Хоук Сергей Николаевич : другие произведения.

Скиф

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Скиф - это не то, что вы подумали. Это позывной такой. Как вы понимаете, если что-то в этом повествовании совпало со знакомой вам реальностью, то это случайно.

   Часть первая. Ад.
  
  Квартет мин, прошелестев над кронами деревьев, сыграл свой смертоносный этюд. Каждая мина исполнила свою партию. Одна попала в толстую ветку давно умершего дерева, другая поразила ствол его соседа, третья и четвёртая взорвались, уткнувшись в затопленные стволы. Как гигантские капли фантастического дождя по болотной жиже хаотично зашлёпали осколки. И без того тяжёлый дух старого болота, наполнился вонью перегнившей листвы и смрадом ила. На поверхности тёмной неживой воды появились неправильные круги с буро-фиолетовым оттенком. Между стволами деревьев медленно поползли клубы дыма от сгоревшей взрывчатки. Сквозь дымную пелену метнулись молнии трассеров. Один из них воткнулся в задубевший от сырости ствол и, разбрызгивая искорки, продолжал гореть.
   Спрятаться от такого обстрела было негде. Осколки мин летели со всех сторон. Оставалось только уповать на случайность и на то, что у миномётчиков скоро закончится боезапас. Сколько там этих восьмидесятимиллиметровых мин они могли положить в кузов тендера? Ну, пять ящиков, ну шесть.
  
  Человек с позывным "Скиф" стоял по колено в тёмной болотной воде, вжавшись плечом в ствол дерева и, изредка выглядывая из-за него, пытался через путаницу стволов и листву рассмотреть, что происходит на поляне у края болота. Стрелять в ответ было бессмысленно. Во-первых, потому, что человеческих фигурок на поляне не было видно, а в группе уже давно установилось правило "не вижу - не стреляю". Во-вторых, в разгрузке у Скифа оставалось только шесть сдвоенных магазинов, а сколько ещё придётся вести бой - не знал никто. Ни Скиф, ни Чаки, ни командир группы Грег, ни Брен. А уж тем более раненный Чонг, пристроенный в развилке стволов, перебинтованный и обколотый обезболивающими.
  Судя по тому, что мины легли довольно кучно и почти одновременно, миномёты были установлены рядом друг с другом и недалеко. Спасало только то, что стрелявшие не видели цели и просто лупили по кронам деревьев, выросших на этом болоте. Они меняли прицел на одно деление после очередного залпа и тут же выпускали новую порцию мин. Им вторили два пулемёта, периодически запускающих в болотную гущу огненные пунктиры трассирующих очередей.
  Собственно, ждать в этом болоте было нечего. Стволы укрывали только от пулемётных очередей, а от рвущихся над головами мин спасения не было. Рано или поздно очередной залп накрыл бы группу и к угрюмым тонам этой клоаки добавился бы насыщенный цвет крови. Надо было уходить. Желательно незаметно. Отягощённый этими мыслями, Скиф вопросительно посмотрел на Грега, стоявшего за деревом в десятке метров. В ответ Грег описал указательным пальцем несколько кругов у себя над головой и показал ладонью себе за спину. "Разумно", - подумал Скиф о пантомиме Грега, которая означала только одно: надо собираться и выходить из-под обстрела в сторону гряды холмов, тем самым, смещаясь на фланг атакующих. К тому же болот на склонах не бывает. Они, как правило, в затапливаемых низинах.
  Осторожно прощупывая подошвами ботинок вязкое дно, Скиф пошёл к Чонгу. Сейчас их с Чаки очередь тащить раненного. Повиснув между Скифом и Чаки и поддерживаемый ими, Чонг кое как перебирал ногами в болотной жиже. Он, то невнятно бормотал на каком-то своём азиатском языке, то приходил в себя и страшно матерился на английском. Его можно было понять. Хотя, с другой стороны, у него есть шанс выбраться из этой передряги, чего не скажешь о трёх членах группы, ехавших вместе с Чонгом в первом "хаммере". Чонгу, если можно так сказать, ещё повезло. Он сидел на переднем правом сиденье, а подрыв произошёл на обочине слева сзади. Из "хаммера" Чонг выполз контуженный, а пулю в бок получил уже позднее, когда начался обстрел.
  Скиф и Чаки шли, придерживаясь цепочки разводов, которые оставались на поверхности болота после Грега. Замыкающим шёл Брен. Петляя между деревьями, они прошли метров сто и разрывы мин остались позади. Значит, группу не заметили.
  Ещё через сотню метров вода на болоте стала светлее и уже не доставала до колен. Дно стало твёрже. Деревья сменились высоким и густым кустарником. Продираться сквозь него было сущим мучением. А уж с Чонгом тем более. Наконец, под ногами перестало хлюпать и чавкать. И на первом же сухом бугорке Грег скомандовал привал. К тому времени Чонг уже минут пять молчал. Скиф попробовал пульс у него на шее и ощутил еле заметные толчки. Пульс у Чонга был, но самого Чонга с группой не было.
  Все привычно заняли периметр. Правда, полянка была маленькой, кустарник густой, видимости никакой. Только слышимость. Поэтому Грег отправил Чаки осмотреть окрестности. Особенно ложбинку на ближайшем склоне. Ложбинка заросла кустарником и это давало возможность незамеченными подняться на гряду и ещё раз попытаться связаться с базой. Чаки, пригибаясь почти к самой земле, исчез за стеной веток и листвы. Теперь оставалось только ждать и слушать. Ждать и слушать. И молиться, чтобы оттуда из-за кустарника не застучали выстрелы. Уже неважно чьи.
  Скиф контролировал направление, откуда они пришли. Здесь видимость была метров двадцать. Глядя на эту стену зелени, Скиф подумал "Да кто сунется за нами? Если они сразу не пошли в болото, то сейчас и подавно".
  
  И ему показалось, что день получился утомительно долгим. Но если бы Скиф посмотрел на часы, то с удивлением обнаружил бы, что с момента выезда с базы прошло всего два часа и сейчас, всего-навсего, только девять часов утра. Хотя нет! Ничего бы он не обнаружил. Потому что, часы были разбиты уже в самом начале, когда Скиф выпрыгнул из "хаммера", тут же перекатился, больно ударился рукой о придорожный булыжник и отполз, высматривая в своём секторе, откуда же это по ним так неистово палят.
  
  А первый "хаммер" уже чадил за обочиной и из него, мучительно медленно, совсем не понимая, что происходит вокруг, выползал контуженный Чонг. Больше из "хаммера" никто не показывался и это было совсем нехорошо. Зато из машины Скифа выпрыгнули Грег, Брен и Чаки.
  По установленному правилу, каждый занимал позицию и контролировал тот сектор, который соответствовал его месту в машине. Скиф справа сзади, а Грег - справа спереди.
  В этот раз Скифу, если можно так сказать, повезло. Во-первых, в десятке метров за обочиной была россыпь валунов, и она позволяла укрыться от огня. Во-вторых, обочина не была заминирована. Потому как, случаи выпрыгивания из машины прямо на мины были.
  
  Перебежав до валунов, Скиф рухнул в ложбинку между ними и осторожно начал осматриваться. Похоже, стреляли из кустов метрах в ста от дороги. Периодически выглядывая из укрытия, Скиф всё-таки высмотрел вспышки от выстрелов в двух местах у кромки зарослей. Кое-как пристроившись, он быстро выпустил по ним магазин, перезарядился и оглянулся.
  Грег, в секторе которого лежал Чонг, уже дополз до раненного и пытался оттащить его от машины в укрытие. Даже со своего места Скиф видел, как вокруг Чонга и Грега взметались фонтанчики пыли. Их явно пытались добить. Но Грег, ухватив за воротник бронежилета, упорно волочил Чонга в, неизвестно кем и зачем вырытую у обочины дороги, яму. Чонг слабо шевелил ногами, отталкиваясь ими от земли и тем самым стараясь помочь Грегу. Его бронежилет, разгрузка и лицо были залиты кровью. Или своей, или чужой, рассмотреть, конечно, было невозможно.
  
  Он успел ещё сделать десяток выстрелов по вспышкам у кустов и в это время в подбитый "хаммер" попали из гранатомёта. Перед тем, как Скифа обдало жёсткой ударной волной, он успел услышать, как с противоположной стороны дороги раздались хлопки выстрелов из "подствольника" Брена и увидеть, как Грег с Чонгом сползли в яму. Видимо, Брен успел высмотреть цель.
  В ушах у Скифа звенело. Кисти и лицо секла каменная крошка, летевшая во все стороны, когда в валун впивались пули.
  
  Собственно, перспективными для группы были два варианта развития событий. Первый - это попытаться загрузить Чонга в машину и выехать из-под обстрела и второй - поднять на ноги базу и продержаться до прихода своих. Решение должен был принимать командир группы Грег, но он возился в этой долбанной яме с Чонгом. Его можно было понять - вовремя оказанная первая помощь могла спасти жизнь раненому.
  Скиф опять перезарядился и тут же заметил, что огонь по ним ослаб. Причём, наметился участок, из которого вообще не стреляли. Это группа деревьев сзади справа, как раз с той стороны, где среди валунов лежал Скиф.
  
  Воспользовавшись передышкой, Грег подал знак рукой и Скиф пополз к ним в яму. Оценивая обстановку, они обменялись с Грегом короткими фразами и совсем уже собрались тащить Чонга к машине, когда над капотом их "хаммера" метеором промелькнула граната, а вторая ударила в заднюю левую дверь. Машина качнулась и исчезла в огненной сфере и клубах дыма.
  "Вот и всё!" - успел подумать Скиф. От взрыва голову будто бы обложили ватой. Да ещё этот, непрекращающийся звон в ушах!
  И почти тут же, метрах в двадцати, по ту сторону дороги, упала первая мина. Теперь выбора не было. Если оставаться на месте, то их просто, прижав к земле огнём, перебьют по одному. Надо было принимать решение и делать это быстро.
  
  Грег потянулся к рации, висевшей на левом плече, и с удивлением увидел, что из её клавиатуры торчал небольшой осколок с рваными краями. Скиф передал ему свою. Всё-таки Грег - командир группы.
  Связь была устроена таким образом, что связаться с базой можно было только из радиостанции, установленной в "хаммере". А те радиостанции, что бойцы носили с собой, предназначались только для связи внутри группы. Ну и, понятно, никаких мобильных телефонов.
  Команда Грега была простой. Брену и Чаки, прикрывая Грега и Скифа, отходить вдоль дороги по направлению к группе деревьев. Всем членам группы не терять визуального контакта друг с другом.
  
  И Скиф с Грегом, от укрытия к укрытию, потащили Чонга вдоль дороги. Если место позволяло, то, тяжело дыша, отдыхали.
  Их не сразу заметили, и только метров через двести к ним начали подбираться разрывы мин и фонтанчики пуль. Брен и Чаки, держась метрах в пятидесяти позади, почти не стреляли. В кого? Никто из нападавших не показывался из-за укрытий.
  
  Страха не было. Все чувства подавляла ближайшая задача - добраться до деревьев и, по возможности, выйти из-под обстрела.
  
  К моменту, когда они добрались до деревьев, огонь по ним почти прекратился. Они надеялись, рассыпавшись в цепь на опушке, хоть немного отдышаться, но, видимо, сегодня был не их день. Болотная жижа начиналось прямо у деревьев. Это была лощина, заболоченная после недавних дождей. Пришлось отходить в глубину зарослей.
  Их догнали довольно быстро. Минут через двадцать пространство между деревьями пронзили трассеры. А потом посыпались мины. А неожиданность всего этого была в том, что раньше на маршруте стычек на таком уровне вооружений не было. Нет, бывало, что и из гранатомёта могли пальнуть, и обочину заминировать, и обстрелять из стрелкового оружия, но что бы вот так, с миномётами и из грамотно организованной засады - такого не было.
  
  Скиф скорее почувствовал, чем услышал движение у себя за спиной. Он оглянулся и увидел, как Чаки выбирался из кустарника в ложбине. После короткого доклада Чаки, Грег принял решение и группа втянулась в заросли , покрывавшие лощину на склоне гряды холмов.
  Перед выходом разобрали боеприпасы и гранаты из разгрузки Чонга. Его разбитую радиостанцию забрал себе Грег. Ну да, там же вся кодировка. Сняли, залитый кровью, бронежилет. Всё закопали в кустах.
  На футболке Чонга было только одно кровавое пятно - в левом боку. Оттуда продолжала медленно сочиться кровь. Как раз на стыке половинок бронежилета. Перевязали. Чонг был без сознания, дышал слабо, пульс имел редкий и еле заметный. Всё это было нехорошо.
  
  Первым, в качестве головного дозора, пошёл Чаки. Он разведывал этот путь, он же и шёл первым. За ним Грег и Скиф несли Чонга. Брен шёл замыкающим. Правда, шли - это сказано с большой натяжкой. Уклоняясь от торчащих во все стороны веток, всё время приходилось пригибаться почти к самой земле и передвигаться, согнувшись в три погибели. С Чонгом на руках это было очень неудобно и утомительно. К тому же, ветки кустарника, опутанные вьющимися лианами с колючками, постоянно цеплялись за камуфляж и царапали кожу под одеждой. Освобождаться приходилось очень аккуратно, чтобы не раскачивать верхние ветки. Для этого приходилось часто опускать Чонга на землю. Он не возражал. Он, вообще, уже не подавал признаков жизни.
  Казалось, эти заросли бесконечны. Чаки, где мог, облегчал путь и обрезал ножом особо мешавшие ветки. Но помогало это мало.
  
  Метров через двести выдохлись совсем. Очень хотелось пить. Но воды было всего ничего - у каждого по фляге. Это так - пополоскать рот и сглотнуть. Экономили воду по привычке.
  
  Немного отдышавшись, они двинулись дальше по этому зелёному "раю". Прошли ещё полкилометра и залегли на краю зарослей. Впереди был голый склон, выводивший через россыпь камней на гребень. Его крутизна всё время повышалась, пока сам склон не становился тем самым гребнем, с вертикальной скальной стенкой, высотой в несколько метров. Хорошего в этой географии было мало, потому что вся группа на склоне была видна, как горошины на тарелке. К тому же, надо было быстро поднять Чонга на стенку.
  Решили подниматься все вчетвером одновременно. Бегом донести Чонга до стенки и на сцепленных ремнях поднять его наверх.
  
  Скиф посмотрел на склон, на эти полсотни метров сплошного щебня и внутри него поднялась волна страха, порождённого беззащитностью. В таких ситуациях надо действовать быстро, пока язва страха не разрослась и не поразила всё тело. Видимо, Грег тоже понимал это и, после короткой передышки, убедившись, что все на местах и готовы, дал команду начать движение. Подхватив Чонга, они пошли.
  
  Идти прямо было очень трудно. Ноги вязли в щебне и, не находя опоры, скользили вниз. Все четверо двигались неравномерно, рывками. Помучавшись с десяток метров, пошли траверсом, под углом к склону. Стало легче, ноги не так скользили, но при таком подъёме путь удлинялся в несколько раз. К тому же, Чонг казался неимоверным тяжёлым.
  
  Под самой стенкой она прислонили Чонга спиной к камням и рухнули рядом с ним отдышаться. И тут же, слева, в десятке метров от них, в стенку ударили тяжёлые пули и почти сразу же, снизу, от дороги, донеслось "ду-ду-ду" крупнокалиберного пулемёта. Произошло то, чего они больше всего боялись - их заметили. Проклятый склон, проклятый щебень!
  
  Теперь всё зависело от скорости действий. И группы, и пулемётчика. Либо группа успеет подняться и скрыться за гребнем, либо их порвёт на куски пулемётными очередями.
  Чаки, не дожидаясь команды, прихватив ленту из сцепленных ремней, полез на стенку. К счастью, она не была гладкой и на её поверхности хватало выступов шириной в половину ладони. Оказавшись на верху, Чаки опустил ремни и Грег со Скифом продели их под руками Чонга, замкнули петлю и защёлкнули карабин. В это время вторая очередь ударила в стенку с другой стороны, справа. Видимо, по результатам первой очереди, пулемётчик сделал поправку, но опять ошибся. Всё-таки, до дороги было метров восемьсот.
  
  Пристегнув Чонга, Грег и Скиф полезли по стенке. Чаки пытался поднимать тело, но над ним прошелестела третья очередь, и ему пришлось залечь. А лёжа тянуть ремни было невозможно. Вблизи стенка была не такой гладкой, как казалось из зарослей. Подниматься мешало то, что оружие было без ремней и его приходилось всё время держать в руках.
  
  Оказавшись наверху, Скиф и Грег бросились к Чаки и они втроём начали тянуть ленту из сцепленных вместе ремней. Пулемётчик внизу тоже не терял времени даром. Одна из его очередей пришлась в стенку прямо под тем местом, где находилась группа. Скиф почувствовал , как дёрнулся ремень в его руках, а справа, там где поднимался Брен, раздался вскрик, перешедший в неимоверный мат.
  Почти в ту же секунду на стенкой показалась голова Чонга и его двумя рывками втащили на гребень. Чонг не шевелился. На его груди медленно разрасталось пятно крови. Когда тело перевернули, чтобы вытащить ремни, то на спине увидели громадную дыру, кровавую кашу внутри неё и розовые обломки рёбер.
  
  Всё. Чонг был уже не с группой. Он был уже далеко, и ему было всё равно, что будет происходить на этом гребне дальше.
  
  Почти одновременно с телом Чонга на гребне оказался Брен. Он со стоном перекатился через край и теперь пытался сесть у ближайшего валуна. Камуфляж на его левом бедре был в крови.
  Как выяснилось через несколько минут, Брену повезло так, как везёт один раз в жизни. Иначе, Судьба просто бы разорилась на удаче. Потому что крупнокалиберные пули могут оторвать ногу, а ему только вырвало кусочек мышцы, размером с грецкий орех. Брену наложили жгут и, как могли, перевязали. От "эликсира счастья", чтобы не отключиться, он отказался. Терпел боль так. Это было в его натуре. Всё-таки, судя по акценту и немногочисленным рассказам, скандинав. Викинг. И внешность соответствующая.
  
  Ранение Брена сразу определило состояние группы. Она перестала быть мобильной. Теперь уйти было невозможно. Никуда. Потому что оставлять тело Чонга было нельзя, а нести его теперь было некому. И, как выяснилось после короткого совещания, некуда.
  
  Отсутствие связи с базой, несмотря на свои, казалось бы, катастрофические последствия, имело
   тот положительный результат, что группу могли начать искать. На дисплее у дежурного оператора сначала исчезли бы две отметки от GPS датчиков в "хаммерах", а потом в стороне от дороги показались бы отметки таких же датчиков, встроенных в радиостанции членов группы. И было бы их не восемь, как положено, а только четыре. И то, если радиостанция Чонга продолжала работать в разгрузке у Грега. По правилам, действовавшим в компании, дежурному оператору положено было сразу же после исчезновения сигналов доложить руководству и там уже должны были поднять дежурную группу и, если всё серьёзно, сообщить военным, чтобы скоординировать совместные действия.
  
  В этой отлаженной процедуре был только один недостаток - все эти действия пожирали время, а у группы, попавшей в беду, счёт уже мог идти на секунды.
  Так что теперь оставалось только одно. Занять позиции на самом гребне и ждать пока на них выйдет поисковая группа. Ни на минуту не забывая о том, что группа обнаружены и что их, возможно, преследуют и попытаются уничтожить. Или, заставив израсходовать боеприпасы, захватить. Последнее, с точки зрения бизнеса, конечно, предпочтительнее, потому что за живых можно получить намного больше, чем за мёртвых.
  
  Скифу достался левый, если смотреть на дорогу, склон. За спиной у него, контролируя подходы к стенке, расположился Грег. Чаки отвечал за правый склон. А Брену поручили сектор, нападение с которого было самым маловероятным, - довольно крутой склон, уходивший к зарослям далеко внизу в расщелине.
  Скиф сложил себе амбразуру из камней и бруствер вокруг своей "лёжки". От пуль и лёгких осколков это фортификация должна была защитить.
  
  Очень хотелось пить. А аппетит, как водится, отшибло начисто. И солнышко уже припекало. А тени - хотя бы пятнышко.
  "Неужели нас тут и положат?" - неожиданно подумал Скиф. "Не хотелось бы. Можно ещё и пожить. Где же эти поисковики? Ну ладно, полчаса им на осознание ситуации. Полчаса на сборы. Полчаса, чтобы проехать эти тридцать километров от базы. Пора бы уже и прибыть".
  
  Скифа начала донимать жара. Лежать на каменистом грунте тоже было не очень уютно. Скиф заёрзал, выбирая более удобное место. И тут он услышал совсем посторонний звук. И этот звук был знакомым. Скиф пристально всмотрелся и увидел, как в небе к ним приближались две точки. Звук становился всё громче и точки превращались в знакомые силуэты.
   В долину, чуть в стороне от дороги, заходила пара "Апачей".
  
  Засмотревшись на "авиашоу", Скиф всё-таки успел боковым зрением уловить движение в своём секторе. Присмотревшись более внимательно, он заметил пять или шесть человек, приближавшихся по склону короткими перебежками между камней. Почти одновременно с этим открытием за спиной у Скифа раздались выстрелы Чаки и Брена.
  Теперь ситуация вырисовывалась во всей своей трагичности. Группу обложили с трёх сторон, прижимая к обрыву со стенкой. Судя по тому, что Грег тоже начал стрельбу, в "зелёнке", из которой они несли Чонга, тоже не пустовало.
  
  После нескольких неудачных попыток, Скифу удалось подловить на перебежке одного из нападавших. Он видел, как бежавший, согнувшись в три погибели, после его выстрела со всего размаху ткнулся головой в камень и замер. В ответ, вокруг Скифа защёлкало по камням.
  
  А в долине "апачи" начали настоящую войну на дороге. К земле потянулись дымные шлейфы НУРСов. Загремели взрывы. Участок дороги начало затягивать клубами пыли. В зарослях у дороги что-то рвануло особенно сильно и к небу устремилось облако чёрного дыма.
  "Апачи" зашли на очередной круг и послышалось "татаканье" их автоматических пушек. В ответ с земли ушли в небо пунктиры очередей крупнокалиберного пулемёта. Это пулемётчики погорячились и место, с которого "тачанка" вела огонь, накрыло разрывами.
  
  Всего этого Скиф не видел. В амбразуру он высматривал передвигающиеся фигурки и старался использовать каждый момент, чтобы пресечь их движение.
  Ещё в тот момент, когда "апачи" делали первый круг над дорогой, Грег выпустил сигнальную ракету и зажёг в центре периметра, который держала группа, дымовую шашку. Скрываться уже не имело никакого смысла, а обозначить себя стоило.
  "Апачи" отработали по дороге и, сделав круг над группой, ушли в синюю даль. Через несколько минут им на смену появилась вторая пара.
  Этого Скиф тоже не видел. Потому что беда прилетела из сектора Брена. Раненый, ослабевший от потери крови, измученный жарой и жаждой, тот просмотрел и гранатомётчика, и вспышку выстрела. Граната ударила в валун недалеко от Скифа. Он почувствовал, как его отрывает от земли, как в левую ногу вонзаются раскалённые иглы. И всё.
  Камень, величиной с футбольный мяч, сорванный с бруствера ударной волной , попал Скифу в шлем и выключил его сознание. Наступило Небытие.
  
  Часть вторая. Чистилище.
  
  Два человека в смешных зелёных шапочках. Наклонившись, переговариваются о чём-то короткими фразами.
  Кажется, что перед глазами, закрывая всё пространство, громадный белый лист. На нём, лёгкими, светло-бежевыми штрихами, нарисована комната с широким, почти на всю стену, окном. Чудовищная боль внутри головы.
  Накатывающая волнами, а то и рывками, боль в левой ноге.
  Опять этот белый лист. Теперь на нём угадываются кресло, стойка с какими-то приборами. Молодая женщина, в, таком же, как белоснежный лист, одеянии. Что-то говорит. Но не услышать ничего, когда в ушах стоит гул.
  Боль внутри головы, в лобной доле.
  Из-за валуна выскакивает человек в камуфляже расцветки "лес". Он замахивается. В руке зажата граната. Надо стрелять, но сил нажать на курок нет. Страх. Сейчас он бросит гранату и всё кончится. Страх.
  Опять этот проклятый белый лист. Только теперь на нём нарисовано всё контрастней, чем раньше. Группа людей переговаривается у стойки с приборами. Ничего не слышно из-за боли в голове.
  Кажется, что левая нога сейчас просто отвалится.
  Боль, боль, боль.
  
  Господи, когда же это всё закончится? Никогда бы не видеть больше этот белый лист. Жить бы без боли.
  Кажется, тело невесомо и можно летать. Можно подняться немного над землёй. Вот он, я, Скиф, лежу среди камней. Левая штанина камуфляжа в крови. Вся. Из-под шлема по щеке и по подбородку сочится кровь. Всё лицо в кровавых насечках от каменной крошки. Поднимусь ещё выше. Вот за камнями лежит Грег и прицеливается в кого-то внизу под стенкой. Немного дальше Чаки, ворочая стволом, стреляет в перебегающие склон фигурки. Ниже него, привалившись спиной к валуну, Брен отстреливает патронташ гранат из "подствольника". Он спешит, пытаясь поддерживать хоть какую-то плотность огня. Сверху Скиф видит как, среди цепочки поднимающихся по склону людей поднимаются облачка взрывов. Его группа воюет. И над всем этим кружит пара "апачей", периодически ныряет вниз и грохочет своими пушками. И вот, когда Скиф пытается подняться ещё выше, картинка пропадает.
  И опять боль, вспышка белого и боль.
  
  И наступил день, когда Скиф пришёл в себя. Оказалось, что за окном - стена деревьев с зелёной листвой , у медсестры из-под шапочки выглядывает локон тёмно-рыжих волос, а кресло в углу у столика с голубой обивкой.
  Скиф попытался сесть на кровати, но вспыхнувшая в голове боль, уложила его обратно. Один из приборов на стойке отозвался на движения Скифа ритмичными звуковыми сигналами. На их зов в комнату заглянула рыжеволосая медсестра. Тихо ойкнув, она исчезла за дверью и через несколько минут вернулась с двумя врачами.
  
  И началась для Скифа длинная череда разных медицинских проверок. Энцефалография, томография и прочие прелести. Вспышки белого стали реже. Немного отступила боль.
  На третий или на четвёртый день после "возвращения" пришёл врач. И рассказал Скифу, как будет выглядеть его, Скифа, ближайшее будущее. Осколочные ранения левой ноги особой опасности не представляли, но требовался реабилитационный период для полного восстановления коленного сустава. Совсем другое дело было с контузией. Здесь никто никаких гарантий не давал. При бережном отношении к голове, осложнения могли пройти сами. Но на смену им могли прийти другие. Опасность контузий в том и состоит, что предсказать их последствия крайне сложно. И можно запросто остаться на всю оставшуюся жизнь человеком с ограниченными возможностями. С погремушкой вместо головы.
  Прошла ещё неделя. Скиф уже сам вставал с кровати, передвигался в пределах палаты и даже доходил до лифта. Правда, первый поход в душ больше напоминал переползание между укрытиями. Вдоль стеночки, периодически отдыхая и пережидая боль.
  Теперь оставалось только спуститься в вестибюль и дойти до небольшого парка на территории госпиталя. Чтобы не провоцировать головную боль, всё приходилось делать медленно и осторожно.
  
  Однажды утром в комнату к Скифу вошли Чаки и Грег.
  Скиф по очереди обнял их и принялся расспрашивать о том, что было дальше, после того, как для него наступило небытие.
  
  Оказалось, что дежурную группу подняли по тревоге через пятнадцать минут после того, как с монитора тактической обстановки исчез сигнал со второго "хаммера". Кроме того, тут же связались с военными. В процессе переговоров, выяснилось, что у тех уже была информация о новом формировании. Хорошо вооружённом, подготовленном и соответствующим образом мотивированном. Причём, именно по тому району, куда выехала группа Грега. И никому не пришло в голову, поделиться этой информацией с частной военной компанией, чьи группы патрулировали данный участок нефтепровода и перекачивающую подстанцию. Хотя сами военные частенько опрашивали членов патрульных групп. Мол, что видели, что слышали, как оценивают обстановку. Вот такие вот ведомственные игры.
  
  Дежурная группа, не доезжая до места событий несколько километров, запустила дрон и получила картинку во всей своей красе: и сожжённые "хаммеры", и суету вокруг них, и "тачанки" с пулемётами и миномётами. Вызвали военных. После того, как "апачи" зачистили дорогу, группа пошла вперёд. Тем более, что военные уже были на подходе.
  Вторая пара "апачей" сделала только один заход на тех, кто атаковал группу Грега. После чего стрельба прекратилась и "апачи", став в круг, прикрыли место посадки эвакуационного вертолёта. При этом, Чаки вспоминал, что сесть вертолёту на склоне было негде. Он просто завис в футе над землёй. И Скифа, и Брена, и тело Чонга пришлось подымать на "танцующий" в воздухе борт с помощью экипажа.
  
  Военные на месте засады захватили двух пленных. Оба были ранены. В результате оперативной беседы с "махновцами" стало известно, что задачей формирования был захват перекачивающей станции и последующий "отсос" нефти в свою пользу. Так сказать, ничего личного, только бизнес. Ну, так ведь знали же, что нефтепровод патрулируется? Да. Но верили в свои силы и, вообще, хотелось показать "кто в доме хозяин". Показали.
  
  Брен, оказывается, лежал в том же госпитале, что и Скиф. Всё обошлось и его скоро уже должны были отпустить . Чаки не забыл упомянуть, что к Брену, узнав о его ранении, неизвестно каким путём, пробралась его девушка. Да ещё какая! Мол, сам увидишь.
  
  Скиф был тронут посещением своих коллег. Но быстро устал. Говорить было тяжело. Грег и Чаки заметили это и распрощались, пообещав, по возможности, заходить в гости.
  
  Через пару дней Скиф всё-таки добрёл до госпитального парка. И в изнеможении, с растревоженной раненой ногой, присел на ближайшую скамейку. Невдалеке, на другом конце аллеи, он заметил Брена и рядом с ним высокую девушку с длинными светлыми волосами. Они просто сидели рядом и молчали. Дойти до них Скифу было тяжело, да и не хотел он никому мешать своим присутствием. К тому же, опять "белый картон" на несколько секунд закрыл собой окружающую действительность.
  Скиф посидел недолго, набрался сил и начал героический обратный переход в свою комнату.
  
  Особенно мучительными были сны.
  То ли под воздействием препаратов, то ли просто из-за того, что привычный "напряг" исчез, мозг Скифа синтезировал необычное "кино".
  Особенно часто демонстрировался сюжет о гранатомётчике. Из-за громадного валуна показывалась фигура человека в камуфляже. Он становился на колено и начинал целиться в Скифа из портативного гранатомёта. В спешке, Скиф ловил его в прицел и нажимал курок. Но курок не нажимался. Тогда Скиф пытался передёрнуть затвор, но и тот намертво заклинивало. А гранатомётчик тем временем делал своё дело и Скиф чувствовал, что сейчас произойдёт выстрел. А у него ничего не получалось с оружием. И вот - вспышка и облако пыли. И он видит, как приближается к нему длинное тело гранаты. Всё. Смерть.
  На этом месте Скиф просыпался и ещё несколько секунд не мог прийти в себя. Медленно вставал, добирался до окна и смотрел в ночное небо на луну и звёзды.
  
  Вторым сюжетом был пожар в "хаммере". Скиф не мог выбраться из горящей машины. Двери заклинило, а в верхнем люке было чьё-то тело, которое Скиф никак не мог сдвинуть с места. А пламя уже прорывалось языками между сидениями. И почему-то совсем не было дыма. Когда огонь касался левой ноги, Скиф чувствовал нестерпимую боль. Но не так как от ожога, а как будто ногу разрывало изнутри. Потом Скифу удавалось приоткрыть одну из дверей, но ноги уже не слушались. А пламя подбиралось всё ближе и ближе. И эта "гонка", кто быстрее, то ли Скиф успеет покинуть машину, то ли пламя доберётся до него, сводило Скифа с ума.
  
  В качестве разнообразия, иногда попадался сюжет с перебежкой. Скифу почему-то надо было перебежать между громадными валунами. По фонтанчикам пыли и отлетавшей от камней крошки, он понимал, что всё пространство между валунами простреливается. Одно спасение - быстрота. Надо стремительно пробежать эти двадцать метров и всё будет хорошо. Наконец, Скиф собирался с духом и совершал первый шаг. Тут же оказывалось, что ноги весили сотни килограмм и не то что бежать - идти можно было только с большим трудом. И больше всего изматывало ожидание того, что вот-вот в тебя попадут. И почему-то обязательно в голову. И эта "перебежка" во сне никогда не заканчивалась.
  
  После таких снов Скиф подолгу лежал с открытыми глазами или смотрел в чужую ночную темноту за окном.
  
  В один из дней к Скифу пришёл адвокат компании. Вежливый ухоженный мужчина, чуть за тридцать. Поинтересовавшись состоянием здоровья Скифа, он с безошибочностью автомата изложил Скифу те положения договора, по которому компания обязалась оказывать медицинскую помощь в случае ранения, а также размеры компенсаций. Основным было то, что компания оплачивала лечение в течение 22 дней и поэтому эти дни не оплачивались Скифу как "рабочие". В некоторых случаях лечение оплачивалось до 43 дней. В зависимости от тяжести ранения или контузии, выплачивалась компенсация. Если Скиф считает, что его права нарушены, то компания готова связаться с его адвокатом для обсуждения спорных вопросов.
  Скиф знал, что, учитывая специфику деятельности компании, дело всегда старались не доводить до суда. Да и не было у него претензий. Впрочем, и личного адвоката тоже.
  Однажды вечером, совсем неожиданно, к Скифу заскочил Чаки. У него заканчивался контракт, шли переговоры с руководством о продлении. Чаки уже не один год "варился" в структуре ЧВК и считался ценным специалистом. К тому же, ему дьявольски везло. Кроме малярии, перенесённой после одной из африканских командировок, у него не было ни контузий, ни ранений. Была у Чаки и ещё одна особенность. Они были земляками со Скифом. Из одной страны, но из соседних городов. И любая возможность поговорить на родном языке, конечно, расслабляла.
  Чаки спешил, утром ему надо было выезжать на патрулирование. Но самое главное он сказать успел. О встрече с военным психологом. Там главное было не переборщить. С одной стороны, от его выводов зависел размер компенсации, с другой - рассказав с перебором об ужасах сознания, можно было попасть в "чёрный список" и на этом карьера в ЧВК заканчивалась. Пойди, попробуй, попади в другую.
  Они расстались, пожелав друг другу удачи.
  
  К концу пятой недели пребывания в клинике, Скиф уже свободно передвигался в пределах здания, сам ходил на процедуры для полного восстановления коленного сустава и гулял по парку. Уже несколько дней не появлялся "белый картон". Вернулся аппетит.
  
  Однако, в освободившемся от препаратов мозгу, стали рождаться разные мысли.
  Однажды ночью, рассматривая на потолке качающиеся тени от верхушек деревьев, Скиф вдруг подумал:
  " Какой-то антибуддизм получается.
   "Не убий" - тут всё понятно. После того, где пришлось повоевать.
   "Не укради" - было. Была "мародёрка" по молодости. Пацаном был. 19 лет. А тут караван барахлом
   набит, которого и не видел никогда. Правда, это трофей был, с боя взяли. Но всё равно.
   "Не соври". Вот этого, вроде, не было.
  "Не прелюбодействуй". Здесь всё сложно. Женат был и жене не изменял. Да и когда? Женился в отпуске, развёлся в отпуске. А вот потом, да. С замужними женщинами было.
  "Не употребляй вещей, изменяющих сознание". Тут полный провал. И "травку" покуривал, и алкоголь, в особо циничных дозах, тоже был.
  Не бывать душевному покою и не успокоиться мне никогда, а ведь почти сорок лет уже прожито".
  Скиф вспомнил, как Чонг, не отличавшийся молчаливостью, рассказывал о постулатах буддизма. Насколько ему позволял его английский язык. И где теперь Чонг? Вернулся домой, к жене и детям в цинке. С громадной дырой от крупнокалиберной пули в груди.
  
  Вообще-то, в группе, да и в целом в компании, не было принято распространяться о себе. Собирались здесь люди разные, с такими событиями в судьбе, что, возможно, и через полвека о них нельзя было рассказывать. Могли кратко упомянуть о прошедшем отпуске. Смеха ради и если было что. А так - никто никого ни о чём не расспрашивал и сам помалкивал. Все понимали, что собрались здесь работать, а не устраивать что-то типа "клуба анонимных алкоголиков". Или как оно там называется.
  Да и желания особого не было грузить себя чужими судьбами. У всех были свои "скелеты в шкафу" и "тараканы в голове".
  
   Скиф всё больше проводил времени в парке при госпитале. Всё-таки, в последнее время, окружающая его действительность была ограничена жилым боксом, кабиной "хаммера", скудной природой вдоль маршрута патрулирования или, опротивевшей уже в конце первого месяца работы, унылой городской застройкой. Плюс стрессы. Потому что, никто не стал бы платить четыре сотни долларов в день за прогулки на природе и пикники. Платили совсем за другие вещи. За работающий нефтепровод, за целостность охраняемых объектов и особ.
  Часто Скиф ложился в тени на траву и думал, как же это здорово, вот так вот беззаботно валяться, не думая о том, что тебя могут подстрелить, что надо держать связь, чаще смотреть по сторонам и, в случае чего, стрелять первым. С усмешкой над самим собой, он заметил, что выбирает для отдыха места, не просматриваемые со стороны аллей. Желание укрыться стало почти инстинктом.
  
  По несколько раз в день, в палате, в коридоре, иногда в парке, Скиф встречал рыжеволосую медсестру. Она вечно была занята. Вечно спешила куда-то. Иногда, они встречались взглядами. Рыжеволосая слегка улыбалась краешками губ, совсем чуть-чуть, говорила традиционные "хай" или "хэлло", иногда "монниниг" и улетала дальше по своим делам. Среднего роста "тростиночка" в салатовых курточке и штанах, обязательных для медперсонала отделения в котором лежал Скиф.
  Никакого буйства чувств у Скифа она не вызывала, ему было просто приятно смотреть на неё.
  По собственному опыту, по скупым рассказам других, Скиф знал, что после выхода из зоны боевых действий, в отпуске, например, в отношении женщин было два стереотипа поведения. Либо "бойца" носило как ураган и ему было всё равно кого и как трахать, лишь бы этот процесс не прекращался, либо наступал сексуальный ступор и не было никаких желаний вообще. Потом, через некоторое время, всё, как правило, становилось на свои места в соответствии с личными особенностями каждого, но в первое время, такие отклонения наблюдались. Любовь и война - явления диаметрально противоположные, поэтому переход от ненависти к нежности затягивался надолго.
  
  В этот раз они встретились совершенно случайно. В миниатюрном кафе на первом этаже, в вестибюле со стеклянной стеной с видом. Она сидела за столиком у стены с чашечкой кофе и смотрела на парк. Вообще-то, это было кафе для персонала. Скиф, по причине отсутствия денег и кредитной карточки, оставшихся на базе, туда не заглядывал, но в этот раз, увидев рыжеволосую, решился.
  К этому времени он уже ходил не только без костылей, но и без палки. Хромал, конечно, но ходил.
  На свой вопрос, можно ли сесть рядом, он не услышал отказа.
  
  Скиф начал разговор с обычных в такой ситуации фраз и постепенно они разговорились.
  Рассказывала, в основном, она, потому что знала - расспрашивать этих людей об их жизни бессмысленно. Они всё равно ничего о себе не расскажут. Или отделаются шуткой.
  
  Её звали Никой. Не замужем. Работает в этом госпитале по контракту. Ей был важен опыт работы в отделении военно-полевой хирургии, где занимались пулевыми и осколочными ранениями. Плюс контузии. Работа была ей интересна, трудности и физические нагрузки не пугали. Жила неподалёку, в кампусе для контрактников. Увлекается хайкингом и фотографией. В прошлом году, вместе с бойфрендом, путешествовала по Непалу. Любит ходить в горы. Родители живут в Швейцарии. Отец - греческих кровей, чиновник в ЮНЕСКО. Мама - художница. И тоже путешественница.
  
  Скиф слушал эту девушку, которая видела его в разных видах и в беспомощном состоянии тоже, и вот сейчас, так свободно, рассказывала о себе и о своей жизни. Он совсем отвык от таких откровений. И, совсем неожиданно для себя, он рассказал ей о своих рассветах в горах. Как волна лёгкого розового цвета спускается по склону, как туман тает в ущельях, как начинают блестеть пластинки слюды в породе на отвесном склоне. Он только не рассказал ей, что все эти красоты наблюдал, лёжа в засаде на перевале. Группа третий день ждала там караван.
  
  И в один из моментов, когда Ника рассказывала о своём любимом пешеходном треке в Швейцарии, Скиф почувствовал, что он смертельно устал от всех этих патрулирований, постоянного ожидания выстрелов, перестрелок и жизни в боксе на базе. Просто устал от такой жизни.
  Ника взглянула на часы, и, извинившись, быстро пошла к выходу. Перерыв закончился. Скиф смотрел ей вслед и своей походкой, она напомнила ему, как уходила от них вверх по склону стайка газелей, или ланей, не разберёшь. Вот так же легко и грациозно, словно радуясь своему изяществу, красоте и сноровке.
  За несколько дней до выписки, как и положено, Скиф был на приёме у психолога. От этого человека многое зависело в дальнейшей судьбе Скифа. Более того, заключение психолога являлось коммерческой тайной и направлялось только в адрес руководства. А там уже принималось решение, что делать с бойцом. То ли можно заключать с ним новые контракты, то ли внести в "чёрный список" и навеки забыть.
  
  Слегка прихрамывая, Скиф зашёл в кабинет. Навстречу ему из-за стола поднялся мужчина уже в годах, но стройный, моложавый и уверенный в себе. Они расположились в удобных креслах, друг против друга, разделённые только журнальным столиком с какой-то замысловатой инкрустацией.
  Психолог ничего не записывал. Никаких вот этих вот громадных блокнотов и пристального взгляда с хитрецой. Всё, как бы, по-домашнему. По-соседски. "Да уж! Повидал ты нашего брата изрядно" - подумал о своём собеседнике Скиф.
  
  Беседа протекала очень спокойно. Несколько мешало то, что английский язык был родным для психолога, а для Скифа - нет. Приходилось выкручиваться простыми оборотами. В основном речь шла о работе Скифа в компании. Сколько контрактов, какой продолжительности, как часто приходилось вступать в огневой контакт, были ли подрывы, что нравится, что, наоборот, вызывает недовольство и раздражение. Были ли конфликты с коллегами по группе или с другими сотрудниками компании, и если были, то, что послужило поводом к разногласиям.
  
  Скифу нечего было утаивать, искажать или выдумывать. Кроме ребят из своей группы он почти ни с кем не общался. Да и народ вокруг был тёртый и бывалый. Все понимали, как надо себя вести и что взаимопонимание и хороший психологический климат - залог возвращения на базу живыми.
  
  Постепенно разговор перешёл на состояние здоровья и будущее Скифа. Что беспокоит? Есть ли последствия контузии? Снятся ли сны и какие? Собирается ли и в дальнейшем работать в компании? Каковы планы на ближайший отпуск? Скиф отвечал общими фразами и, конечно, умолчал о "белом картоне" и снах. Тем более, что приступов уже не было целую неделю. Насчёт отпуска ответил, что пока ещё не решил.
  Как казалось Скифу, они расстались с психологом почти друзьями. Интересно, что будет написано в заключении?
  А в своём заключении, психолог, отмечая явные последствия контузии (а возможно и не одной) и общее подавленное состояние пациента, рекомендовал воздержаться от сотрудничества со Скифом, по крайней мере, ближайшие три месяца. А потом, принимать решение о продолжении контракта только после прохождения медицинских обследований и проверки уровня физической и стрелковой подготовки. То есть, на общих основаниях.
  
  За те несколько дней, что прошли между встречей в кафе и выпиской, Скиф несколько раз встречался
  с Никой. Они приветствовали друг друга, улыбались, но поговорить, никак не удавалось. Скиф даже специально, во время её перерыва, поджидал Нику в кафе, но она там больше не появлялась.
   И наступил день, когда Скиф вернулся на базу.
  Всё там было по-прежнему. Два блокпоста на въезде, бетонные блоки, паутина МЗП и "башни" из мешков с землёй по периметру.
  Перед отъездом из госпиталя, совершенно неожиданно для себя, он зашёл в комнату медперсонала и на большом стенде, в отделении с надписью "Ника", оставил маленькое письмо со словами благодарности и одним из своих открытых адресов электронной почты, с просьбой ответить как-нибудь, при случае.
  
  База пустовала. Грег и Чаки отсутствовали. То ли их перебросили на другие объекты, то ли они были на патрулировании. Бывали такие задания, когда группа уходила на несколько дней.
  В жилом боксе Скиф также был один. Он переоделся и собрал свои вещи. Поставил на зарядку мобильник, который все эти дни, пока он был в госпитале, валялся в шкафчике. Сходил в бокс связи, где стояли компьютеры с открытым выходом в остальной мир. Проверил электронную почту. Кроме особо пронырливого спама, ничего не было. "Ты никому не нужен " - сам себе горько усмехнулся Скиф и пошёл улаживать свои дела в административный бокс.
  Его уже ждали. Показали все банковские переводы. Зарплата, компенсация за ранение. Понятно, что все переводы были сделаны небольшой и малоизвестной нефтедобывающей компанией, в которой Скиф якобы и заработал свои кровные. Долго объясняли, какие вычеты были сделаны и почему. Для связи дали номер телефона и адрес электронной почты, действительные на ближайшие три месяца. Попросили подписать документ о соблюдении конфиденциальности. И напоследок - билет на самолёт до Франкфурта. Всё чётко, всё правильно, всё в соответствии с положениями контракта.
  
  До аэродрома, в составе конвоя, его подбросил знакомый из группы радиоперехвата. И уже оттуда, небольшим, принадлежавшим компании, "транспортником" Скиф перелетел в ближайший гражданский аэропорт.
  
  До самого Франкфурта Скиф дремал, изредка поглядывая в иллюминатор на бесконечную облачную даль.
  
  Обычно, во время таких вот отпусков между контрактами, Скиф сначала заезжал проведать отца и сестру, посещал могилу матери, а потом "ложился в берлогу". В этот раз он хотел сначала "отлежаться", а уже потом проведывать родных. Такое было у него настроение.
  "Берлогу" он купил после первого контракта, когда пришлось повоевать в той же стране, куда он первый раз попал после спецназовской "учебки" девятнадцатилетним пацаном. За полгода контракта события происходили разные и Скиф решил, что ему надо побыть одному, желательно, поближе к природе. Чтобы сосны были и трава, и ручей в лесу обязательно. И чтобы по вечерам, не боясь обнаружить себя, можно было сидеть на вершине какого-нибудь холма или горки и смотреть вдаль.
  И чтобы неважно было, какая страна за окном.
  
  Не сразу, но такое место нашлось. Пришлось, правда, отремонтировать веранду и приплатить местному старожилу, чтобы присматривал за "берлогой" во время отсутствия Скифа. А так всё остальное удалось на славу. И с вершины горы, нависавшей над склоном с "берлогой", было видно море. А три километра до магазинчика в ближайшей деревне, Скиф ходил пешком. С рюкзаком.
  Главное - он сделал запруду на ручье и приладил к ней желоб. Теперь вода журчала намного громче. Она всегда была прохладной и её не надо было экономить. И ещё. Вокруг ручья было много тени.
  Однажды Скиф попал в "берлогу" зимой. Всё казалось иным. Первую неделю он ходил по давно забытому снегу. За вторую неделю, глядя на огонь в открытой дверце печи, выпил галлон виски. А ещё через три дня - уехал. Не пошло.
  В ожидании своего рейса, Скиф побродил по громадному аэропорту Франкфурта и перекусил в одном из многочисленных кафе. В самолёте, рядом с ним оказалась молодая британская пара. Речь шла о каком-то горном маршруте, о преимуществах горных ботинок со встроенным в подошву торсионом, об особенностях национальной кухни страны, куда летел Скиф и о каком-то их общем знакомом, улетевшем в Непал писать роман. Вот такая вот молодость.
  В аэропорту прибытия Скиф взял напрокат машину, потому что ходить по шесть километров за продуктами ему пока было не под силу. Через час езды по местным дорогам он поднялся по короткой тропинке и увидел свою "берлогу". Внешне, она ничуть не изменилась.
  Часть третья. Рай.
  
  Каменная кладка, служившая плотиной для ручья, была повреждена. Камни из верхнего ряда лежали в русле ниже запруды. Видимо, их снесло весной во время паводка. Ещё ниже по течению, метрах в двух, зацепившись за выступающий из земли корень, лежал желоб. Когда-то, Скиф, выскоблив сердцевину, сделал его из половины полена. От постоянного пребывания в воде древесина потемнела, отвердела и покрылась тёмно-зелёным скользким налётом.
  Скиф провозился несколько часов, восстанавливая своё сооружение. К тому же, пришлось очищать дно маленького озерца перед плотиной от сгнивших листьев и веток. Справившись с задачей, Скиф присел у ближайшей сосны, закурил и с удовольствием наблюдал, как очищается вода и вместо мутной лужи перед плотиной появляется прозрачное озерцо.
  
   Перед тем, как возродить плотину, Скиф весь день приводил в порядок "берлогу". Видимо, в неё давно не заглядывали и даже ключ от входной двери, спрятанный под одной из ступенек, потемнел и тронулся ржавчиной. Отсырело в шкафчике постельное бельё. На мебели и на полу лёг слой пыли. Нельзя было сказать, что царила "мерзость запустения", но пыльный дух нежилого помещения чувствовался.
  
  В первый же вечер Скиф нагрел себе целую ванну горячей воды и, налив в стакан на два пальца "Red label", погрузился в блаженство. Закрыв глаза, парил. Он привык к душу, потому что на базе возможность принять ванну отсутствовала как класс. Да и о какой ванне можно было говорить, когда группа вваливалась в душевую на базе, мечтая как можно быстрее смыть с себя пот, пыль, песок, а иногда и чужую кровь.
  
  Виски пить не стоило. Во-первых, Скиф давно не употреблял алкоголя. Кроме слабого пива на базе. Во-вторых, когда он поднялся после ванны, мир поплыл и скрылся за "белым картоном".
  
  Приведя "берлогу" в порядок и справившись с ручьём, Скиф в один из дней отправился на свою смотровую площадку на вершине горы, что крепостной стеной возвышалась над "берлогой". Подъём дался тяжело. Сказывалось и отсутствие физических нагрузок последнее время, и шесть недель пребывания в госпитале, и боли в левом колене. Обычно, он поднимался на гору часа за два, а теперь, на это ушли все четыре.
  Сначала еле заметная тропа пересекала горный луг, потом, повернув под острым углом, каменную осыпь перед подъёмом. Потом предстояло лёгкое скалолазание по уступам породы. Здесь, на подъёме, Скиф несколько раз отдыхал. Приходилось подниматься, часто меняя направление движения. Десяток метров вправо и столько же влево. Порода была старая, выветренная. Всё время приходилось проверять, не уйдёт ли опора из-под ног, не начнёт ли движение уступ, за который ухватился рукой.
  
  Наконец, Скиф оказался у самой вершины. Когда-то, у подножья громадной каменной глыбы, он сложил себе камни в виде сидения. И теперь, привалившись влажной спиной к прохладному камню, можно было забыть обо всём и смотреть вдаль.
  Тёмно-зелёный ковёр леса доходил до самого побережья. В долинах ручьёв он был немного темнее, а на вершинах холмов светлел. Весёлыми пятнами, с бордовыми чёрточками черепичных крыш, смотрелись несколько деревушек. И уже за ними, до самого дымчатого горизонта, властвовало море. И ничто не двигалось в этом пространстве, ни один звук не долетал сюда, на вершину.
  
  Скиф сидел, не шевелясь и ни о чём не думая.
  Только один раз его отвлекло движение в небесах. Ястреб, казалось, неподвижно застывший в вышине, вдруг сложил крылья и рухнул в траву, в десятке метров от Скифа. Несколько раз взметнулись крылья и птица, тяжело взлетев, полетела в метре от земли к ближайшим зарослям. В когтях она сжимала чью-то тушку. То ли мышь, то ли суслик. Скиф разглядеть не успел.
  Наблюдая удачную охоту ястреба, Скиф подумал о том, насколько универсален принцип охоты. При внезапном нападении, жертва либо не подозревает об опасности, либо ничего не успевает предпринять для своего спасения.
  
  Вот и с ними также произошло. Если бы по маршруту движения группы выслали беспилотник, то засаду, скорее всего, удалось бы обнаружить. Тем более, если бы смотрели перед рассветом в инфракрасном диапазоне, через тепловизор. И тогда было бы не два "хаммера" на дороге, а две пары "апачей" в небе и батарея самоходок за холмом. И охотники превратились бы в дичь.
  А так, получилось, что получилось. И в результате - "белый картон" и боль в колене.
  Эти мысли разрушили настроение и Скиф решил спускаться вниз.
  
  Каждое утро, выпив кофе и размявшись, Скиф шёл к побережью. Тропами через лес. Через тишину, запах хвои и бусинки росы на стебельках травы. Ещё в прошлые разы он присмотрел маленькую бухту с обеих сторон закрытую скалами. Спуск в бухту был крут и петлял по склону. Зато вода была прозрачна до невидимости.
  Скиф плавал, сколько хотел, а потом, отдыхая, парил в невесомости.
  К позднему завтраку возвращался в "берлогу", проверял почту и, наблюдая, как разгорается день, сидел до обеда на веранде. Потом, готовил себе незамысловатую еду, в основном, салаты и мясо. После обеда шёл на прогулку вдоль скальной стены, не забывая посетить "свой ручей" и посидеть в тени, слушая бегущую воду. Вечером, в сумерках или уже в темноте, сидел у огня в печи. Всё-таки ночи ещё были прохладными.
  
  Несколько раз, вечером, Скиф садился в машину и уезжал в ближайшую деревушку, где на берегу до полуночи был открыт небольшой и уютный сельский ресторанчик. Брал себе кувшинчик белого вина и смотрел на море, на лунную дорожку и на звёзды, отражавшиеся в воде. Случайное дуновение ветра приводило в движение картинку на поверхности моря , смешивая всё в хаотическом мигании бликов.
  
  Наверно, Скиф прожил бы в "берлоге" ещё месяц, но один день перечеркнул все его планы.
  
  Всё началось с того, что его разбудили голоса. Девичий голос, на всю округу, предупреждал на английском языке какого-то Себастьяна, о том, что надо брать правее и что там, правее, есть старая тропа. Вот по ней и надо идти. Накинув на себя футболку, Скиф вышел на веранду и увидел, как по тропе, в сторону подъёма движется короткая цепочка красочных персонажей. Замыкающей шла длинноногая грация в шортах и в шляпе с громадными полями. Для прикола, видно, была эта шляпа, потому что на скале её (шляпу) должно было сдуть в одно мгновение. И полетела бы эта шляпа над горным массивом далеко-далеко.
  Скиф чертыхнулся про себя и после утренних процедур отправился в бухточку. Здесь его тоже ожидал "сюрпрайз". В середине пляжа, на цветастом покрывале, в позе, исключающей любые другие толкования о цели визита, лежала пара. Девчонка была с потрясающей фигурой. Скиф так и замер в кустах над спуском. Потом понял, что купание сегодня отменяется. Как, впрочем, и завтра. Туристический сезон начал набирать обороты.
  
  Вернувшись в "берлогу", Скиф позвонил в агентство и забронировал билет на ближайший рейс в Город. Да без проблем! Завтра утром.
  Остаток безнадёжно испорченного дня, Скиф провёл в подготовке к отъезду. На рассвете, он с необъяснимой для себя тоской посмотрел на "берлогу", положил в багажник машины рюкзак, перекурил напоследок и скатился по грунтовке к шоссе.
  
   Скиф не был в Городе около года. За это время здесь мало что изменилось. Всё те же хмурые и напряжённые лица жителей, яркие вывески магазинов и свежеокрашенные фасады отдельных домов. Над всем этим - переменная облачность с явными намёками на приближающийся дождь. Старые переполненные трамваи. Асфальт в густой сетке трещин. Многочисленные ресторанчики, кафе и их столики на тротуаре.
  
  Отец жил в "хрущовке", на окраине. В той самой "трёшке", из которой Скиф, восемнадцатилетний мальчишка, ушёл в армию. Только теперь отец жил в ней один. Сестра, выйдя замуж, переехала к мужу, а мама умерла два года тому назад. Скиф узнал о её смерти только через неделю, вернувшись на базу после утомительного разминирования, сопровождавшегося несколькими перестрелками. А через два дня группа опять уехала на задание.
  
  Они никогда не были близки и не были друзьями. Отец жил своей работой и на детей обращал мало внимания. Всё держалось на маме. Когда-то давно, Скиф крепко поссорился с отцом. Тот пытался учить его жизни. Так, как он её понимал. Профессия, работа, семья. А Скиф только вернулся из Югославии. На дворе - девяностые года. Рухнул и уплыл в прошлое устоявшийся образ жизни. Всё вокруг менялось. Конечно, в семье никто не знал, чем занимается Скиф и со стороны, его поездки и внезапные исчезновения смотрелись, как присущая молодости, легкомысленность.
  Сейчас отец был уже на пенсии, которой ни на что не хватало, и жил дачей. Шесть соток в пятидесяти километрах от Города. Опушка хвойного леса, заросшего ежевикой и щитовой домик на фундаменте в двенадцать квадратных метров.
  
  В честь приезда сына, отец накрыл стол. Консервации с дачи в изобилии, настойка из ежевики на вонючем спирте, картофельное пюре и две зажаренные куриные ноги, отлежавшие своё в морозилке. Вот так, по-холостяцки. Говорить было не о чём. Отец рассказывал о своих дачных делах, о бардаке в стране и о том, как раньше всё было здорово и какие были порядки.
  
  Скиф слушал не возражая. От его денежной помощи отец всегда отказывался, по-прежнему считая, что справится самостоятельно. Но Скиф видел, что речь идёт просто о выживании, что квартира запущена и всё более и более принимает нежилой вид и что всё это закончится болезнями отца и необходимостью заботится о нём. Он смотрел на отца и думал о том, чему тот посвятил свою жизнь. Завод его давно закрыт и разграблен. Накопления сгорели в пожаре перемен. Дети ушли и семьи, как таковой, нет. Что впереди? Болезни и одинокая старость.
  В конце разговора договорились, что Скиф поедет на пару дней с отцом на дачу, поможет отремонтировать крышу, обновить проводку и вообще. Кулеш из тушёнки сварим.
  Вечерами отец садился напротив телевизора. На Скифа обрушивался информационный поток горячечного бреда и различных шоу-поделок. Поэтому, вечерами он уходил в Город. Бродил по старым улицам, сидел на террасах кафе с бокалом пива, смотрел на людей и думал, что делать дальше.
  
  На второй день пребывания в Городе он пошёл в гости к сестре. Он помнил её смешной девчонкой. С копной, выбивавшихся из-под зимней шапки, вьющихся волос, когда он рано утром вёз её на санках в детский садик. Подростком-тростиночкой, провожавшей его в армию. Красавицей невестой.
  А сейчас перед ним стояла замотавшаяся в делах, уставшая взрослая женщина. Её муж, уже который год пропадал на заработках в соседней стране. В году они виделись месяц-два. Его заработков хватало только на то, чтобы двое детишек не чувствовали себя обделёнными. На всё остальное сестре приходилось зарабатывать самой. И эта жизненная усталость закрывала собой всё остальное, чем так может быть богата жизнь.
  
  Сестра, робко заглядывая Скифу в глаза, расспрашивала, как же он живёт один. Есть ли у него женщина, собирается ли заводить семью. Скиф отшучивался. Потому что сам не знал ответов на этот вопрос. А женщины у него сейчас не было. Да и кто бы согласился ждать его по полгода?
  Скиф заранее готовился к встрече с сестрой и помимо подарков для племянников, оставил сестре конверт с деньгами. Она, конечно, отказывалась вначале. Но в конверте была сумма, равная её годовому заработку.
  
  После двух дней, проведённых с отцом на даче, Скиф понял, что больше ему в Городе делать нечего. Можно было, конечно, вернуться в "берлогу", но такого желания, пока, не возникало. Куда податься, Скиф не знал.
  Всё изменилось, когда однажды утром он обнаружил в почте сообщение от Чаки. Тот приглашал к себе в гости. Видимо, тоже выбрался в отпуск. И Скиф поехал. Четыре часа в автобусе.
  
   Чаки жил в Старом Городе, в старом районе, в старом трёхэтажном доме, уже отметившим своё столетие. Высокие тяжёлые двери в подъезд, широкие лестницы и высокие окна на лестничных площадках. Квартиры, в одной из которых обитал Чаки, в своё время назывались "кавалерки" и это название не оставляло никаких сомнений в их предназначении. Их снимали для тайных свиданий со своими избранницами разного рода любители романтических приключений. Поскольку внебрачные связи в те времена строго порицались общественным мнением. Ну и церковь, конечно, не поощряла подобное времяпровождение.
  
  Пока Чаки "колдовал" на кухне, Скиф осматривал его "берлогу". Навороченный проигрыватель для пластинок. Стеллаж этих самых пластинок. Кантри, лёгкий джаз. Громадный телевизор на стене. Навороченная акустическая система. Древний книжный шкаф с книгами. Приключения, путешествия и немного классики. Классика, наверно, от родителей осталась. Видно, что пыль в шкафу недавно вытиралась, но сами книги уже давно никто не трогал.
  
  Устроившись на одном из высоких барных стульев, Скиф наблюдал, как в Чаки бурлила и кипела жизненная энергия. Как он ловко и быстро нарезал овощи для салата, как переворачивал стейки на сковороде, как готовил специальный соус к мясу. Одновременно Чаки рассказывал о разных событиях.
  О том, что Грегу поручили формировать новую группу и в составе этой группы они съездили пару раз на разминирование. Ну и патрулирование, конечно. О том, как приходил прощаться Брен. Его девушка, видимо, здорово промыла ему мозги, потому что, Брен собирался завязывать с деятельностью бойца ЧВК и переходить к обычной мирной жизни.
  
  Господи! Сколько их было таких, обещавших уйти в эту мирную жизнь и уже через несколько месяцев паливших с крыши "хаммера" по окрестным зарослям. Оттуда, пытаясь опять вернуть их в мирную жизнь, конечно, палили в ответ. Представить себе, чтобы Брен целыми днями сидел в папенькином магазине, а по вечерам читал детишкам сказки на ночь, было просто невозможно. Хотя? Кто знает, что наговорила ему длинноногая "брунгильда"? Какие аргументы привела и чем обворожила.
  
  Стол Чаки накрыл шикарный. С какой-то антикварной сервировкой серебром. Как объяснил Чаки, из бабушкиного приданного. Вообще, от бабушки эта квартира ему и досталась. Родители Чаки развелись и разъехались, когда он был ещё подростком и ему ничего не оставалось, как переехать к бабке. С ней он дружил. Бабуля была строгих правил и, по старинке, ценила в мужчинах черты воинов, охотников и джентльменов. Что и старалась привить внуку. И, похоже, ей это удалось.
  
  Ещё на кухне, пока Чаки "танцевал" у плиты, они со Скифом успели пропустить по две рюмашки "баллантайнса" и теперь, по традиции, выпили по третьей. Стоя и молча. Скиф совсем забыл о том, что пить виски ему совсем не следовало.
  
  Судьбы Скифа и Чаки были во многом схожи. Только Чаки попал "за речку" на год раньше Скифа и специализация у него была другая. Больше в горную подготовку и скалолазание. И "учебки" они проходили разные. Потом, по юношескому задору и за компанию, они порознь поехали в Югославию. Правда, Чаки успел посетить, совсем не нужный ему, конфликт на Кавказе. А вокруг всё рушилось и летело в неизвестное будущее.
  Возвратившись, оба поняли, что жизни нет. Мыкались, перебиваясь случайными заработками. Жили нехорошо. И оба, в своё время, уехали на Кавказ. Контрактниками.
  Вернулись. Профессий нет. Спустя некоторое время, возникла проблема, как заработать на жизнь?
  В поисках заработка, оба пошли в охранные структуры каких-то депутатов. Вспоминать об этом времени оба не любили. Лакейская работа. Благо, тренировки проводились регулярно, поэтому и физическая и стрелковая подготовка оставалась на уровне. Ну и "рукопашка", конечно. Там, в спортзале, и познакомились. Потом, дела у депутатов пошли не очень. То ли, в процессе обогащения, перешли кому-то дорогу, то ли просто вышло их время.
  И уж совсем не вовремя были женитьбы. Вроде бы всё вначале было красиво. У обоих родились дочки. И, казалось, можно было бы жить как все. Растить дитё, любить жену. Но всё это невозможно без средств к существованию, а их, после бегства депутатов, как раз и не было. Пришлось как-то крутиться. А предложения были ну очень уж криминальные.
  
  Первым сорвался Чаки. Когда ему предложили в качестве орудия труда бельгийскую винтовку с шестью сменными стволами, он понял, что надо уносить ноги. Через свои новые знакомства и старые армейские связи Чаки нашёл выход на частную компанию и в последний год тысячелетия укатил в жаркие дали зарабатывать по триста долларов в день.
  Через год Чаки вернулся. Жена потребовала развода. По нескольким причинам. Чаки плюнул на всё, подписал бумаги на развод и месяц "гусарил". Они случайно встретились со Скифом на квартире у общего знакомого. А Скиф в те времена уже доходил. Перебивался работой экспедитора. Денег постоянно не хватало. Дома у него было невесело. И в криминал уходить не хотелось.
  Через два месяца после встречи с Чаки, Скиф тоже укатил в дальние края. И через год, с ним, один в один, повторилась история Чаки. Только без "гусарства".
  
  Тем временем, уровень жидкости в литровой бутылке "баллантайнса" приблизился к последней трети. Пошли воспоминания. Скиф и Чаки были в одной группе только последний год. До этого их помотало по свету с разными людьми. Компания славилась разнообразием предоставляемых услуг и широтой сфер деятельности. Были и простые задания по охране, были и операции против местных "партизан", была и откровенно разведывательная деятельность. Многое чего было. И в Африке, и в южной Азии и на среднем Востоке. Чаки, даже, одно время, под видом боевика картеля, "партизанил" в Колумбии.
  
  Скифу в начале новой трудовой деятельности приходилось нелегко. Надо было поднимать уровень английского, привыкать к совсем другим воинским стандартам, поскольку всюду руководили американцы, учиться новым тактическим приёмам. С другой же стороны, приятно удивляла обеспеченность групп снаряжением и особенно средствами связи, бережное отношение к личному составу и, так сказать, реальное, а не на бумаге, щепетильное соблюдение условий контракта. И он быстро стал своим в этой своеобразной среде бывших, а в некоторых случаях, и действительных военных. Уж слишком разный там был народ.
  
  После очередной "рюмашки" затронули тему о возвращение Скифа в компанию. Чаки припомнил несколько случаев, когда после ранений и контузий мужики не могли пройти проверки и им отказывали в контрактах, причём, с "волчьим билетом" - навсегда. Конкурс на "вступительных экзаменах" всегда был высоким и у руководства компании был широкий выбор специалистов среди претендентов. И это не всегда были бойцы. Набор проводился и среди технического персонала. Ну и среди специалистов по средствам инструментальной разведки особо.
  
   И тут Чаки сделал, по мнению Скифа, совсем неожиданный ход. Он вытащил из бумажника визитную карточку и протянул её Скифу, рассказав следующее. Одна из местных финансовых компаний, в руководстве которой сидит его друг детства, ищет руководителя службы безопасности. Особого криминала нет, но работа специфическая. Что-то типа курьерской службы. Надо будет подобрать персонал, организовать поездки и обеспечить их безопасность. Понятно, что никакого сотрудничества с полицией. От них потом не откупишься. В общем, сам Чаки ещё собирался послужить на ниве международного наёмничества, а на случай если Скифу откажут в заключении контракта, данное предложение может быть полезным. На первое время. Сам Чаки, в случае чего, будет усиленно рекомендовать Скифа. Если, конечно, тот согласен, а не задумал податься на постоянное место жительства в какую-нибудь Латинскую Америку. У ЧВК были возможности организовать гражданство для некоторых своих бывших и настоящих сотрудников в этом краю бесконечных карнавалов.
  
  Вот так, за разговором, Чаки и Скиф приблизились к дну бутылки. Напитка в бутылке оставалось на два пальца, когда Чаки "понесло". Прямо очень надо было сейчас прогуляться и заглянуть в знакомый кабачок, выпить освежающий коктейль. Скиф, неожиданно для себя, согласился. Он встал из-за стола, переждал "белый картон" и двинулся к выходу.
  Все дальнейшие события Скиф запомнил как рекламный трейлер к фильму, как сумбурную нарезку фрагментов. При этом он, как бы, сам видел себя со стороны.
  Кабачок оказался довольно уютным подвалом, стилизованным под старину. Именно после "освежающего" коктейля у Скифа начались провалы в памяти.
  Какая-то девушка, с тремя колечками в ухе, сидела рядом, улыбалась и разговаривала с ним, а в глазах у неё были равнодушие и блеск стали.
  Драка во дворе какого-то дома с какими-то отягощёнными злобой юношами. Причём, пока Скиф завалил своего противника - плечистого и высокого юношу - Чаки успел уложить двоих и гнался по двору за третьим.
  Потом опять какой-то бар с танцующими парами и мерзкий самогонный запах плохого виски в бокале на столике.
  И потом всё. Темнота.
  
  Скиф вплыл в действительность, как после наркоза. Долго соображал, где он находится, пока с облегчением не опознал квартиру Чаки. Полностью одетый, на полу возле дивана. Голова была заполнена болью так, что даже моргать было больно. После того, как Скиф принял вертикальное положение, мир отгородился от него "белым картоном". Потом он добрался до душа и с удивлением обнаружил, что это смертельно опасное помещение. Потому что, в нём очень скользко. И только тогда, когда Скиф заварил себе громадную чашку крепкого чая, он увидел, что один в квартире. После долгих поисков, телефон нашёлся в заднем кармане. И в телефоне было сообщение от Чаки. Очень информативное. Чаки "завис" у знакомой, будет, может быть, к вечеру, просил чувствовать себя как дома, а если Скифу надо уйти, то достаточно просто захлопнуть дверь.
  Через час Скиф почувствовал себя лучше. Крепкий чай и таблетки, с которыми он теперь не расставался, сделали своё дело. Он вызвал такси и уехал на автовокзал.
  
   Чем заняться Скиф не знал.
  Город теперь казался серым и угрюмым. Ну и что, что с покрашенными фасадами старых домов? Стоило немного отойти в сторону от исторического центра и от всей этой мишуры для туристов не оставалось и следа. Не говоря уже о "спальных" микрорайонах.
  У отца, Скиф не чувствовал себя как дома. Это был не его дом.
  
  Спустя неделю после встречи с Чаки, Скиф отправил в компанию сообщение по поводу заключения контракта. Ответ пришёл через два дня. С наилучшими пожеланиями ему предлагали продолжать восстанавливать здоровье и обратиться как-нибудь позже, когда он почувствует себя достаточно подготовленным к "сдаче экзаменов". Это был отказ. Вежливый, хорошо мотивированный и замаскированный отказ. Всё, Скиф, довоевался.
  
  Надо было что-то предпринимать. Как-то жить дальше. Можно было попробовать сунуться в другую компанию, но это было не так просто. С "улицы" там никого не спешили брать. Нужны были знакомства, рекомендации и удача с везением, а их то, последнее время, как раз и не было. Неужели придётся воспользоваться предложением Чаки? Опять в девяностые? Тем не менее, Скиф перезвонил по номеру телефона, указанному на визитке и, сославшись на Чаки, попытался договориться о встрече. В ответ, его поблагодарили за звонок и попросили перезвонить через месяц. Всё это не обнадёживало.
  А тут ещё зарядили дожди. Стало совсем серо и уныло.
  Сидя в кафе и глядя через стекло на тротуар с танцующими каплями дождя, Скиф чувствовал, как к нему приближается тяжёлая темно-серая туча тоски, как враждебен шершавый бетон жизненного тупика. Может, действительно, уехать? Что здесь, что там - все чужие. Открыть какое-нибудь неприметное дело. Какое? Да и не торгаш он вовсе. Чем же заняться? И выхода не видно.
  Вот интересно устроена жизнь! Как будто кто-то наблюдает за тобой и, по своему разумению, решает достаточно с тебя или подбросить ещё чего-нибудь не очень хорошего. Может действительно, там кто-то есть?
  
  Всё изменилось в один день. Даже в одно утро. И началось с буковок сообщения в электронной почте. Вот чего Скиф не ожидал, так этого сообщения. От Ники. После классических вопросов о его здоровье, Ника сообщала, что у неё скоро начинается двухнедельный отпуск, и что с ним делать она не знает, так как, запланированная поездка с друзьями не получилась. И потому, что о причинах отмены поездки не сообщалось, Скиф предположил, что причины эти личные. Упоминала же она о бойфренде.
  
  В дальнейшем, Скиф так и не смог объяснить себе, почему он сделал то, что сделал. Не все свои поступки мы можем объяснить. Особенно, когда дело касается внезапных порывов и желаний.
  В ответ Скиф написал, что может предложить свой скромный таунхауз на острове в горах и уютный миниатюрный пляж не очень далеко от этого самого таунхауза. И природа, и погода там - просто "бьютыфул".
  В ответном послании Ника поблагодарила за предложение и написала, что подумает.
  А на следующее утро, она сообщила Скифу дату прилёта и номер рейса.
  И вот тут до Скифа дошло, что он затеял. Надо было срочно вылетать в "берлогу" и готовить её к приёму гостьи. В его распоряжении было всего три дня.
  
  До прилёта Ники оставалось около шестнадцати часов и Скифу ещё надо было кое-что доделать . Он сам себя не узнавал в этой бурной деятельности.
   Нет! Уже многое было сделано. Прежде всего, Скиф выдраил комнату на втором этаже, единственную в которой можно было поселить гостью. И оба окна там помыл. Смотался в ближайший городок за покупками. В гончарной лавке взял две небольшие, но оригинальные вазочки для цветов - в "её" комнату и на обеденный стол. У "этнографов" прикупил домотканую дорожку. Будет ковриком на полу у кровати. Хотя ему самому нравилось ходить босиком по деревянному полу. Купил новые полотенца и всё такое.
  
  Была приведена в порядок гостиная-столовая на первом этаже. Там пришлось особенно постараться, потому что, по мере уборки, на свет появлялись всё новые и новые островки пыли и пятна давно забытого происхождения. Именно здесь Скиф проводил всё своё время, устраиваясь на ночь либо на веранде, либо на широком диване у обеденного стола.
  
  Нельзя сказать, что "берлога" была сильно запущена, но она была "заточена" под холостяцкий отпуск. Женщин, при Скифе, здесь отродясь не бывало и он, всё обустраивал так, как ему было удобно. И так, как ему казалось красиво и уютно.
  Дошло до того, что прошлым вечером он поднялся на свою смотровую площадку с рюкзаком, набитым обрезками досок и инструментом. И пару часов мастерил сидение среди камней. Ну, действительно, любуясь далями или наблюдая закат с рассветом, не сидеть же ей на голых скалах.
  Оставалось кое-что подправить и домыть в душевой, подрезать ветки, чтобы не заслоняли вид с веранды и прополоть траву между плитками дорожки. Времен было достаточно. Тем более, что впереди была целая ночь.
  
  И тут Скиф решил передохнуть. Он достал громадный свежий помидор, взял банку с брынзой в солёной сыворотке, лепёшку, ещё пахнувшую пекарней, и устроился трапезничать прямо на ступеньках крыльца.
  
  Он старался не думать о том, что эта встреча может закончиться ничем - " привет, привет, как дела? " - и всё, о том, что жить он не умеет, о том, что они с Никой разные до противоположности.
   Но почему-то, ему казалось, что приезд Ники, женщины, больше месяца ухаживавшей за ним в госпитале, пусть по долгу службы, но всё-таки, должен иметь для него какое-то особое значение. Он чувствовал необходимость отблагодарить добротой, заботой и вниманием. Возможно потому, что всего этого в его жизни было очень мало. Возможно, он просто устал жить в составе группы, устал от одиночества и того, что никому не нужен. Возможно, время привело его за руку к развилке на дороге и отступило в сторону в ожидании того , какой путь выберет для себя человек с позывным "Скиф".
  
  А ещё через сутки, Скиф, стараясь делать всё очень тихо, готовил ужин. Иногда, он смотрел на пейзаж в широкое окно и улыбался сам себе. Старался не шуметь, потому что Ника, у которой был абсолютно несуразный коннекишн, в ожидании рейса провела ночь в промежуточном аэропорту и сейчас спала наверху, в своей комнате.
  А улыбался Скиф потому, что вспоминал её восторг от "берлоги", гор и вида с веранды.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"