Над песочным цвета хребтами, которые крутыми склонами сползают в вечно шумящее море, дремлет солнце. Здесь оно сухое и знойное, без капли дождя и шума вечерней грозы. Бронзовые лучи сияют на смуглой коже местного народа, и бедуины не знающие, ласки дождя, раската грома и блеска молний, живут среди гонимой ветром пыли, верблюдов и моря. Здешний ветер такой же как и солнце, сухой, хлесткий и безжалостный, с явной прожорливостью грызет он эти словно сухая солома склоны. В декабре, рассветы довольно холодные и скрипучий пронырливый холод пробирает дрожью тело старого и преклонного возраста старейшины, который преклонив старческие колена читает утреннюю молитву. Серые утренние сумерки висят словно паутина над пыльными склонами и шоссейными дорогами. В тех же в скудных и убогих жилищах бедуинов которые стоят не приглядными сухими строениями вдоль дорог так же холодно, лишь горячий чай предложенный здесь немного согревает. Но стоит только появится красному похожему на калач солнцу, тепло начинает струиться ветерком на пыльных и пустынных дорогах, на которых виднеются КПП. Худощавые смуглые военные с колючим взглядом с автоматом на вскидку осматривают джипы. До долгожданного рифа о котором ходит столько слухов и среди дайверов считается одним из опаснейших рифов, было далеко. Красноватые оттенки гор, сливались с далекой линией горизонта, над которой висело багряное и пленительное солнце. Гид твердо уверял нас, стоя на краю обрыва у которого начинался спуск в каньон, что это высушенное с красноватыми оттёсанными камнями место, в далекое время был полноводной красавицей рекой.
-Эта земля! Некогда была, цветущим и плодородным оазисом, одним из любимейших и почитаемых мест царицы Нефертити. Каньон, был полноводным по нему звонко бежала серебристая река, оживляя бугристые не приветливые камни. Среди быстрого течения и шумных водоворотов, разгуливали золотистые сделанные из тростника царские суда, на берегах рос тростник и зеленели пальмы.
Прекрасный зимний день, сопровождал нас до самого побережья, где неугомонный озорной ветер, резвился словно ребенок среди кудрявых белогривых вершин волн, которые то и дело, что сверкали молочной пеной в ярких пучках солнечного света. Песочного цвета скалы, стояли засушливыми и волнующими склонами, вид их был скудным, без травы, деревьев словно марсианские пики, на которых весело плясал озорной солнечный луч. Сухой, острый ветер гнал резвую волну, которая шумела вдоль всего побережья, над гребнями разбивающимися о риф, клубилась белая молочная пена, сверкая в жгучем дневном свете и все те же не укротимые волны, неслись сменяя голубое, прозрачное море на боле темное с привкусом зеленого салата мелководье, где собственно и расцвел чудными диковинами моря "риф" возле Дахаба. Возле "пасти дьявола" всегда много дайверов, поэтому весь этот скудный клочок сухой песчаной земли, перемолотый верблюдами и джипами привозящих туристов и дайверов, плотно застроен чайханой и прокатом оборудования для дайверов. Ковры которые выгорают в жгучем солнце, есть в каждой на вид скудной и простой с открытым видом на море чайхане. Мы остановились в одной из таких, и я хорошо видел готовящихся к погружению дайверов. За соседним столом, с белой кожей и без капли загара, туристы ели приготовленный рис, острую курицу и запеченную рыбу, запивая чаем, поглядывая на людей в темных неопреновых костюмах, которые прихватив под мышку ласту похожую на плавник кита, и маску, направлялись к "голубой дыре".
-Вы наверно зачитывались произведениями Жюль Верна, особенно "Двадцать тысяч лье под водой", спросил я шутя, двух ныряльщиков, которые покачивались в мелкой ветряной ряби, сверкая темными костюмами.
Их было двое. Инструктор мужчина и девушка, которая внимательно слушала его.
-Нет, ну почему, ответил удивленно инструктор.
Значит к бездне их привел не Жюль Верн, а иное..
От чайханы до спуска в море, где узкая кривая трещина образовала удивительный разлом который прозвали "колокольчики" нужно пройти метров двести. Белый пикап с грязным бортом и лысой резиной перегородил нам дорогу, маленький кузов был полностью забит баллонами с различной маркировкой. Крепкие люди с прямыми обветренными и мохнатыми лицами, от которых веяло глубиной, живо хватали сияющие серебристым цветом баллоны. И все дело в том, чтобы заглянуть в "пасть дьявола" нужна донная смесь. Чтобы оказаться в том самом интригующем слое воды, где собственно и начинается то, за чем сюда суются сломя головы дайверы со всего света. В "стакане" на языке дайверов где ныряльщики смешав донную смесь дыхательного газа, проходят на глубине семидесяти метров и больше так называемую арку, которую и прозвали "пастью дьявола" или другое боле известное название это"Голубая дыра". Дайверы твердят, что сама арка невероятно красива и притягивает не только бурной растительностью моря, а также чистой и прозрачной водой. Когда-то это был кратер вулкана, ну а теперь популярное место "технарей" и как говорят за спинами "могила дайверов". На дне, блестят свинцовые грузики и прикрытые песком и илом покоятся дайверы, их ржавые баллоны подняты вверх, словно могильные плиты сверкают они среди мира рыб и кораллов.
Дорога к разлому была пыльной, ноги мяли многочисленные мелкие камни, которые были разбросаны на дороге, вытирая пятки о неприятные камни. Сверкающий в луче солнца песочный мыс, выделялся безжизненным и печальным молчанием и каждый кто шел к спуску останавливался возле надгробных гранитовых табличек. Это только часть тех, кто остался там в голубой глотке бурного, но красивого моря. За скалой в метрах в десяти, живо толпились люди, собравшись возле узкой изгибающейся линии они готовились к встрече с волнующим и трепетным миром моря. Баллоны горели металлическим отблеском в лучах вспыхнувшего дневного солнца и с примесью желтой пыли, ветреный день, кочевал юными погонщиками верблюдов, которые караваном из пяти верблюдов вились словно тропинка в лесу, вдоль голубого с бурной волной моря. Качающиеся в кожаных седлах туристы охали от шатающегося в стороны верблюда, и вездесущая смуглая и не мытая детвора тянула свои тонкие руки словно стебельки растущих побегов, выпрашивая затертый доллар.Трое ныряльщиков долго решались на погружение, прежде чем гладкое волнующееся от ветра море скрыло их.
С "морским богом" я знаком давно, еще там далеко в Атлантике, я смог разглядеть его смутные глаза, древнее, старческое лицо в котором темно синие волны, спали жарким и знойным летом. Солнце тогда смолило как кочегар топит топку, плечи, грудь, руки, сгорали в миг, я не плохо знал его хитрые ловушки, на которые "морской бог" всегда щедр. Поэтому когда сверкнувшая стальная тень баллона скрылась в море, я прыгнул следом, но он меня обманул.
Дайверы сверкали темными ластами и рой мелких пузырьков вздымался столбом в верх, синева моря запела самым дивным голосом, который я только мог слышать. Эта была самая обворожительная ловушка которую расставил "морской бог". Под ногами на десятки метров виднелась глубокая трещина в которой скрылись дайверы и темно синий мир показался из грозной, но странно притягивающей глубины. Я завис над этой синей бездной, с завораживающей гипнотической силой в лучистом и бездонном солнце, словно не оперившийся птенец, только, что вывалившийся из гнезда и замер в ожидании порыва ветра, который вот-вот подхватить и словно соломку закрутить в бурном водовороте. У меня были только ласты и маска и липкий гидрокостюм который я с трудом на себя одел перед погружением. Но мое сердце пульсировало сотнями толчками от головокружительной красоты.
Каменный обрыв, возвышался над голубой пропастью, увешанный пестрыми цветущими и дышащими в порыве моря кораллами, луч солнца распылялся в толще воды и было отчетливо видно край бездны, кусок отвесной скалы вкрадчиво вглядывался в густую синюю даль. Укутанный стаями тропических рыб, риф с привычной для него меланхолией наблюдал за ныряльщиками. Стаи маленьких красноватых рыб, словно декабрьская пурга кружились вокруг. Бездна звала: как зовет ветер птиц, как солнце ночь, словно сирены живущие в глубоких расщелинах зовут к себе, и стоит податься на этот призыв бездны, как линия обрыва исчезнет и кроме сияющего голубыми тенями мира моря, больше ничего не останется.Так и уводит бездна в далекие и головокружительные миры моря, одиноких безумцев.
Над песочным цвета скалами, где небольшой городок Дахаб такого же песочного цвета, как и все здесь, с редеющими пальмами между безлюдными в жаркий полдень улицами, дремлет все тоже странное песочное солнце. Все здесь сухое, скудное, словно нарочно, земля обделила этот узкий кусок побережья, и горячие бронзовые лучи сверкают смуглым загаром на лицах местного народа. Ветер такой же как и солнце, сухой и резвый с прожорливостью грызет он сухие протяжные вдоль побережья скалы, на бугристых плавных валунах, которые обгладило море и забрызгивает бурная и беспокойная волна, сидят те кто идут в голубую бездну, в пасть моря, другими словами в "пасть дьявола".