Дом на пустыре

Проза в стихах

1980

В городе,
насупленно молчащем,
исступлённо бьется дождь о стекла;
плачет дождь -
беззвучно
и звеняще
и кричит,
что кто-то его проклял.

И кричит,
что он устал от скуки
водянистых
мечущихся капель,
что замерзли и устали руки,
что измучил тявкающий кашель,

что тошнит
от мелких неурядиц
под зонтами прыгающих граждан,
от тугих самодовольных
задниц

и от дряни,
булькающей в каждом.

Дождь кричит
и смотрит очумело
из воды -
в аквариумы окон.
Век за веком
так же вот
шумел он,
глухотой
в молчанье замурован.

Облака,
безмозглые громады
проплывают, пучась бесконечно,
изливая плотные заряды -
несмертельной -
водяной
картечи.

В тишине -
оглохше и незряче
люди сушат мокрые калоши,
говорят,
ревнуют,
любят,
плачут -
под обстрелом
тающих горошин.

В городе, насупленно молчащем
плачет дождь -
безмолвно
и звеняще.

Скука

Мчится по проспекту
злобное железо,
кипятятся шины,
из окон автобусов
светятся облезло
потные плешины.

По бульвару бродят:
престарелый комик
и оплывший трагик -
жалуется - вроде,
дескать, сердце ломит
и в глазах мелькает.

Во дворе на лавке
старые супруги
плачут и смеются,
словно дав прорваться
из-под пыльной скуки
полинялым чувствам.

Воробьи, чихая,
роются усердно
в мусорной лохани.
За окном - напротив -
тряпочка кисейная,
кустики герани,

человек задумчивый
смотрит из окошка,
курит и вздыхает.
По щеке небритой
залегла дорожка -
горькая, сухая.

За стеною кто-то
глупою синицей
пилит на гармошке:
"...пусть тебе приснится,
пусть тебе приснится
что-нибудь хорошее..."

Поводил глазами -
точно синяками -
на лице белёсом,
вяло и без вкуса
пожевал губами
дым от папиросы,

поглядел на небо,
усмехнулся дрянно,
сонно оглянулся,
постоял немного,
подошел к дивану,
лег - и отвернулся.

***

В желтом небе
воронье -
как чаинки.
Во дворе висит белье -
ждет починки.

Проплывают облака -
тени в доме.
У соседа-старика
кости ломит.

Провода гудят жуком
в паутине,
точно струны под смычком
паганини.

Тихо плавает карась
в Патриарших.
Дети следуют, держась
возле старших.

Из открытого окна -
гул гитары -
будто на похоронах
бьют литавры:

чей-то голос - тих, да лих -
прямо к месту -
про "...на час тебе жених...",
про "...невесту...".

По аллейке - томный шаг
озабоченных.
Взгляды клейки, не спешат -
счет "оплочен" их,

да в глазах одна тоска,
злые тени -
люди мечутся в тисках
отношений:

 - Разрешите? Вы одни?
 - Предположим.
(Только сколько взять-то?
С них? -
подороже).

Подведенные глаза
смотрят мельком -
словно кто-то облизал
карамельку,

словно скисшее вино -
тень безволия:
 - Вам куда?
 - Нам все равно...
 - Нам - тем более...

Стонут голуби. Стена -
в пошлых надписях,
и гитарная струна
плачет-мается,

и газетчика портрет -
ни движения -
точно благостный адепт
поражения.

Улыбается адепт
из окошка нам:
 - Дайте "Правду".
 - "Правды" нет.
"Правда" продана...

Стихотворцам прошлых лет -
не оплощенным -
оставался пистолет.
Было проще им.

А теперь -
стужу висок
в ливне душа я:
сладко шепчет голосок
равнодушия.

Звон на башнях. Старый бой
старой площади.
Тень бредет по мостовой
красной лошади,

смотрит тупо и темно
след отчаянья:
 - Вам куда?
 - Нам все равно...
И - молчание.

N78

Улочка в окнах.
Убога и сира.
Ранняя скучная осень.

Вот - этот дом,
и - та же квартира
с номером "78".

Пыль на перилах,
гулкая лестница,
воздух стоит - и не дышит.
Мертвые двери.
Только шевелятся
звуки шагов,
точно мыши.

Черные цифры на белой эмали;
дуло замочной скважины
смотрит сурово -
гостя не ждали.
Долгим покоем окрашены
смотрят две цифры -
пусто и тихо,
глохнет дыханье в беззвучии -
смотрят в глаза, как паучиха,
холодно и задумчиво.

Серые тени
прошлых сомнений
возятся за спиною;
город, застывший в скуке и лени -
там - за желтой стеною.

Вниз...
По ступеням...

Медленно тают
звуки в лестничных сумерках,
дверь подъезда, будто литая -
давит,
как пасту из тюбика...

Улица.
Вечер.
Затеплились стекла.
Словно потрепанный томик
прячу за пазуху, кашляя долго,
старый игрушечный домик.

Рядом огни -
бешено скачут
в многоэтажных аллеях;
судорожно кружится в белой горячке -
безвыигрышная лотерея.

Кто поглупее,
кто поумнее -
все мы в холопах у времени.
Все мы носим, как галстук на шее
удавку опустошения.

Все мы
ощупью бродим по миру,
в душах и памяти носим
ту же - пустую,
пустую квартиру
N78.

I

Призраки -
гербовые и простые
спицами трескают
с Арбата на Качалова.
Ливреи, плюмажи
с волною нечисти,
жутко ухая, несутся над улицей;
призрачный купчик,
лопаясь от молодечества,
ухлестывает
за напомаженной
курицей;
тайные,
статские
и прочие -
шастают,
серыми тенями
по стенам скользят.

Ночью -
городом тени властвуют,
кружатся, шепчутся,
кому-то туманно грозя.

II

Хлынули лица.
В круговороте жарком
чья-то берцовая кость хрустит.
Началось, поставленное с размахом,
поточное производство
пошлости.

Идет работяга -
мозоли на лапах -
с притяженьем земным
сражаясь упрямо.
Идет,
источая из пасти запах
гниющей помойной ямы.
Идет студентик,
булочкой давится,
баланс прикинуть пытается:
в одном кармане заря занимается,
в другом - понятно - смеркается.

Улица топкая
затолкана толпами,
дневное светило
чихает в рамах,
пыхтит малыш,
яростно топая,
намертво схваченный
вожжой упрямой.
Лица безликие
кружатся вальсом
в бесконечном кишечнике улиц,
в глотку метро ордами валятся -
и снова наверх -
от света жмуриться.

По переулку,
шарахаясь, мечутся голуби.
Шелестят покрышками черные лимузины.
Из открытой канализационной проруби -
звон ключей
и рев матерщины.

Напротив -
светится святая обитель -
блестит стекляшками, будто аптека;
считает копейки
счастливый житель
второй половины
XX-го века.
Стоит, волнуясь,
в толпе незаметный,
чужд сантиментов и выспренности:
для него пространство и время вполне конкретны -
стоит на месте - ждет одиннадцати.

Книжная лавка.
Витрина циничная
предлагает бесстыдно
разнообразнейшую макулатуру.
Мило лепечет хорошенькая продавщичка -
жертва родительской
и педагогической
халтуры.
Книжные полки
смотрят сурово,
с болью искорку правды вымуча -
так утомили
всяческие .......овы,
так не хватает
Владим Владимыча.

...Листья кружатся,
сбриты осенними
колкими, ёжащимися ночами...

Так устали глаза -
от ожесточения,
так устали губы -
от молчания;
так устали сердца
от вечного плена
рассудительной
повседневности,
так устала
наследственность
от генов
равнодушия
и незаметности -

в искусстве селекции
наука продвинулась:
гордость теперь не в почете ведь -
чванство выжило,
а гордость
повывелась -

гордых вешали
в первую очередь.

...Дело к вечеру.
   Холодно.
Закрою окно
и застыну, в плоскость стены упершись;
за шершавой и жесткой этой стеной
протекает чья-то чужая жизнь.
Протекают чьи-то чужие дни
в комнатушках-клетках
лживых таблиц;
днем и ночью
вращается и звенит
карусель разноцветная
масок-лиц.

 - Ах, оставьте,
не стоит:
это хандра -
научитесь радоваться пустякам;
ведь с утра до вечера
и с вечера до утра
Вы пока еще -  з д е с ь ,
а могли бы быть -  т а м ...

И раскрытой пастью
глядит просвет
моего незашторенного окна;
за окном - ненастье
и ртутный свет
фонарей,
затерявшихся
в призрачных снах.

***

Смерклось.
Тьма разлилась по Вселенной.
Тлеют нарывами лампадки светил.

Б У Д Ь Т Е   В Ы   П Р О К Л Я Т Ы !!! -
милые стены,
дома,
который меня убил.

Над облаками,
под черными сводами
собираются в градины
наши бессильные слезы -
будет ли время им
грянуть оттуда -
и морды нам
вновь отскоблить
от крови, соплей и навоза?!

Эти часы -
последние.
Время прощального жеста.
Просто каждый из нас - Вселенная:
идея стара, - но раз -
каждый - Вселенная -
каждому ль
хватит под звездами места,
чтоб шевельнуться в давке
ополоумевших глаз?

Бешено кружатся лица.
Стрелки манометров стонут -
по чьему-то приказу
заклепаны клапана.

Посторонитесь...
Молчите...

Г н и т е с ь ! -
и вас не тронут;
Ваше Вселенство,
Ваша Вселенная
никому,
кроме Вас,
не нужна...

Мы отступаемся.
Больше
места кому-то будет.
Мы замыкаем двери -
это наш ускользающий шанс:
по каменеющей площади
в многолюдном безлюдьи
пробирается медленно
последний
седой дилижанс, -

что же случилось?
Что же?
Почему на исходе ночи
духота
озверело бьется
в затворенное окно?..
Шторы случайная складка
мудрою змейкой вьется,
осыпая пылью и пеплом
ненужных слов толокно.

Пятый час.
Раскаленные простыни.
Еще не поздно. Ну же! -
тянет рукав, как руку,
обтрепанное пальто -
вот он - твой старый шанс,
что был как дыханье нужен -
утро -
    светает -
        что же?..
что же случилось?..
что?..

...так...
Н и ч е г о   н е   с л у ч и л о с ь .
Как ни упрямься.
И главное -
ничего уже не вернешь.

Холодно.
Отупевший от пьянства
всю ночь
лил дождь.

(редакция 2006 г.)