Бригада инженера Марочкина Фёдора Николаевича производила в полевом сезоне 1944 года геодезические работы на Жигаловском участке. Отряд этот существовал автономно, о ходе его работ в течение сезона я знал немного, иногда лишь получая телеграммы от Марочкина с кратким докладом. Дважды, по заявке Фёдора Николаевича, мы снаряжали обоз с продуктами и на лошадях отправляли его в указанное место.
В конце октября Марочкин со своей бригадой вернулся в расположение партии. Он сразу отчитался: рассказал о выполненной работе, представил полевые журналы, расходные документы на продукты и материалы. Кроме прочего в своём докладе Марочкин указал на то, что техником Расторгуевым в восьмидесяти километрах восточнее посёлка Жигалово был обнаружен самолёт У-2. Расторгуев, в свою очередь, рассказал, что найденный самолет он детально обследовал со своими рабочими. У-2 был санитарного типа, с кабиной для пилота и двух пассажиров. Пропеллер, как и моторная часть, были зачехлены, хвостовое оперение уже прогнило и, обломившись, свисало до земли. Ткань крыльев сгнила и легко протыкалась пальцем, чехлы также истлели, разрываясь при небольшом усилии. Самолёт стоял на лыжах, а не на колёсах, баки были совершенно пусты. В кабине ничего не было обнаружено.
Для Расторгуева было понятно, что самолёт совершил вынужденную посадку несколько лет назад, а экипаж его оставил, по-хозяйски закрыв машину. После обследования самолёта Расторгуев списал его номер, отметил на карте его местонахождение, снял зеркало и обрезал ремни с кресел для рюкзаков. Осмотрев местность вокруг самолёта, рабочие не нашли признаков длительного пребывания людей в районе посадки.
Я немедленно дал письменное сообщение, к которому приложил схему расположения самолёта, начальнику Иркутского аэропорта и председателю местного Райисполкома. В ответ я не получил никаких писем или указаний. Казалось бы, и делу конец: никого не заинтересовало наше сообщение.
Но в начале января 1945 года в Райисполком приехали два пилота с письмом, в котором начальник Иркутского аэропорта просил оказать помощь в деле организации экспедиции к самолёту. Заместитель председателя Райисполкома тов. Винтовкин позвонил мне и пригласил к себе. Я немедленно прибыл к нему в кабинет, где состоялись моё знакомство с пилотами и общая деловая беседа.
Пилоты были снабжены командировочными удостоверениями и недельным продуктовым пайком по существующим у них нормам. Мне сразу стало понятно, что лётчики и их руководитель не имеют никакого представления о походных условиях в тайге, а тем более в зимнее время.
Винтовкин спросил меня как опытного путешественника, что я думаю о предстоящей экспедиции. Я ответил, что любой поход требует специальной подготовки. Невозможно просто встать из-за стола и отправиться куда бы то ни было. До Жигалово можно добраться по хорошей дороге, используя даже автомобильный транспорт. Но дальше, тайгой, придётся двигаться только по компасу, по неторёному пути, с обходом непроходимых мест, а то и с прорубкой густого подлеска. Поэтому отряд должен состоять из подготовленных и выносливых людей. Это первое и самое важное условие. Идти придётся на лыжах, потому что подножного корма для лошадей нет, а перевозить фураж в необходимом количестве невозможно. Надо брать небольшую нарту и тащить её волоком по снегу. С собой необходимо взять палатку, печь, тёплые вещи и, конечно, продукты. Весь путь туда и обратно займёт не менее двенадцати дней, кроме этого, потребуется дня три на подготовку. Я был готов возглавить экспедицию и взять на себя все хлопоты по организации сборов.
Пилоты переглянулись и, кажется, были озадачены, но не нашли никаких возражений. Я, в свою очередь, поинтересовался, почему бы им не слетать к погибшему самолёту. Ведь если несколько лет назад лётчик сумел посадить машину, находясь, вероятно, в отчаянном положении, то это возможно сделать повторно, но предварительно изучив местность с воздуха. Пилоты ответили, что обсудят эту идею со своим начальником. Они попросили меня изложить всё сказанное на бумаге в виде официального письма на имя их начальника. Утром следующего дня наши гости уехали в Иркутск с отпечатанным письмом, подписанным мною и Винтовкиным.
Меня, признаться, очень заинтересовала судьба погибшего самолёта. Спустя месяц я попросил тов. Винтовкина узнать по партийной линии в Иркутском аэропорту о том, приняли ли там какие-нибудь меры по спасению машины.
Он написал письмо и в скором времени получил ответ, где изложили следующее: в результате проведённой проверки установлено, что в 1942 году данный самолёт следовал по маршруту Балаганск - Жигалово. Кроме пилота в самолёте находились кассир Жигаловского банка, перевозивший деньги, и секретарь Балаганского Райкома партии. Сопоставив дату и время вылета с погодной сводкой, был сделан вывод, что в пути самолёт застала пурга, которая угнала его с курса. Лётчик после того, как закончилось топливо, совершил вынужденную посадку в тайге. Пассажиры и пилот покинули машину, но дойти до какого-либо населённого пункта не смогли, и все трое бесследно исчезли в тайге. Деньги они могли взять с собой, могли где-то спрятать. Руководство аэропорта, узнав о точном местонахождении самолёта, хотело получить данные о его состоянии и принять решение о возможности его полного или частичного ремонта на месте для дальнейшего перегона на ближайший аэродром. Но в связи с трудностями организации экспедиции к месту стоянки самолёта было принято решение о нецелесообразности его восстановления.
В дальнейшем бригады топографов разных геодезических предприятий, работающие в этом районе, посещали погибший самолет. Уже в шестидесятые годы мне показывали фотографию молодых специалистов, которые группой стояли возле его остова.
2. Самогонщики
Перед началом полевого сезона в 1945 году мне как начальнику геодезической партии была поставлена задача закончить весь оставшийся объём работ в текущем году. Я, в свою очередь, сообщил руководству экспедиции, что данная задача будет выполнена, если наше предприятие усилят бригадой строителей из восьми-десяти человек для постройки геодезических знаков. Меня заверили, что бригада прибудет в распоряжение нашей партии в конце мая.
Приехавших из Новосибирска строителей возглавлял техник, имени и фамилии которого я не скажу, хотя хорошо помню. Назову его условно Иваном. Это был складный мужик сорока лет, но выглядел значительно старше. Деловая хватка и коммерческая натура его проявились сразу - в ходе нашей первой беседы. Иван задавал толковые вопросы, мгновенно делал чёткие выводы, указывал на трудности, которые могут возникнуть при выполнении поставленных задач. Мы обсудили с ним сдельные расценки, размер аванса, положенного для каждого члена бригады, объёмы и сроки работ.
Я предложил Ивану продолжить начатую в прошлом году работу на Ангарском и Окинском участках с условием минимальной эксплуатации лошадей. В качестве основного транспорта его бригада должна была использовать плоты и лодки для последовательного спуска по реке всех своих грузов. Иван не стал мне возражать, заметив только, что он ожидал увидеть здесь больший объём работ. Удивившись его самонадеянности, я заверил Ивана, что без дела его бригаду не оставлю.
Мы прошли с ним на продовольственный склад, где Иван очень внимательно изучил весь имеющийся ассортимент продуктов. Узнав наши нормы, он попросил выдать ему как можно больше разных круп, муки, соли, консервированного мяса и молока. От картофеля, моркови и репчатого лука, которые, кстати, были выращены в подсобном хозяйстве нашей партии, организованном мной в прошлом году, Иван категорически отказался. Ещё раз удивившись, я тем не менее удовлетворил пожелания нового техника. В дальнейшем я познакомился со всеми членами этой строительной бригады. Они являлись высококвалифицированными рабочими, были очень дружны и дисциплинированы.
Вообще, хотелось бы сказать, что абсолютное большинство специалистов тех лет были более ответственные и требовательные к себе, а также гораздо самостоятельней нынешнего поколения специалистов. До середины шестидесятых годов в трудовых коллективах трудно было найти откровенных лодырей, хулиганов или профессионально безграмотных работников.
Но зато теперь шабашники и прощелыги в погоне за длинным рублём в большом количестве работают в полевых бригадах. Таких не интересует ничего, кроме личного благополучия. Они, как правило, напрочь лишены самокритики, полны амбиций, а их требовательность в удовлетворении личной выгоды не вмещается ни в какие рамки приличия и граничит с откровенной наглостью. С возмутительной дерзостью эти шаромыжники отстаивают свои интересы, зачастую не имея на то никаких оснований. А потом с удивительной лёгкостью пропивают "честно заработанные" в ресторанах или тратят немалую сумму на какую-нибудь безделицу, которая не имеет практического применения. Бывают случаи, когда такие "специалисты" становятся руководителями, но и тогда в их поведении ничего не меняется. Они устраивают только свои личные дела, им некогда выполнять должностные обязанности: государственные и общественные интересы таких людей вообще не интересуют.
Можно подумать, что я всего лишь брюзгливый старик, не способный оценивать объективно современную действительность. Но, к сожалению, аморальное поведение части нашего общества отмечено давно, и я не одинок в своей критике.
Бригада Ивана в скором времени отправилась на участок и регулярно рапортовала об окончании строительства очередного геодезического знака. Иван находил возможность регулярно давать телеграммы из разных населённых пунктов, иногда вместо него телеграфировали совершенно посторонние люди. Производительность этой бригады действительно впечатляла. Она постоянно перевыполняла план не менее чем на пятьдесят процентов. Качество построенных знаков я неоднократно проверял и не находил никаких изъянов.
Однажды, осуществляя такую инспекцию, спускаясь по Оке на лодке, я ранним утром пристал к берегу, где затаборились строители. Возле потухшего костра вповалку лежали рабочие, словно сражённые пулемётной очередью. Позы их были неестественны, я, испугавшись, подумал, не случилась ли здесь трагедия. Но подойдя ближе, услышал храп вперемежку с бормотаниями и стонами во сне. Несмотря на утреннюю прохладу и свежесть от воды, в лагере стоял устойчивый запах алкоголя и перегара. Обойдя табор, я нашёл Ивана и с трудом растолкал его. Он молча поднялся со своего ложа, умылся в реке и достал откуда-то бутыль. Изрядно налил себе в кружку и залпом выпил. Затем смачно сплюнул на землю и сказал: "Ты, Хвостов, в моё хозяйство не лезь. Я закон не нарушаю, людей не обкрадываю. Работаем мы - будь здоров каждому. Остальное наше дело". Иван немного покурил и, не обращая на меня никакого внимания, лёг спать. Что мне оставалось делать? Я покинул этот негостеприимный лагерь.
В дальнейшем я выяснил, что Иван набирал в бригаду людей, имеющих пристрастие к выпивке, но умеющих работать, как говорится, "чтоб небу было жарко". Он прямо заявлял каждому новому члену коллектива свои условия: "Работать от зари до зари, пока ноги таскают, но раз в неделю будет возможность пить сколько душа желает. Потом похмеляемся и снова за работу. Если не согласен, говори сейчас же, и я возьму другого. В моей бригаде все должны быть одного вкуса к выпивке и к работе".
Имея изворотливый ум, Иван умудрялся распределять полученное продовольствие так, что всё необходимое для изготовления самогона он находил в населённых пунктах, производя обмен с местным населением. Поэтому в поход он брал с собой только те продукты, которые могли бы заинтересовать деревенских жителей. Надо полагать, что коммерсантом он был неплохим, так как его люди питались нисколько не хуже работников из других бригад.
Иван не был руководителем в обычном понимании, он был, скорее, атаманом в своей бригаде. Установленные им законы и правила выполнялись беспрекословно всеми её членами. Он внимательно следил за тем, чтобы никто не смел пить в "неурочное время". Надо сказать, что Иван и сам не отлынивал от работы, вдохновляя всех личным примером на стахановские нормы. Если бы в то время присваивали звание "Ударник коммунистического труда", то многие из этой бригады могли бы заслуженно получить его.
Впоследствии мне рассказывали, что неравнодушные руководители и партийные работники в разные годы пытались повлиять на Ивана, убеждая его изменить свой моральный облик. Ему неоднократно предлагали поступить учиться, призывали расти над собой и оставить страсть к алкоголю. Но Иван был непреклонен и оставался верен своим вкусам, упорно отстаивая право на свой отдых: "По-другому я работать не могу, не хочу и не буду", − говорил он.
Так трудился техник Иван, очень хороший специалист, прекрасный организатор и вместе с тем горький пьяница. Его бригада здорово помогла нашей партии с выполнением поставленных задач.
3. Великая Победа
9 мая 1945 года мне позвонили из Райисполкома и сообщили о том, что в ночь с 08.05.1945 на 09.05.1945 был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Германии и сегодняшний день был объявлен праздником Победы. В связи с этим во второй половине дня по радио будут транслировать обращение И.В. Сталина к советскому народу.
В эти дни вовсю шла подготовка к началу полевого сезона, бригады ещё не успели разъехаться по участкам, поэтому почти весь коллектив нашей геодезической партии находился на базе в Ухтуе. Я немедленно собрал всех работников на митинг и объявил об окончании войны. Смешанные чувства переполняли нас. Вместе с торжественной радостью и гордостью за наше Отечество мы испытывали горечь от утраты близких и друзей, погибших на полях сражений, замученных в нацистских лагерях и пропавших без вести.
Завершение войны полной и безоговорочной капитуляцией фашисткой Германии означало несокрушимость СССР и несгибаемость духа советских людей.
В назначенный час возле Райисполкома собралось чуть ли не всё население Ухтуя. С большим вниманием все слушали обращение Сталина к советскому народу. После его завершающих слов: "С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!" − прозвучало громогласное "УРА!". Люди обнимались, целовали друг друга. В тот день я видел множество плачущих мужчин и женщин. Это были слёзы скорби и большой радости одновременно.
В Ухтуе было несколько фронтовиков, их поздравляли и благодарили в первую очередь, но, безусловно, каждый советский человек внёс посильный вклад в нашу Великую Победу.
Я приказал приготовить праздничный обед. Сварили несколько вёдер картошки, нарезали соленого и копченого сала, постряпали сотню ржаных лепёшек. Были наскоро сколочены столы и установлены на территории нашей базы. На них появились яйца, сметана, рыба, солёные грибы и даже сыр, колбаса − люди несли за общий стол продукты из дома, у кого что было. Нашлись и бутылки с самогоном, спиртом, настойками из ягод. Заиграла гармошка, пели частушки и песни военных лет, водили хороводы, затем пустились в пляс. Разошлись все, когда совсем стемнело.
Война была бедой всего советского народа, и день Великой Победы стал праздником для каждого человека нашей необъятной Родины. Тятя мой как-то посчитал, что из нашей деревни Карнаухова было призвано на фронт шестнадцать мужчин разного возраста. Живым вернулся только один − мой племянник Евгений.
На этом примере виден масштаб бедствия, которое пережили советские люди в период 1941-1945 гг. Не было в истории человечества более жестокой, подлой и грандиозной войны.
Слава бойцам, павшим за нашу независимость! Слава оставшимся в живых, прошедшим через огонь и смерть! Вечная слава всему советскому народу, уничтожившему фашистскую нечисть!
4. Трусливый охотник
В начале лета я отправился с инспекцией в бригаду инженера Верхотурова. Это был молодой специалист, недавно закончивший ВУЗ и впервые самостоятельно приступивший к работе в полевых условиях. Бригада Верхотурова кроме него самого состояла из техника-геодезиста, рабочего и проводника-охотника. Им предстояло работать в совершенно необжитом районе. Именно поэтому я специально усилил бригаду охотником по фамилии Таханов с расчётом на то, что он сможет обеспечить добычу мяса в необходимом количестве.
Таханов, пятидесятилетний бурят крепкого телосложения, имел очень солидный вид, отлично говорил по-русски и обладал спокойным, даже обходительным, характером. Его направили к нам из Райисполкома с хорошей характеристикой и с рекомендацией принять на работу. В личной беседе Таханов заверил меня, что любит охоту и с удовольствием ходит по тайге в любое время года.
Прибыв в бригаду, я, конечно, первым делом проверил состояние прибора, полевые журналы, другую документацию. Работой молодого инженера в целом я остался доволен, дал Верхотурову лишь несколько советов, которые могли бы помочь увеличить производительность труда.
Когда меня пригласили на обед, я с удивлением увидел, что суп приготовлен из консервированных продуктов. "Давно ли живёте без свежего мяса?" − спросил я. Оказалось, что Таханов ни разу ничего не добыл, хотя каждый день ходил на охоту. С его слов, на пути следования бригады не было никакого зверя. Этот факт меня очень удивил, но, не подав виду, я высказал лишь сожаление. Пообедав, я поднялся на сигнал и осмотрел местность. Примерно в двух километрах был виден распадок, в низине которого протекал небольшой ручей. Более удобное место для охоты трудно и представить.
Третий день шёл дождь, видимость была плохая, и вся работа бригады остановилась. В непогоду просто расточительно терять время и не использовать его для результативной охоты. Когда с неба льёт продолжительный дождь, зверь нередко выходит из чащи на открытое место, а дождь, падающий на траву и листву деревьев, приглушает различные звуки, включая шаги охотника. В эту пору удобно охотиться с подхода, не спеша двигаясь к возможным местам пастбищ диких животных.
Пригласив Таханова на сигнал, я расспросил его, куда он ходил на охоту. Не добившись вразумительного ответа, предложил ему съездить на лошадях в ближайший распадок. Там мы выбрали поляну с доброй травой, спутали лошадей и отправились вверх по ручью. У меня была мелкокалиберная винтовка с усиленным зарядом пороха, а Таханов вооружился карабином.
Проходя вдоль ручья, мы видели большое количество следов копытных животных: косули, сохатого, изюбря. По пути следования мы обнаружили солонец с хорошо обустроенным лабазом. Я решил остаться здесь в засаде, а Таханову предложил идти вдоль ручья с целью зайти на зверя с подхода.
Забравшись на лабаз, я надел на голову капюшон брезентового плаща. Плащ не только спасал от дождя, но и маскировал меня среди веток деревьев. Спустя непродолжительное время метров в шестидесяти от моей засады прошёл огромный сохатый. Он покачивал головой с большими раскидистыми рогами. Лось шёл в ту сторону, куда отправился Таханов. Я не посмел беспокоить такого мощного зверя своим малокалиберным патроном. Убить его одним выстрелом из мелкашки невозможно, а раненный сохатый не менее опасен, чем рассерженный медведь. Так и проводил я взглядом этого зверя, оценив его вес пудов на восемнадцать.
Уже перед заходом солнца раздался выстрел. Затем второй и третий. Спустя минуту послышался свист, который означал удачную охоту. Я спустился с лабаза и пошёл искать Таханова. Он сидел и курил возле небольшого озера округлой формы. В середине этого водоёма лежал на боку убитый лось. Я сразу определил, что это не тот сохатый, который прошёл мимо меня. Этот был значительно меньше, с небольшими ещё рогами. Таханов рассказал, что он не спеша прошёл вперёд от солонца и обнаружил это озеро. Справедливо рассудив, что здесь удобное место для водопоя, Таханов устроил засаду в зарослях кустарника и терпеливо ждал. Молодой сохатый вышел из чащи и зашёл в воду. Когда принялся пить, Таханов выстрелил. Получив первую пулю, лось побежал в сторону охотника и с десяти метров принял в грудь вторую пулю. Развернувшись, сохатый опять забежал в воду, где его настиг ещё один выстрел в затылок.
Солнце уже начало сваливаться за горизонт, и нам следовало спешить: необходимо снять шкуру и разделать зверя. С трудом вытащив сохатого из озера, для чего мне пришлось раздеться, мы освежевали тушу и взяли с собой один кусок мяса на сегодняшний ужин. Остальное решили забрать утром.
Следуя обратно в лагерь, я прямо спросил Таханова, как так получилось, что он почти за две недели пребывания в тайге не сумел ничего добыть для бригады. Таханов признался, что ни разу не уходил далеко от лагеря, чтобы не износить ботинки, которые он получил на складе нашей партии.
"Товарищ Таханов, опять Вы врёте! − возразил я. − Вам никогда не приходилось охотиться в глухой тайге, поэтому вы боитесь далеко отойти от табора. Вы меня обманули, когда устраивались на работу".
Таханов молчал, не смея глядеть мне в глаза. "Так или иначе, я требую, чтобы вы преодолели свои страхи и обеспечили бригаду свежим мясом, тем более других задач перед вами никто не ставит", − я остановил свою лошадь поперёк тропы и поймал взгляд Таханова. Он смутился, но твёрдо обещал мне выполнить моё требование.
На другой день установилась хорошая погода. Вместе с Верхотуровым мы измерили зенитные расстояния, затем выполнили основную программу с привязкой азимутных пунктов. Таханов тем временем съездил за мясом, добытым им вчера, и опять уехал на охоту. Вечером он привёз тушу косули, которую подстрелил на солонце.
В течение полевого сезона Таханов приобрёл необходимые навыки охотника и даже увлёкся этим спортом, добывая мяса куда больше, чем было необходимо.
5. Под угрозой уголовной статьи
К нам в гости приехала моя сестра Галина. Она окончила медицинский институт по специальности провизор. Сразу поступив на работу, Галина не имела времени приехать и отметить это событие в кругу близких людей. Наконец, когда возможность такая появилась, Галина явилась к нам с дипломом, чему мы все были очень рады. Она гостила у нас всего три дня и собиралась уехать домой вечерним поездом "Нижнеудинск - Иркутск".
Этим же поездом должен был приехать с инспекцией в нашу Зиминскую партию начальник Тулунской экспедиции Коншин Георгий Петрович. Чтобы его встретить, я отправил на станцию пролётку. В качестве возчика в неё сел наш завхоз Василий Яковлевич, а пассажирами были моя жена и сестра Галина. Супруга должна была проводить сестру и заодно встретить Коншина.
Приехав на станцию как раз к прибытию поезда, моя жена и сестра были задержаны сотрудниками Зиминской городской милиции. Василий Яковлевич встретил Коншина и поспешил вернуться обратно. Сообщив мне о случившемся, он предложил ехать в милицию для выяснения причины задержания.
Я передал своего начальника в руки родителей, а сам отправился в отделение. В милиции дежурный, выслушав меня, направил по коридору в комнату оперуполномоченного Щербакова. Возле кабинета сидела Галина. Её уже допросили. Щербаков изучил содержимое чемодана Галины и переписал его в протокол допроса. Жена вышла вместе с оперуполномоченным. Щербаков попросил меня ознакомиться с ордером на обыск, после чего мы все вместе отправились на нашу квартиру. Начальник экспедиции принял участие в обыске в качестве понятого как лицо постороннее. Щербакова интересовали в первую очередь продукты, которые находились у нас в квартире. Он тщательно взвесил всю муку, крупу на весах, которые привёз с собой, затем пересчитал всё консервированное мясо и молоко. После обыска Щербаков спросил: "Есть ли здесь что-нибудь из фондов предприятия, которое Вы возглавляете?" Получив отрицательный ответ, он дал нам подписать необходимые документы, и мы прошли с ним на склад нашей партии. Не открывая замка, установили пломбу, также был опечатан мой служебный сейф, где хранились все приходно-расходные документы по перемещению продуктов и материалов. После окончания формальных процедур я задал вопрос: "Что всё это значит?" Щербаков ответил: "Вы, Николай Иванович, подозреваетесь в серьёзном преступлении. На Вас поступило заявление от гражданки Фроловой, в котором она утверждает, что Вы занимаетесь хищением продуктов и разбазариванием продовольствия, выданного Вам по нарядам". "Кто такая Фролова?" − спросил я. "Наверняка Вы с ней знакомы, просто вспомнить не можете", − ответил мне оперуполномоченный. В заключение он сказал мне, что завтра с утра начнёт ревизию нашего склада, поэтому я должен находиться на рабочем месте.
Так я оказался под следствием. Я долго не мог уснуть в ту ночь, всё пытался вспомнить некую Фролову. Перебирая в памяти всех когда-либо знакомых мне женщин, я не находил ни одной с такой фамилией. Под утро сон всё же сморил меня, но мозг продолжать работать. Фролова, Фролова, Фролов... Я проснулся. Ну конечно! Барчук, который в прошлом году отказался выполнять чёрную работу, носил фамилию Фролов, а его мать, приходившая ко мне со взяткой, - Фролова! Её с того дня я больше не видел и успел уже позабыть эту историю. Однако меня помнили и приготовили подлость в качестве мести. Шкурники, как правило, очень злопамятны.
Вести следствие было поручено Щербакову, а ревизию всех фондов партии выполнял заведующий Райторготделом тов. Загорулько. Были привезены большие весы из ближайшего магазина, сорваны пломбы, и началась ревизия товарно-материальных ценностей.
Начальник экспедиции и моя семья собрались в рабочем кабинете. Я рассказал о "кренделе", который пытался получить броню в нашей геодезической партии в прошлом году. Тятя, выслушав, удивился, почему донос был написан только сейчас. Что побудило человека действовать, не зная наверняка положения дел, ведь оснований для заявления в милицию не было ни теперь, ни в прошлом?
"Кажется, это я во всём виновата!" − воскликнула Галина. И вот что рассказала. Она пошила себе сиреневое платье. Под такое платье непременно следует надевать светлые туфельки, но в Иркутске сестра их не нашла. Прибыв в Зиму, Галина решила посетить магазин. Как многие молодые девушки, она была очень общительна. Разговорившись с продавцом, сестра моя рассказала, что приехала в гости к родителям, которые теперь живут с братом, а он начальник геодезической партии и работает в Ухтуе. Продавец показалась чуткой женщиной: когда узнала про то, что Галина не может найти нарядную обувь, посоветовала сходить на колхозный рынок - там иногда торгуют хорошими вещами или меняют их на продукты. "Когда Вы уезжаете? В воскресенье? На вечернем поезде? Вот и хорошо, завтра непременно сходите на рынок, может, вам повезёт. В магазинах искать приличную обувь в наше время даже и не пытайтесь". Галина поблагодарила продавца за совет. "Ну что Вы! Какие пустяки! А брата вашего я знаю и хорошо его помню", − сказала продавец и как-то странно улыбнулась. Галина изобразила весьма зловещую ухмылку.
Тем временем Щербаков закончил снимать остатки материальных ценностей. Был составлен и подписан акт наличия продуктов, который был передан тов. Загорулько. Для продолжения следствия требовался акт ревизии и заключение о наличии или отсутствии недостачи, излишков материальных ценностей, вверенных мне в подотчёт. Загорулько три дня работал с приходно-расходными документами нашей партии и составил своё заключение, которое приложил к акту ревизии нашего склада:
1. Продукты, получаемые начальником партии на себя, имеют выписанные накладные и соответствуют установленным нормам;
2. Продукты, выдаваемые в полевые бригады, оформлены накладными. Часть этих накладных подписаны лицами, доставляющими их в бригады, - это, как правило, рабочие, не имеющие материальной ответственности. Такие накладные требуют подтверждения со стороны руководителей бригад;
3. В результате проведённой ревизии был установлен факт нарушения норм выдачи продуктов: за счёт организованного по инициативе начпартии подсобного хозяйства полевые бригады снабжаются сверх нормы картофелем, морковью, репчатым луком, солёным и копчёным салом. Данные продукты поставлены на учёт и выдаются по распоряжению начальника партии;
4. Часть продуктов, которые должны получать полевые бригады по существующим нормам в течение сезона, ввиду невозможности их доставки из-за отдалённости остаются на базе и используются в столовой, организованной начпартии, не имеющим на это разрешения или согласования. В столовой обедают рабочие, постоянно находящиеся на базе партии, а также их дети. Продукты, выписанные в столовую, оформлены накладными и списаны поваром;
5. Злоупотреблений, присвоения продуктов, как и других материальных ценностей в личную пользу начальником партии и другими должностными лицами на данном этапе расследования не установлено.
Таковы на память главные пункты выводов ревизии. Мне было предписано вызвать техников, прорабов и инженеров с ближайших участков с приходно-расходными документами и направить их к тов. Загорулько. В течение недели к Загорулько явились пятеро материально ответственных лиц нашей партии. Он сверял их накладные со своими записями, беседовал с каждым, узнавал мнение обо мне. Наконец, Загорулько объявил, что верит всем моим накладным и уверен в моей честности.
Собранные документы были предоставлены оперуполномоченному Щербакову, который весь материал следствия передал прокурору Каншину.
С Каншиным мы были давно знакомы. Он хорошо знал моего старшего брата Кондрата по партизанскому движению в период гражданской войны против колчаковской армии и белогвардейских банд. Каншин крепко отругал меня за проявленную инициативу с расходованием продуктов через столовую. Это грозило мне уголовной статьёй и длительным заключением. В то время карали очень сурово. Но мне повезло. Каншин сказал, что, как большевик, считает меня честным человеком и не видит в моих действиях желания незаконного личного обогащения. Каншин прекратил дело и не передал его в суд.
Удивительно, но во время следствия я ничуть не боялся уголовной ответственности, хотя понимал, какое суровое наказание мне грозит. Уже позднее мне представился страшным длительный срок заключения, и я с трепетом думал о возможных последствиях, если бы подлый план гражданки Фроловой осуществился.
В дальнейшем в личной беседе с оперуполномоченным Щербаковым я выяснил, что Фролова, написав заявление, предложила свои услуги в качестве лица, готового опознать мою сестру на вокзале. Она была уверена, что в личных вещах Галины непременно обнаружат продукты из фонда нашего предприятия. Вероятно, сама Фролова занималась бы хищениями народного имущества, будь у неё такая возможность. Вместе с опергруппой она дежурила у вокзала до прибытия моей жены и сестры, на которых и указала.
Впрочем, торжества подлости и злобы не случилось благодаря справедливому, неформальному отношению к своему делу прокурора Каншина. За что я и теперь очень благодарен этому человеку.
6. Мы с тятей снова на охоте
Полевой сезон 1945 года успешно закончился. Все бригады вернулись на базу в Ухтуй. С поставленными задачами наш коллектив справился в полном объёме, отчёты о проделанной работе были сданы, произведён полный расчёт с рабочими партии, был убран урожай в нашем подсобном хозяйстве, все производственные и организационные вопросы 1945 года остались в прошлом.
Конец каждого полевого сезона снимает нервную нагрузку, даёт облегчение и дарит чувство удовлетворения от проделанной работы. У меня появилось свободное время, и я предложил Степану Зуеву сходить на охоту в ближайший за Ухтуем лес. С собой я позвал и тятю, который, получив массу впечатлений от прошлогодней охоты, с радостью согласился.
Зуев взял охотничий карабин, тятя - одноствольное ружьё, а я вооружился своей централкой, заряженной пулей в одном стволе и картечью в другом. За многие годы работы в тайге я определённо сделал выбор в пользу именно этого оружия: двуствольная переломка центрального боя шестнадцатого калибра как никакое другое оружие удобно для применения в походно-кочевых условиях, в которых работают инженеры-топографы. Не занимаясь охотой профессионально, топографы не могут предположить, кого именно они могут встретить в тайге, поэтому, имея хорошее ружьё с разными зарядами, можно быть готовым к стрельбе по любой птице или зверюшке, а также не опасаться встречи с серьёзным зверем. Со своим ружьём я не расставался с 1942 года, оно обеспечивало мне уверенность в своей безопасности при любых обстоятельствах. В длительные походы с собой я на всякий случай брал ещё пистолет, который мог помочь в трудной ситуации.
За день до нашего выхода на охоту выпал первый снег, который был нам в помощь. Охота началась: мы втроём одновременно вошли в лес на расстоянии трёхсот метров друг от друга. Двигаясь параллельно друг другу, мы рассчитывали найти косулю с подхода. Расстояние позволяло нам голосом сообщить друг другу о перемещениях дикой козы, если она от одного охотника побежит в сторону другого. Свежий снег позволял видеть многочисленные следы, оставленные разным зверем, и полностью накрыв опавшую листву деревьев, он позволял двигаться почти бесшумно.
Наша тактика увенчалась успехом. Мой путь лёгкими прыжками пересекает крупный самец косули. Гуран бежит спокойно, покачивая ветвистыми рогами. По траектории пути гурана я понял, что он двигается от Зуева, которого услышал или увидел. На ходу бдительность зверя ослабла, и он меня не заметил. Я встал на колено, взвёл курки и, сделав необходимое упреждение, выстрелил пулей. Гуран изменил направление движения на девяносто градусов и, значительно увеличив свою скорость, такими же лёгкими прыжками ушёл в чащу. "Неужели промазал?" − удивился я. Осматривая место, где гуран развернулся, я окончательно разочаровался. Крови на снегу не оказалось.
Впереди раздался ещё один выстрел. Пройдя метров триста, я увидел отца, уже перерезающего горло гурану, в которого стрелял я. Моя пуля прошла по касательной вдоль холки зверя, не причинив ему никакого вреда. А тятя, оказавшись далеко впереди меня, услышал выстрел и повернул в его сторону. Пройдя немного, тятя увидел на открытой местности убегающего гурана. Его выстрел картечью оказался верным, и зверь свалился на месте.
Подоспел Зуев. Мы перекурили и оценили наш трофей пуда в два чистого мяса. Поздравив тятю с удачной охотой, мы тут же решили пожарить на костре свеженины и тем самым отметить успех.
В дальнейшем тятя не раз с удовольствием вспоминал этот день и часто рассказывал об этой охоте своим друзьям и приятелям.