Аннотация: А знаете ли вы, что делает бог с теми, кого любит?
Вот сидим мы в баре "Брунильдо", что на улице Пироговской, прихлебываем пшеничное мутное пиво, припахивающее дрожжами и весенней гарью, и травим байки. Я терпеливо жду, когда мой собеседник соизволит начать ту историю, ради которой мы встретились, а он все вертится вокруг своих "маньячек" и способа уравновесить дерьмовые самопальные клинки.
Я говорю: "Хватит, Горбаг, или как еще там тебя звать", я говорю: "Если это все, что ты хочешь сказать, то же самое можно прочитать и в Оружейке", и тот, встряхнув челкой, глядит на меня невинным взором нашкодившего первоклашки.
- Вообще-то, я - Антон, а вы - Ольга Хорхой?
- Она самая. Можешь Олей называть. Так ты хочешь увидеть эту байку в сети?
- Ну, вряд ли кто-то поверит. Скажут, очередная лажа.
- Сказка - ложь, да в ней намек... Не томи, выкладывай.
- На суду, как на духу, - Антон невесело рассмеялся. - Это было в прошлом году.
Я тогда десятый закончил, ну, забот никаких, вот и решил подработать. В Макдоналдсе в позапрошлом году надули, последнюю зарплату до сих пор не выбил, решил наняться к попам - на стройку. Они - люди небедные, платят вовремя, не задерживают. Знаешь Опоросино? Не знаешь? Я так и знал. Это деревня такая, там построили церковь. Блаженной Матрены. Теперь, по идее, должно называться селом. Вот на этой стройке я и работал. Разнорабочим. Когда пришел, определили в бригаду, там восемь человек уже было, помимо бригадира - все положительные такие, непьющие. Реставраторы. Не те, что средневековые турниры реконструируют, а настоящие. Когда брали, спрашивали, верую ли я в бога, и такое всякое... Ну, я, конечно, ответил, что верую, не пью, не курю, в карты не дуюсь - вобщем, все это я делаю в свободное время, так что им знать о моих пристрастиях нефиг...
А котлован вырыли - кошмар какой-то... метров десять в глубину, ну, может, меньше, говорят, чтоб до твердого грунта дойти. Там до нас одного ханурика завалило, когда откопали, он был уже мертвый, так что решили, будет дешевле дорыться, чем жидкое стекло закачивать. Первая задача была - фундамент отлить, ну, сперва подушку, а после - настоящий, что наверх выходит. Начали вязать арматуру.
У меня хороший учитель был - Иван Ильич его звали... да, звали... Сварке меня научил, потому как это быстрее, если умеешь, чем проволоку крутить. Арматуру клали, словно колодец - и тут же стыки проваривали. Работали, как негры в Панаме. Что, нету там негров? Не беда, зато мы работали так, что пот утереть некогда было. Иван, он человек был верующий, не так, как я - чтоб работу найти, а в самом деле. Он говорил: "Матренушка все видит, она за нас словечко замолвит, что поторопимся". Погиб Иван. Не тогда - позже, когда церковь освящали. В ноябре было дело, гололед на дорогах. Он из Москвы ездил, и, как всегда, торопился, его "москвичок" у Белых Дач занесло, кувыркался кандибобером через канаву, и, что интересно, автомобиль на колеса встал, а он уже мертвый, сломал себе шею.
Да, арматуру потом заливали бетоном, сколько мешалок понагнали - одна отъезжала, а другая уже на подходе. Едва успевали разравнивать. Водилы работали, будто сами машины, киборги какие-то. Сливает - близко не стой, не посмотрит. Там одного дурачка чуть не похоронило. В бетоне. Он ни на что другое не годился, только лопатой махать - олигофрен, глаза мутные, со слезой. Говорят, жил при каком-то храме. Он вечно встанет, как столб, смотрит в пространство и под рубахой крестится. Не работник, как попадья говорила. Так прямо на него и вылили. Хорошо, мужики вытащили, а он весь в жиже, и только глазами залепленными еле лупает, говорит - "А я Матренушку ви-и-дел... стоит она, и меня пальчиком манит. А пальчик то-о-ненький, как тростинка..." Отмыли его, оттерли, в бытовке на матрац положили. Вечером приходим переодеться, а он уже мертвый. Как там говорили - "преставился". Попы это дело замяли. За деньги чего не сделаешь. Вся система этим живет - от мента и до генпрокурора. Им потом еще не раз пришлось глазки властям замазывать - случаев много было.
Сруб клали деревянный, чтобы был, как в Кижах - для этого и реставраторы были нужны. Мне - что, я сильный, сейчас раз в неделю в качалку хожу, раньше ходил по три раза. А вот Маришка как умудрялась эти бревна таскать - мне до сих пор непонятно. Мелкая, худая, и вся такая академическая. Ей не на стройке работать, а лекции по дизайну студентам читать, впрочем, студенты - те еще сволочи, по себе знаю. Так вот, все в штанах работали, даже дамы, а она одна - в юбке. Нет, говорит, в писаньях такого, чтобы женщине в брюках ходить. Вобщем, лазила она по этим бревнам, разметку делала, юбкой зацепилась - и башкой о бревно. Вскочила - крестится: "Все слава богу, ребята, жива я, что вы перепугались?" А на следующий день - не пришла. Иван - звонить по мобиле, а трубку никто не берет. Вечером дозвонились до ее матери - говорит, у Маришки инсульт, в Первую Градскую положили. Так и померла там через три дня. Не приходя в сознание. Попы переполошились, забегали. К матери ее ездили, уговаривали не подавать в суд, а той - какой суд, она вся сама не своя, Марина у нее единственной дочкой была... Так старуха и отправилась вслед за ней - руки на себя наложила. Иван мне рассказывал, и очень ее осуждал - дескать, испытания нам господь посылает. Я его слушаю, киваю, а самому бабку жалко - ну, дочь-то сама виновата, нефига в юбке по стройке мотаться, а ей-то за что?
А раскошелиться попам все же пришлось - когда Ефим без ног остался. Сам не понимаю, отчего бревна тогда раскатились - укладывали мы их правильно, клинили, где надо, а ведь на тебе - как понеслось, аж земля задрожала. Ефиму обе ноги тогда раздробило, так попы ему отступного, как Иван мне сказал, тридцать тысяч баксов отвалили. Ох, не завидую же я этому парню - ну, деньги такие проживаются быстро, а потом куда? На паперть, милостыню просить? Но Ефим на них не подал, показанья давал, дескать сам виноват, не за тот край схватился. А ведь, по идее, за что ни схватись, все должно лежать прочно, словно цельнолитое. Но пронесло нас тогда, а то ведь и я мог статью получить, хоть и условно.
Да, насчет литого. То есть, кованного. Гнали нас жутко, не попы даже, а Иван, земля ему пухом, и бригадир. Когда стали ограду заказывать, провозились - Иван все выбирал, чтобы мастер был православный. Нашли такого, но поздно - уже работу надо сдавать, а у нас еще все в проекте. Не знаю, что там он наплел, но мастер обязался изготовить почти километр фигурной решетки за неделю. И сделал. Приехал работу сдавать, а у самого глаза как у интернетчика, и даже хуже, таких красных и больных глаз я ни у одного геймака не видал. Сдал работу, деньги, правда, не получил - у бригадира не оказалось, он говорит, подъезжай завтра, рассчитаемся. А завтра его нет, и послезавтра тоже. К концу месяца решили найти, да поздно - угорел мастер. Насмерть. В тот же день, в гараже. Машину поставил, да в ней и заснул. Даже движок не заглушил. Одного я не понимаю - если он ее только поставил, то дверь в гараже должна была быть открыта. А она не то, что закрыта была, но и заперта даже.
Сруб поставили, стали башенку выводить. Тут на лесах целый день болтаться пришлось, а ветер гуляет, хоть и жарко вроде. Я - не дурак, потею, а в тельняшке хожу, рукава только отрезал - мешают. А Макс растелешился, говорит - два дела в одном, и поработаю, и загорю, как на курорте. Загорел. До воспаления легких. Сейчас это лечится в два счета - накачают антибиотиками, недельку полежишь, и снова в строю. Но у Макса аллергия на антибиотики, причем на все подряд оказалась. Говорят, ему тогда какой-то импортный по двенадцать баксов за ампулу вкололи, говорят, ни у кого на него аллергии нет, а вот у Макса вот - оказалась. Анафилактический шок. Когда я со стройки ушел, он в коме лежал, а как сейчас, жив ли - не знаю.
Ну, Тайка еще сверзилась - она конопатила стены. Закончила и сверху кричит - эй, ребята, есть повод выпить! айда за бутылкой! Уперлась руками в край люльки, а та как качнется - и все, летит Таисья вниз головой... Да я просто счастлив, что этого не видал. Мне выходной в тот день дали, потому что заговариваться начал, как пьяный был от усталости. Руки развил - ложку ко рту поднести не мог, стакан из пальцев вываливался. Там же все работали, как ненормальные, не то, что филонить, а и передохнуть было как-то зазорно. Вобщем, сами виноваты. Не будь такого перетомления, не было бы и этих случаев. Хотя - как знать.
Мне когда про Тайку сказали, я обомлел. Что-то в мозгах заклинило, в глазах потемнело, но я не стал кричать, или как-то еще выдавать, что мне хреново. Я спокойно им говорю - Ивану, Артему и Павлу Андреичу, они рядом были: "Давайте-ка, други, ноги в руки, и бежать с этой стройки... пока целы. Сдается мне, тут дело нечисто. Столько смертей зараз не бывает. Глядите, все здесь поляжем".
Они на меня напустились, вместе все и по очереди - и маловерный я, и ленивый, и бандану ношу. Они не удивились, если б я еще рокер был и сатанист. Но все, говорят, поправимо - не важно, как ты до этого жил, важно лишь, что покаялся.
Я отвечаю, мол, кайтесь тут сами, а я ноги уношу. Мне жить охота. Повернулся и два шага только сделал - к воротам. У меня берцы что надо, шипованные, как колеса у внедорожника, никак поскользнуться нельзя, а тут - на же тебе, нога подвернулась, и лежу я на ровной и сухой глине, как цыпленок табака на тарелке - потому что левая нога так же под тело заведена. Вобщем, сложный перелом со скручиванием. Они мне еще потом в больнице талдычили, что это все - божье вразумление. Да пошли они с ним - от меня и подальше. Я не так офигевал, когда мне аппарат Елизарова вкручивали, как от этих визитов. Потом попросил завотделением, чтобы их ко мне не пускали, еще и заплатить за это пришлось. Вобщем, вышла мне боком моя подработка, истратил больше, чем получил, и рад еще, что жив остался.
Одного только не понимаю - если меня за маловерие долбануло, то их всех - за что?
"Когда в келейке блаженной Матрены совсем развалилась печь, то стали искать печника, а Матрена всем отказывала - или пьющий был мастер, или махорку смолил, или вовсе был маловерный. И вот пришли к ней двое бедных людей - муж и жена, и говорят, мы печи кладем. Она их послушала и согласилась. Когда сложили они печь, и вышла та хороша - легко растапливалась и не чадила, то Матрена их поблагодарила, и спросила, как они хотят получить плату за эту работу - в этой жизни, или, может быть, в той. Печники переглянулись, и решили не брать с монастыря денег, и говорят - в той. Матренушка и отвечает - да будет вам по вашим словам. В тот день была суббота. И на следующий день, в воскресенье, пришли супруги к обедне, исповедовались и причастились, и вернулись домой. И сели они за стол, и умерли оба в то же мгновение..."
Из жития блаженной Матрены.