Kopa : другие произведения.

Дзнп

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главный герой отправляется на лодке в море и его захватывает смерч, который переносит его на острова, где с ним происходят разные события, он чуть не погибает.

   0x08 graphic
  
  

ПОВЕСТЬ

Глава первая.

На обитаемом острове

   Маму надо слушать. Мама никогда плохого не посоветует. Гуль еще не расстался с соской, а уже не слушал маму, проявлял ненужную самостоятельность, в садике он писался. Поэтому нянечки и воспитатели называли его "наш зассыха". Как будто они гордились тем, что у них растет такой замечательный мальчик, после которого надо было постоянно сушить простыни. В школе он учился на четверки п пятерки, поэтому ни в одну школьную компанию его не принимали. Зачем нормальным пацанам хорошист и зубрила? В университете он не пропускал ни одной лекции, не пропивал стипендию, не носил рваных джинсов и не ломился по ночам в комнату к девчонкам. Даже преподаватели называли его "наш ненормальный". Такие всегда вызывают подозрение и сомнения в их человеческой полноценности.
   Женился. И опять не на той, которую ему выбрала мама. Мама его не прокляла. Мамы не имеют такой привычки проклинать своих детей, даже когда они не слушают их советов. Но уже на свадьбе вместо поздравления она прошипела ему в ухо, но так, чтобы никто не слышал:
   - Ну, ты еще хлебнешь с ней полной ложкой! Помяни мое слово, сынок! Я ее насквозь вижу.
   Он хлебнул в полной мере. В самом прямом смысле. Морской водицы. Правда, жена здесь была ни при чем. Чуть было не отправился к Нептуну. Но не отправился. Всё-таки мама-ангел не могла допустить такой несправедливости, хотя и неблагодарный сын отмахивался от ее советов. Иначе это был бы некролог и пора было бы уже ставить точку. Некролог не может быть многословным. Это же не книга из серии "Жизнь замечательных людей".
   Это вполне правдоподобная, полная жизненного оптимизма история, которая еще толком и не началась. И в конце концов герой выйдет сухим из воды. Но обсыхать ему придется очень долго.
   Какую же мамину заповедь на этот раз нарушил Гуль, что вовлекло его в круговорот таких событий, которые он не мог представить даже в самых фантастических видениях? Мама, провожая его сначала в школу, потом в университет, потом в большую взрослую жизнь, постоянно ему напоминала: "Сынок! Не верь девкам! Не бойся мышей! И никогда не проси у моря погоды!" Всё-таки материнская сердце - это вещун, оно видит на много лет вперед. А расстояния для него вообще не помеха.
   Как он не мог верить таким милым, загадочным созданиям, как девушки? Разве их уста приспособлены для лжи? Он делал им контрольные, мыл за них пола сначала в школе, а потом в общежитии, подносил им сумки, затаскивал для них мебель на пятый этаж. Но целовались они не с ним.
   Мышей он не просто боялся. Это был панический первобытный страх. Если он видел мышь, то взлетал на стул и визжал так, что мыши навсегда уходили из этого помещения, кроме тех, которые навсегда оставались там, сраженные мышиным инфарктом.
   Вот с морем ему не повезло. А ведь всё начиналось так хорошо. По-праздничному начиналось.
   Две семейных пары отдыхали на побережье. И какой его черт дернул угоститься морской рыбкой, которую без всякой суеты можно было купить в ближайшем поселке?
   Солнце поднималось над горизонтом. Он прихватил удочки, баночку с червяками и отправился в свое первое морское путешествие. Чувствовал себя настоящим Колумбом. Не клевало. Он отгреб подальше, но и там ни один из обитателей морских глубин не покусился на полудохлых червей. Видно, заелись, буржуи! Отплыл еще пару сотню метров. Уж слишком сильно было желание удивить всех ухой с дымком.
   Утро было тихое, солнечное и жизнерадостное. Ничто не предвещало беды. Волны ленивые и небольшие покачивали резиновую лодку. Гуль поклевывал носом. Наблюдать за прилипшими к водной глади поплавками, которые не подавали никаких признаков жизни, было нестерпимо скучно. Особенно для того, кто никогда не увлекался рыбалкой. Что же? Не все наши желания исполняются. Он уже решил возвращаться назад. Скажет, что решил совершить прогулку по морю, а удочки случайно оказались в лодке.
   Взялся за весла и застыл, как статуя. На него надвигался темный высокий столб. Водяные потоки по спирали взмывали вверх. Столб выл, как голодный волк, засасывая в себя воду и неотвратимо надвигался на него. Вода возле лодки забурлила. Это смерч. Конечно, с берега он вызывает другие чувства, рука сразу хватает телефон, чтобы запечатлеть это редкое природное явление и поделиться им с другими. Когда ты в море, а берег так далеко, тонкой ниточкой, то у тебя совершенно другие чувства. Как-то не восхищаешься природным феноменом, а испытываешь перед ним самый примитивный страх.
   Другой бы заматерился, чтобы выразить свое отношение к этому стихийному явлению, но Гуль не матерился, а потому только бормотал непрестанно: "Мамочка! Мамочка!" Но мамочка была далеко и ничем не могла помочь любимому сыночку. Даже советом. Вот его лодка стала крутиться всё быстрее и быстрее, а потом, как будто могучая рука стала поднимать ее вместе с гребцом, который судорожно ухватился за борта. Гуль пробормотал "Мамочка!" - и всё! Больше его не стало. Был Гуль и нет Гуля. Последний проблеск сознания был именно такой: "Мне конец!" А дальше никакого сознания.
   ... Всё тело ломило. Такое ощущение, что тебя долго и старательно лупили палками. Может быть, даже арматурными прутьями, не спрашивая его согласия. Это как-то нецивилизованно. Он пошевелился. Но движение доставило ему боль. Даже дышать было больно. Застонал.
   - Живой! Хэ! - хохотнул невысокий плотный мужчина.
   Один глаз у него косил и жил своей отдельной жизнью, то есть не выражал никаких эмоций.
   Фамилия у него была короткая и легкая Пух.
   Рядом с ним возвышался грузный мужчина, которого по-простому все называли Толяном. На подбородке его одутловатого лица была ямочка, которая то расширялась, то сжималась. Сапогом он пошевелил лежащее тело. Прикасаться рукой он брезговал. Раздался стон.
   - Ага! - согласился Толян. - Живой. Видно море пожалело его и выбросило на берег.
   Пух спросил:
   - Вызывать "скорую"?
   - На фига? - удивился Толян. - Мы его и без всякой "скорой" его вылечим. У меня, знаешь, какой богатый опыт? Погранцов надо вызывать. Чудится мне, что иностранец это. Может быть, даже шпион. Хочет разнюхивать наши секреты, там, про секретные объекты и прочее. Нам награду за него дадут. Сечешь, Пух? Бухнем тогда! Ты давай сторожи, а я погнал за погранцами.
   Погранцы, как и положено в рабочее время, пили водку.
   - Во! Толян! Падай!
   - Это... мужики! Там на берегу какой-то мужик валяется. Не наш и в отключке.
   - Может быть, бухой?
   - Не! Не пахнет! Море выбросило.
   - Ладно! Пойдем глянем!
   Глянули.
   - Во! Блин! Точняк не наш. Одежка не наша на нем. Наш клиент. Грузим, мужики! А вам за бдительность выпишем награду.
   - А может, его тут и чпокнуть? - предложил Толян. - Делов-то! Каменюкой по кумполу и всё! И в море его бросим! Откуда пришел, туда пущай и идет. Зачем нам иностранцы?
   - Ты бы только чпокал, Толян! - сказал старшой. - Не начпокался, пока в мусорах ходил? Всё кровь мусорская играет? Не! У нас так не работают. У нас тонкая работа.
   - Как скажите!
   - Нет! Мы его доставим, допросим, потом особистам сдадим. Пусть те его раскручивают. За это нам благодарность. Может, даже премию дадут. А за трупака фига с маслом. Грузите его, мужики! Только осторожно! Не бросать! Это же вам не дрова какие-нибудь!
   Гуля взяли за руки - за ноги и понесли к пограничной колеснице . Затолкали на заднее сидение. Гуль застонал, чуть приоткрыл глаза и снова закрыл их. Его подперли с обеих сторон.
   = Это,- нюнил Толян,- корефан! Про меня с Пухом-то не забывай. Это же мы его нашли. Хотя бы на пузырь выдели! Ладно уж, ордена и звезды на погоны пущай уж вам достаются!
   - Находчивые вы мои! Разве можно про вас забыть?
   Гуля привезли на заставу, выгрузили, занесли и посадили на лавку. Он завалился на бок. Его выпрямили. Только опустили, он опять на бок. Это раздосадовало погранцов.
   - Малой! Позови лепилу! - приказал старший.
   Пришел фельдшер с непременным белым чемоданчиком с красным крестом. Из грудного кармана выглядывал градусник. Пощупал ребра, посмотрел зрачки, зачем-то постучал по голове. Правда, не сильно. Гуль только стонал. Каждое прикосновение доставляло ему боль.
   - Хрен его мама знает! - наконец-то выдал он диагноз. - Вроде всё на месте: руки, ноги, голова. Может, очухается. Хоронить заранее не будем. Это не наш принцип.
   - Может, ему в торец врезать? - предложил один из бойцов.
   - Бабе своей врезай! - сурово сказал старший. - Тебе бы только врезать. Надо тонко работать. Что это тебе тренировочная груша? Это ценный агент иностранной разведки! Кладезь ценных для государства знаний. И он их нам должен выложить. Всё выложить! Мы его должны беречь, как око зеницы. Уяснили, сявки? Или мне повторить?
   Хорошо, что никто не знал ни что такое око, ни что такое зеница. Но начальству положено время от времени произносить непонятные слова. Все поняли, что этого чела надо беречь, а боксовские навыки отрабатывать на ком-нибудь другом, не таком ценном материале.
   - Может, ему водяры дать? - предложил отличник пограничной службы. - Она меня всегда в сознание приводит. За редким исключением. Хотя, конечно, жалко переводить добро на этого хлюпика.
   - Говоришь, водяры?
   Старшой задумался.
   - А что? Можно попробовать? Ведь лучшего до сих пор человечество пока еще не придумало.
   На заставе водка всегда водилась. Налили полстакана. Запрокинули Гулю голову, разжали зубы ложкой и вылили водку. Она забулькала, проскакивая всё дальше и дальше. Гуль дернулся, как от электрошокера, потом открылись и округлись глаза, потом рот, щеки его порозовели, на лбу выступили капельки пота. Пальцы что-то быстро перебирали.
   - Чмошник-то наш очухался! - обрадовались погранцы.
   - Водка творит чудеса, - авторитетно произнес старший. - Свершилось очередное чудо. Возрадуйтесь, братья!
   Ткнул Гуля пальцем в грудь.
   - Говорить можешь?
   Гуль удивленно оглядывался. Сознание постепенно возвращалось к нему. Он старался понять, что с ним произошло. Где же он находится? К тому же его организм впервые познакомился с водкой. И внутри происходил какой-то незнакомый ему процесс.
   - Ты кто?
   - Я? - прохрипел Гуль.
   Он удивленно посмотрел на старшего, потом перевел взгляд на его подчиненных.
   - Свинья! Дурака не валяй! Отвечай, кто ты!
   - Гуль.
   Старший покачал головой, посмотрел на подчиненных. Те хохотнули. Ну, и дурень им попался!
   - Как?
   - Гуль.
   - Во! Блин! Гуль-буль-буль. Кто тебя забросил к нам? Не молчать! Отвечать на мои вопросы!
   Еще кусок сознания вернулся к Гулю.
   - Смерч.
   - "Смерч" - так спецслужба называется, которая тебя забросила к нам? Отвечать, сволочь! Четко и быстро!
   - Это природное явление. Оно порой возникает на морской поверхности.
   - Будешь говорить правду, еще налью водки. Будешь молчать, клизму вставлю, тупая скотина. Коровью клизму. Знаешь, какая она здоровая? И через нее зальем тебе водку.
   - Нет! Только не это! Пожалуйста!
   Все удивились. Было понятно, что перед ними иностранный агент. Свои от водки никогда не отказываются. А если и отказываются, то с явным намерением, что их отказ не примут во внимание. Есть такие застенчивые люди.
   - Какое у тебя задание, Буль-буль? Отвечать!
   - Я Гуль. Разве трудно запомнить мою фамилию?
   - Да мне хоть хрен собачачий! Отвечай на вопросы! Придурок!
   - Водку не будете заставлять? Я не пью совершенно.
   - Не будем! Нам больше достанется. Ну!
   - Понимаете, мы отдыхали две семьи у моря. И я решил побаловать их рыбкой, утречком, пока все спали, я сел в лодку и отправился в море. Но возле самого берега не клевало...Я отплыл дальше.
   Он рассказал, что с ним произошло до того момента, как он потерял сознание. Подробно описал смерч.
   - Складно поешь, Буль-буль. Хорошую тебе легенду сочинили в центре. Чувствуется рука профессионала. Не желаешь признаваться? Ладно! Сейчас тебя заберут особисты. Помотаешь кровавые сопли на кулак. Там работают настоящие профи. Они камень заставят говорить.
   В особом отделе обрадовались. Уже который год они не вылавливали ни одного агента. Даже ветераны службы не могли припомнить ничего такого. И от этого они скучали и хандрили. Они потихоньку спивались и теряли остатки профессиональных навыков, которыми и так-то были несильно наделены. Даже мускулы слабели. И на животе появлялись морщины.
   Тут такой настоящий иностранный агент! Проблема только в одном. Начистить бубен сначала, а потом допрашивать? Или наоборот? Или сразу одновременно начищать бубен и допрашивать? Тут мнения разделились. Даже заспорили. Ждали решающего слова начальства. Ибо издревле повелось, как начальство скажет, так и надо. Субординация! Понимать надо!
   Начальство, за годы безделья расплылось до двух центнеров и окончательно спилось, высказалось так:
   - Действуем методом кнута и пряника. Ты....
   Палец уткнулся в одного из подчиненных. Тот подскочил.
   - ... Будешь добрым следователем. А ты злым и жестоким. Если камень нагревать, а потом охлаждать, он обязательно рассыплется. Чередуйтесь, чтобы сбить его окончательно с толка. Метод дает стопроцентную гарантию.
   Начал красноглазый, то есть злой. Он сделал свирепое лицо и взял увесистую дубинку. От долгого уотребления дубинка окончательно потеряла лакированную поверхность.
   Грохнул кулаком по столу. Но не рассчитал силы удара. И тут же завыл от боли. Что его еще больше рассердило. К тому же стол подпрыгнул и с него полетел на пол и разбился любимый стакан, из которого столько было перепито, что он мог бы писать романы из жизни доблестной разведки. Если бы, конечно умел писать. Осколки любимца блестели по всему полу. На это нельзя было смотреть без душевной муки.
   - Говори, скот, с каким заданием тебя забросили к нам? И не вздумай тут вилять хвостом!
   - К нам это к кому? - наивно спросил Гуль. - Я до сих пор не знаю, куда я попал.
   Злой следователь понял, что до этого упырка не дошло, с кем он имеет дело и куда он вообще попал. Это было возмутительно.
   - Дурака корчишь? - прошипел он.
   - Никого я не корчу. Мне просто интересно, куда я попал. Вы бы не могли бы мне это разъяснить? Пожалуйста!
   - К нам попал. И ты всё расскажешь, иначе...иначе...
   Злой поднял ушибленный кулак и подул на него. Из-за какой-то падлы себя чуть не травмировал. Двинуть бы в бубен этому хлюпику! Но он им нужен живой и с не вывихнутой челюстью, чтобы мог говорить и давать показательные признания. И он заговорит! Кулак к тому же еще не отошел от боли. Но тут его сменил добрый. И злой ушел не без удовольствия. Есть прекрасное средство снять любую боль. И сейчас он им воспользуется. В достаточном количестве.
   Трубы горели и требовали, чтобы их залили очередной порцией. Зачем терпеть пожар, когда его можно потушить? Согласны?
   - Мы с вами коллеги. Ведь так же? - спросил добрый, улыбаясь. - Ведь мы же делаем одинаковую работу. И можем с полуслова понимать друг друга.
   - Это в каком смысле? - оторопел Гуль.
   - Хоть мы и враги, но мы работаем в одних органах. Поэтому нам нетрудно понять друг друга. Чекист всегда поймет чекиста. И я мог бы оказаться на вашем месте. Постучу по дереву. Тук! Тук! Не хочу оказаться на вашем месте. Но не застрахован. Не повезло вам. Смысла упорствовать нет никакого. Ну, провалились. Но жизнь-то продолжается. А дороже жизни ничего нет. А с поражением надо смириться. Профессиональные агенты везде и всегда востребованы. Так давайте работать вместе. Ведь смысл не в том, на кого работаешь, а в том, что занимаешься любимой работой. Выдайте явки, выведите нас на резидента и станьте двойным агентом. Это же так увлекательно, когда и вашим, и нашим, балансируешь на бревне, чтобы не упасть. Купоны стригите и там, и здесь. Да любой на вашем месте согласился бы на такое. Перед вами открываются такие перспективы! А какие возможности! Огромадные!
   - Вы меня не за того приняли. Я рядовой обыватель.
   И Гуль уже в который раз рассказал историю, как две семьи отдыхали у моря, и он решил побаловать их ухой с дымком и отправился на лодочке в открытое море. А тут налетел смерч, закружил его...
   - Разговор у нас не клеится, - вздохнул добрый. - Ну, что ж, дружок! Пусть с вами пообщается мой коллега. Он уже, конечно, успел отдохнуть и набраться свежих сил. Я не одобряю его методы. Но, знаете...
   Вошел злой. Лицо у него раскраснелось. На лбу блестели капельки пота. И, кажется, прежняя злость уменьшилась. Он уже охладил горящие трубы. И злость улетучилась. Поднес кулак к лицу Гуля - да! Да! Тот самый! - и громко спросил:
   - В бубен хочешь? Только не задерживайся с ответом. Считаю до дясяти. Я вообще-то только до десяти и умею считать. Время пошло!
   Гуль догадался, что под бубном имеется в виду его лицо. Ему, конечно, не хотелось, чтобы его били по лицу. Это же очень больно. И как любой нормальный человек, он старалася избегнуть боли.
   - Не хочу. Совершенно.
   - А не хочешь, тогда колись! Быстро!
   - Да не в чем мне колоться. Если было бы, в чем колоться, я бы давно раскололся. И не докучал бы вам. Вы уж простите меня!
   Он принялся рассказывать историю про семейный отдых у моря. Рассказывал скучно, потому что эта история ему уже самому надоела. Чекист зевнул.
   - Падла! Издеваешься надо мной? Ты чего мне горбатого лепишь? Я тебе пацан что ли какой-то? Я уже восемь лет в органах. Таких раскалывал, что тебе и не снилось. Тут передо мной матерые волки сидели. А через полчаса плыли, как говно на палочке. Знаешь, что я из тебя сделаю? Да нет! Отуда тебе знать!
   И злой рассказал, что он сделает из Гуля, подробно, с картинками, не упуская самых мелких деталей. "Какая богатая фантазия! - восхитился Гуль. - Ему бы романы ужасов писать! Стивен Кинг отдыхает. А может быть, он не умеет писать, поэтому и пошел в органы? Вон и допрос не записывает".
   Допрос продолжался до позднего вечера. Злого менял добрый, а доброго злой. В перерывах они удалялись в красный уголок, где под портретом президента была тумбочка с горячительными напитками.
   - Здесь кушать чего-нибудь дают? - не выдержал Гуль. - Я уже сто лет ничего не ел. Даже в тюрьме кормят три раза в день.
   На этот раз допрос вел добрый. Он замолчал и удивленно уставился на Гуля. Так смотрят на инопланетянина. Скривил рот.
   - Конечно! Конечно! - согласился добрый. - Но только после того, как вы признаетесь и согласитесь на сотрудничество. Так что в ваших интересах сделать это как можно быстрей. До голодного обморока.
   Дешевле согласиться со всем, иначе заморят голодом. Еще и бубен начистят умирающему от голода. А ему это надо? Сколько он себя помнит, еще никто ему не чистил бубен. Драчунов он панически избегал.
   - Я агент иностранной спецслужбы, - вздохнув, признался Гуль. - И послан со спезаданием.
   Он вспомнил прочитанные им шпионские романы и стал в подробностях рассказывать о своей шпионской деятельности. Как его готовили к заброске, какие ему давали инструкции. Добрый был на седьмом небе. Наконец-то за много лет они поймали настоящего шпиона и доказали, что они недаром едят свой хлеб и водку. А то ведь время от времени им доводилось слушать горькие упреки и разные угрозы.
   С резидентом вышла заминка. И Гуль признался, что он и есть тот самый резидент, который будет создавать здесь агентурную сеть и вся связь будет осуществляться через него. В центре посчитали, что так будет лучше.
   Гуля накормили и дали ему матрас. Не спать же двойному агенту на голых досках. Агент с ревматизмом как-то им не очень кстати. Не будет уже прежней прыти. Агенты должны быть здоровыми людьми.
   Гуль без всякого стремления со своей стороны стал самым ценным двойным агентом ДЗНП. Тем более, что других агентов у спецслужбы не было. Как-то иностранные агенты обходили их великую державу стороной. Почему-то она их не интересовала.
   Он спросил, что значит ДЗНП, которой он отныне будет беззаветно служить. Чекист глубоко задумался, закатил глаза к потолку, почесал за ухом, наморщил лоб, пожевл губы и глухо произнес:
   - А хрен его знает! ДЗНП и есть ДЗНП! Зато звучит красиво и величественно. А это самое главное. Величественность то есть.
   - Вы не знаете, что значит аббревиатура вашей страны? - удивился Гуль. - Феноментально!
   - Абре... виа... - забормотал чекист. Было понятно, что это слово он слышит впервые. - Это... не надо иностранных слов. У нас этого не любят. У нас народ простой. И он понимает только простые слова или когда ему съездят в бубен. Тогда ему все сразу проясняется. Мудреет на глазах.
   На досуге Гуль попытался самостоятельно разгадать это название. Но каждый раз получалась какая-то чушь, полная бессмыслица и нелепица. Даже перед самим собой было неудобно. Но википдии здесь уж точно не было.
   "Демократическое заморское независимое пространство... Добрый знаковый национальный проект", - бормотал он и тут же отбрасывал. Всё это было настолько глупо и бездарно..

Глава вторая

Гуль получает задание

   Гулю выделили особую комнату, где кроме кровати, тумбочки и умывальника.., ничего не было. Наверно, боялись, что в комфорте он разнежится и потеряет бойцовский азарт. Еда у островитян была непривычная для него. Это была даже не экзотика, а какое-то извращение. Рыбу он ел с удовольствием, не отмахивался от водорослей и овощей, а вот есть кузнечиков, змей и летучих мышей отказался наотрез, чем вызвал немалое удивление. Это же деликатесы, которые подавались самым дорогим гостям. У местных жителей сушенные кузнечики, змеи, пожаренные на собачьем жиру и крылышки летучих мышей считались изысканным блюдом, которые они уминали с поразительным аппетитом. Настаивать не стали. Самим больше достанется. Водки ему больше не предлагали и не столько потому, что он отказывался. Но из соображения, что если кто-то не пьет, значит, ты выпьешь его долю. Вполне разумное соображение.
   Водку начинали пользовать с раннего утра, только продрав глаза. Это было что-то вроде утреннего ритуала. Приняв дозу, совершали утренний туалет.
   Уже к середине рабочего дня все ходили под бодуном, шумно разговаривали и удачно, как им казалось, шутили. Иногда разыгрывали друг друга. Например, могли сходить по малой нужде в карман куртки коллеги. Или налить в графин воду из унитаза.
   Гуль полностью восстановился. Начальник его вызвал к себе. Он восседал за столом, накрытым зеленым плюшем.
   - Ну, вот что, Буль-Буль, - торжественно произнес он, как будто собирался вручить ему почётную грамоту. - Слухай сюды!
   - Вообще-то я Гуль, гражданин начальник.
   - Молчать! Сказал Буль-Буль, значит Буль-Буль. Старшему по званию всегда виднее. Хватит тебе задаром государственный хлеб жрать. Начинай работать! Приносить обществу пользу. Тот, кто не приносит пользу, бесполезный элемент. И от таких мы решительно избавляемся. Дубиной по башке - и Вася косой не ч ешись!
   - Что же это за работа? Я готов.
   - По специальности. По специальности. Ты кто? Иностранный шпион. Ты должен создавать в стране агентурную сеть. Вот и создавай ее. Выполняй свою непосредственную работу. Тебя же этому учили?
   - Как это? Я не совсем понял.
   - Ты дурака не включай! Ты же профессионал. Не мне тебя учить. Сам всё знаешь прекрасно. Ходи и вербуй! Создавай агентурную сеть! Даром мы тебя кормить не будем. В нашей конторе бездельникам делать нечего. А ты теперь наш, двойной агент. Доходит?
   - А среди кого в ербовать?
   - Да среди всех. Никого не пропускай!
   - А среди ваших можно? Конторских.
   - Нужно! Так мы выявим кротов и продажных шкур. Очистим свои чекистские ряды. Оздоровимся.
   Страна, куда Гулю посчастливилось попасть, состояла из нескольких островов, на самом большом острове находилась столица, которую, не мудрствуя лукаво просто и скромно называли Первопрестольной.
   Северный остров напоминал крючок, если смотреть на него сверху. Здесь жили сельские обыватели, которые пахали землю, выращивали сады и виноградники, разводили скот. Они кормили всю морскую державу. Еще и платили налоги в государственную казну. Узкий пролив отделял "крючок" от острова, почти круглой формы с небольшой зазубриной с боку. Это была гавань, где стоял флот республики, торговый и военный. Получался такой вопросительный знак, сплошное недоразумение. На круглом острове и была столица. Именно здесь и находился Гуль в офисе спецслужбы, где ему и отвели скромное жилище. В прочем, Гуль и до этого никогда не жил в роскоши.
   Гуль вышел из здания СБО - службы безопасности островов - и скоро оказался на берегу моря. Перед ним открылась бескрайняя даль. Где-то там очень далеко его семья и друзья. Наверно, уже ищут его, сообщили в полицию. Может быть, тралят прибрежную полосу, думая, что он утонул.
   На горизонте ни одного паруса, ни одного дымка. Мысль о том, что он никогда не вернется назад, была невыносима. Никто за ним не следил. Неужели ему так доверяют? Да и куда ему бежать? Только к морским обитателям на закуску. Кинув несколько камешков в набегавшие волны, он поплелся в город. Настала пора познакомиться с этой страной. Чтобы он не вызывал подозрения, ему выдали подходящую одежду. Ничто не должно было выдавать в нем иностранца. Он свой, коренной житель. На нем были полотняные штаны, кожаные мокасины и гимнастерка из плотной ткани. Местные жители одевались просто, но основательно. Главное для них было удобство и надежность одежды. На голове у него был серый берет. Появись он в таком виде в родном городе, его бы приняли за бомжа и пугливо бы шарахались от него. А здесь он сходил за своего.
  

Глава третья

Гуль начинает вербовку

   Начальник посветовал ему говорить попроще, без всяких иностранных слов, вставлять побольше слов-паразитов и слов из ненормативной лексики. Именно на таком языке говорят местные жители. А грамотная речь вызывает у них подозрение. Гуль органически не переносил мата, так же, как и водки, и согласился только на "блин" и "ёкарный бабай". Начальник махнул рукой. Что возьмешь с недотепы?
   Недалеко от берега располагался рынок. Здесь всегда было многолюдно и шумно. Большую часть жизни островитяне проводили именно в этом месте, или как покупатели, или как продавцы. В воздухе были разлиты всевозможные ароматы фруктов, овощей и рыбы.
   Приезжали сельчане с северного острова целыми семьями и привозили товар для продажи. С вырученных денег они уплачивали налоги, покупали обновки и самое необходимое, что они не могли произвести в своем хозяйстве.
   Они торговали хлебом, овощами, фруктами, виноградом, мясом, молоком и маслом. Столичные жители их открыто презирали, но обойтись без них не могли, потому что иначе сдохли бы с голода. В свою очередь сельские обыватели смотрели на столичных жителей, как на трутней. Но они вполне мирно уживались друг с другом.
   Жителей северного острова сразу можно было отличить от столичных обывателей. И по внешнему виду, и по речи, и даже по запаху, который исходил от них. Некоторые столичные дамы, отправяясь на рынок, надевали маски, чтобы уберечь свои легкие от всевозможных запахов.
   Лица сельчан были темными, кожа толстая и задубелая, поскольку круглый год они были продуваемы всеми ветрами. С утра и до заката они проводили свой день в поле или на море.
   Гуль решил, что рынок - это лучшее место для вербовки, поскольку оно самое многолюдное. Что можно ожидать от человека, который знал о разведывательной деятельности только из шпионских романов? Да и те были им читаны еще подростком. Он чувствовал себя настоящим Джеймсом Бондом, суперменом. Это придавало ему наглости. Осуществилась его детская мечта. Сейчас он зайдет в паб. Кажется, так называется это злачное место, где шпионы проводят большую часть своего рабочего времени. Между вторым и третьим глотками виски застрелит пару негодяев, которые пытались его убить. В это время на его коленях будет сидеть ослепительная блондинка с глубоким декольте и восторженно глядеть на него.
   Между четвертым и пятым глотками он собласзнит ярко-накрашенную красавицу, а между шестым и седьмым глотками обзаведется очередной парочкой свежеиспеченных агентов, которые будут заглядывать ему в рот и исполнять любые его приказы. Вот такую картинку рождала его фантазия.
   Выпив стакан виски, он выполнит важное задание и совместит приятное с полезным. И причем н икто не догадается, что рядом с ними был супер-агент.
   Никаких пабов он на рынке не увидел, виски не пил, а все роковые красавицы торговали ширпотребом и снедью, а на него даже не обращали внимания. Видно, что-то с Джеймсом Бондом у него не вытанцовывалось. Ну, что же! Выберет себе попроще образец для подражания.
   Он подошел к сапожной мастерской. Сапожник ремонтировал пару изрядно изношенных туфель. Вообще-то таки туфли выбрасывают. Но их хозяин был иного мнения.
   В этих туфлях он впервые увидел ее. В этих туфлях он пришел на первое свидание. В этих туфлях он плясал на свадьбе. В этих туфлях он встречал ее на крыльце роддома с первенцем. В этих туфдяъ он совершил первый поход в п убличный дом.
   Как же он их выбросит? Он их будет хранить до тех пор, пока они не начнутся рассыпаться от прикосновения. Ведь это не просто туфли. Это жизнь, это прошлое, это его душа. Это всё, что он имел в жизни.
   Он их положит в коробку, перевяжет коробку алой ленточкой и уберет коробку на антресоли, забитые ненужными вещами, которые рука не поднимается выбросить на помойку. А вдруг когда-нибудь пригодятся?
   Каждый раз перебирая содержимое антресолей, он будет брать трепетно коробку в руки, развязывать бантик, приподнимать крышку и любоваться ветхими туфлями, вспоминая первое свидание, первый поцелуй, как он нес невесту до крыльца дома, плясал с ней на свадьбе, как он со страхом шел впервые к продаждм женщинам и т.д.
   Гуль подумал об этом мгновенно, пока сапожник забивал гвоздики в каблук. Он всего себя отдавал этому делу, как будто создавал мироздание. Он взглянул на Гуля строго из-под густых бровей, которые нависали над его невыразительными глазами, смотреть в его глаза было очень скучно. Бывают такие люди со скучными глазами, которые ничего, кроме зевоты, не могут вызвать. Увидишь подобные глаза и всякая охота говорить с таким человеком пропадает.
   - Чего тебе? - спросил башмачник. - Чо ты там приволок?
   - Во-первых, здравствуйте, милейший! - Гуль широко улыбался.
   Он был само дружелюбие. Он был уверен, что первое достоинство агента расположить к себе другого человека, чтобы он почувствовал в тебе друга.
   Башмачник пробурчал что-то себе под нос, показывая всем своим видом, что он не любитель всяких условностей. Если что-то надо, то сразу приступай к делу. А не ходи вокруг да около. Не отнимай зря времени.
   - Любезный, я иностранный агент. Шпион, так сказать.
   Гуль сказал это без всяких эмоций, как будто сообщил, что во дворе чудесная погода. И теперь с нетерпением ожидал реакции башмачника.
   На лице башмачника тоже ничего не дрогнуло. Глаза его по-прежнему оставались блеклыми и невыразительными. Такое впечатление, что он не понял того, что ему только что сказали. Может быть, идиот?
   "Конечно, он не понял смысл моих слов, - подумал Гуль. - Или принял меня за шутника". Признаков интеллекта на лице башмачника при всем желании нельзя было обнаружить. Он был похож на тупое животное, которое умеет делать свое несложное дело - и всё. Гуль сделал второй заход. Уходить с пустыми руками не хотелось.
   - То есть я прибыл в вашу прекрасную страну из другой страны. Я иностранец. Я впервые у вас. У меня задание создать здесь агентурную сеть, которая собирала бы различные сведения и выполняла поручения нашей разведки. То есть разведки иностранного государства. Вы понимаете, о чем я?
   Сапожник задумался. Или скорее всего впал в недолгую спячку. Ибо задумываться он, скорее всего, не мог. А от обилия новых для него слов у него сработал механизм торможения. Наконец он вернулся в реальность и спросил:
   - Ну? И чо?
   - Не согласитесь ли вы стать агентом? Всё-таки ваша профессия располагает к этому. К вам заходят самые различные люди. В том числе и военные.
   - Как это? Чего это?
   - Будете мне сообщать, о чем говорят ваши посетители. Особенно, если это касается критики властей, выражения недовольства существующими порядками, призывов к сопротивлению. Ли делятся какими-то государственными секретами.
   - А пити-мити? Как?
   Башмачник сделал жест, понятный людям всех стран во все времена: он энергично потер большим пальцем об указательный и средний пальцы и вопросительно глянул на Гуля. Гуль кивнул.
   - Само собой. И вот что, любезный. Вы будете агентом номер один, самым главным. Завербуете еще три агента и за каждого получите по одному пити-мити. А я буду вашим резидентом. Каждый из завербованных вами агентов должен завербовать по три агента и за каждого получит по пити-мити. То есть получится уже девять агентов. А значит, вы получаете дополнительно еще по девять пити-мити. А те девять агентов вербуют по три агента каждый. И уже получается двадцать семь агентов. Значит, вы получаете еще двадцать семь пити-мити. Все растет в геометрической прогрессии. Не успеете оглянуться, как станете богачом.
   Башмачник почесал лохматую голову, которую он мыл только под дождем или когда залазил в море искупнуться. Понятия о мыле он, конечно, не имел.
   - Блин! Пойдет!
  
  
  

Глава четвертая

Грохот очень доволен

   Директора спецслужбы, кстати, звали Грохот. Вот к нему Гуль направил свои шпионские стопы, чтобы отчитаться за первый день своей деятельности, чтобы знали, что он недаром ест государственный хлеб. Рассказал о своей схеме вербовки. Учитывая искреннюю любовь островитян к пити-мити, схема должна была принести неплохой урожай. Гуль даже радовался за себя, что он оказался таким находчивым в совершенно новом для него деле. Вон как ловко у него получилось с вербовкой башмачника!
   Грохот одним глотком опорожнил полстакана, вытер губы и рявкнул:
   - Ты голова, Буль-Буль. Плохо, что водку не пьешь. Но это дело поправимое. Еще будешь хлестать, как заправских островитянин. Это я тебе говорю.
   Грохот хохотнул и хлопнул его по спине.
   - Пити-мити на благое дело найдутся. У нас и статья такая имеется: на вербовку агентов. Только мы ее, сколько мне помнится, не использовали. Так пити-мити и пропадали даром. Вот теперь им и нашлось применение.
   Через неделю оказалось, что Башмачник завербовал несколько сотен агентов. Когда в бухгалтерии конторы посчитали, сколько ему должны были выплатить пити-мити, то схватились за головы. Грохот прослезился и чуть не налил Гулю водки, но вовремя успел остановиться. И выпил за него и за себя. И крякнул так громко, что спугнул ворон даже на соседнем здании. Они поднялись и покинули это злополучное место навсегда.
   - Даром мы хлеб не едим. Буль-Буль! Это же успех. На следующей неделе мне с докладом к президенту. Впервые отправляюсь без всякого страха и трепета, а напротив с радостью. Теперь уж доложу, так доложу. Такую операцию провернули! Хо-хо! Эх, надо дырочку сверлить на мундире. И тебя Буль-Буль не забудем. Хороший ты работник! Ценная находка для нас!
   В островной республике уже насчитывалось полторы тысячи предателей родины, готовых за пити-мити продать и мать родную. Складывалось впечатление, что вокруг тебя только одни предатели. Да и ты сам вполне мог быть предателем. Почему бы и нет?
   Президент и главные специалисты сели за низенький столик. Грохот разложил перед собой бумаги. Так его доклад будет выглядеть солидней. Сделал паузу. Опять для солидности.
   Начальник администрации президента поставил на столик графинчик и наполнил обе стопки. Президенту налил чуть побольше. И встал в сторонке. Мало ли чего еще понадобится.
   - Дело нужно начинать со стопки, - изрек президент. - И заканчивать тем же самым.
   Они синхронно смахнули стопки. Начальник администрации облизнулся. Но своевольничать он себе не позволял. Скромно стоял возле стены.
   Грохот рассказал о Гуле и о том, сколько уже завербовано агентов. Все они, разумеется, под колпаком спецслужбы. На каждого заведено досье.
   - Можете работать, когда захотите. А то, что это за страна, в которой нет иностранных шпионов и их агентов. Значит, никому такая страна не нужна. Это так, мелочовка. Не великая держава, а какой-то Мухосранск, который никому не интересен. Обидно получается. И что подумают подданные о правителе такой страны? Плохъо они подумают о нем.
   - За слежкой за агентами нужен штат контрагентов. Прошу вашего согласия на то, чтобы увеличить наши штаты. И даю вам слово, эффективность нашей работы увеличится ого-го! Зуб даю!
   Президент кивнул. Стряхнул с рукава соринку.
   - Ну, и финансами поддержать. Даром шпионить никто не будет. Пити-мити правят миром. Так уж устроена жизнь.
   - Дам распоряжение министру финансов. Пусть нарисует новые пити-мити. Он уже руку набил на этом. Осталось только морду набить. А морда у него широкая, лоснится. И захочешь, не промажешь.
   Посмеялись удачной шутке. А впрочем, президент не может шутить неудачно. Это же известно каждому. Каждая его шутка быстро расходилась в массах и становилась народной пословицей. Готовился уже пятый том шуток и афоризмов президента. Издавались они на глянцевой бумаге со цветыми иллюстрациями.
   Грохот радостно потирал руки. И благодарил судьбу, которая послала ему Буль-Буля. Он удвоил суточную норму выдачи водки сотрудникам. Это должно было их хорошо подстегнуть. И возвысить в собственных глазах.
   Через пару недель его настроение начало портиться. Нет! Президент свое обещание сдержал. Увеличили штат сотрудников, финансирование, даже выделили два десятка костяных счетов. Но теперь счет агентам уже шел на тысячи. И количество их продолжало увеличиваться. Агентурная сеть росла как снежный ком. Месяц - другой и окажется, что все население островной республики - это иностранные шпионы. Это был уже явный перебор. И за это президент по головке не погладит. Надо исправлять ситуацию.
   Даже контрагенты станут агентами во главе с Грохотом. Во будет смеху. Он вызвал Гуля. Посмотрел на него сердито и не предложил даже ему сесть. Пусть знает свое место! Постучал ногой по полу.
   - Буль-Буль! Эту фигню прекращай! Слышь!
   Гуль не понимал, чего от него хочет начальник. Ведь все складывалось так прекрасно. И до этого Грохот его постоянно нахваливал.
   - Что прекращать?
   - Вербовку прераащай!
   - Но ведь всё так хорошо идет. Вы сами говорили. И президент вон вами остался доволен. И все ваши просьбы выполнил.
   - Когда что-то идет очень хорошо, то это уже плохо. Что я буду президенту докладывать в следующий р аз? Что все граждане нашей великой державы иностранные шпионы и агенты? Что у нас полстраны предатели, наймиты, агенты иностранных разведок, готовых мать родную продать с потрохами? Это что же за страна такая? А ты читал, что они пишут? Вот беру наугад. "Довожу до вашего сведения, что на заборостроительном комбинате производится секретная военная продукция. Как-то: остро заточенные штакетины, прожилины для дальнего боя и столбы для того, чтобы разбивать ворота вражеских крепостей. То есть это продукция двойного назначения. Она складируется и распространяется. С работников берется подписка о неразглашении государственной тайны". Грамотно пишет, собака. А по сути бред. Или вот еще. "В приюте для бездомных животных идет подготовка боевых собак для использования их на полях сражений, где они будут выполнять различные функции. Персонал держит собак на голодном пайке. Мясо уносят домой. У собак вызывают голодную агрессию. Поэтому они готовы растерзать любое живое существо. Собак постоянно дразнят, тыкают им в морды палками, чтобы они стали еще злобнее и не знали жалости и пощады ни к кому. Это очень страшное оружие. Выпущенные на врага, такие собаки разорвут его в клочья, не оставят ему никаких шансов. Как известно, это оружие массового поражения, запрещенное международными конвенциями". Что это? Секретная шпионская информация? Это бред сивой кобылы. А вот это! Это просто шедевр! Да это золотыми буквами надо пропечатать! Вот! "В публичном доме "Давалка" дам с пониженной социальной ответственностью обучают различным приемам соблазнения и вербовки мужчин для использования их в последующей шпионской деятельности". И вот таких донесений целые мешки. Мало того, мы еще и оплачиваем этот бред. Мои сотрудники получают меньше, чем некоторые доносчики. Дожили!
   = По-моему, рациональное зерно в этих сообщениях есть,- решился возразить Гуль. - Из них мы узнаем о состоянии общественных нравов, о чем говорят в обществе. Какие темы наиболее актуальные.
   - Это, Буль-Буль, не надо меня путать своими заграничными словами. Хочешь, как сыр в масле кататься, слушай, что я тебе говорю и мотай на ус, которого у тебя нет. Умничать не надо. В нашей конторе хватит одного умника, то есть меня. А остальным слушать и исполнять. Буль-Буль! Разбери эти мешки и отправь своему начальству самые толковые, чтобы там не подумали, что у нас одни дураки живут. Из дураков какие агенты? Остальные сжечь! И сеть сократить. Пару сотен агентов нам хватит по самую макушку. Нечего на дармоедов государственные деньги тратить. И пару-другую десятков надо арестовать. И допросить с пристрастием.
   - Как арестовать? - смутился Гуль. - Мы же сами их втянули в агентурную сеть. И получается, что теперь мы должны их предать. Я им пообещал полную неприкосновенность. Получается, что я их обманул.
   - А мне по барабану, что ты им наобещал. Тут обещать только я могу. Заруби это себе на носу. Иначе я сам тебе топором зарублю.
   - Как нам отправлять сообщения? Сотовой связи здесь нет, телефонов нет, про дроны вы понятия не имеете. Конечно, можно семафорной азбукой. Только кто ее увидит? Кругом же океан.
   - Эти иностранные словечки отставь! А не то! У меня сильно не поумничаешь!
   Он поднял кулак и помахал им перед глазами Гуля. Кулак был чуть меньше его головы. Солидный кулак.
   - Виноват, - кивнул Гуль. - Больше не повторится. Исправлюсь.
   - Знаешь про бутылочную почту? Еще наши предки использовали ее. Дешево и сердито. И стопроцентная надежность.
   - Как у Жюля Верна? В "Детях капитана Гранта".
   - Как у нас. Заталкиваешь донесение в пустую бутылку, запечатываешь ее сургучом и бросаешь в море. Делов-то! Вот тебе и вся связь. Посылай свои донесения! Сколько хочешь!
   - Течение может вынести бутылки куда угодно. И ветер на море постоянно меняется.
   - - И чо с того? - Грохот пожал плечами. - Пущай течение несет их хоть к черту на кулички. Лишь бы куда-нибудь несло.
   - Мои кураторы, пардон, мои руководители не получат этих сообщений. Выходит, что вся наша работа зря. Что толку с донесений, если они не дойдут до тех, кому предназначены? Вся работа насмарку.
   - Ты, Буль-Буль, вроде не дурак, а рассуждаешь, как дурак. Ведь куда-то они всё равно приплывут. На то оно и море, чтобы по нему всё куда-нибудь приплывало. А для чего оно тогда, море, нужно? Сам рассуди!
   - Возможно. Куда-нибудь, конечно, принесет.
   - Не возможно, а приплывет. Всегда приплывало, а сейчас не приплывёт? Так, Буль-Буль, не бывает. Ее выловят, прочитают донесение. Ведь ясно же кому донесение. Вот и доставят донесение кому нужно. Это же просто, как два пальца об асфальт. Доносчики еще и вознаграждение получат. Так что донесут донесения, будь спок! А когда другие узнают, что за бутылки вознаграждение положено, так наперегонки понесут бутылки. А те, кому не достанется бутылок, сами напишут какое-нибудь донесение. Вот как надо рассуждать, Буль-Буль! А не как ты, недотымка. Мыслить надо глобально!
   - Ведь это...если сами начнут писать...
   -- Какая разница? Главное, чтобы донесение было. А кто его написал, не имеет значения. Донесение - оно и есть донесение.
   - А что ожидает тех агентов, которых вы арестуете? Всё-таки они доверились вам, мне. А теперь вот как. Нехорошо получается, товарищ начальник. Как-то не по-людски. Непорядочно.
   Грохот указательным пальцем оттянул нижнюю губу и отпустил ее. Так он проделал несколько раз. И каждый раз получалось громкое чпоканье, как будто захлопнули с силой дверь. Этому его научил давным-давно, когда он еще был мальчишкой, дядя по материнской линии, который потом героически погиб, когда пытался выпить на брудершафт с акулой. До той поры выпивание на брудершафт у него происходило без всяких инцидентов. Безмозглое животное неправильно приняло его намерение. А может быть, ему было недоступно чувство дружбы и взаимопонимания. Водку пить акула не стала. А вот закуску в лице дяди использовала в полной мере. Так что дядя остался даже без могилки, потому что хоронить было нечего. Акула же, наверно, до сих пор плавает.
   - Будь спок! - заверил Грохот. - Ничего с ними не случится. Ну, немного мои ребята поотрабатывают боксерские навыки на живых грушах. Им же нужны тренировки, приближенные к реальным условиям. Отпустим их с миром. Зачем их держать и кормить за государственный счет? А кто будет землю пахать, сапоги тачать? Кто детишков будет заделывать, будущих солдат и заботливых матерей? Папа Карло? Вот то-то, Буль-Буль! Думать надо стратегически, чтобы о всей державе сразу. А не так себе, прыг-скок - в уголок.
   - Решение разумное, - согласился Гуль. - Мудрое.
   - А то! Мы тоже не пальцем деланные! Кумекаем, что к чему, как, куда и сколько раз! Сечешь масть?
  

Глава пятая

Неожиданный звонок с самого верха

   Раздался тихий шелест телефонного звонка. Грохот скукожился, уменьшился в два раза и стал похожим на пушистого домашнего котенка, которого хочется взять на руки и тетешкать, и чмокать в мокрый носик..
   Двумя пальцами, как пирожное, он снял трубку и медленно поднес ее к уху. Лицо его стало умильным и сладким, как будто у него во рту была необыкновенной сладости конфетка. Толстая шея покраснела.
   - Господин президент! Я весь внимание. Впитаю, как губка, все ваши слова.
   С Грохота ручьями лился пот, брови его подрагивали, а нос нервно дёргался и жил своей самостоятельной жизнью. Гулю даже на миг показалось, что сейчас нос отправится самостоятельно г улять, как у Гоголя.
   - Господин президент, будет сделано. Непременейшим образом! В самом лучшем виде, так сказать. Как вы сказали, так и будет сделано. И никак иначе.
   Медленно опустил трубку, шумно выдохнул, выпрямился, вырос и первым делом налил себе полный стакан и выдул его в два глотка. После чего счастливо заулыбался. Щеки его порозовели.
   = Das ist fantastisch! - произнес он громогласно.
   Гуль удивился. Он ожидал чего угодно, но чтобы услышать немецкий язык в устах Грохота! Ничего себе!
   - Вы и по-немецки шпрехаете? Шикарно!
   - Кого? Чо ты сказал?
   Грохот поднес кулак к носу Гуля. Гуль отодвинулся. Со страхом посмотрел на кулак, потом на лицо начальника. Оно было суровым.
   - Я должен повторять, чтобы ты свои непонятные слова забыл. Тут тебе не там! Заруби это! А то...
   Тут же руку он спрятал за спиной. Посчитал, что может не сдержаться?
   - Не сердись, Буль-Буль! Случайно вырвалось. Работа нервная, сам понимаешь. Постоянно в напряжении, как струна. Президент хочет с тобой побеседовать. Вот такие пирожки!
   - Со мной? Президент?
   Неужели он ослышался. Как его скромная особа могла заинтересовать президента? Это было так неожиданно.
   - На завтра назначена встреча. Ты это, Буль-Буль, если я тебе что когда сказал со зла, ты уж не держи на меня обиду. Ведь я тоже человек, не из железа. Срываюсь. Это бывает. Ты уж прости меня, дурака. Это всё равно, когда газы скапливаются, скапливаются, а потом, как бабахнет. Так и со мной бывает. Ругаю себя за это. Понимаю, что так нельзя. Но срываюсь.
   - Что вы? Кроме добра, я ничего от вас не видел. Вы столько сделали для меня.
   - Хороший ты человек, Буль-Буль. Ты мне сразу понравился. Как увидел тебя, так ты мне и понравился. Плохо, что водку не пьешь. Но это дело поправимое и исправимое. А что мы болтаем? Времени-то у нас в обрез. Надо готовиться к встрече. Это же вам не пыхти-мыхти. Распоряжусь, чтобы тебя экипировали, как надо. Церемониймейстер разучит с тобой ритуал. Там все надо точь-в-точь. Это же тебе не девку щупать в кустах. Первым делом в баню. Там тебя отпарят, отмоют, умаслят всякими благовониями, чтобы от тебя исходил приятный свежий запах, как от цветочной оранжереи. Девок в бане не будет. Девки потом. А сейчас тебе нельзя ни на что тратить силы. Ту должен быть сосредоточенным и сжатым, как пружина. В тебе должна чувствоваться сила. Энергия!
   Всё закружилось вокруг Гуля. Сначала его, действительно, парили, мыли, обливали ароматной водой. Для этого вызвали лучших банщиков, которые обслуживали только вип-персон. Явился портной, долго снимал мерку, потом шили в авральном режиме, подгоняли, подшивали, добавляли, подтягивали, расширяли, украшали. К позднему вечеру Гуль выглядел как загнанная лошадь.
   Гуль стоял в новом одеянии перед большим в человеческий рост зеркалом и не узнавал себя. Красная бархатная курточка с позолоченными пуговицами, в нагрудном треугольном разрезе пузырилось волнами накрахмаленное жабо, в котором вспыхивали разноцветные блестки. На рукавах кружевнее оборки. Кошмар! Но еще больший кошмар начинался ниже. Это уже было выходящее за всякие границы фантазии. Даже шут выглядит приличней.
   Широкий зеленый пояс держал атласные штанишки, которые доходили ему до колен и были украшены алыми бантами. Верх был прошит золотой нитью. Нить эта извивалась змейкой. Еще и с пышными оборками. А на ногах немыслимо блестевшие алые башмаки с помпончиками, которые подрагивали при малейшем движении. К тому же башмаки скрипели как несмазанная телега.
  

Глава шестая

На приеме у президента

   Президент Байда, сколько помнил себя, всегда был президентом. У него даже было такое ощущение, что уже в материнской утробе он уже был предназначен для президентства. Он просто не мог быть никем, кроме как президентом. Некоторые рождаются обычными детьми, а он с разу родился президентом. Когда его спрашивали: "Будет ли он баллотироваться на следующий срок?", он улыбался и скромно отвечал:
   - Пора уже и честь знать. Надо давать дорогу молодым и энергичным. А я уже устал. Я такой же человек из крови и плоти. Я старею и слабею. И нужна молодая кровь и плоть. Я разорву цепь и сбегу с галеры. Буду лежать на берегу моря и ни о чем не думать. Вот о чем я мечтаю. И поверьте, это самая моя заветная мечта. Самая большая мечта. Больше мне ничего не надо.
   Снова на выборах за него отдавали 99,99 % голосов. Остальные 0,01% голосов - это голоса прочих кандидатов. Кроме самих кандидатов, за них больше никто не голосовал. Депутаты нижней и верхней полок парламента время от времени вносили предложение сделать пост президента пожизненным и передавать его по наследству. И доказывали, что это было бы очень суверенно и демократично. Байда не соглашался. "Конституция - это святое,- говорил он. - Не надо на нее покушаться".
   - У нас народовластие. Народ - верховный суверен и господин. А все мы лишь слуги его. Когда народ верит в своего президента, он будет голосовать за него и без всяких поправок в конституцию. И вообще ложил он на эти поправки вот такущий с пробором. Не будем давать повода нашим партнерам обвинять нас в зажиме народовластия. Мы всегда были, есть и будем сторонниками самой демократичной демократии. На этом стояли, стоим и будем стоять.
   Депутаты верхней и нижней полок парламента находили эти слова президента очень разумными и на какое-то время споры о введении пожизненного президентского правления и наследственной передачи власти утихали. Но только на время. Чтобы потом разгореться с еще большей силой.
   С женой Байда развелся. Почему? Он никогда не говорил на эту тему. На вопрос: собирается ли он снова жениться, Байда, улыбнувшись, отвечал:
   - Зачем? У меня уже есть жена, которой я никогда не изменю. И больше мне никого не надо. Никого!
   Страна замирала и жаждала узнать, кто же эта счастливица. И каждый раз Байда отвечал одно и то же:
   - Моя жена - это моя великая держава. я однолюб. и никогда ей не изменю. Кроме нее, мне никого больше не надо. Так было, есть и будет всегда, пока я буду президентом. И ндеюсь, что это любовь взаимная.
   Каждый раз после этих слов народ приходил в такой экстаз, что на несколько дней опустошал прилавки вино-водочных магазинов и пивных маркетов. Резко вверх шла кривая самогоноварения. Потому что такое счастье, что тебе так повезло с президентом, нельзя было не отметить широким загулом. Везде звучали здравицы в честь президента. Поэты сочиняли гимны.
   Церемониймейстер встретил Гуля приветливой улыбкой. Это был мужчина с бесцветными глазами и усами песочного цвета. Его светлые волосы стояли ежиком. Иную форму им придать было невозможно. Он остался доволен одеянием Гуля и повел его через залы и коридоры президентского дворца. Двери им открывали рослые гвардейцы. Казалось, что все они единоутробные братья.
   Они каждый раз щелкали каблуками вскидывали бердыши и медленно приоткрывали очередную дверь. Глаза их оставались неподвижны и ничего не выражали. Когда Гуль дошел до президентского кабинета, он уже был раздавлен роскошью президентского дворца. Любой султан бы от зависти слюной подавился. А Байда даже в этой роскоши оставался скромным человеком.
   Президент Байда очаровал его с первой минуты. Стоило Гулю войти в президентский кабинет, как его хозяин вскочил с позолоченного президентского трона и поспешно бросился ему навстречу. Взял его ладони в свои и потряс их. При этом ласково улыбался, как улыбаются старому хорошему другу, с которым связано много воспоминаний о невинных шалостях.
   - Счастлив видеть вас! Искренне счастлив!
   И потянул его к низенькому столику, за которым он обычно принимал посетителей. С одной стороны стояло кресло для президента с гербом республики, напротив для посетителя без герба. И чуть пониже.
   Они сели. Президент дружелюбно улыбался. На столике стоял графинчик. Президент наполнил стопки. Кивнул, приглашая выпить за знакомство, которое должно быть приятным и полезным.
   - За знакомство, друг!
   - Извините, я не пью. Не могу!
   Президентская стопка замерла на полпути до места назначения. Щека президента нервно дернулась. Так было с ним каждый раз, когда ему доводилось сталкиваться с чем-то необъяснимым. Поверить, что взрослый челоек не пьет, было очень трудно.
   - Не пьешь? Разве это возможно? Не ожидал!
   - А что обязательно, господин президент, надо пить? Для меня лучше всё-таки не пить. Не нахожу в этом ничего хорошего.
   - Как ты живешь, Буль-Буль? Тебя не обижают?
   - Нормально живу. Хорошо живу. Никто не обижает.
   - Это хорошо, что хорошо. А я, знаешь, выпью. За наше здоровье. Будь здрав!
   Президент опрокинул стопку и крякнул. Вытер тыльной стороной ладони мокрые губы.
   - Только, когда пьешь, чувствуешь полноту жизни. И еще больше хочется жить и пить.
   - Я готов пофилософствовать с вами на эту тему, но мне думается, что вы пригласили меня совсем не для того, чтобы обсуждать достоинства водки. Хотя соглашусь с вами, что это очень интересный вопрос. И не такой простой.
   - Само собой. Ну, любопытно было посмотреть на иностранного агента, который организовал такую широкую агентурную сеть под самым носом у спецслужб. Это какой же нужно иметь талант! Какие способности!
   - Господин президент! Я очень вам благодарен за столь высокую оценку..
   - Но не это главное, Буль-Буль! Не это. Вы все, иностранные черти, очень хитрые и умные. И всяких таких финтифлюшек наизобретали, о которых у нас даже не слышали. Сейчас моей стране нужен именно такой человек, как ты, хитрый и умный. Человек, который принесет новые идеи.
   - Это большая честь для меня, господин президент.
   - Ладно! Ладно! К делу! Рядом с нами находится островное государство ВОР, враждебное нашей державе. С древних пор они старались захватить наши острова и поработить наш народ. Уже было несколько войн.
   - Вор? Странное название!
   - Да, ВОР - Великая Океанская Республика. Хотя великого там ничего нет, кроме дури. Вот этого там с избытком. Иначе, как бы они осмелились на войну с нами? Они постоянно вредят и пакостят. Терпеть это уже невозможно. Они подрывают не только престиж нашей великой державы, но и мой собственный. А это уже совершенно недопустимо. Ибо я символ, сакральная фигура. Это все равно, что измазать дерьмом идола, которому поклоняются верующие.
   - Господин президент, у вас же есть армия. Хотя я сторонник мирного решения проблем. По крайней мере считаю, что нужно делать всё, чтобы решить проблему полюбовно. При помощи дипломатии.
   - Ты настолько наивный? Да, армия есть, но вот только мозгов у наших генералов нет. Они уже давным-давно разучились воевать. Да, наверно, никогда и не умели. Уже три раза воевали с ВОРОом и каждый раз терпели поражение. А вот у вас, у чужеземцев, всякие там штучки, хитрости, которые помогают вам побеждать врага. Буль-Буль! Ты должен помочь! На этот раз мы должны победить и разгромить этих проклятых воров. Раз и навсегда!
   Гуль заерзал на кресле. Поглядел за окно, которое занимало полстены и увидел внутренний дворик, выложенный мраморными плитками, ажурные высокие ворота, возле которых стояли два статных гвардейца с бердышами. Байда перехватил его взгляд и тоже посмотрел за окно. Может быть, он видел там что-то другое. Или настолько привык к виду из окна, что ничего не увидел.
   - Это ты, Гуль, видишь впервые. А я уже полвека. Полвека я уже президентствую. И что я сделал великого? Всё чаще я себе задаю этот вопрос. И всё горше мне становится. Даже эту мразь ВОРа не смог прижать к ногтю. И что обо мне напишут в учебниках истории?
   - И что же вы хотите от меня, господин президент. Наша встреча не случайна же: или я не прав? Я весь внимание!
   - Это враждебное государство должно войти в наш состав, как это было в древние времена. Мы должны восстановить историческую справедливость.
   - А какие же войска имеются у вас?
   - Все. И сухопутные, и морские, и воздушные.
   - Воздушные?
   - А как же? Это воздушные шары, с которых бросают камни на голову противника. Ну, и само собой разведка. Ведь сверху видно всё, ты так и знай. Хе-хе-хе! Короче, назначаю тебя военным министром. Мой личный портной сошьет тебе мундир. А ты готовься в великой войне. Эту войну нам никак нельзя проиграть. Это смерти подобно. Иначе нашей великой державе придет конец.
  
  
  

Глава седьмая

Гуль инспектирует войска

   Осмотр войск разочаровал Гуля. Солдаты жили в деревянных бараках, которые зимой отапливались буржуйками, поэтому по углам была наледь, а с потолка свешивались стеклянные гирлянды сосулек, которые солдаты время от времени сбивали. Кормили их скудно, потому что продукты, которые приобретались по госценам, уходили на рынок, где их уже перепродавали втридорога, имея с этого дела солидный навар. Генералы жирели, рядовые голодали.
   Деньги складывались в карманы интендантов и генералов, у которых распухали карманы и морды. Они строили себе виллы, замки, дворцы, закупали золотые унитазы.
   Весной солдаты рвали крапиву и щавель, из них варили щи и готовили салаты. А еще пили травяные чаи. Это спасало от анемии и цинги. Летом еще можно было жить.
   Оружие, которое они держали в руках, - это были ломы, лопаты и мастерки. Некоторые за годы службы ловко научились владеть ими. Но для борьбы с противником их мастерство вряд ли бы пригодилось. Для стройки они подходили, а для войны - нет.
   Генералы соревновались друг с другом: у кого круче дворец. Каждый старался перещеголять другого. Дворец стал символом успеха.
   Во флоте было два десятка лодок. Лодки рассохлись, зияли щелями, весла были сломаны. Поэтому их не спускали на воду, чтобы не потерять последнее, что есть в державе. Так что и флота как такового не было.
   Воздушные шары в последний раз надували при царе Горохе. Оказывается, и такой был в истории ДЗНП. И прославился он лютым тиранством и изощренными казнями. Поэтому он пользовался большой любовью народа.
   Шары лежали в холодном сыром помещении и лопнули по месту сгибов. Восстановлению они уже не подлежали. Гуль распорядился выбросить их на с валку.
   Не приходилось удивляться, что это воинство уже трижды получало по зубам от островных соседей. Непонятно было: почему они уже давно не захватили эту великую державу.

Глава восьмая

Гуль докладывает президенту

   Президент был удручен.
   - Сволочи! - прошипел он. - Ну, что мне делать с этими генералами? Расстрелять их что ли всех? Только жируют да дворцы себе отгрохивают. А может быть, их пустить в первую линию на врага. Это же прекрасная мишень. И проблема сама собой решится. Это же какая поьза будет для державы, если их всех перебьют!
   - Разумное предложение, - согласился Гуль. - После того, что я увидел, я бы их сам расстрелял. Совсем без генералов, однако, нельзя. Кому-то надо планировать военные операции, отдавать приказы, принимать решения и ледить за их исполнением.
   - Других наберем.
   - Я думаю, что подойдет сельская молодежь. Сейчас это самый здоровый элемент общества. Они умеют трудиться. Заботятся о своей скотине. Значит, убюут заботиться и о солдатиках. Хотя солдатики - это и не с котина. Но думаю, что они научатся и гуманному отношению к людям. К тому же! Какой сельский парень не мечтает стать Наполеоном, вырваться из рутинной среды, где круглый год одно и то же.
   - Наполеон? Это кто еще такой?
   - Это великий полководец.
   - Может, принять его к нам на службу. Дам хороший оклад, форму сошьем, что надо.
   - Он уже давным-давно отошел в мир иной.
   Когда генералы узнали, что их дворцы забирают под школы и больницы, а самих их переводят в солдатские казармы, они хотели устроить военный переворот. Хотя никакого опыта в этом деле у них не было. Но недаром же Гуль создавал агентурную сеть. Президенту доносили о каждом слове каждого генерала. Даже о том, чем заняты их жены, любовницы и дети.
   Началась чистка. Всех участников заговора сослали в деревни и на каменоломни для перевоспитания. С древних времен известно, что кирка и тачка - лучшие воспитатели. Заменили их худые деревенские парни, которые ретиво взялись за дело. Они и мечтать не могли, что когда-нибудь станут во главе армии. Счастье свалилось, как июльский снег на их головы. Пахали, как и в своей деревне на пашне, с рассвета до заката. Могли среди ночи приехать в часть и устроить выволочку. Казармы поднимали по ночам и проверяли даже постельное белье. Завсклады теперь боялись унести даже мышиный помет.
   Скоро лица солдат посвежели, спину их выпрямились и на плацу они стройно печатали шаг. Вместо рванины они переоделись в хорошую форму. Пряжки на ремнях блестели, как у кота то место, которое он так любит лизать. Их перевели на бывшие генеральские дачи, благо таких хватило бы еще на две армии. Многие впервые увидели ванную и унитаз. Кормили четыре раза в день. Обязательно выдавали мясное и кусок сливочного масла. Хлеб пах хлебом, а не лопухами и овсюгом. Половину бывших интендантов пришлось отправить на каменоломни и рудники. А те, что остались на местах и не помышляли даже, что можно что-то унести домой.
   - Всё какая-то польза! Пусть работают!
   Президент радостно потирал руки. Гулю он присвоил звание маршала. И торжественно вручил ему маршальский жезл. И даже чмокнул в макушку.
   Гуль долго отказывался и отнекивался. Но переубедить президента было невозможно. Он был уверен, что Гуль заслужил всё это и необходимо поднять его статус. От него теперь зависит будущее республики.
   Теперь на Гуле был синий мундир, с широкими алыми лампасами, шикарными аксельбантами и позолоченной портупеей. Жезл крепился к ремню с левой стороны, грудь его украшал орден "Заслуженный гражданин республики".
   Еще золоченные пуговицы. На голове фуражка с высоко загнутым передним краем. И серебряной эмблемой МВС - маршал вооруженных сил. Так не служивший никогда Гуль сразу удостоился высшего воинского звания. Феноменальный взлет!
   Ему казалось, что он похож на попугая. И его внешний вид вызовет не почтение, а смех. На него будут оглядваться и тыкать пальцами.
   Но когда он появился на людях, они, увидев его, замирали и смотрели на него с обожанием и восторгом. Многие вытягивались в струнку.
   Изготовили новые копья, боевые дубины и топоры. Лодки просмолили и сделали новые весла. На флагманскую лодку, где находился адмирал, поставили мачту и парус. Канаты заменили на новые.
   Прошили воздушные шары. Сделали новые корзины. И установили мягкие лавки.
   Теперь каждый день солдаты занимались боевой подготовкой. Учились владеть оружием, приемам рукопашного боя.
   Президент решил лично проинспектировать армию. И посмотреть, чего добился новый военный министр. Этому он решил посвятить весь день.
   Он проходил мимо строя бойцов, которые вытянулись в струнку. У президента было счастливое лицо. Вот это была настоящая армия, которую не стыдно бросить на войну. И она победит!
   На следующий день Байда принял Гуля в своем треугольном кабинете.
  -- Буль-Буль! Ты настоящий маршал! Ты полководец!
   Он приобнял Гуля и похлопал его по спине. Глаза у президента были ласковые. В уголках глаз блестела влага. Он был растроган.
   - Победишь ВОРа, присвою тебя звание героя республики. И памятник поставлю.
   - Господин президент! Я вот что подумал. Вы могли бы выслушать меня. Мне кажется это очень важным. Это обеспечит нам победу.
   - Товарищ маршал! Я слушаю тебя! Победа нам очень нужна.
   - Нам надо изменить тактику боя. Старая никуда не годится и обрекает нас на поражение. Мы должны воевать иначе.
   - Делай так, как считаешь нужным. Я тебе во всем доверяю.
   - Господин президент! Ведь как воевали ваши, то есть наши, славные воины. Воевали они по старинке. Ничего не менялось. А время-то идет. В военной тактике появляются новинки. А как мы воюем? На боевых кораблях приближаемся к вражеской территории и начинаем бросать в противника камни, которые, кстати, занимают очень много места. Камни тяжелые, поэтому корабли малоподвижны и не могут маневрировать. Камни порой только вдвоем могут поднять. И бросают, конечно, недалеко. Никакого вреда противнику они не приносят, поскольку просто не долетают до берега. А если и долетят, то от них всегда успешно увернутся.
   Президент беспокойно оглянулся, как будто высматривал врага, который мог притаиться за кустами. И поглядел на Гуля.
   - Что же теперь? У тебя есть предложения?
   - А вот что! Надо вот что сделать.
   Гель вытащил из брюк кожаный ремень. Байда с удивлением взирал на то, что он делал. Руки он сложил на груди.
   - Ремень, господин президент, уникальное изобретение человечества. Казалось бы, чего проще - полоска кожи. Ан нет! Не простая это полоска.
   - Что же в нем уникального? Ремень - он и есть ремень. Куда он еще годится, кроме как для поддержки штанов? Ну, еще отлупить кого-нибудь по задице.
   - Это предмет двойного назначения. Гражданского. Как вы верно заметили, для поддержки штанов. Представьте себе ситуацию, если бы нам постоянно приходилось держать штаны руками! Конечно, без ремня никак. Но его можно использовать и в военных целях.Военные называют его пращой.
   - Это еще что такое?
   - К сожалению, это я не могу продемонстрировать в вашем кабинете. Не могли бы мы пройти во дворик. Тогда вы увидите, что это за оружие, какова его эффективность. И оцените по достоинству.
   - Во дворик, так во дворик. Посмотрим, что у тебя там.
   Вышли. Гуль сложил ремень пополам, на месте сгиба уложил камешек. Байда наблюдал за его действиями с усмешкой. Разве ремень может быть оружием?
   - Господин президент! Подальше отойдите! А то мало ли что...Во избежание, так сказать.
   Президент отошел. И стоял в углу дворика, сложив руки на груди. Он смотрел на Гуля так, как смотрят на сумасшедшего. Гуль раскручивал ремень над головой. Всё быстрее и быстрее. Ремень со свистом рассекал воздух. Президент опять ухмыльнулся. Гуль отпустил конец ремня. Камень полетел к стенке, перед которой стоял высокий вазон со цветами. От вазона откололся кусок керамики и с громким стуком упал на гранитную плитку. Ваза какое-то время качалась.
   - Что это? - воскликнул Байда. - Как это?
   - Это боевое оружие. Довольно грозное.
   Гуль рассказал ему библейскую легенду о Давиде и Голиафе. Президент был поражен. Рот его был приоткрыт, он хлопал глазами. Протянул руку и пощупал ремень. Причмокнул языком.
   - Тяжеловеса пацан ремнем и камешком замочил! Чудеса! Фантастика!
   - Ну, вообще-то это называется пращей. Очень эффективное оружие в руках умелого воина. Опытные пращники в любом войске ценились на вес золота. Часто именно они обеспечивали победу. Господин президент, нам нужно приготовить отряд пращников. И тогда не надо даже будет приближаться к берегу. Для врага мы будем недоступны. А враг станет легкой мишенью для пращников. Представляете, какая это ударная сила? И затрат особых не требуется.
   - Буль-Буль! Ты башка! Ого-го! Готовь мне этих самых пращников! Бери кого угодно.
   - Это еще не все, господин президент. Позвольте мне злоупотребить вашим драгоценным временем? Если у нас будет греческий огонь, мы сожжём весь флот противника, тоже не приближаясь к нему, на расстоянии, будучи недоступными для врага. Мы уничтожим его флотЮ даже не начиная сражения.
   - Что еще за хрень такая? Поясни!
   - Это оружие еще эффективней, чем праща. Но для него нужна нефть, это такое полезное ископаемое. Оно находится под землей. Нефть очень хорошо горит. И при сгорании дает высокую температуру. Затушить огонь невозможно.
   - У нас ее называют жидкими дровами. Эту самую нефть.
   - Нужны еще некоторые компоненты, чтобы получить греческий огонь. Думаю, что они тоже имеются в вашей, в нашей, великой державе. Я набросаю чертеж пушки. Пусть ваши мастера сделают десятка три пушек. Думаю, этого будет достаточно. Мы сожжем вражеский флот за считанные минуты. Они даже не успеют ничего понять. Экипаж погибнет, если не успеет выброситься в море. И враг останется без флота.
   - Великолепно! Давай твои пушки! Давай твой греческий огонь! И тогда мы всем покажем! Я сразу поверил в тебя и не ошибся. Я сейчас же подпишу указ о назначении тебя военным министром. Нынешний старый пердун ни на что не годен. Я тебе присваиваю звание генерала. А после победы над врагом ты станешь генералиссимусом. Генералиссимус Буль-Буль! Это звучит... Нет! Фамилию придется поменять. Нет! Генералиссимусом я сделаю себя. А ты будешь маршалом. Это тоже очень хорошо. Почитай, второе место после генералиссимуса. Во так! Зацени!
   Гуль не служил в армии. И о войне знал только из книг и фильмов. Поэтому он дал простор фантазии. Порой фантазии помогает больше, чем опыт.
   С дерзостью неофита приступил к преобразованиям. Так Петр Великий после разгрома под Нарвой создавал новую армию. Ему пошили генеральский мундир. Сначала он его стеснялся. Ему казалось, что он выглядит в нем индюком и павлином одновременно. Было такое ощущение, что как только он покажется в этом мундире с широкими красными лампасами на штанах, золочёнными аксельбантами и пуговицами, как все начнут смеяться, тыкать в него пальцами и дерзко кричать:
   - А король-то, то бишь генерал, голый! Какой он генерал, если он никогда в жизни не держал оружия в руках! Смехота одна!
   Никто не смеялся и не тыкал пальцами. А напротив все вытягивались в струнку и глаза у всех становились стеленными и пустыми. Настоящие болванчики или идолы с острова Пасхи. Это мгновенное преобразование, которое он производил в окружающих, понравилось ему. Он уже свыкся с мыслью, что он генерал, что он военный министр. К хорошему быстро привыкаешь.
   Он начинал чувствовать себя Наполеоном, который способен вершить судьбы народов и держав. А что с того, что он до этого никогда не был военным: может быть, у него природный дар? И просто до сих пор он не знал об этом.
   Теперь даже Грохот, этот брутальный мужлан, замирал при его появлении и превращался в статую и оживал только тогда, когда Гуль исчезал из поля зрения. Такой трепет внушала генеральская форма. Что еще лишний раз подтверждает ее необходимость. Что бы там ни говорили злые языки.

Глава восьмая

Первая неделя на высоком посту

   Первая неделя у военного министра ушла на инспекцию хозяйства, которое ему досталось. Должен же он знать, что имеет и от чего ему отталкиваться. К тому же приобретет военные знания. Ему выделили колесницу с двумя гвардейками.
   Он объездил десятки гарнизонов, побывал на флоте, заходил в казармы и каптерки, сидел в столовых, совал нос даже - пардон! - в отхожие места, побеседовал с сотней рядовых и офицерами. И настал момент, когда ему показалось, что он знает об армии республики всё. Везде он находил недоставки, воровство, халатность, пренебрежение долгом. Порой у него было такое ощущение, что офицерский состав существует лишь для того, чтобы выжимать из рядовых все соки для собственного благополучия. За всё время инспеции среди офицеров он не встретил ни одного трезвого офицера, да и от многих рядовых явно попахивало не одеколона. "Как в таком состоянии они смогут пойти в атаку? - с ужасом думал Гуль. - Их же в первые минуты всех положат".
   Но обратимся к документу, поскольку у нас ни вольное сочинение, ни какой-нибудь там вымышленный романчик, а серьезное историческое исследование, основанное на фактах. И любой приведённый факт мы можем подтвердить документально. Гуль после инспекции врученного ему хозяйства подал отчет президенту. Главнокомандующий должен знать в первую очередь, чем он командует. Приводим этот документ:
   "Осмотр столовой произвел не менее удручающее впечатление. Такое зрелище можно выдержать только, имея крепкие нервы. Это то самое место, где надолго можно потерять всякий аппетит.
   На вопрос: "Собираются ли они готовить обед?" шеф-повар ответил "Перебьются!" и предложил мне присоединиться к их компании. От этого предложения я, разумеется, отказался. Как можно держать таких людей в армии?
   Я отправился в оружейное помещение. Начальника оружейки не оказалось на месте. Оружейка была открыта и совершенно пуста. Оружие разных мастей было свалено в несколько куч. Никакой охраны выставлено не было. Сопровождавший меня майор Б отмычкой отпер сейф. Там стояло несколько бутылок. Значительная часть бутылок были наполовину опорожнены. Открывшаяся мне картина не внушала никакого оптимизма. И очень ярко характеризовала общее состояние наших вооруженных сил. Копья, дубины, боевые топоры были разбросаны повсюду. Как будто специально. У многих копий древки от древности потрескались, наконечники же вовсе отсутствовали. Такое оружие годилось только на то, чтобы растапливать им печь. Несколько боевых дубин представляли собой труху, которая рассыпалась бы в пыль даже при легком ударе. С таким оружием даже самые опытные воины обречены на поражение. Не в лучшем состоянии оказались и боевые топоры. А ведь это самое главное оружие в сухопутных сражениях. Они, то есть боевые топоры, даже решают исход боя. Если бы этой воинской части пришлось участвовать в боевых действиях, то в основном они сражались бы голыми руками. Но военное сражение - это не поединок двух борцов на ринге. Здесь без оружия никак. Вооруженный воин всегда победит
   Ограждение воинской части сохранилось лишь в нескольких местах. Сопровождавший меня майор Б объяснил это тем, что жители близлежащих сельских населенных пунктов снимают ограждение для собственных нужд, при этом утверждают, что оно им нужнее. На вопрос, почему не пресекаются эти преступные деяния, офицер с удивлением ответил, что они рассчитываются самогоном и прежде чем снять очередное ограждение ставят в известность об этом начальника части. Получив согласие, они приносят самогон и уносят то, что им нужно.
   Мы отправились в ангары для осмотра боевой техники. Как и следовало ожидать, они никак не охранялись. Заходи и бери всё, что захочешь.
   Из боевых самокатов только три оказались в исправном состоянии, из боевых колесниц ни одна не была исправна. Или были сняты колеса, или погнулась ось, или отсутствовало ограждение. Это уже меня не удивляло. Напротив, я больше бы удивился, увидев исправную технику. Майор сообщил, что у них нет мастров для ремонта.
   На вопрос: проводились ли учения, смотры, занятия по строевой и боевой подготовке сопровождавший меня майор Б отвечал отрицательно. Причем смотрел на меня удивленными глазами. Будто я спрашивал что-то экзотическое.
  

Глава девятая

Вор полностью разгромлен и присоединен

   Реформы шли полным ходом. Гуль уже забыл, когда он в последний раз нормально выспался. Хорошо, если удаввалось вздремнуть пару-тройку часов.
   Мотался по гарнизонам, писал приказы, уставы, проводил совещания, совал свой нос в каждую дыру. Тут еще торопил постоянно президент:
   - Ну, когда же? Пора уже! Почему это так долго! Мне кажется, что наша армия уже стала непобедимой. Чего мы тянем кота за яйца?
   Настал день, когда Гуль сообщил, что армия боеспособна и может начинать боевые действия. И при этом президент может надеяться на успех и победу его армии. Прошли учения. На них был президент. Пехота ходила в атаку, колола копьями соломенные чучела, крушила их боевыми дубинами, раскалывала чурки боевыми топорами. Пращники метали камни в цель.
   Флотилия приблизилась к берегу, бросала камни и высаживала десант, который с криками "За родину! За президента!" наваливался на условного противника. Воздушные шары поднимались в небо и на условного противника обрушивали град каамней. Оставались только мокрые пятна. Президент радовался, как ребенок. Хлопал в ладоши.
   - Ну, Буль-Буль! Ну, сукин сын! Да мы теперь хоть кого отымеем! Во все дыры! Охо-хо!
   В войсках разучивали только что созданную песню "Несокрушимая и легендарная". Авторам, поэту и композитору, дали президентскую премию, которую за день-два и не пропьешь. Даже если пригласить всех друзей.
   Песня гремела в гарнизонах, на площадях, рынках. Любое мероприятие начиналось с исполнения новоиспеченного хита. В школах и детских садах дети заучивали и распевали песню. При этом они сильно топали ногами.
   "Песня - важнейший вид искусства,- говорил Байда. - Она поднимает дух бойцов, мотивирует из на подвиг ради родины и президента. Поэтому нам нужно много хороших песен. Это социальный заказ".
   Вот флотилия из двадцати семи лодок двинулась к берегам противника. На самой большой флагманской лодке находился адмирал, молодой парень из приморской деревни, который до этого был рыбаком, а поэтому хорошо умел обращаться с лодками. Разумеется, и Гуль был на флагманском корабле. Они вместе стояли на капитанском мостике.
   Дул легкий ветерок. Был солнечный день. Лениво перекатывались волны. Гортанно кричали чайки. Моряки гребли, распевая военно-патриотические песни, которые должны были укрепить их моральный дух и подвигнуть на подвиги ради отечества и президента. Противник заметил приближение вражеской флотилии и стал готовиться к сражению. Двинул свой флот из пятидесяти лодок. Превосходство почти двойное было на его стороне. И воровцы не сомневались в победе. Даже были уверены, что как только дзнповцы увидят их, то сразу же, как трусливые зайцы, бросятся наутек. А они будут их преследовать, топить и забирать в плен. Как говорится, делов-то!
   Но дзнповцы почему-то не бросились наутек, а уверенно шли на сближение, дистанция неуклонно сокращалась.
   - Дурак, он и на море дурак, - изрек очередной афоризм Кальсон, который командовал воровским флотом. - Сейчас мы им устроим трепку.
   За красноречие его называли Златоустом. И если нужно было выступить перед иностранной публикой, обязательно это дело поручали ему. И он всегда оправдывал доверие.
   - Это хорошо. Эти жалкие ублюдки навсегда запомнят этот день, если, конечно, останутся те, кому вспоминать. В чем я совершенно не уверен. Ну, что ж покажем им кузькину мать. Они этого заслужили.
   Приказал готовить боевые камни и абордажные трапы, по которым его воины будут перебегать на вражеские лодки. Матросы весело работали.
   Расстояние между флотами сокращалось. Но оно было еще недостаточным, чтобы бросать камни, но вполне достаточным, чтобы начать атаку "адским огнем". Гуль приказал приготовить пушки и зажигательные снаряды. Противник не понимал поднявшейся на их лодках суеты. Адмирал почесал затылок.
   Лодки стали бортами. Пушки были направлены на флотилию противника.
   - Что что там у них? - спросил Кальсон у офицеров, которые окружали его на флагманской лодке. - Кто-нибудь мне может объяснить, что они делают?
   - Трубы, товарищ адмирал. На их бортах какие-то трубы.
   - Идиоты! Что с них взять? В плен никого не брать. Нам лишние рты не нужны. А рыбок надо накормить их жирными и тупыми телами. И рыбка будет жирней и вкуснее. Сегодня у обитателей подвого царства бьудет настоящий пир.
   В трубах пушек уже были заложены снаряды. Это глиняные горшки с зажигательной смесью. Верхнее отверстие было замазано. И из него торчал фитиль, который следовало поджечь. Матросы держзали факелы.
   Каждая пушка была разделена на две части железной заслонкой.
   В первой части был сжатый мехами воздух. А во второй горшок с горючей смесью.
   И вот фитили подожжены. Ждали команды.
   Матросы подняли заслонки, и сжатый воздух вытолкнул снаряды, которые полетели на вражеские корабли. Там с недоумение на глядели летевшие в их стороны огненные горшки. Никто не мог понять, что это такое.
   Горшки падали на лодки врага, и те вспыхивали как порох. Далеко не все успевали выброситься за борт. И тогда сгорали заживо в адском огне. Живые факелы с нечеловеческим воем метались по лодкам. Зрелище было не для слабонервных.
   Горела вся передняя линия вражеских лодок. Жар ощущали даже дзнповские моряки. Сам адмирал Кальсон превратился в яркий факел, прежде чем рассыпаться в пепел. Температура пламени настолько была высока, что даже оловянные пуговицы на его кителе расплавились. Гуль приказал отойти назад на несколько десятков метров, постольку жар был нестерпим и могли загореться и их боевые лодки. Те вражеские корабли, которые не достал огонь, бросились к берегу. Матросы гребли изо всех сил, чтобы уйти подальше от вражеской флотилии.
   Со скалы главнокомандующий, а им был президент ВОРа, наблюдал за сражением. Его оптимизм быстро улетучился как утренняя роса от жаркого летнего солнца. Он спросил у свиты, что это всё значит. Что это за новое оружие у врага?
   - Не знаем, господин президент. Какой-то неизвестный нам вид оружия. Кажется, мы потеряли свой флот. И моряков.
   Но тут же его поспешили успокоить. Битва, мол, еще не проиграна.
   Воровские бойцы выстроились вдоль берега. Они были полны решимости. В их глазах горел воинский азарт. Возле каждого лежало по несколько крупных камней. У силачей чуть ли не валуны. Если такой камень попадет в лодку, то гарантировано пробьет днище. Корабли противника медленно приближались к берегу. Воровцы подняли камни. И покачивая, держали их на уровне плеч. У каждого было свое расстояние для броска. Сильный бросит подальше, послабее - ближе.
   Уже представляли камнепад, который обрушится на врага, убьет и покалечит многих моряков, сломает борта и пробьет днища. Они еще ответят за свой адский огонь! Очень ответят!
   Корабли вдруг все остановились. Расстояние было довольно далекое. Камни туда не добросишь. Бойцы стали переглядываться между собой, глядели на командиров. Почему вражеская флотилия не идет к берегу? Может быть, они отказались от атаки и сейчас уйдут в море? А жаль! Так хотелось им показать, кто в доме хозяин. Струсили?
   Победа остается за ВОРом, пусть он даже и потерял весь свой флот. Но враг позорно отстпил. Лодки можно налепить и новые. Подумаешь, потеря! Жалко, конечно, что людей потеряли. Опытных моряков.
   Чем дальше затягивалась пауза, тем больше воровцы верили в то, что они выиграли войну, даже толком не начав ее. И сейчас эти презренные трусишки бросятся наутек. Вот и вся война!
   Тут воздух наполнился свистом. На воровцев обрушилась туча камней. Каждый размером чуть больше грецкого ореха пущенные с близкого расстояния слабой рукой они не представляли бы собой никакой опасности. Но скорость этих камней была настолько велика, что они чуть ли не на вылет пробивали грудь или голову. Уклониться от них было невозможно. Они были везде. Плотность обстрела была очень велика, и ряды воровцев на глазах редели. Берег наполнился стонами раненых и умирающих. Президент ВОРа почувствовал, как похолодело внутри.
   Раненые ползали по песку, обагряя его кровью, стонали. Но никто им не мог оказать помощи. Вскоре оставшиеся в строю в ужасе побежали, позабыв про своих раненых товарищей. Командиры даже и не пытались остановить их и бежали вместе со всеми. На черных скалах за сражением наблюдали большеклювые чайки.
   Флот подошел к берегу, стремительно высадились десантники и бросились за убегающим противником. Вопили они так громко, что над морем не остаось ни одной чайки. Скалы опустели.
   Воровцев убивали дубинами, копьями. И вот уже весь берег был усыпан трупами и ранеными. Пена возле берега стала красной от крови. Гуль ужаснулся увиденному. Впервые он почувстовал, что война - эир безнравственное дело.
   Президент ВОРа с генералитетом и со своей свитой успел убежать и укрыться в президентском дворце. Настроение у всех было хуже некуда. Все были подавлены и грустны. Решали, что делать дальше. Оставался президентский полк, национальная гвардия. Но первый годился только для церемониала, а гвардия, чтобы гонять мирное население. С реальным противником они никогда не сталкивались.
   И сколько времени они могут удерживать противника? С унынием признали, что самое лучшее вступить с противником в переговоры, признав свое поражение. Конечно, держаться с достоинством, не показывать страха и выторговать для себя наилучшие условия мира. А там, как получится.

Глава десятая

Правительство вора капитулирует

   Сошлись на том, что придется отдать часть территории, выплатить репарации. Над президентским дворцом подняли белый флаг. Президентский полк сдал оружие в оружейку. И отправился в казарму.
   Отдали приказ всем войскам сложить оружие и не оказывать захватчикам никакого сопротивления. И еще: выполнять беспрекословно все требования их командования. Быть вежливыми и крайне осмотрительными в высказываниях.
   Генералы расстались с мундирами. Достали из шкафов гражданские костюмы. Стали ждать. Изредка перебрасывались малозначительными фразами. Настроение у всех было паршивое. Как будто их окунули в яму с дерьмом.
   Ждали. Наконец появилось вражеское войско. Впереди шел Гуль в маршальском мундире и с маршальским жезлом. На боку у него висела сабля в посеребренных ножнах. Пуговицы блестели в лучах солнца.
   Перед дворцом поспешно расстелили ковровую дорожку. Гуля встретили по островной традиции. На подносе была соленая рыба. На боках ее чернели шарики перца. Гуль пожевал кусочек рыбы. Он уважал чужие традиции. Прошел в зал для заседаний, где собрался весь генералитет, правительство и руководители фракций парламента. На столах, покрытых белыми скатертями, стояло множество закусок и бутылок с напитками. Разумеется, спиртными. На любой вкус, от легких вин до крепких водок. Гуля проводили на почетное место. Он сел. Выдержал паузу.
   - Господа! - недовольно сказал Гуль и сердито оглядел богатый стол, за которым можно было накормить не одну роту. - Застолье следует за переговорами, а не наоборот. Не могли бы мы пройти в другое помещение, где могли бы обсудить условия мира. Я пришел сюда именно для этого, а не для того, чтобы выслушивать тосты. Для этого не место и не время.
   Придворным это предложение не очень понравилось. Они насторожились. Кажется, дело принимает плохой оборот. Но кто же будет спорить с победителем? Президент согласно закивал и предложил перейти в его кабинет, где проводились деловые совещания и принимали послов иностранных государств.
   Теперь в главном углу усадили Гуля. Президент сел от него по правую руку, военный министр - по левую. Остальные, где довелось.
   - Позвольте, многоуважаемый маршал? Я хочу высказаться.
   Президент поднял руку, как школьник на уроке. И просительно заглядывал в глаза Гулю.
   - Мы признаем свое поражение. Это очевидный факт. И думаю, никто его отрицать не будет. Я отдал приказ армии сложить оружие и не оказывать сопротивление. В чем, надеюсь, вы уже успели убедиться. Ведь не было же никаких случаев? Мы подпишем мирный договор, передадим вам часть нашей территории и выплатим репарации. Разумеется, в разумных пределах. То есть видите, мы во всем идем навстречу. Мы готовы к переговорам.
   Президент был готов говорить и дальше, но Гуль остановил его решительным жестом. Президент замолчал и виновато оглядел своих соратников. Они сидели, опустив головы. Такого унижения они еще не испытывали в с воей жизни.
   - Победитель диктует условия, а не побежденный. Разве это вам не известно? Слушайте наши условия! Полная и безоговорочная капитуляция. Разоружение всех воинских частей и роспуск солдат и офицеров по домам. В казармах не должно никого оставаться. Наши войска оккупируют все острова ВОРа. В стране будет установлен оккупационный режим. Подробный регламент будет разработан в ближайшее время. Наше командование и высшее политическое руководство решит: присоединить ли территорию ВОРа к нашей великой державе или оставить независимую республику. Я же не имею компетенции решать подобные вопросы. Через некоторое время всё будет известно.
   - Уважаемый маршал! Это же чересчур! Вы перегибаете палку.
   - Чересчур? - Гуль приподнялся и постарался придать себе самый грозный вид, как и подобает победителю. - Господа! Вы не понимаете своего положения. А положения ваше таково, что я объявляю вас арестованными. Всех до одного. С этой минуты! Дальнейшую вашу судьбу определит военный трибунал. Не сомневайтесь, всё будет в рамках законности. Сожалею, но шикарного застолья не будет. Я все сказал.
   Воровцы удивленно переглядывались. Ведь они были готовы пойти на любые уступки. Но чтобы такое? Это же произвол!
   В кабинет уже заходили воины с боевыми топорами, вывели присутствующих и отправили их в ближайшую тюрьму, из которой пришлось выпустить часть преступников, чтобы освободить места для членов правительства и депутатов. Байда вечером получил сообщение о победе и аресте правительства ВОРа. Вестника послали на самой быстроходной лодке, которая только имелась во флоте. Он приплясывал, как ребенок, хлопал в ладоши ии пританцовывал. Первого министра даже обнял и поцеловал в губы. Тот удивленно вытаращился на президента.
   Вечернее небо столицы озарилось праздничными фейерверками. Весь
   Но не все праздновали. Нашлись и такие, для кого это был не праздник, а настоящее бедствие. Для них этот праздник был как кость в горле. Это были генералы, которых отправили в отставку, придворные, которым не нравился стремительный взлет иноземца, министры, которые дрожали за свои кресла, боясь их лишиться. Среди них уже давно шел глухой ропот. Вслух они говорить боялись. Но победа над ВОРом заставили их действовать решительно. Медлить больше уже было нельзя. Им было ясно, что с завоевания ВОРа пробил их смертный час. Зачем они такие нужны президенту? Один Гуль всех их заменит.

Глава одиннадцатая

Заговор против Гуля

   Они всей душой желали поражения своей армии. Тогда никакого труда не составило бы сковырнуть Гуля и отправить в небытие. Но Гуль победил. Еще и как! Это была блистательная победа. Не потеряна ни одна лодка, нет ни одного убитого, даже раненого. Это просто невероятно!
   Вековечный враг повержен. Острова ВОРа оккупированы. Гуль - национальный герой. Президент чуть не молится на него и награждает его всяческими наградами. По любому вопросу он бежит советоваться с ним.
   Отставной генерал Ворон сохранил свою генеральскую дачу, хотя многие генералы их лишились. Может быть, президент учел его заслуги перед Отечеством. Как-никак участник трех войн. К тому же человек умный, хитрый и волевой.
   Но такую поблажку сделал ему не за боевые заслуги, ибо таковых не имелось. Во всех трех войнах войска под командованием Ворона потерпели поражение. А сам генерал позорно бежал с поля боя. Все военные операции, которыми руководил Ворон, были позорно провалены. В армии его открыто презирали. Некоторые плевали вслед ему. Но было много и таких, которые боготворили его.
   Дело было не в Вороне, а в президенте Байде, который не был так прост, как это могло показаться неискушенному в высокой политике человеку. У него всегда имелся запасной вариант. Байда ухватился за Гуля, вознес его на заоблачную высоту. Но это совсем не значило, что он во всем доверял Гулю. Вообще он никому не доверял. Как бы он ни был расположен к тому или иному человеку, но всегда был готов к предательству. Гуль не стал исключением. А что, если что-то пойдет не так, если он обманулся в своих ожиданиях и слишком передоверил человеку? Если Гуль завернет какую-нибудь загогулину? А у него, президента, ни одного союзника, ни одного соратника, ему просто не на кого опереться. Таково не должно быть. Всегда должен быть запасной, так сказать, аварийный вариант на непредвиденный случай. Ничто не должно было застать его врасплох. Он должен быть готов ко всему. Старый генералитет был изгнан с насиженных кресел. Но это не значило, что Байда поставил на нем крест. Некоторые генералы были изгнаны, если можно так выразиться, этак мягко. Ну, лишились должности. И этим всё ограничилось. Кресло освободили, но всё, что положено сидящему в кресле, осталось за ними. Привилегии их не пострадали.
   И эта была довольно большая группа генералов, которых лишили должностей, но не лишили привилегий, положенных генералам. Особо ущемленными они себя не чувствовали. Ни один из генералов не оказался на тюремных нарах. Начавшаяся было в газетах компания по разоблачению генералов как-то подозрительно быстро затихла. Само собой, замолкли и разговоры по поводу дела генералов. Они продолжали жить в свое удовольствие.
   Всё-таки генералы затаили обиду и среди них даже пошли разговоры о том, а не совершить ли военный переворот и не поставить ли во главе республики кого-нибудь их них. Первым делом, чтобы он расправился с ненавистным Гулем, а президента можно было убрать втихушку. На роль лидера - и с этим все согласились - лучше всего подходит генерал Ворон. Во-первых, фамилия звучит. Ну, что это за военный лидер, если он какой-нибудь Попиков или Засранцев? Зачем смешить народ? Имя лидера - это его флаг.
   А во-вторых, среди генералов он был самый хитрый. Хотя хитрецов среди них водилось немало. И что это за генерал, если он не умеет хитрить? Если бы состоялся конкурс "Мистер-хитрец года", генерал Ворон, несомненно, занял бы первое место и приз зрительских симпатий. Это был виртуоз, гений хитрости, настоящий маг по хитросплетениям. Здесь он был само совершенство.
   Время перейти от слов к делу. Собрались на даче. Дача - это условное название настоящего средневекового замка, который принадлежал генералу Шрулю. Построен он был, конечно, за счет бюджета. Ему бы за всю жизнь не заработать даже на одну башенку. А так вполне королевский замок.
   Немножко перекусили и немножко выпили. А как же иначе. Любое дело должно начинаться с этого. Некоторые даже предложили замутить баньку с элитными шлюхами. Но серьезные генералы заявили, что банька, конечно, будет, но только поле того, как они примут план действия. А сейчас расслабляться не следует. Не тот момент.
   Прислугу отправили. Все глядели на Ворона. Ворон грозно оглядел собравшихся. Некоторые поежились под его взглядом. Вот это настоящий генерал, если другим генералам он умеет внушить страх и трепет..
   - Мать вашу! Сколько я вам раз говорил: не борзейте? Ну, берешь, но будь скромным. Понемножечку, потихонечку, незаметно, не афишируя этого дела. Так нет же! Хапают полным ртом! До чего довели армию! Уничтожили армию! Обобрали до нитки! Солдаты голодные, оборванные, оборванцы лучше выглядят. Оружия в руках не держали. Вот пришел Гуль и из нищего сброда создал армию. Да мы ему должны в ножки поклониться за это. То, что вся ваша орава не могла сделать, он сделал один.
   - Товарищ генерал! Как же так? - удивились участники встречи. - Мы что собрались для того, чтобы восхищаться достижениями этого иноземца, который в любой момент всех нас может к ногтю прижать? Мы же вроде того-самого...А ведь скоро он до всех- нас доберется. И бошки нам поотрывает.
   - И правильно сделает! - сурово нахмурив брови, отвечал Ворон. - Давно пора это сделать! Разжирели, сукины дети! Всякий страх потеряли! А вместо мозгов у вас мякина. Я понял, что ничего дельного ожидать не стоит. Что с дуб-деревом иметь дело, что с вами. Это не военные склады обворовывать. Поэтому слухай сюда и не отвлекаться. О выпивке и о бабах не думать! Всё внимание к тому, что я буду говорить. Не отвлекаться!
   Понизил голос. Но всё равно его слышали даже в самом дальнем краю стола. Все сидели, не шелохнувшись, и боялись пропустить хотя бы одно слово. Некоторые даже не решались моргнуть. Ворон стал излагать план. Все были потрясены. Вот это башка! Не голова, а дом советов. Не просто варит, а самый настоящий кипяток. Любой из них ему и в подметки не годился. Вон как всё тонко и ловко. И откуда что берется? Простому уму это недостижимо. Гений - он во всем гений! Так что за Вороном они как за каменной стеной.
   - Поеду я. На вас надеяться нельзя. Обязаательно дров наломаете и любое дело испортите. Сделаете только хуже. А тут нужен тонкий подход, дипломатия и знание психологии. А этими качествами среди собравшихся здесь обладаю только я. Причем в высшей мере. Так что эту миссию я беру на себя.
   Будько, пузо которого упиралось в край стола, хотел спросить, что такое психология. Слово ему понравилось и он решил, что нужно ввести его в свой активный словарный запас. Тут же мудро передумал и мысленно похвалил себя за это. А то чуть-чуть не сорвалось с языка. Реакция же Ворона была непредсказуемо. Мог бы так его обмазать дерьмом. Кичиться своим невежеством не надо. Скромность даже генерала украшает, особенно в присутствии самого генералистого генерала, который был представлен здесь в единственном лице - в лице Ворона. И Будько похвалил самого себя за сдержанность.
   Заговорщики обсудили план. Удар должен быть стремительным и такой, чтобы от Гуля только кучка пепла осталась. Дунули на нее - и всё! - ничего нет.
   Покушение - дело опасное и непредсказуемое. А что, если не удастся? Здесь много случайностей. Если ниточки протянутся к ним, тогда уж точно головы не сить. Это же государственный терроризм, за который положена смертная казнь. Нет! Нет! Это очень опасно. Действовать только со стопроцентной гарантией, быть уверенными, что рыбка не сорвется с крючка. Такую гарантию может дать только клевета. Здесь попробуй разберись, где правда, где ложь, а человек уже измазан грязью с головы до ног. И отмыться ему очень сложно.
   Сборы были недолги. Генерал Ворон был не только блестящим стратегом, который предвидел игру на несколько ходов вперед, но и практик. Это довольно редкое сочетание для генералов. У нас ведь как? Либо сплошная маниловщина: а что если перегородить пролив плотиной, и тогда холодные воды Ледовитого океана не будут проходить на юг, и на Камчатке будут выращивать апельсины и авокадо и полгода нежиться на пляжах, наблюдая за брачной игрой касаток среди океанской глади. А что если Луну пришпилить на супертрос? Трос накрутится на земной шар, и Луна упадет чуть ли не у нас на огороде всесте со всеми своими несметными богатствами?.. А что если поставить электростанцию, которая бы вырабатывал элекстричество от Гольфстрима...
   А другие суетятся, мельтешат, ручонками сучат, ножками перебирают, а толку никакого. Хочется плюнуть и сказать: "Вы своими башками дурными сначала покумекайте, а потом за дело беритесь, рукосуи, мастурбаторы. Тьфу на вас триста раз!" Башкой надо думать, говнюки, а потом браться за дело! А не наоборот, как у вас обычно. Умел генерал Ворон любого опустить ниже плинтуса.
  

Глава двенадцатая

Ворон на поверженных островах-

   Генерал Ворон был не из тех и не из других. Глубина мысли сочеталась в нем с решимостью действовать. Бесплодного умствования он не признавал. И просто так фантазировать - это не про него. Байда его немного побаивался. "А что если возьмет и сковырнет,- думал он. - Генерал-то он решительный и способный на все, что угодно. Не задвинуть ли его куда-нибудь подальше?" Но не задвигал, потому что понимал, что дело это хлопотное и наживет он себе смертельного и опасного врага. Таких деятелей, как Ворон, чем дальше задвигаешь, тем выше возносишь. Неудачи и лишения только закаляют их и заставляют действовать. А когда они действуют - это опасно. И чревато.
   Генерал Ворон отправился на оккупированные острова с ознакомительной целью. По крайней мере, это была официальная версия. Посмотреть, познакомиться, составить доклад. Как генерал, он не только имел право, но и обязан знать положение в оккупированной стране. Поэтому никаких препятствий ему не чинили. Первым делом он, конечно, нанес визит Гулю, который встретил его в президентских аппартаментах. Гуль восседал в кресле в маршальском мундире.
   "К роскоши быстро привыкаешь,- усмехнулся Ворон. - Как бы тебе маршал-победитель не пришлось быстро сменить этот дворец на тюремные нары". Думая об этом, Ворон широко и искренне улыбался, как хорошему другу, которого он давно не видел. Они даже приобняли друг друга..
   .- Может, сначала перекусите с дальней дороги? - предложил Гуль. - Здесь великолепная кухня. Я уже успел ее оценить.
   - С удовобствием! - кивнул Ворон и широко улыбнулся. - Люблю иностранную кухню. Знаете, новые ощущения. Своё отечественное, как бы ни было хорошо, всё равно приедается. Только не подумайте, что во мне говорит низкопоклонничество перед иностранщиной. Я истинный патриот.
   - Что вы? И в мыслях не было, товарищ генерал. - Прошу в столовый зал. Уже всё готово.
   Удивительно, но стол сервировали с поразительной быстротой, как будто ждали визит важного гостя. Или Гуль предвидел его?
   = Да вы правы, генерал Гуль, на счет местной кухни. Я даже не ожидал такого. Здесь отличные кулинары.
   - У здешнего президента отменный вкус и он подобрал специалистов, которые бы украсили любой дворец.
   - Мда! Но только, бедняга, уже не может воспользоваться их искусством. Я слышал, что президент и министры в тюрьме. Или это не так?
   - Это так, товарищ Ворон. Они в тюрьме.
   - А не опрометчиво ли вы поступили? Или это было сделано по указанию нашего президента?
   - Опрометчиво? Что вы имеете в виду?
   - Вы могли бы сделать его нашим союзником. А поместив его в тюрьму, вы сделали его заклятым врагом нашей страны. Знаете, какой воспитательный урок даем мы народу, отправляя министров, президента в тюрьму? Думали вы об этом? Любой серьезный политик должен просчитывать последствия своих решений. Как размышляет простой человек? "Особа президента совсем не священна. С ним можно поступать как угодно. Как любого из нас, можно схватить, унизить, отправить на тюремные нары. А то и вообще лишить жизни без всякого суда и следствия. Он также беззащитен, как и мы". Потом. В чем его вина? В том, что он защищал родную страну, а не стал предателем и не сдался сразу на милость победителя и не пошел к нему в услужение? С каких же это пор защита родины стала преступлением? С каких пор за исполнение своего долга человека стали наказывать?
   - Ну, знаете, будучи на свободе они могли вредить нам. Всё-таки мы для них враги. Я решил исключить любую возможность вредить нам с их стороны.
   - Как вредить? Они же понимают, что в данной ситуации такое для них смертельно опасно.
   - Устроить заговор, организовать сопротиление, всячески препятствоать деятельности военной администрации. Разве вы не допускаете такого?
   - Могли. Но могли бы и обратиться к народу и призвать его покориться новым властям и не оказывать им сопротивления. Ведь это расчет на то, что их возьмут в новую администрацию. Люди больше доверяют своим, чем захватчикам. Вы об этом не подумали?
   - Так что же мне теперь делать? Выпустить их? Извиниться за то, что причинил им неудобства? И вернуть их на прежние места?
   - Думаю, что решение должен принимать наш президент. А интересно было бы взглянуть на этого Будилу. Что он за человек? Ведь я ничего не знаю о нем, кроме того, что он был президентом ВОРа. Знаете, просто распирает любопытство.
   - Это всегда пожалуйста. Для вас здесь всё открыто.
   - А вообще, дорогой Гуль, я восхищен вами. Говорю это с полной искренностью. В одночасье разгромить такого серьезного противника, это не два пальца обмочить. Наверно, вы уже знаете, что все предыдущие военные компании закончились неудачей. Каждый раз мы терпели поражение, как только пытались вторгнуться на острова. У противника очень сильная армия.
   - Разве могло быть иначе, товарищ Ворон? Мы должны были победить. У нас очень сильная армия.
   - Я понимаю, что вы имеете в виду,- пробормотал Ворон, пережевывая нежное рыбное филе. - И меня вы тоже считаете виновником разваа нашей армии? Как-никак одно время я даже воззглавлял генеральный штаб. Так что непосрдественно отвечал за вопросы боеспособности.
   - Нет! Когда я начал чистку армии, я не делал это махом, не отправлял всех огульно в отставку. Подходил индивидуально, изучал личные дела. Вас же не отправили в отставку? Вы были и остаетесь действующим генералом. И я рад работать рядом с вами. У вас же огромный опыт.
   - Но я был отстранен от дел. Но не будем об этом. У вас несмомнено богатый военный опыт. Ваши реформы оказались успешными.
   Ворон сделал глоток из бокала, в котором было красное вино, несколько раз побулькал во рту и проглотил. Лицо его расплылось в сладкой улыбке.
   - Честно? Я даже не служил в армии. Так что опыта у меня никакого.
   Вилка в руке Ворона зазвенела по тарелке. В тарелке лежали красные ломтики балыка. Он с удивлением поглядел на Гуля.
   - Такого не может быть! Никогда не поверю!
   - И тем не менее. Знаете, по состоянию здоровья. Зрение, там еще некоторые отклонения. К тому же я учился в вузе, из которого не забирали на службу. Но у нас была военная кафедра. Так что кое-какие знания о военном деле я имел.
   - Откуда же тогда такие глубокие познания? Вы самостоятельно изучали военную науку?
   - Здравый смысл. И не более того. Ах, попробуйте эти водоросли. Они укрепляют потенцию. Так утверждают кулинары.
   - А новые виды оружия? Как вы могли до такого додуматься?
   - Да какие они новые? Как раз очень древние. Если бы у нас было огнестрельное оружие, вот это была бы почти современная армия. А учитывая уровень существующей здесь военной техники, непобедимая и легендарная. Как поется в одной песне.
   - Огнестрельное? Это как? Поясните!
   - Ну, винтовки, автоматы, пулеметы, артиллерия, системы залпового огня, огнеметы. Для этого - увы! - нет материальной базы. Нужен порох, взрывчатые вещества, металлургия, машиностроение. А здесь, если и не первобытный, то все еще феодальный строй. Поэтому - увы!
   - Даже слов таких не знаю. В прочем, вы же чужеземец.
   - Ну, вот видите! Товарищ Ворон, вот эту икру непременно попробуйте. Тает во рту! Райское блаженство!
   - Там, откуда вы прибыли, всё это есть? Вот это самое оружие?
   - Конечно, есть. Есть танки, авиация, подводные лодки, ядерное оружие, то, что называют средствами массового поражения. Самое могучее оружие.
   - Это что же выходит, что те страны, откуда вы прибыли, в любое время могут нас завоевать? Мы просто не сможем ответить им. Они сделают это с легкостью. Проглотят нас, дажзе не подавившись.
   - Один взвод десантников за пару часов захватит все эти острова, даже сильно не напрягаясь. Не соммневайтесь!
   Устрица застряла во рту Ворона. Он спохватился и стал ее старательно разжевывать. Так можно и подавиться. Вон оно как выходит. А они считали себя пупом вселенной. Оказывается, они отсталая провинция.
   - Почему они не сделали этого до сих пор, если это так легко? Это какая-то непростительная глупость. Сильный всегда пожирает слабого.
   - Знаете, товарищ Ворон, я сам не могу ничего понять. Но ваших островов нет на наших картах. Понимаете? Для того мира вы не существуете. Сейчас нет неоткрытых земель, нет неоткрытых островов. Вас не существует для того мира, для тех стран. Объяснить, почему, я не могу. Конечно, можно строить догадки, но я не буду этого делать. Я готов рассказать историю, как я попал сюда, но, конечно, вы все это знаете. Служба безопасности должна была поставить вас в известность. Правда, там мне не поверили. Меня посчитали фантазером.
   - Мда! Всё это весьма странно. Выходит, что всё-таки чудеса бывают. Если под чудесами понимать необъяснимые явления. Что мы и имеем в данном случае. А может быть, вы из другого параллельного мира? Вы не думали об этом?
   - Вы верите в существование паралельных миров? Как-то на вас это не очень похоже.
   Ворон вытер губы саофеикой, икнул, но извиняться не стал. Откинулся на спинку стула.
   - Знаете, я родился и провевл детство на маленьком островке, где было лишь два десятка рыболовецких хижин. Самым уважемым человеком на острове был шаман. Он жил на отшибе в вырытой им землянке. Время от времени к нему приходили из деревни, когда нужно было попросить хорошей погоды, удачного лова или благополучного разрешения роженицы. Он кружился, бил в бубен, падал на землю, закатывал глаза и дергался в конвульсиях. А потом поднимался. В нем происходила резкая перемена. Он превращался в спокойного разумного человека и объявлял волю духов. Так вот он уверял, что есть мир, видимый всем и множество миров, которые суждено верить лишь избранным, как он. Он может попасть в эти миры и узнать волю богов и даже попросить их о чем-то. Вот для чего ему нужны эти странные обряды.
   Ворон отодвинул стол и сложил руки на животе. Снова икнул.
   - Все верили ему и боялись его. Никто не решился бы сказать ему обидного слова или не выполнить его просьбы. Я тоже безоговорочно верил шаману. А потом... ну. Потом я стал взрослым, уехал из деревни, закончил военную академию и стал генералом. Иногда я вспоминал этого шамана и вспоминаю. И каждый раз в затруднении. Действительно ли он общается с духами из других миров или это обман? Путешествовал или он по параллельным мирам или водил нас за нос?
   - И к какому же выводу вы пришли? Это очень интересно.
   - К какому выводу? Он умер как раз в тот день, когда наш президент начал военную реформу, то есть первым делом разогнал генералов. Как вы думаете, это случайность или нет? Уж очень это выглядит как-то подозрительно.
   - Ну, знаете, что я тут могу сказать...
   Гуль развел руками и скорчил гримасу, как ученик, который не выучил урока.
   - У меня тоже есть история. Мне было лет семь - восемь. Летом я с родителями поехал в деревню. Она стоит на крутом берегу сибирской реки. Стояли жаркие дни. И почти все время мы проводили у реки. По реке сплавляли плоты. И в этот день у берега как раз стояла такая длиннющая на метров триста связка плотов. Чтобы искупаться, нужно было пройти или выше по реке или ниже, где плоты кончались. Но нам мальчишкам это казалось излишней маетой. Мы залазили на плоты и прыгали с них в реку. И вот во время очередного захода, я вдруг почувствовал, что бревна расходятся подо мной. Полоса воды между ними становилась все шире. Я уже не мог стоять и бухнулся в воду. Погрузился на несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы течение отнесло меня дальше. Когда я стал выныривать, то увидел над собой сплошные бревна. Никакого просвета не было. Тогда я снова погрузился и проплыл, чтобы вынырнуть за плотами. Но к моему ужасу над моей головой были все те же сплоченные бревна. Я смертельно напугался. Неужели, всё? Конец? Сейчас я открою рот, чтобы вздохнуть, но в мои легие польется вода, и я пойду на дно. Я снова рванулся вверх. Уперся, стараясь раздвинуть бревна. И вот! Блеснул свет. И я увидел вверху женщину в старинном одеянии. Где же я уже видел ее? Ну, конечно, на иконке у бабушки. Это была Богородица. Просвет, как-то сам по себе стал расширяться. И я вынырнул. И вздохнул полной грудью.
   - После этого вы стали верующим? Поверили в Бога?
   - Не знаю. В храмы я не хожу, постов не соблюдаю, но верю...вот как-то по-детски верю...
   Гуль показал в потолок. Ворон поднял голову.
   -- ... кто-то есть. Там, над нами.
   Ворон поднялся. Гуль следом. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Изучали.
   - Я распоряжусь. Канцелярия выдаст вам пропуск, по которому вы можете посещать любые места.- сказал Гуль и протянул руку Ворону, показывая тем самым, что аудиенция закончена. Ему пора заняться другими делами.
   Они пожали друг другу руки, крепко, по-мужски, как это делают друзья.
   В распоряжение Ворона Гуль предоставил боевую колесницу с возничим и охранником, который был вооружен копьем и мечом. Ворон был доволен. Всё-таки этот Гуль - неплохой парень. С ним лучше дружить.
  

Глава тринадцатая

Ворон в тюрьме

   Воровцы жили, несомнненно, лучше. И дома у них были подобротней и просторней. По крайней мере, еще ни одной лачуги Ворон не увидел, которые были сплошь и рядом даже в столице ДЗНП. Перед кажадым доом небольшой дворик со цветником, плодовыми деревьями, детской площадкой, на которой возилась ребятня. Нищих и оборванцев не было видно. Одевались тоже лучше. Особенно женщины. Девушки щедро пользовались косметикой. У многих крашенные волосы. Нищих и побирушек не видно. Воровцы улыбались, часто слышался смех. Знакомые при встречи обнимались. Женщины непременно чпокала друг друга в щечки. И радостно щебетали.
   Будто нет никакой оккупации и блокпостов через каждые сто метров. И не было никакой войны. Вроде ничего не произошло.
   "У них воруют не в таких масштабах, как у нас,- подумал Ворон, поглядывая по сторонам. - Может, и вообще не воруют. Хотя вообще не воровать - такое невозможно. Это противоречит человеческой природе. Увы! Люди - не ангелы. И наши. А может быть, потому что чужое всегда лучше". Ворон загляделся на очередную красавицу.
   Вот и тюрьма. Она располагалась на окраине столицы, за которой начннались поля и луга. Каменное здание, одна сторона совершенно глухая. Ни одной бойницы, даже маленького окошечка. Проволока, вышка. Всё, как положено. Стандартная тюрьма.
   На проходной боец (а везде воровцев уже заменили на своих), прочитав пропуск, подскочил и вытянулся в струнку. Лицо его стало каменным. И весь он превратился в статую. Он смотрел, не отрываясь на генерала Ворона.
   - Генерал! Я счастлив видеть вас. Еще, когда я был мальчишкой, о вас рассказывали легенды. Каждый старался быть похожим на вас, быть таким же мужественным и мудрым. Вы мой кумир.
   - Сынок! Теперь легендарная личность не я, а генерал Гуль. Он победитель.
   - Это так! Но всё же, вы, товарищ генерал...
   Боец замялся. Видно, он никак не мог решить для себя, можно ли быть с генералом вполне откровенным или нет. Неизвестно, какая будет реакция.
   - Генерал Гуль, конечно, и стратег и победитель. Но он чужой, иностранец, чужеземец. А это, понимаете, уже не совсем то. Можно восхищаться чужеземным гением, но любить его вряд ли. Для нас он всегда останется чужаком.
   Ворона озарило. "Даже этот деревенский парнишка, который до сегодняшего дня ничего не видел, кроме своей богом забытой приморской деревушки, грубияна отца и покорной забитой матери, даже он понял самое главное, что чужеземец не может быть национальным героем. Будь он гением из перегениев, завоют всё, что только есть, он никогда не станет своим. В глазах простых людей он будет оставаться чужим по крови. Ха! Ха! Вот на этом и надо играть! Ну, что, товарищ военный миинстр, великий завоеватель, потрясатель вселенной, начинаем большую игру! Только все козырные карты у меня в руках, потому что я знаю, что мне надо. Я начинаю белыми фигурами и знаю несколько ходов наперед. Имею запасные варианты. Шахматы - это вам не мечом махать!Начинаем нашу партию!"
   Он пожал руку солдату, потом похлопал его по плечу, поправил по-отечески воротничок. Стрязнул соринку.
   - Служи родине! И народу!
   - Так точно, товарищ генерал! Служу родине и народу!
   "Такие, как этот, пойдут за мною и в огонь, и в воду. И с радостью бросятся выполнять любой мой приказ. Надо только работать с людьми".
   Будила - невысокий мужчина, лет сорока, черные подвижные глаза, большой острый нос, настоящий клюв. "Птичка и птичка,- брезгливо подумал Ворон. - Не хотел бы я иметь такого президента". А еще тонкие ниточки губ. "Еврей что ли? Это какой же должен быть народ, чтобы выбрать себе президентом еврея. Хотя я против евреев ничего не имею. Но всё-таки...".
   Евреев он не любил, наверно, потому, что сам был хитрый.и других хитрецов рядом с собой он терпеть не мог.
   Он начал разговор с традиционных вопросов: как кормят, как относятся охранники к заключенным, дают ли прогулки, есть ли возможность пообщаться с родственниками. Надо было расположить Будилу к себе, чтобы он поверил ему, как отцу родному, вывернул бы душу, ничего не стал утаивать, был с ним откровенным, как на исповеди. Будила отвечал охотно, в глазах его вспыхивали искорки. Ни разу, с тех пор, как его и министров бросили в каталажку, не вызывали даже на допрос, никто им не объяснял, почему они брошены в тюрьму и что им ожидать в дальнейшем. Неизвестность хуже всего.
   . Заключенные начинали осознавать себя вечными узниками. Их бросили в тюремные камеры и забыли о них. Их даже не собираются судить. А может быть, выведут на рассвете и убьют без всякого суда и следствия, даже не зачитав приговора. От этого можно было сойти с ума. Жестокость не в судебном решении. Жестокость в отстутствии такого решения. И генерал Ворон это прекрасно понимал. И решил играть именно на этом. Узнав, что их ни разу не вызывали на допрос, он изобразил крайнее изумление. А потом начал потихоньку, исподволь подводить к теме "Гуль". Ради этого он собственно здесь и оказался.
   - Конечно, он выдающийся полководец. И президент его весьма ценит. Но не показалось ли вам, что он превышает свои полномочия. Вот ваше заточение, например, это же чисто его инициатива. Так скажите: превысил генерал Гуль свои полномочия или нет. Он как военный миинстр должен решать чисто военные вопросы, а остальное это уже прерогатива гражданских властей, политичесокго руководства. Политические вопросы - это уже не его компетенция. Тем не менее, он устанавливает здесь свои порядки, арестовывает президента и его правительства, держит вас в тюрьме без суда и следствия. Это, конечно, произвол. Если не сказать больше. Вы не находите?
   Будила посмотрел на генерала. Внимательно. Неужели в его лице он нашел союзника? Всё-таки это генерал враждебной страны. Может ли он ему полностью верить? А если это тонкая игра?
   - Да! Вы говорите правильные слова. Всё так.
   - Господин президент! Разрешите я вас буду так называть, ведь политического решения о лишении вас президентского поста не принято. И ваше нахождение здесь в тюрьме является незаконным. Господин президент! Как вы можете оценить поведение генерала Гуля? Отвечайте искренне, ничего не бойтесь. Я ваш союзник, ваш друг. Я хочу знать реальную ситуацию.
   - Ну... не знаю даже. Что я вам могу сказатьЁ
   Ворон поднялся, обогнул стол и положил руку на плечо Будиле. Тот вздрогнул. Даже немного напугался. Поглядел на Ворона. Так глядят, когда ожидают побоев. Взгляд его был испуганным. Он наклонил голову, видно ожидая удара, и крепко поджал губы. Чтобы не закричатьЁ
   - Господин президент! Вижу, что откровенного разговора у нас не получается. Я вас понимаю. Во мне вы видите врага. Это не так. И сюда я приехал не для того, чтобу устанавливать оккупационные порядки. Да и полномочий у меня таких нет. Без меня найдутся желающие. Я совершаю инспекционную ознакомительную поездку. Генерал Гуль - военный министр, не более того. И заниматься он должен только военными делами. Решать сугубо военные вопросы. И всё! Остальное не его забота. Понимаете? Остальное не его уже дело. Этим должны заниматься другие лица. Что мы видим на самом деле? Генерал Гуль - полновластный хозяин. Он прибрал всю полноту власти. Он здесь царь и бог. Ведь так же? Господин президент, расскажите мне во всех подробностях, как происходила ваша встреча с Гулем. Не утаивайте ничего. Со мной вы можете быть вполне откровенны. Даже должны быть откровенными. Не упускайте никаких мелочей! То, что вам показлось мелочью, может быть совсем не мелочью, а очень важной, существенной деталью. Говорите без утайки! Прошу вас! Только тогда я смогу вам помочь, если вы будете искренними со мной. Договорились?
   Ворон не вернулся на прежнее место. Он взял стул и перенес его рядом с Будилой. Так близко сидят хорошие друзья, а не следователь и подследственный. Будила с благодарностью взглянул на него. Они не по разные стороны баррикады. Вот что понял он. Вероятно, этот пожилой генерал действительно желает ему добра. Они рядом. И может быть, союзники. И может быть, даже друзья. А почему нет. Бывшие враги часто становились друзьями.
   Будила стал рассказывать. И видя, с каким интересом слушает его Ворон, как он сочувственно кивает, уверовал, что перед ним союзник, а возможно, и друг, который желает его скорейшего освобождения, который поможет его жить в новой уже стране. Только не надо ничего утаивать от него, и тогда он поможет. Он обязан помочь. Он здесь для того, чтобы помочь ему.
   Вот спасительная соломинка. И даже не соломинка. А крепкая мужская рука друга. Друг протянул ему руку и хочет его вытянуть из трясины, хочет спасти его, чтобы он снова видел свет. Нужно быть полным идиотом, если сейчас отказаться от помощи. А кто еще может прийти к нему? Никто! Люди отворачиваются от неудачников. Люди любят победителей.
   Генерал Ворон видел, что в несчастном президенте произошел переворот. Сейчас он будет делать то, что он скажет ему. Он верит ему. А это самое главное. Он стал послушной куклой в его руках. Глиной, из которой можно вылетпить , чир
   Ворон не сомневался в своих художественных способностях. Теперь такой момент наступил и его нельзя упускать. Как говорится, куй железо, пока оно горячо. А если сейчас этого не сделать, то потом может окзаться уже будет поздно. Какой он, генерал Ворон, молодец!. Как хорошо, что он не послушал этих дуболомов, которые предлагали убить Гуля. Ничего глупей нельзя было придумать.
   Ворон изобразил потрясение. Покачал головой.
   - Как? Он даже не пожелал выслушать вас? Даже приговоренному к смерти предоставляют последнее слолво. Вы президент. Пусть ваша армия потерпела поражение, но вы президент. И лишить вас этого поста может либо народ, либо равный вам по рангу. Почему арестованы все министры? Какое преступление совершил министр сельского хозяйства? Он что вместо хлеба собирался кормить завоевателей беленой? А министр рыболовства?
   Ворон сделал паузу, поглядел в окно продолжил:
   - А министр здравоохранения? Женщина, кстати. Какую она может предсавлять угрозу новому режиму? Дома, возможно, ее ждут дети, муж. А женщина сидит в тюрьме рядом с закоренелыми преступниками, убийцами, ворами. И даже не знает, за что ей это. Как это выпустить на волю несколько десятков опасных рецидивистов? Они что перевоспитались и теперь честно будут трудиться на благо общества? У меня в голове не укладывается. С какой целью он это сделал? Миожет быть, вы просветите? Может, вам известно нечто такое, чего я не знаю.
   - Чтобы освободить место для нас. Только для этого.
   - Какая странная логика! Просто какая-то изощренная логика, непонятная среднему уму. Чтобы посадить невиновного человека, из тюрьмы выпускают опасного преступника. А может быть, здесь есть какой-то план? Вот только какой? Вы не думали об этом? Всё это как-то странно и заставляет задуматься о действиях военного минитсра. Я хочу понять для чего он всё это делает.
   - Это даже не странно. Это преступно.я так считаю.
   - Вот! Вот, господин президент. Я ожидал от вас этих слов. Не скрою. Ожидал. И вы их произнесли. Как вы думаете, для чего это Гуль делает? С какой целью?
   - Ну, я как-то затрудняюсь даже ответить. Извините! Нет у меня никаких соображений. Не знаю.
   - Я подскажу. Гуль - иностранец. И довольно странным образом оказался у нас на острове. Его сразу же завербовала спецслужба. Он объявил себя резидентом и стал создавать агентурную сеть. Он рассказывает легенду о том, что якобы попал в шторм, но чудом спасся. Хотя до сих пор я не слышал таких историй о чудесном спасении во время шторма. Еще непонятно, зачем человеку одному отправляться в открытое море да еще на какой-то странной резиновой лодке, не имея ни запаса воды, ни продовольствия. Всё это не укладывается в моей голове.
   - Это как так "резиновая"? Не слышал про такое.
   - Он рассказывал, что резину делают из сока каких-то особых деревьев или из черной жидкости, которую добывают под землей. И у них, откуда он прибыл, очень многое делают из резины.
   - Из сока? Чудеса какие-то! Разве из сока можно сделать лодку?
   - Да-да! Он вообще чудесный человек, потому что вся его жинь сопровождается чудесами. Так вот, господин президент, не кажестя ли вам, что генерал Гуль превысил свои полномочия? Как бы вы поступили со своим генералом, если бы он поступал подобным образом? Генерал Гуль делает это с определенной целью. Вы понимаете с какой? Вы же политик, столько лет в президентском кресле. Так что все политические хитросплетения должны вам быть понятны. Или я не прав?
   - Хотите сказать, что генерал, возможно, решил провозгласить себя независимым правителем? Это было бы очень смело. Ведь в таком случае он становится государственным преступником. Это очень опасный шаг.
   - Разве все факты не говорят об этом? Выстройте всю цепочку фактов и вы увидите, что всё логически идет к этому. Иного объяснения я просто не нахожу. Да и вы не сможете ничего возразить. Ну, же, господин президент!
   - Значит, он сознательно идет на преступление. Иного объяснения я не нахожу.
   - Именно так. У меня были кое-какие подозрения еще до приезда. А теперь, когда я всё увидел собственными глазами, я твердо убедился в этом. Гуль собирается стать узурпатором.
   Генерал Ворон оглянулся по сторонам, как будто бояся, что их подслушивают. И заговорил тише.
   - Господин президент! Вы понимаете, что речь идет не только о вашей свободе, но и о вашей жизни. И не только о вашей. Поэтому бездействовать сейчас - это значит самому накинуть петлю на шею. Президент Байда должен знать обо всем. Я уверен, что Гуль дезинформирует его и сообщает только то, что считает нужным. Вряд ли Байда знает, что вы в тюрьме. Напишите обо всем. О вашей встрече с Гулем, что он говорил и как говорил, как вас арестовали и как содержат в тюрьме. Подробно напишите. Не упускайте никаких деталей. А также о ваших соображениях, что вы думаете обо всем, что произошло с вами, что вы думаете о Гуле. Не нужно сгущать краски, но и не нужно ничего скрывать. Президент должен увидеть, что Гуль узурпатор, что фактически он совершает государственный переворот, что он ввел его в заблуждение, что он хочет провозгласить себя независимым правителем.
   - Но если это письмо попадет в руки...
   - Оставьте страхи! Не попадет ни к Гулю, ни к его людям. Оно попадет по назначению. Это я вам гарантирую. Вот что. Завтра, примерно, вэто же время я буду здесь. Письмо должно быть готово. И не забывайте: это вопрос вашей жизни и смерти. Бездействие сейчас - это смерть. Пришло время действовать.
   Будила начал рассказывать. И видя, с каким интресом генерал Ворон слушает его, как сочувственно кивает, всё больше уверовался, что перед ним союзник, возможно, даже друг, который поможет ему, вытащит из этой проклятой тюрьмы, а, может быть, и вернет к власти. А почему бы нет? Ведь не его же страна напала.
   На проходной тот же боец снова вытянулся в струнку. И не сводил глаз с Ворона.
   - Как служба, сынок? Всё ли хорошо?
   - Нормально, товарищ генерал. Спасибо за заботу!
   - Что-то не слышу радости в твоем голосе. Что тебя печалит?
   - Ну, понимате, я же шел на военную службу не для того, чтобы охранять преступников. Совсем иначе всё представлял.
   - Понятно. Дома давно не был? Соскучился, наверно?
   - Да уже год почти. Соскучился.
   - По своим?
   - Конечно. Никогда так долго не уезжал.
   - Девушка есть?
   - Есть, товарищ генерал.
   - Красивая?
   - Очень красивая.
   - Это не дело оставулять красивую девушку на целый год. Слушай, сынок, а в отпуск не хочешь сходить? На пару недель?
   - А можно разве, товарищ генерал?
   - Нужно. Завтра я тебе привезу приказ. Так что вечером можешь собирать вещички. Ты, вижу, хороший боец.
   - Спасибо, товарищ генерал! Спасибо огромное! По гроб жизни буду благодарен.
   - Вот что, сынок, запиши-ка мне свои данные. Фамилия, имя там, откуда, какая часть, фамилия командира. Нужно же приказ писать.
   Боец опустил голову и смотрел в пол. Нервно одергивал гимнастерку.
   - Не понял? Чего стоим-то? Записывай!
   - Я это, товарищ генерал, ну, неграмотный.
   - Что? Как неграмотный? Ты не учился в школе? Разве такое возможно? Ты же нормальный парень.
   - Ну, отец, говорил, баловство всё это, школа, книги. С самых малых лет брал меня с собой в море. Вот рыбу я ловить умею. А читать, писать нет. Хотя и завидовал тем, кто учился в школе.
   - Как же тебя взяли в армию? Ведь неграмотных не берут.
   - Ну, не знаю. Взяли. Вот служу.
   - Дурдом какой-то! Ладно! Диктуй, я запишу. И это... отбудешь отпуск, пойдешь в школу рабочей молодежи. Там год-то всего учиться. Но читать, писать, считать научат. Неграмотным в наше время нельзя быть.
   Он уже хотел уходить. Но остановился. Внимательно вгляделся в круглое лицо бойца.
   - Постой, сынок! А как же ты пропускал?. Ведь тебя пропуск дают.
   - Так я сделаю вид, что прочитал. А так-то по человеку видно, кто и что. Воинское чутье, так сказать.
   - Ну, дела! Никогда бы не подумал.
   "А это ведь хорошо, что он неграмотный",- подумал Ворон. И рассмеялся.

Глава четынадцатая

Гуль - идеалист и мечтатель

   Нет, Гуль не думал стать диктатором и новым правителем ВОРа. Цель его была скромней и в то же время обширней, он задумал из ВОРа создать идеальную республику.все граждане должны были чувствовать себя счастливыми.
   Гуль был мечтателем. И сейчас он витал в облаках. Первым делом надо было сменить название. Ведь известно, как корабль назовете. А нынешнее название было явно неудачным. Что такое ВОР? Правильно, Великая Океанская Республика. А, может быть, страна, где все воруют, где не воровать просто позор. И все от мала до велика - воры.идеальное государство не может называться ВОРом.
   Нужно другое название. Красивое, романтическое. Ну, например, Синеморье, Острова Счастья, Райское Блаженство. По крайней мере, Росиночка. И никаких великих республик, держав, всемирных империй. нужно такое название, чтобы после ответа на вопрос "Вы откуда?", у вопрошающего вырывалось искреннее "О!". красивое всегда сначала вызывает удивление.
   Первым делом нужно провести выборы, свободные, демократические, с широкой рекламной компанией, соревнованием кандидатов. Гуль набросал проект выборов президента и парламента. Перечитал его, поправил и остался доволен. Значит, теперь нужна избирательная комиссия, которая занялась бы подготовкой дать этот список, если он никого здесь не знал. Он приказал разыскать членов комиссии, чтобы познакомиться с ними.
   Собрали. Люди держались скованно. Понять их было можно. Перед ними завоеватель, который, к тому же, отправил в тюрьму президента и министров. Так что ничего хорошего от этой встречи они не ожидали. Как бы самих из этого зала не отправили прямиком на нары. Так что лучше помалкивать и со всем соглашаться, даже если это будет им совершенно невыгодно. Они даже не смели поднять глаза на Гуля.
   Гуль поднялся. Помолчал некоторое время.
   - Я понимаю прекрасно ваше состояние. Быть побежденным - не очень приятное мгновение жизни. Но я прошу вас смотреть на нас никак на завоевателей. Поверьте, я хочу добра вашему народу.
   Кто-то хмыкнул. Кто-то тяжело вздохнул.
   - Поверьте! То, что я буду говорить, вполне искренне. Я желаю вашей стране добра и процветания. Да! Да! Именно так! Давайте думать о том, как возродить вашу островную республику, чтобы она была процвтающей, чтобы люди чувствовали себя счастливыми.
   - Господин генерал! - проговорила вялая женщина. - Скажите прямо, зачем мы вам понадобилиь? Что вы хотите с нами сделать?
   - Прямо? Хорошо! Чтобы организовать и провести выборы. Выборы президента, парламента и референдум по новой конституции страны.
   Разговора не получалось. На все вопросы Гуля либо отмалчивались, либо отвечали уклончиво: ни да ни нет. Гуль понимал, что его миссия провалилась. Эти люди не желали идти на контакт. Они видели в н ем врага.
   Позиция их была такая: конечно, если прикажите, то будем делать, а куда нам деваться, ведь вы победители, а мы побежденные. А сердечной активности - извиняйте! - не ждите. С какой стати нам вас любить?
   Доверия не вознникло. И Гулю стало ясно, что они ему не верят: не верят ни в демократию, ни в независимость, ни в то, что они будут свободными людьми. Но твердо верят в то, что их будт гнобить, грабить и унижать, как и положено делать с народом покоренной страны. Что же? Нужно быть гибким. Каждый имеет право на ошибку. От ошибок никто не застрахован, даже военный министр и победитель. Пусть эта встреча послужит ему уроком.
   Утром на следующий день Гуль отправился в тюрьму. Президента и его министров собрали в просторном помещении за длинным столом. Стол был покрыт зеленой скатертью. На столе стояли бутылки с водой и стаканы. Лежало несоколько блокнотов и карандаши. Заключенные на всё это взирали с удивлением и ни к чему не прикасались. Гуль был в гражданском костюме. Когда он вошел все поднялись и смотрели в его сторону. Как солдаты, когда появлется перед их строем командир части. Гуль махнул рукой. Это был знак садиться.
   - Садитесь, госопода! Давайте приступим к делу!
   Он чувствовал, что они напряжены. Все сели, спины держали прямыми. Смотрели только на Гуля. В их глазах он читал страх.
   Неожиданная встреча поставила их в тупик. Большинство считало, что эта встреча с Гулем не обещает ничего им хорошего. И внутренне уже были готовы к тому, чтобы услышать неприятные слова. А за словами могли последовать и неприятные действия.
   Гуль начал с вопросов: какие жалобы, как кормят, оказывают ли медицинскую помощь, не проявлют ли охранники и другие заключенные к ним агрессии, были ли случаи насилия. Жалоб не было. Всё хорошо. Обращение с ними нормаьное. Вот только, к сожалению, в библиотеке очень скудный выбор книг. Даже классика представлена лишь несколькими авторами. Про современных же писателей и говорить нечего.
   Гуль выдержал паузу. Это даже не скованность, это страх. Они даже боялись глядеть ему прямо в глаза. Надо было приободрить их.
   - Должен признаться, что я допустил ошибку, когда решил вас арестовать. Но вы должны меня понять. Я считал, что если вы останетесь на воле, то можете организовать и возглавить сопротивление. И я хотел обезопасить наше положение с этой стороны. Думаю, что вы не должны осуждать меня за это. Так поступил бы любой, окажись он на моем месте. Теперь я убежден, что никакой опасности для новой власти вы не представляете и с вашей стороны не было никаких преступных замыслов. Разве я не прав?
   Гуль улыбнулся. Развел руками.
   - У вас даже в мыслях не было, чтобы предпринимать какие-то шаги в этом направлении, то есть устраивать заговоры, вредить, ставить палки в колеса новой администрации. Приношу вам официальные извинения. С этого момента вы свободны. И можете покинуть здание тюрьмы. Да-да, господа! Вы свободны.
   Арестанты оживились, стали переглядываться. Кто-то еще до сих пор не верил, что они теперь свободны. Слишком уж это было неожиданно. А может это какая-то изуверскаz шутка& выйдут они во двор, а там расстрельный взвод.
   - Я распоряжусь, чтобы вам компенсировали ваши... эээ... скажем, убытки. Как-никак вы пострадали. Семьи ваши лишились доходов, возможно, даже недоедали. Получите всё, что вы должны были бы получить за это время, если бы продолжали работать. То есть за те дни, что вы провели в тюрьме, плюс компенсация за моральный вред, за те страдания, которые пришлось вам пережить в эти черные дни. А я знаю, что вы и физически, и душевно пострадали.
   Министр народного хозяйства отодвинул стул и поднялся. За ним стали подниматься и остальные. Все они поглядывали на Гуля.
   - Терпение, господа! Я еще не закончил. Подождите немного!
   Опустились на стулья. Что ему еще надо?. Может быть, зря они торопятся? И ничего не изменится в их положении? А то и станет хуже.
   - У меня есть предложение. Даже не предложение, а приглашение. Было бы очень плохо, если вы ответите отказом. Сначала я хочу донести до вас свою позицию. Да! Сейчас вы оккупированная страна. Ваша армия потерпела поражение. И войска нашей страны находятся у вас. Это всегда бывает с побежденными. Вы, как политики, должны понимать. Это факт, пусть и тяжелый для вас. Уверяю вас, что оккупационный период будет недолгим. Это не в наших интересах. Он скоро закончится.
   Его спросили:
   - И как долго ждать? Когда это скоро закаончится?
   - До выборов. Да!да! Вы не ослушались. Мы проведем выборы в республике. Свободные, демократические выборы. Выберем президента, парламент, который примет новую конституцию, изменит название страны. Вы не находите его унизительным? ВОР? Ну, что это такое? Я думаю, что это позор, когда жителей вашей страны называют ворами. Спросит иностранец: "Ты кто?" - "Я вор". Тьфу! Кошмар! Согласны? Но для того, чтобы провести выборы, нужны компетентные люди, опытные политики, какими вы и являетесь. Я думаю, что это ваш государственный долг участвовать в озрождении страны. Предлагаю сейчас здесь создать штаб изирательной комиссии. Вы хорошо знаете друг друга, возможности каждого. Разрабатываем план, распределяем полномочия, и с сегодняшнего же дня начинаем работать. Напряженно, господа! От вашей работы зависит будущее вашей страны. Ну, так что? Приступаем?
   - Господин военный министр! Послушайте!
   Это был Будила. Он поднял руку, как школьник, который спрашивает разрешения учителя. И подобострастно заглядывал в глаза Гулю.
   - Вопрос можно, господин военный министр?
   - Конечно. Спрашивайте!
   - Это ваша инициатива или решение высшей власти страны, президента Байды? Мы не можем принять решения и дать согласие, пока нам не будет разъяснен этот принципиальный вопрос. Разъясните, пожалуйста!
   - Думаю, что и президент, и парламент нашей страны согласятся с моей инициативой. Ведь она идет на пользу обеим странам. Было бы глупо отказываться от явного блага. Мы не горим желанием превращать вашу страну в колонию, ваш народ в людей второго сорта и грабить ваши ресурсы. Так поступают империалисты. Мы хотим, чтобы это была свободная демократическая республика, дружественная и союзная нам, с которой бы мы развивали все связи на этой... равноправной основе. Это будет союз друзей.
   - Господин военный министр, выходит, что президент Байда не знает о вашей инициативе, выходит, что это ваша самодеятельность? - вопрошал Будило, уныло кривясь. Кто-то из его соратников ухмылялся.
   - Я доведу до сведения президента и парламента. Не сомневайтесь!
   - Извините, я покажусь вам дерзким и назойливым, - продолжил Будила. - Но это очень важно. Военный министр не может принимать решения, которые являются прерогативой только президента. Это называется превышение полномочий. Мы примем ваше предложение, а завтра президент Байда заявит, что ваше решение нелетимно, то есть вы нарушили закон, когда принимали такое решение. В каком положении окажитесь вы и все мы, если согласимся принять ваше предложение? Извините, но так дела в политике не делаются. В прочем, возможно, это объясняется вашей неопытностью. Когда мы получим официальное предложение от президента Байды, ни я, ни мои коллеги, я уверен в этом, не смогут отказаться. Но только в этом случае, господин министр. Извините, если вам не понравились мои слова. Но я должен был это сказать.
   - Господин президент! Может быть, вы и правы. Может быть, я тороплю события. Но всё это исходя из благих намерений. Я уверен, что никто из вас не желает своей стране зла. Сейчас я напишу президенту и немедленно отправлю свое сообщение. Уже сегодня к вечеру он будет в курсе моей инициативы. Не сомневайтесь! Давайте работать вместе! Каждый может выдвинуть свою кандидатуру на пост президента или депутата парламента. Выборы будут свободные и демократические. Мы гарантируем волеизъявление народа. Господа! Открывается новая эра в истории страны. И мы не дожны стоять в стороне! Теперь вы свободны.я вас больше не задерживаю.
   - У нас были и президент, и парламент. Разве вам об этом неизвестно?
   - Я понимаю вас. Но сейчас ситуация совершенно иная. Начинается новая жизнь. Нужна новая власть. Давайте, господа, засучим рукава и начнем работать в полную силу! Это в интересах вашей страны, вашего народа.
   Гуль поднялся. В этот же момент распахнулись двери. Все повернули головы. Кто это такой дерзкий? Без предупреждения врывается в зал, где идет собрание военного министра.
  

Глава пятнадцатая

Гуль арестован. За что?

   Гуль узнал этих людей. Некоторых он мог бы назвать по имени, потому что уже общался с ними. Это были офицеры спецслужбы во главе с начальником Грохотом.
   - Оставаться на места! - объявил Грохот. - А вы, гражданин Буль-Буль...
   Он глянул так на него, как будто сейчас его собирался разорвать, как Тузик варежку. Брови Грохота сблизились и образовывали одну черную линию, как будто бы проведенную по линейке.
   - Гуль,- поправил он Грохота. - Я Гуль, господин Грохот.
   - Да какая в задницу разница, что Гуль, что Буль-Буль! Какой ты всё-таки подковыристый! В общем, ты арестован. Вот так, Буль-Буль!
   - У вас есть ордер на мой арест? Желательно бы взглянуть.
   - А как же! Как же мы такую важную птицу да без ордера? У нас же правовое государство, а не какой-нибудь шалтай-болтай. Всё у нас есть, Буль-Юуль.
   - Еще вопрос можно? - Гуль поднял руку.
   - Можно Машку за ляжку. Шагай давай, великий полководец! Скоро тебе будут задавать вопросы. Этих в камеру до особого распоряжения. И пошустрей, ребятки!
   Арестанты поднялись. Сложили руки за спиной. А что можно было ожидать от завоевателей? Надсмехаются просто.
   На причале их ждала быстроходная лодка в восемью гребцами. И под парусом. Матросы смотрели на Гуля во все глаза. Вон он какой оказывается! На вид вполне обычный человек. Вечером они уже ступили на берег. Гуля под конвоем отправили в тюрьму, где посадили в одиночную камеру. Нары, столик, раковина и унитаз, именуемый в тюрьме парашей. Cтены были шершавые и серые. Маленькое зарешеченное окошко под самым потолком.
   Слух об его аресте мгновенно облетел тюрьму. Еще не успели закрыть засов на двери, а все зэки и охранники знали, что рядом с ними сидит военный министр, полководец и победитель ВОРа. Как изменчива фортуна!
   Охранники подходили к двери камеры и заглядывали в окошко. Подолгу рассматривали Гуля. Вот он каков знаменитый Гуль!
   В стену постукивали. Но он не знал тюремной азбуки, поэтому только мог гадать, что же хотели о нем узнать другие арестанты. До этого он ни разу не был даже в полиции, не то, что в тюрьме. И в начале ему даже было интересно, как естествоиспытателю.
   Охранник, который принес ему поздний ужин, смотрел на него с благоговением, как на икону. Гулю это не очень понравилось. Он желал простых человеческих отношений. Быть идолом - это не для него.
   Охранник вымолвил:
   - Если чего пожелаете, говорите. Всё для вас сделаю. Честное слово!
   Гулю было приятно слышать такое. Значит, он заслужил доверие среди людей. Это хорошо! Это великолепно!
   Помощник президента предложил создать специальную комиссию, которая занялась бы делом Гуля.
   - В комиссии должны быть самые известные депутаты-юристы, специалисты спецслужб, работники президентского аппарата.
   Байда не согласился.помахал указательным пальцем.
   - С какой стати? Пусть им займется трибунал. Он проходит у нас как военный и государственный преступник. Его должен осудить трибунал.
   Через пару дней Гуля перевели в тюрьму военного министерства. Здесь сидели военные преступники. Он снова оказался в одиночной камере.
   Здесь больше строгости. Но зато кормят лучше. Каждый час охранники заглядывали в окошко и подолгу рассматривали его. Ему это было неприятно.наверно, боялись, что он кому-то поверит государственные секреты.
   Два дня его не вызвали на допрос. И он терялся в догадках, в чем его обвиняют. Что он сделал не так? Он реформировал армию, которая одержала блистательную победу. Все говорили, что он великий полководец. Собирались даже поставить ему памяник на центральной площади столицы. И присвоить звание маршала.
   На третий день загремели затворы. Гуль поднялся.
   - Гуль, на выход! - скомандовал охранник. - Не задерживайся!
   Сложив руки за спину, он вышел. Его вели два охранника.
   Зашли в узкое помещение. Маленькое окошечко чуть ли не под самым потолком. Разумеется, зарешеченное. Следователь в форме полковника. Узкое худое лицо. Плотно прижатые тоникие губы. Большие уши и тонкие как пергамент.
   Он долго перекладывал бумаги на столе, открывал и закрывал папки. И всё это не глядя на Гуля. Как будто его и не существует.
   Гуль кашлянул. "Я здесь, начальник". Следователь оторвался от бумаг. Взгляд у него был мутный, как у пьяного. Кажется, он соображал, кто перед ним сидит и зачем он перед ним сидит. И что ему нужно делать с ним.
   Учитывая местные обычаи, это так и могло быть. Чем следователи хуже спецагентов? Работа нервная. И без допинга никак.
   - Так! Так! Так!
   Он постучал пальцами по столу. Пальцы у него были тонкие и длинные. Как у пианиста.
   - Гражданин Гуль? Так?
   - Он самый. Я могу узнать, в чем меня обвиняют. Уже долгое время я нахожусь в заточении и не знаю причины этого. Не могли бы вы мне дать разъяснения?
   У следователя дернулось веко. Он ущипнул себя за мочку уха.
   - Здесь вопросы задаю я. Запомни это раз и навсегда. И рот раскрывай только тогда, когда тебя спрашивают. Заруби это на этом самом... на носу! Понял? Разъяснять не надо? Или надо?
   - Это же правовая норма, господин следователь. Арестованным должны предъявить обвинение. А так получается произвол. Человек арестован, посажен в тюрьму и не знает за что. Вы нарушаете закон.
   - Будешь еще меня учить этому самому... законам? Так?
   - Ни в коей мере, господин следователь. У меня даже сомнений не возникает в вашей компетентности. Прошу обращаться ко мне на "вы". И к тому же вы не представились. Вам, как прекрасному знатоку законов, никак нельзя не знать об этом. Или я ошибваюсь? Тогда готов выслушать вас.
   Следователь застучал пальцами по стулу. На этот раз очень быстро. Чечеточники отдыхают. Веко его дернулось. Он резко отодвинул папку на угол стола. Потом пододвинул ее к себе.
   - Следователь военной прокуратуры. Вы обвиняетесь в государственной измене и подготовке этого самого... военного переворота с целью свержаения законной власти. И это самое... узурпации власти.
   Гуль откинулся на спинку стула. Шумно выдохнул. Глубоко вздохнул.
   - Фу! Ну, теперь я спокоен. Знание всегда лучше незнания. Я готов отвечать на все ваши вопросы. Клянусь говорить правду и только правду. Готов сотрудничать со следствием. Подробно отвечать на все ваши вопросы.
   - Гражданин Гуль, с какой целью вы арестовали президента и правительство ВОРа и отправили их в тюрьму? Или вы имели распоряжение сделать это самое... то есть арестовать? Так?
   - А если бы они решились на заговор, захотели бы организовать сопротивление, в конец концов, обратиться к народу с призывом к восстанию.? Я не мог исключить ничего этого. Я должен был обезопасить наши войска.
   - Считате, что вы в праве арестовать президента и правительства, потому что вам что-то это самое... кажется? Так?
   - От нашего президента я получил чрезвычайные полномочия. Можно сказать, диктаторские.
   - У вас есть документ, который может подтвердить это самое? Предъявите его! Ну! Чего же?
   - Документа нет. Но президент Байда сказал мне об этом в беседе, когда мы в последний раз встречались. Перед тем, как я отправился на войну.
   - Свидетели беседы были? Так*
   - Нет. Мы говорили без свидетелей. Это было в президентском треугольном кабинете. Мы были только двое.
   - Зачем вы отправились в тюрьму? Чего вы этим добивались?
   - Ну, это было вызвано политическими соображениями. Я понял, что мне нужно наладить контакт с прежней властью. Нам лучше иметь дружественную страну, чем покоренную колниию, население которой будет ненавидеть захватчиков. Для этого народу надо дать законную власть. И эту власть он должен сам выбрать.я решил договориться с прежним руководством.
   - И вы приняли это самое решение снова без согласования с нашим президентом? Так я понимаю это самое? Или как?
   - Я собирался поставить его в известность в самое ближайшее время. Но мне помешали.
   = Собирался... в ближайшее время... Детский лепет. А ведь на все эти ваши действия можно взглянуть иначе. И такой человек нашелся. Вот! Смотрите!
   Фул, так звали следователя, протянул ему листок, исписанный с двух сторон мелким убористым почерком.так пишут аккуратные и исполнительные люди.
   - Что это? - удивился Гуль.
   - Читайте! Это письмо бывшего президента ВОРа нашему президенту. Читайте, Гуль!
  

Глава шестнадцатая

Письмо Будилы президенту Байде

   Многоуважаемый президент Байда!
   Пишет Вам бывший президент ВОРа. Подвигли меня на написание письма Вам очень важные соображения, которыми, я уверен, должен поделиться с Вами. Я считаю долгом сделать это.
   Ваши доблестные войска в считанные часы разгромили наши войска, которые оказались совершенно не готовыми к ведению современной войны. Мы потерпели сокрушительное поражение.
   Узнав о поражении на море и на суше, я экстренно собрал правительство, глав фракций и председателей парламентских комиссий, чтобы решить вопрос о том, что же нам делать дальше.собрание проходило в президентском дворце.
   Обсуждали недолго. Решили всякое сопротивление прекратить и согласиться на те условия, которые предложит победитель. Вести войну дальше было бы самоубийством для нашей страны. Передовые части ваших войск вошли в столицу. И в президентскомм дворец, где проходило наше совещание, с немногочисленной свитой появился генерал Гуль. Мы оказывали ему всяческие знаки внимания и уважения. Он отказался от обеда, и мы перешли в мой президентский кабинет для того, чтобы вести переговоры. Мою речь генерал прервал и выдвинул ультиматум: безоговорочная капитуляция на условиях победителя. Никто возражать ему не стал. Мы были не в том положении, чтобы спорить с победителем.
   Никого из нас он стал слушать. В кабинет вошли бойцы. Гуль объявил, что мы арестованы. Никто из нас такого поворота дела не ожидал. Для нас это была полная неожиданнгость. Разве мы представляли такую опасность, чтобы нас непременно нужно было арестовать?
   Мы были отправлены в тюрьму. Надо сказать, что свободных мест, то есть нар, не было. Вопрос о расширении тюрьмы мы поднимали ранее, но как-то всё не доходили руки. Тюрьма была переполнена.
   Гуль приказал выпустить свыше пятидесяти преступников. В основном это были убийцы, насильники и грабители, которые имели большие сроки. Среди них это вызвало такую радость! Вряд ли тюремные годы исправили их.
   На освободившиеся места поместили нас. Мы оказались в одной камере с уголовниками. Можете представить наше состояние. Как говорится, и врагу не пожелаешь. От них мы претерпеит различные унижения.
   Обвинение нам не было предъявлено. На допросы нас не вызывали. Мы терялись в догадках, что это могло значить. И что нас может ожидать в дальнейшем. Предполагали самое плохое".
  
  

Глава семнандцатая

Допрос Гуля продолжается

   Гуль вздохнул и продолжил читать. Фул постукивал пальцами.
   "Большинство сходилось на мысли, что нас просто ликвидируют без суда и следствия. А как еще было объяснить это беззаконие. Даже отъявленных уголовников не лишают элементарных прав: предъявляют обвинение и ведут следствие. А тут убьют и всё.
   Нас не только не вызывали на допросы, но и запретили свидания с близкими и родными. Мы не получали никаких новостей из внешнего мира. И родственники ничего не могли узнать о нас. Это явный произвол со стороны генерала Гуля. Разве мы совершили какое-нибудь преступление? Мы делали то, что и должны были делать. Или мы напали вероломно без объявления войны на другую страну, вели вараврскими способами военные действия, убивали пленных, уничтожали мирное насление, грабили, мародерствовали, пытали на допросах, добивали раненых, не оказывая им помощи? И даже если мы это делали бы, преступниками нас мог назвать только суд, международный трибунал. Но, как вы поняли, судить нас даже не намеревались. Вы можете представить наше состояние.
   Напали на нашу страну, против наших войск использовались новые варварские способы ведения войны. Чего стоит только "адский огонь", когда заживо вмиг сгорают десятки людей вместе с кораблями. Всётаки и на войне должны быть какие-то ограничения.
   Наша сторона встретила победителей и готова была пойти на любые соглашения. Споров по этому вопросу в правительстве не было. Все признавали, что всякое сопротивление бесполезно. Где же генерал Гуль увидел преступные замыслы? У нас такого даже в мыслях не было.
   Потом произошло неожиданное для нас событие. Нас собрали в одном из тюремных помещений, где генерал Гуль устроил встречу с нами. Мы терялись в догадках, что бы это всё могло значить. Гуль был в гражданском костюме. Он признал, что допустил ошибку, когда отдал приказ арестовать нас и поместить в тюрьму. Объяснил это решение он своими опасениями, что на свободе мы представляли опасность для нового режима. Он считал, что мы могли организовать и возглавить сопротивление, поэтому решил, что нужно обезопасить новый режим, поместив нас в заключение. Хотя никаких поводов для такитх подозрений мы не давали.
   Напротив выражали готовность сотрудничать с новыми влвастями. Гуль предложил организовать и провести избирательную компанию. Выбрать нового президента и новый парламент. Непонятно, чем его не устраивали старые органы власти, которые были готовы сотрудничать с военной администрацией?
   Выскажу свои личные соображения. У меня большой политический опыт. За время своей политической карьеры я много перевидал разного рода политиков. И считаю, что научился разбираться в людях. С первой же встречи с Гулем у меня зародились подозрения относительно дальнейших его действий.
   Из опыта общения с генералом Гулем я вынес впечатление о нем, как об авантюристе, человеке с непомерными амбициями, готовом на все, чтобы возвыситься. Свои замыслы он держал от вас, господин президент, в тайне.
   Я уверен, что избирательную компанию он затеял с одной целью - стать президентом нашей республики. В дальнейшем, имея вооруженные силы и новые технологии, он захватит вашу страну. Господни президент! Я чувствую, что над вашей страной и вами нависла смертельная опасность. И исходит она от Гуля, которому. я уверен, нельзя доверять.
   Бывший президент ВОРа Будила, ваш покорный слуга".
   Гуль отодвинул письмо. Фул положил его в папку.
   - Выходит, я арестован и обвинен в государственной измене на основании этого доноса? Напоминаю, что написан он президентом разгромленной страны, обиженным и униженным. Это обычная месть с его стороны.
   - А вам кажется этого не достаточно? Документ очень серьезный.
   - Послушайте, на основании доноса обиженного лица обвинять в преступлении военного миистра, человека, который принес победу стране, это довольно странно. Если не сказать больше. Кстати, как это письмо могло попасть к вам? В тюрьме очень строгие порядки. И передать что-то на волю невозможно. Значит, кто-то совершил должностной проступок. Вы не подумали об этом?
   Гуль ударил себя ладошкой по лбу. Улыбнулся.
   - Ах, я дурак. Я должен был сразу догадаться. Это же дело рук генерала Ворона. Вот он зачем приехал в побежденную республику. Ему нужен был компромат на меня. Он отправился в тюрьму и уговорил Будилу напсать это письмо. Ох, и хитрец этот Ворон! Он обвел меня, как пацана.
   - Это еще не всё, гражданин Гуль. С какой целью вы создали широкую агентурную сеть? Зачем вы завербовали сотни граждан нашей республики?
   - Это был приказ начальника спецслужбы Грохота. Можете сами его спросить об этом. Это была его идея.
   - Спросим и без ваших советов. Только вот товарищ Грохот сообщил, что вскоре вы вышли из-под его контроля. И созданная вами широкая сеть агентуры - это была ваша пятая колонна, которая вам нужна была для совершения государственного переворота. Да и старую армию вы распустили потому, чтобы набрать новую из своих ставленников, чтобы она во всем подчинялась вам.
   - Да! Я смотрю тут у вас каждое лыко в строку. Что бы я ни делал, всё с целью свержения законной власти и установления личной диктатуры. Ловко сработано!
   Следователь хмыкнул, застучал пальцами..
   - Шутить изволите? Посмотрим, как вы будете шутить, когда военный трибунал вынесет приговор. За государственную измену у нас положена смертная казнь. Квалифицированная.
   - Вот даже как? У вас нет ни одного весомого доказательства, только предположения и подозрения. Да ни один нормальный суд их не примет к рассмотрению. Плохо работаете, господин следователь.
   - А вы никак юрист? Такое знание юридических тонкостей.
   - Нет, не юрист. Но это азбучные истины. Они известны любому образованному человеку.
   - Я вижу вы не желаете сотрудничать со следствием? Это бы вам учлось при вынесении приговора. Глядишь квалифицированную казнь сменили бы на обычную.
   - В чем я с вами должен сотрудничать? Вы предъявляете мне бездоказательные обвинения, валите всё в одну кучу. Где улики, где очные ставки? У вас ничего нет. Ноль!
   - У нас всё есть. Так!
   Следователь похлопал по папке. И зачем-то подмигнул Гулю.
   - Вот этого уже вполне достаточно, чтобы передать ваше дело в военный трибунал. Так-то!
   Он поднял колокольчик, вытер видимую только ему соринку и позвонил. Тут же в кабинет вошел охранник и застыл на пороге.
   - Отведите в камеру! Я закончил.
  

Глава восемнадцатая

Гуль теряется в догадках

   "Да что же происходит? С чего это они взялись за меня? А если и в правду мне вынесут смертный приговор? Какой-то беспредел!"
   Он провел ладонью по стене. Она была холодная и шершавая. За стенами никаких звуков. Только из коридора время от времени донослися шум шагов и открывающихся дверей.
   Он подошел к стене, выходящей на улицу. Маленькое зарешеченное окно было слишком высоко. Он поднялся на цыпочках и дотянулся только до самого низа окна. Что его ждет дальше? А если следователь не шутил на счет казни? Как там его жена, сын? Наверно, бьют во все колокола. Озеро прошли вдоль и поперек тралами, надеясь найти его тело. Скорей всего его считают погибшим. Но на кладбище даже нет его могилки, поскольку нет тела. И безутешная вдова ходит в черном. Неизвестность хуже всего.
   Открылось дверное окошко. Он увидел смуглое лицо охранника.это был молодой парень.
   - Возьмите кушать!как говорится, чем богаты...
   В глиняной чашке какая-то серая размазня, которую только при большой фантазии можно назвать кашей. Он зачерпнул носком ложки. Совершенно безвкусно. К тому же несоленное. Чуть сладковатый чай с запахом мышиного помета. Он тут же вылил его в унитаз. В хлебе были какие-то жесткие примеси, непонятного происхождения камушки, которых он наковырял с десяток. "С такой кормежклой я стану стройным и подтянутым! - усмехнулся Гуль. - Даже в плохом всегда есть что-то хорошее".
   Через полчаса окошко опять открылось. То же лицо.
   - Не понравилась кашица? Извиняте! Деликатесов у нас не подают. Правда, даже свиньи вряд ли будут есть это. Это... тут вам записка. Только вы ее потом уничтожьте, когда прочитаете. Обязательно!
   Маленький лоскуток. Микроскопические буковки. "Генерал! Мы с вами. Мы спасем вас. Ждите сигнала и будьте готовы. Скоро вы будете свободны".
   Кто эти неведомые друзья?. Особой дружбы, после того, как он появился на островах, он ни с кем не завел. Вот врагов успел нажить. Кто же это?
   Разорвал записку на мелкие кусочки и выбросил в унитаз. Потянулись нудные тюремные дни и ночи. На допрос его почему-то больше не вызвали. Может, действительно, у них уже все решено и дело передано в суд. Прошла неделя. Ранним утром, когда он еще спал, он услышал за дверью шум. Похоже было, что дверь открывали. Но обычно это делают громко и бесцеремонно. Сейчас же открывали тихо, воровато. Дверь приоткрылась. Но никого не было видно. Он услышал шепот:
   - Гуль! Иди сюда! Ну!
   Он поднялся. Незнакомый охранник.его он видел впервые.
   - Не бойтесь! Я ваш друг. Идите за мной. Ни о чем не спрашивайте!
   Они прошли по коридору. Поднялись по железной лестнице на верхний этаж. Потом еще выше. Прошли по коридору. И снова поднялись по лестнице.
   Вышли на крышу. Его спутник, угрюмый высокий парень, подвел его к краю. Показал вниз.
   - Видите веревку? Спускайтесь! Внизу вас уже ждут. Только быстрей!
   Гуль глянул вниз. Даже смотреть страшно. Нет! На такое он не способен.
   - Знаете! Что-то у меня отпало всякое желание бежать. Отведите меня назад!
   - Не бойтесь! Вот вам перчаотки, чтобы не содрать кожу. Скрестите ноги и потихоньку опускайтесь. Тут никаких спортивных качеств не нужно. Всё-таки это лучше, чем быть повешенным. Выбор у вас невелик.
   - Да. В этом вы правы: выбора у меня нет. Что ж, попробую это сделать.
   Он взялся за веревку. Веревка качалась. Закрыл глаза, чтобы не смотреть вниз, в бездну. Стал потихоньку перебирать руками. Еще был страх, что веревка порвется, что развяжется узел, которым она привязана. И тихонечко по чуть-чуть вниз. Кажется, это продолжалось вечность и ему никогда не добраться до земли. Но вот он услышал глухие голоса. Внизу, а это было уже недалеко, стояло двое людей в темных плащах, головы их были закрыты капюшонами. Теперь уже не было страшно. И вот под ногами твердая опора. Уф! Какой-то граф Монте-Кристо! Вот уж никогда не думал, что может стать героем крутого боевика. Тот, что был повыше, кивнул головой и скомандовал:
   - Генерал! Идите за нами! Поторапливайтесь!
  

Глава девятнадцатая

Побег из тюрьмы

   Он было хотел спросить, кто они такие. Но передумал. К чему торопить события? И так всё скоро будет ясно. Гуль шел между двумя этими таинственными мужчинами в длинных плащах, с головами, покрытыми капюшонами, что придавало таинственность их процессии. Они прошли мимо тюрьмы, вышли на городскую окраину и продолжили путь дальше. Вышли к морю. К куску бревна была привязана лодка.
   - Садитесь, генерал! Надо поговорить.
   - Зачем? К чему весь этот маскарад?
   - Чтобы спасти вашу жизнь. Вы нам нужны живой.
   - Кто вы такие? Я не двинусь с этого места, пока не буду знать, с кем имею дело.
   - Мы ваши друзья. Этого достаточно. Садитесь в лодку!
   - Я не буду садиться в эту лодку. И я всё-таки хочу знать, кто вы такие. Друзья не должны скрывать своего имени.
   - Пока достаточно того, что мы вам сказали. Так почему вы не хотите садиться в лодку? Вам предлагают спасение, а вы отказываетесь от него. Всё это довольно странно. Не находите?
   - Где вы раскопали это старье? Через сто метров здесь будет полно воды. Какая мне разница: утонуть в море или быть повешанным. Странное вы нашли средство спасения. Не было ничего получше?
   - Не такая уж и плохая лодка. Выглядит вполне солидно. Не надо сгущать!
   - Вы могли бы просто вывезти меня в море, привязать камень к шее и выбросить за борт. Тот же самый эффект. Господа! Я всё это нахожу довольно странным. Может быть, объяснитесь всё-таки?
   - Что же вы такие страхи говорите? Мы вас вытащили из тюрьмы. Теперь вы на свободе. Остается сделать только один шаг, и вы отказываетесь. Кстати, мы тоже рисковали. Вы не подумали об этом? Для закона мы уголовные престпники. Но мы пошли на это. Ради вашего спасения.
   - Господа! Вы меня спасаете. Пусть даже эта лодка не пойдет ко дну, куда я в открытом море, как говорится, без руля и без ветрил. У меня нет пищи, нет воды, нет компаса. Первый же шторм, и мне конец. Куда я должен плыть в открытом море? В каком направлении? Ведь море - это не дорога, где какие-то указатели стоят. Это верная гибель.
   Гуль широко распахнул руки.Улыбнулся.
   - Куда мне плыть в этом безбрежном море? Вы мне предлагаете спасение, а на самом деле это саоубийстве, но медленное и мучительное. Неу уж, господа, извините! Я не согласен.
   Тут с высокого берега раздался крик:
   - Вот они! Хватайте их! Никто не должен уйти! Валите их и вяжите! Вперед, бойцы! Работаем!
   С удивительной быстротой незнакомцы бросились бежать вдоль кромки моря.
   А с высокого берега уже сыпались бойцы, как горох из рваного мешка. При этом они радостно визжали, как дети. На Гуля навалились и повалили его на песок. Над ним стояли, ухмыляясь, два бойца. Они были так похожи, что Гуль подумал, что это близнецы.
   - Тех догнали? - спросил офицер. - Чего жметесь?
   - Нет. Как сквозь землю провалились. И следов даже не оставили.
   - Ведите этого! Шаг влево, шаг вправо считаются побегом. Стреляем без предупреждения. Так что без шалостей! Мы этого не любим. Очень не любим. Вперед! Шагай!
   Офицер помахал метательным дротиком. Брошенный меткой рукой, он пробивает человека насквозь. Но и без этой угрозы Гуль бы и не подумал бежать. В конце концов, он не спринтер какой-нибудь. Догонят вмиг.
   Покорно поплелся назад к своей темнице. В тот же день его вызвали на допрос. О чем будут говорить, и к гадалке ходить не надо. Вот было же предчувствие, а он не послушал его. Только худе себе сделал.
   В комнате, кроме следователя, был еще один мужчина, мрачный и молчаливый. Гуль решил, что это особист. Он на таких уже насмотрелся в конторе Грохота. К тому же сильно пахло алкоголем.
   - Что, гражданин Гуль, вы не только не захотели сотрудничать со следствием, но и усугубили свою вину попыткой побега,- проговорил весело следователь, постукивая по столу. - Назовите своих подельников. Ну!
   - Я их не знаю. А представляться они отказались. Я даже не смог их толком рассмотреть. Они были в плащах, а на головах капюшоны. Кто они такие, они мне не сказали.
   Следователь повернулся к мрачному.качнул головой в сторону Гуля.
   - Я же вам говорил. Он упорствует и отказывается признавать очевидные факты. ну, никак не хочет облегчить свою вину. или глуп, или характер такой противный. Сам не могу понять.
   Мрачный шагнул к столу, оперся кулаками в край стола, смотрел на Гуля так, как естествоисытатель на незнакомую науке букашку. Гуль отвернулся.
   - На вашем месте я бы искренне расскаялся и выложил все начистоту,- проговорил он, растягивая слова. - Это в ваших интересах.
   Гуль кивнул. Всё правильно.
   - Честное слово, я не знаю, кто они. Всё произошло быстро и неожиданно. Даже времени не было для знакомства. Да они и не желали его.
   Хотел уже было рассказать, но тут его осенило. Он даже повеселел.
   - Черт! Как же я не мог догадаться сразу? Ведь я сразу должен был понять, что здесь что-то не то. Это ваша провокация. Ваша! Вот почему всё выглядело так нелепо. И я, как маленький ребенок, повелся на эту уловку. Хотя ведь все ясно, как день. Дырявая лодка, то, что вы не смогли задержать этих двух в длинных плащах. Куда они могли деваться на пустынном берегу, где никого, кроме нас и вас не было? Ко всем обвинениям вы добавите теперь и попытку к побегу. Но ведь разыграно было так примитивно! Что же я? Ах, дурак!
   - Богатая у вас фантазия,- проговорил мрачный. - А, в прочем, думайте, что хотите. Меня это не колышет. Хотя тараканов вам в голове надо бы потравитть каким-нибудь дустом. Положение ваше безнадежно.вы хоть это понимаете?
   Он замолчал. Вытянул шею. Они чуть не столкнулись носами. Гуль откинулся на спинку стула. Чтобы отдалиться от этого типа.
   - У вас всё-таки есть шанс спасити свою жизнь. И на вашем месте просто глупо было бы отказываться.
   - Неужели? - хмыкнул Гуль. - Только что вы сказали, что у меня нет никаких шансов. А теперь оказывается, что всё не так уж и плохо.
   - Гуль! Если вы согласитесь сотрудничать с нами, то...
   - С нами... это с кем? Кто я, вы знаете, а вот, кто вы, мне неизвестно. Как я могу давать согласие, когда не знаю, с кем имею дело? Не желаете ли вы представиться?
   - Скажем так, у нас очень серьезная и очень влиятельная служба. И вам лучше с нами сотрудничать.
   - Я так и думал. Я уже сотрудничал с вами. И начальник вашей службы даже считал, что плодотворно. Разве вам это неизвестно?
   - Имеете в виду Грохота? Нет! Мы еще влиятельнее. Выше нас только президент.
   - И что я должен делать? Имею навыки агентурной работы. Могу кого-нибудь завербовать. Еще в военном деле немного разбираюсь.
   - Будете выполнять наши приказы. Какие, обсудим позднее.
   Гуль посмотрел на грязный потолок, который, наверно, ни разу не белили с тех пор, как построили тюрьму. А, в прочем, зачем? Так даже эффектней для этого учреждения. Тюрьма - это же не пятизвездочный отель.
   - Я должен отклонить ваше предложение. Я не знаю, кто вы. Вы не соизволили представиться. А вдруг вы представитель мафии? Или провокатор?
   - Вот как! А, может быть, вы передумаете? Это в ваших интересах. И единственный путь к спасению. Другого шанса уже не будет. Так что соглашайтесь.
   - Это вряд ли. Не надо меня уговаривать.
   - Вы пожалеете об этом, но будет уже поздно. Будьте разумны, Гуль! Что за ослиное упорство? Не могу понять!
   - Я всё сказал. Знаете, был у меня друг на заре туманной юности. Жили неподалеку. Небогатый. И жадноватый. В школьном буфете булочку съедал с куском хлеба. Может быть, небогатый был потому, что жадноватый. А может, жадноватый был потому, что небогатый. И за каждую копейку тряяся. Просто с болью расставался с нею. Понравилась ему девушка. Наверно, влюбился. И вот собирается он на свидание. Первое свидание в своей жизни. Что это такое, знает смутно из рассказов других. Надел самое лучшее, что у него было. Понимает, что на свидании нужно дарить цветы. Видел, как это делают другие. И во всех фильмах так показывают. Зашел в магазин, глянул на цены, чуть его кондрашка не хватила. Для него это запредельные суммы. И какие-то цветочки, и такие бешенные цены. Это же грабеж! Уже было хотел идти без букета. А тут смотрит рядом искусственные цветы. Такие же яркие, крупные, разных фасонов. А цены в несколько раз меньше. "Дайте мне,- говорит, - четыре вот эти цветочка!" - "На могилку?",- справшивает продавщица. И смотрит на него равнодушными глазами, как будто перед ней пустое место. "Зачем на могилку? На могилку еще рано". Продавщице какая разница. Предлагает ему выбрать из ассортимента. Он выбирает. Четыре цветочка из крашенн\ой хрустящей бумаги. И летит на свидание, довольный собой донельзя. Ведь вроде бы этикет свидадий соблюдает. Полон, само собой, надежд. Видит свою девушку. Улыбается. "Ах, как я рад тебя видеть! Если бы только знала! Как только тебя увидел, сердце тук-тук-тук! Чуть не выскакивает! Ты такая красивая!" А цветочки за спиной держит. Вот выговорился. Понимает, что настал момент для подарка. Уже предвкушает, как обрадует ее. Протягивает ей четыре бумажных цветочка. "Вот тебе!" Девушка побледнела. Губки затряслись. Еле слезы удержала. Повернулась и чуть ли не бегом от него. Больше, как мне известно, они не встречались. Вот такая нелепая истории. Из моей далекой юности.
   - Вы зачем это рассказали? - спросил хмурый. Помахал рукой перед собой, как бы отгоняя невидимых мух.
   - Да я, как дурачок, сунулся с бумажными цветами и опозорился по полной программе. Самому за себя стыдно. Это надо же быть таким идиотом! Сам себя удивил. Вот и вспомнил эту старую историю.
   - Друг ваш глупый. Что еще скажешь о нем?
   - Может быть, и не глупый. Просто ему никто не сказал, для чего нужны искусственные цветы. Хотя невежество не оправдывает глупых поступков. Тут я с вами согласен. Как говорится, дуракам закон не писан.
   Хмурый вздохнул. И снова протянул голову к нему.
   - Хватит нас байками потчевать! Не хотите, как хотите. Только для себя хуже делаете. Хотя до суда у вас еще время есть. Хорошенько подумайте над моим предлоежнием. Если передумаете, то мы продолжим наш разговор. Будьте благоразумны!
  

Глава двадцатая

Гуль не один

   В этот день он обнаружил, что в камере он не один. Ои обрадовался этому. Хоть еще одна живое существо рядом. В углу напротив изголовья он увидел паутину. Подошел, стал рассматривать. Вот он хозяин паутину на краю. Наверно, он тоже пристально встсматривался в Гуля, гадая, подружатся ли они или станут врагами. И никак не мог решить для себя этот гамлетовский вопрос.
   - А тебя-то дружок, за что? - спросил Гуль. - В чем твое преступление?
   Паучок пошевелился. Гуль наклонился, чтобы увидеть его глаза.
   - Ну, что же! Теперь вдвоем будем коротать тюремные будни. Одно плохо, что собеседник из тебя никудышный, хоть и благодарный. Никогда не перебьешь. Ну, какой уж есть.
   Теперь у Гуля слушатель, с которым он делился впечатлениями и мыслями. На допросы снова не вызывали. Так в тюремной тоске и скуке прошла томительная неделя. Наконец выдернули из камеры и повезли в здание военного трибунала. Прокурор перечислил преступления Гуля. Кругом виноват. Как это еще прокурор не обвинил его в восходе и закате солнца. И потребовал смертной казни. Гуль с удивлением обнаружил, что это даже не вызвало волнения. Как будто в ближайшем будущем его ожидала не смертная казнь, а прогулка по тюремному дворику. А ведь он слышал, что многие после оглашения приговора впадали в истерику или теряли сознание.
   Прочитали письмо Будилы. Гуль стал объяснять, почему он устроил встречу в тюрьме, что независимая дружественная соседняя республика для них лучше, чем колония, в которой постоянно бы зрели заговоры и готовилась почва для освободительного восстания.. . Им бы пришлось держать на островах значительные военные и полицейские силы. И островная республика была бы их постоянной головной болью. Но в вину ему ставили то, что он делал это по собственной инициативе, даже не поставив в известность президента. И это больше походила на узурпацию власти и то, что Гуль собирался стать независимым правителем ВОРа. А затем обрушиться и на их страну.
   Вышел лысенький старый генерал, которого отправили в отставку по возрасту и старческому маразму, и долго и тихо говорил о том, что военная реформа Гуля принесла больше вреда, чем пользы, поскольку оторвала молодых парней от земли и рыболовства, что ухудшило продовольственную ситуацию на рынке. А новые виды вооружения представлляют собой варварские средства массового убийства людей, что, конечно, вызовет осуждение со стороны мирового сообщества. А еще он говорил о том, что Гуль высокомерен и заносчив, не имеет военного опыта, а к старым служакам не прислушивается. Он уничтожил старые кадры армии.
   Слушали особистов, одного за другим. Показания их были похожи, как однояйцевые близнецы. Значит, хороший провели инструктаж.
   Припомнили Гулю иноземное происхождение и то, каким непонятным образом он попал на острова. Конечно, это расценили, как спецоперацию вражеского государства. Целью этой операции был подрыв могущества республики.
   Его защитник время от времени блеял что-то невразумительное. Видно было, что он тяготился своей ролью. Чем-то помочь своему подзащитному он не старался. Хотя зацепок, несуразностей в процессе было немало. И умелый адвокат непременно воспользовался бы этим. И разрушил бы процесс.
   Судья долго читал обвинительный приговор, перечислял преступления Гуля и статьи, под которые они попадают. Как это еще не умудрились обвинить его в том, что солнце всходит и заходит. Гулю стало скучно и он все чаще отвлекался на посторонние мысли и всякие пустяки то рассматривал потолок, то лица сидевших в зале. Вот судья сделал паузу и огласил приговор: "Приговорить к высшей мере наказания". В зале наступи ла тишина. Боялись даже пошевелиться. Ожидали какого угодно срока, но не смертной казни. Многие подумали, что это уж слишком.
   Против своей воли Гуль опустился на скамейку. Во рту была сухость. Он хотел попросить воды, но вырвался только хрип. Первое ощущение, что всё это сон, такого не может быть. Тут же к нему бросился охранник и дернул его вверх. Так поднимают мешок. Гуль чувствовал, что сейчас он снова упадет. Охранники вывели его из зала, поддерживая с двух сторон. Он еле перебирал ногами. Как будто товарищи волокли пьяного друга. Идти Гуль не мог. "Неужели, - подумал он,- у меня отнялись ноги?"
   В камере его ожидал еще один удар. Как будто судьба решила добить его окончательно. Сразу, в один день.
   Его старого друга паучка не оказалось на месте. Не было и сетки паутины, которую он так старательно плел. "Пока он был на суде, в его камере сделали уборку",- это была первая мысль Гуля. Уборку, однако, всегда делают заключенные. Охранники этим никогда не будут заниматься. Даже служебные помещения убирают зэки. Если заключенные не делали уборки, их могли направить в шизо. Но такое случается крайне редко. В камере не бросали мусор на пол и не плевали. Гуль заглянул под нары. И там ничего. Но где же ты? Куда ты мог забиться? Так в последние часы или дни жизни (этого он не знает) единственная живая душа покинула его. Он остался в полном одиночестве. Никого! Очень плохой знак.
   Есть ли душа у паука? Гуль задумался. Это размышление отвлекло его от мрачных мыслей. Что такое душа? Наши мысли, чувства, ценности, настроение, характер. Может быть, даже нечто большее: то, что остается после нашей смерти, как бесплотный эфир, который, возможно, кто-то может и почувствовать, уловить. Ведь есть же такие особые люди. Говорят об ауре, которую могут увидеть только избранные.
   Все религии говорят о бессмертии души. Но любое живое существво чувствует и, возможно, даже мыслит. Почему человек только себя наделил этим качеством? А возможно, душа есть у всего живого.
   Любая домохозяйка знает, что если общаться со цветами, говорить им нежные слова, то они лучше растут. Коровы под красивую классическую музыку больше дают молока. Кошка лезет к вам и ластится и очень обожает, если вы гладите ее по шерстке.
  

Глава двадцать первая

В ожидании казни

   Кормить его стали получше. В борще обнаружилось мясо, а вместо размазни давали салаты и чай пахнул чаем. "Хоть одна есть хорошая сторона!" - усмехнулся Гуль. "А чем должен заниматься человек, приговоренный к смерти? - подумал он. - Наверно, самым важным, что может быть в жизни. А что же это самое важное? Думать о вечной жизни, писать письма родным, вспоминать прошлое, просить прощения у всех, кого ты обидел, молиться и отмаливать грехи? Тогда нужен священник". Но Гуль не считал себя верующим человеком. Хотя и допускал, что существует нечто сверхъестественное.
   Прислушивался к каждому шороху, шуму за стенами камеры. Когда слышал шаги, то сразу думал, что это за ним. Лоб его покрывался испариной, сердце летело в пропасть, в ту самую, откуда не бывает возврата. "Это моя смерть",- беззвучно шептал он. Он боялся смерти, панически боялся смерти. И порой стыдил себя за это. Невыносимо было ждать. День превращался в пытку, а каждая ночь переживалась как последняя. И каждый звук за дверью отзывался учащенным сердцебиение.
   Это было невыносимо. Порой ему казалось, что он сходит с ума и тогда смерть ему представлялась лучшим выходом из этой постоянной пытки. "А сам я смогу дойти до эшафота? - думал он. - Или меня дволокут, как бежизненную куклу, чтобы потом расстрелять, повешать или обезглавить? Почему я раньше не поинтересовался, как здесь казнят. Хорошо, если бы это было быстро. А если казнь будет долгой и мучительной? Хочу быстрой смерти, чтобы даже не почувствовать боли и не успеть подумать о смерти, а ты уже мертв. А выдержу ли я долгую и мучительную казнь? Смогу ли я вытерпеть адские боли?"
   Звякнул затвор. Гуль превратился в комок пронизанной страхом плоти. Неужели это всё? И через короткое время все закончится?
   Вечернее время. Почему вечером? Сколько он читал, смотрел фильмов, всегда казнили на рассвете. Даже кое-где это называли утренним ритуалом. Все еще спят, а приговоренных выводят на эшафот. Наверно, чтобы они в последний день жизни не увидели даже солнца?
   - На выход! Живо!
   Он оттолкнулся от нар. Ноги откзаывались слушаться его. Первый шаг ему дался тяжело. Как будто его парализовало. Шеркая ступнями, дошел до двери. Остановился.
   - Чего ползешь, как черепаха? Можно побыстрей?
   Охранник перебросил дубинку из одной руки в другю. Окинул Гуля взгядом с ног до головы. Смотрель почему-то с подозрением.
   Ноги были тяжелыми, как бьудто к ним привязали пудовые гири. Каждый шаг отзывался болью в спине. Он стонал.
   - Всё? - тихо спросил он охранника, заглядывая ему в глаза.
   Глаза охранника были пустые. В них ничего: ни интреса к нему, ни жалости, ни простого человеческого сочувствия. Наверно, это профессиональная особенность тюремщиков.
   - Давай шагай! Руки за спину! Пошел!
   Его провели в тюремный дворик. Снова загремел затвор. Железная дверь раскрылась. Он оказался перед зданием тюрьмы. Огляделся вокруг.
   Эшафота здесь не было. Не было и тех, кто его будет казнить. Вышел начальник тюрьмы, платочком вытер лысину. Надел фуражку.
   У стены стояла колесница с возничим и двумя бойцами. Значит, казнят в другом месте. Конь нетерпеливо перебирал копытами. Он был молод и ему нужно было движение. Смерть откладывалась еще на какое-то время. И Гуль был почти что счастлив. Запрокинул голову. Если там кто-то есть, пусть ему подаст сигнал. По небу плыли мягкие зефирные облака. Может быть, это души умерших. И он тоже превратится в такое же облачко. Кто-то же должен быть там. Если никого нет, то жизнь тогда бессмыслена и нечего за нее цепляться. Исчезнет, истлеет твое тело и превратится в прах. Из праха пришел и в прах обратился.
   - В колесницу! Живо!
   Охранник сзади ткнул его кулаком между лопатками. Гуль пошатнулся и направился к колеснице. Помогли подняться. Он сидел между двумя бойками. Они плотно сжимали его с обеих сторон. Это какие-то статуи с неподвижными лицами. "Умеют ли они говорить? - подумал Гуль. - Может быть, в эту службу специально отбирают немых?" Но всё-таки он не удердаося и спросил:
   - Далеко ли ехать? Где это?
   Ему не ответили, хотя он и не ожидал от них ответа. Да и говорить с заключенным не положено. Можно только отдавать приказы и подгонять, если заключенный замешкался. Скоро его не будет. Они же понимают это. Неужели в них ничего нет человеческого? Что же они сейчас чувствуют?
   Скоро его не будет. И они же понимают этого. Неужели в них нет ничего человеческого? В этот раз могли бы ослушаться приказа, сказать ему что-нибудь утешительное. Еще раз поглядев на лица бойцов, он убедился, что они не нарушат приказ. Да, может быть, они нисколько и не жалеют его, как не жалеют комара, которого прихлопнут на себе. Кто он для них?
  

Глава двадцать вторая

В закрытом городе

   Выехали за тюремные ворота. Колесница тряслась на булыжных улицах. И о, и бойцы непрестанно кивали головами. Шли прохожие. Кто-то бросал взгляд на колесницу. Но ничего, кроме праздного любопытства. Вот если бы они знали, кого везут, тогда бы смотрели иначе. На лицах полное равнодушие. Никто не узнавал военного министра, великого полководца Гуля, которого еще несколько дней назад все воспевали взахлеб. Никто не показывал на него пальцем, не говорил детям с придыханием: "Смотри! Смотри! Это тот самый Гуль, который в пух и пр ах разнес ВОРа. А до этого мы терпели только поражения от соседей. А он победил их! Куда его везут? Неужели..."
   Ничего этого не было. Не таким себе представлял Гуль последний путь. Равнодушие больше всего убивает. Он никому не интеересен. Также быстро забудут его после казни. Сложись всё иначе, и они проходили бы мимо его памятника. Сделав шаг вперед, он показывает народу, в каком направлении нужно идти. Он - великий полководец! Национальный кумир!
   Они выехали на главный столичный проспект. Здесь, как всегда, было многолюдно. Проспект был самым широким в городе. Горожане любили гулять в центре. И публика была одета понарядней, чем на окраинах.
   Гуль удивился. Если его везут казнить, то должны были ехать куда-нибудь за город, в потайное место, куда люди боятся ходить, считая его страшным и проклятым. Его бы казнили и бросили в яму, быстро забросали глиной, не оставив даже холмика и никакого знака о том, что здесь кто-то захоронен. Так завершилась жизнь пяти декабристов, могилы которых до сих пор не могут найти. И скорей всего и не найдут. Зачем же они приехали в самый центр столицы? Или здесь такой порядок? Его везут на центральную площадь, где, как Пугачева, казнят при огромном стечении народа. Это будет публичная казнь, как в далеком средневековье. Такой варварский театр!
   Он будучи военным министром ни разу не поинтересовался, как в республике совершается смертная казнь. Даже и мысли такой не возникало.
   Вот и главная площадь. Но здесь нет никакого эшафота. Всё, как обычно, буднично. И скопления народа не видно. Что бы это всё значило? Гуль терзался в догадках. Не находил разумного объяснения.
   Колесница пересекла по диагонали площадь и остановилась перед высокими ажурными воротами. Шлагбаум был опущен. Из сторожки вышел офицер. Рядом с ним шел боец. Сопровождавший Гуля протянул офицеру бумагу. Молча глядел на него. Офицер мельком как бы понюхал бумагу и махнул. Тут же подняли шлагбаум и распахнули ворота. Возничий дернул поводья и колесница въехала в Закрытый город. Закрытым его называли потому, что простому смертному сюда вход был заказан.
   Гуль прекрасно знал это место, потом что много раз бывал здесь, провел в Закрытом городе ни один день и ни одну ночь. За высокой каменной стеной был президентский дворец, дом правительства, казарма для президентского полка, различные хозяйственные постройки, дом отдыха и развлечений, винные погреба, в которых хранились лучшие вина страны. Гуль растерялся. Почему он здесь? Зачем? Что это могло значить? Зачем приговоренного к казни привозят в Закрытый город? Неужели здесь его и казнят?
   Колесница остановилась перед высоким крыльцом. Гулю помогли сойти. На этот раз его поддерживали, а не тащили, как мешок. Он чувствовал, как подгибаются коленки.
   С обеих сторон стояли рослые гвардейцы. На плечах они держали короткие ритуальные копья. Лица их были застывшими, как у мумий.
   Вышел мужчина в строгом костюме. Конечно, это был кто-то из президентской администрации. Он шагал, подняв подбородок, спина была прямая. Протянул руку, указывая, куда идти, и сказал повелительно только одно слово:
   - Пройдемте.
   Бойцы, которые охраняли его в дороге, остановились возле крыльца и оставились до тех пор, пока Гуль не вошел вовнутрь. После чего они направились к колеснице.
   Поднялись по широкой лестнице на третий этаж.
   Два гвардейца синхронно распахнули высокие створки дверей. Обычно так встречают высоких гостей. Гуль оказался в треугольном президентском кабинете. Всё здесь было ему так знакомо. И ничего не изменилось после того, как он в последний раз покинул кабинет. Он застыл на пороге. Створки деврей бесшумно затворились за его спиной. Гуль был в растерянности. Не знал, что он должен сказать. Сложил руки на животе и выжидал.
   Байда поднялся с кресла и стал обходить стол, двигаясь к нему навстречу. Так встречают высокого гостя. Распахнул руки, убылался. Подошел к Гулю и обнял его. От него припахивало алкоголем. Но Гуль этому не удивился. Быть до вечера совершенно трезвым - здесь такое не принято. Президент не был исключением.
   - Здравствуй, друг! Здравствуй!
   Друг? Он не ослышася? С каких это пор приговоренные к казни становятся друзьями президента? Это не сон? Может быть, его уже того, а он не почувствовал и не понял, когда это произошло. Что-то подобное он слышал на лекции по психологии. Это связано с изменением психики.
   - Что ж ты? Что ж ты? Проходи! Ты же не в первый раз в этом кабинете. Располагайся!
   Голос у Байды был несколько заискивающим, как у человека, который чувствует свою вину.
   - Всё же тебе здесь знакомо. Ах да! Я понимаю. Я понимаю твое состояние сейчас. Ты же ждал казни, а оказался в президентском кабинете. И не можешь понять, что это значит. Затруднительное у тебя положение.
   Байда приобнял его за плечи и повел к столу. Посередине стола стояла ваза я яркими розами.
   - Вот! Вот! Присаживайся! Это ужасно. Я понимаю. Я понимаю, что ты пережил. Трибунал. Смертельный приговор. Ожидание казни, когда вздрагиваешь от каждого звука. Теперь, дорогой мой товарищ, всё это позади, всё закончилось. Вздохни всей грудью! Вот так! Улыбнись! Порадуйся солнышку, пению птиц, цветочкам на клумбе. Мы будем жить, мы будем вершить наши великие дела на зло нашим врагам и к радости нашего великого народа. Ради этого стоит жить, это наполняет жизнь высоким смыслом!
   - Мы? - пробормотал Гуль.- Как это мы?
   - А кто же еще? Мне порой кажется, что в нашей стране только два разумных человека и осталось. Увы!
   Гуль смотрел на президента, как ребенок смотрит на Деда Мороза, который снова явил чудо: принес долгожданный подарок. Как же себя после этого не почувствовать счастливым? Как в детстве.
   - Я ничего не понимаю, господин президент. Меня должны были казнить по решению трибунала. Вот я у вас, и вы называете меня другом. Разве такое возможно? Что-то произошло?
   - Именно так! Ты не знаешь, какую услугу ты мне оказал. Услуга это слишком мелко сказано. Ты спас меня. Ты мой спаситель. Как же я не могу не называть тебя другом? Ты мой спаситель! Вникни!
   - Я в растерянности, господин президент. Не знаю даже, что мне думать и что это всё значит. Я в полной прострации.
   - Конечно, с тобой поступили жестоко. Очень жестоко. Тебе пришлось пройти через такие испытания. Зато результат получился блестящий. Великолепный!
   - О чем вы, госопдин президент. Вы говорите загадками. Я ничего не понимаю. Объясните!
   - Слушай! Я всё расскажу. Я чувствовал, ощущал нутром, что против меня зрел заговор, плелась путина. И удавка сжималась всё сильнее на моей шее. Такое дыхание смерти. Даже догадывался, с какой стороны, от кого. Но догадки к делу не пришьешь. Нужны были убедительные доказательства, факты, свидетельства. Ты мне добыл эти доказательства.теперь у меня все козыри на руках.
   - Как? - удивился Гуль и развел руками. - Какие доказателства? Чего доказательства? Не понимаю.
   - На остров приехал генерал Ворон. Человек он хитрый и умный. Ничего он просто так не делает. Главное - он волевой человек. Он может сплотить вокруг себя, организовать, за ним пойдут, потому что чувствуют в нем вождя, который может принять единственно правильное решение. Он направился в тюрьму. Но у тюремных стен есть уши. И большой ошибкой генерала Ворона было то, что он не подумал об этом. Всё ивестно, о чем генерал говорил с Будилой. Я понял, что это не случайная поездка, а часть заговора генералов. Первым их шагом было свалить тебя. Отыскали солдата, который доставил письмо Будилы. И он слово в слово передал свой разговор с генералом. Причем не скрывал своего восхищения перед ним. Находят свидтелей, клеветников, подкупают следователей, прокрурора. Всё катится, как по маслу, без сучка и задоринки. Заговорщики радостно потирают лапки. Гуль - создатель новой армии, победитель, оказывается государственным преступником, узурпаторм, который хочет стать правителем ВОРа. Ладненькая получилась схема.
   - Господин президент, так получается, что вы всё знали чуть ли не с самого начала? И вели такую тонкую игру?
   - Какой же я президент, если я ничего не знаю. Кроме Грохота и его спецслужбы, у меня есть своя спецслужба, которая шпионит за Грохотом и его людьми. Они мне докладывали о каждом шаге заговорщиков, даже об их мыслях. Представь себе! А среди заговорщиков всегда найдется челолвек, который ведет двойную игру, чтобы обезопасить себя. Если заговор провалится, выходит, что и он способствовал этому. Если удастся, он среди победителей. Ты, наверно, тоже с подобными людьми сталкивался?
   Байда похлопал себя по животу. Хмыкнул.
   - О каждом их тайном совещании я узнавал слово в слово. Даже докладывали, с какой интонацией это произносилось. С какой гримасой.
   Байда хохотнул. Похлопал Гуля по плечу.
   - Сначала они валят тебя. Прокуррор требует тебе смертной казни. Прокурор - тоже их человек. Я должен назначить нового военного министра. Выбор у меня небольшой. Самый авторитетный, самый толковый генерал - это Ворон. Глава заговора командует всеми вооруженными силами. У заговорщиков в руках армия. Они занимают ключевые посты в правительстве. Большинство депутатов парламента поддерживают их. Сколько могут продержаться мои гвардейцы, если начнется штурм? Если сразу не разбегутся, то не больше четверти часаа. Где же им противостоять против армейцев? Во время штурма президентского дворца президент, конечно, гибнет от случайной стрелы или дротика. Ну, так получилось, ребята! Не смогли уберечь.
   - Нежели такое возможно? - восклинкул Гуль. - В это нельзя поверить.
   - Возможно. Генерал Ворон вводит военное положение и провозглашает себя диктатором. И расправляется со всеми своими противниками. Так всё быстро и красиво. Ты помог мне раскрыть заговор. Теперь они все меня вот где!
   Байда поднял кулак. И потряс им перед носом Гуля.
   - Фу! - выдохнул Гуль. - Теперь я свободен. Знаете, как-то даже и не верится. Ведь приготовился к казни. Ждал ее.
   Байда вытянул губы. Чмокнул.
   - Свободен? Как же ты можешь быть свободен, если трибунал тебе вынес приговор. Ведь никто не отменял решение трибунала. Оно имеет законную силу. У нас же правовое госдурство. Вмешиваться в деятельность судебных органов никто не имет права.
   - Господин президент, как же вас понимать? Вы же только что говорили, что я спас вас.
   - Ну, что же здесь, дорогой друг, непонятного. Я же все доступно и просто объяснил. У нас демократия, правовое государство. Я не имею права вмешиваться в деятельность судебных органов и отменять их решения. Мнение свое могу выразить. Но не более того. А еще я могу применить дарованное мне конситиуцией права на помилование. С осужденного не снимается вина. Он просто освобождается от наказания. Тогда заговорщики насторожатся, поймут, что-то здесь не так, затаятся и уйдут в глубокое подполье. И узнать об их замыслах будет труднее. Я потеряю контроль над ними. Это чревато, мой друг. Никак нельзя допустить. Сейчас они расслабились, уверены, что одержали победу, действуют чуть ли не в открытую, считают, что могут делать, что угодно и их никото не сможет остановить. Они у меня, как на ладони. Я знаю о каждом. Что он делает, где находится, что собирается делать, что говорит сообщникам и даже своей любовнице. Об отмене решения трибунала даже речи не может быть. Ты должен это понимать. Иначе мы проиграем заговорщикам. И тогда на кону не только твоя жизнь, но и моя. Надеюсь, ты это хорошо понимаешь? Ведь ты же умный человек, Гуль.тебе не надо раъяснять элементарных вещей. Так же?
   - Меня ведь не казнят, господин президент? Так же?
   - Дорогой друг! Ну, о чем ты? Как тебе такое могло прийти в голову? Разве я тогда сейчас бы говорил с тобой? Приговор должен быть приведен в исполнение. Ты сам должен это понимать. Я могу подсуетиться, и приговор могут отложить на какое-то время. Скажем, на недельку или месяц. У меня есть такие полномочия. Время от времени я их использую. Я уверен, что делать этого не стоит. Ни в коем разе. В самые ближайшие дни казнь состоится. Я твердо обещаю тебе это. Так что будь спокоен! Я думаю, что казнь будет публичной. Непременно публичной. Сегодня же распоряжусь, чтобы оповестили население. Публично. За городом. Но казнь будет гуманной. Мы же не дикари какие-нибудь, не варвары, а цивилизованные люди. Никаких четвертований, колесований, сажаний на кол, варки в котле, разрываний на части, обертываний в cырую шкуру, привязывания к дереву на съедение комарам...Это пережиток дикости. Мировое сообщество нас осудит. А нам надо выглядеть в его глазах привлекателными. Мы же хотим быть флагманом прогресса. Образцом для мирового содружества.
   Гуль превратился в статую, не было даже сил проговорить что-то. Он тупо смотрел в угол президентского кабинета. Какое-то изощренное изуверство!
   - Что же ты так побледнел? Знаешь, мне хочется подойти и погладить тебя по по голове, как ребенка. Так делала моя мама, когда видела, что я расстроен. С тех пор меня никто не гладит по голове. Что ты? Что ты? Разве может любящий родитель казнить собственное чадо? А ты для меня как ребенок, простодушное и наивное дитя. Казнь будет. Через повешение. Государственных преступников у нас вешают. Повешают не тебя, а какого-нибудь закоренелого преступника, который вполне заслужил виселицы. Видишь, как все просто?
   - Как же? Ведь казнь публичная. Вы сами сказали. Меня многие знают в лицо. И сразу увидят подмену. Разве не так?
   - Приговоренный будет в черном саване, так что никто не заметит замены. И говорить он не сможет. Об этом позаботятся.
   - Что будет со мной? В каком качестве я буду жить?
   - Ну, тебе придется сделать пластическую операцию. И тогда ты можешь быть совершенно спокоен. Никто тебя не узнает.
   - Нет! Я хочу оставаться самим собой.
   - Хорошо! Хорошо! Тебя загримируют. У меня есть прекрасный театральный гример. У тебя будет такая окладистая борода и другое имя. Давай тебя будем называть Сова? Придумаем легенду. И вообще ты будешь в тени. Моим тайным советником. Иди сюда! Иди! Иди!
   Байда поднялся и поманил его за собой. Они подошли к стене. Гуль удивленно посмотрел на Байду. Байда прижал ладошку к стене. Бесшумно распахнулась дверка. Они оказались в небольшом помещении. Здесь был только стул и небольшая тумбочка сбоку. На тумбочке лежали листы бумаги и несколько карандашей. Карандаши были остро заточены.
   - Прекрасная слышимость. А через этот глазок ты будешь видеть всех, кто в этом кабинете. Об этой тайной комнате никто, кроме меня не знает. Мастер, который делал ее, умер несколько лет назад. Ты будешь в курсе всего. А затем будешь высказывать свое мнение, которым я очень дорожу, мой дорогой друг. Ты можешь говорить мне всё. Сначала, однако, казнь. Поэтому извини, некоторое время тебе придется потерпеть недобства. Но уверяю тебя, это будет недолго Так что всё готово. Казнь будет публичной. Народ любит такие зрелища. Ужас всегда притягивает к себе. Публичные казни имеют и воспитательные функции. Надеюсь, этого ты не будешь отрицать, мой дорогой друг. Взирая на такое зрелище, никто не захочет оказаться на месте преступника. И сто раз задумается прежде чем совершить что-то противоправное.
   - Как казнят? Вы совсем меня запутали.
   - У нас государственных преступников вешают. Ужасная смерть. Мне об этом поведали врачи. Вот послушай!
   Байда взял пуговицу на жилетке Гуля и стал ее покручивать туда-сюда. Как будто хотел ее сорвать.
   - Человек мучается какое-то время, задыхаясь. Пытается вдохнуть, но не может. Еще говорят, что у повешанного прямая кишка выбрасывает содержимое, каловые массы. Как неприятно тем, кто снимает повешенного. Этот запах! И самим замараться можно. Моментальная смерть - вот что нужно. И скажу по секрету. Пока это секрет. Поэтому никому. Хотя ты ни с кем, кроме меня и не будешь общаться. Я придумал машину, которой даже название дал. ГИК - гуманный инструмент казни. Знашеь, получилось велиоклепно. Я даже чертежик сделал. Смотри! Сморти! Я нарисую. Чтобы наглядно.
   Байда схватил листок бумаги, карандаш и стал рисовать. На кончике его носа застыла капелька пота. Она набухла и упала рядом с чертежом.
   - Два столба с прорезями. А вверху тяжелый косой нож. Почему косой? Он имеет большую линию захвата, поэтому казнь свершится быстрее. Нож держится на веревке. Вот она привязана за отверстие в ноже. Другой конец веревки наматывается на барабан и фиксируеся. Голову осужденного кладут между двумя досками с отверстием. Доски плотно прижимаются друг к другу, чтобы не крутил башкой, как скучающий школьник на уроке. Веревку опускаем. Нож стремительно летит вниз. Чик! И голова отлетает в корзину. Дешево и сердлито. Осужденный ничего не успеет почувствовать. Никакой боли! Потому что моментально лишается жизни. Только дуновение ветерка.
   - Изобретение, господин президент, гениальное. Но такая машина была уже придумана и называлась она гильтиной по имени ее изобретателя. Кстати, доктора. Он тоже был уверен, что изобрел гуманную машину.
   - Как? Ну, что ж! Я не претендую на первенство. Значит, моя мысль работала в правильном направлении. Сомнительная честь. Президент - изобретатель машины смертной казни. А вдруг его потомки будут помнить только из-за этого. "А это тот президент, который придумал машину убийства!" И больше ничего хорошего о нем. Гильотина, говоришь? А может, назовем ее гульотина? Как тебе мое предложение? Нравится?
   - Умоляю! Не надо такой чести!
   - Ладно! Пусть это будет последнее повешенье. Машину за час не построишь. А название машины смерти будет ГИК. И тогда будем чик-чик-чик! Вроде ножнцами бумажку режешь. Быстро и элегантно.
   Президент махал рукой, как будто он рубил капусту. И добродушно улыбался при этом, как ребенок новой игрушке. Гуль повернулся к окну.
   Байда опять приобнял Гуля. Похлопал по спине.
   И никому тебя не дам в обиду. Знай об этом!
  

Глава двадцать третья

Казнь

   Гуль спал хорошо. Разбудило его звяканье затвора. Он поднял глаза к высокому зарешеченному окошечку. Оно было серым. Значит, раннее утро, время, когда приговоренных отправляют на казнь. Он поднялся.
   Его вывели в коридор. Но вскоре охранник скомандовал:
   - Стоять! Лицом к стене! И не оборачиваться!
   Брякнул затвор. Значии, еще кого-то выводили из камеры. По тюремному распорядку арестанты не должны пересекаться. Гуль повернул голову и увидел арестанта такого же роста, как и он. Только тот сильно сутулился. Да и в плечах был пошире. Голова его была лысой и синей.
   Подбородок черный от щетины. Желтые волосы торчали из ушей.
   "Неужели этот тот бедолага, которого ведут на казнь вместо меня?"- подумал Гуль. Хотел даже кивнуть, но передумал.
   Никаких угрызений совести он не испытывал. Наверно, тюрьма его сделала таким ранодушным к чужим судьбам.
   Они прошли в следующий коридор. Охранник загремел ключами, открывая дверь. Он специально делал это громко, чтобы его слышали в конце коридора.
   Арестант шел, покачивая ягодицами. Так ходят паханы на зоне. Значит, это авторитет.казалось, что ладони за спиной были выточены из темного дерева.
   Наверное, всё тело у этого арестанта в наколках, по которым можно узнать его тюремную биографию. Она, наверняка, очень богатая.
   Приказали остановиться. И надели на них черные балахоны, которые предназначаются для смертников. Руки за спиной связали.
   Ничего не видно. Гул? стало страшно. Как будто он уже умер и очутилс? в царстве мрака. Вдруг перепутают. Тепер? его поддерживали с обеих сторон, поскол?ку он не видел дороги перед собо?. Поэтому без направляющих он обойтись не мог. Он шкрябал ногами, чтобы не запнуться.
   Снова трясется в колеснице, но только ничего не видит, что происходит вокруг. Слышит только перестук колес, а потом людской шум, который все нарастает. Колесница останавливается. Его ведут. Он поднимается по ступенькам. Значит, это эшафот. Последнее место земного бытия.
   Ноги отказываются подчиняться. Но сильные бойцы волокут его вверх, как мешок. "Байда обманул меня!" Но тут с него сдергивают балахон. Он зажмуривает глаза, потом открывает их. Тесная комнатушка. Ничего нет. И только небольшое окошечко. Возле него предусмотрительно поставлена табуретка. Прильнул к окошку. И видит море народа. Кажется, вся столица собралась здесь. Эшафот покрыт черной тканью. На нем виселица в виде буквы П. к двум столбам привязаны по паре веревок. Каждую веревку держит палач в черном. Лица их закрыты, только прорези для глаз.
   Вот бойцы ведут на эшафот человека в черном балахоне. Ноги его заплетаются, как у пьяного. Время от времени его дергают вверх.
   Прив?зыва?т за руки и поднима?т над эшафотом. Получаетс? латинска? буква Y. Двум? нижними веревками его прив?зыва?т за ноги. Веревки начина?т т?нут?. И вот уже буква Х. Черная Х на сером небесном фоне.
   Выходит чиновник. Он во всем красном. И даже нос у него красный и прыщик на подбородке тоже. Может быть, его специально загримировали, чтобы лучше видели с задиних рядов? Он разворачивает свиток и начинает громко и монотонно читать приговор трибунала. Кажется, это чтение никогда не закончится. Уже начинают скучать, зевать и почесываться. Парни щипают девок за задницы. Толпе надоело чтение. Они жаждут зрелища. А оно никак не наступает. Бесконечное бу-бу-бу.
   Растянутый за руки - за ноги приговоренный висит. Ветерок чуть шевелит его черное одеяние. Со стороны зрителям кажется, что это его тело шевелится. Возможно, он сейчас ругается. Вот чтение закончилось. Чиновник спускается с эшафота, на ходу сворачивая свиток. Он отходит в сторону, к тому месту, где стоят высшие офицеры. О чем-то говорит с ними.
   Палачи т?нут вверевки, и приговоренный переворачиваетс? вниз головой. Балахон падает, обнажа? его голые ноги в серых т?ремных штанах. Толпа затихает. Зрелище захватывающее!
   Привязывают огромный булыжник. Один палач держит камень, другой закрепляет петлю на шее. Для толпы это что-то новенькое. Комментируют каждое движение.
   Отпускают веревку. Булыжник летит вниз. Тело повешенного вытягивается, дергается в предсмертной агонии. Это заметно даже через балахон.
   Шея его неестественно удлиняется. Как это еще ему не оторвало голову? Но шейные позвонки, точно, сломаны. Наступает агония.
   Хрипит. Последние конвульсии пробегают по рукам и ногам. Он дергается, извивается. "Ужасная смерть",- думает Гуль. Толпа ревет. Всё было так ярко. Еще долго они будут делиться между собой деталями этой казнии и называть всё новые подрообности. Легенда о казни будет обрастать ими как трухлявое дерево мохом.
   Тут раздался страшный грохот. Как будто кто-то огромный бил кувалдой по небосводу, желая расколоть его. Толпа испуганно замолчала. А потом все бросились бежать. Вопли огласили окрестности.
   Утром следующего дня бездыханное тело казненного сняли с виселицы и положили на эшафот. Эшафот обложили соломой, и палач поднес факел. Язычки пламени быстро побежали, становясь всё выше. Они уже лизали доски, подбираясь к центру, где в черном саване лежал казненый. На этом месте должен был осттаться только пепел. Который следовало развеять по ветру.
   Блеснула молния, ослепив людей. Это было страшно. Как будто небо собралось теперь казнить всех собравшихся. Они испуганно подняли головы.
   Обрушился водопад. Когда стихия угомонилась, воды было по щиколотку. Нечего было и думать о том, чтобы снова разжечь огонь. Вокруг эшафота разлиличь черные лужи.
   Эшафот уже успел рухнуть. Под мокрыми досками лежало и тело казненного. Рабочие стали разбирать то, что осталось от эшафота. Руки их по локоть были в грязи. Одежда хоть выжимай.
  

Глава двадцать четвертая

Тайный советник вождя

  
   В комнате, где Гуль наблюдал за казнью, появляются два бойца. Что-то прочитать по их лицам невозможно. Это настоящие статуи. Никаких эмоций. Надевают балахон на Гуля и ведут. Гуль даже не слышит их дыхания. Кудав его теперь?
   Наконец с него снимают балахон. Снова маленькам якомнатка. Низенький столик, возле него два кресла напротив друг друга. Бойцы молча выходят из комнаты. И что же теперь?
   Быстро заходит Байда, приобнимает его за плечи и похлопывает по спине. Глаза его блестят. Он возбужден.
   - Вот и всё, дорогой друг! Всё позади! Закончились твои хождения по мукам. Теперь ты снова будешь наслаждаться жизнью. Для мира тебя нет. Но для меня ты есть, самый мой близкий помощник и советник. И мы снова будем работать вместе. Нас ждут великие дела.
   - Этот несчастный, кто он был? Я понял, что он убийца.
   - Ай! Да ну его!
   Байда махнул рукой, как будто отбивался от назойливой мухи. Рот его искривился. Глаза сузились.
   - В голову только не бери! На его совести ни одна погубленная душа. Душегуб еще тот. Он убивал даже женщин и детей. И получил то, что заслужил.. По документам он скончался в тюремной больнице. Ты будешь жить в президентском дворце. Обслуживать тебя будут два человека. Это очень надежные люди. Они никому ничего не скажут. Так что твое инкогнито сохранится. О твоем существовании никто не будет знать.
   - Но еще ведь есть гример? Вы же сказали, что меня загримируют.
   - Тем более. Он же прекрасно понимает, что за длинный язык ему отрежут его вместе с головой. Здесь люди ученые и толковые. Они умеют хранить секреты. В этом не сомневайся. Да расслабсяйся же ты, наконец!
   - Вы, наверно, читали книгу "Тайный советник вождя"? Хотя откуда она здесь могла взяться? Это из другой жизни.
   - Читал? Мне некогда заниматься такими глупостями. Времени едва хватает. чтобы просмотреть документы. Да и какая польза от этих книг? Одни дураки пишут, другие дураки читают. Ты с какой целью спросил об этом? Об этой книжке?
   - Я думаю, что то, что описывается в этой книге, выдумка автора. Но весьма замечательная. Когда-то в той стране, откуда я прибыл, был могущественный правитель. Его боялись не только подданные страны, но и на иноземцев он наводил страх. В народе его обжествляли. Он выиграл самую страшную войну в мировой истории. Так вот автор романа пишет о тайном советнике, который был у вождя и давал ему очень ценные советы. Но никто не знал о его существовании. И все мудрые решения приписывали единолично вождю. Это был его alter ego.
   -- Однако, интересная книга,- сказал Байда. - Я готов отступить от своего правила и прочитать ее. Это возможно? У нас есть такая книга?
   - Увы! Эта книга есть в той стране, откуда я прибыл. Но ведь у нас нет никаких связей с моей прежней родиной. Я даже не знаю, в какой стороне она находится от республики и как далеко до нее. А порой мне кажется, что в этом мире, где существует республика, моей бывшей родины просто нет. Она существует в другом измерении.
   Гулю наклеили черную широкую бороду. Брови у него стали толстыми и смолистыми. Чем-то он стал похож на классиков девятнадцатого века.
   Он глянул на себя в зеркало. Похож? Не похож? Скорее не похож. Байда предупредил его, что на следующий день будет очень важное совещание, судьбоносное и неожиданное для всех. Поэтому он должен быть предельно внимательным. И потом высказать ему свои соображения... И пусть он не боится того, что его слова могут ему не понравиться.
   И вот с утра он занял место в "тайной комнате", как ее называл Байда. В треугольный кабинет стали заходить министры, сановники, главы парламентских фракций. Байда улыбнулся. Но улыбка его не понравилась Гулю. Она выглядела скорее, как угроза. Ясно было, что Байда задумал нечто неожиданное.
   Байда поднял руку. Хотя итак все молчали и смотрели на президента.у некоторых рядом на столе лежали блокноты.
   - Господа! Мы собрались в переломный момент нашей истории. И перед нами стоят новые грандиозные задачи. Наконец-то доблестными войсками республики повержен наш исконный враг. Теперь ничто не угрожает нашей безопасности. Но опасность пришла изнутри. Вы понимаете, что я имею в виду. Наш военный министр, победитель - отдадим ему долзжное - попыталвся совершить государственный переворот и узурпировать власть. Наши бдительные органы во время раскрыли заговор. Преступник схвачен и казнен. .Это факт, который известне всем вам. А теперь о том, что вам не известно. На самом деле заговор не раскрыт. Заговорщики по-прежнему находятся на свободе и от своих намерений не собираются отказываться. Над нашей государственностью нависла угроза.
   За столом стали переглядваться, перешептываться между собой. На Байду глядели с удивлением. Переглянулись. Может быть, заговорщики есть и среди них?
   Наконец не выдержал премьер-министр. У него было одутловатое лицо с маленьким, как у синички, носиком.
   - Как же так, господин президент? Почему же нам ничего не известно? И кто же они, эти заговорщики? Мы хотим знать их имена.
   - Кто? Вы хотите, чтобы я их назвал?
   Президент поднял колокольчик. Как только он позвонил, в кабинет вошла дюжина гвардейцев из президентского полка. В руках они держали цереониальные секиры.
   - Арестуйте генерала Ворона, генерала Недочета, генерала Подтыку и генерала Мужейку!.
   - Что? Как?
   Генерал Ворон вскочил. Глаза его налились кровью.
   - Что это всё значит, господин президент? Объяснитесь! Измена - это слишком серьезное обвинение.
   - Объясняться теперь вы будете в следственном комитете. Советую сотрудничать со следствием.
   Генералам уже заломили руки за спину, связали и выталкивали их из кабинета. Делали это бесцеремонно.
   - Господа! Я невиновен! - кричал Ворон. -Это недоразумение.
   Байда махнул рукой, будто он всех приглашал к застолью. Надо же отметить такое событие.
   - Ну, вот! Даже воздух стал чище. Подробности заговора вы скоро узнаете. А сейчас к делу, господа. Я начал совещание с того, что сказал вам о том, что мы вступили в новую эпоху. Поэтому нам предстоит решать новые задачи. Первым делом давайте решать с ВОРом. Какие предложения? Высказывайтесь!
   - Ну, по-моему, тут решение будет однозначным. Мы разбили их, завоевали, теперь это наша колония. А что делают с колонией? Используют бесплатный труд местных жителей, вывозят ресурсы. То есть обогащаются за счет колонии,- протараторил пемьер-министр.
   - А другие мнения будут? - спросил Байда. - Вижу, что других мнений нет. Это грустно..я ожидал большего.
   Собравшиеся переглянулись. Необычное сегодня совещание. Сначала арестовывают генералов. Потом сомнение в очевидных вещах. К чему он клонит?
   - Давайте, господа, немного заглянем в будущее! Итак, ВОР - это наша колония, которую мы грабим бессовестным образом, местное население фактически превратили в дармовых рабов, содержим на островах многочисленную армию и полицию. И разумеется, штат чиновников. Местное население недовольно своим положением, роятся заговоры, убивают наших людей, поднимают восстания, ненавидят нас и всячески вставляют палки в колеса. Мы тратим немалые средства, чтобы удерживать колонию в повиновении, теряем людей, да и немалые расходуем ресурсы.
   - Но приобретаем-то больше,- возразил министр сельскогохозяйства. - Иначе к чему всё это?
   - А вы уже просчитали? Любопытно было бы взглянуь на ваши расчеты. Хотя даже и глядеть не стоит. Вот вы мне скажите, если бы вам предложили выбор: иметь рядом с собой заклятого врага, который при любой возможности всадит вам нож между лопаток, или друга и надежного союзника. Что приуныли? Думаю, что тут особо и выбирать не приходится. Воровцы убедились в превосходстве нашей доблестной армии. И больше не помыслят даже идти на нас войной. Так давайте их сделаем своими союзниками. Пусть они проведут выборы, выберут себе президента и парламент, и по-прежнему остаются независимой республикой, но дружественной и союзной нам. У нас с ними будет торговый договор, военный союз, у нас там будет своя военная база, советники и наблюдатели.
   - Но ведь это же самое предлагал Гуль,- воскликнули за столом. - И за это его обвинили в государственной измене и казнили. Якобы он хотел захватить там власть.
   - С военным трибуналом тоже нужно разбираться. Заговор проник и туда. Человек, которого мы провозгласили национальным героем и собрались поставить ему памятник, в один момент оказывается самым страшным государственным преступником. Поневоле возникает вопрос: кому это было выгодно. И ответ напрашивается сам собой: тем, кого Гуль потеснил с их насиженных мест. А он, несомненно, собирался это сделать.
   - Но в таком случае, почему же вы не помиловали Гуля? Ведь у вас есть такое право.
   - Помилование - лишь акт человеколюбия. Оно не означает снятия вины. В глазах общества Гуль по-прежнему оставался бы престуупником. И понятно, что даже речи не шло бы о его работе в органах власти.
   Поднялся министр юстиции. Обвел сидящих за столом.
   - Я понял, что я должен провести расследование действий военного трибунала. Сегодня же я пишу приказ о назначении комиссии и в ближайщие дни она приступит к работе. Там будут самые надежные люди.
   Байда кивнул. И махнул р укой - садитесь.
   - Вы все правильно поняли министр. Только эта комссия займется не только военным трибуналом, но и заговором, ктоорый готовился. А теперь о том, кому занять место военного министра. Как я понял, вы все пророчили на этот пост генерала Ворона. Давайте обдумаем кандидатуру. Высказывайтесь!
   Тут мнения разделились. Одни были за то, чтобы министром стал один из старой гварди, другие - из окружения Гуля. То есть новые люди.
   Но все понимали, что решающее слово за президентом. А потому спорили вяло, только из чувства долга. Замолкали и поглядывали на президента, когда же он скажет, кому быть военным министром. Что воду-то в ступе толочь?
   - А что у нас помалкивает начальник спецслужбы, товарищ Грохот? - спросил президент. - Уж вам-то непременно нужно высказаться.
   - Товарищ Грохот считает, что нужно дождаться окончания процесса над заговорщиками. Как я понимаю, это высшие военные офицеры. Вот мы назначим сейчас военного министра, а он окажется причастным к заговору. Я, например, такого не исключаю.
   Байда кивнул. По-дружески помахал Грохоту.
   - Нахожу разумным предложение товарища Грохота. Тем более, что его спецслужбе придется вплотную заниматься заговорщиками. Вы особенно не церемоньтесь с ними. Генералы - народ заносчивый. Пока в бубен не получат, будут через губу цецить. Соль земли, мать вашу!
   - Да за нами не заржавеет, господит президент. У нас даже камень заговорит. Уж будьте спокойны.
   - Знаю. Но и не переусердствуйте! Без фанатизма! Чтобы дошли до трибунала живыми и целехонькими. И без всяких синяков и фингалов. Что люди тогда подумают о власти.
   - Так наши специалисты не оставляют синяков, а боль нестерпимая. Некоторые так разговорятся, что и не остановишь. Вспоминают даже, как их прабабушку звали.
  

Глава двадцать пятая

В тайной комнатке

  
   Как только закончилось совещание, Байда сразу зашел в тайную комнатку. Гуль подскочил со стула.
   - Ну, что мой, дорогой друг? Жажду услышать тебя! Всё ли я сделал правильно? Нет ли осечек?
   - Вы были великолепны, господин президент. Только мне кажется, что вы поспешили с арестом заговорщиков. Тем более в президентском кабинете.
   - Поспешил? Неужели? Мне кажется, чем раньше ядовитой змее отрубишь голову, тем лучше. Чтобы она не успела никого укусить.
   - Вы держали все нити заговора в своих руках. Пусть бы заговорщики проявили себя. И тогда их вину не нужно было даже доказывать. А сейчас их могут обвинить только в замысле, но не в осуществлении переворота и захвата власти. А это уже другая статья.
   - Да. Ты прав. Жаль, что я заранее с тобой не посоветовался. Сейчас они начнут выкручиваться. Валить друг на друга.
   Байда прошелся по комнатке из угла в угол. Заглянул в маленькое окошечко и подмигнул Гулю. Улыбнулся.
   - А здорово я придумал с тайной комнатой. Как говорится, одна голова хорошо, даже если это голова президента, а две - всё-таки лучше. Если это такая светлая голова, как у тебя. Ну, что ты скажешь? Ведь у тебя же есть собственное мнение.
   - Вполне разумное решение по ВОРу. Вы поступили правильно.
   - Да, это же твоя идея. Ты же хотел ее осуществить.
   - Я думаю, что вам нужно предложить план реформ, чтобы люди почувствовали, что общество обновляется. Но для реформ нужны люди, грамотные, нацеленные на будущее. Между тем в кабинете министров у вас одни старики. И думают они об одном, чтобы спокойно завершить карьеру, ничем особенно себя не утруждая. Для реформ они не годятся.
   - Гуля нет, а такое ощущение, что он остался,- вздохнул премьер-министр. - Я даже чувствую, как витает его дух.
   Разговор происходил в его колеснице сразу после совещания у президента. Рядом с ним сидел министр иностранных дел Веточка. Несмотря на фамлию, он был высок и грузен.
   - Ха! Значит, ни у меня одного такое ощущение! - воскликнул Веточка. - Но это же возмутительно, коллега, когда военный министр - иноземец. Вы не находите?
   - Но сейчас мы избавились от него. Хотя его дух продолжает по-прежнему витать над нами. Он над нами, вокруг нас.
   У премьер-министра была емкая фамилия Мешок. Он гордился ею. Он был уверен, что если мешок, то мешок ума. Или по крайней мере денег.
   - Кажется, коллега, закончилась наша спокойная жизнь,- сказал Мешок. - Я чувствую, что у президента что-то на уме. Вы обратили внимание, как у него горели глаза? Буквально пылали.
   - Горели глаза? Вы так сказали?
   - Да! Огонь такой, азарт юношеский. Я у него никогда не видел таких глаз. Как у влюбленного юноши.
   Веточка пальцем поковырял в ухе. Он делал так всегда, когда слышал что-то неожиданное. Сейчас как раз был такой момент.
   - И что это может значить, по-вашему? Вы же больше всех нас общаетесь с президентом.
   - Для нас это может значить тяжелые дни. Что-то наш президент замышляет. Я думаю, это нам не очень понравится. Скорее всего вообще не понравится.
   - Может быть, генералы... между нами, конечно.... Ну, в общем, ну, вы понимаете, о чем я?
   - А что же тут непонятного. Только вы того, дружок, язычок-то не распускайте. Не надо!
   - Я сама осторожность. Будьте спокойны!
   - Вот так-то и лучше. Посмотрим, чем дело закончится с генералами. Тогда и будем кумекать дальше. А пока инициативу проявлять не надо. Инициатива, не мною сказано, - наказуемая вещь. Сидим, как мыши под веником.
   Оба, как по команде, повернули головы в сторону. По тротуару проходила девушка, ну, в очень короткой юбочки. А любой мужчина, будь он дряхлым стариком, прореагирует на это одинаково. Даже против своей воли.

Глава двадцать шестая

Гуль в ужасе

   Начались аресты. Были арестованы отставные генералы: Конь, Лавочка, Бонус, Понурый, Щипач, Борзой, Финтик, Шпак, Холера, Мурзик, Катакомба, Верзил, Дукс, Параня, Гофра, Дорма, Молчун, Стеной, Евдоша, Педра, Ракушка, Блода, сорок восемь отставных и действующих полковников, семьдесят четыре капитана и майора и пятнадцать человек рядового состава. Генерал Желудько при аресте оказал сопротивление, бросился на бойцов с кухонным ножом, был тяжело ранен и скончался в больнице. Полковник Кислый застрелился из табельного лука, оставив посмертную записку "В моей смерти прошу винить меня". Подполковник Приставочка объявлен в розыск. Из гражданских лиц арестованы мэр города Погремушки Рыбобык, министр торгового весельного флота Кислый, директор солеобогатительного комбината Чумачок, писатель Скотник и заместитель заведующего по хозяйственной части театра сатиры без Юмора Печурка. Сорок восемь лиц объявлены в розыск.
   На этом аресты не остановились. Арестованные на допросах называли новые имена. Спецсужбы были завалены доносами и анонимками. Они просто не успевали проверять каждый донос. Cосед доносил на соседа, секретарша на начальника, жена на мужа-бабника, дети на родителей, родители на детей. , ученики на учителей, дворники на жильцов, а жильцы на дворников.
   Достаточно было не уступить место в общественной карете или лодке, случайно наступить на ногу, не снизить цену при покупке, и тут же следовал донос и арест. И приходилось невиновному человеку доказывать, что он не верблюд и ни о каких заговорах и слыхом не слыхал. Кому-то верили, кого-то отправляли на нары.
   Тюрьмы были переполнены. На одну шконку приходилось по три арестанта, поэтому спали по очереди. В переполненных камерах стояла духота и вонь. Кто-то терял сознание. Следователи ходили с красными глазами. У некоторых от непрерывных допросов начинал заплетаться язык. Поэтому добавилось работы специалистам ухо-горло-рот. Не помогала и увеличенная доза водки, которую приказало выдавать начальство. Расплести язык - довольно трудоемкая работа. Даже если язык сильно размягчен водкой.
   Массовые аресты привели к тому, что оголились многие рабочие места. Приходилось останаливать целые цеха, а то и заводы. На прилавках исчезли многие товары. В стране назревал продовольственный кризис.
   Прервалось сообщение с островами северной гряды, птому что были арестованы все капитаны и штурманы весельного и парусного транспортного судоходства. Лодки кверх дном лежали на песчаных берегах и рассыхались. И над ними жалобно кричали чайки. А рыбы высовывали из волн удивленные морды.
   К радости ребятишек во многих классах отменяли занятия, потому что их некому было вести. Почему-то в учителях власти видели самый неблагонадежный элемент. Зрители, которые купили билеты на премьеру балета "Меч гнева", вместо зрелища получили деньги назад. Гибкие балерины и танцоры жались по тюремным камерам. Даже рыболовы, которые и читали-то с грехом попалам, неожиданно оказались участниками заговора. Они много могли бы рассказать о повадках рыб, но в политике они были ни бельмеса. И порой не понимали, о чем их спрашивают.
   Когда Байде принесли аналитический отчет, он схватился за голову. Экономические потери были такими, как будто по республике прокатиась моровая чума или военный шквал. Он вызвал Гуля. Сунул ему треклятую бумагу. Гуль прочитал и поморщился. Тяжело вздохнул:
   - В таких случаях говорят: заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Это большой террор. И по большей части пострадали совершенно невинные люди. Экономика в упадке, в обществе страх и ужас. Каждый боится любого скрипа. А может быть, это за ним приехали. Даже самый заклятый враг, если бы захотел навредить стране, не придумал бы ничего лучшего. Господин президент! Надо немедленно прекратить эти репрессии или иначе мы окажемся на краю катастрофы. Хотя мы уже стоим именно на этом месте. А дальше гибель.
   Грохот зашел в треугольный кабинет, как победитель, который вернулся с очередной победой с поля сражения. Подбородок его был высоко задран, в глазах огонь. Только что руки не затолкал в карманы. Байда глянул на него своим удавьим взглядом, бросавшего в трепет посетитеей кабинета. Грохот сразу сутулился.
   - Садись, главный спец, пыточных дел мастер! Хорошо это у тебя получается! Слишком хорошо!
   На Грохота словно вылили ведро ледяной воды. Он съежился, уменьшился, скоренько уселся на стул и заглянул в глаза Байды. Они не обещали ничего хорошего. А ведь он был уверен, что президент вызвал его, чтобы похвалить, а, может быть, и даже наградить. Такую работу провернули!
   - Ну, что еще не всех арестовал? - спросил Байда. - А тюрьмы у тебя, наверно, резиновые? Можно хоть сколько туда затолкать?
   Грохот понял, что награждать его на этот раз не будут. Вспотела шея, пот побежал по спине. Так хотелось почесать спину.
   - Грохот! Ты что творишь? То у тебя все оказываются агентами иностранных спецслужб. А на этот раз решил посадить всех жителей страны. У тебя что там в голове? Может быть, ты пьешь водку, настоянную на мухоморах? Тебе же было ясным языком сказано - "заговор генералов". Так и работай с заговорщиками-генералами. Что тут непонятного?
   - Но, господин президент, они многих завербовали из других слоев. Рскинули, так сказать, сеть.
   - Ага! Сеть?
   - Ну, да.
   - Ты дебил.
   Тут президент ввернул матерное слово. Сделал это он с удовольствием.
   Грохот стал еще меньше. Ему захотелось залезть под стол, как это он делал в детстве, когда нашкодит и боится наказания. Тогда он прятался под столлом и закрывал лицо ладошками.
   - Арестовано тридцать процентов населения, закрылось сто пятьдесят три предприятия, восемьдесят четыре человека покончили жизнь самоубийством. Только потребление водки выросло. И знаешь, кто в этом виноват? Не догадываешься?
   - Заговорщики, господин президент? Кто же еще?
   - Ты дубина стоеросовая! Ты! Это тебя надо под суд отдавать как вредителя и врага государства. Тебя!
   Грохот знал, что от страха можно описаться. Поэтому сложил руки на паху. И слегка надавил. Только этого еще здесь не хватало!
   - Чтобы сегодня же все были выпущены. Тебе понятно, чекист долбанный? И отчитаешься.
   - Понятно. И генералов? Генералов тоже?
   - Ты что, совсем дурак? Генералов-заговорщиков и их ближайших приспешников оставить и вести следствие. Повторяю: ближайших приспешников, а не полуслепых старух и сопливых ребятишек. Можешь идти! Свободен!
   Грохот стал пондиматься. Руки от паха не убирал.
   - Хотя погоди! Подождешь в приемной, мой секретарь приготовит тебе список, кто должен сидеть. Остальных выпустить! Немедленно! Черз час чтобы были свободны!
   Грохот вышел из треугольного кабинета, как на ходулях. Ноги отказывались сгибаться. Байда зашел в тайную комнатку. Улыбнулся.
   - Видел, какой идиот. Еще бы немного и пересадил бы все население. Вот с кем приходится работать. Ты хочешь спросить, зачем я его держу на столь высокой должности? Да, не умен. Но предан и душой, и телом. Скажи я ему: прыгни со скалы, и прыгнет, на задумываясь. А знаешь, как я его нашел. Однажды приехал смотреть, как мостят дорогу. Но все, само собой, вытянулись в струнку, поедают меня глазами. Потом будут рассказывать домашним и близким, что видели самого президента и он от них стоял в полушаге. Ну, всё, как и должно быть. Я-то уже привычный к этому.
   Байда, когда увлекался, начинал размахивать руками. Гуль отодвинулся, чтобы не получить по носу. Байда этого не заметил.
   = Но один из них буквально пожирал меня глазами. Это был Грохот. Какие твои соображения на счет судебного процесса над заговорщиками?
   - Процесс должен быть открытым.
   Гуль говорил, что так будет лучше. Сделай процесс закрытым, и пойдут слухи, что это президент мстит своим бывшим генералам. А так вот всё перед вами, как на ладошке.
  

Глава двадцать седьмая

Судят генералов-заговорщиков

   Свидетели выступали один за другим, читали показания, допрашивали обвиняемых. Кто-то пытался юлить, оправдаться, свалить вину на других. Другие были вполне искренни. Или казались такими.
   Но все ждали выступления генерала Ворона, который стоял во главе заговора. Будет ли он каяться, просить о помиловании, этот гордый, жестокий, умный человек? Ворон сидел в железной клетке с тремя десятками своих сообщников. Лицо его было каменным, как у сфинкса. И нельзя было догадаться, что он испытывает и чувствует. С другими он не общался. Внимательно слушал все выступления. Судей это пугало. От Ворона можно было ожидать какого угодно сюрприза. Один из судей даже предложил не давать Ворону слова.
   Ворон поднялся. Мгновение он молчал, переводя взгляд от судей на тех, кто сидел в зале. Наступила тишина. Перестали шептаться. Все смотрели на генерала. Ворон поправил воротничок рубашки и проговорил тихо. Но все его услышали, потому что очень хотели услышать.
   - Ваша честь! Я прошу пригласить для дачи показаний Кнопку и Келю. Это рабочие, которые разбирали эшафот после казни. Думаю, что их показания вас очень заинтересуют. Они откроют то, что от всех тщательно скрывается.
   Вошли двое коренастых молодых мужчин. Они были малорослы, широкоплечи, круглолицы. Если сильно не присматриваться, то можно было их принять за братьев-двойняшек. Но один постоянно улыбался, показывая железную фиксу, а второй был хмур, казалось, что он на что-то постоянно сердится. Они вдвоем встали за кафедру. Немножко потолкались и замерли.
   - Вы должны говорить правду и тллько правду. За дачу ложных показаний вас ожидает уголовная ответственность. Что вы хотите сообщить суду? - строго проговорил судья. - Кто первый начнет?
   Кнопка и Келя переглянулись. Наверно, решали, кому из них начать. И одновременно раскрыли рот. Но тут же замолчали. Кнопка толкнул Келю: мол, ты говори. Келя кивнул.
   - Мы это... - начал Келя. - Ну, в общем, нас послали на следующий день после этого...ну, казни, значит, разобрать этот самый, ну, эшафот. Мы вдвоем, ну, с друганом, вот этим, Кнопкой его зовут, стало быть того, ну, разбирали, значит, этот эшафот. Эшафот-то с казненным сжечь должны. Только в тот день такой, значится.дождь был, потом настоящий водопад. Вода, стало быть, чуть не по колено стало. Тут неделю надо было ждать, чтобы, стало быть, просохло. Вот и приказали нам разбирать всё, стало быть. "А куда,- спрашиваем, - доски, столбы, значится?" - "Да куда, куда? - говорит полковник Шнырь. Полковник Шнырь, значится, руководил этим делом. - Да куда хотите! Мне это дело по барабану. Хоть себе заберите, хоть пропейте! Мне сказали, чтобы всё было убрано, чтобы на этом месте было чистое поле. Никаких следов не оставалось. Как всё уберете, еще и метлами пройдитесь. Чтобы шик и блеск!" А что, глядим, доски ровные, струганные, столбы крепкие, никакой гнильцы. Гладкие, без заусенцев, хоть задницей на них катайся. Завидные столбы! Сгодятся в хозяйстве. У Кнопки вон свинарник - плюнь и развалится. На честном слове держится. Того и гляди свиньи не сегодня-завтра разбегутся. И где их потом собирать?
   Судья кашлянул и строго посмотрел на Келю. Но тот продолжал, ничего не замечая, с прежним вдохновением:
   - - А я вот всё баньку мечтаю построить. У нас в поселке-то, значится, общественную баню закрыли. Невыгодно ее стало содеражать. Не окупает, стало быть, себя. Убыточная, значится. А где теперь помыться, спраашивается? Ходить с немытым рылом? И вонять, как свинтус.
   Судья вздонул, покосился на своих коллег. Они улыбались.
   - Мечтал я, значится, всё свою баньку сварганить. Только из чего? Материал-то кусается. Тут доски ровные и строганные. Такое можно замастырить, закачаешься. Гвозди, значится, нержавые. Погнутые можно выпрямить.
   - Гражданин Келя! - не выдержал судья. - Не надо нам этих подробностей про доски и гвозди. Они суду совершенно неинтересны. Говорите по существу дела. То есть излагайте суть. И без "этих самых" и "значится". Вам понятно, граажданин, Келя? Отвечайте!
   - Как скажите, стало быть
   - Ваша честь, не забываем.
   - Чего ета? Значится....
   Келя посмотрел на судью, который хмурил брови и медленно шевелил губами. Так делают, когда не хотят материться вслух. А сдержаться нельзя.
   - Надо добавлять "ваша честь". Так обращаются к судье, тем самым высказывают уважение к закону. Вам опнятно?
   - Ну, как скажите... Ну, вот подошли мы, чтобы снять казненного. Отвязали его. Ох, и тяжелехонький он. Положили, стало быть. Ну, камень там отвязали, веревки развязали. Каменюка-то тяжеленный. Как ему еще голову не оторвало. Мы его вдвоем с Кнопкой поднимали. Кнопка еще замарелился: мол, такой упадет на ногу и пипец. Разобрали. "А куда,- спрашиваем у полковника Шныря,- тело девать?" Нам-то без разницы. Чо скажет, то и делаем. Мы люди подневольные, под приказом ходим. "Куда? - говорит он. - Не знаете, куда покойников девают? Первый раз замужем? Яму выкопайте да и бросьте его туда. Только, чтобы никаких холмиков и следов не оставили. Так положено. От казненных никаких следов на земле не должно остаться". Закопать так закопать. Вырыли мы неподалеку яму. Полковник Шнырь заглянул, говорит: "Пойдет! Кидайте его туда!" Взяли, значит, с Кнопкой покойника, понесли. Ну, до язмы донесли. Положили на землю. Кумекаем: или просто спихнуть его туда или спустить бережно. Тут Кнопка говорит: "Давай посмотрим?" - "Чего,- говорю,- смотреть? Покойников не видел?" - "Так это же,- гворит, - не простой покойник. А вон какая важная птица. Министров я еще ни живыми, ни мертвыми не видел. А может быть, у него там какое золотишко, кольцо там или цепочка, или коронка золотая". Зрелище, конечно, страшное. Морда синяя, язык изо рта вывалился и весь разбух, а шея тонкая и длинная. Ну, это вроде, так и должен казенный выглядеть. Только весь он в наколках. С головы до пяток. Места чистого нет, весь фиолетовый. Столько за год не наколешь. У меня братка сидел. Так я в этом деле кумекаю. Он рассказывал, что какая наколка значит. Пять куполов. Значит, пять ходок. Видно, что кадр еще тот. Мы с Кнопкой обомлели. Поглядели друг на на друга. Ну, ё моё! Ништяк! Это не министр. Министр не может быть таким. А полковник Шнырь кричит: "Что вы там возитесь? До утра что ли собрались возиться? Давайте быстрей!" Позвали его. Он как глянул, говорит: "Так это же Крюк! Ну, ё-моё! Вот это дела!" - "Крюк? Кто такой?" - "Да я его сам брал. Столько лет за ним охотились! На нем пять трупаков. Его же приговорили к тремстам восьми годам заключения. Ёжкин кот! Что же это всё значит? Повешать его, конечно, надо. Но в этот раз должен был не он". А потом нам говорит, чтобы мы никому об том и закапывали побыстрей. Нечего, мол, рассиживаться и разглядывать. Не нашего ума это дело. Ну, мы исполнили, стало быть.
   Замолчал. Вздохнул и толкнул товарища.
   - Гражданин Кнопка! Вы подтвержадете слова вашего коллеги? - спросил председатель и прикусил губы. Врядл ли этот мужлан знает значение слова "коллега". С таким народом надо общаться на их языке.
   - Подтверждаю. Стало быть.
   - Ваша честь, гражданин Кнопка!
   - Чего это?
   - Надо говорить: подтверждаю, ваша честь. Тем самым вы выражаете уважение к суду. Учтите на будущее.
   В зале открыто переговаривались. Это была настоящая бомба. Председатель схватил молоток и тут же его отложил. Потом опять поднес руку к молотку.
   Председатель всё же лважлы постучал, требуя тишины и угрожая удалить нарушителей из зала Но никто на это не обратил внимания. Стало еще шумней. Зал шумел, как растревоженный улей.
   В клетке ободрились, глаза у арестантов блестели, они шутили. Подталкивали друг друга локтями. Хихикали.
   Все были уверены, генерал Ворон вытянет их. Он умница.
   Ворон опять попросил слова. За судебным столом царило напряжение. Ничего хорошего они не ожидали. Процесс явно поворачивал в непредсказуемую сторону. А судьи не любят непредсказуемость. Уже в начале процесса они предвидят итог. Как бы ни посыпались их головы. Двое заседателей были против того, чтобы предоставлять генералу слово. Но это выглядело бы просто вызывающе. И подтверждало правоту обвиняемых.
   - Господа! - возразил председатель. - В зале полным-полно журналистов. Представляете, что начнется, если мы не дадим возможность генералу Ворону высказаться. И вообще кого только сейчас здесь нет. Заткнем генералу рот и нас разнесут на кусочки. Такое поднимется!
   Разрешил. Кивнул.
   Голос генерала был бодрым, даже веселым. Он чувствовал себя на подъеме.
   - Уважаемые судьи! Ваша честь! Я благодарен вам, что вы предоставили мне слово. Прошу вызвать для дачи свидетельских показаний полковника Шныря. Того самого, который командовал свидетелями.
   Председатель согласился. И перенес заседание на следующий день. Удалились в комнату для совещания.
  

Глава двадцать восьмая

Байда в панике

   Для Байды это был удар. Он почувствовал, как трон под ним закачался, заскрипел, накренился то в одну сторону, то в другую, угрожая вот-вот развалиться. И он лежит рядом в пыли, униженный и оскорбленный, которого только ленивый не пинает. Это было ужасно.
   Он бросился к Гулю. Гуль выслышал его взволнованный сбивчивый рассказ и, к его удивлению, остался совершенно спокойным. Бвйдв даже подумал, что он, может быть, не понял, что произошло..Сидит тут один в заперти.
   - Ты меня не понял? - удивился Байда. - Это крах! Это катастрофа! Мне конец! Они выроют этот труп и убедятся, что это не ты, а убийца Крюк. И всё! И конец мне! Ты представляешь, что будет? Они победили! Черт бы их побрал! Как я мог это допустить? Но почему так всё?
   - Представляю, господин президент. Это нетрудно представить.
   - Но почему ты улыбаешься? Ты что рад такому повороту?
   - У меня есть план, господин президент. Знаете, это даже хорошо, что всё так повернулось. И мы постараемся извлечь максимум выгоды из этой ситуации. Сделаем ее выгодной для себя. Обернем ее против наших врагов.
  
   Полквоник Шнырь выглядел растерянно. Выглядел он каким-то увядшим.
   - Как вы узнали в казненном уголовника Крюка? - спросил председатель. - Вы с ним были знакомы? Где вы познакомились?
   - Ваша честь! Это было три года назад. Наш стукач... извините, осведомитель... сообщил, что Крюк бухает... извините, употребляет алкогольные напитка... у своей марухи... извините, сожительницы. Мы не могли упусить такого момента. Я был на дежурстве и отправился с группой на задержание. В группе было двенадцать человек. Героизма и не потребовалось. Вся гоп-компания... извините, воровская шайка... была в ж... извините... сильно пьяной. Даже лыка не вязала. Когда мы ворвались, они понять сразу не могли, что происходит. За пять минут мы их всех повязали. Сам Крюк был до пояса раздетый. В комнате было очень жарко. Да еще и алкоголь добавил градус телам. Все такие красные и потные. Тогда я и разглядел наколки Кюка. Такое не забудешь. Настоящая картинная галерея. Ни кусочка нет чистой кожи. Весь синий. Я всякое видел. А такого еще не доводилось. Если бы он был без головы, я бы узнал его по наколкам. Вот как все было, ваша честь. Я приказал закопать его и никому не говорить. Что они исполнили.
   - Ваша честь! Позвольте мне снова сделать заявление. Это очень важно.
   Конечно, это был генерал Ворон. Но кто бы ему сейчас посмел отказать? Председатель только обреченно кивнул головой. Ворон поднялся. Медленно покрутил головой из стороны в сторону, как бы разминая шею. В зале перестали перешептываться. Наступила тишина.
   - Я благодарен вам, ваша честь! Группу генералов и меня в том числе обвиняют в попытке государственного пеереворота с целью незаконного захвата власти. Не буду останавливаться на обвинениях и показаниях свидетелей. Это отдельная тема. И я уверен, что уважаемый суд отделит семена от плевел, то есть установит, где истина, а где ложь. Я веврю в правосудие.
   Глаза генералов блестели. Сейчас Ворон всем покажет!
   - В свете открывшихся новых обстоятельств, я требую провести новое расследование. Я требую, чтобы суд возбудил дело о подмене казненного и выяснил, кто это сделал. Этот факт доказывает нашу невиновность. Никакого заговора, господа, не существовало. Всё это дело сфабриковано от начала до конца. Оно шито белыми нитками. Как мог на эшафоте вместо госудрственного преступника Гуля оказаться уголовник? Только очень-очень могущественная сила могла это сделать. Кому это было нужно? Я думаю, что ответ напрашиваеся сам собой. У нас правовое государство, и закон главенствует над всеми. Все мы равны перед законом. Выгодно это только одному человеку. Президенту Байде. Гуль якобы казнен. Законность соблюдена. Президент даже не воспользовался своим правом помилования. Гуль где-то рядом с президентом и продолжает руководить всеми этими пагубными реформами, против которых были настроены уважемые всеми генералы. У меня всё, ваша честь. Благодарю вас!
   Ворон, держа спину прямой, опустился на лавку и даже не удостоил взгляда своих подельников.
   Охранники смотрели на него с восхищением. Если бы им дали команду, они бы с радостью выпустили из клетки Ворона и его вынесли бы из суда на руках под ликующие вопли толпы. Генерал Ворон явно становвился народным кумиром, героем.
   Поднялся председатель. Откашлялся.
   - Господа! Мы должны сделать перерыв в связи с новыми обстоятельствами, которые открылись на процессе. Мы должны их расследовать.
   Он поискал глазами молоток. Что же он так далеко его отодвинул от себя? Непорядок! Пододвинул молоток к себе.
   - Перерыва не надо! Это ни к чему!
   Все, как по команде, повернулись в сторону дверей. Кто это такой смелый,
   что перечит суду? Байда! Он улыбался, как будто ничего не произошло. Не торопясь, он шел по проходу. Изредка помахивал ручкой то одному, то другому. Председатель привстал со своего стула. За ним поднялись другие судьи.
   В клетке все уставились на Ворона. Тот пожал плечами: мол, откуда мне знать. Посмотрим, что будет дальше.
   - Позвольте мне сделать заявление, ваша честь?
   Байда уже стоял за кафедрой. Улыбка не сходила с его лица. И никто не мог понять, чему он улыбается. В его-то положении.
   - Конечно, господин президент. Прошу!

Глава двадцать девятая

Байда делает заявление

   - Только что генерал Ворон обвинил меня, президента республики в совершенни преступления, что по моему приказу вместо приговоренного к смертной казни бывшего военного министра Гуля казнили другого, уголовника. Ибо никто другой не мог отдать такого приказа и организовать подмену. Такое может сделать только президент. Гуль якобы где-то скрывается в президентском дворце. Обвинение серьезное. И я должен был ответить перед судом и перед своим народом. Если президент совершил серьезное преступление, он по законам нашей страны может быть привлечен к уголовной ответственности. Чего и добивается генерал Ворон и его напарники. Он хочет, чтобы в этой клетке были не они, а президент. Кто же в таком случае становится временно исполняющим обязанности президента до того, как пройдут новые выборы президента? Премьер-министр Штуда, который, ни для кого это не секрет, симпатизирует заговорщикам и со многими находится в дружественных отношениях. Вообще-то он знал об их планах, то есть тоже причастен к заговору. Иначе он мне бы доложил об этом. Но он этого не делал, надеялся, что заговорщики победят. Давайте зададимся вопросом: кому было выгодно заменить Гуля на уголовника, сохранить жизнь Гулю в то время, как все были бы уверены, что он казнен? Мне? Президенту? Подвергать себя такому риску? Но ради чего? Кто-нибудь может мне ответить? Вот то-то же! Вы согласитесь со мной, что мне это совершенно не нужно. Генералам же, заговорщикам, это очень выгодно. Итак, давайте вспомним предысторию, чтобы, так сказать, расставить все точки над и. Глава заговора генералов отправляется на только что захваченные острова. Что ему там понадобилась? Зачем такая поспешность? Задумайтесь! Но это-то же ясно даже несмышленному ребенку. И каждый из вас согласится со мной. Сманить Гуля на своию сторону. Он руководит армией, он победитель. Авторитет его как никогда высок. Он объявлен национальным героем. Ему не стоит труда совершить военный переворот. После переговоров с Гулем, куда отправляется генерал Ворон? Это тоже нам хорошо известно. Наши спецслужбы не дремлют. Отправляется он в тюрьму, где сидит арестованный президент Будила и его правительство. Опять задайтесь вопросом: для чего? О чем он с ними хочет говорить? Обещает ему освобождение, возвращение на президентский пост в обмен на поддержку заговора. Разве не так? Так. Вы не может не согласиться со мной. Это же всё как на ладони.
   - Господин президент,- сказал председатель,- если всё так, то зачем заговорщики делают всё, чтобы представить Гуля преступником, который вознамерился захватить власть в республике? Получается нелогично. Они должны были бы выгораживаать его. Защищать.
   - Вот здесь самое интересное, ваша честь. Прежде всего они отводят удар от себя. Вроде они не при чем, чистые. Это всё Гуль замутил. С него и спрос. А они невинные жертвы. Заговорщики не они, а маршал Гуль. Но план их гораздо тоньше и хитрее, чем просто представить Гуля главным преступником. Я бы даже сказал, это гениальный план. Респект генералу Ворону! Голова у него работает ого-го! Что есть, то есть. В этом ему не откажешь. Без генерала Ворона все эти люди в клетке - ноль без палочки. Что происходит? Маршала Гуля осудят и казнят. И вот тут заговорщики подменяют Гуля на уголовника. Сделать это им не составляло труда. Выходит вроде бы нелогично. Но вот где гений Ворона вновь проявил себя. Он замыслил такую комбинацию, которая может и прийти только в гениальную голову. Гуль, которого они похитили и содержали в тайном месте, через несколько дней после своей казни (а все уверены, что казнили именно его), является миру целым и невредимым. Люди не могут поверить в это. Что думает народ? Что он воскрес из мертвых. А кто может воскреснуть из мертвых, смертию смерть поправ? Ну-ка, ну-ка, напрягите свои мозги! ,Бог! Теперь каждое слово Гуля - это Божье откровение. Вот кто объединит всех. На него молятся, ему поклоняется. Он над всеми и со всеми вместе. Каждое его слово - это закон для всех. Но Гуль не может стать президентом. Бог не может быть президентом. Какой же он тогда будет бог? Потому, что президент может совершать ошибки, но бог никогда. Богу богово, а кесарю - кесарево. Но он духовный вождь. И он укажет, кто должен стать правителем страны. Понятно, кто. И появится у нас не просто президент, а помазанник божий. И будет им генерал Ворон. Теперь он не просто правитель-президент. Теперь это сакральная, священная фигура, окруженная ореолом святости. Сами небесные силы подвигли его на трон правителя. И всё, что он ни делает, освящено небесами. Теперь этот трон из века в век будет принадлежать его потомкам, династии Воронов. Так в нашей стране утвердится монархия Воронов. Разве это не гениально? Генерал Ворон видит на десять ходов вперед.
   - Всё это ложь! - завопил Ворон. - От начала до конца ложь, плод больной фантазии! Изощренная ложь!
   - Ну, вот видите, господа! Если Юпитер сердится, значит, он не прав,- усмехнулся Байда. - Я даже не узнаю генераа Ворона, который никогда не теряет самообладания. Почувствовал удар в самое сердце, поддых.
   - Да как вы можете верить в этот бред? - раздраженно возопил Ворон..
   В клетке переглядвались и шептались. Ворон с каменным лицом смотрел в окно. Неужели он проиграл?
   - Генерал, это правда? Отвечайте!
   Ворон приподнялся и выкрикнул:
   - Это ложь! Ложь! И ложь! От начала до конца! Разве вы меня не знаете? Мне такого и в голову бы не пришло! Никогда!
   Сообщники отодвинулись подальше от Ворона, хотя в клетке это было сделать затруднительно. Один из них почти внятно заматерился. И плюнул бы, если бы не боялся наказания. Не такой-то Ворон и мудрый.
   Председатель поднялся, стукнул молотком.
   - В связи с новыми фактами мы должны открыть новое дело. Господин президент! Будете ли вы подавать заявление? Нам нужно ваше заявление.
   Президент покачал головой из стороны в сторону. Улыбнулся.
   - Не надо никакого дела, ваша честь! Я не буду подавать заявление. Это совершенно ни к чему. Уверяю вас!
   - Как так? Почему?
   - Я благодарен генералу Ворону. Понимаете, благодарен.
   - Я что-то вас не понимаю, господин президент. Не могли бы вы объясниться?
   Председатель привстал со стула и обвел зал, как будто искалтого, кто ему мог объяснить, что всё это значит. Судьи переглядывались между собой.
   - А что же тут непонятного? Разве можно разбрасыватья такими людьми, как генерал Ворон? Я полагаю, что суд должен оправдать генералов. Нет! Нет! Я не хочу вмешиваться в судебный процесс. Но как всякий гражданин нашей республики я могу выразить свое мнение. Я приму любое решение суда, ваша честь. Но если вы их осудите, я, пользуясь привилегией президента, на следующий день помилую их. И их тут же выпустят на свободу. Конечно, лучше бы, если б с них сняли вину. А это уже ваша прерогатива.
   - Господин президент, вина заговорщиков доказана. Известно ли вам, что в их планы входило ваше физическое устранение: они были настроены весьма решительно. И воинственно.
   - Сколько людей желали моего физического устранения! Как вы знаете, на меня было совершенно три покушения. Но я цел и невредим. Высшая сила бережет меня. Тогда преступников казнили. Но они совершили покушения, пусть и неудачные. И наказание, которое им вынесли, я считаю совершенно справделивым. А тут только планы, разговоры, ля-ля-тополя. Сегодная они планируют одно, завтра другое. Разве вредно мечтать и фантазировать, строить разные прожекты? Не будем карать за планы. Это всё-таки нечто умозрительное и зачастую не реализуемое. Девушки мечтают о принце, юноши о героическом подвиге. И что с того? Чаще всего не сбывается ни то, ни другое.
   - Нужно было ждать, когда они приведут свой план в действие? Хорошо, что мы вовремя раскрыли их заговор и обезвредели их. Теперь они не опасны для общества. По крайней мере, пока будут находиться в местах заключения.
   - Я хочу объявить официально с этой трибуны, что гнобить такого человека, как генерал Ворон, на нарах, это и было бы преступлением. Мы не можем позволить раскидываться такими людьми. Это то же самое, что выкинуть бриллиант в навоз. Такой великий ум не должен пропадать втуне. Нашему народу очень нужны такие люди. Осудите вы его или нет, но с завтрешнего дня он вступает на пост премьер-министра. И другие генералы получают важные должности. Тогда им некогда будет плести заговоры. Работать придется день и ночь. Засучиваем рукава и принимаемся за работу. А ее у нас будет очень много. Страну ждут великие преобразования. Мы сделаем ее иной, такой, где каждый человек будет чувствовать себя счастливым. У меня всё, ваша честь! Благодарю за внимание!
   Председатель и судьи приподнялись. Казалоссь, что они ослышались. И хотели поближе оказаться к президенту. Уж не заговаривается ли он?
   Приподнялись и сидельцы в клетке. Что это всё значит? Только что они были государственными преступниками и неожиданно их и генерала Ворона объявлет сам президент невиновными. Генерал Ворон получает пост второго лица в государстве. Было заметно, как у генерала подрагивало левое веко. Так у него было, когда он сильно волновался. Он выглядел р астерянным.
   - Позвольте! - прохрипел он.
   Генерал Ворон встрепенулся, вскочил, одернул одежду.
   - Господни президент! - начал он. И было заметно, как он сильно волнуется и с трудом подбирает слова. - У меня нет слов. Какой-то ком в горле. Я готов разрыдаться. Для генерала, конечно, это непростительно. Он в любой ситуации должен сохранять самообладание. Разве такое возможно? Вы должны ненавидеть нас, желать нас уничтожить, стереть нас в пыль, чтобы и следа не оставалось. Вы... Клянусь! Клянусь всем на свете! Более преданного вам человека, чем я, вы не найдете! Я буду предан вам душой и телом. Если понадобится, то отдам за вас жизнь. Я никогда не разочарую вас. Вы не пожалеете о своем решении. Никогда!
   После короткого совещания председатель объявил, что все обвиняемые оправданы за недостаточностью улик. И тут же в зале суда они были освобождены. У входа в здание трибунала их встречала радостная толпа. Генерала Ворона вынесли на руках. Он был главным героем в этот день. Везде было только разговоров о необычном решении суда.

Глава тридцатая

Военный переворот

   Байда радостно потирал руки, улыбался.
   - Да! Это был мощный ход с нашей стороны! - восторгался он. - Никто не ожидал ничего подобного. Это был шок.
   - Именно так! - согласился Гуль. - Хочешь нейтрализовать врага, сделай его своим союзникам. Теперь генералы вам сапоги будут лизать. А что с моим статусом господин президент? Он по-прежнему останется неопределенным?
   Байда хмыкнул. И стал крутить пуговицу на его курточке. Сощурил глаза.
   - Ну, разве это не понятно, дорогой друг? Ты же воскрес из мертвых, ты стал богом. Так что тебе достается духовная сфера. Освящай и просвящай души смертных. Хотя у нас свобода вероисповедания. Можно верить во что угодно или ни во что не верить. Но если появятся верующие в тебя, то мы это примем как должное. Пусть это будет новая религия или новая секта.
   - Я не хочу быть богом! - воскликнул Гуль. - Что за дикая фантазия? Я обычный человек.. и в конце концов, это явное мошенничество. Лжепророки - это страшные грешники. Как раз они-то и противны богу.
   - А как, дорогой друг, объяснить народу твое чудесное воскрешение? Или признаться, что по тайному приказу президента тебя похитили из тюрьмы, а казнили другого, пусть и преступника, но которого суд не приговаривал к смертной казни? Но... для нас ничего не изменится. Мы по-прежнему останемся друзьями и единомышленниками. И ты по-прежнему мой тайный советник. Но об этом никто, кроме нас двоих, не знает. И не должен знать.
   Что оставалось делать Гулю? Только согласиться. Он должен был таиться, не показываться, подслушивать из тайной кабинки разговоры, которые велись в треугольном кабинете. А потом высказывать сови соображения Байде.
   Через три дня после судебного процесса на заседании парламента единогласно генерала Ворона утвердили премьер-министром. И другие генералы, бывшие заговорщики, не оказались без постов. Каждому оть что-то досталось.
   По этому случаю в президентском дворце решили устроить праздник. Триста лучших рестраторов готовили блюда. Пятнадцать оркестров развлекали публику музыкой. Ночью планировался грандиозный фейерверк.
   За двухсот пятнадцати столиками сидели приглашенные: члены правительства с супругами, депутаты парлмента с супругами или очередными любовницами, деятели культуры и искусства с супругами или девицами с пониженной социаальной ответственностью, руководители предприятий тоже с женскими половинками..
   Политики произносили пламенные речи, обещая стране невиданное процветание при новом правительстве, возносили мудрого президента, при котором страна обречена на процветание. А как иначе?
   И вот в разгар праздника, когда все уже были навеселе, громко говорили, смеялись, мужчины пытались ухватить женщин за выпухлости, а те визжали, только поощряя тем самым на дельнейшие действия, в зал ворвалось сотни три воинов. Тут же они расстредоточились по периметру.
   Они были вооружены до зубов. И вид у них был очень воинственный и решительный, который не обещал ничего приятного.
   - Никому не шевелиться! - закричал командир отряда - Одно неосторожное движение и вы покойники. Будьте благоразумны!
   - Что это всё значит? Кто приказал?
   Байда поднялся со своего кресла. Сдвинул брови.
   - По какому праву вы врываетесь сюда? Командир! Объяснитесь! Кто вам отдал такой приказ? Ну!
   - Я! Я приказал.
   Все повернулись в сторону голоса. Генерал Ворон, ныне премьер-министр, стоял, гордо вскинув голову и с презрением глядел на Байду. Глаза его сузились.
   - Как? Почему?
   Голос Байды дрожал. Тряслась левая рука.
   - - Каком кверху! Вот почему.
   Ворон захохотал и ткнул указетельным пальцем в сторону Байды.
   - Потому что эты идиот. Только идиот может помиловать своих врагов, вместо того, чтобы их повесить, колесовать, четвертовать. А он их назначает на высшие посты. Как можно назвать такого человека?
   - Но ведь ты же со слезами на глазах на суде благодарил меня. И обещал служить мне, быть преданным, как собака. Я чуть сам не проронил слезу, слушая тебя. Ведь вы же все свидетели этого.
   - Это еще раз доказывает, что наш президент - идиот. Разве можно верить врагам, которые клянутся в дружбе? Политик не може иметь принципов и друзей.
   .- Что вы собираетесь со мной делать? Я всё-таки остаюсь законным президентом.
   - Это не секрет. Во время военных переворотов бывших правителей убивают. Это самое надежное. Но у вас есть еще несколько мгновений. Скажите, где Гуль, этот гнусный чужеземец? Где вы его прячете?
   - Я в отличии от вас, генерал Ворон, имею принципы и друзей не предаю. Я вам ничего не скажу.
   - Ну, и ладно! Мы и так найдем! Без вас.
   Генерал махнул рукой. Воздух наполнлся пронзительным свистом. Десятки стрел полетели в Байду. Он рухнул. Его окровавленное тело напоминало ежика, всё истыканное стрелами. Вокруг него ширилась лужа крови.
   - Найдите мне этого негодяя! - крикнул Ворон бойцам. - Только он нужен живой. На этот раз мы его казним, как положено. И ничто не помешает мне сделать это. Казнь его будет мучительной и долгой.
   Гуль за всем этим наблюдал из тайной комнаты. Ему казалось, что это сон, что такого не может быть. Неслыханное вероломство Ворона парализовало его. Он стоял неподвижно и наблюдал за всем.
   Между тем бойцы уже обшаривала дворец комнату за комнатой, заглядывали под диваны, открывали шкафы. Скоро они должны были добраться до треугольного кабинета. Хотя, если ты не знаешь, то увидеть вход в тайную комнату невозможно. Но генерал Ворон очень хитер. И он может догадаться о существовании тайной комнаты. Как ему выбраться из президентского дворца? Стоит ему выйти из тайной комнаты и его тут же обнаружат. Он не видел никакого выхода. Он был в западне.

Глава тридцать первая

Гуля поймали. Ворон провозглашает себя императором

   Бойцы ворвались в треугольный кабинет, они топали, заглядывали в шкафы, громко переговаривались. Вели себя по-хозяйски. Никакого трепета от того, чт это кабинет президента. Гуль боялся заглядывать в глазок, решил, что этим ожет выдать себя. Он забился в угол и прислушивался к кажлму звуку из кабинета. Хотелось верить, что его не обнаружат. Даже стук сердца казался ему предательски громким. Он прикрыл рот ладонью, чтобы его дыхание не было слышно. Боялся шелохнуться.
   Вот сейчас бы превратиться в незметную мышку и скрыться в норке и забиться там.
   - Ничего нет! Может, его здесь вообще нет.
   Шаги и голоса удалились. Гуль глубоко вздохнул. Неужели пронесло? Если бы он еще смог выбраться отсюда. Надо подождать, когда все покинут президентский дворец.
   Бойцы пошли докладывать генералу Ворону. Перед президентским дворцом царило уныние и страх.
   - Во дворце он,- зарычал Ворон. - Вы плохо искали. Там он прячется. Больше ему негде быть. Где-то есть потайная комната, где он и затаился. Назад во дворец! Ищем! Каждый сантимерт обнюхайте!
   - За мной! - скомандовал Ворон. - Ищем!
   И первым ринулся во дворец. Бойцы следом. Несколько любопытных гостей поднялись на крыльцо и заглядывали в открытые двери. Но войти не решались.
   Они снова в треугольном кабинете. Все переворачивают кверху дном.
   - Простучите эти стены. Я уверен, он где-то здесь. Этот идиот должен был держать его рядом с собой. Он его сделал своим советником.
   Это был конец. Гуль даже подумал: не сдаться ли ему самому. Все равно скоро найдут. Опустился на стул.
   Какое, в прочем, это имело значение? Сам сдастся или через минуту его вытащат отсюда?
   И вот стук раздался рядом с ним. Гуль весь сжался в комок. Вот и всё! Его обнаружили. Стучали как будто ему по голове. И каждый удар отзывался болью по всему телу. Он закрыл лицо руками.
   - Вот! - раздался довольный голос Ворона. - Что и требовалось доказать. Он за этой стеной. Я не ошибся. В прочем, я никогда не ошибаюсь. Вот так-то, ребята! Знайте, кому вы служите! И гордитесь этим!
   Ворон стал гладить стену. Обеими руками он нарисовывал по стене круги.
   - Где-то здесь должна быть замаскированная дверь в эту самую тайную комнату. Где-то здесь.
   Он скоро обнаружил ее. И вот уже Ворон стоял на пороге и весело глядел на Гуля. Он улыбался, как будто вновь увидел друга, с которым не встречался полжизни. Пальцы его быстренько играли на бедрах, как будто он музицировал на пианино. Губы беззвучно шевелились.
   - Что же ты, военный министр, воскресший бог, жмешься в угол, как нашкодивший щенок? Для бога это неприлично.
   Ворон еще быстрее заиграл пальцами на бедрах. Его штанины колыхались в такт игры пальцами. Сапоги тускло блестели.
   - Ты же должен метать молнии, обрушить на меня кары небесные, испепелить на месте! Почему же я ничего не вижу? Или ты уже утратил свой божественный дар? Или ты уже не бог? Но разве бог может стать небогом? Разреши мои сомнения! Гуль! Подай голос! Не подает! Мне кажется, здесь запахло чем-то нехорошим. Ой, как неприятно!
   Ворон широко раздувал ноздри, будто принюхивался. Губы его презрительно искривилиись. Повернулся к бойцам.
   - Не чувствуете, ребята, запашочек
   Бойцы засмеялись. Грубый армейский юмор генерала был им явно по душе. На генерала они смотрели с обожанием. Они были уверены: всё, что он делает, это правильно.
   - Не подумал бы никогда, что бог может наложить в штаны. Ведь у него должно быть только духовное. Ну, что же, ребята! Берите его под микитки. Бога нашего драгоценного!
   Гуля вывели из дворца. Он зажмурился на солнце. И первое время ничего не видел. А когда увидел, то ужаснулся.
   Возле парадного входа в луже крови лежало утыканное стрелами тело Байды. У Гуля задрожали губы. Такая же участь ожидает и его. Ясно, что генерал Ворон - это чудовище.он не перед чем не остановится.
   - Гуль! Тебе не страшно? - спросил Ворон. - Ну, ты же герой! Тебе ничего не страшно. Ты не должен ничего бояться. Нет! Нет! Тебя сейчас не убьет. Ты еще поживешь. У нас правовое государство. Тебя казнят как положено. С соблюдением ритуала. А того несчастного помнишь? Мы возведем его в ранг святого мученика, пострадавшего за други своя. На месте его казни поставим монумент. Его останки захороним в золотом гробе со всеми почестями, какие только могут быть. Его семье мы назначим пожизненное жалованье, если, конечно, она у него имеется. Будет культ Крюка. Нет! Мы его переименуем. Дадим ему другое имя. Он не Крюк, а Защитник Нации. А твое тело будет валяться на помойке в дерьме. Его будут рвать бродячие псы и клевать вороны. Твои кости растащат и сгрызут. Никто не узнает, где могилка твоя. Даже ты сам! Ха-ха! Начинается веселуха! Был Гуль и весь вышел! Сдулся мыльный пузырь.
   И громко засмеялся своей шутке. Гостям оставалось одно: последовать его примеру. Шутки правителя не могут быть не смешными.
   В толпе засмеялись. Но не все. Ворон внушал страх своей решительностью и непредсказуемостьюю. Многие подумали, что и они могли оказаться на месте Гуля. От одной мысли мороз бежал по коже.
   Гуль выглядел растерянным. Волосы его были всклокочены, куртка застегнута не на те пуговицы, что еще больше придавало ему вид жертвы и вызывало жалость. Он то глядел на Ворона, то на гостей. Нижняя губа его дрожала. Руки тряслись.
   - Нет! Не уводите! - крикнул Ворон бойцам, которые повели Гуля к колеснице. - Пусть он еще немного побудет моим гостем. И услышит то, что должен услышать. Я хочу, чтобы он всё услышал.
   Ворон поднял руку. Воцарилось молчание. Перестали даже жевать. А вдруг это генералу не понравится. И сам окажешься на месте Гуля.
   - В любой стране наступает момент, когда республика и демократия изживают себя. Они становятся тормозами, оковами на ногах и руках страны, мешают ее движению. Да какая демократия? На выборах борются за власть богачи и чиновники. Простому человеку никогда не пробиться в парламент. Я не припомню ни одного такого примера. А кто-нибудь из вас может назвать такой случай, когда простой рыбак или торговец зеленью на рынке стал депутатом парламента или министром? Молчите? Потому что ничего подобного вы не можете вспомнить. Мы всё пролжаем талдычить о народовластии, хотя никакого народовлвасти и в помине нет. Зачем же обманывать себя? Давайте глядеть правде в глаза! Мы говорим о правовом государстве. Но почему-то на тюремных нарах простые мужики, а вот детей нуворишей и самих нуворишей мы там не найдем. Разве они не совершают преступлений? Совершают. Но суды постоянно их оправдывают. Говорим о правах человека, но попробуй простой человек нелестно отозваться о каком-нибудь сановнике или начальнике. Что тогда начнется! Какие кары обрушатся на голову этого смельчака! Его тут же выбросят на улицу без сохранения выходного пособия. Как положить конец этому лицемеию, двурушничеству, постоянному вранью? Я знаю как. И я смогу это сделать, потому что я генерал Ворон. Я объявляю о конце республики и провозглашаю себя императором. Отныне и до скончанья веков у нас будет империя, великая и непобедимая. Я основатель правящей династии Воронов. Ворон Первый Великий! Началась новая эра!
   Он замолчал. Угрюмо посмотрел на затихшую толпу. Они ожидали услышать, что угодно, но такое...
   - Вы что-то не поняли? До вас не дошел смысл моих слов? Или вы решили, что это у меня такой юмор? Ваш император - это я. Слава императору! Ну, чего вы застыли? Вы глухие?
   Раздалось несколько жидких голосов:
   - Слава генералу Ворону! Слава!
   Когда крики умолкли, Ворон поднял руку. Глядел свирепо.
   - Не генералу, а великому императору Ворону. Или тут собрались только непонятливые? Я провозглашаю себя императорм, основателем династии Воронов. В империи власть передается по наследству. Никаких выборов больше не будет. Отныне я для вас император Ворон Первый Великий. Вы что не поняли? Включите мозги! Тупицы!
   Толпа после замешательства дружнозавопила:
   - Слава императаору! Слава Ворону Первому Великому! Слава нашему императору! Слава!
   - Нет! Так не пойдет! Это просто насмешка какая-то. Вы окончательно хотите меня рассердить? Вместе! Дружно! Изо всех сил! Ну!
   Грянуло, как гром:
   - Слава имератору!Слава!
   Ворон угрюмо смотрел на толпу. Почему-то ему захотелось плюнуть в ее сторону. Но он сдержался. Но с трудом.
   - Громче! Громче!
   - Слава императору! Слава!
   Ворон с сожалением подумал, что в такой момент не обзавелся императорской тиарой. Не генеральская фуражка должна быть сейчас на его голове, а корона.
  

Глава тридцать вторая

Гуль снова бежит

   Колесница катилась по булыхной мостовой. Каждый толчок отызвался в Гуле головной болью. Как будто сотни иголок втыкались ему в голову. И тогда он стонал. Путь до тюрьмы казался бесконечным. С обеих сторон Гуля зажимали гвардейцы. Это были рослые угрюмые парни. Всю дорогу они молчали. казалось, не обращали на Гуля никакого внимания. Даже не смотрели по сторонам.
   Выехали на окраину столицы. Слева была тополиная посадка, справа шумел океан. Тяжелые волны накатывались на серый песок, пенясь и ворча. На скалах белели чайки. Впереди темнело здание тюрьмы, куда и направлялась их колесница. Гвардеец, который сидел справа от Гуля, толкнул кулаком возничего в спину. Тот обернулся. Он был не очень доволен таким бесцеремонным обращением с ним. Ведь по штату он тоже был гвардеец.
   - Боец! Притормози! Ну!
   Товарищ его посмотрел удивленно. Останавливаться по дороге в тюрьму они не имели права. Что бы ни произошло.
   - Случилось что-то? Чего ты?
   - Видишь, как он ерзает. Ему надо отлить. Зачем издеваться над человеком? Мы же не палачи. Это на минуту.
   - Знаешь же, что нам нельзя отстанавливаться. За это здорово может влететь от начальства. Оно тебе надо?
   - Ты хочешь, чтобы он обмочился и мы дышали вонью? Меня это не устраивает. Пусть справит нужду!
   - Только ты пойдешь с ним. И от него ни на шаг. И давайте побыстрее! Остановись же, дубина! Слышишь?
   - Учить ученого - только портить. Не глухой.
   Колесница остановилась.
   Гуль не испытывал нужды и уже было хотел возразить:
   - Но я, вроде...
   Гвардеец так взглянул на него сердито, что Гуль сразу прикусил язык. Тут лучше не возражать. Не тот момент.
   - Слазь быстрей! Еще не хватало, чтобы ты обделался дорогой! - скомандовал гвардеец. - Давай пошевеливайся!
   Спустились. Гвардеец толкнул его в спину. Но не сильно. Вроде, как поощряя идти вперед.
   - Туда! Пошел!
   - Зачем ты его ведешь к морю? - крикнул гвардеец, который остался на колеснице. - Завел бы в тополиную посадку. Делов-то! Давайте только побыстрее! Как бы не влетело нам! А то мало не покажется!
   - Разница какая? В посадку или к морю? - отозвался боец.
   Они стали спускаться по узкой тропинке к берегу. Тропинка извивалась, как змея, ползущая в гору. Или с горы.
   - Куда вы меня ведете? - спросил Гуль. - Я ничего не хочу. Нет у меня никакой нужды. Что вы задумали?
   Гвардеец обернулся и проговорил:
   - Гуль! Я очень вас уважаю. Я уверен, что вы самый достойный человек в нашем правительстве. Мои сестры и братья, благодаря вам, сели за парты. И теперь они будут грамотными людьми. Меня вот взяли в гвардию. И моего жалованья хватает и на себя, и на то, чтобы помогать моим родителям, братьям и сестрам. И всё это благодаря вам. Если бы не вы, я так бы и прозябал в своей приморской деревушке. Я не хочу, чтобы вас разорвали на части на эшафоте. Даже подумать об этом страшно. Вы никак не заслужили такой участи. Не знаю, почему генерал Ворон так вас ненавидит. Но я не хочу вашей смерти.
   - Я тоже этого не хочу,- сказал Гуль. - Тут мы единомышленники.
   Они уже стояли на берегу. Море гудело, как растревоженный зверь.
   - Бегите, Гуль! - сказал боец. - Не стойте!
   Гуль огляделся. И повернулся к гвардейцу.
   - Куда же бежать? Кругом океан. И ничего больше.
   - Не знаю. Возьмите чью-нибудь лодку. Вон видите лодки!
   - Но в первый же шторм я утону. Это же не речку переплыть.
   - Вы хотите вернуться к колеснице? И отправиться в тюрьму?
   - Нет! Не хочу! Я уже там насиделся.
   - Так какого черта? Ну, спрячьтесь, в конце концов, среди камней. Потом чего-нибудь придумаете.
   - Постойте! Но как же вы? За такое же вас не помилуют.
   - Я убегу. Затаюсь в какой-нибудь глухой деревушке, где меня ни одна собака не найдет. За меня не беспокойтесь!
   - Эй! Чего вы там стоите? - раздался голос сверху. 0 Поднимайтесь!
   - Ну, вот дождались! У вас еще есть возможность убежать.
   - Быстро поднимайтесь наверх1я кому сказал?
   - Побежали! Не стойте!
   Боец схватил Гуля за руку и потянул за собой. Они бросились вдоль береговой полосы.
   - Вы чего это? Стоять! Стрелять буду!
   Но Гуль не был так натренирован и силен, как эти два молодых парня. К тому же бежать по песку, когда ноги проваливалиь по щиколотку, было тяжело. Скоро он начал задывахаться, а потом остановился. Бежать он не мог.
   И вот уже преследователь стоял возле них. Вид его не предвещал ничего хорошего.
   - Это вы чего удумали? Бежать? Ты с ума сошел? Да тебя же за это под трибунал. Совсем рехнулся?
   - Слушай, друг! Мы должны спасти Гуля. Люди нам будут благодарны за это. Ты же знаешь, что он сделал для страны, для народа. А его в тюрьму.
   - Я знаю одно. У нас есть приказ генерала Ворона доставить арестованного в тюрьму. И мы должны выполнить приказ. Я не хочу идти под трибунал. Ладно! Я ничего не скажу никому. Ведем его в колесницу! Пошли!
   - Нет! И нет!
   - Что нет! Ты чего?
   - Мы его не повезем в тюрьму.мы не повезем его в тюрьму.
   - Отказываешься выполнять приказ? Так?
   - Я не отдам Гуля. Он будет свободен.
   - Да я тебя сейчас!
   Боец выхватил кинжал и, подняв его, стал надвигаться на напарника. Кинжалом он водил из стороны в сторону.
   - Остановитесь! Я вернусь в колесницу! - закричал Гуль. - Возвращаемс назад!
   - Бегите, Гуль! Я его задержу! Бегите!
   Они бросились друг на друга, как два разъяренных зверя. Между ними началась борьба. Сверху оказывался то один, то другой. Гуль стоял на месте, с ужасом наблюдая за поединком. Уже появилась кровь.
   - Да беги же ты, в конце концов! Не стой!
  
   Глава тридцать третья

Гуль у рыбаков

   Гуль отвернулся и побежал, не оглядываясь. Через пару сотню метров он остановился, чтобы отдышаться. Борцов не было видно. Но куда же ему направиться? Где искать спасение?
   Он брел по берегу. Тревожно кричали чайки. Волны подкатывались прямо к ногам. На горизонте ни одной лодки. Где-то там далеко осталась его семья и друзья. Увидит ли он их хоть когда-нибудь? Но для этого надо хотя бы остаться в живых. Вдалеке он увидел две темных фигуры. Кто это мог быть? Рыбаки? Жители ближней деревни? Может быть, они укроют его?
   Он направился к ним. Всё равно ему надо к кому-то приткнуться. Один без посторонней помощи он не выживет. Просто умрет с голоду. Так что неизвестно, что еще хуже. А тут хоть какая-то надежда.
   Почему-то он сразу забыл про бойцов. И не обернулс, чтобы узнать, чем закончился между ними поединок. Те, что стояли на берегу, тоже заметили его. И молча смотрели в его сторону. О чем они думали, глядя на него?
   Это были крестьяне. Скорей всего рыбаки. У них были обветренные кирпичного цвета лица, большие красные ладони. На них были непрокаемые плащи и высокие сапоги. Гуль остановился от них в десятке метров и помахал рукой, как бы выпрашивая разрешения подойти к ним. Они стояли молча, не шевельнулись. Понять их можно. Неизвестный человек, неизвестно, что от него можно ожидать.
   Гуль подошел к ним, поздоровался. Ему не ответили. Все так же стояли неподвижно.
   - Вы местные? - спросил Гуль.- Рыбаки?
   - А тебе это зачем?.Ты кто?
   - Я вон отттуда. Я оттуда пришел.
   Гуль махнул в сторону. Улыбнулся.
   - За мной гонятся. Могли бы вы укрыть на время? Хотя бы ненадолго?
   - А кто же гонится? - спросил низенький мужичонка с лицом как будто вытессанным из камня. Грубым, кирпичного цвета.
   По тому, как на него глядели другие, Гуль понял, что он тут старший. Может быть, староста.
   - Меня хотят посадить в тюрьму, а потом казнить меня. Но я не виновен.
   - Выходит, что ты преступник? И поэтому убежал?
   - Нет! Я ничего преступного не совершал. Повторяю: я не виновен.
   - Но почему тебя хотят казнить? Невиновных не казнят.
   - Разве вы не слышали о том, что генерал Ворон провозгласил себя императором? А президента Байду по его приказу убили? Прямо у президентского дворца.
   Рыбаки переглянулись. По их взглядам Гуль понял, что они не верят ему. Старший положил ладонь на рукоятку ножа.
   Другой рукой приподнял шапку и почесал голову, после чего хмуро спросил:
   - А не заливаешь ли ты, мил человек? Кто же может убить президента? Даже генерал Ворон никогда не пойдет на такое. И никто не пойдет.
   - Я Гуль. Я говорю правду. Зачем мне лгать? Меня хотят убить. И я прошу вас о помощи. Укройте меня!
   Рыбаки переглянулись. Но теперь в их глазах было недоумение и даже страх. Что Гулю ожидать от них?
   - Ты Гуль? Ты говоришь правду? Ты в самом деле Гуль?
   - Зачем мне врать? Я Гуль.
   И тут произошло невероятное. Как по команде рыбаки рухнули на колени, молитвенно сложив руки перед собой. Лица их выражали восторг.
   - Ты снизошел к нам! - завопили они хором. - - Ты явил к нам свою благодать! Ты с нами!
   Старший повернулся и скомадовал:
   - Малек! Беги в деревню! Всем скажи, что к нам явился бог. К нам пришел Гуль! Сам Гуль!
   - Постойте! Постойте! Зачем это?
   Гуль энергично замахал.
   - Не надо этого ничего! Какой я бог? Вы что все с ума сошли? Я прошу вас только о помощи. Укройте меня!
   - Всё, что только пожелает господин, всё будет исполнено. Мы всё сделаем.
   Между тем со стороны деревни уже слышались крики и оттуда надвигалась толпа. Ребятишки бежали впереди.
   Шли жзенщины, дети, старики. Это был настоящий крестный ход. Только что не несли иконы и не пели псалмы. Гулю хотелось немедленно убежать отсюда. Но только он не знал, куда бежать. Но он не хотел быть богом.
   Подойдя к рыбакам, все рухнули на колени. Сложили руки возле груди.
   - Спаси нас! Защити нас! - вопили они. - Мы ждали твоего пришествия и ты пришел. Ты спасешь нас!
   Гуль попятился, они ползли за ним на коленях и продолжали взывать к милости. Это было какое- сумашествие. С ума они что ли все посходили? Он не мог этого выдержать. Это было невыносимо.
   Гуль побежал прочь в ту сторону, откуда он пришел, надеясь здесь найти спасение. Крики сзади стали еще громче. Он ускорился.
   - Бог покинул нас! Он лишил нас милости! Мы несчастны! Мы обречены! Мы погибнем! У нас нет больше бога.
   Бежать! Бежать от этого кошмара! Уж лучше тюрьма, чем это безумие. Крики затихали, удалялись. Он остановился и оглянулся. Никто его не преследовал. Уныло побрел по кромке берега. Волны омывали ему ноги.
   И что теперь? Полная бесперспективность. Он государственный преступник, приговоренный к смертной казни. И рано или поздно его найдут. Наверняка, уже ищут. Что же ему делать?
  

Глава тридцать четвертая

Гуль снова в тюрьме

   Гуль опустился на песок. Куда ему идти? Наступило какое-то равнодушие к своей судьбе. Почему он здесь очутился? Какая странная история. Всё это так похоже на дурной сон, который почему-то не кончается.
   - Вон же он сидит! - раздалось сверху. - Я вижу его!
   С крутого берега спускались гвардейцы. Гуль медленно поднялся. Бежать не было ни сил, ни желания. Он обречен.
   Его резко повалили на живот, завернули руки и крепко свзали кожаными ремешками..
   - Теперь не сбежишь, кузнечик! Отбегался! Ишь какой прыткий!
   Подняли на ноги и толкнули в спину. Скоро Гуль увидел лежавшего в крови гвардейца, того самого, который помогал ему сбежать. Он был убит кинжалом в сердце. По его щеке ползла муха.
   "Вот еще один человек, который пострадал из-за меня, - подумал Гуль. - Не слишком ли много жертв?"
   - А куда эту падаль? - спросил один из гвардейцев и пнул ногой убитого бойца.
   - Не знаешь, куда девать падаль? - рыкнул командир. - Место падали на помойке. Вот и отволоките его туда!
   Теперь колесницу, в которой везди Гуля, сопровождали еще две с гвардейцами. В тюрьме он оказался в одиночке. возле двери постоянно дежурил тюремщик. На следующий день его повезли на заседание военного трибунала. Обвинени были те же самые: государственная измена, попытка военного переворота с целью захвата власти. Добавилось еще: обман, котрый привел к казни другого человека и бегство из-под стражи. Его приговорили к смертной казни через повешение и разрывание на части. Казнь, как и в прошлый раз, должна быть публичной. Место казни должны были охранять три роты гвардейцев. Даже президентский дворец не охраняло столько бойцов.
   - Скоро меня казнят? - спросил Гуль у старшего офицера, когда его везли назад в тюрьму. - Скажите, чего вам стоит.
   - Как только построят эшафот. Думаю, дня три. Не больше!
   "Три дня? Это много или мало? Если я постоянно буду себя мучить мыслями о скорой смерти, то они преврятятся в кошмарную вечность. Не сойду ли я тогда с ума? Через три дня меня не будет"
   В обед зашел тюремщик. Принес еду. Остановился.
   - Не желаете ли чего? Так скажите!
   - А что я могу пожелать? У меня есть такая возможность?
   - Ну, тюремное начальство исполняет некоторые желания приговоренных к казни. Так уж повелось.
   - Какие желания?
   - Кто-то желает вкусно отобедать с вином. Некоторые просят женщину. Но это нельзя. Контакты с другими запрещены. Даже с родственниками. Ну, там в баню можно сходить. Книжку какую-нибудь почитать
   - А могу я исповедаться? Приговоренным это же разрешено?
   - Вы верующий? Вот не думал.
   - Наверно, перед смертью все становятся верующими. Даже неверующие.
   - Я спрошу у начальства. Думаю, что можно. Должны разрешить.
   - Вы хороший человек,- сказал Гуль. - Мне с вами повезло.
   - Разве тюремщик может быть хорошим человеком? В тюрьме нет хороших людей.
   Гуль пожал плечами. Может быть, он и прав. Вечером пришел священник. Гуль вспомнил, что священнику перед исповедью положено поцеловать руку. У священника была узкая и холодная ладонь. После этого он сразу убрал руку за спину.
   - Желаешь исповедаться, брат мой? Это хорошо.
   - Хочу, чтобы перед смертью, вы отпустили мои грехи. Ведь это возможно?
   - Бог всемилостив и всеблаг. Он всех примет в свои объятья. Веришь ли ты в Божью благодать, брат мой?
   - Верю, батюшка. Верю в благодать.
   - Тогда будет тебе отпущение грехов. Не надо, брат мой, бояться смерти, ибо смерти нет, но есть вечная жизнь. Душа наша бессмертна.
   - Спасибо, батюшка. Вы утешилили меня.
   Ночью он спал спокойно. Утро преподнесло ему неприятный сюрприз. Тюремщик занес балахон, в который облачают смертников. Положил его на нары.
   - Как? Так скоро? - удивился Гуль. - Мне офицер сказал, что дня три.
   - Плотники постарались. Сделали раньше времени. Всё готово! Собирайтесь, Гуль! Только побыстрей!
   У выхода его ожидала колесница, обтянутая черной тканью. Еще три колесницы с гвардейцами должны были сопровождать их до эшафота. Вот такой царский кортеж!
   Они приехали на прежнее место. Здесь уже были толпы народа. Тройное кольцо гвардейцев окружало эшафот. Пахло свежеструганными досками. Посреди эшафота возвышалась П-образная виселица. Для высших лиц была сооружена ложа. Там восседал генерал Ворон, то есть теперь император Ворон Первый Великий. Рядом сидели новоявленные министры, адъютанты, придворные. Главный прокрурор стоял за высокой кафедрой. В руке он держал приговор, который и начал зачитывать, как только Гуль поднялся на эшафот. Читал он монотонно и не торопясь.
   Гуль чувствовал какую-то отстраненность, как будто всё происходившее совершенно его не касалось. И на эшафоте сейчас стоял не он, а другой человек. А он был где-то далеко-далеко отсюда. И видел всё это со стороны.
  

Глава тридцать пятая

На лобном месте

   Толпа с любопытством смотрела на Гуля, человека, которого казнят во второй раз. Да и человек ли он, если его казнили, а он воскрес из мертвых? Разве можно казнить бога? Почему бы ему не воскреснуть дважды?
   Ворон поднялся и махнул руку. Наступила тишина. Все головы повернулись в его сторону. На нем была корона. Бриллианты блестели на солнце. И когда только успели ее изготовить? И поистинне императорское одеяние.
   На плечи его был накинут халат из алого бархата, отороченный мехом. А на ногах алые сапожки с загнутыми носками. В руке он держал жезл, набалдашник которого изображал льва с разинутой зубатой пастью. На кждом пальце были драгоценные перстни.
   - Я начинаю свое правление,- громогласно провозгласил он, - с этого великолпеного зрелища, которое у всех должно остаться в памяти на всю жизнь, которое должно войти в вашу кровь и плоть. Это не просто казнь, это символ моего правления. Я ваш император Ворон Первый Великий Грозный. Каждая клеточка вашего тела должна трепетать при упомнинаии моего имени. Страна может быть великой только тогда, когда ее руководит великий правитель, которого боятся и беспрекословно ему подчиняются.
   В толпе начали переглядываться. Что за дичь несет Ворон?
   - Вы всё никак не можете понять? Днем страшной казни начинается мое правление. Все должны прочувствовать, что любую крамолу, измену я буду выжигать каленым железом. От вас требуется только полная преданность мне, готовность выполнить любое мое повеление.
   Ворон перевел дыхание и продолжил:
   - Сегодня величайший день в истории нашей страны. Вы счастливые люди. Вам очень повезло. Наша страна станет империей. Меня коронуют. У вас появится император. У нас появится императорская династия. Власть будет передаваться по наследству. Три дня и три ночи все жители нашей страны будут праздновать, бесплатно получать водку и вкусную еду. Бордели тоже на это время становятся бесплатными. Страна стояла на краю пропасти и погибла бы, если б мы, генералу-патриоту, не дали отпор лютому врагу, который пробрался к нам из-за границы. Он стоит перед вами, жалкий и униженный. А ведь совсем недавно это был напцщенный павлин. Сейчас это великолепная машина смерти разорвет его на клочки. И он этого вполне заслужил, этот мерзавец, который хотел гибели нашей страны. Этот праздник начнется сейчас возле этого эшафота, на котором казнят преступника, который хотел захватить власть в нашей стране и превратить нас в ничто. Он втерся в доверие слабольного маразматика Байды и полностью подчинил его своей воле.
   Ворон кивнул и опустился в кресло. Двое палачей в красных балахонах до пят подхватили Гуля под мышки и поволокли под виселицу. Гуль мог и сам идти, но палачи почему-то были уверены, что он не способен на это.
   Нижними веревками его привязали за руки, верхними за ноги. Концы веревок крепились к лебелкам.
   На шею ему повешали огромный серый валну. Когда резко дернут веревки, тело его перевернется в воздухе вниз коловой и валун оторвет ему голову. Из шеи потоком хлынет кровь.
   Резко потянут веревки, захрустят кости, руки и ноги оторвутся и окровавленный кусок тела рухнет рядом с головой. И глухой стук от его удара услышат даже в самых дальних углах пустыря.
   Гулю не надели мешок на голову, памятуя первую казнь, когда вместо него казнили другого. Все должны видеть, что это Гуль. Зрелище ужасное, но толпе пощекочет нервы. Такое запоминается на всю жизнь. И об этом будут расскзаывать своим детям, внукам и правнукам. Ворон прекрасно понимал воспитательную роль публичной казни. Подобное зрелище лучше всяких пышных речей. Этот день обрастет легендами, войдет в народный эпос, его будут воспевать в своих п еснях акыны.
   И тут все повернули, как по команде, головы в сторону океана. Огромный черный стобл. Вознесшийся под самые облака, стремительно надвигался. Его вой всё усиливался.
   - Смерч! Смерч! - завопили и бросились кто-куда.
   А ветер уже срывал головные уборы, как хищный зверь, хватал одного за другим и втягивал в свою воронку.
   Бежали и те, кто был на трибуне, и палачи, державшие гуля. А Гуль, как завороженный, смотрел на черный ревущий столб, который неумолимо приближался к нему.
   И вот как будто цепкие руки схватили его и стали поднимать всё выше и выше. Он кружился, как волчjr, всё быстрее и быстрее. Выло нестерпимо. И ничего не было видно вокруг.
   Гуль чувствовал, что сознание покидает его. Уж лучше пусть так, чем быть разорванным на эшафоте. По крайней мере, не почувствуешь боли. И толпа не насладится твоими страданиями. Он закрыл глаза и канул в бездну. Последнее о чем он подумал: "Вот и всё! Я мертв".
  

Эпилог

   Может быть, прошла вечность, может, единый миг. Он распахнул глаза и тут же зажмурил их от нестерпимо яркого солнца. Лицо его обдавало жаром. И как будто кто-то его убаюкивал. Вверх-вниз, вверх-вниз...
   Он опустил руку и почувствовал теплую влагу. Открыл глаза. Над ним безбрежное голубое небо с белоснежнми комками облаков. Гуль приподнялся. Он лежал в своей резиновой лодке, на которой тем памятным утром отправился, чтобы порадовать своих рыбкой. Он приподнялся и сел. Не может быть! Вон знакомый берег, их палатка. И кто-то на берегу. Да это же его жена и сын. И они машут ему. Он взялся за весла и стал энергично гребсти. Вскоре лодка ткунлась в береговой песок.
   - Где ты был? - бросилась к нему жена. - Что мы только не передумали!
   - Ну...
   Выходит, что не так долго он отсутствовал.
   - Ну, решил вас порадовать рыбкой. Правда, ничего не поймал. Сегодня какой-то не клевачий день.
   - А знаешь, тебя какие-то люди ждут.
   - Какие?
   Жена показала. На высоком берегу стоял черный джип.
   - Пойду узнаю! - кивнул Гуль.
   Стал подниматься по узкой тропинке. Из джипа вышел рослый молодой человек в черном костюме, галстуке. Такой вид удивил Гуля. Молодой человек был похож на охранника. Он распахнул дверку.
   - Садитесь!
   - Зачем?
   Тот его взял за плечо и затолкунл в салон на заднее кресло. Джип тут же рванул с места.
   - Что это значит? - закричал Гуль.
   С переднего кресла ответили:
   - Все идет по плану, Буль-Буль.
   - Вы? Но как...
   - Каком кверху.
   Грохот достал фляжку и приложился к ней. Гулю не стал предлагать. Он же знал, что Гуль не пьет спиртного. Даже не выносит запаха спиртного.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  

ДЗНП, или На островах морских

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"