Аннотация: Утреннее видение, пикник и новые знакомства
В ту ночь я так больше и не бегала. Олег сказал, что все равно не сможет теперь заснуть, и мы просидели с ним довольно долго на завалинке, вполголоса обсуждая, что есть одержимость, как она проявляется для самого носителя бесов и для окружающих, как нам распознать ее в ком-то из местных и что лично мне делать с голосом Шамана. Охотник переживал, что это именно его бесы беспокоят меня, но я все больше сомневалась в этом. Мы оба были связаны с Шаманом практически в равной степени, и теперь он являлся - пусть лишь одним только звуком - нам обоим после своей смерти. Олег слышал несколько голосов, будучи одержимым, но я слышала только один. Здесь было что-то другое, не связанное с бесноватостью, и нужно было спросить об этом Пашку на утренней тренировке.
Когда пропели третьи петухи, я отправила уже порядком измотанного ночной беседой Олега спать. В дверях сарая он почти столкнулся со взъерошенным после сна Пашкой. Они посмотрели друг на друга несколько удивленно, но вопросы задавать не стали.
- Ты не ложилась? - догадался Учитель, взглянув на меня. Я отмахнулась, сказав, что спала днем, в лесу, и наскоро, пока он доставал из багажника машины пады для тренировки, пересказала весь разговор с Олегом.
- Это интересная идея - на счет поисков одержимого, - кивнул Пашка. - Не думаю, правда, что Кругу нужны бесноватые, но Камень чувствует здесь что-то, и это может быть результатом каким-то действий, спровоцированных бесами. Пусть Олег ищет, а там посмотрим по ситуации.
- Ты знаешь, как ему можно помочь с его... паразитами?
Пашка с минуту не отвечал, раздумывая.
- Повторная отчитка, выполненная по всем правилам, - хороший вариант. И самый простой. Еще можно заключить бесов в какой-то предмет, но для этого вам придется долго разыскивать колдуна, обученного подобным фокусам. Или просто научиться жить, разделяя собственную личность и постороннюю, и не бояться нести ответственность за свои решения и поступки, как мы все это делаем. Любой может ошибиться, нанести кому-то вред осознанно или нет, и бесы будут совершенно не причем.
Безусловно, он был прав. Только как донести это до Олега? Может, эта поездка для него - шанс осознать, что можно жить и делать что-то, не причиняя никому вреда, оказаться полезным, не выбирая между добром и злом?
- А Шаман?
Мы шли по дорожке между огородов, той самой, на которой занимались вчера, и мне приходилось двигаться задом наперед, чтобы видеть идущего следом Пашку. Трава хлестала по голым ногам, заставляя их покрываться мурашками от ледяной росы, занималась заря, волшебным образом расцвечивая тусклый до того мир свежими, сочными красками, а тишина стояла такая, что казалось, звук наших голосов - единственный во всей Вселенной.
- А Шаман, по всей видимости, снова надул вас, - усмехнулся Пашка. Он тоже был уже весь мокрый от росы, но замерзшим не выглядел. - Заставил поверить, что может быть убит вот так просто, кинжалом в грудь.
- Особенным кинжалом! - возразила я. - Его дала Олегу Ульяна. Так ты думаешь, он выжил?
- Ульяна не обязательно могла хотеть его смерти. Может, просто лишить определенной силы или отвадить от вас, - предположил Пашка и пожал плечами. - Я не встречался с ним и не имел возможности оценить его могущество, может, он действительно умер, просто оставил что-то в ваших головах.
Я выругалась. Оставил что-то в наших головах. По маленькому шаманчику, червяку-паразиту, разъедающему мозги и отравляющему жизнь.
- Не разговаривай с ним, - посоветовал Пашка. - Не корми своим вниманием.
Он подвел меня огромному, покосившемуся от старости дереву. Толстенный, растрескавшийся от времени и дряхлости ствол изгибался, образуя висящую в метре над землей излучину, и лишь затем стремился вверх, мощно и непоколебимо. Я ведь вчера пробегала тут совсем неподалеку, но совсем не приметила этого старика, а Пашка когда-то успел его найти.
- Забирайся, - приказал Учитель и, подавая пример, влез на пологий ствол сам.
- Медитация? - расстроилась я, глядя, как он устраивается поудобнее, скрещивает ноги и закрывает глаза. - Холодно же!
- Давай-давай, - благодушным, но не терпящим возражений голосом поторопил меня Пашка, на секунду приоткрыв один глаз. И я полезла вслед за ним, недовольная, но покорная, и устроилась рядом, приняв подобную позу и зажмурившись.
Сидели мы лицами на восток, и разгорающееся солнце било прямо в глаза, пронизывая веки малиновым. Первые лучи тепло касались лица и голых коленок, сонный еще ветер ласково гладил по волосам, но я никак не могла успокоиться и выкинуть мысли о Шамане из головы. Что, если он жив? Тогда что ему от меня - от нас с Олегом - надо? Я не хочу снова участвовать в его играх! А если все-таки умер? Что такое смерть для демонического отродья, если он и так по сути не живое существо? Может, я убила только его физическую оболочку, и ему нужно в кого-то вселиться? В Олега? В меня? Может, его смерть была очередным розыгрышем, как и начавшиеся теперь разговоры? А что, если Пашка прав, и он живет прямо в моей голове?! Это одержимость или нет?
- Илу, - тихо позвал Учитель, напоминая мне о необходимости сосредоточиться на медитации и избавиться от посторонних мыслей.
Ох, легко сказать... я пыталась полностью погрузиться в малиновый солнечный свет, бьющий через веки, и в едва слышный шепот ветра, и в тяжкое, старческое поскрипывание дерева, на котором мы сидели, но в голове настойчиво шевелилось: Шаман, Шаман.
И я выдохнула, медленно, протяжно, следя за тем, как обрывки слов тонкой струйкой выползают из ноздрей, и их увлекает за собой ветер. Вдох... выдох... Мысли возвращаются, втянутые вместе с воздухом, но не успевают прицепиться к сознанию и снова теряются, уплывают вместе с пустотой из легких.
Вдох... Выдох...
Вдох...
Выдох...
Малиновое солнце светлеет, становится белым, и лучи - такие осязаемые, как нити, как струны, тянутся вверх. Я следую за ними, погружаюсь в них, растворяюсь в белом, сияющем свете, краем сознания знаю, что где-то далеко мое тело чувствует тепло и ветер, и шум травы, и запах лета.
Передо мной - воздух из воздуха, свет из света, белое на белом - возникает Ульяна, пронизанная солнечными струнами, хрусталь и мрамор, я любуюсь ею, но ее розовые, прозрачные глаза обращены не на меня, они смотрят за меня, поверх моей головы. Я поворачиваюсь. Позади меня стоит Шаман. Яркий, контрастный, густо-черный в ослепительно-серебряном сиянии, тяжелый и громадный; змеятся по плечам блестящие антрацитовые косички, раскосые глаза смотрят устало - не на меня, на Ульяну.
- Лжец, - произносит Белая женщина, и голос ее звенит льдом, ненавистью, гневом.
- Думаешь, пленила меня? - он отвечает спокойно, дружелюбно, почти ласково, и я вижу, что на его запястьях поблескивают браслеты наручников. - Ты еще так юна.
Всего эти несколько слов, и в руках Ульяны появляется длинный, узкий меч, скованный будто из ее собственной плоти - такой же призрачно-белый, сияющий серебром и хрусталем. Она поднимает свое оружие, и несколько мгновений я еще вижу их неподвижными, антогонирующими всем своим существом, Белая женщина, сотканная из сияния, в вихре собственного гнева, и Шаман, сложенный из черного камня, спокойный и величественный. Затем женщина наносит удар - стремительный, яростный, - и кажется, будто весь окружающий нас свет, весь существующий мир обрушивается на голову недвижимой фигуры вместе с клинком.
Меня выбрасывает, словно взрывной волной, и я не знаю, что произошло между ними, там, в бездне слепящего сияния; я с неописуемой скоростью несусь спиной вперед, и кажется, мое тело должно разорваться от столкновения, как только я коснусь его.
Я открыла глаза, моргнула, но еще некоторое время не видела ничего, кроме того неземного белого света. Потом краски начали медленно проступать, обрисовывая мир вокруг, необычайно яркие, чистые, и солнце, успевшее проскользнуть уже довольно высоко, осязаемо дотронулось до моего лица и заставило зажмуриться.
Пашка сидел рядом, свесив ноги со ствола и раскачивая ими, и посматривал на меня, ожидая, когда я вернусь. Очевидно, он уже давно вышел из медитации. Увидев, что я открыла глаза, он спрыгнул на землю и протянул мне руку.
- Осторожней, - предупредил он, и я, лишь немного шевельнувшись, поняла, как же сильно онемело все тело. Уцепившись за его ладонь, я мешком плюхнулась вниз, совершенно не чувствуя собственных ног. Пашка заботливо поддержал меня.
- Далеко же ты нынче забралась, - покачал он головой, и я только кивнула. Далеко. И надолго. Если судить по солнцу, не менее двух часов прошло, а для меня они проскользнули, как мгновение.
Я частенько рассказываю Пашке о том, что видела во время медитации, хотя обычно я не вижу ничего. Но если я молчу - Учитель ни о чем не спрашивает. В этот раз мне не захотелось рассказывать. Было что-то постыдное в том, что я увидела Шамана и Ульяну - тех, о ком говорила и думала в последнюю минуту перед уроком, во время которого должна была суметь оторваться от собственных переживаний. Может, это в них я на самом деле провела два часа, вместо того, чтобы оставить свои тело и мысли?
Времени на отработку ударов уже не оставалось, и мы просто отправились обратно - вдоль кромки засаженного какими-то злаками поля, уже сочно-зеленого, особенно свежего от утренней росы, затем по нашей заросшей тропинке, между рядами картошки. Оба молчали.
Уже возле коровника прямо из-за угла навстречу нам явилась Лерка. Она быстрым оценивающим взглядом окинула нас обоих, увидела пады в руках Пашки и оживилась:
- Ах вот чем вы там занимаетесь!
- Ты нас раскусила, - буркнул Пашка, протискиваясь мимо нее. Она послушно отступила, почти прижавшись к обшитой чем-то вроде рубероида стене, но меня пропускать и не думала.
- Покажи, что ты умеешь, - нагло потребовала Лерка, преграждая мне узкую тропинку, а затем довольно сильно толкнула меня и демонстративно сжала кулаки. Я опешила. Девчонка была ниже меня примерно на полголовы и едва ли не вдвое тоньше; светлые волосы вихрами торчали во все стороны и, небрежно зачесанные набок, закрывали один глаз, джинсовый комбинезон а-ля пионерские шорты на лямках и обрезанная футболка открывали остро торчащие нижние ребра и впалый живот. Сегодня она выглядела на двенадцать против обычных пятнадцати. Эта малявка пыталась задирать меня, а я смотрела на ее несуществующий живот и хотела одного - накормить.
- Я не собираюсь с тобой драться, - спокойно ответила я, снова пытаясь обойти ее. Лерка упрямо, словно вкопанная, стояла на месте, занимая собой всю тропинку, Пашка из-за ее спины внимательно следил за нами.
- А придется, - зло пискнула девчонка и вдруг резко и довольно жестко ударила меня в скулу - неплохой удар получился для такого маленького кулачка. Я отшатнулась, и Лерка сделала уверенный шаг вперед, снова метя мне в лицо, но в этот раз не попала. Чуть отклонившись, я нырнула под ее руку и, заступив в тыл, аккуратно толкнула опорную ногу, стоявшую на самом краю тропинки. Нога тут же поехала, Лерка стала терять равновесие, а я проскочила за ее спину.
- Струсила?! - возмущенно воскликнула Лерка, повернувшись и обнаружив, что перед ней Пашка, а я спряталась за ним. - Иди сюда!
- Успокойся, - сурово велел ей Учитель, и она как-то сразу сникла, опустив руки. - Не в этот раз.
- Лохушка! Может, вернешься и подставишь правую щеку?! - донеслось из-за коровника, когда мы уже свернули за угол. Я потерла скулу - вообще-то, я как раз по правой и огребла... девчонка левша? Стойка-то правосторонняя... Стоит запомнить.
- Пожалела ее? - усмехнулся Пашка.
- Мелковата она для меня, - пожала я плечами, совершенно уверенная, что Лерка слышит наш разговор. На самом деле, я боялась, что могу разозлиться и перекинуться, казалось, что белобрысая сучка того и добивается, не понимая, чем это для нее может обернуться. Впрочем, в этот раз я не почувствовала совершенно ни капли ярости - подозрительно. Пашка, может, и думает, что я научилась держать зверя в узде, но меня это пугало - я просто не ощущала его, и ни о каком контроле не могло быть и речи. Хорошо, что только вчера я охотилась Зверем, иначе уже начала бы переживать, по-прежнему ли он во мне.
До вечера делать было решительно нечего, и я решила выспаться перед намечающейся ночной гулянкой. Лерка так и не убрала мою раскладушку обратно в чулан - чего еще от нее можно было ожидать? Впрочем, если утром в этой комнатушке еще можно было находиться, то к обеду, когда солнце начнет обжаривать металлическую крышу, внутри, вероятно, можно будет яйца варить, просто положив их на пол. И еще там со мной опять заговорит Шаман, если, конечно, между ним и чуланом и правда есть какая-то связь. И я отправилась на сеновал.
В огороженном деревянными рейками закутке охапками лежало сухое, уже слежавшееся прошлогоднее сено - его оставалось совсем немного. Коровы теперь целый день паслись на поросших свежей, сочной молодой травой пастбищах, а заготовки с первого покоса еще сушились, наверное, под летним жарким солнцем.
Окон здесь не было, и солнечные лучи выхватывали лишь маленький квадрат пола у входа, падая через открытую дверь, остальное же пространство наполнял полумрак. Под потолком громко жужжали мухи, воздух, прогретый и оттого еще более ароматный, действовал как снотворное. Я тихонько прикрыла за собой дверь, оборвав поток солнечного света, и, попутно привыкая глазами к темноте, пробралась внутрь. Тихо посапывал в углу Олег, как и я, не успевший выспаться за ночь. Я пристроилась в другой угол и тут же заснула.
Проснулась я уже ближе к вечеру. Не успела протереть глаза и выползти, зевая, из деверей амбара, как на меня налетела Лерка.
- Где тебя черти носят? - кипятилась она. - Ты вообще мобильником пользоваться умеешь?
- Умею, - робко ответила я, спросонья не понимая, куда она клонит. Мне даже показалось на секунду, что она сейчас снова полезет драться.
- Тогда хрен ли ты не отвечаешь? Через десять минут выезжаем, а я тебя ищу бегаю!
- Я на сеновале спала, - я пожала плечами. - Ехали бы без меня, я догнала бы.
- Да что ты! - Лерка в издевательском удивлении всплеснула руками. - По дорожке из крошек?
- Чего? - растерялась я и тут же прикусила язык. Гензель и Гретель раскидывали крошки, чтобы не заблудиться в лесу и вернуться домой. Лучше не открывать рот до тех пор, пока до конца не проснулась. Лерка не знает, что я оборотень, и мало мне было выдать себя, примчавшись позавчера раньше остальных, опередив автомобиль пешком, так еще и сейчас едва не призналась, что легко найду компанию пьянствующих в лесу подростков по запаху.
Приняв мое молчание за покорное признание собственной вины, Лерка еще раз зыркнула на меня своими зелеными, в этот раз ярко подведенными глазами из-под косой, уложенной набок челки, и, фыркая как кошка, деловитой походкой направилась к нашему чуланчику. На ней были рваные джинсы, и сквозь махровые прорехи выглядывала светлая кожа.
- Тебя комары не съедят? - насмешливо бросила я вслед белобрысой.
- А тебя? - огрызнулась она через плечо.
Я со вчерашнего дня была в шортах. Конечно, так меня съедят в первую очередь. Я дождалась, когда она сделает свои дела в нашем чуланчике и выйдет, не решаясь лишний раз рисковать и переодеваться при ней.
- Быстро! - шикнула Лерка на меня и сделала страшные глаза.
За калиткой, возле машины уже собралась маленькая толпа, когда я вышла из чуланчика, не по погоде наряженная в джинсы, и с любимым рюкзаком за плечами. Среди незнакомых ребят, косо поглядывающих, но держащихся отстраненно, я заметила Ольгу с ее лучшей подругой Ксюхой. Рядом стоял Михаил, видимо, хотел убедиться, что все идет по плану и его дочь будет под моим надежным присмотром. Он приветственно кивнул мне и отошел в сторонку, облокотившись о забор и стараясь не мешать молодежи общаться.
- Что-то не очень-то большая компания, - заметила я. Вокруг машины толпилось человек десять, включая меня, и все они, очевидно, планировали набиться в салон.
- Да здесь не все! - ответила мне Ксюха, у которой из-за спины торчал гриф гитары, и махнула рукой вдоль по улице. - У братьев своя тоже машина, часть с ними поедет.
Тут появилась Лерка, с боевым раскрасом и начесом на затылке, в косухе, рваных джинсах и пирсингом в носу - надо же, до этого она сережку ни разу не одевала. Человек расфуфырился, чтобы в лес пойти. Выглядела она очень стильно и в этот раз даже немного старше, чем на пятнадцать. Убедившись, что все взгляды прикованы к ней, она взметнула вверх правую руку с зажатым в пальцах ключом от машины и залихватски взвизгнула, как дочь какого-нибудь индейского вождя. Ребята вокруг одобрительно ухнули и загудели.
- По коням! - скомандовала Лерка, распространяя вокруг себя заразную энергичность и безудержное веселье, и первая прыгнула на водительское сидение.
Набивались мы как селедки в бочку. На переднее пассажирское усадили сразу двоих девчонок, а на заднем сидении вообще втиснулись в два ряда. Один упитанный мальчик в очках скромно стоял рядом, наблюдая, как мы трамбуем друг друга, и я уж думала, что он поедет в багажнике, но он вывел спрятанный за кустом велосипед, и я ему даже позавидовала.
- Смотри, не гони! - напутствовал Михаил, заглядывая через водительское окошко. Веселье передалось и ему, глаза так и горели.
- Да куда тут гнать по такой дороге! - со смехом успокоила его Лерка и крикнула, обращаясь к нам: - Ну что, все готовы?
- Дааа, - загалдели мы, и наш вихрастый водитель крутанул ключ. Машина заворчала мягко и утробно, и Лерка плавно тронулась.
В этот раз она вела на удивление аккуратно, старательно объезжая все ямы и кочки, видимо, жалея нас, вжатых друг в друга.
Выбрав участок дороги поровнее и пошире, Лерка развернула машину, и за окном еще раз проплыло веселое и немного озабоченное лицо Михаила. Дом братьев был дальше по улице, видимо, они ждали нас там, хотя я рассчитывала, что мы встретимся на выезде из деревни. Наш дом был с краю, но съезд на дорогу к лесу, оказывается, был на другом конце улицы. Лерка уже все успела разузнать.
Хотя обзор мне изрядно загораживала сидевшая на моих коленях девчонка, дом зачинщиков веселья было видно издалека. Возле ворот стояла машина, и вокруг нее толпились веселые, галдящие подростки. Высокий парень, открыв багажник, что-то складывал внутрь, рядом терпеливо стоял другой, натужено удерживая крупную коробку в руках. Первый, очевидно, был одним из братьев: по жестам было видно, как он дает распоряжения всем вокруг, как проверяет, что все на месте и ничего не забыли. Когда он захлопнул дверь багажника и повернулся в нашу сторону, стало видно, что один правый глаз его закрыт черной круглой повязкой на ленте, наискосок пересекающей лицо. Один в один, как у пирата с картинки из детской книжки. Вот почему Корсар.
Он махнул рукой Лерке в приветственном жесте и улыбнулся, впрочем, не слишком-то дружелюбно, скупо скривив лишь половину рта; затем отдал неслышный нам приказ, и толпа его пассажиров послушно и торопливо принялась погружаться в салон высокой, похожей на гигантского зверя машины. Что ж, похоже, ямы и кочки не будут препятствием.
В отличие от Лерки, Корсар занял свое водительское место, лишь убедившись, что все устроились, двери плотно захлопнуты и никто не вывалится. С серьезным и деловым видом он обошел машину кругом, удовлетворенно кивнув, подал знак нам, что все идет по плану, и легко запрыгнул на сидение. Зажглись и погасли стоп-сигналы, заурчал мотор, блестящий черным лаком зверь плавно тронулся с места и, вальяжно переваливаясь на кочках, двинулся вперед, указывая дорогу.
Я не могла дождаться, когда мы доедем. За пределами деревни дорога не стала ничуть ровнее, но Корсар заметно прибавил скорости, и Лерка не отставала. Мы прыгали на ухабах, как на американских горках, все дружно галдели и громко ржали, девчонка на моих коленях отсидела мне все, что можно, и все моим мысли были только об одном: почему мне нельзя было бежать Зверем? Я все больше завидовала прилично отставшему от нас мальчику на велосипеде: может, он и доберется до леса немного позже, зато с каким комфортом!
Лес после такой поездки показался раем. Высокие стройные сосны, покачивающие верхушками глубоко в прозрачной синеве неба, пьяняще-терпкий воздух, сотни дразнящих запахов. Мне пришлось мысленно напомнить себе, что я здесь не для охоты, и сурово одернуть собственные разбушевавшиеся инстинкты. Время погулять еще будет - ночью, когда все будут спать вповалку, пьяные от алкоголя и кислорода, с набитыми жареным мясом животами.
Машины бросили на обочине проселочной дороги, все вещи погрузили на спины. Корсар, заняв место неоспоримого лидера, уверенно повел перекликающуюся компанию вглубь леса, на примеченную им удобную для пикника поляну. Поклажи было много, но слишком долго идти не пришлось. Место действительно было отличное и, по всей видимости, уже обжитое: возле чернеющей прогалины кострища удобно лежали два довольно толстых бревна, на которых могла бы рассесться вся наша компания, и заботливо собранный кем-то с прошлого раза хворост. И ни грамма мусора. Я начала уважать Корсара.
Последующие пару часов все дружно занимались обустройством. Ребята возились с костром и собирали сухое дерево на растопку, девочки, расположившись кружком вокруг расстеленной на траве клеенки, на коленках резали овощи и прочую закуску. Кто-то открыл одну из коробок, и в ней, само собой, обнаружилось пиво. Жестяные банки мигом разошлись по рукам. Я оглянулась на Ольгу - она осторожно тянула напиток маленькими глотками. Я помнила наветы ее отца, но вмешиваться не стала: несправедливо портить девочке отдых жестким контролем, тем более при друзьях. Главное, не упустить тот момент, когда ей пора будет остановиться. Корсар, как самый старший, тоже не возражал против алкоголя, но строго предупредил всех, что ни одной банки не должно остаться на земле к завтрашнему утру.
Я присоединилась к сборщикам дров, предпочтя одинокую прогулку по лесу девчоночьим сплетням возле импровизированного стола. Хотя, конечно, какое тут одиночество - повсюду шныряли ребята, хохоча и перекликаясь между собой, вскоре повеяло дымом, и этот запах заметно смазал и бодрящий сосновый аромат, и волнующие, соблазняющие на охоту следы обитателей леса. Когда я вернулась к костру с очередной охапкой собранных сухих коряг, огонь уже вовсю полыхал в специально выкопанной лунке. Корсар придирчиво выбирал деревяшки из сваленного в кучу хвороста, орудовал тут же топором на краю бревна и аккуратно совал в костер. Я свалила добычу в общую кучу.
Возле Ольги уже отирался какой-то молодец - тот самый, который помогал с коробками Корсару. Невысокий, но крепко сложенный парень лет семнадцати со светлыми слегка вьющимися волосами, довольно длинными для мужчины и оттого постоянно падающими на лицо. Он отбрасывал их жестом сердцееда и сладко улыбался, а Оля весело смеялась каждой его шутке. Когда он очередной раз запустил руку в свои кудри, она вдруг сняла резинку с собственных рыжих волос и повязала ему на самую макушку. Парень покорно позволил устроить ему на голове пальмочку, смущенно и довольно улыбался, глядя как Оля заливается смехом, затем нацепил солнечные очки и принялся петь "чунга-чангу", чем развеселил и всех остальных.
Вроде бы он и вправду был очень милым мальчиком, и все же я улучила минутку и оттащила его в сторону на пару слов.
- Тебя как зовут?
- Леха, - он выглядел удивленным, но все же бойко протянул ладонь. Я пожала ее и назвалась Олей. Услышав имя, он улыбнулся.
- Я вижу, тебе нравится та девочка, - кивнула я на крутившуюся возле клеенки с яствами Ольги. - Обидишь ее - будешь иметь дело со мной.
Я ожидала, что Леха начнет выпендриваться и задираться, и потребует объяснить, кто я такая, чтобы указывать ему, что делать, но он разулыбался еще шире, схватил меня за плечи и с жаром выпалил:
- Да я сам кого хочешь порву за нее!
Я немного растаяла, но, все-таки не слишком доверяя его подогретому алкоголем рыцарству, добавила:
- Отец отпустил ее под мою ответственность. Не хочу портить ей отдых контролем. А твоя опека была бы ей приятна.
Я почувствовала себя старой училкой-ханжой с очками на носу, но Леха понимающе кивал и улыбался. Каково же быть отцом и постоянно пытаться держать равновесие между дружеским доверием и родительской подозрительностью!
- И напиваться ей не давай, - инструктировала я молодого ухажера. - Иначе ее никогда и никуда не выпустят.
- Слушай, - Леха отступил на шаг, сделал серьезное лицо и прижал руку к сердцу. - Я тебе обещаю, со мной - как за каменной стеной!
Пришлось ему поверить. Хорошо, если он и вести себя будет так, как обещает. Ржаные кудри, голубые глаза, широкие плечи и обольстительная улыбка - ну просто мальчик из бойбэнда, из тех, кого поклонницы встречают визгами и счастливыми обмороками. Оля, как и любая другая девочка ее возраста, не сможет не влюбиться в этого слащавого красавца. Добавлю ему пару шрамов на мордашку для мужественности, если мои слова он всерьез не воспримет.