Аннотация: Обычный девичий дневник с любовными переживаниями и простенькими философскими размышлениями... как крик о помощи, ведущий в ловушку
Хочу извиниться за неровный почерк, пишу на ходу, на заднем сидении папиной машины. Трясет не только от неровностей дороги, но и после этой ужасной, отвратительной ночи. Зря съела тот пирожок, да и на счет всего остального тоже не уверена. Не понимаю, почему некоторые мои одноклассницы с легкостью и непринужденностью пьют паленый алкоголь, а меня всю ночь выворачивает от еды, съеденной в придорожном отеле. Папа ел то же самое, и чувствует себя отлично. Мама говорит, что у нее тоже всегда так было, поэтому она так хорошо готовит и ест всегда только дома. Ужасная наследственность!
Смотрю за окно и думаю, что нигде так, как в дороге, не чувствуется зыбкость, преходящая структура бытия. Нет иной реальности, кроме той, что мы способны познать пятью органами чувств, остальное существует лишь в нашем сознании. Сейчас, когда я гляжу на незнакомые, однообразные, хоть и не менее прекрасные в своей величественности и широте пейзажи, проплывающие за окном, оставленные где-то дом, мама, друзья кажутся нереальными, призрачными, фантомными. Словно они существуют только в моей памяти, а может, лишь в фантазиях, так, как если бы они умерли или их и вовсе никогда и не было. Это странное, чарующее, и вместе тем ужасно грустное явление. Сейчас у меня нет дома, родных, друзей, прошлого и будущего, есть только это подвешенное в пространстве и времени состояние. И папа, как тонкая, но уверенно-прочная ниточка, связующая меня со всей моей жизнью.
Уже к вечеру мы доберемся до бабушки. Вспоминаю нашу в деревню. В детстве я очень любила ее: за теплую, пахучую землю, за сладкие первые ягоды из сада, за веселые вечерние посиделки на веранде, за запах сена и бабушкиных пышек. Я помню, как в первый день приезда, едва успев поесть, выскакивала из-за стола и пускалась в обход наших деревенских владений, обнимала старые яблони и взбиралась на обжитые, до гладкости истертые еще с прошлого лета ветви, гуляла по дорожкам и проверяла всякие потайные, будто бы мне одной известные места. Я хранила их в памяти всю долгую зиму, и вот они передо мной, немного забытые, немного не такие, как год назад; они тоже вспоминают меня и держатся осторожно, будто немного чужие. Уже завтра и яблони, и дорожка, и даже поросята на скотном дворе становились совсем-совсем родными, узнавали меня, и приветствовали, и становились моей единственной реальной жизнью взамен той, брошенной в городе. Я даже позволяла себе думать, что поросенок в хлеву из года в год один и тот же, его и звали всегда одинаково - Васька. Хотя прекрасно знала, что каждую зиму Ваську закалывают под Рождество, засаливают сало и едят потом весь год. Что-то вроде Кенни, которого вроде бы убили, но вот он, жив и здоров, и рад тебя видеть.
В детстве все было по-другому и воспринималось острее, ярче. Нужно стараться сберечь это в себе... Сейчас меня уже, пожалуй, не обрадуешь встречей с поросенком, или возможностью снова взобраться на старую яблоню в саду. Честно говоря, я вообще не представляю, что буду делать целых полтора месяца у бабушки... Старый, допотопный клуб с дискотекой прошлых лет и речка - вот и все местные развлечения. Еду туда только ради пленера и Ксюхи.
Она то, наверное, уже там. Последний раз мы виделись зимой, на новогодних каникулах. "Мы такие разные - и, все-таки, мы вместе" - это про нас с Ксюхой. Я совершенно не разбираюсь в ее музыке, как и она в живописи. И все же она всегда первая поставит лайк к новой акварели, и так искренне восхищается моими работами, как может только человек, способный лишь на "палка-палка-огуречик" в рисовании. Пару раз я делала ей аватарки для Контакта по ее заказу, в готическо-мрачном антураже, она счастлива была до смерти. Говорит, что такие "трушные" авы привлекают еще больше людей на ее страничку, где она выкладывает свое творчество.
Ксюха - музыкальный гений. Может часами сидеть в обнимку со своей любимой гитарой, перебирать струны, мурлыкать что-то и не замечать ничего вокруг. Может сходу подобрать любую песню и за полчаса, вдруг, в творческом порыве, написать что-то свое, такое, что сразу же западает в душу, и мелодией, и текстом.
Я ее обожаю, хоть она и хмурая грубиянка. Это только маска, такой защитный механизм, позволяющий отгородиться от посторонних. Достаточно хоть раз послушать ее песни, ее цепляющий за самое сердце голос, чтобы понять, насколько она ранимая, чувствительная и романтическая натура. Главное - ей об этом не говорить, а то может стукнуть!
Я очень по ней соскучилась. Последний раз мы виделись зимой, на новогодних каникулах. Целыми днями бродили вместе по городу, она специально для меня достала билеты на выставку живописи местных художников, и, конечно, мы ходили к ней в клуб, где она занимается со своей группой. Спали мы в одной комнате и допоздна не могли уснуть, все болтали, рассказывали друг другу новости, делились тайнами, обсуждали проблемы, мальчиков. Я тогда как раз рассталась с Артёмом, и не знаю, как бы я пережила это, если б не Ксюшка. Интересно, как у нее с Владом? Полгода назад все только начиналось, он едва успел прийти в их группу вторым гитаристом, и это было полное сумасшествие. По-моему, они отличная пара, оба талантливые и задиристые, когда они рядом - только искры летят. Не представляю, как она переживет разлуку с ним даже на пару недель, не говоря уж о месяце в деревне. Что ж, расстояние только укрепляет настоящие отношения.
Глаза слипаются. Видимо, сказывается бессонная ночь, да еще и в машине укачивает. Было бы здорово заснуть и проснуться уже на месте, но ехать еще весь день...
-
Пока я спала, папа подобрал с обочины голосующую девушку. Ее зовут Оля, как и меня. Представьте мое удивление: я просыпаюсь, а в салоне посторонний человек! Села в машину к незнакомому мужчине! Потом уже папа объяснил, что незнакомый мужчина с дочкой на заднем сидении просто не может представлять опасности. С другой стороны, вдруг это не дочка, и вдруг она вовсе не спит, а, например, без сознания или просто мертва? Вот отчаянная дама!
Мы быстро разговорились, а когда поднялась тема искусства, я даже уговорила папу остановить машину, чтобы Оля могла пересесть ко мне. Показала ей рисунки, она была в восторге, впрочем, как и все остальные обычно бывают. Внимательно рассматривала каждый, чем сразу напомнила мне Ксюху: та тоже никогда не критикует, а просто про каждый говорит: "круто!", даже если там нет ничего особенного. Впрочем, я так же говорю про ее песни!
Чем больше мы общались, тем сильнее я видела в ней копию своей закадычной подружки: тот же грубоватый склад характера, простая, скупая на слова речь, прямой, честный взгляд. У нее интересная внешность, хоть красавицей и не назовешь: темные длинные волосы, зеленые глаза, широкие скулы и на шею так и просится ожерелье из волчьих зубов. Я бы хотела нарисовать ее в образе индейской девушки, в кожаном платье с характерным арнаментом, с пером в косах по обе стороны лица, и рядом какой-нибудь тотемный зверь. Напрашивается волк, но это слишком банально. Может, барс, или оцелот, или ягуар? Среди рисунков был портрет кошки маминой подруги, которую я нарисовала буквально на прошлой неделе, у них на даче. Оля так долго рассматривала его, что я только утвердилась в выборе: рядом с индейской девушкой должна быть изображена большая кошка. А рисунок я ей подарила, хоть она и отказывалась.
Папа высадил ее на повороте на какую-то деревню. Он бы довез ее и до деревни, но тогда мы не успели бы засветло добраться к бабушке. Впрочем, Оля, кажется, любит путешествовать пешком, и, похоже, совершенно ничего не боится. Мне бы ее храбрость и уверенность.
Жалко, что мы больше никогда не увидимся, и она не сможет попозировать мне.
----
Наконец-то добрались! Пишу из последних сил, буквально проваливаясь в сон.
Еще это бабушкино вино... Обычно родители против, чтобы я даже пробовала алкоголь, но сегодня же такая встреча, грандиозный праздник! Бабушка с дедом все искрутились, выудили самые вкусные компоты, самое удачное вино из своих тайников, даже утку зарубили, лишь бы попотчевать дорогих долгожданных гостей. Не помню, когда я в последний раз так много разговаривала, голос к ночи осип окончательно. Дедов интересовало все: и как в школе, и что с художкой, а как мама, а есть ли у меня мальчик? В конце концов папа пожалел меня и принял удар на себя, стал рассказывать про работу, домашние проблемы, про кредит, машину. В общем, отвлек их внимание на себя. Я воспользовалась удобным моментом и тихонечко выбралась из-за стола.
Конечно, обход тропинок, поросят и тайных мест я устраивать не стала, как и не полезла на любимое в детстве место на яблоне. Скорей побежала к Ксюхе.
Ксюха тискала меня так, что буквально косточки затрещали. И тоже закидала вопросами обо всем на свете. Голос начал пропадать окончательно, и я попросила ее пожалеть меня и отложить вопросы на потом, а лучше самой рассказать последние новости. Рассказчик из нее, прямо скажем, плохенький. Как я поняла, она всего на неделю раньше меня приехала в деревню, уже успела познакомиться с местными новенькими из большого дома. Про Владика отвечала уклончиво, наверное, опять поссорились - ну ничего, помирятся, у них такая страсть, что они просто не смогут отпустить друг друга. В ответ на вопрос про творчество указала мне на стопку толстых тетрадей со стихами и нотными закорючками, посмеялись, уж с этим у нее всегда все нормально!
Ближе к полуночи я стала так непреодолимо зевать, что Ксюха отправила меня домой баиньки. Пообещала завтра утром прийти.
Кстати, угадайте, кого я встретила еще при въезде, в самом начале улицы?! Олю! Ту самую, которую мы высадили еще днем посреди дороги. И как ей удалось добраться раньше нас?! Магия, не иначе! Папа говорит, что, наверное, она добиралась на вертолете. Ума не приложу, где в деревне можно найти вертолет, но, видимо, я слишком мало понимаю в этой жизни. Безумно рада была ее видеть. Вместе с ней был муж, дядя и сестра мужа. Вообще, поверить не могу, что она замужем. Я думала, замужние дамы варят борщи и пылесосят, а не путешествуют автостопом в одиночку. На первый взгляд, между ними нет ничего общего - приветливый, веселый, болтливый, и выглядит едва ли не моложе ее. Хотя, может, они друг друга удачно дополняют? Говорят же, что противоположности притягиваются. Их компания путешествует дикарем каждое лето и в этот раз они почему-то решили навестить нашу Агаповку. Папа звал их погостить у нас, но они уже успели договориться с бабой Зиной, Гришкиной бабушкой. Ну и ладно, в гости будут приходить.
Фух, вроде все. Спать!!!
----
Не успела я приехать, уже зовут на шашлыки! Была уверена, что папа не отпустит, да и не отпустил бы, если б не Оля. Все-таки она старше, и он успел с ней хорошо пообщаться еще по дороге в Агаповку, в общем, он ей доверяет и согласился при условии, что она тоже пойдет. Ей самой, наверное, не слишком это интересно, все ребята примерно моего возраста, хотя о чем это я, она ведь замужем! Но пойдет вроде бы без мужа. Ксюха сказала, что на шашлыках будет Корсар, и они с Олей отлично подойдут друг другу.
Корсар - это новенький из большого дома, он живет там вместе с пожилым отцом и братом Лешей. Ксюха говорит, что они отличные ребята, "хоть и мажоры", и что идея с шашлыками принадлежит именно им. Немного стесняюсь, я ведь совсем не знаю их, да еще и с местными не виделась целый год. Хоть мы и общались прошлым летом, но за зиму все равно всегда появляется некоторая отчужденность. Ну да ладно, со мной будет моя любимая подружка!
Успела сегодня кучу всего нарисовать: и яблоню, и сарай за домом, а еще несколько набросков домашней птицы. Какие же они забавные, особенно, когда наступает время кормежки! Обступают деда со всех сторон, и кажется, что ему уже не выбраться, но он, не стесняясь, их распихивает, а сам смеется.
Мне кажется, бабушка и дед стали какими-то странными... Не такими, как были год назад, прошлым летом. Не могу понять и объяснить, в чем причина, и что именно не так. Какая-то неуловимая отчужденность между ними, да и между нами тоже. Раньше, когда я показывала свои рисунки, они искренно ими восхищались, а сейчас хвалят, но так, будто им все равно. Ну то есть, для меня, конечно, очень важны их мнение и похвала... но раньше это было такое живое участие в моем творчестве, они пытались уловить настроение, посыл, заложенный в картине, скрытый смысл. А сейчас соглашаются, мол, красиво, а за сколько это можно продать? Немного переживаю за них, может, кто-то из них болен и скрывает это? Надо поговорить с папой. Наверное, я зря накручиваю, скорее всего, просто стариковское зрение начинает подводить, а может, я уже не так хорошо рисую, как год назад.
Зря я им сказала, что начала продавать свои работы...
---
Боже мой, кажется, я влюбилась!
Вчера поехали на пикник с Ксюхой и ребятами из деревни. Она бегло рассказывала про новеньких из большого дома, что это они организовывают шашлыки. Их двое братьев, старший Дима-Корсар, младший Лешка, и вчера мы познакомились.
Это просто мой идеал! Боюсь в это поверить, но он именно тот мужчина, о котором можно только мечтать. Веселый, добрый, ласковый, заботливый! Не отходил от меня ни на шаг с первого же момента знакомства. Потом мы сидели вместе у костра, обнявшись; рассказывали какие-то ужастики, но я ни одной не запомнила. Разве может что-то напугать в таких теплых, надежных объятиях?
Он очень красивый: светлые локоны, как у ангелочка, и ясные голубые глаза, лучащиеся искренней добротой, и при этом он мужественный, высокий и сильный. Несколько раз легко, как пушинку, поднимал меня на руки, даже подбрасывал, и все это с артистичной непринужденностью.
Всю ночь мы провели, обнявшись, но он не сделал ни единого пошлого намека, ни какой-либо попытки соблазнить меня - хотя я не уверена, что выстояла бы. Болтали обо всем на свете, я рассказывала ему про живопись, про великих мастеров, а он очень внимательно, заинтересованно слушал, хотя, по его словам, рисовать никогда не умел и может изобразить только змейку и чайку, хаха! Они с братом занимались скалолазанием и серфингом до переезда, а потом из-за отца пришлось все бросить, он надеется, что временно. Я спросила, что с глазом у его брата - оказалось, получил тяжелую травму, когда служил, глаз спасти не удалось. Их отец, кстати, тоже военный, и тоже получил увечье во время каких-то боевых действий. Я думала, что Лешка после такого печального опыта отмажется от службы, как делают все у нас в городе, но он уверенно заявил, что тоже хочет быть настоящим мужиком. Даже если из-за этого будет хром или слеп. Ну, надеюсь, на нем череда травм и увечий прервется.
Когда мы вернулись в деревню, Лешка проводил меня до самой калитки и не уходил, пока я не зашла в дом. Кажется, папе можно больше не волноваться за мою безопасность. Надо будет их познакомить, чтобы ни у кого не возникало сомнений относительно моего... парня? Он, в принципе, не предложил мне встречаться, но ведь мы целовались... и он сказал, что у него никогда не было и нет девушки. Очевидно же, что это не было игрой на один вечер. Ах, я прямо таки боюсь поверить, что все может быть так чудесно!
Я проспала весь день после вчерашнего! Надеюсь, папа ничего не подозревает.
Ладно, кажется, надо дойти до Ксюшки. Вроде бы они опять поругались с Владом, и она вчера весь вечер была грустная.
___
Была у Ксюхи. Она заставляет меня волноваться...
Вроде бы с Владом они расстались окончательно, и она находится в какой-то прострации. То есть, я так думаю, потому что внешне она как никогда спокойна и жизнерадостна. Говорит, что рада была освободиться от груза, и теперь чувствует себя абсолютно счастливой и свободной. Почему-то я ей не верю.
Она со вчерашнего дня не бралась за гитару, это совсем на нее не похоже. Просто ее любимица осталась стоять в сенях с тех пор, как Ксюха вернулась с шашлыков. Понимаю, я тоже сразу брякнулась спать, и порисовать еще толком не успела... но она со своей гитарой как одно целое, перед сном, после сна, вместо сна. Не узнаю ее...
Ладно, может, мы просто так давно не виделись, она успела измениться, или я опять себя накручиваю. Ушла от нее, не побыв и часа. Не могу ее такой видеть. Верните мне мою Ксюху обратно!
---
Целые дни провожу вместе с Лешкой. Мне кажется, я уже жить без него не могу. Он рядом, даже когда я рисую. Мы можем говорить о разном, а можем молчать часами, и никому из нас от этого не скучно и не тягостно. Он очень понравился папе, можно сказать, папа дал добро!
Честно, даже не знаю, о чем еще написать. Счастливые часов не наблюдают и, видимо, дневников не ведут. Потому что дневник - это способ осмыслить и пережить какие-то тяжелые события в твоей жизни, а счастливый человек не раздумывает над свой судьбой, он просто наслаждается.
С Ксюхой почти не общаемся... Пару раз забегали друг другу в гости на часик, и все. Чувствую себя немного виноватой перед ней, все-таки мы вроде как хорошие подруги, и я должна поддержать ее в трудную минуту... но она всем своим видом показывает, что счастлива и самодостаточна, и ей не нужна никакая поддержка. Не понимаю, что с ней творится. Гитара так и стоит в сенях, может, творческий кризис? Попросила ее спеть что-нибудь, она чуть помялась, но все-таки сходила за гитарой, спела одну из старых песен. Хорошо, умело, но мыслями где-то в другом месте. Может, нам просто стоит серьезно поговорить?
---
Сегодня уехал папа. Они с мамой еще хотят успеть слетать на море, а отпуск всего две недели.
Я тоже хочу на море!
Но папа подмигнул, пошутил, что у меня сейчас кроме моря есть чем насладиться, и пообещал, что осенью слетаем еще раз, все вместе. Напоследок, конечно, велел вести себя хорошо, быть осторожной и нормально кушать.
Хочу сегодня попробовать нарисовать Лешку. Сначала просто несколько этюдов, портрет... а потом, может, в каком-нибудь образе Айвенго или, может, Тарзана? Для позирования в виде дикаря ему придется раздеться, айайай, пошлая Оля!
___
Я в растерянности. В ужасе, если быть точнее.
Никогда бы не подумала, что такое может случиться со мной.
Меня только что чуть не изнасиловали. И это был Лешка. Со своим братом.
Не могу в это поверить. Как же так, почему?! Как он мог?
Ненавижу его...
Не представляю, как теперь появляться на улице, как объяснить бабушке с дедом, что это не просто ссора.
Может, я сама виновата? Зачем пошла к нему, еще и ночью, идиотка, дура! Сотни раз слышала, с чего начинаются истории об изнасиловании, но ведь со мной такого не случится! Ведь Лешенька - он волшебный, он идеальный, он не способен на подлость или грубость!
Меня до сих пор всю трясет...
Мы уже вроде бы собирались расходиться, стояли возле моей калитки и все никак не могли нацеловаться. И ведь он ни разу даже не облапал меня, обнимал целомудренно, за талию, за плечи! Вдруг мимо нас пролетела Оля, какая-то странная, и еще вроде мокрая, а следом за ней Корсар, Лешкин брат. Он, кажется, ее догонял, но увидев нас, остановился, поздоровался со мной.
- Что вы тут торчите то, в подворотне? - спросил он и предложил: - Леш, зови ее на чай, хватит уже шляться где попало, с отцом познакомишь.
Лешка было замялся, но я была не против, и он повел меня к себе домой.
Дура! Чего мне не хватало? Знакомства с его долбанным отцом? Посмотреть, насколько шикарен их дом изнутри? Чтобы меня они вдвоем меня изнасиловали, он и его старший брат?
По-моему, даже старик поглядел на меня плотоядно... улыбнулся как-то фальшиво, сказал, что одобряет выбор сына, и попросил Корсара помочь ему добраться до постели. Он ведь колясочник, его отец.
Пока Корсар отвозил отца наверх по специальному домашнему пандусу, Лашка привел меня на кухню, ласковый и заботливый, как обычно. Поставил чайник. Мы сидели напротив друг друга за столом...
И тут вернулся Корсар. И с порога сказал:
- Долго это будет продолжаться?!
Я не поняла, к чему это, а вот Лешка как-то сразу стал жаться в сторону, потом встал, отошел к выходу, видимо, чтобы я не сбежала.
- Ты так и будешь с ней гулять? Будешь изображать ухажера?! Думаешь, сможешь обмануть сам себя?
Он говорил резко и громко, обращаясь к Лешке, а смотрел на меня. Как же было страшно! Я спросила, что происходит, но никто даже внимания на это не обратил.
- Хреновый из тебя соблазнитель, если ты до сих пор не получил ее, - заключил Корсар, а потом добавил, сделав шаг ко мне: - Самое время исправить.
Я вскочила. Корсар сделал еще шаг, между нами был только стол, Лешка стоял возле выхода, а потом тоже начал двигаться ко мне. Они огибали стол с двух сторон, зажимая меня в угол. Не знаю, почему, но я от страха не могла даже пискнуть, не то что кричать. Корсар приговаривал "Не бойся, тихо, тихо", а потом протянул руки, чтобы схватить.
Я рванулась, как бешеная. Перевернула на него стол, он вроде бы упал вместе со столом куда-то вбок, я - к выходу, Лешка наперерез. Схватил меня, поднял над полом, не знаю, откуда у меня сил хватило и духу пнуть его, а потом еще и ногтями в лицо впиться. Наверное, от отчаяния, ведь от него то я точно не ожидала такой подлости.
Вырвалась, убежала... Сижу, укутавшись в одеяло, даже заплакать не могу. Говорила же я, не может быть все так хорошо! Что я скажу завтра бабушке?! Как вообще теперь пережить все это?
Этот мерзавец сначала названивал, теперь строчит сообщения... Даже не читаю, сразу удаляю. Нет ничего, чтобы он мог сказать в свое оправдание. Хотя, наверное, он просто боится последствий...
___
Оль, эту часть пишу для тебя, пока жду тебя на вашем крыльце. Если не дождусь - значит, я отправилась пешком на остановку. Я пыталась дозвониться до тебя, все рассказать - но твой телефон выключен. Если что, пожалуйста, сохрани мои рисунки, я перезвоню, как только смогу.
Бабушка даже не спросила, почему я так поздно вернулась. Сказала только, что я плохо ем. Я так боялась разговора, боялась, что придется все объяснять, но теперь мне самой хотелось облегчить душу. Я подумала, что может стоит заявить в полицию, хотя изнасилования, конечно, не было как такового...
Я попросила бабушку меня выслушать. Все рассказала. Расплакалась, все вспоминая и переживая еще раз.
Бабушка меня обняла, успокоила и сказала, что сходит к ним, поговорит сперва с их отцом. Я просила ее не ходить, мне почему-то так страшно за нее стало... но она пошла.
Я спряталась в кустах малины возле ограды и оттуда следила, как она поднялась к ним на веранду и исчезла в доме, а через полчаса появилась в сопровождении Корсара. И они смеялись!!!
Следом вышел Лешка, они проводили бабушку до калитки, чуть ли не целовались на прощанье, и она ушла от них совершенно довольная!
Они что, денег ей дали? Вдруг они купили меня у моей бабушки?
Я проследила, как она прошла через нашу калитку, по дорожке через сад к крыльцу, зашла в дом. Выбралась из малины и побежала следом, в сенях возле приоткрытой двери прислушалась к голосам внутри. Бабушка и дед обсуждали какие-то совершенно бытовые проблемы, меня не касающиеся. Она деду ни слова не сказала обо мне и Лешке, и о покушении на изнасилование.
- Бабушка, ты ходила? Что ты им сказала? - кинулась я к ней, как только дед ушел в сарай.
- А?
- Ты ходила к новеньким в большой дом, разговаривала?
И она мне начала что-то про помидоры, про открытый грунт, мол, они ей пообещали пару кустов... Она что, променяла меня на помидоры? Оль, такое бывает?
- Бабушка, а как же наш разговор?
- Какой разговор?
Продолжать я не стала, убежала в сад. Она правда не помнит, или прикидывается?! Ей действительно может быть все равно, что ее внучку почти изнасиловали, ей правда важнее помидоры?! Когда она вышла в сад по каким-то своим делам, я окончательно перепугалась, что она сдаст меня Корсару, что убежала на улицу.
Пошла к Ксюхе, ведь ей можно довериться...
И знаешь, что же мне сказала Ксюха?!
- Перестань, тебе просто показалось. Я знаю Корсара, он не такой, он в жизни бы так не сделал.
Она мне не поверила!!! Она знает меня не первый год, мы считали друг друга лучшими подругами - блин, я точно считала! А теперь она выбирает Корсара, которого знает от силы неделю!
У нее зазвонил телефон, она сняла трубку, некоторое время слушала, потом протянула мне:
- Это Лешка. Места себе не находит. Хватит уже с ума сходить!
Хватит с ума сходить? Почему они все выставляют меня за дуру?!
Позвонила тебе - телефон выключен. Мой скоро тоже сдохнет от Лешкиных звонков... Я отправилась к тебе лично. Огородами, пугаясь каждого силуэта, потому что на улице запросто можно было встретить Корсара или Лешку. Баба Зина сказала, что тебя нет, что ты со своим дядей ушла в соседнюю деревню, в церковь.
Тогда я вернулась домой, тихонько пробралась в свою комнату, чтобы бабушка не заметила, собрала вещи, сложила рисунки в папку. Мне было безумно горько, страшно и одиноко. Я просто поверить не могла, что такое возможно, что когда-то буду бояться собственной бабушки. Что она вот так легко предаст меня, и Ксюха тоже...
Телефон разрывался...
Уже не сдерживая рыданий, я схватила его, приняла вызов и заорала в трубку:
- Будь ты проклят! Я ненавижу тебя! Оставь меня в покое, урод! Все кончено!
- Оль, прошу, просто дай мне сказать...
Я сбросила, но он продолжал звонить.
В общем, в итоге я сдалась... И, мне кажется, я правда схожу с ума.
Он все объяснил мне, и я не знаю, как в это верить. Лучше б он говорил о любви и страсти и временном помешательстве, хотя обо всем этом он тоже говорил.
Он признался, что он не человек. Он и вся его семья. Что они питаются людьми, но не в плане телом или кровью, а поглощают какую-то их часть, душу или что-то типа того. Что это не вредно людям и не опасно для них, ну просто они становятся немножечко другими, но сами об этом ничего не помнят. Другими - как стали моя бабушка и Ксюха. Я вдруг вспомнила, как она уходила с Корсаром в лес тогда, на шашлыках, и они долгое время были наедине, но не придала этому значения. И что именно после этого Ксюха стала казаться мне потерявшей что-то очень важное, что-то, что нас роднило.
Я не запомнила и половины из того, что говорил мне Лешка. Молча росила трубку на середине разговора, пытаясь поверить во все услышанное. Или нет, наоборот, убедить себя, что все это полная чушь, что кто-то из нас сошел с ума, и выходило, что этот кто-то - я.
Он хотел не изнасиловать меня, а сожрать. Опустошить мою душу. То есть он клянется, что не хотел; что я первая, кого он полюбил по-человечески, а брат с отцом в это не верят. Поэтому Корсар говорил те жуткие слова, поэтому требовал, чтобы Лешка "получил" меня, но тот не мог, не хотел и не стал бы этого делать.
Но это все какой-то бред. Конечно, бред... Лешка просто больной. Как я могла не замечать ничего все это время? Вся их семейка - больные на голову люди. Они просто испугались, что я пойду в полицию, что напишу заявление о попытке изнасилования, и Лешка просто пытается заморочить мне голову. Свести с ума. У него хорошо получается.
Я бросила к черту вещи, схватила те деньги, что оставались, паспорт, сунула все в сумку, догадалась набросить куртку на плечи на случай дождя, схватила папку с рисунками. Ты - последняя моя надежда. У вас есть машина, и я надеюсь вас дождаться из церкви, чтобы ты довезла меня до остановки. Чтобы успокоила, что я не сошла с ума, хотя, может, было бы спокойнее, если бы ты уверила меня в обратном.
Я рассчитываю подождать еще около часа, иначе точно опоздаю на вечерний автобус. Поеду домой, денег у меня должно хватить. Пожалуйста, сохрани мои рисунки, я заберу их при первой возможности, мы ведь еще созвонимся, правда? Телефон, кстати, садится, скорее всего, не смогу тебе ответить, если мы разминемся.
Я честно не понимаю, что происходит.
Час прошел. Я пойду. Жаль, что не дождалась тебя.
______
Я с круглыми глазами перелистнула на всякий случай страницу - записей больше не было. Оля решила оставить мне свой дневник, чтобы я была в курсе произошедшего, если нам так и не удастся встретиться или дозвониться друг до друга.
Набрала ее номер еще раз - похоже, Олин телефон в самом деле сел.
Фак, в какую сторону тут остановка?!
Я кинулась к Зинаиде Ивановне.
- Как дойти до остановки?
- До какой?
- Не знаю... Их несколько?
- Ну да. Мы же между трех трасс расположены, по каждой можно уехать. Куда тебе нужно то?
- Мне?.. Ох... Из какого города Оля? Которая Морошкина внучка?
- Морошникова, - поправила меня хозяйка и на несколько секунд задумалась. - Откуда-то из-под Перми, вроде бы.
- С какой остановки можно уехать в Пермь?
- Ни с какой, - рассмеялась Зинаида Ивановна, и мне захотелось ее стукнуть. - Сначала надоть добраться до города, а уж оттуда, может, идут рейсовые. Ты бы у Морошниковых лучше спросила, они то знать должны.
Черт... пока я так пробегаю, может случиться что угодно. Но выхода не было, я побежала допрашивать Олину бабку.
Не успела выйти за калитку - меня окликнул Олег, бежавший за мной по садовой дорожке.
- Что случилось, куда ты? - спросил он запыхавшимся голосом. И, тут же поняв, что времени на объяснения нет, заявил: - Я с тобой.
Только этого мне еще не хватало - таскать за собой Олега... Но я обещала ему постоянно находиться рядом, а в поисках Ольги он мне никак не помешает. Может, даже поможет, если вспомнить, как быстро он привел нас к Колодцу.
Олину бабушку мы отыскали на грядках за домом. Она выглядела крайне удивленной нашим вопросам, и совершенно не походила на купленную помидорами предательницу. Что, если у Ольги все-таки что-то не так с головой? Или, может, наркотики? Нет, как же, ведь она девочка из благополучной семьи, а здесь довольно тихая, спокойная деревня...
- Да вам лучше у Оленьки спросить, - путано объяснив нам маршрут, предложила бабка, опасливо косясь на олегов синяк под глазом. - Я к ним ездила один раз всего-то, уж и не помню, как добиралась.
Я едва не рассмеялась истерически ей в лицо. Спросить у Оленьки! Отличный совет!
- А где ее найти? - невинно спросил из-за моей спины неосведомленный Олег.
- Да у новеньких в большом доме, - указала подбородком на виднеющуюся средь крон деревьев крышу. - Туда вроде пошла.
Мы поспешили к дому братьев, хотя я была уверена, что Ольги там быть не может. Но проверить стоило. Все-таки она вышла на связь с Лешкой, а это значит, могла поддаться на его увещевания.
Я коротко изложила все Олегу. Говорила и осознавала, что это запросто может оказаться лишь бредом больного воображения, хотя мне ли не знать, сколько нечисти вокруг притворяется обычными людьми. Олег выглядел ошарашенным, но, видимо, попытки осмыслить и оценить новую информацию решил отложить на потом. А может, для одержимого бесами охотника на оборотней некие Пожиратели и не были чем-то совершенно невообразимым.
Калитка, как всегда, была закрыта. Несколько секунд я прислушивалась, пытаясь различить стоны или крики, но все было мирно, потом нажала на кнопку звонка. В глубине дома зачирикало, а я принялась лихорадочно соображать, что сказать. Простите, а вы не пытались изнасиловать Олю? Или, может, сожрать?.. Наконец, на веранду вышел Корсар, спустился к нам и открыл калитку.
- Привет, - нерешительно поздоровалась я. Корсар молча кивнул мне и Олегу, выжидающе глядя на нас. - Оля не у вас?
- Нет, - угрюмо ответил Корсар, и что-то такое проскользнуло по его лицу, мелькнуло в единственном глазе... что-то, подтверждающее, что все было. По коже поползли мурашки, и я сжала кулаки.
- Вы с братом хотели ее сожрать? - в упор спросила я. Олег за моей спиной задержал дыхание. Корсар замер, напрягся, и я носом почуяла, как в воздухе разливается его тревога. Удивлением там и не пахло.
Я с силой оттолкнула Корсара, протиснулась в калитку и бросилась вверх по ступеням веранды. Олег не отставал.
- Оля! - заорала я на весь дом. - Ты здесь?
- Я же сказал, ее здесь нет, - ответил из-за моей спины вошедший за нами следом Корсар.
- Олег, проверь все наверху, - скомандовала я и, устремляясь на кухню, ткнула пальцем в как всегда хмурого, но ничуть не возмущенного нашим вторжением хозяина. - А ты стой на месте. Мы с тобой еще пообщаемся.
На кухне никого не было. Это стало мгновенно понятно по запаху. Она была здесь - вчера ночью, это правда, и оба брата были здесь, и они напугали ее. Это все висело в воздухе тонким солоноватым следом. Я проверила по очереди ванну, туалет, кладовку, а затем спустилась вниз по крутым ступенькам в подвал.
Здесь было прохладно и темно, я едва нашла выключатель. Огляделась и принюхалась - нет, ее тут никогда не было, ни живой, ни мертвой. Нужно узнать, что там наверху у Олега, и решить, что делать дальше. Мысли роились в голове, перепрыгивая с одного на другое. Где младший брат? Что, если он бросился за ней в погоню? Нужно попробовать отыскать их по следу, хотя он теперь очень, очень слаб. Олега придется бросить, чтобы я могла зверем догнать Ольгу. Черт, тогда нужен рюкзак, чтобы сложить одежду на время оборота. Или нет! У Корсара есть машина, Олег умеет водить!
Я развернулась на пятках и нос к носу столкнулась с Корсаром.
- Ты хотела поговорить? - спокойно поинтересовался он, пристально глядя мне в лицо своим единственным глазом.
- Мне нужны ключи от машины, - потребовала я, протянув руку. Он даже не посмотрел на нее, и, не опуская взгляда, сделал шаг ко мне. Я не стала пятиться.
- Я давно так не злился, как вчерашним вечером. Вот и начал травить брата.
Это он о чем? О том, что надеялся потрахаться, а я улизнула?
Или... он хотел сожрать меня?! У меня холодок побежал по спине. Как узнать, что ему это не удалось, если, по утверждению Олиного дневника, людям это не вредит, они просто становятся немножко другими и ничего об этом не помнят?
Корсар протянул ко мне руку, будто пытаясь взять за шею. Я отбила его ладонь и, ощущая нарастающую панику, отступила. Я могу разорвать его в клочья - наверное, могу, ведь я ничего не знаю об этой форме нечисти, и, самое главное, я не знаю, каким образом они забирают души.
- Что в тебе такого? - спросил Корсар, понемногу зажимая меня в угол. - Я вчера нащупал что-то, что-то особенное, но ты не музыкант... И ты смогла сопротивляться.
Он все-таки взял меня за горло, а я и не заметила, как. Ноги стали ватными, в ушах исчезли все звуки, кроме его голоса. Я даже собственное дыхание перестала слышать. Я попыталась ударить его когтями, но рука упала, как тряпичная, какие уж там когти. Сознание уплывало, как я ни старалась удержать его, переключить на ярость, чтобы перекинуться.
Он что-то делал второй рукой внизу, между нами, я усилием воли опустила глаза. Мой живот уже был голым, Корсар успел расстегнуть на мне шорты и задрать вверх майку, и теперь осторожно, неторопливо расстегивал пуговицы на собственной ширинке. 'Все-таки секс' - с с некоторым облегчением мелькнуло в голове, но Пожиратель достал из штанов вовсе не член, а нечто распухшее, красное от напряжения, шевелящееся. Дышать становилось все труднее, может, оттого, что он сжимал мое горло. Багровый пузырь на месте законного мужского достоинства все рос, тонкая кожа болезненно натягивалась и вдруг упруго лопнула, вывалив клубок склизких, извивающихся тонких отростков, напоминающих змей. Эта отвратительная масса возилась и влажно касалась моих голых ног, ощупывая, облизывая, поднимаясь все выше, к животу. К горлу подкатывала тошнота, но сил не было даже на то, чтобы блевануть. Корсар тем временем стащил футболку, беззвучно, будто в замедленной съемке, закрыл свой глаз и глубоко вздохнул. Грудная клетка, расширяясь, натянула гладкую ровную кожу и вдруг распахнулась, как капкан, острые белые ребра раскрылись для хищных, самых тесных в мире объятий. В груди, в кроваво-алом нутре конвульсионно сжималось большое багряное сердце, справа, прямо напротив моего.
Щупальца-змеи плотно обвили мой живот, присасываясь, проталкиваясь внутрь пупка, но боли не было. Корсар уже не держал меня за горло, он убрал руку, чтобы его грудь могла свободно раскрыться, и одинокий глаз снова смотрел на меня, и в нем горели и страсть, и голод, и непонимание.
- Ты не человек, - с удивлением проговорил он, и вдруг рывком метнулся куда-то в сторону. Острые края ребер оцарапали мне одно плечо, крепко присосавшиеся щупальца оторвались от живота, и это было больно. И это было приятно!
Сил удержаться на ногах не было, его движение дернуло меня вбок, стена перестала быть опорой, и я сползла на пол, рядом с Пожирателем. Я успела посмотреть в его единственный, светящийся болью и изумлением глаз, и кто-то рванул меня за руку, оттолкнул обратно к стене, подальше от змей и кровавого сердца. Мелькнула звериная морда и хорошо знакомые серые глаза, брызнула горячая кровь - такая же красная, как и у обычных людей, и я отключилась.