Предисловие: Good bay, America, где я не буду никогда...
Кому-то эти статьи покажутся антиамериканскими. Не буду говорить, что это заблуждение. Они действительно могут показаться таковыми на первый взгляд. Но автор не желает зла Стране Шизоидных Алигофренов, наоборот - жалеет несчастных по мере своих сил. И зла им не желает... но ожидает всяческих несчастий от Великой Страны Дураков.
Ожидаю вполне оправданные возражения обывателей: Какое тебе дело до Америки, когда у нас тут такой бардак?. Возражения вполне оправданное. К нему бы еще добавить: Моя хата с краю. В таком случае не удивляйтесь, когда в правительстве будут сидеть одни кавказцы и жиды. Кто возражает подобным образом, уже смирился, что он будет под любой властью любого иноземца, и испытает чисто российский мазохистский восторг, когда его огреют плетью по спине. Не о них (пока большинстве) речь. Я с удовольствием увижу в правительстве и татар, и чеченцев, и евреев, и близких моему сердцу хантов - лишь бы служили общему делу, как служит той же Америке Бжезинский. Мне все равно, какая из российских или мировых национальностей окажется у власти. Дело бы делали, как Фиораванти, тогда и спрос будет.
Какое дело русскому до Америки? Вопрос не праздный. На волне провинциальных настроений, захлестнувших российское сознание, можно доверить рассуждение о понятиях отвлеченных специалистам Института США и Канады. Остальные: знай свой шесток! Беда только, что специалисты эти гранты немалые от своих наименователей получают. И статьи соответственные фабрикуют.
Могут и иные возражения возникнуть - либеральные. Более тонкие и оправданные: Мечта о скором крахе Америки, давняя потаенная мечта русских интеллигентов. Вот уже 150 лет они предрекают крах США через пять-десять лет, а она все процветает, и погибать не думает. Что тут возразить? Возразить невозможно. Единственным возражением могут быть грядущие события. События, произошедшие наяву.
Третья сторона: Вот это правильно! Так им и надо, американам проклятым!. Реваншисты проигранной холодной войны. Приверженцы исчерпавшей себя идеологии. Их принцип: Мне плохо, так пусть вам будет еще хуже. Если будет очень плохо Америке, главному фактору стабилизации в Мире, то остальному миру придется ой как несладко. И нам, грешным тоже. Уж в чем заинтересована Россия на счет США, так это не в ее мгновенном крахе, но стагнации, медленном упадке, увядании. Когда иные успеют подстроиться под процесс.
На все возражения и восторги есть единый ответ. Простая констатация факта: США - единственная на сегодняшний день супердержава. Иных нет. Она аккумулировала капиталы, ресурсы, энергии, уподобившись атомному реактору планеты. Вулкану. И все мы: от мальгаша и эвенка, от англичанина или индуса, до японца и русского живем рядом с вулканом.
Если ты живешь рядом с ядерной станцией или на вулкане, что тебя больше волнует: урожай бобов на твоем огороде или тектоническая активность? Тот, кто думает только о своем огороде, завтра, может статься, будет сыт. Но сосед его вовремя определит время извержения, и окажется в нужное время в нужном месте. Мир интегрируется семимильными шагами, так неплохо узнать, во что Россия на этот раз вынтегрируется. Даже если у Америки все будет о'кей, надобно знать, что это за образ жизни, столь усердно перенимаемый нами.
Так что ваш слуга покорный только прислушивается к единственному на планете неоглобальному вулкану, пытаясь определить время извержения. Только и всего. И никакого антиамериканизма.
ВОЙНА ЭПОХИ ВИАГРЫ.
Самое удивительное в косовской войне : как у прагматичных американцев, у трезвого, сытого Запада хватило духа, хватило воли развязать ее.
Ответ прост до невероятности - виагра. Это не причина войны, это один из важнейших провокативных факторов.
В самом деле! Почему раньше сексуальные скандалы, за все президентство Клинтона всплывавшие c удивительным постоянством каждые полгода, угасали, не успев разгореться? И вдруг такой пожар из-за практикантки. Взрыв общественного интереса.
Хронологически все совпадает. Ранее Америка жила до эпохи Виагры. Овальный секс совпал с пиком увлечения чудо-препаратом. До него аудитория клинтоновских сексуальных скандалов была весьма ограниченна. Товар продавался плохо, становясь, раз от раза не первой свежести новостью. Только обострившийся интерес к сексуальной теме, к теме потенции заставил Америку внимательно разглядывать пятнышко на платьице Моники Левински.
Если верить статистике, то виагру к весне 1999 года в США попробовало более 50 миллионов человек, стабильно подсело на нее 10 миллионов. Много это или мало? Население США - 270 миллионов, примерно 140 миллионов мужчин. Из них 40 миллионов дети и неполовозрелые подростки. Из остатка надо вычесть негров и латинос, всегда отличавшихся неуемными сексуальными страстями, заодно и многие иные национальные меньшинства горячих южных нравов. То есть не всех вычесть, но подавляющее большинство. И меньшинства платят дань потенцией американскому образу жизни. Но! - значительно меньшую.
Остается немного: 65-70 миллионов. Из них познакомились с виагрой примерно 45 миллионов, около 70 %. Что значит, что примерно столько белых американских мужчин имеют проблемы с потенцией. Это близко к официальной статистике, согласно которой 80% американских мужчин старше 30 имеют названные проблемы.
Тому есть множество причин. Как видимых, лежащих на поверхности, так более глубоких. Общеизвестно, американцы злоупотребляют успокоительными. И здесь совпадение: 80% взрослых американцев обеих полов (или сколько полов сейчас в США насчитывают?) постоянно принимают разнообразные антидепрессанты.
Потребление того или иного вида лекарств это обратный показатель заболеваемости. В данном случае стрессов, в свою очередь являющихся результатом крысиных гонок, одной из главных составляющих американского образа жизни.
Крысиные гонки естественное состояние общества потребления. Ранее деньги были самоцелью, сейчас лишь ключ от двери в рай изобилия. Сфера потребления, как принято считать согласно философским теориям, безгранична, и не имеет самоограничений (как выяснится позже - все же имеет). Для вхождения в общество потребления необходимы поистине колоссальные ресурсы. Для каждой семьи это ресурсы финансовые. Бизнес, деньги - следовательно, работа, добыча. Все лишнее, не относящиеся к добыче-потреблению пустая трата сил.
По Фрейду крысиные гонки - банальная сублимация. Сексуальная энергия нации направлена на приобретение и потребление. Отсюда столь эротический интерес к мировым проблемам в зонах жизненно важных интересов, и гигиенический - к мировым язвам. Отсюда же - тотальная импотенция нации.
Сама по себе импотенция в человеческом обществе - явление распространенное. Один из естественных регуляторов популяции, как и болезни вообще.
У животных период спаривания - короткий промежуток их сезонной жизни. Не имеющие потенции самцы чрезвычайно редкое явление. В природе такая мужская особь обречена.
У человека период спаривания не ограничен сезонами, секс во многих аспектах оторван от функции размножения, являясь особой формой общения. Общения особого - с целью получения удовольствия, иногда в извращенных формах. Посему эта проблема столь важна для каждого и для общества в целом.
Аспекты импотенции:
Биологический. Импотенция как следствие болезней (в том числе - нервных и психических), или как последствие ослабления организма является природным предохранительным клапаном, не допускающим появления заведомо слабого, генетически ущербного потомства. Как ни странно, но этот биологический закон противоречит стремлению людей иметь собственных детей. В природе бездетные особи берут на себя функции воспитания и охраны чужих детенышей из своей стаи. У людей пути разнятся: Америка (Запад вообще) самый главный потребитель малолетних детей с целью усыновления. Делается это, естественно, по законам общества потребления: путем того или иного вида покупки этих детей. Другой путь - искусственное зачатье, суррогатное вынашивание. На подходе клонирование. Огромные средства вкладываются в гинекологию, акушерство, педиатрию. Природная детская смертность, один из естественных регуляторов генетической силы популяции, для Америки давно пройденный этап. Это огромное количество выживших генетически ущербных особей, для которых импотенция - не приобретенная болезнь, но врожденная предрасположенность. Кошмаром наяву стали дети, вынужденные всю жизнь существовать в пластиковых скафандрах, полностью изолирующих тело от мира. Что будет, когда детишки подрастут?
Разумеется, я не ратую за отсталость медицины, тем более меня не радует всеобщая апатия, загрязнение среды, наследственное пьянство и эпидемия подростковой наркомании - основные беды России в ее популяционной яме отрицательного прироста населения.
Отсталые меньшинства и слаборазвитые страны производят на свет более жизнеспособное потомство, уже в силу естественного отбора.
Нации соревнуются в постели. Конечным показателем успешной борьбы является численность народа. Окинув взглядом мир, можно сделать вывод, что наибольших успехов достигли китайцы. Индусы дышат им в затылок. За ними тянутся мусульманский восток и латиноамериканцы. Китай и Индия - страны с самыми развитыми, самыми древними сексуальными культурами. Культуры эти выработали оптимум: удовольствие от секса не мешает но, наоборот, придает сил в муравьиной тяге китайцев к работе. Правда плоды этой работы потребляет их локальный социум: большие семьи, землячества, государство, а не малые семьи и индивиды. Они научились время на соития экономить и сексом заниматься с большим удовольствием. Не далеко ушли от китайцев и индусы. Средний Восток тысячелетиями оттачивал свои методы в тиши гаремов. Латинос берут горячностью, темпераментом. Не случайно именно они тратят на секс больше всего времени и слывут бездельниками, по большей части. Осуждение это весьма спорно, поскольку для них работа ради получения денег, в свою очередь, предназначенных для покупки удовольствий - весьма сомнительное удовольствие, когда наслаждение можно получить сразу и непосредственно - вместо работы. Как то ни странно, но народы с достаточно грубой, примитивной сексуальной культурой пребывают в состоянии равновесия: у них достаточно низкий естественный прирост. Перенаселение (относительное или абсолютное) обуславливает территориальное расширение нации, ее экспансию на территории других народов. Ползучую (эмиграция) или государственную. Выстраивается вектор в этом ряду (Китай - Латинская Америка) секс как культурный и социальный феномен - как основное времяпрепровождение и образ жизни. Подобную связку можно выстроить, сравнивая все плодовитые народы. Например, евреи - цыгане. Законы, выведенные классической демографической наукой, предпочитают не замечать этих фактов. А жаль. Очевидно, здесь работают некие иные законы, выходящие за рамки предмета исследования демографии. Народы с низкой сексуальной культурой тоже склонны к демографическим взрывам, к высокой рождаемости. Ко всем процессам, как у людей. Нам важны не промежуточные этапы, но конечный результат. На определенном этапе с такой нацией происходит демографическая катастрофа, и популяция сокращается до исходной массы. Война, эпидемия, революция, геноцид или охота за рабами, подобно Африке XVI - XIX веков. Возможно, здесь дело не только в сексуальной культуре, и не только в культуре вообще. Впрочем, законы эти не исследованы и еще ждут своего часа, своего Эйнштейна. Как и закон возврата крови.
Кстати, упомянув этот закон с загадочным механизмом и неясными последствиями, стоит вспомнить, что Америка за 350 лет заселения (считая с Мэйфлауэра) почти 300 из них увеличивалась за счет эмигрантов. Это общее место в любых исследованиях США, однако, непомерная тяга американцев вмешиваться во все дела во всем мире может быть объяснена именно тягой возвратить кровь. Желанием иррациональным, идущим вразрез желаниями жить и потреблять. Нация до сих пор живет в состоянии смешения кровей. Многодетные семьи американских фермеров становятся предметом преданий, самыми плодовитыми остаются меньшинства, они то и дают весь прирост вкупе с эмигрантами. Белые все более остаются замкнутым на себя большинством, которым вскоре предстоит утратить численный перевес с остальными расовыми, языковыми и культурными меньшинствами. Вполне возможно (это только робкое предположение) в глубине сознания американцев сидит историческая память нации, что население будет пребывать постоянно, независимо от реальной ситуации в мире или самих США. Соответственно, в той же прогрессии, будет расширяться влияние и экспансия американского народа. Поэтому воспроизводство американской нации есть не обязанность ее мужчин, но... промысел. Сами знаете, на чей промысел уповают религиозные люди.
Еще об исторической памяти, традиции, самоощущения нации. Общее место предполагает не только количественные параметры прироста населения, но и иные характеристики. В частности: половозрастную и генетическую. Всякая страна эмиграции определяется двумя естественными показателями в момент заселения, средний возраст (в основном 20-35 лет) и преобладание мужчин. Т.е. это страны молодых мужчин. Для Америки это въевшийся образ одинокого ковбоя. Наиболее активный, смелый, авантюрный элемент, что решился бросить родные края и переселиться в дикие места, где все начать заново. Образ избыточного здоровья, вечной молодости нации.
В подобной демографической ситуации существует острый дефицит женщин. Обостряется половое соперничество, равно и социальное - женщина, основа семьи, потомства. Семья в Америке, это ферма, хозяйство, будущее. Женщина получает лучшие стартовые условия, большую свободу, чем в покинутых местах. Свободу в выборе мужчин, если таковую им предоставят.
Страны, заселявшиеся подобно США, существуют и на других континентах: Австралия, Южная Африка, Аргентина. Т.е. заселяемые свободными выходцами из Европы. Или - относительно свободными, поскольку Австралия более 100 лет была огромной каторжной тюрьмой. Национальные характеры австралийцев, южноафриканцев схожи с американскими.
Что касается аргентинцев, то здесь сыграли роль горячие иберийские гены. Тем не менее, аргентинцы отличаются от остальных латиноамериканцев не только самой белой кожей, но известной холодностью и расчетливостью. Даже знаменитое аргентинское танго - это гимн неудовлетворенной сексуальности. У бедных молодых переселенцев не было денег даже на проституток, которые из-за дефицита женщин оказались очень дороги, у них хватало денег только на один танец, ставший заменой полового акта. Вместо столь распространенной поножовщины из-за женщин, выкашивавшей целые кабаки, было изобретено танго.
Через одно-два поколения баланс между женщинами и мужчинами восстанавливается, но национальные стереотипы остаются и даже прогрессируют, превращаясь в мифы.
Американская программа оздоровления нации, культ здорового образа жизни, развитая медицина во многом нивелируют, подправляют врожденные дефекты каждого индивида, но, в целом, повышает процент выживаемости генетически ущербных, тем самым, закладывая в будущем появление от них дефективного потомства в геометрической прогрессии. С программой оздоровления нации тоже происходят парадоксы. Сегодня американские психологи рассматривают фитнес, как определенную фобию (страх перед лишним весом), а методы ее преодоления в тренажерных залах, как род мании, мышечной зависимости близкой к наркомании. Парадоксально и другое: сексуальная энергия нации теперь направляет свой вектор на шейпинг, утренние пробежки. Возможно, потому что не могут этого делать.
За биологией импотенции следует физиология - временная или постоянная неспособность к спариванью у мужских особей, обусловленная слабостью или ослаблением организма. Импотенция в этом случае не только биологический, но и физиологический предохранитель, ограничивающий выброс жизненной энергии, препятствующий перевозбуждению, усиленной циркуляции крови, выбросу в кровь гормонов. Секс для ослабленного организма - экстремальная ситуация. Не случайно после выброса на рынок виагры, умерших сладкой смертью во время полового акта стали считать на десятки. Расплатой за гонку является стресс: естественная реакция, принуждающая организм сделать остановку, отдохнуть. Американский ответ стрессу анальгетики, антидепрессанты, снотворное большими дозами. Цена за снятие симптомов: прежде всего снижение той же потенции, медикаментозная зависимость, глубокие расстройства психики. Возникают порочные круги, когда следствие, побочный эффект становится главной причиной. В данном случае - депрессией, симптомы которой купируются транквилизаторами.
Другие аспекты физиологии: венерические заболевания. Это расплата за беспорядочные половые связи. Для американцев это меньшее зло, чем для остального мира. С инфекциями и эпидемиями они бороться умеют. Впрочем, простатит, не как следствие венерических заболеваний, а как интенсивного, изматывающего образа жизни для них тоже весьма острая проблема.
Социальный аспект. Импотенция (в основном временная, даже не замечаемая мужчиной) возникает при чрезмерном сосредоточении всех усилий на одной цели. В медицине она называется: невозможность полового акта вследствие сильного возбуждения. Для американцев такой целью является потребление. Психологические механизмы препятствуют реализации влечения. Богатая сексуальная жизнь (во всяком случае, продолжительная) в корне меняет сам образ жизни, подчиняя ее желанию. Вещи спонтанной, возникающей при известной неге (накоплении энергии). Стратегия секса - одна из самых сложных, культура секса - одна из самых древних. Все это требует настроя, воспитания, подготовки. Во всяком случае - больших затрат времени, внимания, сил. Особого распорядка жизни и удлинения свободного времени посвященного сексу. Физические силы американца ушли на иное. На приобретение.
У американцев (минус негры, минус латинос) жизнь спланирована на годы вперед, подчинена расписанию, где сексу отведено свое место. Желание приходит не по расписанию. Это удел женской половины, в соответствии с их физиологией женщины предпочитают в сексе наезженные пути.
Дать волю желанию означает поломать весь график жизни, вместе с ним и саму жизнь, рассчитанную карьеру, ожидаемый уровень доходов. Поставить крест на мечтах о достижении среднего уровня потребления или уровня потребления среднего класса. Предпочтительней говорить о сексе, чем им заниматься. Общественный механизм приводит к тому, что основные сексуальные приключения американец переживает в юном и молодом возрасте, пока эротическое влечение не приходит в противоречие с карьерным.
Секс выступает в социуме регулятором общения, составляя особую культуру. Импотенция и способы ее преодоления также включены в эту культуру. Т.е. являются нравственными регуляторами. Импотенция - это непреодолимость строгих нравственных барьеров, нарушение которых страшнее смерти. Соответствующая реакция психики - неврозы, сексуальные расстройства, девиации, импотенция (нерожденное потомство - смерть в потомках), как вызов смерти. Следующая парадоксальная статистика: сексуальных маньяков на сто тысяч жителей в США в десять (10!) раз больше, чем в остальном мире. Причем исключительно среди белого населения. Дотошные американские ученые установили, что генетическую предрасположенность к такому поведению имеют все мужчины всех рас и народов в равной степени (какие-то доли процента). Но только в Америке все потенциальные маньяки становятся таковыми. Желающими через насилие и убийство доказать свое право на секс.
Нравственные аспекты. Общеизвестно, что Америка - страна пуританских нравов, что обеспечивает американцам наличие огромного количества сексуальных комплексов, вслед за ними и чисто нравственных истоков импотенции (равно как и отклонений в сексуальной сфере, различных девиаций). Женщины здесь менее доступны, чем на Востоке. Есть исключения, которые, как известно, подтверждают правила.
В богатой Америке почти каждый держит при себе личного психолога (реально - фрейдиста психоаналитика, сексопатолога) наряду с личным адвокатом. В докторах нуждаются больные, а не здоровые, как в адвокатах - преступники, а не законопослушные граждане. В Америке парадоксально почти все, но для американцев эти парадоксы естественны, потому они внушают всему миру, что их жизнь и есть норма. Нормально ли, что две трети мирового поголовья адвокатов сосредоточено в их стране? Половина психоаналитиков сего мира - американцы. Тоже нормально? Даже по меркам золотого миллиарда, судя по этим пропорциям, даже для Европы, это чрезмерно. Даже по меркам Запада, американцы живут в условном, запредельном мире, по ту сторону реальности.
Главный социальный аспект секса - регуляция отношения полов. Воспроизводство потомства, следовательно, и социальной структуры - семьи. Секс главный аспект в отношениях муж-жена, чтобы там не говорили. (Кстати, даже американские исследователи утверждают, что до 70% благополучия семьи - благополучие в постели). Импотенция - обратная сторона этих отношения. Женщина, как изначально подчиненный, зависимый партнер в сексе (извините, дорогие женщины, но это уже вопрос анатомии - видовой предопределенности) может быть уравнена с мужчиной только одним способом - немощью мужчины. Если мужчина активен по отношении к жене, к тому же обеспечивает ее известным достатком и защитой, ко всему и умен (глава семьи), то женщина во все времена и в любом обществе довольна своим положением. Если она начинает говорить о равенстве и прочих феминистских штучках, то она (интегрально - все женщины социума) не удовлетворена. У мужчины - главы семейства, еще остаются методы физического воздействия или экономического принуждения, но это полумеры. Если женщина не реализует свою основную программу - воспроизводство, все остальное ничего не решает. Управлять женщиной может только полноценный мужчина. Участь импотента - быть евнухом при чужом гареме.
Импотенция партнера, слабое влечение оскорбляет женщину хуже всяких слов, заставляет чувствовать ее отвергнутой на эмоциональном уровне, нежеланной, брошенной. Предприняв один, два шага в попытке стать для мужа сексуально привлекательной, и не обнаружив ожидаемого эффекта, женщина замыкается в себе (на себя), сначала подсознательно потом осознанно подозревая измену. В чем-то она права. Дальше - ревность, месть. Месть, не знающая границ.
Здесь полная корреляция - первые суфражистки появились вместе с первыми лозунгами общества потребления. Тогда же прозвенели первые звонки: было замечено, что фордовская конвейерная система делает рабочих импотентами.
Позже пришли феминистки во времена золотого века Америки. Феминизм очень хорошо лег на развитые политические технологии защиты прав разнообразных меньшинств, в том числе сексуальных. По рвению феминисток можно было подумать, что их положение в обществе многим хуже, чем на арабском востоке. Может действительно хуже?
И вот пик: на вершине блаженства в раю потребления - харрасмент. Преследование за сексуальные домогательства, по своему тоталитарному размаху не уступающее сталинским репрессиям. Разве что не расстреливают и не ссылают в тайгу. Иногда сажают в тюрьму, как пожирателя ушей Тайсона. В обществе потребления главное наказание - неимоверные штрафы. Лишение мужчины главного объекта его сексуального вожделения, главной цели в жизни - денег. Каторга без заключения. Полное и окончательное поражение мужчин. Или... простая констатация факта. От одного осознания этой игры в русскую рулетку с женским полом, можно навсегда лишиться всякого желания, а вслед за ним - потенции. Без всяких прочих факторов.
Все попытки взять реванш успеха не имеют, пока не разрешен главный вопрос любой революции - вопрос власти. В данном случае, мужчины над женщиной.
Для южных соседей США подобный вопрос не стоит. Феминизм там не играет сколько-нибудь заметной роли, хотя уровень жизни в Латинской Америке неизмеримо ниже. Но уровень жизни - не всегда показатель ее качества.
К террору харрасмента добавляется политкорректность. Теперь нельзя назвать негра негром, негодяя - негодяем, потащат в суд. Даже понятие белый упразднено. Заменено очень странно звучащим для российского уха эпитетом существо мужского пола кавказкой расы. Заметьте: даже не европейской. А феминистки идут дальше: требуют изгнать из оборота слово мужчина, заменив его некой смысловой абракадаброй: толи человек, не способный к деторождению, толи чем-то подобным. Их женщины еще не решили. Но решат, будьте покойны.
И, конечно, нельзя заехать негодяю по роже. Драки, брань, разгульное поведение - удел национальных меньшинств, преступников, изгоев общества, бомжей-хобо. Мужчина из среднего класса начисто лишен возможности проявить себя, как мужчина. К внутренней цензуре добавляется страх перед всеобщим доносительством, что распространяется эпидемией, как последняя возможность моральной реабилитации мужского племени.
Власть женщин не делает их счастливыми, это только месть за тотальную душевную неустроенность. Фантазия пасует перед реальностью по-американски. В суды то одного, то другого штата подаются иски... с требованием убрать писсуары из мужских туалетов. Это, де, унижает женщин, которые не могут мочиться стоя. Какой еще женщине, кроме американской, придет в голову заглядывать в писсуар в мужском туалете? То заставят мужчин вынашивать детей. То в ультимативном порядке требуют принятия в спецназ или зачисления в команды боевых кораблей матросами, офицерами, капитанами. То... Перечислять эти курьезы можно бесконечно. Воистину, американское общество уподабливается стае гиен, у самок которых, как известно, отрастают ложные мужские половые органы, и различить пол особи можно только по ее размерам - самки крупнее: им надо защищать щенков, чтобы тех не пожрали самцы. Как известно, человек только реализует модели сообществ, ранее обкатанных природой в низших (по отношению к homo sapiens) животных в более сложных формациях.
Однажды выпущенный из колбы джин очень трудно загнать обратно. Гипертрофированный феминизм давно обрел организованные формы, лидеров, создал необходимые паблисити, промоушен, имидж, приобрел массовость, оброс адвокатами, создавшими тысячи разнообразных судебных прецедентов. Теперь это грозная сила, сама себя питающая, включенная в политическую структуру общества, учитываемая политиками на выборах. Справиться с этим впавшим в истерику монстром уже невозможно, даже вернувшись к исходной точке - обретя потенцию.
Вот к чему приводит полномасштабная месть неудовлетворенных женщин, несчастных созданий, поневоле ставших агрессивными стервами, обретшими свободу действий. Месть за парадокс общества потребления: стремление к максимальному комфорту вызывает все больший дискомфорт, в свою очередь рождающий желание разрешить противоречие каким-нибудь чудесным образом (т.е. ничего не меняя - только добавляя).
Мужчины желали реванша. Чудесным способом.
Импотенция - нормальное явление для любого человеческого общества. Естественно, что не способны к половой жизни мальчики, старики, больные. Во всем мире соотношение способных и неспособных к репродукции мужчин примерно равно (по состоянию общества на данный период). Нормально, когда старики не могут, а молодые хотят. Так что называть импотенцию мировой проблемой несколько самонадеянно и вполне по-американски.
Трагедией импотенция становятся при нежелании или неспособности наций размножаться из-за экологических, социальных или гуманитарных катастроф в отдельных регионах, даже странах. Ничего подобного в современной Америке пока нет.
Высокий уровень медицины обеспечил американцам большую продолжительность жизни. Как следствие большой процент стариков. Естественный удел старости немощь. И вот американские старички расшалились: достигшие богатства, отошедшие от дел, они готовы полностью отдаться наслаждению жизнью. Из наших 70 миллионов это почти половина. Они путешествуют, отдыхают, развлекаются, но сексуальные радости им, увы, недоступны. Невозможно вернуть молодость, как ни пыжься. Но, если возврат в молодость невозможен, возможно создать иллюзию "молодости".
Если не было магической палочки-выручалочки виагры, то ее надо было изобрести. Слишком велик платежеспособный спрос. Надо помнить, что это за поколение: за 60 и старше, т.е. рожденные в предвоенные и военные годы. Бывшие битники и хиппи, мерящие секс еще теми категориями Хемингуэев и Берроузов. Из эпохи до СПИДа. Они будут трахаться, трахаясь - умирать, больше из гордыни, чем от сладострастия. Но для них, с их внешностью и деньгами доступен только рынок платных услуг. Проституция на подъеме. Рынок секс услуг, было захиревший под страхом ВИЧ-инфекции, возрождается. Психоаналитики по боку. Этих старичков ничто не остановит. Только виагру подноси. Иное дело импотенты в 25-50 лет, для которых это болезненная проблема.
Американцы не были американцами, если бы не стремились решить все проблемы, прежде всего, технологическим путем: соберем команду ведущих специалистов, ассигнуем средства, проведем исследования и получим панацею для разрешения проблемы. Будь то проблема наркотиков, импотенции, Косово. Технические средства решают проблемы: или лекарствами, или бомбардировками, или компьютерами. В США любая проблема может быть решена единственно правильным средством при наличии интеллектуальной, технической базы и должном финансировании.
Появление виагры закономерно, хотя ее чудесные свойства были открыты случайно, как побочный эффект нейролептического средства. Но само направление поиска - закономерность, определившее эту случайность. С периодичностью сексуальных скандалов Клинтона, на американский рынок выбрасывались все новые, более мощные и действенные йохимбе и им подобные бомбы.
Человечество давно использует разнообразные афродизиаки. Их предназначение - усиливать влечение и потенцию, продлять время удовольствия, качественно улучшать секс. Кардинальное отличие от них Виагры лечить импотенцию, независимо от причины ее возникновения. Не излечивать причину, но уничтожать следствие. Некая универсальная кнопка на животе Карлсона, включающая пропеллер в нужный момент.
Рынок выявил устойчивый спрос, одновременно обнажив противоречие: принцип потребления и улучшения качества жизни вступил в конфликт со своей ипостасью: сексом, как одним из главных источников удовольствия, стоящим на одной ступени с комфортом жилища с милым - рай в шалаше. Равно как и с вторичными источниками наслаждений: легкими наркотиками, в основном, алкоголем.
В эпоху сексуальной революции секс был бесплатным божественным даром, вроде атмосферы, воды, земляничных полян. Был самим воздухом и свободой. В таком виде он не мог быть товаром. Вслед за эпидемией СПИДа эта свобода приобрела слишком отчетливый привкус смерти.
Недорогим и относительно доступным товаром секс стал в следующее десятилетие 70-е. Судя по образчикам массовой культуры того времени, произошло установление первичных рыночных отношений: секс за секс (товар на товар), натуральный обмен, в отличие от честного давания (дара) секса в 60-е. Утрата сексом статуса божественного дара, отделение его от любви. Превращение секса в продукт потребления, услугу, предмет грубого телесного удовольствия, на манер гамбургера. До появления всеобщего эквивалента в обмене оставался один шаг.
Америка обрела гармонию общества потребления: личные свободы были завоеваны, можно было черпать все пригоршнями, можно было срывать все запретные плоды (секс, алкоголь, наркотики), пока не наступила стадия пресыщения, пока остро не встал вопрос выбора: или одно, или другое. На все не хватит ни времени, ни сил, ни здоровья. На время этого выбора очень кстати пришлись страхи перед надвигающейся эпидемией СПИДа, совпавшей с неоконсервативной революцией, что потребовала возврата к семейным ценностям. Фактически это был отлив сексуальной революции. Сексуальная контрреволюция.
Секс был загнан на семейное ложе, много потеряв в свободе. Прежде всего (это всегда важно для американца) в свободе выбора партнера. Стал семейной обязанностью, утратив половину своей привлекательности. Товаром стал не секс, но его имидж. Наступил расцвет порнографии. Как раз в то время, когда американцы все более утрачивали волю и желание к сношениям. Когда наступило время аморфного унисекса. За фасадом благополучия все чаще маячил демон неудовлетворенности жизнью, дискомфорта. Общество потребления все больше нуждалось в одной из главных составляющих - в полноценном сексе.
Виагра появилась как нельзя кстати. За ней, на первых порах, была устроена настоящая охота. Революция виагры была подготовлена, и препарат перевернул жизнь американцев, на краткий миг удовлетворив их желание получать от жизни радость. Я не был в американских спальнях, этого и не требуется. Дела разоблачают мысли. Достаточно взглянуть на последствия.
Они получили, что хотели. Безвредную, относительно дешевую панацею от импотенции. Не говоря о цене лекарства: это огромная экономия на дорогих психоаналитиках, на проститутках для тех, кого устраивает свои жены, об их сексуальной привлекательности речи не идет, была бы потенция. Экономия на адвокатах по поводу разводов по причине сексуальной дисгармонии в семье. Зато дополнительные расходы на других процессах: по поводу измен. Воистину, американцы не могут без стряпчих.
Обострился интерес к сексуальным темам (острое сопереживание). Разумным итогом стал интерес к сексуальной жизни первого лица. Начался бум, десятки миллионов мужчин впервые за долгие годы почувствовали себя полноценными мужчинами.
Сексуальный дух настоящих мужчин излился войной. Америке нужна была война не только и не столько, чтобы замять президентский скандал, сколько ощутить очередное самоутверждение. Как торжество мужского духа. Как Триумф.
Желание опробовать свою силу - силу воина, присутствовало у американцев постоянно. С периодичностью тех же клинтоновских сексуальных скандалов Штаты заносили кулак бомбардировок над Югославией, но всякий раз очередной дипломатический демарш его останавливал. Не хватало чуть-чуть. Не хватало малого усилия воли.
Жизнь - высшая ценность общества потребления. Прежде всего - своя собственная, затем - равных членов этого общества. Без нее сам смысл потребления утрачивается. Жизнь по возможности здоровая и продолжительная. В идеале - вечная. Рисковать ею в таком обществе бессмысленно, преступно. Самопожертвование во имя всеобщего блага - нонсенс. В таком обществе победа в войне покупается, как все остальное. Зачем рисковать, если можно заплатить? Никто не желает рисковать, кроме особо отчаянных голов, все еще испытывающих игру адреналина в крови и готовые рискнуть - за неплохие деньги. Но решимости одной армии недостаточно, важно чтобы на войну решилась большая часть нации. Чтобы, пусть умозрительно, пошла на ничтожный, гипотетический риск. Для этого нужно ощущать себя мужчиной-воином. Хоть немного.
И вот в предпоследний раз Америка ощутила потребность нанести удар. Не по Белграду, так по Багдаду. Перспектива новой войны в Заливе, следовательно - новой победы, оказалась не столь заманчивой, как восемь лет назад, ставя под сомнение результат войны предыдущей и вообще победу в операции Буря в Пустыне. Нужна была новая победа над новым врагом. Разумеется, американская: технологическая победа, единственно верное решение, панацея. Закидать бомбами и ракетами.
Боевой дух нации зиждится на голубой таблетке ценой в 10-15 баксов. Когда есть все, в том числе потенция Геракла, но нет собственного, настоящего, живого, животного. Я не сказал: вообще нет. Я говорю о подавляющей массе. Об активных избирателях, мнение которых определяет почти все в Америке. О белых американцах. Массе, потребляющей новости, как пригоршни таблеток, желающих узнавать из этих новостей, что США все еще держава 1, готовая вставить любому врагу. Политики, как бизнесмены, следящие за биржевыми котировками, уловили это желание электората. Опрос следовал за опросом, и вот большинство высказалось за войну. Вернее: за нанесение ударов.
Слишком шаткое основание - таблетка. Виртуальная попытка пришить себе еще один желудок, не говоря об органах ниже. Ведь виагра не носитель сексуальной энергии, только катализатор. Только перераспределитель потоков, ускоритель токов. Сама же энергия растрачивается на иное. Если на эмоциональном уровне жизнь становится интереснее, значит нечто иное в до предела насыщенной жизни уходит на задний план. На иные вещи остается меньше времени и сил. Что-то теряется. Очевидно, что это бизнес, производство.
Америка, по глубокой сути своей, не может долго жить насыщенной эмоциональной, органичной жизнью, которую себе придумала: когда и душа в покое, и деньге на текущем счету, и полный холодильник, и новый бьюик заправлен, и отпуск в Малибу или Флориде, и ежедневный секс, и вести с далеких фронтов радуют. Все как на рекламных проспектах, как в идиллизированных воспоминаниях о семидесятых.
По тому единому следствию, что для этой сказки необходимы панацеи (первая - деньги), искусственные стимуляторы всего, равно как и седативные препараты, и антидепрессанты. Это малая толика из номенклатуры медикаментов, ежедневно потребляемых каждым американцем: витаминов, микроэлементов, аспиринов, который продается там в банках удивительных размеров и которым лечат решительно все, снотворных и тонизирующих средств, мелатонина, нормализаторов пищеварения и стабилизаторов кислотности желудка (а как еще желудок должен реагировать на лошадиные дозы аспирина и ведра кока-колы?), средств для отбеливания зубов, средств для и от загара, стероидов и анаболиков для ваяния торсов в тренажерных залах, какая-то химия для увеличения груди... Есть еще универсальные средства для похудания под маркировкой: экологически чистые, безопасные. Много прочего на все случаи жизни. Невообразимо много.
На огромном рынке препаратов, эксплуатируя неуемно растущий спрос, фигурирует множество хорошо разрекламированных пустышек, под маркой биодобавки, приевшихся даже у нас герболайфов, прочей разнообразной туфты, поверить в действенность которых могут только американцы. Мало этого, сама пища становится таблеткой: свободна от холестерина, свободна от жиров, свободна от глюкозы. Что мясо становится по вкусу чем-то средним между ватой и подошвой, никого уже не волнует, оно полезно, как и то, что организму нужен приток холестерина (из пищи мы получаем холестерин А, на сосудах откладывается холестерин В, растворяемый... холестерином А), жиров, углеводов, что от всех этих пищевых свобод, от чрезмерного увлечения утренними пробежками и тренажерами для здоровья больше вреда, чем пользы. Достаточно уверовать, что единственно правильная диета, методика (технология) решит все проблемы раз и навсегда.
Чем, по сути, являются эти таблетки? Что означает их потребление для члена общества потребления? Секс, хорошее настроение, здоровье (вернее - самочувствие), бодрость, аппетит, сон, внешность. Потребляется не как таковое лекарство, то есть - не лечится болезнь, созидаются части жизни. Нормальное существование, само качество жизни складывается из горы таблеток. Складывается в пирамиду, очень похожую на финансовую. Самую большую финансовую пирамиду, каковой является вся масса USD.
Если нет энергии, здоровья, жизненных сил - посредством таблеток все это берется у будущего. Своего будущего или будущего потомков. Берется у настоящего: имидж преуспевающего, бодрого, здорового человека, как рекламный плакат пива у дороги в пустыне, таит под собой страшную расплату пустоты, незаполненности жизни ничем, кроме стимуляторов.
Что ожидает такие пирамиды, нашим согражданам объяснять не надо. Однажды наступит порог насыщения. Однажды (счет на годы) - американцы обнаружат искусственность своего существования, чуть ли ни в прямом смысле подавившись пригоршней таблеток.
Тупик - искусственный человек. Дальше только клонированный гомункул. Если их теперешнее бытие уже не является этим тупиком. Это осознание придет не от большого ума, но от растрат энергии. Как известно, энергию трудно накопить, но легко растратить.
Виагра - последний камень в пирамиде искусственного существования. И краеугольный: на время круто изменивший жизнь американцев, поставив их перед реальным выбором: или крысиные гонки - или секс, вместо выбора искусственного (демократы - республиканцы, кока-кола - пепси-кола). Как водится, американцы, гордящиеся своим умением выбирать, выберут все сразу - и надорвутся. Сведут все к обкатанной форме псевдовыбора: крысиные гонки ради секса. В обществе потребления выбор локален, потребление ограниченно кратким промежутком времени, иначе все остальные товары утрачивают смысл своего существования. Потребить же надо все и в как можно большем количестве.
Всякий процесс, идущий скачкообразно, имеет свои точки максимума и минимума. Вслед за увлечением виагрой, придет и разочарование в ней, пока на выходе, в сухом остатке, получится остойчивый линейный процесс. Виагра не сможет решить проблемы ни американских спален, ни Косово. Она, как всякий катализатор, только ускорит и обострит процессы.
Американцы хотят полноценно трахаться, но не хотят при этом терять свой высокий уровень жизни, который некоторое время еще будет расти, ни, тем более, изменять свой образ жизни. Американские женщины жаждут полноценного удовлетворения, но получают его в извращенных формах феминизма и харрасмента, при этом, не желая расставаться с достигнутым положением женщины в обществе. Американцы хотят воевать и побеждать, не желая при этом умирать. Даже подвергать себя риску. Если военную победу еще можно сымитировать ракетно-бомбовыми ударами, то сексуальные победы сымитировать трудно, разве удовлетворяясь самим фактом эрекции.
Не случайно на роль врагов Америки подбираются очень мужественно выглядящие диктаторы: Саддам, Каддафи, даже Милошевич. По сравнению с их мужским обаянием Клинтон смотрится похотливым бройлером. Войны времен интернета это войны не столько с реальными врагами, сколько с их образами. Это война СМИ за рейтинги и аудитории. Естественно, сам облик того же Каддафи вызывает у американского импотента завистливое желание покарать наглеца, имеющего четыре жены.
Искусственность этой войны - вроде схватки робота со средневековым рыцарем, объясняет большинство ее странностей, немотивированность поводов и предлогов, лицемерных объяснений и ханжеских сожалений над реально льющейся кровью.
Америка желает побеждать, но не хочет проливать свою кровь. Желает излечиться от импотенции, но не знает, куда обретенную потенцию приложить. Эти противоречия не разрешат ни технологии, ни таблетки.
Апрель-май 1999 г.
ПРОГНОЗ: КАМИКАДЗЭ ПРОТИВ РОБОТОВ.
Итак, свершилось! Война роботов, столь долго смакуемая фантастами, столь упорно пестуемая в тишине лабораторий, в гвалте генштабов стала реальностью. Умное оружие вселяет ужас в страны с огромными арсеналами традиционных вооружений, которым дорогие игрушки стали не по карману.
Аналогично истории с Дредноутом почти столетней давности, новый виток гонки вооружений с появлением умного оружия задает новую точку промежуточного старта. С одной стороны это магистральная дорога обычных вооружений, с другой - боковой ход в тени зонтика оружия массового уничтожения.
Помимо текущих трудностей технологического и стратегического порядков, сверхтехнологичное оружие ставит и философские проблемы. Говорят о кризисе идеологии подвижных платформ и прочей, мягко говоря, ерунде.
Так ли совершенно это оружие? Казалось бы - вопрос праздный в разговоре за чашкой чая о последних чудесах техники. Оно же сверхсовершенно! Факты говорят сами за себя. В последних конфликтах (Фолкленды, Ирак) именно оружие развитых стран наглядно продемонстрировало превосходство технологически вооруженных сторон. Ракеты Экзосет придали войне на море остроту, хотя общая отсталость аргентинских ВМС и ВВС позволили Англии побить этот козырь.
Козырей у аргентинцев было шесть. Всего шесть ракет Экзосет (по другим источникам 8, что картины в целом не меняет).
Первое удачное попадание вызвало шок: вышел из строя и, в последствии, затонул эсминец Шеффилд. Убедившись в эффективности не самой лучшей противокорабельной ракеты, аргентинцы использовали их очень экономно. Современные средства защиты не позволили экзосетам поразить английский авианосец. Выйдя из облака активных помех, ракеты навелись на транспорт Атлантик Конвайер. Еще одна ракета, попав в эсминец Глеморган вообще не взорвалась. Остальные экзосеты аргентинцы использовать не решились. Топили английские корабли бомбами для топ-мачтового бомбометания времен Второй Мировой Войны. Эти бомбы не были рассчитаны на скорости реактивных самолетов, потому, большей частью не взрывались (80% отказов). Британские корабли уходили на ремонт, зияя дырами в бортах. Бомбы отправили на дно еще один эсминец и два фрегата. Если бы большинство бомб взорвалось, то англичане не досчитались бы еще полтора десятка кораблей в свой армаде. Тогда их победа при Фолклендах выглядела бы весьма призрачно. По сути, исход войны решало наличие лишнего десятка ракет нового поколения.
Аргентинские летчики проявляли чудеса героизма, серьезно повредив 20 английских кораблей и судов, в том числе оба английских авианосца. Был случай, достойный лучших образцов самопожертвования сорокалетней давности, когда пилот направил подбитый самолет на авианосец Гермес.
Но все случилось, как случилось. От этой войны остались в памяти погибший Шеффилд, фотография взрыва на фрегате Антилоп и подавляющее техническое превосходство англичан.
Еще более плачевным было положение Саддама. Его ПВО оказались бессильны против управляемых бомб и крылатых ракет. Дороги, запруженные десятками тысяч единиц брошенной бронетехники, сотнями тысяч машин. Капитулировавшая под непрерывными полуторамесячными бомбежками и артиллерийским огнем героическая дивизия Хаммурапи. Бегущая босиком по пустыне полумиллионная иракская армия. Катастрофа.
Ответные удары устаревшими ракетами носили скорей пропагандистский, чем военный характер. Впрочем, война в Заливе выявила несколько очевидных изъянов технологического оружия. На уничтожение одной ракеты СКАД, ценой в 200-300 тыс. долларов требовался залп Патриота ценой в 10 миллионов. Экономическая эффективность старого наступательного оружия в данном случае оказалась 30-50 раз выше оборонительного, если бы речь шла о чистом экономическом соревновании. Подобным образом расходовались дорогие умные ракеты и снаряды на расстрел копеечных муляжей и макетов военной техники. Точность нового оружия оказалась сильно завышенной в расчетах, реально лишь в два раза превзойдя обычные бомбы. То были только сполохи грядущей опасности, чреватой высокой уязвимостью новых систем.
Только война может проверить годность вооружения. Только победа, добытая этим оружием, определяет конечный его эффект. Никакие отчаянные предупреждения об опасности применения дюралево-магниевых сплавов на боевых кораблях не действовали на английское адмиралтейство, пока новейшие эсминцы и фрегаты не запылали в холодных водах Южной Атлантики, как бенгальские огни.
Новое оружие - сверхсложно, чрезвычайно наукоемко, насыщенно множеством блоков. Уже поэтому более ломкое, на порядок более дорогое, оно таит в себе огромное количество степеней свободы возникновения непредсказуемых, нештатных ситуаций. Появление симметричных и несимметричных ответов на него, в свою очередь, требующих новых ответов. Весь этот прогресс вооружений, все более напоминает модный ныне фрактал. И выхода нет.
Итак, философский угол, если не сказать: тупик. Мнимый, ложный. Ложный по нескольким причинам. Во-первых: это оружие обладает огромной поражающей способностью только против оружия классом ниже. Но так было всегда. По крайней мере, очень часто. Подводило устаревшее оружие, старые тактики, стратегии. Не счесть примеров. В состязании на равных имеет значение только количество. В силу невероятной дороговизны нового оружия, состязание в количестве сильно затруднено, остается только разработка еще более современного оружия.
Это не главный порок сверхнового вооружения. Технология пытается сделать оружие мыслящим. Однажды оружие действительно мыслило. В прямом смысле: тысячами безмозглых голов, наводивших свои цуруги и ока на авианосцы и десантные баржи американцев. Эффективность по сравнению с бомбившими и пускавшими торпеды в те же корабли саюнами и сюсеями была просто поразительной.
Новое мыслящее оружие вообще лишено страха смерти, равно как и ненависти к врагу, и всех прочих эмоций, которые принято связывать с войной. Оно не имеет воли к победе, стойкости. Дело в том, что заказчики этого оружия, военные, ведущие новые войны, стремятся вовсе выйти из зоны поражения огнем противника, остаться неуязвимыми, уничтожая врага наверняка. С того самого момента, когда человек (или еще обезьяна) поднял с земли камень и запустил его во врага, он желал, чтобы камень этот летел как можно дальше и как можно точней. С той поры, как от этого камня закрылись рукой, возникло желание, чтобы на этой руке был толстый щит как можно больших размеров.
Тот камень еще летит, тем щитом все еще прикрываются. Это основные принципы вооружения. Его сущность. Продлить кулак или локоть.
Эдисонов парадокс, столь часто ставивший в тупик философов, каждый раз разрешался практиками. В зависимости от того, какая из сторон превалировала на данный момент, ей находилась более мощная антитеза.
Сущность оружия двояка. Она следует из двоякой сути войны - уничтожать врага, оставаясь живым. Пресловутая палка, поднятая обезьяной, превратилась в оружие фехтования, которым с равным успехом можно наносить и парировать удары. Универсальность оружия следует из его единой сути, доходящей до очередного парадокса: наступательным оружием ты уничтожаешь врага, который не убьет тебя. Не бывает невооруженной крепости, иначе это не крепость, не было щитоносцев, без копьеносцев. Эти принципы универсальны. Как в стратегии, где наступательные арсеналы одновременно являются факторами стратегического сдерживания, а оборонительные системы становятся все более активными, так и в самих вооружениях. Например, танки, став уязвимыми для разнообразных противотанковых ракет, от переносных до подвижных комплексов, обзавелись активной броней и динамической защитой. Уместней говорить о преобладании в том или ином оружии наступательной или оборонительной функции. В данный момент не существует отдельно взятой единицы тяжелого вооружения: существуют элементы комплекса. Они так и называется: боевые комплексы. Когда самолет с летчиком и оружием на борту управляется бортовым компьютером, в свою очередь включенному в сложную иерархию различных средств слежения, наведения и управления (бортовых, наземных, воздушных, космических), когда команды на пуск ракет с борта отдаются в глубоком тылу, а само оружие наводится на цель из пункта управления на другом конце света, корректирует свое поведение собственными программами полета и поражения, зашитыми в ее память разработчиками или введенными пилотом, оператором наземного КП или со спутника. По тем же схемам (более простым или сложным) действуют бронетанковые, артиллеристские, ракетные комплексы. По тем же принципам собираются организовывать действия каждого своего пехотинца в бою американцы.
Невероятный прогресс высокотехнологичного оружия стал возможен только благодаря тупику, в который зашло человечество с оружием массового уничтожения. Идея и практика подобного оружия не нова. Всегда существовал искус уничтожить некой штукой сразу всю армию противника. Начиная от заклинания богов (sic!), кончая отравлением колодцев, напусканием заразы, поджогом степи или сухостойных лесов. Вражеские армии запирали в осажденных городах и морили их голодом, лишали воды, или, наоборот, затопляли, подбрасывали туда горшки со змеями, туши павших от заразы животных, строптивым индейским племенам дарили одеяла от зараженных оспой. Сдавшихся обессиленных пленников зачастую полагалось вырезать поголовно, а если позволяло оружие - расстреливали в ходе битв, как конкистадоры индейцев, или англичане суданцев.
Разрушались ирригационные системы, вытаптывались посевы, леса и нивы обращались в пустыни. Желание победить тотально, раз и навсегда, неискоренимо в человеке.
Всякий новый класс вооружений, всякое новшество мыслилось как орудие приобретения глобального преимущества в бою, более эффективное, т.е. уничтожающее набольшее количество живой силы и техники врага.
Чем дальше, тем больше прогресс вооружений происходил под шумок рассуждений о принесении человечеством в жертву Молоху Войны своих лучших изобретений, поскольку война есть зло. В лучшем случае необходимое зло. Чем больше было разговоров, тем совершенней становилось оружие, поскольку крики эти лицемерны. Практика всегда подразумевала факт: война одно из самых естественных состояний человека. Если бы это было не так, то воин вообще не было бы. Во всяком случае, не было бы таких воин, что прославили двадцатый век. Не готовилось бы такого количества военных специалистов, не наращивались бы арсеналы. Ведь они нужны не для игр.
Это не пропаганда войны, простая констатация факта. Единственное, что возможно для человека, понять сей нехитрый факт, и направить энергию и психологию войны в созидательное русло. Нечто подобное высказал Дюрренматт в Войне в Гималаях.
Все рассуждения о высоком предназначении человека не отменяют преступность. Люди строят тюрьмы, содержат армии полицейских, суды, прокуратуры, и никто не собирается от этого отказываться. Только стремятся свети уровень преступности к минимуму, тем самым, подтверждая практикой, что совершать преступления в природе человека. В любом случае большинство людей окажется законопослушными гражданами, если не случится очередного нацизма или чего похлеще. Некоторые продемонстрируют высоты духа, творческие взлеты, гениальность. Преступность не отменяет духовности, и наоборот.
Стремление к мирной жизни, к сохранению жизни вообще, не отменяет воин. Поскольку однажды встает вопрос о сохранении своей жизни, своего мира. Война противоречит гуманному духу в человеческой натуре, но вовсе не всей его натуре. Даже из самых гуманных соображений возможны казни и войны. Гуманные войны, войны во имя счастья и справедливости. В тогу миротворцев особенно любят рядиться развитые демократии. Во имя этого они и ведут гуманитарные войны без потерь. Если быть точным: без собственных потерь. Эмоционально можно провести границу между войной и миром. Можно посмотреть серию офортов Бедствия войны, сопоставить их с Сельской идиллией. Все станет ясно.
Но очень сложно определить тонкую грань между войной и миром в сознании, в культуре, религии, политике. Сколь много в войне тем для художественного осмысления! Хоть Войну и мир пиши. Сколь богатый материал для героических эпосов (фундамент культуры почти каждого народа), для баллад, песен, сказаний. Сколь высоко взлетает человеческий дух на войне, сколь часто увековечивается этот взлет. Даже Библия это история бесконечных воин, заговоров, убийств ритуальных и бытовых, бедствий, страданий, казней египетских. Даже Христа сочли преступником (судебная ошибка) и распяли вместе с другими преступниками на оккупированной территории, которой через малый промежуток времени предстояло погрузиться в пучину Иудейских воин. Никакая проповедь гуманизма, никакая жертва не смогла предотвратить их, как и тысячи последующих воин, в том числе и кровавых походов во имя Христа.
Избавиться от воин можно только радикально изменив природу человека. Это дело очень нескорого будущего. Сейчас возможно только понять эту природу и, по мере сил и возможностей, управлять ею.
Появление атомного оружия (газы и бактерии не остановили человека) как нельзя лучше сыграло на руку пацифистам, объявившим с его появлением конец войнам. Поскольку глобальные войны теперь означали могилу для всего человечества. Философский тупик.
Воин от этого меньше не стало, однако запрет на большую войну привел человечество в новое качество. В запредельное, трансмортальное, загробное. Когда людям заказана одна из их естественных реализаций, начинаются извращения, девиации.
Сверхтехнологичное оружие и есть девиация.
Новое оружие (будем исходить из этой установки) не очень эффективно, поскольку мыслит по алгоритмам, что заложил в них человек. Система анализа факторов и реагирование на появившиеся объекты не эмоциональна. По сути - мертва. Для нее не существует грани между жизнью и смертью, только исправное и неисправное состояние. Программист закладывает единственный смысл существования системы: обнаружить и вывести из строя объект противника. Живой или не живой, не важно. Более ничего. В своем роде новое оружие - это идеальный солдат, мечта генералов всех времен, лишенный эмоций, страхов, рассуждений, предназначенный только умирать уничтожая и уничтожая умирать. Не сумев за тысячелетия создать вбить в головы живых солдат их основную функцию, военные создали идеальных кибернетических солдат. Существование этого солдата лишено высшего смысла.
Смысл этот человек обретает, встав на грань жизни и смерти. Массово люди постигают его на войне. Уже поэтому высокоточное оружие малоэффективно против террористов-фанатиков, партизан по убеждению, готовых обмотаться пакетами с взрывчаткой и броситься под танк. Человек воюющий торжествует над человеком жиреющим, спрятанным под маской человека играющего.
Армии вырождаются: растет количество технической обслуги, штабистов, тыловиков, снабженцев, военных чиновников - всегда презираемых боевыми частями сословий. Сами боевые части все больше используются в качестве оккупационно-жандармских. Единственными родами войск, все еще встречающиеся с противником лицом к лицу остаются командос, с их имиджем головорезов, презирающих правила войны. Несмотря раздутый СМИ имидж (аудитории нужен герой, противостоящий врагу нос к носу), надобность в них уменьшается: диверсии можно заменить точечными ударами, получение разведанных все больше осуществляется электронными средствами. Уменьшается потребность в агентурной разведке. Радиоперехват, локация, низколетящие беспилотные разведчики, снимки из космоса, анализ огромной совокупности легально и полулегально полученной информации отводит джеймс бондам вторые и третьи роли. Захват лидеров противника, его командования, служит сейчас не военным, но политическим целям: разгром противника постфактум на пропагандистском уровне, а ля Нюрнберг. Объявить военным преступником на суде. Т.е. все те же полицейские задачи.
Ранее рискованные рода войск: авиация, танки, флот все более утрачивают свою геройскую специфику. Раньше воздушный, танковый или морской бой на практике означал почти верную гибель экипажа в случае поражения машины, корабля походил на бескомпромиссную рыцарскую атаку стенка на стенку. Отступить было невозможно. Был выбор: погибнуть или победить. Оставалось надеяться на мастерство, мощь оружия, смелость. Теперь их задача: выйти в район нанесения удара, быстрее отстреляться различными управляемыми снарядами, побыстрей уйти подальше от зоны поражения огнем противника.
Широко распространяются идеи о войне профессионалов, служащих на контрактной основе. Фактически - о наемниках. Круг, начатый в эпоху позднего Рима, продолженный в конце средневековья - начала сложения мировых империй, замкнулся. Богатые страны вновь могут позволить себе кидать безумные деньги на ландскнехтов.
Воинская служба теперь не Служение - работа. Каста военных, служащих добровольно, на идейной основе, сменяется новым сословием интеллектуалов с университетскими дипломами, штабистами-чиновниками - гражданскими, по сути, людьми. Это естественно. Если боевая мощь определяется технологией, то боевой дух и военная дисциплина должны быть заменены квалификацией персонала и дисциплиной производственной. Война становится предприятием, конвейером по доставке технологических снарядов к объектам уничтожения.
Боевой, военный дух сменяется духом гражданским. Военные становятся гражданами в форме, для которых права человека более важны, чем служение и самопожертвование. Страх им неведом. Они не переступили его, своим супероружием они надежно ограждены от самой Смерти. Для новых армий потери, тем более - безвозвратные, досадная случайность, а не рассчитываемое правило. Потери в конфликтах технологических армий смехотворно низки. Но и их пытаются разложить на коалиционные плечи.
В боевой машине, в самолете-роботе, отныне бьется кремневое сердце. Операторы сидят за пультами в сотнях, тысячах километрах. Им не жалко погибающей машины, как и тех, кого она уничтожает. Война становится виртуальной. Да еще сопровождаемой прямой трансляцией на весь свет с места попадания.
Технология отменяет не только мужество бойца или командира роты, она пагубно влияет на положения всей армейской науки. Защищенность каждого солдата обеспечивается десятком приборов и средств защиты, как пассивных, так и активных, и сотен различных аппаратов поддержки, сопровождения, управления. Полевой командир все более полагается на данные десятка приборов, датчиков, компьютеров, систем связи, оповещения, командования. На количество и качество спрессованных в них технологий. Его тактические знания, боевой опыт, интуиция, авторитет командира играют все меньшую роль.
Нечто подобное различает американского и советского врача. Первый ставит диагноз только после серии множественных анализов, обследований, консультаций. Без приборов он уже не врач. Россиянин ставит верный диагноз на глаз, в соответствии с большим опытом и личными знаниями. Сильно сомневаюсь, что лет сорок назад американские врачи были хуже теперешних русских. Разница в том, что, ставя диагноз единолично и самостоятельно, наш берет на себя риски ошибок и ответственности за них. Американец огражден от многочисленных исков в случае неудачного исхода лечения сотней объективных данных. Он становится автоматом, оператором при диагностирующих и врачующих аппаратах и препаратах. Его искусство - искусство оператора. Не Врача. Процессы очень сходны, поскольку источник их един. К тому же, надо как-то расходовать огромный технологический потенциал, получая за это столь же огромные деньги. Что на войне, что в медицине.
На высших командных уровнях все так же определяют технические потенциалы. Оперативное искусство управления войсками, маневра, организации обороны и атаки становятся анахронизмом. Развлекательным чтивом в академиях. Не говоря об искусстве стратегии.
Новая военная стратегия отличается крайней тупостью, не снившаяся даже солдафонам классических времен: проведение мощной пропагандисткой кампании на территории противника, у себя дома и во всем мире; концентрация технической мощи в месте конфликта и массированное ее применение. Остальное дело техники: удар за ударом, объект за объектом, танк за танком, дивизия за дивизией врага. В случае возможного ответного удара - постановка активной и пассивной защиты, контрзащиты, и так далее. Нет даже оперативного искусства - только умение разворачивать те или иные комплексы, мгновенно засевать поля минами, сбрасываемыми с воздуха... Тактика применения средств и технологий. Даже вторжение на территорию врага - очередность применения тех или иных бронированных средств. Подавление отдельных очагов сопротивления массированным локальным ударом ствольной артиллерии и ручного оружия. Разминирование с помощью специальных машин. Тоска.
Расстояния маневра, выгодность позиции, рельеф, состояние войск - все сходит на нет перед лицом техники, готовой дотянутся до любой цели и стократно ее уничтожить.
Стратегия сражения теперь реализуется коллективным разумом штабов в эфире, в потоках техники и боеприпасов, на компьютерах, на совещаниях гражданских министров. Где угодно, только не в гениальной голове полководца. Будь ты гений или тупица, отдай приказ и врага раздавят.
Возвращаясь к утробным эмоциям и рефлексам войны, которых эти снаряды лишены: Распространено мнение, будто на войне все решает холодный ум и трезвый расчет. Подобная холодность у бойца, причем любого, возникает после прохождения первичного тремора в ситуации резистентности к боевой ситуации. Холодность бойца воспитывается годами и боями. Любой военный на передовой пребывает в высоком эмоциональном статусе обострения всех чувств и эмоций, подчиненных разуму, руководимому чувством самосохранения. Мыслит не только мозг, не только весь мозг, весь организм. Именно весь организм, все обостренные чувства, эмоции, мысли, навыки, движения помогают распознать шестым чувством в раскидистом кусте замаскированного снайпера, спокойно проходить мимо подбитого танка и распластанного на земле трупа, не пригибаться снаряду или пуле летящим не туда.
Только в подобной ситуации возможны все экстремальные поступки, подвиги, риск, самопожертвование. Эта эмоциональная цепочка тянется наверх (пространственно - назад), в командные пункты и штабы, где командиры пребывают между молотом начальственного гнева и наковальней давления передовой.
Люди не могут долго пребывать в столь напряженном состоянии, накапливается эмоциональная усталость. Вслед за ней - безразличие, ведущее к гибели, к потерям. Солдат не механизм, ему нужен отдых. А боевая задача остается и не всегда удается ротировать войска. Усталые, измотанные войска, упавший боевой дух, особенно когда цели войны становятся все более призрачными, когда воевать не за что - питательная среда массовой сдачи в плен, трусости, паники, дезертирства, бегства с поля боя.
Умное оружие - это тихое бегство с поля боя. Удаление себя от окопной жути, от пули в грудь. Невидимая глазу трусость.
Новая война все более уходит от своей первичной основы, делаясь виртуальной стратегией, разыгрываемой ежедневно миллионами на мониторах компьютеров. Если на этих дисплеях все более возникает новая реальность, то за боевыми экранами она все больше исчезает.
Началось это не вдруг. Когда первый полководец, оторвавшись от шахматной доски, склонился над картой, с нанесенными на ней цветными черточками дислокации своих и чужих войск. Реально - еще раньше, когда животное (еще не человек - как выяснилось, млекопитающие умеют в групповых схватках подчинятся руководству, использовать тактические приемы) в схватке охотник-жертва ведет долгую и трудную борьбу, не видя друг друга.
Более шестидесяти лет назад зенитчики увидели зеленые черточки на экранах радаров вместо самолетов, и наводили орудия в кромешной тьме - и попадали. Еще раньше противника стало возможным запеленговать и точно отметить его координаты на карте - и накрыть огнем дальнобойной артиллерии. Теперь огромная армия операторов выводит на мониторы колонки цифр, сверяя их с прямым изображением с видеокамер.
Виртуальная война ищет и находит эти гнезда операторов, нацеливается на поражение информационных компьютерных сетей. Уже грезятся схватки в киберпространствах, в интернете, по своей идеологии задуманный и созданный, как неуничтожимая для обычных вооружений информационная сеть связи штабов. Уже готовятся прорывы к базам данных, их захвату или уничтожению, взлому многоуровневых систем защиты, паролей. К захвату управления системами или их нейтрализации. Такая война может пройти без единого выстрела, без видимых жертв. Ущерб от нее может превысить все ущербы от смертоносных снарядов.
К счастью, подобная война вскоре станет невозможна. Теоретически невозможна. В начале ХХ века теоретики предсказывали невозможность глобальных воин, поскольку изобретен пулемет Максима, аэроплан, развита химия - всякий большой конфликт уничтожит человечество.
Виртуальная война нанесет сокрушительный удар по всей мировой информационной сети. Вслед за ней парализует мировую финансовую систему, крах которой станет неминуем: Кроме атаки на центры управления войсками, кроме блокирования, ослепления штабов, те же самые меры будут предприняты против правительства противника. Что означает блокирование доступа к финансам собственной страны внутри и за границей, удары по вражеским предприятиям и фирмам, расстройство и парализация всей инфраструктуры противника с целью лишить его всякой воли и способности к сопротивлению. Соответственно эффективность атакуемых систем здесь обратная величина к надежности, уязвимости. Чем выше уровень организации современного производства и управления (читай: компютеризированности и информационной насыщенности), тем больше они интегрированы в мировые инфраструктуры. Тем выше уязвимость через эти структуры для всяких супервирусов, взломщиков-хакеров и прочих штучек, которые обычному человеку и в голову не придут.
Локальное поражение части сети не вызывает ее разрушения, но импульсы разойдутся по всему полю. Система лишается одного из своих интегрированных сегментов. В ответ получит удар по главным центрам, до определенной степени ослабленный. Но основная сила ответного удара не в его интенсивности, он силен снятием моральных и юридических запретов на подобные действия. Любая страна может в ответ наносить симметричные удары по компаниям противника, его банковской системе, биржам, сетям управления энергетикой, жизнеобеспечения, телефонным сетям и прочим коммуникациям. Конечно, слабо интегрированный в мировую сеть Ирак имеет много меньше рычагов информационного воздействия на противника, чем США. Сам факт примечателен. В эпоху глобализма, всесторонней зависимости только один день простоя мировых бирж может привести к убыткам, сравним со всеми экономическими потерями Ирака в войне.
Последствия таких потрясений совершенно непредсказуемы. Система начнет колебаться, пройдя пик динамической устойчивости. Надо принимать во внимание, что война сама по себе есть кризис, и часть кризисного состояния систем. Т.е. периода неустойчивости. Кажущееся невозможным в период стабильности, становится очень вероятным в период потрясений.
При нанесении повторных ударов, дисбаланс мировой системы будет увеличиваться, чем не преминут воспользоваться скрытые в ее недрах темные силы. Те же пресловутые хакеры, бескорыстно разрушающие чужие сети, программы, базы данных и системы. Не говоря об огромном количестве мошенников, аферистов, спекулянтов, мародеров и прочих деятелей тыла, любящих ловить рыбку в мутной воде, особенно, в трудные времена воин. В былые времена можно было навести в тылу порядок железной рукой, поставить мародеров к стенке, пресечь спекуляцию, ввести нормированное распределение и потребление, то сейчас это будет очень сложно в силу анонимности пользователей, их распыленности по всему миру. Очень сложно будет отличить удар, нанесенный хакером от законной контратаки врага. Сейчас поимка компьютерных воров и террористов представляет известные трудности, то в условиях войны это будет практически невозможно. Неизвестно, сколько разрушительных вирусов припрятано в штабах на всякий случай, а не выпущено идеалистами-одиночками в свободный оборот. В случае войны это своеобразное бактериологическое оружие компьютерной войны будет выпущено на свободу. А сколько там еще припасено разнообразных бомб?
Защищая себя, свои центры, система вынуждена будет ограждать себя, создавать закрытые зоны, крепости, тем самым, дробясь и распадаясь на части. В таких условиях существование нормальных финансовых потоков будет сильно затруднено, если вовсе невозможно. Не говоря о свободных потоках информации, не говоря о том, что к ним будут примешены огромные потоки дезинформации, в том числе - финансовой. Объективность картины будет нарушена, что повлияет на скорость и качество принимаемых решений. Мир погрузится в хаос. Его электронный разум, каковым сейчас объявляют интернет, сойдет с ума. Последствия будут сравнимы с применением оружия массового поражения.
Основной опасности подвергнутся, как всегда во время воин, финансы, существующие ныне в виртуальном состоянии. Если ранее фиктивные капиталы, защита которых отрабатывалась столетиями, так и не были стопроцентно застрахованы от обвалов, превращения в ничто, особенно когда фиктивная часть была сильно раздута, то теперь, при перегревах рынка в триллионы долларов, хаос приведет к их обнулению, растворению в виртуальном пространстве. Вслед за этим обрушится курс основной валюты - доллара, основе мировой финансовой системы. Богатство золотого миллиарда будет испепелено.
Начиная войну в электронных сетях, более сильная страна подставляется больше. Останется единственная надежда, что подвергшаяся агрессии страна не решится на подобный симметричный ответ, из опасения оказаться на пепелище перед противником, которому больше терять нечего, или не сможет его провести в полном объеме.
Это - теоретические выкладки. Как и в моделях атомного конфликта, приводящего к тупику всеобщего уничтожения, это может учитываться, но не остановит разработчиков именно таких воин.
Последней настоящей войной была Вторая Мировая, она же несла в себе семена новых воин. Речь не идет о множестве мелких послевоенных столкновений, вроде африканских, индо-пакистанских, латиноамериканских. Они были не в фокусе мирового внимания и особо на расклад мирового пасьянса не повлияли. Уроки из них были извлечены очень узким кругом специалистов. Хотя и они, в основном сопровождающими эти войны резней на этнической или религиозной почве, вкупе с эпидемиями и голодом - неизбежными спутниками воин унесли миллионы жизней.
Речь идет о столкновениях мирового масштаба, когда за спинами воюющих вставали мировые державы, или сами эти державы совершали агрессии в тех или иных формах. Все эти войны носили до известной степени условный характер. Ядерные кризисы, приведшие мир на грань, не имели и не могли иметь дальнейшего развития противостояния, разве что случайного, но для развития случайности не было времени. СССР и США (в равной степени) в Карибском и Берлинском кризисах не готовы пойти до конца, до взаимного уничтожения. Не хватило пороху, решимости. И это прекрасно. Один из главных уроков Второй Мировой, состоит в том, что она выявила в натуре людской все высоты и глубины до которых он может взлететь или пасть, тот предел, до которого могут дойти войны. Ту границу, за которую нельзя перешагнуть.
Настоящей ту войну можно назвать по главной причине: стороны воевали до полной победы и готовы были применить все виды оружия для уничтожения врага. Бескомпромиссная, жестокая, тотальная. Химическое и бактериологическое оружие применялось ограниченно, стороны были готовы к этому, но тянули до последнего, пока его применение потеряло смысл. Успели с атомными бомбардировками, хотя и они уже были ни к чему. Во всем остальном ограничений не было - ни в бомбежках, ни в истреблении.
Вопрос стоял остро: Или мы - или они. Большинство воюющих стран подошло к физическому истощению живой силы. Новинками вооружений занимались не от хорошей жизни, от острой необходимости. Тогда новая модификация самолета, новый образец танка значил очень много. Увлечение техникой питалось мифом о чудо оружии, ломающим дух и уничтожающем врага окончательно. В наследство от войны остались управляемые ракеты ПВО и баллистические ракеты, атомные бомбы и реактивная авиация, вертолеты, радары, ЭВМ, снаряды с неконтактными взрывателями, управляемые бомбы, самонаводящиеся торпеды... За несколько лет был сделан качественный скачек, но стороны не получили решительного качественного перевеса, на всякий новый класс оружия противник, большей частью, находил ответ. Поэтому техники требовалось много, и применялась она массированно. Во Вторую Мировую баланс между человеческим фактором войны и техникой все же соблюдался. Более или менее. Подавляющему техническому превосходству противника можно было противопоставить живую массу. И наоборот - нежелание потерь (пусть даже оправданных) заставляло изобретать технические новинки, в конце концов, превратившиеся в ковровые бомбардировки и атомные грибы над городами из дерева и бумаги.
Не будем заблуждаться по поводу искренности желания демократических правителей сохранить жизни своих солдат. Не жалели они крови в Первую Мировую, во Вторую, когда становилось худо - бросали на произвол судьбы многотысячные гарнизоны своих солдат даже не пытаясь их эвакуировать.
Правители эти чувствовали спиной дыхание осиротевших избирателей, готовых смести их с трона за каждое кровопролитное сражение (и смели таки Черчилля, даже не дождавшись конца войны). Потому фактор уничтожения живой силы врага выходил на первый план. Захват вражеской территории был ничем по сравнению пропорции счета: десяток погибших врагов на одного своего потерянного солдата. Но истребление вражеских войск ведет к собственным потерям, куда уязвимей гражданское население.
Гитлер более смотрел вперед, в туманную даль мирового господства, потому брег свои войска для завоевания мирового господства. Оппозицию люди - техника дополнял прекрасной организацией, блестящей тактикой и относительно успешной стратегией. Берег все ресурсы, осознавая их ограниченность. Стоило врагам покуситься на плоды его побед, и собственные части начали посылаться на верную смерть. Им приказывали сражаться и умирать, замерзать под Сталинградом, во многих иных битвах. Мирное немецкое население подставлялось под бомбы. Формально, с момента объявления тотальной войны, мирного населения в Германии не существовало. Американцы после войны создали специальную комиссию по изучению эффективности стратегических бомбардировок, и выявили их поразительно малую эффективность. За долгие пять лет они так и не смогли подорвать военную промышленность Германии, не смогли подавить ее боевой дух. Разрушений они нанесли немало, уничтожили массы мирного населения, но сломить Германию смогли только солдаты. Американцы, меж тем, уверились в непогрешимости методики бомбовых ударов. С завидным упорством они прибегали к ней в каждой из воин.
Сам побежденный враг не знал пощады, руководствуясь своими зверскими теориями, равно и обостренной ненавистью к нациям, способным оказать стойкое сопротивление. Готовыми противостоять Гитлеру в Европе оказались почти все славяне и англичане. Их обрекли на гибель. Славян топтали кованым сапогом, загоняли в газовые камеры, как и не способных к систематическому сопротивлению евреев и цыган. До Англии могла дотянуться только авиация. После Дюнкерка, после краха иллюзии единства духа нордических наций, ужасающие бомбардировки и ракеты ФАУ обрушились на Альбион, призванные сломить волю к сопротивлению.
Сколько уже сказано про жестокость Сталина, о бессмысленности огромных потерь. Тем не менее, эти смерти имели свой высший смысл. Погибшие стали жертвами во имя великого дела, они все пали за Победу, которая все списала. Будто не производилось сотни тысяч танков, самолетов, орудий десятки миллионов снарядов и бомб.
Иное дело, что Сталин не жалел ни людей, ни технику. Ему необходимы были территории. Необходимо было приращение своей империи коммунизма землями с населяющими их людьми. Разрастание кровавого рая. Каким бы он ни был циником, но он жестко следовал доктрине: битве во имя освобождения будущих поколений, всего угнетенного человечества. Герои должны были бескорыстно пожертвовать собой, недостойные коммунизма должны были погибнуть. И те, и другие получили свое.
Война на Дальнем Востоке тоже стоила жертв. Японская империя их желала, требовала от своих генералов, от солдат, от всех верноподданных. Против нарастающей технической мощи американцев бросалось все большее количество смертников: сначала были ужасные лобовые атаки против пулеметов, затем - соединения и корабли посылались на верную смерть, когда вовсе не осталось солдат, умеющих воевать, практика камикадзэ стала массовой. Американцы, экономившие жизни своих воинов специалистов (воина шла, в основном, на море и в воздухе моряками и летчиками, на подготовку которых тратились огромные деньги) задавили империю техникой. Но американские солдаты тогда не избегали встречи лицом к лицу с самураями. К технической мощи они прилагали упорство и отвагу.
За свою родину гибли миллионы китайцы, филиппинцев, народов Индокитая. Практически безоружные, они сражались и умирали, мало сомневаясь в конечной победе. Японские вооружения, техника, против американских казавшиеся анахронизмом, против китайцев, воевавших с допотопной техникой или вообще без таковой, оказались весьма действенными.
Итог войны оказался кровавым. Цифры известны, малоизвестны пропорции. В Первую Мировую потери гражданского населения от всех составили 5%, во Вторую - 70%. Без технологий и подвижек сознания это было бы невозможно. Хотя... после войны в оккупированной Японии погибло до 10 (десяти!) миллионов от голода. В три с лишним раза больше, чем в войну! Десять процентов населения. Об этом предпочитают не помнить ни нынешние японцы, ни американцы, безучастно взиравших на муки вчерашних камикадзэ. Сколько умерло в послевоенной Германии или России по той же причине считали с такой же, как в Японии, степенью точности. Плюс-минус миллион. И также благополучно забыли.
Вторая мировая война перевернула представления о роли техники, и без того сильно поколебленные в Первую Мировую. Тогда защита оказалась сильнее нападения, превратив героический балаган ее начала в окопное уныние, заставив искать и находить новые технические средства прорывов фронтов.
Оружие Второй Мировой отличалось высокой степенью надежности, в ущерб точности и эффективности. На подбитом самолете можно было спланировать, из подбитого танка выскочить, в отличие от современных сверхзвуковых монстров или танков с огромной мощности боезапасом. Статистика показывает иное: большинство экипажей гибло вместе с машинами, - как ни странно, но умело выскочить из обреченной машины или дотянуть ее до своих умели только ассы.
Сейчас надежда на спасение только в технических средствах - катапультных креслах или автоматике пожаротушения. Тогда оружие имело еще человеческие черты, человек срастался с машиной, становился на время единым существом. Человек был еще ее хозяином, хотя уже попал в зависимость от нее.
Кто бы ни победил в той войне, в выигрыше оказалась техника. Если за 25 межвоенных лет военная техника сделала полтора шага (т.е. сменилось одно поколение вооружений и в момент начала войны началось новое перевооружение), то после войны техника устаревает каждые 10 лет, становится уязвимой через пять.
До Фолклендов война на море еще могла вестись старыми методами, хотя уже во Вторую Мировую хозяином моря стал самолет и его носитель - авианосец. До войны Заливе еще можно было выстоять и победить под огневым шквалом.
От Кореи к Вьетнаму, от семидневной войны до Афганистана, вал обрушиваемых на головы врага технических средств возрастал. Техника все более уходила от идеала, от оружия Второй Мировой.
Ныне все новое оружие уже не в руках командира. На истребителях 4 поколения, на новых танках между человеком и машиной стоит компьютер. На истребителях 5 поколения с их неустойчивой аэродинамической схемой, на уже разработанных единичных образцах танков следующего поколения компьютер уже не помощник - он третий элемент контура управления. Без компьютера летчик самостоятельно принципиально не может управлять новым истребителем, танкист не может вести бой без него.
Новые поколения вооружения предназначены для ухода или отражения самонаводящихся ракет, ухода от всевидящих радаров и всего огромного арсенала средств противодействия.
Комплекс уязвим по своей идеологии: важности всех составных частей. Достаточно вывести из строя один элемент - и его эффективность снижается на порядок, если он вовсе не выходит из строя. Например, комплекс ПВО состоит из центра управления, блока обнаружения и сопровождения, средств наведения, оружия поражения. В дополнение к нему существуют средства защиты комплекса. Самое уязвимое место - радары, вынужденные обнаруживать себя работой. Именно на них обрушиваются удары. Комплекс выходит из строя. В данном случае комплекс ПВО уничтожается или более мощным комплексом поражения (тотальным), или молчащим средством, ожидающим сигнала вражеского радара.
Пассивные средства противодействия, очевидно, более эффективны в обмане умного оружия. Как показал Залив с его муляжами. Что мешает разместить вокруг комплекса ПВО несколько десятков высокочастотных излучателей в диапазоне рабочих частот настоящего радара, сократив вероятность поражения на порядок? Что стоит обмануть спутники наведения на цель, давая им, сигналы аналогичные командным, как предлагает сейчас один российский умелец? На каждую сложную систему найдется ответ в русском стиле.
Единственное, что могут пассивные средства отражения - заставить противника понапрасну растратить боезапас. Если речь идет о войне с европейской страной, чей арсенал ограничен, как у Аргентины при Фолклендах, то это способ действенный. Если речь идет об Америке, где ВПК только и ждет момента, когда можно будет сбыть с рук как можно больше дорогих игрушек, то война может длиться до последнего муляжа.
Новое оружие порождение технической цивилизации? В какой-то степени - да. Её нежелания лезть под пули, и, в тоже время, навязывать свою волю всему миру. Её противоречивого страха скрыться под одеялом, и оттуда поражать демонов.
С другой стороны - это ее органическое продолжение. Раз есть техника, почему бы ей ни воспользоваться? Решить проблему с помощью волшебной палочки рукотворных чудес - экономических, научно-технических и еще бог весть каких. Отсюда гипертрофия одной из сторон войны - технической. Если бы не страх перед собственной кастой военных, что те, утратив влияние, взбунтуются, развитые страны давно бы нанимали свои армии на стороне, как ныне нанимают научных специалистов - поумней и подешевле. Но они хотят быть уверены в абсолютной своей безопасности, хотя тенденция эта просматривается, в армиях развитых стран растет процент национальных и расовых меньшинств, т.е. наименее ценных граждан. В благополучных странах нести тяготы военной службы, (что эти трудности в сравнении даже с одним днем в российской или китайской казарме?), подчиняться дисциплине, служить, подвергать себя даже гипотетическому риску хотят все меньше мужчин.
Опасность таится в ином. Новое оружие наиболее эффективно против больших армий. Рассчитано на войну государств, на уничтожение потенциалов, центров управления, армий, танков, самолетов, флотов. И почти бессильно против партизан и террористов. Не смогло оно победить ни во Вьетнаме, ни в Афганистане, не победит и в Чечне. Там, где идет война воинов, война жертв, реальности морального противостояния. Где солдату противостоит архаичный, готовый погибнуть воин или фанатик.
И здесь сложно что-либо поделать, ибо основа победы над партизанами - тотальный контроль, репрессии и выжженная земля противоречат самим идеологическим основам демократии, правового общества, равно и общества потребления.
Наличие сверхсовременных средств ведения войны отменяет героизм, расслабляет и усыпляет дух нации, как всякая абсолютная защита. Истончает слой защитников общества, не трескучих говорунов, но молчаливых служак, готовых лечь грудью, защищая нечто.
Если нация потеряла волю к сопротивлению, никакая техника не защитит ее. Сущность оружия изменить невозможно - оно лишь орудие в руках воина.
С другой стороны - сопротивляться новому оружию на государственном уровне невозможно. Такое государство методично сотрут в порошок.
Если войны нового поколения невозможны, то куда направится энергия войны? Ведь новые молодые бойцы будут драться за конкретные цели и страстно желать победы. Им захочется принести десятки тысяч, миллионы новых жертв. Они не смиряться с новым диктатом.
Часть их станет преступниками, бандитами, которые, как известно, очень падки до современных средств разбоя.
Другие пойдут в полицию - бороться с нарастающим валом кровавых преступлений.
Третьи подадутся в террористы - разбойники по идейным и религиозным мотивам. Благо выброшенных на свалку истории идеологий, агрессивных религий в достатке. Достаточно кому-нибудь поднять знамя. К ним примкнут огромные толпы различных манифестационных экстремистов, играющих на грани фола. Те же зеленые и прочие протестанты против всего. Прежде всего, против сил, породивших это оружие (по большому счету). Для которых протест - игра опасная, но уже не смертельная. Когда бутылки с коктейлем Молотова и камни против дубинок и слезоточивого газа. Таких становится все больше. Протестанты против сил западного общества - порождение того же общества, и методы их родственны
Четвертые изберут группы антитеррора и противодиверсионные силы. Война разольется по свету и запылает подобно Ольстеру, Колумбии, Чечне, Израилю, Стране Басков. В любом случае никто не захочет подставляться под умное оружие. Будут искать и находить способы, когда можно встретиться с врагом лицом к лицу. Даже смертники - думающие бомбы (очевидно - мало думающие) в своей смерти ищут Победу. И находят ее: когда забираешь с собой более одного врага, ты побеждаешь в своей последней схватке.
В такой войне современные радары и ракеты устареют мгновенно. Устареют окончательно, поскольку их применение потеряет смысл. Тупик идеологии подвижных платформ будет преодолен: весь военный потенциал полетит псу под хвост.
Цениться станут воины, которых у демократии нет, но которых можно купить, навербовать из юношей, желающих пролить свою кровь, как сейчас ее проливают толпы футбольных фанатов. Цениться станут агенты, провокаторы, стукачи.
Идейным террористам и фанатикам ничего не стоит вернуться к старому испытанному варианту мыслящего оружия - камикадзэ. Обматывать себя взрывчаткой, проникать в людные места, где остается только выдернуть чеку. Ведь запрет на войну против мирного населения снят. Да и какой может быть упрек смертнику? Он отдает все, что у него есть. Его не привлечешь к ответу, не объявишь преступником на суде присяжных, не заставишь покаяться. Даже если кое-как научатся распознавать взрывчатку под курткой, то террористам ничего не стоит стать живой биологической бомбой: привить себе какую-нибудь лихорадку Эбола или иную заразу с достаточно долгим сроком инкубации и скоротечным летальным исходом, махнуть в Нью-Йорк, Париж, Токио, да потолкаться в аэропорту, дискотеке, на стадионе. Если научатся бороться и с этим - придумают нечто иное, пострашней.
Полем боя станет Город. В мародерах недостатка не будет, их выставит уголовная масса. К ним же примешаются толпы стихийных грабителей с идеологией общества потребления.
Цель войны - победа. Когда враг признает себя побежденным. Ели разольется ужас, заставивший попрятаться обывателей по своим домам-крепостям, то уже это можно будет считать победой. Воспользоваться ее плодами сможет всякий дурак.
Это всего лишь прогноз. Прогноз рискующий сбиться, если процесс останется неуправляемым.
У капиталистической демократии хватит сил подчинить себе и эту войну. У нее есть необычайное желание и огромные возможности обращать все в товар и товар этот продавать. Если сейчас войну подают как новость, как шоу, как кинофильм (а кино про войну все более входит в моду), продают массовой аудитории - и это ей по вкусу, то ничего не стоит продать новую войну. Как продают оружие, военных специалистов и военные доктрины, военные тайны и секреты. Как ради прибылей, ради утилизации устаревшего оружия устраивают войны. И это никого не удивляет.
Новые массовые армии потребуют вооружений, как и полиция, как антипартизанские силы. Оружие это будет разработано, произведено, продано, применено.
Только кто победит в этой войне? Вопрос праздный. Проиграет в очередной раз гуманистическое начало в человеке.
Октябрь 1998.
СМЕРТНЫЕ БОГИ ШЕСТИДЕСЯТЫХ.
По известным причинам сейчас, в начале девяностых, предпринимаются попытки проанализировать особое мироощущение шестидесятых. Как со знаком + так и -. И не только у нас. Везде, во всем Мире.
Нынешнее время - пора реализации шестидесятников, как ранних вроде Горбачева, так и молодых, типа Клинтон. Им оппонируют поколения их детей, пытающихся лишить особого флера то особое время всеобщего душевного напряжения, общей духовной Весны.
Кому-то весна представляется временем дружного цветения, кому - пахоты и сева, кому-то временем весенних бурь, гроз, ураганов. Со времени Второй Мировой еще никто так не желал всеобщего благополучия и сохранения мира, никто так не жаждал перемен и свободы. Противоречие это рождало бурные политические и культурные, глобальные противостояния и идеологические революции.
Крах колониальных империй с их бурными символическими агониями: Алжир, Вьетнам, Конго, Ближний Восток. Массовые резни коммунистов: Египет, Индонезия. Коммунистами: Культурная Революция, Пражская Весна (и август того же года). Год Африки. Куба. Карибский кризис. Берлинский кризис. Фатализм ядерной бойни. Трагедии Паламареса, Туле, лодки Трешер. Молодежный бунт. Битлз. Хиппи. Вудсток. Студенческие восстания. Расовые взрывы. Жаркое лето. Наступление в праздник Тет... Это весьма краткий перечень ярких событий, постоянно потрясавшие массовое сознание всего Мира. Казалось, этот Мир чурался компромиссов, которые так старательно искал и находил порою. Перечень этот - вехи удивительной эпохи, десятилетия, перевернувшего послевоенный мир.
К этому ряду добавляется еще один, особый, запечатленный в памяти, как примета времени. Убийства.
Мир бурлящий, переполненный кровью и насилием, но живущий в состоянии мира (две мировые войны научили людей, наконец, отличать войну от мира), воспринимал те жертвы именно как Жертвы, в общей череде стиля жизни шестидесятых. Загадки убийств, теперь становясь все более неразрешимыми с течением времени, о ту пору тайна неразгаданных вовсе не воспринимались. Тогда это были секреты Полишинеля. ОНИ его убили, - трагически вздыхали люди. Их интересовало: кто и каким способом исполнил ИХ приговор.
Кто взял на себя смелость? В лучшем случае публике предъявляли убийц-одиночек. Но все знали заветную фразу времени: Он восстал против Системы, и она убила ЕГО. Нельзя же обвинить сотни тысяч. Миллионы. Разделенные формально на два, реально - на десяток враждующих лагерей, простые люди одинаково оплакивали погибших. С той небольшой разницей, что Запад, как нашкодивший школяр начинал путаться в показаниях и уликах, а Восток (в тогдашнем переложении: Коммунизм) огульно обвиняли враждебный стой, класс, страну. Только там возможно....
Найти исполнителя в каждом конкретном случае было сложно, организаторов - невозможно. Тем более нелепой представляется идея объединить все убийства некой единой злой волей, всеобщим тайным заговором против прогрессоров человечества. Если прибегнуть к формальной дедукции, невозможно найти никакой взаимосвязи (пожалуй, кроме Мерилин Монро - клан Кеннеди).
Но эта связь существует. Находится она в иной плоскости: в феномене массового сознания и настроения тех лет. Первые два объединяющих фактора: масштаб личности погибших, их роль в общественном сознании и странная тайна их убийства, переходящая в таинство. Следующая общая черта - эффект убийства. Не реальны, связанный с текущей прагмой их устранений, но массовый общественный резонанс. Сенсация, потрясение, даже Шок. Взрыв. Несмотря на всеобщее предчувствие подобной судьбы. Уж больно долго ходили по краю покойники. Есть еще нечто четвертое, о чем я пока умолчу.
Вольно или невольно, но большинство смертей непосредственно связанно или ассоциировано с Америкой: особым центром Мира того времени.
Мира, пребывавшего в перманентном состоянии Чудес. Чудес экономических и социальных, названных "чудесами послевоенными.
Весь мир от Африки до островов Тихого Океана, от Норвегии до Австралии, от Ньюфаундленда до пролива Лаперуза только что пришел в себя после бойни. Если в междуречье Тигра и Евфрата, в дельте Ганга, на Мадагаскаре помнили лишь короткие стычки, то на бывших Главных Театрах живая память остро прорезала реальность. Кое-где еще сохранились руины, воронки от бомб и снарядов, бетонные укрепления, клеевые полосы на стеклах - крест на крест. Этот мир Театров только что вышел из состояния посттравматической реабилитации.
Чувство внутренней реабилитации после Трагедии особенно сильно почувствовала тогдашняя культура. Взлет кино: большинство шедевров лучших режиссеров того времени распределены по синусоиде с пиком в районе 68-го года. Новая музыка, сводившая с ума молодежь, новый виток переведший рок-н-ролл в идеологию рок - и почти забытая музыка отчуждения и пустоты. Если раньше музыке было свойственно заполнение окружающего мира звуками, мелодиями, жизни в этом пространстве, то теперь она бросала вызов этому пространству рвущими душу аккордами или в своей лирической унылости, отстранялась от мира реального. Мелодии меняли плоскость, становясь сомнамбулическими. Так слышит окружающий мир контуженный или тяжело раненный, выходящий из посттравматического шока, вновь учащегося слушать, узнавать и различать звуки. Словно за марлевой стеной.
Музыка 50-х, начала 60-х отразившая состояние духовной прострации, одиночества, невероятной тоски по растраченным силам и идеалам. Даже веселые мелодии, вроде вальса из кинофильма Берегись Автомобиля. Прежние поколения перебили и искалечили сами себя, в том числе морально, и дети их не могли найти в музыке отцов радужной преемственности. Дети грустили вместе с отцами, даже слыша веселые марши и свинги времен Войны. Грустили и желали нового. И нашли.
Америка была иной. Радостной, нетронутой войной, не изведавшей бомбежек. Хоть и положила на алтарь почти полмиллиона своих сограждан, но сохранила главное: преемственность, неразрывность своего развития. Если для Европы, для Азии Война была сопоставима с революцией, и принесла революционные изменения, после которых невозможно, при всем желании жить по старому, то американский золотой век не прерывался. Неизменными остались не только политические структуры, но и сознание, стиль жизни. Именно: новый стиль, основанный на богатстве, технологии, комфорте, свободе. Теперь он мог стать образцом для подражания. Искалеченному морально и физически Старому Свету предлагалась модель бодрости, здоровья, счастья, под заводные рок-н-роллы.
Не стоит вдаваться в пропорции искреннего желания помочь и трезвого расчета в плане Маршалла, в Корейской или Вьетнамских войнах. Важен самоуверенный американизм, тот улыбчивый парень - спаситель Цивилизации, явивший Миру свой розовощекий лик. Расцвет американизма пришелся на 20-е - 50-е годы, эти (несмотря на депрессию), эти прекрасные деньки американцев. До поры 60-х, когда он рухнул (в сфере идей) под бременем мировой Миссии.
Это утверждение может показаться весьма спорным, но оно справедливо: нынешняя Америка уже не та, какой была до Вьетнама. Нация стоит на пороге перерождения, и произойдет оно быстро - в американском темпе.
Страна этикетка, всем своим обликом ставшая рекламой самой себе. Страна Мессия, увидевшая в коммунизме метафизическое Мировое Зло и реального конкурента собственной самоуверенности комсомольским задором. Страна, телом своим закрывшая Мир от этого Зла. Чем был бы этот мир без Америки? Без ее ядерных зарядов, Поларисов, авианосцев, морской пехоты. Без Уолл-Стрита, кока-колы, джинсов, музыки и мюзиклов, голливудских фильмов про ковбоев и индейцев и голливудских звезд, без диснеевских персонажей, без теорий вроде народного капитализма или общества потребления. Без английского языка, наконец. Все в мире стали немножко американцами.
Реклама - неотъемлемая часть бизнеса, пропаганда - политики. Здесь для американцев, людей практичных, особой разницы не существует. В отличие от деятелей СССР, все подчинявших пропаганде, и по этой причине проигравших идеологическую войну. Если политика помогает продаже собственных товаров - это хорошая политика. С легкой руки американцев эту истину недавно усвоил весь мир. Или - почти весь. Только в новой капиталистической России это никак не поймут. Если товар, хоть кока-кола, хоть водка, благодаря рекламе начинает символизировать образ жизни, целую страну - это не просто бизнес, это патриотизм.
Первыми восприняли притягательные образы Америки Европа и Япония. Они выбрали Америку, чтобы выжить, они были классово родственны. Вдобавок европейская культура была матерью американской. Включившись в Игру, приняв элементы американского образа жизни, они выступили на мировой сцене единым ансамблем. Выиграв холодную войну вместе с США, они вместе с ней стали переживать комплексы римского могущества в виде эмиграционного бума, последствий взлета свобод и ускоренного прогресса. СССР одним из последних пал в этой борьбе, и ныне вынужден переживать и пережевывать устаревшие рекламные штампы и трюки тридцатилетней давности, принимая их за чистую монету. Но удел побежденного - принимать законы победителя.
В 60-е Америка противостояла, и Америка жила в свое удовольствие. Даже активней, чем хотела бы, подгоняемая страхом ядерной войны. В противостоянии ее усилия прикладывались к сохранению вечных ценностей цивилизации: христианства, демократии, свободы. Задача сохранения по своей сути консервативна. Довольно сложная и запутанная казуистика пропаганды старалась объяснить, как это можно быть современным, свободным и консервативным одновременно. Казуистика мало убеждала. Мир Весны был миром эмоций, что топят любую логику, а признают лишь символы и образы, лишь действия и лица.
И миру явились кумиры. Это были люди из плоти и крови, становившиеся в себе воплотителями и носителями Идеала. Уже при жизни они становились символами, Героями, богами. В Великом Крестовом Походе против коммунизма и тоталитаризма их портреты малевали на майках вместо крестов, имена произносили как имена святых наравне с именем Бога. Или вместо него. В этом свете даже такие кумиры, как Битлз и Роллинг Стоунс предстают рожденными в люльке и крещенными в купели западной жизни и американской музыки. Они воплощали порыв к самому привлекательному для молодежи в трипитаке лозунгов: к свободе, в отличие от склонных к консерватизму отцов.
Это была первая трагедия кумиров. Призванные защитить мир, они должны были его изменить, и, тем самым, разрушить. Рожденные жить, они должны были заживо умереть, превратившись в символы и идеалы. Первым это почувствовал Хемингуэй, и пустил себе пулю в лоб. То был один из первых шоков десятилетия, первый шок поколения, первый погибший кумир-символ. Автор, которого читал весь мир, с которого делала жизнь молодежь, портреты которого интимно украшали миллионы квартир, собственноручно совершил первое насилие, пустил первую кровь, совершил убийство. Самоубийство - прежде всего убийство человека, кто убил - дело второе.
Следующая жертва - ММ, Мерилин Монро. Предтеча, идол Сексуальной революции. Сама свобода, сама Америка. Обольстительная, доступная и, одновременно, бесконечно недосягаемая. Уведшая из семей миллионы мужей. Образ абсолютной ревности и вечного подражания десятков миллионов жен и невест. Магическая Лилит просто, изящно соблазнившая полмира. Мотив самоубийства омрачен версией тайного убийства, сильной примесью политики, только обозначенной в смерти Хэма.
JFK (аббревиатура не хуже ММ). Джон Кеннеди. Улыбающееся, молодое лицо динамичной американской демократии. Самый лучший рекламный образ западной политической системы, в противовес оплывшим старческим лицам Политбюро. Политическая тайна и трагедия убийства.
Патрис Лумумба, бросивший вызов западному миру, как миру колонизаторов и душителей свободы Африки. Либертадор Черного Континента, символ ее пробуждения. Убит белыми наемниками.
Че Гевара, умерший за идею освобождения от кровавых диктатур. Десятки миллионов его портретов расходятся по миру, на несколько лет заменив лик Христа-мученника. Знаменитая фотография становится иконой времени. Партизанская война - новым евангелием, цитатником новых левых. Убит зелеными беретами на кокардах, которых очень к месту красовался девиз: несущие Свободу.
Роберт Кеннеди. Еще одна несбывшаяся надежда, возрождение образа брата, как рекламного политического образа. Попытка реанимировать, обелить подорванный Вьетнамом образ новой американской демократии. Собственный образ - непримиримый борец с мафией и коррупцией в высших эшелонах власти. Убит в самый разгар шестидесятых арабом - психопатом.
Мартин Лютер Кинг. Гандист, возведший принцип ненасилия на уровень воли Божьей. Бросивший заветное: У меня есть мечта. Надежда на освобождение всех цветных в свободной Америке, надежда всего прогрессивного человечества. Восставший за принципы равенства, свободы, демократии, всеобщего процветания в самих США. От них же погибший.
В этот круг можно ввести Соломона Бандеранаике, Сальвадора Альенде, Насера, Брюса Ли и многих прочих, несших свои собственные концепции и образы свободы, освобождения. О личностях в списке можно спорить.
Единым в их судьбах останется иное - сама концепция новых принципов свободы и представление о смерти кумира. Что можно уничтожить Зло, убив носителя зла. Что, убив кумира, можно остановить не только его конкретные дела, не только пресечь его прямое действие, но можно избавиться от надежд, от идей внушаемых людям этим кумиром. Такое убийство становится ритуальным: разбивая идол, убивают бога (дьявола), идеальную субстанцию.
Но, по законам христианской логики, убитый бог возрождается (воскресает) и возносится на небеса. Вместо реальных дел, проповедей остается легенда. Бог не перестает быть Богом, даже если разбито одно (пусть самое главное) его изображение. Реальные боги зашли слишком далеко в своем промысле спасения мира, не оставив камня на камне от спасаемого миропорядка.