Монотонные серые стены, казалось, сдавливали воздух, затрудняя дыхание. Идеально чистые углы без намёка на пыль, гладкая поверхность цифровой столешницы - одно из последних изобретений прошлой эпохи, немногое из оставленного. Ни одного окна, лишь звуконепроницаемая дверь. Настенные часы, каждый тик которых оглушал. И два человека: первый в голубом мундире, абсолютно спокойный, и второй - худощавый старшеклассник, затравленно зыркающий по сторонам.
Взгляд Павла метался, избегая встречаться с рыбьими глазами следователя, словно впитавшими холодный свет ламп Центра. Одутловатое лицо, переплывающее в толстую шею, имело множество других неприятных черт: приплюснутые плавники ушей, придающие ещё большее сходство с рыбой, гладко выбритый двойной подбородок, пухлый нос, уныло направленный вниз, словно дополнительный указатель на форму следователя Комитета.
- Имя?
- П-павел...
- А чего так? - хмыкнул следователь. - Совсем денег не было?
Павел промолчав, едва подавив желание огрызнуться: "А сам-то со скидкой брал?". На пришивном бэйдже на форме комитетчика значилось: "ВЛАДИСЛАВ ЯХОНТОВ, СЛЕДОВАТЕЛЬ КОМИТЕТА ПО ЗАЩИТЕ И ОХРАНЕ МОРАЛИ". Ну да, Владислав-то обошёлся родителям недёшево - имечко знатное. Впрочем, следователь явно не голодал, так что вряд ли выбор сильно ударил по семейному бюджету.
- Итак, Паша, - насладившись выражением его лица, Яхонтов продолжил: - Фамилия у тебя есть? Или на неё мелочи не хватило?
- Томилин я, - пробормотал тот. - Что на этот раз? Не копировал я ничего. Не скачивал. Не читал.
- Вот именно, - поцокал языком следователь. - Ты, Паша, не читал и не копировал. Ты, как истинный преступный элемент, написал.
Павел сжал зубы. Теперь его жизнь зависела от того, сколько попало в руки Центрального корпуса Комитета - не свезло же родиться здесь! Будь это какая-нибудь глухая деревня, где до ближайшего инфостенда ползти неделю, так и обязанностей было бы - раз в месяц доехать до инфостенда, посмотреть с внимательным видом программу государственного вещания, да валить обратно, в хату, по которой не рассыпаны щедро жучки да камеры.
- Итак, товарищ Томилин, за экстремистские высказывания Комитет постановил...
- Какие высказывания? - прошептал Павел.
- Ну как же, как же, - Яхонтов нажал кнопку на столе и посреди столешницы тут же возник голографический экран, по которому тут же поползли строки текста. - Вот, смотрите: "Только подумай, Оля, если отринуть бренное и взглянуть на вечные истины...". Отринуть бренное - очевидная метафора подрывной деятельности, если обратиться к Списку Комитета. А "вечные истины"? Вы хотите сказать, товарищ, что есть другие истины кроме той, что несёт нам наша страна? Кроме той, за которую радеет Комитет?
От потока обвинений плечи Павла опускались всё ниже, блеск в глазах становился всё отчаяннее.
- И если это ещё можно было бы решить сроком или штрафом, - торжественно продолжил следователь, - то ваш призыв "подумай"... "Подумай", что за мерзкое слово! Павел, призывать к такому просто некультурно! Мы живём в цивилизованном государстве, товарищ, и дикие времена, когда каждый пытался доходить до истины своим умом, уже прошли! Сейчас у нас есть государство, есть Комитет, который тщательно следит, чтобы каждое услышанное слово было истиной! И каждое произнесённое - тоже, товарищ Томилин. А вы такую гадость пишете, и кому! Девушке! Ей же ещё ребёночка воспитывать, этой вашей Оле пятнадцать лет, как раз подходит к порогу детозаведения! И что она будет передавать малышу? Эти ваши гадости? Комитет заботится о морали детей и подростков, а вы готовы растлевать будущую мать подобными лозунгами!
Павел молчал. Это, быть может, подумал он, его единственный шанс выбраться отсюда целым: не произносить больше ни слова. О, варварские времена пыток и телесных наказаний давно прошли. Но то, что было сейчас - намного хуже плетей.
- Ладно, товарищ, - вздохнул Яхонтов, обмахиваясь белым накрахмаленным платком. На носу блестели крупные капли пота. - Вижу, бессмысленно вам рассказывать... Да и не нужно. Комитет уже всё обработал и вынес решение - согласно протоколу Охраны Морали. Вставайте, товарищ, да не бойтесь - мозги молодые, значит, безболезненно всё будет. Это только старики закоснелые корчатся, да мы их жалеем, мы же не звери, гуманные. Резервации для них создали. А ты, Паша, - он фамильярно хлопнул пленника по плечу, - парень молодой, здоровый, хоть и тощий, рано тебе в резервацию, ты ещё не совсем пропал.
На миг у Павла мелькнула мысль: может, вырваться? Попробовать сбежать? А смысл-то, если скрутят у ближайшего поворота. Это Комитет, у них везде глаза и уши - иначе как бы его повязали?
Когда Павел переступал порог Исправительной комнаты, ноги его дрожали. Яхонтов хмыкнул:
- Все проблемы у тебя от думалки, парень. Сейчас незаконная и экстремистская информация будет удалена по требования Комитета, всё по закону, сам знаешь. Так что повернись лицом к стене и смотри в красную точку.
Стена была идеально белой - кроме крошечного алого пятнышка. Всё по закону, да. Информация будет стёрта отовсюду: из писем, из переписки, из любого источника, что может показаться Комитету нарушением морали, но главное - из разума. И его, и Олиного, из памяти любого, кто мог увидеть: почтальона, запечатывавшего конверт, быть может? Чтобы больше никогда не было и мысли...
"Здравствуй, Паша! Ты писал, что вечность - это звёзды. А мне кажется, что вечность - это мы с тобой, такие, какие есть. Ведь мы живём, меняемся, познаём этот мир... И если бы мы не смотрели на звёзды, то кто бы видел в них вечность? Мы - это целые миры. Каждый из нас, важен и ценен, и больше всего меня радует, что я смогу научить этому ещё одно живое существо: ведь передавая детям свою память и опыт, мы становимся бессмертны..."
Стук в дверь и недоумённый голос домовладелицы:
- Ольга? Отвлекитесь, пожалуйста, ненадолго, некий Яхонтов просит вас спуститься к нему. Только не пускайте этого мужчину внутрь, вы же помните о распорядке общежития? Да возьмите вы паспорт, Ольга! Раз уж решили гулять, а вдруг патруль встретите? И вернуться не забудьте к обеду, по радио будут передавать последние постановления Комитета. Не забудете?
Бумага отложена в сторону.
- Не забуду, Любовь Андреевна. С чего бы?