Я спас Ваньку, а сам тем временем оказался в полном говне. Точнее, в говне оказалась Катюха. И во всем виноват все тот же Лагутенко. Я, конечно, ждал от него какой-нибудь заподлянки, но такой поворот событий оказался для меня шоком. Антоша практически увел у меня Катюху!
Я стоял перед кучкой дружков Лагутенко, с заведенными за спину руками в наручниках. Лагутенко стоял тут же и похабно ржал надо мной. Видимо, меня собирались бить. И главное, помочь-то мне некому, этот закоулок у городской стены известен только стражникам. А передо мной стояли именно они - Лагутенко опять был моим заклятым коллегой.
Катюха стояла поодаль и скромно молчала. Она уже все высказала, мол, "не будь дурачком, Антон, он же соберет свою братву и проломит тебе череп". Но, видимо, ее слова не подействовали на обуянного жаждой мести Лагутенко.
Тут же стояла машина для поездок в степь - старенький "жигуленок". Все эти люди подошли к машине и вытащили из багажника арматуры и биты - видимо, мне решили нанести тяжкие телесные и отправить в больницу.
Лагутенко напоказ поцеловал Катюху, которая от этого почему-то сконфузилась - видимо, у нее в голове еще остались крупицы здравого разума, но уже слишком мало, чтобы помочь мне.
Я стоял на своем посту над воротами и смотрел в полевой бинокль. Невыносимо пекло солнце, как в июле, хотя была уже середина августа. Мне приходилось зачерпывать воду из стоящего здесь ведра своей сетчатой кепкой, и надевать ее на голову, чтобы хоть как-то освежиться.
Ваня отлучился в туалет и что-то задерживался там - понос у него, что ли? - и я начинал скучать - не с кем даже перекинуться словечком. Для развлечения я проследил за летучими черными кляксами стаи ворон, что пересекли мое поле обзора слева направо.
Я взглянул на наручные часы - они показывали без десяти два.
От нечего делать я замахал дальнему посту. Оттуда показали знаком, что в той стороне все тихо.
Мысли мои обратились к Кате. В этом городе она не пошла в стражу, а устроилась учителем физкультуры в местную школу. Последнее время она вела себя в общении со мной довольно странно - все чаще и назойливей она выражала желание "прекратить играть в войнушку", "остепениться" и "завести семью".
Лично меня в нынешнем положении вещей все устраивало - мы просто встречались, и торопить события (которые, быть может, развернутся не так гладко) я не собирался. Мне нравилась и моя работа, я не считал ее "игрой в войнушку". Часто Катя говорила, что мне нужно быть "просто порядочным человеком, обычным гражданином, обывателем", но я не мог разлюбить свое ремесло и стать "таким, как все". Она даже предлагала мне уйти также в школу (там как раз открылась вакансия) работать учителем математики. Тоже мне, каскадные выкладки. В общем, я был весьма недоволен Катей, к тому же последнее время умиротворенным выражением лица она стала напоминать мне тухлую рыбу.
Я совсем задумался и сначала даже не среагировал, когда в перекрестье окуляров увидел цепочку машин из десяти, едущих по направлению к стенам города.
Интерсено, кто это к нам пожаловал? - подумал я.
Все машины были черного цвета, от "Мерседеса" до "уазика", и по бортам их тянулась синяя полоса. Это вызвало во мне ассоциации с милицией, только синих мигалок не хватало. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы додуматься, что это пресловутая "тайная полиция", хотя, если она тайная, то, по идее, они должны были явиться на штатских машинах. Но что им понадобилось у нас, на нашем "новом острове свободы", этакой Кубе времен посткапитализма?
На пост по деревянной лестнице как раз поднимался Ваня, на ходу застегивающий штаны.
- Вот епт, не успел досидеть - в толчке сработала сирена! - выругался Ваня.
- Готовься принимать гостей, - сказал я, и, взяв с встроенной в толщу стены полки пистолет, начал спускаться к воротам.
Я иногда думаю о судьбах людей и их положении в обществе. Сейчас, в принципе, все равны, но еще десять лет назад...допустим, взять двух древних бабок. Одна живет в роскошно обставленной трехкомнатной квартире в элитном районе, где двор находится под охраной и туда пускают через пропускной пункт, а другая живет в однокомнатной квартирке в "хрущевке". Обе всю жизнь пахали в университете на ниве науки. Но одна из бабок была амбициозна и в конце-концов стала деканом факультета, с огромным штатом сотрудников, а другая всю жизнь была преподавателем и ушла в этой должности на пенсию. Одна получает в месяц девяносто тысяч, а другая живет на обычную пенсию и перебивается репетиторством. Почему так получилось? Я не говорю, что одна была лентяйкой а другая - работягой - трудились они одинаково. Но по материальным благам между ними пропасть. Это и есть отрыжка капитализма.
Я сидел в своей квартире с Катей и мы пили чай с вареньем. Разговор крутился преимущественно вокруг Катиных новых потребностей.
- И чем же все-таки тебя не устраивает нынешнее положение вещей? - уже в который раз поинтересовался я, зачерпывая чайной ложкой варенье с блюдца.
- Понимаешь, Леша, мне надоело вот так, - она выразительно поболтала в воздухе руками. - Ни ребенка, ни котенка, что называется.
- По-моему, все эти обязательства придуманы для старых пердунов - чтобы старикашка-муж на законных основаниях не мог улизнуть налево, к какой-нибудь молодке.
- А детей тоже на пенсии рожать? - Катя скорчила гримаску.
- Что ты, бог с тобой, мать, какие дети?
- Нужно уже становится сознательным, а не быть семнадцатилетним оболтусом, тебе уже двадцать четыре года, как-никак.
- Быть ребенком в чем-то не так уж плохо.
- В чем-то - может быть, да, но не во всем.
- Ну с этим все понятно, хоть меня и устраивает просто секс, тут я готов пойти на уступки. Но что же с работой? Почему я должен обучать сопливых детишек, когда я работаю в страже, на профессии тоже нужной и полезной обществу?
- А если опять начнется какой-нибудь бунт? Тебя ведь могут и убить.
- Согласен, могут. Но, если честно, этим меня и притягивает работа в страже. Осознанный риск...
- Ты просто еще незрелый человек. Мне-то уже двадцать семь, я многое повидала, в том числе и на работе в народной дружине.
- Ну не знаю, - задумался я. - Важнее, по-моему, сущность работы, а не отношение к ней.
- Отношение тоже важно. Но мы здесь говорим о твоем отношении ко мне, а не к работе.
- Мне нужно еще хорошенько обо всем подумать, - пробормотал я, ставя на стол пустую чашку.
Анархия и семья. Свобода и любовь. Свобода или любовь? Вроде бы, любовь - это одна из форм свободы. Но как быть с тем, что любовь в клетке невозможна (я знаю, что это выдумал я, такой уж я умный говнюк, но все новое на самом деле - хорошо забытое старое, взгляни, это было уже в веках и бла-бла-бла...)? Но у нас нет клеток, они есть только у анархо - фашистов. А как быть с личной свободой, которую продаешь в угоду девушки, женщины? Предаешь, я бы даже сказал. "Сучка, ты играешь в любовь...сучка, я свою свободу тебе не отдам" и все такое. Абсолют свободы достижим только в одиночестве. Но если все будут жить по одиночке, этот ебаный прекрасный мир развалится по кусочку, как поется в древней лажовой песенке. Понятно, что ничего не понятно.
Я с Ваней подхватил тяжелый засов на воротах и вынул его из петель. Наверху оставшийся на посту служащий нажал кнопку и подъемный мост начал с лязгом цепей опускаться.
Когда мост опустился и сравнялся с уровнем небольшой горки, ведущей дорогу к воротам, мы увидели машины вблизи, а возле них представительно выглядящих людей в дорогих костюмах, которые лучезарно нам улыбались.
- Кто такие? - строго спросил Ваня.
- Мы приехали сюда из Саратова, - бархатным голосом произнес человек, что стоял ближе всех к нам.
- С какой целью? - сурово вопросил я, подняв пистолет на уровень груди.
- Мы - так называемая "тайная",- это слово человек выделил, произнеся его особенным тоном, - полиция. Мы к вам с проверкой контингента бывшей народной дружины.
- А что, в Саратове больше нет народной дружины?
- Сейчас в нее объявлен набор, но люди не очень-то стремятся в нее идти, ввиду некоторых обстоятельств в недалеком прошлом...
Еще бы, выгнали всех из города - подумал я. Ваня, наверное, подумал то же самое.
- И что же вы хотите проверить?
- На каких должностях эти люди. Они не должны больше вступать в силовые структуры.
Гнилым запашком несло от этих словечек из дореволюционного прошлого. Мы с Ваней почти одновременно поморщились.
- И что вы хотите сделать с теми, кто пошел, скажем, в стражу? - спросил Ваня, еще прибавив суровости.
- Вынудить их отказаться от этой профессии. Мы умеем это делать. И ничто не будет угрожать Саратову в его и так нестабильном положении.
- На каком праве вы хотите вынудить людей? - требовательно спросил я.
- Тайная полиция везде остается таковой. Для нас нет понятия "чужая земля", мы универсальны для всех.
- Мы не впустим вас в город, - сказал Ваня.
- Попробуйте. И ляжете здесь же, - нагло ухмыльнулся человек и полез за полу своего пиджака.
- Руки! - скомандовал Ваня, но было поздно.
Все остальные пришельцы уже достали "узи"- обычное оружие народной дружины.
- Если вы нас и положите, то в городе еще много сил, которые вышибут вас отсюда с полпинка, - деревянным голосом сказал я.
- А вот мы и посмотрим, - все так же ухмыляясь, проговорил человек.
- Поднимай ворота! - я махнул рукой служащему, и тот тут же упал, как подкошенный.
Пиджак, стоящий позади человека, который с нами разговаривал, убирал на место электрошокер, работающий на расстоянии - новейшая разработка, новая модель. Я знал об этом, потому что одно время ими хотели вооружить народную дружину.
Меж тем машины тронулись с места, и нам не оставалось ничего другого, как посторониться. Стрелять по колесам было бессмысленно - кто потом повезет этих ублюдков обратно? А, в общем, мы сами были виноваты - отошли от того правила, что не нужно сразу опускать мост перед каждым.
Менты - они и в Африке менты. Не понимаю, кто только идет на такую паскудную профессию, как тайная полиция? Кому охота оставаться сторожевой собачкой без хозяина, собачкой государства без государства? Это также смехотворно, как я однажды видел пиздюка из ментовской школы с бэгом, на котором была намалевана анархия.
- Если все так же пойдет и дальше, я буду думать о том, что, возможно, нам нужно расстаться, - сказала Катя.
- Что ты мелешь, дорогая? - душевно поинтересовался я. - Я ведь думаю о тебе. Насчет ребенка я уже сказал, а насчет работы...не мое это, учительствовать.
- А ты думаешь, что мое? Все равно - платят везде одинаково, соцпакетом.
- Ну и к кому же ты уйдешь?
- Да хоть к Лагутенко, он давно уже около меня вьется.
Я засмеялся.
- Что ты смеешься? Он и в правду пытается подкатить ко мне яйца.
- Брось, я прекрасно знаю, что Антоша омерзителен тебе не меньше, чем мне.
- Но если он будет так настойчив, а ты...то я могу и изменить свое мнение о нем.
- Да что ты пристала с этим Лагутенко? - поморщился я. - Будто и правда, собралась к нему уходить от меня.
- Ладно, замяли.
- К тому же, я лично через какое-то время собираюсь проситься обратно в город, и восстанавливаться в должности народного дружинника.
- Знаешь, что-то подсказывает мне, что мы не скоро выберемся из Аткарска. Брожение идет не только в саратовской губернии, оно идет по всей стране. Например, тебе не хуже меня известно, что религиозный анархизм занесен к нам из Москвы. И к чему я это говорю: соседние страны могут воспользоваться этим брожением и объявить интервенцию. Тогда шансы попасть в город сведутся к минимуму, да и ни к чему нам будет стремиться в Саратов - в нашей местности он стоит первым под ударом.
- Может, Лагутенко решит перебежать под флаги интервентов - будет шанс прихлопнуть его, - улыбнулся я.
- Не будь таким злым.
- Да что ты уцепилась за этого Лагутенко?! - вторично вскипел я.
- Успокойся, я люблю только тебя, - умиротворенно проговорила Катя.
Но не фальшь ли я уловил в ее голосе? Или просто неуверенность?
Москва - звенят колокола... Италия еще вначале 5 века была разгромлена вестготами, после чего она была завоевана в конце 5 века остготами (под предводительством короля Теодорика Великого), а в 6 веке - лангобардами.
В 476 г предводитель германских наемников Одоакр сверг с престола последнего римского императора и объявил себя королем Италии. В 488 г Италия подверглась нашествию остготов под предводительством Теодориха, который после трехлетней войны победил и воцарился на престоле.
Москва - третий Рим. Ивашка Третий как в воду глядел. Сначала Москва была занята силами реакции - ведь не со столицы поднялась волна революции. Затем ее зачем-то захватили силы анархо - примитивистов. А уж затем анархо-синдикалисты. Это течение анархии и стало визитной карточкой России. Анархо-примитивисты сместили и замочили последнего президента - Дмитрия Медведева.
Всю эту чушь мне рассказал Иван - он же историк по образованию.
Вася был свиреп, как никогда.
- И что это, блядь, такое? - гневно вопрошал он, уперев руки в бока. - Вас кто, блядь, учил, жопорукие косорылые твари, открывать ворота первому попавшемуся?
- Извини, Вася, не учли, - процедил сквозь зубы Ваня.
По лицу его ходили желваки. Все-таки нельзя так с ним - он вон сколько народу укокошил, не заржавеет и сейчас, подумал я.
- Вас, блядь, за это не только с работы уволить надо, вас повесить надо!
- Мы уволены? - вырвалось у меня.
Я не ожидал такого поворота. Ну штраф бы взяли или выговор, но так...все-таки Вася сам Ваню нашел в степи, в город с ним ездил.
- Да, блядь, вы - уволены!!! - заорал Вася. - Ищите себе по мозгам работу!!!
Мы синхронно развернулись и пошли сдавать рабочую одежду.
Не подготовлены мы оказались для такой профессии - Ваня три часа в сортире сидел, я про Катюху замечтался. Ну ничего, найдем себя в другой деятельности - о! Искать выгнанных из Саратова, как Ваня вначале.
Я лежал на диване в крохотной комнатушке общаги и смотрел телевизор. Шел блок новостей. Я радовался, что в Саратове это тоже видят.
Шли кадры задержания людей из тайной полиции. Стража скрутила их в считанные мгновения, но только тогда, когда нашла их. Теперь их выпнут обратно в Саратов.
Пошли кадры, на которых тайная полиция пытала бывших народных дружинников. Они избивали беднягу, привязанного к стулу. Били по ребрам, печени, поливали кипятком.
Я совсем сморщился, когда человека отвязали и начали бить по почкам.
Наконец кошмарные кадры кончились.
Я подумал, что на задержку этих молодчиков ушло два дня - скольких они подвергли таким средневековым пыткам?
И тут в мою дверь постучали.
Я лениво встал с дивана, вдел босые ноги в тапочки и пошел открывать.
- Стража, - коротко представились два бугая, стоящие на пороге.
- Чем могу..., - начал было я, но меня сноровисто схватили за ноги и запихнули в раскрытый холщовый мешок.
Я попытался закричать, но мешковина плотно облепила рот и я не смог прокричать ни слова.
А потом я оказался перед Лагутенко и его дружками.
Там, как я уже упоминал, была и Катя.
И тут внезапно мы услышали гнетущий рокот. Я взглянул в вечернее небо. Прямо над нашими головами пролетела огромная черная тень. Я сразу определил пузатый короткокрылый бомбардировщик.
Прямо на нас из него выпала бомба.
- Щемись! - взвизгнул Лагутенко, и все кинулись врассыпную.
Я тоже побежал куда глаза глядят и тут же где-то за моей спиной раздался оглушительный взрыв. Я перекувыркнулся и упал, потеряв сознание.