Я наотмашь ударил ее по лицу кастетом. Она глухо вскрикнула и откинулась на спину, на пыльную вонючую тахту в глупых треугольных узорчиках.
Я взял ее за ее жиденькие волосики и поднял.
Из угла ее пухлых губок потекла капля крови.
Я замахнулся еще раз.
Она зажмурилась и хрипло пробормотала:
- Руслан, не надо!
Надо, с-сука, надо...
Я ударил ее еще раз, но на этот раз крепко держал ее за волосы.
Она снова вскрикнула и слезы брызнули из ее маленьких, широко расставленных глаз. Я даже подумал, что между ними можно вставить еще один такой же глаз.
Из другого угла ее рта также покатилась кровавая капля.
Она уже не могла закрыть лицо руками. Она превратилась в тупое беззащитное животное.
- Понимаешь ли, Марина,- вкрадчиво произнес я. - Ты мне не нравишься. Очень и очень сильно.
- Но я не понимаю, - испуганно вякнула она и зажмурилась.
На этот раз кастет впечатался в тугую мякоть ее огромного живота. Но я опять же держал ее за волосики, и она не смогла согнуться, а только глупо корчилась от боли.
Она посмотрела на меня тупо, будучи загнанной беззащитной жертвой хищника. Ее глупое лицо отразило одновременно смущение и испуг. Ей было неприятно, непривычно.
- Надо же, а я думал, что ты мудрый человекозверь, - мило улыбнулся я.
Я тут же вспомнил, как она обычно ходила - сдвинутые брови, суровый взгляд, язык, облизывающий губы. Гламурные шмотки. Наверное, все думали, что в постели она - ураган. А она оказалась простым бревнышком. Молча лежала, не пыхтела, не пердела, и даже не подмахивала. Какое уж там поцарапать спину, и думать забудьте. Да и не было у нее ногтей - так, пальцы-сарделечки. Жалкая шлюшка, возомнившая себя знаменитой куртизанкой.
Я отложил кастет на прикроватную тумбочку и взял в руки обоюдоострый нож.
- Ты не сможешь порезать и себя, - пискнула Марина и зачем-то неуверенным движением провела рукой по своим волосикам цвета детской неожиданности. А, ну да, я же отпустил ее волосы.
Я усмехнулся и резанул себя по руке, проследил, как узкая белая полоска краснеет. Я пьян, милая, но не настолько, чтобы лыка не вязать. Я четко осознаю, то, что я делаю. Этого у меня не отнимешь. Пусть я выпил бутылку портвейна и пива, я не шатаюсь, и мир вокруг меня не крутится.
Она почуяла неладное и тут же забилась в угол тахты, к стене, в паутину.
Я подсел к ее дрожащему телу-студню, телу-холодцу и взял ее окровавленное лицо за подбородок. Она судорожно сглотнула.
Я аккуратно вдавил лезвие ножа в ее верхнюю губу. Просто дело в том, что нижняя губа у нее такой формы, что будто рассечена надвое. Правда, если приглядеться, то видно, что этот разрез немного гноится. Я решил докончить дело, начатое природой.
Я резко дернул нож вниз. Она снова заплакала от боли и начала сглатывать свою кровь.
- Посмотри на себя, чмо, - сказал я ей. - Ну какая ты КРАСОТОЧКА? - так было написано под одной ее фоткой в контакте. - У тебя рассечена губа, приплюснут нос, рассечена одна бровь...ну что такое, а, блядь?
Я сунул ей в рот, чтобы она пососала мой член, но она только измазала его слюной и чуть не поперхнулась, а потом выплюнула его и пожаловалась, что ее только что чуть не стошнило. Да, пять минут назад она еще считала, что может спокойно мне пожаловаться.
Я еще раз осмотрел ее жирненькое тельце.
"Чувства мои - параша, бабы - перманентное зло". Но сейчас она познает, что такое перманентное зло, перманентность. Это вам не вычитать вчера ночью в словаре умное слово и затвердить его себе, смутно осознавая, что оно вообще значит.
Ну и что мы тут имеем?
"Жирные, скользкие ляжки, а между ними - дыра. Я ненавижу все это восьмого марта". Да, ноги-тумбы, непропорциональная туловищу жирная жопа. Брюшко, жирные, прошу заметить, жирные, а не большие, сиськи. Ебло как кабина КАМАЗа. Жаль.
Правда, она умела заковывать свое тело в бахрому дорогостоящих шмоток, и умела наносить грим, ой, простите, макияж на лицо. Но если гламурные пидарасочки без макияжа выглядели просто страшно, то она выглядела просто чудовищно.
Такая она, Марина Алексеенко.
"Гасите Свет, мочите Даш, лупите по башке Наташ...мутузьте Кать...". Когда-то я думал, что начало этой песни: "Гасите свет, включайте газ, лупите по башке Наташ". Это тоже будет, успокойся, толстенькая милашка. Наверное, ты про себя счастливо думала, что в постели тебя будут называть похотливой пышечкой. Да твой единственный пацан-полудурок наверное поет тебе: "Пусть говорят, что некрасива..." и еще: "Забей что все вокруг толкают и плюют". Но я не люблю попсу. Я обожаю панк-рок. Возможно, по-своему, я псих. Но все панки по-своему психи.
- Но Руслан, ты же ходил в таких смешных булавочках и с таким смешным ошейником? - она лепечет, сглатывая кровь.
- Ты думала, что я - анархист? Даешь свободу личности безо всякого угнетения с чьей бы то ни было стороны? Отсоси. Я - анархо-фашист. А это не просто избавление мира от отбросов общества радикальными методами. Например, тех же гопников. Да, и твои гопники - твои друзья, а не тусовка. Ты очень гордишься своими друзьями, ты жить без них не можешь. Просто ты в детстве дружила с одним из этих быдлюдей, и он просто впихнул тебя в эту компанию. А у меня - панковская тусовка. Любой панк мне друг. А ты не знаешь "реальных пацанов" даже со своего района. Там тебе кричали всякое непотребство. Нельзя прятаться за широкую жопу друзей. Они говорят: это - командный дух. Да не смешите меня. Каждый член команды должен из себя что-то представлять. А там просто - серое быдло, слепившееся в общую массу. Количество не дает качество, то есть не так, как учили дядюшки-коммунисты. Вы - манная каша без комочков. А мы - салат - горошек, морковка или помидор неповторимы и индивидуальны, не смешиваются в одно целое. Недаром каждый добропорядочный панк пиздит гопников. А у гопников чмошная логика, что если он не в спортивном костюме, то любой может начистить ему рожу. Я - горошек. А ты - всего лишь навсего комочек манной каши. "Вместо мозгов - стада инстинкт". Это как песня про большую жизнь - "я хочу гламурной быть, это дверь в большую жизнь". А потом че-то там такое, что растянуто очко и поется: "Я хочу хорошей быть, любимой быть".
- Отпусти меня, пожалуйста, - ее голос вдруг ни с того, ни с сего, окреп, и она попыталась твердо взглянуть мне в глаза. Да пересматривал я тебя в такие гляделки. Как и ушатанного жизнью нарка. Деревенщина. Строит из себя мужика в юбке. Мускулы на руках, плечи. Ах, да, ты же не любишь юбок. Они обнажают твои жирные ноги.
- Отсоси у меня ПО-НАСТОЯЩЕМУ, тогда отпущу, - смеюсь я, и вижу, как в ее рыбьих глазенках затеплилось пламя смутной надежды на освобождение.
Она неуверенно слезает с кушетки и встает передо мной на колени. Я вытаскиваю свой не встающий на нее хуй из ширинки джинсов. Она притворно облизывает губы. И тут я бью ее по зубам своим синим "камелотом". Она с воплем боли опрокидывается на бок и полюется кровавыми сгустками с зубами в них.
Да, гуманнее было бы засунуть тебя в печку. Но их еще не построили.
Да, ты всегда думала, что я люблю тебя. Но тут-то ты и ошиблась. Просто я всегда хотел впихнуть член в твои губки, вот и все. Я не уважаю тебя, да и сама себя ты не уважаешь. Сейчас ты поняла это кристально ясно, в полный рост.
Да пошла ты на хуй.
Я начинаю пинать твое распростертое передо мной тело. Методично бью по почкам, по ребрам, по печени. Ты ревешь и визжишь. Так и надо было вести себя в постели. Но теперь уже поздно. Ты, наверное, повелась на мои родинки, и поэтому легла со мной. Но я еб тебя цинично и с холодным разумом, а ты этого даже не заметила. Ты думала, что я кайфую. Да у тебя интеллект ниже уровня табуретки, ты глупая жалкая сволочь.
Я тащу тебя за голову к духовке, открываю ее и включаю газ. Засовываю твое бездыханное тельце внутрь. То есть не всю тебя, а только твою крупную голову.
Сдохни, тварь. Это будет справедливо.
Наверное, мой друг расстроился бы. Он стебал над тобой, когда ты пришла в университет в гламурных драненьких джинсиках. Он говорил, что тебя раздевали и порвали всю одежду. Но он тебе не друг, поэтому ты мямлила, что, мол, так оно и было. Да настоящая крутая герла расхохоталась бы и послала моего друга на хуй. Но ты не такая, хоть и строишь из себя блатную пиздень.
Я плюю на твое тело, выключаю свет на кухне и выхожу из твоей засранной квартиры.
Прощай детка, и с восьмым марта. Сегодня же международный женский день.