Игольник Александр Сергеевич : другие произведения.

Молчание суть нашего общения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Быть может, только намеком Бердяев говорил об ужасе "объективации". Объективация - это внешнее, остающееся внешним, это "вещность" мира и жизни, это непроницаемость объекта для субъекта. Это, иными словами, - мир, где все "внешне", и потому все - "авторитет", т. е. что-то, что просто ограничивает меня и заключает меня в тюрьму одиночества. Но вот, что поразительно: мир вокруг нас живет, по существу, пафосом этой "объективизации", он жаждет только "объективного". На нем построена наука, но мы хотим и "научной идеологии". Идеал тут - подчинить всю жизнь, все ее "измерения" одной всеобъемлющей, ибо "объективной", истине и, вдобавок, провозгласить еще, что это и есть настоящая свобода. Прот. Александр Шмеман "Авторитет и свобода в Церкви"
  
   'Разумная часть души разделяется как на внутреннее слово,
   так и на произносимое. Внутреннее же слово есть движение души, происходящее в той части, которая рассуждает, без какого-либо восклицания'
   прп. Иоанн Дамаскин
   Я что-то не то сказал, что вы отвернулись от меня?
   Почему молчите?! Почему у меня складывается ощущение будто я все время... простите, как бы, сам по себе, как бы, сам с собой... говорю... пытаюсь что-то выяснить... будто это только меня интересует, а вам все равно. Даже мое я, как 'Я', вас не интересует. Хотя, что такое 'Я'? Вас не интересуют, как мне показалось, и темы, которые волнуют насущный мир, которые волнуют меня, волнуют... или должны волновать нас... Хотя, да, все эти темы и их предметы - это составляет меня, это, в большей степени, 'Я'... Поэтому вы ими не интересуетесь? Все из-за меня?
   Да-а, я не воспитан теми высокими манерами, как вы. Не знаю тогда, как я воспитан или воспитан ли я вообще. То есть, я не хочу сказать, что мной никто не занимался. Конечно, мной занимались и я благодарен за эти занятия, но вот воспитания, которое несло бы какую-то идею - идею, конечно, высокую - этого нет. Мне даже стыдно, что я ее не искал. Я ее не знал. Я видел в некоторых людях что-то, что в то время было для меня высокое и я тянулся к ним, тогда между нами связывалось общение. Я не понимал, что они несли - это мне никто не рассказывал и не объяснял - я просто чувствовал. Это вот чувствование и тянуло меня к другим - чувство к чему-то Высшему.
   Пусть не вызовет у вас призрение ко мне от такого заявления о себе, как некоего отброска. Такого не было. Отброском я не был. Просто я был, как и все. Мало, кто знал и нес какую-то идею, особенно высокую. Каждый жил по той необходимости, которая предоставлялась ему в процессе его жизнедеятельности. Жизненная необходимость заставляла людей существовать.
   'Существовать' я говорю сейчас, когда начал пытаться жить. И это произошло даже не тогда, когда начал осознавать свое существование, ведь можно осознавать, что существуешь, и продолжать существовать.
   Когда я был мал, я думал, что жил. Жил, когда неразумно веселился с такой же компанией, когда вкусно ел, когда хорошо пил. Жил, когда внутри меня зажигались чувства чего-то светлого, когда я наблюдал, как кто-то тихо нежился, когда чувствовал, что рядом кто-то, кто такой же живой. В общем, это детские чувства, которые сейчас тяжело передать. Может, все-таки, то была тоже жизнь? Но другая? Может и не совсем верно называть это жизнью. То был мой детский мир, который внутри каждого ребенка. Это была, как бы, закрытая, законсервированная, вакуумная жизнь среди всеобщей рефлексии существования. Ведь жизнь появляется тогда, когда появляется смысл, который заставляет творить, любить, отдавать себя и бороться за него - идти против течения этой рефлексии существования.
   Смысл может быть осознанный и неосознанный. Существование тоже приобретает смысл, когда в нем находится то, за что человек отдает себя. Тогда это что-то становится его ценностью и пусть человек ее не любит, но он будет бороться за нее, чтобы хотя бы существовать. Да, это низкий смысл. Высокий смысл тогда, когда человек осознает и любит то, за что борется и даже, если потребуется, отдаст свою жизнь.
   У вас, я знаю, высокий смысл. По крайней мере, я хочу так предполагать. Вы мало, что мне говорите, поэтому я так не уверен, простите. Не разность ли идейная наших смыслов является причиной вашего молчания ко мне? Да, и я, как вы, молчалив от того, что смысл собеседника не тот, что у меня. Я слушаю его и понимаю, но понимания наши по отношению друг к другу иного рода и не спаиваются никак. Гримасы и игры чувств я не люблю. Нет, значит нет. Зачем друг друга мучить? Стараюсь увильнуть и уйти.
   Неужто, с вами также по отношению ко мне? Коль так, почему же не уходите? Но вы и не играете в 'душевные беседы', не разбрасываетесь пафосом высосанных из воздуха высоких манер, не фанфарите натянутую маску некоего очередного имиджа, не декламируете свой пиар. Нет. Вы естественны и молчаливы... Может быть в молчании, что выше всяких слов, вы обращаете все свое глубокое содержание ко мне? Может быть, я вас не слышу? Может быть, идейные линии наших смыслов лишь пересеклись? Пересеклись, сойдясь, и разошлись, а яркость точки наших встреч и разговоров не угасла еще в наших умах. Поэтому теперь мы здесь вместе, но уже раздельно, пытаемся разбудить ушедшие стремления?
   Быть может... вы, претерпев обиды, оскорбления и унижения, боитесь сделать шаг для откровения и меня не подпускаете к себе? Да, я знаю ту неописуемую боль, когда, любя всем сердцем, отдаешься человеку, который сделался для тебя авторитетом, а в ответ глубокая и холодная пустота, когда авторитетность эта, как глиняный горшок, разбивается вдребезги на мраморном полу. А с ним что-то внутри и становиться невыносимо больно. Говорят, что это что-то - сердце, - оно разбивается. Я уверен, что это чувство нашего падшего естества, когда мы все хотим облечь в авторитет, его ища, объективировать, предав всему границы и нам заведомо знакомые рамки. И даже в отношении к Богу мы судим от своего естества. Ну, а что потом? Поработив себя этой, пожалуй, выдуманной авторитетностью, мы становимся требовательны к ней, обманывая себя некой мечтательной свободой. Когда же разбивается авторитет, разбивается и та мнимая свобода, что есть на деле рабство. И тогда мы от жуткого бессилия сползаем на холодный пол, от которого, знаете, с коликами мурашки бегают по душе, и зрим свое безутешное одиночество, а с ним бессилие в этом огромном мире сует. Это вот, застывшее зрение нашим отупевшим на время разумом чего-то, когда не знаешь что и как же дальше - не знаю наверняка, оно, может быть, есть наше внутреннее разбиение.
   А вокруг-то нас осколки... осколки того, что чаяли надежды, за что отдавался последний кусок - в них когда-то билось сердце. Теперь же... теперь их острые углы впиваются в то сердце, дававшее им некогда жизнь. Разбить вас! Разбить еще и еще! Разбить, как только можно мельче!!! Стереть вас, осколки авторитета, в порошок!!! А с ними все дорогое, что в душе! Да-да, всякий авторитет!.. Но что потом?!! Самоубийство?! Нет! Господи!!! Господи... как ломает и калечит душу враг человека, сатана. Нет в мире авторитета. И Церковь - не авторитет, и Христос - не авторитет, есть Истина - Она безгранична. В Духе Святом Свобода. Он дышит и живит. Вот, вы слышите меня? где наш должен быть смысл. В Нем, в Духе Святом, вот в этой-то Свободе, в этом Его дыхании. А если Он, Дух Святой, и есть наш смысл, тогда не перекрестятся наши идейные линии. Наоборот, чем далее, тем связь будет сильнее между нами, тогда и слов не надо никаких - все Дух Святой, внутренняя жизнь наших душ - они-то скажут все вернее всяких слов. Но...
   Простите, не очаровались ли вы мной, как неким авторитетом, а потом, разбив, разочаровались? Если так, то представляю, какую боль вы переносите, все это слушая от меня. Нет-нет, вы это бросьте. Посмотрите на меня. Кто я такой? Что я такое? Что представляет мое 'Я'? Да, в сущности, ничто - персть земной, всего лишь прах. Вы спросите: 'А душа?' И она сама в себе и по себе - ничто. Если хотите, все это мое маленькое 'я', которое питает божественная благодать. Все то, что 'Я' большое - не-'я', а то, что составляет мои стремления, и меня наполяет. И именно то, что не-'я' вас так во мне-то привлекло и привлекает. Обратитесь к тому, что меня составляет, и вы обратитесь ко мне.
   Скажите, что это всего лишь общие интересы, идеи, темы, страсти? Да-да, именно. Это и соединяет. Они же и составляют нас. Даже вернее, духи, что движут этим всем и их составляют - они и притягивают, и соединяют. Но, признаюсь, разные духи по-разному действуют на нас. Подумаете, что вечно и соединит навечно, что временно, то и соединит на время, объективирует, а в итоге принесет мучения. Да-да, я все о Боге, о Вечности и о Любви. Я все о Христе, Соединяющем всякого приходящего к Нему во единое Тело Его - Церковь, и о Духе Святом, Который особым образом выражает каждую личность в этом единстве организма. Я и о тихом молчаливом дыхании-аромате произносимых слов, которым нам надо научиться дышать, всей грудью дышать. Поэтому, может, присоединиться и мне с вами в молчании, чтоб, однажды, с этим молчаливым дыханием хоть одно-то слово сказать... о Боге, о Свободе, о Любви и о Христе.
   Знаете, право, буду с вами откровенен. Как на исповеди стану пред вами и в вашем-то присутствии у Бога спрошу: 'Зачем мне это вот общение с вами?' Я вот столько времени провел в догадках и вопросах о вашем присутствии здесь и о вашем молчании ко мне, что сейчас, обратись вы ко мне, я не захочу вашего общения, потому что пустота предстанет предо мной. А все ведь от того, что вы обратитесь-то ко мне, как к тому, которого видите во времени и в пространстве, ко мне ограниченному, к тому маленькому 'я', а не к большому 'Я', что составляет мое вечное начало с потенциалом совершенства. Не к образу Божиему, который во мне и в каждом из нас. Конечно, вы справедливо упрекнете меня в моей высокой требовательности к вам. Но, поверьте, здесь нет ее. Я говорю об обожении, о том, чтобы слово в нашем общении было искрой начала стремящегося в вечность луча, о том, чтобы оно, слово, было импульсом движения жизни. Право, не знаю, как вам еще растолковать.
   Нам необходимо понять одно. Общение не бывает между людьми, которые обращаются друг к другу, как к таковым. Между ними всегда что-то, что составляет посредничество. Вариация этого посредничества составляет качество общения, поэтому идентичность или тождественность того, что составляет посредничество, и того, что составляет человека как 'Я', есть точки соприкосновения в общении людей друг с другом. Это не мое открытие. Этим открытием давно люди манипулируют друг другом многие века, и не всегда это плохо, но и не всегда и хорошо. Но я говорю о другом. Я возвращаюсь вновь и вновь к божественной Любви, Которая я хочу, чтоб стала нашим посредником. Я вновь возвращаюсь к Богу, потому что в Нем присуща вся высота Человека. Он близок абсолютно к каждому из нас и, прикоснувшись к Своему образу, что в каждом из нас, Он вызовет такие же высокие качества. Вот почему я говорю о том, чтобы мы имели в посредничестве нашего общения Бога. Жизнь в Боге, борьба с низостью своего падшего естества, борьба со средой существования, унижения, обиды, сострадания обязательно откликнутся и станут тождественны внутри неравнодушных и осознающих себя и окружающее людей. Но вся эта жизнь, вся эта борьба внутри себя, все эти внутренние страдания - это все дело глубокого нашего молчания. Поэтому я вновь с вами соглашусь, что молчание есть суть нашего общения.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"