Аннотация: Основан на реальной истории. Считается лучшим нашим рассказом на данный момент.
Белочка
Я вроде как это рассказывал уже...
На дворе 1995 год, б-ца N69. Дежурим. Привозят АБСОЛЮТНО БЕЛОГО мужика, весь в царапинах и порезах + нет пол-жопы, кровь льет, рваная рана и все такое.
Мужик - реальный шизик, алкаш, в стадии обострения прыгает с 8-го этажа. Попадает в растущий под домом тополь, его пружинит и на уровне 3-го этажа он влетает в чьё-то окно. Выбивает собой раму, естественно. Падает в полном ах_е на пол. Из соседней комнаты выходит мраморный дог и откусывает (молча) ему половину жопы. Хозяйка прибегает на крики, вызывает скорую.
Мужик после этого женился, поменял работу, вообще вышел из кризиса.
Собаки - рулят :)
Doctor
Из анамнеза.
Жалобы: боль в области раны, кровотечение, слабость, боль в спине и во всём теле. Со слов больного, во столько-то часов (...)
Объективный осмотр: состояние тяжелое, сознание ясное, кожные покровы бледные, язык сухой, обложен серым налётом, pulm - дыхание жесткое, хрипов нет. ЧДД - 20 в мин. Cor. - тоны ясные, ритмичные.
Живот - мягкий безболезненный, доступный во всех отделах.
Стул и диурез - без особенностей
Нервная система D=S. Реакция на свет живая, менингиально-отрицательная.
Локально: рвано-кусаная рана левой ягодицы, обильно кровоточит, края неровные.
...Самое унизительное занятие после запоя - это рыскать по квартире в поисках несуществующей заначки, алкогольной или денежной. Настоящему, дальновидному алкоголику - себя не обманешь, да, алкоголику - такая ситуация знакома до боли в надбрюшье; китайцы говорят, что именно там у нас находится стыд.
Стол завален исписанными листами бумаги. А где комп?... Плохо, плохо. Значит, я писал от руки. Писать - в разы медленнее, чем печатать, а время для меня - это всё. Значит, я написал в пять раз меньше и в десять раз слабее, чем должен был. Плохо. Зря.
Я пошел на кухню.
- Мы с тобою там и тут светлы. Наши шеи не берут петли. Шиты головы к телам прочно, но без эшафота нам скучно... - И не буду записывать. Не буду. Не в настроении. Пусть достанутся мировому эфиру. Через сто лет кто-нибудь снова выловит их оттуда, привет ему.
Стивен Кинг всю жизнь боролся со своими кошмарами. И продолжает бороться. Но я не хочу писать кошмары, у меня нет жены, которая меня вытащит, я хочу писать стихи, а на краю зрения густеют тени. Я хочу водки, портвейна, вина, агдама, мартини, катанки, паленки, бухла, бухла, бухла, а за спиной кто-то с кем-то шепчется.
Я швыряю туда стул.
Некоторое время стоит тишина, и это еще страшнее. Наконец я сдаюсь и говорю - ладно, черт с вами, шепчитесь, но только, сука, не громко! Это будто бы я с ними такой весь на дружеской ноге и запанибрата.
Я знаю, что у меня должен быть делирий, - я алкаш, я после запоя, и я трезв, трезв как стеклышко, сука, сука, сука, сухой как лист, сука!
А, черт, что включай весь свет в квартире, что сиди в полной темноте - один хрен. Один хрен придет ко мне гигантская рыжая белочка с огромным орехом под мышкой, постучится в дверь, улыбнется - два резца с локоть длиной:
- Как дева, бватифка?
- Хо-хо, - отвечу я, - дела отлично, только вот выпить нечего.
- А это нифефо, - скажет белочка ласково, - вато погововить мовно новмавно.
- Давай, поговорим, - соглашусь я.
- Да ты не бвойфя, - скажет она и улыбнется еще шире, - я добвая бевочка. Я ф у тебвя певвая. Фто ф я, звевь какой.
И мы оба заржем над этой исключительно удачной шуткой.
Белочка не пришла, голоса исчезли. Квартира выглядела как обычно, чертики не бегали. Было пусто и уныло, как будто помер кто.
Сука, зачем я об этом подумал.
Я потряс головой и вытаращил глаза. Я таращил их сильнее и сильнее, чтоб видеть свет лампы, а не свой собственный труп в соседней комнате. Отличный свежий труп, между прочим. Алкогольная интоксикация. Завтра-послезавтра начнет разлагаться. Через неделю запах дойдет до соседей, они вызовут милицию и скорую. Те выломают дверь и, морщась, упакуют мое тело в черный пластик. Квартира опустеет, и только грустная ничья белочка пройдется по квартире, погрызет орешки, да и свалит.
Я вздрогнул. В подъезде завыла собака.
Да какое в подъезде - прямо под моей дверью. В ноздри ударил тошнотворный запах.
Я повернул лампу так, чтоб она получше осветила дверь в спальню. Через несколько секунд я увидел, что из под двери, извиваясь и растворяясь в воздухе, сочилось нечто вроде зеленого пара.
Наверное, неделя уже прошла.
Собака продолжала выть. Я с интересом крутил лампой, освещая разные углы кухни. Судя по обертонам - это была талантливая собака. Выла она басом. Серега Харакшинов похоже поет, когда напивается. Только не так прочувствованно. Вой собаки приблизился
Пересек входную дверь.
Теперь она выла в моей квартире. Прямо в прихожей. За углом. Я слышал в паузах тяжелые вдохи и легкий стук когтей по полу.
Страха не было.
В соседней комнате лежал мой сгнивший труп. Я находился в другом мире, и надо было постигать его законы. Я посмотрел на окно.
- Есть такое понятие - генеральная проверка.
Собака заткнулась.
Я услышал ее шаги. Стуча когтями, собака пересекла прихожую и заглянула ко мне на кухню.
Лампа погасла.
В лунном свете стояло чудовище из детства - собака Баскервилей.
Я уже стоял на подоконнике, а пальцы рвали шпингалет. Собака, сияя фосфором, там и сям налепленным на ее теле, не двигалась. Затем повела носом - я успел подумать, что она слепая - и зарычала.
Я уже стоял за окном, держась только за раму. Попытался дотянуться до телевизионной антенны соседей.
Антенна прошла сквозь мою руку.
Дважды.
Собака уперлась передними лапами в подоконник. Я нависал над палисадником с высоты восьмого этажа.
Собака гавкнула.
Я отпустил раму и прыгнул.
Я улыбался.
Восьмой этаж - это гарантия. Генеральная проверка обещала быть успешной.
Я летел вниз головой. Что-то больно ударило в бок. Затем на этот же бок обрушились еще удары, насколько частые, что слились в один. Удары переместились в область спины, под конец меня так крепко приложило, что я едва не потерял сознание.
На секунду я замер.
И полетел куда-то вверх, воя от боли.
Обратно.
В лунном свете я видел, как ко мне приближалось освещённое окно. Я летел в него наискось, как умная американская ракета во время "Бури в пустыне".
Конечно, никто меня там не ждал.
Я ударился плечом в раму, зазвенело стекло, рама влетела в комнату вместе со мной; я грохнулся на пол, а осколки падали на меня. Я лежал на спине, крепко зажмурившись, прикрыв одной рукой голову.
Наконец звон затих.
Некоторое время я лежал не шевелясь. Потом попробовал пошевелить ногами. Ноги слушались. Я попробовал повернуться и заорал.
Бока и спины не было. Отдышавшись и действуя очень осторожно, я проверил правую руку.
И снова заорал.
- Вы напрасно так шумите, - сказал кто-то.
Я осторожно повернул голову. В полутора метрах от меня сидела собака. Другая собака, не та, которая сбросила меня из окна. Эта была другой породы, что-то вроде бульдога, но много крупнее и в то же время изящней. Я осмотрел комнату. Никого, кроме этой собаки, рядом не было. В ванной кто-то принимал душ.
- С-сука, - сказал я.
- Кобель, - холодно заметила собака.
- Белочка, - сказал я. - Пришла всё-таки, родная.
- Сами вы белочка, - печально ответила собака-кобель. - Я боксёр. Согласен, дурацкое название для породы. Хотя... - он встал на задние лапы, а правой передней сделал несколько выпадов, имитируя при этом уходы; затем снова сел по-собачьи. Ааааааааааа, подумал я. В голове вертелось "...не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены". Все-таки я много читал в детстве.
- Вы везучий, - сказал боксер. Был он степенный, обстоятельный, внушающий доверие. Похож на моего психоаналитика. Когда у меня был психоаналитик. У меня был психоаналитик. Был. Ключевое слово - был.
- Вы хоть поняли, что с вами произошло?
Я помотал головой.
- Вы упали на дерево, - объяснил боксер, - дерево не сломалось, а согнулось, потом разогнулось и швырнуло вас сюда на манер катапульты. Это третий этаж, соседний подъезд. Вы очень везучий.
- Но мертвый, - я вспомнил про свой труп в моей квартире. И про запах тоже вспомнил.
- Нет, вы живы, - снисходительно сказал боксер, - то был обычный бред, во время делирия и не такое привидится.
- Это точно, - поддержал я. - Говорящие собаки, к примеру.
Боксер повернул голову в сторону двери и гавкнул. Как будто кого-то позвал, но никто не появился.
- Ватсон, - позвал боксер по-русски.
Ватсон.
Раздался шум, как будто что-то тащили по полу. Затем в комнату вошли. Я сначала не понял, что это вообще такое появилось - без головы, с пятью ногами, влажное и в тряпках. Потом это фыркнуло, чихнуло, и картинка сложилась.
Это была давешняя собака Баскервилей. Ватсон. Он был раза в два крупнее боксера, с короткой белой в черных пятнах шерстью. Теперь он головой упирался в банное полотенце, лежавшее на полу, и толкал его перед собой, при этом он вертел мордой, избавляясь от воды и остатков фосфора.
- Ватсон, дьябл, - сказал боксер, - у нас гости. Ведите себя прилично.
Ватсон поднял голову. Полотенце повисло у него на морде, придав ему весьма глупое выражение.
- Ватсон, - повторил боксер досадливо.
Ватсон коротко махнул головой - полотенце перелетело в кресло. Затем он посмотрел на боксера.
- Ватсон, дьябл, - сказал боксер, - вы привели наконец себя в порядок?
Тот кивнул, совсем по-английски - сухо и коротко.
Дьябл.
- Это у вас что? Испанский? - спросил я.
- Нет, - ответил боксер. - Дьябл - это по-русски. Это анаграмма одного знакомого вам слова.
Ватсон с сомнением поглядел на меня и тихо гавкнул.
- Ах, да... Это когда буквы в слове переставлены, - сказал боксер.
Я обиделся. Пару секунд я думал, как бы поехиднее ему ответить, но ничего не придумав, грубо сказал:
- Я знаю, что такое анаграмма... мистер Хер Локшолмс.
- И вы туда же, - скучно ответил боксер. - Разумеется, если мраморного дога зовут Ватсон, то боксера, естественно, зовут Шерлок Холмс. Ватсон, скоро вы там? Я потерял интерес к нашему гостю, отдаю его на ваше попечение.
Я сцепил зубы и попытался дотянуться до ножки ближайшего стула. Мне вовсе не улыбалось сделаться игрушкой для мраморного дога чуть не в полтора метра ростом.
- Да вы не волнуйтесь, - сказал боксер. - То, что он с вами сейчас сделает, никакого удовольствия ему не доставит.
Я посмотрел на Ватсона. Тот снова сухо и коротко кивнул. От этого я почему-то слегка успокоился.
- Это просто его долг, - продолжил боксер. - Как врача.
Ватсон гавкнул и вышел из комнаты.
- Юмор, - сказал боксер. Он подошел к полке, стал на задние лапы и вытащил оттуда за ремешок небольшой бинокль. Положил аккуратно на пол. Затем сдернул с кресла маленькую подушку и положил ее на подоконник, усыпанный стеклом и листьями. После этого взял бинокль и умостил его на подушке, неловко помогая себе лапами. В конце концов он засунул обе передние лапы под подушку, наклонил ее вперед и уставился в окуляры.
- Пора, - сказал он. Бинокль соскользнул и крепко стукнулся сначала об подоконник, затем об пол. Я вздрогнул.
- Ничего страшного, - сказал боксер. - Не впервой.
Появился Ватсон. В зубах он тащил бутылку коньяку.
Это было уже слишком.
Дог, осторожно ступая среди осколков, подошел ко мне, поставил бутылку прямо перед моим носом и гавкнул.
- Ватсон просит вас помочь ему открыть бутылку, - сказал боксер. - Если вы ее подержите, то он выдернет пробку.
Ага! Одной рукой я покрепче схватился за бутылку, дог ловко ухватил зубами пробку и вытащил ее.
Коньяк.
Бухло.
Аааааааааааа.
- С-спасибо, - сказал я, осушив бутылку почти наполовину. - Правда, спасибо.
Обе собаки сидели рядышком, наблюдая за мной.
- Я бы на вашем месте не торопился с выводами, - заметил боксер. - Этот коньяк вовсе не жест доброй воли. Это анестезия.
Я замер - хотя и до этого не сказать чтобы уж прямо сильно шевелился. Что значит - анестезия?
- Ватсон, прошу вас, - сказал боксер. На меня он не смотрел.
Дог подошел ко мне и, схватив зубами за брюки в районе кармана, перевернул на живот. Я орал как резаный - и рассчитывая на то, что кто-нибудь услышит, и от дикой боли в спине и боку. Затем Ватсон встал на меня двумя передними лапами, одну он поставил на ногу, а вторую на спину - я заорал еще отчаяннее. Нечеловеческим усилием вывернув шею, я увидел, как аккуратным и хирургически точным движением проклятая тварь лишила меня половины задницы.
Ненавижу Англию, подумал я.
И потерял сознание.
Огромная и какая-то особенно круглая луна висела над летним городом. Возле подъезда дома разгорался скандал. Его могло и не быть, если бы милиция и фельдшер с медбратьями были порасторопнее и укатили бы чуть пораньше, но несколько соседей уже покинули свои постели и вовсе не собирались туда возвращаться без того, чтобы высказать свои претензии.
Боксёр и Ватсон чинно сидели на балконе. Перед ними было множество раскрытых журналов. Собаки, одинаково наклонив головы, прислушивались к шуму снизу. Как обычно, соседи прекрасно справлялись с врагами и без них. Голоса утихали - милиция вслед за скорой покинула двор.
Ватсон, шкрябнув когтями по глянцевой бумаге, перелистнул журнал и внимательно уставился на следующую страницу. Боксер смотрел на луну и изредка что-то шептал в лежащий на табурете диктофон.