Аннотация: Едва начав нарушать правила, бывает очень сложно остановиться... Хотохори и Нурико
Автор: Ho-ri
Название: Цена откровенности
Фандом: Fushigi Yuugi
Пара: Нурико/Хотохори
Рейтинг: PG
В третий день пятой луны утренний ветер принёс тяжелый и приторно-сладкий цветочный аромат.
Обитатель комнаты в северо-западном углу дворца открыл глаза в тот миг, когда первый луч солнца осторожно пробился сквозь шторы из водяной травы микури и коснулся лица спящего.
Пробуждение было лёгким и притным. Юноша улыбнулся, нарочито небрежно накинул на плечи темно-красное кимоно, подтянул завязки на сандалиях и вышел в сад.
Едва начавшийся день располагал к спокойным занятиям и молодой человек привычно устроился в тени деревьев. Его взгляд привлекли белые цветы померанца и золотистые плоды, оставшиеся на ветвях ещё с прошлого года. Зрелище было достойно запечатления в стихах.
И скромный ценитель красоты задумался над первой строчкой, усердно и неторопливо растирая тушь.
Нужные слова пришли на ум почти в тот же миг. Легкая кисть уверенно, не совершая лишних движений, выписала символы. Любой, кто увидел бы это послание, ни за что не осмелился бы отрицать, что юный поэт весьма силён в каллиграфии.
Молодой человек сложил листок со стихотворением так, как обычно складывают сердечные записки, но тут же развернул обратно и перечитал про себя, едва шевеля губами.
Он в который раз боролся с искушением привязать своё творение к ветке ивы и призвать слугу - разносчика писем. У послания, разумеется, был адресат. И отправитель был уверен, что даже получит ответ на стихи. Только это будет формальная вежливость. Не чувства.
Румянец, выступивший на щеках юноши, свидетельствовал о его смущении и нерешительности. Он приложил письмо к груди, а затем аккуратно положил перед собой, разглаживая замявшийся край бумаги.
Неожиданно начал накрапывать дождь, и крупные капли настигли молодого человека врасплох, оставляляя на кимоно тёмные пятна цвета перезрелой вишни.
Юноша закрыл тушечницу и с нескрываемым облегчением смотрел, как небесная вода размывает четкие линии иероглифов.
Встревоженный оклик вернул его к реальности:
--
Рюуэн-сама, вернитесь в дом! Дождь начинается!
Тот, чьё имя только что было произнесено, вскочил, и, подхватив письменные принадлежности, легко взбежал по ступеням на крытую галерею.
За ним обрушился стеной тёплый летний ливень.
-------
Ничто не вызывает такую досаду, как дождь, начавшийся до обеда, и продолжающийся до самого заката. В такие дни во дворце царит неописуемая скука и уныние. Даже кенар в золоченой клетке отказывается от песен и дремлет, прикрыв глаза тонкими плёночками век. Время словно бы тянется вдвое дольше. Но тем более полно ощущение радости, когда видишь, что серые тучи наконец-то высвободили из себя всю влагу и рассеялись без следа.
Вечер после затяжного ливня одарил обитателей дворца свежестью и прохладой. Рюуэн, с утра оказавшийся затворником в четырёх стенах, поспешно покинул опостылевшую комнату, чтобы взглянуть, как последние сполохи заката гаснут на воспалённом небе.
Начало смеркаться. В саду торопливо зажигали уличные светильники из рисовой бумаги. Через несколько дней в дворце дожен был состояться праздник, приуроченный к полнолунию, а потому подготовка шла полным ходом. С балюстрады, увитой цветами слышались звуки семиструнной цитры, заставляя сердце биться чаще и сильнее.
Пока не выпала вечерняя роса, император отдыхал на открытой террасе. Он вслушивался в музыку, машинально отбивая такт. Рюуэн залюбовался. Взгляд его привлекали значительные мелочи. Изящные пальцы правителя. Домашнее лёгкое одеяние из шелка цвета амбры, придающее глазам медово-золотистый оттенок. Тонкая атласная лента, не способная удержать волосы в порядке. Непослушные пряди, спадающие на высокий лоб и льющиеся по спине.
Расписная поверхность веера, гладкие планки из светлой магнолии. Тонкие пергаментные закладки между страницами книги. Полупустая пиала из глазурованной глины. Хрустальные чётки, небрежно брошенные на столике для игры в го.
Свет фонариков манил бестолковых ночных мотыльков, так и норовящих обжечь крылья. На террасе пахло лимонами, свежезаваренным чаем, дорогими благовониями и тёплой рисовой водкой.
Вежливое любопытство Рюуэна, разумеется, не осталось незамеченным. Император, улыбаясь, пригласил смущенного юношу скрасить его вечернее уединение за партией в го, и последний почтительно склонился перед правителем, растеряв от неожиданной радости всё красноречие.
Когда черные камни были отделены от белых, справедливый жребий определил, кому из соперников предстоит сделать первый ход.
Император придвинулся ближе к доске и грациозным отточенным движением поставил камень на "хоси". Глаза игроков на мгновение встретились, и противник его Величества поспешно опустил взгляд. Рука дрогнула, опуская белый отполированный нефрит на пересечение линий.
- "Сан-сан" - объявил ход соперник императора и сам подивился, насколько незнакомым и чужим кажется ему собственный голос.
Игроки, следуя традиции, занимали углы доски. Когда же началась борьба за захват территорий, Рюуэн осознал неминуемость поражения и предпочёл сдаться, что вовсе не является зазорным. Гораздо хуже пытаться до последнего противостоять сильнейшему, не питая иллюзий на счёт безнадежности своего положения и бессмысленности ходов.
--
Если хочешь, в какой-нибудь из ближайших вечеров я могу разъяснить твои ошибки, - предложил император, которому на этот раз победа досталась слишком легко.
--
Это будет большой честью для меня, - почтительно склонился Рюуэн, чувствуя, как сердце замирает от счастья. Юноше лишь оставалось надеяться, что все его эмоции не отразились в полной мере на лице - это было бы невежливо по отношению к собеседнику.
А незаметный слуга по знаку императора уже наливал в чашку Рюуэна подогретую прозрачную жидкость со знакомым рисово-хмельным запахом.
С первого глотка тепло разошлось по жилам, оставляя на губах лёгкое послевкусие. Страх и нерешительность растворились в сакэ бесследно. Больше не нужно было теребить в руках веер, мучительно подбирая слова.
И Рюуэн вдруг начал говорить о том, что не в силах был больше держать в себе.
Император не прерывал, не вмешивался в повествование, и только глаза его становились всё темнее и темнее.
А когда разоткровенничавшийся молодой человек умолк, на террасе воцарилась тишина.
Последние остатки опьянения улетучились, и Рюуэна охватил ужас. Собственная многословность удручала его. О смысле сказанного вообще не хотелось вспоминать. Ночной мотылёк, оказавшийся слишком близко к источнику огня, непременно опалит крылья и сгорит. Тот, кто уподобил себя мотыльку заслуживает лишь жалости, летя навстречу бессмысленной гибели.
И надо бы пасть ноги, коснуться лбом земли и вымаливать прощение, в надежде на великодушие его Величества.
Но провинившийся юноша не успел воплотить своё намерение.
Словно издалека до него донёсся голос императора, в котором не было ожидаемого гнева:
--
Я ценю твою откровенность. Мне нечасто приходится слышать правду и я благодарен тебе за это.
Рюуэн поднял взгляд, и успел увидеть только край одежды правителя, скрывающийся за бамбуковой ширмой.
Молодой человек обессиленно выронил веер и выдохнул с облегчением. В глазах тревога сменилась пониманием.
Сегодня дворцовая упорядоченность пошатнулась, и несколько важных правил, навязанных понятиями о приличиях, оказались нарушены. Расстояние между двумя собеседниками сократилось на один шаг. Но это только начало долгого пути, и сейчас невозможно сказать, будет ли он пройден до конца.
-------
Рюуэн вернулся в свою комнату и торопливо достал из шкатулки утренний листок бумаги с причудливыми подтёками туши. По привычке прикусив кончик косы, юноша обмакнул кисть в тушечницу, обновил расплывшиеся иероглифы, а затем добавил к посланию ещё несколько строк.
Он уже знал, что едва начав нарушать правила, бывает очень сложно остановиться...