Грешен был Михаил на этом свете не более других. Никого не убивал, не воровал, да и жил небогато. А тут такое приснится, что и убийца не захочет ещё раз попасть в те места, что приснились ему.
Рассказывал он. А глаза его были отрешённые от мира сего, челюсть дрожала, видно было, что не мог он выйти из стресса,
словно напуганный ребёнок. И жалоба, и мольба в его голосе, и восхищение, и тут же на лице появлялся испуг. И всё это так чередуется, что жалко его становится и боязно за него. Так и хочется приложить к его лбу свою ладошку. "Остынь, хлопец, а то выкипишь весь!" А он не замечал моих жестов и лёгкой усмешки на лице. Торопился высказаться. А то последнее забудет, что ещё не успел забыть. Этого то он боялся больше всего.
"Я никогда особенно не увлекался музыкой, это была не моя стихия. Но то, что я слышал там, никогда не забуду. Хотя воспроизвести эту музыку не смогу, не дал мне Бог такого таланта. И где это там, и что это за место, и как я попал туда, объяснить не могу. Музыка эта была... райская.
Музыка эта заворожила меня, пленила меня всего. Очарованный, я не мог даже шелохнуться. Она была настолько проста и понятна, что я воспринимал её каждой клеткой мозга. Свист и пение так вплетались в неё, что просто поражало это искусство. Проще и красивей музыки нельзя было придумать. Смертные вряд ли на это были способны.
Еще меня поразили дома. Они были все островерхие, и чем-то напоминали наши дачные дома. И также были упрятаны в зелени, только как бы не живой. Её никак не задевал тихий ветер, и даже не ощущалось ни малейшего её движения.
Улицы были довольно широкие. Но место напоминало мне околицу села. Я ясно видел телеграфный столб, только какой- то наклонённый и без проводов. Всё виденное мало отличалось от земного, только музыкой, её волшебством. Навстречу мне двигались люди, будто с какого-то праздника. На мой взгляд, они ничем не отличались от нас, земных. Весёлые, улыбающиеся их лица поневоле притягивали моё внимание.
Уже звучала другая музыка. И эти люди исполняли такие красивые песни, что я застыл от изумления. При этом они лихо присвистывали и приплясывали. Я стоял заворожённый, ловил каждое их слово из песен и поражался простоте и красоте этих слов. Они так и оседали в моей памяти. И звучали уже другие песни, и я забывал про старые куплеты, повторял новые и не успевал их запомнить.
А люди кружились вокруг меня в весёлом хороводе, и вдруг в какое то мгновение отделились от земли и горизонтально
руками вперёд ринулись на меня. И уже в следующее мгновение они рвали моё тело, катали его по земле, сплетаясь в клубок уже вместе со мной. Я готов был кричать от боли и, кажется, кричал, но это мало помогало.
В какой-то миг они бросили меня, отлетели в сторону. Снова звучала невиданная музыка, пелись удивительные песни. А я, как загипнотизированный, повторял и старался запомнить их, но опять не успевал. Только теперь я заметил у этих людей за спиной прозрачные крылья, почти невидимые, прижатые вдоль тела. Природа никак не реагировала на всё происходящее. И даже если бы меня убили, она бы не встрепенулась. Она оставалась мёртвой.
Подобравшись ближе, демоны кружили вокруг меня хоровод. Лица их подкупали меня своим весельем и счастьем. Но где-то подсознательно я чувствовал, что они кинутся на меня. Так и случилось. Отделившись от земли, они со всех сторон саранчой ринулись на меня и снова рвали моё тело. Я бил кулаками в эти лица, теперь очень злые, и попадал в пустоту. Затем меня снова сбили с ног, и снова закружилась дикая карусель. И не было от них никакой пощады. Моё тело стонало от боли.
И снова демоны рассыпались, и снова сбились в кучу и с музыкой и песнями двинулись ко мне. Я не мог бежать. У меня и мысли такой не было. И не знаю, смог бы я это сделать, если бы она и появилась в моём мозгу. Ещё не мог я отказаться от этой музыки, от пения, не мог от них удалиться. А тело было уже в ожидании пытки.
Не знаю, сколько раз всё это повторялось. Я бредил всем этим увиденным и услышанным в жутком сне. Но уже не мог отказаться просто так от этого волшебства. Только тело моё противилось, цепенея от ужаса пережитого.
Так и вернулся я в этот мир. Мозг оставался ещё там и губы всё шептали те песни. Их надо было запомнить. А тело бежало оттуда и лежало здесь всё разбитое. Оно не расставалось с ужасом и болью от всего пережитого".
Замолчал Михаил, и я молчу. Мне стало его жалко, а на лице его восхищение. Вот и пойми человека.