониженным содержанием «гормона удовольствия» серотонина. Поэтому состояние влюблённости традиционно связывают со страданиями, в описании которых преуспел Шекспир, а влюблённые прилагают потрясающие усилия, чтобы добиться объекта своей страсти, зацикленность на котором обусловлена дофамином. Этот период пылкой страсти длится до года, после чего, если влюблённые всё-таки сумели соединиться и не убить друг друга, начинает расти содержание других гормонов. Прежде всего это вазопрессин и окситоцин, гормоны привязанности и моногамии, отвечающие за желание защитить своего избранника, остаться с ним и завести детей. Эти гормоны выделяются в повышенных дозах на протяжении нескольких лет, достаточных, чтобы родить и защитить детей в самый уязвимый период их жизни, после чего выделение гормонов сходит к норме, и пара может разойтись, — так называемые «кризисы четвёртого и седьмого года совместной жизни». А за обычные сексуальные позывы отвечают гормоны эстроген, тестостерон, выделения щитовидной железы и надпочечников. В частности, инъекция тестостерона вызывает у женщины мощнейший немедленный приступ сексуального желания[126].

Потрясённые импровизированной лекцией студенты возбуждённо зашумели. Чистокровные когтевранцы спрашивали у полукровок и у маглорожденных, кто такой Шекспир. Слизеринцы решили, что это, видимо, известный квиддичный игрок.

— А где можно по-быстрому купить пятигаллонную цистерну тестостерона? – выкрикнул с места Колин Криви.

— Колин, тебе это не поможет, даже если ты её всю за раз в вену девушки закачаешь, – отшутился Джеймс. – Ты себя в зеркале видел? Тоненькие ручки, тоненькие ножки, еле пробивающиеся усики. Честное слово, Колин, это не то зрелище, от которого девушки теряют голову, даже с тестостероном в вене. У тебя будет больше шансов, если ты этой канистрой девушку по голове стукнешь. А если не хочешь стучать девушек по голове, советую тебе сначала побриться, а потом заняться спортом. А вот через полгодика серьёзных упражнений на развитие мускулатуры посмотрим, понадобится ли тебе ещё и тестостерон!

Колин ощупал тщательно культивируемые волосинки под носом:

— Но усищи делают меня похожим на мужчину!

— Нет, – вздохнул Джеймс, – твои усики делают тебя похожим на ребёнка, который хочет казаться мужчиной. Не надо строить из себя что-то, чем ты не являешься. Будь собой. Подумай вот о чём: если ты не можешь привлечь девушку, будучи собой, то сделать это, изображая из себя кого-то другого, у тебя вообще нет шансов. Ты ведь даже специальное обучение не проходил.

Рон Уизли вспомнил, как он после финального матча Чемпионата мира по квиддичу пытался произвести впечатление на вейл, рассказывая им о том, что изобрёл метлу, на которой можно долететь до Юпитера, и уткнулся носом в стакан с тыквенным соком.

— А этому специально обучают?! – отвисла челюсть у Криви.

— А этому специально обучают?! – плотоядно облизнулась Джинни.

Джеймс Бонд стушевался:

— А что это Рон у нас ничего не ест? Сейчас же, вроде, не Рамадан, в который до первой звезды нельзя. Рон, ты, я вижу, тоже письмецо получил?

Рон вынул нос из стакана с тыквенным соком. Рядом с его рукой лежал простенький коричневый свиток, видимо, сброшенный одной из почтовых сов. Рон схватился за конверт и рассмотрел печать на перевязи свитка:

— Перси?! Ребята, это от Перси!

— Это письмо неизвестно от кого, запечатанное печатью, которую ты, спросонья и в состоянии эмоционального возбуждения, принял за печать Перси, – наставительно поднял палец Джеймс. – И что пишет ваше яблоко, упавшее далеко от семейной яблони?

Рон развернул свиток и начал читать. Чем дальше скользили его глаза по свитку, тем сильнее он хмурился. И когда закончил, на лице его было написано отвращение. Он бросил письмо Гарри и Гермионе, и они, наклонившись друг к другу, прочли его вместе.

Дорогой Рон!

Я только что услышал (не от кого иного, как от самого министра магии, который узнал это от твоей новой преподавательницы, профессора Амбридж), что ты стал старостой Хогвартса.

Я был приятно удивлен этой новостью и раньше всего хочу тебя поздравить. Должен признаться, я всегда опасался, что ты пойдешь, если можно так выразиться, «дорожкой Фреда и Джорджа», а не по моим стопам, поэтому можешь вообразить, с каким чувством я воспринял известие о том, что ты перестал пренебрегать требованиями руководства и взял на себя реальную ответственность.

— «Взял на себя реальную ответственность» — это когда вам с Гермионой прислали письма с извещениями о том, что вы теперь назначены на должности старост «Хогвартса»? – поинтересовался Джеймс. – Без возможности отказаться, без какого-либо, пусть формального, выражения согласия? Интересное у него представление о том, что такое «взять на себя». У них в Министерстве обязанности так же распределяются? В добровольно-принудительном порядке?

— Читай дальше! – пихнула суперагента локтем Гермиона.

Но хочу не только поздравить тебя, Рон, я хочу дать тебе некоторые советы — почему и посылаю это письмо утренней почтой. Надеюсь, в суматохе, когда почту и свежую прессу получают все, никто не обратит внимания, что тебе тоже пришло письмо. Тебе ведь обычно никто не пишет, ты никчемный, никому не нужный…

— Тут дальше зачёркнуто, – пожаловалась Гермиона.

— Под кляксой ещё можно прочесть слово «кусок де», но дальше текст совсем замазан, – поддакнул Джеймс.

— Интересно, что он имел в виду? – мрачно поинтересовался Рон.

— Наверное, «кусок денег», – успокоил приятеля Джеймс. – Или «кусок дейтерия». Это такой очень ценный химический элемент. Его сравнение показывает, какую ценность ты представляешь для брата, – глубокомысленно добавил супершпион, следя за тем, чтобы не врать слишком уж откровенно.

— «Кусок дейтерия»? Ну, тогда ладно, – успокоился Рон.

Из того, что говорил мне министр, сообщая о твоем назначении, я заключил, что ты по-прежнему часто общаешься с Гарри Поттером. Должен сказать тебе, Рон: ничто не угрожает тебе потерей значка больше, чем продолжающееся братание с этим учеником.

— Внимание, вопрос: а насколько тебе важен значок, о котором говорит Перси? – прищурился Джеймс. – Тот самый значок, который накладывает на тебя дополнительную ответственность, мешает тебе вести себя так, как ты привык, добавляет обязательств и не приносит никакой выгоды, кроме права посещать ванную комнату старост? При том, – Бонд шмыгнул носом, – что ты и к обычной-то ванне относишься с настороженностью? А главное — тот самый значок, о котором ты не просил?

— Совсем неважен, – чистосердечно брякнул Рон, не обращая внимания на возмущённый вопль Гермионы.

— Тогда почему Перси считает, что потеря значка будет для тебя наказанием, а не поощрением?

Рон пожал плечами.

Не сомневаюсь, мои слова тебя удивят, и ты, безусловно, возразишь, что Поттер всегда был любимцем Дамблдора, — но должен сказать тебе, что Дамблдор, вероятно, недолго будет оставаться во главе Хогвартса, и влиятельные люди совсем иначе — и, наверное, правильнее — оценивают поведение Поттера. Распространяться не буду, но если ты просмотришь сегодняшний «Ежедневный пророк», то получишь хорошее представление о том, куда дует ветер... и, быть может, наткнешься на имя твоего покорного слуги!

— Раздел «Криминальная хроника» на восьмой полосе? – предположила Гермиона.

Серьезно, Рон, нельзя, чтобы считали, будто вы с Поттером одного поля ягода. Это может очень повредить тебе в будущем — я имею в виду и карьеру после школы. Как тебе должно быть известно, этим летом у Поттера было помутнение рассудка, что сказалось на нём не лучшим образом. Его бредни о нападении дементоров не могут вызвать ничего, кроме усмешки и жалости. Если хочешь знать мое мнение, то многие, с кем я говорил, по-прежнему убеждены в том, что все его заявления, начиная с последней весны, — это ложь.

Джеймс в восхищении зааплодировал:

— Какая потрясающая логика! Пишется фраза «если хочешь знать моё мнение», после чего мнение вываливается на читателя вне зависимости от его желания. Он пишет «моё мнение», но вместо своего мнения рассказывает о мнении каких-то людей, с которыми он говорил. Дальше. Заметьте, он не использует слово «большинство», просто «многие». Трое из десяти — это тоже «многие». И он не сказал, что эти «многие», с которыми он общался, являются важными, ответственными или влиятельными персонами, но явно хочет, чтобы мы сделали такой вывод, потому что Перси работает в Министерстве, и логично предположить, что общается он в основном со служащими Министерства. Но в Министерстве ведь не все занимают должность министра магии! Есть уборщицы, охранники, клерки, счетоводы, интенданты. Так что, может, он спросил мнение секретарши, охранника на входе и Стэнли Шанпайка из «Ночного рыцаря» — вот и «многие», о которых можно написать в письме.

Возможно, ты боишься порвать отношения с Поттером — я знаю, что он бывает неуравновешен и даже буен, но, если ты обеспокоен этим или заметил еще что-то тревожащее в его поведении, настоятельно рекомендую тебе обратиться к Долорес Амбридж. Эта замечательная женщина, я знаю, будет только рада помочь тебе советом.

— Я?! Буен?! – Джеймс Бонд в негодовании грохнул по столу кулаком.

Перехожу ко второй части. Как я уже заметил выше, режиму Дамблдора в Хогвартсе, возможно, скоро придет конец. Ты должен быть предан не ему, а школе и Министерству.

— Как интересно!.. – протянула Гермиона. – Значит, «никчемный, никому не нужный кусок», а потом — «ты должен быть предан»?!

— Но это ведь МакГонагалл по указке Дамблдора навесила на Рона должность старосты, – указал Джеймс.

— А откуда мы знаем, что Дамблдору не выкрутили руки в Министерстве?

На это у Джеймса было что ответить, но он предпочёл дочитать письмо.

Я с огорчением услышал, что в своих попытках произвести в Хогвартсе необходимые изменения, которых горячо желает Министерство, профессор Амбридж встречает очень мало поддержки со стороны персонала (впрочем, сейчас ей станет легче — смотри опять-таки «Ежедневный пророк»!). Скажу еще: ученик, выказавший готовность помочь профессору Амбридж сегодня, года через два получит очень хорошие шансы стать старостой школы!

— Потрясающая перспектива! – скривился Рон. – Горбатиться как проклятый на должности старосты факультета два долгих года, чтобы потом в качестве награды на тебя навесили ещё больше забот и ответственности?!

Жалею, что редко виделся с тобой этим летом. Мне больно критиковать родителей, но боюсь, что не смогу жить под их кровом, пока они связаны с опасной публикой из окружения Дамблдора. (Если надумаешь писать матери, можешь сообщить ей, что некий Стерджис Подмор, близкий друг Дамблдора, недавно заключен в Азкабан за незаконное проникновение в Министерство. Может быть, это откроет ей глаза на подлинную сущность мелких преступников, с которыми они теперь якшаются.) Считаю большой удачей для себя, что избежал позорного общения с такими людьми — министр проявил ко мне величайшую снисходительность, — и надеюсь, Рон, что семейные узы не помешают и тебе понять всю ошибочность взглядов и поступков наших родителей. Я искренне надеюсь, что со временем они сами осознают, насколько они заблуждались, и, если настанет такой день, с готовностью приму их извинения.

— Он примет их извинения! Ну не наглость?!

Пожалуйста, обдумай хорошенько все, что я здесь написал, в особенности о Гарри Поттере, и еще раз поздравляю тебя с назначением старостой.

Твой брат
Перси.

— Ну и ну! – выразила общую мысль Гермиона. – И что ты об этом думаешь?

Рон, красный, как варёный рак, взял письмо и собрался его разорвать.

— Погоди минутку, – остановил его Бонд. – Скажи-ка ещё раз, в каком отделе работает Перси?

— В прошлом году он трудился в отделе международного магического сотрудничества, в совете по выработке торговых стандартов, а сейчас его взял под своё крылышко Фадж, – с гримасой ответил Рон, всё ещё горя желанием порвать письмо. – Он сейчас вкалывает на должности младшего советника министра магии.

— И его работа заключается в?.. – подтолкнул Рона Джеймс.

— Понятия не имею, – скорчил гримасу тот. – Наверняка какие-нибудь перекладывания бумажек с места на место, составления отчётов о процентном соотношении прогорающих котлов, вычисление средней грузоподъёмности ковров-самолётов по отношению к мётлам с целью вычисления таможенных пошлин на импорт и прочие безумно весёлые занятия.

Джеймс Бонд не верил своим ушам. Это было всё равно что зачерпнуть ковш со дна горной реки и обнаружить, что он полон золотых самородков. Источник информации не просто в Министерстве магии, но в самой канцелярии министра, с доступом к любым документам и к любым отчётам?!.. Лучшего результата можно было бы добиться, только завербовав Жабу или самого Фаджа.

Если только удастся убедить Рона ответить на письмо.

— Ой, смотрите-ка… – Гермиона перевернула страницу. – Так вот что имел в виду Перси!

Целый разворот занимала статья, озаглавленная «Министерство проводит реформу образования. Долорес Амбридж назначена на новую должность генерального инспектора». Огромная фотография заместителя министра занимала место целых трёх колонок; Долорес с приторно-дебильной улыбочкой подмигивала фотографу. С места Джеймса казалось, что толстую низенькую тётку разбил странного вида тик.

Гермиона прочла вслух:

— «Вчера вечером Министерство магии приняло неожиданную меру, издав декрет, предоставляющий ему беспрецедентный контроль над Школой чародейства и волшебства «Хогвартс».

„Последнее время министр с растущим беспокойством следил за деятельностью Хогвартса, – сообщил нам младший помощник министра Перси Уизли. — Нынешнее решение принято в связи с озабоченностью родителей, считающих, что школа движется в нежелательном направлении“.

За последнее время это не первый случай, когда министр Корнелиус Фадж использует новые законы для совершенствования образовательного процесса в Школе волшебства. Не далее как 30 августа был принят Декрет об образовании ? 22, согласно которому в случае, если нынешний директор не в состоянии подыскать кандидата на преподавательскую должность, Министерство само подберет подходящего человека.

„Именно так и получила назначение в Хогвартс профессор Амбридж, — заявил вчера вечером Уизли. — Дамблдор никого не нашел, и в результате министр назначил Амбридж. Выбор чрезвычайно удачный...“»

— Так вот как она проникла в школу! – вскричал Рон.

— Ага, Дамблдор её пустил, – скривился Джеймс. – Ты же сам прочитал: «если директор не в состоянии подыскать кандидата». По-твоему, Дамблдор за все каникулы так и не смог никого найти? При том, что он сумел протащить в преподаватели Сивиллу Трелони, Златопуста Локонса и Рубеуса Хагрида?

— Не смей трогать Хагрида! – вспылил Рон. – Он, может, и неказистый, но прямо над его животом бьётся большое сердце! Вот познакомишься с ним поближе, сам поймёшь.

— Да, просто огромное, килограмма на полтора, – согласился Джеймс, уже примерно представляющий размеры пресловутого лесничего по рассказам приятелей. – Но речь-то не об этом. У Хагрида нет права на преподавание, он и школу-то не закончил, уже не говоря о педагогическом факультете, на котором учат правильно преподавать. Кстати, Снегг, очевидно, тоже педагогике не обучался. – Джеймс щёлкнул пальцами, пытаясь привлечь внимание: – В нашей школе преподаёт человек без образования вообще! То есть критерии отбора преподавателей в школе низки настолько, что под них даже плесень подходит! А историю магии вообще приведение преподаёт! Теперь внимание, вопрос: неужели во всей магической Британии не нашлось существа, живого или мёртвого, который мог бы втирать нам очки на протяжении года, рассказывая о борьбе со всякими зверушками, которых Хагрид на следующем уроке покажет в качестве магических существ?

Рон открыл рот, но промолчал. Ответить ему было нечего. Гермиона, насупившись, читала статью.

— Вы Наземникуса Флетчера помните? – развил успех Джеймс. – Помните, как он заливал, что вместе с тринадцатью гномами ходил за сокровищами дракона? Нет, бред, конечно, это он одну книжку пересказывать пытался, на свой лад. И заодно объяснить, почему он стал вором[127]. Но рассказывал-то он так, что заслушаться можно было! Неужели, по-вашему, он стал бы отказываться, если бы ему предложили за деньги рассказывать истории детям, живя при этом на всём готовом в замке, набитом ценностями и антиквариатом? Да, я слышал, что должность эта проклята. Но вы ведь помните, кто такой Наземникус? Назначение этого неприятного типа на проклятую должность — это я называю «убить двух зайцев одним выстрелом».

Рон снова открыл рот, и снова промолчал.

— Да Дамблдор мог с улицы любого нищего привести! – кипятился Бонд. – Потрясти старых приятелей, как, по вашим словам, он сделал в прошлом году с Шизоглазом. Обратиться к своим бывшим ученикам. На худой конец, он мог сам встать к доске и годик почитать нам лекции, или дать возможность кому-нибудь из других учителей сменить амплуа, — вон, Снегг на эту должность зубы точит… Но Дамблдор этого всего не делает. Он предпочитает не реагировать, отдаёт ход Министерству. Вы понимаете, что Амбридж появилась в школе только благодаря действиям, а точнее, бездействию Дамблдора?

— Но… Зачем?! – наконец, нашёлся Рон. – Зачем Альбусу вводить в преподавательский состав кого-то из стана своих врагов?

— Пока не знаю, – зловеще прищурился Джеймс. – Дамблдор ведёт какую-то очень хитрую игру. Но на каждую хитрую гайку найдётся свой болт с левой резьбой. Я обязательно выясню, что за игру он затевает.

— Вот это речи настоящего гриффиндорца! – расплылся в улыбке Рон, и Джеймса перекосило.

— Слушайте дальше, – шикнула Гермиона: – „Это очередной решительный шаг министра в его стремлении остановить то, что многие считают упадком Хогвартса, — заявил Уизли. — Инспектор уполномочен инспектировать работу коллег-преподавателей, с тем чтобы поддерживался высокий уровень учебного процесса. Этот пост был предложен профессору Амбридж в дополнение к ее преподавательским обязанностям, и мы рады, что она согласилась“.

— Инспектировать преподавателей, – задумчиво протянул Рон. – Это как спрашивать их, да? Что они умеют, а что не умеют?

— И что она поймёт в их ответах? – презрительно вздёрнула губу Гермиона. – Нет, она будет следить, чтобы на уроках превозносили Фаджа и Министерство, а все остальные получат запись о неполном служебном соответствии и вылетят с работы быстрее, чем произнесут «Корнелиус Фадж — злобный, надутый индюк без капли мозгов и с самомнением размером с планету!»

— Я всё слышала! – проорала Амбридж из-за учительского стола.

— Ладно, пора идти, – Рон залпом допил свой сок. – У нас сейчас «История магии» с Бинсом, может, она уже там и инспектирует его.

Джеймс Бонд взглянул на Долорес Амбридж, сидящую рядом с мадам Помфи и изучающую Большой Зал злобным взглядом крошечных глаз, посмотрел на Рона и тяжело вздохнул.

* * *

Северус Снегг коршуном пронёсся по классу, раздавая проверенные работы.

— Я проставил вам такие оценки, какие вы получили бы за свои работы на СОВ, – с самодовольной усмешкой объявил Снегг, раздавая работы. – Дабы у вас было реальное представление о том, чего вам ожидать на экзамене.

Джеймс Бонд взглянул на свою работу. На титульном листе красовалась жирная красная буква «О». Она была зачёркнута, и рядом более тонкими линиями было написано «С». Эта буква тоже была зачёркнута, и под ней красовалась «У». Буква «У» была замарана чернилами крест-накрест так, словно проверяющий пытался отбиться пером от маньяка, доводящего жертву до истощения методом принудительного чтения домашних заданий школьников вслух. Под искалеченной «У» была нарисована маленькая и очень несчастная «В». Рядом с ней была пририсована тоненькими штрихами буковка «П» со знаком вопроса.

Бонд тонко улыбнулся. Магам была известна торговля по каталогам с отправкой приобретений покупателю почтой. Школьные учебники тоже можно было заказать, и «Флориш и Блотс» без каких-либо вопросов высылали посылки на реальные адреса в Лондоне и его пригородах. Там эти посылки обнаруживались людьми, мускулистость которых была значительно выше среднестатистической, а ценность — значительно ниже. Эти ребята собирали посылки в непритязательные спотривные сумки, которые в какой-то момент оказывались под лавочками рядом со спортплощадками, на которых другие мускулистые ребята играли в волейбол. Игра вскоре заканчивалась, и натруженные ладони волейболистов хватались за ручки сумок. Волейболисты «забывали» сумки в специально приготовленных металлических контейнерах, изолирующих большинство известных видов излучения, предусмотрительно размещённых в багажниках такси. Таксисты заезжали на автозаправки, где гопники вскрывали багажники и приделывали контейнерам ноги, пока таксисты точили лясы с кассиршами. Гопники прятали контейнеры в не привлекающие внимания чемоданы и оставляли их в автоматической камере хранения. Посетители камеры хранения… Но к этому моменту самый внимательный следователь потерял бы след. Ни одно звено в цепочке не знало, что они передают и кому, а восьмым-девятым звеном были ребята, подчинённые Биллу Таннеру. Эти аналитики разобрали полученные учебники чуть ли не по атомам. Тексты были загружены в компьютеры, которые начали искать соответствия, закономерности, похожие места, перекрёстные упоминания, ссылки, синонимы и общности в методах, действиях, свойствах и описаниях. Из расширенного контекстного анализа, из оговорок авторов, из иллюстраций, фотографий и комментариев извлекалась информация о магическом мире, заполняя быстро растущую базу данных разведки. Конечно, маглы мало что знали о магии, но систематизирование информации превращает любой набор сведений в науку, а систематизировать аналитики умеют хорошо, в отличие от анализа кучи систематизированной информации.

Побочным эффектом систематизирования этой информации стала необычайная лёгкость в подготовке домашних заданий. Бонд передавал текст задания в Воксхолл и шёл заниматься своими шпионскими делами, — например, в который уже раз пытаться заставить метлу летать. Свойства лунного камня вытаскивались из базы данных при помощи простого запроса, после чего специально нанятый эссеист создавал из сухой кучи сведений связный текст. Затем эссеист уходил с квадратными глазами, а текст проходил две правки, корректуру, литературное ухудшение до уровня пятнадцатилетнего школьника, дополнительное слепое двойное тестирование на аналитиках, утверждался на уровне Билла Таннера и отсылался обратно Бонду. В среднем над каждым домашним заданием работали от сорока до шестидесяти человек, обладающие в сумме не меньше чем семнадцатью докторскими степенями в различных областях наук; на подготовку домашнего задания уходило всего несколько часов. Ещё какое-то время Бонд тратил на то, чтобы переписать готовый результат набело своим почерком, тщательно расставляя кляксы и описки.

Человек-С-Сальными-Волосами бросил свиток Гермионе через два ряда, очевидно, опасаясь приближаться к Поттеру, который демонстрировал опасные признаки разумности. Гермиона развернула своё домашнее задание, увидела букву «В» и скосила глаза в сторону Джеймса, силясь разглядеть, какую оценку получил тот. Джеймс, не желая давать пищу беспочвенным подозрениям насчёт своих учебных талантов, быстро спрятал свиток домашнего задания в сумку.

На сегодня зельевар решил испытать своих учеников в изготовлении Укрепляющего раствора. Джеймс внимательно прочёл инструкции. Это целебное зелье было неплохим заживляющим средством, помогающим заживлять лёгкие физические ранения и снимающим эффекты проклятий. К сожалению, названием Укрепляющий раствор был обязан одному своих побочных эффектов, из-за чего его категорически запрещалось принимать в отсутствие касторового масла или отваров из листьев сенны, корня крушины или корня ревеня[128]. Суперагент вздохнул; похоже, маги принципиально не придумывали ничего полезного, не снабдив его внушительным набором побочных эффектов, противопоказаний и нежелательных последствий.

Бонд с присущей всем британцам, кроме Невилла Долгопупса, педантичностью начал смешивать ингредиенты. В конце урока его зелье было светло-бирюзовым, хоть и менее прозрачным, чем у Гермионы, но, по крайней мере, не розовым, как у Рона. Снегг собрал зелья, чтобы ученики смогли продолжить работать над ними на следующем уроке.

Кабинет Прорицаний встретил учеников уже привычным запахом благовоний и дешёвого хереса.

— Добрый день, добрый день, мои дорогие, – заунывным речитативом начала Сивилла Трелони и осеклась на полуслове, увидев, как сквозь люк в полу пролазит, отдуваясь, и пыхтя, госпожа Генеральный Инспектор Хогвартса собственной персоной.

— Вам положительно надо установить здесь лифт, – прохрипела Долорес Амбридж, наконец, распрямляясь и хватаясь рукой за мощный пласт жира где-то в районе сердца. – Двести восемьдесят шесть ступенек от Большого Зала, и это не считая последнего верёвочного акробатического недоразумения. Как вы вообще сюда поднимаетесь?

— А я отсюда не спускаюсь, – пожала плечами профессор Трелони. Долорес Амбридж не сразу нашлась с ответом:

— Э-э-э… У вас здесь есть всё необходимое?

— Что есть нужды тела? – с завываниями ответила Сивилла, потихоньку возвращаясь к привычной модели поведения и начиная кружить по комнате. – Пустое, ненужное, никчёмное, суета сует и томление духа!.. Тогда как Третий Глаз, будучи моим проводником в мире будущего и прошлого, открывает мне захватывающие перспективы, раскрывает все тайны, все секреты, ибо нет преград для истинного Зрения!..

Лоб прорицательницы звучно врезался в колонну, иголка воспроизведения соскочила с дорожки мысли, и Сивилла затихла, потирая ушибленное место.

— Нет преград, ага. Очевидно, – Долорес Амбридж уселась на подушку, открыла блокнот и начала что-то в него писать. Сидящая рядом Патил попыталась подсмотреть, но полумрак кабинета не позволял увидеть записываемый текст.

— Д-д-давайте разобьёмся на пары, – предложила профессор Трелони, продолжая растирать лоб, – откроем «Оракул снов», после чего каждый истолкует последнее ночное видение партнёра. Начали!

— Минутку, госпожа профессор Трелони! – вытянул руку Джеймс Бонд. – Мне был вещий сон, и я хотел бы, чтобы его попробовали истолковать вы, потому что — прости, Рон — мой напарник не может считаться специалистом в ониромантии.

Сивилла поправила съехавшие набок очки и покосилась на Амбридж. Та осклабилась.

— Но почему вы так уверены, что ваш сон был вещим, мистер Поттер? – обратилась к Джеймсу провидица.

Этой детали в дневнике снов не было.

— Там в самом начале было написано, – ответил Джеймс, глядя на преподавательницу глазами, которые без сомнения можно было бы принять за эталон честности. – Ма-а-аленькими буквами, в нижней части картинки. «Вещий сон, основан на реальных фактах».

— Ну что ж, давайте попробуем истолковать его, мистер Поттер, – согласилась профессор с неуверенностью в голосе. Очевидно, сны, которые сами себя позиционировали как вещие, в её практике встречались нечасто.

Джеймс Бонд открыл свой дневник сновидений и откашлялся.

— Итак, было мне видение, – начал Бонд с интонациями эсхатологического проповедника. – Я проснулся как бы на берегу прозрачной реки, наполненной слезами человеческими, и был в этой реке как бы остров, покоящийся на шести огранённых рубинах. И услышал я голос громовой, снисходящий с небес, пронизывающий всё сущее и обращающийся ко всему материальному: «Да понизится взвешенная рыночная стоимость акций эмитентов, специализирующихся в области высоких технологий!» И вот, вижу я, индекс NASDAQ начинает падать…

Сивилла поперхнулась чаем. Улыбочка Долорес Амбридж застыла и отстранилась, оставшись словно нарисованной в воздухе прямо перед её лицом. Джеймс Бонд с абсолютно серьёзной миной продолжал декламацию:

— …И явился мне кризис перепроизводства в одеждах бледных, и сказал он: «Не вкладывай средства в минидиски Sony, ибо недолговечным будет продукт сей, и через двадцать лет — кто вспомнит их?» И вот, было явлено мне: поднимается на пол-неба зарево дымное, понеже научились хакеры прожигать диски компактные, и воруют программное обеспечение у правых и неправых, и стон слёзный раздаётся в финансовых отделах корпораций компьютерных… А ещё было явлено мне: красивый монолит OS/2 Warp, системы операционной компьютерной, рассыпается в пыль под пято́й системы новой, глючной, Виндовсом девяносто пятым мастдайным зовущейся…

В подобном ключе Джеймс вещал ещё минут пятнадцать. Поскольку шпионские дела не имели обыкновения основываться на материи столь случайной, как сновидения, записи снов для последующего толкования тоже создавались на Воксхолл. Собранный по крупицам из сообщений экономистов и аналитиков «сон» представлял собой набор фактов с весьма достоверно определёнными последствиями; он должен был проверить способность Сивиллы Трелони к предвидению. Если бы предсказательница будущего оказалась неспособна сделать из представленных фактов правильные заключения, на предвидении как на науке был бы поставлен жирный крест.

— Интересный сон, – заметила Сивилла Трелони, когда Джеймс, наконец, выдохся. – Ну что ж, давайте, попробуем истолковать его. Кто хочет попробовать? Ну же, мальчики и девочки, смелее. Что говорит Иниго Имаго о падении курса NASDAQ?

— А он что-то о нём говорит?! – отвисла челюсть у Джеймса.

— Ох, ну, не прямыми словами, конечно, – улыбнулась Сивилла. – Видите ли, искусство обозревания будущего крайне опасно для непосвящённых. С его помощью можно натворить много бед.

— И без его помощи тоже, – буркнул Рон. Он был, в некотором смысле слова, экспертом по бедам, потому что с рождения жил в одном доме с Фредом и Джорждем.

— В подобных случаях мы должны искать окольные пути, потому что прямые дороги ведут в тупик, – вещала профессор Трелони, порхая по кабинету. – И разве не было сказано: «Нормальные герои всегда идут в обход?» Лаванда, расскажите нам, как бы вы искали в соннике слово NASDAQ.

Лаванда Браун надулась от гордости за возложенную на неё миссию:

— NASDAQ созвучно слову «наждак», это такая бумага с приклеенным к ней алмазным песком, предназначенная для обработки деталей на окончательных стадиях полировки. Алмаз, как мы знаем, является символом смерти и разрушения, но ещё он крайне ценный минерал. Раз это явление было в вещем сне, надо полагать, те высшие силы, которые выбрали Гарри Поттера своим орудием в нашем мире, хотели дать ему какую-то ценную информацию. То есть высокая стоимость подчёркнута уже дважды. Я делаю из этого вывод, что NASDAQ связан с бумагами очень высокой стоимости, с чем-то, что я для простоты назову «ценными бумагами»… Во сне вместе с NASDAQ упоминалось слово «индекс», обозначающее позицию, местонахождение. Но как индекс может падать? Очевидно, только в том случае, если он определяет не абсолютную позицию, а относительную. Скажем, стоимость «ценных бумаг», выраженную в каком-то эталоне, вроде незыблемого золотого галеона. В таком случае «падение» означает, что бумага, которая стоила двадцать галеонов, теперь стоит три. Таким образом, правильное толкование упомянутого во сне движения NASDAQ, то есть изменения стоимости «ценных бумаг», надо искать в разделе сонника, посвящённой деньгам и материальным ценностям, на страницах 327-409…

Класс зашуршал страницами. Джеймс Бонд ошарашенно смотрел на одноклассницу. Пятнадцатилетняя блондинка, щеголяющая розовым бантом в волосах, по своему интеллектуальному развитию немного уступающая пластмассовой кукле Барби, пробиралась сквозь воздвигнутые аналитиками Секретной Службы лабиринты «вещего сна» с уверенностью прирождённого следопыта.

— А вот и ответ: «Деньги снятся к обману, хлопотам, суете. Золотые монеты — к несчастью, горю. Видеть золотые монеты в грязи — сон, предвещающий поклонение и почитание недостойного человека, который ознаменует своё правление безмерным тщеславием и растратами материальных богатств, нажитых многими поколениями»[129].

Лаванда триумфально захлопнула сонник:

— Таким образом, падение индекса NASDAQ сонником Имаго однозначно расшифровывается как первый этап финансового кризиса, который может привести к весьма плачевным последствиям. Рынок «ценных бумаг» зашатается, и многие семьи, вкладывавшие в них деньги, потеряют все свои сбережения и пойдут по миру, будучи вынуждены использовать все свои запасы, накопленные на чёрный день.

— Молодец, Лаванда, – одобрительно кивнула Сивилла. – Пять очков Гриффиндору за правильно истолкованный сон. Мистер Поттер, с остальным вы теперь сможете справиться и сами, верно? Если будут вопросы — обращайтесь. А теперь всё-таки разбейтесь на пары и истолкуйте сны друг друга.

Джеймс Бонд и Рон Уизли посмотрели друг на друга. Долорес Амбридж в углу яростно строчила в уже второй странице блокнотика.

— Клёвые у тебя сны, – завистливо прошептал Рон. – Эх, мне бы так. Теперь моя очередь, да? Ну, скажем… Скажем, что мне приснилось, будто Снегг накрывает моё зелье котлом.

Джеймс безрадостно открыл сонник и пролистал список тем.

— Хмм… Про котлы тут ни слова, зато есть про накрывание медным тазом. Рассказать, как это истолковывается?

Тем временем Амбридж встала и обратилась к порхающей по классу профессору Трелони:

— Так-так. Пока дети заняты, можно вас на минуточку? Скажите, как долго вы занимаете эту должность?

Сивилла Трелони остановилась, повернулась к Инспектору, нахмурилась, скрестила руки на груди, свела плечи, словно хотела как можно лучше закрыться от позорного допроса. Она помолчала, но, видимо решив, что вопрос не слишком унизителен и можно на него ответить, с большим недовольством сказала:

— Преподавателя Прорицаний? Почти шестнадцать лет.

— Изрядный срок, – прокомментировала профессор Амбридж и сделала пометку в блокноте. – И на работу вас взял профессор Дамблдор?

— Разумеется. Он стал директором в 1956-м; каждый, нанятый после этого года, безусловно, был нанят профессором Дамблдором. Уж это-то вы и сами могли сообразить, – и Сивилла Трелони задохнулась от осознания собственной дерзости. Пухлая рука Амбридж дёрнулась, ставя в блокноте очередную пометку.

— И вы праправнучка знаменитой ясновидящей Кассандры Трелони? Той самой, по имени которой был назван синдром Кассандры[130]?

— Да, – подтвердила Трелони, слегка выпрямившись. Ещё одна пометка в блокноте.

— Но, по-моему, — поправьте меня, если ошибаюсь, — после Кассандры вы в семье первая, кто наделён ясновидением?

— Это… М-м… Часто передаётся лишь через три поколения.

Жабья улыбка на лице Амбридж сделалась ещё шире.

— Разумеется, – произнесла она сладким тоном и сделала ещё пометку. – Так, может быть, вы и мне что-нибудь предскажете? — И по-прежнему с улыбкой испытующе уставилась на Трелони.

Губы Сивиллы задрожали. Она оглянулась вокруг в поисках какой-то опоры, поддержки, защиты от безжалостной инспекторши. Джеймс Бонд увидел взгляд затравленного зверька, и жалость, без которой суперагент не может продолжать свою работу, шевельнулась в его душе.

Он поймал взгляд озирающейся Сивиллы своими глазами, улыбнулся ей мягко и тепло, убедился, что женщина зафиксировала своё внимание на его лице, и начал еле слышно шептать.

Базовые техники гипноза изучают в MI6 даже дворники. Сивилла, живущая в полумраке и алкогольных парах так долго, что уже потеряла частичку доверия к своим ушам, разумеется, превосходно умела читать по губам.

— Легко, – улыбнулась Сивилла и вдруг заговорила раскатистым замогильным басом; слова Бонда проходили от её глаз ко рту, лишь издали приветствуя её разум взмахом руки. – Я предвижу… Войну. Попытки Министерства установить контроль над школой лишь отвлекают его от настоящего врага. В отличие от вас, те, чьи глаза открыты, а уши слышат, знают, откуда грядёт настоящая буря. Корнелиус Фадж будет сметён, как пушинка на пути урагана. Он лишится своего поста ещё до того, как Уран снова войдёт в дом Нептуна. Все, кто хранит верность Фаджу сейчас, потеряют богатство, работу, а может, и жизнь. Только те, кто вовремя отстранится от падающего колосса, смогут уцелеть. Делайте свой выбор, Долорес. Подумайте, кто для вас важнее, Фадж или вы сами. Помните, поезд может уйти, и не всем хватит мест в последнем вагоне!

Профессор Амбридж покрылась красными пятнами. Со стороны это выглядело, как инвертированный мухомор. Сивилла Трелони осознала, что только что произошло, и в ужасе прикрыла рот ладонью.

— Простите, мэм… Профессор Амбридж… Кажется, я впала в транс. Простите… Надеюсь, я не предсказала вам ничего дурного? Я не помню предсказаний, сделанных в трансе, но они всегда, всегда сбываются…

Долорес Амбридж яростно захлопнула блокнот и направилась к люку в полу.

* * * Обновление 5.04.14

Профессор Амбридж слащаво улыбнулась и поприветствовала класс:

— Здравствуйте, мои детишечки!

От приторного голоса Джеймса передёрнуло, но он нашёл в себе силы присоединиться к громогласному ответу:

— Здрав-жлав-проф-Ридж!

— Садитесь, – Розовая Жаба уселась за учительский стол. – Палочки спрятать, учебники вынуть. На позапрошлом уроке мы прошли первую главу, посвящённую взвешенному и ответственному подходу в использовании магии для предотвращения причинения вреда мыслящему или условно мыслящему существу, включая нападающего. На прошлом уроке мы прошли вторую главу, рассказывающую о применении защитных заклинаний как о поводе для обвинения в превышении необходимой самообороны. У кого-нибудь есть вопросы по пройденным темам?

— Да, мэм, у меня, – поднял руку Симус Финниган. – В первой главе даётся общая рекомендация не причинять вреда даже в условиях самозащиты. Во второй главе рассказывается, что даже если мы сумеем отбиться от нападения с помощью магии и не повредить нападающему, это не избавит нас от возможной ответственности перед Визенгамотом. У меня вопрос: а как мы должны защищаться?

— Я очень рада, что вы подняли этот вопрос, мистер Финниган, – Долорес расплылась в улыбке настолько, что, казалось, её голова сейчас разломится пополам. – Ответ вы получите в восемнадцатой главе.

— Но, мэм, мне очень хотелось бы знать его сейчас, – проникновенно ответил Симус. – Ведь как знать, если на меня нападёт какой-нибудь ученик, я должен уметь постоять за себя, не выходя за рамки последних рекомендаций Министерства.

— Вы ответственно подходите к теме, – задумчиво кивнула Амбридж.

Джеймс Бонд сидел на своём месте, почти не дыша. Он тщательно обговорил весь диалог с Симсусом незадолго до урока.

— Мой ответ, мистер Финниган, — в случае нападения вы должны немедленно позвать кого-нибудь из старших и ответственных магов. В школе самым ответственным магом являюсь я, а вне школы — это будут представители департамента по охране магического правопорядка. И эти ответственные лица уже предпримут все необходимые действия для вашей защиты.

Симус кивнул, делая вид, что он на полном серьёзе воспринимает эту бредовую идею.

— Но, мэм, а что мне делать, если на меня нападут в месте, где поблизости нет ни вас, ни авроров? Например, в следующем месяце мы идём в Хогсмид. Вы будете сопровождать нас во время перехода? Это больше трёх миль, почти часовой переход. А если кто-то решит вернуться раньше других, вы будете сопровождать каждого по отдельности, или собирать группы?

Улыбка Долорес Амбридж слегка поблекла.

— Путь между «Хогвартсом» и Хогсмидом совершенно безопасен.

— Но Сириус Блэк проникал уже и в сам «Хогвартс»! – вскинула руку Парвати Патил. – Если его даже в школе не смогли поймать, то что помешает ему подстерегать нас по пути в Хогсмид, где у него намного больше мест для засад?

Улыбка Долорес Амбридж поблекла совсем.

— Я сказала, что дорога между «Хогвартсом» и Хогсмдом совершенно безопасна! Кто считает иначе, имеет полное право не покидать безопасных стен школы.

К такому повороту событий Симус и Парвати готовы не были. Возражения стихли на корню.

— Всё, вопросов больше нет? – Улыбка вернулась на лицо преподавательницы Защиты от Тёмных Искусств, сделав его ещё более уродливым. – Тогда будьте добры открыть третью главу, «Моральные и нравственные обязанности мага, выбравшего защиту с помощью заклинаний, перед остальными членами магического сообщества вне зависимости от их действий».

Ученики зашуршали листами, но, к удивлению остальных, руку подняла Гермиона.

— Да, девочка моя? – спросила Долорес Амбридж.

— Я уже прочитала третью главу, мэм.

— Переходите к четвёртой.

— Мэм, я прочитала всю книгу, от первой до последней главы.

— В таком случае, вас, конечно, не затруднит процитировать, что говорит Слинкхард в главе пятнадцатой о контрзаклятиях.

— Он говорит, что это неправильное наименование. Он говорит, «контрзаклятием» люди называют свои заклятия для того, чтобы это звучало более приемлемо. Но контрзаклинание является, по сути, нападением, и заслуживает адекватного ответа.

Профессор Амбридж подняла брови, и Джеймс понял, что это произвело на неё впечатление.

— Но тогда получается, – продолжила Гермиона, – что противник должен обратиться в аврорат за защитой от моих контрзаклинаний, которые он считает нападением, ущемляющим его мужс… Человеческое достоинство. А я не уверена, что он так поступит, потому что если бы он следовал указаниям Министерства, он не стал бы применять ко мне заклинания изначально. Таким образом, изначальная концепция, выведенная в книге, вызывает очень большие сомнения.

— Вы так думаете?! – взгляд профессора Амбридж стал ледяным.

— Да. – Гермиона говорила звонким голосом, так что теперь их слушал весь класс. – Мистер Слинкхард не любит заклятий, правда? Но, думаю, они могут быть очень полезны, если ими пользоваться для защиты.

Амбридж выпрямилась и искривила губы, что ей, с её физиономией, было нетрудно:

— Мисс Грейнджер, я снимаю с Гриффиндора пять очков.

По классу пробежал шумок.

— За что? — сердито спросил Симус.

— За неоправданное нарушение хода занятий, – спокойно произнесла профессор Амбридж. – Я здесь для того, чтобы внедрить одобренную Министерством методику, не поощряющую учеников высказывать своё мнение о предметах, в которых они мало смыслят. Ваши прошлые преподаватели этой дисциплины, по-видимому, давали вам больше воли, но ни один из них — за исключением, возможно, профессора Квиррелла, который хотя бы ограничивался темами, проверенными на протяжении веков, — не удовлетворил бы министерскую инспекцию.

— О, мэм, как здорово, что вы затронули эту тему, – поднял руку Джеймс. Пришла пора пускать в ход тяжёлую кавалерию. – Мы давно хотели поинтересоваться, как будет проходить инспекция учителя по ЗоТИ.

— Как будет проходить что?! – профессор Амбридж была настолько поражена, что не обратила внимания на выкрик с места.

— Мэм, разрешите обратить ваше внимание на прискорбный факт, – начал Джеймс тоном учителя младших классов, объясняющего гиперактивному ученику с диагностированным антисоциальным поведением, что два плюс два не всегда равняется двадцати трём, – что вы получили назначение на должность Генерального Инспектора «Хогвартса». Эта должность была учреждена с целью проверки соответствия методик преподавания школьных учителей рекомендациям Министерства. Вы со мной согласны?

Долорес Амбридж продиралась сквозь заросли словоблудия с отчаянием первопроходца. Пока что ей удалось не потерять нить рассуждения, но это давалось ей с огромным трудом.

— В школе преподают множество учителей, и один из них — преподаватель Защиты от Тёмных Искусств, – продолжил Джеймс. – Поскольку эта должность преподавателя ничем не отличается от всех прочих, преподаватель, занимающий её, тоже должен пройти инспекцию. Да, мэм, мы знаем, что учебную программу на этот год составил специалист Министерства, и что преподаёт нам сотрудник Министерства, но вы удивитесь, как часто сотрудники Министерства нарушали распоряжения самого Министерства… Взять хотя бы Артура Уизли, заколдовавшего свой автомобиль, или некоего Стерджиса Подмора, совсем недавно попробовавшего проникнуть в запретное помещение… Нет, мэм, вы не можете инспектировать сами себя, потому что налицо конфликт интересов. Вас должен инспектировать кто-то другой. Независимый специалист в защите от тёмных искусств, чьи заслуги признаны Министерством, и который сможет составить достоверный и доскональный отчёт о ваших методиках преподавания, о вашем отношении к ученикам, о вашей профессиональной пригодности…

Долорес Амбридж покрылась красными пятнами. Рон Уизли, до сих пор ожесточённо записывающий в блокнот, начал плавиться…

— Разрешите представить вам известнейшего специалиста по защите от тёмных искусств, профессора Аластора Грюма, – зааплодировал Джеймс Бонд, – его квалификация и опыт не могут вызвать нареканий. Результаты инспекции вы узнаете через десять дней.

* * *

Купальница — Кондитеру:

Внедрение продолжается без каких-либо эксцессов. Довёл до истерики пасечника, ответственного за обучение обкуриванием дымом. Нет, это не эксцесс, она сама виновата, незачем было на меня жужжать.

Местная вариация математики включает в себя знания обычной алгебры, геометрии, стереометрии, функционального анализа, математического анализа на уровне производных и интегралов с двумя переменными и дифференциальных уравнений высших порядков. Вся эта тарабарщина применяется для создания точных моделей будущего, для расчётов сил, необходимых для достижения того или иного эффекта, и для создания новых мнемонических формул концентрации. Рабочие пчёлы бьются головой о стены каждый раз после урока, и я их прекрасно понимаю, потому что учить функциональный анализ, используя термины времён Галилея и Ньютона, значительно тяжелее, чем кажется. Сам бы бился, да стены жалко.

Я пока не разобрался, является ли предугадывание (это одна из наших дисциплин) чем-то стоящим или нет. Хитрый план, составленный вашими специалистами по выпечке, был походя расколот даже не пасечником, а рабочей пчелой, причём такой, которую нельзя заподозрить в наличии интеллекта. (Антенны на голове цвета блонд и головогрудь 4-го размера, если это кого-то интересует). Пусть эти ваши пекари придумают какую-нибудь другую проверку, или я умываю крылышки.

Конфликт с пасечником, ответственным за обкуривание пчёл дымом, переходит в активную стадию. Я этому пасечнику активно не нравлюсь, и эти чувства взаимны. Прошу разрешение на применение мухобойки.

Собираюсь продолжить заказывать вам кулинарные книги из местного магазина с доставкой на дом. Вдобавок, в мои ближайшие планы входит контакт с рабочей пчелой, родившейся от медвежонка, — я хочу выйти на оппозицию среди медвежат; ведь если медведь настолько безумен, как мне тут жужжат, среди медвежат не может не быть оппозиции. Кроме того, я собираюсь посетить кабинет заведующего пасекой, по возможности без его ведома.

Поцелуйте секретаршу Главного Кондитера!

Фсем чмоке в этом чате,

Купальница.

Кондитер — Купальнице:

С огромной радостью сообщаю вам, что по ходатайству Главного Кондитера вы представлены к ордену цветочной пыльцы первой степени. Поскольку ваш полёт является секретным, орден вместе с наградной грамотой будет храниться в сейфе Главного Кондитера, и никто никогда о нём не узнает. Но вы сможете приходить и любоваться им по вторникам, с четырёх до пяти дня, если у вас и у Главного Кондитера не будет других дел.

Мастера выпечки выражают вам бесконечную признательность за поставки кулинарных книг. Они вытащили из этих книг столько всяких рецептов, что теперь сами в них путаются. Список кулинарных книг, которые позарез нужны мастерам выпечки для продолжения работы, прилагается. Это поможет им состряпать более увлекательный план для проверки действенности дисциплины «предугадывание».

Пересылаем вам пару увлекательных брошюр на тему дифференциальных уравнений и математического анализа. Цветовод-пиротехник уверен, что если вы тщательно уясните содержимое этих брошюр, вас покинет желание биться головой о стены после каждого урока. (Строго между нами: Главный Кондитер проверила эффект этих брошюр на себе; желание биться головой о стены действительно пропало, но появилось желание повеситься).

Купальница, мы настоятельно не, повторяю, НЕ рекомендуем применение мухобойки. В конечном итоге, решение о применении мухобойки остаётся за вами, на то вы и пчела-«два нуля», но у пасечников могут возникнуть вопросы, и нежелательные последствия на данном этапе трудно прогнозируемы. Если вам совсем невмоготу, разрешаем применение инсектицидного аэрозоля и установку мухоловок типа «липкая бумага». Цветовод-пиротехник добавляет от себя несколько схем крайне забавных букетов, только следите, чтобы в момент распускания бутонов вас от вазы отделяла капитальная стена.

Удачи с пчёлкой-потомком медведя. Насчёт кабинета заведующего — думайте сами, тут все полётные карты в ваших щетинистых лапках. Держите нас в курсе событий.

Кондитер.

PS: Секретарша Главного Кондитера говорит, что если вы не уберёте свой фасетчатый глаз с этой рабочей пчёлки-блондинки с четвёртым размером головогруди, то она вам все крылья повыдергает и жало сломает. Потому что на пасеке все пчёлки несовершеннолетние.

* * *

Еле слышное тиканье механических часов резало тишину на равные дольки. Конечно, тишина была лишь номинальной; спальня мальчиков в интернате никогда не была особенно тихим местом. Дин Томас мягко посапывал, время от времени причмокивая. Симус Финниган выводил громкие рулады вполне профессионального храпа, от которого не спасал бархатный балдахин. Рон Уизли спал, как сурок, но с завидной периодичностью внезапно начинал вопить «Нет, Фред, не надо, я не буду это глотать, нееааргх», пинался ногами и затихал, только вцепившись зубами в собственную постель. В общем и в целом, тиканье механических часов резало на равные дольки среду, в которой затычки для ушей были бы небесполезным приобретением.

За очередным «тик-таком» последовал чуть более громкий «клац»: взаиморасположение шестерёнок освободило механический штырь, стопоривший встроенный в часы барабан. Барабан начал вращаться, цепляясь крошечными выступами на своей поверхности за металлические полоски разной толщины, которые были плотно прижаты к барабану. Оттянутые выступами полоски возвращались в исходное положение, издавая негромкий металлический лязг разной высоты. Под балдахином юношеской кровати зазвучала донельзя заунывная мелодия «Ах, мой милый Августин» в переложении для скверно настроенной шарманки.

Никакого видимого эффекта это не произвело, кроме того, что Рон Уизли издал панический вопль «Джинни, убери от меня паука!» и перевернулся на другой бок.

Барабан сделал три оборота, исчерпал завод своей пружины и затих. Другой механизм, взведённый вращением барабана, не дождался нажатия кнопки, освободился и вогнал набор острых штырей в кожу человека, на руке которого были закреплены эти часы.

Джеймс Бонд охнул и проснулся.

«Два тридцать утра, – подумал суперагент, пытаясь протереть глаза. – А я, вместо того, чтобы отсыпаться, как все нормальные люди, должен вставать и идти в холодную зимнюю… Ну хорошо, в прохладную осеннюю ночь. Ну разве жизнь не прекрасна? Хм, кажется, нет».

Джеймс встал с кровати, оделся в заранее приготовленный костюм, не имеющий ничего общего с хогвартсовской школьной формой, нацепил на себя жилетку со множеством мелких, туго набитых кармашков, натянул на голову тонкую вязаную шапочку с прорезями для глаз, попрыгал, убеждаясь в том, что ни одна деталь его костюма или поклажи не издаёт лишних звуков, и откинул балдахин.

— Нет, Фред, Джордж, пожалуйста! – взмолился Рон во сне. – Папа, умоляю! Я же был хорошим сыном! Остановите её! Не позволяйте маме делать это! А-а-а! Нет! Я не хочу, не буду, это противоестественно! Уберитеааргх… Это же манная каша, холодная и с комочками! – Рон вцепился зубами в подушку, невербально гарантируя, что тот, кто с ложкой к нему подойдёт, от неё и погибнет.

Суперагент вздохнул. Он не старался соблюдать тишину: внезапное безмолвие настораживает намного сильнее, чем бытовые шумы. Тем не менее, его перемещение по спальне было достаточно тихим, чтобы описать его терминами аппарации: Джеймс исчез из окрестностей своей кровати и появился у двери[131].

Дверь провернулась на петлях, не скрипнув: машинное масло поработало на славу. Агент проворно сбежал по ступенькам, перепрыгивая через те несколько, которые чуть проседали под тяжестью человека. Они могли быть частью древней сигнализации, а могли быть просто расшатанными камнями, но зачем рисковать? Тем более, что кроссовки с подошвами из вспененной резины позволяли совершать прыжки через ступеньки без риска перебудить при приземлении пол-интерната.

Гостиная Гриффиндора была тихой и тёмной, лишь отблески углей, тлеющих в камине, рассеивали мрак. Тень выскользнула с лестницы, ведущей в спальни мальчиков, и пересекла широкую комнату, наступая только на те половицы, которые не скрипели. У узкой ниши выхода тень замерла, убедилась в отсутствии какой-либо слежки и переставила будильник на своих наручных часах на 4:00. В половине пятого в гостиную приходили от пяти до восьми домовых эльфов, убирающих комнату и наводящих порядок на столах в преддверии нового дня. Предполагалось, что пятнадцати минут хватит, чтобы вернуться в гостиную из любой точки «Хогвартса», и ещё четверть часа суперагент взял про запас.

Был, конечно, риск наткнуться на привидение, которое не испытывает нужды во сне, а поэтому может ошиваться в гостиной в любое время. На этот случай Бонд проштудировал собственный конспект «Курощения полтергейста» и отчаянно надеялся, что этого хватит. В конце концов, судя по рассказам Рона, на протяжении предыдущих четырёх лет троица Рон-Поттер-Гермиона истоптала все коридоры «Хогвартса», в основном в запрещённые часы. Причём, исходя из тех же рассказов, их перемещения непременно сопровождались схватками с полчищами Пожирателей Смерти под предводительством Снегга, — очевидно, испаряющихся с рассветом, потому что больше никто никаких Пожирателей не видел. И либо никто из персонала школы не замечал троицу гриффиндорцев, либо тем, кто замечал, было приказано ничего не предпринимать по поводу детей, шляющихся по школе после отбоя. Очаровательная перспектива…

Джеймс Бонд заполз в нишу и аккуратно провернул портрет Толстой Дамы. Щедро смазанные петли снова не издали ни звука, Толстая Дама лишь заворочалась во сне. Юноша выскользнул в коридор и тихо прикрыл вход в гостиную портретом, заклинив его в слегка приоткрытом положении: в его планы не входило будить Толстую Даму по возвращении.

Официально по ночам школа патрулировалась старостами и учителями. Но старосты были набраны из числа учащихся, и утренние уроки у них никто не отменял, а из учителей только преподаватель астрономии Аврора Синистра сохраняла бодрость на протяжении всей ночи. Даже Человек-с-Засаленным-Скальпом должен был спать хоть немного. Разветвлённость замковых переходов и карта Мародёров позволяли легко проскочить мимо редких патрулей. И, в любом случае, одной из целей вылазки как раз и была проверка безопасности ночных перемещений.

Суперагент подставил карту Мародёров под луч света, падающий из окна, пообещал куску пергамента, что у него и в мыслях не было совершать добрый поступок, и повёл пальцем вдоль хитросплетений светло-коричневых линий. Так… Пути доступа к основной и второстепенным целям, возможности затаиться и пути отступления… Вроде бы, всё выглядело тихо и гладко, как обычно это бывает на бумаге. Агента это не успокоило.

Умом он понимал, что школа, в которой живут юноши и девушки в том самом возрасте, когда гормоны бьют в голову и сразу наотмашь, не должна слишком уж строго следить за перемещениями учеников по ночам. Ну, то есть, да, лестницы в спальни девочек заколдованы, но это ведь не значит, что девочка не может спуститься. И что делать мальчику с девочкой, которым в два часа ночи по обоюдному согласию внезапно захотелось обсудить режим Пиночета в Чили, а спальни предоставляют примерно столько же возможностей для уединения, сколько токийское метро в час пик? Выбор у них один: выйти из гостиной и направиться в какой-нибудь пустующий класс, благо, замок огромен, учеников в нём не так много, и пустующих классов хватит на всех. Тысяча учеников в самом гормонально нестабильном возрасте, плюс, возможно, какое-то количество преподавателей, уже вошедших в этот самый гормонально нестабильный возраст с другой стороны, прямо перед впадением в детство… Да если бы существовала какая-нибудь сигнализационная система, механическая или биологическая (или квази-биологическая, в виде привидений), реагирующая на присутствие людей в коридорах, то с момента отбоя и до самого утра она должна была бы орать, не переставая. А непрестанно орущую систему обычно отключают. Уж за тысячу-то лет её точно должны были отключить… Разве нет?

Осознавая всю шаткость своих предположений, Бонд сообщил карте, что проделка удалась, и спрятал её в карман. Затем агент мягко двинулся вперёд, спустился на пару пролётов, пересёк несколько галерей и вышел в очередной коридор.

Этот коридор украшали высокие каменные горгульи. Бонд отрешённо подумал, каким извращённым должно быть мышление, чтобы расставить в коридорах школы, по которым гуляют впечатлительные детишки, здоровенных уродливых чудовищ с оскаленными пастями. У одной горгульи, внешне ничем не отличающейся от прочих, суперагент остановился, достал волшебную палочку, стукнул горгулью по носу и прошептал:

— Ячменное огневиски!

Горгулья, ожив, сдвинулась в сторону. За ней открылся узкий проход к спиральной винтовой лестнице. Джеймс протиснулся внутрь и уже занёс было ногу над ступенькой, но внезапно остановился. За его спиной горгулья тяжело шагнула на место.

Винтовая лестница была чуточку… Неправильной. Каменный пол между ступеньками и площадкой перед выходом к горгулье был разделён тонкой, не толще волоса, щелью. Щель выпуклым полукругом опоясывала лестницу, и камень внутри был чуть-чуть выше камня снаружи. А ещё жилы кварца и вкрапления слюды в камнях по разные стороны щели не совпадали. Совсем немного, на считанные доли дюйма, но всё-таки не совпадали.

Суперагент мог узнать ловушку, когда видел её. Ну, технически, для того, чтобы увидеть ловушку, ему иногда надо было впечататься в неё носом, и не один раз, но в табличке с надписью «Это ловушка!» и стрелочкой нужды обычно не возникало. Чем Джеймс Бонд выгодно отличался от некоторых других суперагентов, чей послужной список оказывался не настолько длинным и обрывался внезапно и трагически. «Движущаяся лестница!» – сообразил Джеймс. Точно как в находящемся неподалёку Лестничном колодце, где лестницы только и делали, что запутывали учеников, меняя своё расположение каждые несколько минут.

Может быть, крадущийся по школьному коридору после отбоя ученик и имел шансы отбрехаться, особенно если удачно соврёт про внезапно проснувшийся интерес к режиму Пиночета в Чили. Но неожиданно включившийся эскалатор к личным покоям директора в условиях необъявленной трёхсторонней войны между Дамблдором, Министерством и Волан-де-Мортом вызвал бы не просто подозрения, но настоящий приступ паранойи. А когда у влиятельных людей разыгрывается паранойя, у менее влиятельных людей могут полететь головы с плеч, причём необязательно метафорически.

Джеймс Бонд перегнулся через щель, осматривая стены лестничного колодца. Хороший камень, гранит, а не какой-нибудь там песчаник. Кладка настолько плотная, что между камнями не просунешь и лезвие ножа. С другой стороны… Кому в наши дни нужен нож? Вон, Амбридж сумела порезаться ножом, который взяла за рукоять…

Агент быстро пробежался пальцами по карманам своей экзотической портупеи и сноровисто собрал рогатку, за которую Фред и Джордж отдали бы свои правые руки (не задумываясь о том, как в таком случае они будут пользоваться этой рогаткой). Затем из одного кармана Бонд добыл пригорошню небольших капсул в хрупкой оболочке, а из другого извлёк катушку очень тонкого, почти невесомого, но крайне прочного синтетического тросика. Тросик был пропущен сквозь сложное кольцо в районе пупка, а шарики, нанизанные на тросик, отправились в полёт к стенам лестничного колодца. При попадании шарики лопались и намертво приклеивались к стенам, надёжно удерживая тросик.

Суперагент работал быстро, аккуратно и методично. Это была та деятельность, ради которой он жил: с помощью устройств, помогающих ему совершать невозможное, и своего собственного разума, помогающего ему не задумываться над тем, что он совершает невозможное, — проникнуть в планы злодеев, сорвать их и защитить жителей Британии от опасностей, о которых они и не подозревали. Долгие недели подготовки, кропотливого сбора данных, анализа и разработки завершались операцией, которая редко длилась дольше нескольких часов. И хотя агент умом понимал необходимость тщательного предварительного расследования, по-настоящему он жил только во время операций, когда кровь стынет в жилах, когда кажется, что между ударами бешено колотящегося сердца проходят часы, когда любое неверное движение грозит смертью — или, ещё хуже, отстранением от следующего задания.

И пусть эта операция не санкционирована никем, пусть она проводится только с той подготовкой, которую Бонд сумел обеспечить себе сам, пусть целью операции является всего лишь изучение документов и личных вещей Дамблдора… Всё равно — это настоящая боевая операция в цитадели умного, хладнокровного и опасного врага. И Бонд собирался получить удовольствие от каждого её мига. Он даже почти желал, чтобы его заметили, — уж очень ему хотелось проверить в деле разработанные им пути отхода.

Размышляя подобным образом, Джеймс, прилепившись к стене подобно пауку на паутинке, перебирал ногами, продвигаясь от одного места попадания шарика к другому. Большую часть его веса удерживал тросик, спина поддерживалась упругими пластинами, вшитыми в жилетку, и перемещение практически не отнимало сил. Время от времени Джеймс доставал рогатку и выпускал ещё несколько клейких шариков, обеспечивая себе дальнейший путь. В результате винтовая лестница обзавелась тончайшими, почти незаметными перилами на высоте груди взрослого человека; Бонд добрался до верхней площадки лестницы и спрыгнул на пол, тщательно следя, чтобы не попасть в очерченный щелью в полу полукруг.

Теперь перед ним возвышалась двустворчатая дубовая дверь. Джеймс сноровисто осмотрел её. Дверь выглядела именно такой, какой должна быть дверь, ведущая в приёмную директора: высокой, помпезной, но не слишком тяжёлой, потому что люди, открывающие её по двадцать раз в день, в большинстве своём не молоды и не могут похвастаться превосходным здоровьем. Эдакая фанера, замаскированная под дуб.

— Когда что-то надо запереть, всегда надо использовать три запора, – легонько забормотал себе под нос Бонд, вставая перед дверью на колени:

— Механический…

Замочная скважина выглядела очень вычурно, под стать двери; фигурная прорезь для ключа была настолько хитрой, что, казалось, пересекала сама себя. На металле тускло светились клейма, обозначающие вандалостойкость, невзламываемость, алохоморазащищённость и отмычкоупорность. В целом, этот замок послужил бы украшением любого банковского сейфа. Увы, он был под стать двери не только по внешнему виду: петли располагались снаружи, и с тем, чтобы выбить из них ничем не защищённые стержни и снять с петель полотно двери, не открывая замок, справился бы даже Колин Криви.

— Объектный…

В свете волшебной палочки Бонд тщательно осмотрел периметр косяка двери. Были обнаружены несколько волосков и пара пёрышек, умело скрытых между дверью и косяком. Эти находки обрадовали Джеймса: хоть Карта Мародёров и уверяла, что Дамблдора сейчас в школе нет, суперагент не слишком доверял ей. Всё-таки сложно поверить, что троица подростков сумела состряпать заклинание обнаружения, от которого не сможет закрыться один из величайших магов современности. Но пёрышки и волоски, которые сместятся, если дверь будет открыта, имеет смысл размещать только в том случае, если человек хочет знать, не посещал ли кто-нибудь его комнату в отсутствие хозяина.

«Ну, мы всё-таки говорим о магах, – подумал Бонд, извлекая ещё один предмет из своей жилетки. – Дамблдор мог снять антиаппарационный щит внутри своего кабинета, после чего выйти, разместить все эти штучки и переместиться внутрь. Или воспользоваться каким-нибудь тайным ходом. Хоть Пивз и уверяет, что никаких тайных ходов в кабинете нет… Но он и о Тайной Комнате не знал».

Размышляя о потенциальном коварстве волшебников, Джеймс обвёл дверь по периметру тюбиком, выдавливая в зазор между полотном двери и дверной коробкой тягучую жидкость. Эта жидкость на воздухе мгновенно застывала, надёжно фиксируя все волоски, пёрышки и шерстинки, включая те, которые Бонд проглядел. Затвердевшая жидкость начала потихоньку испаряться, спустя три часа от неё и следа не останется. На возможность снять дверь с петель эта застывшая масса никак не влияла; на испытаниях она с лёгкостью трескалась примерно посередине между дверью и косяком.

Бонд выбил из петель стержни, аккуратно помечая, как они были расположены первоначально. Теперь дверь удерживалась только собственной тяжестью.

— И психологический.

Последний шаг целиком и полностью зависел от Пивза. Ровно час назад Пивз должен был залететь в кабинет директора, убедиться, что там нет ни одной живой души, опрокинуть чернильницу на кресло директора и забавы ради перевернуть все портреты лицом к стене. Если он это сделал, портреты не смогут увидеть того, кто войдёт в дверь. Даже если бы они увидели, опознать Бонда (ну, или Поттера) они бы не смогли, но зачем рисковать, правда?

Джеймс напрягся, с удовольствием ощущая работу мышц, — всё-таки «Конан-варвар» действует! — снял обе створки двери разом и сдвинул их в сторону, освобождая проход в кабинет директора.

Портреты, действительно, висели лицами к стене или были занавешены. Клетка феникса тоже была накрыта. Магические изображения, очевидно, мало чем отличались от певчих птиц; из-под занавесей на портретах раздавались посапывания или полноценный молодецкий храп.

Кабинет был освещён несколькими сферами, плававшими в воздухе и испускавшими тускло-оранжевый свет. Бонд занёс ногу над порогом, намереваясь наступить на заботливо положенный за дверью половичок… И убрал её назад, на лестничную площадку:

— Систем психологической защиты может быть несколько. Какой смысл класть коврик внутри кабинета, а не снаружи?

Огонёк на кончике его волшебной палочки изменил цвет и погас, вспыхнул снова, разгорелся и снова погас. На самом деле, он менял не яркость, а только частоту излучения. За несколько секунд, повинуясь желанию Бонда, шарик света, созданный «люмосом», прошёлся по всему спектру, от глубоких инфракрасных лучей до высокочастотных ультрафиолетовых. В ультрафиолетовом свете половичок засветился жёлто-белым; он был пропитан люминесцентной жидкостью, как губка. Если бы злоумышленник (каковым Бонд себя не считал) и сумел обойти замок, пёрышки, шерстинки и портреты, о его действиях красноречиво свидетельствовали бы светящиеся под ультрафиолетом следы ног.

Джеймс Бонд перепрыгнул предательский коврик и вступил в святая святых школы.

Содержимое кабинета… Озадачивало. Все стены кабинета были заставлены шкафами; они ломились от изделий, которые с равным успехом могли быть украшением, оружием, предметами культа, декоративными вазочками или лабораторной посудой. У дальней стены располагался массивный письменный стол, заваленный пергаментами и свитками. Рядом с ним висела клетка Фоукса, ручного феникса директора, — сейчас, разумеется, накрытая плотным одеялом, спасибо Пивзу. Небольшая лестница вела на крошечное возвышение в углу кабинета, где размещалась личная библиотека Дамблдора, — очень скромная, там стояла всего пара книжных шкафов, но от этого возвышения буквально веяло какой-то злой силой, и по доброй воле Джеймс забираться на него не рискнул бы. Позади письменного стола виднелись ещё одни двойные двери, более простые; судя по Карте Мародёров, они вели в опочивальню директора (Джеймс предпочёл не задумываться, каким образом четвёрка юнцов сумела пробраться за них и убедиться, что там расположена именно спальня). Ещё в кабинете находился маленький мраморный столик; на нём красовались какие-то серебряные сосуды и стеклянные реторты, словно выдутые стеклодувом-астматиком во время приступа икоты. При виде некоторых из этих реторт Клейн залез бы в свою бутылку и заперся изнутри[132]. В широкой каменной чаше, стоящей на низкой подставке и украшенной жутко выглядящими рунами, медленно вращался серебристо-белый туман. На одном из шкафов лежала Сортировочная Шляпа. На стене над обязательным камином висела подставка, удерживающая огромный, богато украшенный меч.

Как всякий мальчишка, Бонд первым делом заинтересовался мечом.

Меч был оснащён претенциозной серебряной рукоятью, в которой красовались здоровенные рубины. «Наверняка фальшивые, настоящих рубинов таких размеров не бывает», – подумал Джеймс, заложив руки за спину, чтобы случайно не дотронуться до чего-нибудь и не включить возможную сигнализацию. Под рукоятью, на клинке, было выбито имя Годрика Гриффиндора.

«Мечам часто дают имена, – задумался Джеймс, выдёргивая из своей портупеи нитку и осторожно проводя ею по лезвию, – но обычно они выбиваются на рукояти, потому что рукоять видна из ножен. Если бы я хотел напугать потенциального задиру, я бы тоже выбил название меча на рукояти: задира увидит, что я ношу прославленный в веках „Бжейкуа-Бжашла”[133], и поостережётся нападать. Но какой смысл выбивать имя на клинке, причём даже не имя меча, а имя его владельца?! Или Годрик Гриффиндор был настолько безбашенным забиякой, что не рассчитывал остепениться и завести детей, которым можно будет потом передать меч?»

Нитка распалась на две части от малейшего касания лезвия. Бонд прищурился, разглядывая серый клинок в полумраке. «Сталь паршивая, – наконец, решил Джеймс[134], – но режет превосходно. Значит, опять магия».

Как ни странно бы это прозвучало, но волшебник Джеймс Бонд не любил магию. Его слегка напрягала та лёгкость, с которой магия нарушала кажущиеся незыблемыми законы сохранения массы и энергии. Когда миссис МакГонагалл превращается в кошку, куда-то должны исчезнуть порядка сотни фунтов сухонькой женщины, плюс одежда, тугой узел волос и очки. Куда они пропадают? Откуда берутся вновь, когда кошка превращается обратно в миссис МакГонагалл? Что произойдёт со всем этим веществом, если скорняк отловит миссис МакГонагалл в кошачьем обличье и сошьёт из неё пару меховых наушников для Дамблдора? Если это вещество так и останется вне нашего мира, то не окажется ли, что какая-то часть упорядоченной информации (скажем, платье) бесследно испарилась? А ведь это серьёзнейшее нарушение принципов квантовой механики: информация не может исчезать бесследно[135]. Каким образом волосы Минервы МакГонагалл приводят себя в порядок после превращения? У Джеймса не получалось привести причёску в приемлемое состояние и без всяких там превращений, а Минерве удаётся трансфигурироваться в кошку и обратно — и даже не растрепать свой узелок! Нет, честному британцу положительно надо держаться подальше от этой магии. Уж слишком она своенравна и необъяснима.

Тем временем мечу надоело, что его щекотят ниткой, и он вынес строгое предупреждение Бонду, долбанув его бледно-голубой искрой. Джеймс зашипел, больше от неожиданности, чем от боли, — удар был слабым, словно удар статического электричества. «Видимо, меч защищён от попыток до него добраться», – решил Бонд, признавая, что эта предосторожность отнюдь не лишняя, в школе-то…

Сделав сей многомудрый вывод, суперагент отошёл в сторону, достал из очередного кармашка своей портупеи механическую кинокамеру и начал съёмку всего интерьера. Механизм негромко стрекотал, идеально вплетаясь в храп портретов. Джеймс запечатлел весь интерьер, взял крупным планом меч, каменную чашу с курившимся в ней туманом, закрепил камеру у себя на плече и приступил к документам с рабочего стола директора. Каждый документ разворачивался при помощи пары карандашей, извлечённых из бездонной портупеи, и снимался на плёнку. Джеймс даже не пытался их прочитать — нет смысла тратить на это время; всё, что его касается, будет потом прислано ему же из Центра.

Как оказалось, предосторожность с карандашами была не лишней. Очередной развёрнутый пергамент, стоило Джеймсу бросить на него взгляд, полыхнул бледно-голубым пламенем, оставив от карандашей жалкие дымящиеся угольки, оканчивающиеся буквально в дюйме от пальцев Бонда.

Только недюжинное самообладание позволило суперагенту сдержаться и не высказать в одной ёмкой, но длинной и совершенно непечатной фразе всё то, что ему хотелось произнести. Изображённые на портретах великие маги прошлого замечательно продолжали спать под шум разворачиваемых пергаментов и шебуршание, доносившееся от рабочего стола; удар пламени из пергамента был почти бесшумным, но внезапно раздавшиеся проклятия могли навести их на мысль, что в комнате кто-то есть. Поэтому Джеймс Бонд ограничился страдальчески вздёрнутой бровью и быстро переложил пергаменты так, как они лежали раньше, замаскировав отсутствие испепелённого пергамента грудой других, более экстравертных документов.

Разобравшись с поверх