Аннотация: стена тьмы и дом старой Лимгары. Архонтспатиум, память и снег. священник, умирающий мир и дверь, запертая навсегда. цвет, любовь и осколки.
-Ты помнишь меня?
В ответ я слышу лишь стон и тихое бормотание. Дреом медленно оседает на пол, прижимаясь лицом к ледяным плитам пола. Руки, такие горячие, такие сильные когда-то, лежат безвольно. Очевидно, мой муж, как и я тогда, лишился сознания. Больше всего мне сейчас хочется поднять его с пола, обнять, остаться с ним, пытаясь согреть. Но смерть уже близко, а мне нужно еще так много сделать.
Возможно, тьма сожрет меня так же, как и мои пальцы. По крайней мере, я ничего не почувствую. Убьют ли они Дреома? Или положат возле очага, как меня, поняв, что он обесцвечен?
У меня есть нож. Я достаю его, раскладываю и зажимаю в руке. Проскочить бы мимо СаДжёри и ее слуг...
- Откройте, выпустите меня! - кричу я охрипшим голосом, пиная дверь. Дверь не открывают так долго, что я начинаю дрожать от ужаса.
- У него нет моего цвета, - бормочу я, старательно отводя выдающие меня глаза. Кажется, дверь открыл садовник, я неуклюже протерлась мимо него. Он не схватил меня, значит, ничего не заметил. Нужно пройти через кухню, а там СаДжёри. Возможно не одна. Я прижимаю нож к бедру и крадусь на цыпочках.
- Лирана!
СаДжёри возвышается прямо передо мной, как никогда гигантская и тяжелая. Огромные руки спокойно свисают вдоль тела, но если она меня схватит, то вырваться не получится точно...
- У него нет моего цвета, но он сказал, где он. Мне нужно немедленно туда отправиться, - наскоро объясняюсь я, обходя ее и не поднимая глаз. - Я заберу свой цвет и вернусь. За бродягой. Он должен ответить.
СаДжёри делает широкий шаг и оказывается между мной и входной дверью.
- Лирана, посмотри на меня! - приказывает она. И я поднимаю глаза.
В ее лице нет ни капли удивления - впрочем, как всегда, оно не выражает ничего. Она просто стоит между мной и дверью, чтобы не дать мне убежать, чтобы, как Дреома, раздеть меня и сунуть в погреб. Сколько я еще смогу выносить этот холод?
И я бросаюсь к ней, с размаху всаживаю нож в грудь по самую рукоятку, чувствуя, что она даже не покачнулась, и распахиваю дверь. Никто больше не преграждает мне путь, и СаДжёри не зовет на помощь. Оглянувшись на бегу, я вижу, что она стоит на том же месте, смотрит мне вслед, а нож все так же торчит у нее из груди.
Снаружи меня встречают мертвая, глухая тишина и сковывающий по рукам и ногам холод. Пока я была в доме СаДжёри, выпало еще снега - так много, что я ноги тяжело проваливаются в него выше колен. На улице ни души - все тихо и смирно умирают в своих домах, у очагов, пожирающих последние запасы дров. Я торопливо продираюсь сквозь снежные покровы, неуклюже падая и барахтаясь, пальцы мгновенно коченеют. Полоса взбитого снега тянется за мной вдоль улицы, словно шрам. Страшно вновь встретиться со стеной тьмы, страшно потерять в ней себя всю вслед за пальцами, потерять и не почувствовать, но страх погони сильнее. Я постоянно оглядываюсь, и темные глаза окон пристально следят за мной.
Зловещая стена возвышается все так же непоколебимо, ее очертания теряются где-то далеко в унылом, свинцовом небе, расплываясь черным туманом. Но теперь она уже ближе: узкая, заметенная снегом дорожка к дому Лимгары, день назад лишь наполовину поглощенная тьмой, теперь полностью по ту сторону. Жидкий, текущий занавес будто колышется, выползая на главную дорогу, подбираясь к следующему дому. И ко мне.
Сейчас. Я только переведу дух...
Есть ли другой путь, другой выход? Может, просто вернуться за Дреомом и мы убежим из этого сумасшедшего, гибнущего из-за нас города? Но нет, тьма окружила его, и кольцо сужается. Она все равно сожрет нас - днем ранее, днем позднее - так чего же мне бояться? Разве что холода и людей, которые могут убить нас быстрее. С людьми еще можно помериться силой, но с холодом?..
Я делаю последние несколько глубоких вздохов. Лучше не медлить. Слежавшийся снег цепляет за колени, словно пытаясь задержать, но я рвусь упорно и отчаянно. Тьма уже близко. Зажмуриваю глаза так, что сводит виски, и головой вперед ныряю под смертоносный колышущийся занавес.
И ничего. Я - по-прежнему я. Я могу мыслить, и я могу открыть глаза. Вокруг меня сумерки, но мерцание моих глаз слабо освещает мне путь. Опускаю глаза на свои руки - они при мне. И грудь, и живот, и ноги. Все на месте, кроме потерянных пальцев. Их тьма сожрала. Ведь тогда у меня не было цвета...
Тишина здесь еще более глухая, чем по ту сторону. На мгновение мне показалось, что я глубоко под водой - настолько плотным стал напитанный сумерками воздух. Но это не может задержать меня. Из последних сил прорываюсь сквозь снег к призрачным очертаниям дома Лимгары. Пусть только он не съеден тьмой, как мои пальцы! Пусть камень будет на месте!
Старые ступени теперь не издают ни звука. Я осторожно ступаю, опасаясь, как бы они не растаяли прямо под моими ногами. Берусь за ледяное дверное кольцо, но через мгновение убираю руку, раздумав стучать. Лимгара ведь не могла выжить? В любом случае, у меня тут комната, зачем же мне стучать? Черт возьми, да какая разница! Осторожно открываю дверь, и вновь - ни звука. Тьма внутри настолько плотная, что я не вижу ничего дальше метра вокруг себя - ровно настолько хватает моего цвета.
Я медленно продвигаюсь вперед. Здесь все как всегда, только теперь совсем-совсем по-другому. Нет больше затхлого запаха, и вещи теперь не просто ветхие и забытые - они не существуют. Цвет выхватывает низкий журнальный столик с букетом засохших цветов в вазе. Они стоят здесь с первого моего визита, и ни один иссушенный лепесток не изменился. Я осторожно касаюсь округлого бока вазы, но ощущение приходит лишь через какое-то время, тусклое и смазанное. Я несколько раз сжимаю и разжимаю ладонь, но нет - пальцы не онемели, несмотря на холод. Мертвые вещи... Меня передергивает, но я продолжаю осторожно пробираться вглубь дома, к своей комнате.
Лимгара сидит в своем кресле-качалке перед потухшим очагом, спиной ко мне - и я на мгновение замираю от страха. Если кресло сейчас хоть немного качнется, хоть едва слышно скрипнет - я умру от ужаса. Но кресло мертво и безмолвно, как и его хозяйка... Я обхожу их и мой цвет озаряет лицо Лимгары голубым. Глаза закрыты; старческое, испещренное морщинами лицо безмятежно. Я касаюсь ее руки, лежащей на подлокотнике кресла, и сердце мое замирает: что, если она сейчас проснется и кинется на меня? Но ее тело просто рассыпается миллиардом пылинок, тускло искрящихся в свете моих глаз, и только пустое, мертвое кресло остается передо мной.
Ключ от двери, к счастью, не потерялся. Я осторожно вставляю его в замочную скважину и поворачиваю. Ватная тишина сопровождает дрогнувший замок и отворившуюся дверь. Все здесь так, как я оставила тысячи лет назад... Смятая постель, грязная одежда в углу. Теперь я помню, как спала здесь, как стояла у окна и ждала Дреома, и как смотрела на него в образе бродяги, будучи бесцветной... Но с приходом тьмы все это стало чужим более, чем когда-либо.
Рюкзак валяется у окна, так, как я его бросила во время своего прошлого визита сюда. Камень должен быть там. И еще нужно взять аптечку и теплых вещей - Дреому они очень пригодятся. Облегченно вздыхаю, обнаружив, что все осталось на своих местах. Жаль, нет второго ножа... Камень сую в карман брюк, проверяю порошки в аптечке, сгребаю с полок в шкафу несколько вещей мужа, оставленных им здесь так давно, и закидываю рюкзак за спину. Он почти пустой и ничего не весит, но если получится вернуться, то может пригодиться для того, чтобы выбраться из пещер. Тяжело поверить, что нам это удастся...
Ухожу я уже не таясь, уверенно ступая к двери, обходя кресло качалку, диван и журнальный столик, выхватываемые из тьмы моим цветом. Абсолютное беззвучие по-прежнему сопровождает меня.
За дверью меня встречает сумрак, и дорожка, ведущая к центральной улице, видна вполне различимо. На полпути я останавливаюсь. Здесь проходила граница. Здесь я лишилась пальцев. Может, они все еще тут, в снегу?.. Но я вспоминаю, как превратилось в пыль выеденное тело старой Лимгары, и спешу вперед, на ту сторону, за стену тьмы.
Когда я выныриваю, меня встречают яркий белый цвет снега - такой яркий, что приходится зажмуриваться. По колено в снегу стоит священник. Он поднимает голову и смотрит на меня, не моргая, а я на него. Он пришел к стене, чтобы умереть? Или молить своих земляных богов отодвинуть тьму и вернуть все на круги своя? Или за мной?
Нет времени бояться. У меня больше нет ножа, но и время неумолимо кончается. Я рывком бросаясь мимо него, путаясь ногами в снегу. Он хватает меня за запястье, не говоря ни слова. Но он слаб, он, как и все, умирает от холода, и я без труда вырываю руку из его пальцев. Священник, потеряв равновесие, падает в снег и больше не встает. А я рвусь дальше через снег, не оглядываясь.
Усталость возвращается очень быстро, но я не могу позволить себе отдохнуть. У меня получилось пройти сквозь стену, получилось забрать камень и не быть съеденной тьмой. Кажется, что снег тянет за ноги, а морозный воздух наваливается на плечи, чтобы не пропустить меня дальше. Огромная лужа, спрятанная под настом, замерзла, но лед предательски трещит под ногами. Если я провалюсь, то выбраться будет нелегко, но осторожничать нет времени. Везение продолжает сопутствовать мне, я преодолеваю опасное место и отчаянно прорываюсь дальше, повторяя линию-шрам, проложенную часом ранее.
Когда я врываюсь в дом СаДжёри, она по-прежнему стоит с ножом в груди на том самом месте, где я ее оставила. За ее спиной стоят садовник, Силья, Нолирэ и еще какой-то мужчина. Кажется, он был кем-то вроде плотника в доме СаДжёри. И мне не справиться со всеми ими. Что, если просто спрятаться за стеной тьмы и жить здесь после их смерти? Но сначала нужно вернуть Дреому цвет.
- Пропустите меня! - говорю я, и, к моему удивлению, голос звучит хоть и хрипло, но спокойно и уверенно. Они не двигаются с места и не отвечают. Четыре пары глаз неотрывно смотрят на меня. Маленькая рукоятка ножа неестественно торчит из широкой груди СаДжёри.
- Пропустите меня и мы исчезнем. Вместе со снегом и холодом.
И снова лишь тишина и недвижимость в ответ.
- Просто пустите меня к моему мужу. И можете навсегда закрыть нас вместе в вашем подвале.
Эти слова, кажется, будто подействовали на них. Конечно, они узнали Дреома, когда сорвали с его лица шарф и шапку, когда увидели цвет глаз. Они знали, что он мой муж. Что-то мелькает в их глазах, неуловимо меняется в лицах и позах. Боже, лишь бы я не пожалела потом о сказанном. Я шагаю вперед, и СаДжёри со своей свитой расступаются передо мной. Я медленно, но твердо прохожу через кухню, спускаюсь по крутым ступеням, и СаДжёри следует за мной. Позади нее молча ступают ее слуги. Когда я оказываюсь перед тяжелой дверью, крупные руки хозяйки протягиваются к замку, поворачивают ключ и открывают передо мной вход в каменный ледяной мешок, наполненный тьмой. Я шагаю вперед и дверь тут же закрывается за моей спиной.
-Дреом! - зову я и в слабом свечении собственных глаз различаю, как он шевелится в углу. Помнит ли он меня?
Не тратя время на слова, я кидаюсь к нему и прижимаюсь тесно-тесно к его исхудалой, выпирающей ребрами груди. Он не понимает, но все равно обнимает меня. Тогда я поднимаю лицо к его лицу и нахожу глазами его глаза. В них не осталось ни капли сознания, они пустые и равнодушные, и только разгорающийся бирюзовый из моих глаз вызывает слабый отклик на его лице. Чувствуя, как меня трясет все сильнее и слезы градом начинают катиться по щекам, я целую его осторожно и ласково в губы, глажу по щеке и снова упорно заглядываю в глаза.
- Пожалуйста, возьми свой цвет! - шепчу я, или только думаю об этом, но ничего не происходит, и отчаяние наваливается на меня всей своей тяжестью.
Пальцы и губы Дреома холодны, как лед, и глаза все также пусты, но он медленно, но верно начинает трястись вместе со мной всем телом, и руки, обнимая меня, начинают сжимать все сильнее, будто наполняясь силой. Его тело судорожно выгибается под моим, глаза закрываются, но когда он снова открывает их - они фосфорицируют чарующей зеленью, околдовавшей меня давным-давно, когда мы только становились искателями. Он шепчет мое имя, а я все плачу и не могу остановиться.
- У тебя получилось, - говорит он, и в его словах больше утверждения, нежели вопроса. Я отвечаю кивком, и он вытирает мне слезы.
- Я принесла одежду, - выговариваю я сквозь всхлипы, сдираю с плеч рюкзак и достаю его вещи. Он улыбается и одевается так быстро, как только может. Я встаю вслед за ним и мы поддерживаем друг друга: он слаб от холода, а я от слез и обесцвечивания. Обломок Архонтспатиума по-прежнему в кармане, я достаю его и протягиваю мужу. Дреом сжимает мою руку двумя своими и так мы стоим несколько наших последних минут в этом мире.
- Давай, - шепчет Дреом и мы разжимаем пальцы. Последнее, что мы видим - это разлетающиеся осколки камня.