Аннотация: Это я-то "хватил"?! Ты Директора на площадке видел?! В лицо ему заглянул, хоть разочек?! Да мне вообще показалось, что сейчас он прыгнет верхом на метлу - и умчится к ядрене фене!!
17. Подполковник Андреев
Бывают же такие беспокойные сны, в которых никак не можешь забыться! Ты точно знаешь, что спишь, но при этом продолжаешь чувствовать внутри себя какую-то напряжённую работу. В те мгновения я ощущала, как собираются внутри меня силы, словно тело пытается усиленно залечивать раны... Но, к сожалению, долго отдыхать не пришлось. Послышался скрип тормозов, авто-бус вздрогнул и остановился. Пассажиров тряхнуло; меня выбросило с сиденья - прямо в проход между кресел!
Рука отозвалась болью, свирепой и сильной, как зверь. Казалось, вот-вот он вырвется на свободу, сломает барьеры воли, заставит кричать. Ещё до конца не проснувшись, я вступила с ним в бой. Вскорости враг был повержен... Только тогда стало возможными встать и вернуться в кресло. Со страхом я оглянулась: не видит ли кто моей слабости? Быть может, я вскрикнула или скрипела зубами? Но нет, по-прежнему было тихо. Ледов смотрел в окно: моей героической битвы он не заметил...
- Что, уже тронулись? - смущённо пробормотала я, устроившись с ним рядом.
- "Тронулись"! По ходу, приехали!
Я тоже прижалась носом к заиндевевшим стёклам. В салоне было темно. Заснеженные окрест-ности сияли причудливым светом. Сквозь проталины на окошке было видно далеко вокруг. Авто-бус остановился у небольшого обрыва с крутым перепадом высот. Впереди широкою перспекти-вой уходила вниз горная долина. Ни единого огонька не светилось на ней. Только лишь снег и низкие облака причудливо отражали друг друга... Светом и тенью был обозначен рельеф. В нём угадывались холмы, дороги и перелески. Вдали чёрнело русло горной речушки... Больше я не за-метила ничего интересного. Любоваться пейзажем мешала широкая асфальтовая площадка между автобусом и долиной. Полукруглая, диаметром в несколько десятков метров, она была сделана для разворота на горной трассе.
В окошко с другой стороны я могла видеть часть нашей колонны. Автобусы припарковались вдоль извилистого шоссе, отгородив его от площадки. Большая часть "Икарусов" не вместилась, и "хвост" колонны встал прямо на пустынной дороге. Сюда же пригнали вереницу серых фургонов с решётками на окошках...
Один за другим, автобусы открывали передние двери. Затем повторилась одна и та же история: подходили "чекисты", выкрикивали неслышные мне команда. В ответ со ступенек спускались к ним люди. на ходу застёгивая пальто.
- Сгоняют, как стадо! Прижали к пропасти, взяли "в клещи"!
Ледов затравленно оглянулся. Лицо его исказила гримаса. "Будто у волка, почуявшего опасность" - подумалось мне.
Внезапно передняя дверь автобуса отворилась.
- Сметанина? С вещами, на выход! - позвал кто-то очень недружелюбный.
Вздрогнув, я поднялась навстречу конвою.
Снаружи уже поджидали ребята в сером. Они проводили меня до площадки, поддерживая на скользкой тропинке. Без них я непременно упала бы, тем более, что не смотрела под ноги. Только вверх - где вдалеке возвышалась гигантская стена Саркофага. Раньше при одной только мысли о ней мне становилось жутко. А сейчас? Пожалуй, Стена притягивала, манила. Я не могла отвести от неё глаз, словно надеясь силою мысли проникнуть взглядом насквозь. Увидеть оставшегося внутри дорогого мне человека...
Увы, Энрике исчез для меня безвозвратно. Пора научиться жить без его поддержки. Да и чем бы сейчас помог мне сержант? Хорошо было ему метать острые взгляды с высоты двухметрового роста! А если тебе всего лишь тринадцать лет, и рост, если честно, не очень?! Попробуй тут, по-воюй!
Всё это я особенно хорошо почувствовала на площадке, стоя в ужасной давке. Школьников сюда не приглашали - да они бы и не поместились. Сводили ("сгоняли" - по изящному выражению Ледова) только лишь взрослых. Пожалуй, я оказалась здесь единственным подростком. Вожатые и учителя - люди, в большинстве своём, высокие, крепкие - стояли плотной толпою. Через неё кон-вой расчищал мне путь к центру площадки.
Внезапно ряды расступились; блеснул прямоугольник пустого пространства. Одну из сторон его составляла передвижная сцена - кузов открытой машины. Три других образовывали шеренги "чекистов". Каждый из них сжимал в руках маленький короткоствольный автомат.
На сцене уже стояло несколько человек - в одинаковых серых шинелях и фуражках с голубым околышем. Вот они - наши враги, заговорщики против Маршала "Де Тревиля"! Просто невероятно, что такое могло случиться в Союзе...
Взгляд невольно скользил по людям вокруг - отныне таким же пленникам, как и я. Никто пока не бросал им в лицо угроз, никто не выдвигал обвинений. Тем не менее, в людях уже отразилась неволя. Она выдавала себя тысячью мелочей: тем, как сутулились озябшие плечи, как прятали они взгляд, как отворачивались от морозного ветра...
Зубы выстукивали нервную дробь, но, странное дело, вовсе не было страшно! Может быть я, как Женька, разучилась бояться? Если честно, то врят ли. Ещё как трусила всего лишь пару часов назад, в служебной комнатке у Директора! Скорее всего, не боялась я потому, что оставалась ещё надежда. Откуда взялось это чувство? Думаю, внушил его вид тех самых людей. Сбитые с толку, озябшие, они отнюдь не выглядели покорными жертвами.
"Разве могут быть слабыми наши люди? - подумала я, - Пожалуй, сам образ жизни поддерживает их силу. Из класса в класс у нас нельзя перейти без сдачи норм ГТО. Попробуй осилить экзамен по "Гражданской обороне" - поневоле станешь сильнее... Результаты "Зарницы" - те вообще отдельной графою заносились в табель успеваемости.
Понятно, всё это было необходимо в условиях Холодной войны, временами переходящей в очень даже "горячую". Как писали газеты: "Меняется лицо советского обывателя". Да уж: теперь я видела это. Может быть те, кто стоял на площадке, не были подлинными "лайфхакерами". Тем не менее, прибавлять два к двум они умели отлично. Совершив в уме эту нехитрую операцию, они моментально оценили расклад. Быть может, не с такой ясностью, как Ведущие, но поняли главное: происходит мятеж! Вернее, пока что его попытка, которую хотят провести на костях "Орлёнка". Значит, нам всем уготована участь жертв...
Именно это читалось на хмурых, задумчивых лицах. Прорезались морщинками лбы, беззвучно шевелились замёрзшие губы, просчитывая возможные варианты... Я вдруг припомнила, что в по-следние годы набрала популярность телефонная игра "Угадай шансы". В ней предлагалось вычислить вероятность событий, исходя из набора условий. Каждый второй баловался этой затеей... Да что игрушка! А вот попробуйте на морозе, под дулами автоматов угадывать шансы... Фатален прогноз - или осталась ещё надежда? Лезть в драку сейчас - или же затаиться?
Я видела, как сжимаются кулаки, как волнение клонит головы книзу. Видела и взгляды - особенные, полные испытующей страсти. Но окончательного решения не принимали. Ждали решающую подсказку. Вот почему, едва взял слово один из "чекистов", все моментально затихли.
Тот, кто заговорил с трибуны, решительным образом отличался от прочих "чекистов". Вышел он в штатском, с видом начальственным и вальяжным. Окружение нас, обречённых, ему очевидно не нравилась - да человек и не думал скрывать своё отношение. Ненависть его бросалась в глаза, даже несмотря на то, что лицо тонуло в тени. Впрочем, лицо человека меня нисколько не интересовало. Достаточно было того, что по голосу я узнала Невнятного, из прокуратуры. Дикция с головой выдавала его - ну, и ещё характерные перепады настроений...
Как и следовало ожидать, ничего утешительного сказать Невнятный не мог. Начал с рассказа о том, как много опаснейших заговорщиков окопалось в "Орлёнке". Самое печальное заключалось в том, что они сумели вовлечь в свою подрывную деятельность воспитанников лагеря...
- Да-да: как ни прискорбно! - верхняя часть лица говорившего по-прежнему пряталась в тени шляпы. Но даже она, эта тень, смотрела враждебно. - Таким образом, размах диверсионной работы был поистине колоссален! На текущий момент следствие выявило враждебных агентов. Впрочем, сочувствующих элементов тоже хватает! В отношении них следствие ещё не пришло к единому мнению. Масштабы виновности (или же невиновности) целого ряда лиц ещё предстоит уточнить...
Далее разъяснялось, где и как будут отделять "ангцев" от "козлищ". Для начала, все те, кто был на площадке, получат на руки письменное обвинение "в соучастии". Затем судьба каждого будет решаться особо. При этом мы обязаны были не только помогать следствию, но и проявить в этом деле энтузиазм и сознательность. (После этих слов темнота под козырьком "особиста" многозначительно глянула в публику - напрасно. Никто не поддавался на провокацию).
В конечном итоге, всем предложили пройти в автобусы с окнами "в клетку". Дескать, там каждый получит на руки собственный вариант обвинений.
- ...хочу спросить вас, гражданин Старков! - следователь картинно простёр свою руку вправо, - Согласны ли вы добровольно снять с себя полномочия руководителя лагеря и оказывать содействие следствию?
Поискав глазами, я вправду разглядела Старкова. Оказывается, он всё время был на виду, но до последней секунды его скрывали какие-то случайные вещи. Кто-нибудь из стоявших рядом загораживал непременно: случайным поворотом головы, плечом или высокою зимнею шапкой...
Вид Директора в эту минуту поразил и обрадовал несказанно. До сих пор я горько оплакивала его, считая, что живым уже не увижу. При мне его избивали до полусмерти, вкалывали психотропные препараты... Разве оставалось тут место надеждам?! Но Владимир Петрович был жив и стоял на ногах, как ни в чём не бывало!
И даже больше того: все увидели, какие невероятные перемены произошли с ним. Шёпот вол-ною прошёл по рядам: "Смотрите! Смотрите!" Конечно, мы всегда чувствовали в Старкове что-то тайное, недоступное пониманию... Не верили, смеялись над слухами, но всё-таки ощущали! Толь-ко сейчас - возможно, впервые в жизни - воочию убедились в том, что сплетни не лгут.
Ни одно земное существо не могло выглядеть так, как Старков в ту минуту. Его лицо показа-лось нам белым, как снег - без единого следа от побоев. Казалось, оно сияет во тьме, таким же жемчужным светом, как долина под нами. Непокорные волосы, наоборот, были слишком черны - черны, как тени вокруг. Только одно исключение я отметила в чёрно-белом контрасте: алые губы Старкова в корке запёкшейся крови.
Вот это да! Все замерли, затаив дыханье. Затем я ощутила движение сотен людей в едином порыве - навстречу Старкову! Понятное дело, ещё минуту назад мы считали себя убеждёнными атеистами. Точно так же, как были уверены в том, что пропали бесповоротно... Как раз тот случай, когда "знания преумножают скорби", и теория вероятности лишь убивает надежду. Опыт "угадай шанса" настойчиво говорил о том, что лишь в области иррациональностей и чудес лежит путь к спасению!
Даже конвой растерянно дрогнул. Растерянность его, впрочем, вышла нам боком: автоматы вскинули наизготовку... Всё-таки глупо было поверить в Директора! Ну, что он мог сделать? Как говорится, "сила солому ломит"...
Директор и в самом деле молчал, словно не желая ответить на вызов. Неожиданно из-за плеча его показался Мангуст. Склонившись к Владимиру Петровичу, он зашептал ему что-то быстро и горячо. Я видела, как рука его, будто сама собою, потянулась к карману куртки. На "Зарницах" именно в этом месте обычно прячется условная кобура... Может быть, Рэм пронёс с собою оружие?! В тревоге я не сводила взгляд со Старкова. Тот решительно помотал головою, чёрная чёлка упала ему на глаза: "Категорически нет!" Затем как будто задумался - и вдруг резко взмахнул рукою! Словно взвилось и опало чёрное вороново крыло. В полу расстёгнутого пальто ударил морозный ветер...
Все вздрогнули - и я тоже, но только от страха. Вдруг не выдержат нервы у автоматчиков, вдруг полоснут очередью по Старкову?! Но ничего подобного не случилось. Я вздохнула и оглянулась с досадой. Чем мог помочь нам Директор?! Вызвать молнию? Применить магию?! Смешно, честное слово!
Само собою, ничего подобного не случилось.
С другой стороны, кое-что всё-таки произошло. Не успел отодвинуться чёрный драповый "за-навес", как возле правого плеча Старкова возникла фигура в штатском. Субъект показался до того неожиданно, словно и вправду явился из неоткуда. Впрочем, выглядел он по-земному. И даже больше того: всем своим видом незнакомец выражал нетерпение. Переминался с ноги на ногу, постукивал о колено пухлой кожаной папкой... Полным-полно в Союзе таких вот партийных работников в классических полупальто, в очках с золотою оправой...
Едва лишь взглянув, я тут же его узнала - конечно! Множество раз встречались мы с ним. Возле колонны автобусов и ещё раньше - на лестнице "тысяч ступенек"... Как же я могла позабыть это характерное лицо, эту чёрную родинку над губою?! Тем более, в человеке было кое-что не-обычное. Словно неуловимая граница разделяла лицо его напополам. Верхняя часть казалась тон-кой, интеллигентной. Высокий лоб, светлый взгляд сквозь дорогие очки... Нижняя половина спорила с нею бульдожьей челюстью и квадратным волевым подбородком. Да: всё в нём было знакомо, но разрази меня гром, если я хоть однажды вспомнила этот облик!
Голосовые связки относятся к нижней части лица. Наверное, оттого голос странного незнакомца звучал резко, почти что грубо. Так мог говорить лишь тот, кто привык отдавать приказы. Приказы, требующие полного и безоговорочного подчинения.
- Подполковник Андреев, Фёдор Андреевич! - представился он тем самым командным тоном, - Отдел внутренней безопасности КГБ СССР!
Затем вынул из-за пазухи удостоверение - две пластиковые половинки в "корочках" красного цвета. Подполковник поднял и развернул его над своей головою - с таким видом, будто бы демонстрировал магический артефакт. Возможно, в какой-то степени так и было, потому что толпа вокруг зашлась гулом. "Чекисты" с трибуны замерли.
- Наш отдел, - продолжил тот же властный, слегка грубоватый голос, - в течение двух недель следил за событиями в "Орлёнке". "Прослушка", видеонаблюдение и прочее оборудование было установлено, согласно имеющимся инструкциям действий. В нашем распоряжении имелась внутренняя документация и агентурные сведения доверенных лиц (подполковник взглянул на Старкова). Если хотите, можете считать себя невольной приманкой в крупнейшей внутренней операции! Не буду скрывать, речь шла о противоправной деятельности одного из наших подразделений, - взгляд теперь уже на трибуну. - В семье, как говорится, не без урода! В оправдание могу сказать то, что это была их первая и последняя крупная вылазка. Сколько-нибудь серьёзного вреда они причинить не успели. Вместе с тем, необходимо признать огромный масштаб угроз, который несло в себе это антиобщественное формирование. Всё это могло поставить под удар важнейшие государственные структуры! В связи со всем перечисленным уполномочен заявить вам следующее! - подполковник сделал глубокий вдох, словно бы собираясь нырнуть: - Все решения, принятые группировкой, объявляются незаконными! Методы ведения следствия - преступными. Недостойными чести мундира! Всё это очень печально, товарищи, но вот вам слово старого коммуниста: они получат по заслугам! Что же касается обвинений в ваш адрес... Каждое из них уже рассмотрено по отдельности и признано ложным!
И не успел Невнятный пробормотать "Что за чёрт?!" - как вдали послышался многоголосый рокот моторов. Небо над долиной перечеркнули вертолётные цепи. Первые ряды их уже приближались. Десятки прожекторов, направленных сверху вниз, ослепили нас светом. Захотелось за-жмуриться, зажать уши... Рёв моторов, свист ветра сбивали с толку! Вертолёты летели удивительно низко, словно готовились сесть на нашу площадку. Их свистящие лопасти подняли буран снежной острой крупы. Морщась, я всё же смотрела в ночное яркое небо. Как раз над нашими головами разворачивалась одна из военных машин. Внезапно люк на её борту приоткрылся. Какой-то бесстрашный человек высунулся из кабины настолько, что его левая рука и нога висели в воз-духе. Просто дух захватывало от этого зрелища! Человек приложил к губам устройство громкоговорителя. Сквозь треск и помехи, до нас долетели слова:
- Внимание! Идёт операция сил быстрого реагирования отдела внутренней безопасности КГБ СССР! Не учения! Повторяю: не учения!! Любое сопротивление будет расценено по статье "государственная измена". В целях предотвращения вооружённого противостояния, просьба строго следовать указаниям! Военнослужащим младших званий, до лейтенанта включительно, немедленно выйти на шоссе. Ждать дальнейших распоряжений. Офицеры званием старше отстраняются от командования. Вам будет предъявлено официальное обвинение. В случае неповиновения...
И далее в том же духе.
Затем всё смешалось; возникла неразбериха. Не было больше ни пустоты в центре, ни "трибуны", ни оцепления с автоматами. Всех стиснуло давкой, а затем неожиданно стало просторней. Толпа поредела. Видно было, как с полною боевою выкладкой высаживается на площадку десант Внутренних войск. Казалось, эти хмурые, вооружённые до зубов парни являлись отовсюду одно-временно. Одних приносили бронированные вертолёты; другие шли цепью со стороны шоссе. Кое-кто карабкался снизу, по горному склону...
Так произошли эти грандиозные перемены. Место "чекистов" в серой форме заняли люди в касках и "защитных" комбинезонах. Только короткоствольные автоматы в руках нисколько не из-менились. Словно оружие передавали, как эстафетные палочки...
Вокруг гремели команды, сыпались инструкции и разъяснения. В конечном итоге, всех штатских с площадки выстроили в длинную очередь. Головою она упиралась в один из автобусов с ре-шётками на окошках. Впрочем, теперь его никто уже не боялся...
В очереди вовсю обсуждали последние новости. Формально мы уже считались свободными людьми. Осталось получить на руки документ, подтверждающий нашу реабилитацию, расписаться в ведомостях - и ещё кое-какие мелочи. Ходили слухи, что нам предложат наизусть разучить легенду о том, что произошло этой ночью. Какую-то сказку насчёт военных учений и секретных манёвров...
Было видно, как в переднюю дверь "Икаруса" поднимались хмурые люди. Они проходили салон насквозь и, спустя недолгое время, спрыгивали с задней подножки. Должно быть, где-то посередине пути они обретали свободу в обмен на собственноручные "закорючки"... Недавние узники удалялись с посветлевшим лицами.
Очередь провожала каждого долгими взглядами. Ничего другого не оставалось: общаться с те-ми, кто вышел, категорически запретили. Должно быть, именно этот нюанс рождал столько сплетен. Чего только не болтали вокруг! Оптимисты радостно утверждали, что вскоре мы разъедемся по домам. Пессимисты им возражали: "ворон ворону глаз не выклюет". Также гуляли слухи о "пауках в банке"...
Но всё-таки большинство людей склонялось к осторожному оптимизму. В самом деле, разве за-хочет Госбезопасность огласки? Особенно в дни великой Победы! Возможно, не так уж малы наши шансы выйти из воды сухими...
Неожиданно совсем рядом появились знакомые лица. Кто бы мог подумать! Мангуст и Ледов! И тому, и другому сейчас полагалось стоять в другой части очереди, в компании совершенно других людей... Тем не менее, после сегодняшних происшествий нас троих тянуло друг к другу. Эмоции клокотали, а с кем поделиться ими?
Особенно торжествовал Ледов: он едва не плясал от восторга.
- Видали, видали?! - тормошил он Мангуста, - Ай да Директор! Вот это Владимир Петрович! Видели, как ловко он всех уделал?! Заранее ведь связался, с кем надо - в отделе Внутренней безопасности! А что?! Очень даже возможно! Дескать, караул, товарищи, обижают образцово-показательный лагерь! А сам-то прекрасно знал про враждебные вихри в небе большой политики! Подстроил, чтобы свои скрутили своих!.. Высшая ловкость! А ещё меня называют "лайфхакером"!
- Угу! - усмехнулся Мангуст, - А ещё меня называют "Ведьмаком"!
- Чего?
- Вот тебе и "чего"! Думаешь о себе много, а очевидных вещей не видишь! Ну, не может чело-век просто так прийти в КГБ - и выбить себе подмогу! - Рэм понизил голос до почти что беззвучной артикуляции: - У самого ТАМ начальство! Сам ТУДА рапорты отсылаю! Там у них чёрт ногу сломит! Важно не только то, к какому ведомству ты относишься. Важно - КТО ЧЕЙ ЧЕЛОВЕК, отношения, связи... Ещё "прослушка" в каждом втором кабинете! И это только в Москве! В местных отделениях - там вообще полный мрак! Туда соваться себе дороже... Помочь могла только столица - и только Лубянская площадь! Или ты думаешь, Директор успел накануне смотаться в Москву и обратно?! Да кто бы ему позволил! Он "под колпаком" был - понятно?! Если бы даже Петрович волшебным образом миновал все ловушки... Я тебя умоляю: сколько шансов на то, что он явится в кабинет именно к НУЖНОМУ человеку?!
Ледов насмешливо сузил глаза:
- Допустим. Твоя версия?..
Мангуст растерянно вытер лоб - взмокший, несмотря на холодный ветер:
- Слов нет, я атеист, однако... однако у всего есть пределы! - он вздохнул, словно бы собираясь выдать самые сокровенные мысли: - Был на Лубянке Директор, конечно! Только вот не вчера - и даже не на прошлой неделе! Месяца два назад! Когда ещё НИЧЕГО, ровным счётом, не происходило! Когда ещё наши дремали у стен Саркофага! А он - предвидел, почуял! Помнишь его долгие отпуска в конце лета?! Вот когда Старков ездил в Москву! Договаривался, просил, налаживал нужные связи! Только с таким разбегом запустился бы тот маховик, который сейчас сработал!
Рэм выразительно оглянулся, как бы указывая на масштаб действа.
- Ну ты, брат, хватил! - удивился Ледов.
- Это я-то "хватил"?! Ты Директора на площадке видел?! В лицо ему заглянул, хоть разочек?! Да мне вообще показалось, что сейчас он прыгнет верхом на метлу - и умчится к ядрене фене!!
- Да что лицо! - фыркнул Ледов, - Лицо и я состроить могу! К примеру, ставили мы недавно Шекспира, где ваш покорный слуга сыграл ученика мага. Там я знаете, какой образ создал! Тётки, что приезжали с инспекцией, прямо со стульев падали!
- Тётки у него со стульев попадали! Сравнил Божий дар с яичницей!
- Нет, я, конечно же, признаю "божий дар" Старкова. Да только дедуктивный, аналитический!
- Дар!
- А я говорю - дедукция!
- Спорим?!
- "Разбей", Сметанина! - неожиданно повернулся ко мне Мангуст.
Я пожала плечами - и ударила ребром ладони по сжатым в рукопожатии пальцам. Очередь уже подвела нас к автобусу. "Гармошка" открылась, приглашая войти...
Занавешенные окна салона не пропускали света, однако внутри ярко горели лампы. В левой части спинки кресел были опущены. Сверху на них положили длинную доску, на которой заполняли бумаги. Таким образом, перемещаясь из головы в хвост салона, можно было последовательно совершать множество бюрократических процедур: подписывать бумаги, выслушивать инструкции, получить документы... В самом начале проверяли личное дело каждого; затем недавние пленники расписывались в неразглашении тайны. Далее им вслух повторяли новую версию ночных событий... В конце концов, всех с миром отпускали наружу.
Немедленно вспомнился печальный опыт на КПП "Орлёнка". Сердце опять ушло в пятки - правда, на сей раз всё прошло, как по маслу. Устройства опознания больше не возмущались моею персоной. Они свободно позволяли пройти сквозь салон и уже собирались отправить меня наружу... Как вдруг в ряду кресел мелькнул знакомый и беспокойный взгляд.
Директор!
Это был он, конечно! Но теперь уже больше не главный герой драматических действий. Скорее уж наблюдатель, не желающий вмешиваться в интригу... Владимир Петрович молча пил чай из стаканчика и рассматривал вереницу проходящих мимо людей.
- Можете выходить, вы свободны! - объявил в это время мне незнакомый голос. Я бы с радостью выскочила наружу, но тут вспомнила, что ни багажа, ни документов у меня нету. Но разве можно без документов?!
- Владимир Петрович! - я встала на месте, чем сразу затормозила "конвейер".
Однако Директор разговаривать не пожелал. Он только прикрыл рукою глаза ("Опять ты, Сметанина!") и ткнул большим пальцем назад: "Проходи, не задерживай!" Дверь-гармошка открылась. Я спрыгнула в снег уже свободным человеком. Следом приземлились Ледов и Рэм. Они по-прежнему обсуждали что-то взахлёб, но теперь спорили на новые темы.
- Имей в виду! - внушительно говорил Мангуст, - Попадёшься нам - отпускаю до трёх раз, понял? Приложу, как говорится, все силы. Далее - уж извините!
- По рукам! - с готовностью соглашался Ледов, - Ну, и вы, если что, обращайтесь!
- Лев, послушай! - я улыбнулась смущённо, - А можно автограф... на память?
Ледов сказал, что автограф он даст с удовольствием и в доказательство вынул фломастер. Вот только бумаги у него не оказалось. В карманах я нащупала только один листок - удостоверение Ведущих. Недолго думая, протянула его артисту.
- Ты что! - ужаснулся Густов, - Это же документ!
- Спокойно! Девушка понимает, что вечно, а что нет! - скромно улыбнулся Ледов. Он перевернул листок - и залихватски расписался на нём.
- Вот тебе мой особый вензель! Захочешь, к примеру, меня навестить, когда я стану Народным артистом - передай листочек в "гримёрку". Я тотчас вспомню тебя, события этой ночи и...
- ...сбегу! - подытожил Густов.
Я рассмеялась.
- Сметанина! Вот ты где! - окликнул сзади знакомый голос, - А я тебя обыскался!
Голос внезапно осип и рассыпался дробным кашлем.
- Владимир Петрович!!! - мы дружно обернулись.
Действительно, неподалёку стоял Директор. В его руках я с удивлением заметила собственную сумку с вещами. Локтём Владимир Петрович придерживал канцелярскую папку. Вид его показался очень знакомым, даже обыденным. В облике Владимира Петровича больше не оставалось за-гадки. Он будто померк, лишившись так поразившей меня контрастности. Опять проявилась на нём печать многочисленных и неизбывных забот хозяина огромной детской страны... От недавнего прошлого оставалось разве что нездоровое придыхание - следствие ударов в грудную клетку.
Мы трое переглянулись. Сколько всего нам хотелось сказать Старкову! Да только решиться на этот отважный шаг мы никак не могли...
- Владимир Петрович! - Рэм смущёно замялся, - Отлежаться бы вам!
- На том свете!.. - оптимистично заверил Директор - и вдруг озабоченно взглянул на часы: - Поторапливайся, Сметанина, тебя ждёт автобус!
Не успела я попрощаться, как Директор повёл меня прочь, к шоссе. Мы миновали густую толпу, прошли оцепление "особистов" и выбрались к веренице автобусов. Остановились мы перед "Икарусом" с надписью "Куйбышев". Здесь, вдалеке от площадки, было темно и тихо. Как будто события последнего часа обошли стороной это место. Измученные ожиданием дети мирно посапывали в своих креслах... Взрослые, возвращаясь на место, не будили своих подопечных. Пускай отоспятся хотя бы сейчас, в предутренние часы.
Возле автобуса я заметила Дашу Чижову. Девушка заметно скучала и жевала жвачку. Увидев нас, она смутилась и выплюнула её в салфетку.
- Владимир Петрович?
Директор передал ей мой чемодан, вполголоса объяснил чего-то... В ответ Даша молча кивнула и поспешила в салон.
- Держи! - Владимир Петрович сунул мне в руки папку. - Здесь твои документы. Дальше воюй сама, я тебе не помощник... Ну, с Богом!
Он подсадил меня на ступеньку. Уже на самом верху я замешкалась и оглянулась. Предчувствия не обманули: Директор не торопился уйти. Он стоял у подножки и смотрел на меня снизу вверх - взглядом до того тяжёлым и тёмным, что голова закружилась. Я подумала, что, наверное, в эти мгновения Владимир Петрович видит одновременно моё настоящее, прошлое, будущее... При этом, судя по мрачному виду Старкова, и то, и другое, и третье ему не понравилось.
Но будущее меня нисколько не волновало. Совсем другие вопросы не давали покоя. Спустившись вниз на ступеньку, я заставила себя заглянуть в чёрные, как омут, глаза.
- Энрике! - позвала жалобно, словно желая окликнуть его во тьме, - Прошу, скажи, что с Энрике?
Обращение на "ты" вовсе не означало неуважения. Тем более, адресовалась оно не Директору, а совершенно другому объекту - по ту сторону чёрных глаз... К чему-то беспредельному, вечному. К тому, что знало всё обо всех. Согласитесь, что было просто нелепо обращаться к нему на "вы"!..
Я сразу же поняла, что не ошиблась в своих надеждах. На секунду тьма дрогнула, она готовилась отвечать. Но Директор не дал ей этого сделать, он отвернулся, прикрыл рукою глаза.
- Не сейчас! - произнёс глухо, - Ты... заходи как-нибудь - чаю попьём, поговорим... А пока что тебе не о других - о себе беспокоиться нужно. - Владимир Петрович вдруг принял озабоченный вид: - Значит, так: Ведущих держись до поры. Но помни: не по пути тебе с ними. А там... де-лай, что должно! Ты красивая девочка, притягиваешь к себе людей. Авось, не дадут пропасть...
Автобус затарахтел, дыхнул из-под колёс сизым дымом. Я хотела было вернуться в салон, но Директор неожиданно удержал меня за ботинок:
- Запомни - всё решит ночь, проведённая дома! Ты либо выживешь, либо... - Директор красноречиво махнул рукою, - Тебе понятно?
Я рассеянно кивнула в ответ и поднялась по ступенькам. Двери захлопнулись за спиною. В автобусе оказалось полным-полно пустых кресел. Я заняла одно из них, в конце салона. Правду сказать, все предостережения Владимира Петровича немедленно вылетели из головы. До них ли было сейчас! Гораздо сильнее волновало другое. Надо же - меня назвали красивой! Пожалуй, впервые в жизни... Ведь даже Мама, всегда горой стоявшая за меня, избегала разговоров о моей внешности. И не случайно: глядя в зеркало, я всегда убеждалась в том, что Мама права...
Нужно сказать, что после возвращения домой я стала время от времени слышать такие приятные вещи. Всякий раз удивлялась им несказанно; украдкой бежала к зеркалу и долго всматривалась в собственную физиономию... Напрасно! По-прежнему ничего привлекательного не замечала. Тем не менее, по какой-то странной причине меня выделяли из прочих. Это было тем более удивительно, что я привыкла считать себя самою незаметной девочкой в мире... И вдруг - поистине удивительно! Как будто тот полутёмный уголок жизни, в котором я находилась, залил вдруг яркий свет.
В последующие годы я не раз удивлялась тому, как часто подходили ко мне на улице люди: детишки, мамы с колясками, пенсионерки. Поводы были самыми обыкновенными: спросить дорогу или же узнать время... Да что на улице - если даже в очередях, где люди раздражены, я ощущала некое благожелательное внимание.
Это ли не волшебное превращение?
Впрочем, тогда, в автобусе, я не могла знать о нём. Плюхнувшись в кресло, какое-то время усиленно размышляла - не издевается ли Старков. Толком ничего не придумав, так и заснула - полная надежд и сомнений.