Ильенков Андрей Юрьевич : другие произведения.

Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!.. Часть 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  ЧАСТЬ IV
  
   МЕТАМОРФОЗЫ
  
  " Всё течёт. Всё меняется..."
  Гераклит из Эфеса
  (около 500 лет до н.э.)
  
   Глава 1
  
   - Володенька... это же, наверное, очень дорого?.. - промолвила скорее для порядка Воскресенская, внутренне восхищаясь свадебному подарку, когда Уклейкин вечером вместе с шикарным букетом алых роз и обручальными кольцами презентовал ей вполне себе роскошное колье с изумрудами под цвет её великолепных зелёных глаз.
   - Не мелочись, дорогая, - в разумных пределах по-гусарски и не без едва заметного удовольствия ответствовал Володя, за раз, истративший почти весь давешний гонорар за статью о Лопатине. - Эх, Наденька... - продолжал мечтательную почти браваду Уклейкин, - будь я какой-нибудь Рокфеллер, то я бы ни секунды не думая, купил бы тебе весь мир... и бросил бы его к твоим божественным ножкам...
   - Спасибо, милый... - отблагодарила она его небесным поцелуем, - но, к счастью, - коммерция - это не твой удел... - Господь одарил тебя иным, но истинным даром: сочинительством, и которое в отличие от сомнительного уменья набивать сундуки псевдо златом - бессмертно...
   - Да это я так, чисто умозрительно... - едва не извинялся Володя за излишнюю гиперболу, тем не менее, польщённый высокой оценкой своих пока ещё не реализованных обществу и Творцу произведений из нежнейших уст любимой. - Уж не знаю, какой из меня в итоге выйдет писатель, если вообще выйдет, но делец - ты точно заметила, - как мортира из штиблет!
   - Зато ты неисправимый романтик, - лучезарно улыбнулась она и, как кошка к хозяину, прильнула к нему всем нежным и упругим телом, - а их, увы, всё меньше и меньше - хоть в красную книгу заноси.
   - Это точно, - крепко обнял её Володя, - стыдно признаться, но если бы не Серёга, то наверняка бы до сих пор бы бродил в поисках подарка и колец средь несчётных прилавков бытия, ломящихся от всякой ненужной всячины. - А Крючков, мало того, что словно профессиональная ищейка, нашёл всё что нужно, но и здорово понизил цену, аргументировано и с жаром уламывая продавцов.
   Ушлый в торговых вопросах Серёга действительно прилично сбил ценник на колье, и вполне заслуженно вынудил Уклейкина купить бутылку отменного коньяку, которую они на сэкономленные деньги и время неспешно и выпили в соседнем дворе, обсуждая детали грядущего брака. Качество напитка было настолько высоким, а настроение - великолепным, что при наличии лишних двух часов крепкий организм Володи практически не заметил на себе его влияния; и хотя бы и внешне выходило: фактически он сдержал, данное ещё утром Наденьке слово: "ни-ни-ни".
   - Да и со вкусом у твоего Сергея всё в порядке, - любовалась изумрудным сиянием дорогого подарка Воскресенская, красиво подплыв белым лебедем к зеркалу.
   - Факт, - не без гордости за товарища подтвердил Уклейкин, - кстати, Наденька, он, как я тебе и обещал, со своей супругой Светланой будут нашими свидетелями.
   - Отлично, у тебя настоящий друг, милый, - обрадовалась Воскресенская удачно складывающимся обстоятельствам, - а сразу же после ЗАГСА поедем к моим родителям, обрадуем...
   - Хорошо бы если так, - согласился Уклейкин, всё-таки опасаясь возможной негативной реакции её отца на их тайное обручение, хотя Наденька и уверяла, что она осторожными намёками подготовила его к грядущему событию.
   - А может, перед визитом к твоим в кафе заскочим? - заранее решил готовиться Володя к неминуемой встрече с Ярославом Андреевичем и Людмилой Александровной, - ребят угостим, да и для храбрости: по чуть-чуть не помешает...
   - Знаю я ваше с Сергеем "чуть-чуть..." - с едва заметным упрёком, но совершенно по-доброму, улыбнулась она алчущему её одобрения Володе, - впрочем, там видно будет... разумная раскованность не помешает, а, то отец очень не любит когда кто-либо пытается казаться лучше или хуже, чем он есть на самом деле...
   - И правильно не любит, я и сам ненавижу хамелеонства, - чуть успокоился Уклейкин, заочно и интуитивно почувствовав в отце Наденьки родственную душу, - а про кафе это я так сказал, к слову, что б ребят угостить...
   - Я так и поняла... - вновь хитро, но совершенно без задней мысли улыбнулась она и ласково потрепала Уклейкина за волосы, - а кстати, вы с отцом чем-то похожи, словно бы большие дети - по-хорошему открыты и наивны.
   - Ну, и слав Богу, - ещё больше взбодрился Володя, тут же получив подтверждение своих телепатическим предположениям, - хотя лично мне до Дон-Кихота ещё расти и расти во всех смыслах...
   - Опять ты, Володенька, впадаешь в самоедство, - поправила его Воскресенская, уловив в словах любимого, слабые нотки неуверенности, - забыл, что тебе Ирина Олеговна сказала? - "Ни в коем случае не снижать самооценки, дабы не впасть в искусственную депрессию".
   - Такое разве забудешь... - вынужденно согласился Володя, с трудом скрывая, вновь проявившуюся нервозность, навеянной почти забытой чертовщиной. - Впрочем, - смог он кое-как взять себя в руки, - ты, как всегда, права: уж лучше пусть и внешне глупое самопожертвование в стремлении к истинам, справедливости через самореализацию, нежели самоедство, вызванное низким, да ещё и нереализованным тщеславием...
   - Вот и правильно, - сразу же морально поддержала любимого Воскресенская, пропустив вскользь хоть и путаную, но глубокую и, видимо, давно сидевшую и мучавшую мысль Уклейкина. - Жаль лишь, что и без того немногим Дон-Кихотам во все времена живётся не сладко, - вдруг, почти невольно поддалась она начинающему медленно угасать настроению Володи.
   - Ничего, Наденька, - уже в свою очередь начал подбадривать он любимую, - как говорит Петрович, - прорвёмся, - вон у нас, оказывается, почти больше полдома Дон-Кихотов, так, что не всё так безнадёжно...
   - Ой! - тут же тревожно всплеснула руками Воскресенская, когда разговор неожиданно вывернулся, как опасная горная тропа к смертельному обрыву, к осаждаемому Лопатиным дому Володи, - к нам же милиция приходила, пока тебя не было...
   - Зачем?.. - напрягся вопросительным знаком Уклейкин, готовый вновь обречённо испить очередную чашу горького бытия.
   И Наденька взволнованно поведала ему всё, что приключилось во время неожиданного визита въедливого следователя Чугунова, включая его угрозы в виде весьма толстых, если не сказать, - прямых намёков, в сопровождении тюлене образного, но в целом, - нейтрального к событиям участкового.
   - Чёрт!.. - едва не вымученным стоном вырвалось из Володи, - ...про то, что надо отмечаться раз в две недели в милиции я совсем забыл; вернее сказать... он мне, нарочно, сволочь, не сказал...
   - Володя... - уже с подлинным упрёком одёрнула его Воскресенская, - ты же обещал не чертыхаться...
   - Всё-всё, больше не буду, любимая... - как-то потерянно вновь едва не поклялся он Наденьке не произносить вслух треклятое слово, однако, былое настроение улетучилось, словно мгновенно исчезнувший горный туман от мощного порыва промозглого до костей шквального ветра.
   Уклейкин не то что бы совсем забыл о грядущем суде, но и как всякий человек надеющейся на избавляющее от этой крайне неприятной процедуры чудо, верил, что всё образуется само собой. "Ведь не мог же я и в самом деле натворить то, что вменяет противный следователь Чугунов, да ещё и с невообразимой суммой штрафа в один миллион рублей..." - всякий раз успокаивал он себя подобными рассуждениями, когда вольно или невольно вспоминал перипетии допроса у колючего майора. Кроме того, вроде бы как закончилась чрезвычайно престранная история с напористым, невесть откуда взявшимся наследником Нострадамуса и, как минимум, - одним чёртовым Карлом в утомлённом неизъяснимыми несуразностями мозгу Уклейкина стало меньше.
   И вообще после целебного психологического сеанса у Ирины Олеговны Володя, - вполне успокоился, на столько, на сколько, это было возможно в текущей ситуации; и даже, как будто, приободрился, вновь обретя относительные уверенность, утратив на время болезненную бледность лица на фоне естественного столичного загара окружающих. И вот сейчас, словно бы отрезвляющий гром, средь хоть и медленно, но проясняющегося житейского неба, из любимых больше всего на Свете уст прозвучали эти ужасные слова: "Суд", "Повестка", "Чугунов"...
   Воистину вся наша жизнь, друзья, - это полосатые зебра или матрац, кому как нравится, и мы, вольно и невольно, от первого лучика света Господня в колыбели до мрака плотского не существования, сначала задорно скачем, а затем, стиснув редкие зубы, упрямо ползём на стёртых кулаках через чёрные и белые полосы бытия.
   Однако, не смотря на все едва не слёзные уговоры Воскресенской немедленно идти в милицию, что бы поставить отметку в повестке о невыезде из Москвы, Володя смог её убедить отложить визит в органы внутренних дел до утра, ссылаясь на поздний час и всю нелепость происходящего. По-видимому, его настолько достала вся это нервотрёпка с чертовщиной и неудержимой ртутью вытекающими из неё Карлами, судами и Чугуновыми, что он, не представляя как выбраться из хитро и неизвестно кем сплетённой паутины, обречённо решил про себя: будь что будет, в тайне продолжая уповать на чудо избавления. Но даже при таком фатальном отношении к своей судьбе, Уклейкин нашёл в себе остаток духовных сил и клятвенно обещал Наденьке с утра отметиться в отделении милиции, тем более что его штабное дежурство на кухне выпадало на рассвет.
   Вот в таком скомканном настроении, обсудив по инерции ряд второстепенных житейских вопросов, влюблённые и улеглись в прохладу постели, словно волны на песке после едва не начавшейся бури. И если после божественных лобзаний и неги, Наденька, почти мгновенно окунулась в бездну фантастической вереницы цветных сновидений, то Володе, как он не пытался, даже в забытьи избавиться от пугающего видения, в воспалённом подсознании, неприятно давя на него, проецировалась одна и та же сюжетная картинка, - некий не Земной Суд над ним.
  
   "Итак, господа... - начал было объявлять некто в маске и чёрном плаще с белым крестом на груди, и тут же осёкся, - ой, простите, земная привычка, - граждане Мира, разумеется... внеочередное выездное марсианское заседание суда по делу Уклейкина В.Н. объявляется открытым. - В связи с дефицитом времени и профессиональных кадров Высшие инстанции доверили мне совместить должности Председателя правосудия и Обвинителя".
   Фигурой, возвышающийся на красном песочном холме командированный судья-прокурор, был невероятным образом схож со следователем Чугуновым; более того, - из-под пол плаща торчали форменные до боли в глазах отдраенные гуталином яловые сапоги майора. Однако голос его был один в один, как у треклятого фантомного или реального чёрта, бесцеремонно явившегося Уклейкину в похмельный Понедельник после Серёгиной свадьбы: слащаво-холоден и самоуверен. Это адская смесь даже во сне вынудила подорванную нервную систему Володи отдать приказ полу дремлющим рецепторам выделить из распластанной в беспамятстве плоти обильную порцию ледяного пота. Он напрягся, как пациент перед дантистом...
   "Итак, граждане Мира, приступим, помолившись Глобальному Предиктору Вселенной - Творцу всего сущего и не явного - Богу, возложив длани наши на Кодекс Его о Чести, Совести и Достоинстве", - продолжил невообразимым образом скрещенный в единое целое чёрт-следователь. - Я, данной Вседержителем властью и в строгом соответствии с материалами дела вменяю обвиняемому, землянину Уклейкину Владимиру Николаевичу, нижеследующие пороки (при этих словах Володю основательно торкнуло изнутри, будто бы он голыми руками взломал высоковольтный трансформатор):
   - беспричинное нападение на почтенного гражданина Мира Лейкина Устина Карловича посредством нанесения последнему скользящего удара по голове мобильным телефоном;
   - намеренное и публичное искажение действительности по месту работы журналистом в газете "Вечерняя Москва" с целью получения дополнительной прибыли с доверчивых граждан Мира;
   - общая пассивность в общественных делах и личная леность при реализации таланта данного самим Создателем для провидения Его помыслов;
   - и, последнее, ...отчасти личное (Обвинитель чуть замялся), - постоянное упоминание идиомы чёрт в ругательном, уничижительном смысле по поводу и без оного".
   Закончив с обвинениями, судья-прокурор, смачно высморкавшись в носовой платок кровавого цвета, тяжело выдохнул, словно с мировым рекордом пробежал стометровку, и пристально оглядел всех присутствующих на заседании. Кроме задавленного повышенным вниманием Уклейкина, сидевшего посреди некоторой песчаной открытой полянки на низко спиленном пеньке, вокруг него на таких же по высоте небольших холмиках полукругом расположились дюжина присяжных, адвокаты, свидетели и многочисленная публика. Не смотря, на внешнюю разношёрстность окружающих Володю граждан Мира, всех их объединяла точно такая же непроницаемая чёрная маска, как и у Председателя Суда и Прокурора в одном неприятном для Уклейкина образе.
   "Итак, - продолжил Обвинитель, - на основании собранных неопровержимых доказательств, с которыми вы, уважаемые граждане Мира, можете в любое удобное для вас время ознакомиться, я, как уполномоченный комитетом Справедливости Прокурор предлагаю помимо нашего порицания определить Уклейкину В.Н. нижеследующее наказание и направить его Глобальному Предиктору на окончательное утверждение:
   1. Лишить обвиняемого данного Богом литературного таланта до конца дней его земных;
   2. В связи с утратой Высочайшего доверия не реализацией вышеуказанного дара Господнего, предлагаю также лишить обвиняемого и такого вдохновляющего фактора, как взаимная человеческая Любовь с гражданкой Мира Воскресенской Надеждой Ярославной".
   Лицо Уклейкина, да и вся плоть его до последнего атома мгновенно стали белее белого от услышанного почти смертельного для него приговора, а и без того заячье сердце, - едва не остановилось и лишь раздавшийся спасительный голос Наденьки откуда-то из-за спины его, предотвратил непоправимое:
   "Я не брошу тебя, Володенька!.. Никогда!!!"
   "Реплики потом, граждане Мира, - строго оборвал Председатель Суда не регламентированный выкрик отчаянья с места, - при повторном нарушении установленного процессуального порядка вы будете удалены с заседания. - Итак, если есть возражения по существу, прошу высказаться адвокатов..."
   Уклейкин в надежде на чудо обернулся в сторону назначенных защитников своих и едва не потерял во сне подсознание: несмотря на плотные чёрные маски на привставших с холмиков двух людях, в них он с невыносимым трепетом всей сущности узнал умерших лет десять тому назад родителей.
   "Мама?.. Отец?!.." - из последних сил выдавил из себя Володя самые дорогие ему во всей Вселенной слова, с которыми он появился на Свет и с благодарной сыновней любовью к ним бережно нёс их всю свою жизнь...
   Но родители ничего не ответили ему, словно бы, не услышали молящего вопроса сына, хотя взгляд их и был обращён к нему и излучал всё ту же, ни с чем несравнимую Божественную теплоту и любовь, которую и могут дать чаду только Отец и Мать его. Володя же, как изголодавшийся младенец молоко, впитывая в себя, их чуть подзабытое за годы невыносимой и, казалось, уже вечной разлуки тепло любви, находился в разрывающем Душу состоянии одновременного невероятного Счастья и глубочайшего Страха. Он равно верил и не верил глазам и ушам своим, одновременно безмерно радуясь и пугаясь, отчего далее не мог произнести ни звука, ни сдвинуться с места, словно бы он был лишён дара речи и прикован к месту всеми цепями Мира.
   А тем временем родители начали поочерёдно, последовательно и скрупулезно приводить Суду все положительные факты из жизни сына, какие полезные навыки, достойные черты характера, поведения и культуры они сумели привить ему с самого первого явления его Миру до своего последнего дня. Не ускользнуло буквально ничего из вереницы земных дней Володи: от первого "спасибо", сказанного им осознанно в яслях, до строительства скворечника в 5-м классе школы; любая, казалось бы, "мелочь" всплывала из памяти их, как возможно недостающий аргумент и бережно выкладывалась на весы правосудия дальнейшей Судьбы его. Однако через полчаса доводы "За" были исчерпаны и родители вновь присели на красные марсианские холмики и с нескрываемым волнительным трепетом начали внимать грядущим событиям. Они всё также ни на ничтожное мгновенье не сводили с "парализованного" происходящим сына, переполненных бесконечной к нему любви глаз со слезами радости Божественного нечаянного свидания и тревоги творящегося Суда.
   "Возражения адвокатов приняты и запротоколированы, - продолжил вести заседание Судья-Прокурор в виде синтезированного Провидением в единое ужасное целое образов невыносимого майора милиции Лефортово и гадливого фантомного или реального чёрта. - Есть ли какой-нибудь из сторон дополнительные, не выявленные следствием факты "за" и "против" Уклейкина?
   "Есть! - тут же, как межгалактическая ракета со старта, вскочил с холмика некто с огромной, словно у Пушкинского карлика-колдуна Черномора, бородой. - Этот, с позволения сказать журналист, подверг сомнению моё, великого Нострадамуса, пророческое стихотворение 1-ой Центурии Лионского издания о Марсианах. Но, ...что мы сейчас видим, собственными очами, граждане Мира?! Мало того, что мы земляне находимся сейчас непосредственно на планете Марс, якобы непригодной для разумной жизни, но и вокруг нас, - он выразительным жестом обвёл ареал заседания, где расположилась местная публика, - на заседании Суда непосредственно присутствуют сами марсиане".
   В ответ местные зеваки, расположившись вокруг Уклейкина плотным полукругом, словно аккуратно сложенные яйца из инкубатора, в подтверждение слов недовольного Нострадамуса утвердительно покачались сами собою собой.
   "То есть ещё одна ложь этого бумагомараки и почему-то не указанная в обвинении, - на лицо!" - победоносно, словно длиннющий шарф вокруг шеи, намотал он седую бороду и закончил.
   "Странно, действительно этого факта нет в деле..." - удивлённо пожал плечами Прокурор-Судья, строго покосившись на нерадивых помощников, которые в свою очередь традиционно виновато развели руками, мол, извините, накладка вышла.
   "Нет, - значит - не было, ибо, - это лженаучно, бездоказательно, а потому - не может быть обвиняющей уликой! - мгновенно раздался в ответ голос где-то справа от Уклейкина, почти на 100% принадлежащий Крючкову, - почём нам знать, что всё это не галлюцинации, сновидение, или ещё что-либо похуже в этом роде... - Знаем мы вас средневековых шарлатанов и еретиков - нагородят всякую чушь с три короба, а нам, потомкам, - разгребай. - Мало того, что даже в Библии сказано, что дескать никому кроме Господа будущее не ведомо, так наши спутники давно доказали, что на Марсе нет ни кислорода, ни тем более даже примитивной жизни!
   "А ты кто такой, что б выводы делать?! - опять, словно ужаленный самой ядовитой осой во Вселенной сорвался с холмика Нострадамус и начал нервно разматывать завязавшуюся невообразимым образом вокруг шеи морским узлом бороду.
   "Я, Сергей Крючков, с красным дипломом окончивший физический факультет МГУ и кроме того лучший друг Володи - и не позволю в век космонавтики и атомной энергетики вводить в заблуждение граждан Мира и Суд высосанными их ветхого пальца псевдонаучными утверждениями банальных жуликов дремучего средневековья!"
   Нострадамус уже распахнул было пасть, что бы как авторитетный лев, в полемике "сожрать" с потрохами нагловатого, никому неизвестного, выскочку, но в гневе перетянув бородой шею, едва не задохнулся и вынужденно примарсился на холмик, дабы экстренно восстановить случайно прерванное дыхание.
   "А мне Уклейкин, червонец должен!" - тут же заполнил мимолётную паузу следующая маска, в которой угадывался до кожаного зуда противный фальцет Губермана.
   "А ты, Христопродавец, хлебало-то захлопни от греха! - мгновенно впился справедливой стрелой возмездия Робингуда в мутный силуэт Губермана образ возмущённой до крайности Звонарёвой. - Ты, барыга, мой тульский самовар продал, а врал, что в музей сдал!..
   "Точно, баба Зина, - так его жидёнка, он, паскуда, за копейку мать у... душит! - в триедином порыве непреступной горой так же встали на защиту Уклейкина испитые, чуть заикающиеся голоса Толи, Коли и Егорыач, - Володька нам намедни трё... трёшницу на опохмел пре... презентовал - настоящий кореш!.. ".
   "А колёса нашим "Жигулям" не он ли, сволочь, со своим дружком-хулиганом Крючковым подрезал?! - взвыла милицейской сиреной Стуканян.
   "Видел я ваши "Жигули", - встрял невесть откуда раздавшийся голос милейшего прораба СМУ-66 Суринама Занзибаровича Китайцева, - их даже на металлолом стыдно сдавать - одна ржавчина, а вот кто наши нулёвые японские бульдозеры подчистил - вопрос..."
   "Не пойман - не вор! - вклинилась, словно зубило меж сцементированных годами кирпичей, некая матрица слесаря-водопроводчика Ломакина, - так что нечего поклёпы тут на Володьку возводить. При этом, даже через маску было видно, что на лице Стёпы ("Разводной ключ") алой клюквой проступало некое стыдливой смущение.
   "Да нормальный он парень!.." - более чем убедительно пробасил некто крайне схожим с голосом Жоры Коловратова, отчего в целом маленьких и щуплых марсиан едва не отбросило назад в тартарары, как от взрывной волны при небольшом ядерном взрыве.
   "И вообще, Володя, в последнее время здорово исправился, и кишка у него вовсе не тонка как раньше, - вступил в бой солидный, при всех боевых орденах образ Шурупова, - это я вам как его вечный сосед, фронтовик и фактически родня говорю."
   "А мне ваш хвалёный Уклейкин проклятым футболом окно разбил!".
   "А меня, соколик, через дорогу на Тверской улице перевёл!".
   "А мне челюсть в Перово выбил!".
   "На экзаменах меня выручил!!".
   "За косички дёргал!!!".
   Подобно этим и куда более не печатными "за" и "против", совершенно забытыми Уклейкиным голосами, слившиеся в единый нарастающий гул взрывоопасно наполняли пространство Суда, словно сползающий с марсианских гор, огромный и всё сметающий на своём пути, оползень.
   Уклейкин даже сквозь непроницаемую маску ощутил, что на виртуально-нереальной физиономии Чугунова-Чёрта, выступающего в роли Судьи-Прокурора, проступала чернота явного недовольства, как общим ходом судопроизводства, так и складывающимся равновесием по отношению к судьбе Уклейкина. И Обвинитель, угрожающе встав над заседанием, раздул до не приличия щёки, и будто бы начинающий Соловей-разбойник, пронзительным свистом в раз оборвал гвалт разбушевавшейся публики, отчего местные вновь едва не были опрокинуты с холмиков мощной звуковой волной:
   "Ша всем!!! Вы что, граждане, блин, Мира, офонарели?! Напоминаю: тут вам ни кичман какой-то, а выездная сессия Высшего Суда Глобального Предиктора всего Сущего и не Явного 1-ой инстанции, - ведите себя подобающе!.. В противном случае в личном деле каждого появится соответствующая ремарка..."
   Публика, став мгновенно шёлковой, сразу же прониклась серьёзным предупреждением, превратившись в самый слух, а фантомно-реальный Чугунов-Никйелку, пошептавшись с озадаченными помощниками, плохо скрывая раздражение, продолжил:
   "В связи со вновь открывшимися обстоятельствами Высокий Суд объявляет перерыв. О времени и месте следующего заседания Суда, вы, и возможные новые участники будете оповещены особо; прошу всех, за исключением местных граждан Мира, немедленно покинуть Марс и ближайший месяц не удаляться за пределы Млечного пути".
   И вся окружающая его публика, как ночной туман перед рассветом, по дуновению едва ощущаемого ветерка, начала медленно и неотвратимо растворятся на страшно испуганных творящимся невероятным действом глазах Уклейкина.
   "А я! как же я?! - от невыносимого отчаянья, наконец-то вновь прорезался голос у Володи, плоть которого, тем не менее, не могла сдвинуться ни на былинку с места, словно все силы гравитации Солнечной системы прошли сквозь него невидимыми тросами, привинтив его намертво к тверди красной планеты.
   "А вы, пока ещё гражданин Мира, Уклейкин, останетесь тут, ибо вам, как уже нарушившему на Земле предписание милиции являться в срок для элементарной отметки вашего наличия, - больше нет веры", - и двуединое существо моментально растворилось последним, оставив Володю в абсолютном одиночестве и непонимании происходящего. Он, как вбитый намертво гвоздь, торчал понурой головкой из пня и с неописуемой тоской вглядывался в марсианское чёрное небо, на розовеющем горизонте которого угадывалась до боли в разрывающемся сердце родная, но совершенно недосягаемая планета Земля.
   - Мама! Отец!! - в полном отчаянии, тщетно пытался он докричаться в бездушную и безучастную к его роковой судьбе обезлюдевшую пустыню красной планеты. - Серёга! Наденька!! Спасите меня!!! Я погибну... без вас!..
  
   - Что ты, что ты, Володенька, успокойся... - наконец услышал он где-то над собой, в непроницаемых, словно разлитый свинец, Небесах Марса спасительный ангельский голосок Воскресенской. - Ты же знаешь, что я не брошу тебя!.. никогда...
   И тут же Уклейкин ощутил на взмокшем от жутких переживаний сна и белом, словно горний снег, челе своём, её нежный целительный поцелуй; и, будто едва не пропавший в лабиринтах бесконечных галактик странник, вернувшийся, наконец, домой, - он вновь с превеликим трудом с благоговением приоткрыл глаза в явь... к Свету жизни...
   - Наденька... ты даже не представляешь, как я рад тебя снова видеть... - благодарно выдохнул Уклейкин, не сводя с любимой преданного взгляда, и для пущей уверенности, и что бы окончательно развеять последние сомнения, он, обхватив её тёплые ладони, нежно поцеловал их, и, словно нашедшейся щенок, - головой прижался к упругой груди её.
   - Что-то страшное приснилось?.. - ласково гладила Наденька его по взъерошенным и взмокшим от сновидения волосам, продолжая всячески успокаивать.
   - Не то слово, дорогая, почти "Марсианские хроники" Брэдбери только на порядок жутче... - ещё находясь под внутренним гнетущим впечатлением от чёртова сновидения, постепенно приходил в себя Володя. - Ты не поверишь: на Марсе было что-то вроде Высшего Суда, на котором меня обвиняли в отсутствии подобающей гражданственности и в использовании таланта не по назначению, а значит - в зарывании оного в песок... Правда, я так и не понял, чем дело кончилось. Представляешь, Наденька, почти всех-всех узнал, с кем хоть раз в жизни соприкасался: от яслей до сегодняшнего дня, хотя все и были в масках. Серёгу, тебя и... - добавил он после мучительной паузы, как-то с обречённой грустью, - родителей... видел...
   - Ну-ну-ну...не бери в голову, - продолжала утешать его Наденька, как испуганного ребёнка, - мало ли что во сне привидится, - не всему же верить. "Так и с ума сойти не долго..." - зловеще сверкнула в ней очевидная мысль, которую она по понятным причинам не решилась произнести вслух.
   - Ты как всегда права... - с какими-то смешанными в мелко-рубленный винегрет чувствами согласился Уклейкин, - но, если честно, то даже виртуальные совпадения с реальностью меня до мозга костей достали...
   - А ты тогда сразу вспоминай, что тебе говорила Ирина Олеговна - больше уверенности и отвлекающих от навязчивых идей дел: и всё само собой образуется. А скоро и отец Михаил с Афона приедет - к нему сходим, поговоришь и я больше чем уверена - всё у нас в итоге наладится...
   - Эх... - чуть веселее задышал Уклейкин, благодарно улыбнувшись Воскресенской, - что бы я без тебя, Наденька, делал...
   - Не знаю, Володенька, но ...наверное, дописал бы свой роман... - хитро улыбнулась она в ответ.
   - Господи, какая же ты умница! - воскликнул Уклейкин. - Действительно, ведь как всё просто: что бы быть по-настоящему счастливым человеком надо лишь истово и последовательно заниматься своим любимым делом к чему Создатель Душу твою и Разум одарил Талантом, а не разменивать жизнь на второстепенные пустяки и ложные, якобы ценности...
   "Быть может, и вся эта чертовщина, включая этот и предыдущие фантастически ужасные сны, которая происходит со мной, - есть некое предупреждение мне, - не решился озвучить Володя, "новую" версию невероятных событий последних недель, не смотря на ощущение почти полного прозрения по этому вопросу. Словно бы сам Господь меня предупреждает: мол, хватит валять дурака и бить баклуши, Уклейкин, займись пока не поздно реально полезными для Мира делами, если не хочешь НИЧЕМ навсегда исчезнуть в бездне безвременья и беспамятства современников и потомков. Очнись, действуй, созидай в соответствии с данными тебе Природой способностями, дабы подобающими произведениями и поступками встать в ряд "коллег по цеху" вместе со Мною - Творцом тебя, а также - всего и вся на свете и за его пределами".
   И Володя будто бы озарённый внезапно вспоровшим свинцовые тучи лучом долгожданного Солнца неожиданным просветлением, расцеловав благоговейно Наденьку, досрочно сменив на кухне наглухо зевающего начштаба, - и едва ли неодержимо бросился творить свой роман, навёрстывая растраченное на второстепенные мелочи жизни время.
   Как и ранее в редкие часы Вдохновения, нужные слова начали сами собой, естественной вереницей выстраиваться в изумительно красивые и выверенные предложения, словно бы воды реки в лоно своего естественного русла, щедро наполняя текст, свежим и глубоким смыслом. Однако сегодня в этом творческом процессе впервые в жизни Уклейкина присутствовала какая-то неизъяснимая уверенность в собственных силах, правоте своих суждений и убеждений, словно бы, наконец проросшие из почти окаменелых семян сомнений ещё слабые, зелёные, но несгибаемые ростки свободы выбора и принятия твёрдых решений.
  
  Глава 2
  
   Утром, великолепно расцветающего над неохотно просыпающейся Москвой Воскресенья, Уклейкин, с редко посещаемым в последние годы, моральным удовлетворением закончив очередную главу рукописи, - сдал дежурство в надёжные руки традиционно сурово зевающего начштаба. Не став будить измотанную буднями Наденьку, он, как и было решено накануне на совете без нескольких дней официально зарегистрированной семьи, - вынужденно отправился в треклятое ОВД Лефортово. Даже упоминание отделения милиции, где три недели назад Володя был ошарашен, как клоп дустом, страшным известием от въедливого Чугунова о вопиющей к нему претензии некоего У.К. Лейкина в виде судебного обвинения в причинение увечий с выплатой невообразимой компенсации в миллион рублей вызывало невыносимые чувства тоски и подспудного страха. Что уж говорить о повторном очном явлении в едва ли не логово чертовщины в его представлении, где вольно или невольно роль ужасного и Мефистофеля в вечных яловых сапогах исполнял вредный следователь Харитон Захарович Чугунов.
   Именно поэтому он намеренно пошёл как можно раньше в околоток, свято уповая, что хотя бы со зловредным майором переменчивая судьба в этот раз разведёт его от лобового столкновения, словно бдительный стрелочник, в последний момент спасёт несущиеся на встречу друг другу, переполненные адской горючей смесью два товарняка. Как и в прошлый раз в соответствии с мудрым советом Шурупова, - он не стал давать милиционерам, лишнего повода усомнится в своей законопослушности, - и оделся подчёркнуто строго, правда, без непроницаемых черных очков, ибо следы свадебного побоища навсегда исчезли с лица, как не званные на Русь крестоносцы в студёных водах Чудского озера. И почти всегда скупое Провидение в этот раз улыбнулось ему во все условно-несчётные великолепно сияющие удачей жемчужные зубы: Чугунова на рабочем месте не было.
   К слову сказать, въедливый до распухших печёнок следователь, скрупулезно и на нервах обойдя вчера с участковым, все квартиры ставшего ненавистным ему дома Уклейкина, - потерпел очередное подряд фиаско: по бульдозерному делу не было найдено ни одной сколько-нибудь значимой улики. Даже Агнесса Моисеевна Стуканян, которая в связи с тайным наездом на её мужа "Круглого" и "Сытого" вынуждена была околачиваться на старой квартире и агитировать колеблющихся жильцов за Южное Бутово, вопреки собственной змеиной сущности - едва ли не впервые в жизни не смогла возвести поклёп на кого-нибудь из соседей. Более того, отмахнувшись от вскипающего самоваром следователя, как от назойливой мухи, она мгновенно начала буквально пытать его о судьбе искалеченного неизвестностью личного, с позволения сказать, - автомобиля, чем едва не довела Чугунова до истерики.
   И хотя эта неудача майора не была такой же во всех смыслах позорной, резонансной и трудно смываемой, когда в минувший четверг канализация по тому же чёртову адресу с головой поглотила его в невыносимо смердящие нечистоты, тем не менее - она нудящей занозой вонзилась в ранимое его эго. А посему с вечера субботы всю ночь напролёт он в несчётный раз перечитывал романы Конан Дойля в тщетной попытке постигнуть крайне эффективный дедуктивный метод знаменитого Шерлока Холмса, стимулируя мыслительный процесс крепкими напитками, впрочем, относительно умеренными темпами: не более 100 грамм в час. Собственно, именно это несколько экстремальное чтение и наличие в заначке официального выходного дня, - фактически намертво приковало в лоскуты измождённого Чугунова к дивану на всё оставшееся Воскресенье.
   Таким образом, Уклейкин, получив в ОВД Лефортово вожделенную отметку в подписке о не выезде у зевающего дежурного офицера, к 9-ти утра был совершенно свободен и едва ли не счастлив удачным стечением обстоятельств. Как и тремя неделями ранее выйдя из удушливого во все времена помещения органов правопорядка в утреннюю свежесть пробуждающейся ото сна Москвы, Володя на мгновение задумался: куда бы ему направится. Твёрдого плана действий на случай благоприятного исхода из милиции у него не было и он, расслабившись от нечаянной радости, несколько вызывающе расположившись на сиротливой скамейке рядом с околотком, начал его созидать. Прямо перед глазами его раскинулся знаменитый парк имени легендарного сподвижника великого Петра I Лефорта и манил тенью величественных раскидистых лип, посаженных по легенде едва ли не самим Францем. Однако горькие воспоминания, обильно накатившиеся девятым валом на ещё неустойчивое сознание Уклейкина в виде материализовавшихся невесть откуда цыган с последующей чехардой, - тут же отвергли эту мысль, как крамольную.
   Покрутив относительно собственной позвоночной оси, словно противоракетным локатором, головой в поисках визуальных ассоциаций для альтернативных идей плана дальнейших действий относительно умиротворённый взгляд Володи неожиданно споткнулся об подсознательно знакомую фамилию с явно негативным оттенком. Непосредственно перед ним укоризненно и пугающе возвышалась обшарпанная безжалостным ко всему бренному временем доска, известная в народе под строгим названием: "Их разыскивает милиция". Среди прочих объявлений о противоправных действиях несознательных граждан и с настоятельной просьбой, - к более сознательным людям, - о помощи в разоблачении первых, - зловеще сверкнула фамилия Копытов, словно бы страшно блеснувшая в тёмном закоулке сталь бандитской финки.
   У Володи тут же перехватило дыхание, и он отчаянно фокусируя помутившееся было зрение, - обречённо привстал и, словно бы на неминуемый расстрел, повинуясь несгибаемым обстоятельствам судьбы, едва не подняв руки вверх для сдачи на милость незримым врагам своим, двинулся вчитываться в текст, в котором наличествовало нижеследующее:
  
   "13 июня с.г. в 9:00 утра гр. Копытов Х.Х. вышел из дома на работу и пропал с концами. Настоятельная просьба ко всем кто хоть что-то знает о его местонахождении срочно сообщить в ОВД Лефортово или любому милиционеру. (Вознаграждение от безутешно скорбящих родственников в разумных пределах - гарантируется)".
  
   От былого относительного благодушия по факту свободного выхода из ОВД не осталось и следа. Он вдруг отчётливо вспомнил, как на допросе у Чугунова, тот пару раз называл фамилию Копытова в качестве свидетеля по проклятому делу. Более того Уклейкин даже припомнил, что поймал тогда себя на неприятной мысли что эта фамилия, корень которой составляло "копыто", - ассоциируются с образом чёрта в русских народных сказках о нечистой силе. "Конечно... - пытался безуспешно успокаивать себя Володя лихорадочным анализом, - это могло быть чистым совпадением...", - но горький опыт последних недель нервного бытия его упрямо, как свирепая метель редкий лучик зимнего солнца, отметал и эту призрачную надежду. "Ещё, блин, инициалы как в уравнении Х.Х., прям икс в квадрате", - продолжал сокрушаться он причудливости туманной иронии собственной судьбы.
   Однако более всего почти парализовало, взмокшее от напряжения сознание Володи, было то крайне удивительное обстоятельство, что на вклеенной в объявление фотографии физиономия разыскиваемого была в чёрной маске, а на голове - ярко-красный в звёздочках, как у клоуна или средневекового астронома, колпак.
   - Что за чёрт!.. - невольно вырвалось из уст Уклейкина, и он в сердцах случайно сплюнул себе на ботинки, ибо его память с ужасом вновь вырвала из непроницаемого прошлого вчерашний ужасный сон о судилище на Марсе, где все кроме него были в таких же непроницаемых масках, хоть и без колпаков.
   - Вот и я говорю, ахинея какая-то!.. - раздался за мгновенно похолодевшей спиной, до боли в сжатых безжалостной судьбой висках знакомый стальной, уверенный в себе голос; и Володя, вздрогнув, как включившийся холодильник, едва не потеряв самообладание, вынужденно обернулся. Мысленно перекрестившись, он приготовился к худшему и даже прищурил от страха глаза, словно бы ожидал неминуемого удара по голове каким-нибудь сверхтяжёлым предметом, но... катастрофические ожидания на сей раз разбились вдребезги об очевидные скалы реальности.
   Пред тут же увеличившимися до предела от относительно благополучного исхода зрачками Уклейкина стоял уверенный в себе и по всему видать, - немало повидавший в жизни старичок-боровичок, точь-в-точь, как в сказке о Кощее Бессмертном. Был он чрезвычайно худ и небольшого росточка, с длинной окладистой седой бородкой, но в современном слегка мятом парусиновом костюме, в фирменных греческих сандалиях и в стильных, крохотных, как и его колкие глазки, очочках. Опираясь на бамбуковую трость, по-видимому, сделанную из бывшей удочки, он невозмутимо продолжил свою мысль:
   - Ну, разве можно, молодой человек, по таким, с позволения сказать, уликам отыскать человека в Москве и уж тем более - в России?
   - Нет, конечно... - растерянно кивнул Уклейкин в знак согласия с железобетонным тезисом незнакомца, постепенно приходя в себя.
   - Я, уважаемый, в уголовном розыске почитай с первых пионеров, не одну сотню преступных собак съел... - едва заметно возмущаясь, нравоучительным тоном глаголил внешне спокойный старичок. - Но такого разгильдяйства и непрофессионализма милиции я даже при НЭПэ не упомню. Ну, вот как мне прикажите вознаграждение получить при таких куцых приметах этого Копытова?.. А на мою, даже персональную пенсию нынче не разгуляешься!..
   - А вы, извиняюсь, случайно не знаете каково вознаграждение?.. - совершенно непонятно для чего спросил Уклейкин.
   Седой пионер прищурил вострые глазки и опытным взглядом тщательно прозондировал окружающее пространство на предмет лишних ушей. И лишь убедившись в отсутствии оных на недопустимом для приватной беседы расстоянии, и ещё раз, словно флюорографический аппарат, отсканировав Уклейкина с головы до пят, - уверенным жестом попросил Володю склониться и рёк шёпотом:
   - Поскольку вы, молодой человек, по косвенным признакам мне не конкурент и с виду человек относительно благонадёжный, то так уж и быть поделюсь ценной информацией: по непроверенным слухам речь может идти... о миллионе рублей...
   - Сколько-сколько?!.. - не поверив собственным ушам, переспросил Уклейкин, начиная вновь безнадёжно утопать в трясине, не отпускающей его от себя треклятой чертовщины. Мало того что, совершенно с неожиданной стороны, как весной утопленник, всплыл свидетель по его делу Копытов, так и сумма вознаграждения подозрительным образом совпадала с размером иска, который вменяется ему неким Лейкиным.
   - Что вы орёте, юноша... - мгновенно, словно придавленный колесом телеги гусак, шикнул старичок на побледневшего собеседника, на ошарашенной физиономии которого густо перемешались чувства замаскированного страха и явного недоумения.
   - Извините, просто такая сумма... - только и смог в свою очередь скорее машинально шёпотом ответить Уклейкин, продолжая параллельно, но всё также безуспешно постичь смысл происходящего.
   - А я про что... - мечтательно вдохнул ушлый старичок, - мне б этих деньжат годиков на пять бы хватило. - А может... и в Лондон рванул бы... на Baker Street (он на удивительно чистом английском благоговейно произнёс название знаменитой на весь мир улицы) в музей к коллеге Холмсу...
   - Да уж... - по инерции соглашался Володя с заслуженным пенсионером органов внутренних дел, всё ещё находясь в заметном замешательстве, - осталось только найти этого чёрта...
   - С этим пока, увы, засада, - с плохо скрываемым сожалением выдохнул активный старичок, но мгновенно, словно бы, ищейка, вновь учуявшая запах алкаемой ею добычи, уверенно с едва заметной хитрецой, сквозь прищур огромных седых ресниц добавил:
   - А позвольте тогда, молодой человек, так сказать: услугу за услугу, - попросить вас о пустяшном одолжении?
   - Пожалуйста, с превеликим удовольствием... - благодушно пожал Володя плечами в знак безусловного согласия и без всякой задней мысли, полагая, что неожиданное участие в его деле такого опытного человека может хоть как-то пролить лучик света во тьму чертовщины.
   - Примерьте в таком разе на одну секундочку вот это... - и он, как фокусник, достал из-за спины чёрную маску с колпаком, - а то я все московские цирки обегал, - всё бес толку: ни один клоун не похож на фотографию этого, как вы изволили выразиться, чёртова Копытова...
   Уклейкин после последних перипетий подсознательно ожидал всё что угодно: даже очное явление пред собою Нострадамуса, например, но не такого над собою унизительного кощунства со стороны абсолютно незнакомого бодрого старичка-боровичка. И в строгом соответствии с укоренившейся с детства черты характера, о которой было достаточно подробно упомянуто в самом начале повествования, он, мгновенно раскрасневшись мартеновской печью, закипел негодованием:
   - Вы в своём уме, я вам шут гороховый что ли?!
   - Да всего-то на секундочку, - невозмутимо стоял на своём старичок, - вдруг, вы и есть Копытов... чем-то вы, молодой человек, с ним схожи, а без маски и колпака я...
   - Да идите вы к чёрту, ненормальный! - грозно оборвал его Уклейкин, - а то я за себя не ручаюсь!
   - Хам!.. - в свою очередь огрызнулся старичок. - А ещё очки нацепил, боров!.. Я ему, как родному, все расклады открыл, а он, пёс неблагодарный, ещё и тявкает!.. - как бы обращаясь к отсутствующим вокруг прохожим-свидетелям, продолжал он возмущаться, тем не менее, пятясь в сторону отделения милиции, указывая тростью, как рапирой, на Уклейкина.
   - Вали, вали отсюда, Пинкертон, блин, липовый!..
   - Ну, всё! - взорвался старичок, от чего борода его встала колом. - Я тебя, тля очкастая, сейчас приземлю на нары за оскорбления!.. Будешь помнить знаменитого на всё СССР опера Петрыкина!.. - но повинуясь огромному житейскому опыту, от греха ускорил отступление, засеменив к входной двери ОВД.
   - Ага, сейчас, разбежался и сел, мухомор ты трухлявый!!! - наседал Володя, с трудом себя сдерживая от того чтобы не дать зарвавшемуся, обезумевшему старичку хотя бы слабенького пинка для профилактики.
   - Милиция! Милиция!!! - завизжал противный старикашка и мышкой нырнул в дверь околотка за помощью, дабы натравив всё ещё зевающие органы внутренних дел, как гончих псов, на Уклейкина, примерно наказать последнего за хамство и неуважение к себе и букве закона о поведении в обществе.
   Последний клич почти сразу остудил Володю, ибо, в последние недели чертовщины слово, "милиция" мгновенно вызывало в нём нервный зуд и непреодолимое желание тут же исчезнуть из поля зрения въедливых органов. Кроме того, свято памятуя о ценных наставлениях Петровича, он не стал дразнить, как гусей, судьбу, и, решительно сорвав объявление с фотографией Копытова со стенда, не долга думая ретировался в ближайшие кусты, где и был таков.
   А уже через 10 минут на всякий пожарный случай, специально поплутав между домами и переулками знакомыми с детства тропами подобно хитрому лису, Уклейкин был на пороге квартиры, где и застал хлопочущую с утренним кофе Наденьку. Было всего 9:30 утра Воскресенья, а настроение Володи было уже подорвано случайной ссорой и объявлением о пропаже Копылова, словно единственный мост, соединяющий два полушария его измученного чертовщиной мозга. И, если конфликт с агрессивным пенсионером органов внутренних дел Володя отнёс к обычному недоразумению, которые случались по жизни весьма в достаточном количестве, то странное явление Копылова в качестве уже сорванного объявления о его розыске рядом с ОВД на доске "Их разыскивает милиция" - выбило его из накатанной колеи относительно удобоваримого бытия.
   "Действительно... - рассуждал лихорадочно он всю дорогу до дома, - если допустить, что этот свидетель в колпаке и маске по моему делу пропал без вести, то - это в принципе хорошо: как, говорил Сталин: "нет человека, - нет проблем", прости Господи; но в том лишь смысле, что доказать мою виновность Чугунову будет сложнее. И тогда, возможно, это липовое дело и вовсе развалится... Но с другой стороны, если всё это не бред, а фантастическая цепь неизъяснимых, но реальных обстоятельств, то и Копытов этот должен быть живым человеком, который вдруг взял и сгинул на ровном месте. А ведь у него, наверняка, есть родственники, дети, любимая... и может он вообще не причём, а тоже жертва нелепой чертовщины, притянутый Карлами по случаю. И вообще, - разве возможно что бы милиция вывешивала публично фотографию с такими несуразными приметами, от которых даже, если верить словам этого противного Петрыкина, он, - бывший прожженный оперуполномоченный, - в шоке: ну, не одни же идиоты там сейчас служат?.."
  
   - Ну, как, Володенька, сходил в милицию, - всё хорошо?.. - разом оборвала Воскресенская, хлипкую нить не вяжущихся в логическое полотно его внутренних рассуждений, пристально вглядываясь в озадаченное лицо любимого, сердцем почувствовав неладное.
   - Да, всё нормально, Наденька... - и для пущей убедительности он достал казённый документ с синеющей, как залежавшаяся на прилавке курица, печатью с сегодняшним числом.
   - Вот и отлично, хоть одной проблемой меньше, - искренне обрадовалась она очередной победе Володи над угнетающими его обстоятельствами. И тут же, с нежным сочувствием заглядывая своими бездонными очами в его неспокойные зрачки, - уточнила:
   - Или всё-таки что-то случилось?.. не держи в себе, милый, лучше выговорись - легче станет... Вспомни, что говорила, Ирина Олеговна...
   - Да, опять чертовщина какая-то... - немного помявшись, как новобранец пред дверьми медицинской комиссии военкомата, всё-таки выдавил из себя виновато Уклейкин.
   - Боже мой... - сдавленно, едва не вскрикнув от реализовавшегося в реальности нехорошего предчувствия, слетело с напряжённых уст Воскресенской, от чего она пролила несколько капель кофе на скатерть.
   Через 5 минут, уединившись в комнатке, за завтраком с подорванным аппетитом, она была просвещенна в утренние странности, произошедшие с Володей у милиции. Не найдясь, сразу, каким образом утешить его, она, в общем-то, обоснованно упирала на то, что высоко вероятно - это просто чья-то злая шутка или невероятное стечение случайных обстоятельств, ибо также, как и Уклейкин, - не находила несуразному происшествию логических объяснений.
   Однако Воскресенская не опустила ласковых рук в тщетных попытках развеять невесёлые мысли из понурой головы суженого; напротив, она решительным образом заставила Володю прогуляться с нею по пока ещё не раскалённой послеполуденным зноем Москве.
   Удивительно, но уже через час, расположились в благословенной тени на скамейки у храма Христа Спасителя, напрочь забыв о чертовщине, они, словно голубки, ворковали о том, как совсем скоро обретут самостоятельную счастливую семейную жизнь после регистрации брака, намеченного на ближайший четверг.
  
   Тем временем Воскресенье, выспавшись и потянувшись всласть, набирало выходные обороты, вытряхнув из уютных кроватей москвичей и гостей столицы, среди которых был и небезызвестный нам Франц Шорт, курьёзным образом познакомившийся с частью участников бурно развивающихся событий вокруг дома Уклейкина с неделю назад.
   Швейцарец, которого в суматохе Шурупов и Коловратов поначалу приняли едва ли не за немецкого шпиона, уютно расположившись в тени веранды дорогого ресторана рядом с Красной площадью, неспешно потягивая кофе, наслаждался историческими красотами полуденной Москвы.
   Он ожидал Семёна Разводилова, средней руки чиновника Москомархитектуры, о встрече с которым договорился в минувшую среду, будучи по делам в департаменте культуры и охраны памятников России и которого ему рекомендовали, как весьма полезного человека со связями.
   Наконец, когда Франц хмуро взглянул на часы и вынужденно заказал третью чашечку кофе, к ресторану подкатился огромный чёрный Lexus последней модели, и вальяжный водитель неспешно обойдя роскошное авто, открыл заднюю боковую дверцу, из которой и показался долгожданный Разводилов. На тщательно выбритом, снисходительно улыбающемся сорокалетнем лице его, всё же проступали следы вчерашнего кутежа устроенного в дипломатической миссии одной из среднеазиатских стран бывшего СССР в честь прибытия в столицу нового второго или даже третьего посла. Кроме того, на плутоватой физиономии чиновника буквально читалось: "Любой каприз за ваши деньги", ну или что-то в этом роде.
   Сверкнув золотыми Cartier, на секунду показавшимися из-под режущих глаз белоснежных манжет рубашки, скреплённых запонками с увесистыми бриллиантами и, покачав чуть виновато головой, - Семён Семёныч с едва заметной одышкой грузно присел за столик:
   - Извините, господин Шорт, проклятые московские пробки...
   - Да-да, я понимать... - учтиво согласился швейцарец, тоскливо оглядев фактически пустые воскресные столичные проезжие улицы... - Виски, пива, кофе?.. - тут же предложил он гостю.
   - Пива... - мгновенно среагировал чиновник, изнеженные внутренности которого всё ещё неприятно сушило муторное похмелье, - уж больно жарко нынче... - Ну, и... пару рюмок водочки, - добавил он, не найдя внятного аргумента столь раннему употреблению крепкого напитка, ибо знаменитые на весь мир кремлёвские куранты пробили лишь половину первого дня...
   - Ок... - кивнул понимающе Франц, щёлкнув пальцами, и официант, синхронно записывающий заказ, метнулся его исполнять...
   - Как вам наша Москва, мистер Шорт? - словно бы в лёгкое оправдание получасового опоздания начал положенный в подобных случаях разговор Разводилов, прежде чем перейти к главной теме встречи.
   - Оу, она из бьютифул!.. - искренне восхитился швейцарец, по-настоящему любивший столицу России, в который бывал множество раз.
   - Вы находите?.. - сдержанно и чуть удивлённо пожал плечами чиновник, - а по мне так лучше ваш Цюрих, - тихо, спокойно: ни наездов, ни стрелок, да и банков, как у нас грязи...
   - Зато у вас, Семён Семёнович, как это по-русски... жизнь бьёт ключом, столько возможностей, real свобода... - ответил Шорт, в очередной раз, для себя отметив странную среди местного чиновничества черту, - некоторое раболепие перед всем Западным. - Впрочем, это дело вкуса... - мягко притормозил он высоко вероятное расползание диалога в пустопорожние дебри о том, где трава зеленее и пряники сытнее, памятуя об уже потерянных по вине жизнелюбивого собеседника полчала.
   - Согласен, - в свою очередь вынужденно выдохнул Разводилов. Даже после возлияния в уставшую плоть 50-ти грамм "Столичной" ему нестерпимо хотелось принять горизонтальное положение в своей уютной, раскинувшейся на 5-ть немаленьких комнат квартире на Пятницкой, что бы банально отоспаться от вчерашних бурных утех. И они, не сговариваясь, каждый по своей вышеуказанной причине, весьма быстро вывели беседу в деловое русло, в которой принялись обсуждать детали культурно-исторического проекта Шорта, который последний пока безуспешно второй год пытался реализовать в Лефортово.
   И спустя полчаса, пожимая руки на прощанье, они уже было начали расходиться, договорившись, созвонится к концу следующий недели, как вдруг Швейцарец вспомнил об ещё одном деле:
   - Да, вот ещё что, Семён Семёнович, ...не могли бы вы по своим каналам выяснить есть ли какие-либо законные основания не сносить home по этому адресу или как-то иначе помочь его жильцам остаться в своём районе. Это, так сказать, - личная просьба: там проживают my new, очень good friends...
   - Отчего же не смогу, - хитро улыбнулся чиновник, отхлебнув изрядно прохладного пива, - хорошим людям завсегда рады помочь, - посмотрим, дорогой Франц... И, взяв, протянутый лист бумаги он, одними глазами прочитав: "Красноказарменная, 13" едва заметно посерел лицом. (Будучи весьма осведомлённым чиновником Москвы, Разводилов не смог определённо вспомнить, кто именно из влиятельных бизнесменов курировал этот район города и конкретно указанный в записке дом, но неприятный холодок пробежал по его спине, ибо методы ведения ими своих тёмных делишек он знал достаточно хорошо).
   - А то порою получаются парадоксальные things... - как бы обосновывая свою просьбу, рассуждал вслух Шорт. - Памятники мы пытаемся сохранить, а живых людей, которые являются непосредственными носителями культуры and history, - безжалостно выкорчёвываем из их же родного ареала...
   - И в этом вы опять правы, Франц, но...
   Ох, сколько слышал швейцарец на деловых переговорах с русским чиновничеством это многозначительное, растянутое "Но...". Удивительно, но всякий раз, при произношении его, оно всегда лукаво-стыдливо уводило глаза в сторону, а, особой интонацией и мимикой давало понять, что просьбу де удовлетворить можно, но сделать это будет чертовски трудно; а посему, для ускорения процесса согласования со всеми инстанциями надобно "смазать" бюрократические шестерни... N-ой суммой... Поэтому опытный Шорт мгновенно осознал, как бы тайный смысл, этого "Но...", дежурно слетевшего с лоснящихся от жирной сёмги уст Разводилова.
   - ...но, увы, реалии нашего времени таковы, - продолжал чиновник умело жонглировать стандартными фразами, - что частный, в том числе и строительный, бизнес у нас чрезвычайно влиятелен, да и земля в Москве безумно дорога...
   - Я всё понимаю... - так же многозначительно, как и Семён Семёныч, понизив голос до приватного уровня, ответил швейцарец.
   - Вот и ладушки... - с трудом скрывая тут же проступивший корыстный румянец на расплывшемся в улыбке, словно нечаянно пролитый кисель, лице, подытожил договорённость чиновник Москомархитектуры. - То есть, - ОК, я хотел сказать, - блеснул он напоследок английским и грузно ввалился в ёмкое кондиционированное пространство Лексуса, который нарочито важно и неспешно повёз его сквозь марево знойной Москвы в прохладный уют комфортабельной квартиры в центре столицы.
   При этом Шорт уже традиционно про себя обозвал чиновника "проклятым взяточником", а тот в свою очередь дотошного швейцарца - "чёртом не русским". На том они и расстались, вежливо поклонившись друг другу.
  
   После обеда, воскресенье так и докатилось вместе с жарой вяло за горизонт истории без особых приключений: как говорится, - чинно и благородно.
   Шурупов с активом, в соответствии с планом последней летучки штаба провёл в 20:00 собрание определившихся с роковым выбором жильцов, число которых хоть заметно уменьшилось после иезуитской речи Коростылёва, но пока еще было ощутимым и давало не плохие шансы на успех обороны дома от алчных на него поползновений Лопатина. Итоговый протокол зафиксировал 80-ть живых душ, готовых бороться за своё право продолжить жизнь на малой Родине, в числе которых, правда, были 10-ть колеблющихся со смотровыми ордерами на руках, но не афиширующих сей скользкий факт, против 120-ти прописанных в доме изначально.
   Вновь были уточнены инструкции на случай тех или иных предполагаемых агрессий и провокаций со стороны строительной мафии, определены заново дежурные двойки от каждого подъезда и график их ночного караула дома, способы экстренного оповещения и т.д. и т.п. Также было объявлено о начале со следующей недели точечного пикетирования Мэрии Москвы и Департамента жилищной политики Лефортова, которое поручили Звонарёвой и её боевой подруге, отчего баба Зина мгновенно, как сверхновая звезда, вспыхнула счастьем оказанного ей общественного доверия и даже как будто ещё более помолодела. Для развития этого публичного направления, штабом было составлено, а собранием подписано, обращение в соответствующие местные органы власти, для разрешения небольших (в пределах ста участников) митингов у Кремля, дома Правительства РФ и собственно Мэрии.
   Затем Стечкина зачитала ещё два казённых формальных письменных отписок пришедших в ответ на их запрос о помощи из бесчисленных кабинетов местной власти, смысл которых оставался прежним: "спасение утопающих - дело рук самих утопающих", чем вызвала ожидаемую негативную реакцию собравшихся.
   Наконец, венцом последнего выходного дня недели стало совместное вывешивание жильцами между балконами огромного красного полотнища с аршинным, ёмким и широко разошедшимся в народе воззванием легендарного и непобедимого комдива Чапаева: " ВРЁШЬ, НЕ ВОЗЬМЁШЬ!.."
  
   Основные же действующие лица противоположной стороны конфликта вокруг дома по Красноказарменной 13, напротив, - были чрезмерно расслаблены в навсегда ускользающем в безвозвратное прошлое Воскресенье:
   - Пал Палыч Лопатин, традиционно по полной парился в своей бане на Рублёвском шоссе, известной среди узкого круга влиятельных персон, сразу с двумя замами министра строительства России;
   - Подстилаев с Коростелёвым второй день к ряду до скачущих чёртиков в глазах отрывались в роскошном ресторане "Метрополя" по случаю свадьбы внучки Начальника Департамента Юго-Восточного округа Москвы, который тот снял на неделю;
   - Ну, а "Сытый" с "Круглым", с утра качнув средства своего "производства" - и без того выпуклые мышц - завалились в злачный кабак, где и зависли под шансон почти до рассвета, между обильными излияниями пива с водкой и тёрками безумно удивляя местную братву азами английского языка.
   Таким образом, все люди, так или иначе причастные к излагаемой нами необычной истории, расположившись, словно на шахматной доске пешки и фигуры, в начавшейся, но прерванной на ночь партии с примерно равными шансами на победу, были морально готовы продолжить её едва ли не ва-банк уже на следующее утро.
  
  Глава 3
  
   После смутно-мрачных 90-х, нашпигованных, как заросшим бурьяном брошенные пахотные поля, массовыми выступлениями граждан против беспредела, образовавшегося в России почти невыносимого жития-бытия, посредством огромных полуголодных и злых демонстраций и митингов, - к середине нулевых годов XXI века ситуация с подобными формами протеста заметно устаканилась.
   То ли люди, как винтики насильно встроенные в новый импортный механизм, притёрлись к новым реалиям навязанных им извне т.н. рыночных отношений. То ли власть предержащие, словно бы отрезвев от перестроечного запоя и дележа несметных богатств, накопленных пращурами за века созидания Отчизны и несчётных кровавых побоищ с ворогами её, осознали, что дальше гнобить растерявшейся и хмурый народ чревато, - и начали наводить в стране элементарный порядок. Так или иначе, но, вопреки, казалось бы, неизбежному со стороны краху государства, впрыснутому яду разобщения и ложных ценностей, наперекор самому Року, вновь явилось очередное чудо Возрождения Отечества, словно бы Архангел Михаил, - Божественный покровитель Земли Русской, - спустился с Небес и дланью праведной выдернул её из пропасти возможного исторического небытия.
   Поэтому, когда в понедельник утром у мэрии Москвы вдруг образовался одиночный пикет (на который не требовалось разрешение) в виде Звонарёвой, которая специально по этому поводу разоделась в яркие, вызывающие цвета, - никто из проходящих мимо чиновников особенно не удивился. Они лишь вскользь бросали, как бы равнодушные, взгляды на протестующую старушку и красноречивый плакат, взывающий о помощи жильцам дома на Красноказарменной 13 от произвола алчного спрута местной власти и жулика Лопатина с увеличенной фотографией известного рукопожатия, висевшую на впалой груди её. Это обстоятельство тотального невнимания и даже некоторого пренебрежения к ней со стороны работников мэрии сильно задевало Зинаиду Ильиничну, отчего злость к равнодушному к чужому горю чиновничеству прямо пропорционально закипала в ней с каждым безучастно скрывшимся за парадными дверьми мэрии бюрократом. И лишь данное накануне клятвенное обещание штабу держать себя в руках и не провоцировать конфликт, кое-как сдерживало выплеск накапливающего внутри её гнева.
   Схожая ситуация происходила и у входа в Департамент жилищной политики Лефортова, где с такими же однозначными, обличительными транспарантами в гордом одиночестве пикетировала боевая подруга Бабы Зины - Макаровна, одетая в советскую фронтовую форму, при всех немалых орденах её и медалях. Однако, если чиновники мэрии Москвы, в столичной иерархии властной пирамиды мегаполиса находятся на её вершине, то их коллеги по районам, - ближе к её основанию, т.е. к земле. А потому, когда традиционно в 12-м часу дня понедельника с чёрного хода Департамента на работу закатился Коростылёв, его чуть более дисциплинированные замы, - тут же доложили ему о ЧП, в результате чего кровь отхлынула с измождённого выходными лица его.
   Станислава Игоревич, несмотря на страстное желание отсидеться часик-другой в тиши личного кабинета, дабы с него исчезли ещё несколько похмельных волн двухдневного гулянья, был вынужден лично ознакомиться с пока ещё одиночным, но публичным протестом бесстрашной старушки, ибо заячье сердце его заныло нехорошим предчувствием. Подойдя к твёрдо стоящей с плакатами, как на боевом посту, Макаровне, вокруг которой уже, словно любопытные мотыльки на свет правды, слетелись, кружа, пенсионеры и прочие миряне возмущённо охая и ахая, Коростылёв вновь побледнел, сколько бы он не пытался скрыть это. Он до последнего мгновения не верил ужасным показаниям своих подчинённых, надеясь, что это какое-то недоразумение и каковое он с его-то опытом классного переговорщика всенепременно легко уладит.
   Однако вглядевшись в волевое лицо Макаровны и "добившись" от неё лишь крайне скупых, но убийственно точных, как от снайпера, однозначных ответов типа "вор должен сидеть в тюрьме" Коростылёв окончательно въехал, что дело пахнет керосином. Нервно потоптавшись вокруг пикетчицы, опасливо вслушиваясь в недовольный гул общественности в адрес алчных жуликов и продажного чиновничества, - он напуганным сусликом посеменил звонить Подстилаеву, дабы срочно посоветоваться с шефом по этому, весьма щекотливому вопросу.
   Надобно напомнить, что ещё в субботу листовками с подобным содержанием, уже был весьма плотно оклеен весь район. Но так как Департамента жилищной политики Лефортово в выходные не работал и исключительно для улучшения связи с гражданами был обнесён железным забором, Звонарёва при всём её рвении на его территорию прорваться не смогла, ограничившись близлежащими столбами. Более того, после доклада Чугуновым своему начальству об обнаружении на вверенной территории провокационных листовок крамольного содержания, - сверху немедленно поступил негласный приказ об их полном уничтожении. И уже к вечеру того же дня они, как форменная клевета и поклёп на местные органы власти и бизнес, они почти все были сорваны.
   Таким образом, местное прикормленное Лопатиным милицейское начальство во избежание справедливо ожидаемой крайне негативной реакции на листовки, да ещё и в выходные дни, - не решилось его беспокоить. Снизу же информация Пал Палычу также не просочилась, хотя сарафанное радио успело отчасти наполнить информацией эфир района. Единственным же сотрудником Департамента, до ушей которого донеслась компрометирующая весть и там застряла, была его уборщица баба Дуся, и которая в сердцах ещё около полудня субботы, посреди местного продуктового рынка разразилась гневной тирадой: "Так им и надо, сволочам!!! Натопчут, а мне - полы драить!.."
   Итак. Примерно через час, строго в соответствии с чином, прибывший в таком же состоянии не полного здоровья Евгений Игоревич, лично ознакомившись с содержимым категоричных плакатов Макаровны и, убедившись в железной её несгибаемости, - ёрзал в кресле напротив понуро стоящего на ковре Коростылёва и, как оголодавший хомяк, грыз холёные ногти, рассуждая вслух:
   - Давненько я такой наглости от народа не видел, давненько... интересно Лопатин уже знает?..
   - Надеюсь, что нет, а то давно бы вас по стенке размазал... - дрогнувшим голосом кисло "обнадёживал" шефа Коростылёв, - ...но всё равно рано или поздно ему доложат... вот уж тогда...
   - Во-первых, - не "вас", а нас: ты что думаешь, Стасик, я на тебе после люлей Лопатина не отыграюсь?!.. - неожиданно твёрдо осади Подстилаев хитрого помощника, разъяснив диспозицию, и строго заглянул в его бегающие глазки. "Если выживу, конечно..." - тут же с тоскливым страхом заметил он про себя.
   - Что вы, что вы, Евгений Игоревич... - испуганно попятился ошпаренным раком подчинённый, зная возможности шефа и его увесистую руку по собственной шее, - просто оговорился... от волнения.
   - То-то... - чуть смягчился начальник Департамента. - А во-вторых, - Палычу, по любому какая-нибудь крыса стукнет: тут ты, увы, прав...
   - Так, может быть, вы сами позвоните, Пал Палычу... так сказать, - проявите инициативу, сыграв на опережение?.. - тут же продолжил Коростылёв, не на шутку струхнув за целостность собственной шкуры.
   - Ага, сейчас!.. - в заметной тревоге встал с кресла Подстилаев и также начал нервным маятником ходить вдоль стола. - И что я ему скажу?.. Мол, перед дверьми Департамента стоит старуха с компроматом, и я сделать ничего не могу?!.. Вот тогда-то он меня точно своим псам-костоломам скормит... - обречённо заключил Евгений Игоревич, и, выдержав драматическую паузу, многозначительно добавил прямо в снежное лицо Коростылёва, - вместе с тобой...
   Как известно, человек в свои минуты роковые порою проявляет чудеса находчивости, разгоняя свой мозг, как процессор, едва ли не на 100%, дабы пусть и на ничтожный миг, но продлить своё существование на бренной Земле. И хотя в описываемом случае до Рубикона физического небытия было относительно далеко (на наш сторонний субъективный взгляд), Коростылёв начал отчаянно и без разбору генерировать идеи:
   - Надо срочно милицию вызвать!.. - пусть её на 15 суток закроют...
   - Мимо кассы: по закону на одиночный пикет не требуется разрешения, - как профессиональный теннисист мячик, начал жёстко отбивать посыпавшиеся предложения на сторону подчинённого Подстилаев.
   - Ну, тогда как-нибудь иначе бабусю припугнуть?..
   - Чем? Как?!.. Таких уже ничем не испугать, - видал, сколько у неё орденов, небось, фрицев пачками валила...
   - А может этой бабке бабок дать?..
   - Не смешно... Поверь мне, Стас, такие, как она, - не берут, только себя лишний раз скомпрометируем... как-то иначе надо, тоньше...
   - Может, пригласить её на чашечку чаю, торт там с конфетами, - глядишь и размякнет...
   - Не прокатит, я ей сразу предложил пройти в кабинет для разговора, а она, как топором рубанула, "нет" и точка... сто пудово по плану действует...
   - Факт!.. Я, когда жильцов этого проклятого дома агитировал, то местные активисты меня чуть с потрохами не съели: каждое слово записывали в протокол, снимали на видео, фотографировали, вопросами каверзными мучили...
   - Грамотные, суки... И сейчас вон всё просчитали: мало того что пожилую бабку поставили, пенсионерку, так ещё и фронтовичку с медалями, - такую только тронь - тут же вой на весь район поднимется, мол ветеранов власти притесняют... Что же, блин, придумать-то...
   Бог весть, сколько бы ещё они бесплодно гоняли в пинг-понг мозгового штурма, нервно перекидываясь идеями и их мгновенными отторжениями типа: "Может..." - "Нет...", "Тогда..." - "Не годится...", "А давай..." - "Ты офанарел...", пока судьба, наконец, не сжалилась над ними. Неожиданно, как и всегда бывает в подобных напряжённых ситуациях, на столе Подстилаева резко, словно школьный звонок на невыученный урок, задребезжал служебный телефон, вынудив их, - содрогнутся. Они судорожно переглянулись и на правах хозяина кабинета, немного трясущейся рукой раскаляющуюся углями негодования трубку снял Евгений Игоревич, опасливо вопросив в пугающую неизвестность:
   - Алло...
   - Меж ног тебе кайло!!! - громыхнуло из трубки так, что у Коростылёва, стоявшего в двух метрах от аппарата, навылет прострелило близлежащее к аппарату ухо.
   - "Протекло..." - только и смог про себя с ужасом констатировать Подстилаев факт утечки информации к грозному шефу.
   - Значит так, Жека! - понеслись далее громогласные приказы-раскаты самого Лопатина, - все дела по боку и лично займись домом на Красноказарменной улице, какой его чёрт... номер...
   - ...13-ть... - подсказал Подстилаев и, словно раненый, - рухнул в кресло.
   - Во-во и номер соответствующий, гнилой, блин...
   - А что случилось, Пал Палыч?.. - совершенно неожиданно для самого себя первый раз в жизни перебил он шефа, безоговорочно сдавшись гнетущему душу давлению страха и любопытства.
   - Да, в общем-то, ерунда... - как всегда, внешне самоуверенно, но внутренне настороженно ответствовал Лопатин, в свою очередь, пропустив мимо ушей, нарушение субординации. - У мэрии одна полоумная старуха пикет устроила с компроматом на меня, и...
   - Как?!.. - вторично выскочило из Подстилаева ещё большего размера ужасное удивление, нагло оборвавшее шефа на полуслове, - и у вас тоже?!..
   - Не понял?!.. - уже по-настоящему напрягся Пал Палыч, вновь спустив с рук подчинённому нарушение иерархии, - а ну-ка поясни...
   - Так у нашего департамента с утра тоже какая-то бабка в орденах и с нехорошим плакатом торчит да ещё с огромной фотографией, где мы с вами у чёрного входа здороваемся... помните?..
   - Ах, вон оно что!.. - зловеще рыкнул Лопатин и взял мимолётную паузу, в которой анализировал сложившуюся ситуацию на предмет ответных эффективных мер.
   Дело в том, что пять минут назад один из многочисленных прикормленных им осведомителей всё-таки решился шепнуть ему не только о пикете у мэрии, но и о субботних компрометирующих листовках. По всему выходило, что и без того плохо контролируемые пазлы бытия начинали складываться явно не в его пользу, от чего Лопатин, обладавший аналитическим складом ума и развитой интуицией, безошибочно заключил, что всё это - хорошо режиссированная информационная атака. И если не купировать проблему вовремя, то последствия для него и его, далеко идущих планов, могут быть самыми печальными.
   Впрочем, будучи человеком опытным в своих тёмных делишках и со связями он и сейчас особенно не переживал за судьбу своего строительного проекта: армия юристов, адвокатов и чиновников не первый год щедро кормились с его руки. Тем не менее, врождённая осторожность, развитая, едва ли, не до совершенства суровой школой выживания 90-х, включая и тюремные "университеты" - не позволяла отмахнуться от, казалось бы, незначительной опасности, как от случайно севшей на лицо мухи.
   Однако, более всего, что задело высокомерное эго Лопатина, был тот неприятный факт, что против него объединились обыкновенные простые люди, а не какой-нибудь влиятельный конкурент-бизнесмен. Пал Палыч, конечно, помнил о наличии некоего штаба активистов, о котором ему докладывали "Сытый" и "Круглый" предоставив даже их поимённый список, но до последней минуты не верил в самоорганизацию людей снизу. "Добро!.. Сами напросились..." - подытожил он мимолётный ситуативный анализ и твёрдо бабахнул в трубку:
   - В общем, так, Жека: работай с этим адресом строго по плану "Б", но пока в мягком варианте. И смотри у меня без самодеятельности, - лично головой отвечаешь!..
   - Есть! - по военному, однозначно ответил вытянувшийся в струнку, как проштрафившийся ефрейтор перед генералом Подстилаев в телефонную трубку, короткие гудки которой констатировали, что связь оборвана, и последнее слово начальника департамента бесцельно растворилось в его кабинете, так и не дойдя до адресата.
   - А с бабками-то что делать?.. - по инерции, растерянно и бесполезно вновь вопросил он отключившуюся трубку.
   - Эх, Евгений Игоревич, были б бабки, а, что с ними делать - мы уж как-нибудь решим... - риторически мрачно отшутился Коростылёв, и они приступили к реализации на практике секретного плана "Б" в его мягком варианте.
  
   А примерно в то же время, когда москвичами и гостями столицы были обнаружены одиночные пикеты в лице двух боевых подруг - Звонарёвой и Макаровны, в вестибюле "Вечерней газеты" Уклейкин вновь столкнулся с Яценюком.
   Но сегодня их встреча не была случайна, как в первый раз. Дело в том, что Демьян Тарасович все выходные буквально ни спал, ни ел, скрупулезно разбирая свои рукописи со стихами и даже малой прозой, коих за десятилетия официально не признанного обильного творчества скопилось, скажем, - мягко, - не мало. Он дотошно, словно самый прилежный на планете архивариус, раскладывал по полочкам всё, что было создано, отбирая, по его мнению, самое нетленное в особую стопку. Выпускающий редактор, подобно паломнику преодолевающему терний путь к святым местам, не оставлял надежды на чудо публичного признания своего, как ему казалось, непонятого ненавистными критиками и издателями таланта. Он совершенно не понимал: каким образом Уклейкин, проявивший к нему и его творчеству редкую по нынешним временам чуткость, поможет ему обрести заслуженную известность, но слепая и оттого истовая Вера в волшебное Преображение не давала ему покоя и гнала его, как ветер пушинку, к вожделенной цели.
   В итоге титанической работы, лишь к рассвету понедельника избранные рукописи плотно наполнили собой ёмкий оранжевый чемодан, с коим Яценюк и явился на работу на два часа раньше положенного, что бы, не дай Бог, - не проморгать Уклейкина. И ближе к 11-ти, нервно нарезав очередной круг вокруг раздутого чемодана, вызывающе стоящего перед парадным входом в издательство, - муки напряжённого ожидания выпускающего редактора были прерваны, ибо, словно ястреб зорко наблюдая добычу, он, наконец, выловил в толпе приближающихся и вразнобой зевающих коллег Уклейкина:
   - Рад видеть вас, Владимир Николаевич!..
   - Здравствуйте, Демьян Тарасович... - чуть настороженно пожал явно взволнованную, а потому слегка влажную ладонь Яценюку Володя, и предчувствие какой-то очередной неприятности обдало холодком его сердце, - что это вы поутру да с чемоданом, - в отпуск?..
   - Да нет, ...какой там отпуск, - осознавая всю нелепость своего неловкого положения, отвечал он; и по всему было видно, как тяжело ему давалось каждое слово. - Это я вам, Володя... принёс...
   - Мне?!.. - искренне удивился ошарашенный Уклейкин, - а что там?..
   - Мои избранные... произведения... - с превеликим усилием выдавил из себя Яценюк, и тут же покрылся потом неудержимого волнения, на глазах краснея как рак, попавший в кипяток. - Только прошу вас, Владимир Николаевич, ради всего святого... - не отторгайте сразу, прочтите, я отобрал лишь самое сокровенное... вдруг это то, что так не хватает нам, людям!.. - взмолился он Уклейкину, как иконе. - Я понимаю... вы человек занятой, да и сами пишите, поэтому ни в коем разе не тороплю вас, будет секундочка свободная - посмотрите, а нет, - я обожду... мне не привыкать: и так всю жизнь томлюсь в бесплодных надеждах... Кроме вас мне больше и обратится не к кому, - вы человек чуткий, образованный, а кругом, сами изволите видеть,- всё подавляющая серость, чёрствость и пошлость... А мне уж, Володенька, шестьдесят с гаком... Помните, что "доброе слово и кошке приятно..." Требуйте, что хотите, только не гоните меня... сразу...
   - Но... - совершенно растерялся абсолютно неожиданной просьбе Уклейкин, не зная, как и что ответить исповедавшемуся выпускающему редактору, дабы, ни в коем случае не обидеть его искренность и доверие. Кроме того, всё более укоренявшаяся в его сознании мысль о Творце и избранных им "коллег по цеху", к коми Володя с тайной надеждой причислял и себя, не позволила ему отторгнуть мольбу соратника по перу о помощи, каким бы он ни были плоды творчества его по качеству. А поскольку, у каждого, пусть даже и далёкого от образования и культуры человека, есть свои сформировавшиеся вкус и мнение, то и выходит, что лишь один Бог, столь фантастически красиво созидавший бесконечную Вселенную, - и есть нам всем истинный Судья, а не он, - Уклейкин.
   - Вы не беспокойтесь, Володенька, - чемодан не тяжёлый, - это он только с виду такой пухлый, и я ...всецело доверяю вам его содержимое, - прервал затянувшуюся паузу Яценюк с неописуемым внутренним облегчёнием, сердцем почувствовав пока ещё не озвученную теплоту согласия Уклейкина. - А хотите, - я его вам лично домой поднесу, если вам по каким-то причинам неудобно или неловко?..
   - Что вы, что вы... Демьян Тарасович, мне нисколько не трудно, - наконец материализовались в утешительные для Яценюка слова мысли Володи, но который всё ещё неуверенно мялся, оказавшись в совершенно неожиданном для себя положении, - ...просто мой дом фактически на осадном положении... мало ли чего...
   - А что случилось?.. - тревожно и абсолютно не постановочно нахмурился выпускающий редактор.
   - Да нас под надуманным предлогом аварийности дома пытаются выселить к чёрту на рога: в южное Бутово из родного Лефортова...
   - Вот сволочи!.. - мгновенно и искренне солидаризировался проблеме Яценюк. - Я хоть, Володя, человек маленький и спокойный, нужными связями, увы, не оброс, но учудить какую-нибудь кузькину мать ещё смогу: в общем, всецело располагайте мною: я у вас теперь, дружище, в неоплатном долгу...
   - Спасибо, Демьян Тарасович, ...но пока это лишнее... - вежливо ответствовал Уклейкин, в очередной раз, поймав себя на неприятной мысли о том, что фактически намеренно эксплуатирует доверие человека в своих пусть и благородных целях.
   - Ну, тогда вот что, - решительно предложил Яценюк, - держите дубликат ключа от моего кабинета. - Это на тот крайний случай, если меня не будет, а вам потребуется тишина уединения.
   - Спасибо... но, это же... я извиняюсь должностное преступление... - со смешанными чувствами попытался отговорить его Володя от опрометчивого шага, хотя заветный ключ доступа к файлам выпускающего компьютера редакции сам плыл в руки Уклейкина.
   - Наплевать!.. - искусство, в конце концов, требует жертв, - неловко отшутился выпускающий редактор и насильно вложил ключ в также взмокшую ладонь опешившего коллеги. - Тем более, маловероятно, что вообще кто-нибудь об этом узнает. Ну и желательно не попадайтесь на глаза Кривицкой в её смену - Алла Ивановна женщина хоть и во всех отношениях приятная, но с норовом - может и по шее съездить, - почесал он рефлекторно затылок.
   - "И я должен молчать!.." - возопил Володя одновременно к Творцу и к своей истерзанной муками выбора душе, когда Яценюк, раскланявшись в благодарности, ушёл домой, ибо сегодня была не его смена, а Уклейкин остался один на один с огромным оранжевым чемоданом и ключом в кармане перед входом в редакцию. Потоптавшись ещё немного в горьких раздумьях, Володя, наконец, почти определился: "Всё равно решусь!..", и, подхватив за ручку плотно упакованные вирши Демьяна Тарасовича, двинулся на своё рабочее место, вызывая недоумённые взгляды и вопросы коллег.
   Далее. Выведший на новый уровень противостояния двух сторон описываемого конфликта, понедельник покатился своим будничным чередом, пока не упёрся во вновь открывшееся обстоятельство, мгновенно поднявшее его градус сразу на примерно один порядок. А именно: ровно 15:00 по Московскому времени через арку в тихий послеобеденный двор известного дома угрожающе, словно предвестники неминуемой катастрофы, вкатились две казённые красно-жёлтые машины с синими мигающими проблесковыми маячками с лаконичными надписями "Мосгаз". Предусмотренная для подобных случаев сирена по неизвестной для сторонних наблюдателей причине была отключена.
   Едва спецмашины притормозил у помойки, как из них, словно бы космический десант, в ярком камуфляже, в блестящих непроницаемых шлемах, с кислородными рюкзаками на спине и чемоданчиками в руках выскочили сотрудники, и, рассредоточившись по двое, - решительно вошли сразу во все подъезды.
   Не прошло и пяти минут как все газовые вентили на лестничных площадках, включая и центральный, который непосредственно состыковывал дом с магистральной распределительной сетью, были перекрыты и особо опечатаны с секретом. Удивительно, но даже, несмотря на послеобеденное время буднего дня, никто из пусть и находящихся в малом числе жильцов дома не заметил участников молниеносно проведённой операции. Единственными кто лицезрел блицкриг "Мосгаза", причём, только его начало, - были Фархат и Бахадыр, которые так и проживали с субботы в бульдозерах СУ-66, одновременно являясь и их сторожами. Несостоявшиеся у себя на родине мелиораторы из Средней Азии, памятуя о строгом наказе их начальника Китайцева и подобострастно уважая его, - всё это время были ниже травы, тише воды, стойко перенося тяготы несения своеобразного караула, и лишь исключительно по ночам покидали бульдозеры по накапливающейся за день едва терпимой нужде. Продукты же, с запасом выданные иноязычным подопечным бывалым Суринамаом Занзибаровичем, по вышеуказанной причине ими ещё не были до конца растворены на молекулярные составляющие их желудочным соком.
   Вот и сегодня они мирно играли в нарды почти трёхсотую партию в кабине "арендуемого" Фарой под жильё левого от помойки бульдозера, когда проблесковые маячки машин "Мосгаза" и последующая лихая высадка "космонавтов" вызвала в гастарбайтерах приступ едва ли не животного страха. Они 100%-но решили, что это был особый отряд московской милиции (ОМОН) призванный навсегда ликвидировать их полулегальное положение в столице. Отчего синхронно, вместе с нардами рухнули на пол кабины, где и пролежали, затаив дыхание и не шелохнувшись, не менее получаса, пока первые недовольные волны вопли жильцов не реанимировали их к продолжению жизни.
   В свою очередь справедливое негодование пока ещё немногочисленных обитателей несчастного дома вызвало постепенное осознание практического отсутствия газа в конфорках кухонных плит, помноженное на кое-как расклеенные объявления нижеследующего содержания:
  
   "Уважаемые жильцы, в связи с плановым ремонтом газораспределительной сети микрорайона и во избежание несчастных случаев по причине крайней изношенности труб и аварийности дома на неопределённое время отключается бытовой газ.
   Извиняясь за доставленное неудобство, мы обязаны предупредить, что несанкционированное подключение дома к газу не только угрожает вашим жизням, но и преследуется по закону".
   МОСГАЗ
  
   Кроме того, вынужденно впитав в себя угнетающий яд сногсшибательной новости и поначалу громко и растерянно запричитав о форменном беспределе в равнодушное пространство, чуть опомнившись, - люди бросились к телефонам, как спасательным кругам во время кораблекрушения, в надежде получить ответ на главный вопрос: "Когда включат газ?". Однако и тут их ждал своеобразный удар под дых, но уже иного рода: все без исключения телефонные аппараты в доме были отключены от связи с Москвой, Россией и всего Мира, чему свидетельствовала гробовая, пугающая тишина в трубках.
   Собственно в этом и заключалась жёсткая суть пресловутого плана "Б" Лопатина в его "мягком" варианте, которой уже не в первый раз в своей деятельности его безотказные помощники - Подстилаев и Коростылёв в столице отравляли жизнь её коренным жителям ради барышей и амбиций шефа "за долю малую".
  
  Глава 4
  
   "Спокойствие, товарищи, только спокойствие!.. - словно бывалый, неунывающий Карлсон начал утихомиривать возбуждённую чрезвычайным происшествием толпу соратников Василий Петрович Шурупов, когда она окружила его, и, как начальника штаба ополчения, начала осаждать с мгновенно возникшим извечным русским вопросом: "Что делать?!".
   Начштаба уже привычно и достаточно ловко взгромоздился на ближайшую скамейку, выдержал суровую паузу, в течение которой пристально оглядел взволнованных людей, и, отдышавшись, - начал традиционно жечь глаголом, генерируя по ходу план неотложных действий:
   - Я, ни грамма не сомневаюсь, товарищи, что это дело грязных рук Лопатина и его прихвостней, ибо они поступили как настоящие фашисты в блокаду Ленинграда - лишили нас всех, включая детей и стариков, связи и жизненно необходимого газа!.. И хотя морально мы были к этому беспределу готовы, физические испытания, увы, ещё впереди. Но ради общей победы мы должны ещё более сплотить свои ряды и с честью и достоинством перенести грядущие испытания, ибо дорогу осилит идущий, взывает к нам сам Господь устами апостола. И я истово верю, что вместе, плечом к плечу, мы, как и герои города Ленина, - прорвём удушающие цепи блокады и, погнав врага из малой родины нашей, победим его, ибо, с нами, Правда!..
   Набирающий силу гул пока ещё робкого одобрения, сменивший первоначальную растерянность, тем не менее, достаточно упруго прокатился над головами преданно внимающих речь своего лидера ополченцев.
   - Но пока, как и в начале Великой Отечественной войны: враг силён и хитёр, - с наворачивающейся слезой благодарности продолжал Петрович. - Вот и сегодня, даже, несмотря на удачно выбранное им послеобеденное буднее время никто не заметил его и не остановил; но эту диверсию мы обязательно разберём позже, что бы в дальнейшем исключить подобных прорывов обороны дома. А сейчас, перво-наперво, учитывая ошибки, нам нужно немедленно выставить круглосуточную охрану трансформатора, системы водоснабжения, чтобы не лишится последних ресурсов. Кто, товарищи, готов немедленно заступить на охрану объектов пока основная мужская сила ещё не подтянулась с работы!?
   - Нас, пиши Петр... Петрович!.. - мгновенно откликнулся икнувший ещё не растворившимся в насквозь пропитанной алкоголем плоти 33-м портвейном Егорыч, бравурно похлопав по плечам своих, не менее чем он, прожжённых и верных соратников, - Толю и Колю. - Уж мы-то никакую гниду к щитку и трубе не пустим - тем более они всё одно рядом!.. Во все шесть глаз зыркать будем...
   - Благодарю, братцы, за инициативу! - вынужденно, хотя вполне и искренне похвалил он весёлую троицу, здраво рассуждая про себя, что на безрыбье и рак рыба, - а к утру вас мужики сменят...
   - Служим Советскому Союзу! - традиционно не удержавшись, немного спаясничал Егорыч и, чуть замявшись, - добавил: - Нам бы только это... деньжат малость ...вместо сухпайка...
   - Начинается... - едва не сплюнул в сердцах на раскалённый асфальт, разочарованный Шурупов.
   - Ни-ни-ни, Петрович, - тут же начал успокаивать начштаба и общественность Егорыч, - не такой нынче день, что ж мы без понятий... максимум пива разливного от жары... и баста!
   - Ну-ну... - вынужденно, авансом согласился Начштаба, ибо деваться было некуда - рабочий день был ещё далёк от завершения; и общественность, скрипя сердцем и кошельками, наскребла для троицы около пяти рублей, с коими последняя, уверяя всех в своей стойкости к искушениям, моментально и поплелась выполнять гражданский долг.
   - Спасибо, товарищи, за понимание, сами видите, - сейчас каждый человек на счету, - продолжал руководить организацией самообороны Шурупов, - на фронте бывало, что с виду никчёмный солдат геройством и смекалкой решал исход целого боя. - Так что будем надеяться на лучшее и верить в людей.
   Жильцы, которых постепенно становилось всё больше в т.ч. и за счёт обитателей соседних домов моментально прослышавших об ужасном несчастье соседей, хоть и с плохо скрываемым скепсисом по поводу "хорошо" известной всему микрорайону тройки, - всё же одобрительно качнули головами.
   - Итак, соотечественники! - продолжал реанимировать к жизни и сопротивлению напуганные сердца Начштаба. - Далее. Нужно немедленно восстановить телефонную связь, тут и объяснять нечего: без неё мы как без ушей, - кто возьмётся?! (Петрович за три недели настолько привык к удобству городского телефона, который любезно предоставила ему для оперативной работы штаба во временное пользование Стечкина, что он сразу почувствовал себя частично обезоруженным и лично оскорблённым).
   - Я! - откликнулась пенсионерка-общественница Любовь Гавриловна Втыкаева и, растолкав всё ещё мощной и даже упругой грудью толпу соратников, выдвинулась на авансцену. - Я, Василий Петрович, мигом на телефонную станцию сбегаю, уж, поверь мне, - я с них не слезу пока не отремонтируют!.. А то ишь, бессовестные, моду взяли: я от внуков звонка каждую минуту жду, а они телефоны рвут...
   - Молодец, Гавриловна! - первый раз за день улыбнулся Шурупов соратникам, - но, может тебе в помощь кого-нибудь дать, а, товарищи?!..
   - Нет, спасибо, - отрезала баба Люба, - справлюсь, сам знаешь, что бывших комсоргов не бывает... - с ностальгией напомнила она о своей бурной молодости.
   - Это точно... - подтвердил он многозначительным подмигиванием широко разошедшееся в народе утверждение о том, что "бывших" чекистов, военных, коммунистов и т.п. - "не бывает".
   - И, наконец, последнее из неотложного... - продолжал Начштаба, проводив благодарным взглядом Втыкаеву, которая решительной походкой отправилась штурмовать местный телефонный узел. - ...товарищи, надо организовать постоянное горячее питание в связи временным отсутствием газа: у кого есть электроплиты, примуса, и прочие приспособления для разогрева пищи прошу поднять руку.
   - Раз, два, три... - насчитал Петрович, счастливых обладателей альтернативных газу преобразователей энергии в необходимое для приготовления пищи тепло, - маловато, конечно, но лиха беда начало: что-то прикупим, что-то родственники и друзья принесут на время. - А пока, суть да дело, я сбегаю к моим товарищам партийцам-фронтовикам за помощью, может, что-нибудь более глобальное в этом плане придумаем. Есть ли ещё вопросы, всё ли пока понятно?
   Приободрившиеся соратники утвердительно качнули головами и одобрительно загудели, начав, было расходиться для выполнения поручения начштаба, который, удаляясь на встречу с активом движения "За Родину, за Сталина" добавил:
   - Да ещё вот что, товарищи, как только появится Варвара Никитична, - передайте ей, пожалуйста, что б она начала готовить судебный иск к "Мосгазу"!..
   - Ладно, беги уже, Петрович, всё будет ништяк!.. - донёсся уже у арки до Шурупова задиристый баритон Лёхи Залётова, который откровенно скучал после проведённых трёх бурных недель с демобилизации и был рад любому делу, чуть ли не войне, прости Господи.
   Как уже упоминалось ранее, мобильных телефонов по ту пору у обычных граждан было, как кот наплакал, а потому информация до близких знакомых и далёких родственников о необходимости срочного приобретения электрических плиток просачивалась весьма скудно, что нельзя сказать о традиционном народном методе "из уст в уста". В результате уже через час и без того относительно скудные в виду малого да ещё и не сезонного спроса полки близлежащих магазинов были подчищены "до основания, а за тем". Затем, как и полагается в подобных случаях, управляющие магазинов начали дёргать поставщиков на предмет восполнения неожиданно образовавшегося дефицита. Среди прочих их недоумённых звонков отечественным производителям бытовых электрических плиток, были и пару в дальнее зарубежье, как то, - в Германию и Китай, вызвав у оных корректировку плана производства в сторону увеличения выпуска с дальнейшим, увы, затовариванием собственных складских помещений. Но эта информация, так сказать, для любителей экономики формирования процесса спроса и предложения современного буржуазного рынка на основе предполагаемой сверх выгоды, не подкреплённой дотошным анализом ситуации.
   Нам же чисто психологически интересен иной факт: большая толика электрооборудования для приготовления пищи была приобретена жителями соседних домов, тем самым ненароком обделив реально нуждающихся в них сограждан известного нам несчастного дома. Вероятно, сработала очередная, выработанная тысячелетней историей не простого жития в окружении завистливых соседей, русская привычка запасаться от греха впрок: от соли, мыла и спичек, до нынешних современных бытовых приборов; ну, или невероятно развитое шестое чувство (интуиция), если хотите.
   Даже Серёга Крючков, работавший, как было упомянуто в самом начале повествования, рядом с домом Уклейкина менеджером по продажам в супермаркете и заслуженно считавшийся человеком разумным и практичным, на всякий пожарный случай прикупил себе одну электроплитку. Когда он случайно увидел, что в основном пожилые люди в ажиотаже сметают оные и на резонный вопрос к одной старушке, а зачем, мол, вам, бабушка сразу три получил туманный, настораживающий ответ: "Эх, внучок, живём-то как на вулкане...", то даже и его не самое робкое сердце дрогнуло, а холодный, почти всегда трезвый мозг - помутился.
  
   Таким образом, к 8-ми вечера, когда после трудового понедельника в родной коммунальный улей слетелись все его работающие обитатели, - по факту оказалось, что к трём вышеназванным приборам для разогрева пищи среди которых был дореволюционный примус, требующий к тому же редкого керосина, добавилось всего пять. Однако суммарная мощность приборов была такова, что по приблизительным подсчётам вернувшейся ни с чем от стен Мэрии в возмущённом настроении Звонарёвой, - едва покрывала седьмую часть минимально необходимого уровня. Хмурый, но всё равно непробиваемый новыми негативными обстоятельствами могучий метростроевец Жора Коловратов, недолго думая, хотел было начать разводить костёр, что бы по старинке приготовить пищу, как вдруг со всех сторон раздались удивлённые звуки соседей, а из арки показалась голова настоящей лошади.
   А уже через мгновение в расширенных зрачках возбуждённых жильцов отразился их народный начштаба Шурупов, уверенно восседающий на козлах повозки, в которой угадывалась полевая кухня времён второй мировой войны, правда немного отреставрированная относительно свежей краской цвета хаки. Особенная, буквально неописуемая во всех смыслах радость исходила от шумливой ребятни, плотно обступившей тягловое животное, когда Петрович, умело натянув поводья, остановился рядом с помойкой. Более того, из разбитых окон рядом сиротливо приютившихся бульдозеров, преодолев ещё не выветрившийся после десантирования сотрудников Мосгаза принятых за ОМОН страх, высунулись Баха и Фара, сердца, которых ёкнули непреодолимой тоской по далёкой родине при виде знакомого с детства силуэта приземистой лошадки. Любая другая кобыла от такого к ней бурного внимания непременно бы взбрыкнула, но "Бурёнка", наречённая так за чёрно-белые, словно у коровы, пегие цвета, - даже ухом не повела.
   Дело в том, что нелёгкая лошадиная судьба забросила её в подмосковную дивизию артиллерии и за долгие годы безупречной службы людям и Родине на военных полигонах она вынужденно приобрела глуховатость и флегматичность. Истратив за отведённый природой и соответствующими казённым нормативам срок почти все свои силы, "Бурёнку", как тысячи её сородичей, ждала, увы, типичная "демобилизация" на скотобойню, но вмешался счастливый случай.
  
   Однажды, перед списанием лошадки в запас (считай - в вечность) заместителя командира по воспитательной части дивизии полковника Кумова под самый новый год срочно вызвали в Генеральный штаб. А морозы тогда под Москвой случились такие, что даже моторы танков на ходу глохли, а ехать надо, ибо самое главное начальство жизни приказало, - попробуй даже опоздать - может и погоны сорвать, с него станется... А до железнодорожной станции 30-ть вёрст с гаком: пешком - не успеть, да и гарантированно околеешь. Совсем уж было закручинился Кумов, - аж на кобуру стал заглядываться. И тут завхоз дивизии прапорщик Косоглазов, видя, что может случиться страшное ему и говорит: мол, запрягай "Бурёнку", она хоть и не молода уже и бывает спит на ходу, но если раскачегарить как следует, то прёт не хуже вездехода. Деваться было не куда и замполит, в тайне перекрестившись, укутавшись в три тулупа и по горлышко, заправившись спиртом, тронулся на санях, всю дорогу истово молясь на лошадку, - лишь бы только довезла, родная, а там... клялся он всеми святыми, - хоть всю жизнь тебя отборным овсом кормить буду лично.
   И Господь услышал искренние молитвы раба своего Афанасия: вывезла "Бурёнка" полковника к самому поезду по лютой снежной дороге чрез лес от завываний и лязга клыков до невозможности оголодавших волков, от которых ему даже пришлось отстреливаться табельным пистолетом Макарова.
   И уже через шесть часов в роскошном тепле высочайшего кабинета на Знаменке Афанасию Васильевичу Кумову за выслугу лет, безупречную службу в вооружённых силах России и в связи с почти наступившим Новым Годом в присутствии Главнокомандующего в ряду с другими поздравляемыми были вручены генеральские погоны. Новоиспечённый генерал сдержал данное Богу и лошади слово: когда вышел нормативный срок её службы, он по своим каналам вместо живодёрни пристроил "Бурёнку" на хозяйственный двор в столичный музей вооружённых сил, где она и доживала в сытости свой недолгий лошадиный век; лишь иногда по большим праздникам её наряжали, и она вывозила на себе фронтовую полевую кухню на площади Москвы, где все желающие совершенно бесплатно пробовали аппетитные солдатские каши.
   В том же музее, как оказалось, сторожем сутки через трое работал одно партиец Шурупова, фронтовик Ерофеев Кузьма Ипатьевич. И он, собственно, узнав о газовой блокаде доме Петровича на созванной по этому случаю экстренной летучке в штаб-квартире движения "За Родину, за Сталина!", - и посоветовал "Бурёнку" вместе с полевой кухней, одолжив оных бессрочно боевому другу.
  
   - Вот, махнул не глядя! - воскликнул Шурупов знаменитой тирадой из легендарного советского кинофильма "В бой идут старики", залихватски обращаясь к окружившим его с нескрываемым восхищением людям.
   - Генерал!! Как есть генерал! - всею пламенной душой, которую пытались безуспешно притушить невниманием чиновники Мэрии Москвы, откликнулась Звонарёва в очередной раз, сразу на несколько рангов повысив в звании Петровича за удаль и смекалку.
   - И где ж ты, дядя Вася, такую клячу откопал?! - с улыбкой подключился выдающийся метростроевец, - она ж сейчас развалится...
   - Не скажи Жора... ты не смотри, что она, как вобла, просвечивается, - это боевая лошадёнка, можно даже сказать, - легендарная, - и Начштаба, спрыгнув с козел, коротко пересказал благодарно внимающей публике её необычную историю. - Вот товарищ по партии одолжил нам её вместе с фронтовой полевой кухней, что б блокаду перетерпеть до её прорыва и нашей окончательной победы над Лопатинщиной.
   - Дядя Вася, дядя Вася! - встряли в разговор взрослых дети, не дождавшись своей очереди, начав наперебой выкрикивать, - а как лошадку зовут!!! Всё это недолгое время, плотным кольцом окружив кобылу и не сводя с неё очарованных глаз, они нежно гладили её в тех местах, куда смогли дотянуться их шаловливые ручки, отчего она едва не замурлыкала в нежданном блаженстве, как старая кошка у печи.
   - "Бурёнкой" её кличут, ребятки, - улыбнулся им дядя Вася.
   - "Бурёнка!", "Бурёнушка!!", "Коровка!!!" - рассыпались радостным серебром счастливые голоса детей в вечерней тишине двора в утешение их озабоченным новыми проблемами родителям.
   Как только волна возбуждённого удивления необычному явлению живой лошади в каменном столичном дворике схлынула Шурупов начал разворачивать полевую кухню к её прямому предназначению - приготовлению пищи для ополченцев и членов их семей в почти блокадных условиях. И без того, обладающий богатым фронтовым опытом в этом вопросе, Начштаба был тщательно проинструктированный одно партийцем Ерофеевым, - и уже через час с помощью шустрого Лёхи Залётова выдал к всеобщей радости первую партию гречневой каши с настоящей армейской тушёнкой. (Сторож военного музея, памятуя о собственном тяжёлом опыте держания осады в Ленинграде, - за государственный счёт щедро укомплектовал "Бурёнку" повышенным содержанием мясными консервами, крупами и даже дровами).
   И совершенно ни с чем несравнимый аромат приготовленной на берёзовых угольях всемирно известной и универсальной русской солдатской еды, вызывающий мгновенный, зверский аппетит даже у законченных вегетарианцев и фанатиков диет, начал с невообразимой упругой силой распространятся по двору и за его окрестности. Благовоние гречневой каши с армейской складской тушёнкой столь неожиданно и беспощадно распространилось по микрорайону, что вынудило многих жильцов соседних домов, отвергнуть свой дежурный однообразный ужин и густо высыпать из окон, на балконы и даже на улицу для прояснения источника, провоцирующего обильное слюноотделение. Люди были в хорошем смысле растерянны и поражены, ибо темнеющее над их головами бездонное небо, наполняющееся мерцающими бесконечно далёкими звёздами, вызвало в них всё реже посещаемые, но нестираемые самим временем чувства романтизма и ностальгии о безвозвратно ушедшей в небытие молодости. И некоторые из них, самые отчаянные романтики, не в силах заглушить в себе в миг распустившиеся буйным цветом вышеуказанные чувства чуть позже стеклись, как ручейки после дождя в реку, к ароматному очагу, прихватив с собой, - кто гитару, а кто кое-что и покрепче.
   Но первыми на расточающийся аромат полевой кухни благоговейно отреагировали сердобольные мамаши ополчения, чьи вечно капризные и разборчивые в еде малолетние отпрыски начали активно жестикулировать и нечленораздельно глаголить, взывая к вкушению неведомой им с рождения простой, а потому - абсолютно здоровой и высококалорийной волшебной пищи. Взрослые, свято памятуя о том, что "всё лучшее - детям", сразу же накормили их до отвала; и цветы жизни, сытые и довольные, - благополучно уснули, сладко посапывая в фантастических ярких снах, - опять-таки к вящему удовольствию их родителей. И лишь после благополучно выполненного святого долга перед подрастающим поколением к спартанскому ужину на свежем воздухе приступили взрослые, непомерно возросший аппетит которых, ещё через час был полностью удовлетворён. Затем, столь экстравагантно насытившись, основная масса потянулась в квартиры готовиться к новому рабочему дню посредством вожделенного сна, ибо вкусившие экологически чистой и девственной пищи организмы людей разморились и настоятельно требовали немедленного, дополнительного отдыха.
   У полевой кухни, из щедрого чрева которой всё ещё распространялся неподражаемый аромат, а внизу в печурке потрескивали, переливаясь, словно грозди рассыпанных рубинов, тлеющие уголья остались самые стойкие. Это были: весь актив штаба во главе с Шуруповым, человек десять рядовых ополченцев и пару вышеупомянутых романтиков из соседних домов, которых многие знали лично, а потому, - не гнали и говорили при них отрыто, потягивая раскалённый краснодарский чаёк из котла. Ну, и замыкала неожиданную для центра столицы России композицию под условным названием, скажем: "Ночные думы москвичей" или " В кругу девятом блокады" мирно спящая стоя "Бурёнка", привязанная за уздечку к полевой кухне и у копыт которой была щедро набросана свежая и сочная трава нарванная детворой с близлежащих газонов.
   Со стороны могло показаться, что у своеобразного костра сидит случайно заехавший в Лефортово настоящий цыганский табор, ибо ещё через час заметно поредев в составе, под аккомпанемент гитары доносилась хоть и не совсем соответствующая репертуару бродячего племени песня, но зато куда более знаменитая: "Чёрный ворон, что ж ты вьёшься над моею головой...".
   Не громко допев в течение последующего часа ещё несколько не менее популярных народных песен, и допив, принесённые романтиками напитки, а также, - обсудив план контрмер беспределу Лопатина, - решено было расходиться по домам, ибо удивительный по насыщенности событиями вечер понедельника глубоко перевалил через полночь во вторник. "Бурёнку" с привязанной к ней полевой кухней до утра вызвался оберегать Лёха Залётов, который, не смотря на уже три недели гражданкой жизни, после навеки покинутой срочной службы в ВДВ, - невыносимо тосковал по ней и своим друзьях-товарищах. А дремлющая лошадка, полевая кухня, ещё не растворившийся в ночи аромат военно-полевой каши, потрескивающие уголья, - лишь усиливали в нём ассоциацию о бурном, незабываемом и по своему счастливом времени, проведённом им в армии. Невыносимо щемящая ностальгия, настолько смягчило сердце Лёхи, что он даже разрешил притронуться к пожилому животному несостоявшимся мелиораторам Фархаду и Бахадыру, которые всё это время не спускали восхищённых очей с лошади и, преодолев нестерпимый страх пред навалившимися событиями, вышли, наконец, из охраняемых ими бульдозеров, моля его об этом красноречивыми жестами.
   - Хрен с вами, Моджахеды... - благодушно рёк он им вперемежку с жестами, прежде, на убой, накормив их остатками горячей солдатской кашей, от чего они растеклись, словно огромные лужи, в благодарной улыбке, - погладьте уж нашу "Бурёнушку"...
   И те, словно давеча местные детишки, обступив намертво дремлющую кобылу, ласкали её, как свою, родную, привязанную к недосягаемой в реальности, оставленной ради московских заработков где-то в раскалённых степях средней Азии отеческой юрте. Но всё было тщетно: неумолимо стареющая демобилизованная с армейского полигона лошадь в сытом сне была совершенно глуха даже к изощрённым восточным нежностям.
   - Ну, а ты, Володя, когда разродишься своей информационной бомбой? - весьма строго спросил Шурупов соседа, когда они поднялись к себе в коммунальную квартиру, - сам видишь, как собака Лопатин, нас обложил...
   - Да у меня, дядя Вася, почти всё готово... - словно оправдывался Уклейкин,- просто тут, понимаешь, ...одна этически-моральная загвоздка, через которую я никак не могу переступить...
   - Начинается... - хмуро зевнул Петрович. - Да пока ты будешь свои философские нюни распускать, нам, - помяни моё слово, - после газа и электричество с водой отрубят, - ещё резче авторитетно надавил он на Володю, прежде чем отправиться спать. - А эта сволочь, устроившая нам блокаду, так и будет безнаказанной ходить... Понимаешь ли ты это, своей журналистской головой?!
   - Разумеется, но...
   - Эх... - разочаровано махнул Шурупов на Уклейкина рукой, оборвав его на полуслове. - Всё-таки тонковата у тебя кишка, тонковата... - покачал он сокрушённо головой, - а ведь я и, главное, - люди почти поверили тебе... И начштаба разочарованно хлопнув дверью, исчез в своей комнате, оставив крепко озадаченного соседа на кухне один на один с мучительной развилкой выбора между дорогами правды или обмана.
   В сердцах ли Василий Петрович выпалил укоризною или, как часто он это делал, - намеренно, что бы подхлестнуть самооценку Уклейкина к более решительным и активным действиям ради общего дела, но в Володе вновь заныла, почти подзабытой, как растревоженная нечаянно рана, тоскующая боль о его рыхлом психологическом статусе. Опять гадко засвербел в его задетом за живое эго вопрос, впитавший в себя бесконечную гамму чувств, опытов, мироощущений: от угрызения совести вплоть до пугающей гордыни: неужели он, Владимир Николаевич Уклейкин, всё же слабохарактерный человек с пожизненным клеймом "кишка тонка"?.. Это мысль чрезвычайно угнетала его. Но ещё более истязался он тем, что жестокий рок грубо и неумолимо подталкивал его к вышеупомянутому тяжёлому нравственному выбору: обмануть Яценюка, "коллегу по цеху", используя его искреннее к себе доверие или полностью открыться ему, поставив под возможный провал всю тщательно спланированную операцию по попытке уничтожения алчной империи Лопатина?..
   В последнем варианте, в случае категорического отказа главного заместителя главного редактора войти в стан "заговорщиков" придётся срочно искать иной путь, на что понадобится дополнительное время, дефицит которого всё более ощущался. Да и это было бы полбеды, ибо оставалась немалая вероятность, что Яценюк дрогнет и план потерпит полное фиаско посредством утечки информации от него к Сатановскому, а от того к Лопатину, со всеми вытекающими для организаторов последствиями, включая не только законные. Ну, и кроме того, Уклейкин попутно подвёл бы не только живо откликнувшихся на его просьбу о помощи друзей, но и своих собратьев-соседей, решившихся добровольно пойти на невзгоды ради права жить на малой родине. Одним словом накалённые мысли, и взбудораженные чувства хаотично метались в нём не желая выстраиваться в логически-нравственные гармоничные ряды.
   От невозможности сосредоточится для принятия единственно верного решения, если таковое конечно наличествовало на тот момент во Вселенной, Володя нервничал, и дабы хоть как-то отвлечься и успокоиться решил чем-либо заняться. Он вынул из кармана пиджака выцветшую рукопись Яценюка, которую, как и обещал "коллеге по цеху", достал в обед из его безразмерного оранжевого чемодана для оценки "когда-нибудь" и начал натужно в неё вчитываться, постепенно погружаясь в тихие воды поэзии от категоричных претензий прозы бытия. И пусть качество произведений Демьяна Тарасовича на субъективный (повторимся - объективность в искусстве вещь сомнительная) взгляд Уклейкина было спорным, тем не менее, они, словно омут, целиком поглотили в себе Володю, частично восстановив его душевную гармонию. И, возможно, именно в эти ночные часы дежурства в нём, как тайный плод рокового древа, окончательно вызревал единственно верным решением ответ на терзающее его в целом нежное и доброе сердце вышеуказанную дилемму.
  
   Глава 5
  
   Утро наступившего вторника ворвалось в раскрытые от духоты окна ополченцев хоть и, как заведено Создателем, - ожидаемо, но вместе с жутким, зубодробительным рёвом отбойных молотков компрессора принадлежащих "Мосгазремонту" ровно в 7:30 по Москве. Мгновенно пробуждающий грохот главного рабочего инструмента легендарного героя социалистического труда СССР Стаханова и треск, взламываемого им во дворе дома асфальта, словно бы в новой форме объявляли вынесенный ранее Лопатиным приговор: "Не, ребята, всё только начинается, - валите в Южное Бутово пока не поздно!.."
   На высыпавшихся возмущённым горохом жильцов бригадир ремонтников убедительно показывал с огромной солидной синей печатью приказ начальства, при этом удивлённо пожимая плечами на претензии: вы что, мол, граждане, ополоумели, вам не нужно восстановление газоснабжение дома? Железобетонная логика и формальная законность сделали своё дело: и волна негодования, - схлынула от неспешно формирующейся отбойными молотками траншеи, хотя все жильцы прекрасно понимали, что происходящее - это отвратительный спектакль, часть коварного плана объявленной им блокады. Но деваться было некуда, ибо правовые формальности были соблюдены и люди, сдерживая в себе возмущение, пошли завтракать: к электроплиткам и единственному в доме довоенному примусу - в подавляющем меньшинстве, остальные - к полевой кухне, где бодрый Лёха Залётов уже согрел котёл ароматного индийского чая.
   Через полчаса кое-как перекусив, основная масса вынужденно с озадаченными лицами двинулась на работу, а начштаба вместе со Стечкиной, которая составила иск в суд и жалобу в Прокуратуру на отключение газа, отправились в казённые заведения, дабы лично, для надёжности, - вручить документы к производству. (Все предыдущие их письменные обращения в соответствующие государственные органы, прессу и общественные организации за помощью так и возвращались ни с чем, пугая равнодушием в формальных чёрствых ответах.)
   В обратном же направлении, словно под конвоем на принудительные работы, что-то недовольно бурча во вздыбленные усы, шёл телефонный мастер Ваня Крутиков. Втыкаева сдержала слово, данное накануне товарищам по несчастью, - и лично сопровождала понурого сотрудника, выловив его с утра у дверей его квартиры, а ещё вчера вечером она невообразимым образом выбила соответствующее разрешение на ремонт из почти всегда глухих к просьбам обычных граждан администрации местной АТС. Уже через четверть часа бывалый Ваня, собрав на себе в подвале, как ушлый ёжик прошлогоднюю листву, паутину, пыль и окурки, - выполз из подвала на свет Божий к напряжённым людям, и глубоко затянувшись сигаретой, спокойно объявил приговор:
   - Вызывайте, граждане, милицию: у вас какая-то крыса двадцать метров телефонного кабеля срезала, а по инструкции нужно составить протокол воровства казённого имущества, да и провода у меня столько с собою всё равно нет...
   Печальное известие вновь ледяной водой с ног до головы окатило и без того расстроенных сложившимися негативными обстоятельствами жильцов ветхого дома. Вернее сказать, не сам факт отсутствия телефонной связи, с которым они столкнулись ещё накануне днём, так расстроил обывателей, а то, что, похоже, существовала высокая вероятность того, что диверсию сотворил кто-то "свой" - ведь дом худо-бедно охранялся ополченцами. Именно поэтому хлёсткое выражение Крутикова "у вас какая-то крыса" - вызвало в них едва сдерживаемое чувство гнева к возможному предателю в своих рядах, которое обобщённо, но не менее ёмко выразил, сжав натренированные в ВДВ кулаки, Лёха Залётов:
   - Поймаю, крысу, - лично спущу с крыши без парашюта!..
   Деваться было некуда и по причине отсутствия телефонной связи, в том числе и мобильной, - Любовь Гавриловна решительно отправилась в местное ОВД за блюстителями порядка к их скрытому неудовольствию в связи с всё ещё не прекращающейся московской жарой. Через пару часов формальности были улажены и Крутиков, поклявшись пред жильцами, вернуться завтра утром для восстановления телефонной линии, подчёркнуто собранным и ответственным, а в душе - неохотно, - отправился на склад АТС выбивать у скупого начальства необходимый кабель. Втыкаева собравшись было лично сопроводить мастера, неожиданно для себя поверила ему на слово, - и отпустил без конвоя в своём суровом лице. Кроме того, уже ближе к вечеру после осмотра места преступления соответствующий протокол и коллективное заявление жильцов легли на стол к Чугунову, от чего майор вновь традиционно густо покраснел и залпом махнул целый пузырёк валерьянки - треклятый адрес: Красноказарменная 13, - мгновенно воспалил в нём необъятный кострище до сих пор не смытого позора публичного канализационного провала.
  
   Потрясающая новость о том, что во дворе дома по Красноказарменной 13 находится настоящая живая лошадь мгновенно, словно въедливый сероводород при аварии на очистных сооружениях в ветреную погоду, распространился по микрорайону и даже за его окрестностями. В результате после завтрака, те бабушки и дедушки с дражайшими внуками и внучками кто ещё не выехали из душного города летом на дачи и в деревни, - нескончаемой вереницей потянулись совершенно бесплатно лицезреть явление чуда живой природы средь каменных лабиринтов столицы. Счастью ребятни не было никакого свойственного взрослым предела, ибо возможность лично покормить с крохотной ладошки лошадку морковкой, яблоком, куском сахара и т.п. вкусностями вызывало чувство неописуемого восторга, поскольку пробуждало искренние любовь и доброту, заложенные, как фундамент, в их ещё незапачканные земным бытиём Души самим Господом.
   Уже спустя четверть часа детских даяний благодарная "Бурёнка" впала в сладостную сытую полудрёму, но свежие подарки от маленьких почитателей всё прибывали и прибывали, образовав у её копыт гору провианта, с лихвой перекрывающую недельную ному, которую Лёха Залётов в целях гигиены ловко расфасовал по овощным ящикам. А пока детвора радостно и шумливо вертелась вокруг новой своей любимицы, опекающие их дедушки и бабушки, беседовали с местными о причинах и сути происходящего беспредела, искренне солидаризируясь с блокадниками, обещая всяческую им помощь и наливаясь праведным гневом к продажным властям и алчному олигарху Лопатину.
   Вернувшаяся с цветочной фазенды Флокс, как всегда с суточным опозданием, вполне заменила экспрессивную Звонарёву, которая скрипя сердцем, но повинуясь личному приказу Начштаба, - отправилась пикетировать глухонемую Мэрию. Роза Карловна вероломно лишённая возможности смыть со своей немалой плоти скопившиеся от кропотливой работы на дачном участке пыль и пот посредством горячей воды из газовой колонки искрила направо и налево праведным гневом, как трансформатор готовый вот-вот взорваться от перенапряжения, не стесняясь в выражениях. Ей не менее колоритно вторили немногочисленные мамаши с колясками, находящимися в декретном отпуске и выгуливавшие своих драгоценных чад. Кроме того по науськиванию опытного Егорыча к импровизированной дискуссионной площадке у "Бурёнки" периодически, чуть пошатываясь причаливали его верные стаканоносцы Толя и Коля, извергая суровый гнев на бытиё и вызывая своим потрёпанным судьбой видом - жалость, за что и получали благотворительные рубли от неравнодушных граждан соседних домов.
   Наконец, среди пришедших на незапланированную экскурсию в неофициальный живой уголок Лефортова нашлись и любители фотографии, которые запечатлели не только лошадку со счастливыми детьми, но и факты издевательства над людьми посредством отключения оных от газа и связи, и которые к вечеру уже попали в только набирающие популярность социальные сети. Таким образом, из уст в уста, из объектива в интернет слава о живой лошадке во дворе известного дома в Лефортово и о горе его обитателей, находящихся фактически в блокадном положении начала распространятся сама собой.
   Ночные духовные терзания Уклейкина не прошли даром: не зная ещё как, и когда, но он для себя твёрдо решил открыться Яценюку, всецело положившись на судьбу, при этом в самой глубине Души истово надеясь, что Творец не попустит неправедного по отношению к своим "коллегам по цеху". От снятого с плеч невыносимого груза выбора настроение Володи, несмотря на существенные бытовые неудобства, вызванные газовой блокадой и очередным недосыпанием дежурством, - было великолепным: он был свеж, бодр, полон сил и жаждал творческой самореализации и отмщения треклятому Лопатину. Да-да, уважаемый читатель, в это утро в Уклейкине сошлись, памятуя незабвенного Александра Сергеевича: "две вещи несовместные"; и Володя, будучи человеком, изрядно начитанным и ума пытливого, безусловно, всегда помнил, осознавал и старался руководствоваться пророческим предупреждением классика мировой поэзии.
   Но... Ох уж это "но", о которое в прах разбивались, казавшиеся незыблемыми, теории, учения, империи... Во-первых, - всякий раз, когда Уклейкин по жизни сталкивался с указанной железобетонной тезой Пушкина, - утешал себя тем, что он далеко ещё не Гений, ибо, увы, так ничего толкового и не создал на литературном поприще, а во-вторых, - никогда не считал злодейством справедливое наказание преступивших мирской закон и самою, Богом данную, совесть. И с этим внутренним доводом нашего героя повествования, положа руку на честное среднестатистическое человеческое сердце, - трудно не согласится, даже памятуя о классике, ибо в бесконечно насыщенной цветовой гамме Мироздания чёрное и белое являются лишь её крайне редкими составляющими...
   Однако прейдя на работу и решительно отправившись в кабинет к Яценюку, дабы всецело положившись на помощь Провидения, - наконец, посвятить его в коварный анти Лопатинский план, Уклейкин вместо "коллеги по цеху" обнаружил Кривицкую, хотя по графику должна быть не её смена. Пульс у Володи неприятно участился...
   - А Демьян Тарасович, ещё вчера в Ужгород уехал... на похороны... - ответила Алла Ивановна на немой вопрос Уклейкина, когда он, вежливо постучавшись, открыл дверь комнаты выпускающих редакторов.
   - Извините, а как, что?.. - растерялся Уклейкин неожиданному известию.
   - Ничего не знаю... - сочувственно пожала Кривицкая плечами, - шеф лишь сказал, что дня на три-четыре... вот мне и пришлось его сегодня срочно подменить...
   - Как это не вовремя... - невольно вырвались от подступивших эмоций разочарованные мысли Уклейкина в плотно накаченное подспудной грустью окружающее пространство.
   - А смерть, ...молодой человек, увы, всегда не вовремя... - печально заключила Алла Ивановна, словно бы рассуждая про себя, аккуратно поправив седые волосы модной причёски, - только мудрости наберёшься, детей на ноги поставишь... - Одним словом, - едва жить основательно начинаешь, как тебе мгновенно: "тук-тут" - пора на погост, загостились вы тут у нас на Земле...
   - Да-да... - попятился на выход Володя, будто бы был виновен в невольном причинении Кривицкой душевных страданий скорбной мыслию о неминуемом конце каждого человека вообще и её в частности, - извините меня...
   - Ничего, ничего... - все там будем... - по инерции и с неопределённой интонацией резюмировала Алла Ивановна, но выйдя из невольного оцепенения, - одёрнула его в дверях, - постойте, а вы ведь, кажется... Уклейкин?
   - Да... это я, Владимир Николаевич, - также придя в себя, уверенней ответил Володя на фоне неожиданно возникшей тревожной неопределённости с Яценюком.
   - Простите, меня... с этой печальной рокировкой совсем голова кругом... - тем не менее, оправдывалась корректная Кривицкая, - тут Демьян Тарасович вам записку оставил, благоволите принять...
   - Спасибо... - снова растерялся Уклейкин неожиданному продолжению и, приняв из рук рассеянно-растроганной Кривицкой сложенный вчетверо листок бумаги, дезориентированный событиями, - покинул кабинет. Записка гласила:
  
   "Уважаемый, Владимир Николаевич, трагические обстоятельства непреодолимой силы вынуждают меня покинуть Москву... Однако я искренне надеюсь, что наши договорённости и моя к Вам нижайшая просьба, - останутся непоколебимы ни под какими испытаниями Судьбы, как самая Вера человеческая в самое лучшее и светлое, что есть в этом несовершенно-совершенном Мире..."
   Навсегда Ваш, коллега по перу, Яценюк Д.Т.
  
   - "Коллега по перу", "Коллега по перу..." - это же почти, одно и то же, что и наше с Ним "коллега по цеху!.." - вновь, как и всякий раз, когда Володя едва только прикасался этой святой для него темы, - торжественно-величавым колоколом забухало в его возбуждённом сознании, поражённом удивительным совпадением. "А ведь я по началу, в самой глубине Души даже иногда посмеивался над ним, мол, типичный престарелый графоман, алчущий мирской славы: как же, прости меня Господи, бывает постыдно обманчиво первое впечатление о человеке... При этом, более всего удручает то, что мы словно ослепшие, оглохшие, закостенелые от бессмысленной бытовой второстепенной суеты бильярдные шары, шарахаемся друг от друга, тогда как всего-то и нужно - хотя бы малую толику взаимных внимания и теплоты! И стихи его, если внимательно вчитаться: и, по сути, и форме, если уж и не лучше, то уж не на много и хуже, чем у классиков; а иные, из которых успел разобрать, пусть и крупицы, а, пожалуй, и ярче сверкнут... Да... с какой стороны не посмотреть, - Демьян Тарасович, - человечище: у него горе неизбывное, а он ко всему ещё о творчестве думает и переживает, - настоящий "коллега по цеху!", - твёрдо и окончательно заключил про себя Уклейкин по прочтении записки и с неожиданно снизошедшей на него уверенностью растворился в гудящих работой коридорах редакции.
   Впрочем, к вечеру, в строгом соответствии с заложенной в человеке программой биологической матрицы, - почти вся как бы ненормативная энергия Володи расточилась об текучку, как молния об одиноко стоящее высокое дерево. "Громоотводом" по обыкновению выступили: разбор корреспонденций, рецензий, правки к будущим статьям, обмен новостями с сослуживцами и т.п., наконец, - скользящий график обеда с бесчисленными перекурами, которые, если и не выматывали напрямую, то расхолаживали созидательно-творческий процесс коллектива весьма изрядно.
   Таков симбиоз официальных и не гласных правил "игры" между работодателями и нанимаемыми ими людьми, сформировавшийся в начале XXI века почти во всех относительно развитых странах Земли постиндустриальной эпохи.
   И Россия с поправкой на самобытность: как, например, - некоторая безалаберная леность, которая, впрочем, во все века с лихвой компенсировалась природной смекалкой и несгибаемостью характера, - также была вовлечена политико-экономическими обстоятельствами в их ряд. В массе своей неглупое местное начальство понимало сложившееся традиционное положение вещёй на рынке труда и в меру закрывало глаза на некоторые вольности работников, а последние в свою очередь, чувствуя до взбухших переживанием печёнок это знание руководства, - особо не качали свои права. Всех всё относительно устраивало на данном отрезке времени. Вернее сказать, у каждой стороны всегда имелся и периодически рос булыжник претензий за пазухой, но, видимо, время их реально предъявить друг другу, слава Богу, ещё не наступило, как, увы, часто драматически случалось ранее и, будем надеяться, что уже никогда не наступит.
   Соответственно, почти всё тоже происходило и в около творческих профессиях, включая и журналистику, сопоставимую согласно анналам истории с самым первым в истории человечества "ремеслом" по продажности, а именно, - торговлей женским телом, а ныне - далеко переплюнувшей последнюю. Разница заключалась лишь в том, что КЗОТ обеими сторонами трудовых отношений в творческих коллективах трактовался на порядок вольготней, а условное "орудие пролетариата" под верхними одеждами было существенно меньших размеров, но от этого не на много безопасней для хозяев (работодателей), ибо, как известно, - мелкая блоха (работник) больнее кусает.
   В примерно таком относительно свободном режиме и разменивал Уклейкин свои знания, нервы и толику таланта на денежные купюры в "Вечерней газете" и к концу дня не смотря на относительно щадящий вышеупомянутый режим труда, зачастую выматывался как иной сталевар-ударник у раскалённой домны. И сегодня, не смотря на некоторое духовное вспоможение от письма Яценюка утром, уже по факту, к вечеру: суета, рутина и случайно встретившийся в буфете Сатановский, - порядочно утомили его. Особенно приложился к его усталости всей массой и энергией всегда взвинченный и словоохотливый в период предвыборной жатвы шеф, который мимолётом за пять минут щедро отгрузил Володе, как ковш огромного шагающего экскаватора, с тысячу слов, смысл которых уместился бы в пару строк:
   "Мол, молодец, брат Уклейкин, но хоть повесься, а к понедельнику выложи вторую рекламную статью о Лопатине, и будь готов к интервью с ним, как только тот даст отмашку".
   И если рыба второй статьи при помощи Воскресенской была почти готова к "употреблению", и оставалось, лишь украсить её условными специями, то практически неминуемая очная встреча с клятым олигархом для интервью, да ещё и на его территории - реально напрягала и запрессовала Володю. В нём моментально и одновременно забурлили несколько разнонаправленных чувств, что собственно и внесло дополнительный дискомфорт в его душевное состояние к уже упомянутой выше физической утомлённости.
   Во-первых, Уклейкин мало того, что не забыл ту неприятную встречу с Лопатиным, когда он с ним лоб в лоб случайно столкнулся в дверях кабинета Бориса Абрамовича, и, отскочив на пол, был унижен его презрением, но и затаил на него личную глубинную обиду в своём возмущённом сердце; и зная свой вспыльчивый характер, - опасался, что не удержит себя в руках, даже не смотря на его грозную охрану. Во-вторых, Лопатин уже наверняка знал, что в доме, который он столь вероломно определил к сносу, - существует ополчение жильцов и его актив, и возможно, что он владел и его поимённым списком, а значит, во время интервью может приготовить какую-нибудь провокацию. В-третьих, - несмотря на всю внутреннюю решимость таки доказать всем, что он "не кишка тонка", Володя отдавал себе отчёт с кем ему предстоит встретиться глаза в глаза, ибо знал о бандитских методах давления не согласных, а потому - реально побаивался и за себя, и за Наденьку, и за друзей и за соратников.
   Таким образом, вся скопившаяся к вечеру усталость плоти вкупе с неожиданно навалившимся нервным напряжением отразились на лице Уклейкина в виде явной озадаченной угрюмости, которая сразу же проявилась тревожной тенью в согревающих сочувствием глазах Воскресенской, которая дожидалась его у выхода из редакции:
   - Что-то опять случилось, дорогой?..
   - Да ничего, особенного, Наденька, притомился немного... - начал тут же успокаивать её Уклейкин, присовокупив к словам нежную улыбку и поцелуй.
   - Ну, тогда пойдём быстрее домой, милый, - мне мама пирожков напекла с лисичками: поешь и ляжешь пораньше спать...
   - Как это... с мясом?.. - вздрогнул Володя, почувствовав неприятное, словно после неожиданного укуса дикой осы, помутнение сознания.
   - Да ты что? - напряжённо взглянула Надежда на него, - это грибы так называются, забыл?..
   - Ах, да... извини, милая... - мгновенно пришёл в себя Уклейкин, - ты как всегда, права - надо сегодня непременно хорошенько выспаться...
   - Не беспокойся, Володенька, ты же знаешь, - я не брошу тебя, и сегодня ночью вместо тебя подежурю на кухне, надеюсь, что Василий Петрович не будет возражать... И в подтверждении своих, целебных слов и твёрдых намерений, - она одарила Уклейкина не менее сладким, чем пару минут назад улыбкой и поцелуем.
   - "Я не брошу тебя...", "Я не брошу тебя...", "Я не брошу тебя..." - вновь, как и тогда, две недели назад, в чудесное мгновение обретения взаимной любви, сейчас во всей сущности Уклейкина благодатно разлились малиновым перезвоном эти самые дорогие в бесконечной Вселенной слова. И, словно Божественная проповедь для молящего человека, - эти три слова, - вдохнули в его ослабленную житейскими обстоятельствами плоть и Душу свежий глоток Духовных сил: Веры, Надежды и Любви.
   Володя, опять, как и ранее, - буквально преобразился в тут же повеселевших глазах Воскресенской и они, словно маленькие счастливые дети, взявшись за руки, что бы никогда не потеряться в этом огромном Мире, молодой, упругой походкой отправились домой сквозь грядущую неизвестность.
  
   Едва они через полчаса пересекли арку двора, как из его угла, где вокруг "Бурёнки" скопилась толпа детей и их опекающих родственников, словно из засады, выскочил Крючков с какой-то коробкой и радостно-упрекающим криком:
   - Ну, наконец-то, - явился!.. ты что, брат, Уклейкин, - опять телефон профукал?!
   - Да нет, - опешил резкому наскоку друга Володя, и, порывшись в карманах, предъявил оный в доказательство, - правда, он почему-то снова разряжен...
   - И почему это я не удивлён!?.. - беззлобно передразнил его Крючков, театрально обращаясь разом ко всему двору и отдельно, с восхищённой улыбкой поклонившись Воскресенской. - Здравствуйте, великолепнейшая Наденька, - и сразу же извините меня за секундную не сдержанность: может вам удастся разъяснить этому непроходимому Неандертальцу, что мобильный телефон существует для связи, а не для того что б им колоть орехи и головы, а то у меня, увы, уже все аргументы кончились...
   - Хорошо, Сергей, я сегодня же проведу с Володенькой разъяснительную работу, - блеснула она в знак согласия жемчужной улыбкой, и, как бы в подтверждение обещанию нежно потрепала его за чёлку.
   - Отлично! теперь я за него абсолютно спокоен... вот, брат, что значит семья, - продолжил, словно на сцене, по-доброму дурачиться Крючков, многозначительно подмигивая другу, - всегда есть, кому вовремя схватить за загривок...
   - Это точно... - так же по-дружески срикошетил в ответ Уклейкин, подыгрывая разошедшемуся Серёге, - особенно когда это загривок загулявшего львёнка и железная рука тёщи...
   - Ну, это, дружище, скорее исключение... - чуть смутился Крючков, вспомнив, как на глазах Уклейкина после последнего сабантуя у Сашки Подрываева железобетонная тёща-ветеринар схватила его бесстрашной, несгибаемой рукой за шиворот и, словно пищащего в беспомощности щенка, поволокла домой к своей дочери, распекая почём зря на всю Ивановскую.
   - Ладно, мальчики, брейк... - остановила в зародыше импровизированную миниатюру о преимуществах и недостатках брачных уз, грозившую растянутся на полноценный акт пьесы, Воскресенская, не поняв смысла последних таинственных реплик друзей, - пойдёмте лучше чай пить с пирожками...
   - Ах, да!.. - как находчивый мультипликационный Винни-Пух доевший мёд, который он хотел безвозмездно презентовать на день рожденье его другу - в лоскуты грустному ослику Иа, - спохватился Серёга, - "чай!.." - Я же не просто так пришёл, а по делу: вот!.. - протянул он им коробку, - держите, друзья и пользуйтесь сколько угодно, пока газовую блокаду не прорвём.
   - А что это? - почти синхронно спросили Володя и Наденька.
   - Как что?.. - искренне удивился он, снова выразительным взглядом апеллируя к окружающим, - электроплитка, конечно же...
   - Спасибо, Крючков, - ты настоящий друг, не то, что некоторые... - как всегда ловко в подобных случаях, подражая ослику Иа, благодарно отшутился Володя, крепко обняв товарища, - а то ведь теперь толком не помыться, не приготовить...
   - Да не за что, ребята, - вновь театрально раскланялся Сергей довольный тем, что хоть чем-то реально помог друзьям в тяжёлую минуту, продолжая отвлекать их от невесёлых бытовых мыслей:
   - С этой электроплиткой вообще интересная история приключилась... - бери на карандаш, сочинитель, - первый раз со мною такое. Итак, братцы, - внимайте!
   Стою я вчера, как обычно посреди торгового зала нашего супермаркета и откровенно скучаю, - время послеобеденное, будни, покупателей - кот наплакал. Вдруг вбегает одна взмыленная старушка, и спрашивает: где, мол, тут у вас, внучок, примуса с электричеством? Ну, я показываю ей электроплитку, а она - хвать сразу две и на кассу. Минуты через две ещё одна бабка влетает - и происходит всё в точности, как и с первой бабусей: в итоге, - ещё минус две плитки.
   Я немного удивился, но не придал особого значения: может так звёзды легли, - и двум старушкам по крышку гроба понадобилось по две плитки... Только хотел выйти покурить, как вдруг продолжение, прости Господи, паломничества: является взъерошенный дед - сто лет в обед, а за ним ушлые тётка с мужичком, - и смели все остатки с полки - чуть не подрались, в итоге, - ещё минус семь штук на троих. Я начинаю осторожно интересоваться у кассы, дескать, не случилось ли, граждане, чего, зачем вам столько согревающих электроприборов? Но всё бесполезно: насупились и молчат, как партизаны, лишь отстреливаются короткими колючими фразами типа: "надо", "не твоё дело, сынок" и т.п. Я, откровенно говоря, - напрягся... Что ж это думаю, такое происходит? Ну не война же, в самом деле, началась, да и на улицах тихо... Однако поразмыслить глубже не пришлось, ибо народ валом повалил и все за этими проклятыми китайскими электроплитками: пришлось с помощниками на склад бежать, чтоб удовлетворить спрос, а то толпа на взводе - долго ли до греха: разнесут магазин, - и прощай премия.
   В результате через полчаса все годами пылившиеся запасы плиток были на корню скуплены инсайдерами - так никто и не раскололся: на кой ляд так срочно и в таком количестве они вдруг всем понадобились. Пришлось даже по одной в руки отпускать, организовав с прибежавшими охранниками в зале длиннющую очередь, чтобы не допустить взрывоопасной давки. И всё равно всем не хватило: две трети очереди, - так и ушли не с чем, насилу успокоили; представляете, едва не прокурора требовали, что бы проверить все подсобные помещения на наличие якобы специально припрятанных администрацией магазина электроплиток для личных спекуляций.
   И тут, друзья, как не стыдно мне в этом признаться, но я, как человек без лишней скромности - совестливый и порядочный, обязан пред вами покается, ибо, возмущённые граждане были недалеки от истины: одну электроплитку я таки для себя припрятал... Клянусь, ребята, - первый раз со мной такое... Ты Вовка знаешь мой принцип: покупать осознанно только то, что действительно необходимо, но, увы, поддавшись безумной панике, я же его и нарушил... Наверное, я банально старею, раз вопреки здравому смыслу, положился на русский авось и пробрёл, хоть и не дорогую, но совершенно не нужную мне вещь... - грустно завершил свой монолог Крючков, но на мгновение, задумавшись, уже весело и оптимистично добавил:
   - Впрочем, друзья, нет худо без добра, ибо наш русский авось, словно ванька-встанька: его поругиваешь, а он знай себе, - выручает!.. Вот и сегодня мне соседский мальчишка ляпнул, - привожу дословно: "во дворе, где дом хотят сносить, - живая лошадь и кашу на костре варят, потому что газ кончился"... Ну, меня тут же и осенило, отчего вчера такой дурдом был с электроплитками, затем я в обед мгновенно отпросился у шефа с работы, - и бегом сюда, - а то ведь до сих пор места себе бы не находил...
   - Да уж, Серёга... действительно психологический сюжетец, - подмигнул благодарно другу Уклейкин.
   - И весьма поучительная история, - присоединилась к лесному отзыву Володи Воскресенская, - может неплохой фельетон получится.
   - Пользуйтесь, братцы, мне для вас и литературы ничего не жалко!.. - вновь весело спаясничал Крючков, раскланявшись, словно бы вышел на бис перед благодарной публикой. - Эх, друзья! - несло на волне отличного настроения Серёгу дальше, - пока я тут вас дожидался, меня Лешка десантник такой кашей угостил, что если бы не Светик с тёщей, то я бы прямо сейчас у лошади палатку разбил, помнишь, Вовка, как в пионерском лагере у костра в походе?..
   - Такое разве забудешь... - с ностальгической грустью согласился Уклейкин, также проникнувшись романтическому настроению друга.
   - Ну, ничего, братцы, вот отстоим дом от жулика Лопатина, тогда я вас обязательно к деду на Волгу отвезу: и рыбалка будет ночная, и костёр с песнями, и палатка с комарами! Через Бурёнку о его махинациях уже сейчас почти весь район знает, а когда мы рванём под ним нашу информационную бомбу "Кузькина мать", - то и весь мир в курсе будет!..
  
   Глава 6
  
   Ваня Крутиков сдержал, данное накануне твёрдое слово возмущённым, находящимся на грани нервного срыва жильцам, включая пассионарную Любовь Гавриловну Втыкаеву, - и явился к 9-ти утра среды восстанавливать оборванную неизвестными "крысами" связь с Москвой и со всем прочим Миром в пределах Земли. Проворно наладив оную в течение часа, - телефонный мастер поспешно ретировался от греха подальше. Его опытный внутренний голос безупречно подсказал, что гораздо выгодней для кармана, а - главное - безопасней для здоровья, - быстрее развязаться с "блокадниками", чем затягивая время, набивать себе цену (а, - высоковероятно и собственные бока) - в виде дополнительного неофициального приработка - называемого в народе - халтурой.
   Но даже, несмотря на этот локальный информационный прорыв блокады промежуточные, прискорбные для ополчения итоги газового эмбарго столь вероломно организованного подручными прохиндеями Лопатина не заставили себя ждать. Увы, но ещё девять человек из, уже, казалось бы, стойких, отсеянных предыдущей борьбой за право жить на малой родине рядов народного сопротивления взяли смотровые ордера в Южное Бутово. Можно ли их упрекнуть в этом, во многом, - судьбоносном решении, после того как они едва ли не присягнули своим же соседям-товарищам, что будут идти с ними до победного конца? Вопрос, безусловно, риторический, но мы возьмём на себя ответственность, и скажем, конечно же, - нет.
   Даже навскидку весомых причин к оставлению ранее заявленных оборонных редутов более чем достаточно: у кого маленькие дети, у кого преклонный возраст и болезни, а у кого - банально сдали нервы. Ведь время неумолимо проходит, как песок сквозь пальцы, растопыренные в жажде схватить лучшее в этом Мире: ведь так хочется пожить остатки ограниченных Неизвестностью дней в отдельной новой квартире с удобоваримыми бытовыми условиями, пусть и на окраине столицы...
   И всё же не смотря ни на что, к их чести надобно сказать, что все они без исключения не стали скрывать от оставшихся в газовой блокаде товарищей, то, что взяли смотровые ордера, а открыто и честно признались им в этом, расставшись в итоге по-доброму, друзьями.
   Таким образом, к утру среды 27 июня 2006 года от Р.Х в доме по адресу: Вселенная, Млечный Путь, Солнечная система, планета Земля, Россия, город Москва, улица Красноказарменная 13 фактически осталось половина жильцов, осознанно взваливших на себя бремя отстаивания своих прав в условиях почти не пробиваемой снизу коррупционного бункера, состоящего из гремучего сплава ворья и подобных им чиновников.
   - Ну, ничего, товарищи, нас еще почитай два взвода осталось, а с друзьями и родственниками, включая и дальних, - полагаю, что до двух рот сможем отмобилизовать, - а это я вам, как фронтовик скажу, - реальная сила!.. - оптимистично высказался по этому поводу Шурупов на очередной летучке штаба, дабы поднять чуть поникший боевой дух соратников. Кроме того, восстановление телефонной линии, как необходимый элемент управления сопротивлением, столь вероломно оборванной врагами, лично вдохнуло в Василия Петровича свежий воздух надежды и уверенности.
   А между тем блокада блокадой, а жизнь подобно реке, текла, извиваясь обстоятельствами своим чередом: кто-то навсегда покидал этот Свет, кто-то - впервые прозревал Им. Все же остальные, кто уже осознанно обустроился в промежутке между крайностями бытия - буднично несли своё крест, хотя каждый и по-своему. Ведь человек такое уникальное во Вселенной существо, которое ко всему приспосабливается: как ко всему хорошему, так и ко всему плохому. Впрочем, без этого, осознания бытия через собственные, непременно включая негативные, ощущения, - жизнь наша была бы высоковероятно скучна и пресна, словно бы в каком-нибудь идеальном Раю.
   Вот и наши герои постепенно притирались к условиям жизни без бытового газа. То тут, то там, пусть и не сразу, но коммунальные квартиры начали оснащаться электроприборами для разогрева пищи и воды, которые были принесены неравнодушными к чужому горю родственниками и друзьями. Кроме того под чутким руководством Лёхи Залётова полевая кухня начала работать, почти как Кремлёвская столовая, - строго по расписанию и щедро, - и слава о ней вместе с неповторимым ароматом быстро распространилась за пределы квартала. Более того, помимо, безвозмездного кормления "Бурёнки" и складированием у её копыт обильных фруктово-овощных запасов, сердобольные граждане начали делиться продуктами питания и с ополченцами. Крупы, консервы, макароны, овощи, чай, сахар, конфеты и прочий обычный ассортимент среднестатистического москвича уже через сутки помощи гарантировали двухнедельное бесперебойное питание всех блокадников.
   А однажды, чуть забегая вперёд, кое-кто презентовал ополчению полпуда настоящей наисвежайшей баранины. И новоиспечённый шеф-повар десантник с помощью привлечённых им Фархада и Бахадыра посредством красноречивых жестов и чуткого руководства соорудили настоящий узбекский плов, неподражаемые аромат и вкус которого вызвали глубокую ревнивую истерику у продавца шаурмы в ларьке на соседней улице.
   Многие и чуть ли не семьями начали посещать, было забытые близлежащие общественные бани, с восторгом предаваясь древнему, проверенному веками и особо почитаемому у русских людей способу очищения себя от наносной, а зачастую, - и внутренней грязи. А в районных прачечных вдруг резко и вне сезона увеличился оборот к вящему удовольствию их сотрудников, перед которыми нежданно замаячила квартальная премия.
   Более того, в связи со сложившейся напряжённой обстановкой оставшиеся жильцы начали массово брать отпуска за свой счёт, что б быть, что называется, на чеку и максимально близко к объекту алчных посягательств Лопатина. В этом смысле психологически заметно остужала накалённую ситуацию наличие среди вынужденных отпускников сильной половины рода человеческого, средь которой выделялся фантастически огромной мышечной плотью безразмерно выпуклый Жора Коловратов. Для оптимального обзора всех подозрительных лиц и их перемещений во дворе дома легендарный метростроевец с бывалыми сотоварищами обосновались в его центре, где почти круглые сутки наотмашь вгоняли козла в крышку огромного стола, словно кувалды полуметровые штыри в железобетонную стену. Более того, даже вечно не просыхающая троица - Толя, Коля и Егорыч, осознавая важность сложившегося вокруг дома блокадного положения, впервые самовольно отказались от крепких напитков в пользу исключительно лёгких, как-то: вино и пиво. И теперь, как и все, они охраняли жизненно необходимые коммуникации у трансформаторной будки за домом, разбив там что-то вроде бивуака в виде шалаша и небольшого костерка, на котором подогревали часть благотворительных продуктов от неравнодушных граждан соседних домов, служивших им одновременно и горячей закуской.
   Кроме этого, на дальних подступах к дому у Мэрии и Департамента всё также доблестно и стойко на плакатах несли изобличающую правду в народ о бесчинствах власти и жуликов Звонарёва и её боевая подруга Макаровна. За три дня мужественного стояния местные чиновники, поначалу нарочито отворачивающие от них головы, постепенно начали интересоваться содержимым транспарантов за исключением прямо упомянутого, обвиняемого в коррупционной связи с Лопатиным - Подстилаева. А однажды в среду, какой-то шедший с обеда на работу в хорошем расположении духа сотрудник мэрии даже подошёл к бабе Зинаиде и, сладко докуривая дорогущую сигару, небрежно скользнув по тексту, высокомерно и нравоучительно заметил: "Безобразие и куда только прокуратура смотрит!?..". И тут же, словно мутный дым, растворился в бюрократическом лабиринте здания. На что мгновенно вслед получил хлёсткую, как пуля, словесную оплеуху от Зинаиды Ильиничны: "Сам ворюга!", которую он, увы, не услышал, по причине того, что согласно данному товарищам обещанию не провоцировать конфликт, это было произнесено ею сдавленно сквозь единственный зуб, но высоковероятно опытный чиновник и сам догадывался о подобной привычной ремарке в свой адрес.
   Наконец, особую надежду люди возлагали на Уклейкина. Информация о том, что Володя готовится опубликовать какую-то сенсационную бомбу против Лопатина, - странным образом просочилась из штаба ополчения к его рядовым. И последние, всякий раз завидев своего журналиста, загадочно подмигивали ему, как бы говоря: мол, когда ж ты, брат Уклейкин, рванёшь своею статьёй этот беспредел, что б от него и праха на нашей земле не осталось. Володя чувствовал эти обращённые к нему веру и надежду, словно постепенно раскаляющийся утюг на спине, и, как было сказано выше, - очень переживал по этому поводу и прилагал для этого максимум своих душевных, интеллектуальных и физических сил, отчего собственно и выглядел последние недели заметно вымотанным, хотя и старался казаться бодрым.
   Да, во дворе у помойки так и продолжали неприятно маячить два жёлтых гиппопотама подобных бульдозера, прямо намекая на вероятность сноса дома. Да, почти посреди двора второй день работники Мосгаза имитировали ремонтные работы, внося дополнительные нервозность и дискомфорт жителям. Да, с каждым днём по тем или иным субъективно-объективным причинам их становилось всё меньше и меньше, что также привносило в их и без того напряжённую нервную систему дополнительный диссонанс, а в пока ещё крепкие Души - толику смятения. Да, почти все письма направленные жильцами с призывом о помощи к властям и СМИ возвращались с чёрствым, казённым ответом, что также не привносило в ряды сопротивления хоть капельку дополнительной уверенности в исходе их противостояния с произволом.
   Но, ни смотря на всё это - люди не отступились от своей цели - по праву жить на своей малой Родине; и это мощное, осознанное чувство всё увеличивающегося самоуважения к себе, гордость за свою несгибаемость и правду, придавало им дополнительных моральных и даже физических сил.
   И Уклейкин, как добровольная часть этого единого, укрепляющегося кулака ополчения, объединённого единой праведной целью и горем, - как уже говорилось, старался изо всех сил дабы оправдать доверие товарищей и доказать самому себе, что он "не кишка тонка". Между прочими размышлениями в перегруженном обстоятельствами сознании его всё чаще и уверенней, как плодотворное зерно, вызревала мысль о том, что вся эта чертовщина, которая приключилась с ним, и вроде бы, дай-то Бог, начала отступать, - произошла исключительно от собственного творческого безделья и гражданского равнодушия. И теперь волею Рока, Уклейкин, брошенный в самую воронку водоворота невероятных и драматических событий, с каждым полезным созидательным действием ощущал свою нужность близким людям, а, следовательно, и всему Миру. Любой мало-мальски подобающий поступок, написанная строка, доброе слово приносили ему душевное моральное удовлетворение, во многом компенсирующее физическое истощение организма от нахлынувшего перенапряжения последних недель. Кроме того, Воскресенская всячески помогала ему во всём, чем могла: от написания статьей до ночного дежурства на кухне, которого она добилась от Шурупова, что бы Володя, хотя бы немного высыпался.
   Однако Уклейкин редко пользовался дополнительными часами сна, так как к пятнице кровь из носу, но надо было сдать Сатановскому вторую заказную рекламную статью о Лопатине и тут дело кое-как спорилось. Но вот самое главное, на что ставил он с сотоварищами, - третья и последняя статья про Пал Палыча, она же - информационная бомба, она же "Кузькина мать" давалось куда как тяжелее и медленнее, да ещё и находясь в подвешенном состоянии от позиции Яценюка. Безусловно, Сашка Подрываев, как и обещал, периодически подносил "тротил" для заряда, выуживая закрытый компрометирующий материал о местечковом олигархе из бесконечных лабиринтов интернета, что-то добывала Наденька по своим журналистским связям, как, впрочем, и сам Володя. Но закладка материала в разгромную статью, требовало воистину ювелирной работы, сравнимой с трудом высококлассного сапёра, который, как известно, ошибается один раз в этой жизни. "Бомба", главным конструктором которой состоял Уклейкин, планировалась им быть такой мощной и целенаправленной, что б её ударная волна в прах уничтожила Лопатина и всю его шайку-лейку, без малейшего шанса на реанимацию; и при этом, сколько-нибудь серьёзно, не ранить "осколками" ополченцев. И именно поэтому с особой тщательностью требовалось взвешивать каждую букву и даже знаки препинания, объём которых должен был совпасть с предыдущими двумя статьями до сдачи в тираж, что называется копейка в копейку.
   Противоположная сторона также не сидела, сложа руки. И если сам Пал Палыч в строгом соответствии с высоким статусом был во всех смыслах далёк от текущих событий, драматически складывающихся вокруг дома, - он с заместителем министра строительства с шиком отдыхал на Гаити, вылавливая с личной яхты барракуд, одновременно укрепляя нужные деловые связи, - то его помощники держали ситуацию под контролем.
   Подстилаев, до дрожи в коленях памятуя о суровых наставлениях Лопатина, лично в конце каждого рабочего дня справлялся у подчинённых о том, сколько роздано ордеров и чем меньше оказывалась цифра, тем более он дополнительно содрогался внутри от осознания своего возможного скоропостижного конца и тем отчаянней погонял Коростылёва. В свою очередь Станислав Игоревич, даже будучи убеждённым атеистом, всякий раз перед сном, тайно от супруги осенял себя перстами, уповая на милость Промысла Божия, в надежде, что всё само собой рассосется, и оставшиеся упрямые жильцы через неделю-другую как-нибудь выселятся сами. Кроме этого засекреченного от посторонних глаз обращения за помощью к Высшим Силам, он через день лично наведывался во двор дома и пытался агитировать людей за скорейший переезд в Южное Бутово, стращая их и суля блага оным по хорошо зарекомендовавшему в веках правилу "кнута и пряника". Но всё было тщетно.
   После некоторого всплеска оттока жильцов в связи с газовой блокадой, ручеёк вынужденного исхода их с Лефортово, - начал постепенно, но последовательно пересыхать, как арык в знойной степи Средней Азии, а вместе с ним, - и душевное спокойствие Коростылёва. Он всё более предвкушал вдруг занывшей печёнкой неумолимое приближение чего-то страшного, необъяснимого и потому пытался вслепую, на ощупь изгнать из себя это тягостное ощущение судорожно мотаясь между треклятым домом и департаментом параллельно гоняя своих замов, которые словно сектанты круглые сутки обходили квартиры, едва не умоляя оставшихся жителей получить ордера.
   Наконец, небезызвестные нам "Круглый" и "Сытый", организовали на чердаке соседнего высотного дома что-то вроде наблюдательного пункта. Вооружившись современными оптическими приборами включая инфракрасную подзорную трубу ночного видения, - они сутками не спускали глаз с сопротивляющихся подопечных, отслеживая каждое их передвижение, поочередно сменяя друг друга, на наблюдательном посту, стойко перенося пыль, жару и всё разъедающий едкий голубиный помёт. Они также до самой последней накаченной мышцы понимали, что суровый шеф зря базарить не будет, и если уж пригрозил, что в случае провала дела отправит их в лучшем случае сторожами в какой-нибудь Крыжополь, то так тому и быть. По этой же причине Сеня и Петя с ещё большим усердием налегли на английский, что бы ненароком лишний раз не расстроить Палыча. И теперь два заочника могли почти в легкую щеголять не только давешними "Ху из ё маза?" и "Ху из ё фаза?", но и более развёрнутыми фразами типа "Ду ю дрынк, блин, э литл бир?" или "Хау матч мани ю хэв, козёл?" хотя, откровенно говоря, и первые фразы дались им по факту весьма не просто в силу специфических особенностей предыдущих лет их напряжённой во всех смыслах жизни.
   Помимо вышеуказанных субъектов жилищного конфликта, о ситуации вокруг дома не забывала и другая ветвь исполнительной власти - Министерство Внутренних Дел посредством ОВД г. Москвы района Лефортова в лице майора Чугунова Х.З., на которого, как мы знаем, проклятьем и позором свалились сразу четыре нераскрытых дела, называемых на милицейском сленге висяками. Напомним их, дабы не забыть оные за насыщенной чредой прочих происшествий, ибо каждое из них в разной степени влияет на ход описываемых событий. Итак:
   1. "Дело Уклейкина В.Н.", когда подследственный в состоянии опьянения беспричинно ударил мобильным телефоном некоего У.К. Лейкина по лысине, вызвав появление на оной неприличных размеров шишку и судебное заседание, которое было назначено на следующую неделю;
   2. "Бульдозерное дело", когда дорогую импортную технику через СМУ-66 принадлежащую Лопатину П.П., а потому состоящее на особом контроле начальства ОВД, кто-то нагло и бесцеремонно вывел из строя, бесследно своровав все ценные детали и аксессуары.
   3. "Дело семьи Стуканян" о неоднократной порче неустановленными личностями принадлежащего им крайне изношенного автомобиля "Жигули" посредством нанесения на ржавеющий капот нецензурных, оскорбляющих честь и достоинство хозяев слов и периодического прокалывания колёс.
   4. И наконец, последнее "дело о краже государственного телефонного кабеля", подробности которого свежи, как только что выпавший снег, но, увы, без даже подобия следов преступника на нём.
   И Харитон Захарович, оправившись после известного канализационного конфуза, спустя почти неделю с удвоенной энергией и усердием принялся подчищать накопившиеся хвосты, в первую очередь, уделяя внимание по разнарядке начальства "Бульдозерному" делу. Однако на этот раз, он решил облачиться в гражданские одежды, дабы на 100% исключить возможную порчу мундира, как в физическом смысле, так и в моральном - в глазах общественности и коллег по службе, непредвиденными гадкими обстоятельствами, которые, по его мнению, словно какая-то чертовщина околдовала треклятый дом по Красноказарменной 13.
   Удивительно порой тасуются карты-персонажи в бесконечной по разнообразию колоде бытия. Вот и на сей раз, майор выглядел, как и пришедший к нему четыре недели назад на допрос Уклейкин, - в чёрных очках и безупречном сером костюме. Правда, тогда по мудрому совету Петровича Володя с иголочки наряжался для того, что бы доказать всем что он "не кишка тонка", а следовательно, - с ним лучше не связываться, от того собственно и походил внешне на второго помощника посла какой-нибудь небольшой восточно-европейской страны. Перед Чугуновым же, напротив, - стояла задача выглядеть максимально не приметно, дабы постараться по максимуму использовать эффект своего неожиданного появления в штатском пред потенциальным преступником, ну и заодно понаблюдать за всем происходящем со стороны, оставаясь мало узнаваемым. И в целом Харитону Захаровичу это удалось: с учётом его небольшого росточка, худобы и подвижности, он был похож на одного их сотен тысяч, вечно спешащего безликого посыльного, который неожиданно заплутал в домах и, заметно нервничая по этому поводу, настойчиво выпрашивал правильную дорогу в адрес у всех подряд.
   Единственное, что его всё же выдавало с головой и разительно выделяло даже среди яркой толпы в нестерпимый московский зной, было, наличие на нём знаменитых на всю округу всесезонных яловых сапог, в голенища которых он запихал идеально отутюженные со стрелками брюки. Но тут уж ничего не поделать: даже не смотря на почти стальной характер Чугунова - необоримая сила привычки, которую он приобрёл ещё со службы в армии - ношение сапог во всякое время - оказалась сильнее.
   Но пока, несмотря на всю его дотошность и служебное рвение в поисках хотя бы ниточек к вышеуказанным преступлениям, ничего конкретного, осязаемого, увы, не находилось от чего майор внутренне закипал день ото дня, хотя и не давал виду. Многоопытный следователь спинным мозгом чувствовал, что вот-вот, - и он выведет неуловимого злодея на чистую воду, "прикормив" его хитрыми и коварными расспросами, но всякий раз что-то мешало, и "рыба" сходила с острого крючка.
   Наконец, в середине недели почтил посещением двор симпатичный Китайцев, вспомнив о вверенных ему СМУ-66 обескровленных бульдозерах неизвестными вандалами, остатки которых он поручил охранять не совсем легальным членам его строительной бригады - Фархаду и Бахадыру. Постоянные срочные дела бывалого прораба не позволили ему навестить несостоявшихся мелиораторов из Средней Азии, как он им и обещал, в минувшее воскресенье, дабы элементарно снабдить их едой. Впрочем, он особенно не переживал по этому поводу, не понаслышке, зная как переносят бытовые тяготы и невзгоды жители упомянутого выше весьма сурового в климатическом плане региона Земли. Но каково же было удивление Суринама Занзибаровича, когда повидавшим многое очам его предстала нижеследующая почти идиллическая картина.
   Рядом с чисто вымытыми обескровленными не пойманными вандалами бульдозерами расположилась настоящая военная полевая кухня обильно извергающая, словно, проснувшийся вулкан пар удивительного аромата мгновенно вызывающий зверский аппетит и у которой перепоясанный кем-то подаренным фартуком вдохновенно хлопотал Фара. Чуть далее в окружении неугомонно-бурлящей в восхищении детворы безуспешно пыталась задремать ещё более настоящая, нежели полевая кухня живая лошадь, которую специальной щёткой нежно и с нескрываемым удовольствием чистил Баха, отчего "Бурёнка" едва не мурлыкала, как балдеющая от внешней ласки кошечка.
   Одним словом, Китайцев впервые видел своих подопечных искренне улыбающихся и счастливых с момента их приезда в Москву на заработки. Передав и без того сытым гастарбайтерам сумки с едой на два-три дня и на известном одному ему языке мимики и жестов ещё раз проинструктировал их о том, что можно делать, а что категорически не следует. Затем он внимательно и сочувственно выслушал оказавшегося совершенно случайно рядом Шурупова о текущем состоянии драматического противостояния между ополченцами и Лопатиным, и, будучи, коренным москвичом и просто хорошим, совестливым человеком, - дал восставшим за свои права жильцам ряд практических советов.
   После чего Суринам Занзибарович, солидно раскурив трубку, похвалил Начштаба с помощниками за проявленную стойкость и находчивость, немного приободрил их, тут же призвал к осторожности, - и с чувством выполненного долга, неспешно удалился по текущим нескончаемым делам, обещав всенепременно вернуться.
   Таким образом, всю среду, четверг и пятницу, говоря военным языком, обе противоборствующие стороны и невольно притянутые к ним иные участники, включая и казённые ведомства, - проводили рекогносцировку, притираясь к новым обстоятельствам и готовясь к решающей битве.
  
  Глава 7
  
   А тем временем, наступила долгожданная, как рассвет Солнца после долгой полярной ночи, суббота - день государственной регистрации брака Володи и Наденьки. И хотя, понятное дело, что по факту всё свершается на Небесах, но даже на Земле в Церквах некоторые батюшки настоятельно рекомендуют перед венчанием оформить союз в ЗАГСе, так сказать, - для пущей надёжности. Вреда от этого не много, а ответственность друг перед другом, детьми, родственниками, друзьями, обществом, наконец, - всё же выше, чем в так называемом гражданском браке, а по сути, ни к чему не обязывающему сожительству, бесплодным бурьяном, разросшимся по планете в пику традиционной, патриархальной семье.
   Счастью Уклейкина, как впрочем, и Воскресенской, когда они в сопровождении свидетелей - Крючкова и его очаровательной супруги Светланы, вышли на главный красный ковёр дворца бракосочетания, не было никакого сообразно их уже не юношескому возрасту адекватного предела. Они сияли, словно маленькие дети, которым вечно всё запрещающие взрослые вдруг разрешили одновременно шалить и вкушать без ограничения любые сладости и вот-вот готовые огульно броситься с головой во все "тяжкие".
   Но, даже когда над сводами ЗАГСА раздался знаменитый марш Мендельсона и Володя обменялся с Наденькой обручальными кольцами и нежнейшими поцелуями, Уклейкин до конца не верил в творящееся на его глазах Божественное волшебство. Он не мог до конца поверить, что это воистину чудесное событие - регистрация брака с самым любимым, единственным человеком во Вселенной, о котором он и мечтать-то боялся, - происходит сейчас и именно с ним.
   И лишь неожиданное столкновение на выходе в дверях с пронырливой Розой Карловной, мгновенно, вырвало его, словно резкий порыв ветра мотылька из паутины эфемерных сомнений, - в счастливую реальность бытия от чего он, даже, несмотря на не тлеющий конфликт с въедливой соседкой, - тут же воспарил на седьмое Небо. В свою очередь Флокс, крайне удивлённая увиденным, скрипя сердцем, но с хорошо поставленной улыбкой вынуждена была впервые в своей жизни совершенно безвозмездно презентовать новобрачным букет, сказав дежурные слова о том, как она рада браку, и в знак одобрения испустила крупную слезу умиления, степень искренности которой нам не ведома.
   К слову сказать, тётя Роза оказалась в ЗАГСе не случайно - это была одна из лучших точек сбыта её цветов в Лефортово, которые она в мелкооптовом масштабе в поле лица своего разводила на своих скромных дачных шести сотках. Ведь свадьба едва не единственное событие в жизни брачующихся людей, их родственников и знакомых, когда все они фантастически щедры на подарки и сопутствующие "аксессуары" сего древнего обряда. Кроме того, зам. начальника ЗАГСа и охрана были в небольшой доле неучтённых налоговой службой цветочных барышей предприимчивой Флокс, и посему Роза Карловна чувствовала себя тут как дома, ловко торгуя пышными букетами, находящимся подшофе и обильно сорящим денежными знаками гражданам.
   Как было и оговорено заранее, после сочетанием браком вся компания направилась в близлежащие кафе "Улыбка". Накануне Володя заказал скромный столик, что бы немного отметить из ряда вон выдающееся событие, а уже после, когда полностью прояснится ситуация с домом и родители Воскресенской свыкнутся с очевидным фактом их брака, - отпраздновать свадьбу подобающе.
   - Ну, а теперь, мои дорогие друзья, давайте поднимем бокалы за то, что бы, не смотря ни на какие перипетии коварной и обманчивой судьбы, великолепнейшая во всех смыслах Наденька и возмужавший, умный и добропорядочный Володя смогли свить себе уютное гнёздышко, в котором... - Крючков взял мимолётную паузу и едва не пустил слезу искреннего умиления, - ...Божьим промыслом, щедро одарившим вас счастьем искромётной любви, появились, словно из снега не бытия нежные фиалки, и плоды её... я говорю... о детях!..
   - Серёга... - с едва осязаемым укором Уклейкин, внешне залившись краской, хотя внутренне был, безусловно, согласен с другом. При этом Воскресенская и Светлана чуть смущённо хихикнули.
   - Ничего, брат, это дело во всех смыслах святое и я бы даже добавил, - государственное, а с учётом географических масштабов России и текущих внешних геополитических вызовов и вовсе, - все обязательное, - не унимался, ускоряясь Крючков, фонтанируя красноречием, как и всегда в подобных случаях, после пятого-шестого тоста.
   - Да угомонись, ты, Троцкий, - не на митинге, дай людям спокойно посидеть, - обратился Володя как бы за помощью к явно сдружившимся девушкам.
   - А мы с Серёжей полностью согласны, - весело и с томной хитрецой в сияющих от бесконечного счастья изумрудных глазах, отвергла обращение новоиспечённого супруга Воскресенская, - ведь так, Светочка?..
   - Вне всяких сомнений, Наденька, - мы полностью разделяем, этот благородный патриотический тезис - и, словно бы в подтверждение, Крючкова, прищурив в сладостном предвкушении чего-то тайного и страстно желаемого, синие, как наполненное родниковой водой озеро, зрачки, что-то шепнула подруге на ушко.
   - Да ты что?! - всё же вырвалось из Наденьки, как она не пыталась сдержать своё чувство подлинного восхищения грядущему хоть и чудесному, но весьма пикантному событию, - и сколько уже?..
   - Семнадцать... - громче чем следовало бы, радостно ответила Светлана, также поддавшись эмоциям, которые кроме того были возбуждены шампанским, - только прошу, подруга, пока - никому...
   - Ни-ни-ни... - заговорщицки подмигнула ей та и как-то особенно, и даже неожиданно строго, взглянула на Володю, который, как ей показалось, догадался о таинственном смысле числа 17, не смотря на свою житейскую не практичность.
   - Вот видишь, Белинский, народ, - "ЗА"!.. - обрадовался Серёга, возможности продолжать исполнять роль спикера и тамады в одном лице, которую никто никогда у него и не оспаривал, совершенно не понимая загадочную женскую нумерологию, а потому, - пропустив оную мимо возбуждённого сознания без должного внимания, хотя и запомнив по привычке на всякий случай.
   - Вижу, вижу... - сдался Уклейкин, вяло отмахиваясь от духоты салфеткой, - однако всякий раз удивляюсь, откуда у тебя, Серёга, столько энергии? - Вон даже кондиционеры взопрели, а тебе хоть бы хны - ораторствуешь себе как Ленин в Октябре...
   - А я тебе в тысячный раз отвечу: во всём "виновата" Природа - мать наша, ну или наши родители, как её производные, гены одним словом, - традиционно несло Крючкова по бескрайним просторам словоохотливости. - Вон хоть Сашку нашего возьми: как есть компьютерный гений, а мы с тобой, как и подавляющее большинство пользователей - ржавые чайники, сколько не кипятись - ни чего путного, кроме пара не выйдет. А вот на счёт жары я с тобой полностью согласен: прям адский ад какой-то сегодня, - и максимально незаметно многозначительно подмигнув другу, хитро и заискивающе, словно мартовский ошалелый кот, продолжил:
   - Девочки, вы, я надеюсь, не будете против того, что бы мы с Володей немного освежились?
   - Идите, идите, мальчики, покурите... - к искреннему удивлению друзей сразу же, без обычных лишних стандартных вопросов, и даже как-то великодушно дала согласие Светлана, которая обрадовалась нечаянной возможности подробнее обсудить таинственную цифру 17-ть наедине, тут же прильнув к Наденьке, когда они остались одни.
   - Ну, наконец-то, вырвались, а то меня от этой шипучей кислятины реально, пардон, пучит, лучше б водки жахнули, - облегчённо выдохнул Крючков, когда они вышли из кафе и присели за свободный столик под зонтиком от Солнца.
   - Ты же знаешь, Серый, что я специально по просьбе Наденьки только шампанское заказал, что б, не дай Бог, не перебрать лишнего, да ещё на такой жаре, - мне ж через пару часов с родителями Наденьки знакомиться, - потом оторвёмся, не переживай...
   - Потом - само собой гульнём, - начал, как обычно, склонять Крючков сомневающегося Володю к решительности, понимая, что субботнее время, отпущенное для празднования с лучшим другом, неумолимо утекает сквозь ненужные формальности. - Я же, дружище, не просто так поднял эту тему, конечно можно и дальше шампанским баловаться, только сам себе хуже сделаешь...
   - Как это? - удивился Уклейкин.
   - Да так!.. - заводился Серёга. - Веришь ли, я, когда также с будущей тёщей знакомился заранее даже текст, приготовил и выучил его, чтобы не опростоволосится по-глупому, ну понятное дело, - волновался... И так и эдак храбрился - всё впустую - мандражирую, как институтка перед экзаменом. Ну, думаю, пропал - завалюсь. А мы уже к подъезду её подошли. Вдруг, меня словно осенило, есть же универсальное средство!
   - Ну, и?.. - настороженно заинтересовался Володя.
   - Элементарно, Ватсон: я уговорил Светика подождать меня немного, - и мухой в магазин: 200 грамм хорошего коньяку, что б было ароматное амбре и через 5 минут ты, как есть, - Цицерон! Так что давай, брат, по стакану, - век меня помнить будешь...
   - Не сомневаюсь... - как-то безысходно согласился Уклейкин очередной железобетонной логике Крючкова, решив про себя, что в такой светлый день нужно уважить лучшего друга, тем более, зная наверняка, что тот не отвяжется, пока не добьётся своего.
   И Крючков, с детства изучив приятеля, как свои пять пальцев, тут же начал штурмовать его поколебавшиеся психологические редуты. Оглядевшись по сторонам, ловко, подобно знаменитому иллюзионисту Акопяну достал из пакета, с которым весь день не расставался, бутылку "Армянского", гранёные стаканы и мгновенно разлил её дорогое содержимое по ним:
   - Вот, старичок, специально для тебя вчера купил, такой, если верить Мюллеру, - сам Черчилль пользовал, "Семнадцать мгновений весны", помнишь? так что давай по-быстрому, пока нас наши дамы не застукали.
   Уклейкин по привычке чертыхнулся, но на всякий случай лишь про себя, всё ещё памятуя о вроде бы затухающих злоключениях связанных с этим ругательством и, тут же, для большей надёжности подстраховался, мысленно перекрестившись, - и к неописуемой радости Крючкова, без обычного и почти всегда бесполезного сопротивления другу, выкинул белый флаг:
   - Ну, тогда, Серёга, с Богом!..
   - А то!.. Он всегда с нами, грешными...
   И тягучий, сладкий, как перебродивший на жаре сироп, коньяк медленно, обволакивая приятной горечью всё на своём пути медленно стёк из стаканов вовнутрь друзей, медленно и блаженно растворяясь в их молодой плоти.
   - Хорош, собака... - первым восстановив дар речи, крякул Уклейкин, - но уж больно тёплый...
   - Ничего, брат, коньяк - не водка - его и кипячёным пить можно, тем более, армянский в пять звездочек, - отошёл вторым от внутреннего впечатления знаменитым напитком Крючков.
   - Согласен, - солидаризовался с другом Володя, благостно закурив, - премьер-министр Великобритании всякую ерунду пить не стал бы... не тот масштаб...
   - Кстати, о Штирлице, - окончательно восстановился Серёга и также в неспешном наслаждении происходящих положительных изменений в организме задымил, предавшись первому, попавшему на взбодрившийся алкоголем ум размышлению, - я так и не понял: в чём смысл Светкиных "семнадцать"?
   - Ты тоже заметил, как они вдруг засекретничали после этой цифры?!.. - наконец, по-настоящему оживился Уклейкин, на все 100% войдя в волшебную уютность своего нового положения счастливого женатого человека, в плоти которого умиротворяющим бальзамом растворялся легендарный коньяк.
   - Просто автоматически в памяти отложилось, через ассоциацию с "Семнадцатью мгновениями весны" и, вдруг, - само всплыло...
   - А чего гадать-то, давай пойдём и спросим, - резонно заметил Уклейкин.
   - Да ну, была охота... - отмахнулся, как от случайно севшего на нос писклявого комара, Крючков, - наверняка ерунда какая-то, типа размер кофточки или что-то в этом женском духе... - Вообще-то это я так... мозги и память тренирую, через образное мышление, дабы оные не закисли: ты, дружище, не забывай у меня до сих пор второй детский разряд по шахматам.
   - А как же, помню... - улыбнулся Уклейкин, - как ты, в пятом классе, кажется, на спор обыграл трудовика и он тебе лично табуретку сколотил и что-то вроде даже надписал на ней...
   - Выжег аппаратом прямо на крышке: "Отличному пионеру и шахматисту Серёже Крючкову от педагога по труду - Семёна Семёновича Куролесова: и дальше побеждай, но старших уважай..." - как сейчас помню, - не без гордости процитировал Серёга дарственную надпись. - А табурет у меня, кстати, до сих пор на балконе стоит - даже не почернел и не треснул от времени: вот мастер был - постоянно под мухой летал, но размер держал как современный немецкий станок с ЧПУ!..
   - Это точно, ибо мастерство не пропьёшь, - кратко и ёмко резюмировал Уклейкин, широко разошедшейся в русском народе мудростью. - А помнишь, Серый, как в восьмом классе, мы у него чекушку из заначки стащили, вылакали её на чердаке, а он нас вычислил, но директрисе не сдал?..
   - Такое уже по гроб не забудешь: всего-то пару подзатыльников и никаких вызовов родителей в школу на разбор полётов с бессмысленными нотациями, - начал традиционно предаваться романтически-ностальгическим воспоминаниям Крючков, увлекая товарища.
   - Суров был, Семёныч, но справедлив... - как всегда, охотно с головой нырнул Уклейкин в счастливое, но, увы, безвозвратное детство, оставшееся лишь виртуально в несчётных нейронах мозга и скорбящей по нему Душе. - Понимал, трудовик, что и сам такой же, как и мы, был в молодости, - настоящий мужик, можно сказать, - житейский философ...
   - Эх... какое время было, какие люди!.. - чуть дрогнул голос Крючкова от нахлынувших противоречивых чувств, - а сейчас всё как-то помельчало, опошлилось, никаких у народа фантастических мечтаний, грандиозных порывов к созиданию чего-то невообразимого, героических свершений и тому подобному...
   - И не говори, брат, без высоких, глобальных целей, человек разумный в принципе хиреет от вынужденной бытовой рутины, и как следствие, - тоски, а уж русский - в особенности... - грустно согласился Уклейкин. При этом Володя тут же, в очередной раз, вспомнил о своей твёрдой, но до сих пор не реализованной клятве, - доказать себе и всему Миру что он "не кишка тонка", а ответственный и полезный член общества. И осознание своей всё ещё творческой и гражданской относительной немощности, пассивности черной кошкой заскребло по его мгновенно занывшему от внутреннего стыда сердцу.
   - А знаешь, Вовка, что по-настоящему утешает в целом, увы, серенькой жизни? - решил взбодрить, было приунывшего друга Крючков, дабы окончательно не испортить настроение праздника вечными разговорами о безвозвратном прошлом и неизвестном будущем через призму пресного настоящего.
   - Ну и что это?.. - немного оживился Уклейкин, взглянув, на моментально засиявшего ореолом оптимизма друга, словно идеально начищенная пастой гоэ перед парадом солдатская бляха.
   - Это настоящая мужская дружба и Божественная любовь!!! - выпалил салютом Крючков тост и, проворно разлив остатки коньяка, - жизнеутверждающе поднял свой стакан.
   - Точно, Серёга, золотые слова!.. - откликнулась вновь вдохнувшая свежего воздуха Веры Душа Уклейкина, с блаженной радостью вспомнившая о самом дорогом ему на всём Белом Свете. - Если бы не ты и, и явившаяся чуть ли не с Неба, как спасительный Ангел-хранитель, Наденька, то я даже и не знаю, что бы со мной сталось...
   - Вот и давай, брат, пока наши милые дамы нас не застали за этим, в их несколько ограниченном самой Природой понимании, "непотребном" действом, - выпьем за то, что я сказал выше. Аминь!..
   Настоянный на элитном спирте отборный виноград, согревающий даже застывшие нейроны человеческой материи воскрешающей влагой, вторично взбодрил их чуть опечаленный дух. И, как и тридцать лет назад, когда по возрасту Вову и Серёжу перевели из средней группы детского сада в старшую и они, вдвоём с первой кровью отбившись от десятка "малышей - старожилов", - поклялись в вечной дружбе, снова крепко обнявшись.
   Затем, воссоединившись со своими прекрасными половинами, - вся честная компания в прекраснейшем расположении духа еще около часа под игривое шампанское бурно судачила обо всём на свете, после чего вынужденно, разделившись пополам, распалась, клятвенно пообещав самой себе, непременно восстановится в самое ближайшее время.
   Светлана решила воспользоваться подходящим моментом и буквально за рукав потащила Серёгу в тенистую прохладу Лефоротовского парка, дабы прогуляться, что называется, на людях. Крючков внутренне был категорически против бессмысленной с его практической точки зрения траты времени, ибо жаждал непременного продолжения праздника. Однако зная непростой характер Светланы, он, постановочно улыбаясь всем подряд, как глубоко законспирированный тройной агент спецслужб сразу пяти государств, стойко терпел нарочито неспешный с её стороны променад лишь бы, как можно быстрее, покончив с ним, выполнив своеобразный супружний долг, - вырваться на свободу к Сашке Подрываеву или к кому-нибудь ещё...
  
   А Володя с Надеждой отправились к её отцу и матери, дабы зафиксировать перед ними, как они и планировали изначально, юридический факт их бракосочетания, тем самым предусмотрительно спалив за собой все мосты возможного отступления под напором родителей, которые вдруг, не дай Бог, переменили бы своё заочное благословение. В том числе и поэтому, Воскресенская, не смотря на полученное с превеликим трудом после знаменитой ничьи между футбольными сборными Англии и России молчаливое согласие на брак всё это время, как могла, психологически готовила их к торжественному визиту, оттягивая оный до получения документов о замужестве. И вот вчера, собравшись с духом, она, наконец, позвонила родителям и сказала, что к четырём часам придёт в гости с законным супругом для знакомства...
   - Да уж, доченька... - это даже не штрафной удар, а целый пенальти... - на правах главы семьи вдруг сходу выскользнуло, словно мокрый мяч из вратарских перчаток, с уст отца её, когда он впускал молодожёнов в квартиру, так и не вспомнив от неожиданно вспыхнувшего волнения, заготовленные накануне нравоучительные слова.
   - Папа... - чуть укоризненно, но максимально тактично с иронией мягко одёрнула его Наденька, - ну, что ты всё со своим футболом?.. - Мы же знакомиться пришли...
   - Вот доживёте до наших с матерью лет и я, надеюсь, вы поймёте, как это тяжело принимать факт супружества единственного ребёнка как, увы, независящую от нас данность... - не особенно скрывая естественное сожаление, всё же попенял он молодым, но уже относительно спокойней и скорее для профилактики.
   - Но я же все эти дни убеждала вас с мамой, что мы с Володей по настоящему любим друг друга, и твердо решили расписаться, только потому что бы доказать и самим себе и вам всю серьёзность наших намерений... - едва заметно насупилась Наденька.
   - Да я разве что говорю... - примирительно разводя руками, отступал отец, в том числе и физически, вглубь квартиры, всем свои видом приглашая новобрачных к заранее и празднично накрытому столу в гостиной. - Раз уж такая, как ты уверяешь, у вас любовь... да разве ж мы с матерью возражаем... Просто поймите, - я же не Лев Яшин, что б отражать такие неожиданные удары судьбы, пусть даже и со знаком плюс... Ну, а уж если решили сочетаться в браке, то надобно делать всё, как у людей: чин по чину, - помолвка, венчание, свадьба... - продолжал он, всё же вспомнив, последовательно излагать приготовленные накануне нравоучительные тезисы, всё более успокаиваясь по мере очного привыкания к новому члену семьи, именуемому в народе - зятем.
   - Так и я не Эдуард Стрельцов... - так же преодолел некую минутную робость, аккуратно вступил в разговор Уклейкин во многом благодаря еще не расточившейся в плоти дополнительной энергии армянского коньяка, о чём он мысленно поблагодарил прозорливого Крючкова, - хорошо, если с одиннадцати метров в створ пустых ворот попаду...
   - Ишь, как финтит!.. - первый раз улыбнулся Воскресенский, - знаем мы, как вы не умеете играть...
   Сам того не осознавая Уклейкин всё же заколотил первый виртуальный гол в ворота тестя, чему последний был, как не парадоксально, - невероятно рад, посчитав, что новоиспечённый зять разбирается в футболе и в его лице он обретёт в семье настоящего поклонника этой его любимой игры.
   Дело в том, что вся жизнь Ярослава Андреевича, которому перевалило за 52 года, была связанна непосредственно с футболом. Ещё в школе он поступил в футбольную секцию при заводе "Фрезер", за который впоследствии и выступал весьма успешно на первенство Москвы. Его заметили и перевели сразу в дубль ЦСКА, благодаря чему его имя попало в блокноты многих тренеров СССР и в преданные сердца болельщиков, как подающий большие надежды голкипер. По этой причине по достижению призывного возраста его направили служить в элитную спортивную роту, где он успешно продолжил два года совершенствовать мастерство укрощения строптивой пятнистой сферы из кожи. Честно отдав священный Родине долг, где, к слову сказать, он не только усиленно тренировался, а и пару раз был на стрельбище и наравне со всеми доблестно нёс тяготы караульной службы, нарядов и дедовщины, его тут же взяли в основной состав легендарного армейского клуба вторым вратарём. Редкий по тем временам карьерный рост для молодого спортсмена, который весьма бурно продолжился, по мере того как Воскресенский всё чаще начал появлялся перед переполненными трибунами главных стадионов Союза и его телевизионными камерами. Заслуженная слава всё выше и выше поднимала его на футбольный олимп, словно праздничную пробку шампанского высвободившиеся газы искристого напитка со всеми соответствующими материальными благами.
   Но, как водится, однажды, вертлявая Судьба свершила свой резкий чёрный зигзаг и всё в момент рухнуло. На матче с варшавской "Легией" в 1/4 кубка УЕФА в жуткой сутолоке у ворот, чьи-то шипы бутсы с хрустом, будто озверевший капкан, впились в левую кисть руки его. И даже после трёх операций диагноз врачей был жесток и однозначен: для игры на профессиональном уровне - непригоден. Но настоящая любовь к футболу не опала вместе с неизлечимой травмой, как с белых яблонь дым, а напротив, - Ярослав Андреевич, в очередной раз, проявив характер, заочно поступил в институт физкультуры, параллельно работая помощником администратора в команде и тренируя вратарей. И через несколько лет Проведение смилостивилась над своим подопечным, - он полностью обрёл себя в новой ипостаси, став классным футбольным арбитром. А когда, несмотря на отличную физическую форму, которую Воскресенский всегда поддерживал на уровне, согласно регламенту возраст не позволил ему судить, то его пригласили в арбитражный комитет при Федерации футбола России, где он поныне и работал в должности заместителя Председателя.
   - Ну, а свадьбу, Ярослав Андреевич, Бог даст, мы обязательно сыграем, - улыбнулся в ответ Володя, продолжая знакомство, - но немного позже... - И позвольте, наконец, представиться: Уклейкин Владимир... Николаевич, - добавил он для солидности отчество после мимолётной паузы, - коллега Наденьки, а теперь ещё, извините, - и её супруг...
   - Что ж, очень приятно-с... - неожиданно для самого себя старорежимным манером ответствовал Воскресенский, крепко пожимая руку зятю, - будем надеяться, что всё у вас будет путём и жизнь пройдёт без лишних штрафных ударов...
   - Ну, всё, отец, - свисти на перерыв, - и давайте, футболисты, садитесь-ка за стол у меня всё уж давно накрыто, там и поговорим... - перехватила бразды правления у мужа мама Наденьки - Зоя Александровна, всё это время не сводившая пристального, оценивающего взгляда с зятя, который теплел с каждой минутой.
   Все предыдущие дни психологической подготовки отца и матери к факту своего замужества Наденька аккуратно и очень дозировано рассказывала им о своём новом хорошем друге Володе. Какой он милый, добрый, умный, начитанный, искренний, но немного наивный вследствие чего быт его, да и жизнь в целом устроены кое-как. И, тем не менее, рано оставшись без родителей один на всём белом свете, он не только не надломился под страшным ударом судьбы, но и, сохранив привитое ими, с рождения достойное воспитание, - стал замечательным человеком и журналистом и даже сочиняет роман. И поэтому Зоя Александровна, огромным материнским сердцем жалея его, уже заочно почти полюбила Володю...
   С отцом же, в силу его непростого "спортивного" характера, как мы уже упоминали ранее, (хотя у кого он из смертных прост, вспоминая знаменитую метафору Шекспира о флейте?..) Наденьке было гораздо сложнее. Но сегодня после третьей рюмки коньяка и вышеуказанной футбольной "пикировки" с Уклейкиным, которая, будто бальзам на душу, автоматически излила аналогичный эквивалент спиртного, - Ярослав Андреевич также начинал медленно, но уверенно оттаивать скороспелому с его точки зрения решению дочери. Кроме того, в тайне, не смотря на подлинную отеческую любовь к дочке, он всегда мечтал о сыне, которого хотел вырасти достойным человеком, другом, помощником и если получилось бы, то и футболистом. И в лице неожиданно появившегося на законных основаниях Уклейкина, а главное - по взаимной с дочерью любви, в своей семье он начинал постепенно обретать свою мечту, конечно, за исключением спортивной компоненты ввиду возраста зятя, чему всё равно был очень рад.
   Одним словом процедура знакомства в связи вышеизложенными нюансами покатилась по накатанной веками традиционной русской застольной колее и через три часа подробнейшего разбора всего и вся под настоятельным давлением прекрасной половины справедливо опасающейся бесконечности процесса, - начала закруглятся. Вообще Ярослав Андреевич всю жизнь нейтрально относился к алкоголю, но уж когда само Провидением разливало по фужерам значимый с его точки зрения повод, как например, выигрыш игры, кубка СССР и уж тем более замужество единственной дочки, то удержать его в излиянии эмоциональных чувств было крайне не просто. Вот и сегодня на правах безусловного главы неожиданно расширившейся семьи он, что называется, - разошёлся, щедро подливая себе и понравившемуся зятю коньяк, который, несмотря на остерегающие подмигивания Наденьки, вынужден был следовать по стопам крепкого во всех смыслах тестя, дабы в первый же день доказать ему что он "не кишка тонка".
   И скорее в результате воздействия алкоголя, а не хитрых уловок Наденьки и Зои Александровны еще часа через два плотного праздничного застолья порядком загустевший судейский эксперт футбольной федерации России по настоятельной просьбе жены провожал Уклейкина и Наденьку домой, сопровождая их сбивчивым оптимистично-нравоучительным монологом:
   - Так что не ви... вибрируй, Володька, раньше времени... Я в своё время стадионы строил! не то, что там всяких Ло... Лопатиных или как его гада?!.. Я хоть и фу... футбольный, но судья... А надо будет, - я всех фа... фанатов ЦСКА подниму на про... прорыв блокады вашего дома - эти любого чёрта порвут!.. А ты потом, как пи... писатель, мемуары для истории выдашь, что б помнили спорт, СССР и нас до кучи!.. Ну, зятёк, давай, - пять! На неделе лично заеду к вам - г... гляну, что, блин, и как... И Наденьку нашу не... ненаглядную береги, я за доченьку с корнем голову оторву!..
   И поочерёдно смачно троекратно расцеловав обоих утомлённых, но счастливых молодожёнов, - он удивительно нежно посадил их в предусмотрительно вызванное Зоей Александровной такси, нервно томившееся более часа у подъезда в ожидании клиентов.
   - Ну, что, мать, вот и выпорхнула наша золотая птичка... - бесполезно прищуриваясь в расплывающееся в удалении авто, грустно заключил, опираясь на супругу Ярослав Андреевич.
   - Ничего, отец, Бог даст, - внуками утешимся...
   - Эх!.. Хорошо бы...
  
   Глава 8
  
   В строгом соответствии с законами Природы, как-то: сила притяжения, химическая реакция организма на избыточный алкоголь и общая его усталость от психологического перенапряжения, связанного с бракосочетанием и обретения новой семьи, - Уклейкин был распластан в горизонтальном положении по отношению к поверхности Земли. За четверть часа до фиксации в книге Истории этого факта чуткая Наденька чуть ли не слёзно уговорила водителя помочь Володю поднять в квартиру, так как в такси его банально укачало и вдрызг развезло.
   В результате синергетического эффекта новобрачный принял вышеуказанное параллельное Среднерусской равнине положение, а шофёр - забрызганный, простите, не до конца переваренными остатками праздничного обеда у Воскресенских пиджак и лишний червонец в качестве компенсации к словам извинений и благодарности за человеческое понимание.
   И в районе 11 вечера с традиционным дежурным тазиком у изголовья постели Уклейкин в почти полном не сознании канул в очередное едва живое забытье. Конечно, в сравнении с предыдущим загулом, когда трагически погиб хомяк Сашки Подрываева, нынешнее ужасное состояние Уклейкина была на порядок "лучше", но в нейронах головного мозга Володи, тем не менее, творился ещё тот прокисший винегрет обрывочного и бессистемного сновидения.
   В затухающем воображении его метались, словно бешено перемолотые неким мощным само ускоряющимся миксером, сталкиваясь между собой и вновь разлетаясь в хаос, многочисленные ассоциаций в виде различных картинок. Одновременно и вразнобой, как в калейдоскопе мерещились слова-образы: "Наденька", "семнадцать", "футбол", "Черчилль", "пенальти", "Петрович", "таксист", "ЦСКА", "на посошок", "Лопатин", "черт", "кофе", "семья", "ЗАГС", "розы", "Серёга", "Флешка" и ещё Бог знает что.
   Затем вся эта пёстрая карусель мгновенно исчезала, и его душу обволакивало, словно ниспадающее от самого Творца, успокоительное тепло от осознания того, что с Божественным обретением Наденьки, как бы, воскресли Мать и Отец его, пусть в новых, но в таких же добрых и отзывчивых лицах Зои Александровны и Ярослава Андреевича. Эта неожиданная вновь воскреснувшая родительская любовь их к нему, как к собственному сыну, в купе с благодатным, воистину Небесным союзом с их великолепной дочерью всё уверенней отогревала чахнувшую в бытовом и творческом одиночестве, всю предыдущую до этого фантастического обретения почти внеземного счастья сущность Володи.
   Однако едва Уклейкин во сне начинал наслаждаться этой утешительной радостью обильно снизошедшего на него человеческого благополучия, как разношёрстная карусель хаотичного калейдоскопа видео картинок вновь набирала обороты. Она раскручивалась с ещё большей силой, превращаясь в яростную центрифугу, - втягивала в его полу дремлющий и измученный тайными загадками мозг, как во Вселенскую чёрную дыру, новые ассоциации из памяти вперемешку с бурно разыгравшимися невесть откуда взявшимися фантазиями на совершенно не связанные между собой темы.
   И лишь после третьей смены душевного тепла на нервический хаос, когда среди прочих бессистемных воспоминаний, вдруг, явственно послышался внешний шум и гомон, в котором отчётливо угадывались ни с чем несравнимая цыганская песня неопределённого мотива под серебряный перебор гитар, - Уклейкин очнулся.
   Полуденный солнечный свет уже во всю мощь бесцеремонно ломился сквозь затемнённые шторы комнаты, когда Володя, окончательно сообразив, что бодрствует, - ещё раз совершенно явственно услышал очередную накатившую со двора звуковую волну неподражаемого цыганского припева, густо разбавленного восторженными детскими возгласами.
   "Что за чёртовщина?.." - невольно вырвалось из него; и, не найдя рассеянным взглядом в комнате спасительной Наденьки для разъяснений происходящего, ведомый неизвестностью и любопытством, он не уверенно, но вынужденно, словно под конвоем, потащился к окну...
   В последние суматошные дни, наполненные в целом приятными хлопотами, Уклейкин почти забыл о наличии виртуально-реального Чёрта и связанные с ним треклятыми неприятностями и нервными расстройствами на этой неизъяснимой почве. Более того, хотя он категорически продолжал отрицать всякие суеверия, как вещи псевдонаучные, тем не менее, как говорится, - от греха подальше, - практически перестал чертыхаться вслух. И вот сейчас, вдруг, неприятный, подзабытый, опять неизъяснимый холодок робкой, опасливо оглядывающейся по сторонам где-то нашкодившей кучкой мышей, пробежался по его тут же вздрогнувшей Душе.
   Свесив тяжелую после вчерашнего бракосочетания нечесаную голову с подоконника, Уклейкина едва не стошнило вниз от мгновенно проступившего пота похмелья и небольшого помутнения рассудка. Однако в целом крепкий и молодой организм его относительно быстро справился с рукотворным внутренним дискомфортом, и, потерев всё ещё залипающие после насыщенного абракадаброй сновидения ресницы глаз, Володя, наконец, сфокусировал зрение на осмысленное созерцание вновь воскресшего для него Мира.
   Картина, представшая его пытливому взору пусть пока ещё не реализовавшегося в потенциально благодарных массах писателя, была более чем колоритная для использования в каком-нибудь ярком эпизоде ещё не сотворённого им романа.
   В центре двора, словно фешенебельный круизный лайнер, переливаясь брильянтом в лучах искрящегося полуденного московского солнца на фоне обескровленных всё ещё нераскрытым воровством оранжево-жёлтых бульдозеров, брошенной газовой траншеи и помойных ящиков, блистал абсолютно белый, огромный, длиннющий с шестью дверьми, раритетный Rolls-Royce. Рядом с капотом эксклюзивного авто, на котором, как на скатерти самобранке, вокруг ящика вина были разложены всевозможные деликатесы, подобно основательной скале, - стоял пожилой человек, облачённый в дорогущие одежды с элементами цыганского орнамента, которые железобетонно указывали, что он - главный среди соплеменников. При этом после каждого выпитого бокала вина, которых, вскользь заметим, уже было опустошено, - не мало, - он периодически, по-братски, троекратно от души целовался и крепко обнимался с нашим Василием Петровичем Шуруповым.
   Внешне этот человек был весьма схож с Бадулаем из известного советского сериала о непростой послевоенной судьбе цыгана, ибо, несмотря на почтенную седину на голове и густую кучерявую бороду, сохранил подобную более молодому экранному герою такую же гордую стать и фронтовую выправку, к которым добавилась завистливо бросающаяся в глаза преуспевающая солидность.
   Великолепный белоснежный костюм от Кутюр ("Haute couture") возможно и скрыл бы от нечаянного, поверхностного взгляда, проходящего мимо обывателя, что его хозяин, - что ни на есть, - настоящий цыган. Но характерные кожаные казаки с позолоченными шпорами, в голенища которых были небрежно и вызывающе запиханы брюки, огромная широкополая чёрная шляпа типа сомбреро с нарочито непропорционально загнутыми к небу краями и огромная усыпанная бриллиантами курительная трубка, - буквально вопили об этом.
   (Чуть забегая вперёд, заметим, что это был самый настоящий цыганский барон, курирующий весьма не малую часть Подмосковья, со всеми вытекающими регалиями, соответствующие этому высочайшему статусу в иерархии сего древнего племени, широко распространившемуся по нашей планете за тысячи лет).
  
   Итак. Сияющие счастьем совершенно нежданного, а точнее сказать - фантастического свидания Начштаба и "Бадулай", взахлёб перебивая друг друга, что-то яро обсуждали, сопровождая бурный диалог учащённым звоном хрустальных бокалов, совершенно не обращая внимания на возбуждённые, словно кольца огромной анаконды, плотно окруживших их людей. А зря - там тоже было чему удивиться; во всяком случае, - для Уклейкина уж точно.
   Вокруг однополчан, ещё час назад считавших, что каждый из них погиб в самом конце войны при освобождении Германии от фашизма, полукругом расположились три цыганки, обильно увешанные, словно новогодние кремлёвские ёлки, традиционным ожерельем из блестящих монет и тому подобной пёстрой мишуры. Под задушевный лирический аккомпанемент семиструнной гитары в исполнении давешнего босоногого мальчишки-цыганёнка, который пару недель назад нагловато заявился с загадочными подарками к Шурупову, и немногим, уступавшим в мастерстве легендарному виртуозу Ричи Блэкмору, - они зажигательно отплясывали и пели. При этом цыганки умудрялись ловко и щедро раздавать конфеты, сбежавшейся на колоритное представление местной и пришлой ребятне, которая в связи с неожиданностью развернувшегося действа и его весёлой пестротой, даже оставили в одиночестве столь полюбившуюся ею "Бурёнку".
   Кроме этого яростно приплясывая и раскатисто голося, они успевали подливать вина всем желающим взрослым, в первых рядах которых, разумеется, солировало местное трио из Толи, Коли и Егорыча, которое ради такой неожиданной халявы даже покинули " буквально на минуточку" вверенный им ополчением пост. Впрочем, увидев в центре бурных событий хоть и радостного, но всё ж постоянно бдительного Начштаба, - они, проявив традиционную недюжинную смекалку, - презентовались трёмя бутылками вина и мгновенно ретировались обратно.
   Далее. Едва добившись вожделенной цели, триединый караул сгинул с "подмостков" на охрану вверенного им народным ополчением объекта, как тут же, на бурлящую "сцену" зажигательным вихрем влетела бабка Зинаида. Она, подобно верной сторожевой собаке порвавшей от невыносимой тоски будочную цепь, выскочила на весёлый гам из квартиры, где отсыпалась после недельного стоического стояния у Мэрии с обличающими материалами о возмутительной коррупции распоясавшегося в безнаказанности чиновничества. Вся сдерживаемая по договорённости со Штабом её энергия негодования по поводу чёрствости и равнодушия тамошних бюрократов и мимо проходящей общественности, но уже с положительным знаком, мощно и задорно выплеснулась в гущу искрящегося заводной энергией цыганского представления.
   С лёту махнув дармовой стакан вина по пока ещё неизвестному ей поводу и вдохновившись редчайшей в последние годы весёлостью Василия Петровича, Звонарёва подобно ведущей прима-балерине Большого театра также отчаянно бросилась в плясовую, вызывая дополнительную волну неописуемого восторга и без того довольной нечаянно происходящим праздником публики.
   Всё это импровизированное представление постепенно обрастало зеваками из соседних домов и случайными прохожими, колыхалось, бурлило, словно бы в центре Лефортова давал совершенно бесплатный выездной концерт знаменитый цыганский театр "Ромэн" с участием местных самородков. Подавляющему большинству невольных зрителей примерно так и казалось, но на самом деле всё было совсем не так, вернее, - не совсем так.
   Кстати, ради объективности надобно заметить, - что не все присутствующие разделяли радость соприкосновения с экзотичным народным творчеством. Среди прочих внимательных созерцателей происходящего в ставшем уже знаменитым дворе Лефортова, цыганского концерта, помимо нервно-напряжённого Уклейкина, были угловатые подручные Лопатина, - Сытый и Круглый. Они, как было замечено выше, обосновались на чердаке соседнего дома и третьи сутки вели пристальное наблюдение над непокорным всемогущему шефу ополчением через проницательную оптику от самого Цейса.
   - Не, ну ты видал!.. - восхищённо возмущался Сытый. - Мы им газ отрубили, телефон подрезали, прессуем по-тихому, а им, блин, хоть бы хны, - цыган вызвали, вино хлещут да пляшут вприсядку!..
   - Ага!.. - также удивлённо негодуя, солидаризировался с коллегой Круглый, - ещё и плов, черти, из баранины запарили, - у меня, блин, кишки в слюне утопли от запаха...
   И действительно, едва друзья-фронтовики после полувека разлуки крепко обнялись и выпили по первой чарке вина, как цыганский Барон ("Бадулай"), а в боевом прошлом - бесстрашный командир разведывательной роты Роман Лисиченко, едва заметно кивнул головой помощнику и две огромные сумки с отборным мясом и необходимыми сопутствующими компонентами оказались у "шеф-повара" Лёхи Залётова.
   Заводной дембель ВДВ всё понял без слов и, в свою очередь, - дал команду своим новоиспечённым подмастерьям Бахе и Фаре немедленно приступить к приготовлению их знаменитого узбекского плова. И уже часа через два вышеупомянутый неповторимый аромат знаменитого блюда восточной кухни начал расточаться по окрестности, вызывая у оказавшихся рядом волею судьбы и согласно прописке людей, невольные приступы с трудом контролируемого ими, настоящего, всё поглощающего, как на удачной рыбалке, жора.
   - Слушай, Сытый... - после минуты бестолкового молчания, продолжил Круглый, не выдержав очередной наглухо захлестнувшей обонятельные рецепторы упругой волны свежеприготовленного яства, - сгоняй-ка, корешок, куда-нибудь за мясным и горячим: плов, шашлык или на худой конец - чебуреки, - всё равно что, а то у меня от этих дежурных бутербродов с кофе, как с похмелья, мутит...
   - Может, тогда и бухло прихватить: Воскресенье-то пропадает, Палыч один хрен за кордоном пузо греет, а?!.. - хитро подмигнул Сытый, истосковавшемуся по здоровой пище и нормальному роздыху напарнику.
   - Й...йес, мать их так! - дал добро, Круглый, после секундного размышления о возможных плюсах и минусах незапланированного сабантуя во время выполнения ответственного задания шефа, находящегося на недосягаемых в моменте Караибах, заодно практикуя английский язык. - Только пивка побольше зацепи, что б сто раз не бегать - духота, блин, - хоть вешайся..
   - Офф кос, май диэ биг фрэнд, блин! - на порядок круче напарника щегольнул языком похожим на английским Сытый, - и тут же исчез в проёме чердака. С мизерным успехом стряхивая с себя по дороге паутину и уже навсегда въевшийся в спортивный костюм голубиный помёт, он так и оставил в ошарашенном одиночестве крайне изумлённого коллегу с широко открытыми ртом и округлившимися до биологического предела глазами.
   Тем временем Уклейкин ещё раз напряг и без того ослабленное вчерашним "скромным" празднованием факт бракосочетания и знакомством с родителями Наденьки зрение и его вновь едва не стошнило вниз на пребывающую в благостном настроении толпу зрителей. До сих пор он никак не мог понять, что конкретно его подспудно тревожило в этом уличном угаре веселья крое того, что сам факт наличия каких-то цыган во дворе его дома вызвал неприятную ассоциацию с измучившей его до невозможности чертовщиной, в которой они были одним из неизъяснимых здравым пониманием звеном.
   И вот, наконец, собравшись едва ли не с последними силами и ещё пристальней вглядевшись в вибрирующих бисером танцующих цыганок, он вдруг отчётливо узнал в одной из них именно ту, после пророческого гадания которой он действительно обрёл божественное счастье любви Наденьки с одновременным таинственным исчезновением прямо средь бела дня с собственного запястья подаренных Шуруповым именных командирских часов.
   "Вне всяких сомнений - это именно она...", - заныло, участившееся в предчувствии очередной гадости со стороны неведомой и невидимой чертовщины сердце Уклейкина. Мощно колыхающуюся грудь цыганки, словно девяти бальные штормовые буруны столь выдающихся размеров со знаменитой картины Айвазовского, спутать с иной другой на целой планете не представлялось никакой возможности, а иных внешне схожих цивилизаций за её пределами человечество ещё не открыло.
   Окончательно осознав до вновь проступившего нервического пота, что всё это не сон и галлюцинации, Володя, словно бы прячась от вновь возникшей опасности, пригнулся и на четвереньках отполз с подоконника в постель, как в окоп, с головой накрывшись одеялом. Несмотря на тяжёлую духоту, вызванную не спадающей всё лето московской жары, он свернулся калачиком, будто бы согреваясь от невесть откуда взявшегося холода. Неприятный болезненный озноб мгновенно обволок его, как предрассветный туман чахнувшее в одиночестве болото и, как и ранее, в подобных случаях, Уклейкин начал лихорадочно искать разумное объяснение происходящему и выработать сколько-нибудь адекватный план действий.
   Неопределённое время в полуобморочном состоянии он силился сосредоточиться должным образом, но общее истощение организма противилось стройному логическому анализу, а и без того пакостное настроение и состояние здоровья его - были подорваны вчерашним вечером и требовали немедленного лечения. Однако выйти во двор, где спасительное для него вино лилось широкой рекой, даже не смотря на слабость, он категорически отмёл в силу наличия там роковой цыганки, встречи с которой он подспудно боялся.
   Мучительно и бесцельно проворочавшись на взмокшей от нервно-похмельного напряжения простыне ещё с четверть часа, он вдруг спасительно вспомнил, что в ванной, под сколотой плиткой у плинтуса, за бесчисленными тазами и вёдрами Розы Карловны у него была заветная заначка, о наличии которой не знал даже ушлый на эти дела Петрович. От одного этого одного Володе пусть и заочно, но слегка полегчало. Дело оставалось за малым: напрячься и совершить воскрешающий дух и плоть манёвр.
   Опершись на остатки силы воли, как о реабилитационный костыль, он неспешно поковылял к заветной цели, дабы, восстановив пошатнувшееся накануне здоровье чекушкой, - а затем, ещё раз попытаться разобраться со странным и пугающим его психику неизъяснимым бытием.
   Однако едва Уклейкин, чуть пошатываясь от слабости, шагнул из комнаты в коридор, как тут же уткнулся во что-то не выносимо тёплое и мягкое, слегка отдающее здоровым женским, простите, потом, и которое едва не поглотило его целиком, словно маленького ребёнка огромные пуховые подушки. Подняв вверх испуганные от неожиданного, хоть и совершенно безболезненного физического контакта с изрядно влажным неизвестным телом глаза, он с ужасом обнаружил, что оказался застрявшим, как заяц между необъятных осин, промеж двух грудей, той самой роковой цыганки, повторной встречи с которой так желал избежать.
   - Рома!!! Рома! Вот он, яхонтовый!.. Вот он, золотой!.. - радостно и зычно начала восклицать на всю квартиру выдающаяся цыганка.
   - А ну, Рада, тащи нашего ангела спасителя быстрей сюда! - раздался твёрдый, уверенный в себе, счастливый и незнакомый Володе мужской полу бас.
   Легко отлепив Уклейкина от своей груди, как только что выплюнутую жвачку от мяча, - цыганка схватила его за руку, словно мать растерявшееся дитя, и решительно повела, вернее, - понесла, взяв Володю, словно куклу, под мышку, - на кухню.
   А там за уже шикарно накрытым столом восседали сияющие Начштаба и "Бадулай", которые за время очередных бесплодных умственных терзаний Уклейкина о непостижимости бытия оставили двор, дабы в относительном одиночестве насладится беседой о текущей жизни и воспоминаниями о войне. На улице же, оставшиеся цыгане, всё также продолжали зажигать люд честной песнями и плясками, щедро угощая вином, закусками и подоспевшим в полевой кухне пловом из отборной баранины.
   - Ну-ка, дай я тебя обниму, голуба!.. - встал на встречу обескураженному Уклейкину растроганный Барон, крепко стиснул его в объятиях и троекратно смачно расцеловал.
   - Если б не ты, Володя... - также благодарно-уважительно, медленно и солидно, словно космическая ракета со стапеля, оторвался от табуретки растроганный Шурупов навстречу ошарашенному соседу, чтоб также обнять его, - то мы с Ромой так и померли бы, думая, что оба погибли ещё в Германии с полвека назад...
   - Да что я... - по обыкновению скромно, словно бы оправдывался Уклейкин, правда с потаённым чувством нервного напряжения на почве неприятных воспоминаний о чертовщине, которые невольно пробудила в нём цыганка своим неожиданным вторичным явлением и в результате чего он едва не сошёл; а возможно, не дай Бог, ещё и сойдёт с ума, - это вот она, дядя Вася, часы... увела... её и благодарите...
   - Да, ты, изумрудный, не обижайся за часы!.. - принялась Рада успокаивать Уклейкина, будто вольтметр, почувствовав его едва уловимое внутренней напряжение, - Бог дал Бог взял... сам видишь, как в итоге всё хорошо обернулось: и часы воротились и друзья Воскресились! - А ведь у тебя, бирюзовый, тогда деньжата в пиджачке-то были, - хитро подмигнула Володе неизъяснимо прозорливая цыганка, - дал бы нам копеечку другую за труды праведные и разошлись бы без претензий - ведь я тебе, кристальный, почитай задаром и удачу нагадала и невесту красавицу...
   "Блин!.. Ну, вот откуда она про Наденьку-то разнюхала или что ещё невероятнее - знать о ней могла ещё тогда, когда у Лефортовского парка гадала?.." - сам у себя мысленно и безответно вопросил Уклейкин, и гадкий холодок неизъяснимого страха вновь пробежал по его истощённой, так и не похмелившейся плоти...
   - Ты, Володя, на неё не обижайся, с часами у неё машинально получилась, по привычке, сам понимаешь... генетика... - витиевато вступился за невообразимо грудастую цыганку Барон и, как бы невзначай, утешая Володю. - Но одно знаю твёрдо - всё тебе, дорогой, сторицей вернётся: у Рады глаз-алмаз, а рука лёгкая: что нагадает - всё сбывается!..
   - Насчёт удачи не знаю... - примирительно встрял в разговор, пребывающий в благостном расположении духа Начштаба, - ...что-то пока у него в бытовом плане не ахти. - А вот с невестой, Рада твоя, в самое яблочко нагадала! вчера наш Володька по-тихому в ЗАГСе с Надеждой расписался - страсть какая красавица!..
   - Ничего, Петрович, всему свой срок!.. - словно Кассандра, уверенно расточал оптимизм "Бадулай", - и гнёздышко сплетётся и достаток обретётся; одного не пойму: почему "по-тихому", это без свадьбы что ли?!..
   - Да, знаете ли, некоторые обстоятельства... - уклончиво промямлил Володя, вожделенно покосившись на початую бутылку коньяка, будто бы пойманный за руку высоконравственным обществом за непотребным действом его оступившийся член, - ...вынудили нас на время отложить должное празднование бракосочетания. - Впрочем... - собрался он с духом, всей сутью ощутив, что находится в эпицентре повышенного внимания, и окружающие, как минимум, ждут от него более внятного объяснения, - мы обязательно сыграем настоящую свадьбу, и вас, друзья, я непременно приглашаю, правда, пока не знаю, когда...
   - Что ж ловлю на слове... Я теперь, дорогой Володенька, твой личный должник, - напирал цыганский Барон, - ты даже не представляешь, какое счастье нам устроил, словно действительно, как сказала Рада, воскресил нас! - Так что проси любой подарок к свадьбе, что душенька твоя пожелает...для меня не возможного мало.
   - Да...что вы, спасибо... мне ничего такого не надо...- продолжал застенчивым пластилином мяться Уклейкин.
   - Проси, перламутровый, проси, раз сам Барон говорит, не стесняйся!.. - отчаянно помогала Володе пышная Рада разбудить в нём хотя бы чисто бытовое здравомыслие, отчаянно, как за шнурок дверного звонка, дёргая его за локоть.
   - Право... же не стоит... - всё также по причине природной скромности упирался Володя, - я и так безмерно счастлив, что ненароком посредством этих часов и... (он, было, хотел добавить: "и всей этой катавасией с чертовщиной" - но остерёгся, впервые за последние дни робко оглядевшись по сторонам) ...доставил вам, друзья, радость... нежданного свидания...
   - Ладно, чёрт с тобой!.. - решительно рубанул затянувшийся узел изысканной вежливости и взаимных оправданий Рома, - раз ты, Володя, ещё такой и скромный, то с подарком я сам решу. - Ну, и насчёт свадьбы, дорогой, не беспокойся: все хлопоты то же мои, - такую отгрохаем, что Москва охнет, а Берлин - вздрогнет!!!
   "Опять, блин, начинается... да что же они и в самом деле мысли мои читают, а заодно и всех чертей на меня нехотя вешают!.." - безмолвно вновь взвыл Уклейкин обострившимся парадоксальным совпадениям виртуальности с реальностью и тщетности попыток перегруженного загадками разума хотя бы мало-мальски разрешить оные.
   - Кстати, Петрович, - разошёлся Лисиченко, продолжая осыпать окружающих безграничной щедростью, - раз уж твои именные часы столь чудесным образом, обернувшись, воротились Володе, и, как оказалось, что до этого ты их ему подарил, то прими, друг ты мой единственный, новые!..
   И Барон широким, но совершенно не наигранным жестом, снял с запястья настоящий, родной, сделанный в Швейцарии на заказ, именной золотой Ролекс с бриллиантами, - и мгновенно ловко нацепил часы на руку оторопевшего Шурупова.
   - Да что ты, Ромка... что ты!.. - попятился Василий Петрович от неожиданного подарка, но был тут же крепко обнят товарищем, - они же, поди, дорогущие, как какая-нибудь машина?..
   - Даже не сомневайся, Петрович... - крайне убедительно подмигнул Барон фронтовому другу. - На полтора "Мерседеса" - лёгко потянут...
   - Ничего себе!.. - присвистнул ошарашенный Начштаба категорически не вмещающемуся в его экономное сознание примерному рублёвому эквиваленту дорогущего подарка фронтового друга, - это сколько же в моих пенсиях-то будет?..
   - И не сосчитаешь!.. - не унимаясь, напирал "Бадулай", пытаясь неуклюже отшучиваться, что бы друг поскорее сдался. - Брось, старшина, не мелочись - это приказ, а он, согласно воинскому уставу, как ты знаешь, - не обсуждается! Точка!.. - Я можно сказать, заново родился, когда тебя сегодня живым увидел. Ну, а деньги... - это, сам знаешь, - бумага, тлен против настоящей армейской дружбы! И потом: надо будет - ещё заработаем, - хитро подмигнул он цыганке, - были бы лишь только смысл в жизни и здоровье... Так что, лучше давайте-ка, друзья, все к столу - разливай по полной, Рада!
   Едва лишь спасительная влага пятизвёздочного армянского коньяка впиталась в страдающую плоть Уклейкина, и она начала хоть и медленно, но неотвратимо возвращаться в нормальные, заданные Природой рамки, как на пороге, словно лучик блистательного Солнца, появилась великолепная Наденька. Она всего несколькими минутами разминулась с открытием "цыганского сезона", когда отправилась на рынок за традиционным свежим петушком для супчика и прочей восстанавливающей силы натуральной снеди, дабы как можно скорее поставить на ноги своего любимого Володеньку, который вот уже как сутки, согласно официальной записи реестра ЗАГСа и печати в паспорте, был её самым что ни на есть законным, а главное - любимым мужем.
   Однако, узрев на кухне тёплую компанию, среди которой был и её дражайший новоиспечённый супруг, к удивлению последнего, - она не нахмурила, как обычно, чуть укоризненно тончайшие, словно кисточки рябины бровки. Напротив, Наденька уважительно и с восхищением улыбнулась Василию Петровичу и статному седому незнакомцу, в котором 100%-но угадывался цыганский Барон. Возвращаясь с рынка, в не простом процессе преодоления плотной толпы зрителей, наглухо заполонивших собою весь двор, она устами неугомонной бабки Зины была вкратце посвящена в невероятную историю встречи фронтовых друзей считавших друг друга погибшими.
   - А вот и она!!!. - первым, не удержав естественное чувство восторга подлинной женской красотой, воскликнул Василий Петрович, расплывшись в улыбке, словно популярнейший в свое время среди весьма немалой категории советских граждан сырок "Дружба" на солнцепёке.
   - А что я говорила?! - также восхищённо всплеснула огромными руками Рада, многозначительно подмигивая поочерёдно Барону, Петровичу и Уклейкину, - по-моему, всё и вышло: девица-то - краше алмаза изумрудного!..
   -Да!.. хороша!.. - присоединился к восторженным эпитетам в адрес Воскресенской "Бадулай", действительно оторопев от редкого, удивительно гармоничного сочетания красоты и молодости, отчего машинально присел на табурет и начал рефлекторно расчёсывать обильно унизанными перстнями пальцами седые усы и бороду, дабы предать им и без того притягивающие сторонний взгляд симметричность и дымчатую пышность.
   Чуть смутившись, но стойко сдержав восхитительный натиск старых и новых поклонников, выразив свою глубочайшую радость чудесной встречи фронтовых героев после полувекового забвения, Наденька плавно вилась в дружный коллектив, чтобы не только отметить фантастическое событие, но и аккуратно проконтролировать Володю на случай чрезмерного увлечения спиртным в преддверии новой трудовой недели.
   В результате её как бы ненавязчивых тактических действий, как-то: подкладывание на тарелку мужа побольше закусок, наполнение рюмки не до краёв и крайне вежливыми полунамёками, - по всеобщему, включая даже и Володину, согласию часа через два он был ею выведен тактично из-за стола. Причём Уклейкин покинул праздник именно в таком совершенном расположении тела и духа, когда до муторности гнетущее похмелье настолько выветрилось из него, словно бы его там никогда и не было вовсе. А "воскреснувшие" друзья-ветераны так и остались да глубокой ночи наедине с собой и воспоминаниями далёкой и бурной фронтовой молодости, за которыми, огромной, но невидимой и неслышной тенью ухаживала Рада.
   И все ополченцы, несмотря на текущие, насущные проблемы, связанные с обороной дома от Лопатина до самого утра не тревожили Начштаба и его фронтового друга, уважительно отнёсшись к их чувствам и памяти, ибо, во многом, благодаря их геройству, последующие поколения имеют самый бесценный на Белом Свете дар Божий - Жизнь.
  
   * * *
   Чета же Уклейкиных - будем в дальнейшем называть её так, хотя де-юре Наденька оставила свою фамилию, дабы лишний раз не расстраивать щепетильного в этом вопросе отца, - покинув стол в чудесном настроении, - проследовала на балкон, под которым продолжался неистовый цыганский концерт и, словно бы в театральной ложе, часа полтора наслаждались удивительным представлением.
   Затем, вдохновившись увиденным действом, они уединились в своей комнатке, где до глубокого вечера продолжили творчески отдыхать, параллельно обсуждая невероятную встречу Шурупова с его фронтовым другом - щедрым цыганским Бароном. Воскресенская перечитывала своего любимого Гончарова, а Володя - стихи Яценюка, первую попавшуюся тетрадку которых он взял из его огромного оранжевого чемодана, оставленного в редакции, и третий день носил в пиджаке, совершенно забыв о ней в свадебной суматохе. Кроме этого, они почти до последнего знака препинания отредактировали текст "Кузькиной матери" - информационной бомбы, которая по тайному плану актива ополчения должна будет, взорвавшись, в прах уничтожить Лопатина и всю его воровскую строительную империю. И наконец, когда около полночи ярко-жёлтым скальпелем Луна вспорола сгустившуюся над Москвой тьму, Уклейкин, уложив Наденьку нежным поцелуем спать, принялся за роман, механическое написание которого периодически откладывалось по известным причинам суматошного бытия последних дней и недель.
   Вдохновлённый невероятной встречей ветеранов, в которую причудливым образом вплелась и его история с цыганкой и пропажей часов, и которая сегодня так замечательно разрешилась, снизив градус его внутреннего нервного напряжения по делу, связанному с клятой чертовщиной, он с отчаянным рвением начал восполнять упущенное время. Володя летел, словно лёгкий парусник, гонимый попутным ветром, по волнам-строкам, которые давно роились в его мозгу и лишь жаждали свободы, дабы выплеснувшись в стройное произведение на листах бумаги, отдать должное своему творцу и, быть может, - даже прославить его в веках.
   Однако, физическая усталость после плотной череды бурных дней, словно пудовые гири, с каждой написанной страницей тянули его ко сну, постепенно застилая, будто болотный туман, вдохновение; и часа через полтора, пролетевших, как одно мгновение, он вынужденно, но крайне аккуратно возлёг рядом с Воскресенской, дабы случайно не потревожить своё Божественное сокровище. Последняя же мысль его перед неминуемым падением в бездну сновидений, показавшаяся неожиданной и весьма парадоксальной, была о том, что, цыгане в целом - не плохие ребята. А мол, то, что вороватые: так что ж... "кто без греха?..", и ведь, в конце-то концов, "благодаря" им, друзья-фронтовики встретились через полвека, а я обрёл относительное спокойствие и самое дорогое на свете - Любовь.
   Но с этим, дополнительно очищающим Душу от сомнения и мнительностей чертовщины, противоречивым выводом, Уклейкину было не суждено через секунду безоговорочно сдаться в плен самому гуманному войску в Природе, где бессменным главнокомандующим был добродетельный и умиротворяющий всё живое Морфей.
   Едва счастливый Володя предался сну и благоговейно обнял прохладную подушку, как под оной, вдруг, бесцеремонно завибрировал мобильник и из него, хоть и приглушённо, но все проникновенно раздалась тревожно-патриотичным перезвоном знаменитая песнь из произведения Сергея Прокофьева:
  
  "Вставайте, люди русские,
  На славный бой, на смертный бой!
  Вставайте, люди вольные,
  За нашу землю честную!.."
  
   "Что за чёрт?!..", - в нарушении себе же данному обязательству не произносить больше этого гадкого слова, символизирующего всякую потустороннюю нечисть, пусть даже и мысленно, вздрогнул Уклейкин и тут же, чтобы не разбудить возбуждающим к ратному подвигу ринг тоном Наденьку принял вызов и потихоньку на цыпочках вышел на балкон.
   - Вовка, дружище!!! - столь же неожиданно праздничным пасхальным колоколом раздался в телефоне знакомый и крайне возбуждённый голос Серёги, от чего у Уклейкина мгновенно отлегло от заколотившегося в неприятном предчувствии сердца, - я всё-таки допытался у Светика, что означает вчерашнее "семнадцать"!!!
   - Серёга, блин, какие "семнадцать"? - в недоумении, но, как и всегда беззлобно по отношению к лучшему другу, возмутился Володя, - второй час ночи... на работу завтра...
   - Брось, брат! - не унимался Крючков, - на том свете отоспимся, а сейчас жить надо! - Ну, вспоминай же, дружище, как мы вчера в кафе под рюмочку пяти звёздного гадали, что это наши дамы о семнадцати шептались!..
   - Ну, что-то, вроде, было... - откровенно зевая в телефон, вынужденно сдавался неожиданному ночному напору друга Володя. - Штирлиц там, Мюллер, армянский коньяк и этот, как его чёрт ...Черчилль. - Кстати, - неожиданно для себя вставил Уклейкин, - ещё Харламов под 17-м номером играл...
   - Да, причём тут хоккей!.. - тем не менее, удивился находчивости товарища Крючков. - Всё мимо, ещё варианты есть?.. - продолжал он пытать, словно ведущий игры "Что, где когда?" знатока, тяжёлым вопросом, как бы наслаждаясь умышленно затянутой паузой перед объявлением другу сногсшибательной новости-ответа.
   - Серёга, ну не томи уже... реально спать охота, - вежливо начал молить о пощаде Уклейкин.
   - Ладно... - великодушно "сжалился" над ним Крючков. - Тебе, как лучшему другу, одному скажу, веришь ли - полдня терпел, да вот ночью не вытерпел... только, уговор, - не трепись раньше времени...
   - Замётано... - ещё раз твёрдо зевнул в трубку Уклейкин.
   - Итак... - начал Крючков, Душу, которого, продолжало выжигать невыносимое желание поделиться с другом феерической новостью, но, однако именно по этой причине он ещё чуть-чуть растянул удовольствие: - Ты хорошо сидишь?
   - Да, нормально... - вежливо начинал нервничать Уклейкин, - на табуретке...
   - Годится, - одобрил Серёга выбор точки опоры друга, дабы тот не покалечился от сногсшибательной новости, и, набрав в лёгкие максимально возможное кол-во свежего ночного воздуха, - торжественно рёк: - Итак, брат, поздравь меня, Бог даст, через, примерно, 23 недели я стану отцом!.. А 17-ть - это срок беременности моей Светулечки-лапулечки...
   - Иди ты?! - вскочил от совершенно неожиданной вести ошарашенный Володя с балконной табуретки, которая таки пошатнувшись, упала, но к счастью без своего седока.
   - Факт, дружище!!! - вновь взорвался эмоциями Крючков, - мне как Светка проболталась я поначалу с минуту, как истукан простоял: ни дыхнуть, ни моргнуть не могу, словно всего парализовало, в глазах какая-то влажно-слёзная пелена образовалась. - А в башке от мгновенно возникшей пустоты аж звон стоит: ничего сообразить не могу, но Душой чую, что свершилось что-то невероятно важное, а главное - фантастически хорошее. Потом, бац!.. Внутри, словно бы, что-то разомкнуло и прояснилось. И такая, брат, благодать сразу снизошла от осознания того, что вот тут, рядом, на расстоянии руки, в чреве горячо любимой женщины уже бьётся махонькое сердечко человечка, который будет плоть от плоти я, ...вернее, почти я, что словами описать невозможно! Веришь ли, Вовка, я от такого счастья Светку всю от ног до головы расцеловал, а потом, ближе к ночи, когда она уснула по-тихому в ларёк сбегал. Сам понимаешь, что после такого срочно требовалась хоть какая-то, пусть и символическая алкогольная разрядка... Хотел было к тебе дёрнуться, но, взглянув на часы, извини, не решился... Но и терпеть в себе вселенскую радость сил не было... вот и звякнул тебе за полночь, - опережая слова, взахлёб, вибрирующим от волнения голосом разрядил в трубку, как пулемётную ленту, Крючков эмоции, отчего ему стало нестерпимо хорошо.
   - Ну, дела!.. - окончательно проснулся Уклейкин. - Поздравляю, брат! Это таинство Природы надо действительно хорошенько обмозговать, прочувствовать, так сказать...
   - Так я о чём!.. - уловил традиционный толстый намёк друга Крючков, - давай в пятницу вечером.
   - Замётано...
   - Добро, ну, а у тебя как прошло, - надеюсь удачно?..
   - Отлично, - твоими коньячными рецептами, как родного сына приняли, а отец Наденьки - вообще мировой человечище. - Представляешь, Серёга, он раньше за ЦСКА в основе играл вратарём, затем арбитром, а сейчас в федерации футбола работает, так что, надеюсь, нам теперь дорога на любой матч открыта. А когда меня после рюмочного знакомства, как мешок с картошкой, в такси грузили, он мне даже свой именной серебряный свисток подарил, хочешь, - свистну?.. - распалялся Уклейкин. (Володя только сейчас вспомнил об этом мутном эпизоде, случайно задев шнурок свистка, с которым, как оказалось, словно рефери, находился целые сутки).
   - Обязательно, Вовка, свистнем, - поддержал энергетический запал друга Крючков, - да так, брат, свистнем, что вся шушера из щелей повылазит!.. - обрадовался удачно сложившимся семейным делам друга. - Кстати, как там эта гнида... Лопатин, кажется, никаких новых гадостей не наделал, а то я слышал, что у вас уже какие-то цыгане гастролируют...
   - Да вроде нет, слава Богу, - пристально вгляделся с балкона во тьму двора на всякий случай Уклейкин. - Там было поразительно тихо после суматошного, громкого и насыщенного дня. Бурёнка дремала у полевой кухни, из которой тонкой струйкой чадил едва уловимый дымок; рядом с ней на сене в тональность друг другу храпели неразлучные Фара и Баха. Чуть дальше от них за доминошным столом сидел неподражаемый Жора Коловратов, попыхивающий папироской и неутомимый Лёха Залётов, которым в эту ночь выпало дежурство, и о чём-то негромко беседуя, - они внимательно бдели за напряжённой обстановкой вокруг многострадального дома.
   - ...а с цыганами вообще отдельная фантастическая история, - продолжил после секундной паузы Володя, убедившись, что всё в порядке, - хоть ещё один роман пиши: при встрече обязательно расскажу, так как без бутылки в ней точно не разобраться.
   - Факт, без жидкого коммуникатора, как без языка! - твёрдо, но с едва заметной обречённостью подтвердил житейскую мудрость Крючков.
   - Ну, тогда отбой, папаша, а то у меня аккумулятор в мобильнике, как мышь голодная, пищит...
   - Добро, муженёк, до встречи!.. - хихикнул Крючков и отключился.
   Безусловно, как и всякий взрослый и ответственный мужчина, Уклейкин спорадически тайно думал и мечтал, о том, что, Бог даст, и у него когда-нибудь появятся любимая женщина, затем образуется семья, и, как венец союза, - ребёнок, а лучше - несколько. И вот: первое и второе фантастическим образом материализовалось в считанные недели, а последнее, словно бы, долгожданный свежий ветер после изнуряющего штиля вдруг, всего лишь минуту назад, неожиданно наполнил Душу-парус Володи благой вестью от лучшего друга. Радужные мысли его тут же вихрем взметнулись в бесконечное, восторженное воображение, в течение которого он безостановочно выкурил пару сигарет. В результате, когда он в рассеянности затушил второй окурок о прорезиненную подошву тапочка, которая в свою очередь начала распространять неприятный запах палёной гари на него снизошло осознание:
   "Ведь, высоко вероятно, после сладостной близости с Наденькой, в её прекрасной плоти в строгом соответствии с совершенными законами Мироздания уже идёт процесс Сотворения нового человечка, и в этой крохотной субстанции прямо в эту секунду формируются дух и тело, в Божественную матрицу которой заложены и мои гены!.."
   И с этой сокровенной мыслью Уклейкин со второй попытки заснул, настолько нежно обняв Наденьку, что она, как котёнок, лишь что-то промурлыкала сквозь сновидение, всем существом почувствовав благоговейное тепло любви и умиротворяющее спокойствие, - и ещё более свернулась клубочком невероятной красоты.
  
   Глава 9
  
   Триумфальное явление "Бурёнки" во дворе известного нам дома, как было описано ранее, сарафанное радио вкупе с современными информационными технологиями социальных сетей интернета, мгновенно разнесли по всему району, а равно - и драматическую историю по принудительному отселению местных жильцов к чёрту на рога (Южное Бутово), пытающихся сопротивляться вопиющему беспределу коррумпированных властей. Вчерашний же яркий и щедрый импровизированный цыганский концерт добавил, куда большую известность, как объекту алчных притязаний Лопатина, так и ополчению, смело вставшему на защиту своей малой Родины, обильно выплеснувшись уже в близлежащие к Лефортову жилые кварталы Москвы.
   Всевозможные видео, фотографии, подтверждающие факты вопиющей блокады (притворное отключение газа, связи и т.п.) дома по Красноказарменной улице13 в мирное время вместе с живыми людьми, надрывные по драматизму их рассказы об ужасах бытия и бесчисленные комментарии в сетях под ними неравнодушных коренных москвичей начинали набирать справедливую силу гнева. И граждане, волею благосклонной к ним в географическом смысле судьбы, оказавшиеся жителями первопрестольной в схожих по изношенности домах, начали нервно осознавать, что в любую минуту их также беспардонно могут вышвырнуть за МКАД по совершенно законным (формальным) на то основаниям.
   А раз так, то люди начали волей-неволей солидаризироваться с ополченцами, параллельно раздражаясь с ними по отношению к властям, которых сами же и содержали через налоги для улучшения собственной жизни. И обстановка пока ещё в основном в интернете (сиречь на кухнях) неминуема начала накаляться, как забытый в розетке утюг, вот-вот готовый прожечь сначала гладильную доску, а затем спалить весь дом, если вовремя не приступить к его локализации.
   Плюс ко всему, недельное мужественное стояние пусть и в одиночных пикетах: Звонарёвой у Мэрии, а Макаровны у Департамента, хоть внешне и не дало такого мощного сарафанно-сетевого эффекта, как нескончаемое семейное паломничество к "Бурёнке" и аншлаг на цыганских "гастролях", но внутренне напрягло изрядное кол-во чиновников средней руки, так или иначе связанных с делом. Всякий раз, проходя мимо них на службу и обратно, они демонстративно воротили носы от разоблачающих вопиющую коррупцию материалов, словно от выгребной ямы, но удивительным образом, на который способен разве что прожжённый опытом среднестатистический чиновник, боковым зрением или спинным мозгом вчитывались в них до последней запятой. И этот своеобразный дамоклов меч народного возмездия в виде потенциального обвинения Прокуратуры и/или кадровые орг. выводы высокого начальства, всю неделю висели над ними, отравляя согласно тонкому наблюдению Гоголя в целом отменный их аппетит.
   И вся это вороватая наэлектризованная подспудным страхом потенциального наказания когорта чиновничества, как и их коллеги из прошлого, свято уповая на русский авось, что, дескать, пронесёт, - тщательно оберегала высокое начальство от уличающей их информации. Исключением стал лишь случай с начальником департамента жилищной политики Лефортово Подстилаемым, когда он, непосредственно лично вынужденно столкнулся с Макаровной, на которой, как на стенде "их разыскивает милиция", висела огромная фотография его рукопожатия с Лопатиным с требованием справедливого суда над коррупционерами.
   Впрочем, Станислава Игоревича с трудом можно было отнести к высокому начальству в сложившейся в России к середине нулевых годов XXI века иерархии бюрократической системы чиновничества даже с учётом поправки на столичный статус.
   Но, ещё с дремучих времён мудрый народ русский сформулировал замечательную бытийную поговорку: "сколько верёвочке не виться, а конец всегда отыщется", которая в несчетный раз и подтвердила на практике свой глубинный нравственный смысл. Вся вышеприведённая накопившаяся информационная энергия, связанная с домом по Красноказарменной 13, не могла не прорвать черствые бастионы ушлых бюрократов среднего звена, - и к полудню, наступившего Понедельника, она, просочившись, словно живая вода сквозь мёртвые камни, - таки снесла плотину, достигнув высокого кабинета заместителя Мэра города Москвы по жилищной политике и строительству.
   Хозяин очень солидного кабинета и действительно весьма высокой должности Самосвалов Иван Иванович - был, что называется, - крепким хозяйственником с могучими связями 60-ти лет от роду. Он настолько поднаторел в подковёрной борьбе за время головокружительной карьеры, что коллеги и "коммерсанты" за глаза называли его "Ванька-встанька" и предпочитали не связываться с ним по мелочам, а лишь только при крайней необходимости решить те или иные свои неотложные корыстные вопросы.
   Так вот часов около 10 утра 1-го июля 2006 года от Р.Х., супруга Ивана Ивановича буднично повязывала на его могучую шею стильный испанский галстук (подарок самого Мэра), сопровождая процесс давно надоевшими пустыми фразами типа: "Не запачкай манжеты, милый...", "Не опаздывай, дорогой...", "Перед обедом не забудь принять пилюли от геморроя, Ванечка..." и т.п. Ожидающий у огромных чугунных ворот их роскошного коттеджа в Барвихе, где они уже лет 10-ть жили всей семьёй чёрный согласно чину служебный Мерседес представительского класса, уже был под парами и был готов, как всегда, с ветерком едва не по встречной домчать его до Тверской 13.
   Дежурно поцеловав в, увы, желтеющую от беспощадного ко всему живому времени щёку надоевшей, как горькая редька, супруги, Самосвалов уже было открыл парадную дверь, как из детской раздался горним ручейком, любимый голосок его 6-летней внученьки, которая, несмотря на запреты родителей и нянек наглухо оседлала компьютер: "Деда, деда, иди быстрей сюда, смотри какая лошадка!"
   Повинуясь, словно волшебной палочке, почти любому желанию горячо обожаемой им Машеньке, в которой он души не чаял в отличие от остальных членов семьи Иван Иванович с искренней улыбкой подошёл к ней, нарочито внимательно вглядываясь в монитор, куда она весело указывала пальчиком, кукольный ноготок которого был вызывающе окрашен дорогущим маминым лаком.
   "Деда, деда, - продолжала взывать внучка ангельским голоском к его всегда доброму по отношению к ней сердцу, которое уже заочно отозвалось согласием на все её причуды, - отвези меня, пожалуйста, погулять к лошадке, я тоже её хочу угостить морковкой!.. ".
   "А может лучше в зоопарк, сходим, там и лошадок больше и пони, помнишь солнышко, как ты на них недавно каталась..." - сходу попытался Самосвалов аккуратно отговорить своенравную внучку, строго в соответствии со своими принципами ограничения рисков, где это возможно, всегда отдавать предпочтения проверенным местам, нежели неизвестным.
   "Нет, сюда хочу! смотри как тут весело: все поют, пляшут!.. - твёрдо, будто сказочный оловянный солдатик, стояла на своём Машенька, и в подтверждение своей непреклонности, - надула свои алые губки, которые, как и ноготки, также без разрешения были густо намазаны дорогущей маминой помадой.
   "Ну, хорошо, лапушка..." - всё же повиновался он требованию внучке, традиционно нежно поцеловав оную в знак согласия в золотое её темечко, при этом более внимательно всматриваясь в многочисленные фотографии, видео сюжеты и в гневные к ним комментарии москвичей, постепенно серея и без того давно не свежим лицом.
   Его, совершенно неожиданно, словно мощные подземные толчки в Среднерусской равнине, потрясли огромная фотография рукопожатия Лопатина и Подстилаева на фоне черного хода департамента, свисающая с крыши дома, и не менее объёмистый, растянутый между балконами транспарант со знаменитым воззванием Чапаева: "Врёшь, не возьмёшь!", с аршинными кровавыми буквами...
   "А когда, конкретно, мы к нашей "Бурёнушке" поедем?" - не унималась внучка, впитавшая через гены среди прочих достойных черт характера деда умение доводить начатое дело до конца.
   "А вот как всё разузнаю, котик, Бог даст, на выходных и съездим..." - как-то рассеяно ответил он внучке. Самосвалов в эту минуту был целиком поглощён взрывоопасной информацией, и параллельно тщательно переписывал в блокнот адрес дома и сайта о нём в интернете.
   К слову сказать, интренет-портал ещё с неделю назад вернувшись с Волги, на волне вдохновения за пару часов "слепил" Сашка Подрываев. А угрожающая распоясавшейся коррупции его растущая популярность, которую, несомненно, всё более будировали ополченцы, "Бурёнка", цыгане и простые неравнодушные граждане через комментарии к происходящему беспределу была индуцирована, в том числе и особой программой. Наш пока ещё непризнанный профессиональным сообществом компьютерный гений разработал специальный алгоритм, который "раскручивал" сайт в интернете, постепенно выводя его, в лидеры по посещаемости.
   "Ладно, ловлю на слове!" - хитро подмигнула Машенька озорным глазиком, с огромными, как у куклы Барби, накладными ресницами раскрашенным в серебристо-лиловый цвет эксклюзивными тенями мамы и, поцеловав деда в щёку, умчалась в безразмерный двор необъятного коттеджа качаться на качелях, словно бы ничего и не было.
  
   Сказать, что неожиданно-резкий звонок секретаря самого Иван Ивановича с требованием немедленно явиться к нему в кабинет в прах расплющил мозг и заячью душу Подстилаева, словно удар кузнечный молота зазевавшуюся на наковальне муху, - значит сильно приуменьшить произведённый эффект, и, стало быть, - есть намеренное введение читателя в заблуждение. А это с нашей точки зрения - непростительная ошибка для повествователя, какая бы суровая правда жизни ею не прикрывалась. Так вот, всё было гораздо хуже, выше приведённой аллегории.
   Шок и трепет мгновенно наэлектризовали всю плоть Евгения Игоревича, ибо сухой и совершенно без эмоций голос в трубке не оставлял абсолютно никакого намёка на причину интереса к его персоне столь высокого начальства, проявленного мало того, что утром (было около 11:00 по Москве), но ещё и в понедельник - неслыханное дело.
   Неизвестность, как известно (простите, за невольный каламбур), вещь порою страшней кругов ада Данте будет, ибо выматывает и без того перетянутые нервы до физического предела сопротивляемости, как мощный станок стальную проволоку, а уж не определённость такого статуса - тем паче. Будучи человеком, не относящимся к достойному ряду "не из робкого десятка", - всю дорогу от дома к Мэрии Подстилаев лихорадочно перебирал все возможные гадкие варианты: от относительно удобоваримого - увольнения, до гораздо худшего - какой-нибудь прокурорской и/или налоговой проверки со всеми вытекающими местами не столь отдалёнными.
   Но при этом - вот ведь парадокс души человеческой! - в самом дальнем уголочке учащённо бьющегося сердца неожиданно затеплилась надежда, которая, как известно, умирает последней: "А вдруг - это каким-либо образом связано с моим возможным повышением, ведь, в общем и целом, я на хорошем счету у начальства: без громких залётов и скандалов, да и Лопатин давно обещал пропихнуть повыше?!.." Однако едва эта чудесная мысль долгожданным Солнышком сверкнула сквозь ненастные тучи сурового бытия, он тут же прогнал её из своего истерзанного догадками сознания, что бы ненароком не сглазить оную...
   И вот спустя час бледный Половиков, английской буквой Zed стоял в центре кабинета грозного в своей очевидной мрачной озабоченности Самосвалова и мысленно, как минимум, прощался с должностью после принудительного просмотра известного сайта с "Бурёнкой", вызывающими оторопь плакатами. Внутренние противоречия неизвестности, мучавшие его всю дорогу, хоть, наконец, развеялись, едва он узрел на огромной фотографии, свисающей с крыши приговорённого им печатью и подписью к отселению дома, своё рукопожатие с шефом, но почему-то от этого ему легче не стало, скорее даже наоборот.
   Обливаясь, как под Ниагарским водопадом потом страха безропотного подчинённого, в котором после вчерашних обильных дачных шашлыков была немалая доля похмельной составляющей, глава Департамента жилищной политики Лефортова подобострастно внимал жёсткому отлупу вышестоящего начальника:
   - Ты хоть понимаешь, садовая голова, что натворил?! Видел сколько сочувствующих этим чёртовым ополченцам комментариев, а сколько просмотров и перепостов (последний модный термин он недавно позаимствовал у продвинутой внучки)?! Я вам, олухам, сколько раз талдычил: делайте всё тихо, что б комар носа не подточил!.. У меня по городскому плану миллионы квадратных метров новостроек за МКАДом и если каждый дом, подготовленный к отселению туда, будет Брестской крепостью, то это, твою мать, - фактически бунт, называя вещи своими именами!.. А это уже, чёрт бы её задрал, - политика: все тогда полетим из кресел вместе с головами... и это ещё в лучшем случае... Кремль нынче резкий, нюни разводить не будет: вон даже олигархов под шконку на раз пендалями загоняет!..
   - Так пе... первый раз такое, Иван Иванович... они, сволочи, настоящий штаб сопротивления выселению раз... развернули... и ещё... - всё же решился робко оправдаться Половиков дрогнувшим голосом, съёжившись, словно кролик перед удавом.
   - А по мне хоть дивизию! - тут же осадил его Самосвалов. - Я вам с Лопатиным выбил на комиссии дом на отселение и застройку - значит с вас первых и спрос, а то желающих-то на этот дворик пруд пруди, только свистни: тут же, как пчёлки на мёд слетятся. Лефортово, сам знаешь, - место историческое, тихое, почти в центре, а потому очень сладкое...
   - Мы, Иван Иванович, всегда вам были за это безмерно благодарны к взаимовыгодному согласию... - подобострастно, ещё более склонив голову долу, аккуратно намекнул он высокому начальнику, что их с Лопатиным "спасибо" за его услуги выливались в весьма ёмкие суммы, причём в свободно конвертируемой валюте.
   - Ну, это само собой... - ничуть не смутился прожженный в несчётных боях "ветеран" бюрократических войн, всё же немного смягчив гневную отповедь. - Ладно, чёрт с вами, живите пока: будем надеяться, что ещё выше и шире по Москве информация об этих бунтарях с Красноказарменной не протечёт.
   - Ещё раз спасибо, Иван Иванович, за доверие... - с облегчением про себя выдохнул Подстилаев, ибо до последнего момента опасался, что Самосвалов в порыве гнева что-нибудь отчебучит в отношении их прав на дом и, следовательно, вернувшийся в Москву авторитетный шеф в лучшем случае удушит его собственными руками. - Мы всё исправим...
   - Разумеется... - машинально обернулся Самосвалов, нервно взглянув на висевший за спиной портрет Президента России. - Вам ("нам" - чуть не произнёс он, но пока воздержался), один хрен деваться некуда: время такое: гласность, мать её так... Может так, не дай Бог, случится, что, никакие бабки и "крыша" не помогут... Так что, Женя, нанимайте хакеров-шмакеров, но что б сайт этот сегодня же навсегда исчез с глаз моих и больше не всплывал, - это первое.
   - Сделаем, Иван Иванович, - гораздо уверенней, словно очухавшийся от робости солдат генералу, отрапортовал Евгений Игоревич.
   - Теперь: второе и главное, - продолжал инструктировать зам. мэра, - без шума и пыли, разберитесь с этим штабом: обезглавите так называемое ополчение, но только не буквально, - оно само собой и развалится. - Там же не все сплошь Матросовы и Космедемьянские?.. - с какой-то едва уловимой грустью спросил он.
   - Да, вроде, нет... - неуверенно ответил Подстилаев, и что бы скрыть своё сомнение и приободрить строгого начальника тут же добавил, - тем более, Иван Иванович, полдома (соврал он от страха), мы уже фактически расселили.
   - Вот и ладно... Так вот, раз там обычные люди пусть даже некоторые из них и с норовом, то деньжатами даже благородные порывы на раз тушатся: чай твой Пал Палыч не обеднеет?.. - подмигнул он, впервые слегка улыбнувшись.
   - Это точно... - в свою очередь распластался в раболепной улыбке Подстилаев, в глубине заячьей души по чёрному завидуя богатству и влиянию Лопатина.
   - Кстати, где он, олигарх наш строительный, я уже два раза ему звонил, а телефон отключен, - возмутился Самосвалов, - совсем, что ли забурел?..
   - Должно быть, ещё в самолёте, Иван Иванович, с Карибских островов возвращается - к вечеру обязательно будет...
   - Вот я ему устрою, бляха муха, пляжи да курорты!.. - по привычке, особо не церемонясь в выражениях даже по отношению к весьма значительным людям, отреагировал "Ванька-встанька", - как появится, то пусть тут же со мной свяжется.
   - Всенепременно, Иван Иванович, лично в Шереметьево встречу Павла Павловича и проконтролирую, - прогнулся Подстилаев так низко, что его неожиданно прострелило в пояснице, отчего он едва не взвыл.
   - Ну, смотрите у меня, прохиндеи... - погрозился на прощание Самосвалов, помахав перед его носом указательным пальцем, унизанным редкой красоты увесистой печаткой, - ещё один подобный залёт и я за себя не ручаюсь!..
   - Ни-ни-ни... - процедил Евгений Игоревич сквозь сжатые зубы от нечаянно проступившей боли в нижней части спины, что бы сохранить на лице обнадёживающую серьёзность.
   - Ну-ну... - вынужденно согласился зам. Мэра, нервно поглядывая на часы, параллельно отвечая на звонки раскаляющегося телефона. - Пока... свободен, - специально акцентировав предупредительной интонацией внимание на первом слове и без того запуганного им подчинённого, который раскрасневшийся в кипятке словно рак, так и не разогнувшись, - попятился к выходу.
   - Да, - окликнул Самосвалов скрючившегося в дверях Подстилаева, чуть не позабыв о просьбе дрожайшей внученьки, - табор с ополченцами, как хотите, разгоняйте, но лошадку не трогать!..
   - Слушаюсь, Иван Иванович! - с трудом выдавил из себя подобострастно Подстилаев и растворился в приёмной, где уже кишмя томились мелкие и средней руки чиновники и разношёрстные вороватые коммерсанты, жаждущие барышей от взаимовыгодного союза с высоким начальством.
   Немного очухавшись от серьёзного наезда Самосвалова и дождавшись, когда резкая боль от простреленной излишним низкопоклонством поясницы стала вполне терпимой, Евгений Игоревич тут же из Мэрии позвонил своему заму Корыстылёву. Вкратце пересказав суть проблем, с которыми на них совершенно неожиданно накатил сам "Ванька-встанька", Подстилаев приказал ему немедленно оные устранить, но, особо, и даже несколько раз, подчеркнув, - "что бы, блин, "без шума и пыли".
   Станислав Игоревич, холёной шкурой почувствовав, что дело пахнет керосином, моментально начал раздавать поручения, одно из которых по приплаченным Лопатиным каналам МВД было реализовано в виде резкого звонка начальнику ОВД Лефортова, который застал его, что называется, врасплох.
   В свою очередь, слышав средь грозной тирады полковника Климова (из ОВД) клятый адрес по Красноказарменной улице, майор Чугунов уже традиционно вздрогнул и зло налился варёной свеклой. И тому были более чем веские причины: папка с "глухарями", так, или иначе связанных с этим чёртовым домом, пухла не по дням, а буквально по часам, вызывая у него никак не пересыхающее нервное истощение. Более того, Харитона Захарыча, изнутри прожорливой крысой грызла душу страшная и до канализационного провала невозможная мысль об увольнении со службы, дабы предотвратить на корню возможность дальнейшего позора. И лишь тренированные годами сила воли и упрямый характер удерживали его пока от этого рокового решения.
   Итак. Вышеуказанная информация, в виде ценных и безотлагательных указаний просачиваясь, с самых верхних этажей власти до Чугунова, словно вода из прорванной на чердаке трубы отопления, чуть исказилась и немного усохла до небольшого ручейка, из которого можно было скупо почерпнуть лишь следующее: "немедленно навести порядок!", "разогнать цыганский табор!" и "Лошадь не трогать!".
   И если первая формулировка при всей её расплывчивости была привычна и тысячу раз до канализационной драмы за всё время службы им безукоризненно исполнялась (за что, собственно, он и был на хорошем счету у начальства), то две вторые - вогнали майора в непролазный ступор. Отрешенно положив раскалённую гневным приказом сверху трубку на не менее горячий телефонный аппарат, Харитон Захарыч обречённо встал из-за стола, и, сморщив от высокого напряжения мысли лоб, принялся, как и всегда при разрешении подобных ребусов, отточенным строевым шагом, в неизменных яловых сапогах, нарезать вокруг него круги.
   В конце третьего десятка, тщетно перебрав в голове все мыслимые и даже не вероятные варианты, из-за жёсткого цейтнота времени Чугунов вынужденно остановился, как было разогнавшийся велосипедист перед бетонной стеной. Так и не найдя ничего адекватного, он, наконец, определился, что нужно срочно вызвать участкового для совместного разрешения проблем, памятуя о том, что одна голова хорошо, а две - завсегда лучше.
   Но главной, тщательно скрываемой даже от самого себя причиной этого решения было всё увеличивающийся подспудный страх перед клятым домом и всем что с ним связанно. Даже невыносимое желание Чугунова раскрыть все скопившиеся дела и наказать причастных к ним преступников, а в особенности - Уклейкина, с которого, по его мнению, собственно и начались все злоключения, - не перевешивало его подсознательной боязни, лично отправится в адрес.
   Всегда исполнительный участковый Потопчук не заставил себя относительно долго ждать и ввалился в кабинет следователя измученный июльским зноем, словно белый медведь московского зоопарка, часа через полтора, непрестанно утирая пот во всех доступных вдрызг мокрому платку местах своей большой плоти:
   - Здорово, Захарыч, вызывал?..
   - Вызывал... - раздраженно фыркнул Чугунов, который от нервного ожидания капитана, дважды перечитал все дела по дому и без того зная их наизусть, - что так долго?!..
   - Да, зайцев ловил - будь они не ладны... - совершенно спокойно ответствовал капитан.
   Чугунов после спущенных сверху "цыган" и "лошади", которые загнали его раненый бытиём разум в самое логово бермудских треугольников, никак не ожидал подобного продолжения издевательства над своим сознанием:
   - Не понял... - в полуобморочном состоянии машинально вопросил майор, рухнув, словно подкошенный лопух в кресло, - какие к лешему в Лефортово зайцы?..
   - Обыкновенные, безбилетные, - всё также невозмутимо пояснил капитан, - мы уже целый месяц по понедельникам их пачками по району отлавливаем: на десяток оформишь протокол - сотню в карман от контролёров.
   - А... - отлегло у Чугунова от сердца, - стало быть, разнарядку спустили?..
   - Угу, её родимую, - невозмутимо достал участковый из папки газету и, сложив её наподобие веера, начал тщетно остужать себя тёплыми потоками воздуха, - да... ещё дополнительный день к отпуску... обещают.
   - Значит так, дед Мазай, - начал раздражаться майор вопиющему спокойствию Потапчука, - зайцев - по боку, и всё внимание к дому по Красноказарменной 13!..
   - А что там? - лишь вяло шевельнул плечами капитан, - вроде всё в рамочках, ну, разве жильцы бузят малость, так их понять можно - кому же охота с Лефортово к чёрту на рога - в Южное Бутово съезжать...
   - В "рамочках" говоришь!? - всё-таки завёлся следователь, не в силах сдерживать в себе накопившуюся злость к этому адресу. - А цыганский табор, шум-гам и прочий беспорядок?!
   - Да какой там табор, Захарыч... так с десяток цыган заехало... - я вчера там лично мимо проходил и всё видел... народищу хоть и много, но весело и без эксцессов... тем более, что воскресенье... имеют право.
   - Да хоть, блин, один цыган, - вскочил с кресла майор, ещё пуще наливаясь гневной свёклой, - а мне начальство только что очередной пистон вставило по этому поводу!.. Ты глянь, Михалыч, какой толщины эта папка из "глухарей", и всё по одному адресу! Мне этот чёртов дом вот уже где: по самое горло!!!
   И, в порыве прорвавшихся наружу чувств, Чугунов неожиданно резко характерным движением полосонул обгрызенным на почве сверх нервной недели, как вскрытой консервным ножом крышкой железной банки, ногтем большого пальца правой руки собственный вздувшийся в ярости кадык. И тут же из багровеющей раны начали медленно, словно рубиновые звёзды Кремля из рассеивающегося тумана, проступать капли крови...
   - Ё-моё!.. - вздрогнул очумевший участковый невообразимому происшествию.
   - Видал... - мгновенно побледнел, сбросив свекольный окрас майор, с ужасом увидев как ярко алые капли его собственной крови, словно из неряшливо закрытого кухонного крана, - трагически шлёпали на медленно разбухающую папку с "глухарями", оставляя на ней не смываемые кумачовые густые "кляксы", - а ты говоришь "в рамочках"...
   - Может быть, скорую помощь вызвать, Захарыч? - сочувственно ринулся капитан на выручку ошарашенному товарищу.
   - Ерунда, Михалыч, царапина... - храбрился Чугунов из последних сил, дабы не показать подчинённому испуга, - лучше возьми-ка там, в аптечке бинт, йод и ...спирт... сами справимся...
   И через четверть часа с перебинтованным горлом Чугунов в чуть сдержанном тоне заканчивал инструктаж участкового, после того как они исключительно в целях профилактики шлёпнули пару раз по 50 грамм чистого медицинского:
   - ... ну, и ещё раз о главном: надо, что б всё было "без шума и пыли"...
   - Само собой... Мне эти журналюги тоже вот где сидят!.. - и Потапчук, украдкой взглянув на перебинтованного майора, максимально аккуратно постучал ребром ладони по задней стороне своей широкой шеи, выказав тем самым полную с ним солидарность. - А особенно этот, как его, сволочь?.. Лейкин, кажется... - лично бы в околоток законопатил!
   - Уклейкин... - брезгливо поправил Чугунов.
   - Во-во!.. - зло оживился участковый, - точно Уклейкин, мать его... и так и эдак...
   - Ничего, на днях суд над ним по одному дельцу, - следователь, словно изголодавшийся волк на аппетитного ягнёнка, взглянул на забрызганную собственной кровью пухлую папку с "глухарями", - вот тогда я и оторвусь!..
   - Ну, тогда и я пойду порядки наводить... - встал грузный Потапчук из-за стола и неспешно поковылял к выходу из кабинета.
   - Давай, капитан... я бы и сам с тобой пошёл, но сам видишь - нервы, ни к чёрту, - покосился с неопределённым цветом лица Чугунов на не допитый пузырёк со спиртом, - боюсь сорваться...
   - Понятно... - как-то витиевато согласился участковый, ещё раз взглянув на перебинтованную шею следователя, на которой, как рябина на снегу, проступали и застывали капли его пролитой на нервной почве крови.
   - Да и вот ещё что... чуть было не забыл с этой гадской царапиной... - спохватился майор. - Там во дворе у бунтарей лошадь какая-то... так вот: её пока не трогать.
   - "Бурёнка", наверное... - улыбнулся участковый и, взяв под козырёк, весело громыхнув: "Есть не трогать!", - исчез за дверью, оставив Чугунова в тягостном одиночестве, окружённого, наползающими со всех сторон, словно бронированные танки на окружённый деревянный дзот, хмурыми мыслями.
   Однако когда Потапчук через полчаса неспешно и вразвалочку притопал во двор дома ополчения для наведения по приказу с самого верху порядков, то его изумлённому взгляду предстала почти идиллическая картина, естественно с поправкой на известные обстоятельства. И главное, что приятно удивило участкового, было полное отсутствие каких либо цыган, т.е. абсолютно, от слова "совсем".
   Послеполуденный зной действительно почти обезлюдил двор. В центре его, под навесом за доминошным столом в качестве завуалированной охраны и дозорных вяло постукивали костяшками выдающийся Жора Коловратов с трёмя сотоварищами. В траншее, ближе к дому - перекуривала пара раскрасневшихся сотрудников "Мосгаза"; после очередной имитации ремонта, они в несчётный раз, вынужденно давились никотином, и поочерёдно откашливаясь. У дальнего же корнера дома рядом с трансформаторной будкой, словно охотники на привале, в пожухлой травке возлежала известная капитану до боли в погонах не разливная троица: Толя, Коля и Егорыч. Прикрываясь от постороннего взгляда традиционной дегустацией лёгких алкогольных напитков, она хоть и весьма развязно, но бдительно сторожила электричество от гнусных посягательств оккупантов Лопатина.
   Наконец, в противоположном углу двора, за двумя жёлтыми обнесёнными бульдозерами СМУ-66 и ржавыми с проколотыми шинами жигулями четы Стуканян, фигурировавшими в пухлой папке Чугунова, в качестве постыдного "глухаря", источала ароматным дымком полевая кухня с привязанной к ней "Бурёнкой". Вокруг же дремлющей лошадки под пристальным, но умиротворённым наблюдением дедушек и бабушек радостно возились местные и соседские детки, которые сменяя друг друга, ласкали её, кормили, повязывали пёстрые ленты и цветные воздушные шарики к хвосту, гриве и вообще ко всему, куда дотягивались их шаловливые ручки. Не дать, не взять - именины сердца...
   Фактически можно было развернуться и с чистой совестью идти домой обедать, а вечером доложить Чугунову об исполнении приказа. Но не таков был опытный Семён Михайлович. Он знал, что мало того что самая приятная картинка может быть обманчивой, но главное - свято помнил, что б напрочь исключить возможные претензии начальства в непрофессионализме и/или в профанации служебной деятельности, - надо, что называется, засветится средь многочисленных свидетелей, дабы потом в случае чего на них же и сослаться.
   И капитан, не мудрствуя лукаво, лично начал неспешный, поэтапный обход двора, сопровождая его нравоучительными и строгими указаниями, дабы лучше запомниться в глазах и ушах граждан.
   Поздоровавшись с доминошниками, а в особенности почтительно с масштабным Жорой, участковый произнёс маленькую лекцию о том, что играть на деньги не просто не хорошо, но, и запрещено, тем более открыто, хотя квартет этим и не занимался. Затем, в тысячный раз, нарочито громко, что бы слышал весь двор, отчитал развалившуюся на земле, словно порушенную ураганом поленницу, источающую из себя никогда не выветривающийся невыносимый угар троицу, что распивать в публичном месте, да ещё и на жаре спиртные напитки, не только не желательно по закону, но и опасно.
   Далее, обойдя пару раз обнесённые необузданной преступностью бульдозеры и прогнившее авто, приютившиеся рядом с помойными ящиками, и пристально вглядываясь на ужасные последствия безжалостного приложение к ним рук человеческих и времени, Потапчук кое-что записал в блокнот. На третьем же круге, бдительный участковый случайно обнаружил за гусеницами трясущихся и побледневших, в секунду сбросивших врождённый цвет кожи несостоявшихся хлопкоробов Баху и Фару, которые четверть часа назад невообразимым образом сразу заметили грозного милиционера, когда тот только появился в арке и мгновенно залегли от греха под бульдозером.
   Тщательно проверив у азиатских гастарбайтеров липовые справки, отштампованные ушлым прорабом Китайцевым Занзибар Суринамовичем, и не усмотрев в них признаков подделки, капитан, не поленился, и кратко поведал о непростом международном положении. И уже, как бы, от себя лично, участковый добавил, что, дескать, очень не хорошо покидать родину даже ради заработков, из чего они, естественно, ни бельмеса не поняли, но утвердительно качали своими покорными, чёрными как смоль, головами.
   Наконец, помня о строгом наказе Чугунова "Лошадку не трогать!.." Потапчук, будучи любителем животного мира, вообще, и коней в частности, не мог пройти мимо "Бурёнки" и ласково потрепал её по холке к всеобщему одобрению детворы, их бабушек-дедушек, не сводящих глаз со своих не наглядных внучат и Лёхи Залётова, который даже угостил его чаём с дымком.
   С благодарностью отведав необыкновенно вкусный и ароматный напиток, участковый всё же напомнил дембелю и всем собравшимся вокруг полевой кухни гражданам, включая несовершеннолетних, о необходимости строго соблюдать правила личной гигиены и санитарии при приготовлении пищи и уходе за животным; и на этом, решил закругляться, направившись со двора.
   Напоследок, косо взглянув на растянутый между балконами огромный сшитый из пожертвованных гражданами не свежих простыней транспарант с легендарной кровавой надписью "Врёшь, не возьмёшь!" и на свисающую с крыши большущую фотографию, уличающую коррупционную связь олигарха Лопатина с представителем власти Подстилаевым, про себя пророчески и весьма нервно заметил: "Эх, то-то ещё будет...". И с чувством безукоризненно выполненной поставленной Чугуновым задачи отправился домой обедать, планируя лично доложить майору об успешных итогах своего рейда именно в конце рабочего дня, дабы прибавить дополнительного весу выполненному приказу: мол, гляньте люди добрые, сколько казённого времени пришлось бросить на алтарь извечной борьбы с нарушителями правопорядка ...
  
   Глава 10
  
   Прозорливость бывалого участкового, выразившаяся в догадке о том, что за в целом благостной картиной двора и находящихся там людей скрывается нечто большее, и возможно крамольное с точки зрения закона, - не подвела его, ибо едва он растворился в арке, как тут же, не смотря на расслабляющую плоть зной, там началось движение.
   Дело в том, что как только капитан прибыл в адрес, его заметили не только два несостоявшихся восточных мелиоратора: нелёгкие обстоятельства их жизни на чужбине, вынуждали быть круглыми сутками на чеку, чутко, подобно локаторам, вылавливая в эфире каждое потенциально-угрожающее им движение.
   С высоты последнего балкона Звонарёва, свято повинуясь данной штабу присяге, как пограничник на дозорной вышке, посредством морского бинокля дотошно обозревала двор и окружающее пространство с целью выявления подозрительных субъектов. И едва напрягающая подсознание даже ни в чём не повинных граждан милицейская униформа появилась из арки, многократно улучшенным зрением Зинаида Ильинична так же молниеносно, злым репейником вцепилась в неё до полного исчезновения оной в обратном направлении. Но одно дело видеть, а совершенно другое - слышать, и уж тем паче - доподлинно знать, что именно вынюхивал участковый во дворе... И этот очевидный вывод тут же вывел бабку Зинаиду из относительного равновесия.
   Плюс ко всему окончательный разрыв с бесконечными телесериалами выедающими остатки и без того ветхого мозга (о чём частично сказано выше) удивительным образом омолодил пенсионерку, влив в её плоть и душу огромный ушат свежей энергии, которая требовала должного применения. А бесполезное, с её точки зрения, одиночное, пусть и доблестное в глазах ополчения стояние с обвинительными материалами у Мэрии, - лишь подбросили "поленьев" в условную топку праведного гнева в отношении Лопатина и его прихвостней, алчно и вероломно покусившихся на самое святое, оставшееся у неё и её соратников, - малую Родину с соседями.
   Было заскучавшей пулей в давно не стрелявшем дуле, она мгновенно прицельным одиночным выстрелом вылетела из подъезда и, - полетела по маршруту Потапчука, выведывая у его давешних контрагентов суть и причину расспросов. Нарезав для надёжности два круга, но, так и не прояснив для себя из разрозненных ответов, какого рожна участковый вынюхивал в их дворе, Звонарёва в возмущенном отчаянии плюхнулась рядом с Жорой на скамейку, отчего он посредством вибрации даже чуть-чуть колыхнулся.
   Она на секунду тупо уставилась на игровой стол, где, словно разрастающийся во все стороны черно-пятнистый диковинный паук, плелась паутиной комбинация из доминошных костяшек, в которых совершенно ничего не понимала. Однако обретшие второе дыхание энергия её плоти и духа сразу потребовали от неё общественно-полезных деяний, - и бабка Зинаида вновь принялась тщательно бдеть окружающее пространство с нового ракурса на предмет выявления опасности ополчению посредством огромного морского бинокля, который так и остался болтаться на ее худосочной шее.
   Но лишь только Звонарёва случайно навела мощные диоптрии на чердак соседнего дома, как глаза её резко, до жгучей боли ослепил яркий блик от какого-то предмета.
   - Ух, ё!!! - взвыла она, брызнув слезами, тут же отскочив со скамейки в сторону, словно ужаленная целым ульем пчёл, что бы изменив угол наблюдения, всё же рассмотреть опасный источник, который, отразив собою луч знойного московского Солнца, едва не ослепил её.
   - Ты чего, баб Зин!? - едва ли не хором прониклась искреннего участия до этого откровенно скучающая четвёрка во главе с выдающимся Жорой.
   - Бросайте к чёртовой матери своё домино, мужики! - таки разглядев направленную в её сторону оптику, молниеносно срикошетила пенсионерка, - похоже, нас с чердака какие-то ханурики пасут...
   - А ну-ка, Ильинична, дай свой бинокль, - лихо подскочил десантник Лёха Залётов, и, выхватив оный, сразу же опытной рукой направил его в "десятку". - Факт, ребята, нас через подзорную трубу, какие-то гады, бдят...
   - Так чего тогда сидим, парни!? - словно воскресшая Жанна д`Арк встрепенулась в порыве праведного гнева Звонарёва, едва не порвав на своей впалой груди ветхую цвета хаки блузку, призывая ополченцев на ратный подвиг, - айда супостатов крушить!..
   - Не кипятись, Ильинична, только спугнешь их, - авторитетно остановил, уже готовых ринуться в бой соратников, огромный метростроевец, - слушайте мою команду:
   - Во-первых, давайте-ка, братцы, быстро обратно за стол и делаем вид, что играем в домино, а то там поймут, что мы что-то про них пронюхали, и ищи потом ветра в поле;
   - Во-вторых, минут через пять мы с Лёхой через гаражи, по-тихому, зайдём им в тыл, а вы все останетесь здесь для контроля, мало ли что ... Ясно?
   - А я?! - опять взвыла Звонарёва от обиды, что её не берут на серьёзное дело, отчего на её глазах стали наворачиваться слёзы. - А как... как же я... - задрожал жалостно голос её, словно перед иконостасом, - ведь это же я шпионов обнаружила, как же так, Жорик, соколики мои?..
   - Ладно, баб Зин, Бог с тобою, - таки дрогнуло огромное сердце Коловратова. - Тогда так: ты сейчас медленно поковыляешь как бы в магазин, а когда в арке от подзорной трубы скроешься, спокойно идёшь к подъезду того дома и ждёшь, не привлекая к себе внимания, но главное - без нас не суйся, поняла?
   - Да что ж я, Жора, тупее кирпича булыжного, - обрадовалась Звонарёва, сверкнув в детской улыбке единственным золотым зубом, яки мечом булатным пред решающей сечей...
   - Ну, что, Лёха, готов?.. - серьёзно подмигнул выдающийся метростроевец озорному дембелю, когда Звонарёва нарочито медленно, спустя пять минут таки дотащилась до арки двора.
   - А то! - задорно ответил Залётов, залихватски натянув на голову, как сову на глобус, знаменитый, заставляющий трепетать все армии мира, синий берет русского десантника. - Как говорят у нас в ВДВ: "никто кроме нас!", да и кашеваров я своих уже проинструктировал, - кивнул он на Фару и Баху, которые усердно крутились вокруг чадящей ароматным дымком полевой кухни, подготавливая очередной массовый ужина ополчению.
   - Ну, тогда с Богом... - грозно похрустел тугими хрящами и поиграл могучими мышцами, которые едва не прорвали на груди очередную майку 66-го размера, неподражаемый Коловратов, вновь вызвав у окружающих приступ неописуемого восторженного уважения в купе с невыносимой белой завистью.
   И он, словно огромный флагманский крейсер, в сопровождении юркого эсминца Лёхи, отчалил от игрового стола, взяв скрытный обходной курс к чердаку подъезда соседнего дома через густые, как водоросли Саргассова моря, заросли кустов, бермудский треугольник ржавеющих гаражей, в которых вечерами наглухо пропадают их обитатели, и прочие подобные коварным рифам препятствия.
   Вырвавшись на оперативное пространство, бабка Звонарёва курьерским поездом резко прибавила ходу, страшно боясь опоздать, на наконец-то, реальное в её понимании дело. Однако полосатая судьба, как всегда, неожиданно в буквальном смысле подставила ей подножку: свернув за угол и ускорившись, она со всего маху, лоб в лоб столкнулась со склочной Стуконяншей.
   Вредная Агнесса Моисеевна, первой получив ордер, уже недели две как окончательно переехала в Южное Бутово, но едва ли не каждый день наведывалась во двор, что б проверить: целы ли ещё догнивающие у помойки "Жигули", методично и последовательно выгрызая по этому поводу мозг Чугунову. Кроме того, после того, как к её мужу - владельцу двух овощных палаток - Фрунзику подкатили Круглый и Сытый, она по настоятельной просьбе супруга всякий раз красноречиво агитировала бывших колеблющихся соседей за переезд в новые отдельные квартиры, вызывая понятное раздражение у ополченцев.
   Таким образом, пусть и случайное, физическое столкновение двух антиподов не могло не вылиться в грандиозную перепалку, что собственно и произошло, вынудив, редких прохожих остановившись, вздрогнуть посредством жёстких на грани цензуры проклятий по отношению друг к другу. В любой другой раз "дискуссия" на запредельно повышенных тонах затянулась бы до вмешательства третьей, примирительной стороны, но сегодня все мысли Звонарёвой были только о чердаке, занятым врагами, и, как бы, не опоздать на вожделенное реальное дело. Посему через две-три минуты отчаянной склоки, Ильинична, адски превозмогая дьявольское искушение словесно порвать соперницу в клочья, как тузик грелку, - взяла ноги в руки и рванула, чуть прихрамывая, к заветному подъезду, презрительно бросив напоследок заклятой оппонентке: "А пошла ты, дура, к такой-то матери!!!", оставив её с не реализовавшимся, не менее ёмким ответом в пораженческом одиночестве.
   Спустя ещё пару минут отчаянного спурта, которому позавидовал бы даже КМС спринта, баба Зинаида, наконец, оказалась перед алкаемой ею дверью подъезда. Однако суммарное потраченное время на вынужденные оглушительные дрязги со Стуканян и собственно на преодоление дистанции показалось ей вечностью. И не обнаружив у подъезда Жору и Лёху, она твердо, решив, что соратники уже на чердаке вовсю бьются с ворогами, - рванула дверь на себя, где её поджидал первый удар: на дверях лифта 12-ти этажного дома висела убийственная табличка: "Не работает".
   Но тяжёлая мысль о том, что там, наверху её дорогие ополченцы, вступили, возможно, в не равный бой с оккупантами, - помогла активистке штаба преодолеть чёртову загогулину. Плюнув в сердцах в означенную запретительную надпись, проклиная оптом всех лифтёров мира, Звонарёва, словно альпинист, спасающий пропадающих на Эвересте товарищей, из последних сил цепляясь за шатающиеся поручни, мужественно двинулась вверх по лестнице, на мгновения останавливаясь в пролётах, что бы хоть как-то отдышавшись, не дать лёгким окончательно лопнуть от перенапряжения.
   Ожидаемым же итогом героического покорения бабой Зинаидой 12-ти кругов почти ада Данте, стало полуживое состояние организма её подобное тому, которое было у медведя Балу в замечательном советском мультике "Маугли", когда тот с великолепной пантерой Багирой примчался на выручку мудрому питону Каа для битвы с вдрызг обнаглевшими Бандерлогами.
   И без того ветхое сердце Ильиничны билось об изношенную грудную клеть, словно молот о наковальню, угрожая её вот-вот окончательно разрушить, в ушах стоял убийственный гул аэродинамической трубы во время испытаний, а в глазах, как кляксы бензина на волнах, колтыхались какие-то мутно-жёлтые круги. Но, не сломленная физическими истязаниями воля её, напевавшая всё торное восхождение знаменитое: "Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!..", придала плоти второе дыхание. И с истошным воплем: "Не троньте, сволочи, наших!!!", - она из последних сил дёрнула закрытую чердачную дверь на себя, которая со страшным скрипом и треском с корнем вырвалась из петель.
   В строгом соответствии с законом распространения волн в воздушной среде, оные со скоростью 1193 км/час пронзили расслабленные слуховые перепонки Сытого и Круглого, вынудив их, синхронно вздрогнув, оторваться от наблюдений за двором и обернуться к источнику резкого и неожиданного звука. В ошарашенных сетчатках глаз их отразилась взъерошенная, едва дышащая, и чуть растерянная старуха в советских кедах и трениках с пузырями на острых коленях, во взмокшей от пота футболке цвета хаки наперевес с огромным морским биноклем...
   Первым сориентировался, выйдя из секундного оцепенения, Сытый, узнав в пенсионерке, давешнюю боевую и наглую бабку, которая твёрдо обещалась заставить их умыться собственной кровью, когда они по поручению шефа, первый раз объявились во дворе чёртового дома и едва не были побиты жильцами:
   - Ты, чё, бабка, опять рамсы попутала или жизнь не мила?!..
   - Ты мне не тычь, шестёрка Лопатинская!.. - понемногу начала приходить в себя Звонарёва от горького осознания того, что она в полном одиночестве, без невесть куда девшихся Жоры и Лёхи, против двух огромных быков. - Какого лешего я спрашиваю, вы тут трётесь?! - А, ну-ка, валите отсюда, гады, пока целы!.. - в связи со скопившейся и не реализовавшейся за неделю стояния у Мэрии ненависти к оккупантам продолжала заводиться она, находясь в состоянии небольшого аффекта.
   - Да ты, что, карга старая, думаешь, если из тебя песок сыпется, то тебя и не тронь?! - угрожающе привстал с ящика Круглый. - Во-во... - поддержал, возмущённого неслыханной наглостью коллегу Сытый, - Дай-ка ты ей пинка, по-тихому, - и пусть катится от греха с лестницы, что об эту сумасшедшую рухлядь руки не марать...
   - Не подходите ко мне, ироды! - машинально отступила она на шаг назад, намертво прислонившись к косяку двери, как к Брестской крепости. - Я за себя, душегубы, не ручаюсь: размозжу черепа к едрене фене, ни один реаниматолог ваши петушиные мозги со стен не отскребёт!.. - и рванула, словно чеку с противопехотной гранаты, с шеи бинокль, отчаянно раскачивая им, будто булыжником на баррикаде перед наступающими полицаями.
   - Не, ну ты видал, Сытый, что с людьми телевизор делает... - нервно пошутил Круглый, сделав ещё один роковой шаг к назревающему физическому конфликту, но уже без былой уверенности, спинным мозгом почувствовав какую-то гадкую неизбежность.
   - Ну, тогда, держи, гнида!!! - и баба Зина со всей ополченческой злостью швырнула дорогой бинокль в его голову, который бронебойным снарядом просвистев в миллиметре от виска, - с грохотом врезался в стену, разлетевшись вдребезги.
   - Е, моё!..- проревел едва не раненым зверем Сытый и ошарашенный двинулся на побледневшую от досадного промаха Звонарёву, дабы ею, словно подвернувшимся под ногу мячом, слегка пробить пенальти возмездия.
   Баба Зинаида съежилась, мысленно помолившись за своё ничтожное спасение Богу, и закрыла глаза, в предвкушении неминуемой погибели. Но Небеса услышали свою верную подопечную...
   Чудо явилось, как всегда, в самое последнее мгновение, в виде ворвавшегося на чердак тренированного по лучшим методикам ВДВ "вихря", по имени - Лёхи Залётова. Юркий десантник молниеносно блокировал уже летевшую в область пятой точки Звонарёвой увесистую ногу Сытого, и поставленным хуком с правой накаченной руки отправил его в нокаут. Очумев от такого резко-негативного поворота событий, Круглый, тут же, взбешенным орангутангом, бросился на выручку канувшему в бессознательное сознание корешу.
   Но "ослепнув" на мановение ока от ярости, он со всего ходу смачно приложился оным о железобетонный кулак-наковальню также невесть откуда проявившегося Коловратова, словно коршун со всего лёту об огромную, вдруг вылезшую из непроглядного тумана скалу. Естественным следствием такого резкого контакта Круглого с выдающимся во всех смыслах метростроевцем стало отправление его курьерским поездом в глубокий нокдаун.
   - Вы даже не представляете, соколики мои, как я вас рада видеть... - с величайшим облегчением выдохнула Звонарёва накопившиеся за страшные мгновения одиночного противостояния инстинктивные страхи, когда немного развеялась копившаяся годами чердачная пыль, поднятая павшими в неё немаленькими телами Лопатинских громил. И победоносно, сверху вниз взглянув на возлежащую у её ног, среди въедливого голубиного помёта бессознательную парочку бугаёв, в порыве чувств искренней благодарности, - она поочередно, чуть дрожа от пережитого и утирая слёзы умиления, - расцеловала своих ангелов-хранителей.
   - А вот если бы ты, баб Зин, не лезла поперёк батьки в пекло, то не тряслась бы ты сейчас как осиновый лист... - понимающе улыбнулся ей Жора.
   - Это точно... - подмигнул сразу обоим Лёха, - дисциплина в нашем деле первое дело, а тебя, Ильинична, словно скипидаром смазали - носишься без приказа в авангарде, как угорелая, чуть в серьезную переделку не угодила... хорошо мы вовремя поспели...
   - Жорик, Алёшенька, орлики мои, так разве же я б одна полезла супротив таких безразмерных комодов... - Это всё Стуканянша, зараза!.. - проклинала она склочную соседку-предательницу. Встретилась, вредная оглобля на пути, вот и пришлось поучить, провокаторшу, уму разуму... Уж сколько времени со стервой лаялась, - вот вам крест, чудо-богатыри мои, - не помню... Но, чую поясницей - опаздываю... Ну, и рванула впопыхах к подъезду, - а вас там - шаром покати... Кумекаю себе, мол, там они уже, соколики мои, на чердаке с ворогами смертным боем бьются, а я, дура старая, тут без дела торчу, груши околачиваю. Ну, и - шасть в подъезд до чердака вас выручать, а там ещё и лифт, какие-то нехристи, вырубили... Верите ли, братцы, малеха на лестнице не родила... пока до энтих вот поганцев чуть ли не на брюхе 12-ть этажей корячилась... - гневно сплюнула Звонарёва со всей доказательной ненавистью меж распластавшимися в полусознательном состоянии Сытым и Круглым.
   - Ладно, баб Зин, не бери в голову... со всяким может случиться, - жалостливо погладил её Жора по взъерошенным и, увы, уже редким седым волосам, как старенькую, облезлую, но с самого детства любимую дворовую кошку или собаку.
   - Так и я о чём, Жорик... - благоговейно улыбнулась она в ответ, - и на старуху бывает проруха...
   - Вот и ладушки, - поддержал общий примирительный настрой Лёха. - Ну, а что мы с этими комодами делать-то будем, может скорую помощь вызывать?
   - Не стоит, Лёха, лишнего шума и пыли поднимать, - осадил волонтёрский порыв соратника Коловратов, - тем более что тот, которого ты приложил, кажется, уже прочухался...
   - Да, моя работа... - не без гордости почесал ушибленный кулак правой руки Залётов, глядя на расхристанного Круглого, который конвульсивно дёрнулся, и, очнувшись, - начал учащённо и нервно чесать, словно со страшного сна, единственный функционировавший глаз, не решаясь встать без всё ещё пребывающего в глубоком нокдауне Сытого.
   - Я говорил вам, доходяги, что б ни обижали бабушку"?!.. - огромной грозовой тучей склонился над ними выдающийся Жора и назидательно покачал перед их сине-бледными физиономиями 32-х килограммовой гирей-кулаком.
   "Да..." - утвердительно моргнул сразу мелким оптом за себя и за Сытого Круглый, единственным на данную секунду зрячим зраком из четырёх потенциально возможных, отведённых им на пару щедрой Природой.
   - Так что без обид, пацаны? - без обиняков намекнул Коловратов на огромные симметрично расплывшиеся гематомы их левых глаз.
   - Yes... - совершенно неожиданно выдавил из себя, как из до невозможности сморщенного тюбика, остатки пасты по-английски Круглый.
   - Oh, sure... - ещё более неожиданно из почти не бытия, не в силах приоткрыть щёлочкой глаза, в т.ч. и не глубоко раненый, - тут же прохрипел, вторя и заочно солидаризируясь с коллегой Сытый.
   - Гм, - настала очередь удивляться Жоре, - ишь как вас, бедолаг, переклинило...
   - Ни дать, ни взять, - Джеймс Бонды с рязанскими мордами: чудеса... да и только, - вставил свои пять копеек Залётов.
   - Короче так, англичане доморощенные, - нахмурился для пущей убедительности Жора и, вздув выдающиеся мышцы, - до конца порвал оными по швам безразмерную майку. - Запомните сами и передайте своему шефу, ворюге Лопатину - если ещё раз будете замечены у нашего дома, то я лично на вас весь метрострой натравлю - будете зубами породу выгрызать на благо москвичей и гостей столицы.
   - А я, - тут же подскочил юркий Лёха, - всё ВДВ на вас, псов, спущу - секунды на полторы в качестве живых груш может вас и хватит... understand?!..
   - Ну, а я... я... - растерялась Звонарёва такому неожиданному бесплатному аукциону неслыханной "щедрости" на угрозы. - А я... подзорную трубу у вас конфискую! - таки нашлась она, собравшись с духом и мыслями. В счёт компенсации за разбитый бинокль, дабы не зыркали, ироды, своими луполками, куда не следует... В общем, Good Buy, мальчики!..
   И баба Зина с таким удовлетворением и мощью смачно вдарила ногой по деревянному пивному ящику, что остатки отшелушившейся временем штукатурки и голубиного помёта, словно бы праздничный серпантин, обильно просыпались на поверженные головы Сытого и Круглого, мгновенно вызвав у оных приступ аллергического чихания.
  
   Если описать процесс возвращения с задания по ликвидации вражеского очага Лёхи, Жоры и бабы Зины в родной двор одним словом, то самым подходящим было бы: "Триумф". Ещё бы! В считанные минуты собственными, минимальными силами удалось блестяще и без потерь нейтрализовать пост наблюдения Лопатинских прихвостней за ополчением.
   Посему проход героической тройки по родному двору был подобен микро маршу русских войск чрез знаменитую Триумфальную арку, воздвигнутую в честь победы народа над войсками Наполеона. Первой, сияя начищенной до блеска парадной бляхой, шла, купаясь в лучах славы и с трофеем в виде подзорной трубы на плече, бабка Зинаида. За нею, как верные, непобедимые, богатыри-оруженосцы неспешно шествовали, не уступающей Звонарёвой в сиянии от лавров победы Лёха и совершенно флегматичный к тщеславию выдающийся Коловратов.
   Постепенно триумфальная процессия обрастала неравнодушными ополченцами и любопытствующими зеваками, которым Звонарёва ярко и взахлеб пересказывала малейшие подробности проведённой операции. Таким образом, по мере распространения победной информации, растущая как на дрожжах, слава вынудила окружающих их сограждан едва не аплодировать новоявленным героям.
   Апогеем же торжества стало последующее публичное импровизированное вручение Ильиничне из рук предприимчивой Флокс немаленького букета красных гвоздик, который, к большому сожалению, не был реализован ею днём в Лефортовском ЗАГСе. Душа Розы Карловны, едва не лопнула между искренним желанием наградить Звонарёву и приобретённой с годами меркантильностью, которая постоянно требовала хоть какого-то профита от разводимых непосильным трудом цветов на личной даче.
   А уже вечером, на текучке актива штаба, когда Шурупов, наконец, пришёл в себя после бурной ночи военных воспоминаний с фронтовым другом, оказавшимся ныне цыганским бароном, Василий Петрович даже смачно поцеловал бабу Зину в лоб, пусть и традиционно пожурив немного товарищей, что они его не разбудили и не посоветовались.
   Но, как известно спокон веков, победителей не судят и посему актив ополчения, воодушевлённый пусть маленьким, но неожиданным и психологически важным успехом, с новыми силами и надеждами приступил к работе по составлению плана оперативных мер для более эффективного противостояния с Лопатиным.
   Уклейкин последним присоединился и к поздравлениям и к работе штаба. Весь день он проболтался в издательстве не находя себе места, безуспешно пытаясь разузнать когда же наконец вернётся с похорон Яценюк, всё более чувствуя на себе возрастающий груз ответственности перед товарищами, ибо весь его хитроумный план замыкался на отсутствующем выпускающем редакторе. И сегодня, когда Володя узнал, что однополчане столь блистательно провели успешную операцию, волнение и уныние его лишь усилились, что не могло ускользнуть от внимательных и любящих глаз Воскресенской. Она всё поняла без слов и утешала его, как могла, говоря, что, мол, всё образуется как нельзя лучше и надобно только верить в успех и прилагать к этому волю, усилия и знания. Уклейкин, конечно, вежливо соглашался с нею, но внутреннее самоедство по поводу "у него кишка тонка" и какой-то собственной никчемности, ненасытным зверем, снова выгрызало Душу его.
   Кроме того, прямо после заседания штаба позвонил злющий Подрываев (что случалось с ним крайне редко) и сообщил, что их анти коррупционный сайт подвергся хакерской DDoS-атаке, и тот наглухо завис. И хоть Сашка уверил друга, что в самое ближайшее время всё восстановит и даже вычислив сволочь, - накажет её, - это неожиданная печальная новость, лишь усугубило его гадкое настроение, ибо свидетельствовала, что Лопатин и компания начинают бороться с ними по-взрослому. А противопоставить огромным капиталам и высоким связям олигарха ополчению по большому счёту и во многом по его, Уклейкина вине в реальности нечего, что собственно всё более и угнетало Володю.
   Но, недаром из века в век жизнеутверждающе гласит пословица, что, дескать, утро вечера мудренее, ибо человек предполагает, а Бог располагает... А посему, не смотря на все опасения и треволнения, философски перевернём ещё одну страничку этой истории, дабы, нырнув с головой в бездонное будущее, узнать её продолжение.
  
  Глава 11
  
   Подстилаев сдержал слово данное самому Самосвалову и лично встретил Лопатина в Шереметьево уже на рассвете вторника, так как рейс с Карибов с пересадкой в Сингапуре задержался часа на три. Мог ли Евгений Игоревич, со своим трусоватым характером, о коем было сказано выше, осушаться влиятельнейшего "Ваньку-встаньку" и, как можно быстрее, не пересказать лично грозному шефу их очень неприятный разговор? Разумеется, нет.
   Но одно дело, если допустить почти не возможное, - проигнорировать требование столь высокого чиновника и, следовательно, - собственноручно наложив крест на карьере, - потерять сопутствующие житейские блага, и совсем другое - лишиться самой жизни, которая могла насильственно оборваться в любой момент в связи с гневом самолюбивого, обросшего, словно спрут, криминальными связями, Лопатина. А то, что у Палыча ни один нерв не дрогнет по этому поводу, - Подстилаев ни на грамм не сомневался.
   Однако бежать из Москвы куда-нибудь сломя голову было почти бессмысленно, ибо кровавые щупальца Лопатина нашли бы его и на краю света, что автоматически означало принять не простою смерть, но ещё и лютую. В связи с этим роковым капканом, загнанному алчными обстоятельствами, словно зайцу меж двух волков, Евгению Игоревичу ничего не оставалось, как готовится к самому худшему, что может быть в мимолётной жизни человека... даже не надеясь на алогичный и непобедимый русский авось.
   Поэтому, то, что он передумал, как на иголках дикобраза смазанных ядом кураре, ожидая шефа в аэропорту, выкурив, впятеро больше обычного в подобных ситуациях, мы опустим, дабы случайно не травмировать психику какого-нибудь читателя с неокрепшей нервной системой.
   Но Её Высочество Судьба, по одной ей известной причине нынче не сложила звёзды над поникшим челом Начальника Департамента жилищной политики Москвы района Лефортова в петлю Ариадны.
   Для полноты и последовательности описываемой картины надобно непременно заметить, что в то время взрывоопасных перемен в России, даже, несмотря на высочайший статус, почти гарантирующий неприкосновенность, большинство чиновников уровня губернаторов, мэров, федеральных министров и их бесчисленных замов с помощниками, - на родине старалось особо не афишировать богатство, которое генерировалось их высокими должностями.
   Но противоречивая, по своей сути, людская натура такова, что человек за редким исключением, обладая весомым достатком пусть даже нажитым не законным способом, до нестерпимой изжоги желает его показать родне, друзьям, коллегам, да хоть чёрту лысому... Тщеславие, братцы, да ещё замешанное на больших барышах с высоким статусом - это воистину адская смесь, словно стиснутый железным корпусом тротил, требующий немедленной убийственной самореализации.
   Поэтому, номенклатура в основном и материализовывала свои скрываемые комплексы в реальные активы как можно дольше от источника своих вороватых доходов в виде эксклюзивных авто, фешенебельных квартир, яхт, замков, элитных спортивных клубов и даже целых островов.
   Конечно, находились средь них и те и даже числом не малым, кто, наплевав на остатки совести и элементарные меры предосторожности, - кичились своим материальным благополучием и статусом, что называется, во всю Ивановскую, непосредственно в России. В результате чего, как неестественно большие мухоморы в радиоактивной среде, из, отчего-то красного кирпича в три, а то и четыре этажа начали обильно прорастать коттеджи класса люкс. Но окружённые огромными заборами с колючей проволокой под высоким напряжением, видеокамерами и вооружённой охраной, вызывая у соседствующего дачного и деревенского люда справедливое чувство раздражения, граничащее с ненавистью, - они, по сути, являлись комфортабельными тюрьмами для нуворишей.
   Но, повторимся. Более адекватное чиновничество, "свято" помня о переменчивой истории России, тешила своё тщеславие, и складировало наворованное в отечестве богатство как можно дальше от неисчерпаемого источника вороватых доходов.
   Павел Павлович же, будучи очень предприимчивым жуликом, заработавший после выхода из тюрьмы публичный статус успешного бизнесмена всегда отдыхал не просто так, а по возможности с максимальной для себя пользой. В бане, на рыбалке, охоте, в круизах, светских раутах и прочих неформальных мероприятиях он старался, как бы ненавязчиво, в расслабленной обстановке сойтись с нужными и влиятельными людьми, предварительно, по своим каналам, узнавая, кто что из себя представляет и курирует. И не смотря на относительную молодость, используя врождённые ум, хитрость, гибкость, образование, кругозор, твёрдый характер и суровые "университеты", - Лопатину это с блеском удавалось.
   Так что он не просто так грел с авторитетными наколками достойных отдельного описания ухоженную плоть под щедрыми лучами Карибского солнца, не только для развлечения ловил с яхт барракуд, а также вызывающе куролесил в местных ресторанах, тщательно и последовательно создавая у окружающих образ русского графа Монте-Кристо. И всё это лишь для того, что б как бы случайно, познакомиться с заместителем министра строительства России, тщеславие которого материализовалось тут в виде огромной виллы со всеми сопутствующими ей атрибутами. Вот и в этот раз алчная цель его цель была достигнута.
   Как рыбак рыбака видит из далека, так и богач сходу определяет коллегу по щедро расточаемым во все стороны света купюрам максимального номинала. Так что, при всём желании, они не могли не заметить друг друга, "случайно" встретившись в самом дорогом ресторане Гаити, где каждый из них так начла сорить валютой, что даже ну, очень не бедная западноевропейская и американская публика весь вечер вместе с эксклюзивными деликатесами ужина покусывала собственные локти.
   Кстати, инородцами давно замечено удивительное свидетельство никем неразгаданной русской Души. Чем далее от холодной, суровой, но всё равно горячо любимой Родины вдруг встречаются двое (трое... и т.д.) наших соотечественников, то вся их и без того умопомрачительная расточительность мгновенно возводится в квадрат (куб... и т.д.) от искренней радости встречи на чужбине совершенно незнакомого земляка. И подобно знаменитому фонтану Дружбы народов на ВДНХ они начинают так обильно поливать деньгами себя и окружающих, что порой после многодневного неописуемого загула в итоге закладывают последнюю рубашку, а иногда даже и нательный Крест...
   Вот на этом "поприще" необузданного и абсолютно безумного с точки зрения чопорных и скабрезных англосаксов прожигания денег Лопатин и сошёлся близко с замминистра, который клятвенно пообещал, едва ли не со слезами искренней дружбы обнимаясь с новоприобретённым земляком-собутыльником, ему всяческую помощь при реализации государственных строительных подрядов и проектов на самом верху.
   Более того, уже на следующий день после их феерического по масштабу щедрости праздника-загула длившегося почти трое суток, и который на всю оставшуюся жизнь запомнился туристам и аборигенам Гаити, они отходили на вилле замминистра, специально заказанным из Парижа шампанским, Лопатину удалось невероятное. В порыве ещё не остывших чувств земляческой солидарности, новоявленной дружбы и равного статуса состоятельности, - замминистра не гладя, подмахнул его очередной амбициозный бизнес-план по возведению в самом центре Москвы огромного торгово-развлекательного комплекса, с копией которого Пал Палыч всё это время не расставался ни на секунду, даже под водой занимаясь дайвингом.
   Именно поэтому, когда Подрываев помолившись Вседержителю, заикаясь, дрожа и обливаясь предсмертным потом, пересказал шефу жёсткий разговор с Самосваловым, случилось настоящее чудо. Вместо того, что бы для начала, как случалось ранее при подобных казусах, обложить нерадивого Подстилаева отборным трёхэтажным матом, которому позавидовал бы любой бывалый прораб на стройке, шеф как-то хитро улыбнулся, и ласково потрепав его, как нашкодившего щенка за холку, - произнёс невозможное:
   - Не дрейфь, Жека, прорвёмся!.. Тем более, что их сайт ты с помощью хакеров уже грохнул, а без информации и прессы эти так называемые ополченцы - никто и звать их никак.
   Но Подрываев, не веря, мгновенно оттопырившимся ушам своим, почти ничего не понимал, находясь как бы в прострации между Небом и Землёй: "Жека!", он назвал меня "Жекой!!!", - звенели пасхальные колокола в его возрождающихся к жизни висках.
   - Эх... - мечтательно продолжал шеф, погрузившись в сладостные, одному ему ведомые, грёзы. - Если б ты знал, с какими людьми я познакомился на Карибах, то не мямлил бы сейчас, как побитая собака... Это даже не люди... это почти боги!..".
   - Какие Боги?.. - машинально буркнул под нос Подстилаев, подсознательно представляя некий собирательный образ всех икон мира своего Ангела-хранителя, до конца не веря в то, что наперекор всем смертям он ещё жив.
   - Эк, тебя после Самосвалова расплющило, - даже чуть пожалел Лопатин абсолютно растерянного Подстилаева, - ...ничего теперь мы и "неваляшку" опрокинем, если борзеть будет.
   Но Лопатин никогда бы не сколотил состояние и не прослыл в известных узких кругах успешным и жёстким дельцом, если бы не относился скрупулезно и дотошно даже к самым не большим и малорентабельным проектам, всегда руководствуясь житейской мудростью, что копейка рубль бережёт.
   - Ладно, с "Ванькой-встанькой" я, когда отосплюсь, - перетру, а ты к часикам 7-ми вечера собирай у меня в коттедже всех, кто связан с этим чёртовым домом: буду вам обструкции, т.е. инструкции раздавать. Но уж не обессудьте, голуби, - на этот раз последние...
   С тем они и расстались, когда первые лучи единственной звезды солнечной системы, бескорыстно расточая себя и дарующая своей энергией нам жизнь, уже начали золотить древние купола Первопрестольной столицы государства Российского.
   Ровно в это же девственное время зачинавшегося нового дня благодатное сияние нашего ядерного светила коснулось и Уклейкина, который сменив Шурупова, дежурил в штаб-квартире, традиционно сидя у огромного кухонного окна, на широком подоконнике которого были хаотично разбросаны листки его рукописи. Вчера в суматохе понедельника Володя опять не прикоснулся к написанию романа, не смотря на то, что только в воскресенье, когда с большим трудом дописал-таки очередную главу, дал себе очередную твёрдую клятву продолжать работу над романом ежедневно, что бы эму это не стоило.
   И когда сейчас утром он сокрушением вспомнил об этом своём нарушенном обещании едва ли не Богу, то всё разрастающийся стыд пред Творцом, близкими людьми и самим собой, - вновь и с новой силой начал мучить его Эго, ибо на поверку, в несчётный раз, выходило, что у него действительно "кишка тонка".
   Кроме того, ещё раз повторимся: в разъедающую Душу топку самоедства подбрасывало "поленья" гнетущее обстоятельство неопределённости с выпускающим редактором, уехавшего на похороны в Украину и от которого не было ни слуха, ни духа. А на фоне давешней маленькой победы над подручными Лопатина, в которой принимала участия маленькая, старенькая, но боевая баба Зина, чувство собственной никчёмности лишь усиливалось в Уклейкине.
   Более того, в самое отчаянное мгновение сегодняшнего самобичевания Володю вновь посетила пугающая неразрешимостью и почти забытая мысль о том, все его неуспехи в рядах актива ополчения, как и грозился, подстроил тот самый виртуально-реальный чёрт, явившийся к нему толи в похмельном сне толи живьём в самом начале всей этой истории.
   Но ещё не зарубцевавшиеся раны от предыдущего, едва ли не нервного срыва на этой мнительной почве и почти подспудный страх возможной психической болезни, которая, может в любую секунду вновь обрушится на него, как булгаковский кирпич на атеиста, вынудили его отбросить предрассудки, и гнетущие угрызения совести о коих сказано чуть выше. И, стиснув остатки воли в кулак, он всё же собрался с духом и последовал мудрому совету доктора Ирины Олеговны: "срочно заняться, хоть каким-то реальным делом".
   А поскольку, более или менее сносно в этой жизни у него получалось лишь достаточно точное (местами сатирическое) и весьма яркое описание действительности, чему способствовали подобающие образование, начитанность, кругозор и вольное воображение вкупе с оригинальным и живым языком повествования, то всё, так или иначе, опять замыкалось на сотворении рукописи романа. Именно поэтому в очередной раз, как бы ему не стыдно было признаться в этом своём аховом непостоянстве в делах, он вновь твёрдо решил начать новую жизнь, даже не смотря на то, что на календаре был вторник, а не более подходящий для подобных судьбоносных изменений - понедельник.
   И в качестве подтверждения своему "новому завету", а также для бодрости, уязвлённого в бездействии Духа, Уклейкин, с превеликим старанием отжался несколько раз от щедро усеянного хлебными крошками пола кухни, попутно вызвав недоумённое неудовольствие у привычно пирующих там местных мух и тараканов. После чего он вновь рьяно взялся за свой периодически забрасываемый текст, дабы попытаться наверстать безвозвратно упущенное время.
   Кстати, давно замечено, что Вдохновение - явление крайне капризное. И при прочих равных оно чаще посещает того, кто импульсивно пусть и эпизодически, но с головой бросается в бездну творчества и кто денно и нощно кропотливым трудом раздвигает бесконечные горизонты Вселенной ради познания оной и смысла собственного бытия в ней. Уклейкин, небезосновательно, но с нескрываемым сожалением, относил себя к первой категории не бесталанных людей, в тайне мечтая постепенно перейти во вторую, где пусть торным и более медленным путём, но надёжнее добиться своей вожделенной цели, нежели только от капризного Вдохновения.
   Посему, когда озарение, как всегда, внезапно и по-английски не прощаясь, покидало его, то он не продолжал медленными, маленькими шажками, буквой за буквой, словом за словом, скрупулёзно и последовательно, упорно и методично через размеренный, но постоянный труд продвигаться вперёд, а переключался на что-то совершенно другое.
   Вот и сейчас, когда ветреная Муза, без предупреждения захлопнула за собою форточку, то Володя, недолго думая, от творческой безысходности и нечего делать, - переключился на вторую тетрадь стихов Яценюка, взятую накануне из его безразмерного оранжевого чемодана с рукописями. И чем более он вчитывался в отшлифованные рифмованные строчки, тем более отдавал должное непризнанному обществом в лице редакторов таланту "коллеге по цеху", подсознательно проецируя такую неблагодарность и на себя, пока ещё не сотворившего вообще ничего.
   Однако всякий раз, когда Уклейкин вновь соприкасался с именем Демьяна Тарасовича, то он невольно опять впадал в крайнюю озабоченность по поводу всё большей неопределённости по поводу судьбы операции возмездия над Лопатиным, которую, такой же пока не признанный компьютерный гений Сашка, - хлёстко, по Хрущёвски, нарёк: "Кузькиной матерью". И лишь благоговейная мысль о том, что всего в пяти метрах от него, в его ранее неубранной, а теперь уютной и ухоженной комнатке-гнёздышке, словно Лебедь белая, мирно спит самое дорогое и любимое существо во всей Вселенной - божественная Наденька хоть как-то приглушала эту никак не проходящую тревогу.
   "Господи, да когда же он уже вернётся из Украины?!.." - в очередной раз взмолился Вседержителю Уклейкин, не в силах терпеть удручающую неопределённость, когда приглушённое кухонное радио традиционно максимально пунктуально пикнуло 7-мь утра московского времени.
   Но не успел Уклейкин привстать с табуретки, что бы начать готовить завтрак для своей только что сформировавшейся и пока ещё маленькой семьи, как раздался увесистый и уверенно-настойчивый стук в дверь, которая, впрочем, и так была всегда приоткрыта с момента организации штаба.
   - Не может быть... - прошептал он с надеждой на вожделенное чудо и робко шагнул ему на встречу.
   Но Создатель всего и вся, видимо был занят более важными с Его точки зрения делами: и, увы, для Володи, волшебного явления выпускающего редактора "Вечерней газеты" не произошло.
   Вместо Яценюка на пороге стоял какой-то прижимистый мужичок средних лет неопределённой наружности в синем халате и берете, которые носят не просыхающие трудовики в школах, и в угловатых, как огромные дореволюционные утюги, кирзовых ботинках, буднично чадящий папиросой. Завидев Уклейкина, он, бесцеремонно зевнув, - процедил заученную годами фразу:
   - Перевозка мебели и прочей домашней утвари опытной бригадой грузчиков. Бесплатно... - уже нехотя, с нескрываемой досадой и чуть тише добавил он.
   - Спасибо, - по привычке вежливо ответил крайне разочарованный Уклейкин, - нам не надо...
   - Ну, надумайте, - мы во дворе будем: увидите там два зелёных фургона, - невозмутимо ответил флегматичный незнакомец, и спокойно пришпилив объявление на дверь, отправился оповещать о неслыханно щедрой услуге жильцов по другим квартирам.
   "Уже с утра, ироды, осаждают..." - хмуро про себя пробурчал Володя.
   - Что там, Володька, приходил кто?.. - в застиранной до дыр майке и безразмерных цветных семейных трусах вывалился из комнаты, словно разбуженный до срока медведь из берлоги, Шурупов.
   - А ты сам глянь, дядя Вась...
   "Дорогие граждане. Департамент жилищной политики района Лефортова г. Москвы в целях улучшения качества обслуживания горожан совершенно бесплатно, в течение недели и круглосуточно с помощью профессиональной команды грузчиков организует перевоз Вас и Вашего имущества из аварийного дома, в новые отдельные квартиры в экологически чистом районе Южное Бутово.
   С уважением, Зам. начальника Департамента Корыстылёв С. И."
  
   Для полноты повествования, надобно заметить, что текст объявления на скорую руку действительно состряпал пронырливый Станислав Игоревич. Подстилаев, расставшись, как мы помним, в аэропорту с Лопатиным заново рождённым, - тут же выдернул своего зама из тёплой постели, памятуя, что вечером, наверняка, предстоит крайне жёсткий разбор полётов у шефа, в связи вялотекущим расселением чёртова дома. Именно поэтому Евгений Игоревич, решил проявить хоть какую-нибудь инициативу, дабы явится на ковёр, как на потенциальную гильотину, не с пустыми руками.
   Опустив подробности своего Воскрешения и напустив на Корыстылёва страху, от которого у него в силу инстинкта самосохранения всегда резко обострялся ум, относительно молодой, но более находчивый Станислав Игорвич, - вынужденно придумал эту хитрую выдумку, которая с утра и испортила настроение ополченцев.
   Кроме того, они по обыкновению запланировали заработать на перевозках. Для этого прохиндеи традиционно скинулись в равных долях личными деньгами и вызвали две бригады грузчиков с тем, что бы после, задним числом и, как водится, за счёт городского бюджета и посредством левых фирм-однодневок провести по бухгалтерии, сумму раза в два, а то и в три больше вложенной. Кроме того, они не безосновательно надеялись на полную компенсацию своих затрат и со стороны щедрого Лопатина, и даже с некой премией, правда, в случае успешной реализации их инициативы. Таким образом, Подрываев и Коростылёв, мало того что имели левый доходец с двух сторон, но даже с немалым профитом полностью покрывали все свои финансовые риски потерь.
  
   - Ушлые, сволочи... - зло резюмировал прочитанное объявление Начштаба. - Но ничего, Вовка, на каждую гайку всегда найдётся свой болт. Народ в основном стойкий остался... Бог, даст, - прорвёмся!.. Кстати, как там твоя информационная "бомба", смонтировал?.. Лопатин, сам видишь, как тиски, нас, гад, сжимает.
  
   И что было отвечать и без того в сопли расстроенному по этому поводу Уклейкину героическому ветерану, скажите на милость, уважаемый, умудрённый жизненным опытом читатель?.. Вот именно... ничего конкретного. И Володя, спрятав от дяди Васи в самом тёмном углу коридора глаза, скрипя ноющем от неопределённости сердцем, в очередной раз вынужден был накормить его постным "завтраком"...
   Но едва, словно не сделавший домашнего задания школьник, начал нескладно мямлить, оправдываясь, Володя, как снизу на лестнице послышался нарастающий, словно сорвавшаяся с пика Коммунизма лавина, "спасительный" для него гул, крепко замешенный на отборных не цензурных идиомах разбавляемых пронзительным протестующим фальцетом Звонарёвой.
   - Что там ещё стряслось?.. - вынужденно хмуро среагировал, отвлекшись Шурупов, на угрожающий звук, - не утро, а какой-то проходной двор!..
   И через несколько секунд на пороге штаба подъездный гвалт материализовался в виде двух возбуждённых сотрудников "Мосгаза", за широкими спинами которых мельтешила вчерашняя героиня, - неугомонная баба Зина, безуспешно пытающаяся протиснуться за порог к своим сёстрам и братьям по сопротивлению.
   Через пару минут перепалки сторон на повышенных тонах, которые вынудили присоединиться к разборкам досрочно разбуженных Флокс и Воскресенскую, выяснилось, что за ночь кто-то в двух местах надрезал шланг компрессора, подпилил черенки у лопат и даже согнул лом в подобие не русской буквы V, означающая символ побед у большинства народов мира. И хотя прямых доказательств, причастности местных жителей к порче казённого имущества у газовиков естественно не было, но руководствуясь древней логикой "смотри кому выгодно" они в первую очередь отправились в штаб ополчения, о координирующей деятельности которого знали не понаслышке за несколько дней ремонтных "работ".
   Однако положение ремонтной бригады складывалось весьма пикантное. Работники, уже с неделю имитируя деятельность по замене труб, прекрасно отдавали себе отчёт, что местные жители, раздражённые отсутствием газа в доме понимали, что истинная причина не якобы в проржавевших трубах, а в указании сверху - элементарно заблокировать подачу голубого топлива под надуманным предлогом. Но поскольку все юридические формальности со стороны "Мосгаза" были соблюдены, то ополченцы вынужденно делали вид, что так, мол, и надо... лишь с презрением отпуская в сторону постоянно перекуривавших в прорытой посреди двора траншее ремонтников колкие, язвительные шуточки и укоризненные, на грани всёвозрастающей неприязни, взгляды.
   Но теперь, когда казённый инвентарь и инструментарий был столь вероломно и даже с некоторой долей издёвки выведен из строя, то имитировать деятельность по "ремонту" газопровода стало банально нечем. И не солоно хлебавши после ещё пяти минут никчёмных разбирательств с активом штаба, газовики отправились по настоящему перекуривать в траншею, уже не разыгрывая дешёвого спектакля пред проницательной публикой, приглядывая лишь за компрессором, - дабы оный не раскурочили на запчасти и, ожидая решения начальства, обещавшего по телефону скоро явиться.
   И всё-таки, положа руку на честное сердце, мы вынуждены признать, что ход мыслей газовиков был совершенно правильным; и исключительно по секрету, пока соответствующие органы ещё ни сном, ни духом о случившемся правонарушении, - вкратце поведать дорогому читателю о ночном происшествии, полагаясь на его умение до поры держать язык за зубами.
   Всё дело в том, что после вчерашнего феерического успеха Звонарёвой и её выдающейся команды, слава о котором уже успела просочиться за пределы ареала самообороны, многие ополченцы, да и просто неравнодушные, проживающие в соседних домах люди, воспылали желанием тоже проявить себя подобным образом, и крепко задумались над вопросом: "Как?"...
   Первым из потенциальных героев сопротивления непростую головоломку разрешил авторитетный, духовно-нравственный лидер намертво спитой немереным количеством алкоголя тройки и ушлый на всю седеющую голову - Егорыч.
   Не мудрствуя лукаво, он, с верными стаканоносцами Колей и Толей, решил пойти рискованной, проторенной слесарем Ломакиным тропинкой, который, если кто забыл, напомним: вынужденно и, в некотором смысле, - скоропостижно, - переселился от возможного уголовного преследования в Южное Бутово. И пусть Стёпа "разводной ключ" намеренно преступал закон из корыстных побуждений, но де факто, он первым, ещё до формирования штаба ополчения, нанёс хоть и мизерный с материальной точки зрения, но крайне важный в психологическом плане удар по строительной империи Лопатина, выведя из строя два бульдозера.
   А, как известно, из бесконечной Книги Бытия, - всё истинно большое всегда начинается с малого или, говоря, более поэтично, - едва уловимый, ничтожно слабый и неслышный взмах крыла случайной бабочки может в итоге стать первопричиной крушения, казалось бы, незыблемых империй, цивилизаций, галактик и даже самой Вселенной.
   А посему, как истинные джентльмены удачи, Толя, Коля и Егорыч в триедином благородном порыве, пошагово, по секундочке, по персоналиям трижды разобрав нехитрый план действий и хлопнув на ход ноги и для храбрости по стакану специально купленного для этого 33-го портвейна, - в три часа утра сотворили вышеуказанную порчу имущества газовиков. С огромным опытом Егорыча и беспрекословной дисциплиной, зиждущейся на безграничном к нему уважении более молодых собутыльников, которых он идеально расставил на стрёме, провернуть это дельце не составило им никакого труда.
   Единственное, что реально озадачило подельников, включая Егорыча, был нижеследующий, всплывший в ходе утреннего осмотра итогов блестяще проведённой ночной операции неизъяснимый факт. Каким образом, лидер монолитного треугольника, пусть жилистый, но щуплый и едва не прозрачный, вечно колыхающийся обветшалым берёзовым листиком на даже слабом ветру в одиночку и без подручных средств смог за минуту бесшумно изогнуть казённый лом в символ победы - латинскую букву V?
   Но оставим сей любопытный вопрос без ответа, ибо кто знает, - на что способен человек... "в его минуты роковые"... Ну, разве что Создатель... Так до Него ещё не всякий достучаться сможет, да и Врата Его Истин открываются - не каждому...
   И пусть фактический урон строительной империи и корыстным замыслам Лопатина по отношению к дому ополченцев был снова нанесён опять-таки мизерный в материальном плане, но само известие об этом подняло боевой дух их и веру в успех на ещё одну ступеньку вверх, как на флагштоке стяг победы добра над злом.
   А логичным итогом сего инцидента явилось письменное заявление "Мосгаза" с требованием найти клятых преступников зарегистрированное в ОВД Лефортово, и которое к вечеру пополнило пухлую окровавленную папку перебинтованного майора Чугунова с глухарями по известному чёртову для него адресу, отчего у распятого безысходностью следователя случился приступ около истерического гомерического смеха. Однако до вечера было далеко и Чугунов, не ведая очередной грядущей загогулины судьбы, пока пребывал в обыкновенном утреннем полу депрессивном состоянии последних двух недель, с остервенением начищая свои всепогодные знаменитые яловые сапоги до чёрного блеска перед выходом из дома на службу.
   А уже к 10-ти утра ополчение и сочувствующие граждане методом исключения склонились к тому, что вероятнее всего, ночной газовый кукиш Лопатину - это дело рук не разливной троицы. Но понимая юридическую пикантность ситуации, об это говорилось не громко, а одобрительным, едва, не подобострастным шёпотом. Всякий проходящий мимо трансформаторной будки, где она продолжала круглосуточно, и стойко охранять её, на неопределённое время до победного конца, совершенно добровольно и осознанно почти отказавшись от крепких напитков, многозначительно подмигивал героической троице, выказывая своё искреннее уважение.
   Кроме того, к вящей, но по известной причине внешне сдержанной, радости Толи, Коли и Егорыча, на них совершенно неожиданно, как в самый разгар полуденного зноя, вдруг возникший ларёк с холодным пивом безо всякой очереди страждущих, пролился вполне материальный поток благодарностей.
   Местные, зная пагубное и ничем непреодолимое пристрастие ночных героев к алкоголю, и в лице в основном сердобольных пенсионерок, тем не менее, одарили их рублями и даже трёшницами, которые через некоторое время предсказуемо конвертировались в портвейн и разливное пиво. Но большей частью, презенты представляли собой нехитрую закусь и сопутствующие процессу пития аксессуары: от килек в томатном соусе до сигарет.
   Апофеозом же неофициального награждения стала эксклюзивная бутылка красного вина, лично вручённая триединому коллективу начштабом, которая чудом сохранилась после известной его встречи с "воскресшим" другом-фронтовиком - цыганским бароном, который оказался очень схож с Бадулаем. При этом Шурупов на правах лидера ополчения традиционно пожурил Толю, Колю и Егорыча за повышенный риск операции и взял с них слово, что бы впредь все их потенциально полезные инициативы по ослаблению удавки Лопатина были согласованы с активом, дабы избежать возможных тактических накладок и т.п. негативных инсинуаций.
   На этом высокие договаривающиеся стороны и порешили, крепко пожав друг другу руки, и, по христианскому обычаю, со скупыми, чуть проступившими мужскими слезами взаимной благодарности на небритых щеках, едва троекратно не расцеловались.
   Однако около безоблачная атмосфера маленькой эйфории, вдохновляющей ополчение и сочувствующих им граждан, - была не долгой и вновь сменилась серой, пасмурной неопределённостью, ибо к 12-ти дня с почты вернулась Варвара Никитична Стечкина с прогнозируемо-отрицательными ответами из различных инстанций, за поддержкой к которым месяц назад обратились жильцы несправедливо расселяемого их дома. Более того - это были последние шесть формальных отписок всевозможных чиновников и так называемых общественных организаций, громогласно декларировавших бескорыстную помощь обычным людям, как основную и единственную цель своей публичной деятельности.
   Таким образом, ещё один лучик пусть и иллюзорной надежды был уже почти официально загашен бездушно-чёрствой бюрократией и самовлюблённо-тщеславной когортой, так называемых, общественников, будто огонёк маленькой иконной лампадки задут пренебрежительным, по-своему невежественным, свистом и ором условного партийного собрания воинствующих атеистов.
  
  Глава 12
  
   Итак, получив в течение месяца от властей и общественных организаций тридцать штампованных бездушных отписок, а говоря простым языком, - кукиш с маслом, ополчение с полным моральным правом могло перейти к более решительным действиям по своему спасению. Мол, смотрите, люди добрые: мы писали ко всем инстанциям с просьбой о помощи, но нас не слышали, мы стучались во все двери, но не открыли нам, мы взывали о помощи под окнами, но не видели нас... А коли так, то пеняйте на себя, ибо и у нас, людей кротких и законопослушных, - терпение не безграничное...
   Кроме того, согласно третьему закону Ньютона, ничто так не объединяет общество в кулак возмездия, как непосредственная угроза оному, его интересам и традиционному укладу. А уж истинно русских людей (где главное не кровь, но Дух) внешние вызовы всегда спрессовывали в единую богатырскую дубинушку, как гранит, формирующийся долгими тысячелетиями в тверди Земли самой Природой. Да и недаром сказано про нас: "В драке не помогут, а в войне - победят".
   И хотя в нашем случае до полномасштабного боевого противостояния пока, слава Богу, не дошло, да и враг в лице Лопатина и его своры был соплеменником, а не незваными иноземцами вроде войск от Батыя до Гитлера, - Шурупов решил экстренно собрать штаб ополчения, как только ополченцы соберутся ближе к вечеру. Сейчас же, в знойный полдень, к огромному сожалению Василия Петровича, в раскаляющемся мозгу которого уже во всю, как превращающиеся в закипающей кастрюльке сырые яйца в крутые, созидался план решительных действий ополчения, он, увы, был в полном одиночестве.
   Выдающийся Жора Коловратов ещё с утра свинтил в Метрострой за отпускными, по большей части соскучившись по работе и своим товарищам-забойщикам, связаться с которым сквозь многовековую толщу древней московской земли не представлялось никакой физической возможности. А в последние дни хмурый и измотанный неопределённостью Уклейкин по едва ли не врождённой рассеянности как всегда с разряженным мобильным телефоном, весь день колобродил по редакции в тщетных попытках узнать у всякого встречного и поперечного, когда, наконец, вернётся Яценюк.
   Посему, после плачевного доклада Стечкиной для Шурупова время потекло, словно плавящейся на солнцепёке вязкий гудрон, т.е. фактически остановилось. И лишь благодаря своей воистину стальной фронтовой выдержке, он внешне казался совершенно спокойным, словно Диоген в обыкновенной, бочке, вокруг которой зачинался условно-возможный Апокалипсис, хотя чисто внутренне вынужденно воплощал собою само нетерпение затянувшемуся противодействию надвигающейся угрозе. Это было воистину стоическое терпение, ибо в довесок ко всему на его глазах ещё одна семья ополчения, проверенная вышеописанными бытовыми и моральными испытаниями, - таки искусилась хитрой уловкой жуликоватой связки Лопатина с Подстилаевым воспользовавшись их "дармовыми" услугами по перевозу себя и своего скарба в Южное Бутово, - покинула обороняемый ранее отчий дом.
   Поэтому, когда, наконец, к семи вечера, штаб, словно недостающие звенья цепи, собою укомплектовали мрачный Уклейкин и вынырнувший из глубин Москвы и чуть навеселе выдающийся Жора, Начштаба уже был в ораторском всеоружии, и почти мгновенно, яркою речью воспламенил в своих товарищах твёрдую решимость принять более жёсткие меры.
   В результате мозгового штурма активом единогласно было выработано, то к чему, собственно, каждый в тайне готовился как к неизбежному действу. А именно: публично выступить с организованным протестом против произвола олигархии и бездействия сросшейся с ней в алчную паутину коррупции местной власти. Конкретно было решено, что в связи с чрезвычайностью бытового положения, в самые ближайшие дни организовать максимально массовый митинг у префектуры Юго-Восточного округа Москвы, дабы пусть и пока разрозненная, но неравнодушная общественность и хоть какие-нибудь не купленные бюрократией и барыгами СМИ обратили на них внимание. Штаб сознательно пошёл на обострение, помимо вызревшего испытаниями морального права, ещё и по нижеследующей веской причине:
   для получения разрешения на легальный митинг требовалось одобрение соответствующего департамента Мэрии Москвы, для чего по закону отводилось до 30-ти дней, т.е. ещё один месяц гарантированных мытарств, которые могут заметно уменьшить, казалось бы, закалённые предыдущими морально-бытовыми мучениями остатки ополчения. При этом, с учётом полученного отрицательного опыта письменного общения с властями, вероятность разрешения митинга ополчению оными обосновано представлялась около нулевой.
   Все прекрасно отдавали себе отчет, какому риску они подвергали себя и своих близких. В "лучшем" случае участники несанкционированного митинга могли бы отделаться синяками, шишками, ссадинами и тому подобными относительно мелкими увечьями со стороны правоохранительных органов и, возможно, даже не большим денежным штрафом с отвозом в ближайший "обезьянник" ("околоток", ныне - отделение милиции) для определения (выяснения) личности. А в худшем случае... могло случиться всё что угодно... И в этом смысле даже реальный уголовный срок за участие в неразрешённом властями митинге для публичного выражения своего несогласия с решениями оной, может оказаться, увы, не самой страшной карой из возможных наказаний для кого-либо из ополчения...
   Однако мы не сильно отойдём от истины, утверждая, что вся восходящая к развитию история человечества, так или иначе, а скорее всего - всегда, - состоит из торного преодоления неравнодушными людьми тайн и угроз окружающего Мира, через титанические усилия ума, духа и воли, и призрение к риску, как мере страха. О, сколько бы ни случилось географических и научных открытий, ратных и иных будничных, зачастую малоизвестных, подвигов "обычных" людей, если бы все поголовно придерживались, так называемой, философии "премудрого пескаря"! Ведь подрыв собою вражеского танка, спасение из огня или проруби, совершенно не знакомого тебе человека, отстаивание чести, достоинства, правды и т.п. - всё равно есть подвиг, "значимость" которых каждый из смертных определяет для себя только сам...
   И, слава Богу, что на Земле всегда наличествует пусть и относительная малая когорта людей, одна часть которых, - осознанно, что делает им особое уважение, а другая - импульсивно, с благородными порывами честной Души принимают на себя вызовы судьбы в виде рукотворной несправедливости иных представителей рода человеческого, возомнившими себя небожителями.
   Именно эти (сбольшой буквы) Люди первыми рьяно вступают в бой, с превосходящим противником защищая Родину, и опрокидывают его со своих окровавленных плеч, обращая в бегство. Это они, видя, как притесняют ближних, защищают униженных и оскорблённых соплеменников, жертвуя собою, зачастую голыми руками, но пламенными сердцами и речами, свергают вооружённую и считающую себя неприкасаемой, ослеплённую в обезумевшей безнаказанности власть.
   И пусть с нашей колокольни нынешнему миру, ещё ох как далеко до удобоваримого совершенства, но, высоковероятно общество в целом было бы (если бы было) менее мозаичным, прогрессивным и относительно гуманным, если бы на нашей маленькой планете подобные Люди отсутствовали напрочь.
   И, по всей видимости, именно поэтому уже через час, сие судьбоносное предложение штаба было одобрено всеми собравшимся на очередной вынужденный совместный ужин у полевой кухни, продолжающей источать в атмосферу ароматы простой здоровой пищи, заставляя людей с ослабленной волей буквально разрывать в клочья, выписанные им рецепты бесчисленных диетологов. И даже полу дремавшая рядом "Бурёнка", словно член ополчения, инстинктивно прочувствовав всю важность и остроту принимаемого решения, - солидаризировалась и в момент голосования несколько раз, как бы, одобрительно качнула огромной головой, что было публично трактовано, в основном набожными старушками, как положительный знак свыше.
  
   - На днях, стало быть, с Божьей милостью, - многозначительно кивнул реверансом в сторону чудотворной лошадки, - и выступим с организованным протестом у Префектуры, товарищи, - резюмировал Начштаба. Так что, видать, Ильинична, и ты дождалась... - озорно подмигнул Звонарёвой Шурупов, - чисть кастрюли!..
   - Да я, Петрович, так сковородник надраю, что их бесстыжие глазёнки загодя от блеска полопаются, прежде чем я расплющу им их жадные до нашего дома котелки! - и, как Жанна д`Арк призывно вскинув руку вверх, баба Зина, - зажгла глаголом, обратившись к подругам-пенсионеркам:
   - Айда, девки, инвентарь готовить! Кому надо порошку, аль еще, какой химии, - заходи ко мне, - у меня этой дряни на весь район хватит: всю жизнь копила от инфляции, - что б её, окаянную, наизнанку вывернуло!..
   И на этой боевой ноте приободрённое ополчение разошлось по квартирам переваривать пищу вместе с принятым роковым решением, персонально готовить в соответствии с разработанным штабом планом подручный материал. Одни начали мастерить в дополнении к ранее заготовленным, новые плакаты и транспаранты, а другие, словно казаки перед сечей шашки, до сияния начищать сковородки, половники и кастрюли, так сказать, осваивая современные "технологии", шум и блеск которых придают любому протесту особый шик, вызывающий сочувствие у мимо проходящих граждан.
  
   Однако примерно в это же самое время, на другой стороне невидимой линии фронта всласть выспавшись, после ночного авиарейса, в прекраснейшем расположении духа очнулся Лопатин. Но лишь после полуторачасового душа, чашечки ароматного кофе и гаванской сигары он сподобился позвонить Самосвалову, что до сего было неслыханной дерзостью с учётом табели о рангах в хитро-мудрых сплетениях вороватого чиновничества и бизнеса. Более того, в телефонном разговоре Лопатин позволил себе ранее не слыханную наглость: дважды перебил высокопоставленного бюрократа, правда, при этом, словно бы, невзначай, упомянув фамилию могущественного замминистра с которым коротко сошёлся на Карибах.
   Непотопляемый Иван Иванович, традиционно, как бы, пропустил мимо ушей известную и очень влиятельную фамилию, но внутренне, уже был готов растереть в порошок зарвавшегося Лопатина, и это его негодование сквозь раскалённый кабель последний буквально ощущал всеми клетками своей проницательной нервной системы.
   И ведь вот что удивительно, он испытал от этого, какое-то сладостное чувство, некоего, копившегося годами справедливого возмездия, за постоянные унижения и просьбы пред чиновничеством вообще и Самосваловым в частности, - без дорогой в буквально-денежном смысле подписи которых, он не смог бы реализовать ни один свой мало-мальски крупный проект.
   Но, повторимся: тщеславие - субстанция страшная и крайне своенравная, и Лопатин, едва ли не впервые в жизни, позволил ей, словно бы поражающему разум вирусу, пусть и на мгновение, но проникнуть в самоё себя. И сам того не ведая, поддавшийся её обворожительному искушению, он собственноручно заложил ещё одну мину замедленного действия под свою же строительно-криминальную империю. А гордыня - старшая сестра тщеславия, как и положено более мощной инфекции, - стала, множась всё более и более разрастаться... Посему Павла Павловича было не удержать: в благостном настроении и необоснованной эйфории он умозрительно продолжал выстраивать свою Вавилонскую башню всё выше и выше, даже не предполагая, что под фундамент оной мало того, что уже заложен "тротил", но и само Проведение вот-вот подожжёт бикфордов шнур.
   Но, тем не менее, не смотря на несвойственную расслабленность, уже через час Лопатин, начал строить нерадивых с его точки зрения подрядчиков, помощников, осведомителей и прочих шестёрок, как уже неоднократно говорилось выше: исключительно для профилактики строжайшей дисциплины, даже не смотря на их (разумеется, не всех) реальные успехи.
   Традиционно жёстко проинструктировав тех своих подопечных, дела которых на вверенных им строительных объектах шли по графику и, отпустив оных пусть с угрозами, но всё ж с миром, на "сладкое" Лопатин оставил всех причастных к делу по дому на Красноказарменной 13. И, если Подстилаеву и Корыстылёву, которых можно отнести к людям полуинтеллигентным и робким, хватило пяти минут драгоценного времени шефа, дабы они до копчика последней клетки поняли что нужно делать для исправления плачевной ситуации, то на бригадных быков Круглого и Сытого ему пришлось потратить его чуть больше.
   Дело в том, что один из несчётных осведомителей Лопатина совершенно невероятным образом уже успел доложить ему о некоем конфузе случившимся между ополчением и вышеуказанными бойцами, детали которого, правда, разузнать не удалось. А поскольку Пал Палыч не терпел неопределённости и недосказанности, и старался купировать любую потенциальную угрозу в свой адрес в самом зародыше, то даже сегодня, находясь в крайне благостном состоянии, он решил всенепременно расставить все точки над i.
  
   - А ну-ка, гуси-лебеди, рассказывайте, что у вас за тёрки приключились с жильцами, только кратко, ибо время деньги, - начал по обыкновению издалека их авторитетный начальник, который был крайне удивлён наличием у парочки огромных солнцезащитных очков, тогда как в его огромном, роскошном кабинете был приятный глазу полумрак.
   Сытый и Круглый, безусловно, знали, что на шефа работает целая армия платных стукачей, тем не менее, никак не предполагали, что информация об их провальном конфликте протечёт к Лопатину так быстро. Они, не сговариваясь, недоумённо переглянулись между собою, словно их одновременно долбануло током и на мгновение даже потеряли дар речи, не зная с чего начать фактически погребальную эпитафию по самим себе.
   - И не дай вам Бог, архаровцы, хоть на копейку соврать!.. - тут же угрожающе добавил напряжения шеф в их уже искрящиеся провода накалившейся до предела нервной системы.
   Повышенный психологический вольтаж опять заставил Сытого уронить на бесценный персидский ковёр обречённые глаза и начать традиционно ковырять носком ботинка оный, а Круглого, - мысленно перекреститься, и чуть заикаясь, и вынуждая выдающихся филологов прошлого переворачиваться в гробу, как старший группы, - таки начал косноязычное повествование.
   - Та...так!.. - сдвинул брови Лопатин, нехотя и угрожающе поднимаясь по окончании сбитого монолога подчинённого из кресла, подобно медведю, которого на свою погибель разбудили в уютной и теплой берлоге нерадивые охотники, - стало быть, вас, гуси-лебеди мои, - мало того, что застукали, так вам же ещё и настукали!?..
   - Йес... сёр... - наконец, решился издать печальный звук понурый Сытый, от волнения перейдя на совершенно убогий, в его чудовищном исполнении, с позволения сказать, - английский язык, памятуя о настоятельном требовании шефа досконально изучить оный и хоть как-то, кажущимся прилежанием, уменьшить разрастающееся, как пост похмельная щетина, негодование начальника.
   - "Сёр"!!! - в гомерической полу истерике загоготал Лопатин, передразнивая своего угловатого недотёпу и анти полиглота, - "сёр...", вашу мать! Хотя параллельно в его возмущённом сознании приятным тщеславно-тёплым ветерком мимолётно пронеслась мысль о нечаянно присвоенном высочайшем титуле Великобритании, который лично при триумфальном свете огромного числа софитов, как бы присвоила ему, английская королева за особые заслуги перед Короной. "О, боже, с кем приходится работать!.." - одновременно жёстким перпендикуляром тут же пронзил вожделенную великосветскую иллюзию Лопатина уже иной, совершенно реальный факт тутошнего бытия.
   - А, ну, Джеймс Бонды недоделанные, снимите-ка к едрене фени очки! чай не на пляже в Урюпинске, - продолжал в возмущении Лопатин утюжить тандем, как генерал на парадном плацу роту проштрафившихся солдат, - хочу в ваши зенки лукавые взглянуть!..
   И, чуть потоптавшись на месте, словного нашкодившая парочка отпетых двоечников пред заслуженным учителем, нехотя освободив глаза от искусственного солнечного заграждения, - вынужденно представила свои расписные под хохлому очи шефу, отчего его внутренне передёрнуло, ибо действительно было от чего. У каждого из быковатых помощников был симметрично и щедро налит огромным пунцово-сизым цветом левый глаз, словно бы одно яйцевые тучи-близнецы накануне неминуемой грозы.
   - Оба на!.. - трепетно восхитился Пал Палыч редким по убедительности и нынешним временам колоритом в отличие от незабываемых 90-х годов, разливаясь желчным сарказмом с патриотическим уклоном. - Ну, если в мощи наших десантников я никогда не сомневался, то когда, пусть и выдающийся с ваших слов метростроевец в паре на раз рихтуют таких как вы комодов 64-го размера, то я не завидую штабным крысам Пентагона, что б им, иродам, по гроб икалось...
   - Ну, и ху... - было продолжил Лопатин точно и плотно класть фугасные мины возмущения по подчинённым, переходя со среднего калибра ругательств, на более тяжёлый, не печатный формат... Как вдруг, как всегда, невесть откуда, китайским чёртом из табакерки, услыхав своё имя, выскочил его личный телохранитель, обладатель всех возможных чёрных поясов по восточным боевым искусствам, - худосочный, но фантастически гибко-стальной Ху. При этом, парадоксальным образом его фамилия - Ли, буква в букву совпала с непроизнесённым последним слогом Шефа, как бы, мысленно, по воле случая, компенсировав не озвученное им матерное слово.
   - О! - обрадовался, наконец, Лопатин появлению истинного мастера своего дела, - ты, как всегда, кстати, - Ху. - Дай-ка, ты этим увальням пару твоих адских уроков рукопашного боя, а то, судя по их опухшим физиономиям, они окончательно сменили тренажёрный зал на пивную, вон какие брюхатые стали, аж ремней не видно.
   - Йаа!.. Паль Палыча, - издал резкий боевой клич китаец, вынуждающий даже в плоти очень смелого человека лавинообразно размножаться клетки, отвечающие за гормоны страха, приняв стойку согласия и готовности порвать любого огромным арсеналом восточных единоборств: от Кун-фу до Айкидо.
   На Сытого и Круглого было больно смотреть, ибо после такого поворота событий они были готовы ещё раз десять подставится под жёсткие и пудовые кулаки Лёхи Залётова и Жоры Коловратова соответственно, лишь бы не попасть шмотками говядины на разделочную доску к китайцу для приготовления из них кровавой отбивной, как это было лет 10 назад, когда Ху Ли, тестировал их в ринге для трудоустройства у Лопатина в качестве вышибал долгов.
   - Ладно, не тушуйтесь, пацаны... - смягчился Лопатин по отношению к своим понуро стоящим огромным, как два славянских шкафа, недотёпам, всё ещё продолжая пребывать в самоуверенной расслабленности, почувствовав их беспросветную растерянность. И, как обычно, прочёл им очередную мини лекцию о том, как даже малейшие неудачи подчинённых бросают тень на их шефа и тем самым подмывают его доселе непререкаемый авторитет в бизнес среде, где алчные конкуренты только и ждут любую возможность с потрохами сожрать его, а затем друг друга. Наконец, снабдив их ценными указаниями по продолжению удалённого наблюдения над штабистами ополчения треклятого дома, обязательными к 100% исполнению, Лопатин, словно профессиональный киллер, "выстрелил" в них контрольным вопросом:
   - Ну, что, "сёры", всё уяснили?
   - Ов коз... - от никак не проходящего волнения опять самопроизвольно выскочил из уст Сытого фонетически сложно угадываемый синоним английскому согласительному Yes.
   - Всё, гуси-лебеди, хорош, валите уже по делам!.. - прыснул на нервной почве Пал Палыч, - а то меня от вас колики на британский флаг разорвут.
  
   И симметрично подбитая на левый глаз парочка с внутренним облегчением мгновенно покинула необъятный кабинет грозного шефа, даже несмотря на то, что за его позолоченными дверьми, разминая мощные и смертельно-гибкие мышцы, как у огромного спрута щупальца, - их ждал китаец Ху для жесточайшей тренировочной экзекуции.
   Таким образом, очередной день противостояния сторон конфликта и закатился за горизонт бытия, ни чем более экстравагантным не отметившись в описываемой истории. Ну, разве что, очередное заявление легло неподъёмной гирей на рабочий стол Чугунову, пополнив ожиревшую до неприличного размера и окропленную собственной кровью папку "глухарей".
   Дело в том, что средь бела дня! кто-то (ополченцы сами недоумевали по поводу свежего преступления, искренне открещиваясь от него, друг перед другом) подсыпал в бензобаки машин перевозчиков, нанятых Подстилаевым и Корыстылёвым, как выяснилось позже, обыкновенный сахар, наглухо выведя из строя новенькие карбюраторы. И хозяин грузовой компании, даже не смотря на щедрый гонорар от чиновников-прохиндеев, представившихся частными лицами, узнав о потере сразу двух машин, тем не менее, лично подал заявление в местное ОВД, которое, с привычным скрипом, но таки было зарегистрировано дежурным лейтенантом около 20:00 по знойному Московскому времени.
   Но в этот вечер ветреная Судьба, наконец, "сжалилась", над несчастным, перебинтованным неудачами Харитоном Захаровичем Чугуновым, видимо, посчитав что суточную квоту чёрной жизненной полосы неудач он выбрал сполна, и отложила очередной удар по его, и без того вдрызг разбитой нервной системе, на утро неминуемо грядущего следующего дня. Ибо к тому времени крайне озадаченный служебными неурядицами майор уже ушлёпал со службы домой зализывать накопившиеся душевные и физические раны в т.ч. и спиртосодержащими настойками.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"