Аннотация: посмотрим, что бы получилось, если бы вся чушь о рок-музыке, что пишут в интернете, была правдой.
Это был конец. Конец всему.
Я отдышался и вытер тыльной стороной ладони лоб, размазывая по нему пот вперемешку с грязью. Мутные ручейки попали в воспаленные от трех бессонных ночей глаза, я пару раз крепко сморгнул, стряхивая теплые капли с ресниц.
Отдышаться. Отдышаться. Вдох-выдох, глубокий вдох-полный выдох. Сердце уже не билось птицей, попавшей в силки, оно постепенно успокаивалось. Это было трудно - успокоить сердце, после приема кофе с экстази, что продавали в круглосуточной пекарне за четыре квартала отсюда. Я был там три дня назад, в этой пекарне. И четыре заваленных трупами, залитых кровью и захламленных горящей техникой квартала отсюда.
И вот я ношусь, как шлюха в течке, по этому окраинному району и ищу место, где бы можно было приткнуться на пару дней. Но создавалось удушающее тисками надежду впечатление, что весь город - неспокойное место, будто всех его жителей засунули в мясорубку массового психоза и провернули из них длинные макаронины фарша. Фарш...при мысли о фарше у меня начинается слюноотделение, в кровь выбрасываются литры адреналина. Я хочу мяса, со сладковатым привкусом человеческой крови, человеческого мяса. Но я стараюсь сдержать себя в руках, потому что знаю, что это - последствия прихода и дикой, выламывающей суставы и отдающей отравой в мышцы усталости.
Я судорожно сую руку в карман пальто и глажу пальцами такие холодные и твердые, дарующие уверенность и спокойствие, патроны. Когда грабили оружейный магазин, (кстати, с тем же оружием в руках, которое купили в этом магазине) я просто загреб руками из ящика пару пригоршней таких нужных для меня патронов, и напихал их в карманы.
Я крепко держу в руке свой "ТТ" и стою на углу улицы, спрятавшись от возможного огня сверху под козырек магазина бытовой техники, что сейчас смотрел пустыми слепыми экранами выключенных телевизоров на хаос, творящийся вокруг. Удивительно, проносится в голове несвоевременная, ненужная мысль - как еще не разграбили этот магазин?
Я уже восстановил дыхание и теперь нюхал загазованный воздух города. Откуда-то подтягивало дымом.
Было довольно холодно для этого времени года - осень, болдинская осень. Я поежился и подышал на руки. Изо рта вырвалась сизая горячая струйка пара. Пронизывающий ветер задувал мне под полу пальто, на котором в нескольких местах зияли прорехи. Когда еще не началось всего ЭТОГО, я хотел выбросить пальто на помойку бомжам, но теперь каждая вещь приобрела огромное значение, цена самых обыденных из них непомерно выросла.
Вдали я услышал бьющий по нервам визг шин, красная капля "ламборгини" выросла до размера машины, виляя из стороны в сторону, проносясь по шоссе, словно капля вниз по гравировке на бутылке пива.
И тут я услышал МУЗЫКУ. Магнитола в этом сволочном авто просто надрывалась, и моих ушей достигла музыка, я не успел зажать уши. Но даже зажав их, я все равно продолжал слышать рычащие звуки "дез-металла". Почему он не удаляется, этот звук? - подумал я, сбитый с толку. А, я, оказывается, еще и закрыл глаза. Темнота расступилась, едва в глаза брызнул неоновый свет очередной рекламы на придорожном щите, что только сейчас включился. "Ярославские краски - раз и навсегда!"- прочитал я, выправляя сознание из неловкого пируэта среди мешанины чувств, эмоций и боли, боли душевной, боли опустошения, боли в ушах. Дядька в каске и с синими усами задорно подмигивал мне с освещенного плаката.
Машина тем временем остановилась, приткнувшись к месту парковки у бровки тротуара.
Из нее никто не вышел.
Я заученным движением пополнил запас патронов в обойме своего пистолета. Приглушенно лязгнуло железо.
Я знал, что не стоит поддаваться на провокацию "политиканов", но ничего не мог поделать со своим существом, настроенным на волну агрессии.
Я поднял пистолет.
Пассажир поспешно нажал кнопку стеклоподъемника, и его отгородило от окружающего мира бронированным зеркальным стеклом, впрочем, всем в следах пуль и в трещинах.
Поток музыки как отрезало.
Я начал разряжать обойму в машину.
Несколько громовых выстрелов слились в один. Сначала лопнули шины. Затем пробило-таки бронестекло.
Опять послышалось рычание безумного вокалиста.
А затем машина в оранжевой кипящей феерии рвущего барабанные перепонки взрыва перекувыркнулась и упала, словно в огоньках феерверка, обгоревшим остовом на разбитый асфальт.
В наступающих сумерках это смотрелось довольно эффектно.
"Четыре трупа возле танка - такой вот утренний пейзаж" - мелодично и грустно пропел я под нос. Черт, почему пейзаж? Ведь четыре трупа и танк - это уже композиция? Нашел о чем думать! О художественной школе! Ха!
И тут где-то невдалеке за моей спиной послышался мат.
Я тут же вернулся с небес на нашу грешную и загаженную дегенератами землю России, и вспомнил, что за мной бегут "опричники". Охотники за головами. Буржуйскими головами.
- Стой, псина!!! - заголосил один из них.
Они называли богачей "псами" и выметали их за пределы Родины поганой метлой, как они говорили, отсюда и такое странное название.
У меня не было возможности объяснить им, что я - выходец из среднего класса, интеллигент. Я просто спасал свою жизнь.
Недолго думая, я бросился плечом на витрину с телевизорами.
Послышался звон, по прозрачному стеклу от его центра пошли радиальные белые трещины.
- Стой, мать твою!!!
Во в следующую секунду разлетевшемся на осколки стекле витрины я увидел отражение еще одной приближающейся машины. Издали опять зазвучали отголоски дикой музыки.
Я кувыркнулся за гору телевизоров через левое плечо и встал на ноги уже в темной глубине помещения магазина.
Снаружи раздался рев мотора и звук глухого удара - не иначе, как "опричники" попали под колеса "политиканов". Я обрадовался. Теперь уж за мной точно никто не погонится.
Я затаился.
Но через некоторое время разгромленную витрину магазина облизал длинный струящийся язык пламени. Я перекатился со своего места и увидел огнеметчика, поливающего жидкой смертью все подряд. Пластик витрины оплавился, и в воздух поднялось удушающее черное облако. Я закашлял и, прижав ладонь ко рту и носу, стал на четвереньках выбираться из своего убежища. Лучше лишний раз переговорить с "политиканами", чем сгинуть от ядовитого удушья.
Я выбрался на улицу и ничком упал на грязный асфальт. Валяясь среди ошметков пищи и старых мятых газет, я мечтательно смотрел в небо. Это опять дало о себе знать "экстази". Я соврал сам себе - я принимал его во время передвижения, как стимулятор. На душе, несмотря на обступившие меня тяжелые ботинки, было спокойно и уютно.
- Дядька, а дядька? - спросил один из "политиканов". - Ты че нас не стреляешь? Пушка-то - вот она! - и он слегка прикоснулся носком своего ботинка к моему "стволу".
"Политиканами" звали, например, панков, которые верили в анархию, хоть анархия - понятие само по себе аполитичное, так как отрицает принцип власти. Узнав о чудодейственности своей музыки, они ездили и везде врубали ее, а у простого народа рвало крышу. Народ нападал на панков, но те всегда могли постоять за себя, и затем обыватель со съехавшей башней шел и устраивал анархию - в вульгарном понимании этого слова. Еще "политиканами" были гопники, они слушали диско, которое вызывало тот же эффект, что и первая музыка. Они не были конкурентами - панки и гопники, ах да, еще металлюги. Они подводили - планомерно и с точностью до миллиметра - общество, страну, к обрыву. Это и была их политика, устроить "панк-угар" на обломках цивилизации. И вся страна была объята этим пламенем партизанской уличной войны.
У них даже девизы были одинаковые - "панкс нот деад!" и "гоп не умрет!"
- Идите в задницу, - раздельно произнес я и быстро выхватил из-за голенища сапога отвертку. Я воткнул ее в близстоящий ботинок и одновременно поднял пистолет. Краем глаза я заметил взметнувшуюся багровую струйку крови - как удачно попал! В вену! Истошный вопль боли, вопль о помощи. Снова выстрелы. Хаос мелькающих тел, огнемет выпал из ослабевших рук пацана. И вокруг меня распростерлись три трупа. У каждого на лице - детское непонимание и ошеломленность. Они до самой смерти верили, что люди в основе своей - хорошие, (ну прямо Анна Франк!) когда сами творили чудовищные вещи.
Все стихло и замерло, словно перед бурей, еще большей, чем только что прошедшая, и готовой вот-вот разразиться.
Перед глазами у меня плыли зелено-желтые круги - следствие недосыпания. На меня вдруг навалилась усталость и головокружение. Но я не мог позволить себе лежать распяленным в грязи под хрупкой и хрусткой корочкой льда на тротуаре - в таком положении я представлял из себя идеальную мишень.
Я медленно, напрягая каждый измученный мускул тела, поднялся на ноги, и, шатаясь, привалился к обшарпанной кирпичной стене, под спасительным козырьком горящего магазина.
Я выждал какое-то время, чтобы позволить бунтующему и просящему пощады одновременно организму хоть немного прийти в себя, и отлепился от стены.
Я перешел дорогу и пошел от угла улицы в переулок, где гипотетически, конечно, но мог найти приют хотя бы на эту ночь. Вон как гостеприимно зияют разбитые окна первого этажа...главное - не появляться в центре города, держаться подальше от эпицентра этого взрыва ненависти и похоти. А что там? - зачем-то наивно спросил я сам себя. И тут же ответил: там либо "Kill the poor" калифорнийской панковской банды, либо "You a women, I m a man" диско 70-х или каких там годов. Я был не в себе и поэтому продолжал беззвучный диалог-монолог, уже не разбирая дороги, предоставив ногам самим решать, куда меня доставить. Так вот, эта музыка ревет там со специальных башен круглые сутки, снося людям крышу. И так во всех городах, по всей стране, кипит и бурлит варево из крови и органов человека в огромном исполинском котле дестроя.
Я оперся рукой о раму, сбив рукавом сосульки оставшихся стекол, кряхтя, рывком подтянулся и перекинул свое тело с улицы внутрь помещения.
Я оказался в относительном тепле, на деревянном полу. Но тут же кожей почувствовал чье-то теплое присутствие. Враг?
Я из последних выдохшихся сил нащупал в кармане нож и, навалившись на смутно черневшее в темноте тело - пахло кислятиной немытого тела! - приставил блестящее холодное лезвие к горлу шлюхи. Она просто включила карманный фонарик, и я увидел густо загримированное лицо и похабную улыбку до ушей.
И сунула мне в уши наушник. Я не мог сопротивляться, силы окончательно покинули меня. Я был на грани потери сознания, лежа под этой потаскухой, и слушая мелодию, бьющую в мозг. По лбу катились капли пота, по спине пробежал озноб.
"Даешь безвластие, даешь анархию, даешь мне в руки автомат!" - захлебывался щенячьим восторгом исполнитель.
И тут шалава набросилась на меня.
Ученые давно установили, что агрессивная и сладкая музыка одинаково влияют на центры мозга, отвечающие за агрессию. Но дело было в том, что эти же центры мозга отвечали и за сексуальную активность. Поэтому люди во все времена превозносили битву и любовь, а попросту - драки и секс. Отсюда и слоган "секс, драгс, рок-н-ролл". В книжке про группу "Sex pistols" писали, что их музыка вызывает у людей агрессию, а еще писали, что14-тилетние девочки на концертах мочили штаны. Секс, драгс, рок-н-ролл. И насилие, вяло копошилась мыслишка в задушенном мозгу. И диско...я наконец потерял сознание под скачущей на мне тварью, даровав организму столь желанный отдых.
Катя гладила мои волосы и, в задумчивости устремив блуждающий до этого взгляд в даль, неспешно говорила:
- Знаешь, Илья, я много думала над происходящем вокруг нас перманентном разврате и насилии, и поняла: дальше нам идти некуда.
- Вот как? - поднял брови я. - Я так мыслил только в минуты полной депрессии. Из-за этого я и стал, - я спрятал мрачную усмешку, - принимать "экстази".
- Все стали принимать, даже люди, не подверженные болезни депрессии, - отозвалась Катя. - Они разрешили все, - произнесла она с надрывом, будто вот-вот готова расплакаться, - анархо-примитивизм, понимаешь?
- Да, мне это понятно, - откликнулся я. - Они запретили само время, разбили все часы в городе. Мы даже представления не имеем, сколько времени прошло с начала этой заварухи. Мы дичаем и вгрызаемся в глотку собрату.
- Я не о том. Когда-то был снят коммунистический режим. Но люди верили, что капитализм - это хорошо! Мы пошли по этому пути - и зашли в тупик. Мы зависели от Америки - в ней кризис - у нас кризис. Были вынуждены плестись в конце. Но тогда глобального безумия не наступило, потому что мы видели другой путь развития. А капитализм и коммунизм оказались, как в старой книжке, двумя путями к одному обрыву. Нет такой системы, которая стала бы сейчас альтернативой происходящему. Мы попали в безвремение.
- Философия урбанистического безвремения, - пробормотал я.
- Что?
- Строчка из панковской песни. Мой друг когда-то увлекался. И меня зацепила эта фраза, я будто предчувствовал...
- И эта молодежь...они одни и те же, просто в разных костюмах - гопники и панки, разве что у одних поведение погнилее. На западе, конечно, были кокни, но там титульным лицом хулиганья были панки. А у нас в это время были хулиганы. Одно и то же. Даже группа панковская так и называется - "Презренные кокни", "Cockney reject". Потом панки появились и у нас, как реакция общества на них - гопники. Но это не суть важно. И что даже забавно, обе группировки называли свои концерты "булкотрясом". Все это сделало потерянное поколение. "No future" из "God save the Queen" Но им кто-то помог.
- Я понимаю, что ты окончила специальность "культурология", и мыслишь этими кактегориями, но не ищи корней происходящего только в культурных феноменах. Это сделали спецслужбы зарубежья, те, кому выгодно видеть Россию на коленях. Подвернись им другая молодежь, они бы использовали и ее с тем же успехом. Я даже знаю, кто.
- Кто же?
- ЦРУ.
- Как плоско, - кисло улыбнулась Катя.
- Плоско, но жизненно. "Холодная война" продолжилась в умах. Недаром с Главной Музыкальной Башни круглые сутки играет "хардкор" - это американская версия панк-рока.
- Хорошо, что нас интересует одно и то же, - прижалась ко мне щекой Катя.
Я смотрел на наши отражения в треснувшем и помутневшем зеркале. Вот она, моя красавица, вся разрумяненная, с пышными белокурыми волосами, с карими глазами навыкате...а вот я - худощавый, длинный, нескладный, с щетиной на грустном, измученном лице. У нас с ней, в этом смысле, одинаковые лица. Печать времени.
Мы укрылись от ужасов города в брошенной квартире, в комнате в глубине дома, без окон. Кажется, раньше это была кладовка. Об этом свидетельствовал наваленный тут никому теперь уже ненужный хлам - сломанная алюминиевая лыжная палка, колченогий табурет, это зеркало, большая драная картонная коробка с какими-то плюшевыми игрушками. В углу, у входа, около тускло и слабо горящей лампочки, приладил паутину паук-крестовик. Едко пахло формалином - это висели на крючке кацавейковая куртка и шуба. Было прохладно, но не влажно, а сухо.
Мы жили тут уже пару недель, запасшись продуктами и предметами первой необходимости (ну там спички, мыло, еще кое-что по мелочи) в близлежащем разгромленном гастрономе.
Мы много узнали друг о друге. Например, я удивился, когда понял, что Катя не шлюха, а аспирантка университета. Про себя я рассказал вкратце: окончил рекламное отделение и работал в агентстве, пока не пришел Большой Писец.
- По-моему, нам с тобой надо найти центр этих панков и сказать им все, что мы думаем.
- Дельная мысль. Может, они послушают?
- Сейчас они больше заняты войной с армейскими силами, вошедшими в город, когда объявили военное положение и комендантский час.
- Надо проверить.
- Вдруг уже объявили военную диктатуру?
- Хорошо бы. Если бы было все, как в Египте. Там, по сути, была анархия по политическому устройству - самоуправляющиеся коммуны, только был национальный лидер.
- Ох ты моя анархистка!
Мы засмеялись и обнялись - это проехала машина с музыкой. Мы и страдали и радовались одновременно, когда любили друг-друга из-за музыки, падая в этот темный омут и погружаясь в него с головой. В конце-концов, она, музыка, несла не только разрушение, но и даже...созидание.
Через некоторое время я снова зарядил свой пистолет, отдал его Кате, а сам взял нож, и мы вылезли на улицу через окно - входная дверь была заколочена.
Мы перебежками двинулись в самое осиное гнездо - в центр города.
Через час мы достигли цели.
Никаких солдат не было видно, только всюду сновали панки и гопники, и тут и там вспыхивали массовые драки. На газонах, в кучах сухой листвы и всякого мусора вроде смятых пластиковых бутылок, не обращая ровным счетом никакого внимания ни на что происходящее вокруг, занимались безудержным сексом парочки едва знакомых друг с другом людей. Они знакомились буквально на ходу и тут же переходили к делу.
С Башни орала музыка. Даже не верилось, что установить башни поручило монтажникам правительство, приняв это решение "в седьмом чтении", как я запомнил из тускло пылившихся в памяти газетных заголовков. Из тех времен, когда газеты еще выходили. Наверное, это была последняя.
Мы остановили одного проходящего мимо панка.
- А, цивилы? - притворно приветливо и одновременно придурковато спросил он.- Не все еще по щелям, как тараканы, запрятались?
- Мочи их, цивилов, буржуев! - послышалось гопничье за спиной.
В этом и была разница между ними - панки были черствы, а гопники- гнилы.
Я приставил нож к горлу этого паренька лет эдак семнадцати от роду.
- Веди нас в ваш Самый Главный Комитет. Нам есть, что сказать.
Паренек послушно шагнул в сторону.
- Идите за мной, - буркнул он в явно испортившемся настроении.
- Кстати, куда подевалась армия? - будничным тоном спросил я на ходу.
- Мы забросали их бутылками с зажигательной смесью и перестреляли, - ответил паренек.
Вскоре мы достигли сквота анархистов.
Мы прошли внутрь и встали на импровизированной сцене, видимо, для выступлений музыкальных групп, которые, скорее всего, здесь часто проводились.
Через час в сквот набрался народ.
Мы начали речь.
А когда закончили, все нам зааплодировали. Вперед вышел пузатый лысый человек средних лет, видимо, вождь анархистов (хоть у этих свободолюбивых людей и не должно было быть вождя) и представился:
- Володя. Я поспособствую воплощению вашей идеи в жизнь, продвижению ее в массы, у меня есть необходимые связи по стране. Признаться, у нас и у самих бродили такие идеи, но в том-то и дело, что только бродили. Мы считали, что раз у нас играет западная музыка, то запад должен быть в ответе за свое детище, музыка должна повлиять и на них. Нам нужны были обыватели, чтобы выразить наши чаяния, простой народ. В общем, вскоре мы захватим аэропорты и морские порты и отправимся воевать в Америку. Пусть они узнают, что такое эксперименты с русским характером!