Редко в еврейской семье бывают такие случаи, но, как говорят, "что ни случается".
Кто в нашем квартале не знал Беллу и Иосифа? Пожалуй, что таких людей не найдется. Всегда на виду, в чем-то даже беззащитные они, обремененные кучей детей своих и многочисленных родственников. Мой друг Павел, что жил с ними на одной лестничной клетке, утверждал, что никогда не знал, сколько их. Шныряли они, друг на друга похожие, чумазые, с плутовским выражением лица, горластые и сопливые, и не было никакого сладу с ними, а тем более, не поддавались счету.
Только одна Белла. Грузная женщина с некрасивым мужским лицом и вечно торчащими нечесаными сальными волосами. Очень просто решала для всех неразрешимую задачу. Грозно появлялась в дверях своей квартиры, и все замирало в оцепенении: летний, теплый воздух и жирные назойливые мухи, и несчастные дети, всегда застигнутые врасплох, следящие за малейшим движением повелительницы.
"Свои дети дома, остальные вон!" Стонали старые половицы от детских ног. Они шелестели промеж зевак, эти дети, точно легкое дуновение ветерка, и по лестнице, не касаясь перил, точно приведения. Сон прошел. Тяжело захлопывалась дверь перед носом любопытных соседей, которые так и не успели узнать, где свои дети, где чужие и сколько тех и других. Иосиф был прямая противоположность своей супруги фигурой и характером. Про таких говорится в народе, что мухи не обидит. Он сам напоминал большого неряшливого ребенка. Всегда в одном и том же старом пиджаке и таких же старых туфлях. Замызганной, старенькой кепчонке, которая была ровесницей века. С постоянной щетиной на щеках и замаринованным в углах рта окурком. С удивленными, большими глазами, готовый помочь чужому горю, хотя и своего ему было невпроворот. Добрый, и простой человек, вечный трудяга, никогда не сотворивший зла. Непьющий и потому, как у нас принято считать, - со странностями, т.е. поразительно отличался от других и был предметом всеобщих шуток и даже насмешек. И это считалось вполне нормальным для "умных" и грамотных людей, которые собирались, все за одним столом, чтобы "забить козла". И забивали, предварительно обмыв это дело: и рожки, и ножки, а поминки тянулись аж до самых заморозков. И не было никакого сладу с мужиками, все посходили точно с ума - забросили домашние дела, опостылевших жен и навязчивых детей.
Иосиф долго отнекивался от предложенного ему стакана с водкой, но подвыпившие мужики были непреклонны, пока содержимое стакана, утробно екнув, не прижилось в его желудке. Задохнувшись там луком и селедкой, закуской, что была в изобилии на поминальном столе.
Веселость быстро разлилась по жилкам, уставшим от работы и нищеты и беспросветного будущего и настоящего. Кепочка свесилась козырьком на натруженную спину Иосифа, язык развязался сам собой, рука разила костяшки домино, одну за другой, не зная пощады.
Все было хорошо: и летний вечер, и настроение. И так уютно в мужской компании: на равных спорить, забыв обо всем на свете, и кричать "следующий", раз пошла масть. Если бы не Белла, ее "пакостный" и даже, "злодейский" характер.
- Иосиф, домой! - кричала Белла, наполовину выставив свой мощный торс из окна, она явно была недовольна мужем.
- Сейчас, - отозвался Иосиф, полностью поглощенный игрой, показывая полное пренебрежение к словам жены, как бы к нему не относящиеся.
- Кому сказала, домой! - надрывалась Белла, уже понимая, что все её попытки, оторвать мужа от игры, тщетны. И ее лицо багровело от гнева, что было видно невооруженным глазом на довольно приличном расстоянии от дома и до стола, но еще не предвещало настоящей беды.
Третий рык "Домой!" тоже остался без внимания, он-то и стал завершающим в этой истории.
С яростью тигрицы, мимо полуживых старушек, сидящих под окном, Белла пересекла двор, и ее мощная рука опустилась на плечо Иосифа. Совсем не осознавая почему, Иосиф начал возвышаться над играющими в домино людьми и, наконец, завис над столом, все замерли в ожидании. Удар был хлесткий и тяжелый. Иосиф плюхнулся мешком на землю, кепочка покатилась под чужие ноги и затерялась где-то там. "Ты что дерешься?!" - завопил Иосиф, почесывая загривок и не поднимаясь с земли.
"Я буду жаловаться в милицию, я найду на тебя управу", - вопил он, явно не осознавая ничтожность своего
положения. - "Ах, ты еще будешь жаловаться?"
Второй удар лишил его всякого красноречия и желания жаловаться, а напутствующий пинок ноги, застрял где-то в ягодицах. "Домой!" - сотрясалась Белла, но бить уже было некого, что-то гремело еще по ступенькам, о чем-то жалобно взвизгнула дверь, и все замерло перед приходом Гром-бабы, все затаилось в квартире в безмолвном ожидании. Чего? Наверное, это и есть сама жизнь, и каждый проживет ее по-своему, и пусть это будет их маленькая семейная тайна.