Как же стало тяжело уснуть в последние дни... Редкие часы тяжелого забытья не приносили облегчения, лишь давали возможность не сдохнуть от нервного истощения.
Метрах в тридцати передо мной раскинулось небольшое овальное озеро, окруженное редкими ровными березами. Вода красиво искрилась на солнце и манила подойти ближе.
Ну что же, так и поступим, подумал я и направился к воде.
- Постой, внучек! Постой, мой хороший! - донесся совсем недалеко позади женский голос.
- Господи, опять... ну за что мне это... - пробормотал я, оглядываясь.
Так и есть: бодрым шагом меня нагоняла сгорбленная старуха в светлом льняном платье с цветастым платком на голове.
- Да ты ж знаешь за что, внучек! - в притворном удивлении вскинула бровь старуха, поравнявшись со мной и хватая под локоть. - Не причитай, не причитай аки бабка старая.
- Привет, баб Лиз. - Улыбнулся я ей в ответ.
Зла я на нее не держал, даже напротив. Но появление прабабки в моем сне ничего хорошего не сулило. Снова будут нравоучения и стенания на давно уже заезженную тему.
- Пойдем, внучек, к водичке. Вишь, красота какая? Для тебя сделала. Пойдем. - Бабуля потащила меня за собой под руку. - Вот, внучек, как оно обернулось-то все. Ну да ничего, поправим мы с тобой судьбу твою. Слышь? Судьба-то - дело поправимое, хорошую тебе судьбу сделаем, как я и хотела. Эх, не уберег ты себя от напасти такой. От черта зеленоглазого не уберег. А все почему? А потому, внучек, что позабыл ты про подарок мой. Да, внучек, позабыл.
Мы подошли к берегу неправдоподобно чистого и спокойного озера и бабка, отпустив мою руку, кряхтя уселась на невысокий березовый пень.
- Бабуль, ну прошу тебя, мне и так непросто сейчас, давай не будем о подарке?
- Да как же не будем? Как не будем? - всплеснула руками бабка. - Ты ж посмотри на себя! В водичку-то на себя глянь! Она ж тебя такого даже отражать не захочет! Тьфу!
Я посмотрел в воду: осунувшийся, темные круги вокруг глаз, посеревшее лицо. Человек в воде был так не похож на мое отражение двухмесячной давности.
- И это в двадцать пять лет так себя измахратить! Да ты ж без ножа меня режешь, старуху больную. Смотреть жеж на тебя тяжко, миленький мой!
Подождав, пока поток слезных причитаний иссякнет, я отвернулся от жалкого зрелища, которое отражала равнодушная водная гладь. Бабуля смотрела на деревья и тяжко вздыхала.
- А вся напасть из-за глупости твоей, которую тебе невесть кто в голову втемяшил, да из-за черта этого проклятущего.
- Перестань называть его чертом, пожалуйста.
- А как же называть-то? Черт он зеленоглазый! Черт, как есть черт! Я ж такую силу тебе в наследство оставила, всю жизнь свою, почти вековую, по крупицам её собирала, а ты? На, внучек, пользуйся. На блюдечке принесла, и шо? Исправить все надобно, миленький мой...
- Бабуль, не нужно, сам разберусь...
- А и не перебивай! Не перебивай меня! Насмотрелась я уже, как ты сам наворотил делов, да довел себя до такого. Ты фамилию мою древнюю носишь, силу мою в наследство получил, а позволил себя так... тьфу! И ведь знаешь, что делать надобно было, чтобы не случилось такого. И почуял ведь, что сила пробудилась. А почему не пользовал? А? Не пользовал почему?
Бабка была права: пробуждение силы, которая больше трех лет назад была загнана мной в самые дальние уголки души, я почувствовал совсем недавно. Это случилось когда...
- Ага - ага. - Закивала головой бабуля. - Когда черт тебя поцеловал, так сразу все твои замочки хиленькие и слетели. Силу-то, ее ведь так просто не запрешь.
Действительно, так все и случилось. Я ждал его много дней. И когда он, наконец, приехал, пусть на несколько часов, но я был счастлив... Дни без него были настоящим адом. Никто не видел, как я страдал. Люди видели только уверенную улыбку весьма незаурядного и красивого парня. Кто из них мог догадаться, что по ночам я до боли в пальцах сжимаю простынь и стискиваю зубы, чтобы не разрыдаться от безысходности и одиночества. И от боли. От боли, которую он причинял мне своим пренебрежением.
Когда в ту единственную ночь он позволял прикасаться к своим губам, к своему телу...
- Позволял... Тьфу! Да для того ли я тебе столько дала, чтобы тебе кто - то что-то позволял или запрещал? Я тебе, внучек, власть над людьми дала, ты вон оно как... И ведь делал все уже как надо, так в этот-то раз зачем не стал?
- Бабуль, а почему так? Почему она проснулась внутри меня именно в ту ночь?
- А потому, миленький, что силу эту только баба унаследовать может, а мужик - ни-ни. А внучек не было у меня... Как на зло мамаша твоя только пацана и родила. Но я-то не проста, нашла выход. Но пробуждается сила только когда ты с мужиком рядом.
- Так это что, ты сделала так, чтобы меня на парней тянуло?!
- Ага! - Растянулась в улыбке старая карга.
- Бабуль, тебя хоть раз в жизни что-нибудь останавливало, или всегда плевать на людей было?
- Да за что ж их жалеть-то, внучек? Ты вон пожалел одного, вместо того, чтобы в себя влюбить накрепко - отпустил восвояси, свободу ему дал, выбор, а он? Что с тобой сделал? Эх, внучек - внучек... Злобные они, люди-то...
Бабка вздохнула, стянула с седых волос цветастый цыганский платок и швырнула его в сторону воды. Платок на лету стал растворяться в воздухе, цвета смешивались и в итоге слились в видение: за барной стойкой стоял он. Андрей. Щелкал по монитору своей карточкой администратора, что-то выбирая. Будто почувствовав, он посмотрел прямо на меня, но, конечно, не увидел.
Смотреть на него было почти физически больно, но я не мог оторвать взгляда от его зеленых глаз. Они захватывали все мои мысли и порабощали душу, все вокруг переставало существовать, когда я растворялся в его глазах...
- Вижу я, как хочешь его себе, как жаждешь его губ. Он твоим будет, только пожелай. Приди к нему, силу пробуди, да пожелай - он все ради тебя тогда бросит, как другие бросали. Только твой будет, не посмотрит ни на кого!
Конечно, это было то, чего я желал больше всего в жизни...
- Нет, ба... Не могу я так поступить с ним. Его красота - в его свободе...
- Тьфу! - В очередной раз сплюнула в бессильной злобе бабка и провалилась сквозь землю.
А я пошел прочь от озера. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась унылая пустыня без единого проблеска надежды. Я шел к СВОЕЙ свободе, хоть она мне была не нужна и ненавистна. Соленые капли стекали по щекам и падали на песок. Я вдруг подумал, что озеро за моей спиной состоит как раз из этих капель. Из моих пролитых в одиночестве слез, которые никто никогда не должен увидеть.