Утром, когда Фарида подметала территории двора, почтальон забросил ей через саманный дувал сверток газет. Фарида взяла его и обнаружила в нём письмо. Оно пришло от Далаказана.
- Гурракалон, смотри, письмо пришло от Далаказана! - радостно сказала Фарида. Бросив сапог, который он чинил, Гурракалон прибежал с шилом в руке, и, распечатав письмо, начал читать.
- Читай вслух - попросила Фарида.
- Хорошо, милая, слушай - сказал Гурракалон, настроившись, словно оперный певец, который собирается исполнить арию из оперы "Шелкунчик", и принялся читать:
Привет из курорта!
Здравствуйте, дорогой Гурракалон-ака и дорогая Фарида Гуппичопоновна! После того, как меня, подвешенного к вертолету, привезли в милицейское отделение, меня тщательно обследовали врачи и дали медицинское заключение о том, что я - невменяемый, и направили сюда, в эту лечебницу, то есть в психбольницу. Раньше, услышав о психбольнице, я вздрагивал. А сейчас моё мнение об этом учреждении в корне изменилось. Особенно понравился мне наш главврач, тааш Космодромов, который относится к нам вежливо, разговаривая с нами с ангельской улыбкой на лице. Говорит он мягким, пушистым голосом, дружелюбно одобряя каждое наше слово, гладя нас по головке, постриженной ножницами. Своим подопечным он велел установить специальную дверь, для того чтобы мой шкаф, мог влезть, когда буду входить в просторные палаты лечебницы. Вы мне не поверите, но здесь лечатся очень большие люди: выдающиеся личности, великие поэты-мыслители современности, талантливые руководители, прославленные командармы, жандармы, кочевники, которые блуждающие во времени и пространстве, изобретатели вечных двигателей, лидеры политических партий, свободные журналисты, депутаты Верховного Совета, члены корреспонденты Академии наук - кого только здесь нет. Я работаю шофером, катаю в своем скромном шкафу своих товарищей по болезни во время прогулки.
А вчера у нас случилось вот какое ЧП. Один особо опасный преступник, совершенно здоровый, который, во избежание правосудия, поступил сюда, якобы, на лечение, тайно забрался в мою шкаф-катафалку и чуть не сбежал. Он воспользовался моментом, когда я вышел на улицу под присмотром воспитателей, чтобы побелить известью деревья. После этого случая я в целях безопасности установил в двери своего шкафа звонок, нарисовав его снаружи фломастером. Один великий изобретатель из соседней палаты, посоветовал мне, установить в шкафу камеронаблюдение. Я поблагодарил его за бесценный совет и сделал, как он сказал, нарисовав сверхсовременные камеры и внутри, и снаружи шкафа. Медикаменты, которые нам дают в нашем учреждении три раза в день, творят чудеса. Помню, когда я пришел сюда впервые и принял из рук главврача тааша Космодромова чудо- таблетку, у меня в мозгу начиналось просветление. Передо мной один за другим стали открываться врата космоса, и я увидел странные существа с крыльями, которые сидели, свесив ноги, на белых, пушистых облаках, играя на арфе. Я помахал им рукой, и они в ответ поприветствовали меня с улыбкой. Я тоже улыбнулся им. Потом, смотрю - за окном палаты сидит птичка. Она устроилась на ветке высокого клена рядом скворечником, который установили мы с моими товарищами по болезни и с врачами. Неожиданно птичка заговорила со мной на птичьем языке, который я четко понимал без всякого переводчика.
- Вот это таблетка! - подумал я.
Птичка говорит, эй, Далаказан, как дела?..
- Ё, мое! А ты откуда знаешь мое имя?! - спрашиваю я её.
Она грит, это, коммерческая тайна. Я, грит, тоже родом из Таппикасода. Вылупилась там из яйца. У нас там были роскошные гнезда на старом тополе, на берегу реки Тельба-дайро. Вот, грит, там я и выросла. Мы, грит, с тобой земляки...
Здесь у меня, как вы понимаете, нет земляков. Поэтому я заплакал, услышав трогательные слова птички- землячки.
Самое интересное расскажу сейчас. Если вы читаете мое письмо стоя, то мой совет - сядьте на землю, Фарида Гуппичопоновна тоже, дабы не упасть в обморок Сели?..
Гурракалон с Фаридой переглянулись и присели. Гурракалон продолжал чтение.
Короче говоря, эта птичка знала не только меня, но и вас тоже. Я, грит, знаю еще башмачника Гурракалона, который живёт по соседству с вами на берегу реки Тельба-дайро. Гурракалон, грит, мужик неплохой, но осенью, когда зреет рис на полях, он всё время прогоняет нашу стаю, кидая в нас камнями и крича, "кыыыыыыш, кыыыыыыыш, куррррр, хайт - хайт!". Он не даёт нам приземлиться, и мы стаей грит, летаем туда-сюда, поднимая гудящий ветер и носясь тучей над пожелтевшими осенними рисовыми полями.
Как-то раз летела наша огромная голодная стая, и грит, наш вожак сказал нам на лету, что мы должны сесть на лоховое дерево, которое росло вблизи от шолипои Гурракалона. Слово вожака птичьей стаи - закон, как для вас указ вашего президента. Поэтому грит, мы дружно сели на лоховое дерево, желая немножко передохнуть. Тут глядим - идет Гурракалон, словно дровасек, с острым топором в руках прямо в сторону лохового дерева, на котором сидела наша огромная стая. Потом, грит, сапожник Гурракалон срубил дерево, и нам снова пришлось подняться в воздух всей стаей. Мы взлетели, ругая его, на чем свет стоит, на своём птичьем языке.
Бедное лоховое дерево, грит, жалобно простонала и дуфффф! - рухнула на землю, подняв огромное облако пыли.
Несмотря на старые обиды, мы с моей женой-пташкой полетели грит, навестить Гурракалона, который, попав тогда в автокотострофу, лежал в больнице. Мы сели на подоконник, и я пару раз стукнул клювом в окно палаты а он, ну этот самый Гурракалон, сидел в обнимку грит, с одной женщиной по имени Фарида Гуппичопоновна и целовал её взасос.
- Какое бесстыдство! - сказала моя птичка, и мы улетели обратно на родину, то есть в Таппикасод.
Через некоторое время мы покинули родину, и вот уже год живем в эмиграции. Здесь в городе нам хорошо. Врачи грит, не ходят с рогатками в руках, наоборот, кормят нас крошками хлеба, не попадающими в рот пациентов, которые не могут есть самостоятельно. А мы, грит, получаем гуманитарную помощь. Недавно главрач таащ Космодромов дал, грит, нам бесплатную квартиру-скворечник, которую построили пациенты совместно с врачами. Теперь, грит, мы - городские, и у нас, грит, в скворечнике растут двое прожорливых птенцов. Живем здесь, и иногда, сидя на ветке с моей пташкой-женой, с ужасом вспоминаем, грит, те голодные и холодные дни, которые мы пережили на родине, там, в далеком Таппикасоде. Вспоминаем иногда, грит, жалкое гнездо из сухих трав, которое растрепал злой ветер, лихо раскачивая высокие тополя, на ветвях которых мы жили под открытом небом, промокая под холодным дождём, боясь грома и молнии. Тут, грит, спокойно. А я говорю, иногда я тоже сижу где-нибудь на скамейке и тихо тоскую по родине. Хотя, говорю, здесь хорошо кормят, но родина - роднее, даже если там лютует тотальная безработица и царит политический хаос. Я, говорю, тоскую по реке, где, шумно крича, летают чайки над водой, поглядывая на лету то туда, то сюда. Тоскую по местам, где я бегал босиком над глубокими оврагами по тропинке со своим шкафом на спине, наполняя свою белую рубаху ветром, словно парус старинного фрегата, и радостно кричал: "Жить жиить! Житталалу лалула! Жить жиить! Житталалу лалула!". Я тоскую по лунным полям, где я часами сидел со своим шкафом на спине, прихлопывая москитов и глядя на луну и на далекие звезды. Я хочу умереть на родине, и пусть мои односельчане во главе с Гурракалон-акой похоронят меня на берегу реки Тельба-дайро. Я хочу, чтобы после похорон односельчане поставили мою шкаф-квартиру на моей могиле в качестве надгробного памятника, где будет жить словно поэт-отшельник, мой одинокий бедный дух.
-Да-а-аа, грит птичка, очищая свой клюв маленькой ножкой со сросшимися когтями, родина тянет к себе ты прав, Далаказан. Особенно осенние рисовые поля, где колышется на ветру, словно желтое море, рис, склоняя свои созревшие, отяжелевшие колосья и летает стая птиц над полями, где, громыхая своим бункером, огромный комбайн собирает урожай.
Тут подходит один пациент-журналист, в поношенной тюбетейке, напяленную на лоб, и, держа в руках микрофон, говорит, здравствуйте, я грит, великий журналист и главный редактёр газеты "Осторожный". Хотелось бы узнать ваше мнение о деятельности нашего многоуважаемого главврача Космодромова, которого я уважаю больше, чем своего родного отца, пожалуйста.
- Нет, товарищ реактор - сказал я, с опаской оглядываясь вокруг. Я не хочу, чтобы меня снова арестовали. Я политикой не занимаюсь.
В зале поднялся шум, и мы с ред...актёром газеты "Осторожный", побежали в зал, чтобы узнать, что там происходит. Глядим - а там великие политические императоры -пациенты и их жалкие лакеи дерутся, колошматя друг друга табуретками по голове. Услышав о драке душевнобольных, прибежали врачи, воспитатели-каратисты с черными поясами, с дубинками и электрошоками в руках. Дико завывая, пронзил наши уши тревожный звук сирены. Воспитатели во главе главврача тааща Космодромова быстро расправились с душевнобольными политическими лидерами и их лакеями, усмирив их и связав с помощью рубахи с длинными рукавами.
С приветом,
Ваш сосед Далаказан Оса ибн Коса.
Прочитав письмо Далаказана, Фарида с Гурракалоном задумались. Они не знали, смеяться им или плакать.