Аннотация: Илу сопровождает Олега в местную церковь, чтобы хоть как-то помочь ему с одержимостью
Проснулась я с криками утренних петухов, проспав в лучшем случае всего пару часов. Взглянула на соседнюю кровать - Олег все еще крепко спал. Что ж, похоже, остаток ночи прошел спокойно, а демоны временно оставили свои попытки захватить власть и подставить Охотника.
Я потихоньку встала, на цыпочках подошла к спящему и аккуратно, стараясь не разбудить, распутала веревку. На запястьях остались темные следы. Я заботливо уложила костлявые и тощие, как плети, но тяжелые руки Олега ему на грудь, надеясь, что к моменту пробуждения они уже вернут чувствительность. Остроносое, со впалыми щеками лицо во сне казалось таким необычайно умиротворенным, что я не смогла представить его искаженным безумием, или яростью, или похотью. Тогда, возле Камня, он был злым - да, решительным - да, и храбрым, и ненавидящим, но не кровожадным. И он был собой, и он мыслил и действовал как человек, а не какое-то потустороннее зловредное существо.
Сматывая веревку и разглядывая Охотника, такого спокойного и беззащитного, я подумала, что все равно по-прежнему не верю до конца в его одержимость. Верующие люди так часто не могут простить сами себе своих слабостей, что готовы списать их на строящих козни бесов. Он сказал, что Лерка будит его демонов - может, он банально хочет секса? И, не желая признаваться в срасти к женщине, так далекой от христианских идеалов, сам себя убеждает, что виной всему рвущиеся на свободу бесы. Конечно, отличное прикрытие, но пытаться убить себя, только чтобы сохранить свое целомудрие, - перебор.
Может, он и не пытался? Что ж он тогда задумал, тайком, крадучись, под покровом ночи слиняв из дому с кинжалом за пазухой? При этом предупредив меня, что уедет только на следующий день. Зачем он вообще сообщил мне об этом, заведомо понимая, что я попытаюсь его остановить? И если бы наоборот, он хотел, чтобы я его остановила, то зачем ушел ночью? Либо я что-то упускала, либо его действия действительно не поддавались логике. Что, если он вовсе и не убивать себя ушел? Что, если убивать, но не себя? Почему я набросилась на Олега в переулке, вместо того, чтобы проследить, куда он направляется? Или уже не он?
Я спрятала кинжал в свой рюкзак, закинула его за плечо и вышла, на всякий случай заперев дверь снаружи. Пока Охотник спит, я понадежнее спрячу это орудие расправы над дьявольскими отродиями. Конечно, решись он в конце концов на самоубийство, кинжал - не единственное оружие, но мне почему-то казалось, что все дело в нем. Олег, как добрый христианин, мог пойти на такой грех только затем, чтобы убить демона в себе. Вроде бы, без кинжала это невозможно, значит, какое-то время я могу быть спокойна.
Загадочное оружие я спрятала в лесу, в укромном, совершенно незаметном с земли дупле, тщательно запомнив все приметы и убедившись, что без труда найду это место при необходимости. Безумно хотелось поохотиться, особенно когда я перекинулась, и запахи так сладко и едко полезли в нос; но я не позволила себе соблазниться и помчалась обратно.
Пашка снова собирался к Колодцу, чтобы заняться там своими невообразимыми исследованиями. Я застала его уже влезающим на велосипед. Увидев меня, он удивленно вскинул брови.
- Я думал, ты еще спишь. Как прошло свидание?
- Никак, Паш. Херовая из меня Мата Хари.
Он фыркнул и засмеялся.
- Ладно тебе, не все сразу. Следующее то будет?
Кажется, я начала краснеть - поняла это по изумленному взгляду Пашки.
- Не будет, - отрезала я, смущенно глядя исподлобья.
Видимо, он все понял, потому что не стал больше задавать вопросов, а я, немного рассерженная и смущенная его хихиканьем, не стала ничего рассказывать ни про крупицы выуженной из Корсара информации, ни про ночные догонялки с Олегом. Так что Пашка сел на свой велосипед и уехал, а я, глядя ему вслед, решила, что завтра он обязательно возьмет меня с собой.
Хмурая серость раннего рассвета наконец-то перетекла в румяное утро. Соседи, зевая, выползали на крылечки покурить перед дополуденным выходом на огороды. Откуда-то доносилось коровье мычание, кудахтанье, "цып-цып-цып". Я уселась на крыльце каморки с книжкой, чутко прислушиваясь к звукам внутри. Хозяйка прошла мимо меня на скотный двор, чтобы покормить птицу и поросят, мы поздоровались. Вот она удивится, если увидит Олега, выходящего утром из дверей моей комнатушки. Решит, что я слишком серьезно отнеслась к ее словам о необходимой Охотнику поддержке. Черт знает что подумает. Особенно пошло это выглядит в свете того, что Олег по легенде мой дядя. Дядя, который заглянул на ночь к любимой племяннице. Попахивает инцестом.
Я тряхнула головой, прогоняя идиотские мысли. Дверь закрыта снаружи, а я уж точно услышу любое движение внутри раньше, чем кто-либо другой.
Движение началось только пару часов спустя. Олег глубоко, протяжно вздохнул и открыл глаза - я практически увидела это. Тут же закрыла книгу, встала и, оглянувшись, отперла дверь. Охотник при моем появлении сел на кровати и осмотрелся немного ошалело. Я подумала, что он просто не сразу вспомнил, как оказался в нашей с Леркой каморке, но первым его вопросом было:
- Ты развязала меня?
- Ага. Ты просто спал и никакие демоны из тебя не лезли. В любом случае, я сторожила.
Он потер лицо, окончательно просыпаясь, затем сполз с кровати и отправился умываться. Мы позавтракали вместе с Зинаидой Ивановной, внимательно поглядывающей на нервничавшего Олега. Может, она ждала, что он снова предложит помощь с огородом, но тот даже глаз на нее не поднял. Припомнив вчерашнее обещание, я обратилась к смачно жующей оладьи хозяйке:
- Зинаида Иванна, а в деревне церковь есть?
- Церковь? - она, приподняв брови, посмотрела на меня. - Нее. Хотят построить, но все никак. Елизавета Семеновна давно бьется, уж и подписи собирала, и писала в управу, и чиновникам звонила. Обещают.
- Она верующая, эта Елизавета Семеновна? Может, она знает, где поблизости церкви есть?
- Церковь то в Причалово есть, за восемь километров, - за Елизавету Семеновну ответила хозяйка и, скосив глаза на Олега, уточнила: - Сходить чтоль хотите?
- Ага.
Наверное, она еще больше уверилась в мысли, что Олег алкоголик или наркоман, но выведывать ничего не стала. Довольно тактично с ее стороны.
Мы расспросили, как добраться до этого Причалово, и отправились в путь сразу после завтрака. Пешком, так как Лерка до сих пор так и не вернулась из города, а единственный велосипед зафрахтовал Пашка. Впрочем, лично мне восьмикилометровая прогулка была в удовольствие: проселочная дорога вела лугами, полями, вдоль кромки леса, затем по берегу реки. Лишь небольшой отрезок пути пришлось пройти по обочине шоссе, поминутно оглядываясь на летящие со свистом машины.
Олег всю дорогу молчал, а я, в свою очередь, тоже никак не решалась спросить, куда же он отправился вчера ночью с заколдованным кинжалом за пазухой. И почему соврал мне, предупредив, что собирается уезжать утром.
На исходе второго часа пути, мы, взобравшись по тропинке вверх на довольно крутую горку, увидали перед собой Причалово. Деревня, очевидно, более населенная, чем Агаповка, уютно устроилась в долине, словно на блюдце, спрятавшись за кольцом холмов. Отсюда, с возвышенности, как на ладони были видны дома, одни ярко выкрашенные краской, другие совсем древние, уныло-серые развалюхи, третьи - новые, кирпичные коттеджи. Несколько улиц были заасфальтированы и отсюда казались прямыми и ровными, как стрелы; вдоль одной неприглядными бетонными коробами высились пятиэтажки хрущевских времен. С востока на север, разделяя деревню на два неравных куска, расстилалась широкой атласной лентой река, и на высоком берегу, сияя золотым куполом и тонким ажурным крестом, стояла наша церковь. Подуставший было Олег глубоко вздохнул всей грудью и явно приободрился.
Мы спустились с холма, перешли реку по старому, но крепкому каменному мосту и свернули в сторону церкви.
Храм, кажется, был довольно старым, возможно, еще с досоветских времен, но о нем, по всей видимости, заботились: чистые, без щербин стены были выкрашены в белый, а купол и крест на макушке выглядели совсем новыми. Небольшая такая, аккуратная башенка прямо таки парила над землей.
До ворот оставалось несколько шагов, когда Олег начал тяжело дышать. Я покосилась на него: весь напрягся, ссутулился больше обычного, руки сжались в кулаки. Он незаметно начал сбавлять шаг, пока вовсе не остановился в пяти метрах от входа в церковь. Я молча взяла его под локоть и почти подтащила ближе, он, спотыкаясь и путаясь в собственных ногах, подчинился.
Возле самого входа стояла лавка, я заботливо усадила скукожившегося Охотника и села рядом. Его ощутимо потряхивало. Прошло минут сорок, прежде чем он немного успокоился и пришел в себя.
- Хочешь, я заведу тебя внутрь? - спросила я тихо. Он покачал головой, затем, откинувшись спиной к теплой от солнца стене, закрыл глаза и замер. Я сидела рядом тихо, как мышка, боясь лишний раз пошевелиться, но не выпуская его локоть. Наверное, прошло часа полтора, прежде чем он открыл глаза и пошевелился.
- Ты как? - шепотом поинтересовалась я.
- Они... притихли, - слабо улыбнувшись, ответил Олег.
Мы посидели еще полчаса, а потом я поняла, что не выдержу больше ни минуты. Задница будто вросла в скамейку и стала такой же деревянной. Я встала, потянулась, размяла затекший позвоночник и потребовала:
- Давай руку. Пошли.
Мне пришлось его практически волоком тащить. Ноги совсем перестали слушаться, Олег едва переставлял их, навалившись всем весом на меня, вцепился в мое плечо и повторял:
- Я не могу. Я не могу.
Мы все-таки вошли внутрь. Там он рухнул на колени прямо на пороге и сжался в костлявый, жалко трясущийся комок, уткнувшись лбом в пол. Я с трудом смогла оттащить его с прохода в угол, села на пол рядом с ним, неловко обняла, не представляя, как еще помочь и успокоить. Под моей ладонью по спине Олега мышцы ходили буграми, словно неведомые гигантские паразиты под кожей; он хрипло дышал, как от сильной боли, то скребя пальцами пол, то хватаясь за всклокоченные виски. Было по-настоящему страшно, я уже пожалела, что втащила его сюда, но разогнуть и поставить на ноги, чтобы вывести обратно, не хватало сил.
Прибежал местный священник.
- Что с вами? Ему плохо? - испуганно пролепетал он, склонившись над нами. - Я позвоню в скорую!
- Нет, пожалуйста, не надо, - ухватилась я за его руку. - Это... другое.
Он понял и испугался еще больше. Вырвал руку, отступил на несколько шагов, крестясь.
- Ну что же вы?! - зарычала я. - Помогите же ему! Ведь вас этому учат!
И тут же вспомнила, что нет, не учат, что на обряд, изгоняющий бесов, нужно специальное разрешение, и специальный чин, и, наверное, специальные молитвы и, может, какой-то особенный крест... Но священник от моего окрика встрепенулся, кинулся прочь, тут же вернулся с какой-то чашкой и принялся поливать Олега водой, разбрызгивая ее огромной кистью и что-то тихо приговаривая.
Это помогло. Олег притих, спина его заметно расслабилась. Через несколько минут мне удалось приподнять его, и поспешивший на помощь священник помог мне вывести совсем обессилевшего Охотника на улицу и усадить на лавку.
- Зачем вы его сюда притащили? - накинулся на меня церковный служитель. При солнечном свете я разглядела, что он совсем еще молодой, с темной аккуратной бородкой и ярко-голубыми глазами. - Вы что, не понимаете, как это опасно?
- Опасно? - взвилась я. - Я думала, церковь страждущим не отказывает! Он на себя руки чуть не наложил! Куда еще мне было его тащить?!
- Опасно - для него! Для вас! Для прихожан! - не сдавался священник, надвигаясь на меня и искря своими голубыми глазами. - Я - отчитывать не умею, и чина соответствующего у меня нет. А если б он умер от приступа - было бы лучше?!
Я отступила под его грозным натиском, сдалась, замолчала. Перед глазами возник трясущийся на полу Олег, и я подумала, что он и правда был недалек от смерти. Зачем мне приспичило втаскивать его внутрь? Ведь все было отлично, пока мы сидели на лавке - он даже улыбался...
- Вам бы нужно в Воробьинский монастырь съездить, это Подмосковье, - немного смягчившись, предложил священник. - Там есть старец прозорливый, даст Бог, он вам поможет.
Я кивнула.
- А вы на службу приходите. Это ничего, что не он сам, а вы помолитесь за него, ему от этого тоже легче будет.
Мы постояли возле дверей, пока Олег приходил в себя, священник, стараясь не глядеть на яркий олегов фонарь, попытался расспросить меня, как давно это происходит и как еще пытались с этим бороться, я вкратце рассказала то немногое, что знала сама. В конце концов, он принес нам бутылку освященной воды и клочок бумаги с номером телефона.
- Позвоните мне в конце недели, - предложил он. - Я попробую разузнать, где и как можно пройти отчитку или еще как-то помочь.
Я поблагодарила его, и мы с Олегом отправились обратно в свою деревню.
Обратный путь оказался в разы тяжелее. Охотник еле тащился на заплетающихся ногах, и мы останавливались на отдых каждые двадцать минут, усаживаясь прямо в траву на обочине. Я предложила ему выпить освященной воды в одну из таких остановок, он нерешительно отпил пару глотков, и его тут же вывернуло.
С отчаянием я поняла, что, кажется, только причиняю вред Олегу. Насильно затащила его в церковь и спровоцировала припадок, теперь эта вода... и, по большому счету, ничего этого не произошло бы, если бы я не уговорила его ехать с нами. Он сидел бы возле свой церкви, грязный и вшивый, но умиротворенный, и никогда бы не встретился с Леркой, не решился бы на суицид. На что рассчитывала Белая Женщина? Может, он нужен был ей мертвый, а не живой? Может, он возродился бы с ней рядом силой Камня, и вся моя задача, вся моя помощь - поскорее свести несчастного в могилу?
Кашлявший спиной ко мне Олег вдруг встал и медленно повернулся. Я уж приготовилась к нападению, решив, что бесы окончательно взяли верх.
- Илу, я их, кажется, не слышу! - с удивлением, неуверенно сообщил он.
- Тебе лучше? - обрадовалась я.
- Сам не знаю.
Мы снова двинулись в путь, оставалось пройти не так много, и Олег заметно оживился, прибавил шаг.
- Затишье как перед бурей, - поделился Охотник своими мыслями. - Я боюсь, что они еще ударят. И я не выдержу.
- Ничего, я же здесь, - попыталась я поддержать его.
- Я хотел убить Леру. И тебя. Когда мы вернулись той ночью от Колодца, они наперебой твердили, что я должен это сделать.
- И ты взял кинжал?
- Кинжал я взял раньше... он почти с самого начала при мне. Потому что мне все мерещится, что ты охотишься за мной. То есть я знаю, что это мерещится...
Я не знала, что сказать. Все это время он казался вполне себе спокойным - до встречи с Колодцем. Или это Леркины атаки так на него повлияли? Несколько минут мы шагали молча, затем он продолжил:
- Я чуть Зинаиду Ивановну не зарезал... Едва сдержался. Решил, что надо уехать. Вернуться домой. Вчера, когда вечером мы разошлись, я чуть не набросился на спящего Павла. И я понял, что не смогу никуда уехать. Что должен попытаться вырезать бесов из себя. Этот кинжал мне дала Ульяна против Шамана, и только так можно было поразить его. Теперь этот кинжал должен был уничтожить моих бесов. Ничего, если вместе со мной. Верни его, прошу!
- Нет!
- По-другому мне не помочь. А это все равно не жизнь.
Он говорил тихо, спокойно, и так убежденно, что у меня мурашки побежали по спине.
- Хорошо, - согласилась я. - Но сначала я поговорю с Пашкой. Он из Круга Камня, как и Ульяна. И я попробую поговорить еще и с ней, когда мы вернемся. Она считает, что я могу тебе помочь - значит, есть на то причины. Я убью тебя сама, если не будет другого выхода. Я обещаю.
Это было тяжелое обещание. Я не представляла, как это - убить человека, когда он не сопротивляется, когда сам просит о смерти. И тем более не представляла, как это - убить того, кого уже считаешь другом. Я отвечала за Олега - уже не столько перед Ульяной, сколько перед самой собой. Почему, ну почему она не сказала мне прямо, что я должна сделать? Почему посчитала меня способной ему помочь? Я сказала Олегу, что должны быть причины, но сама очень сомневалась в их существовании. Точнее, я сомневалась, что у Белой женщины намерение именно избавить Охотника от бесов, а не что-то другое.
Домой мы вернулись совершенно разбитые. Время было уже к вечеру, но ни Пашка, ни Лерка еще так и не вернулись. Мы без аппетита съели какой-то суп, сваренный нашей радушной хозяйкой, молча, каждый думая собственную тяжкую думу, выпили по чашке холодного компота с утренними оладьями.
Она указала мне на огромную папку, стоящую у стены в комнате. Наверное, рисунки. Подарок очередной, что ли? Могла бы зайти попозже и лично вручить.
Я со вздохом взяла папку и вышла на крыльцо. Внутри действительно оказались рисунки: та самая старая яблоня возле колодца в Олином саду, портреты домашних и Ксюхи, зарисовки кошки, поросят, уток, лошадей...
Между кусками ватмана лежали несколько обычных тетрадных листочков, исписанных ровным аккуратным почерком и скрепленных скобкой. На первой странице, прямо поверх написанного, был приклеен розовый стикер со словами: "Оля, пожалуйста, прочти как можно скорее!" Кажется, это были листы из ее дневника. Наверное, о мальчиках, любви и прочих девчоночьих переживаниях.
До меня не сразу дошло, что эта записка для меня. Я ведь тоже для местных Оля.
Что ж там такого, что нельзя было сказать мне лично? Похоже на то, что девочка либо очень стеснялась, либо куда-то спешила и не нашла способа сообщить о чем-то лучше, чем через свой дневник. Наверное, она пыталась дозвониться мне, но мой телефон еще с утра остался в каморке, разряженный и мертвый. Вечно у меня с этим проблемы...
Я отложила писанину, на всякий случай пролистала рисунки еще раз, снова полюбовавшись на яркие цвета пейзажей, на верные линии кошачьих спинок и овалов человеческих лиц, сложила листы обратно в папку и отнесла на прежнее место. Если это подарок, то здесь он сохранится надежней всего. Заберу перед отъездом.
Пока Олег курил на крыльце, я дошла до каморки, нашла телефон и, поставив его на зарядку, несколько раз попыталась дозвониться до Оли. Никто не брал трубку. Олег, совершенно измученный и опустошенный событиями первой половины дня, покорно отправился спать на сеновал, я пообещала покараулить у входа, но сперва решила добежать до Олиного дома. В огороде, устремив широкий плотный зад в небо, копошилась в грядках ее бабушка. Она окинула меня быстрым взглядом, поправляя платок, и сообщила, что Оля у Ксюхи, или на речке, а может, гуляет с Алёшей. Что ж, искать ее по всей деревне не было смысла, тем более что Олег сейчас особенно нуждался в моем присутствии. И я вернулась к амбару, уселась на перекладину ведущей на чердак лестницы с Олиным дневником на коленях, приготовившись к каким-нибудь унылым девчоночьим страданиям.
Начиналось как раз со дня нашей первой встречи.