Хоупвел Надежда : другие произведения.

Одиннадцать-один

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сегодня их одиннадцать. Скоро останется один. Они не знают друг друга, не знают, что здесь делают и что произошло. Но зато отчётливее, чем что-либо другое, понимают: нельзя отбиваться от группы и нельзя рассказывать о произошедшем. Согласятся ли герои с правилами игры или попытаются бороться? И смогут ли справиться с окружающей их темнотой? А может быть, враг скрывается глубже?
  
  
  Глава 1
  Катя ощутила дыхание холодного ветра и как изо рта вырывается теплый пар. Прозрачная белая струйка появилась ниже уровня глаз, жирным червяком всползла наверх и растворилась в небе.
  Пар изо рта. Черви.
  Это было первое, о чем девушка смогла подумать. Она стояла в дырявых носках посреди улицы и цеплялась за щели между брусчаткой. Пальцы ног сжимались, как когти у птицы, обхватывали булыжник, а потом вытягивались снова. Движение совершалось неосознанно и так же естественно, как дыхание.
  которое выпускало наружу белых червей.
  Катя чувствовала холод, но находилась не в том состоянии, чтобы осознать его. Первые связанные мысли уже начали формироваться в ее голове, но цельное сознание все еще ускользало от девушки...
  как червяк
  ...и ей приходилось прилагать усилия, чтобы остаться в реальности. Нужно было просто шевелить пальцами ног, хватать брусчатку и повторять все, что составляло окружающий мир.
  Пар. Порванные носки, холод камня, который особенно остро ощущался на месте дыр. Холодный ветер на сухих щеках. Температура.
  Голос...
  Вспомнив его, Катя вздрогнула. Всем телом, как это порой бывало с ней в дреме. Будто она спускалась по лестнице, а ступенька просто исчезала под ногами.
  Этот голос был неестественным, но казался единственной абсолютной истинной.
  И он говорил только два слова: "Одиннадцать - один". Всего два слова. Но Катя понимала, как много зла скрыто за ними.
  
  ***
  
  Она заставила себя дышать ровно и стала выпускать уже не червяков, а длинных, плавно скользящих змей. Все могло оказаться сном. Очень ярким сном, какие появляются только на фоне температуры.
  Все верно. Просто температура. Слишком рано для паники.
  Катя увидела людей. Их образы, размытые и туманные, еще не могли собраться в целые картины, и девушка отчетливо выделяла только фрагменты: фетровю шляпу, куртку-косуху на стройной женской фигуре, неопрятные светлые волосы и чью-то вытертую кожанку. Их руки, стук чьих-то четок, голубые кроссовки, неуверенно переступающие на месте. И их глаза. Глаза, в которых Катя распознала отражение собственного состояния: блеклые, будто покрытые волоком, растерянные, ищущие и не находящие. Эти глаза отрезвили девушку, и она поняла, что такое не могло присниться.
  И стоило только допустить эту мысль, как страхи, один за другим, начали вырываться наружу.
  
  ***
  
  Катя не знала, сколько прошло времени, пока она стояла не в силах собраться с мыслями и осознать произошедшее. Но в какой-то момент девушка услышала глубокий мужской голос, который донесся издалека. Он был решительным и сильным. Он прочным мостом связал ее с окружающим миром. И все же, несмотря на видимую силу, в нем слышались сомнения.
  - Вы все знаете то же, что и я? - спросил голос.
  Катя сосредоточилась на его владельце. Она увидела невысокого мужчину лет сорока пяти в плаще и фетровой шляпе и с загорелой кожей, слегка красноватой на щеках. Незнакомец был ухоженным, красиво одетым и всем видом утверждал свою значимость. Только из под шляпы стекали совсем не респектабельные капли пота, а правая рука лихорадочно теребила портфель. И, хотя это должно было быть последним, о чем стоило думать Кате, она заметила логотип MonBlanc на его черной ручке.
  Никто не ответил на вопрос мужчины. Все только растерянно смотрели по сторонам и выискивали среди окружающих подсказки. "Но, конечно, - осознала девушка, - никто не сможет сказать что-то новое". Все они оказались в равных условиях. И все знали единую правду, которая крылась за странным голосом в их головах.
  Одиннадцать - один.
  Катя выдохнула. Попыталась успокоиться. Но ничего не получилось. Она чувствовала людей рядом с собой, таких же растерянных и жалких. Сбившихся в кучу, но совершенно не понимающих этого. Их невольная компания напомнила девушке большого зверя, который пробуждается от боли, и по мере пробуждения, все больше и больше щетинится. Дай ему только проснуться - и он набросится на все, что его окружает, а, может, поддавшись агонии, начнет грызть самого себя. Дай ему только время.
  Девушка и сама сжалась, в предвкушении чего-то ужасного. Она еще старалась держаться, но чувствовала: минута другая, и рассудок ее покинет.
  Однако, к счастью Кати и всех остальных, в теле зверя нашелся разум. Им оказался внушительного вида мужчина в кожанке. Мужчина был высоким и широким в плечах, так что старая куртка с трудом умещалась на его фигуре. Мужчина стоял справа от человека в шляпе, и положил на его плечо руку, когда тот задал вопрос. Теперь мужчина и сам вышел вперед. Он оглядел всех, кто стоял вокруг, поднял руки, привлекая к себе внимание, и заговорил:
  - Я думаю, мы все понимаем, что здесь приходит.
  - Лично я нет, - возразила брюнетка в косухе. Катя перевела на нее взгляд и сознание девушки словно взорвалось. Она увидела окружающий мир так отчетливо, как не видела никогда.
  Позже Катя забыла об этом. Если бы ее стали допрашивать позже, она не смогла бы назвать и половины того, что видела в те мгновения. Она приметила бы только пару деталей: кто заговорил первым, и кто ответил ему. Как началась драка, и кто ее остановил. Но она не вспомнила бы, как смотрела на женщину в косухе и как подмечала мельчайшие детали ее образа.
  Как увидела, что лицо у женщины - на вид ей было лет сорок - выглядит неестественно гладким и темным. Словно глиняный кувшин, обрамленный черными прядями волос. Спереди они опускались до линии подбородка и становились все короче к затылку. Катя увидела косуху с заклепками на стройной подтянутой фигуре, темно-синие джинсы и высокие кожаные сапоги на устойчивом каблуке. Она подметила, как раздраженно смотрит на всех женщина, как бегают глаза, и даже то, что зрачки у нее расширены.
  Позже Катя забыла об этом так же легко, как человек, проснувшись, забывает ярчайший сон.
  Но тогда ее взгляд начинал подмечать совершенно незаметные детали, мышление складывало их как сложную мозаику, а воображение создавало совершенно ненормальные, но вместе с тем поразительно простые образы. Время не замедлилось. Оно двигалось быстрее, и свет обострялся и впивался в глаза, как...
  как черви
  ...как острые шпаги. И все вокруг удлинилось, будто при поездке на скоростной автостраде. Спящее до этого сознание Кати в одно мгновение достигло небывалых вершин. Память, внимание и мышление - все обострилось. Все работало на нее и принадлежало ей. Она видела происходящее так, будто информацию вливали шприцом. Будто это был особый сорт наркотика.
  Но вместе с тем девушка понимала, что за каждой дозой допинга следует долгий и крайне неприятный период восстановления. И где-то в глубине души Катя чувствовала, что уже балансирует на той тонкой грани, когда любое неверное действие или слово может скинуть ее в бездну.
  Катя видела это и на других лицах. Потерянные глаза людей обретали сознательность и сразу за ней страх и раздражение. Раненый зверь просыпался и готов был в любую секунду ощетиниться и напасть.
  Но мужчина в кожанке сохранял спокойствие. Он продолжал держать над головой руки, привлекая всеобщее внимание, и постепенно люди успокоились и точно загипнотизированные начали смотреть только на его ладони. Катя и сама так делала, но краем глаза успела заметить громоздкие берцы на его ногах. Это вместе с поведением мужчины не оставило у девушки никаких сомнений, кем он был по профессии. "Солдат" - решила девушка, ни секунды не сомневаясь.
  Мужчина выпрямился, показывая, что собирается говорить серьезно. Его лицо было приятным и вызывающим доверие, и все покорно уставились на него, надеясь, что он сотворит чудо. "А кроме чуда, - понимали все, - ничего уже не поможет".
  - Послушайте, - сказал владелец кожанки, демонстрируя ладони, - я понимаю, что вы все напуганы. Я тоже напуган, - он приложил руку к сердцу, - я слышал то же, что и вы. И, так же, как все вы, я ничего не понимаю в происходящем, - среди толпы послышался выдох разочарования. Мужчина терпеливо выждал, пока все успокоятся, и продолжил, - но одно знаю наверняка: если мы поддадимся страху, ничего хорошего не получится. Поэтому, пожалуйста, сделайте глубокий вдох и не впадайте в панику. Я обещаю, что мы найдем выход.
  И в этом обещании было так много искренности, что люди поверили. Отовсюду Катя услышала глубокие вдохи и выдохи: они пытались побороть эмоции. Девушка сама принялась дышать, и это помогло привести мысли в хоть какое-то подобие порядке.
  Но страх - это чертик в табакерке, и порой достаточно легкого движения, чтобы он выпрыгнул наружу из хорошо упакованного ящика. Девушка знала об этом, и молилась, чтобы на этот раз все обошлось. Однако уже секунду спустя за ее спиной раздался задыхающийся женский голос.
  - Этого не может быть, - начал он тихо. Потом все громче и громче продолжил: - не может. Не может быть! Это все не правильно! Мне нужно уйти! Я ухожу!
  И эти слова заставили всех вздрогнуть.
  
  ***
  
  До того, как Катя начала осознавать вырывающихся изо рта белых червей, она находилась в пустоте. Что-то темное и липкое, похожее на дым костра клубилось, сжималось в причудливые завитки, сталкивалось само с собой и пульсировало. Катя ощутила, что потеряла себя. Ее тело растеклось, превратилось во что-то жидкое и теперь дрожало вместе с окружающей чернотой.
  Бум. Бум. Бум.
  Чернота стучала, как сердце. Сжималась и растягивалась от каждого удара. Катю куда-то толкало, но она не понимала куда. Только слышала, как стучит окружающий мир. Как он - а вместе с ним и она - сжимаются и разжимаются, клубятся и набрасываются друг на друга. Она была сердцем. Она была кровью. Она была липкой, как нефть, чернотой. Она сжималась, как мышца, и расслаблялась снова. Она текла внутри самой себя и смотрела на происходящее невидящими глазами.
  Катя чувствовала, что находится в самом сердце жизни. Нет, в самом сердце ее изнанки. Черной и липкой, как нефть, изнанки. И девушка поддавалась пульсации этого сердца, не в силах сопротивляться.
  Сердце обволакивало тело девушки - а было ли у нее тело? - застилало глаза - действительно ли она видела происходящее? Звуки в пустоте доносились издалека и изменялись с черными пятнами: то сжимались, врезаясь в уши тысячами голосов, - а были ли уши на самом деле? - то растягивались, подобно некачественной аудиозаписи.
  Пустота толкалась и ласкала. Облепляла тело или то, что заменило его. Она была мерзкой и завораживающей, настоящей и придуманной. Иногда Кате казалось, что среди сталкивающихся клубов она видит полы черного плаща, скользящего вокруг. Иногда она слышала женский смех: отдаленный и близкий одновременно. Что-то дразнило ее, касалось ладони и гладило запястья. Что-то сухое и что-то смеющееся.
  Что-то, что ждало в темноте.
  Так продолжалось несколько секунд, а может целую вечность. Это было пространство - или его отсутствие - где время не имело значения. Как образы и звуки, оно подчинялась своим законом, то растягиваясь, то сжимаясь, то сталкиваясь само с собой. Катя не могла видеть. Но она знала. В те мгновения она была частью пустоты. Она сама сжималась и растягивалась, обволакивала и рассыпалась, исчезала и вновь появлялась где-то.
  Здесь не было ни собственной формы, ни собственного цвета, ни собственных звуков. Все принадлежало чему-то другому. Другим мирам, или вселенным, или воспоминаниям. Пространство являлось сплошным черным цветом: тем, что способно лишь впитывать в себя и не отдавать ничего наружу.
  Катя понимала это, потому что сама стала лишь отражением, отсветом самой себя, крошечным слепком сознания, способным воспринимать, но не имеющим возможности осознать происходящее.
  Только одно в черной бесконечности было настоящим.
  Она.
  Та, что смеялась. И касалась девушки полой черного плаща. Та, что гладила ее запястья. Та, что дышала, заставляя пульсировать и жить этот несуществующий мир.
  И когда она заговорила, все остальное умолкло.
  Ее сухое, липкое дыхание осталось на шеи Кати, обожгло нежную кожу. А потом девушка услышала только два слова:
  Одиннадцать - один.
  Эти слова были произнесены с нажимом. Словно говоривший с трудом протолкнул их через глотку. Позже Клара скажет, что это было похоже на речь опохмеляющегося, который старается уложить весь смысл в одну фразу. Катя будет полностью согласна.
  Но в тот момент, несмотря на их тяжесть, слова показались ей более реальными, чем все, услышанное прежде. Странные и неестественные, лишенные голоса, но сохранившие хрип, они значили намного больше, чем были на самом деле.
  Так же, как и все в этом мире, слова здесь обрели другую форму. Они растянулись, вместив в себя огромное многообразие смыслов.
  Они скрывали правила, по которым Кате и десяти ее соперникам теперь предстояло играть.
  
  ***
  
  Катя пыталась прогнать из головы голос, говоривший "Одиннадцать - один", и, возможно, у нее бы получилось, если бы не вторящий ее мыслям пронзительный плач сзади:
  - Я хочу домой, - сказал кто-то. - Мне нужно уйти домой!
  Катя заставила себя повернуться и посмотреть на незнакомку. Та была светловолосой слегка полноватой женщиной лет тридцати трех. Красивой от собственной истерики. С кругловатым покрасневшим лицом и с большими зелеными глазами обрамленными ворохом длинных, окрашенных тушью ресниц. Несмотря на слезы, косметика лишь немного потекла, добавляя образу большую остроту.
  Женщина торопливо огладывалась по сторонам и смотрела на всех потерянным взглядом. Она говорила, и ее распухшие губы дрожали.
  Солдат в кожанке двинулся к ней осторожными шагами. Он продолжал демонстрировать ладони и пристально смотреть на женщину.
  - Спокойно, - сказал он, - пожалуйста, успокойтесь.
  Блондинка продолжала говорить, но ее голос захлебывался в слезах. В последний момент она дернулась, желая убежать, но солдат был рядом. Он точным движением схватил женщину за плечи. Пальцы с силой впились в зеленый ворс свитера и хорошенько встряхнули его владелицу.
  - Я прошу вас успокоиться, - повторил он нейтральным, но требовательным голосом, - сделайте глубокий вдох.
  - Нет, невозможно, - она задрожала в истерике. Прижалась к солдату, ткнув в куртку раскрасневшееся лицо. Ее полноватые руки легко и ненавязчиво легли на его плечи, - невозможно. Невозможно!
  Мужчина отстранил ее вежливо, но сильно. Продолжил держать за плечи, но мягко высвободил свои. Он действовал выверено и профессионально, а его загорелое лицо выражало только уверенность и сочувствие, и Катя поняла, что перед ней человек, который уже не раз справлялся с чужими истериками.
  - Как вас зовут? - спросил солдат.
  Женщина очнулась. Несколько раз она проморгалась, осматривая солдата неверящим взглядом. Потом жадно открыла рот, глотая воздух, и еле слышно произнесла:
  - Лиза. Лиза, - повторила она после небольшой паузы, - Елизавета Ивашева.
  - Очень хорошо, Лиза, - сказал мужчина. Он позволил себе легкую улыбку. Но непременно легкую, лишенную сильных эмоций, - меня зовут Дмитрий Дементьев. И я собираюсь спасти вас. Согласны?
  Женщина продолжила оглядываться так, словно только что пробудилась от тяжелого сна. Вся группа смотрела на нее, и женщина отвечала таким же пронзительным и пристальным взглядом. Глотая собственную истерику, она сжимала и разжимала кулаки и переводила взгляд с одного члена группы на другого.
  Лиза выдохнула и прикрыла глаза. Казалось, будто ей пришлось прожевать собственную панику, и она только что расправилась с последним куском.
  Дмитрий улыбнулся еще мягче и отпустил ее плечи.
  Но последний кусок не лез в горло. Женщина поперхнулась. Уже секунду спустя она снова провалилась в бессознательное состояние. Если вся их группа была зверем, а Дмитрий - его разумом. То эта женщина - Лиза - стала воплощением агонии.
  - Нет, - сказала она, выталкивая слова через переполненное слюной и слезами горло, - мне надо уйти. Мне надо. Надо. Я должна. Вы не понимаете.
  Дмитрий снова схватил ее за плечи, но она начала вырываться.
  - Вы не понимаете. Отпустите. Отпустите сейчас же!
  Голос начал срываться на пронзительный визг. И все поняли, что солдат перестал контролировать ситуацию. Выверенность его движений пропала. Он говорил женщине успокоиться, давил на ее плечи и притягивал к себе. Но не так четко, как прежде. Она вырывалась. Он возвращал ее, оттягивая ворс зеленого свитера.
  Женщина начала вылезать из одежды. Она втянула в воротник шею и начала освобождать руки. Дмитрий теперь держал только кусок ткани: плечи Лиза уже освободила, и они находились там, где у свитера обозначалась талия.
  Низ свитера задрался и скомкался, обнажив белую майку. Женщина рванулась последний раз, и освободилась. Но Дмитрий изловчился раньше. Он прижал ее к себе, на этот раз, не думая об осторожности. Лиза коротко взвизгнула от боли: солдат слишком сильно надавил на плечи. Тогда он взял ее за локти и чуть ослабил хватку.
  Лиза стояла, глядя на него разъяренным взглядом. Так смотрят звери, когда понимают, что опасности не избежать и что бой будет не на равных. Они знают, что не справятся с угрозой. Но продолжают глядеть гневно и выжидающе.
  Под майкой была хорошо видна ее плотная, немного опущенная грудь, которая раздувалась и сжималась быстрее, чем следовало. Неопрятные волосы стали еще запутанней и ложились на лицо мокрыми от пота и слез прядями.
  - Успокойтесь, - повторил Дмитрий, - вам нужно глубоко дышать. Просто дышите.
  Женщина дышала. Но нервно и напряженно. Она казалось одичавшей, неспособной понимать речь. И Катя невольно подумала: неужели истерика действительно может так легко сделать из человека зверя.
  Потом она услышала топот каблуков за спиной и увидела, как брюнетка в косухе решительно прошагала мимо. Этот спокойный размеренный стук был таким неправильным и контрастирующим с ситуацией, что все невольно замолчали и обратили свой взор на женщину. Та шла твердо, как ходят только гордые и уверенные в себе женщины. Ее лицо выражало холодную решительность, пугающую в данной ситуации.
  Брюнетка прошла мимо Кати, задев ее плечом и даже не обратив на это внимания, потом оттолкнула солдата в сторону. Дмитрий, пораженный напором, не стал сопротивляться, и все выжидающе замерли.
  Секунды натянулись, растягивая мгновение. Потом натяжение стало таким сильным, что они лопнули. Раздался хлопок.
  Брюнетка яростно ударила Лизу по лицу.
  Женщина пыталась изобразить, что поступила так ради дела, но по губам, на мгновение изогнувшимся в удовлетворенную улыбку и по размаху удара, было видно, какое это доставило наслаждение.
  - Очнись! - сказала она строго. - Мы все знаем это. Никто не уйдет. Мы не можем уйти. Не можем.
  Последняя фраза отразилась эхом. Катя почувствовала рвоту, подбирающуюся к горлу. Ей было страшно. Ей было холодно. А голова все еще шла кругом от ночной температуры. Асфальт остро чувствовался через дырявые носки. Влажный ветер забирался сквозь растянутую кофту и хлопковые пижамные штаны прямо под кожу. Катя пыталась сосредоточиться на ошеломленном лице Лизы и узнать, как та поведет себя дальше, но голова закружилась. Девушка неуверенно переступила с ноги на ногу, потом, осознав, что нет смысла сопротивляться, нагнулась и отправила содержимое желудка наружу.
  ***
  То, что произошло с ними, было игрой. Возможно, выдумкой ребенка с нечеловеческими способностями. Инопланетными исследованиями или правительственным экспериментом.
  Уотан Кох не знал ответа. Но ощущал, как из-под фетровой шляпы на лоб стекают капли холодного пота.
  По рождению Уотан был немцем, но большую часть жизни прожил в России. Его бабка, когда-то свято верила в идеи фашизма и после вынужденного переезда во враждебную страну изменилась в худшую сторону. Она воспитывала внука в строгих условиях, не стесняясь бить его, если это казалось необходимым. Это была активная, властная и по природе крайне неуравновешенная старуха, которая вопреки всему верила, что обладает силой разума, способной подняться над человеческими эмоциями. "В любой ситуации, - твердила она внуку, - нужно в первую очередь думать". И Кох хотел ответить: "Чем же ты думала, когда радовалась массовым сжиганиям евреев?", но так ни разу и не решился этого сделать.
  Он боялся свою бабку. И этот страх заставлял его помнить наставления даже через много лет после ее смерти.
  "Нужно в первую очередь думать".
  И он принялся размышлять. Как они оказались здесь? Что это за место? И кто виновен в происходящем?
  Действовать надо было постепенно. Собрать имеющиеся данные по крупицам, и начать с повторения всех событий.
  Последнее, что он помнил перед провалом в черную дыру, - поездка на машине. Часы на панели показывали начало седьмого утра. Над ними болтался брелок с символикой компании, где Уотан работал директором финансового отдела. Специальность финансиста он, так же как и многое другое, получил по настоянию бабушки и теперь ненавидел. Были, конечно, и определенные плюсы: хорошая зарплата и превосходный социальный пакет. Пару недель назад мужчине удалось съездить в отпуск на Кубу, где он познакомился с очаровательной француженкой. Но теперь его вновь ожидали анализы рынка, бесконечные потоки информации и однообразные доклады начальству. Уотан не любил свою работу. Но сейчас, готов был отдать все на свете, чтобы вновь оказаться в своем идеальном-до-мелочей-офисе.
  В какой-то момент - когда часы показали 6:08 - Кох почувствовал себя плохо. Будто чьи-то холодные пальцы залезли между ребер и сжали сердце. Мужчина надавил на педаль тормоза и повернул машину к обочине. В эту секунду грозное лицо покойной бабки, насмешливо морщась, появилось перед его глазами, и он в сердцах подумал: "Смотри до чего ты довела меня, старая карга! Инфаркт в сорок четыре года!".
  Но то, что произошло потом, не было похоже не инфаркт. Мир потемнел и зашевелился. Чернота облепила Уотана со всех сторон. Ему показалось, он начал захлебываться, но дышать было легко. Липкая дрянь застилала его глаза, но он продолжал видеть, хотя видеть было нечего.
  А потом, какое-то время спустя, со всех сторон одновременно раздался пронзительный голос, который имел особую интонацию, но не имел настоящего звука, так что невозможно было определить, кому он принадлежит.
  Голос сказал "Одиннадцать - один", и весь мир сжался в последний раз, а потом резко выплюнул Уотана наружу. Вот только куда именно? Место было совершенно другим. Ни дороги, ни машины, которая должна была стоять рядом. Ни смартфона, который остался в бардачке, ни портмоне, небрежно брошенного на сидение. Только висевший на плече портфель, от которого не было никакого - черт бы его! - проку.
  Успокойся, Уотан. Мысли превыше всего.
  Мужчина попытался собрать разрозненные куски вместе и продолжить анализировать. Голова заболела при воспоминаниях о черноте и голосе, но он продолжал продираться через дебри собственных воспоминаний. Это было почти геройское усилие, которое Уотан не мог до конца осознать. И он поддался бы панике, если бы не гудящий в голове голос бабки: "Нужно в первую очередь думать".
  Кох думал, потому что до сих пор чертовски боялся ее ослушаться.
  "Одиннадцать - один" - сказало ему существо. Одиннадцать - число людей в их компании смертников. Ровно столько сейчас стояли в этом Богом забытом дворе. Один - количество победителей. Тех, кто останутся в живых, потому что - мужчина нервно сглотнул - оно собиралось убить остальных.
  Но между словами таилось гораздо больше. Уотан знал истинные смыслы игры, хотя и не мог понять откуда. Это было внутреннее знание, такое же простое, как два плюс два - четыре или понимание того, что снег - всего-навсего замерзшая вода. Можно ли было вспомнить, когда человек понял эту истину? Можно ли было оспаривать ее? Такие догмы запоминались раз и навсегда, и ничего уже не могло переломить их. Так же и здесь: Уотан просто знал и не смел спорить с этим знанием.
  То, что играло с ними, пряталось в темноте. Оно было вездесущим и одновременно не принадлежащим этому миру. Оно ждало, когда жертвы придут в ловушки: узкие туннели, маленькие, плохо освещенные помещения, коридоры и лестницы. Все, что могло означать переход между мирами. Все это превращалось в его охотничьи угодья. До тех пор пока не останется последний выживший.
  Существо создало правила, которые, как догмы, впились в сознание участников. Они еще не были произнесены, но все знали. Нельзя отбиваться от группы добровольно или по принуждению. Нельзя рассказывать о происходящем другим людям. Нельзя пытаться перехитрить охотника. Нарушивший правила - умрет мгновенно. У остальных будет шанс выжить. И только нечто знало, по каким принципам отбирается следующая жертва.
  Уотан Кох почувствовал, что земля уходит из-под ног. Попытка осознать происходящее оказалась ошибкой: такое невозможно было уложить в голову, не повредив ее.
  Мужчина заставил себя дышать, как советовал владелец кожанки. Он не знал, кто затеял эту игру, но не собирался сдаваться слишком рано.
  ***
  До того, как брюнетка оттолкнула Дементьева в сторону, он стоял перед Лизой, зажимая в руках ее плотные суховатые локти.
  Мужчина понимал, что перебарщивает в попытках удержать женщину на месте. Его руки слишком сильно сжались, причиняя ей боль. Но он ничего не мог с собой поделать: в тяжелых ситуациях - хотя смешно было говорить о сходствах - Дмитрий с трудом контролировал инстинкты. "Ты оставишь синяки, если будешь продолжать в том же духе".
  Он попытался остановить самого себя. Захотел взять голову под контроль, и в ту же секунду за спиной Дементьева послышался размеренный стук каблуков. Мужчина не успел опомниться, когда брюнетка, появившаяся за спиной, оттолкнула его в сторону. Он покорно разжал руки, освобождая Лизу. Та молча захлопала глазами, стараясь осознать происходящие.
  Секунду спустя он увидел мелькнувшую перед собой руку, дернулся, чтобы подставить блок, но напрасно. Удар предназначался женщине, и та выпучила глаза, уставившись на обидчицу. Ее щека тут же покраснела, а на глазах в очередной раз навернулись слезы.
  Испугалась и брюнетка. Секундное торжество, застывшее на лице тут же сменилось страхом от осознания произошедшего. Она говорила что-то, но голос звучал скорее жалко, чем решительно, а в упрямых словах слышалась не злость, а страх.
  Дмитрий воспользовался передышкой, чтобы оглядеться по сторонам. Местность напоминала типичный спальный район любого города России. Никаких опознавательных знаков. Таблички с номерами и названиями улиц находились слишком далеко, чтобы их разглядеть. Кирпичные дома с одной стороны и бетонные с другой нависали над их маленькой испуганной компанией, подобно древним исполинам. В некоторых окнах горел свет, но в основном пустые и посиневшие стекла ничего не выражали. Дмитрий машинально встряхнул правой рукой, заставляя край рукава заскользить к локтю и обнажить запястье. Старые отцовские часы показывали 6:15 утра. Слишком рано, чтобы город начал просыпаться. Это означало и то, что место, где они оказались, все еще являлось частью Санкт-Петербурга. "Вероятнее всего" - одернул он себя от поспешных выводов. Было и еще несколько доказательств: влажный воздух и схожая температура.
  Их компания находилась посреди крошечного парка. Место представляло собой выложенную брусчаткой форму бублика, внешнее кольцо которого украшали скамейки. В центре посреди зеленого газона возвышалось большое дерево, листва которого еще не пожелтела, но начала сохнуть, подтверждая пришествие осени. Справа от "бублика" находилась огражденная высоким синим забором спортивная площадка. Пустая и мокрая от прошедших ночью дождей. Слева стоял игровой городок, который в сумрачном свете напомнил мини-версию замка ужасов. "Не очень хороший признак" - подумал мужчина.
  Его следующей мыслью стала по-детски глупая вера в то, что он спит или стал жертвой розыгрыша. И, боже, как бы он хотел, чтобы это оказалось правдой!
  Но реальность отрезвила Дмитрия.
  Обезумевшая блондинка набросилась на свою обидчицу, опрокинув ее на землю одним сильным толчком.
  - Мне надо домой! - Закричала она. - Ты не понимаешь! Мне нужно... - женщина не смогла продолжить. Очередной поток слез и всхлипов поглотил ее слова. Но это не остановило женщину от все новых и новых ударов по лицу соперницы.
  Дмитрий отреагировал мгновенно. Он мог продолжать копаться в собственных мыслях и говорить себе, что все это - не настоящее. Он мог обманывать себя и очень неплохо. Закрыть глаза и представить себя в кровати. Повернуться на спину, вдохнуть горячий воздух, перемешанный с запахами металла и пота. Но все это чуть позже. Сперва нужно всех успокоить. Прошлый опыт научил его: сначала думай, потом действуй - не всегда правильное решение. Иногда реакция должна быть молниеносной. Иногда промедление стоит человеческих жизней.
  Мужчина с силой рванул Лизу за плечи, поднял ее на ноги и оттащил от жертвы.
  - Хватит! - он забыл про спокойный тон голоса и вернулся к командному. - Достаточно.
  Несмотря на обилие ударов, брюнетка пострадала не сильно. Ее лицо покраснело и искривилось, но больше от злости, чем боли. Она тут же вскочила на ноги, показательно оттряхнула свою косуху и, слегка пошатываясь, отошла в сторону.
  - Мразь! - крикнула она в сторону Лизы, которая теперь беспомощно ревела на плече у солдата. - Маленькая эгоистичная мразь! Думаешь, ты тут одна?! - женщина сплюнула красноватую слюну на землю и стерла струйку крови, текущую с уголка губ, - Думаешь, никто из нас не хочет свалить отсюда?! Чертов божий одуванчик. Мы все в дерьме! Так что прекрати! Мы все в одном дерьме.
  Ее голос сначала решительный и переполненный силой начинал слабеть и дрожать. Показное безразличие и спокойствие покидали женщину. Дмитрий с сочувствием наблюдал, как к тонким полоскам крови на лице брюнетки прибавляются слезы. Как ее рука начинает дрожать, а слова становятся все тише и невнятнее. Еще пару минут назад, когда она дала Лизе пощечину и потом, когда говорила свою речь, Дмитрий видел в ней сильную личность, способную выдержать предстоящее испытание. Он надеялся на ее помощь, когда им придется столкнуться с новыми приступами паники.
  Но теперь эта женщина плакала, стирая с лица остатки крови. Низкая полная дама в очках без оправы подошла к ней, предлагая помощь. Она достала из кармана пальто платок и принялась стирать слезы брюнетки, высоко поднимая руку, чтобы достать до ее лица.
  Дмитрий перевел взгляд на Лизу.
  - Успокоились? - спросил он. - Не собирайтесь больше ни на кого бросаться?
  Блондинка покачала головой:
  - Вы не понимаете! Мне нужно уйти.
  Эти слова вызвали новую волну негодования. Брюнетка оттолкнула помогающую женщину и принялась повторять угрозы, не скупясь на крепкие ругательства. К ее голосу примешались другие. Одни говорили, что хотят уйти. Другие в ярости возражали. Зверь проснулся и заметался в агонии, не способный найти согласие с самим собой. В этой ситуации Дмитрию пришлось действовать решительнее.
  - Хватит! - он повысил голос и поднял вверх руки. - Замолчите! Замолчите немедленно! Если услышу еще один звук, то...
  На самом деле Дмитрий не знал, что собирается сказать дальше. Он мог пригрозить расправой, но подобное поведение вызвало бы новую волну негодования. В итоге, Дементьев сам загнал себя в угол, и каждое следующее слово - каким бы оно ни было - только усугубило бы положение дел.
  Однако ситуацию спасла Лиза. Она не дала продолжить. Женщина решительно прошла к нема, взялась за его руку, опуская ту вниз, и посмотрев мужчине точно в глаза сказала холодно и ясно:
  - Вы не поняли. Я не беспокоюсь за себя, но мне нужно уйти. Мне нужно уйти. У меня в квартире маленький ребенок. И он там один.
  ***
  Катя не увидела драку между Лизой и брюнеткой в кожанке. В это время она стояла скрючившись и отвернувшись от остальных. Ее рвало, и слезы, стекая по щекам, примешивались к выпущенному наружу завтраку. Картина была мерзкой. Воспоминания о тьме и жившей в ней женщине не оставляли девушку. Плащ, шелестящий где-то очень далеко и смех, который звучал будто внутри Кати, - все это заставляло ее чувствовать себя так, словно мир не стоит на месте. Будто он пульсирует: сжимается и разжимается, как...
  как большое черное сердце.
  - Вы в порядке? - чья-то сильная рука опустилась на плечо девушки. - Выглядите не очень.
  В любой другой ситуации Катя предпочла бы пережить момент собственной слабости в одиночестве. Но сейчас ей было слишком паршиво, чтобы пытаться быть сильной. Она стерла тыльной стороной ладони слезы и несколько раз кивнула.
  - Да, - сказала девушка, поворачиваясь к незнакомцу, - да, у меня сильная простуда... и еще это... я не очень-то в порядке.
  Незнакомец оказался высоким чернокожим мужчиной лет тридцати пяти с мощным, выпирающим вперед лбом, который разрезала вдоль глубокая морщина. Крылья носа быстро раздувались. Большие розовые и мокрые губы слегка дрожали, а глаза пронзительно смотрели на девушку. От этого взгляда Катя ощутила неприятные мурашки. Белок глаза незнакомца был желтоват и изъеден тонкой сеткой кровеносных сосудов. Шею украшал намотанный несколько раз бело-голубой шарф с символикой футбольного клуба "Зенит". Это дало девушке понять, что ее новый знакомый, вероятно, тоже живет в Санкт-Петербурге. Учитывая экзотическую внешность мужчины, такое положение дел показалось ей странным.
  - Вам стоит отдохнуть, - сказал он, хмурясь. Его черные глаза посмотрели на Катю с таким выражением, что девушка невольно вздрогнула.
  - Это не очень-то возможно, - сказала Катя хрипло. В ту секунду она поняла, что лишена эмоций. "Должно быть, шок" - данная мысль странным образом успокоила: лучше так, чем поддаться панике.
  Чернокожий мужчина усмехнулся.
  - Точно, - сказал он, отведя взгляд куда-то в сторону.
  - Точно, - повторила зачем-то Катя. Она осмотрелась, надеясь понять, где находится. Но ничего не пришло в голову. Место выглядело обычным. Сразу вспомнились десятки других дворов, в которых ей довелось побывать за свою жизнь. И, хотя все они казались похожими, место было для нее незнакомым.
  - Курите? - спросил незнакомец.
  Девушка отрицательно покачала головой.
  - Нет, не до этого момента, по крайней мере.
  - Не возражаете? - крупная ладонь мужчины залезла в один из многочисленных карманов зеленой фланелевой куртки и достала оттуда пачку Винстона. Кате понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем спрашивал собеседник. Потом она чуть заметно кивнула.
  - Баако, - прошептал он.
  - Что? - удивленно спросила Катя.
  - Баако, - повторил мужчина, - обычно все называют меня Бак, но Баако - полное имя, - он сунул сигарету в рот и полез в другой карман за зажигалкой. - Может, все-таки тоже попробуете?
  Девушка молчала. В какую-то секунду ей хотелось ответить "да": что страшного в раке легких, когда ты можешь умереть в течение ближайших трех-четырех дней? И все же она еще не осознала действительность до такой степени, чтобы менять ради нее старые привычки. И, кроме того, что-то в облике Бака настораживало. Это было словно... "словно жить возле вулкана" - осознала девушка внезапно. Все казалось спокойным внешне. Но в любую секунду он мог просто... взорваться.
  "Взорваться, - передернула она себя, - ты сама можешь взорваться в любую секунду. Не нужно приписывать свое состояние другим".
  - Катя, - представилась она новому знакомому, - Екатерина. Полное: Екатерина Голубева.
  Мужчина чуть заметно усмехнулся. Только сейчас, когда он подносил к сигарете огонь, девушка заметила, как тряслись его руки.
  - Все равно не запомню фамилию, - сказал он, делая глубокий затяг.
  - Да, - отстраненно ответила она. Параллельно Катя старалась понять, что происходит между брюнеткой и блондинкой. И почему первая из них стирает с лица кровь, выкрикивая в адрес соперницы оскорбления. Неужели она и правда могла пропустить что-то происходящее рядом с ней и что-то настолько важное одновременно? Чувство тревоги и осознание того, что со здоровьем что-то не в порядке атаковали Катю с новой силой.
  - Я понимаю, - добавила она, опомнившись, - насчет фамилии. Просто это кажется глупым - представляться по-дружески.
  "Глупо представляться по-дружески - да, отлично. Так держать. Девочка. Ты говоришь именно то, что так хочет услышать от тебя незнакомец. Представиться с фамилией. Может, еще пригласишь его на официальный обед и попросишь подписать бумаги?"
  Но Бак и сам казался слишком растерянным. Он только кивнул на слова Кати, уставившись вдаль. Там, на противоположной стороне толпы начинались самые настоящие волнения. Люди сталкивались друг с другом и шли в сторону Лизы, Дмитрия и брюнетки в кожаной куртке. Всем хотелось быть поближе к происходящему. Всем хотелось стать частью происходящего. Что угодно, лишь бы не чувствовать себя отбившимися от толпы. Голоса сливались в один тяжелый, неразборчивый гул, на фоне которого выделился сначала голос Дмитрия, а потом - блондинка.
  Катя услышала, как Лиза - женщина, встревожившая всех своим поведением, негромко, но с неожиданной решимостью в голосе сказала:
  - У меня в квартире маленький ребенок.
  И это изменило все.
  Начавшаяся паника, в одно мгновение затихла. Словно пару секунд назад все эти люди - потерянные и испуганные, оказавшиеся Бог знает где и осознавшие, что могут умереть - не собирались разорвать друг друга на части. Или, по крайней мере, от души пожалеть себя, поддаваясь чувству отчаяния. Изощренное чувство единства наполнило группу, и каждый (почти) осознал, что является частью единого целого.
  ***
  Блохин знал, что однажды это случиться. Так предсказывал папа, когда говорил ему: "Плохие люди всегда получают по заслугам, Никита. Кара всегда настигает их за содеянное". Потом он отводил сына в ванную и поливал ледяной водой, пока тот не попросит прощения. Холодные черви струй ползли по мальчишечьему телу, заставляли ребенка плакать и кричать от злости: "Хватит! Я ничего не сделал!". Вскоре к ним примешивались слезы, которые, к удивлению мальчика, только грели. Никита любил плакать, потому что это помогало смягчить гнев отца. Но он терпеть не мог просить прощения. Это пугало даже больше, чем ледяные черви на коже. И мальчик порой проводил в ванной по полчаса только потому, что вместо "прости меня" упрямо твердил: "я ни в чем не виноват".
  Конечно, это была неправда. Никита воровал отцовские деньги и покупал на них выпивку. Он курил со второго класса. И даже начал лапать одноклассницу Машку за грудь, когда та не захотела занять ему пять рублей на сигареты. Никита ругался матом, грубил учителям и дрался. А дома отец отводил его в ванну и включал ледяную воду. Мальчик начинал плакать. И все это повторялось раз за разом: он воровал деньги, чтобы отомстить отцу, а тот наказывал его, порождая новый поток гнева. К четырнадцати годам Никита уже не мог вспомнить, с чего все началось и кто был по-настоящему виноват в происходящем. Он просто ненавидел отца. А тот просто продолжал почти каждый день наказывать сына ледяным душем. Со временем младший Блохин привык к такой процедуре. Но одна вещь долгое время не могла оставить его в покое:
  Черное сердце.
  Это сердце образовалось от стершейся эмали ванной, на бортике, там, куда каждый раз упирались глаза Никиты во время "водных процедур" его папаши. Оно выглядело совсем не так, как изображают любители четырнадцатого февраля и романтических открыток. Большое, бесформенное, с уплотнением внизу и отходящими от него толстыми трубами; с чуть более темными уплотнениями вен, которые, казалось, разрывали его на части. Когда вода начинала стекать по лицу Никиты и заливать глаза, ему начинало казаться, что это черное, распухшее сердце пульсирует, отбивая ему оставшееся время. "Тук-тук-тук" - говорило сердце, и мальчик невольно повторял: "Тук-тук-тук".
   - Тук-тук-тук, - прошептал он тихо. Память пестрила воспоминаниями о ледяных змеях и силуэте сердца на стенке ванной. Блохин сильнее сжал в руке четки и принялся перебрать их, цепляясь за бусины короткими желтыми ногтями.
  Сердце настигло его.
  Теперь они все были в ловушке. И каждого из них - кроме одного человека - ждало наказание за грехи. Потому что:
  "Плохие люди всегда получают по заслугам".
  ***
  Марина Карпова смотрела на мужчину с четками. С момента их появления, она почти не спускала с него глаз: он ей не нравился. Не слишком высокого роста, но крупный в плечах. Похожий на тех типов, которые часто лезут в драки по любому поводу. Много пьют и не имеют постоянной работы. Вместо этого подрабатывают в ночную смену - чтобы больше платили, а потом тратят деньги на бары и стриптиз-клубы
  Лицо мужчины имело вечно опухший вид с выступающими мешками под глазами. Сами глаза были маленькими, почти щели, обрамленные толстыми веками. Нос - туповатый, не слишком большой, но и не маленький. Неаккуратная щетина, доходящая до щек. И круглый белый шрам, расположившийся на правом виске. Блохин не относился к тем людям, которые могут завоевать внимание девушки с первого взгляда, но с трудом это понимал.
  Бусины в его руке неприятно стучали. Марина была слишком далеко, чтобы слышать этот звук, но отчетливо представляла его в голове. Тук-тук-тук. От этих ударов что-то холодное пробегалось по ее позвоночнику.
  Карпова лишь ненадолго отвлеклась, когда избитая Лизой брюнетка поднялась на ноги и, высказав все, что думала о сопернице, отошла в сторону. Марина не могла позволить пострадавшей остаться одной. Она полезла в сумочку, достала оттуда платок и подала его брюнетке.
  - Вот, - сказала она, - возьмите.
  Та кивнула, не поблагодарив, вытерла кровь с губы и вновь продолжила выкрикивать что-то в адрес противницы.
  Карпова невольно вздрогнула. На какую-то секунду она, возможно, лучше всех остальных поняла истинную суть вещей: через несколько часов или дней лишь один из них будет жить. Сроки зависят от совместной работы. Но в то же время, все они - конкуренты. И смерть одного будет означать увеличение шансов другого. "Прошло меньше десяти минут, - растерянно подумала женщина, глядя на Лизу, - а они уже готовы убить друг друга". Но секунду спустя Карпова заставила себя прогнать неприятные мысли и сосредоточиться на чем-то более существенном.
  - Вы в порядке, - обратилась она к брюнетке, - сильно вас?
  Женщина показательно отмахнулась.
  - Ерунда, - заявила она хрипловатым прокуренным голосом, - бьет как девчонка. Спасибо за платок, кстати, я верну вам его, когда постираю... если смогу постирать, конечно, - и голос женщины чуть заметно дрогнул.
  - Можете забрать себе, - улыбнулась Карпова. Ее очки сползли на нос, и женщине пришлось поправить их, прежде чем продолжить, - я Марина.
  Она доброжелательно протянула брюнетке руку.
  Та ответила с явным недоверием.
  - Клара. Клара, - повторила она зачем-то, будто пробуя слово на вкус, - паршивое имечко, если честно.
  И в эту секунду Лиза вновь начала твердить, как сильно ей нужно уйти. Клара гневно сверкнула глазами.
  - Вот ведь дрянь! - сказала она шепотом. - Думает, одна здесь такая!
  Она уже набрала в грудь воздуха, чтобы выкрикнуть очередной выпад в адрес соперницы, но та оказалась быстрее:
  "У меня в квартире маленький ребенок" - сказала Лиза, и все замолчали. Только Карпова заметила, как сильно изменилась в лице Клара.
  
  
  Глава 2
  Дмитрий Дементьев ощутил себя так же, как десять минут назад, когда только выпал из огромного черного сердца: он был растерян и напуган. Но в то же время отлично понимал, что должен создать иллюзию контроля. Ему было необходимо вести себя так, будто он владеет ситуацией.
  "Итак, - сказал себе Дмитрий, глядя на Лизу - у нее есть ребенок".
  С одной стороны, это ничего не значило. Женщина могла позвонить кому-то и попросить посидеть с малышом. В крайнем случае, могла рискнуть и покинуть группу. Так, вместо одиннадцати конкурентов осталось бы только десять. К тому же, она сама выражала такое желание. Казалось, только отпусти руки.
  - У меня ребенок, - повторила Лиза задыхаясь, - он один. Ему нужна мать. Я нужна ему.
  Ее слова заставили Дементьева действовать. Он вновь обнял Лизу за плечи.
  - Успокойтесь, - сказал солдат самым доброжелательным тоном, на который приходилось рассчитывать, - ваш ребенок в безопасности. И мы найдем его. Но только все вместе. Верно?
  Он посмотрел на остальных, выражая в глазах одновременно требование и надежду. Некоторые переступили с ноги на ногу. Длинноволосый мужчина в куртке М-65 с четырьмя большими карманами продолжал перебирать в руке четки и уверенно оглядывать остальных. Брюнетка - краем уха он услышал, что ее зовут Клара - смотрела на недавнюю соперницу с открытым ртом и глазами полными сожаления. Протянувшая ей платок женщина одобрительно кивнула. Чернокожий парень продолжал курить сигарету, наступая носком кроссовка на появившуюся откуда-то - Дементьев не успел заметить этого - лужу рвоты. Рядом с ним стояла невысокая девчонка в тонкой водолазке, хлопковых штанах и без обуви. Ее лицо приобрело зеленоватый оттенок, глаза выглядели остекленевшими и в то же время слезящимися. На секунду Дмитрий почувствовал острую тошноту от происходящего: если мать теряет из-за причуды какого-то непонятного существа своего ребенка, а совсем молодая девушка стоит на улице в разгар осени в одних носках и водолазке, то это гораздо более жестокая и беспощадная игра, чем казалась ему сначала. На какую-то долю секунды он почувствовал, что готов потерять контроль над ситуацией и сорваться.
  Но зеленые глаза Лизы, полные слез, вернули его в чувство.
  Мужчина в феторовой шляпе подался вперед.
  - Где ты живешь? - спросил он у женщины.
  Она называла адрес, но эти слова никому ничего не сказали. Мужчина в шляпе продолжил. Он сделал шаг вперед, снял свой головной убор и протер загоревший и потный лоб белым платком.
  - Подождите, - сказал он, выждав небольшую паузу, - я могу понять все, но вам не кажется, что идти к чьему-то ребенку в нашей ситуации - безумие?
  Дмитрий выдохнул и повернулся к остальным.
  - Послушайте, - он выставил ладони вперед и поочередно оглядел каждого, - я понимаю, как это выглядит. Полчаса назад каждый из нас занимался своим делом. Я понимаю, что оказаться здесь стало для всех крайне неожиданным и неприятным сюрпризом. И я понимаю, что все мы знаем - пусть неясно откуда - что нас ждет.
  - Смерть! - вмешался в разговор высокий остроносый мужчина. - Эта сука убъет нас всех!
  - С чего ты вообще взял, что это существо женского пола? - спросил кто-то.
  - А ты не чувствовал? Не чувствовал ее голос? Он женский.
  - Он бесполый!
  Дементьев сжал руки в кулаки.
  - Да слушайте же вы! - продолжил он, стараясь сохранить спокойствие. - Не важно, женский это был голос или мужской. Не важно, как мы оказались здесь. И не важно, что десять минут назад каждый из нас были в чем-то... в этом черном и ни на что не похожем. Я ведь прав? - добавил он, хмурясь. - Вы все видели это, верно?
  Среди толпы стали разноситься вопли согласия.
  - Это было похоже на океан! - выкрикнул кто-то.
  - Или на космос, - ответила ему Клара, - на гребаный космос, где ничего нет.
  - Это было сердце, - сказал вдруг парень с четками, - разве вы не слышали, как оно стучит? Тук-тук-тук. Мы находились внутри сердца.
  Дмитрий поспешил перебить поднявшийся гул.
  - Это неважно! - повторил он еще раз. Мужчина не хотел, чтобы кто-то заметил, как он вздрогнул при упоминании сердца. Перешептывания остальных тоже утихли после такой версии. - Нам нужно сосредоточиться на другом, - добавил Дмитрий, - нам нужен план!
  - Я должна вернуться к Даниле! - вновь заявила Лиза. Ее просьба звучала как требование. Но больше никто не смел упрекнуть женщину в эгоизме.
  - Да, - ответил ей Дементьев, - мы сделаем все, чтобы доставить тебя к нему. Но мы ничего не можем, пока не придумаем план. Ты должна иметь терпение, так? Сделай глубокий вдох.
  Женщина послушно выполнила указания. Дмитрий продолжил:
  - А теперь повторяй за мной: с Данилой все будет хорошо.
  - С ним все будет хорошо, - прошептала Лиза, но голос не отличался особой уверенностью.
  - Расскажи мне о нем, - попросил мужчина, - сколько ему лет?
  - У нас нет времени заниматься этим! - попытался вмешаться кто-то из толпы. Но Дмитрий ответил ему командирским голосом, не требующим пререканий.
  - Тогда займитесь чем-нибудь другим. Вы ведь наверняка знаете, что делать дальше.
  Владелец голоса не сказал больше ни слова.
  Лиза, которая уже успела восстановить дыхание, медленно начала описывать своего ребенка.
  - Ему полтора года, - сказала она чуть слышно, - черные волосы в папу. И улыбка в меня, - женщина почувствовала подступившие к глазам слезы, но сумела сдержаться, - а еще он очень спортивный: будущий футболист, - и она даже слегка рассмеялась на этих словах, - все время играет с мячиком. Уже с легкостью его ловит и бросает точно ко мне, хотя его сверстники с трудом понимают, что вообще нужно делать. И он очень самостоятельный.
  Дементьев заметил, что тоже улыбается. "Удивительная вещь - человеческое сознание, - подумал он, - как легко оно выталкивает сложные непонятные воспоминания вроде черного пульсирующего сердца. И как быстро может переключиться на приятные образы". Дмитрию было тридцать два года, и он все чаще думал о том, как это здорово - завести малыша. Теперь образ темноволосого Данилы - будущего футболиста - встал перед глазами мужчины так четко, что он, казалось, мог потрогать его рукой.
  - Вот видите, - сказал он, поглаживая светлые кудрявые волосы Лизы, - разве мы сможем бросить столь замечательного ребенка? Скажите, что вы делали, когда все это началось?
  - Я собиралась в магазин, - ответила женщина, - чтобы купить детское питание. Он проснулся посреди ночи, и я... я была уверена, что у меня еще есть несколько баночек. Но просмотрела все шкафы и ничего... так что я решила сбегать в круглосуточный через дорогу. И... я даже не успела выйти, как... - она не смогла продолжить. Но Дмитрий и не требовал ответа. Самое главное было успокоить женщину, а вместе с ней и всех остальных. Потом можно было приступать к обсуждению дальнейших действий.
  Следуя своему плану, он повернулся к остальной группе.
  - Итак, - заключил Дементьев, стараясь заглянуть каждому в глаза, - ситуация, откровенно говоря, дерьмовая.
  Несколько человек хихикнуло. Но в остальном все молчали.
  - Я могу предложить вам лишь один план, - продолжил мужчина, - мы должны направиться в чью-то квартиру и организовать там некое подобие базы.
  - Это совершенно неприемлемо! - возмутился мужчина в фетровой шляпе. - Я Уотон Кох, кстати, - добавил он зачем-то, осматривая "публику", - и я думаю, что это совершенно глупая идея. Подумайте сами: сколько арок и переулков нам придется преодолеть, прежде чем мы доберемся хоть до чьей-то квартиры. А потом лифт или лестница. Сколько из нас погибнут во время этого процесса?
  - В чем дело? - пропищал мужчина с четками, обращаясь к Коху. - Боитесь оказаться первым?
  Уотон, который и так был довольно красным и вспотевшим покраснел и вспотел еще больше.
  - Это не имеет значения! - раздраженно сказал он. - Я говорил о другом. Вы, правда, хотите добровольно идти к ней в руки? Да вы чокнутый...
  Он собирался сказать еще что-то, но Дмитрий поспешил прервать тираду Коха: толпа и так нервничала, чтобы позволять им еще больше волноваться.
  - Тогда что вы предлагаете? - сказал солдат. - Просто стоять здесь и ждать? Позвонить в полицию?
  - Мы не можем звонить, - ответил Уотон.
  Дмитрий заставил себя улыбнуться.
  - Я рад, что вы тоже понимаете это, мистер Кох, - он сделал особенно смачный акцент на последних словах. В ситуациях подобной этой - когда группа людей готова вот-вот поддаться эмоциям - действовать грубо и даже жестоко в отношении возможных очагов паники было долгом хорошего командира. Дмитрий просто не хотел признаваться себе, что получает от этого удовольствие.
  - Кто вообще назначил вас главным? - проговорил раздраженно мужчина в шляпе. - Почему вы решаете, как мы должны поступать?
  - Я ничего не решаю, - возразил ему Дементьев. "Главное не перегибать палку", - подумал он отстраненно. Грань между тем, чтобы поставить возмутителя спокойствия на место и разозлить его еще больше, была слишком тонкой и порой совершенно неуловимой. - Я просто предлагаю варианты. Понимаю, что мой план имеет риски, но другого выхода не вижу.
  Уотон замолчал, не зная, что ответить дальше.
  - Мы могли бы соорудить что-то вроде большой палатки, - предложил он неуверенно, - зону со стоящими по периметру прожекторами. Нам привезут одежду и теплые спальные мешки. Я найду тех, кто сделают это без требования объяснить причину.
  - Это не поможет! - возразил мужчина с четками. - Она доберется до нас. Разве вы не слышите, как оно стучит? Сердце?
  Дмитрий предпочел проигнорировать эти слова.
  - Я тоже думал об этом, - обратился он к Коху, - но все не так просто. Допустим, вы действительно достанете прожектора и спальные мешки. Можно даже устроить здесь некое подобие лагеря. Но мы будем находиться посреди двора, вокруг людей. И, думаете, они просто скажут: "окей, ребята, оставайтесь здесь сколько хотите. Занимаете спортивную площадку и парк, где гуляют наши дети"? Допустим даже, мы сумеем обо всем договориться: придумаем историю о каком-нибудь митинге или что-то вроде того. Но ответьте, как долго это может продолжаться, прежде чем все устанут и начнут выгонять нас? Есть еще более вероятный и простой вариант: нас арестуют. И разделят. И мы все знаем, чем это кончится.
  Уотан сжал губы и согласно кивнул. Он и так не был уверен в озвученном ранее варианте.
  - Я согласен, - признал он после небольшой паузы, - я просто хочу сказать, что нельзя принимать решение так скоро. Нужно рассмотреть и другие варианты. Иногда после долгих раздумий в голову приходит что-то новое и эффективное.
  "К сожалению, у нас нет времени на эти раздумья" - озабоченно подумал Дмитрий, оглядывая остальных. Больше всего его волновали Лиза и девушка без обуви. Лицо последней стало уже болезненного зеленого оттенка. Теперь мужчина не сомневался, что рвота под ботинком темнокожего парня принадлежит ей. "Скоро ее снова вывернет" - подумал он зачем-то, но не стал продолжать мысль. Девчонка наверняка мерзла. "И ведь никто не додумался предложить ей куртку!" - подумал Дементьев. Сам он решил сделать это сразу после того, как их группа примет решение о дальнейших действиях.
  - Хорошо, - произнес Дмитрий вслух, - у кого-нибудь есть предложения?
  Все молчали. Темнокожий парень выпускал в воздух сигаретный дым. Остальные тоже выпускали белые облачка, которые вырывались из их ртов и носов. В какой-то момент все это показалось Дмитрию неправильным. Будто действия происходили во сне. И как бы он хотел сейчас проснуться.
  - У нас нет выбора, - заявил наконец Дементьев, - если сейчас мы не решимся двигаться к какой-нибудь квартире, - начнем мерзнуть. Посмотрите на девушку, - он решил, что это самый действенный, хоть и немного грязный трюк, - у нее даже куртки нет. И ей очень плохо.
  Подтверждая свои слова, он подошел к Кате и отдал ей свою кожанку. Девушка приняла подарок без возражений. Впрочем, Дмитрий не был уверен, что в таком состоянии ей хватит сил сказать хоть что-то.
  - Вы в порядке? - аккуратно спросил он.
  Собеседница кивнула, но движение это было настолько жалким, что Дементьев почувствовал за нее настоящий страх. Она была совершенно не в порядке.
  - Как тебя зовут? - спросил он, параллельно стараясь определить реакцию зрачка на свет. Для этого пришлось подойти к девушке поближе и, положив большой и указательный палец на ее веки, растянуть их. Нормальный человек в такой ситуации отпрянул бы, не подпуская незнакомца к лицу. Но девушка, кажется, с трудом осознавала происходящее.
  - Катя, - сказала она, приложив для этого определенные усилия, - я... что происходит?
  Она слегка качнулась, будто собираясь упасть, но сумела поймать равновесие и удержаться на ногах. Дмитрий, который уже собрался ловить ее, безвольно опустил руки.
  - Ей нужны антибиотики, - сказал он, - или хотя бы какие-то лекарства, - его взгляд, строгий и бескомпромиссный скользнул в сторону Уотона Коха, - все еще считаете, что нам стоит сесть в кружочек и все обсудить?
  Дмитрий знал, что перегибает палку, но ничего не мог с собой поделать. Он привык быть жестоким со своими подчиненными, и в его жизни было не слишком много опыта общения с гражданскими. Он не мог быть полностью уверен в своих действиях. Но одно Дементьев знал точно: если в подобных ситуациях не находится лидер, толпа совершает ошибки. Он убеждался в этом не раз, когда работал в горячих точках. И это знание заставило его начать действовать.
  Кох нахмурился. На его лбу появилась испарина, и он вынужден был вновь достать платок из кармана, чтобы вытереть пот.
  - Хорошо! - сказал он наконец. - Хорошо! Делайте, что хотите. Только ответьте: куда мы пойдем? Это ведь все еще Петербург, верно? - он нервно огляделся по сторонам в поисках подтверждения. Некоторые проигнорировали его, но большинство закивали. Удовлетворенный результатами Уотан продолжил: - Ближайшая квартира кого-то из нас может оказаться в десятках километров. Может быть, нам понадобиться ехать на метро. Вы можете представить, сколько темных мест под землей?
  Дмитрий в очередной раз развел руки, показывая ладони. "Это становится дешевым трюком" - подумал он отстраненно.
  - Спокойно, - заявил мужчина окружающим, - не стоит переживать из-за того, что еще не случилось. У кого-нибудь есть с собой телефон?
  Сам Дементьев никогда не брал сотовый для утренних прогулок.
  Кох сунул руку в карман, пошарил там, но ничего не достал. Лицо его нахмурилось еще сильнее.
  - Остался в машине, - произнес он.
  Лиза отрицательно покачала головой. Клара принялась искать мобильный в сумке, но лицо ее с каждой секундой выражало все большую неуверенность.
  Все, кроме Кати, которая продолжала едва стоять на ногах, принялись вспоминать о мобильных. Кто-то сразу отрицательно покачал головой. Кто-то пытался найти его в карманах или сумке. Несколько минут спустя отсутствие сотового было очевидно.
  Дмитрий растер лицо руками. "Это просто невероятно! - подумал он раздраженно. - Среди одиннадцати людей ни одного телефона! Такого просто не может быть!". Уже секунду спустя он осознал, что, в общем-то, ничего из происходящего не выглядело реально. Так или иначе, с ситуацией следовало разобраться как можно скорее.
  - Хорошо, - сказал мужчина, стараясь предотвратить новую волну паники, - к черту телефоны! Все, что нам надо: узнать, где мы находимся. Это не та уж и сложно, верно?
  Он почувствовал, что не верит собственным словам. Конечно, узнать номер дома удастся без большого труда. Но что делать, если никто из присутствующих не знает место? "спросить у прохожих" - ехидно намекнул Дмитрию голосок в голове. И это решение было бы чертовски правильным. Просто...
  "Просто случившееся изменило все" - осознал он внезапно. Прошло не больше получаса с того момента, как они оказались здесь, а в компании уже завязалась драка. Одна из женщин уже еле стояла на ногах. Один из мужчин уже срывался и способствовал панике. За эти бесконечные минуты реальный мир будто отдалился. Другие люди стали не прохожими, у которых можно спросить дорогу. Они стали чужаками.
  Двор все еще был пустым, но скоро, по расчетам Дмитрия, в нем должны были появиться люди. Они выйдут из своих квартир на работу или в другие места. Будут одеты в самую разнообразную одежду от теплых свитеров до толстых, почти зимних, курток. Они пойдут в разных направлениях: кто-то к остановке, кто-то в магазин. Некоторые выйдут в спортивных костюмах, разделятся и побегут туда, куда им хочется. И никто из этих людей, вероятнее всего, даже не обратит внимания на кучу мужчин и женщин, стоящих посреди крошечного парка. Мамаши с детьми, конечно, поведут себя настороженно, стараясь не подпускать чад к незнакомцам. Кто-то, может быть, подойдет и спросит: "Эй, у вас тут что, собрание?". Но никто, черт возьми, не увидит, что эта группа из одиннадцати человек переживает в данную секунду. Потому что они не захотят видеть.
  Дементьев ощутил, как его рука сжимается в кулак. Через полчаса, может даже немного раньше, жители этих домов пойдут туда, куда хотят. И им не нужно будет согласовывать это решение с десятью незнакомцами. Они спокойно пройдут под аркой, не думая о том, что одного из них заберет неизвестное существо. Они не будут думать, что человек, которого пять минут назад ты утешал и которому говорил о возвращении сына, через несколько секунд может исчезнуть. И у них, черт возьми, есть мобильные телефоны!
  От последней мысли Дементьеву захотелось одновременно рассмеяться и закричать, выпуская наружу скопившийся гнев.
  ***
  - Подумать только! - прошептал раздраженно Бак. - Ни у кого нет мобильного.
  Он сильнее укутался в зенитовский шарф и сделал последнюю затяжку.
  - Можешь поверить, чтобы такое случилось в современном мире?
  Катя видела, как лицо Бака плывет у нее перед глазами. Африканский приплюснутый нос находился где-то в районе глаза, а сам глаз - желтоватый с красной сетью сосудов - двинулся в сторону уха.
  - Это звучит даже более странно, чем: "Группа людей оказалось посреди черт-знает-где и десятерых из них заберет существо из другого мира", - выдавила она из себя, усмехнувшись. На последних словах девушка закашлялась и с трудом подавила очередной приступ рвоты.
  "Это и правда звучит странно, - подумала она раздраженно, - потому что, мать его, сознание просто отказывается верить в происходящее".
  Катя никогда не ругалась. Она отчетливо помнила, как в детстве при маме сказал нехорошее слово на букву "б", и та страшно разозлилась. Это был первый раз, когда девочку поставили в угол и лишили конфет. И, хотя тогда Катя страшно обиделась и решила не разговаривать с родителями, она запомнила урок на всю жизнь: ругаться плохо.
  Но сейчас... сейчас небогатый запас ругательств буквально срывался у нее с языка. В голове то и дело всплывали ярким вспышкам слова, за которые мама надолго поставила бы ее в угол.
  Мама...
  Тупая боль ударила девушку в грудную клетку. Через пару минут она, возможно, просто исчезнет. И ее родители даже не узнают об этом. Она не могла рассказать. И даже если бы могла...
  У них - черт бы побрал все на свете! - не было телефонов!
  Катя чувствовала, как голова идет кругом. Как ее собственный пульс стучит в висках, отзываясь все новыми словами.
  - Пора двигаться, - перебил ее мысли Дмитрий, - медленно пойдем к той табличке - он махнул рукой в сторону кирпичного дома, - и узнаем, где находимся. Держитесь рядом и следите друг за другом.
  Его взгляд скользнул по Кате сверху вниз, и лицо исказилось еще большей ненавистью.
  - Ты без обуви, - сказал он. Девушка только сейчас осознала, что ее стопы ужасно замерзли, - я дам тебе свои, - и Дементьев наклонился, чтоб снять ботинки.
  - Они будут большими, - ответила Катя зачем-то.
  Дмитрий усмехнулся.
  - Все еще думаешь о моде? - спросил он, и эти слова породили целую цепь реакций в виде натянутых улыбок и нервных выдохов. "Ничего не показывает тяжесть ситуации лучше, чем способность воспринимать юмор" - вспомнил Дементьев слова своего командира. Сейчас он бы многое отдал за то, чтобы старик оказался с ними: тот бы точно знал, как надо действовать.
  Дмитрий не стал дожидаться ответа. Стянул с себя ботинки и передал их Кате. Девушка была права: они оказались ей чертовски большими.
  - Мы все равно не собираемся идти быстро, верно? - сказала она, выдавив улыбку. Ее серо-голубые глаза необычно засияли на восходящем солнце.
  - Верно, - ответил Дмитрий. Его рука невольно потянулась к волосам девушки и погладила их, - не собираемся. Идем! - Дементьев посмотрел на группу. - Все готовы?
  "Готовы!" - нерешительно ответила толпа.
  ***
  Никогда еще шаги не давались Уотану Коху так трудно. Он находился в самой середине группы, оставаясь в относительной безопасности. И все же ему было страшно. Сердце стучало слишком сильно. Лоб потел, и мужчине все время приходилось стирать холодные капли с лица.
  "Маленький шаг для человека..." - вспомнил он слова Нила Армстронга. Продолжать фразу не имело никакого смысла: для человечества их шаги не значили ровным счетом ничего. Человечество продолжало жить, не имея ни малейшего понятия о том, что для Уотана Коха и десяти его товарищей по несчастью каждый шаг по этой брусчатке гораздо тяжелее, чем шаги астронавтов по луне. Но во всем остальном... Что ж - подумал он отстраненно - это действительно похоже на то, будто их маленькая группа оказалась где-то в космосе.
  Стук шагов становился сильнее пульса. Сначала большое Бам - он делает шаг правой. Потом несколько чуть слышных "туков" в висках. После этого очередное "Бам" левой. Бам-тук-тук-тук-Бам. Бам-тук-тук-тук-Бам. На улице было холодно, но он чувствовал, как толпа пропахла потом. Одна соленая капля скатилась по щеке и попала на язык. В ту секунду это показалось Уотану поразительно приятным.
  - Я уверена, - шептал чей-то женский голос слева, - с нами все будет хорошо.
  Кох кивнул, хотя даже не знал, кому отвечает. Он боялся поворачиваться и показывать свое перепуганное лицо.
  "Ты не должен поддаваться эмоциям" - раздался голос бабушки в голове. А потом снова Бум-тук-тук-тук...
  Это была самая длинная дорога Уотана в его жизни.
  ***
  - Кажется, я могу разглядеть, - сказал наконец Дементьев. Он двигался впереди остальных, и Кате несколько раз казалось, что таинственная черная леди вот-вот заберет мужчину из этого мира: настолько он отдалялся от группы. Пару раз ей казалось, что она снова слышит вибрацию черноты.
  Но ничего не происходило. В полубредовом состоянии чувства Кати обострились. Топот шагов. Перешептывания, которые дробились в ее сознании на тысячи звуков, стук чьих-то четок вдалеке - она уже ненавидела этот звук. Запахи пота смешивались с духами и одеколоном. От кого-то несло выпивкой.
  Пару раз она чуть не запнулась в огромных ботинках Дмитрия. Но какая-то женщина помогла стоять на ногах. "Удивительно, как быстро весь мир перевернулся с ног на голову" - подумала Катя. Еще полчаса назад она верила, что ее грипп - самая большая в мире проблема.
  - Ну, - спросил Уотан взволнованно, - что там? Какой дом? Какая улица?
  - Только дом, - сказал Дементьев разочарованно, - тридцать пять.
  В его голосе не было ни одной эмоции. Лишь холодная, граничащая с безумием решительность. Складывалось впечатление, будто Дмитрий собирался совершить отчаянный поступок.
  - Где мы можем узнать улицу? - спросила блондинка Лиза, делая шаг вперед. Она выглядела спокойной. - Нам нужно узнать как можно быстрее.
  - Мы можем спросить, - прошептал Дементьев. От его слов каждый почувствовал мурашки по коже.
  - Тут никого нет, - ответила Клара.
  - Мы позвоним в домофон, - сказал Дмитрий, - я позвоню.
  Он неуверенно сглотнул и, проследив, что все движутся за ним, подошел к двери. "Господи", - пронеслась в голове одна единственная мысль. Пальцы набрали произвольный номер квартиры, и Дмитрию показалось, что даже в горячих точках ему не было настолько не по себе.
  Наконец, после нескольких бесконечных гудков, заспанный и крайне раздраженный мужской голос произнес:
  - Что?
  - Доставка, - ответил Дементьев, сглотнув, - это Красноармейская тридцать пять?
  Название улицы он выбрал случайно. Командир всегда говорил, что лучшим решением в неизвестной ситуации будет притвориться, будто ты знаешь достаточно. Заспанному незнакомцу показалось бы странным, если бы кто-то просто позвонил ему, чтобы узнать название улицы. Так все выглядело чуть более правдоподобным.
  - Даже не близко, - ответил голос.
  Дмитрий собирался сказать еще что-то, но трубку бросили.
  План провалился.
  Мужчина обреченно выдохнул.
  - Так, - сказал он больше самому себе, чем окружающим, - все в порядке. У нас есть еще шансы.
  Дементьев выбрал другой номер квартиры. Никто не ответил.
  На третьей попытке металлическая сетка домофона выдала приятный женский голос.
  - Кто там? - спросил он.
  - Доставка, - ответил Дмитрий. На этот раз он звучал чуть более уверенно, - это Красноармейская, тридцать пять?
  Некоторое время девушка молчала.
  - Эм... - протянула она неуверенно, - нет, это не она.
  - А не подскажете тогда, что за улица? - спросил Дмитрий.
  - Капитанская, - ответила девушка.
  - Капитанская, - повторил мужчина, - понятно.
  На самом деле он ни черта не понял. Дементьев не имел ни малейшего представления, где эта улица может находиться. Он пытливо посмотрел на товарищей, но они лишь качали головами и опускали глаза вниз. Надежды на спасение таяли с каждой секундой.
  - Девушка, - он вновь обратился к домофону, - я понимаю, что вопрос покажется вам странным, но не могли бы вы подсказать, где тут ближайший магазин, где можно купить карту города?
  В домофоне вновь раздалось мычание.
  - За домом, через дорогу есть супермаркет, - ответил голос, - но я не уверена, что там продают карты.
  Дмитрий удовлетворенно кивнул.
  - Этого достаточно, - сказал он, - большое спасибо и простите за беспокойство.
  ***
  Слово "Капитанская" было повторено более десятка раз. Каждый будто пытался попробовать его на вкус. Или надеялся, что сможет вспомнить, где именно находится это место.
  - Думаю, нам нужно идти за картой, - сказал наконец Дементьев, - это будет труднее, чем сейчас.
  - Но другого выхода нет, - продолжила за него блондинка. Она теперь выглядела полностью спокойной и даже обрела в чертах лица необычную решительность, - я предлагаю не терять время и делать то, что говорит Дмитрий.
  - Слушать вождя, - шепнул насмешливо мужчина с четками, - почему бы и нет?
  - Тогда выдвигаемся.
  На этот раз шаги стали чуть быстрее. Толпа словно оживилась: двигаться для них было лучше, чем стоять на месте.
  - Что думаешь о происходящем? - обратилась к мужчине с четками Клара.
  - А ты? - ответил он вопросом.
  - Что мне не стоило вчера занюхивать, - усмехнулась женщина, почесывая нос, - а вернее стоило взять порцию побольше, чтобы доза была смертельной. Лучше, чем ходить сейчас здесь, будто конвой.
  - Боишься, что тебя заберут?
  - Чертовски, - Клара протянула руку в сумочку и достала оттуда пачку сигарет, - можно подумать, что ты нет.
  Она достала сигарету, сунула ее в рот и убрала оставшееся обратно. Из кармана куртки загорелая ухоженная рука вытянула зажигалку.
  - Мы получаем по заслугам, - ответил мужчина.
  Клара от этих слов нахмурилась.
  - Что за ересь? - озлобленно процедила она. Большой палец скользнул по колесику зажигалки. Из коробочки вырвалось пламя. - Кто ты вообще такой?
  - Никита, - чуть слышно произнес мужчина, - если официально.
  - А если нет? - спросила женщина. В этот момент сигарета выпала из ее рта. - Чтоб тебя! - добавила в сердцах Клара. За новой она не полезла.
  Мужчина недовольно нахмурился.
  - Блоха, - сказал он.
  - Блоха? - повторила женщина, сдерживая усмешку. - И откуда такое прозвище?
  - От фамилии.
  - Интересненько. Клара, - и она протянула новому знакомому руку. Тот не ответил на рукопожатие.
  - Да иди ты! - сказала в сердцах женщина. - Мог быть и повежливее. Учитывая обстоятельства.
  - Учитывая их, я вообще не должен с тобой разговаривать, - он ускорил шаг, вырываясь к "лидерам" группы. Раздраженная Клара последовала за ним.
  - О чем, черт возьми, ты говоришь, сукин сын? - спросила она, хватая Блоху за плечо. Тот дернулся и слегка замедлил шаг.
  - А ты еще не смекнула? - спросил он, скалясь. - Чем раньше умрут десять из нас, тем проще будет жить оставшемуся. Или хочешь смотреть, как уходят в небытье твои дружки?
  Клара сжала губы. Правда в том, признала она, что Никита - или Блоха, как он привык себя называть - озвучил то, о чем женщина думала с момента появления в этом месте. "Около Капитанской тридцать пять" - поправила она себя. Потом горько усмехнулась: будто знание улицы что-то изменило.
  Вслух Клара озвучила ту мысль, которой сама утешала себя несколько минут назад.
  - А что если нет, - прошептала она, - что если мы сумеем выбраться из этого?
  - Ты ведь слышала ее, - Блоха сделал акцент на последнем слове, растянув губы в ухмылке. Его опухшее лицо стало еще более мерзким, - только один выживет. Ничто не изменит этого. Я только не понимаю: зачем мы тянем? Зачем мы тянем?! - повторил он, повысив голос до крика. - Давайте просто забредем в темную аллею и позволим предназначенному свершиться!
  На секунду воцарилась тишина. Конечно, никто не ответил. Никто не знал, что ответить. Даже если оставались люди, которые не успели подумать об этом, теперь поток их мыслей ничего не могло остановить. В словах Блохи был смысл. "Черт возьми, - подумала в сердцах Клара, - это определенно хорошее решение".
  "Плохие вещи, - думала она, - это то, от чего человек готов избавиться, заплатив определенную цену". И чем хуже эта вещь, тем цена становится больше. А то, что происходило с ними сейчас, было самым настоящим дерьмом.
  Так что да, слова Блохи определенно имели смысл. "Плохой конец лучше бесконечного ужаса" - подумала Клара. Возможно, стоило прямо сейчас узнать, кто из них останется жить, а кто станет ее жертвой.
  Но одна вещь оказалась сильнее всех неприятных чувств и дороже всех уплачиваемых цен. Страх смерти. Именно он начинает управлять судьбой человека в моменты наиболее серьезной опасности. И этот страх не мог им позволить пойти на подобный шаг.
  ***
  Первым на слова Блохи отреагировал Дмитрий. Скорость реакции была одной из ключевых составляющих его профессии, и даже сейчас он мог похвастаться тем, что не потерял очков. Солдат в несколько шагов добрался до Блохи и схватил его за шиворот.
  - Не говори так! - сказал Дементьев. - Никогда. Не. Говори. Подобного. Понял? - он разъяренно встряхнул соперника и испытал болезненное удовольствие от того, что увидел в его глазах чувство страха.
  Но никто больше не мог видеть лицо Блохи в ту секунду. Все думали, что мужчина сохраняет спокойствие, и боялись этого до чертиков.
  - В чем дело? - произнес он, поправляя воротник своей М-65. - Боишься признать правду: ты не тот, кто выживет, верно?
  Дмитрий хотел поддаться на провокацию. Больше всего на свете он хотел снова схватить соперника за плечи и трясти до тех пор, пока тот не начнет звать мамочку. Но мужчина сдержался. Вместо желаемых действий он заставил себя вновь обрести спокойствие.
  - Нет, - Дементьев смотрел точно в глаза Блохи. Потом его взгляд стал перемещаться с одного слушателя на другого, - я буду тем, кто выживет. Ты, - с этими словами он ткнул пальцем на недавнего врага, - ты тоже будешь тем, кто выживет. И все вы, каждый из вас выживет, если мы не будем поддаваться панике. Я служил в Чечне, и знаю, что поможет нам справиться с происходящим: никогда нельзя переоценивать своего противника.
  - Даже, если этот противник - Бог из другого измерения? - прошептал Блоха.
  - Особенно если так, - ответил Дементьев. - Послушайте, - обратился он к остальным, - ничего еще не случилось, верно? Ни один человек не погиб. Ни один не ранен. Мы все знаем то, что знаем. Но, послушайте, эти знания играют и против нашего соперника. Оно...
  - Она, - поправил Блоха Дмитрия. Тот нахмурился.
  - Она, - продолжил мужчина, - собрала нас здесь и запугала чем-то. И, признаю, это действительно был жутко, - он попытался улыбнуться, но не смог, - однако есть и кое-что еще. Мы все знаем, что она будет забирать нас только в местах, символизирующих переход. Кроме того, такие места должны быть темными. Понимаете, что это значит?
  - Что нужно держаться открытых пространств? - сказал кто-то.
  - Что она ограничена в своих возможностях, - ответил Дмитрий, - это существо, кем бы оно ни было, всего-навсего ослабленное неспособное действовать в нашем мире создание. Оно хочет нас запугать, хочет сыграть на наших слабостях. Да откуда мы вообще знаем, что услышанное - правда? Что, если это - промывание мозгов? Что, если, на самом деле, это существо не может ни-че-го?
  - Хочешь проверить? - продолжил Блоха.
  Дмитрий решил, что, если его соперник скажет еще хотя бы слово, прикончит того на месте. Но, к счастью обоих, Блоха замолчал.
  - Идемте, - сказала Лиза после небольшой паузы, - нам нужно двигаться к магазину.
  ***
  Когда-то - в другой жизни, которая существовала час назад, - Марина Карпова считала, что пройти пешком пять километров - совсем нетрудное занятие. Теперь оно казалось ей невыполнимым. В нынешнем мире (пятьдесят четыре минуты с рождества черного сердца) каждый шаг давался с неимоверным трудом. Ладони потели, туфли на низком каблуке жали, а сердце стучало так, словно решило записаться на уроки игры на барабанах.
  Группа медленно двигалась вдоль кирпичного дома, сосредотачиваясь на каждом шаге. Будто он мог стать последним.
  "Как факт, он мог" - подумала женщина с нескрываемым страхом. Марина Карпова была пятидесяти шестилетней медсестрой, которая из последних сил боролась за то, чтобы не променять свое звание "женщина" на пугающее "бабушка". Морщины она тщательно прятала под слоями бледной пудры, сухие, потрескавшиеся губы увлажняла и покрывала помадой, седину красила. И все же годы брали свое. Все чаще в автобусе ей начинали уступать место, и Карпова все чаще приходила домой расстроенная. Там ее ждали только две кошки, что добавляло в жизнь бедной женщины еще больше тоски. Муж, с которым Марина прожила почти десять лет, два года назад бросил ее, оставив после себя лишь брелок от ключей и невыплаченную ипотеку. Все это заставляло несчастную женщину чувствовать себя жалкой и беспомощной.
  Когда-то в другой жизни.
  Удивительно, как легко старые проблемы забываются под влиянием новых. Теперь Марина Карпова готова была выплачивать сто ипотек и кормить три сотни кошек, лишь бы не стоять в "конвое смертников" и не думать о том, что страшная черная леди собирается забрать ее в другой мир.
  Карпова была испугана, но она, возможно, оставалась единственным, кто понимал, что не выберется из этой передряги живым. Женщина видела перед собой десять людей, которые были моложе, богаче, увереннее и спортивнее ее. По сути, она ощущала, что является самым бесполезным членом группы. Возможно, навыки медсестры были бы полезны, окажись они на необитаемом острове или в автомобильной аварии. Но что ее знания о перевязке могли сделать против существа из другого мира?
  - Стойте! - произнес внезапно Дмитрий. Руководствуясь старинными привычками, он поднял правую руку вверх и чуть согнул колени. - Впереди арка.
  Кончиками губ Карпова изобразила подобие улыбки. С того момента, как ушел ее муж, женщина приобрела дурную привычку проводить вечера за мельтешащим экраном телевизора. Каналы она выбирала самые паршивые, будто наказывая себя за неудавшуюся жизнь. Чаще всего по ним крутили новости, в которые Карпова, даже будучи не самой умной женщиной на свете, не верила, повторение испанских сериалов, где количество любовных историй переваливало за тридцатку, и малобюджетные российские боевики. Последние любили изображать солдат в форме цвета хаки, сносящих все на своем пути, вроде американских терминаторов. Солдаты действовали в горячих точках или в захваченных террористами зданиях и выглядели при этом совершенно спокойно. А еще в момент опасности они присаживались, поднимали правую руку, командуя подчиненным остановиться, и говорили: "Тише, впереди враг".
  Никогда еще Марина не думала, что когда-то слово "арка" и слово "враг" станут равнозначными. Хотя вообще-то, как осознала она чуть позже, это было не так.
  Врага можно было убить. От него можно убежать. Или просить у него пощады.
  Но то, что ждало их в арках и проходах, не являлось врагом в прямом смысле слова. Это было что-то большее, чем человек. Что-то, что стояло над эмоциями, над страхами и над человеческими возможностями.
  Смерть!
  Слово резануло по сознанию Марины, острым ножом. Сама смерть снизошла до них и решила проиграться. Как иначе можно было объяснить видение черного пульсирующего сердца?
  - Здесь должны быть проходы пошире, - сказала Лиза, оглядываясь.
  - Должны быть, - подтвердил ее слова Дмитрий, - но я не вижу. А вы? - обратился он к остальным.
  Все начали смотреть по сторонам, но ничего не могли найти.
  Арка представляла из себя узкий проход между двумя домами. На уровне второго этажа и выше они объединялись вместе, и узкий кусок стены, который не принадлежал ни одному из домов, угрожающе пялился на весь конвой распухшими деревянными окнами. Марина поежилась от этой картины и поспешила перевести взгляд в другую сторону.
  Дома тянулись от арки сначала в противоположные друг от друга стороны. Потом ломались в углах и начинал двигаться параллельно, окружая мини-парк, где Карпова и все остальные обнаружили себя вначале. Хотя из-за игровой площадки женщина не могла разглядеть, что происходило с домами дальше, она ни на секунду не усомнилась в словах Уотана Коха, когда тот сказал:
  - Там тоже всего одна арка. Я хотел идти туда, пока не увидел...
  - Да, - хмыкнул недовольно Дементьев, - я тоже проверил, перед тем, как мы двинулись. Черт! Да где это видано, чтобы во двор вели только арки?!
  Марина ничего не сказала, но подумала, что подобные строения дворов далеко не редкость. Сейчас женщина жила в панельной многоэтажке, которая казалось одной из десятков стоящих параллельно и совершенно похожих друг на друга зданий. Но детство Карпова провела как раз в одном из таких двориков, окруженных со всех сторон кирпичными истуканами. Арки всегда казались ей пещерами, ведущими в другой мир. И только теперь женщина осознала, что была не та уж далека от истины.
  - Тогда нам придется пройти под ней, - сказал после небольшой паузы Дементьев, - выхода нет.
  - С ума сошел! - бросила ему брюнетка Клара. - Да это же верная гибель одного из нас. Ты сам все знаешь!
  Дмитрий знал.
  - Ничего еще неизвестно, - сказал он, хмурясь, - нам даже неизвестно, правдивыми ли были слова этого существа.
  - Ты знаешь, что правдивыми, - продолжала Клара. Теперь она вышла вперед и готова была наброситься на собеседника.
  Марина, которая давала ей свой носовой платок, непроизвольно почувствовала за женщину ответственность. В мыслях она представляла, как встает между соперниками и уверенно говорит: "Успокойтесь! Все, что нам необходимо, - немного подумать. Нас одиннадцать, и все мы взрослые умные люди. Мы найдем способ покинуть двор". Но вместо этого женщина молчала и пыталась вытереть пот с ладоней.
  - Когда меня отравили газом, - ответил Дмитрий, - мне тоже казалось, что погибший отец, принесший вьетнамских тараканов - правда. В ту секунду я не сомневался. А теперь скажи: чем это твое "знание" отличается от того моего?
  Клара издала звук, напоминающий одновременно рычание и хмыканье.
  - Ты, черт возьми, полный кретин, если думаешь, что эта штука не сможет затащить нас в ад.
  И от последнего слова новая волна недовольства прошлась по толпе. Клара, которая только сейчас осознала произнесенное, закрыла ладонью рот, будто надеясь исправить ошибку.
  - Я не хотела, - прошептала она, оглядывая остальных, - видит Бог, я не хотела.
  ***
  "Черное сердце не может быть адом" - сказала себе Лиза. А, если и может, что с того? Женщина собиралась выжить. Если не ради себя, то ради Данилы. Нельзя оставлять малыша без матери. Нельзя!
  Она повторяла эти слова раз за разом, веря, что они способны изменить реальность. В отличие от многих других, Лиза отчетливо понимала, что хозяйка черного сердца - существо женского пола. И, даже если она - безжалостный охотник, она не сможет оставить малыша без матери.
  Потому что это будет неправильно.
  И, конечно, увиденное черное сердце не могло быть адом.
  - Нам надо идти, - раздался голос Дементьева сквозь мысли, - нам надо.
  Черт! Конечно, все знали это! Все понимали, что рано или поздно им придется столкнуться с дерьмом лицом к лицу, просто...
   - Мы можем как-то избежать этого? - озвучила Клара мысли Лизы.
  Дмитрий растер лицо руками.
  - У меня есть только одна идея на этот счет, - сказал он, - и я совершенно не уверен, что она сработает. Но все же лучше, чем ничего, верно?
  
  Глава 3
  Солнце уже поднялось и осветлило двор холодным, чуть дрожащим светом. Блоха сидел на корточках, опершись спиной о стену и запрокинув голову назад. Его руки продолжали крутить четки, раздражая окружающих размеренными ударами. Катя куталась в отданную куртку, стараясь не подливать масло в огонь кашлем. Клара курила, выпуская дым в небо. Каждый в компании "смертников" удивительно быстро нашел, чем занять мысли, лишь бы ни думать о том, что произошло, происходит и будет происходить.
  Лиза думала о Даниле. Она сложила руки лодочкой и принялась напевать про себя колыбельную, представляя, как укладывает малыша спать. Песня была старой и до боли знакомой, одной из тех, что передаются из поколения в поколение и, наверное, никогда не забываются.
  "...Не ложися на краю.
  Придет серенький волчок
  И укусит за бочок".
  Женщина ощутила, как от этих слов по коже пробежалась волна мурашек, но упрямо продолжила петь, надеясь, что преодолев это испытание, справится и со всем остальным. Данила все еще ждал где-то там. В совершенно другом мире. За аркой.
  И даже если за сотнями арок... она собиралась спасти его.
  Клара думала, что во всем виноват урод, с которым она вчера курила дурь. Наверняка, это он выкрал ее телефон из сумочки. И пачку сигарет... вторую пачку, в которой был не табак. Клара злилась. Она не понимала, как можно быть козлом настолько, чтобы выкрасть у девушки телефон. И дурь. Господи! Сейчас она отдала бы все на свете за один маленький затяг.
  Блоха думал, что получает по заслугам. Они все получают. Потому что убежать от черного сердца невозможно.
  Уотан Кох думал, что выбравшись, пошлет к чертям свою работу и уедет жить в Доминиканы. Или куда угодно, где есть море и нет арок.
  Марина Карпова думала, что советовать героям из сериалов оказалось проще, чем действовать самой. Она ненавидела себя за то, что молчит. Но когда собиралась открыть рот и что-то сказать, понимала: говорить, в общем-то, нечего. Женщина была медсестрой, верно. Но поблизости не было ни одного раненого. Хорошо, возможно одна девушка болела, но что Карпова могла сделать? Прописать ей антибиотики? Что ж, вполне возможно, что путь до больницы пациентка уже не выдержит. Никогда еще повседневные удобства, вроде магазинов, не казались такими далекими.
  Дмитрий был единственным человеком в группе, кто не позволил себе расслабиться. В то время как другие отдались состоянию шока и с благоговением приняли защитную реакцию организма отрицать происходящее, Дементьев знал, что должен быть предельно внимателен и сосредоточен. Хорошо, возможно, Клара и странный парень с четками были правы. Возможно, эта штука все равно рано или поздно достанет их и заберет десять человек. Но это вовсе не означало, что все должно было случиться сегодня.
  Дементьев провел много времени в горячих точках и повидал много смертей. Конечно, он не метил в рекордсмены по количеству мертвых друзей или числу наград, но обладал опытом, и этого было достаточно, чтобы понимать, как важна порой лишняя пара часов. Во время обстрелов некоторые солдаты гибли сразу. И да, возможно, это было лучшим выходом, но другие... те, которые получили смертельные ранения...
  Дмитрий видел их глаза. Сначала испуганные, потом злые, а потом... а потом в них появлялось смирение. Блеск слизистой оболочки притуплялся и становился полупустым. Такие люди шептали имена близких: матерей, жен, детей. Они диктовали записки, если хватало сил, мяли в руках крестик. И рано или поздно смирялись. Все они. Некоторым удавалось улыбнуться. Некоторые хватали товарища за руку, потому что боялись уходить поддержки близких.
  Теперь Дмитрий понимал это как нельзя лучше. Прежде он не находился на грани смерти. Пули успешно пролетали мимо. Дважды его слегка задело в плечо. Один раз попали в бедро. Но ни разу рана не заставляла его думать о смерти настолько серьезно. И именно сейчас он впервые осознал ценность этих дополнительных часов... даже минут перед смертью.
  Люди хотели шанса. Пускай все понимали, что рано или поздно останется один и пускай они говорили и даже верили в то, что жаждут покончить с этим как можно быстрее, но они хотели дополнительных секунд. Для того, чтобы вспомнить близких, подумать о незавершенных делах и помолиться богу. И для того, чтобы как можно дольше верить в собственное бессмертие.
  Бессмертие Дмитрию давала вера в то, что он может оказаться полезным. Мужчина не обманывал себя на этот счет: он не считал себя альтруистом. Он просто делал свою работу и надеялся, что таким образом сможет найти успокоение перед грядущим.
  С того момента, как они решили пройти под аркой минуло почти полчаса. Первая волна паники ослабла, так и не причинив серьезного ущерба. И хотя Дементьев хотел бы считать это своей заслугой, он осознавал, что истиной причиной стало другое: никто, по сути, не осознал произошедшего.
  Когда он видел в Чечне мертвых людей с остекленевшими глазами и когда "остекленевшее" было не просто слово, а то, что случается рядом...
  Их будто покрывают матовой пленкой
  Когда он видел кровь и торчащие из живота кишки... не декорации кинофильмов, а настоящие, пахнущие мясом и кровью... тогда начиналась паника.
  Но среди них не было людей с остекленевшими глазами, или тех, кого покрывала кровь. И, хотя все знали, что их ждет, никто еще по-настоящему не верил в это.
  Однако, осознавал Дмитрий, вторая волна не заставит себя долго ждать, если ничего не изменится. Его собственные ноги, которые теперь остались без обуви, ныли от холода. Другие кутались в куртки и старались не обращать внимания на кашель Кати и стук четок. Проблема заключалась в том, что продолжаться до бесконечности подобное не могло, а значит, рано или поздно, кто-то должен был сорваться. Вопрос заключался в том, то и когда.
  ***
  К счастью Дмитрия, его план осуществился прежде, чем толпа предприняла очередную попытку разрешить проблему спорами и драками. Напряжение к тому времени дошло до предельной точки. Дементьев сам ощущал, как сжимается его кулак от каждого удара четок: "Бах-бах-бах". Сначала мужчина не замечал ритмику, но потом уловил: они напоминали стук сердца.
  Руки Клары начали трястись. Она что-то сбивчиво бормотала, что подтвердило ощущения Дементьева. Женщина действительно была под наркотиком. Он лишь молился о том, чтобы те оказались легкими. Время в ожидании новой волны паники перешло на секунды.
  Кашель Кати. Очередной ни с чем не связанный мат Клары. И похожая на стук сердца "мелодия" четок.
  Дмитрий чувствовал, как струна натянулась.
  - Хватит, - произнес Уотан Кох чуть слышно. Кларе было достаточно.
  - Что ты сказал, а? - бросилась она на него тут же.
  И Дмитрий уже собрался разнимать их, когда заметил долгожданную цель.
  Дверь одного из подъездов скрипнула, и оттуда на улицу вышел невысокий мужчина. Он с недоверием посмотрел на компанию незнакомцев и слегка потоптался на месте, но все же решил идти.
  "Слава Богу" - подумал Дмитрий.
  Вслух он сказал другое:
  - Тише! Не отпугните его. И помните, что все будет в порядке. Мы справимся, верно?
  Все неохотно закивали. Все боялись и, кажется, готовы были вот-вот сорваться. И если бы хоть один из них сделал это...
  - Надо взяться за руки, - сказала внезапно Марина Карпова. Она сама не ожидала, что сумеет произнести это вслух. Женщина уже смирилась, что так и останется для всех бесполезной. Она не ожидала, что сумеет произнести что-то вслух. Но еще больше она не ожидала, что кто-то ее послушает.
  - Отличная идея, - сказал Дмитрий, - так у нас больше шансов удержать друг друга. За руки. Черт! Да возьмитесь за руки! - чуть прикрикнул он, когда все проигнорировали приказ.
  Марина осуществила задуманное первой, ухватившись одной рукой за Катю, а второй за Клару. Дмитрий взял Клару и Лизу. Цепочка постепенно выстроилась, и вышедший из подъезда мужчина смотрел на компанию с подозрением и страхом.
  Но всем было плевать.
  Никогда еще оказаться под аркой не казалось таким пугающим поступком.
  Дмитрий дождался, когда незнакомец пройдет - а вернее, учитывая его волнение, почти пробежит - мимо них и окажется под проклятой аркой.
  - Идем, - скомандовал Дмитрий и сделал шаг вперед.
  ***
  Катя не очень внимательно слушала уроки физики в школе. Но даже она знала, что черный - это цвет. А вернее его отсутствие. Всего-навсего тот участок, от которого не отражаются лучи. Черный не может причинять боль.
  Но он причинил.
  Девочка не понимала, что произошло и когда именно реальность начала таять перед глазами. Арка наполнялась темнотой. Что-то из верхнего правого угла вбирало в себя цвета, звуки и время. Это что-то растягивалось и заполняло пространство.
  Катя сильнее схватилась руками за товарищей. Внезапное предчувствие того, что именно ей предстоит стать жертвой, поразило сознание так быстро, что девушка не смогла сопротивляться собственным мыслям. Она еще чувствовала потную руку Марины слева и чрезмерно сухую - Уотана справа. Но все остальные ощущения пропали. Звуки, цвета и вкусы. Девушка не видела ничего, кроме абсолютной черноты и еще более черной ("как такое, черт возьми, может быть?!") полы плаща охотящегося за ними существа.
  Время растянулось и посыпалось песчинками. Песчинки выпадали (откуда?) и падали (куда?), отсчитывая последние секунды жизни одного из них.
  Последние секунды ее жизни.
  Глупо было думать об этом сейчас, но Катя думала. Она думала о том, что оказалась совершенно бесполезной и, более того, что ей так и не удастся вернуть Дементьеву куртку и ботинки. Горячие слезы потекли по щекам.
  Это было вторым ощущением после чувства рук своих партнеров.
  Потом мир стал еще более искаженным. Тьма будто отступила на секунду. Что-то будто укололо ее и заставило сжаться. Непонятное и скрипучее "Хрюп" врезалось в уши девушки. Сквозь чуть посеревшую тьму она видела полу плаща, которая ловко обогнула незнакомца в очках и шляпе и понеслась в их сторону.
  Силуэт незнакомца мирно вышел из арки ("Он ничего не заметил?") и направился прочь. Ну конечно он не заметил! Он ведь был не нужен Ей... в отличие от них.
  Темнота снова атаковала Арку. Катя старалась идти и тащить товарищей за собой, но ноги вязли в подобии болота. И потом...
  Потом Катя не ощущала ничего. Руки товарищей исчезли, были выдернуты из ладоней.
  "Это конец" - осознала девочка. Ее забирала владелица черного сердца. В то место, которое Клара случайно, но, скорее всего, совершенно правильно назвала адом.
  И она даже не успела вернуть Дементьеву ботинки...
  ***
  Темнота забирает одиннадцать человек и выплевывает десять.
  Темнота зверь, который ничего не боится и ничего не делает просто так.
  Она - домашний пес, который подчиняется своей хозяйке. Той, что живет в самом центре пульсирующего сердца.
  Темнота - шпион, который прокрался в наш мир и затаился, чтобы ждать жертв и приносить их своей хозяйке.
  Ученые говорят, что темнота - это лишь отсутствие света.
  Но они, черт возьми, никогда не оказывались лицом к лицу с ней в тот момент, когда она начинала свою охоту.
  ***
  Черный цвет выплюнул Карпову из арки. Она рухнула на асфальт, ударив и без того больные колени. Первое, что женщина сделала, - начала жадно глотать воздух, будто была лишена его все это время.
  На самом деле воздух был.
  Исчезало только все остальное.
  - Все в порядке? - спросил слева голос Дмитрия. Из строгого и властного он сделался тише.
  Конечно же, один из них не был в порядке.
  Марина огляделась по сторонам. Она все еще не могла поверить, что осталась жива после того, как непонятная сила оторвала ее руки от товарищей. "Ей не нравится, когда играют против правил" - подумала женщина отстраненно.
  Она перевела взгляд влево. Там все еще остались Дементьев, Лиза и Клара. Последняя стояла на коленях, уперев в асфальт ладони. С ее лица катились слезы.
  - Я не хочу умирать, - шептала она земле, - Боже, пожалуйста. Всего одну порцию. Пожалуйста. Клянусь, я больше не буду, если ты дашь мне жить.
  Дмитрий и Лиза находились в подобии шока.
  Карпова сглотнула и посмотрела направо. Хотя с момента их появления в центре двора прошло почти два часа, Марина не успела запомнить всех товарищей по несчастью и втайне надеялась, что существо забрало одного из тех, с кем она не успела познакомиться.
  Одного из тех, на кого ей было плевать.
  ***
  Никогда прежде Катя не радовалась боли так сильно. Ее ладони проехались по асфальту и теперь были исцарапаны. Но это означало лишь одну вещь: Катя выбралась из чертовой арки живой. Ощущение темноты не уходило из сознания в течение нескольких секунд, и девушке пришлось хорошенько отдышаться и сделать несколько голубооких вдохов, чтобы осознать, что реальность вернулась.
  Но она, черт бы побрал все остальное, была жива.
  Некоторые люди принялись благодарить Бога и просить его сохранить их от следующего пришествия черной леди. Вокруг раздавались плач и молитвы. Складывалось ощущение, что все это - неотъемлемая часть новой жизни. Катя даже не была уверена, что хоть кто-то понял, кто именно из одиннадцати исчез. Всем было плевать. Черт! Да ей самой было плевать.
  Лишь бы не я.
  Лишь бы кто-то другой.
  Катя не плакала и не молилась, как остальные. Она была слишком выжата для того, чтобы делать что-то лишнее. Приходилось заставлять себя даже просто дышать. Вдох. Выдох. Остальное уходило на задний план.
  Вдох. Выдох.
  ***
  Придет серенький волчок
  И укусит за бочок.
  Эти слова крутились в голове Лизы, как старая заевшая пластинка. "Не ложися на краю". Хороший совет, учитывая нынешнее положение. Не ложись на краю. Не ходи с краю. Не будь крайним. Что угодно, лишь бы выжить.
  Серенький волчок оказался не таким уж серым. Липкая, похожая на нефть чернота все еще стояла перед глазами женщина. Чернота забирала все, что составляло существующий мир: цвета, звуки, запахи...
  Людей
  ...время.
  Лиза ощущала тошноту, но желудок был пуст, чтобы выбросить наружу хоть что-то. Женщина хотела пить, хотела есть, хотела видеть своего сына Данилу больше всего на свете и
  не хотела умирать.
  ***
  - Это Кох! - весело закричал мужчина с четками. С трудом Дмитрий припомнил, что другие называли его Блохой. - Это зазнавшийся и самовлюбленный Кох. Уотан. Уотан. Уотан Кох! - кричал Блоха напевно, не стесняясь плеваться слюной. - Коха забрали! Уотана забрали!
  Произносил он это так задорно и естественно, будто речь шла не о человеческой жизни, а о наивной детской игре. Уотон ведущий. Его выбрали.
  Его выбрали, чтобы навсегда забрать из этого мира.
  Голос Блохи дрожал и менял тональность. Четки застучали в ладонях сильнее.
  - Я знал, что не буду первым! - радостно закричал он. - Я знал! Я знал! Давайте пройдем через арку еще раз!
  Он поднялся на ноги и будто действительно собрался возвращаться в арку. Но Дмитрий не позволил этому случиться.
  Пока Блоха говорил, стучащая тупая ненависть заполняла сознание солдата. Ощущение собственной беспомощности и отсутствия контроля причудливым образом смешивались с его чувством долга, заставляя ненавидеть.
  Ненавидеть черную леди, окружающий мир, себя и больше всего на свете Блоху.
  Ублюдок с поехавшей крышей не только не умел держать себя в руках, но и сеял панику. Дмитрий делал ставку на Коха, надеясь, что тот, будучи умным человеком, поможет держать ситуацию под контролем. Но теперь Коха забрали. И оставили вместо него психа, который не мог отвечать даже за собственные действия.
  - Заткнись! - крикнул Дмитрий, набрасываясь на только что поднявшегося Блоху. - Заткнись!
  Оба мужчины повалились на землю, Дмитрий оказался наверху, прижимая ребра соперника левой рукой. Правой он замахнулся для удара по лицу.
  - Ты не смеешь говорить так, ясно?
  Блоха посмотрел на солдата залитыми кровью глазами.
  - Уотана забрали! - пропел он, растягивая в улыбке губы.
  В ту же секунду Дементьев с силой опустил кулак на лицо соперника.
  Потом еще и еще.
  Он потерял контроль над собственным телом. Ненависть стучала в висках. Кох... это существо только что забрало Коха. Блоха... Блоха смеялся над ними.
  Дмитрий не понимал, сколько прошло времени, пока он обрушивал удар за ударом на противника. Примерно восемь-десять ударов спустя он успокоился.
  Лицо Блохи к тому времени напоминало большое окровавленное пятно.
  Нападение Дмитрия было не тем же самым, что атака Лизы на Клару. Женщина била не сильно, вкладывая в удары отчаяние. В итоге, лицо Клары лишь слегка опухло, и только тоненькая струйка крови потекла из ее носа.
  Но Дмитрий вкладывал в удары всю ненависть, на которую был способен. И это было очень немало, учитывая его прошлый опыт. Он мог бы спорить, что сломал Блохе нос в двух или трех местах.
  Никто не посмел его остановить. Во-первых, все, воспринимали его как необходимого лидера. Теперь, когда угроза стала реальной, никто не решался брать на себя ответственность. Всем было проще выбрать того, кому можно беспрекословно подчиниться. Во-вторых, никто, в самом деле, не симпатизировал Блохе. А многие откровенно наслаждались процессом его избиения.
  Когда Дмитрий закончил, Блоха не мог говорить. Он только мычал и продолжал улыбаться улыбкой, где теперь не хватало нескольких зубов. Остальные зубы оказались почти не видны под толстой пеленой крови.
  Эта улыбка подействовал на Дементьева отрезвляюще. Он встал, слегка пошатнулся и бросил взгляд на арку, которая выглядела совершенно обычной. В прошлом он проходил под такими несчетное количество раз, и что, черт возьми, изменилось?
  Ничего.
  Для других ничего не изменилось. Но для их маленькой группы такие места стали символом смерти. Могильными плитами. Даже хуже, потому что никто, в самом деле, не знал, что происходит с ушедшими.
  - Помогите ему подняться, - обратился к остальным Дмитрий, - нам надо идти дальше. Заодно купим лейкопластырь в аптеке.
  Только теперь мужчине удалось осмотреть местность. Покинув двор, они оказались в типичном жилом районе Санкт-Петербурга. Впереди тянулась тонкой лентой автомобильная дорога, часть которой занимали припаркованные машины. Через дорогу открывался вид на многоэтажные дома. Где-то за одним из них должен был находиться магазин.
  - Все готовы идти? - спросил мужчина, оборачиваясь к толпе. Девять пар глаз уставились на него с выражением полной растерянности.
  - Да, - сказал кто-то, - мы готовы.
  Дмитрий кивнул. Теперь все боялись его. Но, по крайней мере, слушались.
  ***
  - Постойте! - Лиза произнесла это раньше, чем сумела осознать собственные слова. - Подождите!
  На ее глазах заблестели слезы. А ладони цепко ухватились за запястье Дмитрия.
  Он недовольно сморщился, предвкушая новую стадию конфликта. Но голос ни в чем не выдал настроение хозяйки.
  - Что случилось? - спросил мужчина, заглядывая собеседнице в глаза.
  - Я не уверена, - начала она, - просто... теперь... это место. Оно кажется мне знакомым. Мне кажется... мне кажется, что это недалеко от меня.
  Глаза окружающих тут же уставились на женщину.
  - Я не уверена! - повторила она тут же. - Я переехала недавно и... ну... не очень хорошо изучила район.
  - Ты хочешь сказать, что даже не знаешь улиц?! - раздраженно выкрикнула Клара. - Что это вообще значит: "Возможно, это мой район"?!
  - Если я понимаю все правильно, - продолжила Лиза, игнорируя выпад брюнетки, - то мой дом находится на другой стороне дороги, если пройти немного вглубь. Там же и магазин, в который я собиралась за едой для малыша. Думаю, женщина из домофона говорила именно о нем.
  - Оу, ну отлично! - процедила Клара. Она нервно двинулась в сторону блондинки. Но на середине пути остановилась. - Может, если бы ты чуть раньше подумала своими куриными мозгами...
  - Ничего бы не изменилось! - вступился за женщину Дмитрий. Он боялся признаться себе, что его подобная новость вывела из себя не меньше. - Нам бы все равно пришлось проходить, через арку.
  - Но мы бы знали.
  - Мы знаем сейчас! И, если Лиза права, то это очень хорошая новость. У нас нет другого варианта, кроме как добраться до квартиры и организовать базу там.
  - А что потом? - спросил чернокожий парень.
  - Мы попытаемся найти какую-нибудь информацию в интернете. У тебя ведь есть интернет? - обратился Дементьев к Лизе. Та несколько раз кивнула. - Нам нельзя рассказывать об этом, - пояснил он, - но никто не запрещал искать информацию, верно?
  На самом деле, Дмитрий готов был ставить половину своих денег на то, что ни черта они не найдут. Более того, тот факт, что десять (теперь уже девять) из них непременно погибнут, стал для него совершенно естественным. Подобное чувство трудно было назвать смирением. Скорее глубокое осознание действительности, на фоне которого Дмитрий вынужден был оставаться рациональным и здравомыслящим. Одну вещь он считал своим долгом.
  Он хотел, чтобы как можно больше людей успели попрощаться.
  Сейчас ни у кого не было телефонов. Все оказались в этом проклятом дворе совершенно неожиданно, и - он был готов ставить на это миллион долларов - никто не успел попрощаться с родными и друзьями. Теперь каждый мог просто исчезнуть, не оставив ни следа. Полиция будет искать их живыми или мертвыми, но не найдет. Если, конечно, не расширит зону поиска до других измерений.
  Каждый мог просто исчезнуть, как это уже произошло с Уотаном. И, хотя Дмитрий мало боялся за себя: у него из близких остался только бывший командир - он совершенно искренне хотел помочь Лизе и остальным попрощаться с родственниками.
  Он видел подобное в глазах умирающих солдат: они все жалели, что не попрощались.
  - Тогда нам нужно двигаться к твоей квартире, - сказал солдат, обращаясь к Лизе, - скажи, ты знаешь, как добраться туда без... - голос слегка дрогнул на этом слове, - без узких проходов.
  Женщина кивнула:
  - Мой дом не часть двора. В него легко будет войти. Если только это действительно то место. В любом случае, нам надо добраться до магазина. Оттуда я смогу указать безопасную дорогу.
  Глава 4
  Дементьев сделал глубокий затяг и выдохнул белое облако дыма. Сигарету он успел попросить у Клары, и теперь наслаждался ей с особым пристрастием. Три года в завязке. Все это могло катиться к черту, потому что Дмитрий знал: он может умереть в любую секунду.
  Слова Лизы подтвердились: они действительно оказались недалеко от ее дома. В магазин заходить не решились. Во-первых, боялись лишний раз проходить через двери. Во-вторых, совершенно правильно полагали, что большая компания людей, с подбитыми и изуродованными лицами, привлечет нежеланное внимание.
  Все десять выживших стояли у подъезда, не решаясь сделать шаг внутрь.
  - Как думаете, - спросил юноша в черной спортивной кофте, - скольких мы потеряем, пока доберемся до квартиры?
  - Двух, - ответил Дмитрий, - может, трех. Если прикинуть, то одного заберут, как только мы войдем. Дальше у нас два варианта: лестница или лифт. Лично я бы предпочел на лифте. Потому что черт его знает, что будет с лестницей.
  - Лучше синица в руках, - с сухой иронией ответил юноша, - вот только мы здесь рассуждаем о человеческих жизнях, брат.
  - Думаешь, я не знаю?
  Дмитрий уже жалел о том, что взял на себя роль лидера. Сейчас ему предстояло принять сложное решение. С одной стороны, он понимал, что квартира будет лучшим вариантом. Там есть свет, еда, телефон и доступ к интернету. Там есть все, чтобы продержаться какое-то время, позволить их отряду "смертников" перевести дух и распланировать дальнейшие действия.
  С другой стороны, это, без сомнений, значило обречь людей на верную гибель. Одного заберут на входе, второго в лифте - сомнений не могло быть. В отношении лестниц никакой уверенности не существовало, но, учитывая, что Лиза жила на девятом, решение идти пешком могло привести к исчезновению почти всей группы. "Игра" могла закончиться, не начавшись, если бы Дмитрий выбрал вариант с лестницей и оказался неправ.
  - А вы как думаете? - обратился он к остальным. - Когда мы зайдем в подъезд, действовать придется быстро и четко. Нам надо сразу решить, поедем ли мы на лифте, или пойдем по лестнице.
  - В лифте мы будем беспомощны. Бежать некуда, - прошептала Марина.
  - Можно подумать в арке у нас были шансы спастись, - холодно отрезала Клара, - я за лифт, - подняла она руку, - лучше синица в руках.
  - За лестницу, - ответил чернокожий парень. Он тоже курил, выпуская в воздух белых червей, - не люблю лифты.
  - О, мне кажется, твоя клаустрофобия сейчас не самая важная штука, - ответила брюнетка, - к чему вообще размышления? Единственный правильный способ - лифт.
  - Я за лестницу, - сказал Блоха. Правда, учитывая его поломанную челюсть, слова вышли крайне невнятными и звучали скорее как "Пля пле плесису", но все уловили ход мыслей, - пляк мы плякончим с этим пляс и насехда".
  - Тогда я за лифт! - отозвалась Катя. Она уже поняла, что правильным будет поступать не так, как говорит Блоха.
   - За лифт, - вторил ей голос еще одной девушки в длинном красном платье и накинутой сверху шубке.
  - Вопрос в другом, - выразила свои сомнения Катя, - мы все сможем туда влезть?
  Взгляды тут же уставились на Лизу.
  - Да, - сказала она, - мы сможем. Лифт большой и рассчитан на перевозку грузов. И я считаю, что мы должны ехать на нем... Наши лестницы... они немного пугают.
  - Хорошо, - кивнул Дмитрий. Он выбросил сигарету и повернулся к остальным, - вы должны понимать, что это будет трудно. Пройти через арку - одно. Но здесь слишком много переходов и слишком много опасностей. И, несмотря на это, мы должны будем продолжать идти. Если готовы, возьмитесь за руки и... и сделайте глубокий вдох. Я молюсь о том, чтобы увидеть вас на обратной стороне.
  Все неуверенно начали хвататься друг за друга. Лиза стояла крайней, хватаясь рукой за Дмитрия, дальше в цепочке находились Блоха, Клара, девушка в красном платье, Катя, Бак, Марина, юноша в спортивной кофте, и замыкающий цепь высокий мужчина в очках.
  Дмитрий вдохнул побольше воздуха.
  - Идем! - скомандовал он, и Лиза толкнула железную дверь.
  Дыхание черной леди ощутилось сразу. Дмитрий старался идти быстрее остальных, чтобы покончить с происходящим. Правой рукой он держал Блоху, который всячески мешал их движению. И на секунду солдат почувствовал, что готов (и не просто готов. Он хотел этого) бросить Блоху одного.
  Пол под ногами превратился в вязкое болото.
  Звуков не было, но все слышали смех. Полы черного плаща медленно вились вокруг каждого "кандидата". Каждый ощущал, что может стать жертвой. Дмитрий сжал губы, чтобы ничего не говорить. Он был уверен, что среди других есть те, ето кричат, просят о пощаде и молятся. Но звуков в этом мире не было. Как и всего остального.
  Все десять (до сих пор ли их было десять?) товарищей по несчастью двигались вслепую. Мир, искаженный черными масляными и липким пятнами тьмы, не давал понять, какое расстояние пройдено. И впервые Дмитрий подумал о том, что они попросту не смогут отыскать в этом месте кнопку запуска лифта. И была ли эта кнопка вообще? И был ли он еще в этом подъезде, или черная леди забрала его, и теперь Дементьев лишь пленник ее мира?
  Темнота толкнулась. Откуда-то появился свистящий звук, будто кто-то выпускал воздух из воздушного шара. И черное нефтеподобное нечто стало медленно отступать. Подъезд окрасился сначала в серый, потом стал обретать тусклые цвета.
  Дмитрий сообразил раньше всех. Он рванул к кнопке лифта и надавил на нее: кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем Она вернется?
  Мир медленно восстанавливал краски. Голоса доносились издалека.
  - Кого? - тихо спросила Лиза.
  - Оксану, - ответил кто-то.
  Сквозь затуманенное сознание мужчина постарался вспомнить, кем именно была эта Оксана. Кажется, та самая девушка в шубке и красном платье. Вид у нее был роскошным. Она то ли шла на благотворительное мероприятие, то ли возвращалась от любовника. Так или иначе, бедняжка не заслужила, чтобы люди, с которыми она провела последние часы жизни, знали лишь ее имя. Да и то смутно.
  - Пусть земля будет ей пухом, - сказал юноша в спортивной кофте.
  Остальные молчали.
  Кнопка горела красным, намекая на то, что лифт скоро прибудем. Механизмы хрипло затрещали и звук начал приближаться. Треск. Хрясь. Вжик.
  - Ты уверена, что он выдержит? - спросил Дементьев у Лизы. На глазах той блестели слезы.
  - Нет, - сказала она жалостливо, - я не уверена.
  Мужчина понимающе кивнул: в такой ситуации нельзя было быть уверенным. Но выбора уже не оставалось. Только что из их группы исчез еще один человек. Итого девять. После лифта останется восемь. Вопрос заключался в банальном слове "Кто?".
  Двери с ржавым скрипом разъехались, обнажая огромную пасть металлического монстра.
  Шаг. Еще шаг.
  Дмитрий медленно заходил внутрь. На ум пришли слова командира: "Не суй голову в пасть голодного льва".
  "Именно этим я и собираюсь заняться, друг", - усмехнулся про себя мужчина.
  Лиза зашла следом, потом все остальные. Пальцы Дементьева легли на кнопку девятого этажа.
  - Готовы?
  Он надавил на нее, не дожидаясь ответа, и с немым ужасом начал прислушиваться к скрипу механизмов. Казалась, каждая гайка запела собственным неповторимым голосом, сливая его в общую какофонию звуков. Первый в мире оркестр ржавых механизмов. Сколько бы он отдал за то, чтоб этот хрип не прекращался.
  ***
  - Одиннадцать негритят пошли купаться в море, - сказал парень в спортивной кофте, когда лифт открылся и выплюнул оставшихся наружу. Юношу звали Гоша. Он был высоким, худощавым и прыщавым типом с высохшей кожей, которая неприятно обтягивала мышцы рук и ног. Кожа на лице в контраст всему остальному блестела от жира. Впалые и болезненно выглядящие глаза необычно активно перебегали с точки на точку. Гоше было двадцать три года. Летом он окончил бакалавриат Санкт-Петербургского университета по специальности прикладной математики, и теперь наверстывал упущенное, проходя все более-менее стоящие компьютерные игры, вышедшие за последние два года.
  Теперь он стал первым, кого пасть лифта выплюнула наружу и первым, кто вновь обрел дар речь. И что он мог сказать на все произошедшее? Что ему страшно?
  Он нашел для себя другой способ. Это должна была быть фраза, которая покажется остальным одновременно загадочной и умной.
  Он придумывал ее всю дорогу. Это был способ Гоши справиться со стрессом. И теперь ему предстояло ее сказать.
  - Одиннадцать негритят пошли купаться в море, - повторил он на тот случай, если остальные его не услышали.
  Но они услышали. Просто никто не хотел отвечать.
  - Кого? - спросил Дементьев, оглядываясь по сторонам.
  Голос Клары дрогнул:
  - Марину.
  - Черт! - вырвалось изо рта мужчины непроизвольно. - Ладно, - добавил Дмитрий, успокоившись, - нам остался последний шаг и потом мы сможем отдохнуть. Лиза, открывай дверь.
  Женщина потянулась к карману. С каждой секундой ее руки все сильнее тряслись, и наконец, бледная и испуганная, она подняла глаза на Дементьева.
  - У меня нет ключей, - сказала она, - я... я не взяла их прежде, чем это случилось.
  Слезы, текущие по ее щекам, стали еще обильнее.
  Никто не знал, что можно ответить на подобное. Все молчали и чувствовали, как тонкая дверь отделяет их от последней надежды на спасение.
  ***
  "Что ты делаешь, когда видишь перед собой препятствие, сынок?"
  Старик любил задавать этот вопрос Дмитрию. Тогда он был еще майором Дементьевым - довольно молодым, но очень перспективным солдатом, показавшим себя мудрым и умеющим чутко реагировать на ситуации начальником. Рядовые мечтали попасть под его командование, потому что знали: так они смогут показать себя.
  И будут иметь больше пива по вечерам.
  Полковник тоже любил Дементьева. Наедине они переставали быть подчиненным и начальником, и их отношения перетекали в исключительно дружескую калию. По пятницам Дмитрий и Иванов выпивали водку, не обращая внимания на все то, что происходило в их жизни.
  Тогда старик, как любил называть его Дементьев, всегда ударялся в философию. Он любил задавать собутыльнику совершенно неразрешимые задачи, вроде того "кого ты спасешь, если будет возможность помочь лишь одному: жену или ребенка". Дмитрий хмурился и старался перевести разговор в другую тему. Иногда это получалось. Иногда - нет. И ему приходилось пускаться со стариком в долгие рассуждения.
  Но когда полковник находился при исполнении, его вопросы носили прикладной характер.
  - Что ты делаешь, когда видишь перед собой препятствие, сынок, - спросил он Дементьева однажды. Тот стоял по стойке смирно перед его столом, испытывая некоторое возбуждение перед предстоящим заданием.
  - Я уничтожаю его, - ответил он решительно.
  Старик улыбнулся.
  - Верно мыслишь, майор. Вот, - и он протянул Дементьеву фотографию, - это твое препятствие. Надеюсь, ты знаешь, что нужно делать.
  ***
  - Я знаю, что нужно делать, - сказал Дмитрий, осматривая дверь, - мы снимем ее с петель.
  - У нас нет инструментов, - ответил кто-то.
  - Давайте просто попросим соседей вызвать слесарей, - предложила все еще плачущая Лиза.
  - А как ты объяснишь им все это? - спросила Клара. - Нет, ребят, - продолжила она задумчиво, - тут надо ломать.
  - Дверь выглядит крепкой, - не согласился Бак. Как бы мы сами все себе не переломали.
  Катя ощутила, что холодный пот выступает на ее лбу. Среди всех этих голосов, она что-то ощутила. Тонкий, еле уловимый стук.
  - И что? ждать здесь?! Или искать другую квартиру?! - голос Клары пополз вверх, показывая раздражение.
  Вновь воцарилось молчание. Только сердце начинало стучать громче.
  - Нужно торопиться! - закричала Катя. - Оно идет!
  В подтверждение ее слов краски окружающего мира начали сереть. Из углов подъезда навстречу к жертвам выползли первые лапы темноты.
  - Пусть он взломает! - закричал Гоша, указывая на Блоху. Его голос будто сочился через невидимую мембрану. - Ты ведь сидел в тюрьме, верно?
  Распухшее лицо с уже засохшими пятнами крови кивнуло.
  - И фто? - промычал Блоха. - думаефь фсе преступники - форы и знают как открыть дфферь?
  Гоша недовольно фыркнул. Что ж, это было правдой, конечно. Но ничуть не утешительной.
  Темнота подбиралась со всех сторон, оставляя без внимания одну только дверь. В таком ее поведении Катя уловила насмешку черной леди. Кем бы ни было это существо, оно играло с ними и давало спастись. В голове невольно зазвучали слова из детской считалки:
  "Раз, два, три, четыре, пять.
  Я иду искать".
  И это было именно то, что делала с ними Черная леди. Игралась. Как играются кошки с полуубитыми мышами, отпуская их и вновь набрасываясь из ниоткуда.
  Были ли у них шансы спастись?
  - Остается ломать! - заключил Дмитрий, перебивая ее мысли.
  "Что ты делаешь, когда видишь перед собой препятствие?"
  "Я уничтожаю его".
  ***
  Удары сыпались на дверь один за другим. В движениях Дмитрия не было профессионализма, но он, подгоняемый приближающееся чернотой, компенсировал это диким упорством. Кольцо смыкалось. Семь выживших человек уже с трудом находили себе пространство. А за дверью кричал ребенок.
  - Да выбей же ее! - вторила его крикам Клара.
  Лиза завизжала, когда первая лапа темноты коснулась ее лодыжки. Вопль был настолько пронзительным, что прорвался через особую звуковую мембрану и показался совершенно чистым, в отличие от других.
  - Я держу вас! - вскрикнул Гоша. Он с силой рванул Лизу на себя, от чего все семеро пошатнулись и чуть не потеряли равновесие.
  Сердце билось сильнее.
  И удары плеча о дверь вторили его стукам.
  Дверь поддалась на удивление легко. Дмитрий выбил ее с шестого удара. Вернее он просто переломил пополам старую щеколду, которая держала ее с обратной стороны. Все это время мужчина боялся, что встревоженные соседи выйдут или позвонят в полицию. Но, кажется, ни того ни другого не произошло.
  Через три удара он начала слышать разносящийся за стеной плач младенца. Лиза тоже услышала.
  - Милый! - кричала она через стену. - Я с тобой! Мамочка с тобой, зайка! Скоро все будет хорошо.
  Наконец, шестой удар открыл дверь. Не ожидавший этого Дмитрий с разбегу влетел в прихожую. Остальные, боясь того, что он может отделиться, побежали следом.
  Лиза знала, что должна держаться со всеми, но материнские инстинкты оказались сильнее. Она рванула к малышу, и когда черная лапа ухватила ее за ногу, подумала, что Леди пришла исключительно по ее душу. Не нужно было отделяться от группы.
  Но действительность выглядела иначе. Чернота была похожа на притаившегося в засаде кота. Пока жертвы оставались на месте, он прятался в засаде, растопырив хвост и приготовив когти. Но когда добыча попыталась убежать, кот бросился на них и в один прыжок накрыл семерых невольников своим черным и липким телом.
  Лиза не поняла, в какой момент окружающая реальность стала лишена цвета. Чернота ослепила ее, и женщина ощутила, как сильно кружится ее голова, а к горлу поступает рвота.
  Плач Данилы сначала стал тише, а потом полностью исчез. Темнота зажевала его.
  Господи. Лишь бы она не забрала ребенка.
  Лиза продолжала неуверенно идти вперед, но понимала, что стоит на месте. Кого-то должны были забрать, и она молилась изо всех сил, чтобы это был кто-то другой.
  Только не сейчас.
  Только не когда она уже почти добралась до ребенка. Столько было проделано. Столько пережито. Ее не могли забрать сейчас. Она должна была покормить Данилу.
  ***
  "Восемь негритят зашло в квартиру. Одного из них забрала черная леди".
  Семеро осталось.
  Гоша всегда казался окружающим странным человеком. Будучи по природе очень мозговитым парнем, он тратил таланты на то, что находился мыслями в совершенно других мирах. Это касалось всего, начиная от экзаменов и заканчивая моментами, когда дела действительно шли плохо.
  Однажды на паре у преподавательницы случился сердечный приступ.
  Все побежали помогать. Но только не Гоша. Он сидел за партой, наблюдая за происходящим. Его сердце билось ровно. Ладони не потели. И он не испытывал чувства страха.
  Вообще.
  Он быстро окинул присутствующих взглядом и посчитал, что теперь с ними нет высокого мужчины в очках. За все время, проведенное в "конвое смерти" этот человек ни с кем не заговорил. Гоша сам подошел к нему однажды и спросил имя. Тот, задыхаясь, сказал "Петр".
  - С нами не стало Петра, - декламировал на всю комнату Гоша, - будете делать ставки на то, кто окажется следующим? - улыбнулся он.
  - Надеюсь, на этом все закончится, - сухо ответил Дмитрий. Он старался держаться спокойно, но его пробирала дрожь. Слишком много времени на улице в носках и хлопковой рубахе. Слишком много ответственности пришлось принимать. И слишком много людей погибло.
  Плечо мужчины до сих пор болело после того, как он выбил проклятую дверь, и все, что хотелось делать сейчас - лечь и провалиться в забытье.
  - Эта штука ведь не станет забирать прямо отсюда? - спросила Лиза. Она, как и все остальные слышала, что в соседней комнате плачет ребенок. Ее тело рвалось к нему, но женщина заставила себя держаться. Нельзя было позволить эмоциям разрушить все в последний момент. Она не должна была отделяться от группы.
  - Я думаю, что не будет, - честно признался Дмитрий, - вход в квартиру - это одно. Но забирать нас во время переходов из одной комнаты в другую... это будет...
  Он не знал, как продолжить, но мысли мужчины продолжил Гоша.
  - Это будет нечестно, - сказал он, - даже с точки зрения потустороннего существа. Но я бы посоветовал на всякий случай включить здесь свет.
  Дмитрий согласно кивнул.
  Группа обошла место, щелкая выключателями. Когда вся двухкомнатная квартира, включая ванну и туалет, была освещена, каждый почувствовал себя спокойнее.
  - Идемте к Даниле, - умоляюще сказала Лиза, и все согласно кивнули: никому не нравилось слушать крики голодного младенца.
  ***
  - Нам нужен интернет, - сказал Дементьев.
  - Нам нужно отдохнуть, - возразила Клара, - мне нужно выпить, - добавила она, раскрывая дверцы секретера, есть у тебя что-нибудь?
  Лизе не понравилось, что брюнетка так бесцеремонно ведет себя в ее доме, но она была слишком занята, чтоб возразить: Данила не переставал кричать и просить еду.
  - Где-то там стоит немного виски, - сказала женщина, потом бросила умоляющий взгляд на Дементьева, - мне нужно покормить его. Но еды нет. Мы не можем позволить ему умирать с голоду.
  - И фто ты префлафаефь? Фыласку ф магафин? - насмешливо поинтересовался Блоха. Он недовольно морщился, пока Дмитрий обрабатывал его лицо.
  - Мы закажем все через интернет, - объяснил Дмитрий. Поэтому я и говорю, что он нам нужен. Парень, - обратился он к типу в спортивной кофте.
  - Гоша, - пояснил тот.
  - Да-да, прости, Гош, сможешь что-то заказать? Я... в кармане моей куртки должна быть кредитка, оплати через нее.
  Парень самодовольно улыбнулся и уселся за ноутбук. Ему нравилось чувствовать себя полезным.
  ***
  Время шло быстро и медленно одновременно. Ребенок не переставал кричать. Блоха не переставал стучать четками. Он прервал это занятие лишь на тот короткий отрезок времени, когда Дмитрий обрабатывал его поврежденное лицо. Нападение бывшего солдата заметно поубавило пыл мужчины, и теперь он старался не вызывать лишнего раздражения. Впрочем, никто не мог сказать, как долго продлится затишье. Да и четки не умолкали, несмотря ни на что.
  - Я все сделал, босс, - сказал Гоша, откинувшись на спинку стула. Его лицо при этом выражало такое самодовольство, которое может быть только у глубоко шокированного и отказывающегося верить в происходящее человека, - заказал нам целую телегу детского питания для мальца и... - он выдержал торжественную паузу, - пива для всех остальных. Думаю, оно придется как раз кстати, учитывая... кхм... обстоятельства.
  Дмитрий с удовлетворением отметил, как смягчаются лица людей. Даже Блоха, который, казалось, готов броситься в атаку, облегченно выдохнул и перестал стучать.
  - Это то, что надо, - тихо прошептала Клара. Она сидела на полу, облокотившись спиной о дверцу шкафа. Ее сухие губы шевелились, но звуки перестали доноситься до окружающих. Глаза женщины слипались. И Дмитрий невольно ощутил зависть. Он тоже хотел уснуть, но приказал себе продержаться еще немного.
  Для начала надо было проследить, чтобы все успокоились и почувствовали себя в безопасности. Пиво оказалось бы отличным лекарством, о котором сам Дементьев забыл. Теперь он был благодарен Гоше за то, что тот сохраняет спокойствие и приносит их группе столько пользы.
  Однако расслабляться было рано. Кричащий ребенок продолжал действовать на нервы. Больше всего волновалась Лиза, которая старалась убаюкать его так отчаянно, что сама начинала выходить из себя. По щекам женщины уже текли слезы. Катю уложили на диван, накрыли одеялом и бросили на лоб смоченную водой тряпку. Бак отыскал в аптечке жаропонижающее и заставил девочку выпить. Однако антибиотиков или других лекарств в квартире не оказалось.
  "Все же лучше, чем полчаса назад" - растерянно подумал Дмитрий.
  
  
  Глава 5
  Бам, пшииик, бам.
  Бутылки пива звонко открывались, наполняя комнату приятным звуком. "Когда весь мир катится в пропасть, нет ничего лучше алкоголя" - заключил Гоша. Парень был небольшим любителем выпить. Но сейчас ситуация выходила за рамки того, что можно было назвать ежедневной рутиной.
  Он сделал первый глоток, ощущая, что получает через горьковатый напиток порцию жизненной энергии. Над губой образовались крошечные пенные усы.
  Клара, шатаясь, встала на ноги. Ее тонкие пальцы обнимали бутылку так, будто жизнь женщины завесила от способности удержать напиток. "Наверное, так оно и есть", - подумал отстраненно Гоша. Клара двинулась точно на него. Знойная и сексуальная с раскрасневшимся от слез лицом, с блестящими и решительными глазами. Ее походка заставила юношу смутиться. "Отлично! - подумал он, раздражаясь на самого себя. - Самое время испытывать к кому-то влечение".
  - Будем, - сказала Клара, протягивая ему бутылку пива. Гоша стукнул о нее донышком своей и сухим голосом повторил:
  - Будем!
  - Поверить не могу, что мы дожили до гребанного пива, - прошептала женщина тихо, - теперь и помереть не жалко.
  Она уставилась на бутылку, потом принялась с любопытством разглядывать Гошу.
  - Ты хорошо придумал с пивом.
  - Решил, оно нам необходимо.
  - Ты даже не представляешь насколько.
   "Удивительно, - подумал юноша, - как все может измениться в один момент, а потом вновь встать на место". Отстраненно он понимал, что происходящее - лишь иллюзия. Попытка семи выживших притвориться, что ничего не произошло. Как детская игра: если закрыть глаза, ничего не случится. Впрочем, подобное поведение лучше, чем паника, которая захлестывала их вначале. "У нас еще будет время умереть" - пронеслась в голове парня смутная мысль. Она показалась ему такой плотной, словно отразилась от стен, расколовшись на сотни кусков. И потом каждый из кусков вновь вернулся к нему в голову, уколов острым концом. У них действительно было слишком много времени, чтобы умереть.
  Лиза заняла угол зала. Правой рукой она держала Данилу у груди, левой - подносила ложку к его рту. Мальчик жадно проглатывал пищу, одаривая маму невозмутимой улыбкой. Конечно, ребенок не мог знать, что происходит вкруг, и это... обнадеживало.
  "Жизнь не закончилась" - вот, что осознал Гоша в ту секунду. Мир продолжал двигаться дальше. Люди отправились на работу, кто-то оставался дома или шел по своим делам. Прямо сейчас рождался хотя бы один ребенок. Хотя бы одна пара женилась. И никто - ни одна живая душа, кроме них самих, - не знала, что в небольшой однокомнатной квартирке сейчас находится семь человек, выпавших из бесконечного течения жизни. Они словно оказались в вакууме, отрезавшем их от остального мира. При всем этом, мир продолжал двигаться вперед. Успешно огибая их, проскальзывал за окнами в виде спешащей и не думающей ни о чем толпы. В какую-то секунду парень ощутил непреодолимую любовь ко всем этим людям, которые теперь казались ему такими же наивными и не знающими жизнь, как Данила.
  Дмитрий сидел на коленях у изголовья дивана. Одной рукой он держал бутылку пива, второй - прислонился ко лбу Кати, проверяя ее температуру. Несколько минут назад у девочки случился приступ лихорадки, но теперь она пришла в себя и мирно посапывала, провалившись в глубокий сон.
  Блоха подносил ко рту горлышко бутылки, делал глоток и морщился, всем видом показывая, как ему больно пить. Но всем, откровенно говоря, было плевать на это.
  Бак мерно наматывал зенитовский шарф на правое запястье. Потом так же неторопливо снимал его и повторял процедуру с левым. Полупустая бутылка пива стояла справа и издавала едва уловимое шипение. Но мужчина забыл о ней. Его глаза смотрели в потолок, а губы торопливо шевелились, но даже те, кто стояли к нему вплотную не могли разобрать, о чем говорит чернокожий парень.
  "Или пиво, - подумал отстраненно Гоша, - или сумасшествие". Он сделал еще глоток пенистого напитка и криво улыбнулся.
  ***
  Дмитрий убедился, что Кати в порядке и двинулся в сторону Лизы. Женщина кормила ребенка, выказывая полное безразличие ко всему остальному.
  - Он в порядке? - солдат сделал глоток пива и с выражением посмотрел на собеседницу.
  Она моргнула несколько раз, заставляя себя вернуться в реальность. Зеленые глаза уставились на Дементьева с видом полной растерянности.
  - Я... да, кажется, с ним все хорошо.
  - Вам не стоит так переживать. Данила, он... не один из нас. С ним все будет в порядке.
  Лиза растерянно кивнула.
  - Думаю, мне надо решить, кому его оставить в случае... - продолжать женщина не стала. Сглотнула и отвела глаза в сторону, - позаботиться о материальном обеспечении. Помириться с родителями. Может, попрощаться.
  - Эй, вы в порядке?
  Дмитрий хотел опустить руку на плечо собеседницы, но остановился, заметив, каким решительным вдруг стал ее взгляд.
  - Я подумаю обо всем позже, - сказала Лиза строго, - сейчас надо покормить Даню.
  Малыш улыбнулся, услышав собственное имя. Затем его взгляд сосредоточился на незнакомце. Ясные голубые глаза обвели лицо Дементьева и опустились ниже. Красные губки, заляпанные кашей, растянулись в широкую улыбку, и пухлые пальцы потянулись к щекам мужчины.
  Дмитрий отпрянул. Он не ожидал подобного. Дети определенно не относились к сфере, в которой он считал себя специалистом. Может быть, когда-то позже. Когда...
  если
  ... все это дерьмо закончится.
  Лиза смущенно улыбнулась.
  - Хотите взять его на руки?
  - Я не умею, - ответил мужчина.
  - Ну же, он не кусается.
  Она вытянула руки вперед, передавая ребенка. Тот смотрел на Дементьева с интересом и доверием. Слегка наклонял голову влево. Будто задумывался о чем-то. И... черт! В этих глазах было больше понимания и способности мириться с происходящим, чем Дмитрию довелось видеть за всю жизнь.
  "Черт! - подумал мужчина, ощущая, как беспристрастность покидает его. - Если бы ты только знал, парень!".
  Он принял младенца на руки, тут же ощутив его вес. Данил оказался упитанным мальчуганом. "Скорее боксер, чем футболист" - заключил Дементьев.
  В какую-то секунду малыш дернулся, желая вернуться к маме. Лицо стало испуганным. Словно он увидел что-то плохое. Губы скривились, выражая готовность кричать.
  Она.
  Дмитрий вздрогнул. Вес малыша на его руках увеличился в десятки раз, и на долю секунды мужчина испугался, что уронит его. Черное сердце застучало где-то справа за его спиной, и солдат понял: оно продолжало пульсировать все время. Стучало где-то рядом, несмотря на то, что сейчас все казалось безопасным. Оно собиралось добраться до них. И не хотело ждать долго.
  Дементьев ощутил пот, стекающий по лбу. Лицо Лизы раздвоилось и вновь собралось в единое целое.
  - Что с вами? - спросила она.
  Дмитрий покачал головой.
  - Должно быть, усталость, - прошептал солдат, возвращая ребенка к матери, - стресс.
  - Не удивительно.
  Женщина продолжала нахмурено изучать собеседника. Он натянул на лицо одно из своих я-в-полном-порядке выражений.
  - Я хотела сказать вам "спасибо", - тихо проговорила Лиза, - если бы не вы...
  Дементьев покачал головой. Что он мог ответить на это?
  - Четверо погибли, пока мы добрались до квартиры.
  Число отразилось в его голове звонким эхом. То, что люди говорили о бесчувственности солдат, было самым настоящим дерьмом. Убивать врагов - одно. Но потеря своих товарищей или кого-то из гражданского населения воспринимается иначе. Хорошему командиру говорят двигаться дальше, но никто не учит, как это нужно делать. Хорошему солдату вообще ничего не говорят.
  Дмитрий сглотнул, в глубине души надеясь, что сумеет выглядеть спокойно. Он не обманывал себя насчет нынешнего положения. Потери были неминуемы. Пользуясь имеющейся информацией, он принял наиболее рациональное решение. На протяжении всего "марафона" до квартиры мужчина был спокоен и рассудителен.
  Не считая случая с Блохой
  - Если бы не вы, погибло больше, - прервала его мысли Лиза, - знаете, - добавила она тихо. Так словно собиралась поделиться секретом, - я рада, что умерли они, а не мы. И я бы хотела сказать, будто вариант, где все спаслись, нравится мне больше, но это не так. Слишком плохо, верно? Не говорите, что я плохая. Я сама знаю. Просто... они умирают, а наши шансы поднимаются. К началу дня было один к одиннадцати, а теперь - к семи. Вот так, - ее щеки запылали от смущения, "или, - осознал Дементьев, - от надвигающихся слез", - они умирают, а для нас все простая статистика. Слишком плохо, верно?
  - В нашей ситуации вряд ли хоть что-то можно назвать хорошим, - криво усмехнулся мужчина. Он не хотел признавать, но и сам думал об этом, - вам нужно отдохнуть, ничего больше.
  - Вас это тоже касается.
  Лиза нахмурилась, всматриваясь в его лицо. Данила принялся играть с волосами женщины, отвлекая ее внимание на себя. Она виновато улыбнулась, поцеловала сына в лоб и протянула к его груди указательный палец. Мальчик радостно обхватил его ладонями.
  Дмитрий кивнул.
  - Как только удостоверюсь, что все в порядке. Уложите сына и присоединяйтесь к вечеринке. Скоро я не смогу удерживать остальных от вашей порции.
  - Не хочу расставаться с Даней. Кто знает, сколько нам...
  - Все будет хорошо, - решительно сказал Дмитрий, - я редко говорю такое, но вам, мамаша с малолетним сыном, просто необходимо напиться до беспамятства.
  "Нам всем бы не помешало" - добавил он мысленно.
  Лиза улыбнулась и поочередно посмотрела сначала на Дмитрия, потом на Данилу.
  - Хорошо, - прошептала она наконец, - не можем же мы ослушаться приказа нашего командира. Особенно теперь, когда все в безопасности.
  Малыш одобрительно захлопал глазами. Дмитрий погладил его по голове, кивнул в сторону Лизы и направился прочь. Он не стал говорить о том, что почувствовал совсем недавно, взяв малыша на руки.
  Безопасности нет.
  Черная леди всегда рядом. И не собирается затягивать игру.
  ***
  "Что бы ты сделал, если бы знал, что скоро умрешь?"
  Блоха вычищал кровь, засохшую под ногтями. Они не понимали. Никто из них не понимал, что смерть так же неотъемлема, как все остальное. Она придет. Рано или поздно. А по человеческим меркам всегда рано. Никто никогда не будет ждать и никогда не сумеет по-настоящему подготовиться.
  "Что бы ты сделал, если бы знал, что скоро умрешь?"
  Человек, задавший этот вопрос, был соучастником Блохи десять лет назад. Маленький, слабый, рыжеволосый мужчина с плоским лицом и вечно потерянным взглядом. Телосложение Миши (Мышь как звал его Блоха) позволяло легко пробираться через форточки. Такой способ работал в деревнях или небольших поселках, где окна еще не стали пластиковыми. Товарищи действовали осторожно. Брали понемногу, часто меняли места и не позволяли азарту одержать верх над здравым смыслом. Конечно, такое понимание пришло не сразу. Оба уже имели судимости. Блоха отделался условным, Мышь - отсидел три года.
  Но теперь их дело шло на лад. Взломщики снискали в своих кругах кое-какую славу. Не дотягивали до уважаемых воров. Но и барыг не отпугивали. Те больше не подозревали в мужчинах переодетых "ментов" и легко продавали наркотики.
  Жизнь, казалось, обретает равновесие.
  Но потом Мышь спросил:
  - Что бы ты сделал, если бы знал, что скоро умрешь?
  Это был один из миллиона вопросов, которые недоразвитый парень любил спрашивать, находясь под мухой. Сколько километров от земли до Марса? Существуют ли призраки? Кто убил больше человек: Гитлер или бубонная чума?
  - Ты хоть знаешь что такое бубонная? - спросил его Блоха однажды. Ответа так и не последовало.
  И вот, когда все шло наилучшим образом, этому рыжему кретину понадобилось задать очередной идиотский вопрос.
  Блоха не мог стерпеть подобного невежества со стороны человека, которому, по сути, доверял:
  - Мы все скоро умрем, - сказал он коротко, стараясь не поддаваться нарастающему раздражению, - и делаем то, что делаем.
  - Да ты понял, о чем я. Ну, если бы там три дня или неделя.
  - Или год или десять лет, - передразнил Блоха. Руки потянулись к четкам, и пальцы принялись перебирать бусины.
  - Что? Продолжал бы жить так, как сейчас? Никаких шлюх бы не снял? Может, послать на хрен бывшего босса решился бы?
  - Я бы тебя послал.
  - Ой, да брось! Наверняка же есть что-то. Я бы вот к мамке пошел, - сказал мужчина мечтательно, - просил бы прощения за все. Прямо на колени бы упал и плакал бы, плакал. Чтобы простила сына за драки там всякие, за тюрьму. Эх, я бы с порога квартиры не уходил бы, пока она б меня не простила.
  - Так что сейчас не пойдешь?
  Блоха отчаянно пытался сосредоточиться на четках и не слышать раздражающий голос товарища.
  - Так сейчас страшно. Сидишь и думаешь: "завтра". Все завтра. И так всю жизнь. Я иногда вот думаю: хорошо даже знать, что скоро умрешь. Столько дел бы переделалось.
  Мышь облокотился на спинку потрепанного кресла и закурил сигарету. Белые змеи дыма начали торопливо выползать наружу, слегка искривляя хребет там, где дул из окна ветер.
  - Ну, признайся, Блошка, что бы сделал, а? Да пади зазноба у тебя какая-нибудь есть. К ней бы пошел, верно? Или тоже, как я, с отцом мириться?
  От упоминания последнего Блоху передернуло. Сухие губы невольно расползлись в довольную ухмылку, когда он вспомнил расставание с родителем. Хорошая получилась драка. Одна из лучших.
  Кровь папаши на костяшках пальцев вперемешку с собственной. Презрение и страх, застывшие в глазах поверженного родителя. Его сопли из переломанного носа.
  Кажется, Фрейд утверждал, будто каждый сын мечтает убить отца. Что ж, умник, видимо, ошибся. Потому что Блоха мог свернуть папочке шею. Или задушить. Руки уже лежали на горячей, раздутой и потной коже. Костяшка указательного пальца упиралась точно в кадык. Но в последний момент Никита одернул себя. Слишком простая смерть для ублюдка:
  "Плохие люди всегда получают по заслугам"
  Быстрая гибель показалась бы спасением. Так что Блохин-младший насладился последним ударом точно в правую скулу соперника и навсегда покинул отчий дом.
  Хотел ли он примириться?
  Скорее убедиться, что папаша сдох в страшных муках. В крайнем случае, помочь этому стать правдой. Но, нет, на перемирие Блоха не надеялся.
  - А, может, обошелся бы простыми радостями жизни? - продолжал гадать Мышь.
  Блохин подумал об отце и о том, как приятно было держать его шею в руках. Белые змеи поднимались в воздух, ломаясь посередине.
  Похожие на переломанный хребет.
  Мужчина плохо помнил, как встал на ноги. Все вокруг расплывалось и в то же время двигалось рывками, будто соответствуя ударам маятника.
  Или биению сердца.
  Он шел бездумно, подсознательно сравнивая бычью шею отца с бледной и хлипкой Мыши. Эта явно не раскраснеется. Толстая вена не начнет надуваться под ладонью, а если и начнет, заметно не будет. Душить Мышь окажется не так мягко и приятно, как отца. Но зато заставит ублюдка заткнуться с его желанием совать нос не в свои дела.
  - Винишко там, купишь, или водочки. Я бы так и сделал. После того, конечно, как от мамы бы прощения получил. А так стоял бы под дверью. Честное слово! На коленях бы стоял.
  Отдаленно Блоха слышал, как его четки упали на пол, глухо ударившись о бетонную поверхность. Вспомнил, как холодные струи текли по его совсем еще мальчишечьему телу, заставляя член сжиматься. Как издевательски смотрел на это ободранный кусок эмали в форме сердца.
  Он чувствовал, как его руки касаются чего-то мягкого, с тонкими линиями косточек под пористой кожей. Слышал, как что-то хрустнуло под давлением пальцев. Видел, как прежде отсутствующие глаза наконец сфокусированы точно на нем. Большие серые и выпученные, как у жабы.
  В полусознательном состоянии Блоха вдавил пальцы еще глубже.
  ***
  - Я хочу поднять тост! - Клара чувствовала, что плохо контролирует тело, но считала своим долгом выполнить задуманное.
  Она подождала, пока все, кроме спящей Кати, обратят на нее внимание. Кривобоко улыбнулась и продолжила:
  - За то, что мы, мать вашу, живы. И за тех, кому повезло меньше.
  Женщина запрокинула голову, прикрыв глаза, и сделала глоток пива, показывая всем своим видом, что наслаждается моментом. После нападения Лизы ее лицо начало приобретать фиолетовый тон, но Клара не обращала внимания. Это была наименьшая из всех чертовых проблем, обрушившихся на их головы.
  - Нас было одиннадцать, когда все началось. Целую вечность назад, кажется. Мы тогда знали друг друга плохо. Не было возможности закатить вечеринку в честь знакомства. Но, думаю, им бы хотелось... а может, черт бы побрал все это, мне самой так хочется для спокойствия. Думаю, мы должны вспомнить их, и... я не знаю. Что-нибудь сделать. Вот, - она взяла лист из стопки бумаг и черную гелиевую ручку, - как насчет организации мемориала. Черт, да давайте хотя бы имена их запишем... фамилии так и не узнали.
  Дмитрий и Гоша одобрительно кивнули, Лиза выдавила из себя едва заметную улыбку, а Блоха закатил глаза и недовольно фыркнул. "Что еще можно от него ожидать?" - подумала с отвращением Клара.
  Она приложила бумагу к стене шкафа и крупными буквами написала на нем "Марина".
  - Я не знала эту женщину, но, кажется, она была единственной, кто сумел во всем этом остаться человеком. Она предложила нам держаться за руки. И дала мне платок, когда Лиза набросилась с кулаками. Била, конечно, как девчонка, но повторять не хочется, - слега усмехнулась женщина, глядя на бывшую соперницу, - в общем, я веду к тому, что Марина действительно заботилась о нас. Черт, никогда не думала, что смогу привязаться к кому-то так быстро. Надо выпить за нее.
  Клара вновь приложилась к алкоголю. Заметив, что продолжать она вряд ли сможет, Дементьев поспешил перехватить инициативу.
  - Уотан Кох, - сказал он, дублируя выведенное на бумаге имя, - человек, которого я считал угрозой. В той ситуации, которая сложилась утром, было необходимо действовать решительно. Но он пытался затормозить нас. И да, наверное, я злился. Потому что Уотан предпочитал думать. Мне кажется, это у него получалось неплохо. И будь он сейчас с нами, все вышло бы разложить по полочкам. В любом случае, уверен, что Кох был хорошим человеком. За него.
  - За него, - тихо повторили остальные.
  Потом поминали девушку в норковой шубе ("кажется, Оксана" - сказал Дмитрий) и молчаливого парня, чье имя знал только Гоша.
  К концу мемориальной службы все оказались пьяными и измученными воспоминаниями. Страшно было осознать, что четверо, пропавших за утро, оказались настоящими людьми со своими жизнями, страхами и интересами.
  - Думаю, нам нужно поспать, - сказал наконец Дмитрий, - по-настоящему нужно. А проснувшись, решим, как быть со всем этим...
  - Дерьмом. - Продолжила за него Клара. - Эй, солдат, мне нравится идея. Хочешь прилечь со мной?
  - Кто-то должен остаться на карауле.
  - Эй, да ладно. Мы же не с фашистами воюем.
  - В этом-то и проблема. Кто знает, что она сделает, пока все спят.
  - Так значит вот в чем план? Хочешь проверить на нас, что случится с уснувшими? - Клара усмехнулась, но усмешка вышла растерянной. Дмитрий в ответ вежливо улыбнулся:
  - Не думаю, что произойдет что-то плохое. То есть, еще более плохое, - поправился он. - В любом случае, нам придется спать рано или поздно. И лучше сделать это сейчас.
  Клара кивнула.
  - Отлично, солдат. Доверяю тебе стеречь наш сон.
  ***
  Катя приходила в себя медленно. Она рывками возвращалась из мира снов в сознание. Иногда почти просыпалась, различая знакомые голоса, иногда снова проваливалась в лишенное снов забытье.
  Солнце наконец продралось сквозь тонкую пелену перистых облаков и теперь заботливо ласкало лучами лицо девушки. Катя постаралась насладиться происходящим, но ощутила лишь раздражение.
  "Нужно будет показаться врачу сегодня" - подумала она отстраненно. Температура, видимо, была слишком большой, раз девушке привиделся столь яркий и выпуклый сон. Особенно те его части, где она проваливалась в черноту и стояла там, лишенная ориентиров. Ожидая пока Черная Леди не насладиться моментом и не захватит одного из них.
  Она повернулась на бок. Ощутила под собой необычно твердую поверхность. Уже нагревшаяся тряпка, лежавшая на лбу девушки, соскользнула вниз и неприятно проехалась по глазу и носу. Самый край угодил на губу, оставив неприятный затхлый привкус.
  Все казалось таким настоящим в этом ее странном сне. Миллион деталей, вплоть до кровеносных сосудов в белках глаз того чернокожего парня. Кажется, его звали Бак.
  Бак.
  Короткая волна паники накрыла девушку. Сны действительно могли быть четкими, даже не отличимыми от реальности. Однако запоминать имена привидевшихся людей? Катя попыталась вспомнить, как часто такое случалось прежде.
  "Хорошо, - сказала она себе, - может и случалось. То, что происходит сейчас, - всего лишь состояние, когда организм не до конца проснулся. У тебя могут случиться приступы паники от такого. Но скоро все закончиться".
  Подобная мысль успокоила. Девочка повернулась к спинке дивана, игнорируя, что дивана в ее общежитии не было, и провалилась в очередной сон.
  ***
  Дмитрий из последних сил боролся со сном. Он сидел на полу, широко расставив пред собой ноги и согнув их в коленях. Его затылок упирался в дверцу большого деревянного гарнитура. Веки то и дело опускалась, поддаваясь необъяснимой тяжести, и мужчине приходилось одергивать себя. Гоша согласился подменить его через четыре часа после "отбоя". Но сейчас прошло только три с половиной.
  В определенный момент Дементьев поймал себя на мысли, что десять минут разглядывает висевший напротив плакат Роллинг Стоунз. Мик Джагер криво улыбался, выпячивая вперед верхнюю челюсть. Его узкие глаза сузились еще больше, так что лицо стало напоминать морду одного из этих морщинистых псов. "Шарпей, кажется" - вспомнил мужчина. Ронни был повернут в профиль, демонстрируя вступающий подбородок. Остальных парней - Кита и Чарли - Дмитрий не мог видеть из-за дивана, на которого продолжала невозмутимо спать Катя.
  Сначала Дементьев думал сменить девушке компресс. Но потом отказался от этой затеи: идти в ванную в одиночку было слишком опасно.
  "Вот так простые вещи превращаются в серьезную угрозу. Стоит только существу из другого мира начать за вами охоту".
  - Вы выглядите ужасно, - раздался издалека заспанный голос. Дмитрий мгновенно повернул голову к источнику звука.
  - Не самый лучший комплимент, - он вежливо улыбнулся Лизе, - Вам следует поспать, чтобы не повторять мои ошибки.
  - Я уже поспала. Я вообще мало сплю. К тому же, - она неторопливо подползла к собеседнику, и, присев рядом, продолжила шепотом, - хотите правду?
  - Валяйте.
  - Мне нужно в туалет.
  Она смущенно отвела глаза. Полноватые щеки наполнились румянцем. Отстраненно Дмитрий подумал, что Лиза обладает редким даром оставаться привлекательной даже в столь неприятной ситуации.
  - Хорошо, - понимающе кивнул мужчина, - придется разбудить остальных. Но, думаю, после стольких бутылок никто не сможет сдерживаться слишком долго.
  - Да нет же, - засмеялась Лиза тихо. Дмитрий отметил, что женщина еще пьяна, - я хочу сделать это самостоятельно.
  - Ни за что, - он сохранил в голосе спокойствие, но рукой крепко обхватил запястье собеседницы, - вам надо протрезветь.
  - Эй, я трезвая. Я просто... хотите секрет? Я знаю, что я - та самая "избранная", - на последнем слове женщина изобразила воздушные кавычки. - Ну, сами подумайте: у меня ребенок. Да и место появления было ближе всего к моему дому. Да и вообще: не чувствую я, что должна умирать сейчас.
  - И именно поэтому вы хотите добровольно отделиться от группы и пойти к ней? - Дмитрий говорил серьезно. Ни тени сожаления или улыбки не промелькнуло на лице мужчина.
  Лиза отрицательно покачала головой.
  - Во-первых, - сказала она, - не думаю, что туалет - это то место, откуда она станет нас забирать. Тут расстояние от зала всего несколько метров. Меньше, чем расстояние от первого до последнего человека, когда мы добирались до квартиры.
  Дмитрий хотел возразить, сославшись на наличие двери, которая, кажется, символизирует переход. Или еще какое-то дерьмо. В итоге он решил не упоминать о том, в чем и сам ничего не понимает.
  - Во-вторых, - продолжала Лиза, - даже если мы сделаем абсолютно безумное предположение, будто заходящий в туалет отделяется от группы, почему жертвой должна стать я? Вот смотрите, - женщина начала бездумно водит пальцами по полу, - мы все знаем, что один останется. Этот человек является, так сказать, ядром группы. И вопрос, отделился ли кто-то, должен рассматриваться относительно него. Так что, если я пойду в туалет, - она глухо захихикала на этом слове, - и если я - та самая избранная, исчезнете вы. Все вы. И это дерьмо закончится, понимаете?
  - А если не вы "та самая"?
  - Тогда в чем смысл бороться дальше? Мы все видели, на что она способна. Поверьте, если эта... дама захочет забрать кого-то из нас, мы ей не помеха.
  - Вы дали ей запугать себя.
  - А вы разве нет?
  Дмитрий промолчал.
  - Нет смысла бороться, понимаете?
  Он понимал.
  - А как же ребенок? Ты сама говорила, что должна позаботиться о нем в случае, если... если ошиблась. Подожди, пока придешь в себя. Обдумай все хорошенько. И потом, если вдруг захочешь отделиться от нас, никто не станет тебя задерживать. Но сейчас все должны отдохнуть.
  Лиза молчала некоторое время, разглядывая собеседника с интересом.
  - Боюсь, что описаюсь до этого момента, - сказала она, вежливо извиняясь.
  - Мы позаботимся об этом. Я разбужу остальных, и...
  - Не надо. Потерплю еще немного. И потом, если станет невмоготу, обращусь к вам.
  - Уверены?
  - Поверить не могу, - тихо рассмеялась женщина, - мы знакомы меньше суток, а я уже обсуждаю столь откровенные вещи.
  - Все дело в моем обаянии, - устало улыбнулся Дементьев, - женщины всегда обсуждают со мной подобное на первом свидании.
  - Да уж.
  - Да.
  Блоха повернулся на спину и начал храпеть. Переломанный Дементьевым нос теперь выполнял роль динамика, потому что звук получался пугающе громким. Тем не менее, никто не проснулся. "Слишком устали", - подумал отстраненно мужчина.
  - Так вы обещаете, что не будете делать необдуманных поступков, пока не придете в себя?
  - Ладно, - ответила Лиза, серьезно глядя на собеседника, - я обещаю.
  - Это отлично, - Дементьев бросил взгляд на электронные часы. - Уже ровно четыре, - сказал он, наслаждаясь словами, - это значит, что я имею полное право разбудить Гошу и провалиться в сон. Даю слово, даже храп этого психа мне не помешает. Но если вы хотите обсудить еще что-то...
  - Нет. Вам нужно поспать. Правда. И не надо будить парня. Я посижу сама. Спасибо, что в очередной раз помогли прийти в норму.
  - Не за что. Уверены насчет дежурства?
  - Совершенно.
  - Ладно. Просто не позволяйте себе терять контроль над ситуацией.
  - Спокойной ночи.
  Лиза склонила голову и поцеловала собеседника в щеку.
  - Простите, - добавила она поспешно, - думаю, мне было это необходимо. Простите.
  - Не извиняйтесь, - неторопливо проговорил Дмитрий - думаю, мне это было необходимо тоже.
  
  
  Глава 6
  В очередной раз Катя приходила в себя. Температура спала, и теперь девочка осознавала произошедшее отчетливо. Вельветовая ткань под ней отличалась от обычного хлопка простыни. Сверху лежал колючий плед, а щека покоилась на теплой и вонючей тряпке, которая пахла затхлостью. Колени девочки упирались в мягкую, упругую поверхность. На своей кровати - на обеих своих кроватях: дома и в общежитии - она не испытывала подобного.
  Стараясь ухватиться за любую возможность, девушка подумала о больнице. Мог ли у нее случиться приступ? Соседки наверняка позвонили бы в скорую, и теперь Катя могла просто лежать в палате. Все это дерьмо с загадочным нечто, преследующим их в темноте, могло оказаться просто сном.
  Но конечно, все было правдой.
  Катя пыталась как можно дольше не думать об этом, но осознание накатывало на нее волнами, не забывая приправить получившееся месиво из эмоций щепоткой паники.
  Первой мыслью было просто убежать. Казалось, если притвориться, что все неправда, можно вернуться к себе и зажить спокойной жизнью.
  Девушка вспомнила о платье. Парадоксальная мысль захватила сознание, вытесняя остальное.
  Платье было красным, с косой юбкой, правый край которой доходил до колена, а левый прикрывал лишь половину бедра. Вообще девушка предпочитала джинсы, но этот наряд захватил ее воображение с самого начала. Казалось, он был создан точно для нее. Правильный покрой идеально подчеркивал фигуру, пряча недостатки и визуально увеличивая грудь. Почти неделю Катя ходила вокруг магазина, взвешивая все "за" и "против". За - платье было красивым. Против - слишком мало денег. Еще ей, по сути, не куда было его надеть. Но черт! Оно казалось таким притягательным. И в итоге Катя купила его. Теперь наряд висел в шкафу, так ни разу и не надетый. Девочка боялась менять привычные джинсы на юбку и все время говорила себе: "Надену завтра". Теперь такой возможности больше не было.
  Теплые слезы потекли из закрытых глаз. Катя попыталась усмехнуться, думая о том, что всему виной проклятое платье. Ее следующая мысль была неприятно быстрой и неожиданной.
  "Я должна позвонить маме".
  Она разлепила веки, тут же ощутив режущую боль. Со стороны можно было видеть, что белок ее глаз налился кровью, а лицо стало болезненно желтым. Но Катя не знала об этом. Она попыталась отвернуться от дивана и спуститься на пол. Первое движение получилось неуклюжим. Рука уперлась в подлокотник и отказалась двигаться куда-то еще. Голова гудела.
  Со второй попытки девушке удалось развернуться и спустить на пол левую ногу.
  "Еще немного, - сказала она себе, - главное не упасть".
  В ту же секунду очередная волна усталости и беспомощности накрыла измученное болезнью тело. Веки начали закрываться, а сознание - проваливаться в черноту. Катя в последний раз попыталась взять себя под контроль, но потом подумала:
  "К черту! Лучше просто уснуть и забыть о случившемся".
  
  ***
  Что-то ласкало ее кожу. Катя ощутила странный прилив нежности от происходящего. Мягкая, теплая ткань проехалась по кончику носа, переместилась между грудей, двигаясь к бедру. Теплая рука погладила щеку, оставив после себя приятный липкий холодок.
  Девочка вздрогнула.
  Приятные ощущения, как по щелчку выключателя, сменились чем-то мерзким. Изменение было настолько неожиданным, что Катя закричала. Голос, однако, так и не вырвался из гортани.
  Она открыла глаза и поняла, что ничего не изменилось. По-прежнему темно. И что-то по-прежнему касается кожи. Из глубины подсознания вырвались недавние воспоминания о Черной леди и огромном пульсирующем сердце.
  "Неужели снова?" - подумала девушка мучительно. Самым страшным в происходящем было то, что их убивала темнота. Не какой-то материальный враг, не бомбы, не террористы и не чудовища из фильмов ужасов. Даже последних - следуя заветам Голливуда - можно было одолеть. Но темнота...
  Она просто приходила, и облепляла их. Она не несла за собой страха или слишком неприятных - кроме липких касаний - ощущений. В ней были только полы плаща и рука, которую нельзя увидеть. Ни зубастых монстров, ни когтистых лап. Все страхи додумывало слабое человеческое сознание.
  Находясь в этой темноте, Катя видела одновременно и "подкроватных" монстров из детства, и затаившихся в углу чудовищ. Голоса из ее собственной головы приобретали материальную оболочку и тихо звучали. Одновременно близко и далеко.
  "Катя!" - голос отца, будившего ее по утрам в школу. Сколько раз он заставлял девочку вскакивать с постели, забывая сон. Теперь этот голос не приводил к пробуждению. Он просто звучал. Где-то. В глубине ее подсознания - в месте не доступном ни для кого.
  Кроме черной женщины из другого мира.
  "Ты должна собраться" - сказала себе девушка. Она попыталась мыслить рационально. Последнее, что Катя помнила, - квартира Лизы, где можно было чувствовать себя в безопасности.
  Откуда тогда чернота?
  Вены черного сердца пульсировали перед глазами. Полы плаща появлялись то в одном углу, то в другом. Касались ее лодыжек и запястий.
  Катя попыталась осознать, стоит она или лежит. И, если последнее, - то на чем именно. Потому что дивана в этом месте не было. Понять собственное положение оказалось невозможно. Собственное тело казалось отдаленным и неродным. Сквозь налипшую черноту девочка слышала только одно: приглушенный крик младенца.
  ***
  Дмитрий, как и большинство солдат, спал чутко. Сон его был неглубоким и скользил на поверхности. По сути, это была больше дрема, в которой мужчина старался переварить сложившуюся ситуацию. Сначала, на фоне храпа Блохи, подобное удавалось с трудом. Но позже уставшее сознание мужчины научилось игнорировать неприятный звук, похожий на мотор Харлея.
  Дементьев старался сложить все кусочки пазла, и составить наконец единую картину. Но складывалось впечатление, будто где-то там, в магазине, он - несмышленый шестилетний мальчуган - был обманут и получил в коробке с гордым сообщением "304 детали" всего около сотни. Теперь это не просто оставляло в получившейся картине несколько пробелов. Это полностью мешало понять: что именно загадано мозаикой.
  Когда-то, посреди всего этого дерьма, Дмитрий сказал одну вещь. Произнося ее, он думал, в первую очередь, о подавлении паники, а не о том, чтобы успокоить себя. Но теперь собирался использовать идею не по назначению. Когда-то Дмитрий сказал, что черная леди ограничена в своих возможностях. А, значит, ее можно победить.
  Он старался собрать информацию о противнике. Нападает только в местах, символизирующих переход. Мужчина был не силен в эзотерике, но предположил, что в таких зонах, должно быть, ослабляются грани между мирами. Так, любили говорить о Бермудском треугольнике, где однажды бесследно исчезло пять американских бомбардировщиков. Фанатики выдвигали теории, включающие черные дыры и Атлантиду. Дмитрий, будучи скептиком до глубины души, смеялся над подобным. Однако теперь у него появился веский повод для сомнений.
  Поддаваясь минутному желанию, его мысли скользнули к Лизе. Думать о таком сейчас было не правильно. А, может, правильнее всего на свете.
  Лиза обладала красотой, недоступной молодым костлявым девчушкам. Причины такой привлекательности крылись где-то за пределами ухоженных рук и накрашенных ресниц (которые все же произвели на Дмитрия впечатление). Эта красота зарождалась только в здоровом, наполненном энергией теле. Не слишком худом, но и не обремененным лишними килограммами. С большими округлыми бедрами, с полной грудью лишь несильно опустившейся после кормления ребенка. Красота появлялась из-за здоровой крови, когда та приливала к белым (но не бледным) щекам, или красила скулы, по которым текли слезы. Женщина, наверное, не отличалась особым умом и не имела грацию балерины. Но зато выделялась особой, не сравнимой ни с чем, жизненной энергией.
  Плохо то, подумал Дмитрий отстраненно, что он только сейчас ее встретил. И у них, возможно, осталось слишком мало времени и сил, чтобы попытаться развить отношения. Кроме того, сложно создавать отношения, когда один из вас все равно исчезнет.
  Нет, Дмитрий не собирался идти на такое. Все, что он хотел, - отоспаться, привести мысли в порядок и начать наконец соображать. Теперь у них был интернет с неограниченным доступом к информации. Неужели, обладая такими возможностями, им не удастся справиться с кем-то, кто не может преодолеть сраный обычный порог?
  Дмитрий перевернулся на бок, стараясь справиться с раздражением. Усилием воли он заставил мысли вернуться в спокойное русло.
  "А хорошо получилось с пьянкой", - подумал Дементьев. О таких вещах командиры часто забывают: о том, что солдаты - не машина. А если даже и машина, то не совершенная. Нуждающаяся в смазке. Мужчина просчитывал, как они доберутся до квартиры и потом сразу же возьмутся за разработку способов спасения. Или, на крайний случай, попрощаются с родными и близкими. Теперь его удивило, что никто из выживших не воспользовался возможностями стационарного телефона. Никто не произнес: "Эй, я, кажется должен сказать кому-то, что люблю его". Нет, все просто залили саднящее чувство страха дешевым (кредитная карта не была согласна с этим) пивом.
  Он и сам сделал то же самое. Хотя, думая о своей жизни, Дмитрий был вынужден признать, что существует немного людей, с которыми он должен был попрощаться.
  Его бывший командир, во-первых, который теперь жил в квартире дочери. Старик сейчас выглядел не лучшим образом. И причиной тому стало не самое красивое окончание карьеры.
  Дмитрию хотелось бы рассказать остальным, что его наставник подорвался на мине, когда проводил спасательную операцию. Что он прикрыл собой женщину и маленького (пусть даже несколько маленьких) детей. Или помог осуществлению миссии, которая повлекла за собой цепь серьезных побед.
  Но правда была гораздо более банальной. Его командир - старик с абсолютно русской фамилией Иванов - имел казахскую внешность. Он выглядел молодо для своих сорока шести лет. Загорелое, немного красноватое лицо, с узкими и узко посаженными глазами. Короткие, начавшие седеть брови, будто обритые с краев. Возраст выдавали только глубокие морщины вокруг рта и появившиеся недавно гусиные лапки. Они еще не проявили себя в полной мере, но намекали, что скоро изменят лицо мужчины до неузнаваемости.
  Конечно, тогда, в годы их совместной службы Дементьев не уделял столько внимания чертам лица Иванова. Все эти детали он заметил потом, разглядывая их совместную фотографию, сделанную на мыльницу. Полуразрушенное здание сзади. Справа - украшенный и будто не понимающий, что происходит, верблюд. Дмитрий положил правую руку между горбов верблюда, изображая, будто собирается на него садиться. На самом деле такого не было: Дементьев вообще не доверял всем этим живым видам транспорта, которые могут бросить хозяина в любую секунду. И, да, ладно, возможно совсем немного, он боялся ездить верхом.
  Старик (тогда еще мужчина средних лет) стоял слева, внимательно вглядываясь в объектив фотокамеры. В руках он сжимал РПГ-18 или Муху, как прозвали это оружие в народе. Подобный аксессуар предполагался как шутка - был позаимствован у местных. Однако Иванов так крепко зажимал ее в руках и так старательно вглядывался в объектив, что, казалось, будто сразу после снимка он побежит к линии фронта и начнет стрелять во вражеские танки.
  Из-за плохого фотоаппарата снимок получился некачественным, снизу он покраснел, а ближе кверху засветился. Но Дмитрий почему-то любил это фото. Наверное, ему нравилось лицо старика, когда тот сохранял в глазах напряжение и сосредоточенность. Фото это было сделано 1 июля 2004 года, последний раз, когда Дмитрий видел своего командира таким спокойным.
  На следующий день Дементьев уехал в увольнительную, где почти подряд узнал две неприятные новости.
  Первая, на самом деле, была не так уж плоха. Возможно, даже приятна, если бы не уязвленное чувство гордости солдата. Его супруга, которая была стервой настолько, насколько только может быть женщина, сообщила о разводе.
  - Пьющий скот, - кричала она разъяренно. И дня не могла прожить без скандала, - только и знаешь, что пьешь как приехал.
  И он хотел сказать: "Посмотрел бы я на тебя, переживи ты такое", но вместо этого сохранил спокойствие.
  - Эй, только пиво и только по вечерам. Да я даже и не пьян почти.
  Дело было тринадцатого июля как раз после того, как в Чечне прошло сражение за село Автуры. Дмитрий предположил, что старик должен был в нем участвовать, но не мог знать наверняка.
  - Вот если бы ты меньше внимания уделял своим вредным привычкам, да играм в солдатиков, - "И это так она называет Чечню", подумал раздраженно Дементьев, - ты бы, может, хоть чего-то в жизни добился. Вон Маринка моя, вроде бы, и уродина, а нашла себе и то получше мужика. Тот хоть бизнесмен: деньги не меньше твоего делает. И дома бывает больше, чем раз в год!
  Дмитрий старался не позволять эмоциям брать верх. По крайней мере, в стенах собственного дома. И теперь жгучая смесь ненависти, отчаяния и желания не повышать голос вылились в такую интонации, которую он иногда больше не смог повторить.
  - Раз так, - холодно сказал Дементьев, - найди себе другого мужа. Который будет удовлетворять твои сучьи желания.
  Он не стал дожидаться проявления реакции у жены, которая теперь стояла пораженная, поменял домашние штаны на джинсы, натянул футболку - которая была грязной, но он этого не заметил, - и отправился в бар.
  "Если ей действительно хочется знать, как выглядит пьяница, я могу устроить шоу".
  Три часа спустя Дементьев получил на сотовый короткое СМС: "Мы разводимся. Я уже собрала необходимые вещи и уехала. Остальное увезу завтра".
  Еще два часа спустя Дмитрий услышал звонок. Экран показывал чеченский телефонный код. Неприятное предчувствие заставило мужчину медлить с ответом. Он уже представлял, как ему расскажут про старика или про кого-то из подчиненных, которые погибли во время боев в Шалинском районе. "С другой стороны, - думал он, - подобную информацию вряд ли сообщили бы в это время. Слишком поздно в том случае, если кто-то был ранен и теперь лежал в больнице. Кто-то из по-настоящему близких, по крайней мере. И слишком рано, если кто-то погиб. Наверняка его или ее труп еще не опознали, а если и опознали, не стали бы звонить прежде, чем закончат поиски всех погибших.
  Он заставил себя думать, что зря нервничает. И что, должно быть, это кто-то из его сраных подчиненных хочет похвастаться собственным вкладам в боевую операцию, не думая, какие чувства может вызвать этот звонок. Или его хотят попросить вернуться раньше срока - не так уж и паршиво, учитывая, что на фронте дела складывались явно лучше.
  В конце концов, Дмитрий выдохнул и нажал на кнопку: "Принять вызов".
  - Дементьев? - спросил голос в трубке.
  - Он самый.
  - Узнал?
  Дмитрий хотел уже сказать: "нет", но вдруг вспомнил знакомую интонацию, несмотря на проблемы со связью и искаженный голос.
  - Надир? - неуверенно спросил он.
  - Он самый, - передразнил голос.
  Дмитрий нахмурился. Он часто пересекался с Надиром, но никогда не считал его своим другом. Да и парень был молчаливый. Такой точно не станет звонить, чтобы похвастаться победой. Еще одной догадкой - определенно неприятной - стало осознание того, что единственной связывающей их вещью была хорошая дружба с Ивановым.
  Старик с Надиром жили в одном городе, так что крепко держались друг за друга. Иногда Дмитрий даже испытывал совсем детское чувство братской ревности, когда эти двое начинали общаться на казахском.
  - Как дела? - задал Дементьев абсолютно отстраненный вопрос. Он говорил себе, что привык получать плохие новости сразу. Но это был обман.
  Надир ухватился за брошенную соломинку.
  - Не так уж и плохо, - сказал он, - про Автуру, должно быть, слышал?
  - Слышал. Жалею, что не был с вами.
  - Да, чего уж там. Не так паршиво и было.
  Связь затрещала. Дмитрий на секунду подумал, что она сейчас оборвется, и леденящий ужас схватил его за шею. Плохую новость приятно было оттянуть на пару секунд или минут. Но не думать о ней в течение получаса, если, не дай Бог, перезвонить не удастся...
  - Эй, - прикрикнул он в трубку, - что случилось-то? Зачем звонишь?
  - Дело вот какое, - неторопливо проговорил Надир. Он, видимо, не слышал помех. Или надеялся, что те избавят его от нужды рассказывать, - Иванов в больнице.
  Дмитрий выдохнул. Что ж... новость оказалась приятнее, чем он боялся. Больница лучше, чем могила. Или засыпанное здание. Или плен.
  - Что с ним? - спросил Дементьев.
  - Подорвался на мине.
  - Вот черт! - слова вырвались раньше, чем Дмитрий смог подумать. - Сильно?
  - Ноги оторвало. Руки обгорели. Почему-то - Бог знает почему - он закрывал ими правую половину лица. Она более-менее невредима.
  - Он жить будет?
  - Борется. Говорят, он старик сильный. Справится. Но... ты же знаешь, как они говорят.
  Дмитрий поблагодарил Надира за звонок и положил трубку. Пить больше не хотелось, и он вернулся в квартиру. Никогда еще кровать не казалась такой пустой и неудобной. И мужчина не знал, в чем настоящая причина: в том, что это был первый раз, когда он спал на ней без жены. Или в том, что сейчас - пока он нежится в постели с мягким латексным матрасом, человек, которого Дмитрий принимал за отца, борется за жизнь на кушетке полевого госпиталя.
  ***
  Старик оказался крепким. Крепче, чем многие думали. Через неделю он сам звонил Дементьеву, сообщить, что выжил, и что "смерть, мать ее, была близка, но не достаточно. Только жопу поцеловала, а дальше не смогла".
  Впрочем, бравада Иванова оказалась напускной. Вернувшись на гражданку, мужчина спился. Сначала это выглядело, как обычный способ заглушить боль и тоску. Так делают многие солдаты. Но большинство, вопреки распространенному мнению, переживают, и возвращаются к нормальной жизни. Однако время шло, а старик не собирался прекращать. Через пару лет он превратился в одного из тех инвалидов-пьяниц на коляске и с обгорелой половиной лица, которых все будто жалеют, но стараются обойти стороной.
  Наверное, поэтому Дементьев так любил их последнее совместное фото, где Иванов еще имел ноги и выглядел таким спокойным и сосредоточенным.
  Сейчас они почти не разговаривали. Дмитрий делал попытки пойти на контакт с бывшим командиром, но старик вел себя будто раненый зверь, когда тот никого не подпускает. Наверное, так оно и было. В любом случае, теперь Дементьев не был уверен, что происходит с его старым другом. Если он позвонит на номер, который вспомнит при определенных усилиях, не окажется ли, что квартира давно продана и вместо Иванова трубку возьмет кто-то еще? Или что прежний ее хозяин мертв?
  "Хорошо, - продолжал думать Дмитрий, - еще один человек, которому, вероятно, нужно сообщить о скорой смерти, - бывшая жена".
  Дмитрий ее не любил. Терпеть не мог, если откровенно. Оглядываясь в прошлое, он не мог понять, как именно дошел до того, чтобы сделать этой женщине предложение. Она была красива, верно. Но проблем заключалась в том, что Даша об этом знала.
  "Никогда не женись на той, кто знает о своей красоте".
  В детстве эти слова дяди по маминой линии казались идеалисту-Дмитрию смешными. Конечно, ему не придется следовать стариковскому совету. Он вырастет, станет героем, наподобие бетмэна, только без маски. И жена его будет и умной, и доброй, и красивой. Будет одной из этих идеальных жен, которых показывали в американских ситкомах начала девяностых.
  Но правда заключалась в том, что такие супруги оказались простыми актрисами, превосходно играющими роли. Наверняка, они возвращались домой после тяжелого съемочного дня и превращались из идеальных жен в мигер. Магия кино на деле - обычный фокус, который показывают за двадцатку на уличных ярмарках.
  Дмитрий не знал причины, по которым решил жениться на Даше. Возможно, значимую роль сыграло их давнее знакомство. Они начали встречаться с девятого класса, вместе поступили в университет и делили пополам почти всех знакомых. Часто, после очередной ссоры, их отношения разрывались (и Дмитрий не мог вспомнить момент, когда жалел об этом), но потом все начиналось сначала. В какой-то момент Даша стала для него рутиной, такой же неизбежной как уборка по дому или ежедневная чистка зубов.
  С другой стороны, делая предложение, мужчина, возможно, - сейчас он не мог вспомнить наверняка - хранил в сердце наивную веру, будто люди способны меняться. Он тогда был неплохим парнем: привлекательным, веселым и умел играть на гитаре. В общежитии их далеко не лучшего ВУЗа, этого было более чем достаточно, чтобы подцепить себе среднестатистическую девчонку. Даша выглядела немного лучше, чем "средне". Но заставляла парня чувствовать себя в некотором роде "недотягивающим" (способность, которой обладают все знающие о собственной красоте девушки). Даша не переставала напоминать, что лучше нее кандидатки на роль невесты и быть не может.
  В итоге, выбирая дальнейший путь между тем, чтобы остаться с красивой, но не слишком приятной девушкой, или послать ее ко всем чертям и найти себе кого-то близкого, Дмитрий - как и большинство молодых парней - выбрал первое. Он тогда еще верил, что характер Даши со временем и при определенном упорстве станет более покладистым. А природную красоту время, к сожалению, не приумножает.
  Так, после их очередной ссоры, Дмитрий решил пойти в ва-банк. Может он делал это, ведомый каким-то изощренным чувством обиды. Может, ревновал, увидев ее с другим парнем в клубе. Он хотел бы сказать, что руководствовался тогда рассудком, а не подростковыми гормонами, но правда заключалась как раз в ином: Дементьев сделал предложение, ничего толком не обдумав.
  В итоге, им удалось прожить вместе почти десять лет. Не так уж и плохо, учитывая современные тенденции. Их брак был совершенной рутиной, прерываемой только очередными скандалами вроде: "Ты зарабатываешь слишком мало". Потом, когда Дмитрий поросился добровольцем в Чечню, и стал приносить в семью большие деньги, скандалы остались прежними. Изменилась только тема: "Ты не уделяешь мне никакого внимания". О любви не шло и речи. Не удивительно, что на таком фоне им не удалось завести ребенка, хотя попытки имели место. На самом деле, Дементьев не был уверен, что Даша в тайне не принимает противозачаточные.
  Так или иначе, сейчас Дмитрий думал о том, чтобы позвонить жене. Он не знал, чем именно вызвано это желание: старой привычкой или стремлением отомстить. Что-то вроде подростковых попыток суицида, которые совершаются исключительно под девизом: "Все еще пожалеют!". А может, Дементьев надеялся на своего рода прощение. Он, правда, не знал. В их отношениях оказалось слишком много сложностей. "Наверное, так всегда бывает, когда смотришь на дело изнутри", - подумал он отстраненно.
  И в эту секунду его мысли вновь скользнули к Лизе.
  Она, в отличие от его бывшей жены, не имела ни малейшего понятия о собственной красоте. Может, когда-то она и верила. Как верит каждая, даже совсем непривлекательная девушка. Но потом случилось что-то, от чего Лиза стала матерью-одиночкой. Дементьев не хотел судить, но с трудом верил, будто инициатива в разрыве отношений принадлежала ей.
  Так что теперь Лиза казалась... приземленной. Кажется, это слово подходило наилучшим образом. Так детский восторг у человека, узнавшего о большом выигрыше, мгновенно гаснет, когда становятся известны "дополнительные условия". Так, человек, признавшийся в любви, словно исчезает с лица Земли, не получив ответа. То же происходило и с Лизой. Только гораздо медленнее и гораздо глубже.
  Дмитрий предположил, что раньше она кого-то любила. Возможно, сильно. Оценив ее натуру, он предположил, что так и было: женщины наподобие Лизы будто созданы, чтобы влюбляться всем сердцем. Ее избранник был, должно быть, не самым лучшим человеком в мире, но - так же как и он когда-то - Лиза верила в способность человека меняться. А потом, может, от того, что она забеременела, а, может, потому что он слишком много пил, они расстались. Скорее всего, инициатором стал мужчина. И Лиза, верившая когда-то в непременность собственного счастья, оказалась одна с маленьким ребенком. Такая, даже обладая особой привлекательностью, не может стать выбором большинства мужчин, которые предпочли бы иметь собственного сына. И так, раз за разом наблюдая, что ее обходят стороной, женщина потеряла веру в собственную красоту, а, значит, и саму красоту тоже.
  Все это Дмитрий предполагал. И почти ничего из предложенного не оказалось правдой. Но ему было не суждено узнать об этом.
   Он помнил только, как в его сознании опять всплыли ее глаза. Сначала такие бойкие и наполненные жизнью. Когда она плакала и кричала на всю улицу, что ей нужно домой к сыну, глаза блестели даже за пеленой слез.
  Но потом, когда Лиза прервала его "вахту", она была совершенно другой. Этот взгляд... он казался Дмитрию смутно знакомым. Но уставший мужчина, находясь во власти дремоты, не мог вспомнить.
  Позже он признавался себе, что в какую-то секунду горькое осознание пришло в его голову. Это был лишь короткий миг, который принято называть просветлением. Вот только его "просветление" выглядело как черная бездна.
  Этот взгляд...
  Он видел точно такой же, если не сотни, то десятки раз. Кроткий и мучительный одновременно. С таким взглядом умирали чеченцы, которые, осознавая безнадежность положения, все же прятались в окопах и стояли до конца, веря во что-то, о чем сами не знали, но за что - чувствовали - надо бороться. Дмитрий всегда испытывал уважение к этим людям, которые в самом лучшем смысле напоминали ему волков: они не сдавались, даже понимая, что не могут выиграть. Именно это делало бои в Чечне такими тяжелыми.
  И именно это заставляло молодых парней умирать со столь необычным взглядом.
  Точно такими же глазами смотрела на него Лиза. Этот взгляд выражал одновременно покорность перед грядущим и стремление к борьбе. Однажды старик сказал, что это выглядит так, будто душа пытается вылететь через глаза, но застывает в роговице.
  Это был взгляд смертника.
  И да, Дмитрий осознал это на долю секунду. Может, именно тогда холодный пот выступил на его лбу, потому что очнулся мужчина мокрым. Но потом, поддаваясь тяжести сна и собственных страхов, он потерял эту догадку в потоке бесконечных мыслей.
  Он думал о детстве, о родителях, которые теперь уже ждали его на небе (в их семье не было долгожителей). Вспоминал о школьных годах. О первом знакомстве с Дашей, когда заявил друзьям, что "закадрит ее, пусть даже придется продать душу". Хорошо, возможно, тогда, какой-то короткий период времени он любил ее. Дементьев вспоминал, как делал предложение, учась еще на четвертом курсе. Два года спустя он пошел в армию. Потом, вернувшись, устроился по специальности в МВД. Тогда же, спустя полгода, случилась его первая командировка в Чечню. Она длилась четыре месяца, и показалась довольно... интересной. Дементьев служил не в горячей точке, поэтому все проходило довольно мирно. Тогда же он познакомился со стариком, который предложил ему устроиться по контракту. И, немного подумав, Дмитрий согласился.
  Потом он вспоминал годы службы. Сложные моменты. Веселые моменты. Моменты в Чечне, когда хотел вернуться домой, и дома, когда он стремился обратно. Много разных моментов было в его жизни.
  Когда Дмитрий дошел в воспоминаниях до случая со стриком, его мысли прервало неприятное ощущение. Будто что-то ледяное забралось под рубашку. Потом, сквозь сомкнутые веки, он почувствовал, как из уголка глаза к центру толчками начинает пробираться темнота.
  Необычная.
  И тогда он второй раз, уже навсегда, осознал, что значил тот странный взгляд Лизы.
  ***
  Гоша забыл о черном сердце. Парень обладал удивительной способностью переключаться с тревожных мыслей на что-то другое. Этот раз не был исключением. Сначала он хорошенько напился. Потом выхватил возможность разглядеть грудь Клары, пока та разговаривала с ним. Да, возможно, она была старше него. Почти в два раза, если говорить откровенно. Но, во-первых, ни один парень, увлекающийся компьютерными играми и программированием, не откажется от секса со зрелой женщиной, во-вторых, в его ситуации выбирать особо не приходилась. Больная и бледная девушка, мамаша с ребенком или загорелая и подтянутая Клара. "Парень, - усмехнулся голос в голове, - тебе только мечтать о таком".
  Что ж, Гоша был не против и простых фантазий. Тем более, он уже успел хорошо отоспаться. Будучи, до поступления в университет, деревенским парнем, он привык вставать рано и чувствовал себя бодрым целый день. Так же было и сейчас. Да, возможно, какая-то дамочка (хотя парень не мог определить ее пол) гонялась за ними и убила, подобно Чужому или Потрошителю, уже четверых человек, и, возможно, этот день выдался более стрессовым, чем обычно, но Гоша не хотел спать. Разве что совсем немного. И совсем неглубоко, думая при этом о Кларе и о выпитом пиве и о том, что он смог быть полезен для Димы, который сразу вызвал у него уважение.
  Гоша относился к тому виду людей, которым приписывают звание гениев или придурков. В зависимости от того, что такие успели после себя оставить. Он пока относился к последним, закончив с тройками и сдав диплом только со второго раза. Но он был и гением в своем роде. Однажды его позвали в лучшую команду города по Контр Страйку. Вообще, он только заменял заболевшего участника. Но справился с задачей на "отлично", и его пригласили на тренировки. И, черт, больше всего парень хотел согласиться, но три заваленных экзамена заставили сказать "нет". После этого шанс был упущен, и Гоша потерял возможность прославить свое имя в киберспорте.
  На самом деле, он не очень жалел о случившемся. "Упущенный шанс может оказаться лишь маленькой прелюдией. Так что глупо пыхтеть и выкладываться на полную перед настоящим действием" - говорил он друзьям. Его главной мечтой было написать хорошую программу, пойти работать в Гугл, а потом кинуть засранцев (он называл их "засранцы" не от нелюбви, а просто так, для пущего эффекта) и открыть собственное дело. Оно, по задумке парня, должно было принести миллиарды долларов и мировую известность.
  Гоша, конечно, понимал, что избранный путь сложен. Но верил в собственный успех. Первый шаг уже был сделан: придумана идея для будущей программы. Она должна была отслеживать цены продуктовых магазинов и сравнивать их. Клиенты заходили бы на сайт, выбирали корзину желаемых продуктов, и компьютер, сравнив цены, предлагал бы наиболее экономный вариант магазина. В последствии программу можно было проапгрейдить: внести расчеты на затраты бензина, и увеличить количество вариантов. Например, компьютер мог предлагать половину товаров в супермаркете "А", а вторую - в "Б". Назвать новое чудо можно было бы "Shopserve", а логотипом сделать глазастую магазинную корзинку.
  В общем, у Гоши все было схвачено. И он не боялся того, что происходит, потому что знал: ему слишком рано умирать.
  ***
  Блоха улыбался. Во сне его распухшее и посиневшее лицо приобрело нечеловеческие выражения. Никто не заметил, но если бы они видели, то сделали бы гораздо раньше то, что совершат потом.
  Ему снилось сердце, смотрящее из-под ободранного слоя эмали и раскрасневшаяся бычья шея отца.
  ***
  Клару разбудили толчки. Слабые и мягкие. Будто кто-то бросал в нее наполовину сдутый воздушный шарик. Женщина открыла глаза и увидела, что напротив, склонив голову, сидит маленькая русоволосая девчушка. У нее был длинный - в Клару - нос, узенькие губки и огромные, не обремененные морщинами глаза. Последние выглядели особенно натурально. Почти круглые, с карей радужкой, которая, казалась, вбирает все краски. На секунду Кларе показалось, будто это две маленькие черные дырочки, которые тянут в себя окружающий мир. Но выглядело это не страшно. Скорее наоборот. Глаза сияли, отражая полоску света из окна и изломанное изображение самой Клары.
  Девочка держала в руках резиновый мяч. Ее умный взгляд устремился на Клару. Голова склонилась в другую сторону, будто изучая. Потом мячик упал на пол и лениво откатился к окну, а крошечные ручонки потянулись к Кларе, и с губ ребенка сорвалось еле слышное слово: "Мама".
  А потом был очередной толчок.
  И Клара вздрогнула, осознав, что все это было простым сном. Возможно, слишком ярким. Но так обычно бывает после особо тяжелых дней: кажется, будто замечаешь все. Будто происходящее не может быть ложью. И только проснувшись, понимаешь, как ошибался.
  После второго толчка Клара хотела вернуться в сон. "Все настоящее, - говорила она себе, отчаянно хватаясь за эту соломинку, - я видела глаза. Они были настоящими". Но потом, придя в себя, женщина осознала: она не помнит, во что была одета девочка, какая прическа украшала ее голову и цвет мяча, который покатился по полу. Некоторые детали были будто стерты. "А вернее, - с горечью осознала Клара, - они никогда не были написаны".
  За ним пришло еще одно понимание. Более страшное. Что-то продолжало толкаться. Сначала в бок, потом в шею. Теперь оно касалось ступней, оставляя неприятное ощущение липкости.
  Женщина открыла глаза и поняла, что ничего не изменилось.
  ***
  Бак ничего не почувствовал. Ему снился океан и большая птица, которая выписывала в небе необычайно красивые фигуры.
  ***
  Лиза знала, что пришли за ней. На этот раз жертва не была сюрпризом, учитывая, что женщина сама подвергла себя опасности, отправившись в туалет.
  "Это звучит очень глупо, - подумала она отстраненно, - очень-очень глупо". Такая идея, короткая и бессмысленная, промелькнула в ее сознании сразу перед словами: "Вот черт!". И больше Лиза не смогла подумать ни о чем связном.
  Но этого не требовалось.
  Миг перед смертью похож на чудо. Такое же смертоносное и прекрасное, как цунами или ураган. В эту секунду человек успевает подумать обо всем сразу. И в то же время он ни о чем не думает.
  В детстве Лиза проводила лето в деревне у бабушки. Там были маленький курятник, три кошки и настоящая большая черно-розовая свинья Хрюха. Там было много персиковых деревьев и подсолнухов. И много насекомых.
  Маленькая Лиза, будучи слишком резвой и неугомонной девчонкой постоянно охотилась за бабочками, стрекозами и кузнечиками. Ей нравился запах сачка и его белое крыло, когда девочка махала им в разные стороны. Она могла обходиться и руками, конечно. Бабочек, особенно крапивниц, нужно было искать на солнце. Там они раскрывали свои крылья, наслаждаясь теплом. Нужно было подходить сзади, медленно, а потом резко нарывать их ладонями. Со стрекозами дела обстояли иначе. Существовало два надежных способа поймать их. Первый - наиболее интересный - заключался в том, чтобы стоять долго с поднятым кверху пальцем. Стрекоза - будь то атаман или маленькая стрелка - рано или поздно усядется на него. Тогда медленно - очень медленно - палец нужно опускать. Так, при определенном умении можно было отнести насекомое домой, а оно даже не узнало бы об этом.
  Однако такой способ требовал терпения, чего Лизе не доставала. Так что она просто выискивала стрекоз на штырях, к которым подвязывали растения. Стрекозы - хитрые существа с удивительным строением глаза. Они видят почти на триста шестьдесят градусов, так что подойти к ним со спины сложно. Есть лишь один способ поймать стрекозу (особенно атамана): двигаться надо медленно, с частыми остановками, и потом, подойдя ближе, не накрывать жертву ладонью, а хвататься руками за крылья, нападая, желательно, снизу. Такая охота, конечно, требовала определенного мастерства. Но Лиза справлялась. А если ей вдруг надоедало, она хватала сачок и все упрощалось в сотни раз.
  Однажды, девочке тогда было одиннадцать, в соседнем регионе случилось нашествие саранчи. Много гадов перебралось и в деревню, где проводила лето Лиза. Она до сих пор помнила, как те стрекотали, сливаясь в единый, не самый приятный хор. Отовсюду, стоило лишь сойти с протоптанной дороги, поднималось облако серых тварей. Некоторые из них прыгали на ноги или на плечи. Одна, как рассказывал Лизе дед, забралась ночью ему в рот. Наутро он почувствовал резь в животе. И странный привкус. И только потом, вспомнив разговор с друзьями из Вьетнама, дед понял, что произошло.
  Это было, конечно, враньем. Но само нашествие Лиза хорошо помнила. Она тогда часто хватала старый сачок и бежала на улицу ловить вредителей.
  Почему женщина вспоминала об этом сейчас?
  Возможно, потому что то лето казалось ей самым лучшим в жизни. Маленькая, светловолосая девчушка, она еще не думала о парнях или прыщах на лице. Не переживала о том, что не вышла замуж, не нашла работу или забыла покормить ребенка. Она просто бегала в светло-желтом платье, зажимая в руках деревянную палку сачка, а над ней развевался белый марлевый флаг, внутри которого время от времени загорались яркие огни бабочек.
  А, может, потому что происходящее напомнило ей один случай из тех времен. Саранчи тогда было много. Чтобы поймать ее, не нужны были сачки или особые техники, как со стрекозами. Достаточно был опустить ладонь на землю или провести рукой по какой-нибудь травинке, и вредитель (или даже несколько) окажется в ладони. Но однажды Лизе не повезло. Обычно люди списывают подобное на проклятия или магическую силу. Но в масштабах космоса это лишь один из вариантов, который может произойти. Однажды Лиза никого не смогла поймать.
  Она махала сачком влево и вправо, вниз и вверх. Накрывала им цветы и траву, так что марля уже позеленела, но внутри, кроме сухих листьев, ничто не появлялось. Саранча продолжала прыгать вокруг, издевательски стрекоча что-то на своем языке. Но сачок оставался пустым.
  То же происходило с Лизой сейчас. Мысли скакали вокруг. Они были повсюду: большие и маленькие, серые, с ужасно длинными ногами и мерзкими мордами. Они прыгали вокруг и стрекотали, насмехаясь над неудавшейся охотницей, напевая дразнилку на своем непонятном языке. Но как бы Лиза ни пыталась сфокусироваться на чем-то одном, поймать четкую мысль не выходило.
  Так она и исчезла. В туалете собственной квартиры, не успев попрощаться и даже осознать собственную смерть. Лишь отдаленный кусочек сознания в момент гибели хранил в памяти лето, когда Лизе было одиннадцать, и шелестящий на ветру флаг пустого сачка.
  Глава 7
  Первым очнулся Дмитрий. Он осознал, что темнота проскользнула мимо, сосредоточившись на другом месте. Вспомнил слова Лизы, которая хотела быстрее покончить с происходящим и была достаточно пьяна, чтобы рискнуть.
  И глаза, которые хранили еще не смерть, но пока еще мысль о смерти.
  Поэтому, когда темнота прошла мимо, Дмитрий уже знал правду.
  - Все в порядке? - машинально спросил он.
  Никто не ответил. Отвечать не было смысла.
  - В туалете, - тихо сказал Гоша. "Один из них утонул" - добавил он про себя. Озвучить идею вслух парень не решился.
  - Надо проверить.
  - Зачем? - вмешалась Клара. - Солдат, мы все знаем, что там ничего нет.
  - Надо проверить. - Упрямо повторил Дмитрий. Он бросил раздраженный взгляд на чернокожего парня, который, как ни в чем не бывало, продолжал спать. - Разбудите его, ради всего святого.
  - Я не пойду, - запричитал Блоха тихо, - не пойду. Не пойду!
  - Тогда я потащу тебя силой.
  Дементьев подошел к собеседнику, схватил его за плечо и поднял резким движением.
  - Давайте просто бросим его, - предложила Клара. Ее голос был тихим, но уверенным.
  - Не сейчас, - ответил Дмитрий, хмурясь, - и не когда-либо, - добавил он, одергивая себя от лишних мыслей, - нас осталось слишком мало, чтобы бросать друг друга.
  Случившееся с Лизой заставило мужчину действовать. Он слега размяк, когда они добрались до квартиры. Позволил себе хорошенько выпить и расслабиться. Это было приятно, но совершенно непрофессионально, черт возьми!
  Потому что, будь он внимательнее, заметил бы, как смотрела тогда Лиза. И как давала свое обещание: не веря в возможность его исполнить.
  ***
  Катя подошла к Баку и потрясла его за плечи.
  - Проснись, - тихо сказала она.
  Веки мужчины вздрогнули, но глаз он не открыл.
  - Проснись! - повторила девушка настойчиво. Теперь она сильно встряхнула его за руку.
  - В чем дело?
  Бак растер лицо ладонью и попытался перевернуться на другой бок. Клара недовольно покачала головой.
  - Возьми ребенка, - скомандовал ей Дмитрий.
  Женщина застыла в нерешительности.
  - Я не умею. Я не буду. Правда. Не умею.
  - Эй, - прикрикнул Дементьев. - Хватит разводить сопли. У нас кризисная ситуация. И ради всего святого, не говори мне, что не справишься с годовалым младенцем.
  Клара обреченно выдохнула, смирившись с предстоящей участью. Но в разговор вмешался Гоша.
  - Я возьму, - сказал он, - я знаю, как обращаться с детьми.
  - Хорошо, - Дмитрий смягчился, - тогда ты, Клара, возьми ноутбук. Мы пройдем через туалет, посмотрим, что произошло и двинемся на кухню.
  "Вот так, - подумал он про себя, - это звучит как полноценная военная операция. Прорыв боевиков через коридор квартиры. Старик, ты бы от души над этим посмеялся".
  ***
  Все были готовы. Дмитрий сделал первые шаги. Перед собой он толкал Блоху, который почти не сопротивлялся. Остальные двинулись следом. До этого выжившие ходили по квартире, когда включали свет и открывали дверь курьеру. Тогда это казалось легким занятием. Квартира представлялась оплотом безопасности. Но теперь члена их и без того маленькой группы вырвали прямо из туалета.
  И Дмитрий вспомнил миг, когда Лиза передала ему ребенка и он чуть не потерял сознание, провалившись в подобие транса.
  Нигде не было безопасно.
  Когда-то он сам сказал, что охотница - существо из другого мира - ограничена в своих возможностях. Теперь мужчина готов был отречься от это слов. Теперь существующие ограничения казались ему не символом слабости, а правилами игры, которые существо придумало для собственного удовольствия. Будто охота на лис, где люди используют только собак, лошадей и ружья. Но это, черт возьми, не значит, что они не могут запустить в лес ядерные боеголовки.
  Очередной приступ тупой ненависти накрыл мужчину. Одна мысль о том, что их смерти - смерти пяти человек! - лишь детская шалость существа из другого мира, сводила его с ума.
  Они подошли к двери туалета. Та оказалась закрыта.
  - Так вот в чем дело, - протянул Гоша задумчиво, - она заперлась и тем самым отделилась от остальных.
  - Думаю, так и есть, - ответил Дементьев. Он уже не верил собственным словам. Но это было неважно. Сейчас главной задачей стало убедить других. Потом - заставить совместно работать. И...
  "А что дальше?" - спросил насмешливый голос в голове.
  Дементьев не знал ответа. Перед глазами до сих пор стояло уставшее и покрасневшее лицо Лизы. Ее затуманенные бредовой идеей глаза и последние слова: "Мне было это необходимо". "Да, черт возьми, как и мне" - подумал он отстраненно. Ничего не отрезвляет лучше, чем ответственность за гибель человека. Нет, он не винил себя за остальных. Жертвы были неизбежны, и все знали, на что идут. Но этот случай был совершенно другим.
  Дверь оставалась закрытой, и мужчина на секунду поверил, будто Лиза до сих пор там. Сейчас он надавит на ручку, толкнет дверь и увидит ее. Задумавшуюся, или, может, потерявшую сознание. А может, она будет сидеть там, с красными пятнами от стыда на щеках и с окончательно растекшейся от слез тушью.
  Он так явно видел это, что не мог сопротивляться. Рука легла на пластмассовую, покрытую золотой краской, ручку, опустила ее до щелчка, толкнула дверь. На полу что-то зашумело. Потом с глухим звуком стукнулось об унитаз. Все опустили глаза и увидели лежащий на полу серебряный крестик. Цепочка изогнулась в форме английской буквы "S".
  - Боже, - выдохнула Клара.
  Образ пристыженной Лизы в голове Дмитрия сменился новым. Он представил сидящую в туалете женщину, опустившую голову и шепчущую молитву. Ладони застыли в нерешительности состоянии между двумя позами, так что в итоге они изобразили лодочку. Будто Лиза так и не смогла выбрать что-то одно: молиться, покорно сложив руки или начать защищаться. На ладонях лежит маленький серебряный крестик, окруженный блестящей в свете ламп цепочкой. В сознании Дмитрия блеск становился почти красным. Потом, из углов комнаты приходила тьма, поглощая все остальное. И Лиза знала, что это за ней. Но продолжала молиться.
  А потом вспоминала о ребенке. И молитва сменялась криком. Криком о том, что она не может оставить сына. Что должна с ним повидаться. Что никто - даже существо из другого мира - не посмеет забрать маму у малыша.
  А потом что-то происходило - что-то, что Дмитрий думал, ему еще предстоит узнать - и Лиза исчезала из этого мира.
  Дементьев сделал шаг внутрь и поднял крестик.
  "Да прибудет Царствие Твое, - произнес он чуть слышно, - и не прибудет ее чертово царствие".
  ***
  Все молчали. Даже ребенок, поддаваясь гнетущей атмосфере, издал что-то наподобие сдавленного стона и затих. Его голубые глаза смотрели в потолок, выражая парадоксальное понимание происходящего.
  Но все остальные были растерянны.
  Что они могли сказать в такой ситуации? Что им жаль Лизу, которая стала жертвой, пока испражнялась? Что они собираются достойно помянуть ее крепким алкоголем? Это, конечно, входило в планы большинства, но было лишь косвенно связано с гибелью женщины.
  Дмитрий мог сказать, что догадался о ее поступке, но слишком хотел спать и не принял необходимых мер.
  Даже Блоха выглядел слишком растерянным после случившегося. Он перестал стучать четками и только задумчиво смотрел в окно кухни, стараясь нахмурить свое сине-фиолетовое лицо. Из-за боли он то и дело кривил ртом и что-то произносил шепотом. Никто не слышал. И, наверное, им стоило поблагодарить Блохина за это. Блаженны несведущие, которым повезло не слышать выражений из уст бывшего заключенного.
  Катя сидела на диване, стараясь что-то вспомнить. В одном из снов, в какой-то момент ей показалось, будто Черная Леди что-то прошептала. Но, когда девушка постаралась развить мысль, ничего не получилось.
  "Мало ли что может привидеться в бреду" - сказала она себе. Возможно, если бы Катя по-настоящему захотела, она смогла бы восстановить какую-то часть слов. Возможно, это дало бы ответ на одну из сотен загадок, окутывающих происходящее.
  Но Катя - вернее та часть ее сознания, в которой девушка не признавалась даже себе, - ответила вполне недвусмысленно: "К черту! С чего это должно быть проблемой?".
  Впрочем, все оставалось лишь догадками, которые, возможно, не имели ничего общего с реальностью.
  - Нам нужно поесть, - сказал Бак. Его взгляд уставился на носки, - надеюсь, никто не против, если я закурю?
  Все промолчали, и мужчина потянул руку к сигаретам.
  - Последняя, - добавил он зачем-то.
  И никто опять не сказал ни слова.
  Бак зажег сигарету, вдохнул, ощущая, как вместе с дымом по телу распространяется спокойствие. Это заставило его дышать ровно. Сигареты, которые помогают дышать.
  Мужчина усмехнулся.
  - Я бы предложил вам сделать затяг, но, говорят, плохая примета.
  - Мало ли что говорят, - ответила Клара, - не до того сейчас.
  Она взяла со стола собственную пачку и присоединилась к мужчине:
  - Помню, мне было двенадцать. И я встречалась с парнем шестнадцати. - Когда она говорила это, ее голос дрожал, как дрожит у всех нервничающих и прерывающихся только, чтобы сделать затяг людей. - Сейчас все курят налево и направо, - продолжала она, - тогда было иначе. Мама у меня - заядлая коммунистка. Настолько заядлая, что пережила даже коммунизм. Так вот, когда мне исполнилось тринадцать, Олег, мой парень, пришел ко мне и подарил пачку сигарет. Мы с ним сразу скурили по одной. И мама заметила. Ну и орала она тогда. И закончила тем, что сигареты меня убьют. Нет, мам, тут не в сигаретах дело.
  И она нервно усмехнулась, будто рассказала какую-то шутку.
  Разговор тут же подхватил Бак. Но в его интонациях звучало нечто другое. Про свои воспоминания он рассказывал так, как говорят друг другу страшилки в детских лагерях: тихо, добавляя в голос загадочность и доверительные нотки. Словно только этим людям он решился поведать свои секреты.
  - Однажды в детстве мне приснилось, что на меня упал кусок дома, - сказал Бак, он показал на голову: - прямо сюда упал. Это меня до чертиков напугало. До сих пор сохранил привычку обходить стройки стороной. Но... нет, того что происходит сейчас, мне не снилось.
  - Чечня, - ответил коротко Дмитрий. Он жестом попросил у Клары сигарету, и, получив согласие, присоединился к остальным, - я почти пять лет там провел. Там людей похищают прямо на улице. А на Новый год вместо фейерверков стреляют из гранатометов. Я был почти уверен, что умру в этом месте. И ни одного ранения. За пять лет ни одного сраного настоящего ранения (он не считал прошедшие навылет пули хоть сколько-нибудь серьезным делом). А потом... а потом я просто оказался здесь.
  Бак уже закончил курить и затушил свою сигарету о поверхность кухонного стола. Клара и Дмитрий стояли, будто ожидая, что кто-то еще захочет высказаться.
  Но остальные молчали. "Наверное, они слишком молоды, - подумал Дмитрий, глядя на Катю и Гошу, - наверное, существует определенный возраст, после которого начинаешь задумываться о смерти". Ему вдруг стало не по себе от того, что сегодня по крайней мере два человека - если они уже не сделали это в тайне - несмотря на ранний возраст, будут думать о скорой гибели. "Кончено, - сказал себе мужчина, - эта не та вещь, о которой сейчас стоит беспокоиться". И все же он не мог перестать.
  Пока Дмитрий размышлял об этом, Клара внимательно разглядывала Катю. Девушка выглядела заметно лучше, чем пару часов назад. Лицо из зеленоватого стало просто бледным, и глаза потеряли красный оттенок. И все же болезнь хранила на жертве липкий отпечаток. Время от времени Катя закрывала глаза и растирала лоб рукой, что выглядело очень болезненно.
  - Ты как, девочка? - тихо спросила Клара, изучая собеседницу внимательным взглядом.
  - Я Катя, - ответила девушка, - и я в порядке.
  - Знаю. В смысле знаю имя. Насчет порядка не уверена.
  Девушка слегка усмехнулась уголком рта.
  - Я тоже, - призналась она честно, - но все же, думаю, это лучше, чем произошло с другими.
  И они вновь замолчали.
  ***
  Полчаса после смерти Лизы напоминали пробуждающееся ото сна животное. Выжившие иногда приходили в себя и совершали попытки осознать окружающий мир. А потом вновь проваливались в тяжелую, лишенную снов дремоту. Кто-то начинал говорить, и все будто смирялись с судьбой. Будто готовы были пошутить над происходящим и спокойно прожить остаток короткой жизни. А потом, зацепившись за неприятную мысль, все вновь погружались в свои тяжелые и грязные мысли.
  И снова кто-то начинал говорить, заявляя о несправедливости. И казалось, будто сейчас шестеро выживших поднимутся и впадут в массовую истерику, разбегутся в разные стороны и бросят друг друга на произвол судьбы.
  А потом кто-то замолкал. И за ним в тишину проваливались все остальные.
  Дмитрий подумал, что этот момент - момент ознаменованный гибелью Лизы - должен стать решающим в будущем их группы. Именно сейчас определялся дальнейший путь. Станут ли они бороться, начнут ли звонить близким, чтобы попрощаться, или поддадутся панике - все определяли именно эти секунды.
  Кто-то сказал, что сдаваться рано. И все приготовились к борьбе. Стали прокручивать в голове варианты или убеждать себя, что таковые скоро найдутся. Однако усталость давала о себе знать: голова ни у кого не работала. И вскоре идея была отложена до лучших времен.
  Зверь ворочался, ворчал, но так и не мог проснуться.
  До тех пор, пока не заговорил Блоха.
  ***
  - Хорошо, - сказал мужчина тихо. Он отвернул лицо от окна и устремил взгляд на пол. Окружающим могло показаться, будто он смущается произносить дальнейшее. Но правда была иной: Блохе нравилось вспоминать. Он просто не хотел, чтобы другие это видели.
  - Я - убийца, - заявил мужчина и замолчал.
  Все вздрогнули. Дмитрий выступил вперед, машинально заслоняя только что поднявшуюся на ноги и слегка шатающуюся Катю. Клара подавилась остатками пива. Даже Бак, который почти все время вел себя тихо, выругался:
  - Вот черт! - сказал он. - Какого хрена ты говоришь нам это?!
  - Потому что я - убийца, - повторил Блоха, - и потому что я здесь из-за этого. Как и все вы. Разница лишь в том, что некоторые из нас не признают правду. Я убийца. Я задушил соучастника, когда мы промышляли форточным воровством. Задушил, потому что мне не понравился его голос. Сразу после этого я признался в случившемся. Я свое отсидел и мне нечего стыдиться.
  - Это не имеет никакого смысла! - возмутилась Клара. - Я, черт возьми, знаю, что никого не убивала. Да ты просто псих! И маньяк к тому же! Я серьезно, - обратилась она к Дементьеву, - давайте привяжем его к батарее или просто выгоним.
  - Вот видишь! - торжественно загоготал Блоха. Из-за изуродованного лица смех превращался в смесь полоскания и храпа. - Ты говоришь как убийца!
  - Я не..! - она уже собиралась разразиться криками, но заставила себя успокоиться. - Слушай, не знаю, что ты за фрукт и о чем думаешь. Мне плевать, если честно. Но я не убийца. Я точно это знаю. И знаю, что эта девочка и этот парень - она показала на Катю и Гошу - не могли никого убить. Так что, выходит, ты просто полоумный псих.
  Блоха криво улыбнулся.
  - А ты, - ткнул он на Дементьева, - тоже думаешь, что это не правда?
  Мужчина нахмурился. Взгляды остальных тут же устремились на него.
  - Ладно, - сказал Дмитрий спокойным тихим голосом, - если ты пытаешься намекнуть, что я убивал людей, то можешь говорить прямо. Да, такое действительно было. Я почти пять лет прослужил в Чечне в горячих точках. Я не смог бы выжить, если бы не убивал. Но это ничего не значит. Я склонен согласиться с Кларой. Не верю, что остальные ответственны за чью-то жизнь.
  - Значит, тебе не кажется странным, что из одиннадцати человек, которых схватила эта Леди, как минимум двое - убийцы. Как часто ты оказываешься в одной комнате с тем, кто тоже лишал людей жизни?
  - Дай-ка я проясню кое-что, - перебила Блоху Клара. С удовольствием женщина отметила, что к ней вернулся дикий норов, который она всегда считала своей сильной стороной, - в этой комнате находится один убийца и один солдат. Сечешь разницу?
  - А ты? - Блоха выразительно посмотрел на Дмитрия.
  Тот предпочел промолчать.
  - Эй! Разговаривай со мной, - продолжала Клара, - ты, может, считаешь себя охренительно умным, но с нами это не прокатит, ясно? Тебе один раз морду уже набили. Хочешь еще?
  Блохин недовольно нахмурился и отвел глаза.
  - Можете говорить, что хотите, но каждый из нас теперь знает. Вы когда-нибудь играли в мафию? Когда каждый говорит, что он мирный житель. Думаете, в жизни иначе?
  - Я знаю только одно об этой чертовой игре, - ответила Клара, - мирные убивают того, кто назвал себя мафией.
  - Это звучит как угроза.
  - Это она самая, - тихо ответила женщина.
  ***
  В шкафах нашлись кукурузные хлопья, в холодильнике - молоко. Клара предложила приготовить яичницу, но все отказались. Гоша пошутил, что было бы неплохо заказать пиццу.
  - Так и сделаем, - одобрительно кивнул Дмитрий, - самую большую, какая у них только имеется. Но только в том случае, если все выживут.
  - Хороший стимул, - согласилась Клара.
  Она достала из шкафа шесть тарелок, рассыпала поровну хлопья и залила молоком. На последнюю тарелку не хватило.
  - Кому-то придется есть всухую, - заявила женщина, - предлагаю Блоху. Что касается меня, я бы вообще не кормила этого засранца.
  - Хватит, - одернул Дмитрий, - не уверен, что он сейчас вообще способен жевать твердую пищу. Я поем всухую. Не люблю молоко.
  - Ну, надо же какой жертвенный, - сказала Клара, - о"кей, ребятки. Как насчет заказать еще пива? Я прикончила, кажется, последнюю бутылку.
  Все молчали.
  - Как-то не хочется, - ответил Гоша после длинной паузы. Он не стал продолжать, но все поняли: "Не хочу помереть пьяным в туалете".
  - О"кей, что тогда предлагаете? - Клара поставила тарелку перед Блохой. - На, скотина, жри, пока еще можешь.
  - Хватит, - сказал ей Дементьев.
  - А ты видел, как он чужим смертям радуется? Да он же чертов маньяк!
  - В таком случае провоцировать его - не самая лучшая идея, -произнес мужчина.
  Блоха криво усмехнулся.
  - Вот именно. Лучше покорми меня, и будь предельно вежлива.
  - Да я сейчас убью его! - начала Клара, но Дмитрий опередил.
  Он положил руку на плечо Блохи и сжал ее так, чтобы мужчина почувствовал боль.
  - Слушай сюда, - сказал Дементьев, наклонившись. Его голос был спокойным и тихим, и от этого звучал устрашающе, - единственная причина, почему ты еще жив, связана с тем, что ты еще не успел достать всех. Но ты, парень, опасно близок к этой черте, ясно?
  Блоха сжался и кивнул. По этим движениям Дмитрий понял, что мужчина был трусом. Под напускной бравадой знатока скрывался самый жалкий и самый потерянный член их группы.
  - Мы все равно умрем, - заявил Блохин, когда рука Дементьева отпустила его плечо, - мы уже покойники. Все. Она уже поставила на нас метку. Она уже...
  - Заткнись, - перебила Клара, - заткнись и жри свои хлопья.
  На кухне было тесно. Холодильник в правом углу, рядом раковина, гарнитур, состоящий из трех шкафов и маленький стол на двух человек сразу у входа. Сейчас там помещались четверо: Катя и Блоха сидели на стульях друг напротив друга. Справа стояли Дементьев и Гоша. Клара расположилась около столешницы, опершись на нее бедром. Бак смотрел в окно.
  Картина выглядела мирной. Но от этого каждый ощущал себя неспокойно. Страх подобно холодной воде медленно расползался, поднимаясь горлу. И Дмитрий лишь смутно догадывался, что случится в тот момент, когда им станет трудно дышать.
  ***
  - Что дальше? - спросила Катя.
  После того, как девушка проспала пьянку, она чувствовала себя не в своей тарелке. "Да уж, - с иронией подумала она, - совет номер один для человека, попавшего в команду смертников: никогда не пропускай корпоративы".
  Дмитрий покачал головой.
  - Думаю, нам нужны сведенья, - сказал он неуверенно, - слишком мало информации о противнике.
  - Она не похожа на простого противника, - возразил Гоша.
  - Тем более. Ты ведь ладишь с компьютерами, верно? Поищи в интернете похожие случаи. Может, одновременное исчезновение группы человек. Может, есть какие-то свидетели на формах. Те, кто пережили нечто подобное. Хватайся за любую соломинку.
  - Будет сделано, босс, - криво улыбнулся Гоша.
  - Насчет остальных, - продолжал мужчина, растирая лоб, - я спрошу вас сейчас, потому что рано или поздно вопрос придется поднять: хотите ли вы связаться с кем-то из близких? Телефон в гостиной, но ближе к ночи мы туда вернемся. Может, кому-то надо позвонить? Если хотите, можем сделать это сейчас. Только возьмем с собой запасы еды...
  - Я хочу, - сказала Катя.
  - Прямо сейчас? Или подождешь до вечера?
  - А как будет удобнее?
  - Второе. Сухой еды не осталось. Надо готовить. Лучше сделать это здесь, поужинать и идти ночевать в гостиную.
  - Мы не можем просто остаться на кухне?
  - Можем. Но тогда окажемся отрезаны от телефона. К тому же на кухне мало места.
  "И много ножей" - добавил про себя мужчина, косясь на Блоху. Он был против того, как Клара обращалась с последним не потому, что отличался особым человеколюбием. Дементьев просто не хотел лишний раз провоцировать Блохина на агрессию. Он подозревал, что такой тип может оказаться опасным.
  - Клара, - продолжал мужчина, - ты, кажется, упоминала о яичнице. Можешь взяться за готовку?
  - Как прикажет большой вождь.
  - Я помогу, - предложила Катя.
  - Отлично. Бак, мы с тобой попытаемся проанализировать произошедшее и составить план действий.
  - Я не очень хорош в качестве детектива.
  - Как и я.
  Дмитрий вновь пожалел, что с ними не было Уотана Коха, который казался очень рассудительным человеком.
  - Эй, - вмешался в разговор Блоха, - ты забыл про меня, начальник.
  - Я не забыл, - вежливо сказал Дементьев (на самом деле, это была ложь), - ты будешь помогать Гоше. Нам нужно проработать различные теории.
  - Я справлюсь один, - ответил юноша в то же самое время, когда Клара сказала:
  - Он уже выдвинул одну безумную теорию.
  - Да, но нестандартный подход к вещам... кхм, - Дементьев попытался подобрать слова, - он подходит к нашей ситуации.
  - Мне не нужен помощник, - повторил Гоша. Его голос стал даже грубым, - я работаю один. Ненавижу, когда кто-то заглядывает через плечо.
  - Хорошо, тогда Блоха работает с нами. Девушки, тот факт, что вы готовите, не значит, что вы не можете участвовать в беседе. Наше разделение довольно условно.
  "Оно не просто условно, - признал Дмитрий, - оно совершенно не соответствует реальности". То, что он делал сейчас, было похоже на события в Чечне.
   Тогда, накануне собрания Совета Безопасности в Европе президент Масхадов надеялся на помощь. На признание Ичкерии самостоятельным государством. Это была глупая надежда. Такая же, какая бывает у взрослого человека, загадавшего на новый год выздоровление тяжело больного родственника. Вызванная исключительно отчаянием и не знанием других вариантов. Однако Масхадову хватило. И накануне Совета Безопасности он приказал своим войскам захватить основные населенные пункты. Ему хотелось изобразить контроль над ситуацией, чтобы получить хоть какое-то признание в мире.
  И Чечня принялась воевать. Совершенно бессмысленно. Не имея ни четких идей, ни хорошо проработанных тактик. Они достигли определенного успеха за счет неожиданности, но Россия быстро вернула позиции. Не обошлось и без грязных методов наподобие ракетных ударов. В итоге много хороших людей с обеих сторон погибло только потому, что власти хотелось показать: они держат все под контролем.
  "Но это не то же самое" - сказал себе Дмитрий. В этом случае иллюзия контроля была нужна не ему. Она нужна была всем. Вера в то, что каждый приносит пользу и может сделать что-то важное. Совершенно ненастоящая и глупая вера. Которая была нужна всем. В том числе и самому Дмитрию.
  - О"кей, - Бак начал заседание со своеобразной приветственной речи, - давайте, наконец, соберемся и придумаем, как отправить эту суку обратно.
  Мужчина снял с холодильника ручку и блокнот, к обратной стороне которого прикреплялся магнитик.
  - На повестке дня, - продолжал он, - поиск причин и следствий, анализ результатов и, в финале, разработка универсального метода борьбы с вредителем. Кто-нибудь хочет высказаться?
  Катя хотела. Она только не помнила, что должна была сказать.
  - Давайте поймем, когда все началось, - предложила Клара, - признавайтесь, ребятки, кто что делал столь ранним утром?
  - Я проснулась от кашля, - сказала Катя, - прихватило горло. Пошла на кухню выпить чая, и там все случилось.
  - Было видно по пижаме, - произнес Бак, записав что-то в блокноте, - остальные?
  Клара перестала готовить и посмотрела на мужчину:
  - Возвращалась из клуба. Уже подходила к подъезду, когда... вы поняли.
  Дальше Блоха сообщил, что работал грузчиком в ночную смену. Гоша признался, что всю ночь играл в онлайн игры. Ближе к утру проголодался и пошел в ларек купить чипсы. В этот момент его похитила темнота. Бак гулял ночью с друзьями. И как только они распрощались и ушли, леди его забрала. Дмитрии пояснил, что совершал утреннюю пробежку.
  Катя не стала озвучивать мысли вслух. Но подумала о том, что бегать в обуви Дементьева, вряд ли очень удобно.
  - Выходит, - заключил Бак, - мы все бодрствовали и были одни. Не могу сказать, что эта информация неожиданна.
  - Да, но... - Дмитрий нахмурился, - что, если все это случайность. То есть, вдруг наша Черная Леди просто схватила первых попавшихся людей из тех, кто соответствовал требованиям.
  - Впервые прошла кастинг, - усмехнулась Клара, - не могу сказать, что это радует меня, солдат.
  - Тогда нужно посмотреть, где мы все находились относительно точки "Х". Ну, то есть той, с которой все началось, - пояснил Гоша, - вдруг образовывалась какая-то пентаграмма или еще что.
  Он открыл карту города и каждый поочередно отметил точку своего исчезновения. Никакой картинки не сложилось. На момент похищения все были в совершенно разных местах. Версия отпала.
  Они проверяли еще много теорий. Странные встречи - предвестники произошедшего. Необычные сны. Боязнь темноты. Место и время рождения. Все оказывалось одним большим пустым местом. Энтузиазм выживших быстро утих. Гоша сосредоточился на интернете. Бак и Дмитрий уставились на блокнот, время от времени хмыкая - изображали, что думают о чем-то. На самом деле мысли их витали уже где-то в других местах. Блоха запрокинул голов назад и закрыл глаза. Клара с Катей готовили пятую порцию яичницы.
  - Ты как, девочка? - спросила Клара тихо. Надеясь, что остальные не услышат. Конечно, все слышали.
  - Я Катя. И я в порядке.
  - Да знаю я, что ты Катя. Я просто даю всем клички. Мне так проще. Ты выглядишь лучше. На тебя почти можно смотреть без боли.
  - Спасибо за комплимент. Я обычно выгляжу еще лучше. Но сейчас... - и она показательно провела рукой по пижаме.
  Клара криво усмехнулась.
  - Да уж. Эта стерва над нами изрядно пошутила. Но мы придумаем, как воздать ей по заслугам.
  Катя прижалась к Кларе так, чтобы говорить совсем тихо.
  - Ты, правда, веришь, что мы выберемся?
  - Я не знаю, девочка, правда, не знаю. Я бы сейчас все отдала за травку. Хотя тебе это, должно быть, неприятно слышать. Но я бы отдала. И знаешь, я еще кое-чего боюсь. Не темноты и этой дамочки, потому что их глупо бояться. Глупо ведь бояться, когда от тебя ничего не зависит.
  - Страх трудно взять под контроль.
  - И все-таки темноты я не боюсь. Боишься, когда прячешься в шкафу от жены любовника. И понимаешь: она или услышит тебя или нет. И знаешь, что услышит, только если будешь бояться и шуметь. А от этого знания беда и приходит. Думаешь: нельзя чихать. И в носу, как назло, чешется. И хоть ты тресни, каждый раз так. Боишься от того, что можешь ошибиться. И ошибаешься от того, что боишься. Но с черной леди все не так. Тут хоть зачихайся. Хоть кричи. Хоть кулаками по роже бей. А все равно от тебя ничего не зависит. Так что с этим я уже смирилась. Говорю: будь как будет.
  - А я вот не могу, - призналась Катя.
  - Это потом что ты все проспала. Вот подожди еще немного, и увидишь: страх пройдет. Только ненависть и обида останутся. Я другого боюсь.
  - Чего?
  - Кого, - шепнула Клара совсем тихо, - Блохи. Не нравится он мне. А у меня чутье на таких. От них можно всего ожидать. А самое страшное то, что мы еще его можем остановить. Пока не поздно. Нам даже убивать не придется. Просто выкинуть из квартиры - она сама все сделает.
  - А если он ничего плохого не задумает? Тогда мы убьем просто так.
  - Во-первых, девочка, не мы убьем. А, во-вторых, днем раньше, днем позже - кого теперь это волнует?
  Катя промолчала. Она хотела возразить. Но воспоминание из сна заставило ее согласиться.
  ***
  К концу дня они знали, что не пересекались в реальной жизни. Не имеют общих родственников (по крайней мере, известных), не обращались к сатанистам или иным магическим культам. Никто не замечал за собой сильных экстрасенсорных способностей или склонности к ясновиденью. Они были просто обычными людьми, которые по неизвестным причинам оказались вместе.
  - Может, мы были единственными, кто не спал? Просто случайность, - предположил Бак.
  - Точно. Думаешь, всего одиннадцать человек не спали? - возразила Клара. - У нас не было телефонов. Давайте отталкиваться от этого.
  - Проходили час назад, - Дмитрий устало растер лоб, - у большинства они были неподалеку. Понятно, что она хотела лишить нас связи. Но больше из такой линии ничего не вытянешь.
  - А я вот о чем думаю, - сказала Клара. Она теперь сидела на полу, опираясь на дверцу шкафчика; глаза были закрыты, - телефон у меня украли. Так вот. То ли это украли его, потому что судьба была очутиться здесь. То ли наоборот. Я здесь только потому, что телефон украли. И, знаете, если второе, то я точно придушу вора.
  - Ты все равно не узнаешь, - хмуро ответил Бак.
  - Вы все такие идиоты, - покачал головой Блоха, - такие...
  Он не стал продолжать. Только отвернулся и заговорил тихо сам с собой. Никто не мог услышать слов, но напев напоминал заговоры или молитвы. "Этого еще не хватало" - устало подумал Дмитрий. Он с силой ударил кулаком по столу.
  - Послушай, умник, если тебе есть, что сказать - то говори. Не нужно сидеть и строить из себя черт знает кого, ладно?
  - Я и не строю.
  Голос мужчины звучал при этом обижено. Почти по-детски.
  - Хочешь знать, что я думаю? - продолжал Дементьев. - Я думаю, что ты трус. Такой же трус, как все мы. А может даже больший. И ты боишься, что станешь следующей жертвой. И боишься, что ничего не можешь сделать. И, самое главное, ты того боишься, что ни черта в происходящем не понимаешь. Вот и строишь из себя умника: думаешь, раз сможешь обмануть других, то и себя удастся. Да вот только ни черта ты не знаешь ни о нас, ни о той, кто за нами охотиться, ни об этом, так называемом, сердце. Ты просто тру-у-у-с, - Дмитрий растянул последнее слово на манер старшеклассников, которые дразнят своего друга неудачника. Для него вдруг снова ожили воспоминания о школе и о тех чудесных днях, когда он был уже достаточно умным, чтобы задевать других за живое, но недостаточно, чтобы понимать, как это плохо.
  Блоха дернулся, будто желая вступить в драку. Может, он и вступил бы. Может быть, он даже хорошенько навалял Дементьеву, пока остальные не пришли бы на помощь. Но Дмитрий, который до этого держал руку на плече соперника, отпустил ладонь, и Блохин остановился. "Нет, - подумал он, глядя на врага дикими глазами, - так оно у тебя не выйдет. Ты меня на драку не спровоцируешь".
  "Они только и ждут этого, - думал мужчина, - чтобы спровоцировать, а потом бросить ей на растерзание". Блоха слышал разговор женщин, когда они думали, он дремлет. Клара - та, что подтянута и излучает секс, - желала его убить. Женщина она, конечно, умная. Но недостаточно. Блоха знал, что перехитрит ее. Он всех перехитрит. Потому что умеет слушать. И ждать. И потому что, вопреки мнению остальных, знает правду.
   Они все убийцы. И Клара, и ее новая гриппозная подружка (интересно, переспят ли они?). И прыщавый малыш, уставившийся в компьютер. И этот чернокожий, плосколицый олух, играющий в детектива. И Дмитрий. Этот конечно. Этот даже не скрывает, от чего становится еще опасней.
  Блоха растер лицо, которое теперь начало чесаться.
  "Ну, ничего, - подумал он, - и мой час придет. Все когда-нибудь умрут. А вот вопрос, кто раньше, а кто позже, решать не им. Не обозленной женщине и не больной девчонке. И уж конечно не этому напыщенному самодовольному солдату. Решать это только Ей. И, может, мне. Потому что я, в отличие от других, знаю правду. Мы все. Все здесь собравшиеся - убийцы. И рано или поздно они признаются. А если откажутся, я сумею их убедить".
   Он встал из-за стола. Взял тарелку и отнес в раковину.
  - Надо же какой чистоплотный, - улыбнулась Клара, - что, стало стыдно за свое поведение? Правильно, Блоха. Плохой мальчик. Но рада, что ты исправляешься.
  Он услышал стук сердца. Окружающий мир вновь запрыгал рывками. Перед глазами появилась раздутая шея отца. Шлюха назвала его плохим. Так же, как отец когда-то. Позже Блоха показал, что значит быть плохим по-настоящему. И ее тоже стоило проучить. Мужчина хотел схватиться за четки, но вспомнил, что оставил их в зале. "Стерва сама напросилась, - думал он, - хорошо бы сделать ее лицо еще синее, чем оно сейчас". Она говорила, блондинка бьет слабо. Блоха посмотрел бы, что она скажет после его удара. И потом ее нужно было хорошенько проучить, прижав к полу. Большие пальцы приставить к центру и сильно надавить, так чтобы позвоночник переломился. Вот, что нужно было сделать с этой дрянью.
  "Но не сейчас, - сказал себе Блоха, - сейчас рано и слишком много тех, кто бросятся за нее заступаться. Нет, тут надо действовать иначе. Она еще получит свое. Потому что я знаю, когда надо подождать".
  Блоха взял из раковины нож, сунул его под ремень джинсов и прикрыл кофтой.
  "Она еще получит, - думал мужчина, - они все получат. Надо только подождать".
  ***
  - Помнится, ты обещал нам пиццу, - сказал Гоша, - не отказался бы сейчас от пиццы.
  - Нашел что-нибудь? - спросил Дмитрий вместо ответа.
  Парень отрицательно покачал головой.
  - Если что-то подобное и было до нас, она здорово запугала выживших. Никаких дельных результатов на запросы об убивающей темноте, странной ночной охотнице - хотя здесь мне выдали неплохое порно-видео - или о черном сердце. Там вообще писали про Россию и нефть.
  - В общем, полный ноль, - констатировал Бак.
  - Ну... не совсем, вообще-то. Информации мало. Но и у меня было не полчаса. Так что я поискал более тщательно и кое-что обнаружил.
  - И что именно?
  Гоша довольно откинулся на спинку стула:
  - Не то, чтобы данные совсем точные или полезные, - сказал он на всякий случай, - может, они даже не связны с нашим делом. В общем, после неудачных попыток выяснить все в лоб, я решил отталкиваться от пропавших людей. Начал смотреть газетные архивы. По Питеру ничего подобного не обнаружилось. По России тоже. Впрочем, учитывая состояние наших архивов, это не удивительно. И я подумал: "Эй, а с чего мы решили, что эта тварь русская?". Ну, и подумал поискать за бугром. С моим ломаным английским было трудновато, но кое-что я выхватил.
  - Ближе к делу, - попросил Дмитрий.
  - Два года назад в Англии, в Йоркшире Местная газета почти подряд опубликовала сообщения об исчезновении трех людей. Потом, через некоторое время, еще о троих. Все похоже на наш случай: исчезали ночью, не оставив никаких следов. Телефон оставался или в сумках, или был украден. Обстоятельства пропаж и время подачи заявлений не совпадали. Так что полиция не приняла отдельные исчезновения, как часть чего-то большего. Шестерых, про которых упоминали газеты, так и не нашли. Тогда я стал рыться дальше, и нашел еще два объявления. Один из заявленных людей также признан пропавшим без вести. А вот второй - некий Джейкоб Бишоп - вернулся спустя три дня после исчезновения. Жена обнаружила его бредущим по улице. Говорят, он шептал что-то, но никто не услышал. Возможно, я неправильно перевел. Тут даже Гугл с трудом справляется. В любом случае Бишоп сказал, будто не помнит, что происходило с ним в это время.
  - Но это не так, - заключил Дмитрий.
  - Мы не можем знать наверняка. Может, у парня был приступ шизофрении или что там бывает у психов. Может, он, да они все никак не связаны с этим существом. И даже если связаны, может, она действительно заставила его забыть.
  - Так или иначе, нам вряд ли удастся узнать, - Клара откинула голову назад, и так смачно, что ударилась затылком об угол столешницы, - черт бы..! Этого еще не хватало.
  - Мы можем попробовать выяснить. Я поискал Бишопа на фэйсбуке. Их о-о-очень много. Кажется, вся Англий состоит из одних Бишопов. Но мне удалось отыскать нашего при помощи фотки.
  - Я знал, что ты гений, парень, - Дмитрий одобрительно похлопал Гошу по плечу, - нужно связаться с ним.
  - Уверены? Не похоже, что он жаждет об этом рассказывать. Да и нам вроде тоже запрещено.
  - Мы не будем говорить, что происходит. Просто намекнем, что попали в такую же ситуацию. Это наш единственный шанс.
  - Ладно, - Гоша явно нервничал, - если думаешь, что это поможет. Но письмо выйдет довольно коряво.
  - У нас тут не олимпиада по языку, - сказала Клара, - как выйдет, так выйдет.
  - Я помогу, - Катя подошла к Гоше и встала у него за спиной, - я учусь на переводчика.
  - Оу, ну отлично. Не могла сказать об этом немного раньше?
  - Ты ведь не говорил...
  - Отлично! Проехали. Просто переводи.
  ***
  "Добрый день, мистер Бишоп, к вам обращается группа из одиннадцати (уже шести) человек. Вы нас не знаете, но мы склонны полагать, что вы прежде бывали в ситуации сходной с нашей, и понимаете, о чем идет речь. В том случае, если это правда, просим вас дать хоть какую-то информацию, какой-то намек о дальнейших действиях. Многое сейчас зависит от Ваших слов. Пожалуйста, ответьте.
  С уважением, Ваши товарищи по несчастью".
  - Примерно так это звучит на русском, - пояснила Катя, - думаю, достаточно понятно, но в то же время не нарушает правил игры. И все же...
  - Страшно, - продолжила за нее Клара.
  Дмитрий кивнул и в знак одобрения положил руку на плечо Кати:
  - Вы молодцы. Письмо получилось отличным. Думаю, он нам ответит.
  - Может, все-таки не отправлять? - предложил Бак.
  - Это наш единственный шанс. Или мы рискнем сейчас, или рано или поздно, - "скорее рано" - подумал Дмитрий, - нас ждет то же, что Лизу. Бишоп пережил все это. Он может знать необходимые ответы.
  - Или послать нас куда подальше, - Гоша выдавил кривую ухмылку.
  - Или так, - поддержал Дементьев, - в любом случае, после отправки письма, предлагаю, наконец, заказать пиццу. Нам есть что отпраздновать, -закончил мужчина, - будем отмечать день, который пережили.
  Он еще не знал, что говорит неправду.
  Глава 8
  Кларе снилась девочка. Похожая на ту, что была в предыдущем сне, но другая. Светло-рыжая, с короткими жиденькими волосами, собранными в крошечную косичку. Уши смешно торчат. Однако лицо точно такое же. И глаза. Миндалевидные с маленькими черными дырочками зрачков. Девочка сидела у окна, напевая песню. Ее шею опутывал длинный зенитовский шарф, а на ногах болтались огромные военные ботинки.
  Клара подошла сзади. Ощущения были странными. Из разряда тех, которые возможно испытать лишь во сне. Сознание будто раздвоилось. Одна его часть чувствовала скрытую угрозу. Она говорила оставаться на месте. А лучше отвернуться от девчонки и бежать. Куда? В любое другое место. Лишь бы не оставаться больше в квартире.
  Вторая часть сознания говорила Кларе, что она любит малышку и не может бросить ее одну. Ребенок явно напуган. В это время ей следовало бы носиться на улице с друзьями, а она лишь сидит у окна и напевает что-то. И откуда такая странная одежда? Нельзя было оставлять девочку. Она нуждалась в помощи.
  Клара шагнула вперед. "Это все сон, - сказала она себе. Потом добавила: - это всего лишь сон". Но нет, женщина не спала. Девочка была настоящей, иначе не вышло бы так четко рассмотреть ее большие глаза.
  Да, точно. Совершенно точно. Все это не было сном.
  Клара даже не подумала о том, что девочка сидит лицом к окну. Женщина не могла разглядеть глаза ребенка. Даже просто увидеть, если только они не отражались в окне.
  Но она знала. Так же, как знала правила игры, очутившись во дворе дома. Так же, как человек чувствует опасность, идя по темному переулку. Она просто знала, как выглядят глаза девочки.
  - Милая, почему ты так странно одета?
  Девочка повернулась. Ее веснушчатое лицо натянулось от широкой улыбки. Одного переднего зуба не было, и от этого малыша выглядела комично.
  - Я надела то, что нашла здесь. Эти вещи принадлежали тем, кто жил в квартире?
  "Живут, - хотела сказать Клара, - живут, в настоящем времени!". Она желала закричать это: "Живут и будут жить! Мы все будем!". Но ничего не выходило. Тогда женщина перевела разговор на другую тему.
  - Почему ты не играешь с детьми?
  - Они играют с другой девочкой.
  - С другой? С какой? Милая, ты сама это придумала. Конечно, друзья хотят играть именно с тобой. Ты ведь замечательная.
  - Но это не правда! - девочка вскочила с подоконника и бросила что-то на пол. Предмет оказался резиновым мячиком. Он ударился о шкаф и медленно покатился по полу к Кларе. - Она красивее! У нее длинные черные волосы. Густые. И глаза тоже черные. Еще чернее, чем у меня. А еще она красиво одевается.
  - Во что?
  - У нее белое платье. С оборками на воротничке и фиолетовой тесемкой на поясе, которая справа завязана в бант.
  - Разве она не мерзнет в этом осенью?
  - Мерзнет. Поэтому надевает сверху длинный черный плащ. Ты купишь мне такой же, мама?
  Мама. Клара почувствовала, как злость сдавливает ей горло.
  - Мама? - повторила она разъяренно. - Не пытайся обмануть меня, лживая дрянь. Ты не моя дочь!
  - Мама? - повторила девочка испуганно, - Мама!
  Мяч подкатился к ноге Клары и ударил ступню. Женщина наклонилась, подобрала игрушку и повертела в руках. На ладони осталось что-то липкое. Она посмотрела на руку и увидела кровь.
  Не было ни испуга, ни удивления. Женщина просто смотрела на красную руку, более темную в местах сгиба ладони и почти прозрачную на буграх. Она не думала ни о чем, но если бы думала, мысль ее показалась бы нейтральной. "Кровь, - сказала бы себе Клара, - кровь на ладони. Ну и что, что кровь. И какая разница, что она была на мяче. На детской игрушке. Просто кровь. Она даже приятна, если смотреть на нее в свете ламп. И все же что-то не так. Должно быть страшно и мерзко. Но на деле даже приятно".
  Она еще раз посмотрела на мяч. Капли крови собирались внизу, брюхатились и падали на пол, сопровождаемые громким хлюпаньем. Мяч был слегка сдутым, а посередине перелавливая его на две части, была завязана фиолетовая тесьма. Клара повернула мяч в руке и увидела на обратной стороне бант.
  - Мама, - повторила девочка, - ты хочешь поиграть, да? Это потому что другие меня бросили? Ты поэтому хочешь сыграть со мной?
  Клара перевела глаза на ребенка. Та теперь выглядела иначе. Прямые светлые волосы опускались до линии подбородка. Фигуру украшало летнее желтое платьишко. А в руке девочка держала сачок, и оттуда со звонким стрекотанием выпрыгнула саранча.
  "Это еще что за..?!" - успела подумать Клара, прежде чем громкий звук стал вырывать ее наружу.
  Она поняла, что просыпается. Но острое ощущение того, что дела здесь остались незаконченными, заставили женщину сопротивляться.
  "Я должна была что-то спросить, - думала она, - вот только, что, черт возьми?!"
  - Что, опять решила меня бросить?! - закричала девочка. Теперь она выглядела, как Клара в детстве: темно-коричневые волосы до плеч, бледная кожа, приплюснутый нос со следами перелома и узкие губы. Только глаза были другими. Миндалевидными и совершенно черными. Ее голос писком раздавался по комнате. - Чертова! Проклятая! Сука!
  Резкий шум снаружи заставил Клару потерять равновесие. Лишь схватившись за стол, удалось удержаться на месте.
  "Что, черт возьми, я должна была узнать?!"
  "Точно"
  - Что ты пела у окна? - обратилась она к себе из детства. Девочка мгновенно смягчилась.
  - Я не пела, - пояснила малышка, - это была считалка.
  - Какая?
  Лицо озарила мягкая улыбка:
  - Вышел месяц из тумана,
  Вынул ножи из кармана.
  Буду резать, буду бить..!
  Очередной резкий звук вырвал Клару из сна. Лицо ребенка и квартира начли удаляться, пока не превратились в одну точку.
  И тогда Клара поняла, что то, что разбудило ее, было не звуком.
  Это была боль.
  ***
  Она услышала чужой крик. Потом свой собственный.
  - Прижми рану! - закричал кто-то. - Держи крепче.
  Что-то захрустело, и этот звук доставил Кларе туманное удовольствие.
  - Она будет в порядке?
  Женщина разобрала сквозь боль, что голос принадлежал Гоше.
  - В полном. Просто прижимай сильнее, - ответил Дмитрий.
  "Он не врет, - подумала женщина, - я чувствую себя неплохо".
  Она заставила глаза открыться и посмотреть влево. Там Дмитрий превращал уже изуродованное лицо Блохи в месиво из крови, зубов и раздробленных костей.
  - Нравится, ублюдок?
  - Я говорила привязать его к батарее, - выдавила Клара, стараясь улыбнуться. Вышло не очень. - Я, правда, буду о"кей?
  - Правда. Он целился в сердце, но попал в левое плечо. Катя успела оттолкнуть.
  Первой мыслью женщины было: "Еще бы немного...", второй - "Катя?!". Вслух она произнесла совершенно другие слова:
  - А болит так, будто меня на куски порезали.
  - Так оно и бывает. Главное помни, что боль не соответствует реальным повреждениям. Порез часто болит сильнее, чем смертельная рана. Вот, например, наш общий знакомый, - и Дмитрий еще раз ударил по тому, что осталось от лица Блохи, - живучий гад. Такого можно часами бить, но он все равно выживет. Как таракан. Живучий. Но это не значит, что ему не больно.
  - Тогда, пожалуйста, бей его подольше, - выдавила улыбу Клара.
  - О-о-о, я могу это гарантировать.
  - Присоединюсь к тебе, как только рука начнет шевелиться. Черт... как же, черт его дери, больно! Если бы не девочка, я бы пустила в ход весь словарный запас.
  Катя смущенно улыбнулась. Она сидела в углу, нюхая что-то из лекарственной склянки. Клара была готова спорить, что это нашатырь.
  - В честь такого события, можешь не ограничиваться, - сказала девушка тихо, будто находилась мыслями в другом месте.
  - Лучше все же закрой уши.
  И Клара позволила себе слова, которые копила долгие годы. Она переходила с проклятий в адрес Блохи к гневным высказываниям о жизни и проклятой твари-судьбе. Потом возвращалась к тому, как же больно. И как она ненавидит боль. И снова проклинала Блоху.
  Первую минуту мужчина отвечал смехом, выплевывая с ним кровь и остатки зубов. Он плевался и повторял одно: "Все убийцы. Вы все сраные убийцы!". Потом потерял сознание.
  ***
  Дмитрий, Бак, Гоша и Клара знали историю только с одной стороны.
  В полдвенадцатого ночи выжившие вернулись в зал, совершив по дороге ритуал массового хождения по нужде. Это было, конечно, неприятно, но становилось терпимым. И отходило на второй план после того, как все воодушевились отправленным письмом.
  Вскоре курьер принес пиццы. Во время заказа они так и не сумели выбрать вкус, устраивающий всех, поэтому Дмитрий сказал: пусть каждый закажет себе одну целую пиццу. Такое решение ударило по бюджету мужчины, но он подумал, что сейчас это не самая большая проблема.
  В половину первого всех начало клонить в сон. Ужин остался почти нетронутым: несмотря на бравады и воодушевление, есть никто не хотел. Только Блоха умял половину пиццы. Чуть позже Гоша предложил спать.
  - Не думаю, что нам ответят в ближайшее время. А отдых никому не повредит.
  Дмитрий хотел организовать вахту, но отказался от затеи. "Это глупо, - говорил он себе, - посмотри на них. Они радуются как дети. Еще минута, и начнут петь. Да они же забыли о том, что происходит. Не видели того, что видел я. Что мы всегда в опасности. И все же вахта здесь не поможет. Нас она не спасет. Лизу не спасла и нас не спасет. Пусть хоть одну ночь поспят спокойно. Она, вероятно, будет последней".
  Позже Дмитрию пришлось пожалеть о своем решении, однако сейчас оно казалось верным. Все сомнения исчезли в одно мгновение. Рассеялись, как тучи после сильного дождя. Больше никаких вахт и военных режимов. Настоящая жизнь. Или хотя бы тень настоящей жизни - вот, что он желал дать им в последние дни.
  - Я так и не позвонила родителям, - сказала Катя, - но теперь уже поздно. Сделаю это завтра.
  И в ее словах было столько обыденности. Будто девушка забыла о нависшей над ними угрозе. Будто она ложилась спать в самый обычный день, а не после гибели пятерых человек от нападений неизвестного существа. "Наверное, оно к лучшему, - сонно подумал Дмитрий, - наверное, так и следует умирать".
  Расположились выжавшие следующим образом. Катю уложили на диван, Клара пристроилась на полу рядом. Блоха заявил, что будет спать в кресле сидя, и никто не стал возражать. Но Дмитрий на всякий случай лег поближе. Он привык спать чутко, и был уверен, что проснется, если Блоха встанет с места.
  Но он ошибался.
  В углу комнаты на ковре улегся Гоша. Заявил, что ворочается и поэтому нуждается в большем пространстве. Бак лег с другой стороны.
  Уснули быстро и крепко. День измотал всех, и даже дневной перерыв на сон не стал спасением.
  Однако в два часа ночи всех разбудил женский визг. Сначала он был хриплым и будто неуверенным. Словно кричащий еще не убедился в реальности собственного испуга. Потом крик повторился. На этот раз более пронзительный и оглушающий.
  Кричала Катя. Когда ее увидел Дементьев, девушка болталась на большой, поднятой кверху руке Блохи. Вены на ней вздулись, кожа лоснилась от пота. А в ладони ледяным серебром блестело большое лезвие ножа. Когда Дементьев только увидел происходящее, нож был еще чистым.
  Немного другую картину помнил Гоша. Когда он наконец проснулся и сосредоточился на случившемся, раздутая рука уже впивалась в грудную клетку Клары. На самом деле, Блоха попал только в плечо, но со стороны Гоши увидеть это было невозможно. А еще через секунду, когда юноша окончательно пришел в себя, Катя лежала на полу, хватаясь руками за голову.
  Дальнейшее происходило как на отдельных кадрах. Секунда и Дмитрий стоит за спиной Блохи. Еще миг и он хватает того за шею одной рукой, другой берется за ладонь и разжимает пальцы. Нож с глухим стуком падает на пол.
  Гоша смотрел на покрытое толстым темно-красным слоем лезвие. Лишь в тонких полосках, напоминающих жилы, поблескивала сталь. Она казалась девственно чистой, нетронутой. Будто между ней и налипшей кровью была тонкая грань, которая не позволяет им соединиться.
  Секунду спустя Гоша стоял над Кларой. Она неподвижно лежала, сохраняя на лице лишь едва заметную тень тревоги. Грудная клетка поднималась и опускалась быстрее, чем у спящего человека. Но в остальном, ничего не говорило о наличии раны. Кроме самой раны, конечно.
  "Она не просыпается, - думал Гоша, - это плохо. Или это хорошо? Черт, парень, почему ты не знаешь даже основ медицины. Она не кричит и дышит. Это же хорошо? Или это значит, что она умирает?".
  - Что мне делать? - испуганно прошептал юноша. Хотя, возможно, он не сделал этого. Возможно, ему только показалось, что он говорит. Но на самом деле, он, может быть, стоял молча, не смея сказать ни слова.
  Дмитрий врезал Блохе, сосредоточив в ударе вес своего тело. Такому приему его научили в армии. Опереться на правую ногу, потом, во время удара, слегка ослабить тело, позволяя тому будто начать падать. И в конце использовать эту силу для атаки. Соперник тут же повалился на пол. Дементьев оставил его, подошел к Кларе и бросил беглый взгляд на женщину.
  - Слава Богу, - сказал он на выдохе, - ее рана совсем не глубокая. Бинт, - обратился он к остальным, - найдите мне бинт.
  Бак принялся шарить по шкафам. Катя только сумела подняться на ноги и теперь растерянно смотрела по сторонам. Никто не заметил, что ее щека была порезана и теперь по ней несколькими тонкими дорожками катилась кровь. Она собиралась на подбородке, останавливалась там на секунду, будто думая, продолжать ли движение, а потом текла дальше, по шее за воротник пижамной кофты. Изображенный там медведь тоже окрашивался красным. Как будто это его ранили, а не девушку. Но никто не обращал внимания на Катю. Даже сама Катя была сосредоточенна на другом. Она смотрела на потолок и думала: "Как же хорошо, что я все-таки проснулась. Как же, черт возьми, хорошо".
  Пока Бак искал аптечку, Дементьев содрал с себя рубаху так, что пуговицы просто оторвались и полетели в разные стороны. Он сложил ее в несколько раз и положил на плечо Клары. Потом взял Гошу за руку, и прислонил его ладонь к ткани.
  - Держи крепче, - сказал он ему, - дави сильнее и не давай ей дергаться. Понял?
  Гоша кивнул.
  "Мне не нравится, что она до сих пор спит, - думал Дементьев, - я бы решил, что что-то не в порядке. Но в данной ситуации, когда все кверху дном, трудно вообще определить, что такое порядок. Ох, старик. Как бы мне сейчас помогли твои советы".
  И потом он услышал кряхтение Блохи. "До сих пор в сознании" - понял мужчина. Тупая, дикая и неприручаемая злость захватила его тело. Он поднялся и, шатаясь, подошел к сопернику. Вернее, это был не Дементьев. Это было что-то другое. Совершенно новое внутри него. Что-то, что не принадлежало мужчине, не было его частью, но спало где-то в глубине. Иногда, когда он видел трупы своих товарищей, убитых чеченцами это что-то, этот зверь начинал просыпаться внутри мужчины. Он ворочался и зевал, обнажая острые клыки. Однако Дементьев усыплял его силой воли.
  Сейчас был не тот случай. Сейчас не приходилось сдерживаться. Не было трибуналов. Не было СМИ, которые могли видеть что-то лишнее. Не было даже старика, который мог осудить его. Но была женщина. Совершенно замечательная, грубая, но такая сильная и бойкая женщина, которая кормила их и заботилась о них, хоть наверняка испытывала острую потребность в выпивке и наркотиках. Но она не стала поддаваться слабостям и не стала устраивать скандалов. Клара приняла настоящее с готовностью, которую порой не могут показать даже взрослые и умудренные опытом бойцы. И теперь эта замечательная женщина чуть не погибла по вине того, кто только и знал, что портить им и без того короткий остаток жизни.
  "Слишком мало времени осталось, чтобы сдерживать себя, - подумал Дмитрий, - не на этот раз, по крайней мере".
  И он - не Дементьев, но сидящий внутри зверь - опустился на колени, сжал руки в кулаки и принялся бить. Но самым страшным было то, что он получал от каждого удара жгучее удовольствие.
  В какую-то секунду перед его глазами появилось сочувствующее лицо старика. Лицо, сохранившее выражение с фотографии: сосредоточенное и внимательное. И Дмитрий как будто вновь услышал слова, которые прежде говорил его наставник:
  - В убийстве нет греха. Так же, как быть изнасилованным не значит совершить прелюбодеяние. Убийство, бывает, совершается по принуждению, потому что оно так нужно. И грех, друг мой, не в этом. Если ты совершил убийство по приказу, там, на небе, адвокат зацепится за это обстоятельство. И присяжные тебя оправдают: они наверху знают, что такое иерархия и беспрекословное подчинение. Грех, брат, тогда выходит, когда ты получаешь от убийства удовольствие. Будь то миссия или месть или даже самая святая кара на свете - если делаешь это, испытывая удовольствие, ад тебе обеспечен.
  "Можно подумать, мы сейчас не по дороге в ад", - сказал себе Дмитрий, продолжая наносить удары.
  ***
  Так видели случившееся четверо из шести человек. Но Блоха и Катя знали иную сторону картины.
  Блох держал нож за поясом. Позже, уличив момент, он достал из-под раковины сухую тряпку, замотал в нее лезвие, чтобы не порезать себя, и переложил так, чтобы стало удобней. Когда все ходили в туалет, Блохин заявил, что не хочет. Это была неправда. Но он знал, что, если начнет расстегивать штаны, его маленький секрет выпадет наружу. Поэтому предпочел подождать. А ждать он умел. Может, даже слишком хорошо.
  Ночью Блохин уселся в кресло. Руку он, как все думали, положил на живот. На самом же деле мужчина сжимал рукоять ножа. Он слышал, как Клара и ее новая сообщница - "Катя. Да, кажется, ее зовут Катя" - говорили про его убийство.
  "Эти могут, - думал Блоха нервно, - они все могут". Он чувствовал, что его голова начинает болеть. Где-то в районе затылка появился огромный колокол, который раскачивался вперед и назад. Каждый раз он ударялся о черепную коробку, задевая нервы, и Блохин слышал приглушенный и гулкий "ба-а-ам". Звук был протяжным и тягучим. Иногда, если он продолжал звучать, когда боль уже уходила, даже приятным. Как гудение ветра в металлической трубе: "ба-а-а-а-ам".
  Блохин закрыл глаза и наслаждался. Он знал, что не уснет. Слишком хорошая ночь для этого. Слишком многое осталось не сделанным. Через футболку пальцы нащупали рукоять ножа, погладили ее от основания до самого конца. Рукоять была деревянной, слегка изогнутой к краю с мягкими и приятными на ощупь ребрами. И само лезвие - мужчина оценил его раньше - тонкое и гладкое, будто бритва. Такие ножи редко встречаются на кухнях. Там они обычно плохо заточенные, способные разве что картошку резать. Но не людей. А этот был другим. "Он, должно быть, хорошо порежет женщину, - думал Блоха, поглаживая пальцем основание, - войдет мягко и выйдет легко. Удобно для нанесения нескольких ударов. И если сделать все аккуратно..."
  Дальше его мысль растворилась во власти дремоты. Так часто бывает, когда лежишь и думаешь об одном, а потом вдруг теряешь идею. И сознание начинает блуждать где-то совершенно в других местах.
  Блоха вспомнил момент из своего детства. В нем не было ничего особенного, но память четко вырезала в его мыслях образы, оживляя забытые картины.
  Он идет по квартире, оставляя на вздыбленном и пошедшем пузырями линолеуме мокрые следы. Ноги, маленькие и бледные со сжатыми пальцами хлюпают по полу: "хлюп-скрип-хлюп". На обнаженном теле застыли капли воды. И от этого еще холоднее. Никита складывает на груди руки, чтобы не мерзнуть. Помогает едва. Чувствует, как из глаз текут слезы. Теплые, почти горячие. Открывает рот, ловит их языком, слизывает с губ. Соленый привкус приятен, и, кажется, будто мир начинает расползаться. Мальчик проходит мимо зеркала, видит свое бледное тело с угловатыми плечами и выпирающими из-под кожи лопатками. Со впалым животом. С пупком, который был плохо отрезан, и теперь торчит маленьким шариком, будто высунувшийся из норки зверек.
  Блоха сидел в кресле, вспоминая этот момент. Один из многих, который, казалось, не должен волновать сознание мужчины. Но память - странная штука. Он не мог воссоздать лицо девочки, в которую влюбился впервые, или свое первое ограбление, или первый день в тюрьме. Но в деталях помнил, как хлюпал тогда по линолеуму и смотрел в зеркало на торчащие плечи и выпирающие под кожей позвонки.
  Мужчина вздрогнул, прогоняя воспоминания. "Соберись, - сказал он себе, - ты задремал. Нельзя дремать. Иначе уже не проснешься. Нет, сегодня ночью кто-нибудь точно умрет. И это будешь не ты. Здесь, в конце концов, полно других плохих людей". Он сжал рукоять ножа крепче и стал размышлять. "Вот сейчас, - думал он, - все уже наверняка уснули. Встану и сделаю свое дело. Или подождать немного? Может, рано еще начинать? Да, точно, подожду. Дело сложное. Тут нельзя срываться раньше времени. Надо, чтобы остальные крепко уснули".
  "А ты ведь, и правда, трус, - сказал другой голос, - солдат оказался прав. Ты - подлый трус и ужасный человек. Ты знаешь, что нужно делать, но боишься. Так и просидишь всю ночь, зажимая в руке нож. Потом что трусишь".
  "А ведь и правда", - согласился Блоха. Ему было больно и страшно. Он хотел спать. И в состоянии, когда дремота навалилась на уставшее сознание, признал: Дмитрий во всем оказался прав. Блохин боялся. Он не умел убивать, сколько бы ни пытался убедить себя в обратном. Тот случай с Мышью оказался спонтанным, совершенным в порыве творческого экстаза. Как неумелый художник, которому посчастливилось однажды в жизни слиться с космосом и выплеснуть на картину что-то совершенно невообразимое. Так же и убийство Мыши. Оно было красивым и приятным, но скорее исключением, чем показателем мастерства.
  "Так и усну, - говорил себе Блоха, - потому что слишком устал. И потому что не умею убивать".
  Мужчина повторял эту мысль, чувствуя, что ему все труднее на ней сосредоточиться. "Ну и усну. И никто меня убивать не будет".
  А потом он почувствовал касание темноты. Кто-то заботливо гладил его щеку.
  - Они убьют тебя, Никита, - сказал голос, который не принадлежал Блохе, - ты ведь знаешь, что не нужен им. И вообще никому не нужен. Такие как ты. Вы лишь способ отвести душу для этих "благородных" людей. Они избивают тебя, если хотят. И не кормят, если вдруг захочется. И как только почувствуют, что ты больше не вписываешься в их компанию, выкинут за дверь.
  Он вспомнил, как смотрел на свое тело в зеркале. На зареванное лицо, щеки, на которых только начинал проступать красный румянец. Тогда, в квартире, маленький Никита был совершенно один. Отец закончил поливать его из душа, и, не сказав ни слова, ушел, набросив на широкую спину старый измятый пиджак. И все же Никита ощущал чье-то присутствие. На короткий миг, ему показалось, что кто-то положил на костлявое плечо руку и провел вдоль шеи к щеке.
  Потом, за долгие годы, Блоха забыл об этом. А сейчас воспоминание поднялось из глубин. Или, возможно, он просто придумал, что помнит. А на самом деле тогда он просто стоял перед зеркалом и плакал.
  - Они убьют тебя, - продолжал настаивать голос, - если ты не сделаешь это первым.
   "Я не умею, - отчаянно подумал Блоха, - я не справлюсь. Они меня поймают и четвертуют. Они звери. Но их так много и они хотят моей смерти. Не просто убить. А мучить долго. Долго и болезненно. Я только дам им повод, и они..."
  - Ты должен сделать это, Никита. Ну же, сожми рукоять крепче.
  Он сжал.
  - Хорошо. Хороший мальчик. Теперь вынь нож из-за пояса и сними тряпку.
  "Не буду. Я слишком устал".
  - Сделай это!
  "Не буду", - повторил он, но все же выполнил указания.
  - Очень хорошо. Ты знаешь, что нужно делать дальше, Никита. Поднимись с кресла и убей эту суку.
  "Но они поймают меня".
  - Убей, - повторил голос.
  Блоха понял, что спорить бессмысленно. Он зажмурился, сдерживая подступившие к глазам слезы, и принялся за дело.
  ***
  Катя пыталась уснуть, но что-то не давало покоя. Сначала девушка повернулась лицом ко всем, потом, подумав, сменила положение, уткнувшись в щель межу спинкой и сидением дивана.
  Ее ноги были слегка согнуты в коленях, чтобы вместиться. Правая рука лежала под грудью, левая - уходила за спину. Не очень удобно, но лучше, чем остальным.
  Диван, конечно, можно было разложить, но он тогда занимал половину комнаты, и большинству все равно пришлось бы тесниться на полу. А, кроме того, все были настолько измотаны, что не хотели обременять себя лишними заботами.
  Ребенок, будто осознавая, что происходит, вел себя тихо. После смерти Лизы он заплакал всего дважды, и быстро успокоился, когда Гоша взял его на руки. Теперь Данила мирно лежал в кровати, слегка причмокивая.
  Катя слушала тишину.
  Кто-то сопел, слегка вздрагивая время от времени. Кто-то лишь едва заметно дышал. Где-то за окном залаяла собака. Замолчала на время, давая слушателям передышку, и вновь принялась заливаться громким гавканьем.
  Девушка медленно проваливалась в сон. Она уже находилась на той грани сознания, когда мысли из четких и направленных - будто ручей - начинают разливаться, заполнять берега и мельчать, закрывая все остальное тихим журчанием.
  - Ты знаешь, что он убьет ее, - сказал кто-то из глубины реки, - вышел-месяц-из-тумана, - напевал голос. Он был похож на Кларин, только выше, лишенный хрипоты, которую обычно обретают заядлые курильщики, и пронзительнее. Словно принадлежал ребенку.
  Перед глазами Кати на миг возникла девочка с черными волосами и бледным, несимметричным лицом. Потом она растворилась за полой черного плаща.
  - Ты знаешь, что он убьет ее.
  "Отстань, - подумала Катя раздраженно, - ты - всего лишь глупая мысль, которая пришла ко мне в дреме после всего произошедшего. Мне надо только уснуть. И все позабудется".
  - Будет резать, будет бить, - насмешливо продолжал девчачий голос, - ты ведь знаешь. Лиза сказала, что ты должна знать.
  Девушка вздрогнула. На этот раз перед глазами промелькнула другая девочка. Блондинка с сачком. Она слегка улыбалась и грустно посмотрела в лицо Кати.
  "Боже, - сказала себе та. Мысли были близки к паническим, - Боже, пусть этот голос уйдет. Боже, пожалуйста, просто дай мне провалиться в сон и пережить эту ночь. Пожалуйста, пусть Она исчезнет".
  Катя молилась. Почти умоляла. "Каждый бы умолял в такой ситуации, - думала девушка, - потому что ночные кошмары гораздо страшнее дневных". Они вырастают в сотни раз и приобретают одновременно все, о чем человек только может подумать. И в этом проклятие человека с хорошим воображением: чем больше испытаний можешь придумать, тем больше их предстоит пережить.
  Только сейчас, произнося про себя молитвы, думая о происходящем и стараясь прогнать из головы навязчивый голос, Катя осознала, что всю жизнь ошибалась на счет темноты. Она не разбиралась в законах физики, но знала, что, по общему мнению, черный - лишь отсутствие света. То, что может впитать в себя остальное.
  Однако ночь влияла на физику чудными способами. И вот уже темнота становилась не вместилищем, принимающим в себя окружающий мир, а создателем. Материей, оживляющей мысли.
  Вот кто-то лежит в кровати, ожидая сна. Он спокоен и думает лишь о том, как одеться завтра работу. А потом что-то случается. Совершенно незначительное по меркам дня: пакет зашумит или сам собой включится чайник. Днем человек посмеется над этим или выскажет крепкое словцо в адрес производителей электроники. Но ночью... Ночью он начинает бояться. И в его воображении тут же возникают клыкастые когти, и бледные лица, и невесомые души, парящие под потолком. Темнота подхватывает страхи. Начинает клубиться и обретать формы. Повешенный на плечики пиджак становится подозрительным, жмущимся в углу типом. Свет фар на улице обращается в призраков, а сквозняк - в липкое дыханием над ухом.
  "Мы все знали это в детстве, - думала Катя, - потому что верили только в то, что видели или могли почувствовать. Мы смотрели в темноту и видели монстров. Знали, что под кроватью что-то ждет. Такой страх был заложен в каждом из нас. Но мы не принимали его, а отвергали как нечто не рациональное. Будто может быть ненастоящим, то, чего боятся семь миллиардов людей во всем мире?! Днем мы верим в физику и в черный как в отсутствие света. А ночью понимаем другую истину и другой закон: ничего не может быть пустым. И если где-то есть пустота, она вскоре будет заполнена. Вопрос лишь, чем именно".
  А потом она снова принялась говорить молитву, стараясь прогнать навязчивые образы. Черная пола плаща дрожала на ветру перед ее глазами. Но тьма не окутывала остальных, как это было раньше. Вместо этого она теснилась в углах и ждала момента. Ждала, пока один из них сделает следующий шаг.
  - Ты ведь знаешь, что он убьет ее, - сказала девочка с черными волосами и бледным лицом, - убьет меня.
  "Ничего я не знаю! - закричала про себя Катя. - Только сон. Все лишь дурной сон и ничего больше".
  - Но он убьет меня. Убьет ее.
  Черные волосы девочки сменились на белые, лицо округлилось, щеки пополнели, и на лбу появилась, издевательски разглядывая Катю, серая саранча.
  "Боже, помоги мне избавиться от этого. Дай только уснуть и забыть происходящее".
  - А наутро проснуться и понять, что допустила убийство. Если, конечно, тебя не зарежут следом. Ты ведь тоже входишь в его планы.
  "Боже, я сейчас повернусь на другой бок и усну. Пожалуйста. Пусть я просто усну. Умоляю".
  И потом Катя услышала шум. Сначала еле тихий шепот ткани. Затем тяжелое дыхание. Наконец, кто-то справа начал шевелиться.
  "Кто-то лишь ворочается во сне. Спи. Прошу тебя, просто усни, черт возьми!".
  "А звук доносится со стороны Блохи", - продолжала думать девочка. С каждой новой мыслью ей становилось все тревожнее. Воображение рисовало избитое лицо Блохина, оскалившегося, с презрительным, насмешливым взглядом. В мысли, откуда-то со стороны, примешивались и лица детей, которые то произносили детскую считалку, то просили остановиться.
  "Не буду же я поддаваться собственным страхам, - думала Катя, - ну встану, посмотрю вокруг, выясню, что все спят, и лягу спать дальше, ощущая себя полной дурой". На самом деле, девушка уже давно поддалась страху и наивной детской вере в то, что зажмурив глаза, можно стать невидимым для опасности.
  "Конечно, все спят. И Блоха просто спит. Даже он не настолько сумасшедший, чтобы пытаться кого-то убить. К тому же Дмитрий нас защищает. Если кто и может не дать Клару в обиду, то только он. Все будет хорошо. Никто не пострадает".
  А потом Катя вспомнила то, что случилось с ней во время прошлого сна и то, что не давало ей покоя все это время.
  Она тогда лежала с температурой и плохо осознавала происходящее. То просыпалась, то вновь проваливалась в глубокий сон. Один раз, находясь где-то посередине, девушка услышала тихие слова. Сначала она подумала, что говорит кто-то из выжавших. Но потом поняла, что голос принадлежит ребенку.
  "Чувствуешь, - сказал голос, - чувствуешь, как все тихо. Как все молчат, блуждая в моей клетке, и думают, что свободны. Словно рыбки, которые еще не достигли края аквариума и не врезались в стекло. Чувствуешь, они думают, что у снов не бывает границ. И поэтом мирно спят. Только этот храпит как свинья. Мерзкий, мерзкий человек. Злой. Убей его, пока он не сделал это первым".
  Катя вздрогнула. На секунду она осознала весь ужас происходящего, но потом, уставшая и измотанная, провалилась обратно в сон. А слова, которые девушка услышала, забылись. Как и многие другие кошмары.
  ***
  "Храпит как свинья" - вот, что вспомнила Катя. Остальное было не важно... то есть, важно, конечно. Но не сейчас. Сейчас смысл заключался всего в одном слове: "храпит".
  Она затаила дыхание и последний раз подумала: "Боже".
  Все молчали. Только тихое сопение нескольких человек и шорох со стороны кресла.
  "Надо что-то сделать, - подумала Катя, - надо разбудить Дементьева".
  Она заставила себя открыть глаза, несмотря на парализующий страх. Блоха медленно двигался от кресла в их сторону. Всего три шага, которые мужчина должен был сделать. А потом ему понадобится лишь опустить нож...
  "Ну, давай же! - приказывала себе Катя. - Сделай что-то. Сделай, черт возьми, хоть что-то! Делай! Делай! Кричи! Хоть что-то! Не позволяй страху брать верх!".
  Блоха уже подошел к ним. Поднял руку, в которой - Катя увидела лишь силуэт - находился нож.
  "Ну, пожалуйста, - сказала она себе, - сделай же хоть что-то. Господи!".
  И девушка бросилась на Блоху.
  Она плохо помнила, что было дальше. Только отстраненно слышала собственный крик. И потом, когда он бросал ее в сторону, полоснув перед этим ножом по щеке, девушка посмотрела в его глаза и все поняла.
  Блоха тоже понял.
  "Она играет с нами" - подумали они одновременно.
  И уже секунду спустя Катя лежала на полу, а мужчина трепыхался в крепкой хватке Дементьева.
  "Не просто играет, - подумала девушка озлобленно, - но и выигрывает".
  
  Глава 9
  В комнате стояла тишина. Не такая, которая бывает во время отдыха, когда семья - хоть нынче это случается редко, но все же случается - собирается в гостиной и молчит, погрузившись в свои дела. Мама читает книгу, а папа подсчитывает семейный бюджет. "Нет, - думала Катя, - нынешняя тишина отличается от той, что была тогда".
  Тогда она тоже приходила в гостиную. Брала с собой бумагу и карандаш, садилась в кресло, подобрав ноги, и принималась рисовать. Было неважно что: цветок, фрагмент из сегодняшнего сна или кошку, которая растягивалась на аквариуме, свесив одну лапу к рыбам: словно намекала им, чтобы не расслаблялись. Было не важно, что рисовать. Даже не важно, рисовать ли, или сидеть в задумчивости, подбирая сюжет. Прелесть этих моментов скрывалась совсем в других вещах. В маме, которая сосредоточенно разглядывала страницы, в отце, который хмурил загорелое и уставшее лицо. В них обоих. Спокойных и не ссорящихся.
  Та тишина была приятной. Она обволакивала и убаюкивала. Но эта... эта напоминала ощетинившуюся кошку, когда спина у нее выгибается коромыслом, и шерсть встает дыбом. И в каждом движении мелкого зверька чувствуется такое напряжение и сила, что, кажется, воздух звенит в предвкушении рывка.
  Так же и эта тишина, казалось, звенела и трещала электрическими искрами между каждым участником гонки на выживание. Клара с хорошо обработанным и перевязанным порезом задремала после нескольких таблеток обезболивающего. Блоха лежал на полу, связанный в руках и ногах. Дементьев позаботился о том, чтобы узлы получились крепкими и причиняли мужчине боль. Время от времени тот пытался что-то сказать, но получался лишь протяжный стон. Его лицо распухло, пошло наливными красными опухолями, будто от укусов огромных пчел, и перестало напоминать человеческое. Словно кто-то открыл Фотошоп и, использовав функцию "растяжение", размазал подбородок и лоб в разные стороны.
  Никто не жалел Блоху. Но они не хотели смотреть в его сторону и видеть то, что сделали.
  Гоша стоял у кровати Данилы, следя за тем, чтобы ребенок не начал кричать. Несколько минут назад малыш проснулся и принялся добавлять в и без того сложную ситуацию писклявые крики.
  - Да заткните его кто-нибудь! - закричал Дементьев, а потом, устыдившись собственных слов, добавил гораздо мягче. - Гоша, пожалуйста, покорми его и уложи спать. Нам нужно подумать, как поступать дальше.
  И теперь Гоша стоял перед колыбелью, глядя в голубые глаза ребенка. "Как же я завидую тебе, маленький, - подумал он, испытав острый приступ любви к окружающему миру, - вокруг тебя твориться такой ад. А ты ничего не знаешь. Проснулся от криков и сам начал кричать: просто так за компанию. А вовсе не потому, что ночью тебя чуть не прирезали, как скотину. Как же сейчас хочется смотреть на мир твоими глазами, маленький".
  А потом, как это порой бывает во время стрессов, юноша испытал резкую смену настроения. Настолько острую и неприятную, что она почти ощущалась физически.
  - Мы должны прикончить ублюдка, - сказал он решительно, - мы должны избавиться от него. Ведь это то, за что он так яро боролся, верно: убить, чтобы не убили тебя. А теперь пусть почувствует себя жертвой.
  - Он уже чувствует, - тихо сказала Катя.
  - Этого не достаточно. Он мерзавец. За все время он не сделал ничего полезного. Он только смеялся над нами и пытался поссорить. А потом убить. Мы не будем оставлять гада в живых.
  - Я поддерживаю, - сказал Бак.
  Все устремили взгляды на Дмитрия. Тот молчал, и его вытянутое лицо вытянулось еще больше.
  "Я тоже хочу этого, - думал мужчина, - нельзя сказать, будто не хочу. Будь это лишь вопрос желания, Блоха бы уже давно летел из окна навстречу Черной Леди. Но дело тут в гораздо большем. Дело в том, как обеспечить справедливость и сохранить в нас человечность одновременно?".
  Он знал, будь они в обычной ситуации, не позволил бы парню даже думать о таком. От греха подальше. В любой другой день Дмитрий позвонил бы в полицию и отправил Блоху за решетку. Он даже согласился бы принять наказание за избиение.
  Но звонить в полицию из чужой квартиры было нельзя. По сути, осознал он, оставаясь в центре одного из самых больших мегаполисов, их компания находилась в полной изоляции. В совершенно другом мире, где старые законы переставали действовать. Не было больше ни полиции, ни уголовного кодекса. И лишь одна справедливость, заключавшаяся в них самих.
  "Ну да, - с издевкой сказал себе мужчина, - тебе-то легко говорить о сохранении человечности, после того, как ты от души оторвался на его морде. Молотил кулаками так, будто старался пробить крышку гроба. И ведь крепкий череп у этого парня. Большинство бы и после половины ударов подохли. А этот жив и даже в сознании. Да уж, наверное, у него вместо мозга черепная коробка костью забита. А если бы было не так, ты бы его уже убил. И что тогда сказал бы о сохранении человечности?"
  "Но я не тот случай, - продолжал думать Дементьев, - у меня были армия и Чечня. А Гоша, кажется, пацифист со стажем. Как там старик говорил: страшно становится, не когда мы убиваем, а когда дети".
  - Ну, так что, - прервал мысли Дементьева Бак, - покончим с ним сейчас?
  - Подождем немного.
  - Чего ждать?
  - Надо, чтобы Клара проснулась. В конце концов, сейчас ей решать, что с ним делать.
  Женщина на диване зашевелилась.
  - А я уже решила, что делать, - сказала она сухим голосом, - и говорила об этом еще вчера. Но кто-то, помниться, наказал мне относиться к ублюдку с уважением.
  Дмитрий покачал головой.
  - Значит, решено? Голосуем за его убийство?
  - Черт! - выругался Гоша. - От того, что ты это так назвал стало только хуже.
  - Иначе это и не называется.
  - Да пусть хоть как называется, - ответила Клара, - что нам с ним еще делать? Привязать к батарее и молиться, чтобы он не нашел способ выбраться? Подумай, солдат, если бы девочка не проснулась, он бы, может, нас всех прирезал и ушел жить дальше. Ты представляешь, чтобы вместо десяти хороших людей остался в итоге один ублюдок?
  - Так и есть, - подтвердил Бак, - нельзя оставлять его. Это просто глупо.
  - Знаю, что глупо, - признал Дементьев, - я бы просто хотел... сделать это более гуманно.
  - Гуманно? - засмеялась женщина. - Что, предлагаешь суд ему устроить? Ты же солдат, черт тебя дери, ты тут должен принимать сложные решения.
  "В этом-то все и дело, - подумал Дементьев, - что вы все не должны так страстно желать его смерти". Вслух он сказал совершенно иное.
  - Предлагаете просто выбросить его за дверь?
  - Да, - сказал Гоша решительно, - надо выбросить. Несправедливо будет, если при Ее следующем появлении один из нас уйдет, а он останется!
  Дементьев выдохнул. "Хорошо, - подумал он обреченно, - кто я, чтобы с ними спорить. Кроме того, неправильно будет утверждать, будто я сам не желаю от него избавиться.
  Но в разговор вмешалась Катя.
  - Подождите, - тихо сказала она. Голос звучал неуверенно, будто девушка плохо понимала, о чем говорит, - он ведь не хотел убивать.
  - Ну да, - Клара закряхтела от боли, потом, собравшись с силами, продолжила, - просто шел сделать себе бутерброд с маслом, а по дороге случайно упал на мое плечо.
  - Я просто хотела сказать, что в такой ситуации... - дальше продолжать Катя не стала.
  Она могла рассказать о том, почему проснулась. Что ее разбудил чужой голос, который, вероятнее всего, принадлежал Черной Леди. И что во сне она видела детей, которые предупреждали о Блохе. И, самое главное, что потом, посмотрев в его глаза, она понял: он не хотел этого делать. Ей нужно было только начать и дальше отвечать на вопросы. Но Катя не стала. "Сегодня они решают убить Блоху, - думала девушка, - а завтра убьют меня. Сколько пройдет времени, прежде чем наша группа деградирует до охоты на ведьм и начнет расправляться со всеми, кто знает чуть больше? Я скажу им, что слышала ее голос, и они тут же примут решение, будто я засланный агент, или верный приспешник, или даже она сама в человеческом обличии. Сейчас все еще способны мыслить трезво, но лучше не давать им лишних поводов для беспокойства".
  И поэтому Катя сказала что-то совершенно иное:
  - Я думаю, что в такой ситуации мы не должны принимать поспешных решений. Я не думаю, что он по-настоящему хотел убивать кого-то. Дмитрий оказался прав, говоря, что Блоха - трус.
  - Знаешь, девочка, - голос Клары был строгим и бескомпромиссным, - мое плечо говорит об обратном. Да и, в конце концов, - она закряхтела, пытаясь присесть. - Аргх! В конце концов, не имеет значения, что он там хотел. Просили суд, вот вам и суд. Импровизированное разбирательство, где, как известно, о намерениях судят не по словам, а по фактам. Ты утверждаешь, что Блоха не хотел. А нож в моем плече говорит обратное. И щека твоя говорит обратное. Так что решайте, господа присяжные заседатели, нужен ли нам в команде такой человек?
  Никто не ответил. Решение было принято.
  ***
  Дементьев тащил Блоху за шкирку, как провинившегося кота. Такого обычно выкидывают на мороз, чтобы усвоил урок, а потом забирают обратно в дом. Блоху брать назад никто не собирался. Он вертелся, стараясь освободиться, стонал что-то неразборчивое. И в какой-то момент сумел повернуть голову и посмотреть на Дмитрия так, что у того защемило сердце. Но Клара была права. Вопрос заключался не в намерениях и не в желании сохранить человечность, а в том, смогут ли они спокойно доживать оставшееся время, зная, что в спину им смотрит убийца.
  Блоха схватился за плечи Дементьева и расслабил ноги так, что начал болтаться на мужчине. Его лицо - то что от него осталось - стало вдруг задумчивым.
  - Не надо, - сказал он на выдохе, превозмогая боль. Слова получились нечеткими, но различимыми, - не отдавайте ей.
  Дмитрий оттолкнул его от себя и заставил идти вперед.
  - Надо было думать об этом раньше.
  - Она пфикасала упить. Это она пфикасала.
  - Что-то другим она ничего не приказывала.
  - Не надо. Вы фсе не стелайте эфофо.
  "Вот "не надо" у него хорошо получается, - подумал почему-то Дементьев, - а остальное черт различишь".
  Он подвел Блоху к туалету.
  - Еще как сделаем. Ты ведь сам говорил, что мы - убийцы.
  "Эй, - строго сказал себе Дмитрий, - прекрати. Ладно, ты решил, что убийство - единственный выход. Но, ради Бога, не наслаждайся!".
  - Передай привет остальным.
  Мужчина собрался толкнуть Блоху в туалет, но Клара вмешалась.
  - Стой! - сказала она. Дементьев подумал, что все, может быть, обойдется и никто не умрет. Не то, чтобы он был рад этому, но и не разочарован. Однако Клара не выглядела передумавшей.
  - Сними с него футболку, - указала она.
  - Что? С чего бы?
  - Ты испортил свою рубашку, когда останавливал кровотечение. И я сомневаюсь, что у Лизы есть еще мужская одежда. Так что сними с него футболку. Тебе она нужнее.
  Дмитрий растерялся, ошеломленный холодной решительностью женщины. Ее идея была рациональной: Дементьев чувствовал себя некомфортно с обнаженным торсом, а рубашка уже никуда не годилось. Но, если подумать, сбрасывать бомбу на Хиросиму, чтобы быстро выиграть войну, тоже было рациональным.
  - Ну, давай же! - сказала Клара. - Что медлишь?
  И делать сумки из кожи евреев позволяло экономить материал... Дмитрий встряхнул головой. "Что за идиотские мысли, - подумал он, - то, что мы делаем - совершенно иное. Даже рядом не стоит. Так что хватит думать. От этого никому лучше не становится".
  - Не дергайся.
  Он развязал Блохе руки, стянул его футболку. Серую, замаранную в крови и поту. В зоне подмышек и на спине она стала уже темной, впереди - обрела красный узор в виде двух тонких полос и нескольких пятен. "Постирать бы" - зачем-то подумал Дементьев.
  - Шфаны тофе снимифь? - спросил Блоха, выпятив вперед грудь и стараясь толкнуть соперника. - Фсе фы подлые убйфы! И фсе полуфите по саслугам!
  - Заткнись!
  Дементьев с силой толкнул Блоху в туалет, закрыл дверь и стал тянуть ручку на себя.
  Блоха истерично застучал по дереву.
  - Фыпстите! Фыпустите! Не оттафайте! Пофалуста!
  А потом мольбы сменились на гнев.
  - Фы фсе убийфи. Фсе сланые убийфы. И ты, сука, тофе убийфа!
  - Ах, это я убийца! - крикнула в ответ Клара. - И это, наверное, я ночью ударила тебя ножом. Урод!
  Все вздрогнули, ощущая, что темнота приближается. Казалось, если скосить глаз в сторону, ее можно увидеть. Но никто не хотел пробовать.
  - Не отдафайте! - кричал Блоха, умоляя. Потом снова злился: - Уфлюдки! Я до фас доберусь!
  Все продолжалось около полуминуты - самый долгий момент в их жизни. И затем, перед тем как исчезнуть, Блоха сказал:
  - Ты убила Диану! Флюха! Ты убила Диану!
  Дмитрий повернулся в сторону Клары и увидел, как побелело ее лицо.
  
  Глава 10
  Все преподаватели истории, независимо от возраста, образования и места работы любят повторять одну и ту же фразу: "В истории не бывает сослагательного наклонения". Как правило, они говорят ее после сотен "бы" и "если". Глубоко вздыхают, погружаясь в некую, только им известную ностальгию, и произносят: "Но в истории сослагательного наклонения нет, так что случилось так-то и так-то".
   Так говорила и Клара, рассматривая уставившиеся на нее глаза учеников. Смотрели, конечно, не все. Большинство сосредотачивали внимание на девайсах или болтали с соседями по парте или просто спали - если она вела первый урок. Женщина не считала себя хорошим преподавателем и не особо беспокоилась на счет того, что ее не слушают. Она заучила речи, которые должна рассказывать, и произносила их монотонно, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание. Иногда, однако, любовь к истории превозмогала нежелание отвечать на детские вопросы и смотреть в детские глаза. Тогда Клара погружалась в тот самый транс, доступный только исследователям и мыслителям, увлеченным своим делом.
  А потом она, как и все другие, добавляла: "Но в истории сослагательного наклонения нет".
  "К сожалению, оно бывает в жизни, - думала сейчас женщина, - и к еще большему сожалению (даже ужасу), мы не просто не отвергаем это чертово наклонение, но и тесно связываем его с нами. Порой, даже полностью погружаемся в него, не имея возможности выбраться. Разве есть люди, которые перед сном не думали: "вот если бы я пошел учиться на экономиста...", "а если бы я тогда познакомилась с тем парнем...". Или, на крайний случай: "если бы сегодня я ответил ему то-то и то-то вместо того, что сказал...". В том-то и вся проблема, что мир нашего сослагательного наклонения гораздо богаче и интереснее, чем обычный. И порой там живут люди, которых никогда не было и не могло быть".
  ***
  У Дианы было около десятка лиц. Смуглая с выразительными черными глазами. Полнощекая русоволосая. Короткостриженая рыжая с глазками-щелками и обильными веснушками. И остроносая голубоглазая леди.
  У нее были сотни увлечений от фигурного катания до военного дела. В сослагательном наклонении Клары Диана получала нобелевскую премию в области физики, потом становилось олимпийской чемпионкой, потом - ученым, открывшим лекарство от всех болезней. И каждый раз, когда Клара видела в новостях какое-то открытие, она думала, что это достижение должно было принадлежать Диане.
  Так что, в отличие от истории, жизнь Клары почти полностью состояла из этих проклятых "бы" и "если".
  ***
  Сейчас она лежала на диване, закрыв глаза.
  - Я, правда, не хочу говорить об этом. У меня болит плечо. Да и если бы не болело, я не обязана оправдываться.
  - Мы не просим оправданий, - процедил сквозь зубы Бак. По всему было видно, что ситуация ему неприятна, - нам лишь нужно знать, кто такая Диана и почему Блоха сказал об этом.
  - А я откуда знаю! - злобно выкрикнула женщина. - Черт! Да, если бы я могла, я бы достала ублюдка с того света и выведала все, что он знает.
  - Кто она?
  - Я не обязана вам говорить.
  - Отстань, - попросила Катя, - не видишь, что она устала?
  - А ты не заметила, в каком мы сейчас дерьме? Эта информация может спасти нас.
  Кряхтя, Клара приподнялась по спинке и приняла позу между сидячей и лежачей.
  - Спасибо, что защищаешь меня, девочка. Но мне этого не надо. Я вам вот, что скажу, товарищи. Не может моя информация спасти вам жизнь, потому что никакой информации нет. Наверное, была у Блохи. Но я ничего не знаю. Так что и-ди-те к чер-ту. Особенно ты, - она махнула здоровой рукой в сторону Бака. Потом, немного подумав, добавила, - рассказывать я ничего не буду. Но одно скажу: возможно, наш маньяк действительно что-то знал. И, возможно, его слова о том, что здесь собрались одни убийцы, не такая уж и ложь.
  "Теперь точно не ложь, - подумал Дмитрий, вспоминая, как тянул на себя ручку двери, а с обратной стороны Блоха умолял их о спасении, - теперь все точно убийцы".
  - Значит, ты убила некую Диану, - прошептал Бак ошарашено, - но ты говорила... черт! Теперь понятно, почему ты так разозлилась, когда Блоха только упомянул эту версию.
  - Что?! - Клара ощетинилась, будто зверь. - Ты в своем уме, детектив хренов, говорить такое? Клянусь, если бы не порезанная рука, я бы тебе так врезала, что... ух! Как же достал со своими расспросами! Нет, если хочешь знать, я даже не думала об этом, когда Блоха говорил. И никого не убивала... в прямом смысле не убивала. Я даже не думала об этом тогда. Как же больно!
  Из ее глаз потекли слезы. Катя присела рядом и обняла голову женщину, которую та положила на ее плечо.
  - Я так устала, - шептала она, - я так устала от всего этого дерьма. Я сейчас же пойду и отдамся в ее руки. Я так устала. Господи, никто в целом свете не знает, как я устала.
  - Все хорошо, - отвечала Катя, поглаживая слегка путаные, но все еще гладкие волосы, - просто нужно немного отдохнуть. Надо лишь отдохнуть. Вот увидишь, ты отдохнешь, и все будет хорошо.
  - Не будет. А знаешь, почему? Потому что Блоха прав. Она придет. За всеми нами. И за мной придет. И за ними придет. Только за тобой, может, не придет.
  Катя уже собиралась спросить: "почему именно за мной", но Клара продолжила:
  - И за Гошей, может, не придет. А за нами тремя точно.
  - Откуда ты знаешь? - спросил Бак. Слова звучали, как допрос с пристрастием.
  - Да иди ты! Ничего я не знаю. Просто у тебя это по глазам видно. Что ты убивал.
  - Она говорит, как Блоха.
  - Она просто устала! - заступилась Катя. - Отстань от нее. Вы все отстаньте. Ее чуть не убили сегодня.
  - Спасибо, девочка.
  Дмитрий кивнул. До этого он молчал, предпочитая не вмешиваться в ситуацию, но теперь пора было действовать.
  - Хорошо, - сказал он, - мы не будем делать из того, что имеем, полицейское государство. Но, Клара, если тебе есть, что сказать...
  - Нечего.
  - Послушай, тебя никто обвинять не станет. Не сейчас. Ни в этой ситуации. Послушай, - он опустился на колени, чтобы смотреть ей точно в глаза, - я знаю, что это бывает трудно - рассказать о том, чего стыдишься. Но если это поможет нам...
  - Это не поможет.
  - Отстаньте от нее, - почти умоляла Катя, - она бы не стала скрывать то, что действительно важно.
  - Я уверен, что не стала бы. Но сейчас важна каждая мелочь. Она может и не казаться значительной. Послушай, тебе станет легче, если я сначала расскажу о том, чего стыжусь сам?
  - Ты уже говорил, что убивал.
  - Да, но это другое. Знаешь, там в Чечне, почти и не было никакой войны. Мы просто стояли в городах или рядом и уничтожали отдельные террористические группировки. Местные относились по-разному: одни недолюбливали, но терпели, другие воспринимали как способ нажиться. Были и те, с кем мы оставались в дружеских отношениях. Они учили нас готовить баранину в земле, а мы делились с ними запасами водки. Не то, чтобы у них не было своей, но, знаешь, водки в такое время много не бывает, - и он слегка усмехнулся, поглаживая Клару по волосам. Его голос действовал успокаивающе, и атмосфера разрядилась. - Так вот, с одной такой семьей мы хорошо дружили. Муж - владелец табачной лавки, ярый противник независимой Чечни и жена - красивая, смуглая с удивительными зелеными глазами. Пол нашей роты были в нее влюблены. И когда мы ходили к ним в дом, и Рашид угощал нас своим табаком, а Малиика - это даже переводится на русский как ангел - накрывала на стол и наливала в стопки водку и ее запястья выглядывали из-за длинных рукавов платья, мы тогда все ощущали себя дома. И почти все были в нее влюблены. А потом шариатовцы, прознав, что они нам помогают, похитили Малиику на рынке. Они, на самом деле, были не частью чеченской армии, а отколовшейся группой наемников, которые возомнили себя спасителями страны. За определенные суммы, конечно. В общем, когда мы их нашли, Малиика была уже мертва, а перед этим ее, как было видно, насиловали. Вам, наверное, неприятно это слушать.
  - Не сочти меня плохой, - сказала Клара сквозь слезы, - но приятнее думать про чужие несчастья, чем про свои.
  - Когда мы нашли Малиику и тех, кто это сделал, мы поставили их на колени. Нас было восемь. Их пятеро. Кроме меня все были рядовыми и неопытными. И все, включая меня, любили Малиику. Девятым был Рашид. Он сказал, что раз эти ублюдки такие приверженцы шариата, то и наказывать их надо по нему. Он приставил дуло к голове одного из чеченцев и выстрелил. Рашид еще сказал, что сам хочет пристрелить их всех. Я возразил, что Малиика была и нам близким другом. Про любовь, конечно, не говорил. И добавил, что мы тоже имеем право на месть. Нас было восемь, а их уже четверо, и отомстить хотели все. Тогда мы встали по двое. Я хотел этого, наверное, даже больше, чем сам Рашид. Но мне достался совсем юный мальчик, лет шестнадцати. И когда он стоял перед нами на коленях, то плакал. Я не видел его лица, но слышал всхлипы. Потом он собрался и сказал спокойным голосом: "Я не участвовал в этом. Я ни в чем не участвовал. Я здесь, только потому, что мой брат был здесь, а моего отца убили". И после этого я скомандовал стрелять. Потому что боялся передумать. Вот так. Потом я много раз жалел об этом поступке. Так что Блоха был прав. Я солдат. Но еще я настоящий убийца. Потому что, знаете, теперь, думая об этом, я верю, что тот мальчик был невиновен.
  - Да уж, солдат, хреново тебе пришлось. Но, слушайте, я правда не знаю, чем мое признание может помочь. В нем ничего особенного. Но я просто... не люблю говорить об этом.
  - Ладно, - Дмитрий продолжал гладить Клару по волосам, - я понимаю, и если ты действительно веришь, что это нам не поможет, можешь не рассказывать.
  - Спасибо.
  - Ну что, успокоилась? Все еще больно?
  - Дерет так, словно меня изнутри грызут. Дайте мне еще обезболивающего.
  - Нельзя, милая. Потерпи. Нельзя принимать слишком часто.
  - Эй, солдат, оставь эти свои "милая". Ты ни черта меня не знаешь, чтобы так называть.
  - Ты права. Прости.
  Он слегка засмеялся, и атмосфера в комнате разрядилась.
  - Знаете что, - заключил Дмитрий, - мы, правда, сглупили. Мы позволили Блохе влиять на нас, и он воспользовался этим. Такие, как он, всегда так поступают. А мы очень глупо повелись на провокацию. Давайте больше не будем об этом. В конце концов, у нас есть еще один способ выбраться из ситуации.
  - Точно, - подхватил Гоша, - если только наш... наш... черт! Забыл фамилию.
  - Бишоп, - подсказала Катя.
  - Точно. Если только наш англичанин заходил сегодня в Фейсбук, а он, судя по всему, делает это довольно часто, он прочитал сообщение. И теперь должен ответить.
  Юноша включил ноутбук, и старый громоздкий аппарат фыркнул несколько раз, а потом громко и недовольно зарычал.
  - Будем надеяться, его помощь окажется полезной, - сказал Бак.
  - Если он вообще собирается помогать нам, - добавила Клара. Ее голос был скептичным и напряженным, и Катя подумала, что никогда больше эта женщина не будет доверять им как прежде. "Мы теперь ждем от нее ответов, - понимала Катя, - и она об этом знает. И даже если пока мы позволили ей не отвечать, скоро напряжение нарастет. Так же и со мной, если я расскажу им про сон".
  - Есть сообщение! - перебил Гоша мысли девушки.
  Все нервно уставились на экран. Только Клара и Катя были в стороне. Первая лежала, не в силах подняться, вторая - держала ее голову и гладила волосы.
  - Как то страшно, - сказал Гоша, - нажимаем?
  - Давай уже, - взмолилась Клара, - сделай это, парниша.
  - Постойте, - перебил Дмитрий, - пусть Катя прочитает. Она единственная сможет перевести все разом. И потом, вдруг Гугл что-то напутает?
  - Ты настолько боишься? - усмехнулась женщина. - Хорошо, иди, девочка, - она приподняла голову с колен Кати. - Переведи им ответ. А мне дай полежать спокойно. Все равно понятно, что ничем хорошим это не кончится.
  - Не говори так.
  - У меня плечо ранено. Буду говорить что хочу.
  - Спесивая стерва, - проговорил Бак.
  - Эй, умник, полегче. И без тебя знаю, что такая. Но вслух лучше не озвучивать. Не зли нашего солдата. Он одного уже за дверь выкинул. И тебя выкинет. У меня на таких, как вы, психов, чутье. И от тебя я тоже чую злобу. Так что лучше молчи, пока не вывел нас из себя.
  - Да ты сама ведешь себя как сумасшедшая. Спесивая стерва. Что, другим, кроме тебя, нельзя выражать свое мнение?
  - А если и так?
  - Кто тебя назначил главной?
  - А у нас не я главная, а солдат. Вот только он не дурак и хорошо понимает, кому можно верить, а кому - нет.
  - Уж я надеюсь, что он понимает. И не будет тебя слушать.
  - О, еще как станет, верно, солдат?
  - Довольно, - сказал Дементьев, - меня не интересует, что вы делаете до тех пор, пока не начали убивать друг друга.
  - Блохе понадобилось меньше суток, чтобы попытаться, - заявила Клара.
  - Кажется, я начинаю его понимать, - ответил Бак.
  - Заткнись. Клянусь, если бы не плечо...
  - То что? Убила бы меня?
  - А, может бы, и убила. Такого все равно не жалко.
  - Стерва.
  - Прекратите, - вмешалась Катя. Она теперь стояла в центре, глядя на сообщение. Ее сердце глухо стучало, и в голове начали зарождаться чувства, которые, она уже думала, никогда не испытает. "Что если все это закончится, - сказала себе девушка, - вот прямо сейчас. Просто возьмет и прекратится. Я прочитаю этот текст, и там будет написано, как нам спастись. Что если..,"
  И потом много других мыслей было в ее голове. Катя уже не осознавала их, прислушиваясь только к ударам своего сердца. И мир словно тоже стал толкаться короткими рывками.
  Ей понадобилось почти полминуты, чтобы сфокусировать взгляд на сообщении. Оно было коротким. Пугающе коротким, и Катя поняла уже правду, хотя еще надеялась на неожиданное чудо.
  - Пишет, - тихо проговорила она. Потом откашлялась, заставляя голос звучать решительно, - написал, что не знает нас и не уверен, о какой именно ситуации речь. Но, если это действительно то, о чем он подумал, и если это случилось с нами... Господи, как много "если" - сказала она раздраженно, потом вернулась к тексту, - если действительно то, о чем он подумал, сказал, что помочь ничем не может. Сказал, что никто не сможет и... можно я не буду читать дальше?
  - Сказал, что нас всех ждет смерть, - закончил Гоша, - а последнего - участь похуже смерти. Это я и без переводчика могу понять.
  - Дерьмо, - выругался Дмитрий, - неужели он не мог дать нам хотя бы пару советов.
  - О чем, солдат? Как прожить на день дольше?
  - Не отказался бы и от этого, - возразил Бак.
  - Шел бы ты, - Клара отвернулась к спинке дивана и спрятала лицо.
  Все замолчали, и только всхлипывания женщины нарушали тишину.
  ***
  Дмитрий хотел постирать футболку Блохи. Но потом решил, что идея, учитывая обстоятельства, не самая удачная. Во-первых, сделать это можно было только в ванной или, в крайнем случае, на кухне. Но вести туда всю группу ради простой стирки казалось глупым. Во-вторых, что-то подсказывало мужчине, что он должен быть готов в любой момент сорваться с места и никакая мокрая одежда не должна была стать для этого проблемой. Так что в итоге он просто бросил футболку на батарею, чтобы кровь и пот засохли. Сам солдат устроился на полу, облокотившись на спинку дивана. Он пытался заставить себя думать и решать хоть что-то: "Черт, парень, ведь сейчас совсем не время расслабляться". Дементьев заставлял себя сосредоточиться на Черной Леди и на ее слабостях и на тех особенностях, которую они обсуждали вчера. Но в итоге его мысли лишь бессвязно болтались в голове, часто дублируясь, а иногда и сталкиваясь друг с другом. Дмитрий не хотел спать, но и бодрствовать не мог. Не после всего этого. Он только желал, чтобы случилось хоть что-то, что прекратило бы это томительное ожидание.
  Катя сидела на кресле, подобрав ноги. На колени она положила большую взятую с журнального стола энциклопедию "Вокруг света" а сверху устроила чистый лист бумаги. Карандаш был зажат в руке, грифель уже проскользнул по белой поверхности, оставив несколько нечетких и неуклюжих линий. Девушка не хотела рисовать что-то конкретное. Она просто бездумно водила карандашом по бумаге, надеясь сбежать от произошедших событий. Стало уже очевидно, что спасения нет. Черт, это было очевидно всегда. Где-то там, в глубине души, они знали. Помнили, как Черная Леди говорила "Одиннадцать-один", и голос ее был бескомпромиссным и не требовал возражений.
  "Мы, конечно, пытались возражать, - думала девушка, - да и кто бы ни пытался? Мы вели себя, как ребенок, у которого парни постарше отбирают шоколадку: знали, как все закончиться, но продолжали стоять и упрямо смотреть и шевелить дрожащими губами, желая сказать хоть что-то. А теперь все стало слишком очевидным, и нельзя даже утверждать, будто это огорчает. Скорее даже наоборот. Странное облегчение и будто бы понимание того, что смерть неизбежна. И все же каждому хочется верить, будто он в итоге останется последним выжившим".
  И потом Катя подумала, о том, что лучше бы не было этого последнего выжившего. Как получилось бы здорово, если бы все знали, что скоро умрут! Все бы просто смотрели друг на друга и поддерживали товарищей по несчастью. Блоха не попытался бы убить Клару, Бак не начал бы сейчас ссориться с ней и не было бы такого напряжения между выжившими. "Кто-то когда-то говорил, как же прекрасно чувство надежды, - размышляла девушка, - но, черт, если бы он оказался сейчас с нами, он посмотрел бы на все совершенно с другой стороны. Он бы написал, наверное, о том, какой разрушительной и дикой она становится, если ей нельзя поделиться".
  А потом она почти засмеялась над собственными мыслями и решила, что, должно быть, к концу жизни всех тянет пофилософствовать. Вот только это все уже было бессмысленно, потому что, Катя знала, достижения ее ума скоро исчезнут так же, как и сама девушка. "Я буду следующей, - осознала она, - а иначе и быть не может".
  ***
  Всю ночь Баку снилась большая белая птица. Она кружила над морем, и ее светлые, переливающиеся на солнце крылья бросали тень на барашки волн. Он ощущал запах морского воздуха и дыхание ветра на своих щеках, и видел, как выпрыгивают из воды ярко-красные рыбы.
  Птица была хищной. Она пролетала над морем, выискивая среди мелкой рыбешки ту самую, которой суждено было стать ее жертвой. Она смотрела долго, пропуская крупную и красивую рыбы, и летела дальше. Птица действовала инстинктивно, не понимая, почему поступает именно так, и Бак, который был во сне одновременно и наблюдающим зрителем и самой птицей, тоже не понимал. Он только знал, что среди крупных красивых и мелких чахлых рыб далеко не каждая подойдет на роль жертвы. В ней должно было быть что-то особенное. То, что крылось за гранью размера и здоровья. И поэтому Бак и птица, которая одновременно была и не была им, искали ту самую единственную подходящую рыбу. И они спустились совсем низко, покрывая еще больше барашков тенью, и принялись смотреть в круглые рыбьи глаза. Те были выпученными и глупыми. С будто сделанными из фольги радужными оболочками и тонкими ободами золотого света вокруг черного, ничего не выражающего зрачка.
  А потом Бак и птица увидели то, что так долго искали. Птица издала пронзительный писк, возвестивший об их победе.
  Но оказалось, что это крик Клары. И Бак, сон которого прервался слишком резко, так и не узнал, что именно он нашел в тех рыбьих глазах.
  Сейчас он лежал на полу, широко раскинув рук, и думал о ночном видении. Он всегда относился к собственным снам с большим уважением, которое граничило с мистическим преклонением перед ними. Увидев однажды, как на него падает кусок дома, Бак начал огибать крупные строения. Когда ему снилось золото, он всегда ставил в тотализаторах деньги. И хоть часто такие ставки оборачивались поражением, Бак упрямо верил в мистическую силу собственных снов. А теперь ему снилась птица и рыба с глупыми выпученными глазами. Этот сон был даже ярче, чем обычно, и мужчина уделял ему особое значение.
  "Было что-то такое в этих черных глазах, - думал он теперь, - что мне, или этой птице, или нам обоим, захотелось их вырвать. Не знаю, что именно, но они будто сияли по-другому. У всех рыб глаза были будто из фольги, а у этой иначе. У нее зрачки были больше и были похожи на камни, черные и круглые с золотой оправой. И почему-то казалось, что это так важно: схватить именно эту рыбы и именно ее глаза выклевать".
  Потом он сам ужаснулся от собственных мыслей. Бак понимал, что с ним что-то не так. Иногда он словно терял контроль над ситуацией и становился кем-то другим.
  Первый раз такое произошло, когда ему было восемь, и он отдыхал на даче с другими ребятами. Они играли в догонялки у озера, бегали вдоль берега, так что ноги находились по голень в воде, и брызги приятно охлаждали после горячего июльского солнца. Иногда дети убегали в лес, и продолжали играть в тени, или собирать грибы, или ловить ящериц и лягушек, а потом вновь возвращались к озеру, плавали и играли в догонялки.
  В их компании был один неприятный тип, старше других, и поэтому считающий себя главным. Бак не любил его, но играл, потому что в детстве гораздо проще забыть о том, что ты кого-то не любишь. Этого типа звали Максим, у него были короткие черные волосы и вытянутое лицо с клювообразным носом. Ему скоро исполнялось одиннадцать, и он все время напоминал об этом остальным, рассказывая, как много интересного они проходили в школе и как ужасно трудно было учиться в четвертом классе.
  А потом Бак сбил его с ног и уронил в озеро. Это произошло случайно, когда они играли в догонялки, и Бак был ведущим. Он увидел последнего играющего и побежал к нему так быстро, как только умел. И потом он уже не мог остановиться и влетел на полной скорости в Максима. Оба упали на илистое дно, запачкав и намочив одежду. Бак лежал сверху, а Максим точно под ним. Почти все лицо мальчика ушло под воду, и только клювообразный нос торчал подобно поплавку.
  Все начали смеяться, и Бак тоже засмеялся. Он поднялся на ноги и предложил помощь Максиму, но тот сильно ударился, ему хотелось плакать, и от этого он стал злым.
  Максим еще лежа пнул Бака в ногу, потом встал, превозмогая боль, и разразился писклявым мальчишеским криком, толкая соперника в грудь.
  - Ты чертов нигер! - кричал он. - Дикарь! Не даром папа говорил, что такие как ты - всегда остаются дикими животными. У вас от природы ни ума ни сообразительности. Только грубя сила. Дикие дикари!
  И хотя Максим сам не до конца понимал, что именно говорит, повторяя слова отца, он делал это так разъяренно и уверенно, что, казался искренним в своих суждениях. Бак же, не сталкиваясь с подобными оскорблениями раньше, тоже не понимал их смысла, но знал, что они звучат грубо и оскорбляют его.
  И тогда что-то произошло. Он снова бросил Максима в воду, на этот раз нарочно и лицом вниз. Потом сел сверху и, схватившись руками за волосы соперника, стал держать его лицо под водой. Он видел, как поднимаются оттуда пузыри воздуха и словно лопаются, достигнув поверхности, и чувствовал, как барахтается в судорогах худощавое тело Максима. Где-то в глубине души Бак понимал, что совершает ужасную вещь, но ничего не мог поделать с тем, что ему это нравилось.
  И потом, когда пузыри закончились, а дети с берега начали кричать ему остановиться, Бак поднял Максима, как котенка, схватив того за ворот футболки, и бросил на берег. Мальчик тут же начал жадно глотать воздух, и его хилая грудь, обтянутая мокрой тканью, высоко поднималась и опускалась.
  - Шизик! - проговорил он, когда смог восстановить дыхание.
  - Сам такой! - бросил Бак раздраженно.
  Они еще долго препирались и обзывали друг друга, хотя Максим теперь вел себя заметно тише. Бак же все время думал о другом. Он понимал, что поступил плохо, но еще понимал, что получил от этого удовольствие, и его сердце бешено стучало, когда он думал о произошедших событиях. Жгучее удовольствие от ощущения собственной власти смешивалось с детской почти непоколебимой верой в то, что плохо поступать нельзя. И он думал отстраненно только о том, почему то, что он сделал, считается неправильным, если ему при этом было так хорошо?
  А потом проходило время, и Бак взрослел. Но он так и не смог ответить на этот вопрос. Когда ему было двенадцать, и он гулял во дворе, местная дворняга укусила его за ногу. Она сделала это несильно, привлекая к себе внимание, желая, чтобы мальчик дал ей кусочек булки, которую ел. Но он был в ужасном настроении, и поэтому с силой пнул дворнягу. Она заскулила и побежала прочь, а он погнался за ней, желая довести дело до конца. И когда он понял, что дворняга сбежала, Бак испытал сразу несколько чувств. Сожаление от того, что ему не удалось выполнить задуманное, и облегчение от того, что наваждение прошло, и стыд за то, что он думал о таких плохих вещах и так хотел совершить их в отношении бездомного пса.
  В четырнадцать он избил одноклассника, в шестнадцать чуть не набросился на девчонку, из последних сил сдержав порыв. И потом однажды он очень сильно подрался во время футбольного матча. Бак помнил круглое щекастое лицо своего соперника, и как он бил по нему, нанося удар за ударом. Когда наваждение прошло, Бак обнаружил, что его соперник лежит на земле без сознания, с окровавленными лицом и телом. Мужчина испугался и убежал прочь, так и не узнав, что стало с этим человеком. Потом он почти месяц прожил в страхе, думая, что сейчас в дверь позвонит полиция, и его заберут. Но этого не произошло, и мужчина продолжил жить дальше, терзаемый совестью. Он пообещал себе, что больше никогда не полезет в драку, и будет пресекать в себе не только совершение подобных поступков, но даже мысли о них. Он сказал себе, что каждый раз, когда будет думать о насилии, будет одергивать себя и делать что-то отвлекающее, и почти два года успешно справлялся с этим.
  К тому моменту, когда началась эта игра на выживание, Бак думал уже, что одолел свои странности. Он изредка испытывал далекое удовольствие, когда видел насилие на экранах или читал о нем в книгах. Но в остальное время Бак забыл о своих проблемах и не представлял, как бывало с ним в детстве, будто он на войне и будто схватил пленника и теперь может делать с ним все, что угодно. Но теперь, после произошедшего, когда он смотрел, как Дмитрий бьет Блоху, он испытывал постыдные чувства удовольствия и зависти, что сам не находится на месте солдата. Как же ему хотелось выпустить пар и сделать это! И, казалось, все два года самоконтроля полетели к чертям, потому что - теперь он понял - невозможно победить свою природу.
  И теперь Бак лежал на полу, получая жгучее удовольствие от того, что вновь допустил в голову мысли о насилии. "Должно быть, я похож на алкоголика в завязке, которого отвели в бар" - думал он. Чувство было необыкновенно приятным и начисто перекрывало те крохи стыда, которые он еще испытывал. Как и поступают обычно алкоголики в завязке, Бак нашел для себя оправдание. "Сама ситуация требует мыслей о насилии, - говорил он себе, - все думают только об этом. Сейчас запрещать себе быть жестоким означает стать самым слабым звеном в и без того хрупкой цепи. Такого допустить нельзя. Невозможно. А, значит, можно снова представлять, как я разделаюсь со всеми. И все же в одном я лучше, - продолжал убеждать себя мужчина, - лучше, потому что знаю свою слабость и видел уже, что бывает, когда не удается взять ее под контроль. И теперь, зная все это, я уверен, что не допущу подобного. Мне приятно насилие, верно, но что в этом плохого, пока я держу все только в голове? Ведь человек, думающий о преступлении, не нарушает закон. Также и я, думая о плохом, не совершаю его и совершенно точно не собираюсь делать этого".
  И в этом плане Бак даже гордился собой, как гордится алкоголик, отказавшись от предложения выпить. Но в мыслях он уже держит в руках стопку с прозрачной и холодной водкой и ощущает ее горький, жгучий вкус во рту. И чувствует, как распространяется по всему тел приятная теплота, а голова покрывается приятными мурашками. И все вокруг начинает играть новыми красками, как будто кто-то протер весь мир мокрой тряпкой и собрал с него скопившуюся грязь, приглушающую цвета. И, хотя алкоголик отказывается от выпивки, он испытывает гордость за собственные мысли, потому что, думает, будто накрепко запер их в своей голове и никогда не выпустит наружу. Однако такой человек не думает о том, что гордость и плохие идеи непроизвольным образом смешиваются друг с другом, и потом появляется совершенно изощренное чувство, которое заставляет человека "поднять тост за завязку".
  Но Бак не думал об этом. Он просто лежал на полу, представляя то, что не позволял себе уже два года и гордился, что хранит это только в своих мыслях.
  ***
  - Ты ведь собиралась позвонить родителям, - сказал Дмитрий Кате. Он долго наблюдал за тем, как она водит карандашом по бумаге и был заворожен этими движениями. Мужчина не знал почему. Просто сейчас, когда все обстояло именно так, он очень пожалел, что не умеет рисовать. Ему было страшно умирать, ничего после себя не оставив.
  Некоторое время Катя молчала, заканчивая свою работу. Ее лицо выглядело очень сосредоточенным: гладкий лоб украсила неглубокая продольная морщина и губы слегка приоткрылись. Но потом она все же оторвалась от своего занятия и посмотрела на Дементьева усталыми и слегка улыбающимися глазами.
  - Я знаю, - сказала она тихо, стесняясь собственных слов, - я просто откладываю.
  - Не знаешь с чего начать?
  - Боюсь заплакать в трубку. Моя мама всегда слышит, когда у меня меняется голос. Да и потом, что я могу сказать им?
  - Что ты их любишь.
  - Мы никогда не говорим такого друг другу. Боюсь, что, если я скажу, мама обо всем догадается.
  - Серьезно? - спросил Дмитрий, приподняв брови.
  Катя тихо засмеялась.
  - Вы поняли, о чем я. Не обо всем, конечно. Но решит, будто что-то не в порядке.
  - Все и так не в порядке.
  - Я знаю, просто... - девочка нахмурилась, стараясь подобрать слова, - вы думали, что случится, если она вас заберет?
  - Это не та вещь, о которой хочется размышлять перед сном, верно?
  - Верно. Но и не та, от которой легко избавится. Я имела в виду не то, что произойдет с нами, а то, что будет с остальным миром, когда мы исчезнем.
  - Полагаю, он все так же продолжит вращаться.
  - Верно, - Катя тихо засмеялась, - но, может быть, кто-то все же заметит, что нас нет. Я сейчас редко созваниваюсь с родителями. Примерно раз в неделю, и мне немного страшно при мысли, что я исчезну, а они будут еще долгое время думать, что я в полном порядке.
  - Понимаю, - сказал Дмитрий. Он подумал про себя, что в его случае может случиться, что никто вообще не станет о нем беспокоиться. И все будут, может, до конца своих дней думать, что он живет где-то и строит свою собственную жизнь. И это пугало мужчину как никогда раньше.
  - А с другой стороны, - продолжала Катя, - еще страшнее думать, как они будут переживать и разыскивать нас. Как это было с теми ребятами в Англии. У меня мурашки по коже, когда я представляю, как переживали их семьи. Как они сообщали о своем горе в полицию и в газеты, но ни одной зацепки не было. Ни одной чертовой крошечной зацепки! "Словно растворились в воздухе" - наверное, так им сказали. А правда именно в том, что они и действительно просто растворились и нашлись там, где никто не стал бы искать. И страшно то, что родственники, возможно, до сих пор ждут и думают: "Раз зацепок нет, то и отчаиваться рано". А потом начинаю представлять, что и наши близкие будут так переживать. И мне становится страшно и, что даже хуже, мерзко. Просто противно, что я такая большая трусиха и не могу им позвонить.
  - Ты все еще можешь.
  - И сказать, что я люблю их? Чтобы они начали переживать за меня? А потом, когда поняли бы, что я пропала, стали бы еще больше на себя злиться, что не отреагировали вовремя. Я так и представляю, как мама сидит, обнимая папу, и плачет и говорит: "Я должна была тогда понять, что что-то не в порядке, если бы только я поняла...". А она ведь ничего не смогла бы сделать! И от этого просто воротит. Черт! Я, наверное, такая жалкая, когда говорю все это.
  - Ты все правильно говоришь, - согласился Дмитрий, он осознал, что, может быть, даже слишком правильно для молодой девушки, но вслух об этом не сказал, - и все же попробуй связаться с родными. Ты все правильно говоришь, но даже не подумала о собственных желаниях. Может быть, сейчас мы все имеем право на небольшую долю эгоизма.
  Катя мягко улыбнулась, и Дмитрий не смог удержаться. Он положил руку на ее русые мягкие волосы и слегка растрепал их.
  - Держись молодцом. Не все еще потеряно, верно?
  - Верно, - ответила Катя, осознавая, что это далеко не так.
  ***
  А потом случилось одно из тех событий, которые невозможно было предсказать. И только Бак представил на секунду, будто это его вновь пробудившиеся мысли ожили и обрели форму. Он взволнованно смотрел на раскрасневшееся лицо женщины с тряпкой, заткнутой в рот и перетягивающей ее щеки, с мокрыми от пота и слез скулами и с вспотевшей грудью, которая нервно поднималась и опускалась, просвечиваясь под белой футболкой. И в ту секунду Бак впервые осознал, что эта женщина - не что иное, как подарок Черной леди. Маленький сувенир, чтобы измученные и усталые игроки могли вдоволь повеселиться.
  Эта женщина пришла в полвторого дня, когда все уже отошли от событий ночи и вернулись к подобию нормальной жизни. Выжившие доели вчерашнюю пиццу, допили газировку и несколько бутылок пива, которые заказали по просьбе Клары. Теперь они сидели на полу, сбившись в круг, и испытывали одновременно необычную близость друг к другу и острое напряжение. Самым ужасным в происходящем, как казалось Дмитрию, было то, что всем приходилось сидеть на месте. "Когда происходит что-то дикое, - думал он, - вырабатывается адреналин, который заставляет организм реагировать. И нужно все время бежать куда-то, чтобы успокоиться. А если этого не выходит, адреналин переходит в агрессию, - с этими мыслями он сжался в предвкушении чего-то ужасного, - вот и получается, что все мы пытаемся поубивать друг друга, хотя именно сейчас должны объединиться".
   Дмитрий мог бы еще долго размышлять об этом, порицать себя и придумывать оправдания, но стук перебил его мысли.
  - Лиза! - Закричал голос за дверью. - Лиз, ты там?! Ты ведь обещала позвонить мне, помнишь? Слушай, я должна была посидеть с твоим ребенком, и поэтому хочу знать... Лиза! Да открой ты дверь! Ты что, куда-то ушла?
  Все пятеро переглянулись. Кто-то начал вставать. Катя закусила губу, а Клара бросила нервный взгляд на ребенка. Дмитрий жестами велел всем не шевелиться.
  "Ничего страшного, - сказал он себе, - ей нужно просто дать понять, что никого нет. Все обойдется. Все, черт возьми, должно обойтись".
  И будто издеваясь над его мыслями, малыш громко заплакал.
  Плач, всхлип. И будто бы все звуки обострились. Каждый услышал стук собственного сердца и тяжелое дыхание окружающих. Клара схватилась за диван острыми ногтями, и все начали переглядываться и что-то беззвучно говорить друг другу. Но спасения не было.
  А женщина за дверью продолжала стучать.
  - Лиза! - крикнула она, - Боже! Что у тебя с дверью?! Ты в порядке?! Ну, все! Я вхожу! Лиза!
  И дальше Катя помнила только, как все внутри исчезло. Сама идея, что кто-то зайдет сюда и увидит их в чужой квартире с окровавленной одеждой, потных и пьяных, пугала не на шутку. Девушке стало не столько страшно, сколько противно от мысли посмотреть на себя глазами другого. Того, кто живет в обычном мире, для кого не является нормой пытаться убить соседа посреди ночи, а потом днем обрекать одного из своих на верную смерть. Ей вдруг стало страшно, что всего за полтора дня можно настолько сильно изменить свое отношение к окружающему миру.
  И потом Катя слышала сквозь младенческий плач, как поворачивается ключ в старом замке, как хрипло скрепят его штифы и с приглушенным стоном открывается дверь. Видела, как Дмитрий показывает всем спрятаться, и как все быстро и четко реагируют, не испытывая, казалось, ни капли волнения. Струна натянулась. И каждый чувствовал и понимал друг друга не только с полувзгляда, но и с полумысли. Только Клара продолжала лежать на диване, не в силах подняться, пока ей не помог Гоша. Катя сама отошла в сторону, не замечая, что делает это. Она знала: у них есть лишь один вариант. Это понимал и Дмитрий, который зашел за дверь и принял удобную позицию. Это понимали и все остальные. Но лучше от такого понимания не становилось.
  Женщина оказалась приятной на вид, с круглым лицом и круглыми, телячьими глазами. С короткими волосами светло-рыжего цвета, закрученными в маленькие колечки. Она была одета легко и некрасиво: в трикотажные серые штаны и поношенную белую футболку, настолько старую, что рисунок уже стерся, и невозможно было узнать нарисованного там когда-то Тасманского Дьявола. Лицо женщины изображало обеспокоенность и в то же время выражало какое-то глубокое удовлетворение всем происходящим вокруг. И, возможно, если бы у Дмитрия было время хорошо рассмотреть незнакомку, его рука бы дрогнула, и он не смог бы так профессионально и хладнокровно повалить ее на землю.
  Но он не позволил себе подобной слабости. Мужчина тут же заломил гостье руки, схватив левой ладонью оба запястья и надавив на них всем телом. Правой рукой он зажал ее рот, чтобы женщина не кричала. Хотя она и так была слишком поражена и не могла выдавить из себя ни звука.
  - Тише, - прошептал Дементьев, - прошу, не кричите. Я понимаю, как все это выглядит. Черт, да это выглядит дерьмово, но, послушайте, мы не желаем вам зла. Меньше всего на свете я хочу обидеть вас, хорошо? Вы мне верите?
  Женщина кивнула, и Дмитрий поблагодарил ее, хотя оба знали, что согласие вызвано лишь шоком и страхом перед неизвестным захватчиком. Они понимали, что стоит ему убрать руку, и женщина закричит. Поэтому Дементьев дождался, пока остальные дадут ему тряпки, и аккуратно, стараясь причинить как можно меньше неудобств, связал пленнице руки и заткнул рот.
  - Не сопротивляйтесь, - говорил он при этом, - чем больше сопротивляетесь, тем сильнее я буду стягивать. Вы же не хотите, чтобы вам было больно? Поверьте, я тоже не хочу.
  - Да уж, - выдохнула Клара, когда самое трудное было сделано, - дерьмово вышло.
  Они посадили женщину на стул и крепко связали ее, чтобы она не смогла выбраться. Дмитрий сел рядом и позволил себе рассмотреть пленницу внимательнее.
  "Мы даже не знаем имени, - подумал он тоскливо, - а она не имеет понятия, почему мы здесь. Даже находясь в одной комнате, мы будто в разных мирах и не можем поговорить друг с другом".
  И его вновь поглотила тупая, похожая на удар молота, злость. Дмитрий ненавидел весь мир, не разбираясь в том, кто виноват в случившемся. Но больше всего на свете он ненавидел самого себя. Перед глазами, стоило только прикрыть их на секунду, вспыхивали одно за другим лица Иванова, Лизы, Блохи, Марины, Уотана, Оксаны - девушки в норковой шубке - и Петра. Потом появлялось и лицо их пленницы, красное, мокрое, вздутое и удивительно круглое, как резиновый, слегка спущенный мяч, перетянутый тугой тряпкой. И Дмитрий не знал, что ему делать и стоит ли просить у незнакомки прощения или просто игнорировать ее взгляд. Что в этом чертовом новом мире было правильным, а что - нет?
  "Законы выживания, - подсказал внутренний голос, - вот, что единственно верно. Здесь, на войне. Всегда. Только одна нерушимая истина, которую ты знал, но боялся принять: ты убиваешь их, или они тебя".
  А незнакомка билась в истерике. Дважды она уронила стул и пыталась уползти из комнаты. Женщина боялась, но подсознательно верила, что ей не причинят вреда: слишком убедительно говорил об этом Дмитрий. И именно поэтому она позволяла себя так агрессивно вести себя и так откровенно пытаться сбежать.
  Но в какой-то момент терпение оставило пленницу. Она попыталась кричать, но не смогла и, в итоге, сдалась, опустив к груди рыжую круглую головку.
  Ощетинившаяся тишина вновь навалилась на семьдесят восьмую квартиру панельного дома. Слишком много духов витало в этих стенах. Слишком много сил выпивали эти комнаты из своих пленников. За последние полтора дня души выживших испытали такие метаморфозы, что, казалось, больше не могут с ними справиться. А венцом всего произошедшего, центром событий стала рыжая миловидная женщина, сидевшая с опущенной головой на стуле. Выкидывать из комнаты Блоху, нападать на Клару, злиться друг на друга - все это было совершенно не так. Как застрелить помирающего пса, чтобы тот не мучился. Но впутывать в игру человека со стороны. Как бы выжившие не хотели забыть об этом чувство полного отчаяния навалилось на все головы, кроме одной.
  Баку ситуация нравилась.
  Через какое-то время Катя осмелела и подошла к женщине, чтобы успокоить ту. Девушка действовала неуверенно, двигаясь, словно мелкий зверек, приближающийся к незнакомому предмету. Напряжение и готовность отступить ощущались в каждом движении Кати, и Бак находил в этом какой-то первобытный восторг, который заставил его с интересом наблюдать за хрупкой русоволосой девчушкой.
  Приблизившись, она положила ладонь на плечо женщины и слегка погладила его. Та подняла рыжую голову, бросила трепещущий взгляд телячьих глаз и затряслась в истерике.
  - Тише, - прошептала Катя, - я не хочу вам зла. Я клянусь. Никто не хочет. Вы мне верите?
  Незнакомка затрясла головой.
  - Правильно делаете, что не верите. Я бы тоже не стала. Но, послушайте, мы держим вас здесь только потому, что иначе вы обязательно сообщите в полицию. И это правильно: это ваш долг. И никто из нас не станет вас осуждать. Но сейчас, вы не понимаете этого, но именно сейчас, сидя привязанной на стуле, вы спасаете наши жизни. Не волнуйтесь, вам здесь недолго осталось. Но для вас все закончится совершенно иначе. Хорошо, понимаете? У вас все будет хорошо. У вас есть дети?
  Женщина жестом показала, что нет.
  - Вы поэтому помогали Лизе? Вы любите детей, верно?
  Незнакомка кивнула.
  - Послушайте, - продолжала Катя, - с Данилой все хорошо, мы его кормим и меняем ему подгузники и даже играем, если находим для этого силы, видите? - и она показала на Гошу, который убаюкивал ребенка, качая его на руках.
  Женщина что-то промычала, но никто не смог разобрать слов.
  - И еще кое-что вы должны знать, - продолжила Катя, - мне жаль, нам всем жаль, очень жаль, правда. Но Лиза мертва. Я знаю, как это выглядит, но это не мы убили. Если бы мы могли, мы бы спасли ее, - с этими словами Катя посмотрела на Дмитрия. В ее глазах стояли слезы.
  - Ты уверена, что нужно говорить об этом сейчас? - Слегка раздраженно спросил он.
  - А когда еще?
  "Возможно, никогда", - подумал мужчина, но вслух ничего не сказал.
  - Вот такая мы сраная команда, - прохрипела с дивана Клара, - пять ненормальных, девка-пленница с соседнего этажа и ребенок. Черт, Господь, ты явно хорошенько напился этим утром.
  ***
  Гоша отыскал в секретере карты, и все с чувством самозабвенной радости принялись за игру. Клара при этом лежала на диване, а остальные уселись по кругу, перетасовали колоду и разбросали ее по рукам.
  Пленница не сопротивлялась, только мычала время от времени, напоминая о себе и об ужасном положении квартирантов. Ребенок мирно спал в кроватке.
  - Наш второй день, - проговорил Гоша задумчиво, - кажется, я уже начинаю к этому привыкать.
  - Кажется, будто всю жизнь так и было, - подтвердила Клара, - только плечо болит.
  - Пройдет, не переживай.
  - И что? - продолжала женщина. - Так и будем оставшееся время прятаться в квартире? Пока смерть не разлучит нас. Буквально, - добавила она, подумав.
  - Не уверен, что это может продлиться долго, - пояснил Дмитрий. Он был уже слегка пьян, держал козырный туз и от этого чувствовал острый душевный подъем, - думаю, скоро Она даст о себе знать.
  Катя согласно кивнула. Ей было хорошо известно, что Черная леди способна проникать в головы спящих. А значит, становилось лишь вопросом времени, когда среди них появится новый Блоха. "И что? - спросила саму себя девушка. - Так и будем сидеть здесь и притворяться, что все хорошо, пока не поубиваем друг друга?".
  Бак сделал первое "бито", покрыв сразу пять карт. Теперь у него оставалась только дама бубен, и он думал, вмастит ли ему кто-то во время следующих ходов.
  - А погода хорошая, - продолжал Гоша, - хотел бы я выйти.
  Клара недовольно сморщилась:
  - Настолько, что готов нас убить?
  - Не настолько. Просто... мерзко это как-то - знать, что умрешь в квартире. Да еще в чужой.
  - Эй! А знаете, что еще лучше, - заявила Клара, - сделать это пьяной. Вдрызг пьяной! Чтобы вот совсем ни черта не чувствовать. Знаете, типа просто напился и уснул, а проснулся где-то в совсем другом месте. Как вам, а?
  - Идиотская мысль, - не согласилась Катя.
  - Тебе-то, конечно, не нужно, девочка. А я бы не отказалась. Жаль, тут не до предсмертных желаний.
  - А, может, как раз до них, - проговорил Дмитрий задумчиво, - если мы хотим что-то сделать, сейчас самое время.
  - О, я очень хочу. Только сомневаюсь, что Лиза прятала где-то травку. Или... может быть... как думаете, если мы спросим у Ариадны?
  - Ариадны? - переспросила Катя, хмурясь.
  - У нашей пленницы.
  - Почему ты называешь ее Ариадной?
  - А почему бы и нет? Не говорить же: ненормальная, которую мы похитили и привязали к стулу.
  - Может, хоть имя ее спросим?
  - Зачем? Чтобы она начала кричать?
  - Слишком опасно, - согласился Дмитрий, - по мне так нет ничего плохого в Ариадне.
  - Верно, солдат. Знала, что тебе понравится. Так вот, Ариадна, - и она внимательно посмотрела на пленницу, - вы с Лизой баловались травкой?
  Та сначала нахмурилась, а потом начала возмущенно мычать, показывая всем видом, чтобы ее освободили.
  - Судя по всему нет, - заключила Клара, - или она просто так сильно врется что-то выкурить, - расхохоталась женщина. Потом, успокоившись, добавила, - ладно, ребятки, моим мечтам, судя по всему, не суждено сбыться. А что с вашими. А, солдат? О чем душа военная мечтает?
  - Не приходит в голову, - улыбнулся Дементьев, - я бы хотел помириться с одним человеком, но не знаю его номера, так что ситуация безвыходная.
  - Поищем о нем в интернете? - предложил Гоша.
  - Не думаю, что он зарегистрирован где-то.
  - И все же предлагаю попробовать. Мало ли какие будут упоминания. Глядишь, выйдем на номер. Когда еще пробовать, если не сейчас?
  - Смотри, какой позитивный стал, - засмеялась Клара, выбрасывая последнюю карту, - прямо пионер. Я вышла.
  - Я тоже, - Гоша походил на Бака восьмеркой пик и тот, недовольно хмыкнув забрал подачку, - просто хочу сделать что-то полезное.
  - Ну а кроме этого, какие желания?
  - Ничего, - проговорил парень чуть смущенно.
  - Да ладно тебе. Все чего-то хотят. Девочка, как насчет тебя?
  - Несбыточно, - улыбнулась Катя, - побывать дома.
  - Ты даже позвонить не можешь. Я слышала, как вы с солдатом это обсуждали.
  - Это не мешает хотеть, верно?
  - Верно. Ладно, а ты, Бак, ты бы чего хотел?
  - Не остаться в дураках, - проговорил тот мрачно. В голове мужчины мелькали уже совсем другие идеи, но он знал, что не должен их озвучивать.
  - Это я тебе пообещать не могу, - сказал Дмитрий, бросая пиковую десятку, - я вышел. А у Кати одна карта и, говоря по секрету, козырь. Так что ты точно в пролете.
  - Вот тебе и последние желания, - продолжил хмуриться Бак, - ладно, давайте сюда колоду. Я требую реванша.
  Он вновь принялся разбрасывать карты по рукам, а Клара смотрела на Гошу, и тот смущенно отводил взгляд и краснел.
  - Да ладно тебе, пионер, - не выдержала женщина, - мы же тут почти как семья. Черт, да мы больше. Мы чертовы овцы на закланье. Так что говори. Твое желание невыполнимо?
  - В какой-то мере.
  - Значит, его все-таки можно осуществить. Ну, давай же, парень. Мы тут все неудачники с неудачными желаниями. Может, хоть твое воплотим.
  - Да не буду я, - сказал он, краснея еще больше.
  - Ох, парень, ты хочешь секса, - догадалась Клара расхохотавшись. Потом похлопала Гошу по плечу, - да ты не переживай, спорим, - она доверительно наклонилась к нему и прошептала в ухо, - спорим они все тоже хотят. Так что ты самый смелый, что сказал об этом.
  - Я этого не говорил, - ответил он, смущаясь еще больше.
  - Ох, парень, я бы нашла это чертовски милым, что ты так стесняешься. Но, черт, мы собираемся умереть завтра. Тебе следует быть немного решительнее.
  - Можно подумать, это что-то изменит, - Гошино лицо при этом нахмурилось, и на лбу даже выступили капли пота, - я просто не хочу умирать так.
  - Как? Не переспав с... постой-ка, - лицо Клары озарилось догадкой, которая заставила ее поперхнуться пивом, - Боже. Боже, парень, ты что, девственник?
  - Я не... не совсем.
  - То есть "не совсем"? Ты или делал это или нет. А-а-а, кажется, поняла, - Клара сморщилась, выражая какое-то только ей понятное удовлетворение, - ты это делал, но без девушки.
  - Что? Я не гей.
  - Я и не говорила про геев, - и женщина показательно провела рукой по бутылке с пивом, - ну, пионер, скажи мне, я права?
  Гоша только недовольно хмыкнул и разом осушил остаток своей порции.
  - Хватит, - попросила Катя, - ты же видишь, что ему неудобно. Давайте играть.
  Все согласились, но Клара еще долго не могла успокоиться и время от времени смеялась, а Гоша краснел и отводил глаза. В итоге он даже отказался от карт, ушел к компьютеру и просидел за ним до самой ночи.
  ***
  Клара и Катя пошли спать в одиннадцать вечера. Перед этим они уговорили Дмитрия покормить пленницу, и он согласился. Но сказал, что необходимо принять меры предосторожности.
  В шкафу Дементьев нашел швейные иголки, взял одну из них и, схватив руку рыжеволосой дамы, сунул находку ей под ноготь. Не сильно, но так, чтобы пленница почувствовала угрозу.
  - Я говорил, что мы не хотим причинять вам вред, - сообщил он беспристрастным голосом, - но это не значит, что мы не станем его причинять. Догадываетесь, к чему веду?
  Женщина нервно кивнула. Дмитрий кивнул в ответ. Он блефовал и знал это лучше прочих. Если бы дама начала кричать, а он при этом сделал ей больно, делу бы это не помогло. Даже наоборот. А причинять боль невинной женщине без острой надобности Дементьев не собирался.
  И все же он действовал убедительно. И все время, пока Клара кормила пленницу, держал иголку под ногтем ее левой руки. Женщина молчала. Только однажды ответила, когда Катя спросила ее имя.
  - Ольга, - сказала она и заплакала, - зачем вы так со мной?
  - У нас нет другого выбора, - ответила Катя, - потерпите, и скоро все закончится.
  - Отпустите меня. Я не стану ничего рассказывать.
  - Станете, - коротко ответил Дементьев, - молчите. Вы достаточно поговорили. Больше ни звука.
  И дальше Ольга продолжила есть в тишине.
  После этого Клара заявила, что очень устала и что рука, кажется, опять начинает болеть. Она улеглась на диван и почти сразу провалилась в сон. Катя уснула на полу рядом, Бак - там же, где и прошлой ночью. Он сказал, что у него уже смыкаются веки, но на самом деле мужчина хотел снова вернуться в свой сон, почувствовать движение ветра на крыльях и брызги холодной воды на животе и сияющие, как черные дыры, глаза выпрыгивающих на поверхность рыб.
  Только Дмитрий и Гоша остались бодрствовать. Дементьев вновь облокотился на шкаф и уставился на плакат Роллинг Стоунз. Шарпееподоьная морда Мика Джагера все так же криво улыбалась, выпячивая вперед верхнюю челюсть, и Дмитрий почти непроизвольно поднял бутылку пива.
  - Война, дети, война, она всего лишь на расстоянии выстрела. Насилие, убийство, It's just a shot away, - проговорил он, вспоминая слова легендарной песни, - Мик, дружище, вы были чертовски правы на этот счет.
  И он допил остаток пива, которое лишь слегка покрывало донышко.
  Гоша закрыл ноутбук.
  - Еще слишком рано, чтобы сходить с ума, - проговорил он, подсаживаясь к Дементьеву, - по крайне мере, для некоторых из нас.
  - Не волнуйся. Я достаточно трезв, чтобы держать все под контролем.
  - Собираешься не спать всю ночь?
  - На том свете отоспимся, - мужчина тихо фыркнул, - а это, судя по всему, произойдет скоро. Эй, я решил забить на вахту прошлой ночью, и в итоге нас чуть не прикончил чертов псих. Думаешь, я позволю этому повториться?
  - Нет, думаю, не позволишь. Я бы и сам не позволил. Слушай, ты ведь согласен с Кларой?
  - Насчет чего?
  Гоша наклонился к Дементьеву и совсем тихо прошептал на ухо:
  - Я про Бака.
  - Думаешь, он опасен? - так же тихо спросил собеседник.
  - Я не хочу делать поспешных выводов, но, знаешь, это что-то во взгляде. Словно бы что-то изменилось.
  - О чем ты?
  - Слушай, это похоже на лошадей, когда они готовы взбрыкнуть или сделать что-то похуже.
  - Ну и кто из нас сходит с ума, - спросил Дмитрий, усмехнувшись.
  - Да нет же, говорю: это то же самое. Я уже однажды такое видел.
  И он поведал Дементьеву свою историю.
  ***
  Гоша родился и жил в деревне. Его семья владела приличным хозяйством, которого хватало, чтобы прокормить себя и заработать денег на остальное. Во дворе они держали кур, пару свиней на откорм и двух лошадей - гордость отца семейства. И хотя все наперебой говорили старшему Анекину избавиться от слишком дорогих и почти бесполезных питомцев, он - полный, усатый и вечно подвыпивший - только отшучивался: в хозяйстве все пригодится.
  Забота о лошадях была обязанностью Гоши с десяти лет. Еще когда они были жеребятами, мальчик убирал за ними, чистил, выводил на пастбища и кормил. Коней звали Парус за белый цвет, который на самом деле был кремовым, и Крепыш за боевой характер, который малыш показал еще в детстве. Обоих Гоша любил и с обоими чувствовал ту связь, что всегда возникает между хозяином и питомцами.
  И это было, пожалуй, единственной интересной ему в деревне вещью. Все остальное вызывало чувство неподдельного отвращения. Местные дети, местные женщины, местные нравы и его семейка, которая считала высшим благом откормить свиней побольше и подороже продать. Гошина мать была тучной женщиной с тяжелым характером. Говорила медленно и грубо. Теплые слова от нее слышала только старшая дочь, пошедшая в мать, как телосложением, так и характером. Другая сестра Гоши - Лена - больше походила на папу. Тоже была крупной, но отличалась бойким характером, жизнелюбием и большими как у жеребенка глазами. Она все время смеялась и что-то выдумывала. Это могло показаться милым при недолгом общении, но со временем начинало раздражать. "Ты будто всегда под кайфом" - говорил ей Гоша. И Лена, казалось, не пытается отрицать.
   Так что в итоге мальчик начал чувствовать, что находится не на своем месте. Он отличался от семьи всем, от костлявого телосложения до полного презрения к деревенской жизни. Только лошади ему нравились, потом что любили его и не говорили грубых вещей, как мама, и не читали нотации о прекрасном деревенском будущем, как папа. Нет, только лошади понимали Гошу, а он их. И мальчик любил приходить вечерами в их стойла, или в загоны, если дело было летом, и, похлопывая теплые мускулистые шеи, просто молчать и думать, что когда-нибудь уедет в большой город.
  Теперь, вспоминая прошлое, он признавал, что на самом деле любил деревенскую жизнь за простоту и свежий воздух и за ночи, когда мог просто приходить к лошадям и думать о чем угодно. Гоше не нравилось только то, что за него все уже выбрали: и профессию, и призвание, и даже невесту среди соседских девчонок - рыжую и слишком курносую. Родители, конечно, не заставляли, но очень настойчиво советовали, и это выводило юношу из себя.
  В то же время он не хотел никого огорчать. Желание жить собственной жизнью столкнулось с любовью к родным, и в итоге Гоша никак не мог решиться уехать. Он говорил, что еще мал и ему еще рано думать об этом - успеется, когда закончит школу, и нужно будет поступать в институт. Но в глубине души ему уже было ясно: он собирается остаться в деревне.
  Но одно событие все-таки заставило его передумать. Уехать. Так Гоша говорил всем и только себе называл настоящее слово, характерезующее его поступок. Сбежать.
  Он сбегал, чтобы не чувствовать свою вину, глядя в глаза матери и не выслушивать от нее пусть не прямые обвинения, но намеки. И самое главное, чтобы больше никогда в жизни не вспоминать произошедшее.
  Помимо двух старших сестер у Гоши был младший брат Афанасий. Фаня, как звали его окружающие. Это был приятный светловолосый мальчик на семь лет младше брата. Характером он пошел в отца, но вредность перенял от матери. С рождения много плакал и жаловался, подросши - почти не изменился, только научился манипулировать окружающими и получать желаемое хитростью. Гоша недолюбливал брата, но и чувствовал за него ответственность, а иногда жалел. Он знал, что Фаня был незапланированным ребенком, и ему казалось, будто тот догадывается об этом и именно поэтому ведет себя так вредно. И иногда, когда они ходили смотреть на лошадей, Гоше была приятна компания брата, который вдруг переставал казаться вредным и начинал рассуждать почти как взрослые.
  Когда произошла эта трагедия, Гоше было семнадцать. Он учился в одиннадцатом классе сельской гимназии, которую с трудом переваривал. В оценках перебивался с тройки на четверку, но никогда на этот счет не переживал. Гоша был умным парнем, и все, включая учителей, знали об этом. Они говорили, что ему не хватает усидчивости, а он объяснял все отсутствием мотивации. Зачем нужны хорошие оценки, если все равно собираешься закончить жизнь в деревне в том же доме, где и начал? Разве что свиньи на откорм будут уже другие.
  Все чаще он признавал, что не поступит в институт и никуда не уедет, и ему трудно было понять, что на этот счет думать и чувствовать. Поэтому он почти каждую ночь набрасывал на плечи ветровку и выходил к лошадям, гладил их и долго смотрел в темные блестящие глаза. А те тянули к нему свои морды с раздувающимися ноздрями и дергали треугольными ушами. Потом он спрашивал: "Эй, как думаете, мне ведь лучше свалить отсюда? Нет, ну конечно нет, вы же не думаете, что я вас брошу? Только если вы меня сами отпустите. Ну, отпустите?". Иногда ему даже верилось, что лошади понимают и готовы вот-вот дать ответ. И в какой-то момент это действительно стало похоже на правду.
  Однажды вечером Гоша как обычно пришел в стойло, поменял лошадям воду, наложил сена и взялся за чистку. Крепыш вел себя странно. Он все время брыкался, раздувал ноздри и бил копытом, так что Гоша насторожился.
  - Эй, что с тобой, мальчик? - спрашивал он, поглаживая теплую лошадиную морду.
  Крепыш фыркал и бил копытом. И Гоше в какой-то момент стало не по себе. Но он подавил напряжение и сумел успокоить питомца. Однако перед уходом, когда он заводил лошадь обратно, парень посмотрел в ее глаза и увидел. Появилось чувство, которое было невозможно объяснить. Гоша пытался сделать это, но не мог. Не существовало подходящего сравнения. Только воспоминания о внезапной вспышке холода, прошедшей по всему телу. Тонкое, почти неуловимое чувство опасности, настолько быстрое, что его было невозможно выхватить из общего потока ощущений. И все же это было что-то, что заставило Гошу долго ворочаться в кровати и думать.
  На следующее утро он хотел сказать родителям, чтобы они пока не трогали Крепыша. Но как он собирался аргументировать это? Потому что ему не понравились глаза? Или потому что конь немного постучал копытом во время чистки? Нет, Гоша сам понимал, как глупо это звучало бы, и ничего не стал говорить. Более того он строго отчитал самого себя за излишнюю суеверность.
  А вернувшись из школы, парень узнал, что его младшего брата затоптали. Тело Фани уже увезли, и когда Гоша смог увидеть его в следующий раз, оно было белым, чистым и будто совсем нетронутым. Словно его не давили копытами несколько дней назад.
  Крепыша застрелили. Гоша запомнил, как тот лежал на земле перед домом с прострелянной головой и петлей на шее. Тело облепляли толстые жирные мухи. Они кружились вокруг, садились на запекшуюся кровь и дрались между собой. А иногда обнажали лошадиные и все такие же беспокойные глаза Крепыша.
  После похорон Фани ситуация в семье накалилась. Паруса продали, желая избежать возможных повторений. Мать начала обвинять во всем Гошу, намекая, что лошади были его ответственностью, и он, черт возьми, должен был предотвратить это. Наверное, это не возымело бы должного эффекта, если бы Гоша сам не верил в эти слова. Он винил себя. Да, он совершенно точно винил, потому что вспоминал проклятые глаза и то, что не спал полночи и то, что хотел предупредить не связываться с Крепышом. Но он не сделал этого, потому что решил, что это очень глупо, и теперь его младший брат мертв.
  Да, он винил себя, и поэтому стал учиться с неподдельным упорством, чтобы хорошо сдать экзамены и уехать...
  сбежать
  ... из деревни. Но он знал, что никогда уже не забудет тот взгляд, который заставляет все тело сжиматься в предвкушении чего-то ужасного.
  ***
  Дмитрий выслушал Гошу с неподдельным интересом.
  - Вау, - сказал он в конце, - не ожидал от тебя подобного.
  - Того, что у меня погиб брат?
  - Того, что у тебя были лошади, - попытался пошутить мужчина, но тут же замолчал, осознав неуместность слов, - ты ведь понимаешь, что не виноват, верно?
  - В какой-то мере. Это одна из тех вещей, которые ты можешь понимать, но ничего не изменится. Как, когда обжигаешь руку и говоришь себе, что все нормально и что она заживет и что нет никакого смысла в том, чтобы чувствовать ожог. Но все равно болит. Понимаешь?
  - Точно.
  - Я это к тому, что не хочу повтора. У Бака то же самое с глазами. Он изменился. Как будто в нем что-то проснулось.
  - Думаю, мы все изменились.
  - Нет, это другое. Просто поверь мне, ладно? Просто приглядывай за ним. Рано или поздно ему снесет крышу. Я хотел бы ошибаться, но знаю, что так и будет.
  - Хорошо, - согласился Дмитрий, - я обещаю, что не спущу с него глаз. Больше того, что было с Блохой, не повторится. А теперь иди спать.
  - Я могу подменить тебя.
  - Не сейчас. Мне все равно не хочется спать, но, может, позже.
  - Эй, ты же знаешь, что я не подведу. То есть, я не хочу, чтобы мы вляпались в еще большее дерьмо, чем сейчас. Не уверен, что это вообще возможно, - добавил юноша, немного подумав.
  Дмитрий слегка улыбнулся.
  - Иди спать, - сказал он строго, - боюсь, завтра нас ждет еще один тяжелый день.
  - Но я хочу помочь.
  - Я разбужу тебя, когда устану. Хорошо?
  - Ладно. Обещаешь?
  Дмитрий улыбнулся и примирительно поднял руки.
  - Обещаю. Теперь спи.
  Гоша ушел, а Дмитрий долго еще сидел и смотрел на плакат Роллинг Стоунз, вспоминая слова когда-то любимой песни:
  А storm is threatening
  My very life today
  If I don't get some shelter,
  I'm gonna fade away.
  ***
  В четыре ночи Дементьева начало клонить в сон, он попросил Гошу принять вахту и улегся на полу, надеясь прогнать из головы неприятные мысли. Но что-то все время стучало внутри его сознания и будто говорило.
  "Глаза у него странные, - передразнивало Что-то слова Гоши, - как у лошади. Верно-верно, как у лошади. Глаза. Вот только это не у Бака взгляд изменился, а у тебя. И ты лучше всех прочих знаешь об этом, потому что помнишь то чувство злости. Когда стрелял в шестнадцатилетнего парня. Разве тебе тогда было жаль? И ты не испытывал ни капли удовольствия от возможности отмщения? Не ощущал себя кем-то важным? Кем-то выше законов и правил, святым исполнителем воли Божьей? Как там говорится: наша задача как можно быстрее доставить на высший суд? Так ты о себе думал? Как о том, кто должен принимать решения? Признай, ведь было приятно верить, что осуществляешь высшее правосудие. Смерть за смерть. Вера в собственную непогрешимость. Так ты называл все это? И разве сейчас иначе? Признай, тебе нравится это чувство - ощущение собственной важности. Будто без тебя они все не выживут".
  "Я только помогаю" - возразил Дмитрий самому себе. Голос внутри усмехнулся.
  "Так же, как помогал тому мальчику? Нет, солдат, ты просто ловишь кайф от того, чтобы держать все под контролем. И это у тебя изменились глаза, а не у Бака. Сам подумай: неужели ты, правда, будешь и дальше плясать под Ее дудку? Позволишь Ей решать, кого забрать следующим? Разве не приятно было с Блохиным: он - плохой парень, и вы от него избавляетесь. Может, так и надо? Или ты продолжишь сидеть и ждать, пока все сделают за вас? Нет, солдат, это у тебя глаза изменились. Это ты стал опасным. Просто признай это и спи. Скоро придет твое время решать. И ты поступишь, как и должны поступать хорошие мальчики".
  И Дмитрий не помнил, как перестал возражать этому голосу и как начал считать его частью самого себя. "Вернее, - признал он перед тем, как провалиться в сон, - он всегда был моей частью".
  ***
  Баку снились рыбы. Они выпрыгивали из воды и ударяли хвостом по пенистым наростам волн. Их глаза блестели в золотом ободе: черные, сияющие глаза. Но один был отличным от прочих. Горящий неживым светом. Чернее других, отдающий блеском металла и с радужными разводами, которые бывают на бензине. Глаз был неживым. Словно драгоценный камень, случайно попавший в глазницу.
  Бак и птица, которой он был, победно закричали и опустились к воде. Он увидел собственные ноги, оттопыренные в предвкушении добычи. Желтые чешуйки пальцев, уложенные друг на друга, как древний доспех. Торчащие из них острые как бритвы когти. Почувствовал плеск волн на коже и усиливающийся ветер, когда они с птицей нырнули вниз к самой воде и схватили рыбу с каменным глазом. И потом Бак помнил только, как его клюв разрывает глазницу и тянет на себя желанную добычу. В его рту привкус крови и чего-то металлического, а рыба продолжает биться в истерике, желая вернуться в привычную среду. Она бьет хвостом и плавниками и широко открывает рот, будто стараясь проглотить воздух. Но все равно беспомощна перед огромной и мощной птицей, которая вместе с Баком с удовольствием раздирает добычу на куски и громко кричит в потяжелевшее небо.
  ***
  Дмитрий проснулся от того, что услышал чьи-то перешептывания. Он сразу насторожился и приготовился к худшему, но успокоился, осознав, что говорили Клара и Гоша.
  - Как вахта? - спросил хриплый женский голос.
  - Неплохо. Как плечо?
  - Хуже, чем твоя вахта. Но я держусь молодцом. Я вообще чертовски хороша в последнее время. Чертова пай-девочка. Послать бы вас всех куда подальше.
  - Это не очень-то разумное решение.
  - Чем больше я с вами, тем чаще думаю, что оно не так уж плохо.
  Клара говорила строго, но в ее голосе слышалась насмешка над какими-то, только ей понятными вещами.
  - Слушай, пионер, как насчет проверить твое "всегда готов"?
  - В смысле?
  - Давай сделаем из тебя не пионера.
  - Что? - Гоша поперхнулся. - Ты с ума сошла? Мы в комнате с пятью людьми! Я посчитал Даню, - пояснил он после некоторой паузы.
  - Да забей. Они все спят.
  - Не могу.
  - Слушай, это вообще-то ты должен меня уламывать. Можно подумать, мне больше всех надо. Просто моя чертова добропорядочность не позволяет оставить парня помирать девственником.
  - Что-то я не уверен.
  - Я даю тебе ровно пять секунд, чтобы решиться, после чего уйду. Думаешь, мне будет очень приятно делать это с порезанным плечом?
  - Черт! Ладно. Ладно. Давай попробуем. Черт бы его. Ладно. Фу-у-ух, - выдохнул Гоша, - давай сделаем это. Только побыстрее, пока остальные не проснулись.
  - Боже, ты еще такой маленький, - выдохнула Клара, - я бы посоветовала устроить массовую оргию, раз уж мы все равно собрались умирать. Да пусть смотрят, если им так хочется. Для них это будет что-то вроде предсмертного желания. Снимай штаны.
  Дмитрий смущенно отвел глаза в сторону, хотя все равно не смог бы увидеть, что творится за креслом. Его взгляд сосредоточился на Кате, которая тоже не спала и смотрела на него, глупо улыбаясь.
  - Они собираются сделать это, - сказала девушка одними губами, - черт! Они собираются делать это прямо при нас.
  И Катя бесшумно захохотала.
  ***
  Ты знаешь, что нужно убить ее.
  Именно эту фразу сказал Дмитрию голос, когда мужчина начал проваливаться в сон. "Ты знаешь, что это нужно для безопасности".
  "Я не стану, - ответил самому себе Дементьев, - я не знаю, почему эти мысли появились у меня в голове, но я не собираюсь даже думать о таком".
  Однако голос в ответ только рассмеялся.
  "О, брось, сынок, - сказал он, имитируя интонации Иванова, - хочешь, чтобы все умерли из-за твоей нерешительности?".
  "Дело не в этом. Она не виновата, что оказалась не в том месте и не в то время" - возразил Дмитрий, вспоминая круглое лицо Ольги, перетянутое фиолетовым рукавом Лизиной кофты. Красивое аккуратное, приятное лицо с телячьими глазами.
  "А вы? А вы разве виноваты?! Так почему ты подвергаешь ВАШИ жизни риску ради ЕЕ спасения. Она уже из другого мира. Из мира этих зазнавшихся снобов, которые ни черта не знают про жизнь. Которые думают, что ты привязал их к стулу, потому что какой-то маньяк. Но ты, черт возьми, не маньяк. Ты нормальный парень. И Катя, и Клара, и Гоша - все нормальные. Так почему вы должны гибнуть из-за ее неспособности понять? Вспомни глаза. Такие милые и наивные. А на деле? На деле, дай ей только возможность, и она вас прикончит. Сделай это первым".
  "Нет, - Дмитрий ворочался с одного бока на другой, стараясь прогнать навязчивые мысли, - даже не думай об этом. Никогда и ни за что не думай об этом. Ты не убийца".
  Но Дементьев понимал, что говорит неправду. Он был убийцей. Кроме Блохи, он был единственным в их компании, кто убивал сознательно, и эта мысль не давала ему покоя. Люди привыкли возводить поведение человека в абсолют: он или злой или хороший, или трус или никогда ничего не боится. Но на деле все это было самым настоящим дерьмом, потому что люди, как любил говорить Дмитрий, на семьдесят процентов состоят из обстоятельств. И кому, как ни ему, было знать об этом.
  Когда он служил в Чечне, мир там выглядел совершенно иначе. Словно кусок планеты вырвали и отправили в другую вселенную. Снаружи говорили о помощи и поддержке, обещали оружие, рассуждали о демократии. Но это напоминало то, как дразнят животных в клетке зоопарка. Показывают кусок хлеба, обещают дать, и разве что слегка протягивают руку, но никогда не залазят внутрь. И животное за решеткой ведет себя, как хочет.
  В Чечне были оружие и бандиты. Смерть подстерегала на каждом шагу, как в дешевых боевиках. Выживать приходилось любыми способами. Они не говорили о гуманности и дипломатии. Они жгли кожу и угрожали оружием. Такое происходило не часто, но происходило. И никто никогда не осуждал другого. Возвращаясь на гражданку, Дмитрий становился совсем иным человеком. Это было сложно, но со временем он научился изменять себя, как по щелчку выключателя.
  Щелк - и он мирный гражданин, терпеливый и спокойный.
  Щелк - и он хладнокровный убийца.
  Дмитрию казалось, он держит ситуацию под контролем и оставляет агрессивного себя где-то на границе. Но теперь он не был уверен в своих возможностях.
  Здесь не было войны. Но была комната, отрезанная от всего мира. Вырванная и отправленная к самому черту. Здесь не было оружия и солдат, но действовали точно такие же законы выживания: убей первым, или убьют тебя.
  И Дмитрий чувствовал, что его выключатель застрял где-то посередине между хладнокровием и желанием справедливости.
  С этими мыслями он провалился в тяжелый сон. Его обволокла липкая и приятная темнота. Она баюкала и девчачьим пронзительным голосом говорила:
  "Спи, солдат. Я позову тебя, когда придет время".
  Глава 11
  Дмитрия тошнило от футболки, которую пришлось надеть. Все в ней напоминало о Блохе и событиях, которые происходили в последние дни. Ткань была коричнево-красной от крови и темной от пота в районе подмышек. Но самым мерзким было не это. Самым мерзким оказалось понимание того, что футболка принадлежит покойнику.
  Погода выдалась пасмурной, и никто не ставил будильник, поэтому спали все долго. Только Гоша сидел за компьютером, стараясь найти в интернете полезную информацию. Поле того, что случилось ночью, он вновь обрел чувство бесконечной любви к жизни и теперь хотел найти способ вытащить всех из передряги. Но поисковики упорно молчали, и юноша все больше разочаровывался в своих способностях.
  Всех разбудил крик младенца. Данила, который до этого мирно посапывал в кроватке, внезапно разразился таким пронзительным воплем, что все подскочили на месте. Его рот широко открылся, а руки начали то подниматься, то опускаться, будто пытались что-то словить.
  Гоша тут же подскочил к кроватке.
  - Тише. Тише, мальчик, тише. Кто у нас хороший парень? Кто самый смелый? Ну же, ну же, Данька. Данька у нас самый смелый.
  Но мальчик продолжал кричать, и Гоша подумал, что это плохой знак.
  - Он хочет есть? - спросил Дмитрий сонно. После прошедшей ночи он чувствовал себя омерзительно. - У нас есть еда?
  - Кажется, что-то осталось на кухне. Но, черт, не похоже, что он хочет есть.
  - Наделал в штаны.
  Гоша проверил и отрицательно покачал головой.
  - С этим все в порядке.
  - Может, ему не понравилось то, что вы вытворяли с Кларой? - спросила, улыбнувшись, Катя. Гоша залился краской.
  - Ты все видела, да? - спросил он смущенно, стараясь параллельно успокоить малыша. Теперь к воплю того примешались и стоны Ольги.
  - Я слышала, - поправила девочка, - думаю, все слышали.
  Клара расхохоталась.
  - Чувствую, мы подогрели атмосферу, пионер.
  - Давайте не будем об этом, - ответил Гоша, глупо улыбнувшись, - нужно покормить его.
  - Нужно идти на кухню, - сказал Дмитрий.
  Бак только проснулся и теперь смотрел на все с интересом.
  - На кухню? - повторил он, зевая. - А как же эта девка?
  - Ольга, - поправила Катя.
  - Да хоть мать Тереза. Хотите, чтобы мы оставили ее здесь одну?
  - Можем ее дотащить, - предложил Дмитрий.
  - Смеешься?
  - А что, по-твоему, надо с ней делать?
  - Не знаю. Но думаю, у тебя уже была идея на этот счет, - и Бак пронзительно посмотрел на Дмитрия. В глазах читались одновременно и чувство предвосхищения и какое-то неясное презрение и зависть.
  - Предлагаешь... - Дмитрий даже не стал договаривать, - нет, - отрезал он строго, - нет, нет и еще раз нет!
  Пленница, осознав, о чем они говорили, замычала еще сильнее. Ее телячьи глаза наполнились страхом и мольбой, с которой женщина смотрела то на Дмитрия, то на Катю.
  - Мы не будем ее даже пальцем трогать! - выступила последняя. Потом добавила, обращаясь к пленнице. - Даже не слушайте его. Клянусь, мы этого не допустим.
  - А что ты предлагаешь, маленький ангелок, - продолжал давление Бак, - отпустим ее и попросим сохранить наш маленький секрет?
  - Почему бы и нет? Давайте сделаем это.
  - Нет, - теперь вмешался Дмитрий, - слишком опасно. Она точно сообщит в полицию.
  Катя согласно кивнула и растерла лоб рукой.
  - Да, я знаю. Ляпнула, не подумав. Просто не понимаю, к чему весь этот спор? Неужели вы, правда, думаете, что она сбежит, пока мы будем на кухне?
  - Не хочется рисковать, - ответила Клара, - вот что, я поддерживаю идею взять ее с нами. Неужели двое мужчин не дотащат девчонку до кухни? А нам будет спокойнее, чем оставить ее здесь и каждую секунду нервничать, не сбежала ли. Верно?
  Все подтвердили и принялись выполнять задуманное.
  К тому времени, как компания позавтракала, тучи уже рассеялись, и кухню осветило солнце. Ребенок еще какое-то время плакал, но потом успокоился и принялся играть с Гошиной рукой. Клара трогала плечо и время от времени показательно стонала или говорила, что ей больно, а Катя сидела за ноутбуком, делая вид, что старается найти что-то полезное. На самом деле, ей было плевать на все. Она просто желала занять себя чем-то, пока они ждут конца. Девушка уже поняла, что такое положение дел не может продолжаться долго, и скоро что-то изменится. Какое-то новое событие заставит их сдвинуться с мертвой точки, и новые люди погибнут.
  Но по-настоящему неспокойно было Дмитрию и Баку. Оба делали вид, что размышляют о чем-то, но на самом деле только смотрели друг на друга и пытались оценить. Обоим казалось, что они знают: ночью Черная леди приходила к каждом из них и просила убить Ольгу. Да, они совершенно точно понимали это и начали осознавать, что стали пешками в непонятной игре непонятного существа. То словно выставляло их на бега, ожидая, кто первый достигнет финиша. "Во всех смыслах финиша" - подумал, усмехнувшись, Дементьев. "Так и есть, - говорил он сам себе, - я и Бак. Она только ждет, кто из нас первый свихнется и станет новым Блохой. Нет, не свихнется. Она ждет, кто из нас первый проявит свою сущность".
  Дмитрий понимал все. Но это не меняло того факта, что слова Черной леди так сильно походили на его собственные мысли. Она была права. Конечно, черт возьми, она была права. Ольга для них обуза и никто больше. По сути, она - кто-то из совсем другого мира. Кто-то с другой стороны баррикад, если переводить на военные термины. И да, возможно по новым правилом, принимать пленных считается хорошим тоном. Но никто не будет их держать, если те угрожают безопасности "своих".
  Дмитрий знал об этом. И чувствовал, что близок к опасной грани, когда хорошее и плохое начинает размываться и сливаться в нечто общее, а единственным ориентиром становится стремление выжить.
  И ему было тошно от такой версии самого себя.
  Совсем по-другому ощущал себя Бак. В нем не просыпались инстинкты выживания. Он жаждал разобраться пленницей по иной причине. Исключительно ради удовольствия.
  Древний, прошедший через всю его жизнь вопрос снова пылал в голове мужчины алыми буквами: почему это считается неправильным, если от этого так хорошо? Он не знал ответа. Никогда не мог найти и все время обрывал размышления, стараясь переключиться на что-то другое.
  Но теперь. Теперь все было иначе. Теперь Бак знал: то, к чему они привыкли, было неправдой. Все оказалось ложью. Темнота, магия, вера в то, что человек - единственное мерило вещей. Все рассыпалось как карточный домик, как только появилась Она. Существо, живущее в темноте. Та, что явилась ему во сне в образе маленькой девочки и говорила с ним, глядя пронзительными глазами. Ее кожа была такой белой, а глаза такими черными, что Бак не мог перестать смотреть в них, словно загипнотизированный. И голос девочки тянулся сквозь всю толщину сна, искажался и становился похожим на звучание трубы.
  - Ты всегда знал это, - говорила девочка, - ты всегда знал, что не такой, как другие. Ты понимаешь больше и видишь дальше. Ты знаешь, что правильно только то, что доставляет удовольствие. Помнишь, как дрожали губы у того футбольного фаната? Как он начал плакать, когда осознал свое бессилие перед тобой? Помнишь, как он смотрел на тебя. Как на бога. Потому что знал, что только от тебя зависит его судьба. Так же, как вы смотрите сейчас на меня. Понимаешь, Бак? - и девочка рассмеялась, делая к нему шаги. - Мы все боги и мы все распоряжаемся судьбами друг друга. Вопрос только в том, насколько большую власть ты готов принять. Чего ты хочешь, Бак? Быть никем в этой компании до самой смерти? Видеть, как они смотрят на тебя, будто ты - пустое место. Говорят о гуманности и терпимости только потому, что ни черта не могут. Ты всегда знал это, Бак, просто боялся принять. Войны, насилие, рабство - все это было, есть и будет, пока существует человек. Пока существует разум. Сильные должны иметь власть над слабыми, иначе бог создал бы всех равными. Но бог не хочет этого. Он хочет, чтобы такие, как ты, показали остальным, где их место. Почему вы должны жалеть дрянь, которая только и ждет, как бы предать вас? Как сбежать и выдать вас полиции? Она сама полезла, куда не просили и должна быть благодарна, что ей сохранили жизнь. Но вместо этого только и делает, что ноет. Дрянь! Разве ты допустишь это, Бак? Разве не хочется ударить пухлую щеку? А потом другую. И потом бить, бить до кровавых пятен на руках, до хруста ее костей, как ты бил того футбольного фаната. А как умоляюще смотрели его глаза! Разве может быть неправильным то, что приносит столько удовольствия?
  С этими словами она подошла к Баку совсем близко, и он встал на колени, чтобы поравняться с ней, и белые руки девочки стали гладить его по щеке.
  - Сделай это, Бак, - сказала малышка, - и помни про рыбу. Всегда помни про рыбу.
  И наутро, когда всех разбудил крик младенца, Бак понял, что испытывает приятное напряжение, которое только усиливалось, когда он начинал думать о пленнице и о том, как он будет избивать ее мягкое тело. И потом мучить, чтобы она боялась даже пошевелиться. Как вчера, когда Дмитрий сунул иголку ей под ногти и угрожал продолжить. Бак хотел проделать то же самое, только не останавливаясь на полпути. Это было бы самым лучшим предсмертным желанием.
  И сейчас он смотрел на пленницу, понимая, что должен ее убить. Должен уличить момент, когда это будет легко и приятно сделать. Растянуть удовольствие и увидеть в глазах страх. Такой же, какой был у футбольного фаната и у Максима. Первородный ужас перед тем, кто владеет твоей жизнью.
  Он увидел стойку с кухонными ножами около раковины, вспомнил про Блоху и слегка усмехнулся, думая, что все порой начинает идти по кругу. Блохина считали психом. Вечность назад, которую в остальном мире называли днем, этот человек был для всех проклятием и угрозой. "Но на самом деле, - думал Бак теперь, - именно он понял первым, что к чему. Мы должны убивать, потому что созданы для этого. Вот для чего мы здесь, и вот почему он говорил, что мы все - убийцы. И теперь я сделаю то, с чем он не справился".
  Бак криво улыбнулся уголком губ и, облокотившись затылком о стену, закрыл глаза. Нужно было подождать и осуществить задуманное: показать всем, что насилие приносит удовольствие, а значит, не может быть чем-то плохим.
  ***
  Устав от глупых мыслей, Дмитрий подсел к Кате, и они принялись искать информацию о Черной леди. Результатов, конечно же, не было. Но это помогало убить время, которое теперь стало для выжавших тяжелым бременем. "Еще немного, - подумал Дементьев, - и они решат пойти по домам и оставить себя на волю судьбы. И, наверное, я даже соглашусь на это. Но пока надо подождать".
  Время приближалась к полудню, и люди вели себя крайне лениво. Пару раз кто-то начинал разговор, но никто не хотел поддерживать долгой беседы, и все лишь думали о своем, а потом старались прогнать неприятные мысли куда подальше.
  - Хочу пить, - сказал Бак, поднимаясь со своего места и подходя к раковине, - где чертова кружка?
  - Ох, возьми любую, - лениво ответила Клара, - воды все равно нет. А пиво осталось в гостиной.
  - Плевать.
  Он достал из шкафа стакан, открыл кран и поднес сосуд под струю воды.
  - Собираешься это пить? - спросила женщина, хмурясь.
  - Уж от этого мне теперь точно не помереть, - ответил он, делая первый глоток, - но вкус все равно дерьмовый.
  - Еще бы.
  Бак подождал, пока все перестанут обращать на него внимание, и аккуратно вынув нож из стойки, сунул его за пояс. "А все действительно идет по кругу, - признал он с усмешкой, - главное то, что я смогу довести дело до конца".
   Теперь ему нужно было только ждать. Время подходило к обеду, и все захотели есть. Клара достала хлопья, чипсы, консервы, хлеб, масло и красную икру. Последнюю они решили заказать прошлым вечером, потому что подумали, что заслужили хоть какого-то поощрения за произошедшее.
  Бак прошел к столу, намазал на хлеб масло, наложил икру и разом откусил огромный кусок. Все это время он чувствовал, как следят за ним Гоша и Дмитрий. "Ну, конечно, - думал он, - никаких сомнений, что они ждут от меня чего-то. Потому что знают, что я один могу решиться на смелый поступок. И, конечно, ждут, что я воспользуюсь ножом. Но я не дурак. Блоха был, но я не дурак. У меня другой план, и он обречен на успех, потому что сама Черная леди мне помогает".
  Он был крайне доволен тем, что взял нож раньше, тогда, когда никто и не подумал его подозревать. А теперь его проверили и считали безопасным. План был безупречным. Нужно было только дождаться. Дотерпеть.
  Шанс представился ему, когда они возвращались в гостиную. Время перевалило за три дня, но из-за пасмурной погоды и тяжелого неба казалось, будто вечер уже давно надвинулся на город. По этой же причине в коридоре было достаточно темно, и Бак решил воспользоваться сложившейся ситуацией сейчас, а не дожидаться ночи, как думал изначально. Ночь, кончено, была привлекательным временем. Во-первых, она позволяла скрыть свои действия, даже находясь среди толпы людей. Во-вторых, именно ночью связь с Черной леди ощущалась наиболее остро. Было приятно чувствовать ее голос, будто трубное гудение. Вибрация, которая делала голову необычайно легкой и приятной. Но за прошедшие ночи случилось слишком много зла, и Бак, как и все остальные, прекрасно понимал это. Он знал, что Дмитрий и Гоша будут теперь честно нести свою вахту и следить, в первую очередь, именно за ним. А все из-за проклятой стервы, которая решила, будто он убийца.
  Поэтому действовать надо было сейчас, и Бак достал из-за пояса нож, как только убедился, что никто его не видит. Клара, Катя и Гоша с ребенком шли впереди, Дмитрий и Бак - за ними. Они несли на руках стул с пленницей. Дементьев взялся за задние ножки, и теперь, повернув шею так, чтобы смотреть вперед, не мог видеть, чем занят его товарищ.
  Но Ольга видела все. Она видела, как человек, который говорил о ее смерти, достает нож. Бак почти со стороны ощущал, с каким трепетом она следит за его глазами, как на ее щеках появляются слезы и как она начинает истерично мычать, желая привлечь внимание.
  Дмитрий повернулся на секунду, но Бак уже держал лезвие прижатым к ноге пленницы, так что заметить его стало почти невозможно.
  - Успокойтесь, - сказал Дементьев, - не вынуждайте нас применять силу.
  И Ольга молча заплакала, подавляя страх и глядя на Бака своими телячьими глазами так, будто он был богом, а она - чертовой овечкой на закланье. И, боже, как ему это понравилось.
  Он перехватил нож так, чтобы было удобно и, одними губами приказав ей молчать, принялся резать веревки. Пленница начала было дергаться, поддаваясь страху, но увидев, что ей хотят помочь, успокоилась.
  Она, конечно же, ошибалась. Ее спаситель преследовал совсем иные цели, о которых женщина не могла догадываться. Он жаждал насилия. Полноценного, медленного, похожего на искусство, насилия. Когда ему развяжут руки и дадут возможность убивать ее медленно, причиняя острую точечную боль. Можно будет начать с рук и совсем неглубоких порезов, очерчивая предстоящие победы. Он мог бы вырезать что-то на ее спине. А она сидела бы и плакала, и ее лопатки взмокли бы от пота и крови. Бак почти ощущал этот соленый запах, который заставил его глубоко дышать и ощутить напряжение между ног.
  "Но все это потом, - сказал он себе, - сейчас главное - выполнить работу. Главное не совершить ошибку".
  Ему повезло, что ткань, которой Дмитрий привязывал Ольгу, оказалась совсем непрочной. Веревки были сделаны из кусков трикотажной кофты, и ткань легко поддавалась нажиму лезвия. Пока они дошли до ванной (а расстояние это было совсем небольшим) мужчине уже удалось освободить пленнице ногу.
  И в ту секунду что-то промелькнуло. Телячьи глаза женщины уловили в его взгляде тень предстоящего будущего, и она, ведомая больше страхом, чем здравым смыслом, тут же начала дергаться и мычать.
  Дмитрий остановился, опустив стул. Это было сделано так быстро и неожиданно, что Бак еле успел сунуть нож женщине между ног. "Еще бы немного" - подумал он и вздрогнул, представляя последствия.
  - Да в чем дело? - спросил Дементьев. - Он с подозрением посмотрел сначала на Ольгу, потом на своего помощника.
  "Сейчас он увидит, - подумал Бак в ту секунду, - Боже, сейчас он увидит и все поймет".
  Он чувствовал, что на его носке лежит отрезанный кусок фиолетовой ткани. Если бы Дмитрий только опустил глаза...
  "Нужно спрятать его. Наступить", - сказал себе мужчина. Он уже начал выполнять задуманное, но остановился: "Нельзя совершать лишних движений. Он ничего не заметит. Нужно просто вести себя спокойно. Лишь бы эта сука плотно прижимала ногу стулу. И держала колени сжатыми, чтобы он не увидел нож".
  - Что с вами? - спросил Дмитрий Ольгу. - Чего вы хотите? Мы вас не отпустим, пока не придет время. Убежать не получится. Так, какого черта вы просто не заткнетесь?
  Она пристыжено замолчала.
  - Вы хотите что-то сказать? - спросил Дмитрий.
  Ольга закивала головой.
  - Хорошо. Но только сказать. Без криков. Вы меня поняли?
  Бак почувствовал, как внутри все сжимается.
  - Не надо! - проговорил он торопливо. "Она выдаст меня, - пронеслось в его голове, - черт, конечно, она выдаст".
  - Это может быть что-то важное.
  Ольга закивала.
  - Она хочет закричать! - Бак продолжил давление. Он понимал, что у него есть только один выход. Сунуть руку между ее ног и вдавить нож в тело. Только так он осуществит задуманное. Не в той мере, в какой ему хотелось, но все же лучше, чем ничего. Он смял пальцы и потянул руку к коленям Ольги. Та сжала их сильнее, не пуская.
  - Ладно, - обратился Дмитрий. Он снял с футболки булавку, которую использовал, когда кормил пленницу на кухне и водил ее в туалет, - действуем по старому сценарию.
  Дементьев взял руку женщины, открыл булавку и сунул острый конец под ноготь с уже облезшим красным лаком.
  - Вы действуете тихо, иначе я делаю вам больно. Бак, сними ее повязку.
  - Она закричит. Ты разве не видишь, что она собирается кричать.
  - Просто сними ее.
  - Я не буду делать этого. Твою мать, я не буду. Я не стану рисковать из-за этой суки.
  Бак чувствовал, как весь его план катится в пропасть. Он старался раздвинуть ноги пленницы, и достать нож, но она упрямо и необычно крепко сжимала колени.
  - Сними ее сейчас же, - сказал Дмитрий, повышая голос. Он не стал договаривать, но всем и так было понятно, каким должно быть продолжение: "или я причиню боль тебе".
  Бак обреченно выдохнул. Все пропало. Теперь все пропало наверняка. Он потянул левую руку к повязке, все еще стараясь отвоевать нож правой. "Неужели женщина может так упрямо не раздвигать ноги?! Сейчас она все расскажет ему. Сейчас"... И тут что-то в ней дрогнуло. Секундная слабость, когда он поднес руку к ее лицу (страх перед богом). Секундная слабость, и она едва расслабила колени. Правая рука Бака тут же ухватилась за рукоять, протолкнула лезвие чуть глубже, прислонила к ее бедру, так, чтобы пленница отчетливо понимала: одно неверное слово и смерть. Она должна была трепетать перед своим богом. И она трепетала.
  Дмитрий сидел на корточках, чтобы держать руку пленницы, и из-за спинки стула не могу видеть, как Бак делает что-то с ее ногами. Остальные не видели, потому что были далеко. Они разве что могли подумать, будто он опирается на ее колени.
  - Что ты хотела сказать? - спроси Дмитрий.
  Ольга сглотнула и посмотрела на Бака, тот в ответ напряг лицо так, что его глаза выпучились еще больше. Он ощущал со стороны, каким она видит его: огромным, звероподобным и пугающим, с желтыми изъеденными кровеносными сосудами белками (он знал, какое впечатление может производить на людей и даже гордился этим). С рукой, которая держит нож и может в любую секунду лишить пленницу жизни. Он знал, что она боится, и не решится сказать хоть слово. Может быть, и хотела до этого, черт знает почему, но теперь точно не решится. А, кроме того, девка должна была понимать, что Бак - пусть такой пугающий и желающий ее смерти - ее единственный шанс на спасение.
  Ольга бесшумно зашевелила губами, потом, собравшись с силами, сказала:
  - Отпустите меня. Клянусь, я не стану никому рассказывать. Клянусь, только отпустите.
  Дмитрий разочарованно покачал головой.
  - Завяжи ей рот обратно, - сказал он, - мы не будем слушать это. И тем более не станем отвечать.
  - Я же говорил, что ничего полезного она нам не скажет, - проговорил Бак. Ему с трудом удавалось сдерживать торжественную улыбку. Все прошло даже лучше, чем можно было подумать. Пленница молчала, а он уже успел подвинуть ногу, и теперь кусок отрезанной тряпки был надежно спрятан под стопой. "Если только девка не начнет трясти свободною ногой, - подумал тогда мужчина, - все получится".
  Он выполнил приказ и терпеливо дождался, пока Дмитрий снова возьмет стул и снова развернет шею в другую сторону.
  Тогда Бак перехватил стул за середину, чтобы его удобнее было держать левой рукой: силы мужчине было не занимать. Правой рукой он зажимал нож между колен женщины, и та послушно приоткрыла их, давая ему забрать его.
  Мужчина слегка нагнулся, как в первый раз, потянул лезвие к привязанной ноге и легко перерезал веревки. Удивительно было и то, что звук разрывающейся ткани оказался совершенно неразличим из-за дождя за окном. "Просто бывают такие дни, - подумал Бак с улыбкой, - когда все работает на тебя".
  Когда они подошли к прихожей, соединяющей двери наружу и в гостиную, мужчина уже заканчивал перерезать веревку, крепящую живот женщины к стулу. Теперь оставались только руки. Но добраться до них было невозможно: они находились слишком близко к Дементьеву.
  "Но это и не важно, - подумал Бак, - теперь ей хватит шансов, чтобы попытаться сбежать. А когда мы ее поймаем, я буду делать с ней то, что пожелаю. Никто уже не станет выступать за ее защиту, когда они увидят, насколько реальна угроза.
  Он сунул нож за пояс и самодовольно улыбнулся.
  ***
  Ошибка Бака заключалась в том, что он недооценил пленницу.
  Женщина не была такой беспомощной, как думали о ней остальные. Для них Ольга - подруга Лизы из соседней квартиры - была досадной неприятностью, которую требовалось обезвредить. Было проверкой их человеческих качеств и маленьким напоминанием о том, как далека их группа смертников от реального мира. Женщина была для них кем угодно, но только не разумным, здравомыслящим человеком, оказавшимся в смертельной опасности. И, как и любое оказавшееся в опасности существо, она проявила все лучшее, на что только была способна.
  Она выжидала, надеясь на удобный случай. Увидев перед собой входную дверь и осознав, что это единственный шанс, женщина вновь замычала так громко, как только могла.
  - Хватит! - отрезал Дмитрий резко. - Он опустил стул на пол и приготовился сделать что-то (мужчина еще сам не знал, что именно), чтобы хорошенько припугнуть Ольгу. Возможно, пришлось бы причинить немного боли, и его злила эта мысль (и разве что совсем немного восхищала). Но он не мог найти иного выхода.
  Ножки стула с глухим ударом опустились на пол, а потом произошло что-то. Что-то мелькнуло, подпрыгнуло, грохнулось, зазвенело. И вот Ольга уже за пределами их досягаемости: за пределами входной двери.
  Дмитрий даже не успел осознать, что именно случилось. Прежде он не видел у людей столько прыти, и в любой другой ситуации искренне восхитился бы ловкостью и решительностью женщины. Но сейчас было не до этого.
  Как только Ольгу опустили на пол, она подпрыгнула и перекинула вес на ноги. Узел на руках был уже не слишком крепким, поэтому, расслабив кисти, женщина смогла сделать так, что спинка стула просто проскользнула между ее спиной и локтями. Потом она действовала еще решительнее: подбежала к двери, и, повернувшись полубоком, с силой толкнула металлическую махину. Щеколда была сломана. Выбита, после того, как Дмитрий взял дверь тараном. Возможно, если бы дверь держал хоть какой-то замок. Хоть какая-то вещь, способная задержать Ольгу на секунду, все было бы иначе.
  В любой другой ситуации Дмитрию ничего бы не стоило догнать ее. Но сейчас он знал, что не может выходить. Все, что оставалось: стоять и смотреть ей вслед.
  - Мы явно недооценили ее, - сказал Гоша пару секунд спустя.
  И это была истинная правда. С момента похищения и до нынешней секунды она прокручивала в голове варианты побега. Первое время женщина несколько раз уронила стул, что выглядело, как обычная истерика. Истерика, конечно, была, но на ее фоне Ольга научилась быстро перекидывать вес на ноги. И хотя в связанном состоянии это приводило к падению, обретя свободу, она смогла воспользоваться полученным навыком.
  И теперь Ольга обрела свободу, а все пятеро выжавших ошарашено смотрели на открытую дверь и понимали, что финал их истории наступает именно сейчас.
  
  
  Глава 12
  Бак опомнился раньше всех, потом что осознал собственную ошибку. Он понимал, что все готовы обвинить его, и никто не станет сдерживаться. "Я хотел пытать, а не быть пытаемым", - подумал мужчина отстраненно.
  Но сейчас было не до жалоб. Первое, что Бак собирался сделать - избавиться от улик. Он воспользовался всеобщим замешательством, отошел в сторону к шкафу, и, чуть наклонившись, просунул нож в щель. Теперь никто не смог бы доказать, что Бак замешан в произошедшем. "Это вряд ли поможет, - признал мужчина, - но даст хоть какой-то шанс на помилование".
  А тем временем приходили в себя и другие.
  - Нужно убираться отсюда, - сказал Дмитрий.
  Он со злостью пнул стул и уставился на Бака:
  - Как это вышло?
  Мужчина пожал плечами.
  - Я не знаю.
  - Не ври нам, ублюдок, - вмешалась Клара, - это ты подстроил.
  - Я не знаю, - повторил Бак спокойно, - я говорил убить эту суку. С чего мне помогать ей сбежать? Надо было убить ее. Я говорил. А что теперь? Она вызовет полицию. Черт, я говорил вам.
  - Не пудри нам мозги! - продолжала Клара. - Это все ты. Я по глазам вижу, что ты!
  - Да что ты там видишь? Может это ты. Или твоя девочка-ангелочек. Она же предлагала отпустить несчастную пленницу, а? Котенок, - с притворной лаской обратился он к Кате, - скажи правду, это ведь ты сделала.
  - Я бы не стала, не советуясь с вами.
  - А вдруг. В тихом омуте...
  - Не сваливай на нее, - перебила Клара, - тебе нас не запутать.
  - Сейчас это неважно, - покачал головой Дмитрий, - нам нужно уходить. Другого решения нет. Мы не знаем, сколько пройдет времени, прежде чем она вызовет полицию. Надо одеться, оставить ребенка в люльке и идти. Только так у кого-то из нас появится шанс.
  - И что потом? - спросил Бак. - Она видела наши лица! Черт! Готов спорить, она изучила их до мельчайших деталей. Хорошо, один из нас выживет. А что потом? Гнить в тюрьме?
  - Заткнись! - приказал Дементьев. - Не время для споров. Собираемся и уходим, а ты, если хочешь, оставайся.
  - Ну уж нет! Не позволю вам бросить меня, как Блоху. Будто я сраный убийца и сделал что-то плохое. Я ничего плохого не делал. Я даже не убивал. Если кого и стоит бросать, то это тебя.
  - Лучше заткнись, - сказала Клара тихо.
  - Она сама выберет, кого забрать, - вмешалась в разговор Катя, - от нас требуется только доставить себя до места. И, судя по всему, это случится очень скоро.
  От этих слов Дмитрия передернуло. Они были слишком похожи на его собственные мысли, когда он убивал шестнадцатилетнего пацаненка: никакой ответственности, парень. Только доставка к Богу по скорой курьерской службе пуля-в-затылок. Головной офис: Чечня, генеральный директор Дементьев Дмитрий и самый лучший в мире солган: мы не виноваты, парни.
  Все эти мысли промелькнули в его голове за одну секунду, но пару мгновении спустя, мужчина снова собрался с силами и принял на себя ответственность лидера.
  - Быстро в гостиную, - сказал он, - пару минут, чтобы одеться и уходим.
  Одежда и походные сумки с продуктами были заготовлена заранее по настоянию Гоши. Катя обула Лизины кеды и натянула ее джинсы, которые были на несколько размеров больше и держались только за счет ремня. Дмитрию пришлось остаться в футболке Блохи. Сверху он набросил куртку и застегнулся до горла, чтобы прохожие (если он до них доберется) не видели следов крови.
  Кларе тоже пришлось прятать рану, и она с трудом и через стоны натянула косуху на плечи.
  Через пять минут все были готовы и стояли у выхода. Дмитрий выдохнул.
  - Вы понимаете, что для большинства это будет концом? Нам предстоит выйти из квартиры, - Дмитрий принялся загибать пальцы, - проехать на лифте и выйти из подъезда. Итого, три. В лучшем случае что-то пойдет не так, и нас останется трое. Но не больше.
  - В противном случае никого не останется, - ответила Клара, - вперед, солдат, веди нас.
  - Я только хочу сказать, что раз уж пришлось оказаться в такой ситуации, я рад, что оказался с вами, - произнес Гоша.
  Клара тяжело засмеялась.
  - Еще бы ты не был рад, пионер. Ладно, к черту лишние сантименты. Давайте уже пойдем, о"кей?
  И Клара, сделав глубокий вдох, шагнула вперед.
  ***
  На секунду Кате даже показалось, будто она скучала по этой темноте. Липкая чернота казалась приятной. Она толкала девушку в плечо почти дружески, словно играя. Что-то похожее на мяч ударялось сначала в лопатки, потом в поясницу, потом обволакивало запястье.
  На секунду Кате даже показалось, что Черная Леди дружелюбна с ней, и девушка испытала далекое ответное чувство. Но потом она вспомнила про Марину и про Лизу. Про Блоху, которого, наверное, так же ласкали, заставляя идти на убийство Клары. Она вспомнила лица девочек, которые говорили с ней во сне.
  Лица, они все были разными, но все принадлежали ребенку одного возраста, и Катя отстраненно поняла, что все они - маски таинственной Черной Леди. А откуда эти маски появились, девушка могла только догадываться.
  "Это лица убитых, - сказала она себе, потом вспомнила, что одна из девочек была похожа на Клару, - или тех, кто будут убиты". Ей стало мерзко от появившейся перед глазами картины. Где-то там, в другом мире, где царствует темнота, маленькая Черная Леди срывает лица с тех, кто оказался в ее власти. Может, она вырывает их с мясом или просто копирует, вылепляя из своего бесформенного тела черты жертв. А, может, все это были только глупые и совершенно неверные идеи. Катя не знала ответа, но одно она понимала наверняка: темнота снова пришла, и это значит, что одного из них сейчас не станет.
  Она медленно двигалась сквозь скользкое вещество, ощущая, что теряет рассудок. Слишком темно и слишком тихо. В таком месте даже собственные мысли казались криками. "Не удивительно, что Черная Леди хочет убивать людей. Здесь ничего не стоит свихнуться", - попыталась пошутить Катя и тут же оборвала себя, потому что собственная шутка показалась ей ужасающей.
  А потом темнота выплюнула их наружу.
  ***
  Первой отозвалась Клара.
  - Я жива, - сказала она таким тоном, словно сама не верила в происходящее.
  - Я тоже, - ответил Бак.
  Катя хотела сообщить, что в порядке, но слова застряли в горле. Страшно было подумать, что кто-то из них... кто-то из тех, кто остался...
  Следующим ответившим был Дмитрий.
  - Гоша, - сказал он и замолчал.
  - Проклятье. Лучше бы ты, - ткнула Клара на Бака.
  - Заткнись. Просто заткнись! - ответил тот.
  Дмитрий тем временем жал на кнопку лифта.
  - Сейчас не до этого. Готовы?
  - Я буду следующей, - шепнула Клара, - я теперь точно знаю.
  Механизмы заскрипели, и кабина начала подниматься.
  - Господи. Боже, я не хочу умирать. Я не хочу.
  - Хватит! - сказал Бак.
  - Почему я? - продолжала Клара. - Давайте бросим ей Бака. Он виноват. Это он освободил девку. Я точно знаю. Знаю, что это ты.
  - Заткнись, сука.
  - Это ничем не поможет, - ответил Дмитрий, - даже если бы мы бросили его, она все равно схватит одного в лифте. У нас больше шансов, если мы возьмем его с собой.
  - Я не чертова разменная монета! - закричал мужчина.
  - Нет, но ты чертов ублюдок, - ответила Клара. На ее глазах навернулись слезы.
  Наконец лифт подъехал, и двери, будто огромная пасть, раскрылись перед выжившими.
  - Миллер, - сказала Клара, заходя внутрь, - Миллер. Клара Миллер. Так меня зовут. Не забывай меня, девочка.
  Она протянула руку к Кате, погладила ее щеку, как гладят кошек хозяйки: ласково, заботливо и осторожно, будто спрашивая разрешения. Девушка ответила тем, что положила на ладонь Клары свои руки.
  - Все будет в порядке, - сказала она тихо, - видит бог, все будет хорошо.
  ***
  Новая порция темноты надвигалась медленно. "Словно издевается, - подумала Катя, - ей просто нравится играть с нами. И что бы мы ни делали, мы ничего не могли с самого начала. Как это гадко - осознавать, что ты - чья-то маленькая подопытная крыска, которую топят в бензине, мучают, пугают и навсегда забирают из клетки. А, может, все, и правда, - небольшая клетка. Нас отправляют в другое место. А здесь, с позиции наших маленьких умов это кажется смертью. Так же, как крысам кажется смертью, когда одну из них забирают".
  И пока Катя старалась утешать себя этими мыслями. Другая ужасающая правда поднималась из глубины подсознания: куда бы ни забирали подопытных крыс и что бы с ними не делали, для крыс это никогда не заканчивается хорошо.
  Темнота подходила рывками. Словно большое сердце толкало ее к выжившим. Сначала все стало серым, и звуки потеряли прежнюю остроту. Потом из углов начала приходить Она. Концентрация темноты, то, чего нельзя увидеть ночью или в темной комнате. Эта темнота была острее. Словно из куска мира, как из отстиранной рубахи, выжали весь свет. Чьи-то руки схватили реальность, свернули ее и выжали, забрав кого-то с собой.
  Или только собираясь забрать.
  Катя почувствовала, как сердце перестает биться. Темнота касалась ее и раньше. Черная Леди и раньше кружила вокруг, трогая запястья и шею. Но сейчас все казалось совсем иным. Сейчас это была не игра.
  Черная Леди подходила к ней, втягивая в себя пустоту. Катя не могла видеть, но чувствовала, как к ней приближается силуэт девочки. Она не могла слышать, но знала, что темнота шипит, расплескиваясь волнами. И у Кати замерло сердце.
  "Она пришла ко мне, - осознала девушка, - Боже, она пришла за мной. Боже".
  А потом толчок. Еще один. Темнота начала надвигаться волнами и, подобно бульдогу, принялась жевать девушку, захватывая все больше и больше. Щупальца Черной Леди окутывали запястья Кати, не отпускали их, поднимаясь все выше и выше к горлу. Каждый раз темнота хватала жертву, потом едва отступала, давая сделать вдох, и снова кидалась наверх, усиливая нажим.
  Катя не знала, сколько прошло времени. В какой-то момент она больше не смогла дышать. Черная Леди забралась под одежду, положила на грудь холодные липкие лапы, останавливая сердце, и стянула шею липким жгутом. Катя начала задыхаться и сквозь происходящий холод почувствовала только, как по щеке течет теплая слеза.
  И как (в отличие от ее собственного) стучит черное сердце.
  ***
  - Кого? - спросил Дмитрий. Ему, как и всем остальным, было особенно тяжело пережить лифт, и, выбравшись, солдат обессиленный упал на колени. Он знал, что их группа должна двигаться дальше, но секундная слабость заставила его упасть. И, оглядевшись, он увидел только темное, покрытое потом лицо Бака.
  Тот первый поднялся на ноги. Его большие, обезумевшие зрачки заметались из стороны в сторону, как локатор, считывающий данные.
  - Клара, - сказал он, едва скрывая торжество, - это была Клара.
  "Миллер, - сказал себе Дмитрий в ту секунду, - женщина, о которой я совсем ничего не знал". Он думал еще о многом, но мысли не собирались во что-то связное, а в голове стоял пронзительный звон, будто резонанс от удара по камертону.
  - Проклятье! - сказал он вслух, выказывая всю досаду от происходящего в желчном взгляде, направленном на Бака. "Это ты во всем виноват, - говорили глаза, - мы оба знаем, что это из-за тебя нам пришлось сбегать".
  И, Бак, ощутив все красноречие этого взгляда ответил спокойной самоуверенной улыбкой.
  - Жалеешь, что не я? - Его массивная рука отерла пот.
  - В какой-то мере.
  Дмитрий поднялся на ноги и увидел, что Катя лежит на полу, жадно глотая воздух. Ее лицо было мокрым от слез и бледным, но уже начало наливаться неестественно яркой краской, как бывает после попытки удушения.
  Дементьев подошел и помог подняться.
  - Порядок? - он попытался говорить спокойно, выражая всю заботу, на которую был способен. Попытался забыть о досаде и собственной беспомощности. И о словах Черной Леди, сказанных этой ночью. И о том, что они ему понравились...
  - Я жива? - перебил его мысли испуганный голос Кати. - То есть, я действительно? Я была уверенна...
  Она замолчала и больше не смела сдерживать слез. Лицо, только недавно потерявшее детские черты вдруг обернулось почти младенческим. С круглыми, вздутыми щеками, раскрасневшимися губами и кончиком носа, и с глазами, дико блестящими от слез. Несколько раз девушка порывалась открыть рот, будто пытаясь сказать что-то, но снова закрывала, и ни Бак, ни Дмитрий не могли понять, почему. Казалось, сама решительность разлилась по лицу Кати горячим воском. Сначала она причинила боль, заставив плакать, а потом застыла. Плач прошел так же неожиданно, как появился, и девушка теперь только смотрела на товарищей остекленевшими глазами.
  И все это многообразие чувств длилось только несколько секунд, пока выжившие приходили в себя. Затем Дементьев взял себя в руки.
  - Идем, сказал он, - надо идти.
  - Боже, лишь бы она выпустила нас из подъезда, - прошептал Бак. И странно, но все, и он в том числе, знали: она действительно выпустит. Потому что играть гораздо интереснее втроем.
  Катя тоже знала. Но не думала об этом. Она думала о предмете, который теперь лежал в ее кармане.
  
  
  Глава 13
  Они шли по улице под дождем, не понимая, что собираются делать дальше.
  - Кажется, в этом больше нет смысла, - сказал Дмитрий, - мы можем идти на все четыре стороны. По крайней мере, один из нас.
  Никто не ответил. Все понимали: его слова - правда. Просто никто не знал, как действовать дальше.
  "Все было гораздо проще, когда мы добирались до квартиры, - думала Катя, - тогда нас было много, мы почти не знали друг друга, не верили, что будем следующими и считали, что сможем найти решение. Хорошо, должно быть, умереть, не понимая этого. Думаешь: нас еще много, и я точно останусь в живых. А потом тебя забирают, и ты даже не успеваешь осознать, что именно произошло. А с нами совсем иначе. Наши шансы один к трем, и мы знаем друг друга слишком хорошо, чтобы желать смерти чужого. Даже Бака жалко".
  Девушка почувствовала, что снова начинает плакать, но этого было не видно из-за дождя.
  - Как ты? - Дмитрий подошел к ней и слега оттянул назад за локоть, пропуская Бака вперед.
  - Не знаю, - ответила Катя, - как-то не по себе. Думаю, мне было легче всех, когда мы добирались до квартиры. У меня была температура, я жутко мерзла и ничего не понимала. Сейчас тот день вспоминается, как рваный кошмар. Но он был так чертовски похоже на сон, что не пугал. А сейчас... реальность будто под дых ударила.
  И она нервно улыбнулась.
  Дмитрий погладил ее мокрые волосы.
  - Все будет хорошо, - сказал он, - слушай меня внимательно, ладно?
  - Ладно.
  - Я думаю, что она заберет меня следующим. А ты останешься с Баком. Не доверяй ему. Ни на секунду. Как только придешь в себя, беги. Беги сразу же, что бы он тебе ни говорил. Вместе вам оставаться нельзя.
  - Думаешь, это он освободил Ольгу? Зачем?
  - Дело не в этом. Дело в том, что с ним что-то не так. Пообещай мне.
  - Обещаю, - сказала Катя, не веря собственным словам. Она надеялась, что Дементьев ошибается и что следующим будет Бак.
  - О чем шепчетесь? - спросил мужчина, завидев, что Дмитрий и Катя от него отстали.
  В эту секунду солдат подумал, что неплохо было бы избавиться от нежеланного элемента сейчас. Просто оставить его и уйти. Но момент уже был упущен: Бак заметил, что они отстали, и теперь не собирался спускать с товарищей взгляд. Можно было, конечно, заставить его отстать. Но применять насилие посреди улицы не показалось Дмитрию хорошей идеей. Поэтому он просто сказал:
  - Мы думаем, что делать дальше.
  - И у вас есть какие-то идеи?
  - Никаких. Но мы не можем просто бродить по улице. Рано или поздно что-то придется сделать.
  - И вы думаете избавиться от меня? - спросил Бак. Его глаза подозрительно сощурились.
  - Если бы мы хотели от тебя избавиться, мы бы уже сделали это, - ответил Дмитрий, - не забывай, что мы в одной команде.
  - Как и Блоха?
  - Ты сам голосовал за его убийство.
  - А ты, конечно, был против. И, конечно, ты был против, когда набивал ему морду.
  - Ты собираешься защищать его?
  Дмитрий и Бак смотрели друг на друга, как смотрят дикие звери перед равной схваткой. Как и дикие звери, оценивая шансы соперника, они еще надеялись кончить дело миром и убедить врага отступить. Но оба понимали: прямого конфликта не избежать.
  - Ты не такой правильный, каким себя считаешь, - тихо сказал Бак. Он говорил медленно, разделяя каждое слово так, чтобы его смысл отчетливо дошел до Дементьева.
  Солдат облизнул губы и бросил короткий взгляд на Катю. Глаза той были большими и удивительно спокойными. Она словно говорила: "Я знаю, что будет что-то плохое, но это продлится недолго. Мы все переживем, и жизнь снова наладится". Дмитрий не знал, откуда такой спокойный уверенный взгляд, но что-то в нем насторожило мужчину. Насторожило так сильно, что он предпочел вновь смотреть на враждебного к нему Бака.
  - Я знаю об этом, - сказал Дмитрий так же медленно, - черт. Поверь, я знаю. Но я делаю лучшее из того, что могу.
  - Как и я. И мне не нравится, что ты считаешь свое благо правильнее моего.
  Бак выпятил грудь и сделал шаг вперед. Его ноздри раздулись, и каждая мышца приняла такой вид, который было трудно изучить, но невозможно не заметить. Тело стало большой пружиной: оно сжалось, напряглось, готовясь вытянуться и броситься на соперника. Все эти крошечные изменения отчетливо давали понять: Бак готов драться.
  Дмитрий задумался на секунду. Он выиграл для себя лишний момент, притворившись, что расчесывает нос, и пока руки совершали механические движения, мозг лихорадочно думал. Подраться. Это был самый простой из всех вариантов. Бак отличался необычно крупной фигурой и не дюжей физической силой. Его кулак был почти в полтора раза больше дементьевского, а глаза сияли опасным безумием. И все же Дмитрий верил в свою победу. Опыт, его опыт выигрывал перед физической мощью. Если правильно оценить врага и распределить силы, можно было бы быстро уложить соперника на лопатки, и отдать его Черной Леди.
  Непроизвольно Дмитрий улыбнулся. Он хотел подумать о других вариантах. Правда хотел. Но перспектива насилия показалась ему такой заманчивой. Хруст костей соперника, его кровь на кулаках, потные тела и прерывистое дыхание. И самое главное - момент, когда ты напрягаешься всем своим телом, чтобы выжить и убить другого - вот что приносило солдату истинное наслаждение.
  Его улыбка стала почти безумной. Мышцы напряглись, как и у Бака. Правая нога сделала шаг назад, чтобы тело приняло более устойчивую позу.
  - Я ничего не считаю, - произнес Дементьев, и пока он говорил одно, его тело сообщало совсем другое. Оно говорило: "Подойди ко мне, и я набью тебе морду".
  Бак вдохнул перед тем, как броситься на соперника. Он еще не сделал шаг, но тело все подалось вперед. В мыслях он уже нападал, а Дмитрий в своих уже отбивал атаку. Действие еще не было совершено, но уже совершалось обоими.
  И именно это почувствовала Катя, когда смогла наконец сосредоточиться на действительности.
  - Постойте! - крикнула она. Слова были сказаны быстрее, чем пришло осознание. Потом, посмотрев поочередно на Дмитрия и Бака своим новым спокойным и глубоким взглядом, девушка добавила: - не надо драк, ладно?
  Оба, и огромный чернокожий мужчина и солдат, привыкшие слушаться голос насилия, вздрогнули от спокойного и печального тона Кати. Глядя на нее, Дмитрий не мог сказать, что в душе этого ребенка произошла кардинальная перемена. Но что-то очевидно изменилось. Что-то, что поставило ее на ступень выше них обоих.
  Катя говорила спокойно, уверенно и с неподдельной заботой. Так, как она прежде лишь однажды обращалась к Ольге. Теперь этот тихий, глубокий голос звучал гораздо убедительнее любых криков. Он говорил: "Я единственная знаю, что происходит, и не позволю вам делать глупостей". Дмитрий невольно вспомнил детство и собственную мать, которая иногда выходила на крыльцо, и точно таким же тоном подзывала к себе непослушного сына. Может быть, именно это сходство интонаций, а может быстрая необычная перемена в Кате заставила Дмитрия одуматься. "Что я делаю?" - сказал он себе, и, осознав, что ответ будет связан с влиянием Черной Леди, поспешил отступить назад.
  - Она права, - сказал мужчина, - сейчас не до ссор.
  Он посмотрел сначала на Бака, который медленно, против собственной воли, принимал спокойное положение тела, потом бросил кроткий и быстрый взгляд на Катю. С удивлением, он отметил, что спрашивал этим взглядом: "Все ли я правильно сделал?".
  Девушка мягко улыбнулась и чуть кивнула. Появившаяся в ней загадочность поразила обоих мужчин, но и заставила их прислушиваться к ней и верить.
  Катя и сама заметила это. Заметила, как что-то внутри переменилось. Как приятное осознание скорого конца сделало ее мягкой и спокойной, словно вода. Она чувствовала себя водой, и хранила в кармане большую черную жемчужину, подаренную ей Леди.
  ***
  Подарок был круглым и глянцево-черным, размером с попрыгунчик. Он по-особенному блестел, но у Кати не было времени разглядывать его. Она знала только, что он, в отличие от других глянцевых поверхностей, не отражает происходящее вокруг, а только блестит радужными разводами, которые порой образуются на пленке бензина.
  Этот предмет она получила, когда была в лифте и вместе с тем в мире темноты. Тогда, когда Черная Леди подошла к ней по-настоящему и ее рука, холодная и обжигающая прикоснулась к щеке Кати.
  Девушка не видела лица охотницы. Не могла видеть. Но чувствовала, как оно меняется и изменяет выражения. Даже голос казался одновременно и тихим и громким и говорил разными интонациями.
  Голос, так же как и все остальное в этой черноте, ласкал и двигался толчками. Он то растягивался, то сжимался, как и мир, но словно наперекор ему.
  Отразившись от самого себя эхом, все с таким же нажимом, с которым он произносил недавно "одиннадцать-один" голос сказал:
  - Я хочу спасти тебя.
  Он был таким громким, что, казалось, слышится отовсюду. Но Катя знала: эти слова адресованы только ей. И никто больше не смог бы понять их.
  Она дернулась в сторону, испугавшись. Но бежать было некуда. Голос и его владелица прятались в темноте, как ночной хищник в засаде. Сделай одно резкое движение, побеги, и они набросятся на тебя, разгрызут на мелкие куски. Катя осталась стоять на месте. Она больше не чувствовала, как темнота движется вокруг нее, как шелестит пола черного плаща. Только собственное сердце, ритмично бившееся, наперекор всему миру.
  Смысл слов дошел до девушки слишком поздно.
  - Я хочу спасти тебя, - повторил голос. Это была не повелительная интонация, которую Катя ожидала от Черной Леди. Вместо нее девушка услышала почти умоляющий тон. Как девочка просит родителей подарить ей куклу, так же и этот голос умолял Катю дать себя спасти. И будто вторя ее догадкам, он сказал:
  - Дай мне спасти тебя.
  Катя хотела ответить, но не могла. Она вся уже находилась во власти темноты. Уже почти не дыша, чувствуя, как со всех сторон ее облепили черные лапы, как они забрались под одежду и сдавили сердце. В ту секунду девушка была готова не просто позволить Черной Леди спасти себя, но и отдать ей все за это спасение.
  Ее собственное сердце сжалось, но большое - то, что толкало темноту, - продолжало стучать, и глубокие волны накрывали Катю со всех сторон.
  - Я хочу спасти тебя, - продолжал ласковый голос. Рука погладила щеку, поднимаясь до висков и опускаясь к губам, - я дам тебе то, что спасет.
  И Катя почувствовала, как вторая рука что-то кладет в ее ладонь. Девушка не могла видеть, но видела. Видела этот маленький являющий собой нарушение законов физики черный шар, ни на что больше не похожий. Разве что на глаза девочек, разговаривающих с ней во снах: совершенно черный, но все же блестящий.
  - Не показывай другим, - продолжала Леди, помогая Кате положить предмет в карман куртки, - не давай им забрать его. Это мой подарок. Храни его, и я спасу тебя.
  В этот момент темнота начала отступать, и девушка обнаружила себя лежащей перед лифтом и задыхающейся от нехватки воздуха.
  ***
  С той секунды, когда Черная Леди передала Кате жемчужину, прошло полтора часа. С тех пор ничего не изменилось. Девушка, Бак и Дементьев бесцельно блуждали по улицам города, не обращая внимания на то усиливающийся, то снова затихающий дождь. Погони по горящим следам, которую так боялся солдат, не было. Он предположил, что Ольга оказалась слишком напуганной происходящим и не связалась с полицией. Или связалась, но отдел не торопился принимать меры.
  - Черт! Мы ведь даже под крышу встать не можем, - сказал Бак, когда они проходили мимо очередного подъезда.
  - А дождь опять усиливается, - согласился Дмитрий, - я уже почти ничего из-за него не вижу.
  Катя молча кивнула. Она продолжала смотреть вокруг все тем же уверенным и выражающим твердость взглядом, который так удивлял обоих мужчин. И Дмитрий и Бак чувствовали от девушки веяние какой-то тайны, которая заставляла первого из них уважать ее, а второго - завидовать.
  "Что-то такое она знает, - думал Бак, - что необходимо знать и мне. Что должно принадлежать мне по праву. Но по какой-то причине Черная Леди дала это ей. Она ошиблась. И мне теперь нужно все исправить".
  Исправить. Исправить. Он продолжал шевелить губами, не произнося ни звука.
  Дмитрий заметил это.
  - В чем дело? - спросил он, хмурясь. Дементьев чувствовал: что-то не то происходит между ними тремя. Будто кто-то нарисовал на лбу Кати большую красную мишень. Он чувствовал бычий взгляд Бака и - самое страшное - чувствовал, что сам сдерживается из последних сил.
  Спокойствие Кати не вызывало в нем зависть. Но будто поддразнивало его. Странное чувство, смешавшее в себе и восхищение и желание это восхищение свергнуть. Достать до того, кто, по мнению Дмитрия, теперь стоял на ступень выше. Достать и скинуть. Доказать самому себе, что он может подняться выше.
  - Рыбий глаз, - тихо сказал Бак, - рыбий глаз.
  Он посмотрел на Катю так, словно передал в этих словах какую-то известную только им двоим тайну. Его слова прозвучали странно, но девушка чуть заметно отступила назад, а ее взгляд, прежде спокойный и рассудительный, вновь обрел человеческие черты.
  - Почему ты говоришь это? - спросила она, будто понимала смысл слов.
  Бак дико расхохотался, обнажая ярко-красную десну и белоснежные зубы.
  Дмитрий смотрел то на него, то на девушку. В эту секунду в нем появилась не то чтобы зависть, но недоумение: как эти двое могли что-то скрывать от него? От того, кто сделал так много ради их спасения.
  - Потому что Она сказала мне не забывать про рыбий глаз.
  Катя непроизвольно засунула руку в карман. В эту секунду ей стало до паники страшно: не потеряла ли она подарок? Не забрал ли его Бак? Не заберет ли? И откуда он знает? И что за игру ведет эта Черная Леди? Ее Черная леди, которая так ласкала и жалела девушку недавно. Которая говорила таким покорным и умоляющим голосом, словно пыталась защитить ее одну в целом свете.
  Нет, это не могло быть правдой. Бак не мог знать. Просто не мог. Как могла Черная Леди (ее Черная Леди) поведать ему секрет спасения? Как она могла ему рассказать про жемчужину?
  Нащупав в кармане подарок, Катя немного успокоилась, но продолжила смотреть на мужчину глазами полными презрения, ненависти и трепета. Так смотрит мать, защищающая дите от хищника. Так же смотрела и Ольга, которую Катя так отчаянно пыталась защитить.
  Да, именно. Она пыталась. Она единственная пыталась. Она заслужила эту жемчужину больше, чем остальные. Это спасение было ее по праву.
  - Вот и не забывай, - сказала Катя, говоря этими словами: "Я тебе ее не отдам".
  Бак снова напрягся, готовясь к прыжку.
  Дмитрий напрягся, желая защитить Катю. Хотя теперь, думая об обмане, он не был уверен, хочет ли этого в действительности.
  - Она сказала помнить о рыбьем глазе, - повторил Бак, - он у тебя, верно? Она дала его тебе.
  - О чем ты? - спросила Катя, говоря тем самым: "Я обману вас обоих. Я не признаюсь и не отдам ее. Она только моя".
  - О чем ты? - вторил ей Дементьев. - Ты в своем уме?
  Возникшее между ними напряжение можно было чувствовать физически. Зверь выгнул спину так, как не выгибал никогда раньше. Ощетинился так, как прежде не смел. Зашипел во всю силу. Он метался в такой агонии, что ему ничего не стоило, а только казалось спасением, уничтожить самого себя.
  - Он у нее, - сказал Бак. Он не смотрел на Дмитрия и говорил это не Дмитрию, а самому себе. Будто, проговорив это вслух, он расставит по полкам перепутавшиеся мысли, - она дала его ей, понимаешь? Для чего он тебе? Что она пообещала?
  Катя покачала головой. Ее лицо сказало: "Я не знаю, но ни за что не отдам тебе это".
  Дмитрий сжал губы. Никогда в жизни он не испытывал столько сомнений. Он знал, что слова Черной Леди черным ядом впились ему в голову. Грязные мысли, как плющ, переплелись со всеми остальными, и стали почти неразделимы. Но мужчина не мог понять, где истина, а где ложь. Так же, как человек, которого долгое время раскручивали, переставал понимать, где находятся пол и потолок.
  Он смотрел на обезумевшие глаза Бака и на широко раскрытые глаза Кати, которые все еще хранили в себе тайную и непонятную солдату самонадеянность. Но разве она смела не рассказать ему - тому, кто спас их, - свой секрет? Разве она стала бы скрывать правду от него - человека несомненно хорошего и сыгравшего положительную роль во всем этом?
  "И, если она смела, - сказал себе Дмитрий, - если она пошла против меня, значит она заслуживает наказания".
  Проблема заключалась в том, что так думал каждый. И Катя, и Бак, и Дмитрий - все считали правильными только свой ход мыслей. И все считали врагом того, кто не согласен с этим.
  Зверь забился в агонии.
  Бак дернулся к Кате. Дмитрий бросился на него. Не потому что хотел защитить девушку (больше нет), а потому что желал выпустить пар. Нужно было показать остальным, что он главный. Что они должны слушаться Дементьева, если хотят выжить.
  - Успокойся, - сказал он, отталкивая Бака в сторону, - у тебя крыша поехала.
  Его глаза сказали: "Подойди, умоляю тебя, подойди, и я покажу тебе все, на что способен".
  - Нет, - ответил Бак, - ты не понимаешь. Леди говорила мне не забывать о рыбьем глазе.
  Его глаза ничего не говорили. Они выражали чистую, потерявшую всякий здравый смысл жажду к насилию.
  - О каком, черт возьми, глазе?!
  - О черном глазе, который похож на огромную бусину. Он у тебя, верно? - посмотрел Бак на Катю.
  Та отступила назад и сильнее сжала предмет в кармане.
  Под давлением обезумевшего взгляда, она еще больше потеряла недавнюю уверенность. Она смотрела на происходящее и чувствовала, что находится во сне. Вокруг витала атмосфера, лишавшая их разумных мыслей. Была ли эта магия Черной Леди или сущность человека, девушка не знала. Но увидев обезумевшие глаза, и вспомнив другие, она будто очнулась. Она вспомнила кроткий взгляд Клары перед смертью, и подумала, как же хорошо, что женщина не увидела этого. И как получилось так, что среди них грубая и неотесанная дама с пристрастием к алкоголю и травке оказалась самой умной, самой сильной и самой мягкой из всех?
  От своего недавнего безумия, от высокомерного поведения и от внезапного чувства любви к существу, уничтожившему ее товарищей, Кате стало так мерзко, что она заплакала.
  "Это была не я, - говорила она и сама себе не верила, - это была Черная Леди".
  И в ту же секунду мысль о жемчужине, которая раньше грела и успокаивала ее, обернулась для девушки настоящим кошмаром. Словно кто-то перевернул песочные часы, и все посыпалось обратно. Ей захотелось откинуть от себя подарок, раздавить его голыми руками и выбросить куда подальше. Но она не решалась этого сделать.
  С одной стороны, Катю все еще обнадеживали слова Черной леди, и девушка надеялась, что сумеет выбраться из всей этой передряги. С другой, она все еще помнила взгляд Блохи, когда он понял, что его обманули. Он словно говорил: "Черная леди приказала мне сделать это, а я лишь выполнял приказ. Я делал это только, чтобы спастись. И такой обман! Такая ложь!".
  "Вдруг то же самое проделывают сейчас с нами? Со мной? - думала Катя. - Ведь именно в этом заключается тактика Черной леди. Она собрала нас и стравила друг с другом, она соблазняла, отыскивая наши слабости, ковыряясь в самом больном. Играла на жалости Блохи и на агрессивности Бака, - Катя не знала, почему понимает все это, но понимала. - Могла ли Черная леди играть на моем желании быть особенной?
  "Я оказалась самой никчемной в нашей группе, - думала девушка, - и я совру, если скажу, что не хотела бы оказаться такой же решительной, как Дмитрий. Я была совершенно бесполезной, и, черт, мне хотелось ощутить себя важной. Так может ли это существо играть на моей слабости? Или на том, что я хочу выжить? Может ли это быть обманом?".
  Теперь, узнав, что Бак знал о подарке, Катя почти убедилась в собственной теории. "Нет, девочка, - сказала она себе, - ни черта ты не важная, а просто очередная пешка в ее игре. Она просто стравливает нас и проверяет, кто окажется проворнее, хитрее и злее. И самым правильным тут будет все рассказать. Мы должны держаться вместе, если хотим...".
  В этом моменте мысли Кати остановились: она не знала, чего теперь можно хотеть. Победить ее? Невозможно. Обеспечить подобие справедливости? Глупо. Оставалось одно единственное желание - выжить. Вопрос заключался в том, что именно дает владельцу этот, так называемый рыбий глаз, - защиту от Черной леди или наоборот.
  "Что, если она давала такой каждому перед смертью, - думала Катя, - и каждому говорила молчать. И все молчали, потому что считали, что это их спасение. И, может, именно поэтому Клара предсказала свою очередь, а Лиза так уверенно говорила, что является избранной. И Блоха решился пойти на убийство. Потому что догадался, что что-то не так, и понял, что иначе он следующий. Может, все это было одним сплошным обманом".
  Но пока Катя думала, Бак и Дмитрий продолжали ссориться.
  - Давай заберем его! - кричал Бак. - Я заберу его!
  - Успокойся или я успокою тебя силой!
  - Попробуй. Ты хорошо бьешь только тех, кто уже лежит.
  - Лучше заткнись.
  Катя понимала, что надо как-то их успокоить, но ничего не могла сделать. Она только сжимала свой подарок, думая, стоит ли его показать. На всякий случай девушка переложила предмет во внутренний карман куртки, но на большее ее решительности не хватило.
  А через секунду Бак снова бросился на Катю, и Дмитрий снова успел перехватить его. Завязалась драка.
  ***
  Дементьев был опытным солдатом. Он довольно быстро повалил соперника на землю, поднял его за шкирку, заломил за спиной руки и двинулся к ближайшему месту перехода. Им оказалась железная дверь в подъезд. Она была слегка приоткрыта за счет просунутого в щель кирпича.
  - Хватит, - сказал Дмитрий, - ты сбрендил. И я не оставлю тебя с нами.
  Он чувствовал, что и сам сходит с ума. Дмитрий знал, что с его мозгом твориться что-то непонятное. Что ему понравилось, очень понравилось нападать на Бака и что с таким же удовольствием он набросился бы и на Катю. В этой ситуации солдат мог делать только одно: попытаться действовать так, как велит ситуация. И ситуация велела избавиться от Бака в первую очередь.
  - Разве не понимаешь, что у нее есть то, что нам нужно, - продолжал говорить поверженный мужчина, - ты разве не хочешь выжить?
  - Меньше, чем хочу избавиться от тебя.
  Дмитрий понял, что говорит абсолютную правду. Он толкнул соперника в подъезд, но Бак в последний момент вывернулся и, ухватившись за Дементьева, потащил того за собой.
  Оба упали на пол, тяжело дыша, и первую секунду ничего не происходило. Потом появились знакомые признаки. Мир начал сереть и звуки становились приглушенными. Катя видела, как все словно стягивается вокруг нее, и поняла, что является тем самым "отбившимся от группы". Ей надо было вернуться к ним, иначе она была бы обречена.
  В ту секунду она подумала остаться. Подумала, что жемчужина спасет ее. Но страх пересилил надежду, и девушка что было сил побежала в подъезд.
  Никогда еще ей не было так трудно идти. Складывалось ощущение, будто она двигалась через полиэтилен. Воздуха почти не было, и дышать приходилось рвано, делая большие глотки. Но, в конце концов, сквозь темноту Катя смогла нащупать дверь и войти внутрь.
  ***
  Дмитрий чувствовал, как его поглощает темнота. Все начиналось с физического ощущения, но закончилось чем-то большим. Словно образы прошлого облепили его и теперь не хотели отпускать. Он вспоминал Старика и жену и того шестнадцатилетнего парня, и чувство вины, которое мужчина усыплял в себе долгое время вылезло, распрямилось и захохотало, как черт из табакерки. И оно заставило мужчину задыхаться. "Так вот, в чем все дело, - подумал он с усмешкой, - ни в убийствах и ни в отсутствии телефонов. Вот в чем все дело и вот почему в итоге выбрали нас. Мы - те, кто чувствовали вину острее других. Может где-то в глубине души, но чувствовали. И именно это чувство сделала нас такими уязвимыми перед Черной леди. И именно поэтому среди собравшихся было так много убийц: кому, как ни нам чувствовать себя виноватыми.
  Дмитрий почувствовал, как одновременно смеется и плачет. И секунду спустя он навсегда провалился в темноту.
  ***
  Катя знала, что должна выбраться наружу быстрее Бака. Если забрали Дмитрия, она должна была выполнить обещание и бежать как можно быстрее. Как только расстояние окажется достаточным, темнота придет или за ней или за ним. Но, так или иначе, все решится сейчас.
  Темнота выплюнула ее первой. Девочка, задыхаясь, упала на колени, но заставила себя встать. Она приготовилась бежать и ждала, кто появится следом. Через секунду из пустоты появился Бак. Он задыхался и тяжело кашлял.
  И девушка рванула прочь так быстро, как только могла. Но он тут же схватил ее, положив тяжелую ладонь на плечо и больно сжав пальцы. У Кати не было ни шанса против высокого сильного человека.
  - Пыталась убежать, ангелок? - спросил он, борясь с одышкой. - Куда же ты так торопишься? Нам было неплохо вместе.
  Катя попыталась вырваться, но безуспешно.
  Он схватил ее за локоть, сильно и грубо, желая, чтобы она почувствовала. Бак хотел этого. Он хотел власти и теперь, наконец, имел ее.
  - Идем, я накажу тебя за плохое поведение, - сказал он тихо, заводя ее в глубь подъезда, - отдай мне рыбий глаз.
  И он принялся шарить по ее карманам.
  - Почему ты называешь его рыбьим?
  Катя сунула руку за пазуху куртки. "Где-то здесь" - думала она. Где-то там должно было лежать ее спасение. Жемчужина. Символ всего того, за что они боролись все это время. Концентрация всей темноты. И не только в физическом смысле.
  В эту секунду мысли Кати работали особенно быстро. Так же, как и в момент их появления на детской площадке, девушка в доли секунды подмечала мельчайшие факты, анализировала их и делала выводы. Она видел, что Бак смотрит только в одну сторону и не замечает, как работает ее левая рука. И в то же время она думала, о том, как символично выглядит эта жемчужина. Она была концентрацией темноты не только в физическом смысле. Как много всего грязного пришлось узнать им о себе в эти дни.
  Подобные мысли почти заставили Катю сдаться. Она не знала, как сможет жить с этим знанием. Но природный инстинкт взял верх.
  Бак заканчивал проверку правого кармана. В какую-то секунду он бросил короткий, лишенный сознания взгляд на жертву, а потом с той же интонацией, с которой говорил прежде: будто доверял другу тайну, произнес:
  - Мне это приснилось. Я с самого начала знал, что так и будет.
  - С самого начала знал, что он спасет тебя? - спросила Катя, пряча жемчужину в левой руке.
  - Я чувствовал. Черт! Где же он? Снимай!
  Бак грубо оттолкнул девушку, параллельно стягивая с нее куртку. Она в это время зажимала камень в ладони.
  В голове Кати уже созрел план, но он был далек от совершенства, и девушка поддавалась скорее инстинктам, чем логике.
  Пока Бак искал камень, она почти с волчьей быстротой - такой, какой сама от себя не ожидала, - отпрыгнула в сторону и нажала кнопку лифта. К ее счастью, тот стоял на первом этаже. Двери тут же разъехались. Если бы это было не так, девушка попыталась бы вырваться из подъезда, но такой вариант казался ей верной гибелью.
  Катя забежала внутрь и с силой вдавила пальцем кнопку шестого этажа. Лифт скрипнул, сообщая о своем намерении, и принялся закрываться.
  Но Бак опомнился прежде, и его плечо не дало дверям сомкнуться.
  - Ах ты, лживая дрянь! - выкрикнул он. - Клянусь, ты пожалеешь об этом.
  Мужчина протиснулся в лифт, не дожидаясь, пока двери откроются, и с силой толкнул Катю на пол.
  - Отдай мне чертов камень! - крикнул он. - Или я отберу его.
  Массивная правая рука подняли Катю, прижала ее к стенке и тут же левая отвесила ей сильнейшую пощечину. У девушки зазвенело в голове. Она ощутила жгучую боль, и как из носа начинает течь кровь. Но ее рука так крепко сжимала камень, что почти ничего другого девушка не чувствовала.
  - Давай же! - Бак схватил ее за волосы и с силой ударил о другую стенку. В сознании Кати все затряслось, и она еле удержалась на ногах.
  Ощутив кровь жертвы, Бак уже не мог остонавиться. Ему нравилось чувствовать это. И именно в ту секунду, когда он увидел кровь, увидел, что Катя (пусть даже она и владелица рыбьего глаза) смертна, он не смог сдержать улыбку. "Один должен выжить, - сказал себе мужчина, - в таком случае я облегчу Черной Леди выбор".
  Но когда Бак развернул Катю для третьего удара, девушка, движимая больше страхом и адреналином, чем здравым смыслом, с силой ударила зажимавшей камень рукой точно по зубам мужчины.
  Бам! И рот того тут же наполнился кровью. При ударе Катя непроизвольно раскрыла ладонь и била уже плашмя, толкая перед собой камень. Тот был таким крепким и крупным, что легко разбил зубы Бака и мягко, будто был создан для этого, скатился в его глотку. Мужчина стал задыхаться.
  - Хотел? Получи! - выкрикнула Катя. Воспользовавшись моментом, она нажала на кнопку и выскользнула из закрывающейся двери.
  На этот раз Бак не успел выбраться.
  ***
  "Какой? Какой был этаж?" - Мысли Кати были рванные и запыхавшиеся, как она сама. Никогда прежде девушка не бегала так быстро по лестничной клетке.
  Руководствуясь здравым смыслом, ей следовало бежать прочь, но она гналась за Баком.
  Ей нужно было убедиться, что все это закончилось.
  "Темнота не приходит ко мне, - думала девушка, - значит, она пришла к нему. Но почему? Ведь камень у него. Или глаз просто обманка? Или я была избрана независимо от камня?".
  Катя не знала ответ и понимала, что никогда уже не узнает. Есть вещи, которые невозможно разложить по полочкам и уместить в рамках человеческой логики. Что-то охотилось за ними и играло по особым правилам, не понятным обычному человеку. И хотя Кате было любопытно, сейчас она желала лишь одного.
  Убедиться, что все закончилось.
  Девушка бежала по ступенькам, забыв про собственную усталость, и про боль, и про кровь, которая стекала по лицу на шею и дальше. Ей было плевать на все. Она ориентировалась на звук, и когда лифт, наконец остановился, остановилась тоже.
  Катя подошла к дверям, которые неторопливо разъехались. На полу остались следы крови и несколько выбитых зубов. Но больше никого не было.
  Пусто. Катя села на пол и заплакала.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"