Я прошелся огнеметом по стене галереи - картины тут же запылали оранжево-желтым. Вдруг, просверливая мозги, завыла сигнализация.
Я уже собирался уйти с чувством выполненного долга, как за моей спиной с гавкающим лязгом опустилась решетка, загородившая выход из галереи. Ну, в мои планы не входило поджариться заживо в комплекте с артом, поэтому достал прибор, плавящий металл и из каски на глаза автоматически опустились очки. Раньше это называлось сваркой и служило ремонту всяческой арматуры, а сейчас приспособлено к условиям войны.
Когда я уже расплавил решетку, в галерею откуда-то изнутри здания проникла частная охрана - видно, прихвостни буржуя, который всем тут заправлял.
Я прикинул, что справляться мне придется в одиночку - мой напарник остался снаружи. Но в этом не было ничего страшного, и я сунул сварку обратно в петлю на рюкзаке и достал старый добрый АК...
Я рассматривал так низко нависшее небо - молоко с пеплом, и на цвет и на привкус на губах, и думал о Родине.
Все деревья уже стояли с облетевшей листвой, черные лысые корявины.
Мне под шинель задувал ветер, от которого тело немело и бодрило.
Я шел очередным рейдом по полуразрушенному городу и наступал, чертыхаясь и расплескивая воду, в лужи.
Где-то каркнула ворона и мне как сердце оцарапало. Я хотел домой. Мне было скучно.
Наши вооруженные силы давно уже прошли вглубь страны, а нас, неудачников, оставили гарнизоном в этой дыре.
Я ненавидел осень с детства. Осенью двухтысячного, когда мне было 12 лет, погиб Рыжий, мой пес. Его сбила машина и уехала. С тех пор я боялся заводить питомца. Мы с рыжим были очень привязаны друг к другу. Как в "Звездном десанте" Хайнлайнасолдаты были привязаны к полу разумным псам, калебам, или канусам, хрен его знает.
Русская глубинка... ее хотел описать Роберт Шекли.
Я думаю, кто-нибудь очень удивится, если узнает, что я заканчивал филологический факультет. Умный американский солдат - это, по мнению большинства, двойной оксюморон.
Я слышал, пробежал по верхам слушок, будто наше командование собирается открыть "охоту на ведьм" в искусстве. Неугодные картины будут сжигать. Но почему не все - мне было непонятно. Ведь анархия несовместима с искусством.
В первую очередь сожгут все русские картины. Так уже поступили в Москве с Третьяковской галереей. В русских людях силен патриотизм, и этот акт нанес им огромный моральный ущерб.
Затем начнут сжигать и иностранщину. В ходу будут только работы, описывающие быт. Никакой войны, никакой мифологии, никакой природы - ведь мы не фашисты, не философы и не анархо-примитивисты.
В Саратове дело с картинами в свои руки взяли арабы. Они объявили, что творческие люди - дети Аллаха, негоже трогать их и их работы, и все такое.
Да, кстати, арабы. Если принимать их в расчет (а нам волей-неволей пришлось это сделать, когда они побряцали своим ядерным оружием - взрывы на полигонах), то необходимо понять их менталитет. Вроде бы они тоже захватили Россию и пилят ее с нами, даже Саратов наполовину их, но сделали они это совершенно из других предпосылок, нежели мы.
Арабы объявили джихад России, во имя Аллаха, а мы сделали это чисто из экономических интересов. Арабы в плане цивилизации еще дети, и мы обманули их, как детей, сказав, что поделим Россию.
Их "священная война" - это не вывеска для чего-то другого, поэтому они еще живут в средневековье. А вывеска анкап - это прикрытие для грядущего тоталитаризма. Ведь все мы реалисты, и понимаем, что свободные рыночные отношения с применением оружия как внутри страны, так и вне ее, долго не протянут. Власть захватит сильнейший, и начнется тирания, пока узурпатора не свергнет другой точно такой же. И так бесконечной вереницей, бесконечно развертывающаяся вещь, как Бог по Гегелю.
Тогда-то США и расцветет пышным цветом, превратившись в колониальную державу с колонией Россией и метрополией США.
Но, во-первых, еще большой вопрос, каков будет уровень жизни рядового гражданина; а во-вторых, Россия может повторить путь США - восстать и снова превратиться в самостоятельную, свободную страну.
Я, конечно, патриот, но такие мысли и наводнили мою голову, и это меня не радовало.
Я посмотрел в лицо дома. Да, в детстве у меня была привычка во всем, чем угодно, видеть рожи, будь то автобус, тостер или дом.
Это лицо безрадостно и угрюмо посмотрело на меня, будто с немым укором.
Это был старый дом, постройки двадцатых годов прошлого века. А война сделала этого некогда могучего старика еще древнее и обветшалее. Розовенькая краска, кажущаяся такой легкомысленной сейчас, во время мясорубки; эта краска облупилась на единственной уцелевшей стене, всей в граффити и просто глупых словах.
Где вы сейчас лежите, убитые, те, кто писал на этих стенах? Кто жил тут и дорожил уютом?
Раньше дом был живой, и как губка, впитывал все эмоции живших в нем людей. И уже радовался и горевал, скучал или смеялся вместе с жильцами. А теперь все они мертвы. И дом тоже.
Я будто услышал голос: "Зачем, парень? За что такие, как ты, убивают ни в чем не повинных людей, которые спят в своих кроватях - мужчины, женщины, старики, дети...".
- А не знаю! Жизнь вот такая тяжелая! - заорал я на весь переулок.
"Говно ты, как человек" - отзывается в сознании голос дома, который глядит на меня провалами...нет, даже не провалами, а все тем же пепельно-молочным небом в окнах с осколками.
Вдруг я услышал треск рации.
- Уайт? Что за крики я там слышу у вас?
- Да так, нервы ни к черту, сэр!
- Может, у тебя и вовсе шизофрения?
- Никак нет! Я вчера как раз проверялся в больнице!
- А где ты вообще прохлаждаешься? Тебя на ликвидацию картин разве не отправляли?
- Никак нет, сэр! Мне необходим адрес!
- За проспектом имени Бакунина, там увидишь других.
- Есть, сэр!
Связь отключилась, и я направился выполнять приказ.
Охранники падали один за другим и я уж было собирался убрать оружие на место, как в зал через уже расплавленную решетку зашел напарник.
- Все, Сид, я их сделал, - сказал я.
- Все, да не все, дружище, - отозвался Сидни. И продолжил, заметив на моем лице озадаченность: - Сейчас сюда стянутся силы Тайной Полиции, и нам будет несладко.
- Тогда пошли вглубь здания.
- Сейчас, сварю решетку...
Пройдя через три пылающих зала и выйдя на широкую железную лестницу, мы вскоре оказались на четвертом этаже.
Эхо шагов в диссонансе со струнами душ раздавалось по зданию набатом.
На четвертом этаже мы увидели всякий хлам, в крыше же торчал неразорвавшийся снаряд; вообще крыша была прохудившаяся.
Окна выбивать было не надо - они и так все были разбиты. На полу валялись гильзы и чернела в полутьме лужа крови.
Видимо, кто-то здесь уже отстреливался, наверное, саратовцы.
Мы установили орудия и тут как раз поперли "копы"
Их машины останавливались и врезались друг в друга., потому что мы дырявили лобовые стекла.
Из машин полезли ублюдки. Все получили свою порцию свинца. Видимо, нам помогли внизу. И правда: тут же я увидел наших, переворачивающих и поджигавших машины ментов.
АБДУЛЛА
Кибер-Иисус, я тебя боюсь. Распяли на железном кресте. Предали за запас энергии, - подобная тарабарщина крутилась у меня в голове, пока мы вдесятером шли рейдом по городу.
Все пали ниц перед Аллахом, а он то стоял на месте, то ходил между распростертыми телами и что-то говорил зычным голосом.
- Хвала господу миров! - отвечали все хором.
Да, мы заслужили дожить до этого, - думал я. Новый Завет, "Братья Караазовы" Достоевского, и вот сейчас - почти стык тысячелетий.
Слюнтяи и нытики христиане тут же побросают все оружие и приготовятся отлететь в Рай. Но мы, гордые своим духом, никогда не сделаем ничего подобного. Мы наоборотс еще большим жаром кинемся на врага, и Аллах поможет нам!
Враги - это американцы и русские.
Я шел один по набережной Волги, поднимал попадающиеся под ноги камушки и швырял их в воду. Совсем как мещанин Антуан Рокантен в романе Сартра.
Я думал о США. Они такие агрессивные, что готовы на самих себя бомбу сбросить.
Камушек сделал три "блина" и затонул, словно "Мир" - старинная орбитальная станция.
Я решил зайти на переговорный пункт и позвонить Майрам. Я так долго ее не видел, скорее бы перевести ее в Россию.
Я заплатил в кассу, зашел в будку и снял трубку.
- Алло, милая, как ты?
- Я - очень хорошо. Спешу тебя обрадовать - я беременна!
Я воспарил на седьмое небо от счастья.
- Да. Ты же говорила перед самым моим отбытием, что у тебя задержка менструального цикла! Спасибо! Я так рад.
Мы поговорили минут пять и я повесил трубку.
Господи, какое счастье! Я - будущий отец!
С легким сердцем я отправился на рейд, и на нашем пути никого не оказалось
Конечно, вид руин, которые еще недавно были жилыми домами, несколько снижал настроение, но все равно я был окрылен.
Кто-то даже спросил, чего это я сияю, как русская штуковина...эта...а, самовар, точно.
Я поделился своей радостью.
Вскоре мы уже прибыли в место дислокации и нас сменил другой наряд.
А потом мы увидели Аллаха.
Мне показалось, что на меня снизошла благодать.
Но это только показалось.
К нашему изумлению Аллах пошел рябью и свернулся, как изображение в телевизоре.
К нам вышел сам генерал.
- Вы знаете, что вы сейчас видели? - задал он простой вопрос, на который было не так просто ответить.
- Голограмма, сэр?
- Э-э, групповая галлюцинация от нового газа?
- Может быть, это был именно Аллах?
- Все вы по-своему правы. Это был бог из дейсферы. Просто он тут же подстроился под наши представления о Боге. Я так думаю, всем народам на Земле он тоже явился или еще явиться.