Я медленно шел по полю битвы, обходя и перешагивая трупы, останавливаясь перед мертвыми родственниками и друзьями. Их лица, их закрытые глаза, их израненные кровавые тела... я не мог смотреть на это. Мертвецы всюду. Они валялись друг на друге, как мусор, и, вообще, поле сильно напоминало свалку. Я поднял с холодной земли стальной меч с деревянной оправой и со всей силы швырнул его в сторону леса, но тот, не долетев, упал. От беспомощности хотелось орать, потому что... мы проиграли. Мы бились, весь народ бился и все...
Смерть пришла так неожиданно, и для всех сразу.
Я набрал ледяной воды в ручье и смыл засохшую грязь с лица Мавра. Струйки потекли по его белым щекам, как слезы, и мне показалось, что он жив.
Одежда в клочья... ржавые латы и шлем в стороне. На его запястье блестел стеклянный браслет с гранатовыми камешками. Наверное, женка подарила.
Марго у него добрая, радушная, приветливая девушка. Ни в чем не откажет - 'милости просим'. Как она ревела, когда муж уходил. Мавр на людях не выдавал чувств, но я то видел, как он коситься на нее, как слезу стер, уже перед костром в лесу. Любят они...
И что теперь... Крестик золотой на шее висит - поверх рубашки домашней вылез. Я в это не верю, а Мавр верил, до смерти верил, и так искренне. Церквушка у нас в деревне одна - маленькая, деревянная с одним куполом. Так он туда каждый день заходил... Зачем, я не знаю. Что они там делают - свечки ставят, молитвы читают, проповеди слушают. Я в этих делах не очень-то разбираюсь, поэтому и не суюсь.
Ночью, когда мы всей деревней возле огромного костра сидели, Митька песни душевные пел. Голоса то у него нет - хрипит и не тянет. Но поет получше королевских... Он тогда, что-то про бой, а я прослушал. Мавр, не отвлекаясь, не поворачиваясь, слушал, будто последние слова, что в жизни его будут, так оно и оказалось, но кто ж мог знать. А после книжку из-за пазухи достал, что-то читал. Я не слышал - видно было губы шевелятся.
Жить он хотел, ради Марго, ради матери и отца.
Он ведь полыхал этим желанием жизни и работал на износ и любил самозабвенно и бился, как проклятый.
Я посмотрел на его смозоленные серые руки, которыми он защищался, рубил, копал, обнимал девушек, потом взглянул на его загрубевшие губы и не поверил собственным глазам. Губы были бордовыми, ну как у живого.
А когда открылись карие глаза, я аж отпрыгнул в сторону. Хотел было перекреститься, да вспомнил, что не верующий.
Мавр посмотрел на меня, странно улыбнулся и встал. С его штанов поползла сырая глина. Его чуток шатало, а стрелу, что во лбу торчала, он достал. Из образовавшейся дырки искры посыпались, и проводок высунулся. Синий такой...
--
Мавр, мать твою, ты что? - не зная, что и сказать, спросил я.
--
Я мас66018, - как-то спокойно ответил он.
--
Кто? - удивился я.
--
Модель 440, выпуск 91.
--
С ума, что ли сошел?
--
Где, академик Беркутов?
Ну, точно съехала крыша у парня. Как, вообще, жив остался - непонятно. Стрела все-таки с ядовитым наконечником, да еще и в голову. И искры эти...