Начало. Конечно не то первейшее начало всех начал, но всё же. Для тебя это так... Первый вдох, вернее, ещё не вдох, а ощущение, осознание самого осознавания. Осознавание пространства. Нечто существующее вокруг тебя. Втягивание этого пространства вовнутрь. Теперь оно и внутри тебя, и снаружи. Оно везде, оно выстраивает мир мелкими клеточками. Мир растёт стремительно и красиво. А ты смотришь. Всё происходит машинально, автоматически, без малейшего напряжения с твоей стороны. Опустошённость и заполненность одновременно. Чистая ясность и мерцающее эхо вечно живущего хаоса. Ты в этом присутствуешь беспристрастным наблюдателем, смотришь спокойно, без осуждения и удовольствия, просто смотришь. И нет никакого объяснения, только ощущение полного присутствия и всё. Тишина... Но вдруг,.. нет-нет, это не твоя заслуга, это просто случается, и не дай тебе Бог озадачится вопросом - как и почему... вдруг в лёгком колебании этого присутствия случается мгновенная остановка, едва уловимое касание дёрнувшейся жилки к прохладной коже, еле заметный наклон, разворот, и - падение, падение, падение. С пика немыслимо высокой, ослепительно озарённой вершины до самых сумрачных, распластанных в небытии низин. А если по дереву - от кроны до корней...
Почему по дереву? Да потому, что вечно эти люди норовят всё возвести в символы. Дерево - как символ жизни, яркий представитель полноценно и автономно существующего цикличного пространства на земле. Всё выше сказанное, конечно же, весьма условно - все мы, земные существа, тесно связаны и переплетены между собой едиными нитями жизни, ничто не может существовать абсолютно отдельно от остального. Да и попробуй-ка нас вообще оторви от Земли. Но все и вся, в той или иной степени, претендуют на некую свободу, индивидуальность, пока хотят этого. А человек, как известно, хочет многого и ото всего. Так вот и дерево он наделяет всевозможными символами. Дерево, как символ рода, древо судьбы, денежное дерево, отсюда - надежда на счастье, процветание и тот самый смысл всего человеческого существования.
Нуия
В тихий утренний положенный час Туая заглянула в каюту-инкубатор. Покой, полумрак, едва уловимый аромат стерилизующих препаратов, чистота и свежесть, застывшая прозрачная напряжённость. Сегодня подходил срок родин. За все годы экспедиции с Сириуса это первое прибавление в команде корабля, в этом новоявленном семействе. Всё рассчитано на много лет вперёд. Экипаж должен выполнить задание и вернуться домой не теряя свою численность. А вот увеличение количества людей только приветствовалось. В таких экспедициях всегда прибегали к искусственному созданию детей. По всем параметрам они ничем не отличались от естественно рождённых. Скорее, даже превосходили их своей способностью развиваться почти молниеносно и потом долгие годы удерживать молодость, красоту тела и остроту ума.
Проверив приборы, Туая наклонилась над овальным куполом барокамеры: "Пора, малышка, пора. Мы ждём тебя, Нуия." Ребёнок будто услышал, глубоко "вздохнул", втягивая розоватую жидкость, интенсивно задёргал ручками. Тут же приборы подали сигнал старта, и роды начались. Отлажено, гладко и спокойно.
Через час всё было уже позади, инкубатор стерилизован и экипаж оповещён. Туая устроилась в удобном мягком кресле в нише с синеватой подсветкой, прикрыла глаза, счастливо улыбаясь. Приятные хлопоты ничуть не утомили её, но распорядок требовал отдыха, физического расслабления и восстановления сил. Ребёнок посапывал под такими же мягкими синеватыми лучами ламп. Девочка, Нуия. Имя ей давно уже было приготовлено заботливой "родительницей", одобрено экипажем, внесено в информационный формуляр бортового компьютера. Туая подошла к малышке, прислушиваясь к её дыханию, невольно залюбовалась. Светло-коричневая кожа отливала серебром под светом ламп. Совсем скоро она приобретёт голубовато-зелёный оттенок, как и у всех сириусян, Закрытые раскосые глазки длинно вытянуты к вискам, чуть припухшие веки, смешно сморщенный носик. В сердце всё сильнее и шире накатывала горячая волна любви и нежности. Но нет, нельзя так расслабляться, никаких эмоций - это не рационально! И Туая, главный корректор здоровья и жизни экипажа глубоко вздохнула, приходя в спокойное, сосредоточенное состояние и вышла из каюты-инкубатора.
Их провожали в полёт светло и торжественно, по традиции - с песнями, радостными пожеланиями удачи. Задача экипажу была поставлена вполне конкретная и отнюдь не сложная - построить в подводном пространстве океана исследуемой планеты глубоководную опорную базу и оборудовать её для дальнейших экспедиций. С этой задачей готов был справиться любой член Корпорации Межгалактических исследований. Выбор пал на экипаж Совара. Планета к которой они летели - Земля.
Прибыли к месту назначения благополучно и в срок. Нуия, к тому моменту уже была высокообразованным гидро-сейсмологом. Ей было 15 лет. Милая, отзывчивая и обаятельная, она завоевала симпатии всего экипажа. Особенно души в ней ни чаяла Туая.
Работа сразу закипела полным ходом. Препятствий никто не видел. Командир экипажа Совар уверенно и спокойно отдавал указания слаженно работающей команде. Сам он тщательно обследовал площадку под строительство. Его неизменная спутница и жена Илоя, его правая рука и верная помощница, всегда следовала за ним. Характер имела свободолюбивый, но жёсткие приказы Совара на всеобщее удивление выполняла чётко, без обсуждений, правда, тихо ворча и усмехаясь, пока тот не замечал. Два закадычных дружка Вок и Тизир работу свою знали на зубок. Профи по монтажу и отладки оборудования любой сложности. Здесь им равных не было.
Вот и расчёты все готовы, и конструкция растёт и лепится споро и ладно. Но нет покоя на душе у Нуии. Что-то идёт не так, но что?.. Она перепроверяет все расчёты, чутко наблюдает за приборами, но понять причину волнения не может. Командир уверяет, что место идеальное и надёжное, и она соглашается с ним - по расчётам выходит так, но...
Новенькая станция похожа на огромный пузырь. Она живописно прилепилась к почти горизонтальному просторному уступу глубоководной скалы. Неподалёку зияет кромешной тьмой огромная подводная бездна. Приборы показывают, что здесь скрывается глубинный разлом земной коры. Но Соваром сделаны промеры, и он уверяет - станции это не повредит. Теперь она имеет ещё и надёжную защиту на случай сейсмической активности. Правда, эта защита установлена пока не везде. Периферийный отсек, как раз там, где расположилась лаборатория Нуии ничем не защищён. Это планируется в ближайшее время. А сейчас всё внимание командира занимает поиск площадки для подводного космодрома. Он много часов в неизменном сопровождении Илои проводит вне станции, исследуя и вымеряя приборами дно океана. Эту работу он никогда не доверяет никому.
Сегодня с утра Нуия готовилась к большой перестановке в своём лабораторном отсеке. Спустили под воду новое оборудование, оставленное до поры на корабле, ожидавшем их на поверхности. Тизир не заставил себя долго ждать. После призывного звонка на пропускном экране проявилась его искажённая от усилия физиономия:
- Открывай быстрей, детка, сил уже нет! - двери разъехались бесшумно и быстро. Тизир установил объёмную коробку на пол в углу, - сейчас закидаем тебя новой мебелью, оживим обстановку, а то ты что-то приуныла последнее время. Аппаратуру распакуем и к установке защиты приступим. Не скучай, выше нос!
Он скрылся за съехавшимися створками дверей. Через несколько минут они с Воком не торопясь распаковывали и расставляли по стеллажам новое оборудование. Нуия увлечённо рассматривала приборы, уточняя у мужчин их функции и рабочие параметры.
Девушка примеряла новые наушники, проверяя качество звука. В это-то время и задёргалась коварная точка на рабочем экране сейсмографа, слабо пискнув. Неуклонно расширяясь и всё ярче сияя, эта точка показывала неимоверно стремительное приближение беды. Никто этого не заметил, работа по распаковке завладела полностью вниманием экипажа. Шум упаковочных материалов и возгласы людей не дали им уловить первый момент тревоги. Через несколько минут пронзительный звуковой сигнал подали почти все приборы в лаборатории. Тизир от неожиданности выронил из рук коробку. Нуия метнулась к рабочему столу. Приборы фиксировали мощное подводное землетрясение. Из разлома прорывалась кипящим фонтаном магма. Всё происходило молниеносно. Лаборатория уже была отрезана защитным полем от основной станции.
Туая в это время несла вахту у главного компьютера. Только что закончился сеанс связи с командиром, и она расслабившись, отошла ненадолго от компьютера. Если бы Нуия вовремя передала ей сигнал бедствия! Но время было потеряло. Туая поняла, что пришла беда только тогда, когда её приборы показали аварийную ситуацию и нарушение герметичности в районе перехода между станцией и лабораторным отсеком. На станции автоматически включилась защита. Но там, в замкнутом пространстве лаборатории остались трое. Туая постоянно вызывает лабораторию, но связь потеряна. По инструкции она не может сейчас покинуть станцию и это рвёт её сердце.
Треск и шум ломающейся конструкции, вспышки огненной лавы в иллюминаторе неожиданно вселили ужас в мужчин. Было понятно, что отсек оторвался от основной базы и медленно, но неуклонно съезжает в бездну. Здесь есть маленький одноместный батискаф, который прозвали из-за миниатюрных размеров скафандром. Все понимают, что это единственное их спасение. И мужчины, повинуясь древнему непобедимому инстинкту самосохранения, почти бездумно отталкивая друг друга, чудом втискиваются вдвоём в батискаф. Нуия мечется между опрокинутыми приборами. Она отчаянно хватается за дверцу батискафа, пытаясь удержать его старт: "А как же я!" "Мы за тобой вернёмся!.." - доносится до неё слабым эхом. Капсула с батискафом погружается в воду. Батискаф отчаливает. И обойдя опасное место, благополучно успевает добраться до другой стороны разлома, туда, где осталась основная станция. Здесь нет магмы, площадка цела, защита сработала безупречно. А обломок лаборатории вместе с Нуией сносит всё глубже и глубже в образовавшуюся воронку, в бурлящую магмой бездну...
Туая бросается к причалившему батискафу. Двое мужчин отталкивая друг друга, вываливаются наружу.
- Где Нуия?!
- Всё, Туая, всё... там всё кончено, лава унесла отсек... она погибла, она наверняка погибла, прости... - Тизир с трудом поднимается на ноги.
- Нет!!! - Туая расталкивает их, прорываясь к батискафу.
- Что так убиваться из-за куклы, было бы из-за чего... сделаешь себе новую, - Вок сплюнул от досады и злости на неё, на себя, на только что пережитый страх.
Батискаф стартует, Туая поспешно ведёт его к месту бедствия. Вот разбушевавшаяся магма, вот зияющая воронка! Кромешный ад! Приближаться опасно. Никаких следов от маленькой лаборатории, будто и не бывало. Долго кружит над бездной Туая, как ей хочется рвануться вниз, но батискаф не предназначен для таких запредельных глубин и термических перегрузок... Слёзы уже не сдержать, и женщина отчаянно рыдает, приговаривая: "Девочка моя, прости, Нуия..."
Петрушка
Сегодня с утра погода устоялась жаркая. Вальяжно раскинулась черёмуха вдоль забора. Солнце припекает до дымных испарений от земли. Ни ветерка, ни тучки. И настроение почти что летнее, праздное. На всё хочется махнуть рукой.
Вот и князь Василий вернулся с похода за данью уж больше недели, а всё гуляет в своё удовольствие. А что ему сделается, он сам себе голова! Широкий двор кишит народом, ворота нараспашку. Слугам некогда в вечной стряпне да беготне глядеть за порядком. Вот и забредают зеваки на княжий двор в надежде поживиться. Изрядно подвыпивших гостей и дружину это явно забавляет. Они кидают объедки через перила высокой террасы. Здесь прямо на гульбище у них и накрыт длинный стол, все окна и двери нараспашку. По гульбищу бегают слуги с брагой и всяческой снедью. А князь покрикивает, ещё пуще подгоняет и так уже сбившихся с ног девок да пареньков.
Внизу, почти подобравшись к терему, чернь, уличные людишки шумной оравой возятся в пыли. Вот, видать, не поделили меж собой князевы объедки. Зашумели, забузили, замахали кулаками. Началась драка. Смех и пьяные выкрики сверху только подливали масла в огонь.
- Мишаня, а положу-ка я гривну, что одноногий сегодня последней подпорки лишится!
- Серебренник кладу - он рябому рыло-то начистит!
И заливистый свист подзадоривает разбушевавшихся драчунов. Князь Василий тычет в спину молоденького служку: "Давай, Петрушка, хвати поленом обоих! Да шибче!" Худой, но крепкий и рослый паренёк почти кубарем слетает с высокой лестницы, выхватывает из подклети полено сподручней и сыплет удары налево и направо, не разбирая кто перед ним. Толпа с криками и стонами разбегается. Выкинув пинками за ворота калеку, он с довольной улыбкой и поклоном возвращается к своему господину.
- А силён твой Петрушка! Мне такой цепной пёс нужен. Продай его, князь, не обделю! - соседский князь Михаил с готовностью даже привстал.
И Петрушка послушно валится на колени перед господскими сапогами, целует, встаёт и с поклоном отходит.
- Постой, постой, Петрушка, а мой поцелуешь? - не унимается Михаил, он с вызовом оглядывается на Василия - резану дам! А оба поцелуешь - куну получишь!
Смех замолкает. Дружинники переглядываются озадаченно, Василий хмыкает в усы. А Петрушка, не долго мнётся в стороне, покорно бухается и к сапогам Михаила. Взбешённый князь Василий сильным пинком скинул парня с лестницы: "Сгинь, щенок! Появишься ещё мне на глаза, убью!"
Петрушка почёсывал ушибленный бок, да утирал кровавый нос под забором за черёмухой, когда к нему подошёл князь Михаил.
- Держи - заработал, - он сунул парню серебряную куну и неспешно погладил свою косматую бороду, - ну, как?
- Так хорошо, много благодарствуйте, - поспешно пряча деньги за пазуху, поддакнут тот.
- А мыслишь чего?
- Разбогатею - будет и сила, и власть... А служить не зазорно, оно, вишь, дело прибыльное.
- Хоть и молод, а хитёр ты. Чую, ухватист будешь. Ну, что же, держись меня, не пропадёшь!
Так началась новая жизнь Петрушки, жизнь жестокая, походная, но доходная и разгульная. Покатилась жизнь под горочку споро и весело. Но, не успев взлететь, так и пал ворон, не расправив крылья. Не отведав мудрости, разве же кичатся ею!
На службе у князя Михаила в лихих походах был скор на расправу Петрушка, не щадил сирот да стариков, бил слабых, топтал конём пеших странников. Не пришёл на помощь он и родной матушке, когда его же сотоварищи по службе, отобрав последнее, обрекли её на нищенское бродяжничество. Заматерел и огрубел парень в короткий срок. Но с силушкой души не прибавилось. Ради копеечки готов был удавить любого. Но не больно-то и раздумывал он о своей судьбе. Шёл, куда указывал хозяин, до остального ему было и горя мало. Верным псом был своему господину. А князь и доволен, что вырастил из волчонка свирепого волка. Но не дорожил он жизнями своих слуг, пошто ему это - у него их сотни, да и новых приманить можно. Однажды во время очередной пьяной потасовки, науськанный князем, Петрушка не раздумывая, отдал свою жизнь ради хозяйской блажи. Так ничего и не увидев, не поняв самой жизни, не разобравшись, в чём её сила и суть, он сгинул бессмысленно и просто. Словно скатился под гору ненужный, мешающий всем камень.
Теофило
Теофило бежал по длинному тёмному каменному коридору, соединяющему замок герцога с его домом. Огня с собой взять было некогда, да и негде. Хотя вряд ли его кто-то бросился бы догонять. Но торопился он не ради своего спасения. В замке разгром и суматоха. Сейчас там не до него, но вскоре о нём вспомнят, это уж наверняка. И тогда несдобровать Софии.
Спотыкаясь и падая, шарил он дрожащими руками по холодным стенам. Чего же это руки так дрожат! Ему никак нельзя так волноваться, руки должны быть тверды и спокойны. Ноги беспрестанно путались в длинных одеждах, он падал, а подниматься с каждым разом всё тяжелее. Старческие больные колени с трудом слушались. Теофило машинально провёл рукой по лицу, бороде и понял, что слёзы текли непрестанным ручьём. Этого ещё ни хватало! Отдышаться бы, успокоиться, но некогда, нужно спешить! Наконец, он толкнул плечом низкую дверь и почти ползком взобрался по небольшой лестнице. Вот родная стена его родового гнезда. И уже когда плотно притворил за собой тяжёлую дверь, еле справившись с засовом, он отчаянно громко крикнул: "София! София, детка!" Маленькие ножки бойко затопали ему навстречу. И Теофило облегчённо сполз у стены на пол: "Мадонна..."
Личико Софии обсыпано мукой, она размазывает по щекам слёзы: "Дедушка, мне страшно. На улице все громко кричат и плачут. А если они придут сюда!" Теофило прижимает к себе малышку. После того, как чума два года назад почти полностью разорила его семью, безжалостно вырвав из жизни жену, четверых сыновей, невесток и внуков - его пятилетняя внучка София, единственная оставшаяся в живых, была несказанно дорогим, утешительным светом его страдающего сердца. Он встал и прошёл по коридору в просторную комнату с потухшим камином. "А где слуги? Кто есть дома?" Тут же, тяжело ступая, появляется взъерошенная необъятная кормилица Мария. Она очень напугана: "Простите, сеньор Теофило... Когда поднялась вся эта кутерьма на улице, Серджио и Паоло тут же убежали. А я вам говорила, сеньор! Эти пронырливые бестии давно ищут приключений на свою голову. Что б их!..."
- Хватит, Мария! Не время сейчас...В замке у герцога Фернандо переворот. Герцог бежал, надеюсь, успешно... Сейчас там орудует его младший брат Альберто, он захватил власть. Надо быть очень осторожными... Мария, ты знаешь, что делать, если здесь появятся слуги Альберто! Сбереги мне Софию во что бы то ни стало!
- Будьте покойны, сеньор Теофило, малышка София и мне как родная. Себя не пощажу, жизнь отдам!..
Громкий настойчивый стук в дверь прервал её на полуслове.
- Детка, прячься быстрее! - Теофило подтолкнул девочку к кухонной двери. И когда Мария с малышкой скрылись за ней, он, чуть выждав, не спеша отодвинул тяжёлый железный засов, впуская в свой дом непрошеных гостей.
Теофило приволокли в замок воины Альберто и бросили к ногам хозяина. Тот нарочито громко прикрикнул на слуг и помог подняться почтенному старцу.
- Простите неотёсанных болванов, они могут безукоризненно только махать топорами, вы же знаете... Но личному астрологу и лекарю герцога нечего бояться, не так ли...а возможно, даже алхимику и магу, - Альберто перешёл на шёпот.
- Что вы, сеньор! Я простой бедный лекарь, - Теофило прижал руку к груди.
- Брось! - резко крикнул Альберто, - Мы вскрыли твою тайную келью!.. И ты забыл, что я тоже кое-что смыслю в этих делах. Не так искушённо как ты, конечно. Сегодня же вечером ты мне предоставишь огненную смесь, самую жгучую, самую сильную!
- Но, сеньор!...
- Сегодня же вечером! Я не буду, как мой дорогой братец Фернандо нянчиться с тобой, - Альберто в упор взглянул в глаза астролога, - Иначе твоя единственная внучка, твой дорогой цветочек завянет, так и не успев расцвести.
- Мадонна!.. Хорошо!.. Но такая смесь требует тщательной проверки, использовать её сразу очень опасно...
- Да неужели же я этого не знаю, старый осёл! Ты работай, у тебя осталось несколько часов!
Теофило привели в его тайную лабораторию в подвале замка и заперли там. Он в глубоком отчаянии, растирая дрожащие руки, лихорадочно стал метаться в тесном пространстве кельи. Его кабинет астролога с телескопом и картами находится на просторном чердаке. Помимо составления гороскопов для герцога и его придворных вельмож, здесь он наблюдал за звёздами и писал труды по медицине. Но об этой келье в подвале знали только он и герцог. Здесь он проводил опыты со всевозможными растворами и реактивами. И герцог всегда с уважением и пониманием относился к его занятиям. Но что же будет теперь!...Старший брат покинул дворец и собирает войско для восстановления порядка, а младший решил использовать во зло способности придворного алхимика.
Теофило достаёт из глубины шкафа две плотно запечатанные полукруглые склянки. Достаточно смешать их содержимое в правильных пропорциях и захватчик получит желаемое. Старик тяжело садится в деревянное кресло. Взрывная смесь пока ещё не готова, вещество не стабильно. Алхимик уже несколько месяцев добивается именно той единственно нужной пропорции. И прежний его господин терпеливо ждал результата, понимая, какой это сложный и кропотливый труд. Его же брат хочет получить всё сразу...
Теофило долго сидел с закрытыми глазами, беззвучно шевеля губами, пока вошедший Альберто ни вывел его из оцепенения:
- Ты всё ещё раздумываешь, упрямый осёл!
- Нет-нет, я высчитываю - здесь ведь надо делать наверняка, но осторожно, вы же знаете.
- Я-то знаю, но и ты знай: не будет готова смесь - твоя внучка умрёт!
- Умоляю, сеньор Альберто! Я ведь согласен! Но я не могу сделать это вот так сразу, нужны опыты, пробы...
- Так делай, но быстро!.. Ладно, даю тебе ещё и эту ночь. Если к утру не получу смесь, можешь и сам прощаться с жизнью.
Альберто удалился, а Теофило почти всю ночь метался в душных переживаниях. За себя он не боялся, всем сердцем страдал от угрозы, нависшей над его маленькой Софией. Ум рисовал ему страшные картины её гибели и совершенно не давал возможности помыслить о необходимой работе. И только к утру, измученный, обессиленный, он перевёл наконец-то своё внимание на ожидающие его две злополучные склянки. Отделив из них небольшое количество жидкости, он приступил к опыту. Время подходило уже почти к полудню, когда загромыхал засов и в келью вбежал разгорячённый Альберто:
- Фернандо уже у ворот! Смесь готова?
- Сейчас, сейчас, сеньор, - Теофило опять склонился к столу.
Предводитель захватчиков взбешён, счёт идёт уже не на часы, а на минуты. Войска старшего брата начали осаду замка. Только необычное новое оружие, которое должен сделать алхимик, спасёт ситуацию. И Альберто, подгоняя старика, тычет его в спину жезлом:
- Что ты цедишь по каплям, лей смелее!
- Сейчас-сейчас...ещё чуть-чуть, - Теофило до крайности взволнован, трясущиеся руки невозможно унять, а тут ещё этот неугомонный новоявленный хозяин! Ведь это очень опасная смесь, её составляющие нужно смешивать осторожно, маленькими порциями, и ни в коем случае не просчитаться! Старик еле слышно считает капли, чуть взбалтывая склянки.
- Наверняка уже тысячи раз просчитал. Лей всё сразу! - кричит взбешённый Альберто, его жезл обрушивается на спинку кресла рядом с головой алхимика. Рука Теофило предательски дёргается, и всё содержимое одной из склянок переливается в другую. Несколько напряжённых секунд в келье стоит мёртвая тишина. И вдруг еле уловимое шипение жидкости превращается в бурное клокочущее кипение. Старик не успевает отстраниться - мощная неконтролируемая реакция смеси рождает взрыв, что разносит склянку вдребезги! Со стоном он падает на пол, корчась от боли. Лицо сплошь покрывается чёрной, как смола, коркой, кровь заливает глаза. Альберто нависает на ним, ему нужно успеть и он неистово трясёт старика за плечи:
- Сколько? Сколько частей нужно смешивать? Говори же! Быстрее, ну!
- Десять... - выдыхает Теофило, и дух оставляет его тело.
Сергий
Вечерело. Длинная тёмная тень от угла храма легла поперёк дорожки, ведущей к кельям. Отец Сергий, высокий худой и строгий помощник настоятеля Свято-Троицкого монастыря, резко остановился у границы этой тени. Вот оно - противостояние, светлое и тёмное, ясность и хаос, Бог и Дьявол. Но как же так! Тень эта солнцем дана и стеной святой обители... Последнее время неспокойно на душе у отца Сергия. А всему виной неугомонный десятилетний послушник. Мало ему работы, так он ещё находит время и пристаёт со своими вопросами! И вопросы-то каверзные, с глубинным, не сразу уловимым смыслом. Век бы жил - не помышлял об этом. А вот, поди ж ты, приспичило отроку - и надо отстаивать авторитет и просветлять жаждущую душу. Но до того ли ему самому сейчас! Тайные честолюбивые помыслы незримыми змеями давненько душили всё его горячее, порывистое существо. Сначала Сергий сопротивлялся как мог. Истово молился, налагал на себя епитимью. Но рассадник тайных желаний неумолимо разрастался в душе, пока ни завладел ею полностью. И тогда рассудительный и умный священник перевёл это наваждение из разряда тайных порочных желаний в дарованный свыше промысел господний. И все его молитвы были теперь направлены на скорейшее и удачное осуществление задуманного. А желал он стать епископом в своей епархии. А там и дальше пойти - в архиепископы, в монастыри большие и столичные. Могущества хотел, силы и власти.
- Отче, как же так, поведайте - Святая Троица: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой - Единый Бог в трех лицах, равнославных, равновеликих, не сливающихся между собою, но и нераздельных в едином Существе. В каком Существе, отче? - тут как тут появившийся Микитка, неугомонный послушник, ходит вокруг со своими бесконечными вопросами.
- Я ведь уже вразумлял тебя: по слову святителя Григория Богослова - как между умом, мыслью и душой невозможно представить какого-либо деления или сечения, так равно невозможно представлять никакого деления или сечения между Святым Духом, и Спасителем, и Отцом, ибо естество умосозерцаемого и Божественного нераздельно...
- Но, отче...
- Полы в кельях помыты? - хмуро вопрошает Сергий.
- Давно, отче... Так как же? Не сливающихся и нераздельных?
- По Слову Божьему... Иди, помоги в трапезной, а после вечерни подойдёшь.
Микитка бежит в трапезную. Чистая, юная душа, но уже терзаемая такими трудными мыслями. Зачем ему это? Привычнее всего принять всё на веру, смириться душой и мыслями, отдать всё, что мается внутри тебя Господу в управу. Так нет - не отстаёт! Из таких ничего путного не выходит...
Отец Сергий зашёл в свою келью. Открыл принесённую ещё вчера от игумена книгу и с головой углубился в чтение. Книга из северных скитов о житии монахов и трудников далёких монастырей несла в себе свет и силу скрытой истины. Это чувствовал Сергий, но тут же и роптал - не то. А искал он ответы на все мучившие его и отрока-послушника вопросы. Вчера читал почти всю ночь и сегодня тоже собирался этому посвятить ночное бдение. Но когда после вечерни, отмахнувшись в который раз от Микитки, на ходу благословляя его, стремительно вошёл к себе, понял - не до книги. Рухнув перед иконой на колени, Сергий вдруг разразился трудными слезами: "Господи, не отрини грешного раба Твоего. Не остави, вразуми, усмири и настави на путь истинный..." С иконы "Деисус" на него светло и возвышенно, но неумолимо отстранённо взирали Спаситель и Богородица. И только лик Предтечи выражал нескрываемую укоризну.
Сквозь собственные всхлипы Сергий вдруг отчётливо услышал лёгкое дребезжание и потрескивание за спиной, вроде как стекло в ветхой раме. Он внутренне сжался, рука со щепотью застыла у лба, дыхание замерло и в горле запершило и задёргалось. По резкому колыханию тени он осознал, что сзади него замерцал свет. Медленно повернувшись, монах вскрикнул и повалился ниц перед прекрасным существом, переливающимся всеми цветами радуги. Губы зашептали: "Господи, ты смилостивился, ты послал мне своего Ангела!"
- Да, ты много страдал, и Господь послал меня, чтобы я ответил на все твои вопросы. Ты достоин этого, ты лучший из многих!.. Я отвечу, но сначала мы должны посетить одно место, там ты осознаешь многое!" - странно прошелестело ему в ответ, будто сухой листвой на ветру.
- Ты более сообразительный, чем мы ожидали, - усмехнулся Ангел, - вставай и идём!
- Да, конечно! Но... но как же заутреня?
- Ты вернёшься к сроку. Закрой глаза.
Когда свечение погасло, келья опустела, только лёгкий дымок от потухшей свечи стелился над узким столом.
Священник очутился в просторном коридоре, расходившимся на три стороны. Ангел вёл его из зала а зал, показывая удивительное убранство помещений. Красивые и совершенно непонятные предметы встречались на каждом шагу. Сергий был крайне взволнован, но очень доволен, ведь он так быстро получил помощь! На какой-то миг тень сомнения смутно колыхнулась: а спросил ли ты своё сердце - та ли это помощь? Но восхищённый рассудок заглушил это колыхание: главное, что ты избавился от терзаний, и тебе самому не надо будет мучительно докапываться до истины неизвестно сколько времени!
В огромном полутёмном зале ему предложили сесть в странное кресло. От кресла в разные стороны отходят многочисленные канаты разной толщины. Сергий поспешно кивнул, усаживаясь, хоть и нетвёрдо спросил - для чего?
- Тебе водрузится символ святости на голову, чтобы все видели и чувствовали твоё величие и могущество, - громогласно отозвалось ему в ответ.
Всё существо его ещё больше затрепетало от переизбытка восхищения, разум совершенно затмился. Сергий слышал непрестанный звон в голове, от этого тело сжималось и было невозможно вообще о чём-то думать. Тщетно кричало забытое сердце: святость не получают, а зарабатывают чистым, безупречным служением и, порой, мученической жизнью! Но соблазн был слишком велик, тщеславие заглушило голос сердца. Сергий закрывает глаза. Сквозь звон бьёт в виски резкий голос:
- Я твой Господь! Отдаёшь ли ты мне свою душу?
- Да... я весь твой, Господи!
- Взамен мы даруем тебе то, что ты хочешь... проси!
- Я хочу... я хочу стать архиепископом, чтобы меня слушались все люди, и даже сам царь...
- Да будет так!
Сергий чувствует тяжесть и резь в желудке. С трудом сдерживая тошноту, он сползает с кресла и проваливается в небытие.
Открыл глаза он в своей келье. В узкое оконце просачивались чуть заметные признаки рассвета. Робкий стук в двери слегка вернул ему сознание, но почти одновременная с ним ослепительная вспышка света заставила его опять потерять суть происходящего. Дверь скрипнула, на миг блеснули распахнутые от изумления глаза послушника, и по узким тёмным коридорам прокатился его пронзительный крик: "Явление! Явление!" Вскоре в келье собирается почти вся братия. Монахи находят отца Сергия без чувств, растерянно крестятся. Микитка частит: "Отче Амвросий послал меня к отче Сергию поторопить на заутреню. А тут такое! Тут Свет. Явление. Ангелы. Святые!.."
- Уймись ты, бестолковый, - старец степенно вошёл в тесную келью. Монахи расступились, кланяясь, - водой-то брызнете в лицо отче, вот так...запах от чего тут?... будто гроза прошла...как ты, отче?
- Сам господь говорил со мной, - очнувшийся Сергий сразу попытался вскочить на ноги, но еле удержался, голос его был нетвёрд и дыхание прерывисто - я ему отдал свою душу, взамен он дал мне святость!
- Окстись, отче Сергий! Разум помутнён у тебя сейчас...идите, братья, с богом, службу править надо.
- Уверуйте же, маловерные!... Вы ещё увидите!..
- Идите, братья! - отец Амвросий даже ногой притопнул.
Со службы отца Сергия принесли в келью опять бесчувственного...
Микитка по наказу настоятеля часто прибегал его проведывать, то воды подаст, то лоб мокрой тряпкой оботрёт. К вечеру ближе, перед самой службой подходя к келье, увидел он, что в щели под дверью опять прерывисто мерцает яркий свет. На сей раз молча побежал он к настоятелю, даже рот сам себе рукой зажал для верности. Старец пришёл не мешкая. Приоткрыв двери и взглянув на "Ангела", он всё сразу понял. Всколыхнулось его сердце в сильном волнении, страх сковал жгучей болью. Дрожащей рукой буквально сорвав с себя крест и выставив его перед собой, затвердил: "Изыди! Изыди, Сатана!" Мощный невидимый удар сбил его с ног, отец Амвросий упал и со стоном испустил дух. Микитка совершенно онемел, ноги подкосились, и опустился он на колени прямо перед бездыханным телом игумена. Мерцающий свет с лёгким потрескиванием медленно исчез . "Господь карает маловерных!" - отец Сергий был неумолим и твёрд.
Он получил то, о чём мечтал. За короткое время из помощника настоятеля, затем самого настоятеля своего монастыря, он вырос до архиепископа одного из крупных столичных монастырей. Продвигаясь по карьерной лестнице, занимая высокие должности в церковной иерархии, отец Сергий не прекращал изобличать маловерных. Ему удивительным образом всегда удавалось преподать себя эффектно, как самую значимую и важную фигуру. И при всём при этом, все его решения, чего бы они ни касались, всегда были жёсткими и безжалостно карающими. Он сталкивал лбами между собой людей и те получали заряд непримиримого противостояния. Бывший послушник Микитка на какое-то время стал его помощником и последователем, вступая в монашеский сан, получил имя отца Мефодия. Но не вынесла его чистая, ищущая душа тяжести небожественного света. После жестоких мытарств и притязаний удалился он расстригой в дальний северный монастырь служить простым звонарём.
Фарида
Голоса из соседней комнаты доносились с трудом, слов не разобрать, но всё и так было понятно. Фарида вытянулась и напряглась как тетива лука, готового выстрелить. Двое мужчин вели торг, а она предмет купли-продажи. Когда-то это должно было случиться, но всё равно, сейчас она была не готова к переменам. Мать продала её ещё ребёнком, не имея возможности прокормить. Продала небогатому купцу, который промышлял перепродажей девочек толстосумам. Её готовили в наложницы, ненавязчиво обучая нехитрым премудростям, не особо заботясь об успехах обучения да и вообще о её дальнейшей судьбе. Хозяин был скуп, поэтому девочки жили впроголодь, работали по хозяйству и покорно ждали своей участи, втайне надеясь на лучшую долю.
Фарида в тринадцать лет удивительно быстро расцвела и похорошела. Однажды залюбовавшись ею, хозяин даже сам соблазнился юной девушкой. И, решив не упускать подвернувшийся случай, поймал её в укромном углу как-то вечером. И кто знает, как повернулась бы её судьба, если бы она ни рискнула выхватить из-за пояса свой кинжал, с которым не расставалась. Девушка приставила остриё прямо к горлу соблазнителя, и тот от неожиданности отступил. "Ну, ты и острая штучка! - досадливо хмыкнул тот, - всё равно ты будешь моей, подожди!" Она не растерялась: "Вы готовы лишиться своей выгоды? Да вы ни за кого не получите так много денег, как за меня! А если я ещё расскажу вашей жене..." И хозяин, чуя резон и напор в её словах, согласился: "Ты хороша и умна одновременно, это редкость, да... Что ж, успокойся, не трону." Уходя, он пробурчал себе под нос: "Аллах отвёл мою руку." Не откладывая надолго, он решил, действительно, не упускать свою выгоду, и засуетился, подыскивая щедрого покупателя. Судьба благосклонно предоставила ему господина, на вид богатого и скучающего. К тому же, как оказалось, на редкость сговорчивого.
И вот торг подошёл к завершению, хозяин громко окликает Фариду, ожидающую в соседней комнате. Её специально приодели к этому случаю, окутали в яркое покрывало. Девочка крепко вцепилась в свой узелок, где в тряпках был спрятан небольшой кинжал, последний подарок матери. Она вдруг твёрдо решает лучше умереть, чем быть рабой нового неизвестного хозяина. В голове вспыхивает молнией неожиданная мысль - а может быть удастся убежать! Мысли скачут испуганными кроликами и путаются, как нитки в руках нерадивой швеи. Но повторный настойчивый оклик заставляет её испуганно вздрогнуть. Легко подскочив с дивана, она входит к мужчинам, чуть прикрыв лицо покрывалом. Покорно опускает голову, готовая разрыдаться. Стройный, худощавый мужчина средних лет подошёл к ней вплотную, отвёл покрывало от лица и двумя пальцами чуть приподнял её подбородок. Сквозь дрожащую влагу Фарида успела разглядеть жгучие, бездонные чёрные глаза своего нового господина. В следующее мгновение он уже протягивает парчовый мешочек продавцу тот умилённо прижимает его к груди, а новый хозяин направлялся к выходу, бросив быстрое: "Пойдём".
В большом, красивом доме, окружённом фруктовым садом, с фонтаном и купальней из голубого камня так тихо и покойно. По утрам Фарида наслаждается пением птиц под раскидистым персиковым деревом. Днём, пока нет хозяина, она гуляет по дому, заглядывая в каждый уголок его многочисленных комнат. Вечерами с замиранием сердца слушает рассказы своего господина. Он много путешествовал и знает, казалось, всё на свете. Он очень внимателен к девочке, приветлив и снисходителен. Она уже не боится его долгого пристального взгляда. Часто сама просит рассказать что-нибудь неведанное ей до сих пор. Бывают дни, когда хозяин с утра до ночи запирается в своём кабинете и гремит многочисленными склянками, а по дому растекаются непонятные запахи и разноцветные струйки дыма. Сколько ни просила Фарида показать ей, что же такое там происходит, но он был непреклонен: "Это не для детского ума и твоих нежных ручек". Однажды обходя дом, она обнаружила кабинет хозяина открытым. С трепетом вошла и попала в невиданный ей ранее мир стеклянных сосудов разной формы, размеров и содержания. В некоторых из них жидкость бурлила, сверкала и переливалась. Кристаллы удивительной красоты и формы ослепляли своим сиянием. Миниатюрные горелки подогревали некоторые сосуды пламенем необычного цвета. Так и стояла Фарида долгое время, восхищённо распахнув глаза, пока ни услышала сердитое: "Вот как! Ты здесь нас встречаешь?" Сердце её всколыхнулось от неожиданности. На пороге комнаты стоял хозяин в сопровождении нескольких мужчин. Девушка поспешно прикрыла лицо покрывалом и уже хотела убежать, но хозяин остановил её: "Принимай гостей, дорогая, будь хозяйкой!"
Весь вечер она была с мужчинами, которые расположились в диванной, подавала им напитки и закуски, наигрывая тихие мелодии на джуре. С волнением прислушиваясь к каждому слову, вздрагивая от громкого смеха. Хозяин был радушен с гостями и, казалось, совершенно не замечал смятения Фариды. Гости покидали дом в густых сумерках и в прекрасном расположении духа: "Чудесный дом у тебя, дорогой Эмин! Чудесная хозяйка! Да пребудет с тобой мир и достаток!"
С уходом гостей всё стихло. Долгое молчание нарушил звон разбитой пиалы, нечаянно опрокинутой Фаридой.
- Вот этого я и опасался, - улыбнулся хозяин.
- Простите, мой господин! - девушка бросилась поднимать осколки.
- Оставь, пиала это прах...Ты ведь могла в моём кабинете что-нибудь разбить, пораниться, обжечься, дом спалить, в конце концов.
- Простите... я ничего не трогала... простите меня, пожалуйста!
- Прощаю, но давай договоримся, без меня туда ни ногой.
- Да-да, конечно!...А с Вами? Можно с Вами, мой господин? Это такое чудесное, таинственное царство! Столько красоты я никогда не видела. Почему Вы раньше мне про него не рассказывали? Обещаю, я ничего не разобью! Я ведь очень аккуратна, вы же знаете! - и она смущённо покосилась на осколки.
- Ох, Фарида, ты неугомонна! - хозяин весело рассмеялся.
И на сердце у девушки отлегло - он не сердится.
И вот жизнь девушки наполнилась необъяснимой ей самой новой радостью и смыслом. Пока хозяин работал, она неотступно следила за каждым движением его ловких рук, задавала бесконечные вопросы, с трепетом в груди и огромным старанием мыла причудливую посуду и убирала на место все жидкости после его опытов. А уж если выпадало счастье что-либо подать, гордости её не было предела. Совсем скоро она стала разбираться почти во всём происходящем в этом кабинете. Да и хозяин давно понял и оценил сметливость и способности своей новой ученицы. Он с всё большей уверенностью доверял ей сначала простые, а затем и сложные задания, учил всему, что знал сам, посвящал и в то, к чему стремился, чего надеялся достичь. Фарида была на редкость старательной и аккуратной. И ей несомненно нравилось, что он разговаривал с ней на равных, не как с рабыней. Да и ему было приятно общаться со смышлёной девушкой.
Однажды, принимая у себя очередного гостя, Эмин вздумал похвастаться "толковой служанкой".
- Никогда не поверю, чтобы женщина, да ещё рабыня что-то понимала в алхимии, - упрямо качал головой гость.
И хозяин привёл приятеля в кабинет, где Фарида как раз делала какой-то опыт по его заданию.
- Зачем же ты сюда допустил служанку? Она тут тебе всё переломает, или перемоет дочиста! Э-э-э, Эмин, ты просчитался...
Мужчины были слегка навеселе от вина, они шутили и громко смеялись. Девушку это обижало, она гневно подёргивала плечами в ответ на лёгкое поглаживание хозяина. А когда руку самоуверенно потянул к ней гость, она дёрнулась так неожиданно сильно, что задела край стола. Несколько склянок полетели на пол, проливая содержимое. Фарида рванулась к выходу, поскользнувшись на мокром и запутавшись в подоле платья, она упала. Большая бутыль с едкой жидкостью, не устояв на столе, опрокинулась прямо на девушку. И вдребезги разбилась, окатив несчастную с ног до головы. Мгновенно очнувшись, хозяин бросился к ней, тщетно пытаясь хоть чем-то помочь, срывая покрывало, обдувая её обугленное лицо. Фарида была почти вся обожжена. Она недолго страдала от чудовищной боли и тут же умерла на руках своего убитого горем господина.
Ника
Дышать трудно. Ветер плотной тягучей струёй забивает лёгкие. Мир несётся навстречу, сквозь тело, сквозь душу. Мыслей нет, нет никаких ощущений, и даже нет страха. Просто осознание происходящего падения. Оно удивительно долгое. Ника до того потерялась в пустоте, что осознав завершение падения, еще какое-то время не могла ощутить ни своего тела, ничего вокруг. Но мало-помалу окружающий мир начинал втискиваться в её остановившееся сознание. Мир разливался чернотой и вязкой смрадной пеной. Он заползал под рёбра тупой болью и в горло тяжёлым дыханием. Вернулись мысли: "Больно - значит жива... Дерево, я должна найти это злосчастное дерево... Почему? Потом разберёмся... Унять бы поскорей боль, это невыносимо! За что мне всё это! Когда же это кончится!.. Но где дерево? Я должна найти его".
Ника с трудом поднялась на ноги и огляделась. Туман, сырость, сумрак. Непонятно - утро, или вечер. На первом же шаге она споткнулась, руки нащупали что-то скользкое и длинное, похожее на змею. Вскоре сквозь чуть расступившийся занавес тумана проступила удручающая картина развороченного корневища некогда огромного дерева. Жалкие останки трухлявого замшелого пня. И всё. Выше уже ни ствола, ни кроны. Только чёрное марево плотной стеной окружает окрестности. И маячит непонятным ужасающим символом над всем этим массивный тёмный треугольник. Словно крыша, или крышка перекрывающая доступ воздуха, света, жизни...
Усевшись на изогнутый скользкий корень, Ника тяжело вздохнула, прикрыла лицо ладонями и взмолилась: "Господи! Вразуми, направь! Не оставь меня..." И поплыли перед внутреннем взором видения, будто картинки из книги. Нахмуренная голенастая девочка забившаяся в угол, словно выпавший из гнезда взъерошенный птенец. Родители в очередной пьяной разборке, как всегда не замечающие её, попросту забывающие о её существовании. Рано погибшая младшая сестрёнка под колёсами грузовика с лихим водителем. Частые одинокие и тоскливые вечера после скоропалительного замужества. Неурядицы, склоки и, в конце-концов, потеря работы. Страшная болезнь и смерть сына.
С чем она осталась? Где она сейчас? Всю жизнь Ника отказывалась принимать всё, что с ней происходило. Отвергала каждый свой провал, но даже сомневалась и в маленьких удачах. У неё было стойкое чувство, что проживает она не свою жизнь, а некоего надуманного кем-то персонажа. Ибо даже саму мысль, что она же и выдумала этого персонажа, она отвергала. Всё ждала, вот рухнет занавес, погаснет свет - она очнётся, и всё потечёт по-новому. Вот и дождалась. Рухнуло всё... Впервые ощутила покой Ника в психиатрической лечебнице, где оказалась после неудачной попытки покончить с собой, выпив изрядную дозу снотворного. Покой и безразличие ко всему - прошлому, будущему и происходящему сейчас. У неё не было досады от неудачной попытки суицида. Просто накатила пустота. Это-то и оказалось тем спасительным занавесом, тем долгожданным поворотом.
Поворот
Голос неотступен, настойчив и твёрд. Это даже не голос, а некая высшая воля, неземная тяга, ведущая в определённом направлении, подталкивающая к барьерам и пропастям, если они появляются на пути. И надо просто двигаться, делать то, что заповедано, расслабиться в самой сердцевине своего существа. Полностью принимая всё происходящее, как предначертанное свыше, как единственно нужное, как неопровержимо истинное. Значит - как своё собственное, сотворённое умом и сердцем. Не выстраданное, вымоленное и выплаканное, но принятое с радостью и полным осознанием правильности. Принятое раз и навсегда. Своей волей, слитой и ведомой волей Творца: "Да будет воля Твоя". Это значит - сдаться.
- Впустить в своё сердце Божественную Благодать - это умение чувствовать себя, других людей и весь окружающий мир, иметь направляющий компас в своих иллюзиях.
- В иллюзиях? А почему не в реальности?
- Что есть реальность? Тебе это точно известно?
- Нет,.. но я хочу узнать.
- Всему своё время.
- Мне кажется, моя душа потеряна...
- Пока теплится огонь духа в тебе - твоя душа не потеряна. Собери все свои силы в кулак. Помощью тебе будут: интуиция, мудрость сердца и кротость духа. Для начала нужно простить и принять себя в своей жизни.
- Как это? Это очень сложно.
- Не сложнее каждодневных страданий. Постарайся всегда изо дня в день подмечать свои положительные черты, хвали себя, уважай себя, и ни в коем случае не унижай себя. Старайся не заглядывать в будущее и не возвращаться в прошлое - думай о вечном, о настоящем, о Божественном в твоём сердце. Тогда придёт момент истины, и растворится духовная слепота. А дальше - больше: открой своё сердце для любви и веры, доброты и сочувствия, и тогда твоя душа воскреснет и расцветёт. Всегда внимай миру, тогда будешь в равновесии с ним и собою. Смотри во все глаза, слушай во все уши, думай сердцем и не оставляй в равнодушии ни одного явления жизни. Займи свои руки, загрузи свою голову полезными знаниями, открой своё сердце заботам и действуй, вплетайся в ткань бытия, вливайся в жизнь, живи!
- Но жизнь такая огромная и непонятная. В ней так много пугающего меня.
- Не смотри на всю огромность жизни, смотри каждый раз на её малую, конкретную часть. Что тебя пугает? Где ты видишь страх?
- Он везде - в каждом встречном человеке, за каждым углом, в каждой комнате, в каждой клеточке моего существа.
- Где он сейчас?
- Вот здесь, в моём желудке.
- Посмотри на него... Смотри пристально, спокойно, не осуждая, никак не называя его, не прячась от него, не дрожа, но и не нападая. Просто смотри...
- Но как же?..
- Не отвлекаясь, не спрашивая, никак не действуя. Просто смотри...
- Тяжело, болит голова...
- Не напрягаясь, ни о чём не думая, ничего не ожидая и не желая. Просто смотри...
- Это невозможно!
- Делай свой выбор - или невозможно, или всё-таки возможно.
Глубокий вдох, медленный-медленный. Вместе с ним легко спуститься по гортани, проникнуть дальше, в самый центр тела. Ещё и ещё раз...И всё вокруг погружается в невесомую вселенскую тишину. Всё вокруг растворяется с небывалой быстротой. Ничего не хочется, ничего не знается, ничего не видится. Нет ни времени, ни пространства, только тишина. Но в какой-то момент приходит осознание, что она, эта тишина, не пустая, а наполненная, даже переполненная через край целым миром, жизнью, самим человеком, великой мощью Бога, сотворившего всё это. И тогда всё опять проявляется, но с новым смыслом, в новом свете, будто новая жизнь забурлила в каждой клеточке. И принимается абсолютно всё происходящее, плохое ли, хорошее на взгляд обывателя, не важно. Принимается всё, потому, что нет сопротивления ничему, потому что это сама любовь, а любовь есть всё и вся.
Ника. Alter idem
Солнце пробуждается, его сияющая верхушка чуть выглядывает из-за дальнего леса. Ещё тихо и свежо. Поблёскивает роса на траве бриллиантовыми ягодками, пока раззадорившись, утро ни высушит её полностью. Дышится легко и спокойно. И хочется раствориться в этом мире, в каждой капле, в каждом листке, в каждом глотке воздуха. Обнять это всё, вдыхать и ощущать вкус самой жизни. Чувствуется глубокое единство со всем, что видит глаз, что гладит рука и любит сердце.
Ника ступает осторожно по мокрой траве, не из-за опаски, а просто повинуясь неясному порыву оберегать каждое земное проявление, всё вокруг. Она оглядывается - тут, несомненно, тут должно было быть дерево. Но место так изменилось, что узнать почти невозможно. Ника глубоко вздыхает и на минуту прикрывает глаза, нужно сосредоточится. Где-то вдалеке чуть послышался первый птичий щебет. И вот она замечает на небольшом пригорке мягкое голубоватое клубящееся марево, будто туман решил взобраться повыше и оглядеть окрестности. С замиранием сердца Ника направляется туда. Чем ближе она подходит, тем больше рассеивается туман. И когда он исчезает совсем, перед её глазами вырисовывается высокое дерево.
"Боже", - выдыхает она. Больше никакие слова не идут на ум. Сердце переполнено ликования, и глаза орошает счастливая влага. Дерево предстаёт перед ней стройным величественным исполином. Высоко в небеса уходит могучая крона, ветвистая, ярко зелёная и ароматная. Уже вовсю поют пробудившиеся птицы, мелькают в листве в каждодневной заботе о своём новоявленном потомстве. Утренние лучи и чуть заметное дыхание ветерка нежно играют листочками. И дерево дышит, поёт, живёт.
Ника подходит вплотную к его стволу. Гладит ровную, чуть шероховатую кору, светлую и тёплую. "Здравствуй, я вернулась, - наконец, находятся слова, - и я так рада, что я вернулась...Ты ведь меня понимаешь..." Она прижимается щекой к пульсирующей соками коже дерева. И чует тихий высокий звон, идущий по стволу от кроны до самых корней и обратно, мягкими волнами струящейся жизни. Сердце отзывается похожими вибрациями, будто поёт в унисон ту же самую песню.
Снова отстранившись, Ника обходит дерево вокруг. И осознаёт, ощущает каждой своей клеточкой чьё-то незримое присутствие. Страха нет, наоборот, тихая радость переполняет её. Хочется узнать - кто это. Незримый попутчик проявляется голосом в её сердце: "Отпусти голубя - он приведёт тебя ко мне". В руке тотчас же появляется белый голубь. Ника еле сдерживает ликование - чудо! Она чуть прикасается к клюву губами и подкидывает птицу прямо к солнцу. На широком стволе вырисовывается невысокая дверь с округлым проёмом. Дверь отворяется, приглашая войти. И вот Ника оказывается внутри. Просторно, светло и спокойно. Мягко-зелёное пространство ниспадает полупрозрачным водопадом. Тишина, только слышатся мерные приглушённые удары пульсирующей жизни. Только ощущается чуткое глубокое дыхание всего сущего на земле.
Просторная винтовая лестница ведёт наверх. Ника поднимается легко, радостно, сердце поёт в груди. Чем выше по ступенькам, тем легче и веселее на душе. И когда ступеньки заканчиваются, открывается перед глазами широкий простор изумрудных полей, пестреющий маками и ромашками. Она оглядывается по сторонам, и вопрошает радостным, переполненным сердцем: "Где ты?" "Я здесь, с тобой" - мужчина улыбающийся, статный и красивый протягивает ей навстречу руки. Каждой клеточкой Ника ощущает его тепло, доброту и надёжность. Их долгий взгляд, летящий навстречу друг другу, скрепляет их чувства лучше всех обязательств. Безоговорочно вверяя ему свою судьбу, она сразу же вкладывает свои ладони в его и облегчённо выдыхает: "Как хорошо... И как же это я не заметила, когда ты вошёл в мою жизнь!" Он отвечает просто и спокойно, будто это само собой разумеющееся: "Я был в ней всегда..."
Фарида. Alter idem
Девушка уже поняла, что хозяин купил её не для того, чтобы сделать наложницей, или простой служанкой. У него большой и красивый дом. Жениться он не хочет, но, по его же словам, дому нужна хозяйка. Гости здесь бывают не так часто, но всё же случаются такие суетные моменты. Вот тогда-то и должна была Фарида брать на себя бремя хозяйки, служанки и госпожи одновременно. В эти дни девушка чувствует себя очень скованно и напряжённо, она с трудом выдерживает неприятные ей шутки и смех чужих мужчин. И едва дождавшись ухода гостей, она бросается в ноги своему господину со слезами и просьбой освободить её от тяжёлой обязанности. Но он лишь улыбается и, поглаживая её по голове, успокаивает: "Ты прекрасно справляешься, дорогая, всё хорошо".
Во все же остальные дни кабинет становится главным местом их свиданий. Едва проснувшись, Фарида приводит себя в порядок. Украшается, надевает на себя всё самое ценное, что у неё есть - так учила её ещё в детстве мать. И спешит туда, где ждёт её добрый господин, мудрый учитель, терпеливый наставник. Она уже усвоила очень многое из того, что он показывал ей. Они вместе проводят сложные опыты. И она наравне с учителем смело высказывает свои суждения. А он порой поспешно записывает её интересные идеи, умозаключения. И, довольный, улыбается.
В какой-то момент, Эмин осознал, что ученица превосходит своего учителя. Случилось это поздним вечером. Они уже собирались закрывать кабинет, как вдруг в большом шарообразном сосуде, оставленном над ещё тёплой горелкой жидкость будто вскинулась густой пеной. Она неумолимо росла и грозила вырваться наружу. Фарида через мгновение была уже рядом и смело плесканула небольшое количество жидкости в злополучный шар из какой-то банки. Эмин ничего не успел сообразить, а буря в шаре уже успокаивалась.
- Что это! Как ты догадалась?
- Простите, мой Господин... В моих опытах уже случалось такое, да и Вы научили меня кое-чему, - она поспешно спрятала улыбку за спасительным пологом покрывала.
- О, я осёл! - только и смог воскликнуть он.
Как-то в один из вечеров визита, давний приятель Эмина всерьёз усомнился вообще в возможностях женщины.
- Ну, что они могут! Рожать детей и готовить еду. Это самое большее, на что они способны. Ни в одной области искусства, а тем более науки они не могут достичь мало-мальски приличного уровня совершенства!
Хозяин пригласил его в кабинет. И там Фарида продемонстрировала один из сложных опытов с ярким и бурным взаимодействием реактивов, конечно же, чтобы произвести на гостя впечатление. Тот только развёл руками и хмыкнул в ответ:
- Случаются исключения... Но это ещё ни о чём не говорит.
- Вы что, всерьёз полагаете, что я не соображаю, что делаю? - девушка явно вспылила, - да я!...
- Мурат, друг мой прошу тебя, усмири свои сомнения, - вступился за неё Эмин, - Фарида отлично справляется с любыми сложными опытами. Это очень мне помогает в моих исследованиях. С её помощью я написал немало страниц в своих научных трудах.
- О! Как тебе повезло! Как же ты удачно вложил деньги в её покупку! - гость картинно всплеснул руками.
Девушка в смущении и обиде покидает комнату, но далеко не уходит - остаётся подслушивать за полуприкрытой дверью.
- Зря ты так, Мурат! - разгорячённый хозяин стал расхаживать по кабинету, - я конечно понимаю, что случай с моей Фаридой это исключение, я не могу судить обо всех женщинах. Но Фарида! Она талантлива! Она очаровательна! Она, как подарок Небес для меня! И если бы она была мужчиной, я бы официально сделал её соавтором моих открытий и трудов! Но что я могу сейчас!.. Меня устраивает наше положение, нравится её помощь, и я уже давно не считаю её служанкой... Она прекрасна во всех отношениях...
- Вот, друг мой, ты и попался! - Мурат обнял его за плечи. Друзья примиренно смеются и переводят разговор на другую тему.
В этот раз после ухода гостя девушка не пришла, как обычно, к хозяину для вечерней беседы. Закрывшись у себя в спальне, она долго рассматривала своё отражение в зеркале и размышляла над словами мужчин. С тех пор Фарида начинает по-другому смотреть на своего господина. Она осторожно наблюдает за ним, не показывая виду, что ей интересно. Она любуется его уверенными движениями, когда он работает, заворожённо слушает музыку его голоса. Девушка видит в нём мужчину, доброго, отзывчивого, заботливого. Пусть и на много старше, по возрасту он годится ей в отцы, но привлекает совсем по-другому. Часто размышляет она и над его словами, сказанными Мурату. Однажды, набравшись смелости, она спрашивает его:
- Скажите откровенно, мой Господин, если бы я была мужчиной, смогли бы Вы обучать меня, как своего ученика?
- Да разве же я не учу тебя сейчас!
- Да, верно, но я хочу иметь официальное звание вашего ученика и помощника.
- Ты же знаешь, Фарида, в нашем обществе это не принято, это почти невозможно... Но ты, право, этого достойна.
- Да-да, я достойна! - девушка искренне соглашается и с подкупающей непосредственностью подтверждает то, что таится у неё в сердце и давно просится с языка.
- Хоть ты и не скромна, но это правда - ты талантлива! - он весело смеётся и привлекает её к себе.
- Мне так хорошо с Вами, - она взволнована и счастлива.
- Милая Фарида, а я скажу больше - я давно полюбил тебя. Ты принесла в мою жизнь свет и радость. Для меня самого это так неожиданно. И я хочу, чтобы ты поняла это так, как я это чувствую.
- Я понимаю..., - её сердце будто расправило сложенные крылья.
Их отношения приняли новый характер. На основе доброй, искренней дружбы расцвела нежная и глубокая любовь. Через год они стали супругами. Эмин самым наилучшим образом как-то уладил все формальности с оформлением их брака, с введением Фариды в титул свободной госпожи. Он везде, где выпадала такая возможность, представлял её как свою бывшую ученицу, а ныне своего талантливого ассистента и соавтора. И общество, как это ни странно, признавало это довольно спокойно. Всю долгую счастливую совместную жизнь между супругами царили равноправие, уважение, забота и любовь.
Сергий. Alter idem
Пламя свечи потрескивает и мелко трясётся. На узком столе лежит открытая книга. Но отец Сергий так и не прикоснулся к ней. Он на коленях перед иконой, его любимый "Деисус" трёхлико взирает на неожиданные слёзы монаха. "Господи, не отрини грешного раба Твоего. Не остави, вразуми, усмири и настави на путь истинный... Грешен, слаб и недостоин милости Твоей. Но не отрини, молю..." Вспышки неяркого света внезапно озаряют келью...
Послушник Микитка, ищущая мятежная душа, понимает, что от отца Сергия вряд ли он получит ответы на свои вопросы. Все разъяснения, что давал ему помощник настоятеля были очевидными и неглубокими. Всё это осознавал и сам отрок. Ему хотелось проникнуть всей душой в самую сердцевину высших, недосягаемых им доселе знаний. Такую тягу он и сам себе объяснить никак не мог. Но что-то неведомое вело его по этому тернистому пути, и он истово верил в правильность всего происходящего с ним. Вот и сейчас, вдруг захотелось ему во что бы то ни стало побеседовать с отцом Амвросием. Хоть и время отнюдь не подходящее и сами вопросы такие, что могут вызвать недовольство старца, отрок всё же решается на разговор. Игумен по обыкновению обходил монастырь перед сном, и Микитка увязался за ним. Поначалу старец строжил отрока, но вскоре понял, любопытство его не праздное. Помаленьку стал вникать в его каверзные вопросы и отвечать на них доходчиво, просто и с ответной охотою.
Проходя мимо кельи отца Сергия, услышали они неожиданный вскрик монаха и чужие приглушённые голоса. Микитка вопросительно взглянув на настоятеля, тут же припал к светящейся щели в двери. Когда отрок ошалело отшатнулся, настоятель сам приблизился к приоткрытому дверному проёму. Вспышки полупрозрачного образа, резкий запах, гулкий зычный голос и мертвецки застывшее лицо Сергия, заставили отца Амвросия действовать почти мгновенно. Он сорвал с шеи большой серебряный крест и, выставив его перед собой произнёс тихо, но твёрдо: "Живый в помощи Вышняго. В крове Бога небесного водворится..." Образ часто запульсировал жёлтыми вспышками, задребезжал, застрекотал, скрутился вдвое. Но тут и Сергий возопил, раболепно потянулся к исчезающему монстру. Старец решительно распахнул двери и шагнул в келью. "Оттаскивай отче! - махнул он рукой Микитке, голос его окреп и усилился - Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое..." Послушник со всей силы дёрнул отца Сергия за рясу, тот упал на спину тяжело, со стоном и потерял сознание. А отрок подхватив за ножку табурет, бросил его в почти исчезнувший образ. Зашипев и застрекотав напоследок как насекомое, образ совсем пропал, растворился. Только серый дымок пополз вдоль каменной стены.
Микитка присел над монахом, приподнял его за плечи, немного потряс. Сергий приоткрыл глаза и слабо улыбнулся.
- Слава Богу, - вздохнул настоятель, - хоть и слаб ты еще, отче, но взгляд мне твой уже нравится.
- Я молил Бога, просил совета, а небеса мне послали... вот этого...
- Бог не там, - воздевая палец вверх, ответил отец Амвросий, - Бог здесь, - он крепко прижал ладонь к сердцу, - Молись, отче, кайся и благодари спасителя своего, этого неугомонного отрока.
Оставшись один, отец Сергий истово молится. И чем больше на его тело наваливается тяжесть усталости, тем легче и покойнее становится на душе. Наконец, он отчётливо осознал, что в сердце его нет ни капли принятия того "Ангела", который приходил к нему. Совсем обессилев, он валится на лавку и быстро засыпает, едва сомкнув глаза.
Минуло три года, и отец Сергий принял пост настоятеля Свято-Троицкого монастыря, сменив мирно почившего старца Амвросия. Микитка вскорости принял постриг и влился в монастырскую братию, всё так же трудясь и пытая своими вопросами тихого в сердце игумена. Со временем усердием и благочестивым служением достиг отче Сергий рукоположения во епископа. Но произошло это с его стороны без жажды стяжания власти, а в полной душевной гармонии и твёрдости духа, с великим желанием нести своей пастве божественный свет укрепляющий веру, мир и любовь.
Теофило. Alter idem
Громкий и резкий стук в дверь заставил вздрогнуть Марию, а малышка София прижалась к деду.
- Детка, прячься быстрее! - Теофило подтолкнул девочку к кухонной двери. И когда Мария с малышкой скрылись за ней, он не спеша отодвинул тяжёлый железный засов, впуская в свой дом непрошеных гостей.
Теофило приволокли в замок герцога воины Альберто и бросили к ногам хозяина.
- Ты всё понимаешь, ты ведь умён, старый плут. Ты сделаешь мне то, что пытался сделать моему брату. Принесёшь мне горючую смесь завтра к утру. Иначе, твоя внучка умрёт!
- Сеньор Альберто, я весь в вашей власти и прекрасно это понимаю. Вы можете убить мою внучку и даже меня, но тогда вы тем более ничего не получите! Да и вещество, над которым я работаю, может быть неэффективно. Вы ведь знаете, это дело тонкое, кропотливое. Тут нужны опыты и опыты, без них я не смогу сказать, как оно поведёт себя в деле, - Теофило держался горда и спокойно. Он отвечал с большим достоинством, вскинув голову и глядя прямо в глаза захватчику.
Альберто был взбешён, он мечется по комнате, кричит и швыряет попадающие под руки вещи. Нет, он совсем не ожидал, что старик будет твёрд и непоколебим.
- Горючая смесь мне нужна сейчас! Сейчас! Понимаешь ли ты, старый болван! Мой брат Фернандо скоро вернётся сюда с войском. Этого нельзя допустить. Я должен быть герцогом!
- Я прекрасно вас понимаю, сеньор. Но ведь и я беспокоюсь о вашем благе...
- Волоките его в подвал, в его келью! - Альберто сам выталкивает Теофило в двери.
Когда за алхимиком загремел железный засов, он тяжело опустился в деревянное кресло. Страха не было, он почему-то верил, что трус и неврастеник Альберто вряд ли решится на крайние меры. Герцог собирает войско и скоро будет под стенами замка. И уж тогда он наведёт порядок. Значит просто надо выиграть время. Теофило достаёт из глубины шкафа две плотно запечатанные полукруглые склянки. Закрывая глаза, откидывается на спинку кресла: "Двум смертям не бывать..." Ночь пролетает быстро, ему даже удаётся немного вздремнуть. Тихо молясь о спасении своей ненаглядной малышки, он встретил рассвет.
И когда Альберто ворвался в келью с криками: "Фернандо у ворот!", старик спокойно капельницей смешивал жидкости, беззвучно шевеля губами. Он осторожно водружает опытную склянку на горелку. И произносит торжественно и многозначительно: "Две части и семьдесят пять от целой". Предусмотрительно отойдя в дальний угол кельи, мужчины замерли в ожидании. Через минуту слабый хлопок и забрызганный стол взорвали нервы Альберто. Он бешено стал колотить жезлом по краю стола.
- Что ты меня водишь за нос, старый осёл! Сколько у тебя в этой банке частей?
- Всего десять.
- Так лей всё!
- Это верная гибель. Я никогда не пойду на это. Но...если вы так настаиваете - попробуйте сами.
- Дай сюда!, - Альберто отталкивает старика, - куда лить?
Теофило подставляет чистую склянку. Самозванец орудует с опасными жидкостями, как с обычной водой, бездумно и нервно. Непрестанно сыпля проклятия всем и вся, он водружает смесь на огонь. Старик едва успевает отскочить в угол и присесть, прикрывшись широким рукавом, мощный взрыв отбрасывает Альберто в сторону. Вбежавшие стражники и слуги окружили своего господина. Тот глухо стонал и корчился. В этой-то суете и выскользнул Теофило из кельи.
Когда уже дома прижимал к успокоенному сердцу своё сокровище, малышку Софию, пришли с приглашением от герцога Фернандо. Штурм замка прошёл успешно. Люди Альберто почти не сопротивлялись. Герцогу доложили всё в подробностях и он захотел немедленно видеть Теофило. Тот предстал перед своим господином смиренно, но с несгибаемым достоинством чуть склоняя голову.
- Мой брат тяжело ранен, твоя лаборатория разгромлена. Что скажешь?
- Это произошло случайно и совершенно непредвиденно, мой повелитель. Но, вы же знаете, ваш брат очень нетерпелив...