Аннотация: Грязь. Старая Лимгара и вещи, ставшие чужими. Истоки сна.
Бесконечная осень держит город в своих холодных, беззубых объятьях. Сопливо-серое, точно помои, небо грузно навалилось на тяжелые крыши одноэтажных домов. Жители уныло плетутся по грязи, не выбирая дороги, потому что в этом нет смысла - ноги все равно будут по колено в вязкой хлюпающей жиже. С самого утра, не прекращая, моросит мелкий противный дождь, но по всей улице не видно ни одного зонта - здесь не боятся сырости. Через огромную лужу перекинут деревянный настил, он хлипко прогибается под тяжестью ног, грозя окунуть в ледяную воду по самые колени.
Я перехожу этот импровизированный мост и оказываюсь на том берегу лужи. Зябко поднимаю плечи, стараясь хоть как-то спрятать открытую шею от ветра, кутаюсь в тонкую кофту. Обувь уже насквозь промокла, тяжелые комья налипшей к подошвам грязи, как колодки, тянут ноги и мешают идти. Чувствую, как по голым икрам стекают холодные брызги. Это Нолирэ посоветовала закатать штанины, чтобы не мочить и не пачкать лишний раз. Очаг в доме затопят только к вечеру, и это значит, что сушить одежду до того времени будет негде.
Путь неблизкий - на другой конец города - но я мужественно вышагиваю по грязи, уже наплевав и на обувь, и на окоченевшие ноги. Я иду к Лимгаре, у которой снимала комнату тогда, когда моя память еще была у меня. Тогда, в другой жизни, другая я. Лимгара меня, конечно, узнает, а я ее - нет. Знает ли она что-то про меня? Познакомит ли меня с самой собой, с той, что знает она и не знаю я? Мне неуютно думать об этом, голова начинает кружиться, особенно когда мое отражение заглядывает в меня из очередной лужи вместе с тяжелым призрачным небом. Кажется, шагни - и провалишься в пропасть, по ту сторону, в другое измерение. Там меня встретит мое отражение в белом похоронном платье и с парафиновыми руками, заберет остатки моего цвета и уйдет в этот реальный мир.
Реальный ли? Я поежилась...
Приду к Лимгаре и скажу: здравствуйте, я - Лирана. А она покачает головой, возражая, и назовет мое настоящее имя. Если знает его. А может, ничего не скажет. Просто кивнет, даже не заметив, что я уже не та, что договаривалась с ней о съеме комнаты.
Я думаю о том, как войду в собственную комнату, как буду перебирать вещи, когда-то мои, а теперь будто чужие, как те стулья и фонари на чердаке - безличные, никому не принадлежащие и немые. Может быть, я вела дневник? Описывала события, людей, места; изливала душу, делилась страхами. И, конечно, не рассказывала в нем сама себе, кто я и откуда, как вернуть память и цвет, и почему я потеряла мужа. Наверное, о таком не пишут в дневниках. Я не могу быть уверена, потому что не представляю, о чем таком можно там писать. Или просто не помню.
Дом Лимгары на самой окраине, почти на отшибе. Нет никакого забора, под покосившимся козырьком веранды завывает ветер, старые ступени натужено скрипят, когда я поднимаюсь по ним к двери. Стучу огромным дверным кольцом, звук гулко разносится по всему дому и тут же теряется где-то в его недрах, однако, никто не открывает. Прождав около пяти минут и не решившись постучаться во второй раз, я толкаю дверь и осторожно заглядываю в дом. Тягучий полумрак заполняет внутренности жилища, есть ли там кто-то - не разобрать. Я раскрываю дверь шире и захожу.
Пока глаза пытаются привыкнуть к полумраку, я различаю звук спокойного дыхания и едва слышное мерное поскрипывание; в затхлом, спертом воздухе ноздри улавливают легкий запах деревянной гнили.
Я нахожусь в гостиной. Здесь все так же, как и у СаДжёри, покрыто толстым покрывалом ветхости и забвения; букет засохших цветов, потемневшие от времени картины на стенах, выцветшие в серый обои. У давно потухшего очага в кресле-качалке сонно покачивается старая женщина.
- А, это ты, Лирана, - говорит она так, словно я пять минут назад вышла покурить. И снова поворачивается к холодному камину, задумчиво глядя на почерневшую от сажи решетку.
Она назвала меня Лирана. Но ведь это имя дано мне, чтобы заменить предыдущее, утерянное, забытое мной! Возможно, до Лимгары уже дошли слухи о моем рождении заново и она считает правильным теперь называть меня по-новому. Значит ли это, что она знает мое прежнее имя? Или я даже это умудрилась скрыть ото всех? Может ли быть так, что Лирана - и есть мое истинное имя?
- Я забыла, где моя комната, - говорю я невпопад, крепко сжав в ладони заветный маленький ключик. Я нашла его в кармане брюк, уже после того, как нашла себя безымянной и безызвестной на скамье в сквере. До этого момента ключ был моей надеждой и единственной связью с прошлым; маленький и аккуратный, он позволял мне верить, что где-то есть мой мир, отличный от этого, зажатого и раздавленного массой гигантских вещей.
- По коридору третья дверь налево, - отвечает Лимгара, нисколько не удивившись моей потере памяти. Знает или не знает? Или, прожив долгую жизнь, потеряла способность удивляться чему-либо? Впрочем, кто тут чему удивляется... Я так и не решилась задать свои вопросы.
Я иду по коридору, сворачиваю к нужной двери. Некоторое время в нерешительности стою перед ней, замерев, потом вздыхаю и разжимаю кулак. Ключик слабо поблескивает на ладони. Ввожу его в замочную скважину, пытаюсь повернуть - но замок не поддается. Неужели ключ не отсюда?! В отчаянии дергаю ключ, надеясь, что он наконец найдет нужное положение и замок отомкнется, но дверь открывается сама, оказавшись попросту незапертой.
Заглядываю в комнату. Незастеленная постель, маленькое мутное окошко, наполовину занавешенная шторой, в кресле у стены небольшой рюкзак. Осторожно, бесшумно вхожу. Почему дверь была незаперта? Кто-то был здесь до меня этой и после меня той, или в мои привычки тогда, за границей памяти, не входило закрывать двери на ключ?
Не знаю, с чего начать... Со спинки кресла слоями свисает одежда, в углу комком валяется грязное белье. Я планировала забрать свои вещи, но теперь мне не хочется даже касаться их - они кажутся чужими, принадлежащими совершенно постороннему человеку. Я сдергиваю рюкзак с кресла, оглядываю смятую постель и, так и не решившись сесть, устраиваюсь на подоконнике, с неприязнью осознавая, что боюсь почувствовать собственный запах в ворохе простыней. Запах прежней жизни, которой жило мое тело, но не я.
Глубоко вздохнув, начинаю потрошить рюкзак. В боковом кармане нахожу средних размеров складной нож с превосходно заточенным лезвием, пару коробков спичек и круглую вещь, назначение которой мне неизвестно. В другом кармане - маленькая фляжка из-под воды. Длинный, аккуратно свернутый кожаный ремень, коробка с дюжиной порошков, расфасованных по маленьким пакетам, банка дурно пахнущей мази и большой полупрозрачный, как кусок льда, камень в плотном чехле - вот все, что удалось мне извлечь из рюкзака. Никаких дневников или писем, никаких изображений, ничего особенного, кроме камня. Зачем мне нужен был этот камень? Я осматриваю его со всех сторон и замечаю тонкий шероховатый спил на одной из граней. Либо им затачивался тот складной нож, либо добывался огонь.
Я сижу на подоконнике, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Вместо мыслей в голове тягучий кисель; чувство опустошения плещется в желудке, липко обволакивает сердце.
О чем это все? Ни одного платья - я путешествовала. Нож, спички, вода - все самое необходимое. Что ж, я была безрассудной и безбашенной, раз отправилась одна и налегке в чужой город. Почему-то сейчас я себя такой не чувствую; может, это потеря цвета лишила меня прежних качеств?..
Ничего из этих вещей мне не нужно. Они не помнят меня, а я не помню их. Того, на что я надеялась - узнавание, воспоминание - не случилось. Я не узнала в них себя и не узнала от них о себе. Это чужие вещи, принадлежащие незнакомому мне человеку. Я беру только нож. Почему-то мне кажется, что нож может стать моим и сейчас, когда я чужая сама себе. Он приятно оттягивает карман, внушая чувство уверенности.
За окном стоит бродяга и смотрит на меня. Неприятное чувство заставило меня обернуться, и теперь мне еще больше не по себе. На нем надето несколько слоев старой, грязной одежды, полы рваного пальто тяжело свисают от налипшей грязи, замусоленная шапочка надвинута по самые глаза, шарф намотан до носа. Выглядит жалко, впрочем, во всем этом ему, пожалуй, даже теплее, чем мне. Да и ботинки еще совсем хорошие. Его лицо кажется мне знакомым, и мы судорожно вглядываемся друг в друга по разные стороны от мутного оконного стекла. Почему он так смотрит? Он знает меня? Или просто рассчитывает выпросить что-нибудь? Я бегло осматриваю комнату, понимая, что мне нечего ему дать. Женские брюки, постельное белье, спички, моток кожаной веревки - что из этого желал бы иметь бродяга? Когда я снова поворачиваюсь к окну, его уже нет.
На обратной дороге домой, сжимая брусок складного ножа в кармане, я вспоминаю, где видела лицо бродяги. Во сне. Тот самый мужчина, который отдал меня покойнице, а потом ушел с ней. Ни шапка, ни шарф не помешали мне узнать его глаза, только теперь улыбки в них не было: только тупой страх и отчаяние. Что ж, у всего есть свои причины. Раньше - до потери памяти, или после того - я видела его на улицах этого города, чтобы несколько ночей назад увидеть его во сне.