Хлюстов Михаил Владимирович. Авиамарш контекст 8

После успеха.

Победное шествие Авиамарша продолжалось до начала 80-х, пока диск-жокей Би-Би-Си Сева Новгородцев не сделал самый сенсационный выпуск своей авторской программы. Он проиграл в эфире Авиамарш, затем еще какой-то нацистский марш на ту же мелодию, назвав его "знаменитым "Хорст Весселем". Официальная советская пропаганда обошла этот факт молчанием. По СССР поползли слухи, будто советские люди распевают "позаимствованный" фашистский марш.

Дальнейшее изложенное представляет компиляцию объемных исследований Авиамарша Антоновым, с моими небольшими уточнениями или пересказом кусков текста.

Из статьи Антонова

Севой Новгородцевым в 1983 году: о том, что-де мелодия авиамарша "Всё выше" совпадает с мелодией песни "Horst Wessel Lied". Этот вирус получил в русскоязычном интернете чрезвычайно широкое распространение (да мы ведь видели это и в предыдущем примере). Чтобы понять, что тогда, в передаче 1983 года, Сева Новгородцев допустил грубую ошибку, достаточно просто послушать и сравнить обе мелодии -- но ведь мало кто это делает, правда? И хоть сам же Сева Новгородцев в передаче 1991 года публично признал свою ошибку, но его вирус продолжает своё победное шествие и по сей день.

(конец цитаты)

Лишь в конце нулевых годов выяснилось, что еще в 1924-м году этот марш завез в Германию долго живший в СССР немецкий художник, писатель и философ Генрих Фогелер, а поэт Генрих Шинкель перевел его на немецкий. Песня стала называться "Красные пилоты". Ее-то в 26-м году услышал функционер нацисткой партии Йозеф Геббельс. Он приказал переделать ее в "Марш берлинских рабочих отрядов" (а не "Хорст Вессель" как утверждал Новгородцев). Украденный марш стал одним их хитов геббельсовской пропаганды, вошел в "сокровищницу" нацистских маршей.

"Берлинский рабочий марш" до сих под исполняется на собраниях неонацистов ФРГ - уже в "поликорректном" варианте.

Из Антонова

Иногда такие "информационные вирусы" запускают неосознанно, по ошибке или по незнанию. Хороший пример -- информационный вирус, запущенный Севой Новгородцевым в 1983 году: о том, что-де мелодия авиамарша "Всё выше" совпадает с мелодией песни "Horst Wessel Lied". Этот вирус получил в русскоязычном интернете чрезвычайно широкое распространение (да мы ведь видели это и в предыдущем примере). Чтобы понять, что тогда, в передаче 1983 года, Сева Новгородцев допустил грубую ошибку, достаточно просто послушать и сравнить обе мелодии -- но ведь мало кто это делает, правда? И хоть сам же Сева Новгородцев в передаче 1991 года публично признал свою ошибку, но его вирус продолжает своё победное шествие и по сей день.

Правило второе: если информация преподносится чересчур уж эмоционально -- удвойте бдительность. Иной раз авторы настолько увлекаются своей суперидеей, что незаметно даже для самих себя начинают выдавать желаемое за действительное, компенсируя отсутствие доказательной базы хлёсткими выражениями. Например, Владимир Фрумкин, бывший бард, а потом многолетний сотрудник "Голоса Америки", интенсивно разрабатывает идею об органической близости советских песен и песен немецких нацистов. В своей статье "Песни меняют цвет, или Как Москва перепела Берлин", приведя несколько примеров того, как мелодии без труда пересекают государственные границы, он пишет в связи с авиамаршем и следующее:

Марш советских ВВС (точнее -- его упругая, летящая мелодия) причастен к рождению ещё одной песни нацизма. Исходный мотив знаменитой "Дрожат одряхлевшие кости", написанной 18-летним Гансом Бауманом в 1932 году, почти нота в ноту совпадает с началом припева "Авиамарша".

Есть, однако, между этими песнями, кроме интонационного, и другое, более существенное родство. Обе наполнены безоглядной верой в беспредельные возможности воли, в обеих звучит дерзкий вызов заскорузлому мировому порядку, играет молодая сила, очищенная от эмоций, от старомодной, мягкотелой человечности...

Сразу же замечаем, что последнее утверждение Владимира Фрумкина относится, скорее, к области беллетристики: оно изобилует выразительными эпитетами. Вероятно, игра "молодой силы" и "безоглядная вера" в свои возможности свойственны всё же не столько коммунизму или нацизму, сколько молодости вообще -- разве что в Вирджинии, где проживает Владимир Фрумкин, всем молодым людям присуща мудрость аксакалов... Между прочим, 18-летний Ганс Бауман вовсе не был каким-то нацистским отморозком, каким-то там штурмфюрером -- вовсе нет! Он был ревностным католиком, и песня "Es zittern die morschen Knochen" была им написана в 1932 году вовсе не для нацистов (подробнее об этой песне читайте здесь).

Зато первое утверждение Владимира Фрумкина -- оно ведь вполне проверяемо, не правда ли? Вот "исходный мотив знаменитой "Дрожат одряхлевшие кости" (согласно популярному песеннику 1936 года под названием "Horch auf, Kamerad"; при желании вы можете прослушать этот фрагмент или даже скачать его):

0x01 graphic

А вот начало припева авиамарша "Всё выше" (согласно изданиям 20-х годов; скачать):

0x01 graphic

Чтобы совпадение "почти нота в ноту" стало читателям совсем наглядным, изменим тональность авиамарша и размер такта. Проделав это, мы сразу же увидим, что, действительно, первые восемь нот (за исключением одной ноты, четвёртой по счёту) там и там совпадут -- по высоте совпадут. Вот эти совпадающие по высоте ноты. Послушайте:

0x01 graphic

Послушали? Получилось у нас совпадение с "дрожащими костями"? Не получилось?.. А ведь это и есть то самое "нота в ноту", о котором писал Владимир Фрумкин...

А что ж ещё нам надо сделать, чтоб то самое совпадение, наконец, получилось? Да вовсе уж "ерунду": надо всего лишь добавить во второй такт ещё одну ноту, убрать там оставшуюся паузу да плюс изменить длительности почти всех нот (только в одной лишь ноте, самой первой, ничего менять не надо). Да! ещё бы надо не забыть исправить ту четвёртую ноту. И всё, и дело сделано: начало куплета в авиамарше Юлия Хайта после всех этих манипуляций превратилось в начало песни Ганса Баумана. И следовательно, по мнению Владимира Фрумкина, марш советских ВВС причастен к рождению ещё одной песни нацизма...

Нелегко понять, какой же смысл Владимир Фрумкин вкладывает тут в слово "причастен". Разумеется, сам-то он прекрасно знает, что формальное совпадение цепочки нот встречается в мире музыки сплошь да рядом. Разумеется, сам он прекрасно понимает, что из одного лишь такого совпадения ровным счётом ничего не следует. Но всякий ли читатель понимает это?..

Читателю запомнится лишь одно: Владимир Фрумкин-де доказал, что советский авиамарш послужил нацистам в качестве образца для ещё одной их кровожадной песни о каких-то там дрожащих костях. А разве Владимир Фрумкин это доказал? Да ничего подобного!

Но слово-то ведь не воробей. И информационные вирусы, запущенные когда-то (не по злому умыслу, конечно) Севой Новгородцевым и Владимиром Фрумкиным, снова и снова кочуют по просторам русскоязычного Интернета, порождая уже другие фантастические утверждения...

Вообще, если говорить о времени написания "Авиамарша", то датировка публикаций позволяет установить лишь верхнюю его границу. Нижнюю границу времени написания, в отсутствие прямых доказательств (датированные рукописи), можно определить лишь косвенно. Во всяком случае, известный нам вариант никак не мог быть написан ранее второй половины 1923 года ("ультиматум Керзона"), а, скорее всего, был написан даже несколько позже: первые советские цельнометаллические самолеты появились только в 1924 году, а до той поры никакой "разум" не мог нам дать "стальные руки-крылья" (концессионный договор, заключенный с немецкой фирмой "Юнкерс" и имевший целью организовать в СССР производство таких самолетов, оказался крайне неудачным; к 1924 году только-только удалось наладить у нас производство собственного "крылатого металла" -- кольчугалюминия).

Конец цитаты.

Вот здесь я с Антоновым не соглашусь. См. предыдущие главы.

Антонов.

Наконец, как у нас обстоят дела с приоритетом? Честно говоря, датировка советского "Авиамарша" периодом май 1923 - май 1925 оставляет немецкому маршу "Herbei zum Kampf..." очень немного шансов на приоритет. Нацистам в тот период было совсем не до того, чтобы самозабвенно выкрикивать здравицы Адольфу Гитлеру. После неудачной попытки поздней осенью 1923 года захватить власть в Баварии их партия оказалась на грани распада. Весь 1924 год Гитлер вынужден был наблюдать за этим процессом из-за стен ландсбергской крепости, занимая себя писательским трудом. А, например, Герман Геринг, опасно раненный при подавлении мюнхенского путча, был тайно вывезен за пределы Германии и коротал время с красавицей-женой сначала в Италии, а затем и в Швеции, в Стокгольме, проведя там потом несколько месяцев в психиатрической больнице. В Германию же он смог вернуться только в октябре 1927 года. А, например, Генрих Гиммлер, разуверившись тогда в перспективах гитлеровского движения, отошел от дел и все свои сбережения вложил было в птицефабрику. Его на посту личного секретаря Грегора Штрассера, одного из лидеров антигитлеровского течения в нацистской партии, сменил молодой человек по имени Йозеф Геббельс, недавно защитивший докторскую диссертацию и перебивавшийся, как говорится, с хлеба на квас. Его душевное состояние хорошо передают дневниковые записи, относящиеся к тому периоду: "23 октября 1925 года -- иногда я думаю, что наше дело проиграно. 20 января 1926 года -- я сыт по горло нашей партией. 22 февраля 1926 года -- я не могу безоглядно верить самому Гитлеру".

Другое название марша "Herbei zum Kampf..." -- это "Песня молодого берлинского рабочего". Когда в конце 1926 года Геббельс прибыл в Берлин в качестве столичного гауляйтера, он застал там удручающую картину:

... Штаб-квартира, располагавшаяся в грязном подвале на Потсдамерштрассе, была запущена до крайности... Все углы были завалены кипами старых газет. В передней толпились и до хрипоты о чем-то спорили люди -- безработные члены партии... Сюда никогда не проникал солнечный свет. О том, чтобы вести налаженную работу, не могло быть и речи... Здесь царила полная кутерьма...

"Толпились люди" -- это еще слишком сильно сказано. В огромном Берлине тогда насчитывалось всего-то около одной тысячи нацистов, большинство из которых составляли действительно безработные, не платившие, естественно, никаких членских взносов (Геббельс сразу же выгнал из партии еще четыреста человек, оставив на весь Берлин только шесть сотен нацистов)...

Вот такие дела получаются с приоритетом.

Косвенные доказательства -- вещь, конечно, убедительная, но лишь до той поры, пока не найдены доказательства прямые. Сохранившиеся до наших дней издания с нотами и текстом "Авиамарша" ставят, по всей видимости, точку в дискуссии о приоритете. По-видимому, Лени Рифеншталь в своем выдающемся фильме "Триумф воли" зафиксировала для потомков курьезную сцену, когда нацистские парни, сами того не ведая, плещутся под бодрые звуки официального марша ВВС Красной Армии:

вскоре после создания песня была переведена на немецкий язык и, став в Германии "Песней красного воздушного флота" ("Lied der roten Luftflotte"), получила, очевидно, распространение среди членов коммунистического "Союза красных фронтовиков" (Рот-фронт), которым с февраля 1925 года руководил Эрнст Тельман, верный сторонник линии Коминтерна, опиравшийся на всестороннюю помощь этой контролируемой Москвой организации. Следует иметь в виду, что в те годы "красные фронтовики" и нацистские штурмовики находились между собой в постоянном контакте, выполняя для своих партий аналогичные охранные функции, и что далеко не все штурмовики были убежденными антикоммунистами. Можно долго приводить примеры того, как в те годы коммунисты переходили в нацистскую партию, а нацисты становились коммунистами. Поэтому не стоит, наверное, удивляться, что очень скоро песня могла стать известна штурмовикам -- удивительно, если б это было не так.

0x01 graphic

Нацист Хорст Вессель

Не стоит удивляться и тому, что услышанная ими мелодия вполне могла быть приспособлена нацистами для озвучивания уже своего текста -- ведь точно так же, немного адаптировав текст и воспользовавшись мелодией давно известной песни, молодой штурмовик Вессель создал будущий гимн нацистской партии (подробнее смотрите в статье "Сомкнём ряды. Пусть будет выше знамя!.."), и ведь точно так же он сочинил тексты к еще нескольким нацистским песням, приспособив их пение под знакомые старые мелодии. Скорее всего, подобный случай произошел и с "Песней красного воздушного флота", переделанной кем-то из штурмовиков (его имя, в отличие от имени его коллеги Хорста Весселя, история не сохранила) в "Herbei zum Kampf..." -- отсюда буквальные совпадения текста в обеих песнях: "Все выше, выше и выше" и "Und hЖher und hЖher und hЖher", отсюда и полная неизвестность относительно авторства нацистского марша (имя Весселя стало известно только потому, что он очень вовремя погиб, и только благодаря усилиям Геббельса).

0x01 graphic

Коммунист Альбрехт
Хёлер, убийца Весселя

Часто у современных поборников всяких там приоритетов можно встретить выражения типа: "Ага! Немцы слямзили у нас Авиамарш! Не постеснялись даже того, что его истинные авторы -- евреи!". Ничего "немцы" у "нас" не лямзили... Коммунисты и нацисты жили в Германии бок о бок, в те годы они вместе вовсю клеймили крупный капитал и местных либералов, различаясь, в глазах обывателя (да часто и в своих собственных глазах), лишь малосущественными деталями. И "лямзили" они вовсе не у "нас" (сомневаюсь, что автор текста "Herbei zum Kampf..." вообще подозревал о существовании "Авиамарша"), а друг у друга, нисколько не считая это зазорным: сегодня ты тут, а завтра ты там (я не говорю об идейных -- такие, конечно, тоже были). Судя по тексту нацистского марша, его автор принадлежал к революционно-романтическому крылу движения, в термине "национал-социализм" делавшему упор на второе слово. Текст этот призывает пролетариев, ставших по воле еврейского капитала рабами машин, прислушаться к голосу совести и бороться за свою свободу, за хлеб и работу.

Тогда же, вероятно, в одном из вариантов исполнения "Herbei zum Kampf..." и появился вполне естественный, от души, выкрик -- "Heil Hitler!".

А дальше... дальше пошел обратный процесс: "Herbei zum Kampf...", в свою очередь, стал влиять на манеру исполнения "Песни красного воздушного флота", и в ней тоже появились выкрики -- вполне в духе немецкой песенной традиции, хотя уже и не столь оправданные по смыслу, как в нацистском марше.

И вот где-то в начале 30-х годов круг замкнулся: типично уже немецкая песня "Lied der roten Luftflotte", песня с широко известной у нас мелодией, проникла обратно в СССР, привнеся в исполнение нашего "Авиамарша" по-заграничному модный выкрик "Защита!".

"Авиамарш" -- "Lied der roten Luftflotte" -- "Herbei zum Kampf..." -- "Lied der roten Luftflotte" -- "Авиамарш". Круг замкнулся...

Да, так могло быть. Так вполне могло быть. Достоинство этой версии -- в ее естественности. Она непринужденно объясняет ранее, казалось бы, необъяснимые и несовместимые вещи: и мнение немца Байера о том, что нацистский марш произошел от немецкой "Песни красного воздушного флота", и воспоминания о том, что немецкие коммунисты из интербригады имени Тельмана сопровождали исполнение этой песни, совсем в духе нацистского исполнения, выкриками "Hurra!", и удивительный провал в знаниях относительно авторов "Herbei zum Kampf...", и воспоминания Л.В. Владимирова о том, как он в 30-е годы, будучи пионером и "без конца" распевая "Авиамарш", выкрикивал в его припеве бессмысленное слово "Защита!", и совершенно загадочное и бесследное исчезновение нацистского марша уже в конце 30-х годов...

"Авиамарш" -- "Lied der roten Luftflotte" -- "Herbei zum Kampf..." -- "Lied der roten Luftflotte" -- "Авиамарш". Да, круг замкнулся. Правы те, кто говорил об "Авиамарше" как об источнике марша нацистского. Правы и те, кто говорил об определенном влиянии нацистского марша на "Авиамарш". Песни влияют друг на друга точно так же, как и люди, потому что в людях они и живут. При этом, конечно, приоритет "Авиамарша" перед "Herbei zum Kampf..." -- несомненен. Другое дело, что остается открытым вопрос о том, какими источниками пользовался сам Юлий Хайт при написании мелодии "Авиамарша". На этот счет существуют разные мнения. Ирония судьбы: в качестве прототипа мелодии называют даже старинную немецкую песню. Но это уже совсем другая песня и совсем другая история...

Начнём, пожалуй, с текста "коммунистического" марша, который известен под названиями "Lied der roten Luftflotte" ("Песня красного воздушного флота") или "Lied der roten Flieger" ("Песня красных летчиков"). Именно это произведение, как мы выяснили во второй части статьи, и являлось, по всей видимости, связующим звеном между советским и нацистским маршами. Давайте ещё раз послушаем то исполнение "Песни красного воздушного флота", которое распространено в Интернете и которое относят к 1930 году. На цветной иллюстрации показан один из ранних советских плакатов, в котором используется тот же самый термин -- "красный воздушный флот":

Запись эта -- крайне низкого качества, но никакой другой записи просто нет... Мы прослушали три куплета "Песни красного воздушного флота", вот они (текст приводится согласно песенному сборнику "Das Arbeiterlied", изданному в ГДР в 1980 году):

Wir sind geboren, Taten zu vollbringen,

zu Эberwinden Raum und Weltenall,

auf AdlersflЭgeln uns emporzuschwingen

beim Herzschlag sausender Motoren Schall.

Wir reißen hoch die Riesenapparate,

mit Eisengriff die Hand das Steuer hДlt.

So kreiset wachend Эberm Sowjetstaate

die erste rote Luftarmee der Welt.

Ein jeder Atem, jeder unsrer Blicke,

erfЭllt ist jede Faser mit Entscheid:

Was man uns fЭr ein Ultimatum schicke,

wir sind zur Antwort jederzeit bereit!

а после каждого из куплетов дважды подряд следует припев. В сущности, из всей песни и запоминается-то один только припев, повторяемый с завидной настойчивостью:

Drum hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Hohn.

Und jeder Propeller singt surrend [das Lied]:

Wir schЭtzen die Sowjetunion.

Профессор Ринат Булгаков относительно этой песни ограничивается в своей статье следующим замечанием: "Её текст -- фактически подстрочный перевод русскоязычного оригинала". Но не будем верить профессору на слово, а убедимся в этом сами. Слева -- текст "Авиамарша", справа -- перевод приведённого выше немецкого текста:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор.

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца пламенный мотор.

Бросая ввысь свой аппарат послушный

Или творя невиданный полёт,

Мы сознаём, как крепнет флот воздушный,

Наш первый в мире пролетарский флот.

Наш острый взгляд пронзает каждый атом,

Наш каждый нерв решимостью одет.

И, верьте нам: на всякий ультиматум

Воздушный флот сумеет дать ответ.

Мы рождены, чтоб совершать поступки,

Преодолеть пространство и простор.

Чтоб вознести нас на орлиных крыльях,

Под стук сердец работает мотор.

Бросаем ввысь большие аппараты,

Держа штурвал уверенной рукой.

Покой краёв советских охраняет

Наш первый в мире пролетарский флот.

И в каждом вздохе, в каждом нашем взгляде,

И в жилке каждой -- только лишь одно:

Какой бы ультиматум ни прислали,

Мы дать ответ готовы всё равно.

Перевод не уныло-подстрочный, а слегка приглаженный: скажем, вместо "первая в мире красная воздушная армия" (термин "воздушная армия" имеет ведь теперь и другой смысл) мы использовали фразу "наш первый в мире пролетарский флот" (собственно, в оригинале то же самое сделал и Павел Герман). Конечно же, это отнюдь не меняет ни смысла этой конкретной фразы, ни общего вывода: все три куплета немецкого коммунистического марша "Lied der roten Luftflotte" представляют собой тщательно выполненный перевод русского текста "Авиамарша" -- настолько тщательный, насколько это вообще было возможно. Говоря попросту, немецкий перевод всех трёх куплетов -- и по структуре, и по лексике, и по царящему в тексте настрою -- это калька с оригинала, это ксерокс. В этом немецком тексте нет ничего самостоятельного, и его единственным предназначением было облегчить "пролетариям Западной Европы" их "распевание" популярной в СССР песни. Перед нами -- наш родной "Авиамарш" в его экспортном варианте, и появился этот текст, стало быть, вовсе не в среде немецких пролетариев.

Выходит, профессор в своём замечании был совершенно прав: "Её текст -- фактически подстрочный перевод русскоязычного оригинала". И нам лишь осталось бросить беглый взгляд на строки назойливо повторяемого в песне припева. Скучно на этом свете, господа... Ну, разве что для очистки совести... Ну, так и быть... давайте посмотрим:

Всё выше, и выше, и выше

Стремим мы полёт наших птиц,

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

Все выше, и выше, и выше

Мы поднимаемся вопреки ненависти и насмешкам,

И в каждом пропеллере слышим [песню]:

Мы охраняем Советский Союз!

Стоп! А это ещё что такое?! Кто это взмывает ввысь на своих орлиных крыльях, преодолевая не столько пространство и простор, сколько ненависть и насмешки? Это советские пилоты, что ли? Любимцы всего советского народа?! Позвольте, товарищи переводчики, а где у Павла Германа в оригинале вы разглядели ну хоть какой-нибудь, хотя бы и малейший, намёк на ненависть и насмешки?! Ну и дела...

Но ведь не может же так быть, чтобы коминтерновские переводчики, скрупулёзно и тщательно передав на немецком языке и дух, и букву 15-ти из 16-ти упругих строк "Авиамарша", всего лишь в одной-единственной строке позволили себе аж такую отсебятину! Они там что -- не смогли перевести фразу "стремим мы полёт наших птиц"? Уже введя чуть выше "орлиные крылья"?.. Поверить в это просто невозможно. Да уж не ошиблись ли мы сами? Смотрим припев снова:

Drum hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Hohn.

Und jeder Propeller singt surrend:

Wir schЭtzen die Sowjetunion!

Нет, никакой ошибки: "Wir steigen trotz Haß und Hohn" -- "Мы поднимаемся (растём, выходим и тому подобное), несмотря на ненависть (вражду) и насмешки (издёвку, глумление, издевательство)". И рифма вроде бы на месте: "trotz Haß und Hohn" -- "die Sowjetunion"...

Рифма, конечно, дело хорошее, но вывод из всего вышесказанного следует всё же неумолимый: строка "wir steigen trotz Haß und Hohn" никак не могла появиться в первоначальном коминтерновском переводе "Авиамарша" -- она не согласуется с остальными его строками ни лексически, ни интонационно. Следовательно, для марша "Lied der roten Luftflotte" эта строка -- чужая. Она просто не соответствует маршу советских авиаторов. Следовательно, она была включена в первоначальный перевод, так сказать, уже на месте, в Германии.

Проведённый нами анализ показывает, что переводчики, явно действовавшие по заказу Коминтерна, не сделали ни малейшей попытки хоть как-то адаптировать текст к иноземным реалиям. Напротив, в немецком переводе, как и в советском оригинале, речь идёт о советских же "красных" пилотах, бороздящих небо над СССР с целью защиты его границ. Именно в таком виде, очевидно, песня и была передана немецким коммунистам -- с одной лишь оговоркой: вторая строка припева в первоначальном варианте звучала совсем по-другому. Нет никаких сомнений в том, что и эта строка, как и все остальные строки перевода, полностью соответствовала советскому оригиналу. Какой она была -- мы не знаем. Нам известен лишь тот вариант текста, который относится к более позднему периоду -- к 1930 году.

Но всё же: каким это образом в этот немецкий перевод попала совершенно чуждая ему по духу строка "wir steigen trotz Haß und Hohn" ("мы поднимаемся, несмотря на ненависть и насмешки")? Ответ на этот вопрос мы получим, посмотрев текст уже не коммунистического, а нацистского марша.

Текст нацистского марша хорошо известен, он приводился и нами. Там тоже три куплета, но, в отличие от коммунистического марша, который безо всяких изменений был импортирован из СССР, нацистские куплеты были прекрасно адаптированы к тогдашним немецким реалиям:

Herbei zum Kampf, ihr Knechte der Maschinen,

nun Front gemacht der Sklavenkolonie.

HЖrt ihr denn nicht die Stimme des Gewissens,

den Sturm, der euch es in die Ohren schrie?

Bald rast der Aufruhr durch die grauen Straßen

Wir sind der Freiheit letztes Aufgebot.

Nicht lДnger sollen mehr die Bonzen praßen

Prolet: kДmpf mit, fЭr Arbeit und fЭr Brot.

Nun nehmt das Schicksal fest in eure HДnde,

es macht mit einem harten Schlag der Fron

des ganzen Judentyrannei ein Ende,

das braune Heer der deutschen Revolution!

Текст этот абсолютно никак не связан с "Авиамаршем" и представляет собой типичный текст времён революции: он преисполнен негодования и гнева, он взывает к совести и призывает к борьбе за труд, за хлеб и за свободу:

Вы, рабы машин, поднимайтесь на борьбу! Только все вместе мы сможем не дать себя поработить! Разве не слышен вам голос вашей совести, разве буря не бьёт вам в уши? Волна гнева прокатится скоро по серым улицам. Мы -- это последний отряд свободы. Довольно уже позволять важным господам наслаждаться роскошной жизнью! Пролетарий, борись вместе с нами за труд и за хлеб! Возьми свою судьбу в свои собственные руки! Мы, коричневая армия немецкой революции, одним сокрушительным ударом покончим со всемирной еврейской тиранией!

Вот такие дела... Разумеется, это не подстрочный перевод, а более или менее адекватный пересказ, дающий возможность почувствовать настроение. Текст куплетов совершенно стандартный, и из него мы едва ли что можем почерпнуть.

К тексту же припева стоит присмотреться повнимательней. Как и в коммунистической "Песне красного воздушного флота", припев нацистского марша состоит из двух четверостиший, но если у коммунистов всё сводилось к простому повторению первых четырёх строк, то у нацистов оба четверостишия припева пелись по-разному. Первое четверостишие куплета нацисты пели так:

Ja, aufwДrts der Sonne entgegen,

mit uns zieht die neue Zeit.

Wenn alle verzagen, die FДuste geballt,

wir sind ja zum Letzten bereit!

(так устремимся же навстречу солнцу, с нами вместе грядёт новое время, и когда все вокруг приходят в отчаяние, мы, сжав кулаки, готовы на всё! -- как видите, текст тут является вполне естественным продолжением текста припевов).

Самое интересное, однако, нас поджидает не в первом, а во втором четверостишии куплета. Вот что тут пели коммунисты (их текст слева) и нацисты (текст справа):

Drum hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Hohn.

Ein jeder Propeller singt surrend [das Lied]:

Wir schЭtzen die Sowjetunion!

Und hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Verbot.

Und jeder S.A.-Mann ruft mutig: Heil Hitler!

Wir stЭrzen den Judischen Thron!

Любопытная получается картина... Оба текста связаны теснейшим образом, и уже одно это, с учётом несомненной идентичности текстов немецкой коммунистической "Песни красного воздушного флота" и советского "Авиамарша", позволяет нам вполне уверенно говорить, что заимствование, действительно, происходило по такой цепочке: "Авиамарш" -- немецкий коммунистический марш -- нацистский марш. И никак иначе!

Если кто ещё не понял, в чём тут дело, то я поясню. Представим на минутку, что это не так и что нацистский текст появился раньше текста "Авиамарша". Тогда получилось бы, что безвестные немецкие графоманы, своими ушами слышавшие от нацистов их пение, просто механически заменили нацистское "wir stЭrzen" ("мы опрокинем") на "wir schЭtzen" ("мы охраняем"), нацистское "und jeder S.A.-Mann ruft" ("и каждый штурмовик выкрикивает") на "ein jeder Propeller singt" ("каждый пропеллер поёт"), и так далее, при этом с удовлетворением отметив про себя, что нацистское "und hЖher und hЖher und hЖher" и менять-то не надо, поскольку это, к счастью, и означает -- "всё выше, и выше, и выше".

И вот сотворённый таким образом безвестными немецкими графоманами абсолютно советский текст в дальнейшем должен был бы попасть к Павлу Герману, который добросовестно, не отклоняясь от него ни на шаг, перевёл бы этот немецкий текст на русский язык, получив в итоге жизнерадостный "Авиамарш"...

Не шутите. Так быть просто не могло. И именно поэтому произошло нечто совсем другое: оказавшись в Германии, наш "Авиамарш" в его идиотском, совершенно не учитывавшем немецкие реалии переводе, оказался практически невостребованным немецкими коммунистами (уму непостижимо, на что иное рассчитывали бойкие пропагандисты из Коминтерна!), но вот зато бодрая мелодия его пришлась по вкусу немецким нацистам, которые живенько изменили его одиозный просоветский текст, после чего этот марш прекрасно вписался в арсенал пропаганды уже нацистской.

Только так, господа. И никак иначе. И это нацисты слегка изменили коммунистическое "мы охраняем", получив своё "мы свергнем", и это нацисты, недолго думая, вместо коммунистического "каждый пропеллер поёт" подставили, довольно потирая руки, своё "и каждый штурмовик выкрикивает", и это нацисты, немного поразмыслив, решили оставить на месте коммунистическое "всё выше, и выше, и выше", но зато приспособили к этому следующую строку припева, написав так: "Мы поднимаемся, несмотря на ненависть и насмешки" ("wir steigen trotz Haß und Hohn").

Постойте! Но ведь строка "wir steigen trotz Haß und Hohn" -- это же ведь строка не из нацистского, а из коммунистического марша! Там, правда, она ни к селу ни к городу, но ведь, тем не менее, у нацистов же стоит немного другая строка: "Wir steigen trotz Haß und Verbot"!

Нет. Эта строка -- всё же из марша нацистского, потому что именно там она идеально соответствует всему остальному тексту, всему историческому фону тех лет. Словечко "Verbot" (то есть "запрет") не могло присутствовать в первоначальном нацистском тексте: оно выбивается из него ритмически (два слога вместо одного) и ломает последующую рифму: "Verbot" и "Thron" -- это никакая не рифма, зато "Hohn" и "Thron" рифмуются идеально!

Вот как было у нацистов первоначально:

Und hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Hohn.

Und jeder S.A.-Mann ruft mutig: Heil Hitler!

Wir stЭrzen den Judischen Thron!

("всё выше, и выше, и выше поднимаемся мы вопреки ненависти и насмешкам, и каждый штурмовик мужественно выкрикивает: "Хайль Гитлер!", -- мы опрокинем еврейский трон!" -- вот как они пели в начале 1927 года).

Так, интересно... А почему это автор так уверенно говорит о "начале 1927 года"? И с какой это стати нацистам пришло в голову заменить свою прекрасную рифму? И почему и когда нацистская строка попала в текст коммунистического марша?..

Но обо всём этом мы поговорим уже в следующей части нашего "документального детектива".

В первый день нового 1927 года Геббельс заявил своим соратникам:

... Мы должны сломать стену безвестности. Пусть берлинцы оскорбляют нас, пусть дерутся с нами, пусть порочат и избивают нас, но они должны о нас говорить. Сейчас нас шестьсот человек. Через шесть лет нас должно быть шестьсот тысяч!..

Надеюсь, теперь вы понимаете, что именно нацисты, а не коммунисты, имели в 1927 году полное право распевать в Берлине: "Мы поднимаемся вопреки ненависти и насмешкам" -- "Wir steigen trotz Haß und Hohn"...

Недавно на одном из массовых общеполитических форумов я встретил любопытную фразу: "Сам старик Геббельс позавидовал бы тому-то и тому-то". Да уж... "старик Геббельс"... В конце 1926 года старику Геббельсу исполнилось 29 лет, и его энергии хватило бы на десятерых. "Пусть берлинцы оскорбляют нас, пусть дерутся с нами, пусть порочат и избивают нас, но они должны о нас говорить" -- берлинские нацисты неукоснительно выполняли эту установку своего молодого шефа, и численность партии начала в Берлине постепенно расти. Через три дня после крупного февральского скандала, учинённого нацистами в том районе, который коммунисты считали своей вотчиной, на столе у Геббельса лежало две тысячи заявлений о приёме в партию; ещё полтысячи захотели встать в ряды штурмовиков. После скандала на митинге 4 мая 1927 года терпение властей иссякло, и деятельность берлинской организации нацистов была запрещена.

0x01 graphic

"Берлин! Вопреки запрету -- жива!". Плакат Мьёльнира

О, это был знаменитый запрет! Геббельс со всем своим талантом пропагандиста постарался использовать его на все сто процентов. Довольно скоро словечко "Verbot" ("запрет") стало среди всех членов партии неким символом, условным знаком, который хорошо понимали не только в Пруссии. Тема запрета всех структур берлинской организации нацистов стала для их пропаганды коронной темой, а лозунг "Trotz Verbot -- nicht tot!" ("Вопреки запрету -- жива!") превратился в консолидирующий для нацистов по всей стране.

Запрет продолжался почти 11 месяцев, до конца марта 1928 года. И я смею утверждать, что именно в этом календарном промежутке, с мая 1927 года и по март 1928 года, слово "Hohn" ("насмешки"), которое первоначально присутствовало во второй строке припева интересующей нас здесь "Песни молодых рабочих Берлина", было заменено на слово "Verbot" ("запрет").

Произошла эта замена стихийно или же нет -- это сейчас сказать трудно, но это произошло с полного одобрения вездесущего Геббельса, и это был тот самый случай, когда политическая целесообразность заставляла позабыть о всяких рифмах и стихотворных размерах.

А почему же я могу так уверенно всё это утверждать? Да просто потому, что держу перед собой брошюру Геббельса "Сражение за Берлин: начало" ("Kampf um Berlin: der Anfang"), в которой он как раз и описывает период борьбы нацистов за Берлин. Так вот, в самом конце большой главы (из двух частей) с названием "Verboten!" ("Запретить!"), посвящённой именно тому запрету, о котором мы говорим, Геббельс цитирует комментарий властей и затем пишет буквально следующее:

... So schrieb in der Berliner Morgenpost vom Freitag, den 6. Mai 1927, der preußische MinisterprДsident Otto Braun. Er hat sich schwer getДuscht. Die Bewegung wurde weder in Berlin noch in Preußen im Keime erstickt. HЖher und hЖher stieg ihre Idee, trotz Haß und Verbot!

Перевод тут такой: "... Так писал министр-президент Пруссии Отто Браун в [газете] "Берлинер Моргенпост" от 6 мая 1927 года. Он сильно заблуждался. Наше движение ни в Берлине, ни в Пруссии не было подавлено в зародыше. Всё выше и выше поднялась его идея, вопреки ненависти и запрету!".

Сформулируем, что же мы тут сейчас обнаружили. Недвусмысленно связав (а мы видим всего лишь легкую перефразировку!) тот "запрет", который упоминается в тексте нацистского марша, с запретом 1927-1928 годов, лично сам Геббельс, во-первых, подтвердил наше предположение о том, что колыбелью этого марша являлся именно Берлин, и во-вторых, датировал известный нам текст нацистского марша периодом с мая 1927 года по март 1928 года. Именно в этот период времени текст "Песни молодых рабочих Берлина" приобрёл свой окончательный вид ("stieg" в вышеприведённой цитате из брошюры Геббельса -- это всего лишь форма прошедшего времени от глагола "steigen"):

Und hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Verbot.

Und jeder S.A.-Mann ruft mutig: Heil Hitler!

Wir stЭrzen den Judischen Thron!

Мне хочется выразить слова признательности нашему читателю Александру Гершовичу из Мюнхена, который обратил моё внимание на саму возможность использовать слово "Verbot" в целях датировки марша "Herbei zum Kampf...". Правда, в своих рассуждениях он сосредоточился на том запрете всей нацистской партии, который состоялся после подавления путча 1923 года, который повлёк за собой почти полную её деморализацию и в итоге привёл к её новой регистрации в феврале 1925 года. Теперь-то мы с вами понимаем, что усилиями Геббельса только лишь запрет с мая 1927 года и по март 1928 года мог приобрести и действительно приобрёл в нацистской пропаганде статус глобального пропагандистского символа -- символа не столько поражения, сколько победы.

Тем не менее, Александр Гершович высказал несколько очень дельных замечаний, с которыми я совершенно согласен. Например, он правильно указывает на то, что "если какое-либо политическое событие и реакция на него находят отражение в песенном тексте, то трудно себе представить, чтобы к моменту появления песни упомянутое событие потеряло свою актуальность и значимость. Авторы должны быть уверены, что слушатель сразу поймет, о чем речь -- и это вызовет у него ожидаемый эмоциональный отклик". Совершенно справедливо. Именно поэтому слово "Verbot" в тексте нацистского марша едва ли могло появиться после 31 марта 1928 года.

И ещё на одно замечание Александра Гершовича я хотел бы обратить ваше внимание. Он справедливо указывает на то, что "отсутствие зафиксированного варианта с "благозвучной" рифмой говорит в пользу очень короткой продолжительности его жизни". Именно так. То, что вариант текста с парой "Hohn -- Thron" не сохранился, говорит об очень коротком времени его существования. Фактически, имея в виду указанное выше замечание Йорга Вирхови и учитывая то состояние берлинской партийной организации, с которым встретился Геббельс (те самые 600 членов партии на весь Берлин, штаб-квартира в полуподвале на Потсдамской улице, отсутствие сколько-нибудь внятной стратегии и тактики, отсутствие какого-либо учёта и множество долгов), -- учитывая всё это, можно без особого риска предположить, что тот самый первоначальный вариант текста мог просуществовать самое большее с декабря 1926 года и по апрель 1927 года, то есть не более полугода. Тем не менее, вариант с рифмой "Hohn -- Thron", хотя бы и это непродолжительное время, должен был быть, потому что именно он самым естественным образом согласуется с остальным известным нам текстом "Herbei zum Kampf...". Слово "Verbot", подставленное вместо "Hohn", -- это целиком дитя геббельсовской наступательной активности и пропаганды.

0x01 graphic

Фрагмент брошюры Геббельса "Kampf um Berlin: der Anfang" с цитатой из марша "Das Berliner Jungarbeiterlied"

Дошедшие до нас записи нацистского марша "Das Berliner Jungarbeiterlied" были сделаны примерно в мае 1933 года. Записаны они были большим духовым оркестром под управлением Карла Войчаха (Carl Woitschach) в составе "попурри из известных песен СА" в обработке Франца Штепани (Franz Stepani) -- сразу в двух вариантах: в инструментальном варианте и с участием хора.

Тогда же фирмой "Telefunken" была выпущена (за номером A 1393, лицензионные номера BIEM 19101 и 19102) и грампластинка с названием "Deutscher Kampf im Lied" ("Немецкая борьба в зеркале песни"), на одной стороне которой как раз и звучат первый куплет и припев марша "Das Berliner Jungarbeiterlied". В составе попурри они следуют вторым номером сразу за первым куплетом другой нацистской песни, обозначенной там как "Kampflied der Nationalsozialisten" ("Боевая песня национал-социалистов"), а затем, на этой же стороне пластинки, попурри продолжают выдержки ещё из трёх известных песен: "Wenn alle untreu werden" (только инструментальная версия), "BrЭder in Zechen und Gruben" (её мелодия совпадает с мелодией нашей революционной песни "Смело, товарищи, в ногу!..") и "Das Wiener Jungarbeiterlied" (то есть "Песня молодых рабочих Вены"). На другой стороне этой пластинки звучит попурри из четырёх других нацистских песен, среди которых я бы обратил ваше внимание на ещё один безусловно берлинский марш -- "Durch Groß-Berlin marschieren wir" ("Мы маршируем по Большому Берлину").

Длительность звучания каждой из сторон грампластинки составляет чуть более трёх минут. Давайте послушаем самое начало попурри. После вступительных фанфар и "Kampflied der Nationalsozialisten" сразу же идёт знакомая нам мелодия "Авиамарша". На фотографии же вы видите торжественное построение штурмовиков на одном из съездов (уже, очевидно, после запрета) берлинских нацистов, которых с конца 1926 года бессменно возглавлял Геббельс. Итак, слушаем:

0x01 graphic

Не правда ли -- дрожь пробирает от этого их выкрика "Хайль Гитлер!". Такой энтузиазм не под силу изобразить никаким профессиональным певцам. Да они и не были никакими такими певцами. Вы слышали голоса настоящих, аутентичных штурмовиков, из берлинского отряда ("штурма") номер 33, имевшего собственное имя "Ганс Майковски" ("Hans Maikowski"). И выкрик "Хайль Гитлер!" -- это ведь их, штурмовиков, вклад в текст нацистского марша:

Und hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Verbot.

Und jeder S.A.-Mann ruft mutig: Heil Hitler!

Wir stЭrzen den Judischen Thron!

-- вклад, который немецкие коммунисты потом переняли в виде безликого "das Lied" ("песня"):

Drum hЖher und hЖher und hЖher

wir steigen trotz Haß und Hohn.

Ein jeder Propeller singt surrend [das Lied]:

Wir schЭtzen die Sowjetunion!

или "Hurra!" ("ура!"), звучавшего у них в Испании, и который глухим эхом отозвался потом выкриком "Защита!" в одном из вариантов исполнения "Авиамарша" у нас в 30-е годы. И это ведь от нацистов в текст коминтерновского немецкого перевода "Авиамарша" (под названием "Песня красного воздушного флота") просочилась строка wir steigen trotz Haß und Hohn, которая, после косметической геббельсовской замены в нацистском тексте слова "Hohn" на слово "Verbot", осталась вроде бы как беспризорной и за счёт которой немецкие коммунисты попытались, вероятно, придать хоть какой-то местный колорит первоначальному, насквозь советскому, тексту перевода.

И чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений насчёт того, как именно всё дело происходило, предоставим слово тому самому "музыковеду, исследователю и современнику", мнение которого для профессора Булгакова явилось единственным доказательством приоритета "Авиамарша" (на основании того, что этот музыковед честно признал: да, мелодию своего марша нацисты позаимствовали у немецких коммунистов). В той же самой статье 1939 года (Hans Bajer, "Lieder machen Geschichte". -- In: Die Musik, N 9, Juni 1939, S. 586-597), ссылка на которую содержится в присланных Булгакову из Германии материалах, музыковед и современник Ганс Байер пишет следующее (источник):

... Стычка в пивной или драка на улице между СА и марксистами, на стороне которых часто был численный перевес, нередко кончалась тем, что на следующий день к штурмфюреру являлось множество избитых марксистов с просьбой о вступлении в его отряд. Сначала их притягивало уважение к людям, которые были храбрее и лучше умели драться. Однако вскоре идеи национал-социализма стали вдохновлять их так же, как остальных товарищей из штурма. Хорст Вессель умел мастерски перетягивать лучших парней из марксистских формирований в свой отряд, назло их прежним товарищам по партии. Ясно, что эти люди приносили с собой песни, возникшие в лагере красных. Но после нескольких поправок в тексте их пели и в СА...

Хочу лишь добавить, что Ганс Байер (Hans Bajer) -- он, конечно же, и исследователь, и музыковед, но он нацистский музыковед (и не только музыковед: он и сам сочинял для штурмовиков марши типа "Horst-Wessel-Gedenkmarsch" -- "Марш памяти Хорста Весселя"). Поэтому, вероятно, Байер забывает упомянуть, что точно так же и среди коммунистов были свои храбрецы, умевшие неплохо драться, и что "нередко" именно штурмовикам доставалось от них по первое число. Временно переходя к коммунистам, точь-в-точь по изложенной "музыковедом и исследователем" схеме, нестойкие нацисты приносили с собой последние вокальные достижения своих недавних камрадов. И вот окаменелые следы тех переходов и страстей -- они теперь перед нами, в молчаливых песенных текстах...

Однако же, тут ненароком возникло имя человека, который если и не приложил -- сам, лично -- руку к тексту нацистского марша "Das Berliner Jungarbeiterlied" (а я бы нисколько не удивился, окажись так на самом деле -- уж подозрительно близко ложатся тут снаряды), то уж распевал-то он эту песню -- это наверняка. Но расскажу обо всём по порядку.

0x01 graphic

Хорст Вессель

Приехав тёмным ноябрьским вечером 1926 года в Берлин -- тихо и незаметно, в купе третьего класса, с маленьким чемоданчиком в руках -- Пауль Йозеф Геббельс немедленно развернул кипучую деятельность. Отчётливо понимая значение пропаганды, он почти сразу же привлёк к работе нескольких молодых и талантливых соратников. О художнике Гансе Швайцере, который свои работы подписывал псевдонимом "MjЖlnir" (его плакат "Trotz Verbot -- nicht tot!" вы видели выше), рассказано в нашей статье "Молот безумного бога".

И вот 7 декабря 1926 года берлинская организация нацистов пополнилась ещё одним способным молодым человеком: партийный билет за номером 48434 получил 19-летний Хорст Вессель. Одновременно юноша вступил в ряды СА и, как ни странно выглядит это сочетание, продолжил своё обучение на юридическом факультете университета Фридриха-Вильгельма.

В то время, повторяю, нацистов в Берлине было наперечёт, и Геббельс прекрасно знал практически каждого из них. Энергичный, смышлёный и контактный Хорст Вессель тем более не мог пройти мимо его внимания. Отнюдь не уклоняясь от непрерывных стычек с коммунистами и с полицией, Хорст старался, между прочим, позиционировать себя не столько в качестве этакого нацистского молодчика, "горы мышц", сколько в качестве "политического солдата" Движения, что не могло не понравиться такому человеку, как Геббельс. После 6 мая 1927 года, в период запрета, Хорсту Весселю было поручено руководить одной из подставных легальных структур нацистской партии, так называемым "Эдельвейс-клубом". Известно, что именно там Хорстом Весселем была написана песня "Edelweißlied". В период запрета Вессель пробыл в Берлине чуть более полугода, до января, и мы помним, что, по всей вероятности, именно в период с мая по январь, то есть в первые полгода запрета, в первоначальном тексте нацистского марша и появилось слово "Verbot"...

Геббельс, имея свои виды на способного молодого человека, выгодно отличавшегося от большинства безработных и малограмотных штурмовиков и имевшего к тому же явные склонности к организаторской и пропагандистской работе, в январе 1928 года, в самый разгар запрета, направил Хорста Весселя в длительную служебную командировку в столицу Австрии, в Вену -- для обмена опытом по организации молодёжного крыла нацистской партии: в Вене, в отличие от Берлина, нацистское молодёжное движение находилось на подъёме. Там Вессель продолжал агитационно-пропагандистскую деятельность, регулярно обмениваясь с гауляйтером Геббельсом письмами. Вернувшись из Вены, Хорст Вессель привёз с собой несколько услышанных им в Австрии песен -- с целью адаптировать их в интересах берлинских нацистов. В частности, согласно всё тому же Гансу Байеру, именно Вессель привёз в Берлин "Песню молодых рабочих Вены", которая затем широко распространилась в среде штурмовиков и, в конце концов, оказалась на пластинке "Телефункена" 1933 года, в исполнении берлинского отряда СА, -- в одном и том же попурри с "Песней молодых рабочих Берлина".

Возвратившись в июле 1928 года в Берлин, Вессель, однако, был направлен Геббельсом вовсе не на работу в крайне малочисленную тогда молодёжную нацистскую организацию, а непосредственно в СА. Именно тогда, во второй половине 1928 года и в 1929 году, Хорст Вессель и прослыл самым настоящим "ловцом душ", что десять лет спустя отметил "музыковед и исследователь" Ганс Байер. Достаточно сказать, что Хорст Вессель стал вторым по частоте выступлений берлинским оратором нацистов (после, разумеется, своего шефа Геббельса) -- в округе Большой Берлин (помните, на другой стороне той же самой пластинки "Телефункена" есть песня "Durch Groß-Berlin marschieren wir" -- "Мы маршируем по Большому Берлину"?).

Активность обаятельного и удачливого штурмовика не оставалась без внимания его политических противников. Само собой разумеется, что центральное руководство компартии не могло официально призывать к личному террору, но, например, известен лозунг, который тогда выдвинул один из коммунистических лидеров, Гейнц Нёйманн: "Бейте фашистов всюду, где вы их встретите!". Справа вы видите листовку, обращённую к членам "Союза красных фронтовиков", коммунистического аналога СА. На этой листовке рядом с более или менее реалистическим изображением Весселя читаем такую пояснительную надпись: "Сколько ещё терпеть? Красный рабочий, запомни это лицо! Хорст Вессель, штурмфюрер -- убийца рабочих". А ниже приведён и домашний адрес Хорста Весселя (с ошибкой, кстати). В конце декабря 1929 года был убит Вернер, младший брат Хорста, а 14 января пришла уже и его очередь: открыв на стук входную дверь, Хорст получил пулю прямо в лицо...

Надо сказать, что общая численность берлинских штурмовиков непосредственно после отмены запрета, в апреле 1928 года, составляла примерно 800 человек. Когда в мае 1929 года Хорст Вессель был назначен руководителем (штурмфюрером) отряда (штурма) номер 5, этот отряд насчитывал 83 штурмовика. Менее чем через год, в феврале 1930 года, когда после нескольких недель, проведённых в коме, смертельно раненный Хорст Вессель скончался, в его штурме номер 5 состояли уже 250 человек. Кстати сказать, весселевский отряд номер 5 имел статус отдельного и не входил в какое-либо более крупное объединение берлинских штурмовиков.

Не особенно щепетильный в вопросах приоритетов, Хорст Вессель нередко приспосабливал к чьим-нибудь "не своим" песенным мелодиям написанные им тексты (разумеется, речь идёт вовсе не о лирических текстах). Наиболее известным примером является, конечно, песня "Die Fahne hoch!", усилиями Геббельса ставшая после смерти Весселя официальным гимном нацистской партии (подробнее об этой песне и о самом Весселе читайте в нашей статье, которая называется "Сомкнём ряды. Пусть будет выше знамя!..". Но это не единственный пример. Опять сошлюсь на мнение Ганса Байера, "музыковеда, исследователя и современника". Всё в той же самой статье, где не отрицается факт того, что мелодия "Песни молодых рабочих Берлина" досталась штурмовикам в ходе песенного взаимообмена со своими коллегами-соперниками из "Союза красных фронтовиков", -- Ганс Байер пишет следующее:

... Хорст Вессель прекрасно понимал магическое воздействие песен. Редкое собрание его отряда проходило без разучивания какой-нибудь новой песни, и ни для кого в Берлине не было секретом, что его отряд знал наибольшее количество лучших в Движении песен борьбы. Очевидным для всех свидетельством успеха стало то, что его штурм номер 5 скоро стал превосходить в численности все остальные берлинские отряды...

Всё это хорошо, скажете вы, но какое всё это имеет отношение к теме нынешней статьи? Отношение-то имеет, и самое непосредственное... Вот часто пишут и говорят, что марш "Das Berliner Jungarbeiterlied" дошёл до нас лишь в виде грампластинок с записью упомянутого выше попурри (в полном или в усечённом его виде) да плюс, к тому же, фонограммы документального фильма Лени Рифеншталь "Триумф воли", который снимался в сентябре 1934 года, а был закончен лишь в 1935 году. Об этом писал и Ринат Булгаков, да и сам я тоже так считал и так писал в первых двух частях этой статьи.

Это, конечно, всё правда... но это не вся правда! "Триумф воли" Лени Рифеншталь вовсе не был единственным и вовсе не был первым нацистским кинофильмом, в котором прозвучала хорошо нам знакомая мелодия советского "Авиамарша"! А первый же такой фильм был снят в 1933 году, немедленно после прихода нацистов к власти.

Тогда, в первые месяцы 1933 года, пропагандистское ведомство Геббельса запустило в производство серию из трёх художественных кинофильмов, которые были явным подражанием советскому историко-революционному кино. Этими фильмами были: "S.A.-Mann Brand" ("Штурмовик Бранд", июнь 1933 года), "Hitlerjunge Quex" ("Юный гитлеровец Квекс", сентябрь 1933 года) и "Horst Wessel" ("Хорст Вессель"). Вот о последнем-то фильме из этой тройки мы с вами и поговорим.

У этого фильма любопытная судьба. Его литературной основой послужила художественная биография Хорста Весселя, которая была написана писателем Гансом Эверсом в 1932 году, причём при подготовке материала Эверс работал в тесном контакте как с семьёй Весселя, так и со штурмовиками из его отряда номер 5. Снимал фильм режиссёр Франц Венцлер, а в заглавной роли выступил актёр Эмиль Локамп.

В сентябре 1933 года фильм был закончен, и 3 октября дожна была состояться его премьера. Но... но уже готовый кинофильм совершенно неожиданно был запрещён к показу лично Геббельсом! Есть разные мнения относительно причин такой реакции Геббельса. Скорее всего, "безумный бог" насторожился, увидев недопустимо близкое, по его мнению, и слишком бытовое приближение к "святыне" нового Рейха, грозившее опасностью размытия создававшейся новой мифологии. По требованию Геббельса фильм был частично перемонтирован и переименован. Под новым названием, "Hans Westmar. Einer von vielen. Ein deutsches Schicksal aus dem Jahre 1929" ("Ганс Вестмар. Один из многих. Немецкая судьба из 1929 года"), 13 декабря 1933 года состоялась премьера этого фильма. Но новое имя главного героя никого не могло ввести в заблуждение: Hans Westmar имел по-немецки точно такие же инициалы, как и Horst Wessel, да и литературный источник Ганса Эверса был в титрах указан: "Хорст Вессель".

Урок "Хорста Весселя" был хорошо усвоен. В дальнейшем, после 1933 года, деятельность нацистской партии и повседневная жизнь рядовых нацистов полностью исчезнет из немецкого кинематографа, который сосредоточится на создании исключительно развлекательных фильмов, а из песен времён борьбы за власть выживут лишь "Die Fahne hoch!" и "BrЭder in Zechen und Gruben" (на мелодию песни "Смело, товарищи, в ногу!..", номер 4 на пластинке "Телефункена"). Автором нацистского текста первой из них является Хорст Вессель, автором второй песни некоторые исследователи считают также его. Обе эти песни в современной Германии запрещены.

Ну как, узнали мелодию? Ведь это же та самая "Боевая песня национал-социалистов" ("Kampflied der Nationalsozialisten"), которая первым номером, слитно с "Песней молодых рабочих Берлина", звучит на первой стороне той самой пластинки "Телефункена", в попурри оркестра под управлением Карла Войчаха:

-- с такими вот бесхитростными словами, составленными, как обычно, из революционных лозунгов:

Wir sind das Heer vom Hakenkreuz,

Hebt hoch die roten Fahnen!

Der deutschen Arbeit wollen wir

Den Weg zur Freiheit bahnen!

"Мы, солдаты свастики, высоко поднимаем красные знамёна! Немецкой работой мы хотим проложить путь к свободе!"... Конечно, штурмовики из отряда номер 33 "Ганс Майковски" ("Hans Maikowski") поют намного профессиональней... Кстати, а вы знаете, откуда взялось это название и кто такой был Ганс Майковски? Почти ровесник Хорста Весселя, он к 1933 году являлся руководителем этого самого штурма 33, который действовал в центральной части Берлина. Штурмовики Ганса Майковски, очевидно, не только песни любили петь: среди своих политических противников они пользовались дурной славой. И в ночь с 30 на 31 января 1933 года, когда в центре Берлина состоялось грандиозное шествие нацистов в связи с назначением Гитлера рейхсканцлером, Ганс Майковски был убит в одной из уличных стычек. Вместе с ним был застрелен и полицейский Йозеф Зауриц. Обоим устроили государственные похороны. Во время похорон 5 февраля 1933 года Геббельс организовал грандиозную манифестацию с участием более полумиллиона человек. Вскоре многие улицы по всей Германии стали называть в честь Ганса Майковски. Тогда же его имя получили и певцы из берлинского штурма номер 33. Впрочем, место партийного и национального символа к тому времени уже прочно было занято Хорстом Весселем...

Мне кажется, пора подводить итоги нашего "документального детектива" в четырёх частях. Что же нам удалось выяснить? Кто, что, у кого, когда и как "слямзил"?

-- Советский "Авиамарш" в его нынешнем виде появился не позднее самого-самого начала 1925 года, поскольку в июне того же года его уже хорошо знали и непринуждённо пели. Достаточно большая совокупность косвенных доказательств указывает на то, что "Авиамарш" был написан не ранее второй половины 1923 года или даже в 1924 году.
(Примечание ноября 2009 года. В настоящее время со всей определённостью установлено, что первое издание "Авиамарша" увидело свет весной 1923 года -- не ранее 8 марта и не позднее 14 или 15 мая 1923 года. Это издание сохранилось. Есть также непрямые, но очень веские основания полагать, что оно может быть датировано даже более точно: вторая неделя мая 1923 года. Подробности изложены здесь. -- Валентин Антонов)

-- Примерно на стыке 1925 и 1926 годов текст "Авиамарша" был максимально близко к оригиналу переведён на немецкий язык. Под названием "Lied der roten Luftflotte" (или под похожим на это названием) он был завезён из СССР в Германию и передан немецким коммунистам. По существовавшей тогда практике, это могло произойти только по каналам Коминтерна. Мелодия "Авиамарша", то есть песня "Lied der roten Luftflotte", стала известна в Германии в 1926 году. Тогда же, по свидетельству некоторых источников, газета немецких коммунистов "Die rote Fahne" опубликовала текст и ноты "Авиамарша" в его немецком переводе.

-- В самом конце того же 1926 года или в первой половине 1927 года на мелодию "Авиамарша" был написан первоначальный текст нацистского марша "Das Berliner Jungarbeiterlied". Это произошло в Берлине в результате обычной в те времена взаимной миграции между немецкими коммунистами и нацистами. В то время как коммунистический марш "Lied der roten Luftflotte" не получил широкого распространения в силу его абсолютно чуждого тогдашним немецким реалиям "советского" текста, нацистский марш, текст которого непосредственно отражал эти реалии, стал популярен среди берлинских штурмовиков. На 1926 год, как на дату появления марша "Das Berliner Jungarbeiterlied", указывают позднейшие нацистские источники. Это не исключено, хотя, повторяю, в том году мелодия "Авиамарша" вполне могла звучать и лишь в качестве коммунистического марша "Lied der roten Luftflotte" -- спутать по прошествии лет один и другой тексты было очень легко, ибо пели их на одну и ту же мелодию и в одних и тех же социальных кругах.

-- В период времени от середины мая 1927 года и по конец марта 1928 года в припеве нацистского марша "Das Berliner Jungarbeiterlied" была изменена вторая строка второго четверостишия: вместо "wir steigen trotz Haß und Hohn" стали петь "wir steigen trotz Haß und Verbot". Наиболее вероятная дата этого изменения -- середина или вторая половина 1927 года. Именно с этого времени текст нацистского марша становится таким, каким он нам теперь известен. Совсем не исключено, что к этой модификации был как-то причастен Хорст Вессель. Это произошло с ведома и при одобрении руководителя берлинских нацистов Геббельса, который потом использовал изменённую строку в своей брошюре "Kampf um Berlin: der Anfang", в главе, посвящённой периоду запрета деятельности нацистов в берлинском округе.

-- Поскольку первоначальное исполнение указанной строки не успело закрепиться в песенной традиции, то нижняя граница датировки нацистского текста не может сильно отличаться от мая 1927 года, когда деятельность нацистской партии в Берлине была запрещена и, собственно говоря, появился сам повод к замене "Hohn" на "Verbot". Поэтому осень 1926 года или зима 1927 года -- наиболее вероятная дата появления нацистского текста. Таким образом, приоритет "Авиамарша" (а его, напоминаю, пели ещё летом 1925 года) установлен документально и более не нуждается в ссылках на личное мнение нацистского музыковеда Байера.

-- Одновременно с геббельсовской модификацией строка "wir steigen trotz Haß und Hohn" из первоначального текста нацистского марша перекочевала в припев коммунистического марша "Lied der roten Luftflotte". Именно с этой строкой текст марша "Lied der roten Luftflotte" дошёл до наших дней. Совершенно очевидно, что в условиях жёсткой кадровой конкуренции со стороны нацистов, действовавших среди тех же, что и коммунисты, социальных слоёв, использовать совсем уж в неизменном виде тот буквальный перевод советского "Авиамарша", который немецкие коммунисты получили из Москвы в качестве пропагандистской помощи, они объективно были не в состоянии. Отсутствие в песенной традиции первоначального варианта свидетельствует в пользу того, что коммунистический марш зазвучал в Германии не ранее второй половины 1926 года.

-- Другими очевидными заимствованиями из нацистского марша "Das Berliner Jungarbeiterlied", которые в результате постоянной взаимной миграции между отрядами "Союза красных фронтовиков" и отрядами СА проникли в текст немецкого перевода "Авиамарша", являются следующие. Во-первых, явным подражанием исполнению нацистами в припеве своего марша двух различных четверостиший стало в коммунистическом марше двукратное повторение одного и того же четверостишия -- этой особенности в исполнении советского "Авиамарша" нет. Во-вторых, в ряде вариантов текста коммунистического марша видны следы того, как вместо нацистского выкрика "Heil Hitler!" коммунисты пытались выкрикивать иные слова, также отсутствовавшие в переводе "Авиамарша", -- "das Lied" или "Hurra!". В начале 30-х годов, в результате участившихся контактов между немецкими и советскими коммунистами (особенно после прихода немецких нацистов к власти), эта модная на западный манер особенность прослеживается и у нас, в одном из вариантов исполнения уже собственно "Авиамарша", -- в виде выкрика "Защита!".

-- Своим созданием и популяризацией нацистский марш "Das Berliner Jungarbeiterlied" ("Песня молодых рабочих Берлина") был обязан именно Берлину. И едва ли теперь у нас есть сомнения в том, что в 1929 году этот марш широко использовался штурмовиками из берлинского отряда СА номер 5 под руководством Хорста Весселя.

-- В периодической печати начала 30-х годов имеются упоминания о том, что советский "Авиамарш" -- очевидно, в его переводных вариантах, включая и "Lied der roten Luftflotte" -- исполнялся в Западной Европе и, в частности, в Берлине. Как известно, дошедшая до нас аудиозапись марша "Lied der roten Luftflotte" относится к 1930 году.

-- Сохранившаяся аудиозапись нацистского марша "Das Berliner Jungarbeiterlied" представляет этот марш в составе "попурри из известных песен СА" в исполнении большого духового оркестра Карла Войчаха. Запись была сделана примерно в мае 1933 года. Этот марш звучит также в художественном фильме "Hans Westmar. Einer von vielen. Ein deutsches Schicksal aus dem Jahre 1929" (первый вариант, с названием "Horst Wessel", был закончен в сентябре 1933 года, окончательный же вариант датируется декабрём). Два года спустя марш был включён и в документальный фильм Лени Рифеншталь "Triumph des Willens".

-- И последнее. Советский "Авиамарш" и нацистский марш "Das Berliner Jungarbeiterlied" никогда не были в непосредственном контакте. Нацисты, вовсю распевавшие свою боевую песню и маршировавшие под мелодию Юлия Хайта, не имели ни малейшего понятия о том, что где-то в России есть чрезвычайно там популярный "Авиамарш". Советские пионеры, которые в 30-е годы, по свидетельству Л.В. Владимирова, "пели этот марш без конца", даже не подозревали о существовании где-то в Германии популярной нацистской "Песни молодых рабочих Берлина". Никто из них друг у друга ничего не "лямзил". Посредником во взаимообмене выступала "Lied der roten Luftflotte", и для всех она была как бы "своей". В Советском Союзе эта песня без вопросов была "своей", потому что её вовсю "распевали пролетарии Западной Европы". Но и для нацистов, с другой стороны, эта песня тоже была немножечко "своей", потому что те же самые пролетарии зачастую становились для нацистов их новообращёнными "камрадами".

Не знаю, что ещё можно добавить ко всему этому... Общая картина теперь совершенно ясна. Шаг за шагом, продираясь сквозь неточности, неясности, заблуждения и предубеждения, мы вертели в руках те или иные факты и фактики, соединяя их, словно мозаику, в единое целое. Конечно, по мере поступления каких-то новых фактов возможны ещё некоторые уточнения, но ожидать тут чего-то революционного уже, наверное, не приходится.

Должен признаться, что весь этот процесс доставил лично мне большое удовольствие. Следует также заметить, что я сознательно ограничивал себя лишь теми источниками, которые находятся в открытом доступе: большинство исходных материалов каждый легко может найти в Интернете, некоторые сведения можно почерпнуть из общедоступных книг. Огромное значение имела помощь читателей "Солнечного ветра", которым я искренне признателен.

Вот так. Начинали мы с разговора о приоритете, но всё оказалось и гораздо проще, и гораздо сложнее, но уж наверняка -- гораздо интересней. Не правда ли?

(Конец цитаты)

Кража Авиамарша нацистами отразилась на судье одного из авторов - Юлия Хайта. В 1951 году на него поступил абсурдный донос, утверждавший, что именно он переправил в Германию ноты Авиамарша. Нравы "творческой среды" не сильно изменились за два десятилетия. Кто-то решил "вновь попытать счастья" на волне борьбы с космополитами. К этому времени композитор был "кристально чист" поскольку уже 20 лет он писал в основном музыку для Красной Армии и Флота. Неплохие мелодии, некоторые из которых обрели определенную популярность. Однако встать вровень с Авиамаршем не смогли.

Хайта осудили и отравили в ссылку на Урал, из которой он вернулся только в 1955-м. Возможно, именно это событие биографии Хайта заставило его еще раз возродить легенду "о 20-м годе". Как в начале 30-х, так и через два десятилетия факт работы на Агитпроп и политорганы Киевского округа менял статус Авиамарша. Не просто написанный "по личному вдохновению" с трудом пробитый до высшего государственного статуса, но созданный "по приказу Партии и Правительства" гимн Советской Авиации.

Однажды избранная линия поведения "на следствии" должна выдерживаться и в дальнейшем. Отказ от нее означает признание подозреваемого, его саморазоблачение. Ученый горьким опытом, Хайт выдерживал линию до конца. До самой смерти. Даже в своем рассказе Долматовскому.

Авиамарш вновь смог защитить и себя, и своего создателя. Какая-либо более грозная кара композитору означала бы факт признания "сотрудничества мелодии" с врагом. Уже тогда подобное могло вызывать "ненужные слухи", предать гласности "нацистское прошлое" знаменитого гимна и быть использовано в идеологической войне. С другой стороны, органы не могли не среагировать на донос, что тоже могло вызвать ненужные толки. Был выбран палиотив.

Вновь Антонов;

Судьба советского композитора Юлия Абрамовича Хайта, автора упругой и летящей мелодии "Авиамарша", сложилась очень нелегко. Тридцатые годы востребовали совсем иные песни, нежели те, к которым он привык в годы революции и НЭПа. "Перестроиться", подобно тому же Матвею Блантеру, Хайт не сумел, хотя и написал тогда несколько довольно известных маршей. В 30-е и в 40-е годы он не смог создать ни одного произведения, хотя бы отдалённо сравнимого по популярности с авиамаршем "Всё выше".

А в 1950 году Юлий Хайт был арестован и затем осуждён. Все его произведения, включая "Авиамарш", перестали публиковать, а их исполнение было запрещено. В книге "Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953-1957: Документы" (Москва: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 2001) приводится Записка Отдела науки и культуры ЦК КПСС секретарю ЦК П.Н. Поспелову от 19 мая 1953 года (документ N 19, сс. 86 -- 88), в которой говорится следующее:

Докладываем о значительном ослаблении идеологического контроля за содержанием и качеством исполнения репертуара в концертно-зрелищных учреждениях страны. [...]

В результате этого на эстраде получили широкое распространение запрещённые ранее Главреперткомом идейно-порочные и антихудожественные произведения.

Например, в клубах Свердловска и других городов многократно в 1952 г. исполнялись ранее запрещённые Главреперткомом эстрадные скетчи Левшина, песни репрессированного композитора Хайта и других авторов...

В комментарии к документу (с. 88) о Хайте написано следующее: Хайт Ю.А. (1897-1966) -- композитор. Особую популярность получили марши для духового оркестра ("Красные моряки", 1933; "Праздник Октября", 1937; "Краснофлотский марш", 1939; "Привет победителям", 1945 и др.). "Авиамарш" ("Всё выше и выше, и выше...", 1921) был объявлен в 1933 году официальным маршем Военно-воздушных сил СССР. В 1950 г. Хайт арестован по доносу (мелодию "Авиамарша" использовали фашисты). Записи всех маршей были запрещены к исполнению. Реабилитирован.

Таким образом, вовсе не Сева Новгородцев в начале 80-х годов впервые обнаружил, что "Heraus zum Kampf" немцы пели на мелодию Юлия Хайта, -- задолго до него, в 1950 году, это обнаружили советские "компетентные органы". И кто-то им тогда в этом помог...

Спустя несколько лет Юлий Хайт был освобождён. В процитированном выше сборнике имеется документ N 174 (сс.635 -- 636; Записка отдела науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР от 18 марта 1957 года), в котором имя Хайта упоминается, наряду с имёнами прочих композиторов и музыковедов (Рабинович, Неймарк, Веприк и др.), как реабилитированного в связи с имевшимися в отношении их "нарушениями революционной законности".

Это были документы. А вот как обо всём этом пишет Юрий Евгеньевич Бирюков в своей статье "Авиамарш": правда о песне" (журнал "Родина", 2005, N 2, с. 47):

Композитор Юлий Хайт в 1951 году по ложному доносу был арестован и осуждён [тут некоторая нестыковка в датах: комментарии к процитированному выше сборнику документов (отв. редактор В.Ю. Афиани) называют в качестве даты ареста 1950 год -- прим. В. А.]. Я не знаком пока с материалами и обвинительным заключением по его делу. Могу только предположить, что история с трансформацией песни "Всё выше" в нацистский марш, по-видимому, сыграла здесь главную и решающую роль. Исполнение "Авиамарша" и других произведений репрессированного композитора было запрещено, их записи размагничены или "положены на полку". В сборниках оркестровых партитур фамилия Хайта была закрашена чёрной краской или тушью.

Но через пять лет композитор был освобождён и реабилитирован...

Однако, реабилитация Юлия Хайта была не совсем, так сказать, полноценной -- не "за отсутствием состава преступления", а только лишь в связи с недоказанностью обвинения. Юрий Бирюков цитирует далее в своей статье копию справки, "выданной после освобождения из заключения Главной военной прокуратурой за N 2/5.9123.51", которая сохранилась, по его словам, в архиве композитора:

Выдана гр. Хайт Юлию -- Илье Абрамовичу, 1897 года рождения, уроженцу г. Киева в том, что уголовное дело, по которому он был осуждён в 1951 году постановлением Главной военной прокуратуры от 8 сентября 1956 года, прекращено на основании ст. 20, п. "б" УПК РСФСР, т. е. за недоказанностью предъявленного ему обвинения.

Зам. Главного военного прокурора, полковник юстиции Д. Терехов

"Я не знаком пока с материалами и обвинительным заключением по его делу"... Я тем более не знаком с этими документами. Но давайте подумаем: а что могли инкриминировать Хайту? То, что его мелодию использовали нацисты? Да, это так -- но Хайт-то тут при чём? Едва ли в 1925 году -- когда авиамарш "Всё выше" набирал популярность и о нём упоминала даже газета "Правда" -- сочинитель цыганских романсов Юлий Хайт мог быть знаком с неким немецким художником и коммунистом-романтиком Генрихом Фогелером, который, скорее всего, и привёз тогда мелодию "Авиамарша" в Германию.

Но вот история с оркестром Ефима Шахмейстера... Не сообщалось ли в 1950 году в том таинственном "ложном доносе", что это именно Хайт переправил в 1929 году в Германию свои собственные ноты (а заодно и ноты Блантера), в результате чего фамилия будущего автора официального марша ВВС РККА появилась на немецкой пластинке, ориентированной на "белоэмигрантов"? Вот тут уже вполне можно говорить -- о "недоказанности обвинения".

Само собой разумеется, что всё это -- одни только предположения. А фактом является то, что лишь после "реабилитации" Юлия Хайта с "Авиамарша" был снят запрет на исполнение. Лишь в 60-е годы он стал снова включаться в песенные сборники. И лишь в 60-е годы в песенные сборники ГДР после долгого перерыва вернулся "Rote Flieger" со ссылкой на автора мелодии -- Julius Chait. О других же мелодиях Хайта мы мало что знаем и до сих пор...

Юлий Хайт скончался в 1966 году. Похоронен он в Москве, в Лефортове, на Введенском (или, как его ещё называют, Немецком) кладбище. Об этом мы можем прочитать на большом сайте "Могилы знаменитостей". Автор же текста авиамарша "Всё выше", Павел Герман, умер, как пишут, в 1952 году. О нём теперь ничего не знают даже профессиональные литераторы. Сведений о том, где находится его могила, я отыскать не смог. Зато на страничке упомянутого сайта "Могилы знаменитостей", посвящённой Юлию Хайту, вместо фотографии композитора Хайта почему-то показана фотография его соавтора по "Авиамаршу", поэта Павла Германа.

Конец цитаты

Вместо заключения.

Как писал Илья Эренбург, когда ему указывали, что в поэты и писатели многое предсказали: "Может быть, такие обмолвки связаны с самой природой писателя?" Сам Эренбург в 1921 году (то есть почти за четверть века) предсказал, что американцы, скорей всего применят атомное оружие против японцев.

В 60-е годы строки Авиамарша сбылись дословно - "сказку сделали былью". "Бросая ввысь свой аппарат послушный" (на 38 километров!), "творя невиданный полет" (в два с половиной раза обгоняя скорость звука!) на истребителе-перехватчике МиГ- 25, пилоты могли петь, ничего не привирая: "Нам разум дал стальные руки-крылья, / а вместо сердца - пламенный мотор". Действительно, истребитель-перехватчик МиГ-25 был сварен почти целиком из нержавеющей стали, в том числе крылья. Остальные детали делались из титана и его сплавов. Его реактивный двигатель (мотор) извергает струи пламени.

Миг-25

Сегодня наследник "25-го" - МиГ-31 несет службу по охране воздушных границ. Его летные и боевые возможности за гранью того, что могли вообразить самые смелые умы 20-х годов.

Истребитель-перехватчик МиГ-31 ВВС России.

В 60-80-е годы Воздушный флот СССР, мягко говоря, "окреп". Достигнутый тогда уровень сегодня невозможно превзойти в самых фантастических мечтах. И атом был "пронзен" как в мирной, так и в военной областях. Решимости было - хоть отбавляй. Могли отвергнуть любой ультиматум.

Сбылось абсолютно все. Разве "сказка" коммунизма не стала окончательной былью. Зато был построен вполне реальный социализм - венец мечтаний простых конармейцев, слушавших "сказки" Бабеля о нем. Не вышло "аэрокоммунизма" Маяковского, зато полеты на самолетах и вертолетах стали реальностью и даже обыденностью для десятков миллионов советских людей.

Реклама "Аэрофлота" 60-е годы.

"Пространно и простор" пронзили, послав аппараты на Луну, Венеру, Марс. Сами взлетели на орбиту. Появился новый тип людей - космонавты. Это был качественный скачок летчика - "нового человека".

Прошедшие летную службу "ультралетчики", после строжайшего отбора по всем параметрам физического и умственного здоровья - самый строгий в истории человечества, космонавты взлетели выше и дальше всех когда либо летавших людей. За сутки они "накручивали" миллион километров перемещения в пространстве на высотах в несколько сотен километров. О подобном не мечтали даже создатели мифа об Икаре. Фактически космонавты стали богами в древнегреческом смысле, поскольку невесомость это непрекращающийся полет тела. Сутками, месяцами, годами. Норма. Даже когда спят - летают. Парят. Уже почти семь десятилетий это обыденность. Космонавт сегодня профессия. Даже не самая желанная и престижная.

Первый космонавт Юрий Гагарин. 1961 год.

В простодушной немного застенчивой улыбке Юрия Гагарина есть что-то от улыбок Чухновского, Чулкова, Сапожникова и множества других советских летчиков. Улыбка земного ангела полвека остававшегося иконой 20 века. Не доверять такому человеку невозможно. Сделали былью....

В Перестройку Авиамарш, как один из столпов советской идеологии - символ "штурма небес", подвергся десакрализации. Текст неоднократно переделывался в нарочито издевательском ключе. Например, первая строка стала сатирическим лозунгом: "Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью". Плакаты с "изречением" замелькали на перестроечных митингах. Позже доброхоты дописали "продолжение". Объектом нападок стал ключевой образ "рук-крыльев": "Нам Сталин дал стальные руки-крюки, а вместо сердца - каменный топор". Такое вот "творчество" уровня пятиклассников тогда воспринимавшееся профессорами и кандидатами наук как "стопроцентный юмор". Именно тогда был поднят на щит и принят за аксиому выпад Новгородцева - "украденный фашистский марш".

Авиамарш выдержал испытание временем. Сегодня творение Юлия Хайта и Павла Германа не только звучит на военных парадах и авиашоу, но и входит в репертуар десятка рок-групп. Время, нападки, грязные лапы нацистов, клевета "забугорных голосов", постмодернистские потуги перестроечных "демократов" оказались над ним не властны. Они забыты.

Авиамарш Юлия Хайта и Павла Германа по-прежнему главная песнь российских авиаторов. Что вселяет определенную надежду. Как девять десятков лет назад возродившийся из пепла Мировой и Гражданской войн феникс авиации превратился в грозную птицу, так и сегодня полуживой российский авиапром ожидает возрождения. Как показывает история "вокруг Авиамарша", дело не только в деньгах, научном и промышленном потенциале. Авиация это мечта, осуществленный полет Икара.

Оставить комментарий © Copyright Хлюстов Михаил Владимирович (TGurgurov@yandex.ru) Размещен: 22/04/2018, изменен: 22/04/2018. 87k. Статистика. Статья: История Иллюстрации/приложения: 13 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Хлюстов Михаил Владимирович : другие произведения.

Авиамарш контекст 8