В то лето я решил подработать в школе, прикреплённой к нашему колледжу. Школа эта находилась на окраине Москвы и занимала старое деревянное здание в два этажа, будто чудом уцелевшее на фоне бесконечных перестроек и генпланов.
Наша работа состояла прежде всего в очистке школы от мусора, который копился, казалось, с самого её основания. Особенно в накоплении преуспел чердак - похоже, туда просто тащили и бросали всё, приходившее в негодность. В результате на чердаке образовался целый, говоря научным языком, культурный слой, который мог бы здорово обогатить иной музей истории нашего Отечества. Тома сочинений Ленина и Сталина, портреты и бюстики всяческих советских вождей, учебники и брошюры, фотографии, новогодние открытки и билеты МММ - всё это валялось тут и там среди досок и коробок. Немало этих артефактов тогда перекочевало ко мне домой, благо командовавший нами старый завхоз Михалыч не имел ничего против.
В дальнем углу чердака фанерные стенки ограждали нечто вроде маленькой комнатки, а в ней стояли металлические шкафы. Особого удивления они среди всего прочего не вызывали, хотя, как теперь я понимаю, смотрелись эти громады несообразно на верхнем ярусе ветхой деревянной постройки.
Уже не помню, зачем потребовалось оттащить один из них от стены. Когда кое-как нам удалось это сделать, остальные ребята пошли вниз умыться, а я присел отдохнуть.
В моей памяти хорошо отпечатался тот момент. С улицы доносились крики стрижей, в солнечных лучах плавали золотящиеся пылинки. Я отёр пот со лба и увидел на стене, за отодвинутым шкафом, выключатель - старый, советский, этакий пластиковый рычажок. Провод от него шёл наверх и пропадал за досками.
Я встал, подошёл к выключателю и нажал его - чисто из вялого любопытства. Кажется, мне даже не пришло в голову, что странно загораживать рабочий прибор громоздкой мебелью.
В первый момент я ощутил нечто вроде внутреннего толчка - знаете, так бывает, когда едешь на машине и дорога резко уходит вниз. И тут же что-то случилось с пространством вокруг. На фоне захламлённого чердака проступило, как голограмма, совсем другое помещение - просторная чистая комната с красивой мебелью. Передо мной оказалось широкое окно, в нём виднелись колышущиеся ветви садовых деревьев. Я оглянулся и увидел старичка в странной одежде, стоящего у стола с книгами. Он, видимо, почувствовал взгляд, распрямился и быстро двинулся в мою сторону.
- Ты что творишь? Тебе сказано было трогать? Сказано было?! - Михалыч с криком кинулся ко мне, и я видел, как он бежит прямо сквозь фантом. Тот, другой старик что-то произнёс, взмахнул зажатой в руке книгой, и я необыкновенно чётко увидел блеск золотых букв на обложке. Но тут Михалыч нажал на рычаг выключателя - и видение исчезло.
Всё произошло очень быстро, я был не напуган, но крайне растерян. Тут вернулись мои товарищи, и Михалыч торопливо заговорил о предстоящей работе. Шкаф мы поставили на место, и в тот день завхоз отпустил нас раньше обычного. Назавтра, поднявшись на чердак, я увидел, что перед шкафами стоят старые парты, а на них навалены доски.
Вскоре нас отправили убирать другие этажи, а чердачную дверь заперли. Конечно, меня стало жечь любопытство. Наверно, я даже осмелился бы спросить о случившемся у Михалыча, вот только он теперь старательно меня избегал. Я начал прислушиваться к разговорам и перед самым концом работы узнал от охранника, что не так давно кто-то из учеников пропадал на несколько дней, нашёлся внутри школы, но после этого стал "странным".
Кроме этого слуха, мне не удалось узнать ничего, что могло быть связано с фантомом. Уже потом я несколько раз подходил к школе, но внутрь охрана меня не пропускала. Однажды осенью неподалёку я встретил Михалыча; заметив меня, он ускорил шаг и быстро скрылся в дверях. В интернете я отыскал глухие сведения, что раньше на том месте располагался какой-то секретный объект, но и о нём точно ничего не было известно.
Через год старая школа сгорела. Я пришёл на пепелище. Перекрытия рухнули, и те самые шкафы с чердака валялись на земле среди обугленных досок. Я смотрел на небо через торчащие стропила, прислушивался, как и прошлым летом, к крикам стрижей. Ждал ли я нового видения или просто хотел найти хоть что-то, могущее объяснить загадку, какой-нибудь артефакт, следы экспериментов? Уже не могу сказать точно. Во всяком случае, ничего необычного увидеть мне не удалось.
Шли годы. Руины школы снесли, на их месте появился новый жилой дом. Я почти уверился, что мой таинственный опыт был то ли сном, то ли галлюцинацией, мороком, сплетённым из возбуждённого воображения, физической усталости и летней жары.
Как-то раз, тёмным ноябрьским вечером, я разбирал свои книги, в том числе и те, что принёс домой со школьного чердака. Развязав стопку томов собрания сочинений Герберта Уэллса, я увидел между ними ученическую тетрадь и, влекомый постоянным своим любопытством, начал её листать. В начале шли обычные записи уроков, но в середине они резко обрывались. Почерк оставался тот же, вот только речь в новых записях шла совсем не о школьных предметах. В длинных конспектах содержались рассуждения о пространстве и времени, каких-то волнах, переходах и вихрях, тексты перемежались формулами и рисунками приборов.
Я гуманитарий, но было нетрудно понять, что эти записи имеют разве что слабое отношение к физике или химии. Я вбил в поисковик несколько терминов из тетради и, конечно, в интернете подобных слов не нашлось. Поверить, что всё это просто чья-то игра, я не мог - слишком большим, сложным и по-своему упорядоченным был массив информации. Несомненно, тетрадь была связана с моим видением; я припомнил события и решил, что она принадлежала пропавшему ученику, о котором я слышал.
Читая записи, я пытался представить того школьника, который их сделал. Видимо, он тоже нажал на выключатель, но, в отличие от моего случая, никто не разорвал переход. Этот паренёк, восьмиклассник, общался с людьми оттуда, быть может, и со стариком, которого я увидел, и писал под диктовку. Первые записи выглядели аккуратными, затем стали небрежными, а рядом с ними появились пометки красными чернилами - учитель из другого мира правил работу.
Но что было дальше? Почему тетрадь осталась на чердаке? Я мог только догадываться. Говорили, что школьник стал "странным". Может быть, он хотел с кем-то поделиться случившимся, но вскоре понял, что знания из иного мира здесь никому не понятны и не нужны; возможно, искал какие-то подсказки в фантастике Уэллса и в конечном счёте зашвырнул всё на чердак, схоронив тайну там же, где он с ней соприкоснулся. Или на чердаке были ещё какие-то подсказки, следы, которые вели в запредельное? Этого уже не узнать.
Была, конечно, возможность найти этого парня или его одноклассников через соцсети, встретиться с ним, показать тетрадь. Некоторые записи в ней уверяли, что переход между пространствами - дело совершенно простое, которое можно совершить даже у себя дома, надо только знать несколько принципов. Тут же неизвестный мне автор утверждал, что общение - путь к преодолению зла, и однажды все миры увидят друг друга поверх заборов...
Судя по записям в тетради, люди (или кто они там такие) из того мира торопились передать нам что-то, знания, рядом с которыми, быть может, вся наша наука - как простая арифметика. Зачем? Они хотели изменить наш мир к лучшему - но может ли он принять этот дар? Я перелистывал страницы, и формулы с них превращались в моём воображении то в чудовищные машины и орудия, способные уничтожить человечество, то в фантастические снадобья, дарующие вечную молодость.
В одном романе Уэллс рассказывал о человеке, научившимся делать золото. Он решил уничтожить своё открытие, чтобы не развращать людей лёгкой наживой. А я предал огню найденную тетрадь. Смотря, как в пламени чернели и сворачивались исписанные листы, я вспоминал свет того июльского дня, когда на пыльном чердаке мне довелось заглянуть за границу привычного мира. Наверное, когда-нибудь я решу, что и эта тетрадка была сном, а не явью. Вот только плохо передаваемое ощущение, как будто смотришь в бездну, так и осталось где-то внутри меня. Как и лёгкий нервный тик, который я испытываю всегда, дотрагиваясь до выключателей.