Скучно, тоскливо. Холодильник пуст, желудок тоже, кошелек упрямо не хочет от них отставать, опустошаться все больше и больше. Вот зараза! Но да ладно, есть-то надо что-то. Это, конечно, хорошо, что существуют теории о питании солнечной энергией и прочими бесплатными штуками, но как только желудок скрутит тебя своим голодным спазмом, сразу в магазин побежишь!
Сразу видно, что тут не убирались уже месяца два - мне как-то лень, а больше убираться-то и некому. Надеваю свои ботинки, с них сыпется песок, песчинки с подошвы в порыве страсти устремляются на линолеум, к своим собратьям, что уже давно лежат тут же, на полу. Надеваю куртку, шапку, выхожу на лестничную площадку, спускаюсь по ступенькам.
Ниже этажом какой-то узбек с крайне сосредоточенным и серьезным выражением лица остервенело трет шваброй пол, рядом с ним стоит ведро с водой, пахнет хлоркой, лестница блестит влагой. 'Вот молодец!' - думаю я и спускаюсь дальше.
Выхожу из парадного - везде скользко, мерзкая слякоть валяется вперемешку с песком, которым ее посыпают, сверху угрожающе свисают сосульки. Короче говоря, без скафандра не выйдешь. А ведь наш город еще хотят сделать городом с активным велосипедным движением!
Обхожу дом, направляюсь в сторону супермаркета. Прохожу мимо автобусной остановки, которая вся, наглухо, заклеена яркими разноцветными объявлениями, на каждом из которых написано какое-то женское имя, всегда разное, но с одним и тем же телефоном. Да еще и сердечко нарисовано, для романтики. 'Любвеобильная остановка' - думаю я.
Подхожу к дверям магазина. Там, как всегда, очередь не только внутри, на кассе, но и на входе - старушки упорно не хотят пропускать друг друга и никак не могут определиться, кто сначала должен двигаться - те, кто хотят выйти или те, кто наоборот хотят войти.
Кстати, я заметил одну вещь. Старшее поколение, уже бабушки и дедушки, всегда идут туда, где больше очередей. В тех же магазинах, где толпа меньше, их встречаешь реже. Наверное, это оттого, что эти бедные люди, чья молодость пришлась на советское время, привыкли к тому, что там, где выдают еду - должна быть очередь. Соответственно, если в магазине нет очереди - значит, тут что-то не так. Если тут продают еду, то тут должна быть очередь! И ползут туда, где больше народа и толчеи.
Рядом со входом все стены и асфальт напрочь завалены голубиным пометом. Сами виновники испражнений сидят тут же, неподалеку - их регулярно подкармливают, видимо, те же самые старушки, что сейчас устроили толкучку в дверях. А между прочим, не далее как летом в нашем районе была зафиксирована вспышка орнитоза и власти даже официально попросили не кормить голубей. Но что бабулям да наших, человеческих легких, главное, чтобы животинка была сыта! Которая, кстати говоря, по-моему, наесться досыта в принципе не может. Гадость!
Захожу в супермаркет и сразу наблюдаю следующую картину - поддатый русский мужичок пытается открыть ключом ячейку, куда он сложил свои вещи, но, судя по всему, вставляет ключ вверх тормашками. Охранник с плоской моськой пытается его образумить, так как мужичок уже начал вибрировать и высказывать свои размышления по поводу никак не поддающейся дверцы:
- Да екэлэмэнэ, чё за замок?! А?!
- Мущина, ви ниправильно ключ вставляете!
Мужичок посмотрел на охранника, как на нечто весьма и весьма омерзительное.
- Я тебе ща так вставлю, сразу правильно станет!!!
- Мущина, ключ пиривирните, пощалуйста, сразу откроится! - с совершенно бесстрастным выражением лица отвечала плоская моська.
Наконец, до мужика дошло, и, после нескольких попыток, дверца-таки открылась.
- Господи, нажрутся и ходят тут! - с укором пролепетала миловидная женщина с двумя огромными пакетами в руках.
Я, тем временем, взяв на всякий случай корзинку, прошел в зал. Сперва располагается прилавок с постоянно спелыми и зрелыми овощами и фруктами. Около лотка с картошкой стоит мужчина, лет сорока, в огромных роговых очках и скрупулезно, засунув лицо чуть ли не в клубни, засучив рукава куртки, выбирает себе картошины. Рядом стоит, видимо, его жена и с не меньшим усердием отбирает морковку. Чуть подальше, около весов, находится женщина в платке. Положив пакет с яблоками на весы, она пытается их взвесить, тыкая пальцами во все кнопки сразу.
Мимо меня проходит работник магазина, женщина невысокого роста, разжиревшая до необъятных размеров, с огромными лиловыми прыщами на лбу, который она, похоже, специально открыла, зачесав свои волосы назад, в хвостик. Сзади на ее униформе было написано 'Скажу что, где, почем!'. Однако ж выражение ее лица ясно, четко и недвусмысленно давало понять о прямо противоположном ее настрое.
Я прохожу дальше, мимо проплывает стойка с алкоголем. Около полки с пивом трутся какие-то подростки, на вид еще школьники, тощие, руки в карманах, в узких тренировочных штанах и длинных спортивных же пуховиках с меховыми воротниками (мода, надо признать, самая отвратительнейшая). Один из них в этот момент что-то рассказывает, двое других дико гогочат. Лица у всех сияюще-вызывающие. Взяв несколько бутылок, они направились в сторону кассы.
Заворачиваю за угол, прохожу около отдела молочных продуктов. Там пожилая женщина в длинной шубе переставляет коробки с молоком, пытаясь добраться до тех, что стоят сзади. 'Правильно делает - подумал я - В подобных магазинах всегда действует принцип 'чем дальше, тем свежее'. Перебрав все упаковки, и, видимо, этим не удовлетворившись, она обратилась ко мне:
- Молодой человек, а вы не могли бы достать мне вон ту коробку, что стоит на самой высокой полке? А то мне не дотянуться до нее! - немного усмехнувшись, сказала она.
'Ну что ж, конечно, помогу' - подумал я и достал ей то, что она просила. Взяв попутно и себе пакет молока, я пошел дальше, к консервам.
Все это время из динамиков, развешанных по всему магазину, играла одна и та же, совершенно примитивная, однообразная и невыносимо гадко действующая на нервы музыка, иногда прерывающаяся на рекламу водки и плазменных телевизоров в кредит. Чем дольше я слушал эту вакханалию, тем больше и больше мне хотелось побыстрей уйти отсюда. В отчаянии я воткнул в уши наушники и включил плеер. Вот, так-то лучше! Вообще, теперь я понял, почему храмы и церкви строятся с высокими сводами, а магазины - такими плоскими прямоугольниками. Потому что в церквях пропагандируют возвышенное, духовное, ментальное, а здесь же - низменное, животное, потребительское, ненужное.
Взяв пару банок с кильками, я направился в хлебо-булочный отдел. Там я встретил молодую девушку с огромным сенсорным телефоном у уха, который закрывал почти все ее лицо. Немного ошарашенный таким зрелищем, аккуратно обойдя ее, взял себе хлеба. Около меня прошел мужчина, чья корзинка была доверху заполнена рулонами с туалетной бумагой. Бумаги было так много, что она лежала горкой сверху. Мужчина придерживал ее рукой, чтобы она не рассыпалась по полу. Изящно и грациозно огибая прилавки и других покупателей, он пошел в сторону выхода.
Побродив по супермаркету еще немного, я набрал продуктов. Стало душно, и я направился к выходу. Стал в очередь на кассе. Подошел какой-то мужик и занял очередь за мной. Немного постояв, побежал к другой кассе и занял очередь там. Затем побежал к следующей кассе и стал там. Затем опять вернулся ко мне. На самом деле, его можно понять. Не раз я замечал, что, в какую очередь не стань, соседняя всегда будет продвигаться быстрее.
Передо мной стоял пенсионер без ничего. Где-то справа женский голос завопил : 'Валеерааа!', отчего он встрепенулся и побежал туда. 'Ну что ж, на одного человека меньше' - подумал я.
Невысокий парень впереди меня, крайне неприятного вида, с серым, прокуренным лицом, в серой, прокуренной куртке, с желтыми, отсутствующими зубами выгреб из кармана гору мелочи, из которой кассир отсчитала необходимую сумму, и сунул в карман пачку сигарет. За ним оплатил покупки и я.