Плеть безжалостно свистит и рассекает кожу - ужасно больно, хочется кричать, но кляп не даёт этого сделать. Тело, подвешенное на крюку, содрогается, словно свиная туша у мясника. Надетый на голову вонючий кожаный мешок не даёт видеть, остаётся лишь по звукам догадываться о происходящем вокруг. Волхвы давят на разум, точно тиски, сжимающие голову - вот - вот она, не выдержав, лопнет. Как же тяжело!
--
Спрысни его горилкой.
Словно жидким огнём окатили спину - тело само, словно живёт независимой жизнью, точно раненый зверь задёргалось, пытаясь освободиться, сбежать от боли. Но в колодках и с гирей на ногах разве сбежишь? Даже в транс полноценно не уйти - не дают.
Ведун много что может, но для того в пыточной и дежурят волхвы, что бы я ничего не сумел. Впрочем, кое что, еще можно сделать, что бы облегчить страдания: выйти разумом во вне тела, взглянуть на себя со стороны - наблюдателем и оставаться снаружи, пока каты терзают беззащитное тело - это тоже не мало. Но и не много - всё что могу.
--
Отвечай, вражье семя, кто подговорил супраць кнэся злоумышлять? - и уже кому-то еще в комнате - ну что там, волхв?
--
Хочет что бы мешок с головы сняли и кляп вытащили - произнёс глубокий звучный голос.
--
Ага, а венец кнэский на голову возложить ему заодно не надо? - хриплый смешок сухо щелкнула плеть и дёрнулось тело, закачалось на крюку - мыслью отвечай погань.
--
Невинный, оклеветали - мыслит - после паузы, вздохнув, волхв продолжил - виновный он: укрывательство мыслей от волхва - мыслеходца, уже есть деяние вину подтверждающее. Казните за измену и дело с концом - молю не мучайте более - всё зря - ничего иного не скажет.
"Что, не по нутру тебе в допросной выпытывать? Не по нраву в одной шкуре с катованым быть, его боль как свою ощущать?"
--
А я и не брался еще за него по-настоящему. Ты, главное, ворожить ему не давай, да в, этот, как его там - трянс уходить, а там он всё расскажет. Пазуры драть начну, небось как птаха запоёт.
А затем, после паузы, видать обдумывал посетившую его мысль, кат с подозрением в голосе произнёс:
--
а чего это ты не даёшь дознание весть, повесить советуешь? Уж, не в сговоре ли вы и ты так концы в воду упрятать хошь?
--
Что ты мелешь? Да разве ж доверил мне кнэс в дознании участвовать, если б сомневался в моей верности?
--
То-то и оно, что тот змей жалит сильней, что на груди пригрет - смотри у меня - я кат в третьем поколении, за кыламер измену чую.
Снова моё тело начала хлестать плеть.
"Может вы и связали меня, лишили возможности говорить и видеть, но не сломали еще и разума не лишили. Всё что остаётся это думать, крепко думать"
--
солью его - а затем чуть позже - да за ноги держите олухи, что б не раскачивался так сильно.
"Адски больно! Шкуру что ли содрали? Еще чуть-чуть потерпеть, чтоб поверили и клянусь, если всё пройдёт как надо, вам мало не покажется, сучьи потрохи... Вы не верите друг другу, но вынуждены доверять? Использую это против вас, ублюдочные отродья... Прячь, прячь свои мысли глубже - волхв - Ясноглазый? - не дремлет. Копается в голове, словно в сумке своей. Мы подсунем ему то, что надо..."
--
Ну что, ворожей клятый, с кем в сговоре был?
--
Сам - мыслит - никто не подговаривал. Мстил за сестру, что кнэс згвалтавал - говорит волхв.
Шелестит перо писаря, записывающее каждое слово.
--
Во! Начало есть - довольный голос ката. Так и видится, как довольная ухмылка рассекает щербатый рот - но чую, брешешь: не мог сам действовать.
--
Сам был - мыслит - сухой голос волхва.
"А ведь это Ясноглазый, а никто иной..."
--
может глаза выпалить ему? - пауза, словно кат ждёт какой-то реакции, а затем - на дыбу его.
--
По уложению о дознании, никак не можно сейчас использовать средства телесно калечащие - сухо проговорил волхв.
--
Слушай, ты, коровья колючка, кто здесь ведёт дознание? Твоё дело мысли читать, а не учить меня ремеслу.
--
Буду ходатайствовать перед церковным советом о рассмотрении нарушений в дознании.
--
Не, ну точно соумышленники! Закончу с ним - за тебя возьмусь. Ладно, хрен с тобой пока, пёсья морда. Никита, тащи клещи. Да не те - ногти рвать.
--
Как ты смеешь так разговаривать с духовным лицом - от возмущения волхв перешел на свистящий фальцет.
--
Это ты то духовное лицо? Да тебя бы давно уже сана лишили бы, каб не кнэс. Да и то, он боронит только потому, что ты ложишься под него - гнусный смешок ката перешел в испуганный взвизг. А затем раздался топот ног, звук свалки и шлепки тумаков.
--
Врёшь, не таких видывали! - звук оплеух - Ах ты волшок - сучок! На меня калдувать удумал? Я тебе дам! - ярится кат.
--
Может хватит Вакула? Забьешь ить яго. Потом кнэсю отчет давать - подал голос помощник ката.
Еще звуки ударов, что бы показать, что увещевания на него не действуют, однако чувствуется, что кат бьёт уже лишь для проформы.
--
Окати водой яго - зло процедил кат - еще - не жалей
Плеск воды, звук пощечин - видно крепко приложили волхва, раз в себя прийти не может.
--
Еще раз удумаешь ворожить на меня - башку оторву, а кнэсю скажу, что так и было. Уразумел?
--
Уразумел - слабым голосом ответил волхв.
Я даже не надеялся что ментальные щиты пропадут: помимо Ясноглазого еще трое волхвов за стеной держали щиты. Однако, с потерей сознания Ясноглазого, тиски, сжавшие разум, чуть разжались: в стене ментальных щитов появились, нет, не бреши - всего лишь трещины. И всё что смог сделать это "вбить клинья" в эти трещины, уцепиться за них, а затем не дать вновь сжаться тискам до прежнего состояния. Но это пока. Так капля точит, или нежный росток ломает каменные плиты. Тень надежды это все, что есть у меня сейчас - не выжить, так хотя бы отомстить, обратить мучителей друг против друга.
Скольжу над теменью боли - где-то там мучается моё тело: один за другим вырывают ногти клещами. Очень больно, отголоски боли доходят даже сюда. Это не полноценный транс, но уже что-то близкое к нему - большего не сделать даже с полученным послаблением. Мог бы даже, на манер упырей - агхори, боль обратить в силу - когда-то видел, как они это делают, но прирост силы заметят волхвы, и кто тогда знает, как на это отреагирую мои мучители?
Нет, пока могу только думать - это единственное моё оружие. Причем мыслеходца Ясноглазого можно несильно опасаться - это неумеха только и может, что на ощупь шариться по верхним слоям мыслей. Сильно сомневаюсь, что он знает, как увеличить скорость восприятия или управлять мыслями.
--
Да что же это такое! - сквозь пуховое одеяло тьмы, едва пробиваясь сквозь звон, доноситься приглушенный женский голос.
--
Не смей умирать! Если ты умрешь, я тебя шею сверну!
"Забавно. Похоже, я умираю. Всё-таки тело не выдержало нагрузки, как глупо - все усилия были напрасны"
Тьма слегка прояснилась, немного отступила, разделившись на мрачные угловатые громадины, различающиеся лишь плотностью, среди них блеклыми мазками в темноте проступили штрихи силуэта тянущего под руки абрис другого тела.
Тьма вновь стала тьмой и, мягко накатив, словно волной закрутила, мягко убаюкивая. Из темноты вновь проступили яркие образы и ожили, затянув в свою реальность и там растворив в переживаниях.
--
Ну что там магысь?
--
Кричит. Дюже больно ему.
--
Это и сам знаю. Думает что?
--
Ничего не думает - больно ему.
--
Э-э, так он откинется скоро. Никита, лёд с ледника тащи.
Недостаток ускоренного сознания в том, что кажется, что время замедляется, а чувства становятся более насыщенными. Минуты боли растянулись на годы и эта боль не притуплялась, напротив, казалось, что она всё усиливается и усиливается, так что с трудом удаётся отстраниться от неё.
"А волхв то с нежным нутром - даже отголосков чужой боли не может терпеть, к тому же слаб и неопытен. Зато в доверии у кнэся. Почем он здесь? Почему не присутственных волхв, а фаворит кнэся? Почему человек, помогавший ему, всячески намекал на связь с братом кнэся? Ведь нет же иных свидетельств того, кроме его намёков. Почему его схватили, а не убили? Почему его вообще схватили? В чем ошибся, где оступился? Охрана явно была готова к нападению... Дурень - тебе на границе бы сидеть, да нежить крошить, а не лезть в кнэские интриги - что, отомстил за Лесю?
Кнэсь получил венец не за умения, а по праву первородства. Беспутный, глупый, жадный - такого боярам хорошо иметь. Народ ропщет - задавил податями, бесчинствует - нет на него ни суда, ни управы. Однако ж младший брат любим посполтыми, но не кнэскага складу: книжный человек, ласков да добр. Всё больше соборы да ремесленные цеха строит, переписчиков нанял, диковины скупает... С чего ему на место брата метить? Да ведь власть штука такая... От желания обладать ею многие звереют.
Волхв - мыслеходец. А ведь тот сподручник принуждён был, качественно так, не вдруг заметишь, не сразу поймёшь... Всё я готов".
--
Н что, злочинец? Будешь говорить? - орёт кат, наверняка брызжа слюной, но это не мешает ему ловко подцепить клещами новый ноготь.
Ему даже не понадобился ответ волхва толмача - так яростно закивал головой.
--
Скажет. Во всём сознается, только умоляет не мучить больше - тянет из себя волхв слова, точно зуб больной.
Знаю, чувствую - кат косится на Ясноглазого, но молчит.
--
Отож. У меня все бают - недаром же кат в третьем колене, яще дидку мой, таких як энтот, злоумышленников дознавал. И уже явно ко мне - Кто подговорил тебя, видун? Кто глава заговора? Кто еще в сговоре?
--
Кнэся Ольгерда требует - ему каяться хочет. Мол, заговор глубоко проник, не уверен, что его сказки до кнэся верно донесём. А тот, может, и помилует его душу.
Пауза.
"Купятся или нет?" Сердце предательски ёкнуло.
Но вскоре кат больно пинает под рёбра:
--
Слышь, суччи потрах, если ты набрехал и только зазря кнэся кликну, то такое дознание тебе устрою, что всё что было тебе мамчиной лаской скажется - и уже в сторону - Ей! Кто там поближе? Пошлите за кнэсем Ольгердом.
Заскрипел ворот, зазвенела цепь - меня вновь на крюке вздёрнули к потолку и повесили гирю на ноги в двое тяжелей против прежней. Тело натянулось как струна - еще чуть-чуть и начнут рваться жилы, расходиться суставы. Кажется, я был близок к полной потери сознания: мой мир сжался до крохотной коморки, которую еще не смогли раздавить тиски воли волхвов. Но затем рядом появилась мощная аура силы, тело окатили ледяной водой и раздался новый голос:
--
так это и есть тать? - лёгкая хрипотца в голосе наводила на мысль о разгульном образе жизни.
"Таки кнэсь пожаловал"
--
А чего с мешком на голове?
--
То накрыли, ворожея клятого, бо мае велькую силу над розумом - гипнотэзэр, вот. Я подручным: "пяты желязом калёным жгите", а те ему путы распускают - так бы и сбежал подлюка. Но не даром я кат в третьем колене - не таких видывал - вмиг окротил.
"Ага, спасибо скажи волхвам: если б они не всполошились, пекельника рогатого бы ты ланцухом по хребту огрел, а не меня"
--
А ты чего с мордой мятой? В кабаке, что ли, подрался опять?
--
Ясно. Ну, с этим что? Что такого сказать мне хочет?
--
Признание сделать - угодливо пролепетал кат.
--
Ну то пусть делает - я слушаю
--
Мыслит: кляп вынуть надобно, в слух говорить будет. Дескать, в сговоре были и волхвы, а он не знает не есть ли я один из них - короткий смешок - боится мысли буду неверно толмачить - елейным голосом пересказывает мои мысли Ясноглазный, точно преданный пёс к хозяину лащится, только что в зад не лижет. А может и лижет, наедине когда.
--
Ну, то достаньте кляп, послушаю, что баить буде.
--
Кнэсе, ты что же, кормилец, мне не веришь? Да я ради тебе в огонь шагну и бездну ацкую - завизжал волхв - никак не можно ни очей ему отворять, ни кляпа доставать - очарует лиходей, погубит, погубит твою милость.
--
Меня не очарует. Мешок не снимать, кляп вытащи, кто ни будь.
В кнэсе шевельнулась сила, он изготовился - что ж, учитывая кто его пленник, разумная предосторожность.
Подручный ката, с опаской, приподнял мешок и, потянув за завязки, резко выдернул кляп и отскочил в сторону.
--
ну и что за волхвы с тобой в сговоре были? - с ленцой в голосе спросил кнэсь.
"Ну давай... Посмотрим на тебя, позже..."
Во рту было солоно: кляп до крови разодрал дёсна и язык, ныли челюсти, распухший язык с трудом ворочался, но, пожалуй, могло быть и хуже.
--
Я только с одним волхвом встречался, но ты же сам знаешь: где один, там и другие сыщутся. Не секрет, что волхвы давно спят и видят, как правят кнэсями и кнэствами. Тот держался как подручный, делал вид, что не он глава сговора. Может и так. Только волхвы умеют и чужие планы обращать к своей пользе.
--
Имя сказывай - пролаял кнэс.
--
Это волхв к тебе приближенный - Ясноглазый.
"посмотрим, как после этого ты волхвам верить будешь"
--
Оговор! Брешешь стервец! - завизжал волхв
шум потасовки, а затем перед внутренним взором замелькали огни извивающихся потоков силы кнэся.
--
Нож заберите. Вязать и на крюк. Потом разберёмся, пока пусть рядом повисят. Да не бойтесь Ясноглазого - держу его.
--
У, вражья харя - то-то всё дознанию мешал. Я ж чую дело не чисто, не даром кат в третьем колене - измену за кыламер чую.
Силён кнэс. Мне о мощи такой даже не мечтать. Только не его эта силушка - наследная. Не пестовал он свой Дар, не растил его, не собирал по крупицам ни знаний, ни силы. Враз получил всё от старого кнэся как правопреемник. А тот получил от отца своего - так копится сила кнэская не одно поколение уже. Да разве ж в одной мощи дело? К ней и разумение и умение, и мозги шустрые нужны. Вот и получается: силён силою кнэсь, да опытным магысям он не чета.
Словно ураган прошелся по лесу, оставив за собой настоящую просеку: чахлые, кривые деревья были поломаны и повалены, точно по ним валялся пьяный великан; борозда развороченного мха и вывернутой земли уродливым шрамом рассекала опушку леса, являясь явным следом для ищеек, которые, наверняка, будут их разыскивать. Это понимала даже, ошарашенная свалившимся ей на голову приключением, целительница и потому старалась убраться с места падения как можно быстрее и подальше.
Арадель, закусив губу, с трудом, по хлюпающей под ногами и заросшей густым мхом, земле, обхватив под мышками, тянула волоком в густые заросли пребывающего в беспамятстве героя. Обессилив, выпустила его и, оглядевшись по сторонам, неловко обломала несколько веток, брошенные наземь, тут же рядом с бесчувственным телом, а затем, тяжело, с вздохом, опустилась на подстилку, вяло отмахиваясь от полчищ насекомых, так и норовивших сожрать её живьём. Стучало сердце, тряслись натруженные руки и ужасно хотелось пить. А еще целительнице было страшно: она не так представляла себе развитие событий и теперь, находясь с тяжелораненым героем в глухом лесу, среди болот, к тому же, наверняка кишащими змеями, диким зверьём, прочими "мерзкими гадами", совершенно не представляла, что делать дальше.
Аура кнэся вновь налилась злым свечением, по ней судорожно пробежали волны, в одном месте набух сгусток, а затем ярко вспыхнул. На разум обрушился мощнейший удар - какого селянина, таким ударом, кнэсь сделал бы до конца жизни безвольным идиотом. Только ментальные атаки не молодецкий бой на кулаках, да даже и там выигрывает не тот, кто сильнее под дых может дать. Поэтому не удивительно, что весь удар кнэся мимо прошел - только чуть подправил путь его, подобно тому, как опытный вой лёгкой саблей тяжкий меч в сторону уводит. Кнэсь только хмыкнул - видно сам не очень рассчитывал на успех.
"Нет, не быть тебе никогда мыслеходцем: этим искусством враз не овладеешь и помимо упорств талант еще иметь надобно. Впрочем, учитывая давление волхвов на разум, эта атака могла быть успешной".
--
Бай дальше, кто еще соумышленник? Кто глава сего сговора?
--
Все приказы получал через Болеслава, сподвижника и наперсника кнэсича Аскольда.
--
Ты уверен, что Болеслав глава? - настороженным тоном переспросил кнэсь
"чуть больше дрожи в голос добавить, хныкающих ноток... купится кнэсь, уже купился"
--
Болеслав не раз намекал, что действует по воле кнэсича Аскольда. Не ведаю, может и брехал.
--
Дальше. Кто еще участвует? - коротко пролаял, несильно то и удивлённый заговором брата кнэсь
--
В палац пропустил глава кнэской стражи Лексий...
--
Как Лексий? А начальник городской стражи Тимоша? - в голосе кнэся впервые почувствовалось удивление - похоже, события начали развиваться не потому сценарию, что он наметил. А тут еще, оказывается, его сообщники против него тайно сговорились. Вот и думай, что делать, что б они на него свидетельств не дали.
--
Не, Тимоша не винен. Накануне Болеслав сказал, что волхву не удалось подчинить его и потому меня пропустит Лексий. А что бы избежать ему подозрений я его связал и сделал внушение, что он не винен.
"пусть повозятся, пытаясь снять то, чего нет, может, заодно, еще чего интересного выудят из его головы"
Сильно сомневаюсь, что начальник городской стражи был совсем уж невинной, кроткой овечкой, однако Тимоша когда-то командовал гарнизоном на рубеже, так что хоть и сволочь, а всё ж свой - порубежник. Тем более его действительно подставили безвинно. Пусть живёт, растравить волчью стаю, натравить хищников друг на друга, важнее.
Кнэсь призадумался.
"Что, прикидываешь уже кому доверять можешь? Раздумываешь, кто схватит твоего дружка - собутыльника Лексия, вместо того, что бы донести ему на тебя?Ай, зашатался кнэсе, того глядишь и рухнешь.
Думал брата своего сжить, теперь думай, как шкуру свою спасти. Конечно, можешь меня, ката с подручными и дружков своих под нож пустить, сделать вид, что ничего не было. Но долго ли ты протянешь без сотоварищей, подозревая всех в сговарах и с разозлёнными волхвами за спиной? Можешь продолжить как задумал: брата на плаху, дружков покрыть - так веры уже не будет у вас, перегрызётесь же, порежите друг друга. Опять же, свидетели нужны надёжные, чтоб кнэсича обвинить. Меня хорошо бы удавить да под лёд, что б лишнего не сболтнул, но без моих свидетельст не выйдет у тебя ничего. Есть, для тебя еще один путь: чуть план подправить одним махом и кнэсича под топор подвести и от соучастников избавиться. Ох, знаю к чему склоняешься, что обдумываешь. Да только этот путь и есть самый гиблый для тебя.
Ясноглазый и Лексий уже мертвецы - кнэсь не допустит их дознания. Слова остальных уже не будут иметь никакого веса. Ему только и думать, как меня умаслить, чтоб верные слова сказал. Можно и так всех на нож надеть: де владца я здесь - хочу сам казню, хочу сам милую, да только если так сделаешь, тебя следом бояре порешат. Этак что же получается: сегодня ты обидчиков своих, а завтра всех кого захочешь? Нет, должен быть суд."
--
Кнэся, пощади - рыдая умоляю кровопийцу
"интересно, как он будет вести себя на моём месте?"
--
Так ведь ссильничал сестру твою. Ты даже убить меня хотел - жестко отвечает кнэс - не до того ему, только и мыслей как и шею спасти и со всеми угрозами разобраться.
--
Дурной был. Что там бабе сделается? А ты честь оказал дуре, сама виновата, что не поняла того. Пощади кнэс - всё для тебя сделаю.
--
Если всё это расскажешь на суде, посмотрим - бросил кнэсь, как милостыней одарил.
Пару раз прошелся, тяжело ступая, затем видно принял какое-то решение:
--
Вакула, могу тебе доверять?
--
Самую жись, кнэсе - кат, гордый от доверия, наверняка сейчас расплывается в улыбке.
--
Если замешан Лексий, то страже веры нет. Беги, позови ко мне воеводу и под любым предлогом замани в острог и замкни начальника кнэской стражи. Да, и с воеводой, заодно, начальника городовой стражи кликни - уже явно ко всем присутствующим - а вы голуби, рты на замок и забыли всё что видели и слышали. Кто чего вякнет - вмиг свинца через лейку в глотку залью. Волхвам, ни под каким видом сюда не заходить, с наружи стражу нести. А теперь все вон.
"Вам бы сейчас на коней и, куда глаза глядят, прочь из кнэства. Недолго жить всем дознавателям. Единственно кнэсича Аскольда жаль: похоже, он единственный, кто пострадает безвинно. Да даже если и переживёт суд кнэский и таки сам станет кнэсем - сожрут его бояри да иные кнэси. Это если, в том котле, что заварю, вообще кто живой останется. Кнэс на кнэсича, бояре на волхвов - те уже всем поперек горла; волхвы же поднимут селян на бояр..."
Видно кнэс о том же думал, тяжкими шагами меряя прознаточную палату. Вот подошел к Ясноглазому и, вытащив кляп, отбросил его в сторону - слышно как стукнула деревяшка о каменный пол.
--
Ну что, Ясноглаз? Что скажешь?
--
Ольгердушка, что ты? Токмо тебе и верен был всегда - опамятуйся - запричитал волхв.
--
Сговаривался с Аскольдом супроть меня? - голос кнэся холоден и безжалостен.
--
Что-ты? Я и на особицу с ним не был никогда!
--
Намедни конюх видел тебя с ним и Лексием.
--
Верно обознался конюх - не могло того быть - занервничал волхв.
--
Метресса Аскольда, Инка, купленна мною и уже год как наушничает, о каждом шаге братца доклад делает. Она не раз видела тебя с ним.
--
Да дура - баба, верно Аскольд перекупил её, или сама розум потеряла и присохла по кнэсичу - должно быть кнэсинкой стать марыць. Только хотят они тебя слуги верного лишить.
--
А скажи, волхвам какая выгода с наших дел? Ведь ты им всё рассказал?
--
Помилуй! Они б удавили меня тот час же - чтоб не позорил церковь святую.
--
А дознанию почто мешал?
--
То боль его невтерпеть было - от испуга Ясноглазый, еще немного, точно ягнёнок блеять начнёт.
--
Складно брешешь. Только сам пойми, нет веры всё одно - что так, что так. Что свой умысел у тебя в деле был, то давно понял. Не понять только было, что ты задумал - голос кнэся неумолим.
--
Ольгердушка, милый! Невинен я! То ведун клятый рассорить нас решил! Не губи, одумайся - вернее пса служить буду! - взмолился волхв.
Глухой стук тумака и сдавленный вскрик.
--
Боль, баешь, невтерпеть было? - в бешенстве кнэс заорал - посмотрим, курва, что запоёшь, когда тебя на дыбе рвать станут!
--
То нешта на брата у пана рука подымется? - говорю не пряча издёвки.
Это раньше-то кнэсь был в гневе? Я ошибался.
--
что ты мелешь, пёс? - истошно заверещал кнэс.
Тут же на моё тело обрушился град тяжелых ударов. Захрустели суставы выворачиваемые подвешенными гирями. Мой крик прервался лишь после того, как, не выдержав боли, мозг отключился - для посторонних, утратив сознание, тело безвольно обмякло.
Какая-то часть меня по-прежнему скользила над болью, глядя на бессознательное тело извне. Я не шаман, мне никогда не удавался их трюк с полным выходом духа из вещественной оболочки, но частичное отстранение имело свои преимущества. Разумеется, любой волхв, удерживающий щиты, не купился бы на вид бесчувственного ведуна, но кнэсь поверил: удары прекратились.