POST SCRIPTUM

1981-1984

Сон о тебе...
 
Тихий шорох ресниц,
полусвет фонарей.
На окне,
в золотистом стекле
ты стоишь,
или только шаги
слышны
из приоткрытых дверей...
 
Голоса в облаках,
черных птиц
следы на песке.
Я касаюсь тебя -
лишь роса
остается в моей
холодной руке.
 
Вереница шагов
по камням,
шелест листьев,
и шорох
слепого дождя,
и дверей приоткрытых
скрип,
и гул городов,
в которых нет
ни тебя,
ни меня.

***

    Я совсем позабыл
как звучат ваши волшебные струны
С неба дождь лил и лил
и дождь
и вас
я придумал

    А после
мысли висли на плечах как собаки
прыгали возле
чахлыми языками взметая пыль
и чихая отчаянно
хвостами чертили знаки
непонятные и случайные
точно высохший в вазе ковыль

    Когда-нибудь
в одно прекрасное утро
раскатимся по асфальту
тысячью осколков и брызг
знакомым наврем
что было будто
не страшно совсем
и фатово
хлопнем дверцей полудня
тормозами разбитого вдрызг

    Свистнет разбойно
по слякоти ветер стеклянный
в щелочку мелочью
бросится беспокойно

странно -
слова сочатся из горла
как кровь из раны
и почему-то совсем не больно

***

Ты сбит с крыла.
Стоишь потерянно -
прошло, прошло.
Прошелестело
из двух стволов -
настало время нам
дробинки вынимать из тела.

Ты будешь жить -
незлой, неправедный,
неисправимый, незамеченный
и будешь воздух пить, отравленный
речами ложными, увечными.
И ты отчаешься, отчаешься
и будут тусклы дни и ночи,
и будет в зеркале качаться
змеиным лезвием отточенным
клинок неловкого участья -
бессильная полоска света,
и будет время рвать на части
негромкий стук ночного ветра
в окно, прикрытое неплотно,
и будет отражаться в стеклах
неосязаемый, дремотный,
бесплотный взгляд
огней болотных.

Но там - в тумане, за оградами -
проступит силуэт знакомый,
и ты помчишься мокрым садом,
греметь заржавленным замком, и -
ты узнаешь, и дотронешься,
и гостя поведешь к порогу...
И в этот миг ты успокоишься -
прошло,
прошло -
и слава Богу.

***

Шепоток молитвы
лезвием бритвы
режет полночь пьяную
голосок забытый

На столе стаканы
и глаза стеклянные
в общем ослеплении
смотрят покаянно

Ваши преступления
за мои цепляются
час - во искупление
каждому вручается

преклоним колени
вознесем моленья
к Господу-страдальцу
за наше поколение

...Словно в отдалении
голоса дурные
воют в исступлении
петли дверные

шепоток молитвы
лезвие бритвы
тихий испитый
голосок забытый...

***

Снова ветер, снова холод.
Стылый город дышит хрипло.
Снова неба край проколот
силуэтом старой липы.
Снова кружит над бульваром
весь дрожащий,
весь прозрачный,
точно дым над самоваром -
легкий контур стаи грачьей.

Светлый абрис Воскресенья
пробирается по крышам,
просыпается и дышит
тень весеннего Спасенья.

Мётлы дворников сметают
прошлогодние преданья,
и осенние гаданья
с легким дымом
исчезают.
Обжигающе-прекрасны,
голоса звенят над прудом -
всё напрасно,
всё напрасно,
не сердитесь друг на друга,
не кричите -
день расколот,
не услышит,
не ответит.

В чистом небе снова холод,
снова холод,
снова ветер.

***

Девочка над городом -
черный бубенчик
свечечкою воткнута
в чугунный подсвечник
пряча улыбочку
так недоверчиво
щурится сквозь дырочку
в бездну проверченную

...колодезь запущенный
шаткий бревенчатый -
скольких покалечил
ворот отпущенный...

Что ушло - случайно:
просто вышли сроки.
То что было тайно -
разнесли сороки
расхватали руки
затоптали ноги;
разошлись нечаянно
шлюхи-дороги

Все что было дорого
осталось на пороге
и остались ворохом
ей - недотроге
шелесты и шорохи
и пальчики свечек.
Девочка над городом
черный бубенчик

***

Было тихо. Был сентябрь.
Полдень был.
В небе плавился янтарь
медных жил.
Над дорогой - тишь, да синь,
вьет листок
лихорадящих осин
шепоток.
Было тихо, прела гарь,
воздух плыл.

Остальное - шарь, не шарь -
позабыл.

Сколько память не тряси -
тут - пробел,
точно в лампе керосин
отгорел.

Голова болит,
как пень - от трухи,
от заполнивший весь день
чепухи.
Помню даты, всех друзей
адреса,
помню братьи этой всей
голоса,
помню каждую тетрадь,
помню чушь,
помню то, что вспоминать
не хочу,
помню лавку у ворот,
голубей...
Помню все -
а это вот -
хоть убей.

...Похожу по этажам,
как во сне,
отражу в глазах, спеша,
дым и снег;
буду голову ломать,
буду ныть,
буду к людям приставать
и скулить:

 - Как же это - шарь, не шарь -
все забыл,
помню только -
был сентябрь,
полдень был...

***

   Музыка умерла.
Нотою погребальной
плачут колокола
на колокольне дальней.

Тянется, как смола,
голос мой - сух и пресен.
Музыка умерла -
больше не будет песен.

Плачь, онемев, служи
ныне устав иной:
за упокой души
новопреставленной.

   Стихи пылятся на полках,
картины висят на стенах,
все остается. И только
музыки жизнь - мгновенна,

спичкою, осветив
чье-то лицо, - сгорает;
и не живет взаперти -
чахнет. И умирает.

Что ж ты, певун, молчишь,
скорбен, как знак вопроса...
И нескончаема тишь,
и бесконечна проза.

Только дрожит струна,
храня уходящий звук,
камнем висит вина
гриф отпустивших рук.

   Но словно мстя за тебя,
иные поют смычки,
музыка их, слепя,
смотрит в твои зрачки,

дверь отворила, вошла,
весь груз растеряв в веках...

   Музыка умерла -
да здравствует музыка!

***

Об этом же, об этом...
Ю. Мориц

Дробью неверной
пробило первый
просто у полуночи
расшалились нервы

просто ветер конусом
света заоконного
покачал - и гонит сон
с места незаконного

Оттепелью слизанного
снега детским запахом
потянуло сызнова
потянуло зá порог

снова позабытая
донеслась мелодия -
ссадинка залитая
каплею коллодия -

песни что допели мы
что забыли тщательно
снова пролетели мимо
мимо по касательной...

Что есть мочи влагою
сыплет во все стороны
полуночный благовест
черноризцев-воронов

Господи осталось еще
что-то там на донышке
март прошел фонарщиком
с фитилем в ладошке

тишина заплаканная
улыбнулась вслушиваясь
каплями как паклею
прочищая уши

Льдинки подтаивая
вниз сигают с крыши
шайкою шалавою
сорванцов-мальчишек

сунулись проказники
половицей скрипнув
горстью из-за пазухи
леденцы рассыпав

Веток хиромантия
по руке бульвара
чертит не обманывая
строчки мемуаров -

да сколько их не выпиши -
новые поманят
и весна подвыпивши
танцует
и в тумане

из зала ожидания
призрачной пристани
давешняя давняя
помахала издали.

...утром в городах
голуби сердито
ищут по следам
все что позабыто
   Льдин стальные плиты
ходят деловито
в зеркале разбитом
квадратного пруда -

туда... сюда...
туда... сюда...

Романс

Нам осталось немного;
догуляла гулянка,
по ладони дорогу
нагадала цыганка

нам обоим: дорога -
только в разные стороны,
где - крута, где - полога,
да отмеряна - поровну.

Навалившийся боком,
поезд свистнет и станет
на заброшенном Богом
полусне-полустанке,

и в кармане - билеты,
и носильщик с вещами -
поцелуй меня, лето,
поцелуй на прощанье.

Дома сяду без света,
вытру пыльную щеку,
и еще одно лето
щелкнет костью на счетах.

***

В пелене морозной
фонари качаются.
Рано, или поздно
все кончается.
Рано, или поздно
все прощаются
и возвращаются
переулком звездным.

Рано, или поздно
умолкают струны,
застывают звуки,
угасают свечи.
Тихо и серьезно
по дороге лунной
рассыпает льдышки
серебристый вечер.

Стоя на пороге,
вспоминаешь лица,
вспоминаешь руки
и слова прощальные;
в комнате пустынной
сизый дым струится,
оседая в шторах
пыльных и печальных.

Отогрей у печи
стынущие пальцы,
и - сегодня нечего,
нечего печалиться.
Фонари качаются
в пелене морозной.
Все кончается -
рано, или поздно.

(редакция 2006 г.)