Хмельницкая Ксения Львовна : другие произведения.

Килания и гномы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.45*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    .Перед вами книга, которую можно назвать сказкой, а можно - фэнтези, можно назвать детской, но можно и взрослой. Книга, которая для кого-то продолжит, а для кого-то, возможно, предварит знакомство с прекрасными сказками Клайва Стейплза Льюиса "Хроники Нарнии", так как действие происходит в той же Волшебной Стране говорящих животных и сказочных созданий, где, зримо или незримо, правит Великий Огнегривый Лев по имени Аслан. Где много приключений простых и чудесных, радостных и грустных, прекрасных и страшных; где, как и в нашем мире, добрые и злые поступки часто запутаны в непростой клубок, в котором волей-неволей приходится разбираться...
  Килания и гномы
  (из истории рода Бернов)
  * Путница
  * Полукровки
  * Спасители Нарнии
  * Эпилог
  Часть I. Путница.
  В тот год весна и начало лета были на редкость холодные и дождливые. Лес на юго-востоке Нарнии, тянувшийся до самой Орландии, напоминал огромное болото. Комары, которых обычно в стране не так уж и много, размножились ужасно, и девушка в темно-зеленом плаще с капюшоном, неспешно идущая по лесной тропинке, давно устала сгонять их со своего бледного, осунувшегося лица.
  Человек в нарнийских лесах и не в такую мерзопакостную погоду явление довольно редкое, а особенно в эти времена (шел 2148 год, девятнадцатый год царствования Каспиана V). В древности людей в Нарнии было мало, а теперь почти все потомки уцелевших в войне с Тельмаром, жили дальше - в горах Орландии. Населившие же страну тельмаринцы лесов боялись и ненавидели.
  ...Невысокая путница в длинном плаще, поверх которого ленивой змеей возлежала толстая, перетянутая кожаным ремешком, темно-русая коса, шла совершенно спокойно, словно истории про диких зверей и жутких лесных призраков ее совсем не касались. Впрочем, по матери Килания (так звали девушку) вела свой род от древних нарнийцев - потомков Франциска и Елены, а они, как известно, с Лесом не враждовали. Отец девушки, Левиан, хоть и был чистокровный тельмаринец, но из тех непосед, рождающихся в любом народе, которых всегда тянет куда-то в неведомое... А что в Нарнии было более неведомым, чем леса? Разве что море... Но Левиана в лес все-таки тянуло больше, и, как он сам когда-то рассказывал дочери, в шестнадцать лет ушел из дома и долгие годы бродил по чащобам, лишь изредка заходя в глухие селения, соскучившись по хлебу, молоку и меду.
  
  ...Однажды он попросился переночевать в небольшом доме, стоявшем у самого леса. Дверь открыла невысокая кареглазая девушка. Левиана не удивила ее приветливость - селяне почти всегда рады гостям, приносящим им новые истории или песни. Настороженность появлялась позднее, когда хозяева понимали, что перед ними не просто путник, а лесной бродяга... И все же в ласковых словах прозвучавших с порога чувствовалось что-то не совсем обычное. Казалось, здесь ждали именно его, Левиана, и ждали уже давно...
  С тем же радушием, точно близкого родственника, приветствовали молодого человека и остальные обитатели дома: родители девушки, ее сестра, братья и большая темно-серая кошка. Усевшись за длинный ясеневый стол и лаская пристроившуюся у него на коленях зверушку, Левиан всматривался в лица хозяев, с волнением угадывая в них иную, не тельмаринскую кровь. И не столько вьющиеся волосы и необычайно мягкие черты лица отличали эту семью от других людей. Левиан видел каким ярким внутренним светом сияли их глаза... Может, он попал на какое-то семейное торжество? Но стол и одежды были скромны, и хозяева ни слова не говорили о празднестве...
  Обычно Левиан довольно ловко оттягивал рассказ о себе, развлекая слушателей разными байками; но в этих радушных, участливых людях слишком явственно ощущался интерес именно к нему... Вскоре молодой человек почувствовал: больше он не в силах откладывать. Он хочет сразу и наверняка узнать, как они отнесутся к его жизни...
  -- Двенадцать лет в лесах? - задумчиво переспросил отец семейства, поглаживая окладистую, шелковистую бороду, - меня на такое не хватило, хотя я немало побродил в свое время... Да... Снимаю шляпу, истинно, снимаю шляпу!
  -- Ах, молодость, молодость! - ласково засмеялась хозяйка, - Время великих дел... Чтобы мы, старики, делали, если бы вас нельзя было хоть ненадолго отвлечь от них пирожками с черникой? - с этими словами полная кудрявая женщина направилась к печке и ловко достала из нее несколько десятков пышущих жаром пирожков. Застенчиво улыбнувшись, девушки встали помочь матери разливать чай...
  -- А скажите, - старшая из дочерей, та самая, что открыла Левиану дверь, робко тронула его за рукав, - там, в лесу, вы никогда не встречали... старых нарнийцев?
  Старых нарнийцев? Легконогих фавнов, неутомимых гномов, говорящих зверей?.. Забывал ли Левиан когда-либо свою детскую мечту о встрече с ними?! Только, верно, они и впрямь лишь детская сказка, или погибли все в войне с людьми, ведь он никогда не встречал даже следов... Но во взгляде девушки читалась непоколебимая уверенность в том, что утвердительный ответ возможен...
  -- Оззл, сколько раз я тебя просил не приставать к каждому встречному со своими сказками! - в голосе старшего из братьев чувствовалось раздражение. - Она сказительница, - резко повернулся он к Левиану, - и сказительница прекрасная!
  -- Но, Викзарн, - тихо возразила девушка, - Левиан вовсе не каждый встречный. Он из лесных людей, а кого же еще спрашивать, как не их? И потом, ты сам знаешь, что это не сказки. Может, конечно, статься, что все они умерли... Но все равно, леса хранят их голоса, их следы, развалины древних замков, курганы... Отчего вы молчите? - вновь обернулась она к Левиану.
  -- От того, что мне нечем обрадовать вас, - вздохнул тельмаринец, - я не видел никого и ничего, о чем стоило бы рассказывать. Только слышал множество слухов о страшных призраках и все такое... Ну... вы и сами знаете... Привидений я, впрочем, тоже не встречал.
  -- Следы-то есть, - возразил хозяин дома, - развалины Кэр-Паравела, Курган Аслана, Фонарный Столб - это все я видел собственными глазами. Но тут нужна либо большая удача, либо надо знать, что именно ищешь и где, потому как места это все самые глухие... Мальчики мои даже и не решились туда пойти, хотя по Лесу они ходят...
  -- А я бы пошла, - мечтательно проронила Оззл.
  -- Ну, ты-то, - ласково улыбнулся отец и потрепал девушку по темным кудрям...
  -- Вы видели Курган Аслан? И Фонарный Столб и... - Левиан был потрясен. - Но где?.. Как?..
  -- В нашем роду многие ходили в те места, так что о дороге я был наслышан... Да расскажу, я расскажу, - замахал он руками, заметив движение юноши, - только проводить не проси. Стар я стал для таких прогулок...
  
  Сколько раз потом слышала Килания рассказы родителей об удивительных странствиях людей к Древним Святыням. О волшебных снах, когда человек видел события далекого прошлого, происшедшие на этом месте, о нежданных встречах с людьми, которых уже не чаял увидеть, о Старых Нарнийцах, тоже посещающих эти места, и, наконец, о явлениях Самого Великого Льва... Все эти истории семья Оззл хранила также бережно, как и старинные предания, и многие из них они поведали в те дни Левиану...
  
  Хотя надежда наконец-то увидеть древние святыни нарнийцев торопила юношу, он день за днем откладывал уход из гостеприимного дома тех, чьи предки жили здесь до прихода тельмаринцев. Долгими вечерами Левиан слушал нарнийские легенды и не уставал поражаться насколько глубже, серьезней и прекраснее был тот мир, полузабытые сказки о котором ему рассказывали в детстве. Мир, который уничтожили его деды. Мир, о котором его ровесники и их дети часто не знали ничего или почти ничего...
  
  Левиан, сын бедной поселянки, с радостью выходил в поле вместе с приютившим его семейством. Он и не подозревал, как стосковался за эти годы по людскому теплу, по вечерним разговорам у камина и дружной работе в поле. Но юноша не скрывал от себя, что далеко не последнюю роль в его задержке играют и карие глаза юной сказительницы...
  Девушку тоже очаровал высокий, зеленоглазый странник, и похожий и не похожий, как на ее братьев, так и на тельмаринских юношей из деревни...
  
  Совсем незаметно прошла осень, а наступившей зимой уходить в бесконечное странствие Левиану и вовсе расхотелось...
  Освободившиеся от работы на полях деревенские ребятишки, а то и тельмаринцы постарше, приходили послушать сказки Оззл и ее родных... А как-то раз собралась вся деревня, поздравить счастливых соседей, выдающих старшую дочь за веселого, работящего парня, поселившегося в их доме. Тельмаринцам и в голову не могло прийти, что этот парень скоро уведет из деревни любимую всеми сказочницу, чтобы бродить с ней по таинственным и страшным лесам... Нарнийцы же, казалось, даже немного завидовала Оззл и Левиану, и только Викзарн, любивший сестру с каким-то болезненным пристрастием, и желавший ей красивой, легкой и достойной жизни вблизи себя, был опечален свадьбой. Чувствуя, что его попытки уговорить Левиана осесть в деревне после того, как они побывают в Древних Землях, ни к чему не приводят, Викзарн почти возненавидел того, кого с такой радостью приветствовал несколько месяцев назад.
  
  ...Килания хорошо помнила, как каменело лицо дяди, когда речь заходила об ее отце. Викзарн изо всех сил пытался скрывать свои чувства от племянницы, но она знала: именно Левиана он винит во всем случившемся...
  
  Когда просохли весенние разливы, юные супруги оставили гостеприимную деревню, и ушли в Лес, унося с собой благословения, напутствия и теплые пироги родных...
  Так началась для них новая жизнь, согретая любовью и поддержкой друг друга. С помощью своей нежной и неутомимой подруги Левиан разыскал и Кэр-Паравел, и Равнину Фонарного Столба, и Курган Аслана... Но заветная мечта обоих супругов - встретить древних обитателей Нарнии - так и не осуществилась...
  
  Однажды светлым весенним днем Левиан и Оззл вышли к озеру, прекрасному, словно звезда, упавшая с небес и, привороженные его волшебной красотой решили поселиться на берегу. Маленький дом, который они построили, ничуть не напоминал строгие тельмаринские здания с узкими оконцами - это был веселый резной домик, в каких, по словам Оззл, жили когда-то нарнийцы.
  В этом светлом и уютном доме и родилась Килания.
  Как хорошо она помнила прекрасное озеро, высокие горы, величавые сосны, чья кора, казалось, впитала в себя солнечные лучи... Помнила она высокого черноволосого Левиана, который вырезал из коры маленькие лодочки или, набросив на нее полу плаща, сидел с удочкой на берегу и рассказывал охотничьи истории... А, возвращаясь из леса, отец часто приносил в кармане зайчонка или бекаса... Помнила девушка и Оззл, гремящую кастрюлями на кухне и весело напевающую, или сидящую вечерами у пылающего камина, вышивающую прекрасные узоры на платье и рассказывающую чудесные сказки о Старой Нарнии. Левиан сидел тут же на полу что-нибудь мастеря, и слушал, может быть даже с большим вниманием, чем его маленькая дочь.
  Эти сказки Килания тоже помнила. Но еще лучше помнила она истории о Нарнии, которые слышала в другом месте...
  
  Совсем рядом с домом Левиана и Оззл была маленькая пещерка, где жили два брата, два гнома. Юркая, глазастая Килания углядела их так давно, что и не помнила тех времен, когда она не бегала к пещерке, послушать песни и разговоры чудесных соседей. Гномы не обращали на девочку ни малейшего внимания, если она вела себя тихо. Но стоило ей попытаться заговорить с ними или как-то иначе заявить о своем присутствии, братья мгновенно скрывались от нее. Ни разу не удалось Килании и показать своих знакомцев родителям. Зато рассказывала она о них много...
  Взрослых удивляло, что девочка описывала гномов совсем не так, как древние легенды. По словам Килании, их соседи были не уродливыми бородатыми толстячками, а стройными, прекрасными существами с длинными волосами и совсем короткими бородками. Оззл решила, что эти гномы еще очень юны, а может - кто знает? - в их жилах течет и кровь фавнов. Недаром же они, особенно младший гном, так любят играть на флейтах (их музыку, а также стук маленьких молоточков, когда гномы принимались за свое кузнечное дело, слышали и Левиан с Оззл). Да и ростом братья получались выше обычных гномов: не с четырех, а с шестилетнего ребенка...
  
  ...У младшего гнома, его звали Вамблин, были темные волосы и темные огромные глаза на бледном лице. Оба гнома ходили потупя взор, и иногда, прежде чем уйти, Килания нарочно громко хлопала в ладоши или кричала, заставляя Вамблина обернуться и поднять на нее глаза - это было очень красиво. Но поступать так девочка решалась редко: больно суровым был взгляд второго гнома, Анукхаса...
  Старший гном был повыше брата и шире его в плечах. Волосы у Анукхаса были золотисторыжие, а глаза серые, холодные. На головах у гномов были тонкие металлические обручи - у Анукхаса золотой, у Вамблина серебряный. Кожаная одежда их была проста и неброска, но пару раз (видимо, в дни каких-то древних нарнийских праздников, о которых даже Оззл не знала) девочка видела братьев в блестящих кольчугах, с боевыми топорами, заткнутыми за широкие пояса и в сапогах с длинными, загнутыми носами...
  ...Как хорошо Килания помнила вечера, когда она лежала на мягком мхе, подперев голову руками, недалеко от пещеры гномов... Горел костер, весело свистел маленький чайник... Вамблин сидел, облокотившись спиной о скалу и тихонько играл на флейте, а Анукхас точил меч или высекал узоры на топорище и тихонько пел... И только ласковый голос Оззл заставлял Киланию покинуть свой уголок.
  А потом наступил тот страшный день, о котором девушка меньше всего хотела вспоминать... Но именно его она помнила отчетливее всего...
  Это было ранней весной и они с родителями гуляли недалеко от дома, слушали пение птиц, любовались нежными первоцветами, когда послышался странный гул, все нараставший и нараставший... Оззл побледнела, Левиан схватил Киланию на руки, и они побежали. До сих пор девушка видела в кошмарных снах этот бег и слышала приближающийся грохот лавины...
  
  ...Когда девочка очнулась на кровати в своей комнате, она, было, обрадовалась, что прошедшее оказалось сном, но ее напугала сильная боль во всем теле и странный туман перед глазами...
  - Мама! - позвала Килания. - Мама!
  Никто не ответил. Девочка горько заплакала от страха и боли, догадываясь, что родители погибли под лавиной, но в глубине души все-таки надеясь, что они просто вышли и, конечно, скоро вернутся и успокоят ее...
  Так, в слезах, Килания заснула, а проснулась от страшной жажды. Она снова позвала родителей, и вновь никто не ответил ей. Оглядевшись (туман перед глазами не прошел), Килания увидела, придвинутый к кровати столик, а на нем кружку, кувшин с водой, тарелку и кастрюльку с ухой. В тот момент Килания подумала, что это приготовила мама... Но мамы не было. Не было и отца. И уход за семилетней девочкой взяли на себя гномы. Молчаливые и печальные, они приходили в дом каждый день, топили печь, варили уху, жарили грибы и рыбу, пекли хлеб и ватрушки, следили за огородом, что-то чинили в доме, но на девочку по прежнему почти не обращали внимания. Мысли их были далеко - в древних временах, и настоящее, казалось, проходило перед ними, как сон. Свой мир они от Килании не скрывали, но и не впускали ее в него...
  Первое время гномы вообще не говорили девочке ни слова, но ее вечно-звонкое "Здравствуйте!" заставило наконец даже хмурого Анукхаса здороваться и прощаться с ней, глядя в сторону. Иногда Килании казалось, что Вамблин приветливо ей улыбается, но зрение ее настолько ухудшилось от удара, что она не могла сказать наверняка...
  Так прошел целый год. Боль по родителям притупилась, и девочка была почти счастлива рядом со своими гордыми и печальными друзьями, чье одиночество она нарушала своим присутствием. Но однажды летом к Озеру Слёз пришел дядя Килании - Викзарн, решивший навестить сестру. Узнав о том, что девочка осиротела, он твердо решил увести ее с собой. Рассказы о гномах, если нашлось бы хоть какое-то объяснение тому, как восьмилетний ребенок мог столько времени прожить в лесу один, Викзарн принял бы за сказку, ибо до сих пор считал, что в легендах о старой Нарнии много вымысла. "Но если предположить, что Килания говорит правду... Тем более ее нужно забрать отсюда и как можно скорее!" - думал Викзарн. Разглядывая настороженную, молчаливую девочку, в которую превратилась веселая дочка Оззл, дядя рассудил, что если ей прямо сказать о его планах, Килания просто сбежит в лес. Поэтому он стал рассказывать девочке о родителях Оззл, о том, в каком горе будут они, узнав о гибели дочери, и наконец уговорил племянницу сходить ненадолго в деревню - утешить старичков.
  Девочка сбегала к гномам и рассказала им обо всем. Те молча кивнули.
  - Вы же примете меня обратно? Я приду совсем скоро!
  Гномы переглянулись и кивнули вновь...
  
  Но вернуться Килания не смогла. Викзарн в деревне не задержался и отвез племянницу в школу-интернат на севере Нарнии. Увидев, что ее обманули, девочка не стала плакать, как ожидал Викзарн, а еще больше замкнулась в себе и внимательно смотрела на дорогу, пытаясь запомнить ее. Несколько раз Килания пыталась бежать, но дядя был начеку...
  
  Так выросшая в лесу на берегу прекрасного озера гномов восьмилетняя девочка очутилась в каменном холодном городе, среди чопорных классных дам и их воспитанниц - дочек богатых, но незнатных тельмаринцев, мечтавших стать взрослыми, носить роскошные одежды, посещать театры, устраивать балы, покорять сердца и удачно выйти замуж. И никто из них не верил в сказки!
  Много-много лет спустя Килания поняла, что чудесное и сказочное скрывается в каждом человеке, и именно оно-то и есть его истинное лицо, даже, если человек сам уже не помнит себя настоящим. Но в те годы Килания была всего лишь маленькой дикаркой, напуганной чужим ей миром, и не сумев разглядеть у подруг и учительниц их настоящих лиц, изнывала, считая себя окруженной бездушными масками.
  
  Первое время девочка вовсе ни с кем не общалась, прячась по углам огромного здания, залезая под узкие железные кровати или убегая в школьный сад, который и манил и повергал в отчаяние своей подстриженностью и симметричностью. Со временем Килания все же начала старательно учиться и стала довольно приветливым ребенком, хотя ни для кого в школе не было секретом, что девочка по-прежнему больше всего любит одиночество. Те же, кто были понаблюдательнее, замечали в ней затаенную печаль даже в самый разгар веселья, и чувствовали: мысли Килании блуждают очень далеко от города. Но во всей школе не было человека, который бы знал, о чем думает девочка...
  
  Трудно сказать, смогла бы Килания не то что приспособиться, но и просто выжить в школе, если бы не одна Встреча. Навсегда запомнила девочка этот день. Она сидела в саду на ветке старой яблони, чья листва еще недавно скрывала ее от посторонних взоров, кутала зазябнувшие ноги в колючих чулках подолом шерстяного платья и тихо напевала сочиненную Оззл песню о Великом Льве, создателе Нарнии, Чье рычание вселяет отвагу, взгляд наполняет сердца добротой, Кто посылает дожди омывающие уставших... Стоял октябрь, но с неба, в ответ на песню, закапал по-летнему теплый дождь. Неожиданно яркое солнце, раздвинув тучи, наполнило сад веселым золотым сиянием, и Килания поняла что на нее, мягко улыбаясь, смотрит Сам Великий Лев Аслан. Суровые воспитательницы, насмешливые подруги, пугающий город и даже разлука с гномами словно отошли на второй план - девочка не забыла о них, но сердце ее наполнилось радостью, такой огромной, какую она не испытывала ни слушая гномов, ни засыпая на коленях отца под тихое пение мамы - столь велики были любовь, спокойствие и поддержка исходившие от Властителя Судеб...
  С этих пор Килания часто ощущала рядом с собой присутствие Аслана, и, хотя она ни разу не видела Его так ясно, как герои древности, Великий Лев в одночасье стал осиротевшей девочке Другом, Отцом и ласковой Матерью. И как странно теперь Килании было вспоминать свои обращения к Нему на Озере!.. Конечно, ей даже нравилось молиться с матерью, и она честно выполняла уроки Оззл до сего дня, но сильно ли это все отличалось от звонкого оттарабанивания стихов?.. Правда, когда становилось страшно, у нее получалось гораздо живее... Но это тоже было не общение, а просто крик, часто заглушающий ответ. Только здесь, в школе, девочка поняла, почему мама называла молитвы встречами... "И может быть, даже ради этой Встречи стоило помучиться здесь", - думала Килания, подавляя в себе обиду и на Викзарна и на жизнь вообще. "Дядя любит меня и старается сделать как лучше, а обижаясь на "жизнь вообще", я, получается, обижаюсь на Аслана - Он ведь может забрать меня отсюда, но почему-то не забирает. А обижаться на Аслана, если Его хоть немного знаешь - невозможно"...
  
  Другим радостным открытием Килании стало ясное ощущение того, что родители не полностью исчезли из ее жизни. Нередко, особенно когда становилось совсем грустно и одиноко, девочке казалось, будто они, невидимые, приходят утешить ее...
  В первые месяцы школьной жизни, холодными ночами уткнувшись в подушку и горько плача, Килания жаловалась матери и упрекала ее за то, что она оставила свою дочку:
  -- Ведь у всех девочек есть мамы. Только у меня одной нету. Мне же плохо без тебя. И без папы плохо. Зачем вы ушли? Скажи Аслану, пусть поможет тебе вернуться!..
  Слова падали в страшную холодную пустоту, царящую в спальне несмотря на спящих в соседних кроватях девочек. Слезы кончались, и бесконечно долго Килания лежала без сна наедине со своим горем... Но однажды ночью девочка ясно почувствовала, что ее слышат. Словно ласковые невидимые пальцы прикоснулись к ее волосам...
  "Мы с тобой, дочка. Мы всегда с тобой. Ты только увидеть нас не можешь. Но так сейчас и должно быть. Мы дали тебе все, что могли дать, а Путь, лежащий пред тобой сейчас, тебе надо пройти без нас. Понимаешь? Как только ты его пройдешь, мы снова будем вместе"...
  Может, не все и не сразу поняла Килания, только радость от того, что она не брошена окончательно, просто ее родители (почти как у других девочек!) живут далеко отсюда, и они по прежнему любят ее и заботятся о ней, тоже помогла Килании научиться жить не одним прошлым, но будущим и, главное, настоящим. Пусть в основном суровым и почти невыносимо скучным, однако имеющим смысл, цель и - самое замечательное! - конец.
  
  Дядя Викзарн действительно был по-своему очень добр к единственной дочери любимой сестры и истратил почти все сбережения на воспитание и приданое племянницы. Но он не позволил девочке проводить на юге даже каникулы, несмотря на уговоры жалеющих внучку старичков-родителей, и договорился с мисс Диггией, учительницей Килании, чтобы она забирала девочку к себе.
  ...Мисс Диггия была немолодой худощавой женщиной с высоким голосом и всегда поджатыми губами. Она терпеливо занималась с Киланией в школе, а во время каникул неукоснительно следила за тем, чтобы порученный ей ребенок был одет, накормлен, благовоспитан и "при деле". Дружбу и любовь девочки мисс Диггия не пыталась завоевать никогда. Килания была частью ее работы, ее долга, который мисс Диггия безупречно выполняла, и ничем больше. Чувствуя это, девочка платила воспитательнице послушанием и уважением, но ей, в свою очередь, и в голову не приходило попытаться растопить сердце одинокой женщины. Зато позднее Килания часто вспоминала наставницу и очень жалела, что так и не попыталась узнать ее; понять, что превратило мисс Диггию, которая когда-то тоже была ребенком и, наверняка, умела смеяться и радоваться, в женщину, кажущуюся вовсе лишенной сердца.
  
  ...Семь лет, день изо дня Килания вместе с другими воспитанницами интерната поднималась на рассвете, ела неизменную овсяную кашу и принималась за уроки. Девочек учили не только (а может даже, и не столько) наукам, сколько хорошим манерам, пению, чинным, медленным танцам, рукоделию и ведению хозяйства. Уже потом, повзрослев, Килания поняла, что ее суровые наставницы были по-своему довольно мудры: выпускницы школы никогда не сталкивались с проблемами, которые иной раз сваливаются на головы тех молодых хозяек, кто либо вовсе ничего не умеет делать по дому, либо, прекрасно справляясь с отдельными делами, совершенно не представляет, как нужно вести хозяйство в целом.
  Самым тяжелым временем были для Килании каникулы - переезд в маленький, вычищенный до блеска дом, под непрестанный надзор мисс Диггии, ее подруг и старой служанки, лишавший девочку единственной отдушины: школьного сада, хоть и изуродованного городской модой, но душистого и живого. В саду Килания тайком от взрослых делала луки и училась стрелять (правда ей очень мешало плохое зрение), разводила костры, плавала ночью в бассейне... Девочке страшно попадало, если кто-нибудь замечал ее упражнения, но Аслан хранил Киланию, и заставали ее редко. Аслан же бывал недоволен только тогда, когда девочка теряла бдительность, рисковала устроить пожар или стреляла в живых существ ("Да, эти создания неговорящие, но можешь ли ты подарить им жизнь?.. Или тебе нужна одежда и пища, раз ты решаешься убить их? А пугать... Ты разве любишь, когда пугают тебя?.."). Не нравилось Аслану, и когда Килания ходила по карнизу или забиралась на ветки, которые едва выдерживали ее. "Я был бы рад, дитя, рискуй ты жизнью ради кого-то, - говорил Он, - ловкость и смелость ты сумеешь развивать иначе... Смотри, чтобы день, в который ты действительно могла бы помочь, тебе не провести в больнице. Истинно храбрый никогда не рискует только для того, чтобы доказать себе или другим свою храбрость"...
  
  Но вот показался конец последнего учебного года. Настала зима, интернат опустел, Килания переселилась к мисс Диггии, а с юга приехал Викзарн, поговорить с воспитательницей о дальнейшей судьбе племянницы. Обоих тревожило, что девочку так по-настоящему и не заинтересовала городская жизнь.
  -- Как я неоднократно вам писала, - говорила мисс Диггия, принимая чашку кофе из рук чопорной молчаливой служанки, выполнявшей свою работу с видом герцогини, - Килания осознала необходимость учебы, как мало кто из наших учениц. Если бы ее при этом волновало мнение окружающих, оценки, награды... Да хотя бы даже молодые люди - она могла бы стать звездой школы. Но Килания никогда не спешит показать свои знания. Ее приходится буквально допрашивать, чтобы инспекторы могли убедиться - эта девочка действительно очень хорошо учится. С музыкой, пением, танцами - почти то же самое. Все делает правильно, но как неживая. А дома иногда - просто заслушаешься! Единственное, где мастерство не спрячешь, это, конечно, рисунок и рукоделия. Но ее работы на свободную тему!.. Да, вот, сами посмотрите...
  Мисс Диггия встала, подошла к старому, потемневшему от времени комоду, тяжелому и суровому, как и вся мебель в этом хмуром, высокопарном доме, взяла с полки приготовленную стопку рисунков и вышивки и стала раскладывать на столе перед Викзарном.
  -- Гм... Да... Все как вы и писали, дорогая мисс Диггия - лес и сказки. Но, для ее лет, сделано, конечно, недурственно... - Викзарн поморщился, увидев на одном из рисунков гномов. - О, а вот это ее мать нарисована! - воскликнул он, взяв дрогнувшей рукой портрет. Молодая женщина в венке из вереска ласково и печально смотрела сквозь молоденькие ветви березы. - Вы разрешите мне забрать эту работу?
  -- Можете взять их все, - пожала плечами мисс Диггия, - они не подойдут ни для продажи, ни для школы.
  С минуту Викзарн молча смотрел на портрет Оззл, чувствуя, как с ним нередко бывало, недовольство сестры тем, что он забрал девочку. "Что же, - мысленно возразил он ей, - мне нужно было ждать, чтобы и она погибла?" Викзарн отложил портрет и решительно повернулся к собеседнице.
  -- Я вынужден снова обратиться к вам за помощью, мисс Диггия, - начал он. - Я вижу, девушку необходимо выдать замуж... Конечно, такие ранние браки - обычай знатных семей, но, думаю, в столице многие ему подражают и у вас получится найти состоятельного человека, которого обрадовал бы такой брак... Жену-ребенка ведь еще можно воспитать... Разумеется, я бы не желал видеть Киланию за тем, кто не будет о ней заботиться...
  -- Я поняла вас, Викзарн. Более того, я и сама уже думала о том, что это для девочки единственный выход... Правда, насчет воспитать... Боюсь, наш ребенок довольно плохо поддается воспитанию, - мисс Диггия на мгновение задумалась, - что ж, послезавтра мы с Киланией можем выехать в столицу. Там ее нужно будет одеть...
  Далее разговор пошел о деньгах.
  
  А через несколько дней Киланию увезли в столицу. Девушка знала о планах дяди и мисс Диггии, и ничего, кроме ужаса, они у нее не вызывали. Выйти замуж! А она-то надеялась, что через полгода ее мучения закончатся, и она вернется. На юг... К Озеру.. К гномам...
  -- Аслане милостивый! Что мне делать?!
  "Ничего не бойся, дитя. Я с тобой", - звучал тихий глубокий голос в ее сердце.
  -- А может... Может Ты пошлешь нам человека, который поймет меня? Тогда мы могли бы вместе...
  Но эта мысль явно не получила поддержки у Великого Льва...
  
  В столице мисс Диггию встретила ее школьная подруга миссис Ккун - полная смешливая женщина в роскошном платье и большими перстнями на каждом пальце. Быстро и весело перескакивая с одной темы на другую, она пыталась рассказать мисс Диггии обо всех столичных новостях сразу, а заодно и поведать о судьбе школьных подруг:
  -- Помнишь маленькую Приззл? Которая вышла за лорда Берна?.. Лорд умер, а Приззл сама хозяйство ведет... А у ее кузины дочка косая и болеет мигренью... Ты ее помнишь? Ах, конечно, помнишь, вы же с первого года соперничали... Да - молодой Берн уехал служить куда-то на границу, тогда как ему предлагали место в гвардии Короля! У моей горничной племянник-солдат недавно вернулся с этой границы, так ему там повредили сонную артерию и он теперь совсем не спит, можешь себе представить?.. Бедняжка Приззл!.. Да, Королеве привезли на днях мартышку из Тархистана...
  
  Три дня миссис Ккун водила гостей по магазинам в поисках нарядов. Модные платья казались учительнице слишком легкомысленными для воспитанной девушки, но миссис Ккун уверяла, что в иных на Киланию никто и смотреть не будет... Девушка в спорах участия не принимала: и нравиться кому бы то ни было ей сейчас совсем не хотелось и платья казались некрасивыми... Наконец были выбраны два наряда, которые не устраивали ни одну из женщин. Килании же пришлось убедиться, что новые одежды гораздо неудобнее школьных, хотя до сих пор ей казалось: подобное просто невозможно. Кроме одежды Килании купили и украшения - мисс Диггия, правда, питала глубокое убеждение, что это лишнее, но Викзарн оставил на них деньги...
  Когда наряды были куплены, миссис Ккун начала водить гостей на балы, где столичная роскошь окончательно смутила девушку. Танцевала она, правда, хорошо, но была еще больше, чем обычно зажата и неразговорчива, так что успеха не имела, чему в душе несказанно радовалась. Хотя, как оказалось, напрасно, ибо, опытная в подобных делах миссис Ккун не забывала указывать на невесту тем, кто, по ее мнению, мог польститься на подобную партию...
  
  Трудно сказать, многих ли заинтересовала миссис Ккун, но незадолго до отъезда мисс Диггия объявила воспитаннице, что жених ей найден.
  -- Ты должна его помнить, - последние вечера он часто был рядом с нами. Это мистер Ринс.
  Килания почувствовала, что пол уходит у нее из под ног, когда заплывшее жиром лицо пятидесятилетнего мистера Ринса встало у нее перед глазами.
  -- Нет, нет! - плача взмолилась она, но мисс Диггия холодно и изумленно пожала плечами:
  -- Это очень хорошая партия, девочка. Гораздо лучше, чем мы смели надеяться. Мистер Ринс человек очень богатый, и он хороший знакомый подруги миссис Ккун, которая знает его как человека порядочного и серьезного. Конечно, он никогда не позволит тебе командовать в доме, но и обижать тебя не будет...Разве ты меня не слышала?.. Прекрати истерику, умойся и ложись спать. Завтра я за тебя, как несовершеннолетнюю, подпишу договор. Свадьба будет в начале лета... Да что это такое? Немедленно прекрати! Ты должна хорошо выглядеть на подписании.
  И, возмущенная до глубины души неблагодарностью девушки, мисс Диггия вышла из комнаты.
  
  Килания проплакала всю ночь. Время от времени она пыталась поговорить с Асланом, но, как было когда-то в детстве, она не вслушивалась в ответ.
  На следующий день, увидев, что девушка не образумилась, мисс Диггия отправилась подписывать договор одна, объяснив отсутствие воспитанницы легким недомоганием.. Вернувшись и принеся Килании подарки от жениха, мисс Диггия стала собираться в дорогу.
  
  ...Устав от плача, Килания хмуро смотрела в окно повозки. Мимо неторопливо проплывали фермы, но девушка не видела их. Она не могла понять, почему Аслан так поступает с ней и боялась думать об этом, ибо страшно и невозможно было облечь в слова, поднимавшееся со дна души мрачное чувство - предали!
  Всю дорогу Килания боролось с собой, призывая на помощь память и разум и стараясь усмирить ставшее вдруг злым и обиженным сердце.
  "Я же знаю и помню, что Аслан любит меня и желает мне добра, только добра. И Он знает что для меня действительно хорошо..." - шептала девушка, но сердце отказывалось верить. "Аслан, помоги мне!" - молилась она, а сердце твердило, что Он не слышит и не хочет слышать...
  
  Прошло дня три, прежде чем Килания смогла одержать победу в этой битве, которую позже она называла самой страшной. Обессиленная борьбой, девушка вновь обратилась к Аслану:
  -- Прости, что я усомнилась в Тебе, в Твоей дружбе. Я сделаю все, как Ты скажешь, только не оставляй меня...
  Теперь, когда Килания могла слушать не только себя, она ощутила присутствие Льва так ясно, как никогда до этого. Комнату залил золотой свет, и девушка почувствовала теплое дыхание огромного зверя. В душу ее вошел радостный покой и она услышала голос:
  -- Я рад, что ты победила, Килания. Теперь ты готова вернуться на Озеро.
  -- На Озеро... - у девушки захватило дух...
  -- Да, дитя. Ты ведь многому научилась за эти годы. Гораздо большему, чем сама думаешь. Теперь ты готова встретить то, что ждет тебя в Лесу. Правда, ты уйдешь не сейчас. Я хочу, что бы ты закончила школу, да и дорога к лету будет легче. Перед выпускным вечером все будут заняты подготовкой к празднику и ты без труда покинешь город... В этом месяце у вас будет задание сшить дорожный костюм, а перед самым уходом ты побываешь у мисс Диггии. Забери там этот костюм и украшения, которые подарил дядя - в дороге тебе понадобятся деньги.
  Килания смутилась подумав, что, наверное, не очень правильно, сбегая, брать дядины подарки, но Аслан заговорил вновь:
  -- Это хорошо, что ты об этом думаешь. Подарки мистера Ринса тебе действительно не стоит брать - он ведь дарил их своей невесте. Но дядя заботился именно о тебе и не только с целью найти жениха, так что эти вещи твои по праву...
  Через несколько минут Аслан отошел от Килании, и золотое сияние погасло. Никакой усталости не было и в помине, а огромная радость от Встречи и от разрешения вернуться, негасимым огнем горела в сердце девушки все четыре долгих и нудных месяца...
  
  Наконец учебный год подошел к концу.
  Килании и правда без труда удалось побывать у мисс Диггии и забрать в интернат украшения и дорожный костюм, который, разумеется никому не нравился. А еще через день под вечер, Килания тихо выскользнула из школы. За время каникул девушка хорошо изучила город, сопровождая мисс Диггию или ее служанку, а потому легко нашла дом, где эта самая служанка как-то раз продала свои серьги. Помогло Килании и то, что она присутствовала при покупке украшений для нее - она смогла настоять, чтобы ей дали за драгоценности не одни копейки. После этого девушка купила продукты в дорогу и зайдя на конюшню, попросила в сей же час на самых быстрых лошадях отвезти ее в соседний город - дальше Килания думала идти пешком, ибо повозку, конечно, найти будет легче, чем одинокого путника, но вначале ей хотелось поскорее оказаться подальше от окрестностей города, где ее могли узнать слишком многие...
  Все получилось даже лучше, чем Килания рассчитывала - возничий, довольно молодой худощавый парень, догадался о намерениях девушки, рассказал как сам бежал с невестой из родной деревни и предложил повезти ее по другой дороге, с тем чтобы погоня, если таковая будет, не смогла бы отыскать ее. Конечно, Килания согласилась с радостью. Возничий предлагал подвезти ее к гостинице, но Килания, давно решившая остерегаться больших дорог, городов и постоялых дворов, предпочла сойти не доезжая до города и, распрощавшись с нежданным другом, растворилась в сгущающейся тьме...
  
  Три дня шла девушка к Лесу по незаметным проселочным дорогам, ночуя в придорожных кустах. Дорога для выпускницы городского интерната оказалась нелегкой, но Килания была счастлива...
  Наконец равнины остались позади - начался родной Лес. Здесь можно было не бояться погони, но зато все возрастало волнение от предстоящей встречи с гномами. Килания понимала, что они относятся к людям, мягко говоря, с прохладцей. Как дядя Викзарн, с некоторым презрением относившийся к тельмаринцам (хотя он и не был чистокровным нарнийцем), не желал делить древнюю Нарнию с говорящими зверями, гномами и "прочей нелюдью", так Анукхас и Вамблин с удовольствием бы выселили из Нарнии всех людей до единого. Впрочем, гномов Килания понимала больше, чем дядю: в конце концов не говорящие звери и не гномы вырезали его предков...
  Сейчас Килания полностью отдавала себе отчет в том, как повезло ее родителям: гномы прекрасные бойцы и просто чудо, что они не застрелили Левиана и Оззл, когда те нарушили их уединение. Покинуть прекрасное озеро было нелегко, и гномам постоянно приходилось таиться. Когда же рядом с пещерой начал сновать любопытный ребенок, положение стало просто невозможным. Тогда, видимо, гномы и приняли решение показаться ей. За прошедшее время они достаточно изучили своих соседей и понимали, что их не будут выслеживать, когда убедятся в нежелании гномов знакомиться. С тех пор братья могли не таясь играть на флейтах, петь и заниматься кузнечным делом - ведь до той поры, когда Килания рассказала родителям о гномах, Левиан и Оззл не слышали их. Пару раз только Оззл померещилась тихая музыка и все. А в последние годы супруги часами сидели на крыльце, слушая пение чудесных соседей...
  Как относились гномы к самой Килании? Была ли она просто досадной помехой или братья все-таки хоть немного привязались к своей подопечной? Этот вопрос мучил девушку все школьные годы, а теперь мысли об этом стали просто невыносимы. Узнают ли ее гномы? Вспомнят ли? Сможет ли она их увидеть? О том, что гномов на Озере может и вообще не быть, Килания старалась не думать. Чаще она представляла, что гномы застрелят ее и, честно говоря, считала это не самым плохим исходом. Ведь в то, что гномы ей обрадуются, Килания почти не верила.
  Не меньше тревожили ее теперь и слова Аслана - к чему она должна была быть готовой?
  
  Но когда прекрасное Озеро Слёз оказалось перед ней, девушка поняла, что сбылось самое страшное: пещера гномов была пуста и, судя по всему, давно.
  Дома Левиана и Оззл тоже не было. "Наверное, гномы помогли ему исчезнуть", - подумала Килания.
  Оставалась еще надежда, что братья ушли куда-нибудь в поход и рано или поздно вернутся домой. Но сидеть и ждать здесь было слишком тяжело, и Килания пошла дальше, сама толком не зная куда, смутно подумав, что еще вернется, когда боль немного притупится, а мысли улягутся...
  
  Килания неспешно шла по лесной тропинке, почти не отгоняя озверевших комаров, и молилась Аслану. Она не просила о встрече с гномами, просто молилась.
  ...Когда-то давно, в первых классах школы, у Килании была подруга. Но вскоре родители Алиан переехали в другой город, и девочки расстались. Конечно, они обещали друг другу, что все равно будут дружить и обязательно писать письма, но Килания получила от подруги только два письма. Больше Алиан отвечать не стала.
  Прошло несколько лет, и однажды на каникулах Килания вместе со своей воспитательницей была проездом в том городе, где жила Алиан. На девочку нахлынули воспоминания, и она взмолилась: "Аслан! Ну почему мы не можем случайно встретиться сейчас?! Ну что Тебе стоит сотворить чудо?!"
  Не успела еще Килания прошептать эти слова, как увидела идущую навстречу Алиан. Девочка совсем не изменилась: такая же хрупкая, маленькая, с длиннющей белой косой. Киланию она тоже узнала. Поздоровалась, вежливо задала пару вопросов, и, извинившись, распрощалась.
  Килания, идя вслед за мисс Диггией, думала, глотая слезы, что чудо-то Аслан может совершить всегда, но не будет же Он заставлять Алиан любить ее! Мысли Алиан Аслан знал и не хотел расстраивать Киланию встречей с ней. Так что незачем ей было так настаивать на своем. Попросить она могла, но именно попросить, предоставляя Аслану Самому решить, что будет лучше. Ведь не будь этой встречи, у нее сейчас было бы гораздо лучше на душе...
  Но теперь Аслан разрешил ей вернуться. Он Сам хотел, чтобы она сегодня была здесь. И Килания верила, что она еще встретит гномов, но там и тогда, когда это будет нужно и для нее и для братьев, а может быть, и для многих других. Ведь лучше быть принятой ими позже, чем отвергнутой - сейчас. Может быть, встреча произойдет только после смерти, в стране Аслана. Что ж, она будет ждать. Ведь ждала же принцесса Лилиан, о которой ей столько рассказывала мама... Может быть, Аслан и хотел, чтобы теперь она стала Отшельницей с Озера Слёз... А может быть, гномы выйдут ей навстречу за следующим поворотом тропы...
  
  Часть II. Полукровки.
  
  За много лет до рождения Килании, а если быть точнее, то в 2099 году, в дремучих лесах на границе Орландии и Нарнии случилась довольно странная история. Она началась в день Летнего Праздника, в который Старая Нарния собиралась на Танцевальной Поляне поплясать с фавнами и послушать легенды о Прошлых Днях, когда страна была свободна, когда живы были дриады и наяды, когда на Летний Праздник приезжал веселый толстяк Силен с сыном и дочерьми, превращавшие воду в вино, когда Нарнией правили добрые Короли и Сам Аслан... Любили нарнийцы послушать и о временах власти Белой Колдуньи - существа гораздо более страшного, чем люди, ничего не знающего ни о жалости, ни о чести. На целых сто лет покрыла тогда Колдунья землю глубокими снегами, заморозила реки и сердца, а непокорных превратила в каменные статуи. Но на помощь Нарнии пришли легендарные Царственные Дети и с помощью Аслана победили Колдунью, вернув миру лето и свободу...
  И вот в этот Праздник немолодой уже фавн мистер Вольтинус увидел среди зрителей совсем юную, ослепительно рыжую гномийку. Толстенькое, косматое создание с горящими от восторга глазами, показалось Вольтинусу настолько очаровательным, что он вышел из круга и подошел к гномам. Гномийка, которую звали Рэн, давно уже считала фавнов самыми прекрасными существами, а почтительный тон и изысканная речь Вольтинуса привели ее в такой восторг, что она даже согласилась принять участие в танце фавнов, к большому удовольствию зрителей, которым в эти печальные и тревожные годы не так уж часто выпадала возможность от души посмеяться. Однако фавны, хотя они как раз одни из самых больших любителей шуток, слишком хорошо владели искусством танца, чтобы тут же, не сговариваясь, не перестроиться так, что Вольтинус с Рэн оказались в центре сплетаемого ими причудливого узора. Вольтинус же, легко кружась вокруг раскрасневшийся гномийки, руководил и ее танцем, получившимся красивым и несложным.
  Но гномы, в отличии от фавнов, физически не могут кружиться всю ночь напролет, а потому Вольтинус с Рэн вскоре вернулись к зрителям, а потом отошли и от них, и, побродив по лесу, сели рядом среди корней высокого вяза. Гномийка недоумевала и радовалась тому, что совершенно взрослый фавн пренебрег танцами ради разговора с ней, и любовалась его сказочно прекрасным лицом. Вглядывался и Вольтинус в свою маленькую спутницу, чувствуя, как все больше пленяется ее румяными щеками, широко раскрытыми серыми глазами, курносым носом, развивающимися, точно рыжие языки пламени, волосами и веселым смехом. Зеленая с желтым одежда Рэн, как и других гномиек, почти не отличалась от мужской - колпак с помпоном, кафтан, плащ, штаны и сапоги с загнутыми носами. Только колпак был немного больше, сапоги выше, пояс уже, кафтан длиннее, а колечки, браслет и ожерелье изящней, чем у тех гномов, кто не пренебрегал подобными безделушками. Все это необычайно шло Рэн, и Вольтинус, одинокий, как и большинство фавнов, неожиданно ясно понял, что никогда больше не будет по-настоящему счастлив ни в лесу, ни в своей светлой просторной пещере, если это смешное, так непохожее на него создание, не войдет в его жизнь, не наведет основательного беспорядка в пещере, не изменит беспечный полет его танца, центром которого будет, как сегодня, эта юная дочь земли...
  -- Сколько тебе лет, Рэн? - задумчивый взгляд темно-карих глаз фавна изменился, как у зверька, уловившего далекий, одному ему только ведомый звук.
  -- Шестнадцать, мистер Вольтинус.
  -- Ты очень юна, Рэн. За тобой, наверное, и из гномов никто еще не ухаживал?
  Гномийка еще шире распахнула глаза и растерянно качнула головой. Во взгляде ее промелькнуло что-то почти молящее...
  -- А я фавн, и фавн немолодой. Тебе нравится как я танцую, как рассуждаю о вещах, неизвестных гномам. Так молодых фавнов иной раз поражает увлеченная речь гнома о кузнечном деле или размышление кентавра о судьбах мира... Кажется: именно у них и есть настоящая жизнь... А если я сейчас скажу, что за всю свою жизнь не встречал более удивительного, более прекрасного создания, чем ты, и я не раздумывая брошусь хоть в драконий огонь за твой единственный взгляд... - а, видит Аслан, так оно и есть! - то, может случиться, тебе покажется, будто ты и сама полна тем же чувством, что внушаешь мне. Но я никогда не простил бы себе, если б узнал со временем, что своими речами привел тебя к ошибке... Сейчас я уйду, и вновь мы увидимся с тобой только через год. Все это время я буду молить Аслана, чтобы Он не дал мне принести тебе несчастья. Накануне следующего Летнего Праздника я встречусь с кентаврами и, если получу их благословение, на Танцевальной Поляне буду просить твоей руки, Рэн. Если мои слова тебе небезразличны, - поднявшись, скороговоркой прибавил Вольтинус, - помолись и ты...
  -- Подожди, - испуганно прошептала Рэн. Она протянула руку, словно желая задержать фавна, но, смутившись, вновь опустила ее, - я же не умею молиться...
  Вольтинус почувствовал, как замерло в груди сердце, но его тихий, напевный, чуть печальный голос почти не изменился, когда он ответил:
  -- Тебе и не нужно молиться, Рэн, если... Если ты не предполагаешь, что могла бы принять мое предложение.
  -- Если бы вы, - очень серьезно ответила гномийка, - сделали бы его уже сегодня, то я бы и приняла его уже сегодня. Если же вы считаете, что нужно ждать, значит я буду ждать год или... В общем, сколько будет нужно. В нашей семье Аслана считают детской сказкой - ну, вроде дриад или Рождественского деда... Но раз вы верите в него, то буду верить и я. И молиться буду. Только я не знаю как.
  Вольтинус прислонился к дереву, мысли его спутались, сердце отчаянно колотилось о ребра. Он вымученно улыбнулся:
  -- Я должен был сообразить, что гномы все решают очень быстро. Теперь моя затея с испытательным сроком уже не кажется мне столь разумной, как прежде... Но я знаю, что она была правильной... Спасибо за твои слова, Рэн. Они словно звезды будут освещать мою жизнь, хотя... Мне будет сложнее не видеть тебя весь этот год, зная, что и ты ждешь нашей встречи... Сейчас я, наверное, совсем не похож на взрослого мудрого фавна, каким мог показаться тебе в начале нашего разговора... Ты еще не разочаровалась во мне?
  Рэн изумленно подняла брови:
  -- Почему вы так спрашиваете, мистер Вольтинус? Если я говорю, что согласна стать вашей женой, как только вы решите, что я уже достаточно взрослая, то значит я говорю не о том чувстве, которое может угаснуть, как искра.
  -- У нас говорят, что гномы взрослыми рождаются, и, кажется, я сейчас понял, что под этим имелось ввиду... Может быть, ты и вправду уже сейчас ясно видишь, что в твоем сердце родилась настоящая любовь, а не мираж, не призрак, но... Даже в этом случае все не так просто: я никогда не слышал о межплеменных браках, Рэн, и не знаю, как относится к ним Аслан, - Вольтинус осекся, пытаясь сообразить, как можно объяснить гномийке, что несогласие Аслана совсем не то же самое, что несогласие родных, с которым им еще наверняка предстоит столкнуться, - в конце концов Он сотворил мир и наши племена, а потому Он единственный имеет право на подобные запреты...
  Вольтинус замолчал, чувствуя, что говорит не о том. Ведь дело здесь в общем-то даже не в праве...
  Но для Рэн это не имело большого значения: раз мистер Вольтинус считает, что мнение Аслана можно узнать, и что оно настолько важно - значит все так и есть.
  -- Мы же можем просить Его сделать для нас исключение, а через год вы узнаете, согласился Он или нет, - по-своему закончила она мысль фавна, - но как мне надо просить?
  -- Постарайся поверить, что Он находится рядом, а ты Его просто не видишь, как во время ночных разговоров у потухшего костра. И говори с Ним, как говорила бы с родителями, которые могут и не выполнить твою просьбу, но не из каприза, а по каким-то, пока непонятным тебе причинам. И в любом случае они тебя поймут, пожалеют и помогут...
  -- Я постараюсь, - просто сказала гномийка.
  
  Вольтинус и Рэн действительно не виделись целый год. Фавн, сказываясь больным, вообще довольно редко выходил из пещеры, читая, думая, молясь и играя на флейте. За этот год он сочинил несколько прекрасных мелодий, которые исполняют в Нарнии по сей день. Рэн же с головой ушла в работу. Днем она суетилась по хозяйству, помогая своей толстой веселой мамочке, а вечерами довольно рано уходила в спальню - крохотную комнату в их подземном жилище, и, по ее собственному выражению, "начинала готовиться к новой жизни". Рэн сшила себе свадебное платье, сшила плащ, сплела несколько поясов, связала шарфы и безрукавки Вольтинусу и принялась мастерить всякие нужные в хозяйстве вещички. "Даже если свадьбы не будет, - размышляла Рэн, - многое я смогу подарить мистеру Вольтинусу. Зато, если он позовет меня, я буду совершенно готова". Притомившись, Рэн гасила свет и какое-то время занималась тем, что вначале называла игрой: она представляла, будто в комнате есть скрытое темнотой окошко, а к нему бесшумно подходит огромный лев.
  -- Здравствуй, - говорила Ему Рэн, а потом, помолчав, рассказывала о своей любви к мудрому и прекрасному фавну, или обещала, что будет хорошей женой, хорошей нарнийкой и в него, Аслана, будет верить, а то начинала доказывать льву, что он должен разрешить мистеру Вольтинусу жениться на ней...
  Эта "игра" продолжалась больше полугода, но однажды ночью, когда Рэн уже собралась погасить светильник и поговорить с Асланом, она неожиданно ощутила, что Он действительно находится рядом, причем не за выдуманным окном, а здесь, в комнате.
  Рэн, как любой гном, меньше всего была склонна к мечтам. Она привыкла жить в видимом, осязаемом мире, однако сейчас предельно ясно чувствовала присутствие Того, Кто и оставаясь невидимым, был более настоящим, нежели выложенная камнем землянка и освещавший ее медный, сделанный в виде дракона, светильник. И Рэн признала реальность Встречи со свойственной гномам быстротой и решительностью, не колеблясь ни в тот миг, ни позже, как не колебалась, увидев в своем сердце любовь к Вольтинусу...
  
  Фавн свою тайну доверил только лучшему другу - Думнусу. Тот вначале принял признание приятеля за остроумный розыгрыш, и Вольтинусу с трудом удалось убедить смешливого и непоседливого, как солнечный зайчик фавна в том, что его слова не шутка, и, главное, не та шутка, которую стоит сейчас же разболтать соседям. Но и поверив Вольтинусу, Думнус продолжал считать все это чрезвычайно забавным и с тех пор нередко забегал к Вольтинусу рассказать придуманный им новый танец с участием гномийки или предложить Вольтинусу немедленно отрастить солидную бороду, чтобы порадовать тещу, или поинтересоваться, а не устроил ли Вольтинус у себя потайную кузницу, где теперь и проводит время...
  Иногда шутки приятеля сердили Вольтинуса, но в общем его присутствие даже успокаивало, потому что складывалось впечатление, что свадьба с Рэн - вопрос решенный...
  
  Хотя Думнус и обещал Вольтинусу никому не говорить о гномийке, он не удержался и шепнул о ней паре приятелей. Те - еще кому-то, и довольно скоро все фавны с веселым смехом шептались о "страшно секретной шутке, которую выкинул этот старый Вольтинус". Правда, дальше тайна все-таки не ушла: во-первых, единственными во всей Нарнии знать о такой нелепице фавнам казалось смешнее, а во-вторых, смех смехом, но они вовсе не хотели обидеть своего родича. Кроме того, чем больше времени проходило, тем сильнее фавны начинали ощущать себя в роли своеобразных покровителей двух влюбленных, и в их шуточных песнях о Вольтинусе все чаще звучала нежность...
  Так что болтовня Думнуса даже принесла некоторую пользу.
  
  Гномийка же не делилась своим секретом ни с кем кроме Аслана. Месяца через три после Летнего Праздника, когда ее танец среди фавнов подзабылся, Рэн осторожно стала разузнавать отношение своих родных к межродовым бракам. Чтобы не вызвать подозрений, она спрашивала, были ли вообще подобные случаи в истории Нарнии. Потемнев лицом, гномы отвечали, что сразу после войны ходили слухи о гномах-предателях, обрезавших бороды и смешавшихся с тельмаринцами.
  -- Нет, ну а до войны? Разве, например, кентавры никогда не влюблялись в женщин или великанш, или гномы в фавниек?
  -- Странный вопрос! - возмущенно отвечали ей, - сама подумай: ну как можно влюбиться в существо иной породы?!
  Таким образом Рэн довольно скоро убедилась, что гномы их с Вольтинусом не поддержат и не поймут. Ей оставалось только радоваться, что у нее не было близкой родни среди черных гномов, которых сама мысль о подобных браках приводила в ярость.
  Впрочем, настроение гномов хотя и печалило, но не очень беспокоило Рэн даже на первых порах, а уж после встречи с Асланом гномийка прониклась уверенностью, что никто не сможет помешать ее браку, если Великий Лев одобрит его. Другое дело, что угадать Его отношение к свадьбе Рэн не могла. Она видела, что Аслан рад их любви и Он не оставит ни ее ни Вольтинуса, как бы ни сложилась их жизнь. Но, если раньше Рэн в глубине души не могла поверить тому, что они с Вольтинусом не смогут быть вместе, то теперь она ясно представляла себе возможность и такого пути. Он был бы тяжел и суров, исполнен не очень понятного пока, но величественного смысла, и похож на этот год ожидания. Только вместо, возможно краткой, встречи на Танцевальной Поляне, впереди была бы встреча у лап Аслана...
  
  Между тем время шло. Миновал Зимний Праздник, после которого неуемный Думнус сообщил "простуженному" Вольтинусу:
  -- А твоя прекрасная гномийка тоже приболела, и просила, если кто вспомнит ее танец с фавнами, передать, что с радостью повторит его летом. Вообще, сильно я подозреваю: твоя невеста подвернула свою маленькую ножку, готовясь к Зимнему Танцу.
  Вольтинус, скрывая улыбку, только рукой махнул на шутку приятеля: за эти шесть долгих месяцев его все чаще и сильнее охватывало чувство, с каждым разом все более походившее на беспросветное отчаяние и убивавшее веру в то, что Рэн действительно могла полюбить его. Слова Думнуса вернули Вольтинусу надежду и зима прошла для него гораздо легче, чем осень. Когда же весна пробудила лес к новой жизни, фавн почти поверил, что Аслан дарует ему счастье быть с Рэн. Однако когда наконец приблизился им же самим установленный срок похода к кентаврам, надежда в его сердце стала таять, как снег в глубоком ущелье, таившийся до прихода лета. И потому, покинув однажды до рассвета свою пещеру, Вольтинус шел с твердой уверенностью в сердце, что львиные пророки запретят ему и думать о сероглазой гномийке...
  
  Солнце поднялось уже высоко, когда фавн достиг большой лесистой долины и протекавшей по ней быстрой и глубокой реки Кентавров. Задумчиво погладив рукой готовые раскрыться бутоны шиповника, Вольтинус достал из плетеного берестяного футляра маленькую флейту - можно было бы, конечно, просто покричать, но какой же фавн будет орать на весь лес, если есть возможность этого не делать? Вначале флейта задорно пропела старинный сигнал сбора, а потом по долине заструилась надрывно-прекрасная мелодия новой песни Вольтинуса.
  Вскоре до фавна донесся приближающийся стук тяжелых копыт, и наконец три благороднейших жителя Нарнии остановились перед маленьким флейтистом. Вольтинус тут же узнал Солнцемудра - рыжебородого великана-кентавра и двух его сыновей, старший из которых уже почти сравнялся статью с отцом, а младший был совсем ребенком, и его загорелое, усеянное веснушками лицо, еще не приобрело сурового выражения, свойственного взрослым кентаврам. Впрочем, мальчик, которому было лет девять, вполне мог померяться силой с крепким мужчиной, а взрослый фавн едва достигал его холки.
  -- Приветствуем фавна Вольтинуса - лучшего флейтиста в этих лесах! - прогрохотал звучный голос Солнцемудра, - что привело тебя к нам сегодня?
  И Вольтинус сбивчиво и путано начал рассказывать кентаврам о Рэн, о своей любви к ней и о желании узнать волю Аслана.
  Заметив, как Солнцемудр наводящими вопросами придает некоторую ясность его речам, Вольтинус неожиданно понял, что, по крайней мере, кентавр-отец прекрасно знает зачем он пришел к ним. Это открытие успокоило фавна. Не то чтобы он начал надеяться, будто спокойствие и доброжелательность Солнцемудра - залог успеха, нет, просто Вольтинус в этот миг ясно ощутил волю Аслана и Его внимание к происходящему, как, не глядя, ощущают солнечный свет и тепло; и, исполняя свое давнее желание, полностью доверился этой мудрой и любящей воле...
  -- Итак, ты ничего не слышал о подобных браках и это тревожит тебя? - спросил Солнцемудр, в отличие от фавна заметивший, что история уже доведена до конца. - А что можем сказать мы? - повернулся кентавр к сыну.
  Мальчик вскинул голову и, чуть покраснев от волнения, ответил:
  -- В Древние Дни не были редкостью межплеменные браки. С сынами иных народов сочетались дети Первых Королей - ведь кроме них не было людей в Нарнии. Но были браки и между другими народами. Так возник род кваклей и род единорогов. Так произошли многие из слуг Колдуньи. Из более поздних времен известен брак орландского короля Рама Великого и браки гномов с тельмаринцами. Есть предсказание, что когда в Нарнии снова будет Король, он...
  -- Хорошо. Довольно, - усмехнулся Солнцемудр, - правда, ты забыл упомянуть Силена с детьми... Как видишь, - повернулся кентавр к Вольтинусу, - история Нарнии стоит на подобных браках. Есть благословение Аслана и на вас с Рэн, несмотря на то, что все гномы будут против вашего брака. Лучше других вас поймут звери, ибо они помнят Старую Нарнию... Не забывай об этом - твои дети будут нуждаться в понимании гораздо больше, чем вы с Рэн. Хотя и вам я не предсказываю одно счастье - сейчас времена тяжелые. Но причина страданий не там, где мы ее ищем - не снаружи, а внутри нас... Мы забыли старые дни... Еще как-то держится внешнее - праздники, обряды... Но кто сегодня видит, что за ними таится целый мир, которым жили наши отцы? Из которого наша крошечная Нарния черпала силы, чтобы сохранять свободу и счастье, живя посреди бесчисленных врагов!.. Мы стоим возле самой Двери в этот мир, и так мало кто, кроме зверей, в нее теперь входит!.. А Рэн вошла. Не забывай об этом, Вольтинус. И не забывай, что страдания таких невинных существ, как она, рождаются нами, ибо они несут то, что должны были бы нести мы... - Солнцемудр погладил курчавую бороду. - До встречи на Летнем Празднике, флейтист, - подняв на прощание смуглую руку, так что она вознеслась высоко над всеми, закончил он, и через мгновение все три кентавра с места взяли в галоп. Все еще не верящий в свое счастье и смущенный непонятными словами пророка, Вольтинус растерянно смотрел, как вылетают куски дерна из под могучих копыт. Мальчик, обернувшись на скаку, помахал фавну рукой, и все трое скрылись в дубраве. Только долина все еще дрожала и гудела от бега трех кентавров...
  
  И вот, наконец наступил Великий Летний Праздник. Вновь нарнийцы собрались на Танцевальной Поляне и, кто затаив дыхание, а кто и спрятав усмешку в густой бороде (мол, ври, да не завирайся), но все с одинаковым удовольствием слушали рассказы кентавров и прекрасные баллады фавнов. Лишь двоих в этот день не занимали ни истории, ни песни, ни пир. Взявшись за руки, Рэн и Вольтинус сидели в стороне ото всех под старым вязом. Они то принимались делиться пережитым за этот долгий год, то замолкали, вслушиваясь в быстрый легкий перестук собственных сердец...
  Здесь их и нашел Думнус:
  -- Вольтинус, я убежден, что сейчас самый подходящий момент, чтобы объявить о вашем решении Нарнии: все наелись и наслушались, вот-вот начнется Танец и снова станет не до вас.
  -- Рэн, - поднявшись на ноги заговорил Вольтинус, - это мой друг Думнус... Он... он все знает и... возможно, он прав...
  -- Конечно же прав! - Думнус протянул руку смутившейся гномийке, свободной рукой схватил Вольтинуса и потащил их к центру Поляны, - вот сейчас Ментиус замолчит и надо объявлять. Нечего откладывать. В Праздничную Неделю, думаю, даже гномы побоятся скандалить, и уже завтра можно будет сыграть вашу свадьбу... Ты вообще представляешь, что нужно говорить? - Думнус с сомнением оглядел друга.
  -- Довольно смутно...
  -- Так я и думал. Но ничего - я сам все скажу!
  -- Но..
  -- Никаких "но"! Смотри, Ментиус уже уходит... Вперед!
  Фавны, за чьими спинами стояли друзья, легко разбежались в стороны, и Думнус, вытащив Вольтинуса и Рэн в середину Поляны, весело и звонко заговорил о безумстве любви и о том, что это безумство тем не менее движет миром и благословляется Асланом, и что в эти годы скорби и потерь оно все еще остается достоянием Нарнии...
  -- И сегодня я хочу вам объявить о самой безумной любви, которую я когда-либо видел. Вот перед вами Рэн и Вольтинус. Год назад на этой Поляне они встретились и полюбили друг друга, а сейчас приглашают нас на свою свадьбу!
  Ждавшие этой минуты фавны заиграли на свирелях и закружились в танце вокруг влюбленных, бросая в воздух заранее собранные цветы.
  Медведи, барсуки, орлы, лисы и другие говорящие звери и птицы Нарнии огласив воздух приветственными криками, присоединились к Танцу. Даже кентавры начали подпевать, взявшись за руки и раскачиваясь в такт музыке. И только гномы, столпившись в стороне от танцующих, молчали и все больше хмурились. Взгляды черных гномов были враждебны.
  -- Может оно, конечно, и правду наговорил этот Думнус о кваклях и единорогах, но в рассказах о Древних Днях столько выдумок и утверждать что-либо наверняка...
  -- Да хоть бы и правда! Что нам до этого! Гномы - для гномов!
  -- У нас так мало женщин, и отдавать их фавнам!..
  -- Мало нам слухов о гномах-предателях! - раздавались тихие мрачные голоса...
  Но Думнус оказался прав: гномы и в самом деле не осмелились спорить в Праздник, только вот обиделись они из-за этого еще сильнее...
  После первого танца Рэн призналась Вольтинусу, что ее свадебное платье и многие другие вещи спрятаны недалеко от Танцевальной Поляны:
  -- Я знала, что мои родичи будут против нашего брака, - говорила она, мужественно пытаясь скрыть боль: злые взгляды родных разили как стрелы, - и решила, что если ты получишь благословение, то я отдам тебе все эти вещи, чтобы домашним не пришло в голову сжечь их...
  -- Но ведь это прекрасно! - воскликнула услышавшая ее слова фавнийка, - пойдем, оденешь платье, а мы с сестрами сплетем вам венцы - к чему ждать утра?!
  И через полчаса бледный, взволнованный Вольтинус и раскрасневшаяся Рэн в длинном платье цвета нежной весенней листвы, расшитом золотыми нитями и в изящных туфельках (наряд, который на гномийке только в день свадьбы и увидишь), с рассыпавшимися по плечам ярко-рыжими волосами подошли к кентаврам. Пророки в один голос призвали на молодых благословение Аслана, и Солнцемудр возложил на их головы сплетенные из цветов и трав пышные венки и протянул обручальные кольца. Фавны стали обносить присутствующих густым красным вином, но ни один из гномов не принял его.
  -- На трезвую голову, конечно, трудно смотреть на это сумасшествие, но мы, гномы, не хотим поддаваться охватившему Нарнию безумию. Все это происходит вопреки нашей воле, и мы не желаем иметь ничего общего с такой семьей, - ответил за всех рослый чернобородый гном в темно-зеленом колпаке.
  
  Рэн никогда не жаловалась на суровость гномов, хотя мысль о них навсегда омрачила ее счастье. Когда окончился Летний Праздник и Рэн поселилась у Вольтинуса, она время от времени пыталась сходить в гости к родной семье или передать им гостинцы с белками и барсуками, но все ее попытки помириться решительно пресекались.
  В остальном же для молодой семьи настало счастливое время. Рэн без устали хлопотала по хозяйству, собирая запасы, заполняя пещеру необходимыми мелочами, украшая ее плетеными салфетками, ковриками, вышивкой... На огороде, под ее неустанной заботой, все бурно росло и плодоносило. Цветы перед входом в пещеру превратились в пышный, благоухающий ковер. Среди них, неведомо откуда, появились даже никому не известные белые пухлые цветы, похожие на звезды, сияющие среди темной зелени...
  Молодую семью постоянно навещали бесчисленные гости, вознаграждавшие Вольтинуса за временное затворничество. Это были звонкоголосые смешливые фавны, всегда с удовольствием подшучивающие над Рэн и нетерпеливо ждущие ее ехидных ответов, и множество говорящих зверей, которые, как и предсказывали кентавры, очень полюбили фавна и гномийку.
  А уже через год Рэн родила своего первенца Анукхаса - очаровательного малыша, похожего на нее саму, но по-фавновски легкого и изящного, с точеными чертами лица Вольтинуса. И звери и фавны души не чаяли в веселом шумном мальчике. А родители с радостью и изумлением открыли в заботах о малыше, новую грань любви друг к другу. Дни, месяцы, годы незаметно пробегали перед молодой семьей за согретыми любовью домашними хлопотами, за смехом гостей, пением Вольтинуса, веселыми играми с растущим не по дням, а по часам Анукхасом, тихими вечерами и маленькими сюрпризами, которыми супруги почти каждый день старались радовать друг друга... И когда через пять лет Рэн родила второго сына - Вамблина, Вольтинус и думать забыл о суровом предостережении кентавров, тем более, что старший сын несказанно обрадовал их с Рэн искренней любовью к братцу - замечая в первенце излишнюю обидчивость, родители вначале опасались, что он может приревновать к малышу, а он напротив, часами просиживал возле деревянной резной колыбели, наблюдая за братцем, а возвращаясь с прогулок приносил ему разноцветные камушки, цветы, травы, ягоды и свои первые смешные поделки из палочек, желудей и орехов... Вскоре братья смогли вместе играть, и родители снова радовались, видя, как буйный и грубоватый в играх Анукхас, оберегает малыша от усталости и ушибов...
  Вамблин был очень похож на брата, но еще более хрупок, с темными, как у Вольтинуса, но прямыми, как у Рэн волосами и темными глазами фавна. Старшему брату он платил горячей любовью и, будучи от природы тих и даже робок, не раздумывая шел вместе с Анукхасом, куда бы ни гнало того любопытство и мечта о подвигах...
  Сыновья переняли от Вольтинуса горячую любовь к музыке, пению, танцам и древним сказаниям. Конечно, они уступали ровесникам-фавнам в быстроте и ловкости, конечно, они не так быстро усваивали новые мелодии, да и голоса их, особенно у Анукхаса, были грубее и ниже, но в этих маленьких, ни на кого не похожих существах, было столько очарования, что все фавны невольно любовались ими. Правда, непоседливые детишки иной раз посмеивались над неловкостью низкорослых приятелей, и в душе подрастающего Анукхаса день ото дня стала копиться обида. Все чаще и чаще игры с маленькими фавнами кончались тем, что взбешенный Анукхас набрасывался с кулаками на обидчиков, а те убегали со смехом и песнями. Напрасно фавны просили детей не высмеивать Вольтинусов, а, от всей души любивший приятелей Вамблин и огорченные родители уговаривали Анукхаса не обращать внимание на беззлобные шутки. Заигравшиеся фавны забывали о своих обещаниях, и вновь со смехом называли друзей "тощими гномами", "крошками-великанами" или "старческими голосками", а Анукхас, если еще мог иной раз снести, когда смеялись над ним, смех над братом стерпеть не мог...
  Фавны пытались звать к себе одного Вамблина (надеясь, что Анукхас уступит любимому братцу, если тот проявит твердость), но младший Вольтинус, хоть и печалился из-за размолвок с фавнами, не хотел расстраивать брата, против его желания встречаясь с "обидчиками".
  
  С годами братья все чаще играли со зверятами, а то и вовсе одни, потому как Анукхас, который рядом с ними все острее чувствовал свою слабость, становился из года в год обидчивей и горделивее.
  Вольтинус приходил в отчаяние от мысли, что дети отдалились от родичей. Печалилась и Рэн, с тревогой вглядываясь в старшего сына и ее молитвы с каждым днем становились все дольше и горячее. Впрочем, в доме давно привыкли к ее молитвам, а в первое время Вольтинус не уставал поражаться, зачем она молится словно бы по обязанности, а не только когда того душа просит.
  -- Неужели ты все время ощущаешь присутствие Аслана?
  -- Нет, - отвечала Рэн, - я слышу Его теперь гораздо реже, чем раньше... Наверное, так даже и правильно, хотя я не знаю, как эту правильность объяснить... Но ты ведь сам учил меня, что Он-то нас слышит всегда, а раз так, то, мне кажется, просто нехорошо, например, не поздороваться с Ним и не попросить помощи на день или не попрощаться, не поблагодарить, когда ложишься спать..
  Теперь же никто не спрашивал гномийку, почему она молится так подолгу. Да она, наверное, и не сумела бы объяснить, что тревожило ее в детях. В отличие от мужа, она не находила ничего ужасного в том, что братья предпочитали общество друг друга фавнам и зверятам. Но ей виделось, что происходит это из-за какой-то сильной неправильности в их характерах. И все чаще, оставаясь одна, Рэн проливала горючие слезы, и все чаще на вышиваемых ею узорах появлялась золотая фигура Льва. "Огради, сбереги моих мальчиков", - еле слышно шептала гномийка...
  
  Когда Вамблину пошел седьмой год, Рэн решилась пройтись по поселениям гномов, но там "сумасшедшую гномийку с двумя полукровками-бездельниками" встречали неласково. Только старый дед Аккл, соскучившийся по внучке и давно простивший ей брак с фавном, обрадовался мальчикам. Он долго расспрашивал их о жизни, любовался причудливыми танцами, слушал песни и игру на флейте, а потом, поглаживая, когда-то ослепительно рыжую, а теперь совершенно седую бороду, решительно сказал Рэн: "Перееду-ка я к вам, внучка. Поют и играют они у тебя - лучше некуда, а вот танцы, как ни хороши, но на фавновские не тянут. Попробую-ка я поучить их делу. Как-то мне не верится, что гномы смогут всю жизнь одними танцульками прожить. А станут хорошими кузнецами, да воинами, глядишь, и гномы за своих признают, даром, что мордашки у ребят фавновы"..
  И, к восторгу обоих мальчиков, старый Аккл поселился в пещере Вольтинуса, которому пришлось вспомнить старую шутку Думнуса о кузнице в доме, ибо сооружение ее было первое, чем занялся Аккл. А поскольку другие гномы в пещеру Рэн идти отказывались, он приспособил в качестве помощников зверей и фавнов во главе с Вольтинусом...
  Закончив со строительством, Аккл взялся за правнуков, вводя их в мир кузнечного и воинского искусства. Много раз он объяснял мальчикам - то, что они слабее гномов и не так быстры, как фавны, скорее их достоинство, чем недостаток:
  -- Фавны - прекрасные разведчики: они ходят бесшумней лисы, а исчезают быстрее зайца. Но бойцы из них плохие. Гномы-воины не уступят этим переросткам-людям, а как лучники намного их превосходят. Все нарнийцы выносливее людей, но с гномами вообще мало кто сравнится, ибо гном в долгий путь может взять с собой столько поклажи, сколько те же фавны и не поднимут. Но там где нужна быстрота и верткость - там гномы проигрывают. Да и крадущегося гнома даже люди иной раз могут заметить. А в наши времена скрытность это главное. На первый взгляд может показаться, будто лучшие бойцы Нарнии - звери, они и сильны и тихи и проворны. Но ни один зверь не оденет кольчугу и ни один не стреляет из лука, что часто их очень подводит. Из вас же воины лесов выйдут справные: ловкостью возьмете там, где не возьмете силой. А научитесь стрелять из лука - так вам и к врагу подкрадываться не понадобится. Ну, а когда и придется, думаю, вы сможете подползти не хуже зверя. Что, детки, более чем достаточно...
  Внимательно и серьезно слушали внуки поучения Аккла и с увлечением занялись военным искусством. Анукхас отдавался ему весь без остатка, радуясь нежданно найденному Пути. Вамблин относился к занятиям, как к занимательной игре. Главным для него было все же общение с братом и дедом.
  С неменьшим пылом братья взялись и за кузнечное дело. Анукхас видел в нем продолжение пути воина, а Вамблин нечто иное, скорее напоминающее музыку. Он часто пел стоя за горном, пытаясь красотой мелодии придать совершенство форме и узорам своих работ. Видавший виды мастер-гном только диву давался, видя каким полетом фантазии отличаются узоры внуков:
  -- Я видал работы старых мастеров, - говорил он Рэн, -- а уж они-то знали толк в узорах. И я тебе говорю - скоро вещи этих пострелят можно будет класть рядом со старинными. Да и сталь у них хорошая...
  У Рэн немного полегчало на душе с приходом деда, а вот Вольтинус грустил все сильнее, видя, как дети уходят с дороги фавнов. Правда, вечерами они, как и прежде, самозабвенно пели, играли на флейтах или читали книги из все еще - не смотря на пережитую войну - безбрежной библиотеки лесных танцоров, но занимались мало, а танцы и вовсе забросили: если Вамблин еще мог под настроение присоединиться к праздничной пляске, то Анукхас или уходил, или угрюмо стоял в стороне. Действительно ли он разлюбил танцы или только боялся показаться смешным и неловким, Вольтинус не знал, а принуждать сына считал себя не в праве...
  Зато занятия с дедом сильно повлияли на характер Анукхаса - он стал более сдержанным, менее вспыльчивым и гневливым. Но, к сожалению, отношения с фавнами от этого не исправились. А как-то раз, раздраженный их шутками Анукхас даже объявил бывшим приятелям войну и с помощью опечаленного, но полного решимости не оставлять его Вамблина стал расставлять силки и капканы, копать "волчьи ямы" и караулить в засаде с игрушечным луком. Но прежде чем "военные действия" достигли успехов, о них прознал старый Аккл и впервые в жизни выпорол внуков. Выпорол обоих, несмотря на просьбы Анукхаса не наказывать Вамблина, который участвовал в войне только ради него.
  -- Ничего, - ворчал дед, - и ему наука, и тебе урок: ты старший и должен за двоих думать - плоды-то вам завсегда на двоих делить придется. А воевать нарнийцам против нарнийцев не годится. Поссорились, подрались - это ваше мальчишечье право. Но охотничье или воинское искусство против своих применять это позор и вам и мне, как наставнику вашему!
  
  За это время окрепла дружба маленьких Вольтинусов со зверятами, и они частенько играли в войну и охоту, перенимая у друзей искусство следопытов и боевые приемы...
  Так прожили братья шесть лучших лет своей жизни, окруженные заботой родителей и деда. Время летело незаметно: вот уже Анукхас превратился в высокого, стройного юношу-гнома, а Вамблин в красивого, точно маленький фавн, подростка. И тут судьба повернулась к братьям темной стороной, словно желая показать, что все их проблемы с гномами и фавнами в сущности ничто. Сначала умер постаревший Вольтинус: не по-южному суровой зимой он сильно простудился и скончался, не проболев и месяца. Рэн мужественно скрывала слезы, пытаясь поддержать своих, словно окаменевших от горя, детей. Но силы овдовевшей гномийки таяли с каждым днем, и потому, по настоянию Аккла, семья вскоре переселилась в подземное жилище одной из его дочерей, где Вольтинусов впервые встретили приветливо, пожалев и Рэн и сироток, о чьем мастерстве гномы уже были довольно наслышаны.
  Но, несмотря на заботы тетушки и ее семьи, в конце лета Рэн умерла от печали...
  
  Уступая желанию деда, Анукхас и Вамблин остались жить у гномов. Но надежда взрослых, что Вольтинусы все-таки подружатся с родичами, надежда, из-за которой Рэн согласилась оставить пещеру мужа, не сбылась. Анукхас не желал забывать о том, что гномы отреклись от его матери, а обычно веселый и общительный Вамблин погрузился в себя. Он целыми днями играл на флейте, и почти ни с кем, кроме брата и деда, не разговаривал.
  Старый Аккл слабел, и внуки почти все время проводили рядом с ним, слушали его рассказы и поучения, а еще чаще сами пели ему о Прошлых Днях Нарнии и делились заветным желанием объявить войну Тельмару. Напрасно Аккл твердил, что сейчас не время для борьбы - об этом пророчествуют кентавры, это утверждает и житейская мудрость гномов: нарнийцев слишком мало и новая война сулит не победу, а гибель. "Наше спасение в скрытности - пусть люди верят, что нас не осталось, это дает надежду, что ваши правнуки сумеют собрать достаточно сил и освободить страну!".
  Братья почти не спорили с дедом. Но, унаследованная ими от фавнов тоска по прежней Нарнии, накладываясь на гномское стремление что-то делать, не давала молодым Вольтинусам покоя, и, оставшись вдвоем, они строили планы своей маленькой партизанской войны, с мальчишеской самоуверенностью полагая, будто их навыков хватит, и люди не смогут обнаружить врагов и догадаться, что Старая Нарния еще жива...
  
  Так, словно в каком-то темном сне, прошло около двух лет, на исходе которых Аккл умер. Его оплакивала вся Старая Нарния, ибо он был добр, по-гномьи мудр и никому не отказывал в помощи. Его уважали как прекрасного кузнеца, и кроме того нарнийцы помнили, что в молодости Аккл прославился в боях с Тельмаром.
  Хотя к смерти деда Вольтинусы как-то были подготовлены (в последние годы стало ясно, что жизнь Аккла клонится к закату), его уход словно отрезал их от остального мира. С фавнами и гномами они и не были никогда близки, а теперь братьев тяготило даже общество говорящих животных - ведь смерть Вольтинуса, Рэн и Аккла не была для зверей таким горем, как для них. Казалось за эти годы, проведенные у постелей умирающих, братья разучились дружить с живыми...
  
  На следующий после похорон день Вольтинусы ушли от гномов, но не вернулись в родительскую пещеру, а стали лесными скитальцами. Время от времени их старые друзья-звери пытались присоединиться к ним, но чувствуя себя нежеланными гостями, оставили братьев вдвоем, уважая их горе и надеясь на то, что взаимная любовь и лес излечат израненные сердца. Но, как оказалось, напрасно. Предоставленные сами себе Вольтинусы решились исполнить свою мечту и занялись партизанской войной с Тельмаром. Без устали бродя по лесу, они выслеживали то на одном, то на другом его конце неосторожных тельмаринцев, зашедших в лес или ночной порой отдалившихся от лагеря или деревни. Бесшумно подкравшись, братья стреляли во врагов так метко, что те падали, не успев поднять тревогу. Вольтинусы ловко уничтожали следы, и нарнийцы даже не догадывались об их занятии, а тельмаринцы не понимали причин происходящего... Старый Аккл на славу обучил внуков. Правда, нельзя сказать, что он радовался этому, наблюдая за ними из Страны Аслана...
  
  Однажды летом братья неспешно шли вдоль берега реки Кентавров к броду, рассчитывая перейти на другой берег и пробраться к тельмаринскому лагерю. Когда брод был совсем рядом, внимание гномов привлек громкий плеск воды - кажется, кто-то уже переправлялся через реку, и шуму от этого кого-то было немало... Бег Вольтинусов был так же легок, быстр и бесшумен, как бег лесных следопытов - лисиц. И когда братья, с луками наизготовку, достигли брода, семеро бородатых тельмаринских воинов все еще находились почти по пояс в воде. Переглянувшись, гномы выстрелили почти одновременно. Один из шедших сзади тельмаринцев упал, даже не вскрикнув, но другого от неминуемой смерти спасла их единственная лошадь - ей страшно не нравилась вся эта переправа, бурлящая вода и скользкие камни под копытами. В тот самый миг, когда Анукхас выстрелил, лошадь резко повернула в сторону и стрела вонзилась ей в круп. Пронзительно заржав, она встала на дыбы, а гномы уже стреляли вновь. Двое тельмаринцев упали в стремнину, а остальные, только теперь осознав, что попали в засаду, прикрываясь щитами, попытались отступить к поросшему густым кустарником берегу. Один из воинов споткнулся и тут же упал, настигнутый стрелой Анукхаса. Вамблин целился во всадника, но тот, заставив раненую лошадь повалиться в воду, избежал смертельного выстрела... Тут Анукхас увидел, что двое из упавших тельмаринцев живы и, снесенные течением, находятся уже возле самого берега. Рыжий гном выстрелил, но тельмаринец пригнувшись скрылся в воде, и стрела лишь скользнула по его кольчуге. Вторым выстрелом Анукхасу удалось сразить тельмаринца, но тем временем другой раненый успел скрыться в тени деревьев... Наугад выстрелив ему вслед Анукхас повернулся к оставшимся...
  Застрелив мешающее целиться животное, Вамблин вновь выстрелил во всадника, но длинный, пляшущий в бурлящей воде плащ, не дал понять куда попала стрела. Гном выстрелил вторично, всадник исчез в пенящихся волнах, но нырнул он или утонул Вамблин не знал... Следующий выстрел обоих гномов был предельно точен: один из оставшихся в живых врагов исчез пронзенный двумя стрелами. Но другой уже достиг берега. Гномы выстрелили наугад, а через мгновение - более точно, разглядев сквозь кусты, как на берег вылезает и всадник. Стрела вонзилась тельмаринцу в бок, но его, невидимый среди ветвей товарищ, рванул раненого к себе...
  Осознав, что они натворили, Вольтинусы с ужасом переглянулись - лагерь тельмаринцев был близко, и они могли не успеть догнать противников... Поняли ли тельмаринцы, кто напал на них? По крайней мере двое из них были ранены, а не отличить стрелы гномьей работы... Этих троих нужно остановить любой ценой! Не сговариваясь, братья кинулись к броду и, сбежав с пологого берега, вошли в воду. Гномы, высоко поднимая луки - на середине реки вода доходила им до плеч, шли настолько быстро, насколько позволяло сильное течение... Наконец стало мельче и легче идти, но тут братья сообразили, что они представляют собой слишком хорошую мишень - им даже свист стрелы не расслышать посреди бурлящего потока, и, если хоть один тельмаринец остался у реки... Берег был уже совсем близко, когда Анукхас не услышал, а скорее почувствовал опасность и резко пригнулся... Боли он не ощутил, только сильный толчок под ключицу... Схватив падающего брата, Вамблин поплыл по течению к берегу, при этом с цепенящим ужасом сознавая, что все кончено... Одна стрела упала в воду возле Вамблина, другая вонзилась ему в ногу... В глазах гнома помутилось, но он продолжал плыть и неожиданно для себя уткнулся в невидимый за застлавшим мир туманом берег. Словно издалека долетели до младшего гнома неясные крики тельмаринцев... Стоя в воде на одном колене и прижимая к себе бесчувственное тело брата, Вамблин с горечью подумал: "Еще и плен. Наверное, лучше бы выпустить Анукхаса... Почему они не идут? И почему... Аслане, почему я ничего не вижу?! Может, была еще стрела?.." Между тем плотный серый туман перед глазами гнома стал стремительно таять. Вскоре Вамблин мог разглядеть белое лицо брата, воды реки, глинистую почву и переплетение корней... Но странно: река с каждой секундой становилась видна все лучше, а лес на берегу перед ним был все также покрыт непроницаемой завесой... Вамблин встряхнул головой - нет, ничего не менялось... Или... Пожалуй, стена тумана все же отступает... Не тает, а именно отступает, отходит куда-то в глубь леса... Вамблин заставил себя вслушаться в крики тельмаринцев - нет, они не потешались над беспомощными гномами, они звали друг друга, и в голосах их угадывался страх...
  Темная фигура, пройдя сквозь туман, наконец появилась на берегу справа от гномов... Когда она стала видна яснее, Вамблин понял, что пришедший вовсе не так высок, как тельмаринцы... Пожалуй не выше их с Анукхасом... Впрочем, скорее, выше, только очень сгорблен... Можно даже сказать, скрючен... Тут отставшие клочья тумана рассеялись, и гном увидел длинные космы грязных седых волос, уродливое старческое лицо, кожаное засаленное платье... Ведьма!
  С не старческой ловкостью, старуха спустилась к воде и остановилась перед Вамблином.
  -- Слава Старой Нарнии! И смерть собачьим тельмаринцам! - скрипучий голос ведьмы нарушил царившую вокруг мертвую тишину. - Как счастлива старая несчастная женщина, что ее нехитрое уменье смогло принести пользу храбрейшим бойцам с врагами Нарнии! Позволит ли мне мой маленький сударь, немножко полечить его братца?..
  -- Прочь!
  Вамблин вздрогнул, услышав хриплый от боли голос Анукхаса.
  -- Прочь, не прикасайся ко мне, нежить!
  Темноволосый гном отвел глаза... Он и сам ни за какие самоцветы не позволил бы кому-то из слуг Колдуньи врачевать Анукхаса - кто в Нарнии не знает, что лечиться у ведьмы означает в лучшем случае вскорости заболеть гораздо хуже?! - но грубость к тому, кто только что спас им жизнь, покоробила Вамблина. Хотя, возможно, Анукхас был совершенно прав....
  -- Уходи, - не поднимая глаз, проговорил Вамблин, - уходи, мы сами справимся.
  -- Ох, простите великодушно, бедную старуху, судари мои Вольтинусы! Конечно они справятся сами, мои храбрые гномы! Глупая старая женщина, у которой одна надежда - дожить до смерти проклятущих тельмаринцев, только хотела сказать, как она благодарна защитникам Нарнии! Если бы вы разрешили ей помогать вам... Но, нет, нет, я не буду вам надоедать, я знаю, что сынам Льва запрещено говорить с детьми Госпожи Колдуньи. Я ухожу... А о собаках-тельмаринцах, посмевших ранить моих храбрых гномов забудьте - туман, который вызвала бедная старуха, заведет проклятых в самое сердце Черных Топей...
  Легко вспрыгнув на берег ведьма скрылась среди могучих стволов, уже свободных от ее колдовского тумана. Людских голосов тоже не было слышно...
  С трудом вытащив Анукхаса на берег, Вамблин осмотрел его рану. Спасибо Аслану, она была довольно высоко, но сквозная... Сейчас сама стрела задерживала кровотечение, а что будет, когда он ее вытащит?.. Вамблин вздрогнул: нет, об этом нельзя даже думать... Аслане милостивый, ну почему ранили не его, а брата?!.. Осторожно обломав конец стрелы, стянув с Анукхаса кольчугу и разрезав кожаную рубашку, Вамблин ухватился за торчащий из спины рыжего гнома наконечник и резко дернул. Вскрикнув от дикой боли, Анукхас вновь потерял сознание, а Вамблин, стараясь не смотреть на позеленевшее лицо брата, бережно закрыл рану травами и стянул повязкой из коры. Когда кровь перестала сочиться из-под повязки, Вамблин занялся своей раной...
  Чуть передохнув, темноглазый гном соорудил небольшой плот - как бы плохо не было им обоим, но оставаться так близко от опушки и от тропы ведущей к тельмаринскому лагерю - невозможно.
  Снова перейдя реку, Вамблин, невзирая на боль, до самой темноты шел по лесу, таща за собой волокуши с Анукхасом, и стараясь выбирать каменистые места, чтобы не оставить следов. Наконец, окончательно обессилив, младший Вольтинус повалился на траву рядом с братом.
  
  Вамблин долго не мог уснуть в эту ночь. Даже не состояние брата, не боль, не усталость, не чувство стыда от того, что они чуть было не выдали нарнийцев, и не страх погони угнетал младшего гнома. Ему вспомнились старые рассказы про ведьм, и теперь Вамблин никак не мог отогнать от себя тени трех тельмаринцев, очутившихся в колдовском тумане... Им чудятся странные голоса, загадочные звуки... Мелькают какие-то уродливые, расплывающиеся фигуры... Вот им мерещится, что гномы, выбравшиеся из реки, пробегают мимо. Люди кидаются в погоню, почти настигая раненых нарнийцев, но те вновь исчезают, схваченные оказываются корявым пнем или камнем... Люди зовут друг друга, но голоса их звучат словно бы издалека... Они зовут на помощь... Или, наоборот, уверяют, что нашли дорогу... И тельмаринцы вновь бегут куда-то среди колдовских теней, в непонятном, пугающем тумане... Ветви хлещут по лицу, цепляются за одежду... А земля под ногами начинает опасно прогибаться...
  Вамблин встряхнул головой, пытаясь отогнать непрошеные видения. "Это же тельмаринцы. Враги!" - повторял он себе, но это не утешало... Положа руку на сердце, Вамблин бы вообще предпочел открытый бой с Тельмаром... Да и Анукхас, если уж на то пошло, тоже... Но они в большинстве случаев убивали мгновенно... А эта смерть в чарах, липким ужасом обволакивающих сердца... В этот миг едва слышно застонал проснувшийся Анукхас, и Вамблин, не без чувства облегчения, поднялся с земли и склонился над братом...
  
  К несказанной радости Вамблина, рана рыжего гнома не загноилась и через несколько дней стало ясно, что на сей раз главный партизан выживет. Но рана была тяжелая, так что Анукхас больше месяца пролежал в небольшой пещерке, найденной и обжитой младшим братом. Непривычная беспомощность раздражала гнома, и только беззаветная любовь Вамблина помогла Вольтинусам прожить это время без постоянных ссор и отчаяния.
  Месяца через три после сражения у брода Анукхас почувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы продолжить войну с Тельмаром. За время болезни братья не раз обсуждали случившееся, и Анукхас давно сумел убедить брата, что это не было для них предостерегающим:
  -- Ведь не может же быть войны вообще без риска! Конечно, в тот раз мы уж совсем обнаглели...
  С этих пор Вольтинусы стали еще осторожней и долгое время ни нарнийцы, ни тельмаринцы ничего не знали о маленьких бойцах...
  
  Наконец звери все же заподозрили неладное: за прошедшие три года печальные Вольтинусы довольно сильно изменились и теперь ходили с видом заговорщиков, хранящих от всех некую Тайну. Но выслеживать столь искусных следопытов оказалось непросто даже лисам.
  -- И ведь самое обидное, что мы сами и учили этих разбойников, - ворчали они, в очередной раз сбившись со следа.
  Зная характер братьев и их ненависть к Тельмару, звери догадывались, чем именно занимаются Вольтинусы, а то, что следы всякий раз исчезали недалеко от опушки, лишь укрепляло их подозрения.
  Как-то раз, увидев, что полукровки идут в сторону тельмаринского военного лагеря, лисы послали встреченную в пути белку созвать к ним всех, кого она успеет найти....
  
  Вольтинусы неслышными шагами шли по лесу. Их внимание уже давно привлекли птицы, слишком расшумевшиеся впереди. Осторожно-осторожно приблизились братья к подозрительному месту и разглядели пятерых тельмаринских охотников, прячущихся среди деревьев.
  Усмехнувшись, Анукхас поднял лук. Он и не оглядываясь знал, что Вамблин, как тень повторил его движение. Показав знаками кто в кого стреляет, Анукхас спустил тетиву. Вторая стрела обоих гномов взвилась в воздух раньше, чем упали два первых тельмаринца... Оставшийся охотник заорал и попытался бежать, но третья стрела старшего Вольтинуса остановила его и оборвала крик...
  Выйдя из-под деревьев, братья подошли к убитым тельмаринцам, обдумывая как удобней скрыть следы своей "охоты". Анукхас наклонился было, чтобы вырвать стрелу из ближайшего охотника, но вдруг поднял голову, напряженно прислушиваясь. Сомнений не было: так шумно бежать могут только люди!.. Неужели охотники были не одни?! Драконы огненные! Они же с Вамблином осматривали окрестности! Однако разбираться когда в их планы вкралась ошибка явно было некогда. Гномы бросились в сторону и, затаившись среди стволов, прицелились...
  Ждать пришлось недолго: шестеро, непонятно откуда взявшихся, тельмаринцев примчались на крик погибшего товарища. Не дожидаясь, когда охотники увидят своих погибших спутников, гномы начали стрелять. Двое тельмаринцев упали со стрелой в горле, остальные, бросившись на землю, скрылись из глаз маленьких лучников...
  Кивнув Вамблину, Анукхас осторожно пополз в сторону, стремясь приблизиться к тельмаринцам, чтобы целиться наверняка. Неожиданно темноволосый гном чуть потянул брата за штанину. Анукхас замер... Да, Вамблин прав - с разных сторон сюда бегут еще несколько человек... Если окажется, что охотнички пришли под охраной солдат... Анукхас выстрелил на звук и тут же откатился в сторону... Пришедший тихо вскрикнул, и в братьев полетели стрелы...
  Через пару мгновений Вольтинусы убедились, что произошло худшее: кроме оставшихся в живых охотников их противниками стали четверо стремительно приближающихся солдат! Анукхас покосился на брата. Вихрем пронесся в голове вчерашний разговор - предчувствовал малыш, что ли? - пожалуй, впервые с той злосчастной битвы у брода, Вамблин решился заговорить о своих сомнениях и страхах, напомнил о тельмаринцах, которых не удалось поразить насмерть сразу и приходилось добивать (кстати, вовсе не Вамблину!)... Анукхас вчера здорово вспылил... В первую очередь от мысли, что Вамблин прекрасно знает, как его самого изводят те же самые сомнения...
  -- Прости меня!
  Вамблин обернулся и улыбнулся брату. Анукхас не знал никого, кто бы еще умел так улыбаться. Почти одними глазами, но каким светом, какой любовью они лучились!.. Словно забыв о зловещем свисте стрел темноглазый гном придвинулся вплотную к Анукхасу и едва слышно прошептал:
  -- Аслан! Помоги нам! Сделай что-нибудь, чтобы нам не выдать Нарнию!.. Прости нас! Аслан! Пожалуйста, сделай что-нибудь, помоги нам, Аслан!..
  Шепот Вамблина стих, но Анукхас знал, что брат продолжает молиться... Вспоминая потом этот миг и пытаясь понять свои ощущения, Анукхас определил случившееся, как остановку времени, как выпадение из реальной жизни... Шел бой, все мысли и чувства маленьких бойцов были направлены на то, чтобы уклониться от стрел и попытаться уйти прежде, чем восемь тельмаринцев окажутся слишком близко... Кажется, они лишь переглянулись на какой-то миг, и в тоже время сколько всего успели сказать, подумать, вспомнить за это мгновение!.. Закусив губу, рыжий гном мысленно возразил брату:
  "Нет, Аслан! Не я, а он пусть останется жив!.. Если даже вся эта затея была бредовой, то Ты же знаешь - Вамблин здесь ни при чем..."
  Крики людей и громоподобное рычание словно выбросили братьев обратно в мир. Схватив топоры гномы бросились вперед - чтобы ни случилось, незачем давать врагам опомниться...
  Тем временем три огромных нарнийских лиса, точно бойцовые псы набросились на троих тельмаринцев, ослепительно рыжая белка швырнула увесистым камнем в голову одного охотника и тут же сама бросилась в лицо другому, а устрашающих размеров медведь (братьев всегда поражало, как такая громадина может красться почти бесшумно) с рычанием устремился к трем оставшимся...
  Вскоре все было кончено. Пятнадцать пришедших в Лес тельмаринцев уже никогда и ничем не могли навредить Нарнии. Но гномы и двое лисов были ранены, а огромный медведь лежал на боку, растеряно трогая лапой крошечную стрелу в своей могучей груди...
  Медленно, словно ноги их стали свинцовыми, Вольтинусы подошли к медведю. Вамблин опустился на колени...
  -- А... Вы... - помутневшие от боли глаза зверя остановились на гномах, -- Что-то я... хотел... спросить... Да... Так зачем вы... всё это?..
  Невнятные слова перешли в хрип, судорога пробежала по косматому телу, и медведь затих, словно уснул...
  
  До самой ночи нарнийцы (кроме одного из лисов, слишком серьезно раненого и отлеживающегося под кустом можжевельника) уничтожали следы своего присутствия, битвы и могилы медведя... Говорить не было ни сил, ни желания. Даже белка молчала, старательно выполняя распоряжения Старого Лиса, и украдкой смахивая пушистым хвостом набегающие слезы.
  
  Под утро, проведя несколько часов в какой-то полудреме, гномы соорудили для раненого лиса носилки и покорно побрели вслед за зверями через лес. День выдался прекрасный, но вряд ли кто из шестерых нарнийцев замечал сияние солнца, запах трав, пение птиц и журчание воды... Путники даже не сразу обратили внимание на тихое, низкое, печальное и величественное пение, донесшееся до них. Это пели кентавры, жители долины, к которой и вели гномов лисы.
  Вслушавшись в слова, спутники на мгновение замерли: кентавры торжественно и сурово пели о Медведе, за други своя погибшем.
  В этот миг река, вдоль которой нарнийцы шли уже несколько часов, сделала поворот, и они увидели и долину, и самих кентавров.
  
  ...С невольной робостью смотрели братья на повернувшихся к ним огромных существ, ощутимо облеченных властью свыше - до сих пор они только обменивались приветствиями на праздниках.
  -- Вот они, маленькие детки Рэн и Вольтинуса, - прогрохотал голос Солнцемудра, - бесстрашные воины, умелые кузнецы и дивные певцы, между прочим! Им бы родиться во времена великих битв - цены бы им не было!.. Знаете ли вы, маленькие партизаны, что губит Нарнию?
  -- Тельмар! - вызывающе крикнул Анукхас.
  -- Тельмар только следствие, а не причина, - возразил кентавр, - во все века Нарнию губило одно и тоже: глупость и предательство ее собственных детей. И в первую очередь глупость, ибо большинство предательств зарождается от глупости самих предателей и происходит из-за глупости тех, кто их окружает. Сегодня ваша самоуверенность чуть было не ввергла Нарнию в войну, к которой мы не готовы. Следите за собой, чтобы в другой раз не ввергнуть ту самую страну, за которую вы готовы отдать жизнь, в пучину бедствий, гораздо более страшных, нежели Тельмар... - погладив курчавую бороду, Солнцемудр продолжал помягче, - я понимаю, что вам тяжела ваша судьба. Что делать! Мы говорили вашему отцу, что в наше время легких путей не бывает... Но одно я для вас могу сделать. Я отведу вас в одно древнее место, чья история, к стыду нашему, забыта. Оно всегда славилось способностью целить души. Пойдемте!
  Солнцемудр окинул взглядом лица Вольтинусов: замкнуто-мрачное Анукхаса и опечаленное Вамблина, обеспокоено косившегося на брата. Кентавр незаметно вздохнул, легко, точно детеныша, взял на руки раненого лиса и, наклонившись, вошел в лес. Вольтинусы и звери двинулись за ним. Все были немного растеряны - о каком таком месте говорил кентавр, что сам решил проводить туда?.. А за их спинами вновь раздалось тихое печальное пение оставшихся в Долине кентавров...
  
  ...Лиственный лес незаметно сменился сосняком, потом сосны разом расступились, открыв взору пришедших прекрасное тихое озеро. Озеро Слез.
  У братьев перехватило дыхание. Они никогда не бывали здесь и теперь стояли, позабыв обо всем на свете, не в силах отвести взор от жемчужных вод и белоснежных лилий, покачивающихся возле покрытых зелеными лапками вереска берегов...
  Солнцемудр осторожно подошел к Озеру, опустившись на колени, напился из него, и помог напиться удобно устроившемуся в сильных огромных руках лису. Остальные звери один за другим последовали их примеру, а кентавр, повернувшись к ошеломленным гномам, сказал:
  -- На моей памяти и на памяти моего отца никто не жил на Озере постоянно, но в дни смятений и скорби нарнийцы часто приходили сюда и всегда получали утешение. Вас же я благословляю здесь поселиться...
  
  И гномы остались на Озере. Со временем его тишина принесла мир в сердца братьев, залечила понемногу душевные язвы. Лишь печали не позволили Вольтинусы раствориться в ласковом шелесте и плеске Озера Слез...
  Целыми днями братья работали в кузнице, пели и сочиняли баллады, время от времени принимали гостей, просивших выковать что-нибудь для дома, грустили и мечтали о Прошлых Днях, как они их себе представляли...
  
  Так, совсем незаметно, прошло несколько лет. И вот однажды светлым весенним днем гномы сидели на берегу Озера. С ними были друзья их детства: ослепительно рыжий лис Сполох и два брата-барсука Груздь и Желудь. Гномы только что спели новую балладу и теперь приятели ее неторопливо обсуждали.
  -- Удивляюсь я на вас: пишете баллады про старые времена, а слово "человек" у вас и не встретишь, - проворчал Груздь. - Ведь все Старые Короли были людьми!
  -- Да, так говорят, - лениво ответил Анукхас, вытягивая ноги в желтых кожаных сапогах.
  -- Они были людьми, - настойчиво повторил барсук, - родичами орландцев.
  -- Возможно. Да только сегодня ничего хорошего от людей ждать нам не приходится. Даже от орландцев, которые сидят в своих горах и , говорят, воюют там с людьми Юга.
  -- Все это так. Да только пока люди не вернуться на Королевский Престол...
  -- Не будет в Нарнии счастья? Ой, барсук, сколько можно... - начал было Анукхас, но лис перебил его:
  -- Кстати, о людях - сюда идут, - поводя носом шепнул он.
  -- Люди?! - гномы мгновенно схватили луки.
  -- Они самые...
  -- Не понимаю, - возбужденно зашептал рыжий гном, - почему в таких нельзя стрелять? Они сами сунулись в лес и их никто не станет разыскивать...
  -- Этого мы как раз не знаем, - оборвал его Желудь, - пропадет любимый сын какого-нибудь лорда, и будут тут сновать люди, разыскивая его по всему лесу - оно нам надо?
  -- Ой, напридумываешь ты всего, полосатый!..
  Еле слышно переговариваясь, друзья скользили между деревьями и вскоре увидели их. Это были мужчина и женщина в зеленоватых дорожных одеждах. Мужчина был высок, черноволос, с типично тельмаринскими резковатыми чертами лица. Женщина, напоминающая маленькую темную птичку, скорее походила на орландку.
  -- Они идут прямо к Озеру, - прошипел Анукхас.
  -- И что с того? - отозвался барсук.
  Через несколько минут люди действительно вышли из-под сосен и замерли в восхищении.
  -- Никогда не видел ничего подобного! - прошептал мужчина, нежно прижав к себе жену.
  -- Знаешь, Левиан, - ответила она, - мне кажется, я могу рассказать историю этого Озера.
  Левиан восхищенно и вместе с тем лукаво взглянул на молодую женщину и, преувеличенно галантно кланяясь, произнес:
  -- Думаю, ты можешь рассказать историю всего, о чем стоит рассказывать. Я весь в внимании, о прекрасная сказительница Оззл.
  С этими словами Левиан опустился на траву. Женщина села рядом с ним и начала свой рассказ, не подозревая, что в двух шагах от нее сидят еще пятеро внимательных слушателей.
  "Однажды, - не то говорила, не то напевала она, - у орландского короля Нума родилась дочь, и она была столь прекрасна, что назвали ее Лилиан, в память о легендарной красавице древности. Когда Лилиан минуло семнадцать лет, к ней посватался храбрый и красивый юноша по имени Дар.
  Незадолго до свадьбы Лилиан гуляла в бескрайних лесах своей родины. Неожиданно на тропу выскочил огромный волк и, не успела отставшая свита опомниться, как он схватил принцессу и скрылся в чаще.
  Волк этот был старый оборотень Граг, и принцессу он украл для своего сына, который, к счастью, в это время разбойничал где-то на западе.
  Граг унес Лилиан в Нарнию, в свою пещеру на самой границе. Там, посреди дремучего леса, Лилиан прожила несколько месяцев, проливая горючие слезы, простирая белоснежные руки к далекому Дару и трепеща от мысли, что сын Грага вернется прежде, чем Дар отыщет ее. Слезы Лилиан быстрым ручьем бежали из пещеры в низину, и там, среди величавых сосен, родилось прекраснейшее в мире озеро - озеро Слёз.
  Обезумевший от горя король Нум, верные слуги и несчастный Дар тем временем безуспешно пытались отыскать похищенную принцессу. Наконец нарнийские дриады рассказали юноше о Граге. Никто из них, правда, не видел Лилиан, но Дар решил разыскать оборотня. И надо же было такому случиться, что он пришел к пещере в тот же день, что и сын Грага! Не раздумывая Дар вступил в неравный бой. Битва длилась целый день. Юноша сумел одолеть и Грага, и его сына, но и сам был смертельно ранен и на другой день скончался на руках у плачущей Лилиан. Принцесса сама, своими нежными руками похоронила возлюбленного на берегу Озера Слез, втащила в пещеру тела оборотней, завалила вход камнями и построила себе шалаш возле могилы Дара.
  Вскоре слух о прекрасной отшельнице достиг Орландии, и король Нум смог наконец обнять свое любимое дитя. Но Лилиан отказалась возвращаться в отцовский дворец и прожила одна на берегу озера Слез до самой смерти, которая открыла ей двери в Страну Аслана, где ждал ее Дар. Вместе с ним она и живет теперь у Великого Льва среди других героев древности"...
  Легенда кончилась. Помолчав немного, Левиан сказал:
  -- Мне кажется, я нашел способ проверить, об этом ли Озере говорилось в твоей легенде.
  Он подошел к Озеру, зачерпнул ладонью его хрустальной воды и, отведав, повернулся к жене:
  -- Попробуй, Оззл! Это ведь не моя фантазия - она действительно солоноватая?
  Пока Оззл пила, Левиан встал и огляделся вокруг:
  -- Знаешь, о чем я думаю сейчас, дорогая? Я думаю, что никогда в жизни мы не найдем места прекраснее для постройки нашего дома...
  -- Здесь?! О, Левиан, - и женщина порывисто обняла мужа.
  -- Да, здесь. Построим резной домишко, как те древненарнийские, которые ты рисовала... В конце концов когда-то же надо закончить Странствие...
  Пятеро зрителей бесшумно отошли в глубь леса.
  -- И что вы скажете?! - Анукхас просто задыхался от сдерживаемой ярости.
  -- Думаю, нужно сходить к кентаврам, - ответил Желудь, почесывая ухо.
  -- Мне кажется, мы вполне могли бы выжить их отсюда не убивая, - подал голос Вамблин, - рушить их постройки, уносить припасы... Такие люди должны сообразить, что Озеро не хочет их принять...
  -- Возможно именно так мы и поступим, - степенно ответил барсук, - но сначала - к кентаврам.
  -- Тогда пошли, - коротко бросил Анукхас, поднимаясь на ноги.
  
  -- Солнцемудр! - голос рыжего гнома прозвучал резко в мирной тишине долины. В ответ издали донесся грохот огромных копыт кентавра - на сей раз Солнцемудр прискакал один.
  Он молча выслушал рассказ Желудя о людях и легенду, которую пересказал Вамблин, запомнивший ее едва ли не слово в слово.
  -- Гномы предлагают выжить людей с Озера, - решился прервать воцарившееся после рассказа молчание барсук, - а мне так жалко. Но там и не моя нора. Что ты скажешь?
  Кентавр повернулся к гномам и медленно произнес, глядя прямо в глаза Анукхасу:
  -- Этих Людей вел сюда Аслан и тронуть их, значит навлечь на себя Его гнев. Кроме того, их судьба переплетена с вашей. Если желаете добра себе - не гнать их должны, а оберегать, - с этими словами Солнцемудр отвернулся от друзей и неспешно поскакал вдаль.
  Когда стук копыт затих Анукхас, длинно и замысловато выругавшись, направился в обратный путь.
  
  Первым желанием рыжего гнома было уйти с Озера и забыть о пришельцах. Но, вернувшись в пещеру, он уступил просьбам брата и остался на "последнюю ночь", потом на "последний день", а дня через три они с Вамблином решили перенести в лес только кузницу, а не жилище. С тех пор днем, когда люди строили дом и разбивали огород, гномы трудились в кузнице или бродили по лесу, а к вечеру возвращались и часами слушали песни и рассказы Оззл. Многие ее легенды они знали и сами, но некоторые - чаще всего повествующие о нарнийских людях, Вольтинусы слышали впервые. С мрачноватым интересом гномы присматривались к жизни существ, с которыми столько лет враждовали. До сих пор люди представлялись им чем-то мало отличимым от лесной нежити, которая, обладая умом, иногда даже большим, чем у обычных нарнийцев, была не способна ни сдержать слово, ни бескорыстно сделать даже самую малость, ни просто пожить спокойно, не грызя себя самих и тех, кому выпало повстречать на пути эту безумную братию... Но наполненная радостью и любовью жизнь Левиана и Оззл мало чем отличалась от жизни нарнийцев. Более того, с каждым днем эта семья все больше напоминала братьям их собственных родителей... На эту - почти безумную, на взгляд их самих мысль Вольтинусов навела привычка Оззл (ни у кого, кроме Рэн, ими прежде не виданная) молиться словно по какому-то правилу, благословляя наступивший день, пищу, сон, дорогу... Или надолго застыть с удивительно просветлевшим лицом, глядя на восток или просто в небо... Когда же, через несколько лет, Оззл стала учить молитвам подрастающую Киланию, гномы вновь с болью вспоминали собственное детство и долго дивились, как эта женщина додумалась до того же, что и их милая мудрая мама...
  Как совершенно правильно догадалась Килания, к тому времени, когда подросла она, гномы уже достаточно изучили новых соседей, чтобы решиться окончательно вернуться на озеро и показаться девочке.
  Вамблин даже иногда предлагал поговорить с Киланией, но рыжий гном резко возражал, что ребенок должен знать свое место, и если они - как он, Анукхас, искренне надеется - не надумали наниматься в няньки к человеческому детенышу, то Килании и в голову не должно приходить сесть им на шею - хватит и того, что эта дылда глазеет на них и топает вокруг, словно двадцать великанов...
  
  Когда однажды ранней весной в горах раздался грохот, братья, пившие травяной чай в пещере, поспешно вышли наружу, пытаясь понять, что именно происходит и, главное, где. Удостоверившись, что катящаяся с соседней горы лавина не пойдет сюда, гномы хотели уже вернуться к недопитому чаю, как вдруг сквозь грохот им послышались отчаянные крики. Тут же со всей отчетливостью вспомнилось, что именно в ту сторону не больше часу назад ушли соседи... Не сговариваясь гномы метнулись в пещеру, схватили лопаты и аптечку и бросились на шум. Краем глаза они отметили бледность друг друга...
  В тягостном молчание бродили гномы среди грязного снега и камней, и наконец откопали тела взрослых и раненую девочку. Перевязав, выросшего уже с них ростом, ребенка и отнеся его в дом на сооруженных из плащей и веток носилках, гномы похоронили Левиана и Оззл. Обоим хотелось что-то сказать, но слов не находилось. Неловко было говорить друг другу об ужасе от нелепой смерти людей и о жгучей жалости к ним. И было стыдно перед умершими и за то, что когда-то сами желали им гибели, и за то, что сейчас не получалось не думать о пророчестве кентавров, связывающем их судьбы...
  
  Больше года опекали гномы осиротевшую девочку. Страшно подумать, сколько хлопот вошло в их жизнь! Деревянный дом и огород требовали постоянного ухода и надзора. А этот огромный, нелепый ребенок... Анукхас хорошо помнил слова матери: "Как ты не понимаешь! Вамблин маленький, он должен есть кашу, должен есть суп, иначе он заболеет. А как я его уговорю, если ты будешь есть что-то иное? Он же всегда подражает тебе..." Свалившийся им на голову прожорливый кукушонок для человека был невелик, а значит тоже должен был есть и кашку, и супчик, и все такое. Братья, конечно, умели готовить и причем более чем неплохо (гномы считают делом чести уметь содержать и себя и других в любых условиях), им даже приходилось иногда возиться со всевозможными мохнатыми или пернатыми сиротками, покуда их не удавалось пристроить в какие-нибудь женские лапы или руки, но постоянно присматривать за говорящим детенышем, которого нельзя посадить в какой-нибудь ящик... У Анукхаса не хватало слов, чтобы вечерами, когда Килания была уже отправлена спать, высказать брату все, что он думает об их судьбе и о девочке. Вамблин отмалчивался - брат знал о его привязанности к Килании, а лишний раз напоминать об этом, гном не видел смысла.
  При заботливом уходе братьев девочка поправилась быстро. Но тоска по родителям долго не оставляла ее. Когда гномы были рядом, девочка как-то отвлекалась от своего горя, но, оставаясь одна, заливалась слезами. Вамблин предложил было переселить Киланию к ним в пещеру, но Анукхас возмущенно ответил:
  -- Чтоб я пустил к себе эту кукушку?! Да ни за какие сокровища! Лучше уж мы будем спать у нее, пока она не научится сидеть одна!
  И тем же вечером рыжий гном хмуро объявил девочке, что, если она ночью будет спать, а не реветь, они останутся ночевать у нее.
  Килании, не привыкшей скрывать свои чувства, огромного труда стоило не закричать на весь лес и не кинуться обнимать гномов с каждым днем все более горячо любимых ею. Но печальный опыт показывал, что как бы заботливо ни вели себя с нею братья, ничего подобного они ни в жизнь не допустят...
  Общение с новыми наставниками часто озадачивало девочку: она никак не могла до конца примириться с отведенной ей ролью беспомощного и бессловесного птенчика. Если молчать Килания, напуганная угрозами оставить ее одну, как-то научилась, то попыток что-то сделать для гномов она не оставляла никогда. Конечно, предлагать найденные ею цветы или ягоды Анукхасу девочка не решалась, но, выждав минуту, когда Вамблин оставался один, Килания с завидным упорством пыталась всунуть свою добычу ему, а темноволосый гном с каким-то даже испугом отказывался. Правда, к концу года Вамблин с Киланией нашли выход более-менее их устроивший: ягоды и орехи гном принимал, тихо благодарил, не поднимая глаз, и быстро прятал в рот или карман. А цветы, травы и камешки девочка расставляла в своей комнате - ведь гномы ночевали именно там. Но ей все равно было грустно, потому как получалось, будто она собирает все это для себя..
  И все же, как бы ни печалили девочку смерть отца с матерью, невозможность приласкаться и самой порасспрашивать гномов, Килания нередко чувствовала себя счастливой и по своей воле ни за что бы на свете не ушла от своих странных друзей, от их песен и легенд о Старой Нарнии, от их музыки, напоминающей вспыхивающие в свете костра руны и узоры на ножнах и рукоятях, на поясах и кубках, выкованных их руками, маленькими, сильными и изящными одновременно...
  
  Приход Викзарна был для жителей Озера полной неожиданностью. Вольтинусы видели этого сурового человека несколько лет назад (они тогда собирались послать кого-нибудь к кентаврам - нельзя же было допускать нашествие людей в самое сердце Старой Нарнии! - но тут, из разговоров соседей, поняли, что Викзарн не только не горит желанием жить на озере, но и в лес пошел только чтобы взглянуть на сестрицу). Гномы не особо боялись, что Килания расскажет дяде о них, понимая, что Викзарн скорее всего ей и не поверит, но уж в любом случае ничего не передаст презираемым им тельмаринцам...
  -- Он ведь заберет девочку, - печально сказал Вамблин.
  -- Ну и что. Человеку надо расти среди людей, -- хмуро отозвался Анукхас, но в его голосе не было обычной уверенности. Однако Вамблин не стал продолжать - он и сам думал, что девочке с людьми будет лучше.
  В это время прибежала запыхавшаяся Килания:
  --Дядя просит меня сходить вместе с ним к бабушке с дедушкой. Он говорит, что мне надо их утешить, ведь они будут очень плакать из-за.. из-за мамы, -- голос девочки предательски дрогнул, но она хорошо помнила - гномы слез не любят, -- я там погощу, ладно?
  Братья молча кивнули.
  - Вы же примете меня обратно? Я приду совсем скоро!
  Гномы переглянулись и кивнули вновь.
  
  Часть III. Спасители Нарнии
  Сентябрьским утром рыжее улыбчивое солнце смотрелось в зеркальную поверхность озера Слез. Где-то среди сосен, чьи стволы, казалось, впитали в себя солнечный свет, ссорились сороки. Гномы сидели на растущем у входа в пещеру вереске. Анукхас точил меч. Вамблин, казалось, пытался разглядеть развоевавшихся птиц. Время от времени младший гном подносил к губам флейту, наигрывал начало какой-нибудь мелодии и вновь в задумчивости опускал руки...
  Прошло уже около месяца с тех пор как Викзарн увел с Озера Киланию, а братьям все еще временами мерещился ее голос и шум шагов.
  -- Этот кукушонок оставил нам свое привидение. И довольно навязчивое, -- мрачно шутил Анукхас, после того, как кто-нибудь из них в очередной раз оборачивался, ожидая увидеть девочку.
  -- Мне кажется, Озеро скучает о ней: слышишь, как тихо кругом? -- несколько дней назад спросил брата Вамблин, укладываясь спать.
  -- Оно просто не может поверить в свое счастье, - фыркнул тогда Анукхас...
  -- Я думаю, -- глядя на отражающий утреннее солнце меч, произнес рыжий гном теперь, -- нам стоит прогуляться к той деревне... Посмотреть что там и как... Все-таки Солнцемудр поручил нам присматривать за этими...
  Вамблин порывисто вскочил на ноги:
  -- Проведать Киланию?! Да, я давно уже думаю об этом!
  -- Ну и пошли, раз думаешь, -- не глядя на брата, проворчал Анукхас.
  
  Неслышными тенями скользнули братья по тронутому осенней кистью лесу, и вышли к дому родителей Оззл, известному им еще с тех давних пор, когда они послеживали за Викзарном. При ярком свете звезд огородами прокрались они к освещенным окнам небольшого мрачноватого дома и прислушались к доносившимся голосам....
  Наконец Вамблин шепнул брату:
  -- Спит? Или ты так приучил ее к молчанию, что она и среди людей слово молвить боится?..
  -- Можно попробовать в окно посмотреть. Поднять тебя? - ответил Анукхас.
  Вамблин кивнул, и с помощью брата осторожно заглянул в дом.
  В полутемной гостиной возле горящего камина сидели Викзарн, еще трое мужчин и двое подростков. В двух других комнатах женщины укладывали спать детей помладше. Килании между ними не было.
  И вновь гномы напряженно вслушивались в разговоры, но так и не узнали ничего кроме того сколько в этом году созрело пшеницы, да сколько яблок, почем нынче шерсть на биверсдамской ярмарке, кто в соседних деревнях видел лесных призраков, ну и еще, что какая-то разбойница-Гвендолен сегодня опять на молодой свинье верхом каталась...
  Когда люди наконец разошлись, раздосадованные братья ушли ночевать в лес, а с рассветом укрылись в ветвях высокого дуба, росшего на самой опушке. Отсюда им был хорошо виден не только дом Викзарна, но и почти вся деревня, так что от нечего делать насупившиеся гномы наблюдали как одна за другой задымились в домах трубы, как женщины выходили кормить проснувшуюся и заголосившую скотину, как позднее скотину эту выгоняли пастись, как люди дружно шли на поля убирать урожай, а детишки, еще не занятые ни в доме ни в поле, с визгом носились между домами. Но Килании по прежнему не было, и гномы понимали, что если девочка так и не покажется, а вечер не принесет ничего нового (только если узнают, не Гвендолен ли зовут ту викзарновскую племянницу, которая сегодня разбила соседское окно из рогатки), то им придется искать назавтра менее безопасное укрытие, откуда можно будет слышать разговоры...
  Но вечером Вольтинусам повезло: едва подкравшись к дому, они услышали громкий раздраженный голос Викзарна:
  -- Я же сказал: девчонка будет жить в городе! Там отличная школа... Сотни тельмаринских щенков учатся в этих интернатах... А вы разрешили Оззл уйти с этим бродягой!.. Я бы хотел видеть ее живой! А сгубить Киланию не позволю!..
  Переглянувшись гномы побрели обратно к лесу. До самого Озера никто из них не произнес ни слова.
  
  Утром следующего дня Анукхас предложил снести человеческое жилище. Вамблин попробовал было возразить, но старший Вольтинус ответил:
  -- Если эта кукушка захочет и сумеет вернуться, я сам построю ей дом, а пока незачем захламлять Озеро нелепыми постройками.
  "А головы ненужными воспоминаниями", - вздохнув, подумал Вамблин и нырнул в пещеру за топором...
  Однако, даже разрушив дом, гномы не смогли вернуть ту тихую, спокойную жизнь, которую они вели здесь раньше, и стали все чаще и чаще уходить странствовать по лесу. Теперь они действительно превратились в настоящих лесных странников - певцов и охотников, с радостью разделявших свои скитания с другими нарнийцами и нередко гостивших в их жилищах. Но домом своим гномы по прежнему считали пещеру на Озере и рано или поздно всегда возвращались туда - на пару недель.
  Иногда темными вечерами гномы наведывались и к жилищу Викзарна. Несколько раз им даже посчастливилось услышать разговоры о Килании, из которых стало понятно, что сюда девочку не привозят, а она, по уверениям Викзарна, прекрасно учится и вполне довольна новой жизнью. В последнее, правда, ни старички ни Вамблин не верили, но, как справедливо замечал Анукхас, их мнение совершенно ничего не меняло...
  
  Как-то раз на исходе лета, подходя к деревне Викзарна, гномы услышали в лесу шум, тихий для великана, но слишком громкий для остальных нарнийцев. Решив разведать, чем занимается человек, гномы двинулись на шум и вскоре разглядели между древесных стволов мальчонку лет десяти, с азартом стегающего большим прутом заросли высокого папоротника. Это напомнило Вольтинусам собственное детство. Усмехнувшись, они собрались уже продолжить путь, как вдруг невдалеке раздалось громоподобное рычание и, ломая кусты, из-за деревьев появился огромный дикий медведь. Маленький тельмаринец, не в силах шелохнуться, смотрел на приближающегося зверя. Лицо его стало мертвенно бледным, прут выскользнул из рук...
  Две стрелы одновременно взвились в воздух, и свирепый зверь рухнул почти у самых ног ребенка. Постояв еще несколько мгновений, мальчик попятился, развернулся и, наконец, с громким ревом кинулся в деревню...
  Вспыхнувший Анукхас краем глаза посмотрел на брата. Тот, задумчиво улыбаясь, глядел вслед тельмаринцу.
  -- Ничего лучше ты придумать не мог, да? - прошипел рыжий гном, - Или в твою дурную голову не укладывается, что из таких щенков и вырастают тельмаринские убийцы? Тьфу на тебя! Ненормальный!
  Вамблин виновато опустил голову и, без тени улыбки выслушав обвинения в свой адрес, пошел вынимать стрелу свою и брата из глаза и пасти медведя...
  -- Возьми, - Вамблин протянул стрелу Анукхасу.
  -- Мне это зачем? - фыркнул старший Вольтинус и, изломав стрелу, засунул обломки за пояс.
  -- Мясо брать будем?
  -- Нет. Пошли отсюда.
  Не споря, темноглазый гном вытер свою стрелу, положил ее обратно в колчан и побежал догонять направившегося в глубь леса Анукхаса...
  
  
  Поздним вечером у догорающего костра сидели четверо тельмаринцев. Лето кончалось, тянуло холодком... Подле людей лежали тушки настрелянных за день уток. Охота была удачной и от того вынужденная ночевка в лесу не слишком огорчала поселян. Один из них - черноволосый, грубоватый мужчина средних лет, уже спал, завернувшись в серый домотканый плащ. Другой, помоложе, сосредоточенно точил нож. Сопровождавший охотников мальчонка лет пятнадцати, не выдержав, нарушил затянувшееся молчание:
  -- Ты бы того... Потише, дядя Дрин..
  -- Забоялся? - прищурился тельмаринец.
  -- Да нет. Только... Разве нож супротив привидений поможет? А, дед?
  Старший охотник - худощавый седой старик с всклоченной бородой хитро улыбнулся:
  -- Твоя правда, малыш, не поможет... А ты не смейся, Дрин, много ты понимаешь! Сколько таких бесстрашных в Лесу сгинуло - не перечесть! Вот давеча, лесорубы из соседнего села в лесу ночевали. И что думаешь? Вышло оно из лесу и поглотило всех. Только мальчонка какой-то в кустах схоронился, так его не заметило, ушло. Он наутро до деревни добежал, дрожит, что твоя осинка...
  -- И верить таким свихнувшимся мальцам?
  -- Так лесорубы-то не вернулись.
  -- А мож и вернулись потом. Кто там знает?..
  -- А оно, дед, оно-то какое?
  Мальчик пытался говорить равнодушно-спокойно, но голос ослушался, дрогнул...
  -- Оно-то? - переспросил дед, довольно поглядывая на округлившиеся глаза внука, - и кто ж его знает, милый... Малец говорит, как клок тумана с болота приполз. Постоял у костра, постоял.. Потом, будто морда здоровая - что у медведя - из тумана вытянулась, язык высунула, костер слизнула, как твоя кошка молоко... Да... А потом подошло к лесорубам... И шло неслышно, ну что туман плывет...
  Где-то в вышине возмущенно затрещала белка. Жмущийся к деду мальчик вздрогнул и посмотрел наверх. В Лесу, говорят, и звери есть непростые. На вид-то белка, а мож то привидение прикинулось... Чего она по ночам шастает? Может их высмотрела?..
  ...Недовольная белка поскакала дальше. Это ж надо такой бред, да еще ребенку рассказывать! И вообще, что они в лесу делают? Все-таки пока Вольтинусы воевали их здесь поменьше было...
  
  Наконец, казавшаяся бесконечной, ночь миновала, тельмаринцы затушили костер и торопливо зашагали к дому...
  
  Как только люди отошли достаточно далеко, из-под деревьев к затухшему костру осторожно вышла сгорбленная старушка в кожаном засаленном платье. Нехорошо улыбаясь и бормоча что-то себе под нос, ведьма склонилась над углями. Под ее узловатой, морщинистой рукой засверкали золотистые искорки. Они росли и ширились. Вскоре костер тельмаринцев снова весело горел. Потом, тоненьким ручейком, золотая струйка побежала, треща и пожирая сухую траву, под деревья. Налюбовавшись на свою работу, ведьма бодро заковыляла к реке. За ее спиной уже начинал свистеть поглощаемый огнем воздух, поднимающийся ветер еще сильнее раздувал пламя, и оно все настойчивее лизало жалобно вздрагивающие деревья...
  
  Запах дыма летел вперед, оповещая жителей Нарнии о грозящей опасности. Сновали взад и вперед птицы с белками, крича, что надо бежать к Реке и умоляя мудрых остановить огонь... Мохнатые мамы, выталкивали из нор и пещер своих, благо уже подросших, отпрысков и, смешиваясь с толпой диких животных, спешили уйти поближе к спасительной воде. Отцы семейств отставали, собирались группками, пытаясь прояснить обстановку, понять, можно ли что-то сделать....
  ...Забеспокоились и тельмаринцы в стоящих подле Леса деревнях. Люди поспешно собирали вещи, готовясь в любой момент покинуть родные дома...
  ...Наконец, вначале одна, потом другая птица подхватили клич:
  -- За нами! Скорее, скорее! Братья Вольтинусы роют канал на пути огня! Скорее, Нарния! Остановим пламя!
  Окрыленные появившейся надеждой нарнийцы, один за другим устремились туда, где Вольтинусы, несколько гномов и кротов валили деревья и копали глубокий ров. Со всех сторон к ним сбегались остальные гномы, многие скакали на собаках и оленях. Звери, фавны, даже птицы, кто как умел, помогали мастерам. От Реки прибежали мамаши с подростками. Детей помладше кинули на стариков...
  -- Если бы дриады и наяды были живы! - вздыхали звери, когтями и зубами разбрасывая в землю...
  -- Скорее! Скорее! - вскрикивали птицы вновь и вновь взмывая в небо. Но начинающий есть глаза дым, сушь и все усиливающийся жар, и так не оставляли сомнений: нарнийцы не успевают - огонь вскоре достигнет канала и с легкостью обойдет его...
  И вдруг:
  -- Ветер! Ветер меняется! - прокричал сверху орел.
  Ветер... Но разве успеет он окрепнуть до такой степени, чтобы остановить страшное пламя, готовое уйти вглубь Леса?..
  
  С недоумением и страхом косились сидящие у воды старики и дети на выбежавшую из Леса скрюченную фигурку. Остановившись довольно далеко от них, на излучине Реки, ведьма смотрела в небо, хрипло пела, вскрикивая и повелительно взмахивая руками...
  Что ей было надо?..
  Стремительно налетевшие порывы ветра стали ответом на молчаливый вопрос. Деревья гнулись и стонали. Невидимое с реки пламя гудело, пригибаясь и вновь взмывая к небу, словно грозясь однажды дойти и до него, но, повинуясь ветру, остановилось, повернуло в сторону, понеслось еще быстрее чем прежде, снова повернуло и наконец широкой стеной уткнулось в Великую Реку, погрузив ее в дым, забросав пеплом...
  Подчиняясь властному голосу старухи, ненужный более ветер стих, утихало и лишившееся пищи пламя. Окинув пожарище торжествующим взглядом, ведьма побрела куда-то по мелководью, прочь от изумленных нарнийцев...
  
  Перебивая друг друга, взахлеб рассказывали малыши подошедшим родителям о странном поведении ведьмы.
  -- Ну, нежити тоже, чай, не нужно, чтоб Лес-то выгорел, - пробурчал пожилой чернобородый гном.
  -- Плохо мы знаем, чего им нужно, а чего не нужно. Лучше даже не думать. Себе дороже, - отрезал барсук.
  -- Мне, вот, интересней откуда огонь в Лесу взялся. Кто знает? - хмуро поинтересовался другой гном.
  -- Я, - грустно откликнулась почерневшая от грязи и копоти Белка, - думаю, что я знаю. Этой ночью тельмаринцы в Лесу ночевали. Костер жгли. С той стороны и пламя пришло.
  Тихий ропот прокатился среди нарнийцев.
  -- Месть! Смерть проклятым убийцам! Когда же придет наш час?! - сжимая тяжелые маленькие кулаки шептали гномы.
  -- Не думаю, что они это сделали нарочно, - как-то виновато произнесла все та же Белка, - там были просто селяне с детенышем...
  -- Нарочно или не нарочно, но люди несут гибель всему живому, - оборвал ее рослый, носатый гном.
  -- Замолчи, Брик. Эти люди страшно расплатились за свою неосторожность, - вступил в разговор Орел. Он сидел в стороне от других нарнийцев и казался гораздо утомленней и опечаленней других...
  Орла мгновенно окружили.
  -- Отчего ты так говоришь, Ветрокрыл?
  -- Что ты видел?
  -- Что тебя тревожит?..
  -- Все заметили: повернув, пламя не сразу пошло к Реке, - заговорил наконец Орел, - и я знаю почему. Там шли тельмаринцы. Видимо те, о которых говорит Белка. С детенышем.
  На Реке воцарилось молчание. Только черные гномы, да Анукхас выразительно пожали плечами - разве поджигатели не получили по заслугам?..
  
  Пожар надолго выбил нарнийцев из привычной колеи. Слава Аслану - хоть никто из них не погиб. Но множество диких зверушек и четверо тельмаринцев стали добычей пожара. Кое-кто из нарнийцев лишился жилища, дичи стало мало, и, главное, огромное мрачное пожарище сразу привлекло к себе внимание тельмаринцев. Земля! Земля свободная от леса!.. Нарнийский лес оказался разделен на леса Орландских гор и леса, тянущиеся от Кургана Аслана к Кэр-Паравелу. Пробираться из одного леса в другой стало трудно и большинство нарнийцев, живших в тех благословенных краях, стали переселятся в горы, поближе к друзьям и родичам...
  Много работы выпало в эти дни братьям Вольтинусам. Ночами они, вместе с другими нарнийцами, пересаживали молодые деревца на край пожарища. Днем работали в кузнице, так как у них появилось множество заказов на домашнюю утварь. Впрочем, работа радовала братьев. И отвлекала от мрачных мыслей.
  ...В ту осень Вольтинусы часто общались с остальными нарнийцами. Благодаря за помощь, их зазывали в гости и просили петь, радуясь встречам с этими странниками и нелюдимами, прославившимися своим кузнечным мастерством и приключениями... И братья приходили. Долгое время даже Анукхас приходил не без удовольствия, ощущая свою нужность и общность со всем народом Нарнии, которую вот так, на деле, до сих пор испытывали только на Праздниках...
  В гостях обсуждалось многое. Раз за разом всплывала горестная тема Тельмара, невозможность войны, оборачивающаяся сейчас приходом людей на пожарище... Дружно и обстоятельно рассматривались хозяйственные дела: кто где селится, кто как к зиме готовится, что делать с уже начинающейся нехваткой дичи - не стоит ли поохотится на сбежавшихся к пожарищу диких хищников?.. Одно было приятно: хотя среди хищников почти в открытую бродила нежить, нападала она почему-то только на диких животных. Говорящих зверей это, правда, больше насторожило, чем обрадовало: если колдуньины твари сами по себе затихли - жди подвоха. Но гномы и фавны дружно обозвали зверей мрачноглядящими кваклями, и про нежить больше не вспоминали...
  
  
  Однажды осенью (года через два после пожара и лет через семь после того, как Викзарн забрал с Озера маленькую Киланию), в ту мрачную пору, когда опавшие листья уже потеряли яркие краски, а снег еще не успел укрыть собой холодную слякоть под ногами, братья Вольтинусы, совсем уже собравшиеся вернуться в пещеру и подождать наступления зимы у ярко пылающего очага, забрели в старый ельник, спускающийся с невысокой горы. Вечерело, и гномы ускорили шаг, чтобы поскорей миновать угрюмую чащу и подыскать место для ночлега. Вдруг на едва заметной тропе перед ними появилась сгорбленная старуха в кожаном заношенном платье, кутавшаяся в волчью шкуру.
  -- Судари мои Вольтинусы, - угодливо кланяясь заговорила она, - не откажите старой несчастной женщине в беседе с прославленными сынами Нарнии!
  -- Что тебе нужно, ведьма? - в голосе Анукхаса, мгновенно узнавшего пришедшую когда-то им с Вамблином на подмогу нежить, слышалась смесь брезгливости, гнева и удивления.
  -- Ох, грозный молодой сударь, прости глупую старуху! Мне ли не знать, что сыны Аслана не общаются со слугами Колдуньи! Но, судари мои, не все ли мы дети Нарнии? Я всегда восхищалась великой войной с Тельмаром молодых храбрых Вольтинусов! Ведь так мало сейчас думающих о борьбе!.. Я знаю, у вас говорят: "Нарния еще слишком слаба, чтобы сбросить Тельмар". И у нас говорят то же. Да-да, судари мои, мы ведь не меньше вашего ненавидим проклятых тельмаринцев! Так почему бы нам не объединиться против общего врага? Приближаются сроки, когда вместе мы бы могли победить... Если вы поможете нам, мои храбрые, мои благородные Вольтинусы....
  -- Почему ты говоришь с нами? - не выдержав наконец, перебил ведьму Вамблин, - иди к кентаврам, они мудры, они могут созвать на бой всю Нарнию, тогда как мы...
  -- Конечно-конечно! Кентавры очень мудры, мой ласковый сударь. Кентаврам известно очень и очень многое. Но поэтому они не любят того, что им неизвестно... Сейчас настали очень странные времена: нет в Нарнии Аслана, нет Госпожи, которую вы зовете Колдуньей. Но есть общий враг и есть мы - дети Нарнии. Конечно, многие и у вас и у нас не захотят и слушать о такой возможности. Слишком многие свое спокойствие ставят выше спасения Нарнии. Слишком многие не хотят и думать о том, что старые правила не всегда хороши в новой войне. Слишком многие боятся рисковать той жалкой жизнью, которую ведут по милости собачьего царя Каспиана дети несчастной Нарнии, - и старуха с горечью дернула облезлый хвост волчьей шкуры.
  Гномы невольно задержали взгляд на ее сморщенной руке, покрытой шрамами и мозолями, с пальцами, потемневшими от въевшихся в них отваров...
  --Что тебе нужно? - серые, словно стальные глаза Анукхаса встретились с бесцветным взором ведьмы, -- ты много чего тут наговорила. Но что именно ты нам предлагаешь?
  -- Только свою дружбу, свои знания, о мой грозный сударь, готова я предложить, если они пригодятся вам в вашей борьбе. Ибо безумной старухе кажется: столь отважные, столь опытные воины не могли отказаться от борьбы! Иначе ведь зачем их умелые, золотые их руки вновь и вновь выковывают мечи и кольчуги?.. Но я, кажется, утомила моих Вольтинусов? Простите меня, судари мои! Я ухожу! Но если когда-нибудь услуги несчастной женщины, живущей мечтой увидеть Нарнию свободной, смогут пригодиться отважным Вольтинусам, они всегда найдут меня. Там, на склоне горы, - ведьма махнула рукой, - мое жилище...
  С этими словами ведьма скрылась в лесу.
  -- Вот ведь гадюка! - глядя ей в след гневно воскликнул Анукхас, - так толком ничего и не сказала. Пошли отсюда. Недаром мне эта гора сразу не понравилась...
  
  Больше трех недель живут братья на Озере. Снег выпал, растаял, снова выпал... Вот уж, кажется, улегся основательно, словно медведь в берлоге, а гномы все никак не соберутся покинуть пещеру. Пылает огонь в кузнице и из рук маленьких мастеров вновь выходят прочные легкие кольчуги, острые сверкающие мечи, тяжелые боевые топоры...
  В первые дни Вамблин несколько раз пытался завести разговор о ведьме: зачем приходила? Откуда про них столько знает? Может стоит с кентаврами посоветоваться, зверей предупредить - мало ли что?
  -- Делать тебе, что ли, нечего - думаешь о всякой грязи. Эта дрянь всегда в Нарнии жила. Подумаешь, встретились. Забудь!
  И Вамблин не без облегчения выкинул неприятную встречу из головы - в самом деле, было бы о чем думать!
  А тут вдруг как-то вечером Анукхас сам о ней вспомнил:
  -- Все-таки, наверное, надо было выяснить, что хотела от нас эта ведьма, - не очень уверенно начал он, глядя на огонь, пылающий в камине.
  Вамблин от удивления выронил ножны, узор на которых он только что разглядывал, и даже не заметил этого:
  -- Ну, ты сказал! Разве ведьмы хоть когда-то хотели чего-нибудь нового?
  Анукхас чуть поморщился:
  -- Это я и без тебя знаю. Но интересно, что именно она задумала. Это может быть важно...
  -- Так давай сходим к кентаврам - давно ведь не были!..
  -- Вот уж это от нас не убежит! А ведьма наверняка шпионит за нами и ничего не скажет, если мы от кентавров придем! И потом, не хочу я идти к Солнцемудру с пустыми руками и мямлить про какую-то там встречу. Мы же разведчики.
  Вамблин тревожно вскинул глаза на Анукхаса:
  -- Брат, мой бесстрашный брат, ты хочешь пойти к ведьме?!
  -- По мне, так это наш долг...
  -- Нет, Анукхас! Не думай об этом! - Вамблин порывисто вскочил и подошел к брату, - Мы никогда не боролись с колдовством и ну его!.. Мне не нравится мысль идти туда по своей воле, понимаешь? - маленький гном опустился на вереск и положил руку на плечо Анукхаса, - тут какая-то большая и подлая хитрость... Кто говорит о спасении Нарнии!..
  -- Нет, я не вижу хитрости, - невольно стряхнув с плеча руку Вамблина, рыжий гном поднялся и взволнованно прошелся по пещере. - Все время ищу и не вижу. Семнадцать лет прошло с той встречи и она столько времени ждала, чтобы подойти и предложить свою помощь? Да мы же ее и не узнать могли!..
  -- Не знаю я, где там хитрость - может как раз в ее отсутствии, но мы не должны идти не предупредив кентавров, - горячо возразил Вамблин.
  Но Анукхас, казалось, не слушал его:
  -- Конечно, вся эта ее лесть... Но ведь такая, кажется, у них вообще манера разговаривать... Тоже, вот, видишь, она ведь могла в гораздо более привлекательном виде прийти... Хотя я, признаться, представлял их более грязными... А эта словно черная гномийка-переросток, только в платье, а не в штанах, - Анукхас усмехнулся, но Вамблин не оценил шутки:
  -- Аслан никогда не любил такие походы!
  -- Братец, а не ты ли клялся мне, что никакие опасности нас не остановят?
  -- Я же не отказываюсь идти, - с отчаянием вскричал Вамблин, - Но мы должны предупредить кентавров, ведь... - рука младшего гнома судорожно теребила кожаную рубашку на груди, нащупывая под ней на цепочке старый подарок матери, маленькую игрушку, кожаного льва, некогда ярко и весело раскрашенного... - О, пожалуйста, прости меня, что я об этом напоминаю! Мы ведь уже пытались тайком...
  -- Так то война была. А сейчас я говорю о разведке, - Анукхас подбросил дров в очаг и несколько минут молча смотрел на пламя. Наконец чуть встряхнул головой и продолжил, - ну, пусть ты прав, пусть это действительно смертельно опасно. Ну, погибнем мы - ты же этого не боишься? Если же мы узнаем что-то определенное - тогда хоть будет о чем говорить с Солнцемудром... Все, решено. Завтра же пойдем к ведьме. По крайней мере я.
  -- Анукхас!
  -- Довольно. Оставим спор до завтрашнего утра. Я иду спать, Вамблин...
  
  За эти годы Анукхас привык: последнее слово всегда остается за ним. У него и тени сомнений не было, что наутро они выйдут вместе. "Просто надо дать малышу обвыкнуться с этой мыслью", - рассуждал он, с ласковой улыбкой прислушиваясь, как Вамблин ворочается в темноте на постели...
  
  Утром, по бледности и покрасневшим глазам Вамблина Анукхас понял, что брат не спал всю ночь. Наверное, размышлял... "Ну, и не только размышлял", -- с неловкостью подумал Анукхас...
  Тут выяснилось, что на сей раз Вамблин уступать не намерен:
  -- Я не пойду с тобой, а если ты уйдешь - пойду к кентаврам, - печально, но решительно заявил он Анукхасу. И ни уговоры, ни брань старшего брата не подействовали на него.
  -- Хорошо. Поступай как хочешь, - Анукхас набросил на плечи зимний плащ и одел снегоступы, - я ухожу.
  Рыжий гном решительно вышел из пещеры и невольно зажмурился от блеска сверкающего в солнечных лучах снега.
  -- Останься! - голос Вамблина прозвучал почти как стон. Анукхас вдохнул холодный, пахнущий снегом и соснами воздух, и не оборачиваясь зашагал вперед...
  
  Не сделав и двух сотен шагов, рыжий гном остановился. Он словно все еще чувствовал на себе полный отчаяния взгляд Вамблина.
  -- И вот чего, спрашивается, ты так всполошился? - вслух спросил Анукхас, поглядев в сторону Озера. Ему было неуютно.
  -- В конце концов может и стоит раз в жизни уступить, если уж это ему так важно, - бормотал он, - раз в жизни... - положив руку на шершавый ствол дуба, Анукхас задумался, вспоминая прошлые, довольно редкие, к слову сказать, споры. Рыжий гном прекрасно знал, что брат уступает ему даже когда не согласен, и очень любил Вамблина за это...
  "Как бы мне хотелось видеть тебя счастливым", - с горечью подумал Анукхас...
  Маленькая дикая белка легко прыгнула на ветку перед гномом, стряхнув с нее сугробик снега, и с озорным любопытством посмотрела на Вольтинуса. Тот задумчиво покопался в висящей на поясе сумке - с самой осени они с Вамблином подсыпали друг другу орехи, наверняка и сейчас что-нибудь завалялось...
  -- Ладно, - проворчал Анукхас, протягивая орех белке - порадую тебя хотя бы сегодня. Ведь вовсе не обязательно идти сейчас... Да и вообще, наверное, не обязательно....
  Посмотрев вслед взлетевшей на дерево белке, старший Вольтинус развернулся и торопливо зашагал обратно...
  
  Выйдя из под сосен он увидел Вамблина, натягивающего снегоступы у входа в пещеру.
  --Эй, братик! - задорно крикнул Анукхас, - куда это ты собрался?
  -- Ты еще не ушел?! - радостно воскликнул Вамблин и в несколько секунд очутился возле Анукхаса. Засмеявшись, Анукхас обнял брата.
  -- Ты прости меня, - чуть дрожащим голосом произнес Вамблин, - Я все понял. Я пойду с тобой.
  -- Чего ты понял, дурачок? - вздрогнув спросил Анукхас.
  -- Ну... Что нам нельзя разлучаться... И вообще... Ты же старший... - Вамблин заглянул в лицо брату, - что с тобой? Я что-то не так сказал?
  --Да... нет, - как-то растерянно ответил Анукхас, - просто я... Впрочем неважно. Я рад, что ты идешь со мной.
  
  Новая знакомая гномов жила в длинной узкой пещере, вход в которую закрывала натянутая на деревянную раму медвежья шкура. Другая такая же шкура отделяла гостиную от других помещений в жилище ведьмы. В грубом камине полыхал огонь. Подле него сидели хозяйка и Анукхас. Вамблин притулился в стороне у самой стены и был почти невидим в царящем полумраке. Пещеру наполняли странные, чуть дурманящие запахи. Ведьма бросала руны.
  -- Видишь, яхонтовый? - скрипучий голос старухи нарушил царившую в пещере неспокойную тишину, - гадания сходятся: в пятый день месяца уток судьбу Нарнии можно переменить. Я гадала дальше и знаю, что следующий такой день наступит через полторы сотни лет. День, когда дети Льва и дети Госпожи могут заключить союз и сила, от него исшедшая изгонит тельмаринских собак и освободит Нарнию...
  -- Не понимаю! - воскликнул Анукхас, вскинув голову, и отблески пламени окрасили его благородные черты...
  -- Ох, прости, яхонтовый, глупую старуху - не умеет объяснить.... Вот когда ты выковываешь меч, ты ведь используешь и силу огня и силу воды, верно? Так и здесь: мудрый сумеет в нужный срок соединить две силы, две стихии, свет и тьму для великих дел...
  -- То есть это не черное колдовство?
  -- Нет, нет, как можно для черного волшебства звать детей Льва? Это совсем иное. Нет с нами Льва и нет Госпожи, но мы, дети Нарнии, многое можем сделать для своей земли, если будем мудры и осторожны..
  -- Осторожны... Да! Я, вот, думаю: нельзя, чтобы у нас узнали об этом разговоре! Если не поймут - все сделают, чтобы помешать!
  -- Истинную правду ты сказал, мой мудрый сударь! - наклонившись к Анукхасу закивала старуха, - очень осторожными нам нужно быть, чтобы никто из боязливых и неразумных не погубил бы Великий Замысел и не заставил Нарнию снова ждать - больше ста лет ждать освобождения!.. Вот послушай, что подумала старуха, - продолжала ведьма всмотревшись в лицо Анукхаса, - может быть, моим осторожным Вольтинусам пожить немного у меня? Кто будет искать вас здесь? Только немногим верным я открою, что вы гостите в моем бедном жилище...
  -- Но до лета далеко, что нам тут делать столько времени?
  -- О, судари мои Вольтинусы могут и не жить здесь все это время! А делать... Бедная старуха знает нескольких кузнецов, воинов и певцов, которых она могла бы посвятить в нашу тайну. Мои мудрые Вольтинусы могут узнать как работают наши мастера...
  -- Зачем нам знания нежити, старуха?
  -- О, мой грозный сударь, разве знания кузнеца или воина могут быть сами по себе добры или злы? Разве на них есть след Льва или Госпожи? Вот, на тебе и на мне одежды из кожи, хотя ты сын Льва, а я дочь Госпожи. Впрочем, столь мудрый мастер и сам увидит пригодятся ли ему наши знания. Но даже мудрейший из мудрых не сможет решить не взглянув на то, что ему предлагают...
  -- Посмотреть я и не отказываюсь. Мы останемся здесь...
  -- Анукхас! - вскричал молчавший до сих пор Вамблин.
  -- на пару дней, - закончил фразу старший Вольтинус..
  
  Ведьма ушла вглубь пещеры, и гномы ненадолго остались вдвоем.
  -- Анукхас! - Вамблин вскочил на ноги и кинулся к брату, - опомнись! Что делаешь?! Нет, это не ты, это колдовство, наваждение!.. Бежим, бежим отсюда!..
  Взгляд рыжего гнома стал холодным и острым, как его собственный клинок. Отстранив Вамблина он тихо ответил:
  -- Спокойней. Не забывай зачем мы здесь, - обведя взором пещеру, Анукхас на мгновение задумался, - если же вдруг старуха не лжет...
  -- Она не лжет?! - в глазах Вамблина изумление мешалось с ужасом, - Это просто какие-то колдовские тенета... - он передернул плечами и бережно сжал руку брата, - давай все обсудим на Озере!
  -- Братец, - полупрезрительно заговорил Анукхас глядя в глаза Вамблина, - ты всегда был трусом, но раньше ты мне хоть доверял. Я не глупее тебя, представь себе...
  Несмотря на сгущающийся полумрак, рыжий гном заметил, как младший брат побледнел от его слов.
  -- Ты знаешь, что за тобой я пойду и в пасть к дракону, - тихо ответил темноволосый гном, положив руку на рукоять меча - и я никогда не останавливал тебя из-за опасности... Но это же путь к бесчестью, к смерти без славы и...
  -- И ты считаешь, что я забыл все эти прописные истины?! Я прекрасно знаю, как велика опасность. Но Цель заставляет рискнуть...
  -- Чем? Откуда мы знаем во что она может нас втянуть!.. - с отчаянием воскликнул Вамблин.
  -- Так и узнаем!
  -- Примерно мы уже знаем и...
  -- Я не собираюсь рисковать! Мне нужно ее доверие, а если Солнцемудр не поймет...
  -- Но он же говорит с Асланом!
  -- Так не всегда же!
  -- В таком деле?!. И потом это опять ложь, опять...
  -- Вот что, братец, имей в виду, - глаза Анукхаса грозно сверкнули, - ты можешь в любой момент уйти отсюда, но если я узнаю, что ты предал меня...
  -- Анукхас!..
  -- Всё будет кончено между нами!
  -- Анукхас, зачем ты так говоришь?! Ты же знаешь - я останусь рядом с тобой, что бы не ждало нас здесь...
  -- Вот и хорошо, - неожиданно мягко улыбнулся Анукхас и обнял брата, - Ты же у меня тоже один и я... В общем... Если бы речь шла не о Нарнии, разве бы я потащил тебя сюда?!..
  Вамблин печально смотрел в мужественное лицо рыжего гнома. Где-то в глубине души шевельнулось уже привычное восхищение - брат так походил на героя древних легенд - но...
  Из-за медвежьей шкуры вновь показалась ведьма и многословно жалуясь, что в ее убогом жилище нет места, достойного прекрасных гостей, провела Вольтинусов в небольшой грот, отгороженный старой медвежьей шкурой висевшей без всякой рамы. Светильник в форме волка, стоящий на небольшом камине освещал устланный папоротником пол и два ложа из волчьих шкур. Хозяйка, кланяясь, умоляла простить старую больную женщину и самим нарубить себе дров на ночь. Братья не без удовольствия вышли на свежий морозный воздух и вскоре принесли дрова и себе и старухе.
  -- Утром еще нарубим, - пообещал Анукхас и, сопровождаемые громкой благодарностью ведьмы, гномы пошли к себе.
  Говорить сейчас им было не о чем и, посидев немного у запылавшего камина, братья легли спать.
  
  -- Анукхас! - позвал через некоторое время Вамблин, - ты спишь?
  -- Еще нет, - угрюмо пробормотал рыжий гном.
  -- Анукхас, - неуверенно продолжил Вамблин, - ты ничего не чувствуешь?
  -- Чувствую желание спать, - чуть ехидно ответил Анукхас, - А что? - и он приподнявшись на локте, обеспокоенно посмотрел на брата.
  Вамблин сел на ложе:
  -- Мне как-то здорово не по себе, - признался он, - кажется, будто кто-то жуткий смотрит на нас из темноты...
  -- Ну, давай подброшу дров в камин... Ты здорово перенервничал сегодня, братец, вот и мерещится всякое, - Анукхас сел рядом с Вамблином и заботливо подоткнул шкуру-одеяло. Не мог же он признаться, что и сам испытывает нечто подобное! - Спи.
  Вамблин послушно закрыл глаза, но сон не шел, и тревога не отпускала. Зато неожиданно ярко вспомнилось, как когда-то, невообразимо давно, вот так же садилась рядом с ним мать, так же подтыкала одеяло... Он почти услышал ее тихий низкий голос: "Аслане милостивый, избави нас от призраков, от тени Колдуньи избави нас. Защити моих мальчиков, пошли им счастливый сон"... Как давно это было! И как хорошо, как светло и покойно было в те далекие годы! Промелькнул и образ Килании, которую укладывали уже они, гномы... Кстати, она тоже почти всегда молилась перед сном, в том числе и о них... Мама-то должно быть и сейчас просит о них Аслана - там, в Его Стране... Неужели она видит их здесь, в пещере?.. Наверное... видит... Милая моя! Дорогая! Помоги нам! Защити от этого ужаса! Помолись Великому Льву о твоем бесстрашном сыне... Эх, как же мало осталось в нас от твоих мальчиков, сколько всего из того, чему ты нас научила, мы давно забыли и забросили... Может быть, если бы мы, как наша кукушечка, продолжали молиться несмотря ни на что... А в самом деле, как сейчас Килания? Помнит ли она... И что она помнит?.. Мама, мама... Почему ты так рано ушла от нас?.. "Я оставляю вас Льву. Он будет заботиться о вас. Только не забывайте никогда о Нем"... Да мы и не забывали!.. Впрочем, ты не это имела ввиду под помнить... Аслан... Пожалуйста, помоги нам!.. И... прости: ведь я, выходит, обращаюсь к Тебе, когда больше нечего делать и не к кому обратиться... Но Ты все равно помоги Анукхасу, защити его от колдовства и обмана... Ты же знаешь, что он хочет помочь!.. Пусть все дурное коснется только меня! Аслан! Ради мамы, ради ее молитв, помоги нам!.. А я.. Я буду стараться быть таким, каким она хотела меня видеть... Только... Нет! Нет! Она не может хотеть, чтобы я ушел без Анукхаса!..
  Никакого ответа на свои слова Вамблин не ощущал, но страх и чувство следящего за ними ужасного взгляда постепенно отпустили его и он смог заснуть...
  Ни на следующий день, ни позднее, Вамблин ничего не рассказал Анукхасу о своих мыслях и молитвах, боясь услышать, что-то вроде: "все правильно: твои страхи исчезают, как только ты отвлекаешься от них", -- младший Вольтинус не хотел усомниться и потерять последнее оставшееся у него оружие. Сам же он, чем больше проходило дней под крышей этого страшного дома, тем больше убеждался, что, вне зависимости от предполагаемого мнения Анукхаса о его молитвах, только они еще и помогают ему как-то держаться...
  Вспомнились Вамблину и просьбы матери благословлять пищу и благодарить за нее Аслана. Тогда это казалось даже нелепым: зачем освящать то, что они насобирали или поймали в Лесу? Зачем благодарить кого-то, кроме остроглазого охотника и умелого повара?! Но здесь, в пропахшей колдовством пещере, Вамблин был готов призывать благословение Аслана не только на пищу, но и вообще на все, к чему они с братом могли прикоснуться - лишь бы ослабить действие чар...
  
  Ведьма не стала откладывать обещанной встречи с темными мастерами - уже вечером следующего дня в пещеру вошло шестеро волков-оборотней. Все они были в человеческом облике: шесть невысоких, сильных и статных Серых людей. Движения их были то плавные, то резковатые и часто странноватые для человека: звериный наклон головы, принюхивание, неслышная поступь... В них не было кошачьей грации, но ощущалась нечеловеческая быстрота и ловкость. Старший из вошедших был совершенно сед, но разум и звериная сила не скоро еще должны были оставить Вожака Стаи... Младший - парнишка лет шестнадцати, по обычаю своего народа скромно стоял в стороне от воинов. Правда глядя на него не возникало сомнений: этот волчонок очень скоро завоюет себе право сидеть в кругу мужчин. Все пришедшие были безоружны, но гномы без труда распознали в них сильных и опытных бойцов.
  --Удачной охоты хозяйке дома и ее гостям, - произнес Вожак, - это славная встреча, и мы загнали в честь нее оленя. Мальчик освежует его.
  Волчонок молча выскользнул из пещеры, а пятеро оборотней, стряхнув с себя снег и скинув серые шерстяные плащи, под бормотание старухи о счастье им и их семьям, подошли к камину. Анукхас, поднявшись, сдержанно приветствовал вошедших.
  Наконец, все расселись и занялись гусями, жареными с какими-то травами - "подарком драгоценных Вольтинусов бедному дому старой женщины".
  Гномы незаметно разглядывали оборотней - героев стольких леденящих кровь историй. Все они были в холщовых штанах и рубахах - слишком легкая одежда даже на взгляд гномов и слишком роскошная, для обыденной у народа, вынужденного скрываться в лесу и жить за счет охоты. Но, как позднее узнали гномы, оборотни в людском обличии нередко промышляли разбоем на дорогах Тельмара, а потому, по их собственным словам, могли позволить себе носить только свои собственные волчьи шкуры.... Удивили гномов и лица новых знакомых - в них не было ничего уродливого: странные, несколько удлиненные, с далеко посаженными зеленоватыми глазами, они были не лишены даже какой-то своеобразной суровой красоты. Лишь позднее братья узнали, что внешность оборотней очень изменчива - сейчас они просто были настолько человекоподобны, насколько это для них возможно.
  С помощью старухи легко завязался разговор. Говорили о Тельмаре. Пришедшие ненавидели его страшной, холодной ненавистью, и все эти годы вели с ним беспощадную войну...
  -- Обнаружить себя мы не боимся, - мрачно усмехаясь, пояснял Серый воин, - когда мы забиваем обозы, нас принимают за простых разбойников..
  -- А простые разбойники, учатся от нас, как обращаться с добычей, - засмеялся Вожак, обнажив крепкие желтые зубы, - Недавно как раз видели на дороге шесть мертвяков - не отличишь работу! Обычно баб да щенков они не режут, а здесь покромсали на славу...
  -- Верно, покромсали! - засмеялись остальные оборотни и стали наперебой уточнять как именно покромсали. Немало наслышанный от стариков об ужасах войны, да и сам нередко видевший и кровь и смерть, Вамблин почувствовал себя словно в кошмаре. Он покосился на брата, но по лицу Анукхаса невозможно было сказать, какое впечатление произвели на него эти рассказы...
  -- Так что тут нам опасаться нечего, - продолжил между тем рассказчик, - а когда мы в лесу волками кого зарежем, или зимой деревни пасем, тут нас от дикого зверья не отличишь... Да, мы, бывает, зимой берем диких в Стаю - они когда в яму попадутся, так все и видят, что дикие... Конечно, волком не только солдатню, не всякого мужика заешь, а, вот, щенков утаскиваем, да и...
  Наконец волки оставили разговор о войне (если можно назвать войной нападение на крестьянские обозы, гуляющих детей, замерзающих путников и последующие пытки) и заговорили о песнях. Оказалось, что среди серых людей поют и играют все, так что вскоре гости достали барабаны, флейты, волынки и под сводами пещеры раздалась их дикая, непривычная гномам музыка. Оборотни пели песни войны и песни охоты, песни побед, неудач, смерти и любви. Они пели об изъеденных тленом мертвецах, вернувшихся отомстить убийцам, о бешеных погонях и сжигающей сердце ненависти, о девах, чья жгучая страсть приводила к ним призрак любимого, падшего в отчаянной битве... Оборотням нельзя было отказать в мастерстве, и слушатели плакали и смеялись, любили и ненавидели вместе с певцами. И все же Вамблин не мог освободиться от чувства, что все их песни несут на себе несмываемый отпечаток зла... И маленький гном вновь и вновь взывал к Аслану, словно из водоворота вырываясь из странных, затягивающих песен...
  
  Этой ночью братья долго сидели возле камина, глядя в пламя. Им хотелось поговорить по душам, но они молчали, подавленные мыслью, что разговора не будет. Будет спор.
  И вновь первым заговорил Вамблин:
  -- Эти страшные существа ничего не объяснили тебе?
  -- Страшные, - Анукхас резко повернулся к брату, - да, нам всю жизнь твердили: страшные, ужасные, насквозь испорченные, неисправимые... Но кто и что о них знает?.. Молчи! - Анукхас вскочил и заметался по пещерке, - у нас утеряно большинство древних книг... Что мы сегодня увидели? Обычный народ со своими повадками и...
  -- Обычный?! - Вамблин задохнулся, - у меня до сих пор перед глазами стоят дети, которых они...
  -- А ты рассказы деда не помнишь? Что делали тельмаринцы с нашими детьми и с нашими женщинами?
  -- И ты...
  Анукхас пожал плечами:
  -- Не надо обмороков. Я не собираюсь участвовать в их войне... Нет, конечно, это ужасно, - поспешно добавил он, заметив, что Вамблин пытается что-то сказать, - но я не об этом. Чем они хуже тельмаринцев, которых нас просят не смешивать с нежитью? Ну, привычна им жестокость... Но песни...
  -- Песни? Да... - Вамблин не решился сказать, что на его взгляд эти песни слишком похожи на черные заклинания. - Конечно... Там... Там были красивые слова... Но не шкура ли это? Что под ними? Не для нас ли их вообще сложили?..
  -- Чтоб так петь, чувствовать надо! - вспылил Анукхас. - Осел ты упрямый! Мы впервые в жизни встретили народ похожий на нас...
  -- Анукхас!!!
  -- Волк тебя задери! Кто нам ближе?! Неженки фавны? Или звери из которых ни один праздничной песни толком не споет?
  -- Но не эти же чудища, братец!
  -- Сам ты чудище! - в полный голос ответил Анукхас и неожиданно расхохотался, глядя в бледное лицо брата. Несколько, правда, нервно, как мог заметить Вамблин, но по-старому заливисто.
  -- Иди лучше спать, чудище, - отсмеявшись, сказал Анукхас, - ишь серьезный какой стал. Прямо новая гномийка-пророчица...
  И Анукхас подошел подбросить дров в почти погасший камин..
  
  Так и началась новая жизнь у братьев. Спорить они перестали, да и думами почти не делились, но по-прежнему были вместе и благодарили судьбу за это. Несколько раз оборотни водили гномов к кузнецам - минотавру и людоеду, но мрачные, грубые мастера не понравились даже Анукхасу, хотя он и не без интереса рассматривал странную сталь, черную и серую, чуть заметно светящуюся холодным пламенем. Изделия людоеда были крепки, но просты и некрасивы, а вот тонкую работу минотавра Анукхас внимательно изучал, показывая Вамблину заинтересовавшие его решения и стараясь не обращать внимания, что темноволосый гном явно не желает даже касаться черного оружия. Впрочем, держа в руках шипастые наконечники или волнистые лезвия старший Вольтинус сам с трудом подавлял отвращение, понимая какие страшные раны оставляет такое оружие...
  Спускаясь из просторной мрачной пещеры в подземелье-кузницу, гномы, к удовольствию хозяев, часами стояли среди пламени и грохота, следя за работой черных умельцев. Однажды Анукхас и сам встал за наковальню...
  С печалью и тревогой следил Вамблин за работой брата. Не мог он представить себе обычное оружие, выкованное из этой стали - слишком подходила она для жестоких изделий мрачных чудовищ. И маленький гном, стоя в раскаленной кузнице, зябко, словно от холода, поводил плечами, отгоняя непрошеные картины: сверкая огромными клыками, заросшие шерстью кузнецы-хозяева показывают Анукхасу, как выковать их оружие... А вот Анукхас с новым мечом тренируется вместе с оборотнями... Вот, Стая ведет гномов к тельмаринской деревне... Вот Сполох, Желудь и даже старый Груздь с презрением и болью отворачиваются от них. "Они были наши, но ушли от нас," - словно наяву услышал Вамблин слова Солнцемудра....
  
  Первой работой рыжего гнома были ножи. Широкий черный клинок он оставил себе, а более тонкий, выкованный из светящейся стали, подарил Вамблину. Но братья не смогли носить новое оружие: даже Анукхасу собственная работа казалась чужой. Решив, что он еще плохо чувствует непривычный материал, рыжий гном стал целые дни проводить в кузнице, бросая под вечер вышедшее из его рук в плавильный котел. Он подумывал уже сделать кузницу около пещеры ведьмы, чтобы не ходить каждый день к угрюмым мастерам, но потом, к немалой радости Вамблина, неожиданно охладел к работе с темной сталью, и только два его первых ножа, забытые, лежали где-то под папоротником, устилавшем пол в новом жилище гномов...
  
  Зато все больше времени гномы проводили с оборотнями. Анукхаса увлекло и совместное пение и совершенно новый вид охоты, когда волки, словно огромные неутомимые псы, гнали дичь на притаившихся в засаде маленьких лучников, а потом гордо тащили добычу в пещеру ведьмы или в собственные Норы, находившиеся в том же ельнике, но с другой стороны горы.
  В этих огромных мрачных Норах, соединенных между собой узкими переходами и на большой поляне перед ними, гномы бывали часто. Пируя, разучивая песни, или предаваясь воинским забавам, братья наблюдали, как простоволосые Серые Женщины жарили на вертелах оленей, кормили чумазых полуголых малышей, стирали и перешивали одежду, добытую их мужьями и сыновьями. Как долговязые подростки сражались друг с другом мечами, кинжалами, кулаками или зубами и когтями. Как проверяли они быстроту своих ног и лап. Как устраивали охоту друг на друга, на чутких оленей, зайцев или хитрых лисиц. И как гордо проходили мимо незаметно косящихся на них девочек-ровесниц...
  То с жалостью, то с негодованием Анукхас незаметно оглядывался на тенью следующего за ним Вамблина и с горечью думал: "если б не твоя унылая рожица, братец, я был бы почти счастлив"... Впрочем, рыжий гном без труда понимал страхи младшего брата: его и самого нередко охватывало смятение и в пещере ведьмы, и в кузнице черных мастеров, да и здесь среди полюбившихся ему оборотней... Но он всегда находил в себе силы преодолеть слабость, тогда как Вамблин словно лелеет ее... Но ничего: когда Нарния будет свободна, они вновь поселятся в своей пещере на Озере, и Анукхас сам попросит новых друзей не приходить к ним, чтобы не тревожить брата. Может быть, он даже будет заходить в пещеры к фавнам - в конце концов к пятидесяти годам можно научиться не замечать глупые шутки... Если, конечно, у фавнов хватит нахальства смеяться над освободителями Нарнии...
  
  А Вамблин, оставив всякие попытки переубедить брата, с тревогой и печалью следил за окружающими их существами, каждое из которых на свой лад приветливо встречало их. Иногда глаза говорили ему, что Анукхас, быть может, прав, и перед ними лишь иной народ, с иным, чуждыми обычаями. Но холодная, нечеловеческая ярость и жажда крови во взгляде настигающего добычу оборотня, даже если это была всего лишь девочка-подросток, схватившая зазевавшуюся полевку, убеждали в ином. И Вамблин думал, что недаром оборотни стараются пореже показывать им малышей, еще не умеющих долго удерживать на лицах человеческие маски...
  Смущало Вамблина и то, что ни разу во время охот и прогулок не повстречали они никого из сынов Льва, как звали тут их прежних друзей. Мастерство оборотней, колдовство ведьмы или злая судьба были причиной тому? Хотя, может быть это не так уж и плохо? - И Вамблин вновь с содроганием представлял себе встречу со старыми друзьями, в тот миг, когда они с Анукхасом мчатся по лесу в окружение злобно воющих оборотней или даже просто возвращаются с пира, наслушавшись бешеных черных песен и кошмарных рассказов, насмотревшись на безудержные колдовские пляски и напившись волчьего пива... И пусть сам он пил всегда мало - что с того?.. Их глаза, их лица слишком многое расскажут мохнатым приятелям... Разве что Медведь или Великан не сообразит, не сможет представить, что Вольтинусы связались с нежитью... Аслане милостивый! И что ответит Анукхас на любой вопрос, любое недоумение? Слишком часто он стал ворчать на узколобых и трусоватых нарнийцев, чтобы суметь услышать что-либо кроме попытки, не глядя и не думая, запретить; кроме желания оскорбить тех, кого он отказывается видеть чудовищами без сердца и чести... "Прочь! Я остаюсь с теми, кто борется за Нарнию!" Увы! Именно так и оборвет Анукхас любой разговор! И тогда... Вамблин словно наяву видел с гневом и болью уходящих от них друзей: насмешливо-презрительного Сполоха, опечалено качающих головой братьев-барсуков, гордого мыша Пичичипа....
  
  Подружился Анукхас и с ведьмой, которая теперь не называла его иначе, чем сынок. Старуха без устали рассказывала гному о свойствах трав и они с увлечением сравнивали свои знания. Много говорила ведьма и о своем знахарском искусстве - как заговорить лихорадку, как придать особую силу целительному отвару, как вызвать туман или ливень, как сделать клинок, режущий камень и стрелу, всегда попадающую в цель. И в какой яд хорошо опускать заговоренное оружие.
  С ужасом видел Вамблин, как брат его учится колдовству. Правда, во многих заговорах старухи звучало имя Аслана, но Вамблин чувствовал, что дело тут не в имени: если бы ведьма учила тельмаринца, она наверняка взывала бы к Повелителю Огня, не переставая при этом оставаться верной дочерью Колдуньи...
  Часто, особенно темными вечерами, старуха рассказывала и о войне с Тельмаром. Рассказчица она была затейливая, так что даже Вамблин временами невольно увлекался, слушая о страшных тайнах нарнийского Леса: о блуждающих огнях, о заводящих в самую трясину тропинках, о коварных деревьях, о приключениях ведьм, о том как кикиморы, преодолевая сотни препятствий и опасностей, реками пробираются в Тельмар, как хитро и ловко заманивают они людей на глубину, и тогда "напрасно тельмаринские тетерки дожидаются своих сопливых отпрысков с купанья. И глупым свистушкам уже не приходится зубоскалить у плетня, если их парни не умеют разглядеть хвосты у красавиц-купальщиц"...
  
   Но не только эти разговоры вели Анукхас и ведьма. Нередко, когда Вамблин спал, Анукхас уходил из их пещерки, и никогда не рассказывал брату, о чем он говорил со старухой. Но Вамблин и сам понимал, что они должны когда-то беседовать и о неумолимо приближающемся Дне, а раз они не говорят при нем, значит именно для того встречаются, когда он спит. Проснувшись один, темноглазый гном бесшумно выскальзывал из их грота, но заставал Анукхаса и ведьму беседующими о травах, а то и вовсе сидящими молча. Убедившись, что подслушать ведьму в ее логове невозможно, Вамблин все дольше не выходил в такие дни из грота, и волны отчаяния, неумолимо поднимаясь, с головой захлестывали его в эти часы... Страшные картины проносились у него перед глазами, вспоминались древние легенды о гибели доверившихся дружбе или клятвам Колдуньи и ее слуг, подкрепленные тем, что пришлось услышать здесь... И все чаще и чаще, словно откуда-то извне, приходила мысль о простом и быстром выходе из этого колдовского круга... Смерть! Конечно, их учили, что это не путь для зовущих себя сынами Аслана, ибо никуда кроме замка Колдуньи он не приведет, но... Разве столь страшный поступок брата не заставит Анукхаса одуматься? И взгляд Вамблина вновь и вновь останавливался на тонком, тускло светящемся ноже, безмолвно обещающем укрытие от сводящих с ума тревог... Если бы был какой-то путь! Если бы можно было надеяться как-то убедить брата или разрушить чары, он бы не допустил и мысли... Но разве сейчас это не единственный выход? Разве он не должен попытаться остановить брата любым путем?... И перед глазами в который раз промелькнула картинка: входящий в грот Анукхас видит мертвого Вамблина и окровавленный клинок... Конечно же он все поймет, мой бедный, мой гордый брат! Прикрыв глаза, темноглазый гном представил, как Анукхас уходит от ведьмы на Озеро - одинокий, несчастный, но свободный...
  Впрочем и сердцем и разумом Вамблин понимал, что это ложный путь: вовсе он не остановит Анукхаса, скорей уж развяжет ему руки, погубит себя, и - ведь не может быть, чтобы Аслан так и не дал им никакой возможности спасения! - а он уже ничем не сможет помочь брату... Или Аслан ждет, чтобы он пошел к кентаврам?.. Но нет... Это невозможно... Нет, нет, Аслан не потребует от него бросить, предать Анукхаса... Должен же найтись какой-то иной способ - Аслане милостивый, помоги нам!..
  
  ...Однажды, когда Вамблин стоял, рассматривая клинок, излучавший слабое мертвенное сияние, в спальню вошел, почти ворвался Анукхас.
  -- Что ты делаешь?!
  Вамблин чуть пожал плечами:
  -- Ничего... Смотрю вот, - он кивнул на нож.
  -- Да? - насупившийся Анукхас густо покраснел, но на брата смотрел все так же подозрительно. Потом, видимо плюнув на то, что Вамблин догадался о его мыслях, быстро подошел вплотную к брату и, схватив его за плечи сказал:
   -- Ты мне нужен. Понял? Плевать мне, что ты здесь делал... И что я делал - тоже плевать. Но ты мне нужен, запомни это.
  И, резко развернувшись, вышел.
  Вамблин медленно положил нож в угол рядом с черным клинком Анукхаса, пытаясь прийти в себя. Конечно, они часто угадывали мысли друг друга, но как Анукхас мог догадаться... Неужели он и сам...
  Вамблин не стал додумывать страшную мысль до конца...
  
  Суровую снежную зиму, напомнившую гномам год смерти родителей, сменила поздняя, холодная весна. А когда и она стала подходить к концу - зарядили дожди. Комары, которых обычно в Нарнии не так уж и много, размножились ужасно, и гномы, отходя от пахнувшего смолой костра, тут же натягивали на головы капюшоны, а оборотни принимали вид волков: жесткая густая шерсть отлично защищала их от звенящей напасти. Волков, правда, донимали блохи.
  -- Собачьи вурдалаки, - свирепо щелкали оборотни желтыми зубами, - своих ведь жрете!
  
  Конец весны, начало месяца уток, не принесли долгожданного тепла и солнца. Но гости собравшиеся в третий день лета у пылающего очага в пещере ведьмы забыли и про непогоду, и про жесткого, худого, как и вся теперешняя дичь, оленя на столе.
  -- Вот мы почти и дождались, детки, - произнесла ведьма, глядя на двух гномов и шестерых воинов-оборотней, сидящих подле нее за столом, - слава Госпоже, твердолобые упрямцы не пронюхали о Великих Замыслах. Через день можно будет открывать Дверь. Мне нужен дар от народа воинов.
  Седой Вожак поднялся на ноги:
  -- К завтрашнему вечеру ты получишь наш дар, мудрая женщина. Но охота теперь плохая. Лучше идти сейчас.
  -- Иди, храбрейший из воинов.
  -- Охота? - глаза Анукхаса вспыхнули, - мы пойдем с вами, волки.
  -- Нет, нет, сынок, - поспешно возразила ведьма, - это должен быть только их дар. В этой охоте мы не можем им помогать, так же, как и они не смогут помочь нам ночью. Кроме того бедной старухе тоже завтра понадобится помощь... Ешьте, детки.
  Гости дружно вгрызлись в пряное мясо приготовленное старухой. Потом одновременно поднялись, вскинули руку в прощальном приветствии и один за другим направились к выходу из пещеры, по дороге стремительно обрастая шерстью и у порога привычно опускаясь на четвереньки...
  Гномы же, посидев еще немного за столом, за чашками горьковатого травяного чая, ушли в спальню. Обоим им плохо спалось в эту ночь, оба думали о приближающемся Дне, обоим хотелось поделиться своими тревогами и надеждами, но они так отвыкли говорить по душам за эти полгода...
  
  А утром ведьма попросила драгоценных Вольтинусов помочь старой женщине перенести все необходимое в нужное, тайное место. Этим местом оказалась вершина горы, находившейся в полутора часах ходьбы от пещеры. Гора была очень похожа на ту, где жили ведьма и оборотни - немного, правда, повыше, но тоже заросшая темным старым ельником и изрезанная коварными трещинами и расщелинами...
  Добравшись до вершины и сложив принесенные мешки в пещере, гномы, по просьбе ведьмы, нарубили и натаскали на гору дров в соседнем березняке.
  День выдался не из легких, и только к вечеру усталые гномы вернулись к пещере, столкнувшись у входа с оборотнями. Неспешно войдя в пещеру Вожак бросил добычу - крошечного живого олененка - под ноги ведьме, суетливо накрывавшей на стол, и, начав превращаться в человека, поднялся на задние лапы.
  Братья задумчиво наблюдали, как густая серая шерсть прижималась к растягивающимся мускулистым телам и превращалась в чуть сероватую кожу и расшитые шелками праздничные кафтаны. Все это гномы видели множество раз, и сейчас смотрели лишь для того чтобы не поворачиваться к беспомощно лежащему малышу. Анукхаса, кроме жалости, которую всегда вызывали у него пленники и осиротевшие детеныши, мучила мысль о том, что этот полный отчаяния и ужаса взгляд обреченной жертвы слишком похож на взгляд таких же больших и темных глаз Вамблина...
  Видимо догадавшись о чувствах гномов, старуха схватила дрожащего олененка и унесла куда-то вглубь своего жилища...
  Вернулась ведьма с большим глиняным кувшином в руках. Окинув взглядом гномов и оборотней, которые уже сидели за накрытым столом, старуха достала из окованного медью сундука девять кубков из черненого серебра и до краев наполнила их темным густым вином.
  -- Выпьем за грядущую Ночь, детки, - заговорила ведьма, - выпьем за нашу Удачу, за смерть тельмаринцев, за наш союз и за приход Новой Судьбы Нарнии. Судьбы, которую сплетем и впустим мы сами... Вот она, у Двери. Выпьем же, чтобы Дверь раскрылась, и она вошла!
  Ведьма, Анукхас и оборотни торжественно поднесли кубки к губам...
  "Аслан! - отчаянно взмолился Вамблин, судорожно сжимая кубок и глядя на черную поверхность вина, - Аслан, защити нас! Я пью, но Ты видишь, я пью за Тебя... Прости нас и спаси... Как-нибудь спаси нас!"
  В этот миг пламя в очаге ярко вспыхнуло и вино в кубке словно бы посветлело. Зажмурившись, Вамблин последним из собравшихся осушил кубок...
   Какое-то время все сидели молча, собираясь с мыслями, вслушиваясь в тишину, прислушиваясь не ходит ли кто - не столько из боязни, что могут подкрасться, сколько по всегдашней привычке... Потом вновь заговорила ведьма:
  --Завтра, чуть свет, мы с сыночком уйдем на гору Госпожи. Вы оставайтесь здесь и поддерживайте нас ночью, дети. В час, когда Молот поднимется над Горой, вы начертите малый круг и будете звать...
  Вамблину стало казаться, будто слова старухи теряются в шуме дождя. Он сидел, не сводя глаз с застывшего, словно из камня высеченного лица брата, чей неподвижный взгляд был устремлен на языки пламени. Вамблин понял: Анукхас давно уже знает, что в этот страшный день они не будут рядом... Хотелось вскочить, закричать, что это безумие, что он не позволит Анукхасу идти на гору Колдуньи да еще и без него... Но в памяти всплыли слова: "Если я узнаю, что ты предал меня... Все будет кончено между нами!" Маленький гном опустил голову - ему не переубедить Анукхаса... Все кончено... Если только... Если только Аслан не поможет им!
  Оставшийся вечер Вамблин провел как в тумане. Он слышал слова Анукхаса, ведьмы и оборотней, но смысл сказанного ускользал от него. Он словно и не видел, как волки вышли из-за стола и исчезли в темноте переходов...
  -- Эк разморило малыша от вина-то, - усмехнулась ведьма, - отнеси его в комнату, сынок, да постарайся поскорее заснуть: такой день.. Нам нужны будут силы...
  
  Рыжий гном осторожно ввел брата в их маленький грот.
  -- Прости меня! - Анукхас крепко обнял Вамблина, - я должен был сказать тебе раньше... Я знаю, что ты думаешь... Но иначе нельзя. Потерпи. Один только день остался. Я спасу Нарнию и вернусь к тебе... Клянусь, мы вернемся на Озеро, и больше ты не увидишь ни волков, ни ведьму... - голос старшего гнома звучал громко и уверено... Может быть даже слишком уверенно... - Мы будем ходить к фавнам... Вот увидишь!.. Ну не молчи, не смотри так, ты же не олененок...
  -- Он ведь только родился, брат, - голос Вамблина звучал глуховато.
  Анукхас вздрогнул от неожиданности: вот уж о чем он совсем не думал сейчас, так это о судьбе олененка.
  -- Крупноват он для новорожденного, - несколько невпопад ответил он.
  -- От голода, думаешь, ослаб? - тихо спросил Вамблин, - ну да, голод и страх... Убьете вы его?
  -- На.. наверное. Это же дар волков... Добыча... Как будто это так важно! Через полгода ты сам бы его пристрелил без зазрения совести! - вдруг разозлился Анукхас, но, мгновенно остыв, он вновь обнял брата:
  -- Хочешь, я дам обет больше никогда не охотиться на оленей?.. Эх, ты, мех дырявый....
  Медленно догорали дрова в камине. Где-то далеко над толщей камня и туч по небу тихо шествовали звезды, а гномы все сидели обнявшись на жестком, покрытом шкурами ложе... Из прохода послышались шаги старухи...
  -- Мне пора, - тихо сказал Анукхас, целуя брата в лоб, - до скорой встречи. В Свободной Нарнии... Пожелай мне удачи, Вамблин.
  -- Сохрани тебя Аслан, брат, - вставая воскликнул темноглазый гном, - я буду тебя ждать...
  -- До встречи.
  Крепко пожав руку Вамблина старший гном шагнул к двери.
  -- Анукхас! - Вамблин, словно очнувшись, бросился на колени. Анукхас вздрогнул и, отвернувшись, поспешно вышел...
  
  Вамблин не знал сколько времени после ухода брата он пролежал без движения, глядя в темноту невидящими глазами. Он не мог даже сказать о чем думал эти долгие черные часы. Обрывками проносились воспоминания, мерцающими звездами вспыхивали и гасли замыслы, и вновь все тонуло в каком-то странном, мрачном оцепенении... Наконец младший Вольтинус словно бы погрузился в сон. В комнате немного просветлело. Чуть качнулась медвежья шкура и в дверном проеме показался огромный, почти с гнома ростом, ослепительно рыжий кот. Его удивительно яркие изумрудные глаза в золотистом ободке, светились серьезным и ласковым пониманием. Кот приложил одну лапу к губам, а второй поманил Вамблина за собой и бесшумно отступил назад. Удивленный гном вскочил и - проснулся... В комнате было темно. Вамблин полежал, беспокойно оглядываясь и пытаясь понять - действительно ли кот ему только приснился. Потом встал и осторожно выглянул в проход...
  Зачем он это делает, Вамблин сам до конца не понимал. Он сегодня был не в том состоянии, чтобы трезво оценивать свои поступки, а сейчас все еще находился под впечатлением сна. Возможно, он отчасти надеялся найти кота, возможно не смог сразу избавиться от впечатления, что ему хотят сообщить нечто важное... Как бы то ни было, Вамблин словно тень скользнул к выходу из пещеры...
  На пороге, отделенные от гнома висевшей в дверном проеме шкурой сидели оборотни. Кто-то негромко перебирал струны...
  -- Скучно, - раздался голос младшего из воинов, того самого, кого гномы видели еще волчонком, - нет, ну чего бы щас не поразвлечься? - добавил он шепотом.
  -- Старуха боится, что связь между ними слишком сильна, - так же тихо ответил Вожак, - а потому приказано не трогать мелкого до Часа. Понял?
  -- А то придет рыжий и порубает всех на жаркое... Помнишь вчерашнюю оленуху? "Кто тронет ребенка, тот погибнет!" - тоненьким голосом закончил воин. Оборотни загоготали.
  -- А мы его и не трогали! Его старуха с рыжим тронут!
  -- Все равно скучно. Надоело мне лизать пятки этим полукровкам, - упрямо повторил давешний волчонок.
  -- Ничего, ужо ночью повеселимся! Чё бы там не навыдумывал себе этот недомерок, ему невдомек, что он скоро сам в расход пойдет! А завтра! Эх, придет Госпожа, наведем мы тут порядки! Все эти жирненькие шавки гривастой кошки пойдут нам на завтрак!
  -- "Завтра, завтра", - передразнил волчонок, - пока оно еще настанет... Ты лучше скажи, на кой вообще там эти недомерки сдались? По мне их давно сожрать пора!
  -- Это ты старуху спроси!
  -- Смотри только чтоб она с тебя шкуру за разговоры не спустила!
  -- Цыц! Я скажу, - рявкнул Вожак, - Есть древний Закон. По нему Дверь Госпоже может открыть только предатель. И не тельмаринец и не черный, а только сын кошки. Понять древнюю магию ты лучше не пытайся - в драных рукописях пусть ведьмы копаются. Мы - воины, - Вожак помолчал, а потом со смешком продолжил, - А только этих недомерок старуха ловко по ложному следу пустила: рыжий-то все себя героем мнит, то-то ему весело будет узнать, что он - предатель, Госпожи добыча!
  
  Затаив дыхание Вамблин стал отступать в глубь пещеры. Ему казалось, что оборотни услышат стук его сердца - так сильно оно билось. Меньше всего волновала гнома мысль о собственной гибели. Предатели!.. Перед глазами вновь возник принесенный волками олененок. "Оленуха сказала"! Аслане милостивый! Новорожденный говорящий олененок! А ведь они могли, нет, должны были догадаться, если бы поменьше думали о себе!.. А приход Колдуньи... Они... нет, он, по крайней мере он обязан был понять раньше! Ведь он и не верил никогда в "безликую силу", которая, де, зародится при соединении Тьмы и Света... Почему же - во имя Аслана! - он не осознал, что открытие этой собачьей... - тьфу! волчье слово! - открытие Двери приведет в Нарнию вторую Долгую Зиму?!
  "А ведь кентавры нас предупреждали!" - вдруг вспомнил Вамблин. Он стоял посреди комнаты, по его лицу катились слезы, но гном не замечал их. Он словно бы вновь услышал звучный, раскатистый голос: "Большинство предательств зарождается от глупости самих предателей и происходит из-за глупости тех, кто их окружает... Следите за собой, чтобы в другой раз не предать ту самую страну, за которую вы готовы отдать жизнь, в пучину бедствий, гораздо более страшных, нежели Тельмар"...
  "Прости меня! - в отчаяние прошептал Вамблин, сам точно не зная к кому он сейчас обращается, - как я мог думать, что это только наше дело! Мой бедный Анукхас, ты думал о Нарнии, а я... Я так боялся потерять тебя и погубил вас обоих!" - Вамблин содрогнулся, вновь припомнив обреченного олененка...
  Однако раскаяние и слезы не помешали гному стремительно собираться. Нащупав в темноте кремень, он зажег огонь в пасти чугунного волка, одел кольчугу, набросил плащ, взял лук и колчан стрел, отложил, чуть поколебавшись, топор, взял меч, обмотал шкурой, сложил оружие в мешок, обвязал веревкой и сунул нож за голенище сапога. Среди оружия ему неожиданно попал серый кинжал. Вамблин отшвырнул его словно ядовитую змею в угол, где он обычно лежал. Черного клинка в углу, кажется, то же не было, но об этом Вамблин думать не стал. Быстро скатав попавшуюся под руку шкуру и одежду в валик, Вамблин уложил его на свое ложе и укрыл шкурой-одеялом - волкам незачем знать, что добыча ушла из ловушки... Впрочем, ведь не ушла...
  Гном последний раз оглядел комнату, задул светильник и решительно подошел к камину...
  Даже довольно хрупкому Вамблину было нелегко протискиваться по узкому дымоходу. "Хорошо хоть я не разжигал сегодня камин," - думал он, стараясь двигаться как можно бесшумней...
  Наконец подъем по душной закопченной расселине закончился, и Вамблин вылез на небольшой скалистый уступ, полной грудью вздохнув воздух, пахнувший хвоей и сыростью. Под ним зеленым морем шелестел лес. Гном огляделся и вспыхнувшее было невольное воодушевление мгновенно исчезло, при виде того, как низко над горизонтом висит зловещее, кроваво-красное солнце. "Зато теперь ясно, что бегать за помощью у меня нет времени, - вздохнул Вамблин, - нужно идти на Гору и встречать судьбу, которую... как там вчера говорила ведьма? которую сам сплел!"
  
  Вамблин огляделся и еще сильнее вжался в скалу - почти под ним у входа в пещеру сидели волки. Далеко на севере грязно-серые облака собирались в свинцовые тучи. Кругом виднелись стены и уступы. "Неутешительно, как сказал бы Анукхас, - несколько отстранено подумал Вамблин и осторожно пополз вверх, под темные ели, чтобы поискать спуск в другом месте и по другому склону...
  Неожиданно путь Вамблина преградила глубокая расщелина. Вместо того чтобы отпрянуть, гном замер, глядя в пропасть жадным, почти безумным взором... Давнишние мысли о легкой и быстрой смерти охватили Вамблина с такой стремительностью и силой, что без малейшего усилия вытеснили обычное в такие моменты чувство, что он все-таки не взаправду... Ведь никакой надежды все равно не осталось! Даже, если его не догонят волки, он ничего не докажет Анукхасу! Он должен был уйти раньше, предупредить кентавров... Он и только он предал всех! Но у него еще хватит сил, чтобы самому покарать себя...
  Словно какая-то невидимая сила толкнула Вамблина к пропасти и он уже был готов сделать последний шаг, отделявший его от черной смерти, как вдруг словно легкий ветер промелькнула мысль о матери и, следом, об Аслане. Отступив на полшага назад, Вамблин, задыхаясь, вцепился в жесткие ветки, не чувствуя иголок, впившихся в ладони... Чужая безжалостная воля властно влекла его к пропасти, но гном уже не был безвольной, отчаявшейся игрушкой в ее когтях, он вновь был Вамблином, сыном Рэн и Вольтинуса. И братом Анукхаса, которого он обязан пытаться спасти, даже если надежды уже нет. "Меня найдется кому покарать, если я проиграю," - криво улыбнувшись, сказал Вамблин расщелине...
  
  И вновь гном шел и полз, карабкаясь по склонам, продираясь сквозь ветви елей и кустарник. Он достиг юго-восточного склона, находившегося достаточно далеко и от пещеры ведьмы и от волчьих Нор, и теперь спускался, обдумывая дальнейший путь. Идти нужно было на север, но на севере же находились Норы. Так что придется делать крюк... Очень кстати тут недалеко протекает ручей: можно будет какое-то время идти по нему - сейчас совершенно нет времени запутывать следы, так что ручьем пренебрегать нельзя... Может быть даже волки решат, что он уходит на Озеро и, оставив след, побегут туда?.. Впрочем, это маловероятно...
  Вамблин старался не думать о том, что произойдет, когда он достигнет вершины Горы Колдуньи... А также, что произойдет, если он ее не достигнет... И думать только о пути и об Аслане. В результате мысли его метались, словно стая перепуганных птиц... Он уже оставил ручей и наконец начал пробираться на север, когда, продравшись сквозь густые кусты, неосторожно выскочил на тропу и лицом к лицу столкнулся с высоким, бородатым тельмаринским воином, обернувшимся на шум и обнажающим меч. Гном привычным стремительным движением выхватил клинок, но тельмаринец точным ударом выбил меч из руки опешившего гнома....
  
  + + +
  
  Килания задумчиво брела по лесной тропинке. Вечерело. Резкие порывы северного ветра, сгибавшего деревья над головой девушки, предвещали бурю. Давно пора было искать место для ночлега, но, погруженная в печаль и молитву, Килания не замечала ни времени, ни погоды... Неожиданно впереди раздался звон металла, заставивший девушку стремительно вернуться к действительности. Схватив лук Килания сбежала с тропинки и, доставая из колчана стрелу, бесшумно кинулась туда, где, за поворотом тропы, слышался шум сражения...
  Сквозь густые кусты девушка разглядела стоявшего к ней спиной высокого человека в кольчуге, с обнаженным мечем в руке. Другой рукой тельмаринец крепко держал за шиворот... У Килании перехватило дыхание - Вамблин!...
  Сжав зубы, чтобы внутренняя дрожь не передалась рукам, девушка прицелилась и крикнула:
  -- Парень! Отпусти гнома или я всажу стрелу тебе в голову! - краем мысли Килания сама поразилась, как грозно и властно прозвучал ее голос...
  Тельмаринец обернулся.
  -- Все вы смельчаки, когда с луками и из-за деревьев, - чуть насмешливо ответил он; холодно, но без страха или злобы вглядываясь в темноту леса - раз сразу не выстрелил - иди сюда, поговорим.
  Какую-то долю секунды Килания колебалась, боясь угодить в ловушку и тем окончательно погубить Вамблина, но решив, что стрелять или препираться ничем не лучше, мысленно вручила их судьбы Аслану и, не опуская натянутый лук, шагнула вперед.
  -- Говорить будем, когда отпустишь гнома, - жестко сказала девушка.
  Тельмаринец чуть усмехнулся, не торопясь выпустил пленника и скрестил руки на груди, спокойно глядя в глаза Килании.
  Но девушке было не до тельмаринца (хотя она по прежнему не спускала с него глаз и не опустила лука): отпущенный Вамблин, не теряя времени даже на то, чтобы подобрать свой, выбитый тельмаринцем, меч, нырнул в кусты и исчез.
  -- Вамблин! - крикнула девушка, вновь мельком подивившись, как сразу переменился ее голос, - Вамблин, я Килания! Вернись, Вамблин!
  
  Маленький гном остановился и оглянулся назад. Было ли у него сейчас время на девочку? Или, несмотря ни на что, он не имел права уйти не сказав ей ни слова? Вздохнув, Вамблин вновь вышел на тропинку, где люди все еще мерили друг друга горделиво-холодными взглядами.
  -- Килания? - запрокинув голову, Вамблин взглянул в лицо девушке. Лицо было знакомое, хотя и находилось теперь высоковато, - Вернулась?.. Знаешь... Я должен спешить... Некогда объяснять... Помнишь, что такое Долгая Зима?.. Она может вернуться сегодня... Я сам виноват в этом... Иди на озеро... Или... Хочешь - идем со мной, только это очень опасно... Впрочем, сейчас везде опасно... И слишком поздно... Но может быть тебе Аслан поможет...
  -- Я пойду, - твердо ответила девушка, пытаясь смотреть одновременно и на гнома и на тельмаринца, который, наклонившись, вслушивался в сумбурную речь гнома. Гордое, чуть высокомерное выражение, появившееся на лице воина, когда он услышал угрозу Килании, исчезло, уступив место сочувствию и грусти.
  Вамблин, наконец, тоже повернулся к человеку. "Был бы здесь Анукхас, как бы все было просто!" - подумал он, чувствуя себя последним дураком и последним негодяем одновременно...
  -- Господа, - с едва ощутимым смущением заговорил тельмаринец, и лицо его вновь застыло словно у гордой каменной статуи, - я солдат и законы войны мне известны. Вы не можете, не имеете права оставить свидетеля. Говорю вам как офицер: "Сомнения отставить. Пленных не брать". Девица пусть идет вперед... У вас же тоже есть лук, мастер гном.
  Даже не оборачиваясь Вамблин почувствовал на себе умоляющий взгляд девушки... Она такого долга не поймет... И Аслан - чтобы там не говорил Анукхас - наверное, тоже... Или нет?.. Или отпустив эту лисицу, он только увеличит свою вину перед Нарнией?.. Вамблин вспомнил изумление и восторг промелькнувшие в глазах тельмаринца за мгновение до прихода Килании...
  -- Ты ведь не собирался меня убивать, - не очень уверенно начал он.
  Тельмаринец пожал плечами:
  -- К примеру, я хотел доставить тебя живым в лагерь.
  -- Ты хочешь убедить нас, что ты нам враг?.. Зачем? - вскинула голову девушка... Пожалуй, только во время этого разговора и она и Вамблин увидели перед собой не просто высокую фигуру в кольчуге, а молодого офицера с благородным лицом, длинными темнорусыми волосами, короткой, курчавой, золотистой бородой и печальными серыми глазами...
  Воин снова пожал плечами:
  -- Скажем так: я тоже немного знаю о Долгой Зиме. Из ваших слов понятно, что положение отчаянное, а вы теряете время... Впрочем... Если бы вы согласились принять мою помощь... Мы можем сейчас пойти вместе, а потом, если остаемся живы, вы решите, что со мной делать... Если же вы мне не верите - стреляйте и уходите. Клянусь Асланом, сейчас не время держать совет!
  Гном и девушка переглянулись. Килания медленно опустила лук...
  "Ну почему я? Я же наверняка ошибусь!" - опустив глаза, обречено подумал Вамблин.
  -- Почему ты поклялся Асланом? - видя, что гном молчит, заговорила девушка, - ты в Него веришь?
  -- Да.
  Едва заметная радостная улыбку и легкий свет промелькнули в глазах воина...
  -- Он не лжет, - тихо, но убежденно проговорила Килания, - он знает Аслана.
  -- Ты... уверена?
  -- Конечно! Разве ты не чувствуешь? Свет... - девушка тронула рукой плечо гнома, - Вамблин, я говорила с Асланом этой зимой. Он сказал, когда я должна уйти из города, дал понять, что у вас не все в порядке... Я уверена, что мы встретились здесь по Его воле. Не отвергай ее...
  Гном кивнул.
  -- Наверное ты права. Да и нет у меня уже права выбора... Идем!
  
  Три путника быстрым шагом двигались на север. Впереди шел Вамблин, хмуро объясняя ситуацию. У Килании сжималось сердце от его тона. Страшно переживала девушка и за запутавшегося Анукхаса, не зная, сумеют ли они переубедить рыжего гнома, и ускоряла шаги, вспоминая об олененке. Но она гораздо меньше своих спутников волновалась о судьбе Нарнии, а также о том, не поджидают ли их под Горой все темные нарнийцы - она была совершенно не в силах поколебать свою уверенность в том, что раз Аслан их туда послал, то какой-нибудь выход да найдется - лишь бы его не пропустить.
  Тем временем все сильнее темнело, и ветер усиливался.
  -- Где же дождь! - пробормотал тельмаринец, - не нравится мне мысль, что по нашему следу могут бежать оборотни!
  -- Вся надежда, что они поздно обнаружат мой уход! - согласился Вамблин, - как только они поймут, куда я пошел, им никакой след не понадобится!
  -- И все-таки даже на этой ведьминой горе нас еще надо найти, а во время грозы это должно быть непросто хоть трижды оборотню!
  -- Твоя гроза вот-вот начнется и еще помешает нам на горе...
  -- М-да, и так и так неладно...
  -- А далеко еще? - подскользнувшись на очередной кочке, спросила Килания, изо всей силы стараясь, чтобы спутники по тону не догадались, что ей становится нелегко идти так быстро: памятная лавина оставила в подарок девочке не только плохое зрение, но и больные ноги.
  -- Да нет, вот она, гора-то. Осталось найти...
  И тут раздался громкий, леденящий душу вой. Голос гном узнал:
  -- Оборотни!
  -- Чтоб их! И близко-то как! - тельмаринец обнажил меч, - Девчонка! Беги одна! Мы попробуем задержать волков.
  Килания взглянула на Вамблина.
  -- Беги, - подтвердил он, - другого выхода нет. Только... Тебя могут попытаться убить и старуха и Анукхас... даже если узнает... Понимаешь?
  -- Конечно, - в сгущающейся тьме было видно, как девушка пожала плечами, - Жаль, что приходится расставаться... Помоги вам Аслан! Как бы хотелось, чтобы все кончилось хорошо!.. Прощайте!
  Последние слова девушка крикнула уже на бегу...
  
  Сказать, что Килания не боялась, было бы очень большим преувеличением, но с одной стороны, трудно все время думать о нападающем на тебя волке или ведьме, когда все силы уходят на то, чтобы в темноте лезть на заросшую елями и колючими кустами гору, стараясь не свалиться в очередную расщелину. Тем более, что скоро началась гроза и хлынул долгожданный ливень... Правда, молнии хоть стали иногда освещать путь... С другой стороны Килания давно научилась бороться со всевозможными страхами (которые мучили ее с самого детства), передавая судьбу в лапы Аслана, так что и на сей раз она довольно легко сумела вытеснить страх за себя и друзей молитвой. Но вот сил молитва ей особо не прибавила (или прибавила ровно настолько, насколько нужно было, чтобы как-то двигаться), и вскоре Килания большей частью ползла на четвереньках, а иногда падала и лежала по несколько мгновений, ловя губами воздух и стараясь отвлечься от ссадин и боли в ногах, а потом вновь ползла, вглядываясь в озаряемую молниями гору...
  Неожиданно очередная яркая вспышка осветила впереди маленькую фигурку в плаще и капюшоне, сосредоточенно точащую нож. Вглядевшись Килания наметила цель: скалу в двух шагах от Анукхаса и метнулась туда. Следующую вспышку девушка встретила уже за скалой. Она осторожно огляделась: ведьмы видно не было. Это, правда, не очень-то обнадеживало, ведь Килания могла просто не разглядеть старуху, но все-таки... Килания закусила губу, разглядев бледное, застывшее лицо Анукхаса и его странный, одновременно решительный и отсутствующий взгляд... "Аслан! Помоги нам! Пусть я умру, но спаси их!" - подумала девушка, собралась с духом и, вжимаясь в скалу, крикнула, стараясь перекричать дождь и ветер:
  -- Анукхас! Оборотни напали на твоего брата! Анукхас! Олененок, которого вы хотите убить - говорящий! Ведьма собирается призвать в Нарнию Колдунью! Ты знаешь это, Анукхас?
  Девушка закрыла глаза, ожидая удара широким черным клинком, который видела в руках у гнома, но удара не последовало. Через несколько, бесконечно долгих мгновений, совсем рядом раздался хриплый и злой голос:
  -- Кто ты, лжец?
  -- Килания. Анукхас! Оборотни должны были убить Вамблина, но он бежал от них. Бежал и встретился со мной и... моим другом. Около Горы нас догнали оборотни... Анукхас! Волки убьют их! Спаси, спаси Вамблина, Анукхас!
  В этот момент вновь вспыхнула молния и гром заглушил ответ гнома, но девушка и по губам прочла: "Ты лжешь!". Несколько секунд скорчившаяся между камней Килания и стоявший перед ней Анукхас смотрели друг на друга. Девушка разглядела искаженное лицо, вцепившиеся в рукоять кинжала тонкие сильные пальцы и, стремящиеся прочесть ее мысли, глаза, в которых полыхало безумие... "Аслан! Аслан! Помоги нам!"- мысленно вскричала Килания не опуская глаз под взглядом Анукхаса...
  -- Все готово! Идем, сынок! Час наступает! - властный старческий голос легко перекрыл рев бури.
  Анукхас вздрогнул и обернулся.
  -- Мать! - крикнул он в ответ, и трудно было по голосу разобраться в обуревавших его чувствах. Да и не по голосу тоже... - пришла девчонка, которую растили мы с братом. Она говорит, что волки напали на Вамблина!
  -- Чушь! Сынок! Время уходит, а ты слушаешь проклятую человеческую шавку! Если это вообще та девчонка, которую ты знал, а не призрак лжи и сомнений! Идем! Ты откроешь Дверь, все остальное - после!
  Только сейчас Килания осознала тяжесть положения Анукхаса: он уже не мог отделаться полурешением, у него не было времени для проверки, ему нужно было немедленно идти либо со старухой на вершину, либо с ней вниз. А у нее даже не было возможности поступить так, как подсказывала простая человеческая жалость - замолчать и оставить гнома в покое....
  -- Вы откроете Дверь и в Нарнию войдет Долгая Зима, Анукхас, - отчетливо произнесла девушка, и вновь невольно зажмурилась. Но Анукхас не шевельнулся.
  -- Полторы сотни лет стонет Нарния от собак-тельмаринцев и по милости человеческой лгуньи будет мучиться еще полторы сотни?! - ведьма прыжками приблизилась к гному.
  -- Власть Колдуньи страшнее власти людей! Нарния не должна платить свободой за победу!
  -- Полгода ты готовился к этому дню и хранил тайну, чтобы теперь из-за почуявшей гибель тельмаринки предать Нарнию?
  -- Ты знаешь, что я не тельмаринка даже по крови! Я не изменилась. Я так же люблю вас и верю в Аслана, как и прежде!
  -- Что она знает о Нарнии и об Аслане, столько лет прожив среди тельмаринцев? Как может советовать тебе, нарнийцу?
  -- Я видела Вамблина и слышала вой оборотней, которые гнались за ним... Даже если я не знаю ничего больше... Неужели ты дашь им убить его?!
  -- Тельмар прислал эту лгунью, чтобы мы опоздали! Время уходит, Анукхас! Даже, если твоему брату действительно что-то угрожает, неужели ты позволишь этому Дню уйти и оставишь нас во власти Тельмара? Из-за девчонки, которую нужно было убить еще семь лет назад, ибо она человек, а человек всегда зло! Мы же не можем больше ждать, Анукхас! - взвизгнула ведьма, - ты воин или дохлая кошка? Что ты молчишь? Разве нарнийцы не верны своему слову? Ты обещал помочь мне спасти Нарнию! Идем! - ведьма скорее почувствовала, чем увидела, как Анукхас медленно, словно против воли, развернулся к ней, - идем! Что ты ждешь?! - старуха попыталась схватить Анукхаса за руку.
  Сверкнула молния, и гном отпрянул в сторону.
  Килания распрямилась и теперь стояла на коленях:
  -- Анукхас, в таких случаях мы совершаем подлость сдерживая слово, а не нарушая! Ты убьешь говорящего олененка, погубишь Вамблина и такой ценой впустишь в Нарнию Колдунью?!
  Анукхас даже не повернулся к девушке, он как завороженный смотрел на ведьму, но когда старуха пошевелилась, вновь отступил на полшага...
  -- Вода болотная! - прошипела ведьма, - Червяк! Из-за какой-то свистушки....
  Ловко выхватив из за пояса огромный нож старуха одним прыжком перенеслась к Килании. Девушка, даже не вспомнив про собственный кинжал, вскинула руку, словно это могло защитить ее от удара, и - в который раз за эту ночь! - зажмурилась, отстранено подумав, что достойно умирать это не про нее, и что лишь бы все было быстро и не очень больно... Но удара снова не последовало. Открыв глаза из-за очередной яркой вспышки, Килания увидела что у ее ног лежит ведьма, а гном выпрямляется - с окровавленным клинком в руках...
  -- Анукхас! - вскрикнула девушка.
  Гном обернулся. Сейчас бы Килания не смогла узнать его... Старший Вольтинус с силой бросил нож и покрытое черной кровью лезвие вонзилось в землю возле девушки. "Демон Тельмара!" - крикнул гном Килании и развернувшись побежал куда-то через кусты...
  -- Вамблин, Анукхас! Помоги Вамблину! - как могла громко закричала девушка. Показалось ли ей по шуму, что Анукхас стал спускаться?.. Килания встала, растирая онемевшие ноги. Ее била дрожь.
  -- Куда теперь? - вслух подумала она. "Где-то здесь должен быть этот несчастный олененок... А может и Анукхас... Ох, но он-то лучше бы вниз побежал... А мне, значит, наверх - Вамблину с тельмаринцем я явно помочь не смогу... О, Аслан! Неужели они погибли?!.. Нет, нет! Пожалуйста, помоги им!"
  Килания тихонько плакала, поднимаясь по еле заметной тропинке. Дождь стихал, гром грохотал где-то в отдалении, но молнии все еще помогали девушке держаться тропы...
  Неожиданно на Киланию стал волнами накатываться ужас. Это был не физический страх, охватывавший ее при разговоре с Анукхасом и ведьмой или при мысли об оборотнях, которые могли идти по ее следу. Это было нечто иное. Словно с каждым шагом девушка приближалась к чему-то не просто враждебному, но совершенно чуждому людям и при этом невообразимо могущественному.
  "К-кажется, я иду правильно," - нашла в себе силы пошутить остановившаяся Килания. Но шутки идти не помогали. Девушка закрыла глаза. Даже молиться сил не осталось - все поглощал, холодом разливавшийся по телу страх... "Аслан," - наконец смогла произнести Килания - с таким трудом, что - не испытаешь, не поверишь.... Не было ни сил, ни мыслей сказать что-то иное... "Аслан! Аслан!" - шептала она, чувствуя, как рассеивается вокруг нее ужас и мрак. Совсем немного - ровно настолько, чтобы можно было снова с трудом брести по тропе...
  Наконец девушка вышла на небольшой уступ, недалеко от вершины, заросшей высокими елями и густыми кустами. Посреди уступа горело кольцо странного голубого пламени. В то же мгновение в памяти вспыхнула картинка из далекого, забытого прошлого: медленно падающая из рук на пол лучинка, вспыхивающий коврик и мама, прибежавшая на ее крик и ногами и одеялом забившая пламя... Кажется, она тогда испугалась материнского поступка даже сильнее, чем пожара... А потом Оззл успокаивала ее и рассказывала замечательные истории об Огне... Но огонь, горящий сейчас перед Киланией, не был замечательным - это было злое, колдовское пламя и разожгли его здесь со злою целью... Девушка сдернула с плеч длинный тяжелый плащ, подобрала платье и, повторяя движения матери, забила и затоптала огонь... От усталости или от страха перед неведомым злом, но огня Килания даже не успела как следует испугаться, а потому била сильно и решительно. Пламя было невысоким, возможно оно уже начинало угасать, а, быть может, девушке помогло благословение Аслана, но она легко справилась с ведьминским огнем, и только затоптав последние искорки, подумала, что это ведь могло оказаться очень больно... Оглядевшись, Килания поняла, что дождь, пока она шла сюда, прошел, ветер почти разогнал тучи , а далеко на востоке небо окрасилось золотистым сиянием... "Аслан! Неужели эта ужасная ночь проходит!".. С трудом оторвав взгляд от начинающегося рассвета, Килания осмотрела уступ. Под ее ногами был начертанный углем круг, со странными рунами в центре и по краю.
  Поморщившись, девушка отошла в сторону и в царящей вокруг полутьме почти натолкнулась на край круглой и плоской каменной плиты, в центре которой неподвижно лежал крошечный олененок. Килания медленно опустилась на колени, боязливо протянула руку и дотронулась до зверька. Он был совершенно мокрый, но теплый и хрупкие ребра под тонкой кожицей часто-часто опускались и поднимались... Живой! Килания присела на край камня и осторожно взяла олененка на руки. Обняла, стараясь согреть, и задумалась. Малыш был чуть живой, а она могла только согреть и напоить его... И как раз воды-то ему совершенно не надо! Может, если найти каких-нибудь ягод, удастся напоить олененка их соком? Но какие сейчас ягоды? Может быть пожевать ему какой-нибудь травы?.. Кажется единственно разумное, что она может сейчас сделать, это поскорее уйти из этого ужасного места вместе с малышом. Кроме того, если оборотни остались живы... А живы ли ее друзья? Где сейчас Анукхас? Где Вамблин и тельмаринец?.. Слезы вновь тихо заструились из ее воспаленных глаз. Килания вздохнула и поднялась на ноги... Вчера исхудалый малыш, наверняка показался бы ей легче перышка, но сейчас уже через несколько шагов девушка поняла, что зверек просто оттягивает ей руки! Делать, правда, было нечего, и Килания кое-как поплелась обратно. Добрела до места, где кусты и скалы не мешали свернуть с тропы - ведь по ней могли подниматься волки! - отошла на несколько шагов и буквально свалилась под елями. Бережно прижимая к себе олененка, Килания подумала, что надо все же встать и идти дальше, но тут же провалилась не то в сон, не то в обморок...
  
  Пока Килания поднималась по тропе к вершине, Анукхас прыжками несся вниз. Вначале, когда он назвал девушку призраком и бросился бежать, вниз он вовсе не собирался. Если после первых слов бывшей воспитанницы он с ужасом понял, что девушка может быть права, ибо перед ним, как перед Вамблином, услышавшим разговор оборотней, словно мгновенно сложилась разрушенная мозаика, и все недомолвки ведьмы и оборотней, на которые он, сам того не замечая, закрывал глаза, заняли свое место в образовавшемся жутковатом узоре. Собственноручно убив ведьму, которая тоже могла быть права, Анукхас убил и свою надежду спасти Нарнию. И - впервые в жизни! - он бежал от того что сделал. Но слова Килании напомнили ему о брате, над которым теперь уже точно нависла опасность, и - в любом случае! - из-за него.
  Анукхас бежал, сжимая меч и не замечая ничего вокруг, и если бы Волчонок напал молча, то у гнома не осталось бы ни малейшего шанса пережить эту ночь. Но Волчонок был молод и глуп и слишком презирал обоих гномов, чтобы усомниться в своей победе, и отказать себе в удовольствии взглянуть в лицо жертвы. И он снова завыл - как выл, подбегая к Горе (за что получил от бегущего рядом волка чувствительный укус в плечо). Но сколько бы глупостей не наделал в своей жизни Анукхас, он был прирожденный воин, и тело его начало действовать быстрее, чем сам гном осознал, что происходит. Прыгнувший Волчонок увидел, как добыча метнулась в сторону и легко последовал за ней, едва коснувшись земли лапами. Падая на разворачивающегося к нему гнома, оборотень успел заметить блеснувший клинок, но уклониться от смертоносного удара уже не сумел...
  Вытирая плащом меч, Анукхас глядел на окровавленное тело Волчонка и думал, что, даже если предположить, будто оборотни почуяли неладное и побежали к Горе, они не могли прийти сюда так быстро, а значит... Значит, кукушка была права и там внизу Вамблин бьется с пятерыми Серыми воинами... Сердце Анукхаса упало - за это время он достаточно насмотрелся на битвы оборотней, чтобы не понять - одному Вамблину не устоять против пятерых, даже, если предположить, что Волчонок не участвовал в битве, а сразу побежал за Киланией... Только сейчас Анукхас вспомнил, что девочка говорила о каком-то друге... Припомнись эти слова раньше, Анукхас без сомнения, еще сильнее разозлился бы на кукушку, видимо притащившую в Лес человека. Но сейчас только то, что с Вамблином был этот собачий тельмаринец, еще оставляло какую-то надежду... Анукхас вновь бросился бежать, сжимая в руке обнаженный меч...
  
  Когда Килания побежала на Гору, Вамблин и тельмаринец, не сговариваясь, кинулись к ближайшей скале. Юноша обнажил меч и кинжал, гном натянул лук, на всякий случай взяв вторую стрелу в зубы, хотя все что он знал о преследователях, говорило - второй раз выстрелить не удастся.
  Волки - шесть огромных бесшумных теней со сверкающими глазами - одновременно выскочили из-за деревьев. Гном спустил тетиву. Один из стремительно приближающихся оборотней рухнул на камни. Тельмаринец шагнул вперед, на мгновение прикрыв выхватывающего меч Вамблина и взмахнул клинком... Серые тени легко ускользнули от удара, атаковали вновь и вновь отпрянули с одинаковой ненавистью глядя на гнома и человека...
  Тут, наконец, хлынул ливень. Встряхнув головой, огромный, покрытый косматой почти белой шерстью волк обернулся к оборотню поменьше и рявкнул: "Ищи мальчишку!". Волчонок нырнул в лес, без труда обнаружив там след Килании, принятый оборотнями за следы ребенка, а Вожак и еще один волк, обернувшись людьми, поднялись на задние лапы и обнажили мечи. Оборотень, поигрывая клинком, не торопясь направился к тельмаринцу, а седовласый главарь остался наблюдать. Два других волка, обогнав меченосца, кинулись к гному...
  В ту маленькую передышку, которую им устроили оборотни, Вамблин с неожиданной ясностью ощутил, что сейчас, впервые за незнамо сколько времени, он наконец-то поступает совершенно правильно. Это было настолько здорово - вдруг оказаться свободным от всех ловушек, что Вамблин невольно улыбнулся - тоже, наверное, впервые за последние полгода - и от всей души взмолился Аслану, что, если уже нельзя их спасти, то пусть Он позволит им четверым умереть свободными от обмана и ужаса, а Нарния.. - о, Аслан, спаси нашу страну! Пусть умрем мы - что может спасти нас? - но пусть не придет Колдунья...
  Вамблину казалось, что оборотни бегут очень медленно, и он стоял замерев в ожидании... Ближе, еще ближе... Наконец выждав момент маленький гном бросился под лапы хищников. Могучий волк, не успев замедлить бега, пролетел мимо; зубы второго лязгнули по кольчуге, но гном скрылся у него под брюхом и, едва закончив кувырок, всадил клинок в огромный лохматый бок, развернулся, опустил меч на голову раненного зверя, и дернулся в сторону, пытаясь увернуться от зубов второго оборотня, повернувшегося и вновь бросившегося на гнома. Метившие в горло желтые клыки проехали у самого основания шеи, разрывая кожу и мясо... Падая под тяжестью налетевшего зверя, Вамблин изо всей силы ударил его рукоятью меча под лопатку. Еще один отчаянный удар и волк отскакивает в сторону. Преодолевая слабость и боль, Вамблин вскочил, зажимая рану...
  В это время тельмаринец, вертя мечем, теснил своего противника. Краем глаза человек старался следить и за медлившим у деревьев Вожаком и потому успел заметить, как старый волк, решивший, что раненого гнома одолеют и без его помощи, кинулся к ним. Тельмаринец отскочил от противника, повернулся к Вожаку и не целясь метнул кинжал назад, в отставшего оборотня...
  Теперь они сражались двое на двое, но тельмаринец мгновенно убедился, что Вожак намного более серьезный соперник, чем первый оборотень, а Вамблин, чувствовавший как с каждой секундой слабеет левая рука, в которой он сжимал нож, со всей отчетливостью сознавал: если не удастся быстро покончить с волком, он погиб... Выронив нож и отскочив в сторону, гном взмахнул мечом, встречая летящего на него зверя...
  На сей раз волку удалось выбить меч из руки мелкого полукровки, оказавшегося столь вертким противником. Гном отпрыгнул и, споткнувшись, упал на камни, неловко подвернув под себя раненую руку. Обнажив клыки хищник бросился на добычу, но упорный гном в последнюю секунду прикрыл рукой горло...
  Чувствуя, как страшные зубы впиваются в его правую руку, Вамблин изо всех оставшихся сил всадил нож, зажатый в левой руке, в пахнувшее зверем лохматое тело, уже не видя куда именно...
  Почти теряя сознание гном выбрался из под огромного зверя, сам еще не веря, что его безумный план - показав себя безоружным, упасть на брошенный нож, успеть его схватить и ударить волка - удался... Пытаясь зажать раны, маленький воин оглянулся в поисках тельмаринца. Тот умело отбивал могучие удары Вожака... В любом случае Вамблин ему уже не помощник... С трудом подобрав не слушающейся рукой лежавший рядом меч, гном добрался до скалы и сквозь заволакивающий мир красноватый туман стал следить за битвой человека и оборотня...
  Лорд Берн - а именно так звали тельмаринца - поначалу казался достойным противником вожаку Стаи. Но время шло, а оборотень словно бы не чувствовал усталости. Оба бойца уже нанесли друг другу несколько легких ран, и человек с изумлением видел, что кровь Вожака едва сочится...
  Еще один резкий выпад - уже слишком быстрый для тельмаринца - и меч Берна со звоном покатился по камням. Понимая, что это бесполезно, офицер увернулся от следующего удара...
  -- Эй! - крикнул позабытый бойцами Вамблин.
  Еще один отчаянный прыжок, Берн обернулся на голос гнома и судорожно сжал брошенный ему клинок... Тельмаринец мог продолжать бой, хотя, наверняка, недолгий... Новый меч был почти в два раза короче меча оборотня, и хотя офицер не мог не оценить крепость и заточку оружия гнома, биться ему стало еще тяжелее...
  Неожиданно Вожак отпрянул и обернулся. Искоса глянув в ту же сторону, Берн увидел несущегося с горы рыжего лохматого гнома в изодранной одежде и остановился, задыхаясь - у него уже не было сил обрадоваться. Вожак с ненавистью и презрением посмотрел на гнома, не спеша развернулся и неторопливо побежал к лесу, по дороге опускаясь на четвереньки и обрастая шерстью...
  -- Стой, демоново отродье! - крикнул Анукхас.
  В ответ ему из леса прозвучал насмешливый вой.
  Понимая, что оборотня теперь все равно не догнать, Анукхас бросился к брату. В глазах силящегося приподняться Вамблина сияла радость...
  Берн с трудом опустился на камень. Он видел как рыжий гном ловко и бережно обрабатывает раны брата, и иногда слышал его хриплый голос, не разбирая отдельных слов. Кажется, Вамблин что-то отвечал, но так тихо, что Берн не слышал. В походной сумке тельмаринского офицера была аптечка и Берн занялся своими ранами. К счастью все они были несерьезны, но слабость от усталости и потери крови была сильная...
  Поймав на себе пристальный взгляд рыжего гнома, Берн встал, подошел к братьям и опустился рядом с ними на землю.
  -- Как он? - спросил Берн, смотря на бледного Вамблина.
  -- Плохо, - хмуро ответил гном, - на шее дурная рана и крови очень много потерял...
  Берн кивнул, помолчал немного, понимая, что ни помочь, ни утешить он не может, и вновь спросил:
  -- Девушка нашла тебя? Где она сейчас?
  Анукхас пожал плечами:
  -- Там где-то, - он кивнул на Гору.
  -- А ведьма?
  -- Мертва, - так же глядя в сторону ответил гном.
  -- Ясно... Еще, вот, на Гору один из оборотней побежал... Мелкий такой...
  -- Тоже мертв.
  -- Значит, остался один Вожак?.. Да?
  -- Да. Видимо.
  Берн помолчал, огляделся и снова повернулся к гномам:
  -- Пожалуй, мне надо пойти поискать девушку... Да, а где этот ваш олененок?
  -- На вершине. Вон тропа...
  -- Спасибо. Вы дождетесь нас?
  -- А куда нам деваться?
  -- Я помогу тебе перенести его. Но вначале поищу девушку... Я боюсь, не пошел ли Вожак на гору...
  Гном рассеянно кивнул.
  -- Я могу взять его лук? - продолжил Берн.
  -- Бери...
  -- Ска... Скажи ей... спасибо, - едва слышно попросил Вамблин.
  -- Скажу, - ответил Берн, вставая.
  -- Оставайтесь с Асланом, - неловко добавил он, пытаясь вспомнить, как подобные мысли выражала покойная нянька...
  Анукхас криво усмехнулся и ничего не ответил.
  Берн подобрал лук и колчан стрел младшего гнома, ободряюще кивнул Вамблину и, как мог бодро зашагал по тропе...
  
  Офицер был прав, пологая, что Вожак отправится на Гору - увидев бегущего Анукхаса, старый оборотень понял: план старухи с треском провалился. Не разбираясь особо в колдовских науках, Вожак не знал, могут ли они сейчас что-либо еще сделать для прихода Госпожи, а потому решил не продолжать бой, а отыскать ведьму.
  Скрывшись в лесу, волк побежал к другому склону Горы и, ступив на едва заметную звериную тропу, понесся к вершине...
  
  Килания проснулась как-то вдруг, с полным ощущением, что ее позвали. Оглядевшись и никого рядом не обнаружив, она испуганно тронула олененка - живой! Но сколько же она проспала?! Ой, как нехорошо! Девушка вскочила, достала нож, отрезала от подола плаща широкую полосу и осторожно привязала к себе олененка - так будет легче идти. Сейчас Килания со всей отчетливостью сознавала, что пробираться по лесу не имеет смысла - если оборотни пойдут за ней, то они без труда разыщут их и в лесу, а олененок так слаб, что и идя по дороге она рискует не донести его живым... Ох, и как же это она заснула?..
  Выбравшись на тропинку и оглядевшись, Килания поняла, что спала совсем недолго. "Странно, как же тогда мне удалось так хорошо отдохнуть?" - подумала девушка и тут же сама засмеялась своему вопросу: "Интересно, мне всю жизнь будут казаться странными такие вещи?.. Спасибо!" Она улыбнулась, смотря в чистое голубое небо, и уверенно зашагала вниз по горной тропинке, бережно прижимая к себе олененка. "Наверное, я сейчас похожа на Равию", - неожиданно для себя подумала девушка, вспомнив героиню древних легенд, - "ведь она тоже пошла в земли Колдуньи из-за дружбы с гномом... Интересно, чувствовала ли она себя такой же беспомощной, как я или она была такой смелой и сильной, как представлялась мне в детстве?.."
  
  Тропинка, по которой бежал Вожак, соединялась с главной тропой на том самом утесе, где Килания застала Анукхаса. Презрительно обнюхав мертвую ведьму, оборотень несколько мгновений постоял, размышляя кинуться ли ему по четкому следу "мальчишки" (как он определил Киланию) или все же подняться на вершину. Лизнув пару раз в раздумье довольно глубокий порез на передней лапе, Вожак развернулся и побежал вверх...
  Окинув взором покрытый остывшими углями колдовской круг и понюхав пахнувшую олененком плиту, оборотень понесся вниз по следу девушки, размышляя, не было ли ошибкой посылать за человеческим щенком Волчонка, который без сомнения сбился в грозу со следа, и что он с этим Волчонком сделает, если тот до сих про не покончил с мальчишкой...
  Неожиданно Вожак резко затормозил - в двух шагах от тропы лежал убитый гномом младший оборотень. Яростное рычание вырвалось из горла Волка - за одну ночь он, по милости сумасшедшей старухи, недомерков-гномов и собачьих тельмаринцев, потерял всех воинов Стаи! Смерть! Смерть им всем! И огромный зверь еще быстрее понесся по узкой, извилистой тропе...
  
  Услышавшая странный шум Килания обернулась, обнажая нож и пытаясь передвинуть за спину привязанного к телу олененка. В то же мгновение на тропе появился огромный почти белый волк. Вот он припал на задние лапы, готовясь к прыжку. Вот взвился в воздух... Одной рукой прикрывая малыша, а другой выставив впереди себя нож девушка зажмурилась...
  
  Несмотря на раны Берн шел довольно быстро, напряженно прислушиваясь и озираясь по сторонам, пытаясь проникнуть взором за скалы и деревья... Послышался ли ему какой-то шум впереди? С луком наизготовку, Берн в одно мгновение одолел поворот тропы и увидел замершую Киланию и летящего на нее Вожака...
  Лук Вамблина был невелик для человека, но достаточно тугой, чтобы стрела из него пронзила летящего зверя и тот рухнул, не завершив прыжка...
  -- Килания!
  Девушка открыла один глаз, потом второй и всхлипнула.
  -- Все в порядке! - лорд Берн обнял Киланию за плечи, - волки мертвы, а гномы живы. Пойдем!.. Дай-ка мне малыша...
  Опираясь на руку Берна, Килания шла, кусая губы и пытаясь унять рыдания. Чувствовала она себя из-за них полной идиоткой. Берн между тем стал рассказывать ей о бое с оборотнями, с удовлетворением замечая, что девушка, отвлекаясь, всхлипывает все реже...
  Наконец Килания успокоилась, и молодые люди смогли обсудить сложившуюся ситуацию. Обоим было ясно, что от Горы нужно уходить - ведь оставшиеся в Норах оборотни или какие-нибудь другие темные существа вполне могли наведаться сюда сегодня. Раны Вамблина достаточно серьезны, но и Анукхас неплохой врачеватель, так что можно было надеяться, что с ним все будет в порядке. Только для начало неплохо бы перенести его в безопасное место... Еще большую тревогу вызывал олененок. Берн про себя подумал, что несчастный малыш уже не жилец, но вслух сказал только, что гномы, возможно, сообразят, чем накормить малыша. Гномы... И Берн и Килания видели, насколько ужасно чувствовал себя Анукхас и оба совершенно не представляли, чем ему помочь, особенно, если Вамблину - не дай, Аслан! - станет хуже...
  -- Ты говорила, что Аслан послал тебя сюда... Расскажи о Нем! Ты Его видела?
  Тревоги и беды отступили назад - ведь, действительно, в мире есть Аслан, а значит все еще устроится так или иначе... И Килания рассказала о своей встрече с Великим Львом, а Берн о няне, когда-то открывшей для него мир Старой Нарнии...
  
  ---------
  Вамблин чуть улыбнулся, увидев опустившихся подле него Киланию и Берна - сил говорить у гнома не было. Анукхас смотрел куда-то сквозь пришедших:
  -- Идем? - лишенным интонаций голосом спросил он.
  -- Идем. Только, вот, что с олененком делать? Может быть, вы придумаете? - спросил Берн.
  Анукхас тронул рукой исхудалое тельце и пожал плечами:
  -- Не жилец. Да и накормить нечем.
  Килания беспомощно огляделась по сторонам - неужели они ничем не могут помочь ни олененку, ни Анукхасу?! - и вдруг порывисто вскочила на ноги:
  -- Смотрите! Смотрите!! - закричала она.
  Все обернулись и замерли: мимо них, прекрасно различимый среди темных влажных стволов, бесшумно ступая, шел огромный, ослепительно золотой Лев. Со всех сторон, с радостным пением, к Нему слетались птицы, под тяжелыми лапами распускались цветы... Теплый солнечный свет залил Гору, упал на лица людей и гномов...
  Не спуская глаз с сияющего Зверя, Берн вскочил и, сам того не заметив стиснул плечо Килании... Так они и стояли, прижавшись друг к другу, охваченные и восторгом, и испугом, и огромной, искрящейся Праздником, Радостью; ужасно желая, но не решаясь подойти без зова к Тому, Кто был величественен и страшен, добр и прекрасен одновременно...
  Широко раскрытыми глазами маленький гном смотрел на Аслана с восторгом, мольбой и надеждой. Ему припомнилось все, что он вытворил за эти полгода... И еще раньше... А им, им помогли несмотря ни на что! И теперь... С чем бы ни пришел Царь, даже, если осудить их на более чем заслуженную казнь... Вамблин был счастлив уже от того, что колдовство ведьмы развеялось, что им не пришлось погибнуть от зубов оборотней или заклятий Колдуньи, что они снова оказались вместе... А увидеть Великого Льва... Об этом и мечтать было невозможно! - даже раньше, в детстве... Даже мама никогда не видела Аслана!.. Неужели Он не оглянется, так пройдет и исчезнет навсегда-навсегда?.. Слезы ручьями текли по лицу темноглазого гнома, смазывая, растворяя окружающий мир... Осталась только огромная золотая фигура... Сколько раз Вамблин видел изображения Льва, как часто восхищался их красотой, но сейчас - у маленького художника просто дух захватывало - перед ним было не просто нечто прекрасное, перед ним неторопливо шла сама Красота, и золото ее гривы горело ярче солнца...
  Рыжий гном сидел сжавшись и закрыв лицо руками... Сколько прошло времени? Несколько секунд? Или часов? Или вечность?.. Не выдержав оглушительной тишины, Анукхас осторожно взглянул сквозь переплетенные пальцы... В тот же миг, медленно прошествовавший мимо друзей Огромный Зверь не спеша обернулся... Взгляд, полный любви и печали, серьезный, если не сказать суровый, заглянул в самые сердца людей и гномов, и каждый услышал тихий голос, наполненный лаской и властью; голос, говорящий только ему и о самом сокровенном...
  
  Наконец Лев чуть встряхнул гривой и неторопливо продолжил Свой путь. Люди и Вамблин счастливыми глазами смотрели Ему вслед. Анукхас тихо плакал. Впервые со смерти отца... Килания опустилась на землю, осторожно положила ладонь на плечо гнома, но не успела ничего ни сказать, ни даже придумать, что сказать - из леса, из-под тех самых деревьев, за которыми скрылся Аслан, легко и грациозно выбежала дикая олениха, с маленьким, путающимся в траве длинноногим детенышем. Доверчиво глядя на охотников большими влажными глазами, олениха осторожно подошла, тронула носом неподвижно лежащего подле Вамблина малыша, подогнула тонкие ноги, легла и перевернулась на бок. Берн, дрогнувшей рукой взял олененка, бережно приложил к сосцам оленихи и чуть нажал на них, выдавливая молоко... Несколько мгновений малыш лежал неподвижно, потом судорожно глотнул, и, не раскрывая глаз, начал пить... Дикий олененок потоптался рядом и тоже лег, пристроившись рядом с молочным братцем...
  Затаив дыхание, Берн, Килания и Вамблин смотрели на лежащих животных и друг на друга. Лица их светились, глаза сияли... Каждый невольно восхитился красотой спутников, которую до этой минуты, они если и замечали, то в гномах... Руки людей покоились на склоненных плечах Анукхаса. Светящееся белизной, заострившееся лицо старшего Вольтинуса было решительно и предельно серьезно. Широко раскрытые, мокрые от слез серые глаза не отрываясь смотрели на оленей... Друзья не знали о чем в этот миг думал рыжий гном, но ясно видели, что в его душе произошел тот великий перелом, какой происходит в теле больного, когда сиделка-смерть наконец отходит от изголовья, и больной, измученный человек начинает возвращаться к жизни...
  Тем временем спасенный малыш наелся и заснул, а олениха поднялась на ноги, выжидательно глядя на друзей.
  -- Пора идти! - засмеялся, вставая, Берн.
  -- Пора! - подхватила Килания, - А тепло-то как!
  И девушка принялась сворачивать свой порванный и покрытый грязью плащ. Остальные последовали ее примеру, а потом Анукхас бережно взял на руки спящего олененка и зашагал по цветочной дорожке. Следом за ним побежала олениха со своим родным детенышем, за ней Берн с Вамблином на руках, а позади всех - Килания с мечом и луком темноволосого гнома.
  Шли молча - каждый был слишком переполнен пережитым, чтобы говорить. И все же в этом молчание они были вместе...
  
  С радостным изумлением спутники смотрели, как преображался Лес: залитая нескончаемыми дождями земля просыхала на глазах, на травах кустах и деревьях зеленели свежие побеги; птицы звенели, словно наверстывая упущенное этой весной... Тропинка под ногами пестрела то розмарином, то незабудками, то лютиками, и не хотелось думать, что она вдруг оборвется или свернет в сторону от дороги к Озеру, но она и не думала этого делать...
  
  Несколько раз друзья устраивали привал, деля на всех припасы Килании и Берна. Олениха теплыми губами брала с ладоней соленый хлеб и ложилась кормить оленят. Сиротка, очнувшийся от забытья, робко оглядывался, делая неловкие попытки встать. Впрочем, поев, он почти сразу засыпал, так что нести его сложнее не стало...
  
  И вот под вечер между стволами величавых сосен сверкнуло тихими водами озеро Слез. Цветочная тропинка разлилась по его берегам лиловыми искорками вереска, между которым распустились похожие на звезды белые цветы. У обоих братьев перехватило дыхание - они узнали цветы, когда-то росшие у их матери и навсегда увядшие с ее смертью...
  А возле самого берега, лениво растянувшись на вересковом ковре, лежали два барсука и лис. Они, конечно, давно учуяли идущих, но даже голов не повернули. И только когда необычная даже для Нарнии процессия вышла из лесу, звери, потягиваясь и зевая, поднялись. Лис встал столбиком.
  -- Старая Нарния приветствует пришедших и напоминает им, что через два дня начнется Летний Праздник, где их ждут, - низким, хриплым голосом произнес старший из барсуков.
  Вглядевшись в недоуменные лица пришедших, Лис усмехнулся и пояснил:
  -- Так Солнцемудр велел передать... Ты ранен, друг?
  Поднявшись на задние лапы, звери окружили Берна, тревожно вглядываясь в бледное лицо Вамблина.
  -- Идемте-ка в пещеру, - пробасил второй барсук, - Там чисто, тепло, есть ложе и ужин.
  Подойдя к скале, Анукхас осторожно положил олененка на траву и, погладив ложащуюся олениху, смущенно пробурчал:
  -- Ты уж тут сама как-нибудь, ладно?..
  Олениха доверчиво посмотрела на маленького охотника темными глазами и принялась вылизывать малышей...
  
  Когда все вошли в пещерку, там оказалось тесновато, но по-прежнему уютно. Звери все старательно вымели и вычистили, так что теперь в веселом свете костра ярко вспыхивали надраенные чайники, светильники, бокалы, висящее на стенах оружие... Пол был устлан свежесорванным вереском.
  Уложив Вамблина, звери собственнолапно осмотрели его раны. Поставили на огонь медный чайник, вместе с Анукхасом раздобыли какие-то корешки и травы (часть из них нашлась в пещере, другие нарвали в лесу гном и лис). Когда же все необходимые отвары были разлиты настаиваться по кувшинам, голодные приятели набросились на пойманных и зажаренных лисом куропаток...
  -- По-хорошему, - со вздохом удовлетворения вытянувшись на вереске, сказал барсук, - начинать рассказывать нужно вам. Но наш рассказ короче, так что уж начну я... Уфф, не помню я в Нарнии такой весны! Не помню! Не говоря уж о погоде: про такие дожди я и не слыхал никогда. Но ведь все как с ума посходили: друг друга подозревали, обвиняли, сплошные свары да споры!.. Ну и, конечно, то один, то другой к кентаврам бегали, в основном управу на соседа искать, м-да... А кентавры, знай, одно твердят: любыми средствами мир друг с другом сохраняйте... Ну, так и жили: сегодня мир сохраняем, завтра опять ругаемся... И постоянно тревога какая-то и тоска на душу давит... Да... А вчера и вовсе непонятный день настал: все как зверята малые перепугались невесть чего...
  -- Ну-у, кое-кто не так уж и испугался, - протянул со своего места Лис.
  -- Кое-кто бы лучше помолчал, - добродушно посоветовал барсук, - сколько он часов потерял, выкусывая репьи, вцепившиеся вчера в его роскошный, но обвисший хвост, пока мы с братом чистили все эти железяки, а?
  Лис недовольно фыркнул, а барсук продолжал:
  -- Как бы там оно ни было, а вчера, почитай, вся Старая Нарния у кентавров собралась. И, поверите ли, но мне довелось увидеть долго-долго поющих кентавров и не менее долго молчащих фавнов. Ни шуток, ни смеха... Мне, так казалось, вся жизнь собралась в песнях кентавров, а за спиной, в лесу - смерть, страх, кошмарный сон... Да и все, небось, с кентавров глаз не сводили... Да...
  -- А о чем пели кентавры? - робко спросила Килания.
  -- Ну, как.. О... Да, ты, дочь Евы, сама на Празднике их услышишь и поймешь, а так не расскажешь... О Судьбе поют, о Старых временах, об Аслане...
  -- Я бы сказал - Аслану, а не о Нем, - поправил второй барсук.
  -- Да, так вернее будет, - согласился рассказчик, - А потом дождь этот проклятый кончился, солнце взошло, а с ним и страхи наши кончились... И не просто кончились, а будто Праздник какой настал... Фавны пляску устроили, и все за ними... А нас Солнцемудр отозвал и велел сюда идти и все приготовить. Мол, гости будут. Ну, мы сразу на вас с братом подумали - мы ж вас с зимы потеряли. Несколько раз искать ходили, да все как-то не складывалось... Дурное время было! Ну, да что говорить, раз прошло... Лучше вы рассказывайте!
  Анукхас незаметно вздохнул, увидев, как обратились к нему глаза всех сидящих в пещере. Но - что делать...
  
  И вновь, как повелось в древние, незапамятные времена, Старая Нарния собралась встречать Летний Праздник. Только сегодня все были охвачены особым чувством - будто просвет показался в жизни побежденного, скрывшегося в лесах народа. Сгинуло непонятное и необъяснимое, гнетущее ощущение беды и тревоги, не отпускавшее сердца всю эту холодную и дождливую весну. И теперь, когда за один день в стране наступило лето, все, даже угрюмые черные гномы и вечно всем недовольные квакли-бродякли ощущали себя веселыми и беззаботными, словно фавны.
  Только братья Вольтинусы чувствовали стыд и смущенье, видя просветлевшие лица старых друзей, слыша их радостные приветствия и расспросы. Их настроение отчасти передалось Килании с Берном, тем более что многие нарнийцы, особенно гномы, оглядывали их с недоумением, граничащим с неприязнью...
  Солнцемудр с затаенной нежностью смотрел на пробирающуюся к нему через Поляну группку: двое людей в отстиранных и аккуратно заштопанных дорожных одеждах, пугливо озирающаяся по сторонам дикая оленуха, с весело бегущими за ней малышами - говорящим и родным, и через силу улыбающиеся гномы, одного из которых нес на руках высокий тельмаринец. Оделись братья нарядно, но далеко не так богато, как обычно на Праздник. Впрочем, возможно их одежды казались скромными от того, что оба Вольтинуса были без кольчуг и оружия, а их длинные роскошные волосы были перевязаны и спрятаны под холщовые рубахи. Солнцемудр улыбнулся в густую бороду старым воспоминаниям: он помнил эти бережно хранимые и перешиваемые гномами наряды - когда-то их расшивала для сыновей крошка гномийка...
  -- Приветствую сыновей Рэн и Вольтинуса! Все мы пережили этой весной тяжелые дни, но ваш путь лежал через саму тьму. Я счастлив, что вы прошли его и рад снова видеть вас на Празднике. Приветствую и вас, дети Адама и Евы! Старая Нарния открыта для вас. Я слышал, что дома Левиана и Оззл уже нет на Озере, но, думаю, у нас найдутся те, кто поможет построить его вновь, если вы решитесь остаться в Нарнии, - огромный рыжебородый человекоконь наклонился к Берну и Килании и, понизив до шепота свой громоподобный голос, продолжил, - я, наверное, единственный кентавр, которому выпало дважды в жизни благословлять браки неугодные родителям. Не скажу, что я рад этому, но, видно, такие времена настали. Когда у вас появится время подумать об этом, имейте ввиду, что мое благословение у вас уже есть. А теперь, - Солнцемудр распрямился и окинул взором Поляну, - думаю, пора начинать.
  Кентавр кивнул внуку, и мальчик, волнуясь, поднес к губам огромный рог, возвещая начало Праздника.
  Смех и разговоры мгновенно смолкли, горящие радостью глаза устремились к кентаврам. Только Килания с Берном стояли потупившись - слова Солнцемудра раскрыли перед ними их собственные сердца, и чувство, которое молодые люди бессознательно старались не замечать, ошеломило их своей величиной и силой. Им казалось, будто они всю ночь шли по тропе и, занятые своими мыслями, не обращали внимание на шум волн, а вот взошло солнце, и осветило великое, бескрайнее море...
  Тем временем семеро кентавров громко и радостно пели, вознося хвалу Аслану и испрашивая Его благословение нарнийцам и всей земле, призывая слушающих заглянуть в себя, понять, с чем они пришли на Праздник... Но вот стихли голоса кентавров, и замолчало эхо их голосов, и робко запела флейта какого-то фавна, подхватив песнь суровых певцов, смягчая и раскрашивая ее всевозможными красками... И вскоре Лес уже звенел от волшебных трелей и нежных голосов, а фавны один за другим выскальзывали в середину Поляны и вихрем неслись в замысловатом танце...
  Берн, Килания и Вольтинусы, счастливые и смущенные, стояли среди веселившихся нарнийцев. Если бы не раны Вамблина, все они, даже Анукхас, наверное, присоединились бы сегодня к ставшей всеобщей пляске...
  
  Звери и фавны легко и весело приняли Киланию и Берна в число нарнийцев. Долго и пристрастно, подсаживаясь к костру, расспрашивали их гномы и квакли. Но под конец Праздника все согласились считать этих людей своими, и только несколько черных гномов покорились общему решению, продолжая видеть в пришедших врагов...
  
  Когда же праздничная неделя окончилась, Берн и Килания решились вновь (надеясь, что это в последний раз) побывать среди тельмаринцев: Берн хотел уволиться со службы и повидаться с матерью, хотя, даже и без предупреждения Солнцемудра догадывался, что встреча будет не из приятных...
  
  Проводив Вольтинусов на Озеро, молодые люди и несколько, вызвавшихся проводить их зверей и фавнов пересекли Лес и к ночи вышли к военному лагерю, куда Берн должен был попасть еще неделю назад... Оставив Киланию на попечении друзей, тельмаринец отправился к старшему офицеру, рассказывать страшную и почти правдивую историю о том, как передав необходимые сведения начальнику соседнего лагеря и решив вернуться коротким путем, он увидел лесных разбойников, коварно напавших на юную леди и ее братьев. Сочтя невозможным пройти мимо нуждающихся в защите, он вступился за поселян и вскоре все нападавшие погибли, но один из бившихся вместе с ним юношей был тяжело ранен, да и сам он не смог выйти из схватки невредимым, а потому вынужден был пойти в деревню, где и находился до вчерашнего дня. Когда его рапорт, не без шуток и смеха, был принят, Берн сказал, что сетования дорогой матушки наконец возымели свое действия, и потому он вознамерился подать в отставку и жениться. Офицеры весело интересовались, не решился ли лорд обрадовать матушку той самой крестьянкой, которую он спас от разбойников или, может быть, он встретил в лесу не поселянку, а принцессу? Берн отшучивался, не желая, чтобы слухи о его желании вступить в неравный брак, достигли матушки до того, как отставка будет принята, ибо действия леди Берн предсказать было трудно - она могла даже постараться помешать отставке сына, столь желаемой ею еще вчера...
  Получив разрешение старшего офицера, Берн на следующий же день покинул лагерь и отправился в столицу.
  Пошел он разумеется через Лес.
  
  Сполох первый учуял возвращающегося тельмаринца, встал на задние лапы, прищурив хитрые глаза и поводя чутким носом...
  -- Берн? - улыбнулась лису Килания.
  Последние полторы недели сильно изменили девушку - она похудела, но постоянная тень тревоги и грусти бесследно исчезли из ее глаз. Трудно сказать, что подействовало на Киланию сильнее: долгожданная встреча с Асланом или обретенный наконец родной народ и семья. Но теперь все в девушке дышало тихой глубокой радостью...
  -- Да. Берн, - Сполох покосился на Киланию и грациозно опустился на четыре лапы, - Идем?
  Семеро нарнийцев покинули обжитый за прошедшую ночь шалаш, образованный густыми ветвями елей и вслед за лисом направились к тропе...
  
  Увидев фавнов и животных, словно не вышедших из леса, а возникших из ниоткуда под деревьями, офицер остановился.
  -- Привет вам, друзья! Здесь меня отпустили. Теперь - столица.
  Нарнийцы кивнули. Берн протянул руку Килании и путешественники продолжили свой путь.
  Говорили мало. Почти все было обговорено на Танцевальной Поляне, а сейчас друзья понимали, что Берн думает о предстоящем разговоре с матерью, и потому просто молча шли рядом, время от времени легко касаясь его ног теплыми мохнатыми боками...
  
  Простившись с нарнийцами, Килания и Берн несколько дней брели проселочными дорогами. В ближайшем к лесу поселке офицер приобрел себе деревенскую одежду, так что теперь молодые люди почти не боялись, что слухи о них смогут достигнуть почтенной леди. Неподалеку от столицы Берн договорился с семьей поселян, что Килания поживет у них несколько дней до его возвращения, а сам вновь переменил одежду и отправился дальше. Вскоре он приобрел коня и - как всегда, с видом гордым и независимым - въехал в город и направился к замку лорда Арлиана - командующего королевской армией.
  
  Лорд Арлиан когда-то дружил с Берном-отцом, а потому благоволил к сыну старого друга. Нравилась ему и удаль молодого офицера и его желание служить вдали от столицы. "Если бы все мои офицеры побольше думали о воинской чести, и поменьше о чинах и дамах" - обычно думал убеленный сединами воин, вполуха слушая стенания леди Берн. Однако он не слишком удивился, услышав просьбу об отставке: сыновний долг все-таки дело святое... Юноша столько держался... И понятно, что просит не о переводе в столицу, а об отставке - что ему делать среди наших щеголей? Жаль, конечно, но что поделаешь... Впрочем, времена сейчас спокойные, а если - не дай-то боги - какие беспорядки будут, такие как Берн первыми пойдут в бой... И качая головой лорд Арлиан подписал отставку Берна...
  Юноша жалел, что не решился рассказать старому лорду правду, но... Нет, Арлиан все же мог из лучших побуждений, отказать ему... Конечно, командующий известен тем, что ценит верность и храбрость больше, нежели высокое происхождение, но неравный брак... "Я вам напишу. Или даже зайду потом", - обернувшись, мысленно пообещал юноша...
  
  Как не готовился Берн к этой встречи, но слезы матери не могли оставить его спокойным. Если бы не освященные встречей с Асланом слова кентавра, Берн, пожалуй, предпочел бы продолжить службу и не заводить семью до тех пор, пока матушка не согласится с его выбором. Но он еще в Лесу принял твердое решение, не считаться с материнскими капризами, раз на то было благословение Великого Льва, и потому внешне оставался спокоен и даже холоден. И, странно, на сей раз Берн совершенно не чувствовал раздражения, всегда охватывавшее его при спорах с почтенной леди. Молодому мужчине было до боли в сердце жаль мать, которой он при всем желании не смог бы объяснить происшедшего с ним, и яснее, чем когда-либо, виделось до чего дорого ему это маленькое, гордое и так властно любящее его создание.
  
  -- Мне очень жаль, что мы так и не смогли понять друг друга, мама.
  "Впрочем, нет, я-то тебя хорошо понимаю, бедная ты моя. Да, если считать, что есть только этот несчастный мир, с лордами и бедняками, то, конечно, смешно рисковать благами, которые оставили предки - слишком легко их лишиться, о чем будешь очень сожалеть к старости, когда твой неугомонный дух будет вынужден смиряться с угасанием тела... И, конечно, нет и не может быть уз важнее родственных - ведь любовь и дружба так легко разрушаются... Если бы ты могла поверить, что Старая Нарния живет совсем по другим законам... Потому что... Потому что там царит Аслан"... - Берн с трудом удержался, чтобы не улыбнуться воспоминаниям: для матери свет на его лице лишь признак этой ужасной влюбленности, да еще черствости сына, смеющего - как всегда! - идти против ее воли...
  Невысокая полная женщина с уложенными в модную прическу седыми волосами, в роскошном домашнем платье, смерила сына гневным взглядом и помолчала, нервно покусывая губы. Ее серые, словно река в непогоду, глаза стремительно обегали залу, мраморные полы, картины и гобелены на стенах, будто ища оружия и совета. За эти два дня она высказала сыну все, что только могла, подкрепляя слова звоном разбитой посуды и треском оплеух, щедро раздаваемых подворачивающимся под руку слугам. Молчание и какое-то непонятное смирение сына, ни разу не вспылившего, не взорвавшегося и не хлопнувшего дверью, и злило и пугало ее. А теперь видя Берна, одетого в дорожный костюм, с крутящимся под ногами мальчишкой, которого сын хочет использовать для связи с домом ("Хорошо, если вы, мама, не будете писать, я распоряжусь, чтобы мне о вас писали слуги"), привел женщину в смятение. Все это время она не хотела верить, что сын не одумается и хотя бы не отложит эту безумную свадьбу...
  -- Негодяй! Предатель! Я прокляну тебя и прокляну эту ведьму!..
  Берн привычно уклонился от летящей в него чашечки кофе и поклонился матери:
  -- Думайте как хотите, леди. Для меня вы остаетесь нежно любимой матерью, но все же свою судьбу я позволю себе выбирать самостоятельно. До встречи, моя дорогая леди.
  -- Если ты посмеешь... посмеешь жениться на этой нищенке, не вздумай возвращаться сюда! Я тебя прокляну! Я все завещаю Святилищу! Можешь жить в деревне и пахать землю, как нищий поселянин!.. Не смей! Не смей уезжать, ненормальный!..
  Но Берн уже свистнул сопровождавшему его мальчишке и спустился во двор, где их ждали две верховые лошади и одна вьючная, на которую, пристроившись среди немногочисленных пожиток Берна, вскарабкался мальчонка. Берн, легко вскочив на золотистого скакуна, снял шляпу, учтиво поклонился высунувшейся в окно старой леди, махнул рукой столпившимся у ворот слугам и, словно не слыша доносившихся до него женских криков, послал лошадь вперед...
  
  Простившись с искренне привязавшимся к ней за эти дни семейством, Килания осторожно села в седло приведенной Берном рыжеватой лошадки.
  -- Наверное это будет моя первая и последняя поездка верхом, - засмеялась она, - Так как мне ее поехать?..
  
  Скача бок о бок со своей счастливо смеющейся невестой, Берн чувствовал, как горечь от ссоры с матерью, не то чтобы покидает его, но окутывается какой-то дымкой, отходя на задний план и не мешая радоваться ни чудесному дню, ни поездке в Старую Нарнию, ни светящейся счастьем Килании, ни Аслану, сейчас невидимому, но ощутимо идущему где-то неподалеку...
  Вскоре путники достигли маленькой глухой деревни на краю Леса. Деревни, где когда-то давным-давно неутомимому бродяге Левиану открыла дверь юная сказительница Оззл...
  -- Здравствуй, бабушка. Я твоя внучка Килания. Я пришла за благословением на свадьбу с лордом Берном и на то, чтобы поселиться в Лесу, в доме моих родителей...
  Старушка всплеснула руками, радостно и растерянно переводя взгляд с Килании на Берна.
  Наконец она обрела дар речи и кинулась обнимать обретенную внучку:
  -- Ох, радость моя, красавица ты моя, я знала, что ты вернешься! Какая же ты стала большая, радость моя! Ну, проходи, проходи! Вот дед-то тебе обрадуется!.. И ты заходи, сыночек.. как ты хорошо улыбаешься!.. Вы как раз к ужину пришли, умницы мои!.. Заходите!.. А, Викзарн, посмотри! Я же тебе говорила, что Килания сюда придет! Что ей в городе-то делать, Оззлочкиной дочке?!. Дед, а дед, что ты стоишь, как столб? Поди обними внучку, ты посмотри какая красавица! И благословляй скорей, посмотри она с женихом пришла... А вы что, сороки, смотрите? Скорее на стол накрывайте, или все вам бабка делать должна?..
  
  Как некогда Левиан, Берн поражался, насколько легко и радостно его приняли в эту дружную и веселую семью. То что он был лорд, нисколько не смущало и не восхищало поселян, как не смутило их когда-то то, что Левиан был бродяга без гроша за душой. Только Викзарн, что было заметно, отметил происхождение жениха своей неблагодарной племянницы и, видимо, этот неправдоподобно удачный брак несколько смягчил удар, который Килания нанесла дяде своим бегством. И хотя возвращение племянницы на Озеро, по загадочному выражению рыжей насмешливой Гвендолен, "тяжким ножом лежало у него на сердце", Викзарн утешал себя надеждой на то, что со временем Берн вместе с женой, без сомнения, вернется в родной замок...
  Наконец, клятвенно пообещав навещать старичков и наказав мальчонке раз в полгода приезжать к Викзарну и привозить письма о здоровье матушки и делах в усадьбе, молодые позволили себе уйти туда, куда звало их сердце...
  К вечеру они были уже на Озере. Анукхас и почти оправившийся от ран Вамблин, встретили их радостно и сразу повели смотреть на дом, почти законченный за это время Анукхасом и другими нарнийцами. На следующий день все вчетвером сходили к кентаврам, а еще через неделю Старая Нарния весело отпраздновала свадьбу Килании и Берна...
  
  Эпилог.
  
  Супруги Берн до самой смерти прожили на озере Слез в мире и согласии друг с другом и со своими многочисленными и такими разными друзьями, первыми из которых всегда были их маленькие соседи - Вольтинусы. Как бы не печалили Бернов и гнев почтенной леди и суровая жизнь побежденной Нарнии, и даже то, что долгие годы в семье не было детей, они были счастливы. А уж когда сорокалетняя Килания родила "маленького лесного лорда" (как его прозвали нарнийцы), радости, как самих супругов, так и их друзей (начиная с холостяков-Вольтинусов) не было предела... Стоит ли добавлять, что мальчика баловали все, кто приходил в дом?..
  Сразу после рождения сына, лорд Берн послал к матери гонца из деревни Викзарна и старая леди ("Бедняжка Приззл", как называла ее Килания, вспомнившая болтовню миссис Ккун) не смогла остаться равнодушной к рождению единственного внука. Правда, она по прежнему не удостоила сына ответом, но наказала ежемесячно сообщать ей о здоровье наследника, посылая с каждым гонцом малышу подарки. А через семь лет стойкая леди сдалась и пригласила непокорного сына с женой и ребенком вернуться в замок. Посоветовавшись с друзьями и кентаврами, Берн и Килания съездили на неделю в гости к леди и с тех пор время от времени навещали ее, а маленький Берн иногда и жил у "странной бабушки". За эти годы Нарния убедилась, что секреты малыш хранить умеет: огорчая старушку отцовской любовью к "глупым сказкам о говорящих зверьках и прочей пакости", маленький Берн ни ей, ни кому-либо другому не признался, что именно эта "пакость" и есть его друзья и соседи. Страшные рассказы о тяжелой участи нарнийцев крепко запали в сердце ребенка и мальчик больше всего на свете боялся, что "злые люди" что-нибудь услышат о лесных жителях и вновь пойдут на них "ужасной войной".
  И все же поездки к бабушке в замок, а позднее и вместе с нею ко двору оставили след в судьбе и характере маленького Берна. Когда мальчику исполнилось восемнадцать лет, он гостил с бабушкой у лорда Сопеспиана, где познакомился с его шестнадцатилетней дочерью, леди Алией. Это хрупкое, светлое и очень красивое создание с первого взгляда покорило сердце юноши. И Алии понравился высокий, статный молодой человек. Родители девушки, хотя и наслышанные о странностях отца Берна, были совсем не против заключить брак с наследником столь высокого рода, а уж о старой леди Берн и говорить нечего: она ухватилась за возможность связать внука достойным браком, как за веревку в горах. Но Килания с Берном, увидев невесту, были не на шутку встревожены выбором сына. Да мальчик и сам видел, что леди Алия боялась даже сказок о Нарнии: маленькие гномы, легконогие танцоры фавны и мудрые великаны кентавры казались ей такими же ужасными и отвратительными, как пауки или мыши, при одном упоминании о которых леди бледнела. Но Берн-младший не хотел слышать даже о том, чтобы отложить брак на год-другой. Не возымели действия и просьбы сходить посоветоваться с кентаврами - догадываясь, что старый Солнцемудр ответит ему то же самое, что и родители, Берн, пользуясь поддержкой бабушки, отказывался куда-либо уезжать из замка и с кем-либо говорить. Запретить сыну поступать по своей воле Килания с Берном не решились, а потому, связав его клятвой никогда не выдавать и не предавать Старую Нарнию, они, скрепя сердце, дали согласие на этот брак.
  Но семейная жизнь младшего Берна не была счастливой. Леди Алия, как и боялись родители, оказалось девочкой красивой, но самолюбивой и довольно глупой, да и благословение Аслана не скрепляло семью, чей глава вступил в брак как бы тайком от Него... С каждым днем супругам все сложнее становилось ладить друг с другом. К счастью, старой леди Берн не пришлось раскаиваться в поспешном решении: еще до первых крупных скандалов в молодой семье она тихо скончалась в день своего восьмидесятипятилетия, не прожив и месяца после свадьбы внука... Приехавшие на похороны Берн и Килания настойчиво звали сына навестить их, но Берну не хотелось оставлять молодую супругу, да и страшно было встречаться со старыми друзьями, о которых он не смел и заикнуться в новой семье.
  Те же страх и стыд помешали ему позднее откликнуться и на письма родителей, хотя уехать ненадолго из замка, все чаще звеневшего от пронзительного голоска супруги, уже не казалось Берну непосильной задачей. Года через два шестидесятилетняя Килания сама приехала к сыну и привезла горестную весть о смерти старого лорда Берна. Несмотря на уговоры убитого горем юноши, Килания не задержалась в замке, вновь повторив, что сама ждет его в гости и сухо добавила: "а молодая леди Берн пусть не волнуется - старой крестьянке слишком дорога ее деревня, чтобы она захотела позорить своим присутствием замок благородных лордов".
  ...Выгнав из спальни нянек, Килания долго стояла у колыбели внучки, а потом тихо и твердо сказала Берну: "Запомни, сын мой, ты никогда не станешь обычным тельмаринским лордом, даже если сам захочешь этого - ты нарниец. Это не значит, что ты лучше их - ты можешь стать страшнее самых страшных тельмаринских злодеев, но простым тельмаринцем тебе не стать. Не пытайся уйти от себя. И бойся уйти от Аслана. Надеюсь, рано или поздно ты сможешь преодолеть себя и придешь к Озеру. Но как бы там ни было, если ты действительно бережно хранишь в сердце все, чему учил тебя Лес, как ты сказал мне сегодня, вот тебе поручение от меня: воспитай своих детей как нарнийцев. Это будет очень нелегко в вашей семье. Но этим ты искупишь свою вину перед Нарнией и перед отцом... Оставшиеся у меня дни я буду молить Аслана, чтобы Он оградил эту малютку и всех, какие еще у тебя будут". С этими словами Килания наклонилась, нежно поцеловала улыбающуюся ей девочку и тихо вышла из комнаты, чтобы уже навсегда оставить мир людей...
  Это было в начале лета, а через год, когда просохли дороги после весенней распутицы, из деревни покойного Викзарна прискакал крестьянин с вестью о смерти Килании. Оставшись наедине с Берном, которого он знал еще ребенком, мужчина, сминая в руках шапку, рассказал, как прошлым летом они уговаривали Киланию остаться жить в деревне, но старушка и слушать не хотела - ушла в свои Леса. Последний раз ее видели осенью, когда она приносила письмо и забрала присланные ей из замка. И вновь ее просили остаться хотя бы на зиму, но она ушла, обещав, если будет жива, вновь придти весной. Когда же весна настала, и дороги в лесу подсохли, он сам пошел к Дому на Озере, боясь, что у старой Килании не хватит сил идти через Лес.
  -- Пришел я и - лопни мои глаза, молодой лорд! - нет там Дома на Озере! Где стоял еще видать, а дому нет! И могила рядом. Камень на ей огромедный. А на камне выдолблено: "Берн и Килания, лесные лорды. Да оградит ваш сон Аслан!" Лопни мои глаза, ежели вру, молодой лорд! И затейливо выдолблено - цветочки там, загогулины разные... С толком долбили... У нас теперь поговаривают, что не просто так родители ваши те сказки-то... Ну, помните сами, чай, про Прежних... Видно и впрямь с кем они у вас знались... Вот...
  И вновь не смог Берн решиться поехать на могилу матери. Но преисполнился еще большей решимости соблюсти ее последний наказ. Правда, это оказалось куда сложнее, нежели он думал: леди всеми правдами и неправдами пыталась оградить детей от пагубного влияния отца, чьи безумные рассказы и деревенские правила могли погубить дорогих крошек. И как часто, особенно если и дети начинали вторить матери, Берн думал, не проще ли оставить все как есть, ведь девочки еще слишком малы, чтобы что-то понять... Но потом вновь решался не отступать и, как сумеет, бороться за своих детей...
  Шли годы, дети росли, и Берн чувствовал, что вознагражден за все. Оглядываясь назад, он видел, как много совершал неправд и ошибок, в том числе и допуская в себе гнев на леди, которую сам выбрал в спутницы жизни, лишил того счастья, какое хотела получить от жизни она, и не сумел открыть красоту того, к чему стремился сам... Но - может быть, молитвой Килании? - все их дети (шесть девочек, пятеро из которых уже сами стали матерями, и младший мальчик, незаметно вытянувшийся в высокого, пригожего юношу) стали его единомышленниками и друзьями (а ведь Берну так не хватало настоящей дружбы с тех пор, как он покинул Лес...). Во всех детях жила вера в Аслана, любовь к Старой Нарнии и ее законам. Но до сих пор никто из них не знал его тайну... Перед состарившимся Берном встала непростая задача: с одной стороны он обещал матери хранить тайну Нарнии, с другой: значило ли это, что он не должен передать ее своим детям?.. Наконец Берн решился. Созвав детей в замок, он сказал им, что хочет посетить могилу матери и просит всех их поехать с ним. Но одних. Зятья Берна хоть и удивились неожиданной просьбе, уступили желанию тестя и довольно легко согласись отпустить жен на неделю в деревню. Чтобы не нервировать маму, младшая дочь Берна, жившая на юге Нарнии, посоветовавшись с мужем, предложила устроить в их поместье охоту: пока мужья будут гоняться по полям за зайцами, а старые леди попивать кофе и перемывать косточки знакомым, они продолжат путь на юг и за день-другой достигнут отцовской деревни. На том и порешили.
  И вот, как и условились еще в замке, Берн с сыном и дочерьми, верхом и в охотничьих костюмах, распрощались с охотниками и поскакали к Лесу. По дороге Берн открыл детям то, что камнем лежало у него на сердце все эти сорок лет.
  -- Увы, мне неведомо, как встретит нас Нарния. Но Аслан помог мне выполнить наказ матери - все вы выросли нарнийцами. Я представлю вас Нарнии и покажу Озеро, о котором вы столько слышали. А там - что будет, то будет...
  Ехали молча: дети вновь вспоминали все, что столько раз слышали от отца. Нет, их не поразило, что слышанное оказалось совсем правдой. Но встретиться со Сказкой... И каждый вновь и вновь заглядывал в свое сердце, думая, прав ли отец, назвав его нарнийцем...
  Однако в своих заботах никто не забывал время от времени подъехать к отцу, чтобы положить ему руку на плечо, или сказать что-нибудь ласковое, понимая, как тяжело сейчас на душе у старого Берна...
  Давно уже покачиваются над головами спутников высокие деревья, и все невольно вглядываются между ними - а вдруг, вдруг сейчас выйдут гномы, вдруг зазвучит рядом флейта фавна... А вон мелькнула белка - не говорящая ли она?..
  И, наконец, Озеро... Долго-долго стояли люди, глядя на его тихую мерцающую в лунном свете гладь...
  -- Вамблин!.. Анукхас!.. Это я, Берн, - хриплый от волнения голос лорда неожиданно нарушил окружавшую их тишину, - я вернулся... Простите меня! Примите...
  И вновь тишина была им ответом. Но молчание озера Слез не было ни осуждающим, ни гонящим...
  -- Смотрите, что там? - еле слышно спросила леди Арлиан - младшая дочь Берна, и легко, словно птица, скользнула в сторону. Там на невысоком холме, покрытом белыми, похожими на звезды, цветами, высился большой камень с высеченными на нем рунами и узорами...
  Берн узнал место - в двух шагах от холма раньше было крыльцо дома. Дома, вновь разрушенного гномами... Может быть к ним вернулась и нелюбовь к людям?..
  Сколько прошло часов, прежде, чем отец решился подвести детей ко входу пещеру?..
  -- Вамблин! - вновь позвал старый Берн.
  Затрещал факел, зажженный Берном-младшим, и юноша первый заглянул в расщелину. Отблески огня скользнули по пустым, старым стенам, покрытому грязью и сухой травой полу... Сколько же здесь не жили?..
  -- Ой, что это?! - чуть отстранив брата глазастая леди Арлиан нырнула внутрь, - смотрите! Сундук! Да идите же сюда! Ох, какая тяжелая крышка!
  Берн-младший кинулся к сестре и не успел никто из старших возразить, как молодые люди уже откинули крышку кованого сундука и хором воскликнули:
  -- О-о!..
  В сундуке лежали шесть серебряных шкатулок, а под ними виднелось оружие...
  -- Дети, вы уверены, что это стоит доставать? - спросила леди Велизар, красивая высокая женщина лет сорока, старшая дочь Берна.
  -- Смотри сама! - леди Арлиан смеялась от восторга доставая шкатулки, - и если это не твой портрет, то я кролик! А это! Разве это не наша носатая леди Еримор?
  Потрясенные леди и Берн-отец рассматривали портреты на шкатулках, Берн-младший словно зачарованный разглядывал удобно лежащий в его руке меч, дивной красоты и закалки, а непоседливая леди Арлиан уже распахнула шкатулку...
  -- Ах! Ах, красота какая!
  Одного взгляда хватало, чтобы понять - не люди выковывали это прекрасное ожерелье, эти горящие изумрудами серьги... Тонкие серебряные колечки легко скользнули на пальцы леди - она уже даже не удивлялась, что они впору...
  Тем временем Берн, отложив меч, извлек из сундука щит, нож, легкую серебристую кольчугу и шлем, усыпанный драгоценными камнями...
  -- Отец, - позвал он, - посмотри! Ведь... Ведь это все на... на меня?!
  
  Обратно в замки ехали еще тише, нежели в Лес. Каждому был понятен ответ Нарнии - их простили, признали, но путь их, как и прежде, будет проходить среди людей... Впрочем, а как могло быть иначе? У всех семьи, даже Берн-младший обручен... Никому из них не предложили поселиться на Озере. Пути людей и нарнийцев снова разошлись... Неужели навсегда? Ответа Берны не знали, но из рода в род передавались в их семьях подарки гномов и рассказы о Старой Нарнии. Для кого-то все это превратилось в сказку, кем-то забылось, но в дни воцарения Каспиана Х еще были в Нарнии тельмаринские лорды и леди, хранящие память о Бернах, Лесных Лордах. Одной из таких леди, говорят, была царственная мать короля Каспиана Х. А одним из лордов - лорд Берн, первый герцог Одиноких Островов, о чем свидетельствует его правнук, записавший сию повесть, дабы не стерлась она из памяти потомков. Аврийский замок. 2387 год. 31-й год царствования славного короля Рилиана
Оценка: 8.45*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"