Года, как столбы телеграфной судьбы,
Мелькают в окошке замурзанном,
Колеса стучат "если-бы-да-кабы" 
На стыках событий разнузданных.
Мне вверен последний плацкартный вагон -
Скрипучий, разбитый, загаженный, -
И время для чая, и я вдохновлен
Заботой о временных гражданах.

Вот в этом купе - только карт перешлеп.
Замызганный столик лупцуемый -
В остатках питания, с надписью, чтоб
Все помнили Вову из Зуева.
А водки слеза заливает глаза
В соседнем, где щеки наждачные.
А дальше - дела (как бы это сказать?)
Внебрачные или же брачные.

Напротив, неброский в своем уголке,
Сидит гражданин независимый
И смотрит в окно. И не то чтоб в тоске,
А так - отстраненно, но пристально.

Он смотрит, слегка отраженный в стекле
Со всем, от чего отстраняется,
И видит луга на прекрасной Земле,
И пишет дрожащими пальцами.

Остыл его чай. Ну, а я по пути 
На свежий сменю, жаром пышущий.
Он вздрогнет, прервавшись: 
- Мне что - выходить?
- Нет-нет, это чай. 
Поживи еще.