2

8. Штаб

Штаб нашей части 11593 находился далеко от нашей казармы в другом конце площадки и стоял в окружении молодых чахлых тополей, посаженных для прохлады обитающих там офицеров. Снаружи штаб выглядел как обычная фанерная наша солдатская казарма, у которой вход был ровно посередине длинной его части, а не с боков, как у солдат. В принципе, эвакуироваться из штаба можно было за полминуты из любого его помещения, только выбей стекло стулом, например, да и сигай на улицу. Это, конечно, в случае пожара, например. В случае же взрыва какой-нибудь бомбы, например, атомной, то прыгай-непрыгай, а считай, что уже отпрыгался. Карточный домик, вот что такое был штаб в/ч 11593.

Основным моим рабочим инструментом в этом штабе был простой, не виданный мною никогда (если только в кино про революцию) телефонный аппарат с ручкой, которую в кино крутят и орут: "Барышня, а барышня, дайте Смольный!" Только никакой барышни, конечно, тут не было, а был всегда один только коммутатор "Восход". То есть, процедура всегда была только одна: "Восход, дай Берег!". В ответ тоже всегда один и тот же вопрос:

- "А кто в штабе?" -

Если я на вопрос не отвечал, то на том конце провода понимали, что этот самый "кто" стоит у меня за плечом. Если же за мной не было никого, то описывалась обстановка и в штабе, и за штабом, и возле штаба, потому что то, что происходило в штабе, всегда интересовало весь гарнизон, а как же иначе? Штаб - это мозг Армии! Отсюда исходят все распоряжения и приказы. То есть, грубо говоря, здесь пёрнули, а все остальные должны, и при этом, конечно, обязательно будут нюхать! Вот так вот!

А чем дальше продолжалась служба, тем чаще меня посылали в наряд дежурным по штабу. А что? Я как-то даже уже и привык к этому. Иногда так привыкал, что прям и уходить уже не хотелось. Шутка. Днём обычно время уходило в основном на писанину. Все телефонные звонки надо было записывать в журнал телефонограмм, и потом начальство эти самые телефонограммы себе и читало. Прямо зачитывалось ими, ну как романами, ей Богу! В основном, содержание было абсолютно неинформативное. Все запрашивали какие-то учётные данные. То об использовании пожарного инвентаря в несвойственных ему (инвентарю) целях, то о количестве комсомольцев и беспартийных в нестроевых частях (а какие ещё могут быть части у нас в стройбате?) То, о соблюдении офицерским составом формы одежды!? И только изредка приходила телефонограмма толковая, такая, например, что старшего лейтенанта Тютькина за невыполнение его ротой производственных показателей наказали штрафом в десять рублей и лишили его часть переходящего вымпела за лучшие трудовые достижения в 1971 году. И подпись.

Подполковник Штырёв. Вот так! Коротко и ясно!

А вот на кой хрен нашему штабу знать, что старший лейтенант Тютькин ли-шился целого червонца, тем более, что я не знаю никакого Тютькина и тем более уж никакого Штырёва, это уж простите, не ко мне вопрос. И кому мне показывать такую вот телефонограмму? Вот сами предположите-ка?! Что, слабо? Ну, у нас в Советской Армии ещё и не то бывало. Зато я был в курсе всех событий, которые происходили в войсках. Все несчастные случаи, например, тут же отражались в приказах и распоряжениях, а как же? Стоит чему-то произойти, как тут же обязательно приказ по части.

Вот Вам пример. Приходит как-то раз телефонограмма с приказом: "Проверить состояние всех рабочих привязных поясов и карабинов!" Чтобы такое это могло значить? А вот что! Это если какой-то солдат-сварщик сорвался с настила и грохнулся на арматурный каркас. Главное дело, всё очень конкретно и своевременно. Тут же назначается ответственный, например, майор Тимченко. Чтобы если чего-то опять произошло, то сразу:

- Та-а-ак! А кто у нас ответственный? А? А-а-а, ну вот же, Тимченко у нас ответственный. Тимченко, ко мне!

- Так в отпуске Тимченко. -

- Ах, он в отпуске? А кто отпустил? -

- Да Вы же и отпустили, товарищ полковник! -

- Ну, да, так у него же по графику отпуск! Всё - идите! -

И на этом - всё. Вот так у нас в стране почти всегда. Главное, вовремя стрелки перевести, а дальше уж как-нибудь.

Вот так и проходили неспешно дни моей службы при штабе. Зато, когда придёшь, бывало после суток дежурства в штабе, в родную казарму, тут же тебе и напомнят: кто ты есть на самом деле. Политзанятия. Главное, что на этих политзанятиях и не поспишь толком. То есть, забудешься немножко, только глаза прикроешь, тут же тебя ставят на место. Или вопрос какой-то дурацкий зададут, на который и ответа-то просто быть не может. Или, например, просто орут и орут.

Прям чувствуешь себя солдатом Чонкиным. Правда, вопросов по поводу половой принадлежности товарища Сталина мы, признаюсь, не задавали. И так всем нашим было давно известно, что товарищ Сталин - чёрт. И копыта у него шестипалые, это тоже давно всем известно, у нас во взводе все только об этом и говорили, особенно перед отбоем. Как бывало, соберутся ребята перед отбоем в курилке, и ну давай, про сталинские копыта байки травить!

Зато, ночью в штабе наступал блаженный покой. Ни звонков, ни вызовов. Тогда сразу после полуночи я брал швабру, ведро и громадную тряпку. Набирал в ведро воды, клал туда тряпку и ставил прямо в коридор. Потом швабра просовывалась в дверные ручки, чтобы при попытке открывания дверей (мало ли кому придёт в голову припереться в штаб ночью), они не открылись, а

только поднимали шум, да к тому же ведро, стоящее посреди прохода падало на бок и вся вода окатывала пришедшего в штаб в такое неурочное время.

Сам же я лез в шкаф, доставал оттуда пару старых бушлатов и бросал их на пол "дежурки". Всё! Спальное ложе готово. Не гася свет, я ложился прямо посреди дежурки головой под стол, чтобы лампа не светила в глаза, и для меня наступало состояние "погружения в нирвану". Пару раз потянувшись, я, прямо лёжа на спине, и засыпал. Со стороны можно было подумать, что солдатика просто "убили". Из-под стола торчали только ноги, обутые в сапоги. Автомат всегда лежал под рукой и ни разу ничего плохого не случилось.

Только один раз как-то я проснулся от того, что мне приснилось, что кто-то давит мне на грудь и не даёт дышать. Я проснулся, но так как звуки были едва слышными, то просто лежал неподвижно и прислушивался. Как будто ничего! Потом слегка приоткрыл глаза и ... на меня смотрели чёрные выпуклые блестящие глаза и громадные шевелящиеся усы. Спросонья я никак не мог сообразить, кто это на меня вылупился и чего ему от меня нужно. Страха не было. Когда с тобой постоянно автомат, ты как-то перестаёшь кого-то бояться. Сознание работало как-то немного заторможенно, то есть, как бы я ещё был наполовину во сне. И вдруг, до меня дошло - это ж крыса!!! Эта любопытная тварь увидела спящего солдатика и залезла прямо к нему на грудь и принюхивалась, видимо оценивая, с какой его части можно начинать свой ужин? А я спросонья всё никак не мог понять, что это за диво такое на меня смотрит?

Я как вскочил на ноги, и отряхиваться сразу, а эта крыса как рванёт от меня с таким топотом по всему штабу. Их были там прямо полчища целые видать. Как-то они от меня всё время прятались раньше, а потом видать потихоньку попривыкли и так обнаглели, что прямо на меня и залезли. Хорошо ещё за нос не успели укусить. А то бы без носа вернулся со службы в Москву, представляете?