У Лилии Марковны был самый красивый сад в поселке. Яркие пятна мальвы, пестрый частокол люпина, купы лилейника. Джунгли дикого винограда. Альпинарий, дорожки, клумбы, плетни.
Мы пришли к ней за рассадой. Ахнули, увидев всю эту пестроту красок.
Чтобы так содержать сад - нужно нечто большее, чем "выходные" выезды. Надо жить в нем. Жить садом.
Как Лилия Марковна. Дочь ее в девяностые вышла замуж за бангладешца. Бабушка писала внукам, сверяясь с русско-английским словарем. Крыжовниковое варенье задерживала таможня.
Стали смотреть теплицы. Сквозь запотевшее стекло проглядывали переплетения огурцов. За полиэтиленом, в паркой духоте, покачивались гигантские помидоры и перцы. В угловом парнике пленка была непрозрачной. Еще там играла музыка.
- Моя гордость! Раньше ставила "ретро-фм", теперь перешла на "классик". Им на пользу.
- Но когда цветут - прелесть! Знаете, они мне прямо как...
Не договорила, махнув сморщенной ладошкой. Мы догадались: "прямо как дети".
Старушка нахмурилась, глядя на тучи с востока. Поговаривали, она умеет разгонять тучи взглядом:
- Ох, какая темень идет... В грозу они ведут себя по-особому.
Убрала табличку с пустующей кадки. Мелькнуло: "lophophora sapiens".
Мы смотрели на кактусы. Кактусы смотрели на нас.
Выходные кончились. Пора назад - к пробкам и тополиному пуху.
В сумерках мы уезжали, густые орешники качались вдоль дороги. Накрапывал мелкий дождик.
В мельтешении дворников показалась сутулая фигура в ватнике. Брела спиной к нам, раскачиваясь, посреди дороги. К станции, к магазину.
Пришлось посигналить, чтоб тип посторонился.
Полыхнула первая зарница. В зеркале заднего вида на миг высветилось бугристое лицо. Землисто-зеленая кожа. Глазки тусклые, злые... Редкая борода клочками...