Той весной мы пропадали в заметаемой снегом тайге.
Вайфай не ловил, по радио были сплошные помехи, поэтому мы писали на Большую землю меланхоличные письма. Кое-кто даже увлекся стихами.
Чернила часто замерзали - приходилось стучать острием ржавого пера, пробивая тонкую ледяную корку.
Помню, когда мы учились в школе, и приходила весна, а с ней возвращались птицы, и бензиновые разводы на лужах, и предчувствие свободы, мы готовили для наших матерей открытки. Рисовали тушью изломанный силуэт ветки мимозы и приклеивали кусочки ваты, выкрашенные желтой акварелью.
Теперь, в тайге, мы извели всю вату на перевязочный материал, поэтому вместо нее использовали настоящий снег. Мы выходили из модулей-бытовок, зачерпывали его рукавицами. Старательно приклеивали к своим письмам гуммиарабиком.
Вместо желтой акварели мы использовали шартрез. Его у нас было в избытке - ящики доверху заполняли складской модуль. Все были набиты стружкой, но в одних были спрятаны бутылки шартреза, а в других елочные шары. Лучше всех получалось угадывать содержимое у нашего вертолетчика Копернина. Шартрез мы всегда оставляли себе, а елочные шары выменивали у аборигенов на балык и гуммиарабик.
Процедура украшения письма выходила трудоемкая, но радио завывало и трещало, вайфай не коннектил, балык с шартрезом приелись - нам надо было как-то развлекаться.
В этом смысле особенно преуспел наш вертолетчик Копернин. Мы тогда брали на пробу Вечность - взрезывали её бензопилами, а потом отвоевывали отдельные куски тяжелыми ломами.
Вертолетчику Копернину было скучнее всех: погода была нелетная месяцами. Поэтому на одном из забракованных кусков Вечности он выводил паяльником слово "ЛЁД". У него ушло на это много вечеров, но, в конце концов, вышло весьма недурно.
Когда наши письма приходили домой, снег успевал растаять, клей высохнуть, а шартрез выдохнуться. Оставался лишь терпко-сладковатый запах шафрана - почти неуловимый.
Талый снег мешался с ликером, размывая строчки, текст было невозможно разобрать.
Но наши близкие все равно были рады получить весточку. Они надеялись, что у нас всё хорошо.