Падение, совершённое в отчаянии, падение от непонимания, разбудит новые надежды и мечты, которые - всего лишь возвращение бессмысленности, горя, пустоты. За тем, что мы не можем совершить, за тем, что мы не смеем полюбить, за тем, что потеряли в ожиданье, придёт лишь новое паденье и страданье, теперь уж без начала и конца. Уильям Карлос Уильямс.

Длинные, немного вьющиеся, светлые волосы, мягкие очертания губ, смотрящие в бесконечность карие глаза. Осенний тип лица: на нём проливной дождь, холодный порывистый ветер, кружащиеся в воздухе палые листья - жёлтые, красные, почти чёрные и даже ещё зелёные.

Достаёт из сумочки пачку сигарет, прикуривает; огонёк зажигалки задувает ветром, она закрывает его рукой - кожа гладкая как шёлк и непривычно белая, ногти довольно коротко пострижены, яркий лак, золотое кольцо на безымянном пальце; наконец закуривает, смотрит на огонёк сигареты, затягивается; зажигалка исчезает в кармане пальто. Курит, уперев локоть в бок, рука на уровне лица.

Внезапно поворачивается и уверенными неторопливыми шагами удаляется, ноги стройные - просветы под лобком, над коленями, под ними и у лодыжек - идеальные ноги, впрочем, рассмотреть их немного мешают широкие чёрные брюки из ткани, похожей на джинсовую. Идёт походкой модели, придерживая одной рукой сумочку, сигаретный дым на мгновение обволакивает её лицо и отлетает назад, за спину, каждый раз как она затягивается.

Я иду за ней. Асфальт влажный от ночного дождя, весь в трещинах и выбоинах, где скапливается вода. Ранее утро, прохожих немного, у всех серые лица, у мужчин двухдневная щетина, женщины без косметики. С неизменной скоростью она проходит одинаковые дома - одноцветные двери подъездов, провалы галерей окон; везде погашен свет. Она прибавляет шагу, заставляя меня сделать то же самое. Кажется, что асфальт движется ей навстречу, сминаясь в складки, которые будто подстилка для её нежной тени, через которые она по-кошачьи мягко переступает, после чего они разглаживаются, стелясь мне под ноги.

Она останавливается на перекрёстке. Улица, по которой я следую за ней, упирается в широкий проспект и снова продолжается за рядами спешащих машин, пульсирующими и перестраивающимися.

Она стоит ко мне спиной; волосы стелятся между лопаток по ткани блузки, полупрозрачной, так что виден лифчик; скорее всего ткань на груди плотнее, поэтому я не делаю попыток встать немного сбоку, оставшись при этом незамеченным. Блузка закрывает пояс чёрных брюк из ткани, похожей на джинсовую, облегающих зад, но всё же очень широких, особенно внизу.

Она вдруг срывается с места и идёт вправо от меня; очень торопится, доходит до следующего перекрёстка и поворачивается ко мне лицом (мягкие губы, карие глаза и осень) - я затаиваюсь в отдалении- она выставляет руку с поднятым большим пальцем (кожа гладкая и белая как первый снег, яркий лак, кольцо). Я неотрывно смотрю на неё, прислонившись к стене дома; ткань блузки спереди действительно плотнее; вижу, как останавливается первая машина, она долго говорит с водителем, потом садится и уезжает.

Я достаю сигарету и прикуриваю, закрывая огонёк зажигалки от ветра. Едким дым проникает в мои лёгкие и облаком висит у моего лица, когда я выдыхаю - ветра нет. Она подходит ко мне сзади и кладёт руку мне на плечо, я оборачиваюсь - во рту у неё сигарета. Я даю ей прикурить и она затягивается, глядя мне прямо в глаза (эти карие глаза на осеннем лице, смотрящие в бесконечность). "Спасибо", - говорит она мягким голосом с лёгкой хрипотцой в самой глубине, поворачивается и идёт вниз по улице в окружении молчаливых домов. Я смотрю ей вслед, её фигурка в чёрных брюках и полупрозрачной блузке медленно уменьшается, тает в воздухе, в молочной утренней дымке. Она превращается уже в неясное, размытое пятно, я бросаюсь за ней, догоняю в несколько прыжков (сигарета выпадает из моих рук) и иду на максимально близком расстоянии, так чтобы она меня не заметила. Она шагает уверенно и бодро, не глядя по сторонам и не оборачиваясь.

Как она необычайно красива, жива, и она знает об этом (самовлюблённая сучка). Как она обворожительна и необычайна! Она может быть то нежной, мягкой и доверчивой, заботливо целующей в губы и смотрящей в глаза, то дерзкой и настойчиво-похотливой, набрасывающейся на тебя в неподходящий момент, то молчаливой, замкнутой, тихой, отстранённой, тогда она много курит и смотрит всё время в сторону, то просто злой. Её состояние меняется случайно, как направление ветра, оно непредсказуемо, как летний дождь. Она захватывает, завлекает, возбуждает, притягивает, пожирает тебя и потом выбрасывает.

Она исчезает в тихом пустынном переулке, я - за ней, но её нигде нет. Галереи окон темны, серые двери все закрыты. Я останавливаюсь в недоумении. Никаких следов, она бесследно исчезла, и мне ничего не остаётся, как уйти.

Я шагаю по тихим переулкам, широким улицам, кричащим проспектам. Все прохожие похожи друг на друга; кто-то курит, кто-то нет, кто-то озирается по сторонам, а кто-то смотрит только прямо перед собой, и конечно же, все по разному одеты, но все куда-то спешат - нет такого, кто остановился бы в задумчивости или недоумении, кто замер бы в нерешительности или у рекламного проспекта. У меня нет цели, но я часть этого бешеного потока, я иду быстро и лишь вперёд, останавливаясь на перекрёстках и снова продолжая движение, когда загорается зелёный свет.

Захожу в кафе: типичная обстановка - за стойкой бармен, около неё ожидающие новых посетителей официантки, у одной из них меню в руках, все в одинаковых фартуках с эмблемой заведения; в зале несколько столиков, за одним из них, у окна, сидит молодая пара - девушка в небесно голубом вязаном свитере с высоким воротом и джинсах, тёмные волосы средней длины убраны в конский хвост, мужчина в сером полупальто; перед ними кофе, смотрят друг другу в глаза, без движения, на лицах застыли тихие мечтательные улыбки. Я сажусь за соседний столик, мне приносят меню, заказываю мокко. Присматриваюсь к девушке: волосы светлее и немного светлее, чем мне показалось, немного вьются, это заметно даже когда они зачёсаны назад; мягкие очертания губ, карие глаза, смотрящие в бесконечность, резкий осенний ветер, заставляющий жухлые опавшие листья кружится в воздухе, в струях косого дождя.

Я делаю большой глоток принесённого кофе, и оно обжигает мне нёбо. Закуриваю. Они по-прежнему смотрят лишь друг на друга, хоть я и сижу за соседним столиком мне почти не слышно их тихого разговора, их любовного шептания, лишь отдельные слова и отрывочные звуки. Я слежу за их скупой мимикой: он изредка затягивается сигаретой, она время от времени поправляет причёску. Я допиваю кофе, резким движением тушу сигарету в пепельнице и ухожу, оставив на столе чаевые. Пара остаётся сидеть за своим столиком; за всё время они не сделали ни одного значительного движения.

На улице посерело, на небе тут и там собрались тёмные злые тучи, от этого все цвета становятся какими-то глухими. Сильный холодный ветер заставляет меня поднять ворот пальто; я почти вижу его сумасшедшие спирали, носящиеся в воздухе, образуя смерчи.

Я спускаюсь в метро. Внизу воздух спёртый, какие-то странные запахи, полно людей: лица, сливающиеся в одно огромное пятно телесного цвета с красноватым оттенком, пёстрые одежды; много мрамора.

Поезд никогда не сбивается с курса; меня успокаивает мерный стук колёс; я проезжаю две остановки и выхожу, эскалатор выносит меня на поверхность и после тусклого электрического света я не сразу привыкаю к солнцу. Я продолжаю свои блуждания по лабиринтам улиц и наконец захожу в дом, ничем не выделяющийся массы остальных. Меня уже ждут.

В доме всего несколько комнат. Они наполнены звуками, сливающимися в стройный неясный гул, из которого вырываются отдельные ясные звуки, которые мне с трудом удаётся уловить: скрежет петель закрытых дверей, дребезжание стёкол, шорох бегущего по полу таракана (на которого я в задумчивости наступаю). Комнаты представляют собой огромные просторные залы, одни светлые, с почти прозрачными стенами, другие мрачные, молчаливые, тяжёлые.

Расстояние до дивана, на котором сидят Они кажется вечностью, разрываемой лишь их смехом и запахом их сигарет. Сколько я ни иду, они кажутся мне всё так же далёкими. У меня перед глазами пятна, поначалу это яркие горящие точки, они разрастаются и заполняют собой всё пространство комнаты, они превращаются в солнца, которые пронизывают моё тело своими лучами, потом тускнеют, гаснут и растворяются в воздухе, когда я подхожу к дивану и сажусь рядом с Ними. Я закуриваю; затягиваюсь и не могу выдохнуть - дым остаётся во мне, делая моё тело тяжёлым и полным, точнее, заполненным, так что мне трудно пошевелиться.

Среди Них, на самом краешке дивана сидит она: слегка вьющиеся волосы, влажные детские губы, бесконечно карие глаза - ливень и кружащий палые листья резкий ветер. Она курит, уперев руку в бок на уровне лица. Я сидел и смотрел на неё, порой забывая отвечать на редкие обращённые ко мне реплики. Мне стало скучно, резким движением потушил сигарету в пепельнице и ушёл. За всё время Они не сделали ни одного значительного движения, не сказали ни одного важного слова.

На улице всё так же серо, солнце всё так же пробивается сквозь тучи. Не знаю сколько я провёл у них; может быть, несколько минут или часов, а может быть, это уже утро другого дня.

Я делаю несколько шагов в неизвестном направлении и вдруг замираю - она там, на другой стороне улицы, за бесконечным потоком ксеноновых фар, идёт, гордая, одинокая и чертовски красивая.

Я иду за ней, перехожу дорогу; она несёт меня, как море несёт лодку на тихих волнах, мерно покачивая, скрывая шторм; она несёт меня в гавань, но достичь её можно, лишь бешено ускорив движение, отдав ему всю силу, и вот я уже почти бегу, и мне кажется, что я никогда не догоню её. Мы идём уже рядом, ноя чуть позади, всего на шаг. Мы подходим к странному высокому дому, она открывает дверь и исчезает в темноте проёма. Я выжидаю какое-то время и вхожу вслед за ней, поднимаюсь по лестнице, окружённой непроглядной темнотой; дойдя до площадки второго этажа, я нечаянно роняю бензиновую зажигалку, звякнувшую о железные прутья перил, прежде чем упасть на последнюю ступеньку - дом отзывается тишиной и я продолжаю подъём.

Я узнаю её квартиру по широко распахнутой двери. Она вышла ко мне из темноты проёма и сразу же узнала меня. Я подошёл к ней и вошёл в неё, чтобы только она могла узнать меня; единым клубком мы влетели в квартиру и дверь захлопнулась за нами. Всё происходит в абсолютной, призрачной тишине - страстная непредсказуемая игра тел.

Утром меня разбудил шум. Она была рядом - вьющиеся волосы, сладкие губы, бесконечно карие глаза, ливень и порывистый ветер, чёткие очертания обнажённого тела и животный запах прошедшей ночи: осень. Она позвала кошку: ночно-чёрную, с длинным пушистым хвостом, лунно-жёлтыми глазами, египетским профилем - самку во время течки. Та прыгнула на кровать и улеглась у неё на животе, закрыв хвостом её лоно и положив лапы на снежную грудь. Я бездвижно и беззвучно лежал рядом, представляя, как кошка выпустит когти и разорвёт её тело, превратив его в кровоточащий пульсирующий комок мышц и обрубленных нервных окончаний.

В окно стучалось горячее утреннее солнце. Она оделась и, бросив на меня свой ничего не значащий бесконечный взгляд, ушла. Я перевернулся на живот, и, осторожно улыбнувшись, закрыл глаза, медленно проваливаясь в сон.

Мне уже никогда не догнать её.

16 сентября - 5 ноября 2001 года.