Выпрыгнув из окна, Арибет ухватилась за кованую решётку нижнего этажа, но оконная рама прогорела вместе с деревянной стеной. Болты вышли из гнёзд, потянув за собой кусок горящего дерева. Арибет разжала пальцы и упала вниз, ударившись о каменные ступени крыльца. Резкая боль волной растеклась от плеча до кисти. Решётка упала рядом и со скрежетом съехала вниз по ступеням. Страх перед человеком с чёрными угольками глаз заставил Арибет подняться на ноги. Не зная, куда бежать, она растерянно озиралась вокруг и видела только огонь, свирепствующий в ночи. Сломанная рука стала неметь.
Вдруг здоровым плечом она почувствовала прикосновение чьей-то руки, а в шею ей ткнулась тёплая и влажная лошадиная морда. Это была Арахна, лучшая из лошадей племени и быстрая как ветер. Её держала под уздцы сгорбленная седая старушонка. Она была слепа и нема, но могла слышать. Арибет ухватилась за чёрную гриву и запрыгнула в седло, увидев краем глаза, как из окна, откуда она выпрыгнула, вниз мелькнула тень. Человек, преследующий её, твёрдо приземлился на ноги и пошёл к ней навстречу по лестнице, чеканя каждый шаг. Он шёл уверенно, как палач, доставая из-за спины фальшион. По нему пробегали жилки ярко-голубых молний. Вокруг лезвия образовался ореол, пульсирующий от электричества.
Тело Арибет прошила дрожь. Разум вопил, что нужно бежать прочь как можно скорее, но она нагнулась и протянула руку старой женщине.
- Ровена, держитесь за меня! - сказала она, но старушка лишь покачала головой и подалась в сторону, нащупывая дорогу впереди себя.
- Вы здесь умрёте! Ровена! - закричала срывающимся голосом Арибет, протягивая руки, но старушка была уже вне её досягаемости, а чёрная тень - совсем рядом.
Арахна рванулась с места за мгновение до того, как страшные сильные руки успели схватить Арибет.
- Я убью здесь всех, если ты не остановишься! - крикнул ей вслед человек, и Арибет содрогнулась от его голоса.
Когда до помутившегося от страха рассудка дошёл смысл этих слов, она натянула поводья, и лицо её искривилось от ненависти.
- Ты поступишь со мной так же, как с дядей! - ответила она, и губы её дёрнулись в судороге.
Человек вложил фальшион обратно в ножны за спину и, отвернув полу плаща, вытащил сюрикен. Он моргнул, сощурился и метнул шестиконечную звёздочку.
Эти маленькие ядовитые снаряды унесли бесчисленное количество жизней, и Арибет знала, что обречена. В её тело подобно гадюкам вонзилось три сюрикена: два в спину, один - в больную руку. У неё было полчаса, не больше, и она из последних сил гнала лошадь вперёд, чтобы умереть до того, как попадёт в руки Маугрима.
В лицо ей хлестал холодный ветер, а из-под копыт вздымалась снежная пыль, сквозь которую как в дымке стремительно проносились мимо горящие дома. Ещё один сюрикен до крови расцарапал шею лошади, оставив багровый росчерк на чёрной коже Арахны.
За спиной обрушился деревянный мост, и, наконец, полыхающая деревня осталась позади. В эту ночь Арибет удалось почувствовать всю скорость, на какую была способна лучшая из лошадей племени Громовое Дерево.
Стоял скрипучий мороз, пробирая тело насквозь, но Арибет была уверена, что яд убьёт её прежде, чем холод. Погони не было, но она гнала и гнала лошадь в горы, не смея оглянуться. В плече пробудилась и заныла боль, пронизывая пульсацией всю руку. Холод ночи, боль и жжение яда парализовывали измученную Арибет, но чувства в ней всё ещё оставались напряжены. Помимо страха и боли, чувство вины жгло её сердце. Она не смогла никого спасти. И от этого становилось больно и стыдно. Когда долгий галоп, в конец, изнурил хрипящую Арахну, Арибет обернулась и, не обнаружив никого за собой, остановила лошадь.
Звёзды и луна ярко горели в морозной ночи. Под копытами хрустел снег. Она была совсем одна в этой холодной пустыне. Далеко-далеко позади алело маленькое пятно. Это догорала деревня. В глазах Арибет стояли слёзы, но никак не могли выкатиться. Алое пятно становилось тусклее и тусклее, пока совсем не погасло.
Едва отметился рассвет тонкой линией по контуру гор на горизонте. Из воспалённого надреза на шее Арахны сочилась чёрно-зелёная кровь, пропитанная ядом. Лошадь сделала пару шагов и резко провалилась в снег с головой, а Арибет, успев вынуть ноги из стремян, выпала из седла и покатилась вниз по склону.
У подножия горы, среди вечных снегов Долины Ледяного Ветра, она лежала, не чувствуя больше ни ног, ни рук, ни боли. Широко распахнутые янтарные глаза на бледно-голубом обмёрзшем лице смотрели на звёзды. А звёзды смотрели в них. Огненные волосы распластались на снегу как змеи. Тишина звенела в ушах, а морозный воздух с каждым вздохом Арибет всё глубже и глубже вгрызал свои ледяные пальцы в нутро.
Её глаза закрылись, и в этот миг где-то в стороне забрезжил свет, медленно разгораясь всё ярче и ярче. Вдруг стало светло и тепло. И в тот момент, когда душа Арибет готова была покинуть тело, раздался чей-то громкий и знакомый голос. Арибет отчётливо его услышала, но никак не могла вспомнить, откуда она знала его.
- Арибет де Тилмаранде!
Из источника света вышел человек-гигант с бородой и длинными светлыми волосами. На голове его был рогатый шлем, а тело заковано в броню. На поясе висел меч, а за спиной - щит, достававший до земли. У мужчины не было одной руки до локтя.
Бог Справедливости опустился на колени перед Арибет и уменьшился в размерах до человека. Он опустил голову и что-то прошептал на незнакомом языке.
Арибет почувствовала, как жизнь возвращается к ней, и распахнула веки. На неё неподвижно смотрели голубые эфемерные глаза. Однорукий бог поднял её с земли и закачал на руках как ребёнка. Он всё время смотрел Арибет в глаза и, казалось, ждал чего-то от неё. Она полностью пришла в себя. Сломанная рука исцелилась от потока живительной энергии, исходящей от Тира. Сюрикены, погружённые в тело, растворились, как будто в кислоте. Яд испарился, и раны затянулись. Тир опустил её в снег.
- Иди в Невервинтер и стань моим паладином, - сказал он ей, и стал растворяться в первых лучах восходящего солнца.
Арибет ещё раз взглянула на него, но так ничего и не вспомнила. Конечно, она поняла, что это Тир, но всё же она чувствовала, что есть ещё одно воспоминание, которое осталось запечатанным в её памяти, и которое она никак не могла вскрыть.
Она отвернулась и зашагала прочь. Она больше не чувствовала холода.
- Ты должна вспомнить. Ты должна вспомнить... Ты должна... - тихо повторял Тир ей вслед, но Арибет его уже не слышала и не видела, потому что он полностью растворился в воздухе.
13
Арибет закончила свой рассказ и посмотрела на Нашера. Он подбросил дрова в камин и погладил усы.
- Если это был Тир, - сказал он, - То почему у него не было одной руки?
- Я не знаю. Он сказал мне идти в Невервинтер, и вот я здесь.
- Ты здесь не потому, что Тир так тебе сказал. Никто тебя не заставит делать то, что ты не хочешь. Даже боги.
- Ты знаешь, чего хочу я.
- Арибет, забудь об этом. Даже если кто-то и выжил, ты всё равно одна никого не найдёшь.
- Я рассчитывала на твою помощь.
- Я не могу идти с тобой, - покачал головой Нашер.
- Разве ты не сможешь дать мне отряд?
- Нет. Я тренирую этих людей, но они мне не принадлежат. Послушай моего совета. Забудь о прошлом. Оно сгорело вместе с Громовым Деревом.
- Если никто не выжил, то почему Тир мне об этом не сказал? Разве боги не должны всё знать?
- Ответы на некоторые вопросы мы должны найти сами.
- Но если никто не поверил мне, что Громовое Дерево сожгли тэянцы, кто поверит в то, что я видела Тира? Я не хочу, чтобы меня осмеяли ещё раз.
- Я верю всему, что ты говоришь. В том числе и тому, что твою деревню сожгли воины в красном, похожие на тэянцев. Но Тира никогда ни с кем не спутать, а тэянцем может заделаться кто угодно.
- Стать паладином Тира - это ведь тоже обязанность? А я хочу теперь только свободы.
- Разве ты не ощутила её на вкус, когда чуть не умерла в Долине Ледяного Ветра? - спросил Нашер, и его голос стал резким.
- Она безвкусна. И холодна, - задумчиво проговорила Арибет.
- И жестока, - добавил Нашер и подбросил ещё поленьев в огонь. - Одному не выжить в этом мире. Запомни это.
Арибет ничего не ответила.
- Я всё хотел спросить, кто этот человек, который хотел тебя убить?
- Маугрим Коротир.
- Почему он преследовал тебя?
- Не знаю, - она пожала плечами и повела рукой вдоль пояса, судорожно сжав пальцы в кулак.
- Ты знала его ранее?
- Нет.
Проницательный Дестер заметил бы, что за плотно сжатыми губами Арибет и маленькой морщинкой, прорезавшей её лоб, скрывается ещё одна история, но Нашер не был склонен к проницательности, и поэтому не обратил внимание. Он встал с дивана и размял руки.
- Тепла от камина хватит до утра. Постарайся обо всём забыть и хорошо выспаться. А ещё, хочешь, открою тебе секрет на сон грядущий? Свободы не существует.
Арибет улеглась на диван, заложив руки за голову, и задумчиво глядела на огонь в камине, а Нашер пошёл к себе, но потом, словно что-то вспомнив, вернулся.
- Ко мне приехал один друг. Отличный парень, немного угрюмый и странный, но, думаю, тебе понравится! Ручаюсь за него своей головой.
- Нет, - резко оборвала его Арибет. - Никаких странных парней.
- Как хочешь, - улыбнулся Нашер, потоптался на месте и вышел из гостиной.
Арибет уснула сразу же, как погас огонь в камине. И это была её первая ночь, когда она спокойно заснула, словно отрезав себя от прошлого. По крайней мере, так она думала.
***
Маугрим смотрел вслед Арибет, в нерешительности барабаня пальцами по рукояти метательного кинжала, висящего на поясе.
- Убить её? - спросил Грегориан, готовый броситься в погоню по первому приказу.
- Нет, - ответил Маугрим. - Я любил эту женщину. Пусть хотя бы её крови не будет на моих руках.
- Но ты всадил в неё отравленный сюрикен... - скептически заметил Грегориан.
- Три сюрикена.
- Тогда она уже мертва.
- Пускай. Я не хочу видеть её смерти.
- Что ж, вижу, ты и вправду любил её, - усмехнулся Грегориан.
Маугрим обернулся к жителям деревни, жалких, похожих на загнанных зверьков. Они дрожали от страха и холода. Тэянцы взяли их в плен, окружили и стояли с копьями наготове.
- Ваш вождь обесчестил меня! Каждый из вас знал про обман и никто мне ничего не сказал. За моей спиной вы шептались и насмехались надо мной. Сегодня вы заплатите за эту ошибку. Сжечь здесь всё!
- А с ними что? - спросил Грегориан, кивнув на жителей. - Прикажешь убить?
- Нет. Нам нужны рабы.
- Ты сегодня великодушен, - заметил Грегориан.
- Я оставлю наместника в Утгарде.
- Даелана?
- Нет. Он полуорк. Его слушаться не будут.
- Что ж... Стало быть, у тебя есть план?
- Навещу старого друга в Невервинтере. Здесь дело окончено, а там у нас непочатый край работы.
- Если дело закончено, может скажешь, зачем ты сюда вернулся? Что такого было в этом дереве?
- Это то, что делает королями обычных мужчин. И богами - выдающихся.
Маугрим ушёл, а Грегориан презрительно фыркнул.
- И ты, конечно, относишь себя к последним, - проворчал он себе под нос.
14
Фентик уснул, едва его тело соприкоснулось с постелью. Уснул как был: в запылённой одежде, с торчащими из карманов записными книжками и блокнотами, перьями и перочинными ножиками. Он лежал, распластав по кровати руки и ноги, на лбу его выступили капельки пота, рот был приоткрыт, а лицо выражало безмятежность спящего младенца.
В таком состоянии блаженства и застал его Дестер. И где-то в глубине души прожжённого скептика шевельнулись давно забытые чувства, оживив в памяти дни давно минувшей молодости и задора, похороненного под кипой бумаг, судебных разбирательств и бухгалтерских отчётов. Он улыбнулся, взглянув на спящего эльфа.
"Говорят, эльфы на раннем этапе жизни ведут себя как люди. Они беспечны, пылки и страстны. И способны безумно влюбиться, - промелькнуло у него в мыслях, но улыбка сползла с его лица от следующей мысли: - И могут наделать кучу ошибок".
Он не стал будить его, и, набросав записку на скорую руку, оставил её на тумбочке у изголовья кровати.
Выйдя из комнаты, Дестер облачился в походный плащ, взял посох, подвязался ремнём с парой ножей и вышел. На улице его ожидал экипаж, который должен был доставить его к воротам города. Там его ожидала экспедиция для исследования пещер огненных великанов.
Отворив дверцу экипажа и поставив ногу на ступеньку, Дестер вдруг вспомнил, что, наказав Фентику в оба глаза следить за сейфом, куда он положил странный свиток последнего клиента, сам позабыл его проверить, но возвращаться уже не стал.
Проснувшись, Фентик почувствовал себя свежим и отдохнувшим. На миг закрыв глаза, он представил себя дома в монастыре, высоко в горах, где из его окна открывались великолепнейшие виды на леса и долины Фаэруна, а Невервинтер казался лишь маленькой точкой далеко на горизонте, на границе, где земля переходит в море.
Он потянулся и бодро соскочил с кровати, скинув помятую запачканную одежду. Как и все эльфы, Фентик обладал изящным телосложением и безупречной кожей.
Открыв платяной шкаф для одежды, он обнаружил там чистые накрахмаленные рубашки, штаны и сюртук. Он оделся и распахнул шторы, ожидая увидеть из окна какой-нибудь приятный пейзаж городской жизни, но разочарованно вздохнул. Его окно выходило на стену соседнего дома с потрескавшейся штукатуркой, где на балконе прямо перед Фентиком развешивала бельё толстая матрона в грязном халате, но она не смогла бы его увидеть при всём своем желании, потому что окно было настолько мутным от грязи, что свет едва проникал внутрь. Дестер обставил своё рабочее место со всей роскошью, но окружать богатством жилище не любил и вёл аскетический образ жизни. То ли из-за воров, то ли из-за жадности. А может, из-за того и другого вместе.
Фентик задёрнул штору и вышел из комнаты в тесный тёмный коридор, где пахло сыростью и давно не убирались.
- Мастер Дестер, - позвал он и заглянул в такую же пыльную и тесную кухню, затем дёрнул ручку спальни Дестера.
Дверь оказалась заперта. Фентик выглянул из окна кухни и сморщился от неприятного вида грязных улиц и рынка. Он вернулся обратно в свою спальню и на тумбочке обнаружил записку, написанную аккуратным почерком.
"Друг мой, я уезжаю по чрезвычайно важному делу и вернусь через три дня. Пожалуйста, присматривай за кабинетом и домом. Я оставил тебе немного золота в столе, но, надеюсь, ты не будешь расточительным, потому как мы переживаем сейчас не лучшие времена. Не принимай посетителей и следи за сейфом. Там лежит чрезвычайно важная бумага. Если за ней придёт клиент, (весьма неприятный тип, я тебе скажу), вежливо объясни ему, что я скоро вернусь, а если он будет требовать бумагу обратно, то скажи, что у тебя нет ключей от сейфа. Береги её и найди себе какое-нибудь достойное занятие в храме, пока меня не будет.
Мастер Дестер"
Фентик почувствовал, как из его живота вверх поднялась волна удушья и растеклась жаром по всему телу. Он стиснул зубы от досады и сжал записку в руке.
- Дурак! - выкрикнул он и схватился за голову, соображая, как можно исправить свою оплошность.
Он составлял планы по выслеживанию клиента, по заключению его под стражу, в его голове даже мелькнул план убийства, после чего он стал сам себе отвратителен. После мучительных размышлений он понял, что ничего не сможет изменить и отделаться малой кровью, поэтому он отказался от поисков и решил что-нибудь соврать Дестеру.
В эту минуту в дверь постучали. Это был Лори. Он вручил Фентику конверт с серебряными узорами.
- Что это? - спросил эльф.
- Приглашение на посвящение в паладины. Сэр Нашер хочет видеть тебя на церемонии.
- А кого будут посвящать?
- Особу, которую ты спас. Вокруг неё последнее время поднялась пустая шумиха. Как говорится, много шума из ничего. Уверен, она вскоре уляжется.
- Хорошо, я приду, - согласился Фентик, не вскрывая конверт и не раздумывая.
Но после того, как Лори ушёл, он вдруг подумал, одобрит ли это Дестер, ведь он служил в храме Хелма, а Арибет посвящали в паладины в храме Тира.
В голове Фентика творился полнейший беспорядок. Первым делом он побежал в кабинет Дестера и стал подчищать за собой следы: уничтожил приходник, аккуратно вырезал бритвой запись из бухгалтерской книгой, а затем открыл сейф и уставился за мешочек, где лежало сто золотых. Дрожащей рукой он вытащил монеты из сейфа. Никогда в жизни у него не было такого количества денег. Он почувствовал укол совести и, чтобы избавиться от него, тайком пожертвовал половину денег в храм Хелма. Почувствовав облегчение, он вернулся домой и хорошенько спрятал оставшиеся золотые.
15
В храме Тира слышались монотонные удары колокола. Свечи освещали церемониальный зал храма, представляющий собой конусообразное помещение с массивными колоннами, уходящими в темноту потолка. Сквозь приоткрытую дверь в зал врывался холодный ветер и колыхал на стенах голубые полотна, расшитые узорами и гербами.
Арибет, облачённая в белую льняную одежду, стояла на коленях, закрыв глаза, перед гранитной статуей Тира. Она хотела верить, что обретает жизнь, полную смысла. Но ни надежды на будущее, ни честолюбивые мечты, ни ожидание побед, - ничто не могло избавить её от чувства вины, омрачавшее торжественность и величие этого момента. Тщетно она пыталась сконцентрироваться на молитвах к Тиру, вызубренных накануне с большим трудом. Её живой и пытливый ум, созданный для действий, оказывался неспособным к абстрактным философским размышлениям. Высокопарные выражения ничего для неё не значили. Набор пафосных слов был пустым звуком. Ни душой, ни сердцем она не чувствовала присутствия божества. Её сознание вновь и вновь возвращалось к чувству невыполненного долга, к единственному желанию, которое двигало ею - найти свой народ.
Часы на главной башне Невервинтера пробили три. Обессилев от изнуряющей внутренней борьбы, Арибет испустила стон, который эхом разлетелся по пустынной зале. Она открыла глаза, опухшие от бессонной ночи, и взглянула в лицо статуи Тира. Пустые глазницы были устремлены вдаль. Рука сжимала рукоять. Скульптору удалось запечатлеть в веках стремительное и короткое движение руки героя, застывшего за секунду до смертельного удара.
- Отчего-то Тир перестал отвечать на наши молитвы, - послышался тихий голос за спиной.
Арибет обернулась и увидела священника, одетого в серую шёлковую мантию с капюшоном. Он затворил за собой дверь храма и неслышными шагами направился к Арибет, слегка шелестя мантией по шершавому мрамору.
- Нашер рассказал мне о твоём видении, и я надеялся, что тебе он ответит...
Священник снял капюшон, из-под которого на Арибет взглянули лучезарные голубые глаза.
- Я - Судья Олефф, - сказал он. - Я пришёл завершить твой ритуал.
Арибет встала с колен, и священник улыбнулся ей грустной улыбкой. Его лицо, обрамлённое седыми короткими волосами и подстриженной бородой озарилось так, как озаряются от улыбки лица тех, кто пережил много трудностей и научился быть снисходительным.
- Я пришёл выслушать твою исповедь, - мягко сказал священник, и от его проницательного взгляда не укрылась тревога, пробежавшая по лицу Арибет, словно рябь на воде. - Но тебе не обязательно это делать. Тир и так знает всё.
- Не слишком ли капризно ведут себя те, кто сильнее нас? Они являются, когда не ждёшь, и молчат, когда больше всего хочешь, чтобы они ответили.
На лице Судьи Олеффа мелькнуло удивление, снова потонувшее в лучезарной улыбке.
- Мне не в чем исповедоваться. Всё, что произошло в моей жизни, стоит на своём месте. И будь у меня шанс что-либо исправить, я бы им не воспользовалась.
Улыбка на лице священника не стала шире, но и не исчезла совсем.
- В таком случае, да хранит тебя Тир, - только и сказал Олефф, и в это время в храм вошёл Нашер.
***
Солнце взошло, Арибет стояла в окружении нескольких рыцарей, преклонив колено перед Нашером и Судьёй Олеффом. Позади рыцарей стоял Бениго, несколько людей из казарм, а также Фентик.
Арибет была в латном доспехе паладина с шипастыми наплечниками. Поверх лат от плеч до колен струилась атласная накидка, голубая с белым, а на груди был вышит червонным золотом гербовый знак Невервинтера, - стилизованный глаз.
Судья Олефф и Нашер по очереди произносили длинные витиеватые речи, которые Арибет уже давно отчаялась понять и запомнить.
"Щит их да будет прибежищем слабых и униженных"
"Пусть никогда они не обидят друзей, невинных, скорбящих, нищих и вдов"
"Да никогда не руководят их действиями честолюбие, гордость, жажда богатства и славы, да будут они всегда ведомы честью и правдой"
"Да будут они скромны, чисты и непорочны перед Тиром, Родиной и Лордом. Да любят они себе равных как братьев и сестёр"
"Да не посрамят они никогда себя ложью, пороком и тщеславием. Да не опорочат никогда трусостью и лукавством святые законы паладинов"
"Да будут они готовы отдать свою жизнь в моменты опасности, если есть в том нужда и польза"
"Да покарает справедливая рука Тира всех отступников и нарушителей сей священной клятвы и обещания служить паладином Невервинтеру и Тиру до конца своих дней"
Судья Олефф и Нашер облобызали Арибет и вручили ей щит и меч паладина с ещё более напутственными и высокопарными словами.
Ритуал был завершён, и рыцари, участвующие в церемонии, расступились перед Арибет, освобождая дорогу к выходу из храма.
Фентик вышел вперёд, почтительно поклонившись Арибет. Он с восхищением смотрел на неё, так преобразившуюся в парадных доспехах.
- Он сопроводит тебя, - ответил Нашер и кивнул Фентику, чтобы тот шёл за Арибет следом.
По традиции, новообращённый паладин должен был пройти по площади Невервинтера в сопровождении священника, погружённый в глубокие размышления и молитвы. Арибет опустила забрало, чтобы оградить себя от любопытных взглядов.
Они вышли из храма и направились на главную площадь. Прохожие расступались перед ними с почтением.
Посреди площади рос огромный дуб с раскидистыми ветвями. Друиды под дубом с почтением поклонились Арибет и Фентику, остановившемся под башней с часами.
Арибет сняла шлем, и её блестящие тёмно-красные волосы рассыпались по плечам. Она посмотрела вдаль, погружённая в свои мысли, которые казались Фентику совершенно недосягаемыми. Он жадно смотрел на Арибет, улавливая и запоминая каждую черту её лица, каждое движение её тела.
- Большая честь - стать паладином Тира, - сказал он, наконец.
- И большая обязанность.
- Но ведь подобная обязанность - это величайшая из радостей!
- И глубочайшая из печалей, - задумчиво ответила Арибет.
Они больше не разговаривали. Обошли площадь и замок Невера, прошлись по аллее героев и вернулись в казармы.
16
Маугрим расхаживал по кабинету, сложив руки на груди и втянув шею в высокий воротник. Перед ним стоял Грегориан и теребил пуговицы своей куртки. На столе с резными ножками лежали развёрнутые бумаги с рунами.
- Ты уверен, что он правильно перевёл? - спросил Маугрим.
- Юнец - знаток своего дела, но болван во всём остальном. Уверен, он уже получил по шее от своего мастера, - хмыкнул Грегориан.
- Это плохо, если Дестер знает больше нас.
- Даже если и так, то что? Его можно захватить, пытать, убить.
- Исключено. Но мне бы пригодился болван, знающий наречие и без лишних вопросов. Пойди разузнай о нём, что да как. Где живёт, откуда приехал. Сделай это до заката, а после приходи ко мне. Ночью у тебя задание.
Лицо Грегориана расплылось в довольной улыбке. Он научился разгадывать по лицу Маугрима, насколько значимо было для него поручаемое дело. Не имея ни родных, ни близких, бывший наёмник не дорожил ничьей жизнью, в том числе и своей. Он с радостью рисковал ею в угоду своей алчности и не страшился смерти. Жизнь, лишённая золота, не представляла для него ценности. Иногда Маугриму казалось, что он дорожит жизнью Грегориана даже больше, чем Грегориан сам, и был рад тому, что нашёл для своей выгоды рычаги воздействия на этого холодного, умного и расчётливого человека.
- Во сколько тебе это обошлось? - спросил Маугрим, хотя первым никогда не спрашивал о расходах своих слуг и наёмниках, монеты из него приходилось выколачивать подробными разъяснениями. Это лишний раз убедило Грегориана в том, что это дело стоит многого.
- Сто золотых, - ответил Грегориан, внимательно следя за реакцией Маугрима.
- Так мало? - удивился тот и без лишних разговоров отдал наёмнику плату.
Грегориана с каждым днём всё больше и больше распирало любопытство, что такого Маугриму удалось добыть в Громовом Дереве, ради чего он собрал армию, втёрся в доверие тэянцам и сжёг целую деревню, затерянную на краю света. Он уже не раз расставлял ловушки Маугриму, чтобы выудить из него информацию.
- Юнец спрашивал, на чём были нарисованы эти руны. Если ему принести эту вещь, он мог бы её исследовать, - осторожно сказал Грегориан, но эта уловка оказалась для Маугрима слишком проста.
- Он и вправду болван, - только и сказал Маугрим, взглядом выпроваживая Грегориана за дверь.
Были тайны, в которые он никого не посвящал. Пока что. Более того, ему нравилось водить за нос своих подчинённых, сначала убеждая их в превосходстве над ним, а потом делая из них дураков.
Как только Грегориан ушёл, Маугрим сел за стол и выдвинул перед собой ящик.
В ящике лежал меч с длинным волнистым лезвием до середины клинка и расширяющимся концом, слегка изогнутым вверх. Оружие чем-то напоминало саблю, если бы не полуторная рукоять. И бастард, если бы не изогнутый конец. Матовая чернота лезвия поглощала в себе любой отблеск света.
Одна необыкновенная особенность меча не давала покоя Маугриму. Шипастая рукоять. Когда он брал её в руки, шипы проходили сквозь его ладонь, таким образом, как бы врастая в его руку, не причиняя боли, а наоборот, наделяя преимуществом. Выбить из рук такой меч не представлялось возможным.
Маугрим приводил в свой кабинет пьяниц и бродяг, чтобы на них испробовать особенность этого оружия. Но шипы рукояти признавали только руки Маугрима. Они царапали других, оставляя кровавые следы на их ладонях. Разумеется, после подобных опытов, Маугрим убивал свидетелей.
Словом, этот меч был идеальным оружием для убийства, если бы он был сделан из стали. Но меч был обсидиановым.
Маугрим развернул к себе меч другой стороной и приподнял его за лезвие поближе к свету. Здесь была гравировка, точь-в-точь совпавшая с рунами, нарисованными Фентиком.
"Определённо, этот эльф мне бы пригодился... - подумал Маугрим. - Я не знаю, кто должен ожить, но пусть Арибет станет твоей первой жертвой"