Наконец, семья Фариды в сопровождении заправщика Запарамина приехала в Комсомолабадские степи и им, как полагалось, дали кирпичный дом с двором. Правда, дом требовал ремонта, но, несмотря на это, радости Фариды и её детей не были границ.
- Вот наконец-то! Теперь у нас тоже есть крыша над головой - собственный дом! Как хорошо иметь свой дом! Спасибо тебе, Господи! - сказала Фарида, утирая слезы радости.
Тут возле их дома появился один из соседей в тяжелом старомодном пальто и в заячьей шапке серого цвета с оторванной ушанкой, худой, невысокого роста, с острым носом и с зелеными глазами без бровей и ресниц. Он стоял перед ними в залатанных валенках, приветливо улыбаясь.
- С новосельем, новые соседи! - сказал он, почёсывая небритую щеку.
- Спасибо! - сказала Фарида, улыбаясь ему в ответ.
- Давайте сразу знакомится, мое имя Хорухазон Пахтасезонувуч. Я по профессии художник-баталист - сказал человек в тяжелом старомодном пальто и в заячьей шапке серого цвета с оторванной ушанкой, худой, невысокого роста, с острым носом и с зелеными глазами без бровей и ресниц.
- Очень приятно. Меня зовут Фаридой а это мой старший сын Ильмурад. А те двое маленьких - это Мекоил и Зулейха - сказала Фарида.
- Простите, Хорухазон Пахтасезонувуч-ака, а что такое баталист? - спросил Ильмурад вежливо.
- Художник баталист - это чек, который рисует войну. Хотя я и не признанный художник, и хожу всегда голодным как бездомная собака, в старой рваной одежде, которые люди выбрасывают или сделают из неё пугало огородное или же используют в качестве подстилки для собаки в конуре, но я не унываю. Наоборот, я твердо уверен, что после моей кончины мои картины будут распродаваться нарасхват. Даже этюды, которые я рисую акварелью просто так, от нечего делать, и беглые наброски на бумаге, которые я делаю углём, будут уходить с молотка на международных аукционах по цене от пяти-десяти тысяч долларов до нескольких миллионов евро! Они будут выставлены в парижском Лувре, куда я всю жизнь мечтал поехать, но не мог из-за нехватки денег, и вряд ли смогу поехать туда до своей кончины. Но село, в котором вы поселились - просто рай для художников-баталистов - сказал художник Хорухазон Пахтасезонувуч.
- Как это? Я что-то не врубаюсь, Хорухазон Пахтасезонувуч-ака. Вы рисуете битву там, где со времен борьбы красных с басмачами не было войны... Аа-ах, как же я дурак не догадался сразу-то. Значит, Вы рисуете по памяти, вспоминая кадры из кинофильмов, или придумываете сюжет? - сказал Ильмурад.
- Да нет, что Вы, Ильмураджон, разве я похож на халтурщика?! Я пишу произведения искусства на холсте только с натуры! - сказал с гордостью художник Хорухазон Пахтасезонувуч, почёсывая грудь и подмышки. И продолжал: "дело в том, что справа от вашего дома живет Инабудун, он же отец Игумей, а слева находится дом муллы Сурабудуна.Что интересно, они оба являются сыновьями одного отца и одной матери, то есть они - родные братья. Но они каждый день дерутся. Святой отец Игумей-Инабудун построил у себя маленькую церковь с крестом на куполе, во-он, видите?! Ну, вот. Потом он воздвиг на чердаке своего дома колокольню, где он во время службы звонит в них. Колокольного звона боятся птицы и сельчане тоже. Они обращались с жалобой на него в суд, но Инабудун, он же отец Игумей, не прекращал свою деятельность ни на день, даже после того как он отсидел пятнадцать суток, заплатив большой штраф. А мулла Сурабудун, то есть родной брат Инабудуна , святого отца Игумея, построил мечеть и тоже молитвой оглашал азан, залезая на минарет и зазывая людей на молитву. Вот они и дерутся, вдохновляя меня, и я бешеными движениями рисую их, то с камнем в руке, то с палкой. Рисую я с особым наслаждением их кровавые лица, разбитые носы, выбитые зубы, порванную одежду, похожую на наряд клоуна. Особенно интересно рисовать их дерущиеся жен, рвущих друг другу волосы и платье. Однажды из хакимията приехали люди и стали упрекать братьев, дескать, какие вы люди, черт побери, раньше боялись даже говорить о Боге, а теперь, когда мы дали вам свободу, вы, вместо того, чтобы воспитать наш народ в духе высокой нравственности, сразу начали драться между собой, на смех детям! Вы же братья, дети одного отца и матери! Почему вы не можете жить в мире и согласия как все остальные?! Неужели так трудно вам жить вместе, найдя общий язык?!"
Потом представитель хакимията приказал участковому милиционеру Почтасоветову, чтобы тот выключил микрофон, с помощью которого мулла Сурабудун оглашал азан из минарета мезана, а у Инабудуна, то есть у отца Игумея, снял язык с колокола. Участковый Почтасоветов выполнил задачу. После этого представитель хокимията передал мулле Сурабудуну решение о том, что отныне он будет оглашать азан беззвучно, то есть только шевеля губами, чтобы своим голосом не мешать сельчанам спать.
- А ну-ка, пожмите друг другу руки! - сказал представитель хакимията по религиозным делам.
Мулла Сурабудун и Инабудун-Игумей пожали друг друга руки.
- Теперь подпишите этот документ о вечном примирении! - сказал снова представитель хакимията.
Братья подписали документ, и представители ушли. Но не успели они отойти на несколько шагов, как братья снова начали ругаться.
- Это ты во всем виноват! Из-за тебя сняли язык с моего колокола! - сказал Инабудун - святой отец Игумей.
- Нет, это ты виноват! Из-за тебя я буду теперь оглашать азан беззвучно. шевеля только губами! - закричал мулла Сурабудун.
Потом между ними завязалась долгожданная мною драка, и я начал писать маслом на холсте картину, которую я назвал "Комсомолабадский армагеддон". Так что, дорогие новые соседи, мой вам совет: укрепляйте оборону, пока не поздно, ройте окопы с блиндажом в своем дворе и будьте всегда готовыми к войне! - объяснил художник баталист Хорухазон Пахтасезонувуч.
-Нда-а-а - сказал Ильмурад.
Тут на улице раздались дикие крики и по воздуху полетели камни, половинки жженых кирпичей, обломки бетона и прочие орудия. Один большой камень влетел во двор нового дома Фариды и попал прямо в окно. Хорошо, что в окнах не было стекол, иначе они разбились бы вдребезги. Один обломок бетона чуть не попал Фариде в голову.
- Началось! - радостно крикнул художник Хорухазон Пахтасезонувуч и побежал домой с криком:
- Я быстро принесу свой этюдник! Самый раз! - радовался он.
- Да-а, оказывается, художник действительно говорил серьезно! Я думала, что он шутит! Быстро бегите, дети, домой! Прячьтесь! - крикнула Фарида.
Мекоил с Зулехой забежали в дом и скрылись за чемоданами. Ильмурад выбежал на улицу, где шла крововая война между родными братьями из-за пустяков. Схватив друг друга за горло, они били друг друга по лицу и струей сочились крови. К ним присоединились их ученики, некоторые из которых учились в кельях, другие - в худжрах.
- Аллах акбар! - кричали другие с чалмой на голове.
Летели камни. Плакали женщины. Дети тоже плакали, прячась за спины своих мам. Эта мрачная сцена безмерно радовала художника баталиста по имени Хорухазон Пахтасезонувуча, он спешно писал свою картину, используя в основном красную краску. Работал он, несмотря на летящие камни, словно журналист, который снимает на камеру бой под шальными пулями, в котором умирают ни в чём не повинные люди.
Через час подоспела оперативная группа милиционеров, и их начальник приказал, крича в рупор:
- Всё! Надоели эти братья! Быстро арестуйте их затолкайте в воронок!
Нам теперь стало ясно, что братьям религиозникам нельзя было давать свободу, так как они могут не только убить друг друга, но и уничтожить всё население Комсомолабада! Отправим их в концлагерь, и пусть они там сгниют! Они, видать, не достойны оставаться на свободе! - сказал начальник.
Тем временем его оперативники начали действовать и блестяще выполнили приказ своего командира: арестовали братьев-драчунов и затолкали их в воронок. Когда они начали отъезжать, художник баталист по имени Хорухазон Пахтасезоновуч поднял свои вещи и побежал в сторону воронка с криком:
- Постойте! Арестуйте и меня тоже! Мне нужно запечатлеть их, когда они будут драться в тюрьме и на зонах!
Начальник дал добро, и милиционеры затолкали в воронок художника-баталиста Хорухазона Пахтасезоновуча тоже. После этого они бросили ему его этюдник с планшетом и закрыли железные двери бронированного автозака.