Ильин Владимир Петрович : другие произведения.

Тайна Сатурна. 1-ая часть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Во времена развала страны передо мной, как и перед многими, встал вопрос - как вы-бираться из той нищеты, куда меня забросили? Ещё вчера я просчитывал собственный коо-ператив, подсчитывал будущую прибыль, а сегодня весь стартовый капитал годится разве что на макулатуру. От злости взял УК и начал просчитывать другой вариант - как вернуть, отнятое госу-дарством и остаться в стороне? Но не нашёл и придумал сам несколько вариантов. Несколь-кими годами позже увидел "Гений" с Абдуловым и невольно улыбнулся. Я продумал эти варианты до мелочей, на местности многократно проверял детали и не находил слабых мест. Эти детали положил в основу романа и немного позже добавил моло-дую девушку. Попутно с этим уже лежал на полке набросок другого, фантастики, путешест-вие по Солнечной системе. Лет 10 назад я объединил их в один, из нескольких частей. Они такое впечатление и производят - 1-ая - приключения с небольшой долей фантастики в конце. И 2-ая - начало вполне земное, но бОльшая часть - фантастика. Хотя и её можно здесь отнести к приключениям.

   Тайна Сатурна.
   Часть 1. Первые ступени
   Глава 1. Идеальное преступление.
  
   Всё началось несколько лет назад.
   Под давлением обстоятельств я решил в корне изменить свою судьбу. И начал с того, что оставил семью, дом, друзей, рассчитался с работы и уехал за тридевять земель
   Фортуна отвернулась и началась чёрная полоса, в отношении заработка, который оказался почему-то очень маленьким. Большая часть уходила за небольшой дом, купленный в рассрочку. Того, что оставалось, хватало на "свести концы с концами" до следующей получки. Так прошёл год с надеждой, что в сле­дующем месяце будет полегче. Но время шло, а этот долгожданный месяц всё не приходил и не при­ходил. Я искал постоянную работу, но то штаты были укомплектованы, то специалист моего профиля не был нужен. По­степенно пришло осознание - это финансовая пропасть, и лечу я в неё на полной скорости. Дна не видно, никакой зацепки тоже.
   С детства ведь приучены, что нам гарантирована работа, заработок. А уметь самим зарабатывать, крутиться, делать деньги? Вас учили? Меня нет. Если сегодня, сейчас я не начну постигать эту науку, мне никто не протянет руку помощи. Но где этому научиться? Время идёт. И с каждым днём надежда на улучшение всё тает, тает.
   Как-то утром рука сама потянулась за ручкой, взял чистую тетрадь и начал записывать все воз­можные и невозможные способы заработать, деля их лишь на 2 категории: честные и незаконные. Записывал даже самые нереальные и фантастические. Закончив "честный" список, был ошарашен, так мало я умею? Поразмыслив, раздробил его на части. Например:
   I.Пошив одежды:
      -- Мужская.
      -- Женская.
      -- Бельё.
      -- Брюки.
      -- Рубашки.
      -- Костюмы.
      -- Платья.
      -- Верхняя:
   А) шубы: натуральные, искусственные,
   Б) пальто: зимнее, демисезонное.
   И к нему добавлял отдельной строкой:
   II. Фурнитура:
      -- молнии.
   2. пуговицы.
   3. кнопки.
   И так далее.
   Понятно, что этот список оказался намного более объёмным. Затем у знакомого адвоката взял на пару дней УК и выписал все возможные способы из разряда "незаконных". Этот список я также про­шёл по второму кругу, разбив и его на пункты, насколько у меня хватило фантазии.
   Затем вернулся к 1-му списку и выписал из него то, что был в состоянии сразу или после подготовки выполнить. Он оказался на порядок меньше. Потом из него составил новый. По принципу: это меня больше всего устраивает.
   Этот последний список оказался очень коротким:
   1.Столярные работы.
   И это было единственное, что я умел делать в совершенстве. Невольно усмехнулся над собой - смысл во всех этих списках? Мой дед привил мне любовь к де­реву, к работе с ним, к запаху свежего леса. Все тонкости своего мастерства он передал мне.
   Я вернулся к тому, с чего начал. Единственное, что я умел делать и хотел этим заниматься - столярные изделия. Снова вернулся к первоначальным спискам. Прошёлся по ним ещё раз и понял: если я действи­тельно хочу выбраться из этой ямы, нужно найти способ и возможность столярничать.
   Как это просто - так в чём же дело? За рубанок и вперёд. А где взять хороший инструмент, обра­батывающие станки, лес, если в кармане пусто? Нужны деньги, аванс, кредит, заём. Назовите как угодно, но нужны деньги. Кто мне займёт, под какой залог? Обменять бы большие вопросы на один маленький ответ. Впору заводить новый список.
   К тому времени банки уже начинали давать ссуды. Но просто так человеку с улицы, без залога, без поручительства? Трудно, да? Я нашёл выход. Взял новую тетрадь и составил полный список всего не­обходимого набора инструмента и оборудования. Объездил район в поисках всего этого. Записал - где, что и за какую цену можно достать. Годное или списанное, но подлежащее восстановлению. Куда сбывать готовую продукцию - окна, двери, ме­бель (О! Я многое умею делать). В какую сумму всё это выливается, какова чистая прибыль, какую сумму смогу отдавать ежемесячно в счёт погашения долга, сколько времени буду работать "на дядю"?
   Получалось, если возьму 10 тысяч рублей, то за 2 года смогу их вернуть. Это, если без процентов. С тетрадями пришёл к адвокату. К тому самому, у которого брал УК. К тому самому, дочь которого год назад буквально выдернул из-под колёс летящего самосвала. В благодарность за это спасение он не единожды предлагал свою помощь, да всё не было повода. И вот теперь именно он и мог бы мне помочь.
   Алексеич, как я его называл, долго и очень внимательно изучал тетради со всеми списками, временами удивлённо по­глядывая в мою сторону. Его хобби было собирательство трубок. В основном новинки поставляли клиенты. Но среди них имелась одна, сделанная мною, я подарил ему на 40 лет. Сам сделал из сухого ореха. Не знаю, часто ли он курил другие, но при мне пользовался только этой. Лишь через 5 лет после его гибели, жена, перебирая коллекцию, вспомнит, что я правильно угадал прикус, плюс к тому сама трубка получилась очень лёгкой.
   Сейчас же, прочитав обе тетради, он пыхтел ею как паровоз и молчал, обдумывая прочитанное. До сих пор я не произнёс ни слова. Он же не задавал лишних вопросов, если сам мог найти ответ, хотя профессия требовала иного подхода. Закончив сои "вычисления", основательно вычистил трубку в пепельницу, продул её, положил на камин, поставил на стол бокалы, вино и подвёл итог:
  -- Словами ты вряд ли скажешь убедительнее. Когда брал УК, я уж подумал о другом. Я смогу помочь, самым выгодным для тебя способом. Получишь в банке 5 тысяч на 1 год. Вернёшь 7.5 . И не частями, а сразу. Кроме того, я дам тебе свои 5 на 2 года, без процен­тов.
  
   В тот вечер мы засиделись допоздна, обсуждая детали.
   На следующий день я подал на своей работе заявление на расчёт. А через 2 месяца уже тру­дился в поте лица, отрабатывая кредиты.
   Через 2 года вернул их и стал полноправным владельцем своей собственной столярной мас­тер­ской со всем необходимым оборудованием, небольшим складом леса и заказами на полгода впе­рёд.
   Прошло ещё 3 года, моё состояние, учитывая мастерскую и лес, оценивалось в 20 тысяч, из ко­то­рых 15 в виде сотенных и полу сотенных замотаны в полиэтилен и спрятаны от глаз подальше.
   Наступила чёрный вторник. Для меня и для всех тех, кто не хранил деньги в сберегательной кассе. Мы вдвоём с адвокатом ехали на его "девятке". Времени в запасе было много и мы не торопились, обсуждая мои дела. Перед нами маячил микроавтобус, который, видимо, тоже не торопился. Так мы с ним и шли километров 20 - он спереди, мы сзади. Так мы и подошли к спуску. Затяжной такой, с километр. А за ним крутой подъём. Там внизу поднималась навстречу белая "шес­тёрка". Мы пошли на обгон, вышли на встречную, выровнялись с микроавтобусом и так шли некото­рое время, пока не сообразили, что, несмотря на то, что скорость уже не 50, а 90, мы его почему-то не обгоняем. Мой водитель ещё притопил до 120, но микрач словно приклеился. Из-за встречной "шестёрки" выскочила на обгон "пятёрка". Что нам оставалось, так это спрятаться за автобус, но и он начал тормозить. А позади уже пристроилось несколько машин. Это у людей неадекватная реакция или же специальная подстава? Давить на газ и попытаться всё же обогнать? Но 4 машины на этой дороге явно не вмещаются. В наде­жде на чудо адвокат выжал 150. Ну, хотя бы "пятёрка" спряталась, там же есть место! Но нет.
   Алексеич поступил именно так, как делал и я впоследствии, мысленно возвращаясь в этот день. Мы не вмещались, он повернулся ко мне и бросил короткое: "Прости". Выбор был более, чем определённым. Либо только мы вдвоём, либо собираем грядку из 6 машин. Он крутанул руль влево, и мы слетели с дороги как самолёт и, словно гимнаст на трапеции, начали делать кульбиты.
   При первом же перевороте на крышу машина ударилась о камень и голова Алексеича лопнула как орех. После 3-го переворота на колёса я пулей вылетел через пустой уже проём лобового стекла. Будь я пристёгнут, остался бы в машине, которая тут же рванула. А так приземлился всей своей площадью на кучу сваленного железобетона. Ох, и любим же мы русские сорить! Я отключился.
   Через полчаса меня отвезли в морг, потому как врач констатировал смерть. Да и что ещё можно сказать при виде кожаного мешка с холодцом, из которого торчат обломки костей? А сам он лежит на окровавленных плитах. Однако в морге через час обратили внимание на то, что моя грудь временами дёргается.
   Меня перевезли в реанимацию, где бригада хирургов (как я подозреваю - из любви к искусству) несколько дней собирала меня по частям. Всё, что отбивается, было отбито. Всё, что ломается, сломано.
   Очнулся я через 3 недели. Когда узнал новости, отключился вновь. Вечером того дня, когда случилась авария, из оборота изъяли сотенные и полу сотенные купюры. Говорить я не мог ещё месяц, а взять в руку карандаш и того позже. И все мои деньги, всё то, что я заработал за последние 3 года, растаяло как дым. Попросту, моё горячо любимое государство меня ограбило. На 15 тысяч рублей. И это только с меня. А сколько оно прибрало к рукам по стране. Сколько людей взвыло волком! Но прошло ещё три ме­сяца, прежде чем я вышел из больницы.
   С каким настроением вышел - не стоит уточнять. Начинать всё с начала? Напрягаться для того, чтобы вновь кормить ненасытное государство? Нет. Энтузиазм вы­шел. Садиться с горя на стакан не люблю. Однако, нужны деньги. Я пересмотрел 2-й список. Хорошо тетрадь не выбросил! Основ­ным требованием отбора на этот раз поставил - моё личное неучастие в деле во время его выполне­ния. Например, чтобы вынести деньги из банка, необходимо туда для начала зайти. Что уже подразу­мевает наличие свидетелей. Если ночью - предстоит иметь дело с замками, сигнализацией, да и при подходе к банку всё же можно засветиться. Возникает необходимость в наличии алиби на какое-то конкретное время. А значит, придётся обращаться к кому-то за помощью. Второе усло­вие - я всё делаю сам, никаких помощников.
   Список вроде и большой, но выбор небогат. Всё же я нашёл вариант. Не я пойду добывать деньги у государства, оно само их мне принесёт. На блюдечке. С голубой каёмочкой. Но так и не узнает - кого же облагодетельствовало.
  
   С момента аварии минуло 3 года. Мой маленький бизнес пришёл в упадок. Кому нужны окна, двери, мягкие уголки и прочее дерево, если месяцами не выплачивается зарплата, если людям едва удаётся сводить концы с концами? А те редкие крохи, что появляются в доме, идут на еду. Количество заказов резко сократилось. Я уже не делал припасов, жил сегодняшним днём. Львиную долю заработанного съедала подготовка моего нового предпри­ятия.
  
   21 июня. Пока готовился, вся моя затея представлялась в совершенно ином свете. Сегодня пере­хожу от слов к делу. И уже с утра началось, а не ошибся ли где? А не наследил ли? А не перепутал ли местами дискеты? Но раз за разом прокручивая все моменты подготовки, это стало теперь нормой для меня, не находил ни промаха, ни ошибки. Гладко было на бумаге. Что покажет будущее?
  
  -- Алло, это "скорая помощь"?
  -- Да, я Вас слушаю.
  -- Слушайте меня внимательно, повторять не буду. Немедленно перезвоните дежурному по УВД города и передайте, что на 380-м километре трассы у километрового столба под камнем лежит документ. Его необходимо срочно передать мэру города. Это не розыгрыш. Пожалуйста, пере­звоните.
  
  -- Алло, это "горгаз"?
  -- Да.
  -- ...
   Всего я сделал 4 звонка. Набирал номер и прикладывал трубку к наушнику, находящемуся в руке и подключенному к плееру. Запись была не обычной, а пропущенной через компьютер. И мой голос стал сильно напоминать генерала Лебедя. Отличие было такое, как у писка комара от жужжания мухи-бомбовоза. Как только запись отдавала свой голос, она тут же сти­ралась маленьким постоянным магнитом, установленным в самой кассете. Таким образом, когда я вышел с почты, то уже не имел при себе никаких доказательств того, что я хоть как-то причастен к звонкам, прозвучавшим отсюда.
  
  
   "Эта дискета должна быть немедленно передана мэру города, либо лицу, его заменяющего. Срочность вызвана тем, что с каждой минутой остаётся меньше времени на обдумывание.
  
   Мэру города.
   Постарайтесь отнестись к этому серьёзно, а не как к розыгрышу. От вас требуется небольшая сумма. 100 000$ (сто тысяч долларов). Не 10 000, и не 1 000 000. Купюрами по 100$, в 10 упаковках по 100 листов, номера не подряд, в разнобой. На сбор даётся 3 (три) дня. Для передачи денег необхо­димо подготовить машину "Нива" с 4-ёхзначным номером, первые 2 цифры "00". Со снятыми си­деньями, кроме водительского. Без багажника, антенны, радиостанции и ра­диомаяка. Полный бак. В машине должен быть портативный компьютер. Через 3 дня поступит со­общение по телефону. Прозвучит одно лишь число, это будет N километрового столбика по трассе. Водителю "Нивы" одному, без помощников и сопровождения, имея при себе сумку с деньгами сразу следует выехать к указанному столбу. Возле него под камнем будет лежать дискета с дальнейшими инструкциями. В случае вашего согласия в течение всего сегодняшнего и завтраш­него дня в блоке объявлений и в бегущей строке по местному телеканалу должно идти объявление "Утерянный диплом на имя Иванова Ивана Ивановича считать недействительным"
   В случае вашего несогласия через 3 дня где-то в городе или в одном из посёлков (не в жилой зоне) произойдёт авария, на восстановление потребуется сумма, превышающая ту, что запросил я. Сегодня там включен таймер, считающий на убывание. Как только счёт достигнет "0", таймер даст импульс по цепи дальше. Отключить его возможно только дав в нужное время кодовый сигнал. Если прозвучит не тот сигнал, или не в то время, или вообще не прозвучит - таймер отключен не будет. Представим, что стоит он на одном из анкеров, за которые крепятся тросы, фиксирующие телевышку. И этот анкер перестаёт выполнять свою функцию".
  
   В 6 часов вечера по местному телеканалу прошло объявление "Утерянный диплом на имя Иванова Ивана Ивановича считать недействительным". А значит, дискета получена и уже назначена группа следователей (или только он один), составляющих план поиска автора дискеты, то бишь меня. Но не выгорит у вас, ребята. Вам придётся играть по моим правилам.
   Что они могут предпринять? Ну, во-первых, подстраховаться, т.е. подготовить требуемую сумму и оставить в указанном месте. Во-вторых, подготовят машину. Но маяк всё же поставят, не простой, а, скорее всего, какой-нибудь хитрый. И, само собой, на расстоянии пойдёт машина сопровождения, набитая омоновцами, как бочонок селёдкой. Весь расчёт стро­ится на том, что я не смогу не проявиться в момент передачи. Ведь это самый желанный вариант для них и самый опасный для меня. Как его избежать? Если я не смогу забрать деньги, зачем же всю кашу заваривать? Пошёл бы я на это, не придумай безопасного способа? Нет, конечно.
   Есть два варианта. Первый - забрать деньги незаметно. Второй - создать видимость, что деньги ушли. Как их решить? В первом случае посыльный приносит деньги, кладёт их в нишу в земле, за­крывает крышкой, плитой, камнем, щитом и ещё чем угодно и уходит. Даже если где-то и спрячутся наблюдатели, они будут очень долго наблюдать. Ведь никто не подходит же? А тем временем деньги извлекаются из ниши по трубе либо лебёдкой с другого конца трубы где-нибудь в зарослях за хол­мом, бугром, обрывом, либо сами уезжают на самоходной тележке по той же трубе. Вроде бы слож­ностей нет.
   А вот как создать видимость того, что деньги ушли? Запустить ракету как в "Гении"? Но они же вернутся и проверят нишу или разделятся, кто-то поедет к месту падения ракеты, кто-то пойдёт к нише. Это не вариант. Вариант будет, если деньги останутся в нише, но они их не смогут увидеть. А чтобы упорно не искали, создать видимость, что деньги всё же ушли.
   И дискета появилась не сразу. Информацию как-то передать надо. Вначале вспомнил способ наклейки букв, вырезанных из газет или книг, журналов. Отпал. Потом появилась печатная машинка. Тоже вы­летела в форточку. Потом у меня появился "Sinclair". Пошло увлечение компьютерами. Можно на­брать текст на экране, сфотографировать его. Потом появились дискеты. Вообще идеал. Ни следов, ни отпечатков, ни особенностей отдельных букв.
   А пока вам придётся ждать. Столько времени, сколько это мне нужно. И когда тайник взлетит на воздух, вы найдёте только те следы, которые я вам оставил. Остальные уже стёрты, сметены, смыты дождём. Искать вы будете в том направлении, которое уже задано. И не сегодня, а раньше. Просчи­таны все варианты, учтены все мелочи. У вас нет ни одной лазейки. Я понимаю, что вам не понра­вится это дело, но это ваша работа, за это вам зарплату насчитывают. И мои претензии не к вам, а к государству. Так что не обессудьте, да и я не в обиде. Ищите.
  
   23 июня с утра пораньше один из моих будущих чествователей меня на моём дне рождения в по­лусотне километров от посёлка, в таёжной избушке, отвёз меня на берег реки. В мою задачу вхо­дило сплавиться одному, наловить как можно больше рыбы, накоптить её и приготовиться к встрече гостей. Им же надлежало 25 числа к обеду на "Ниве" добраться ко мне, прихватив всё, что полагается для встречи юбилея. Они никогда не догадаются о том, что подстраховывали меня. Но даже, если та­кое и случится в будущем, думаю, они в накладе не останутся. День на природе в лесу на реке мно­гого стоит.
  
   Я накачал лодку, забросил в неё снасти, рюкзак с едой, вёсла и отчалил. Демонстративно лёг но­гами вперёд. Если не торопиться и плыть по течению, то можно добраться до избушки к вечеру. Но мне надо не торопиться для виду, а к избушке добраться загодя, выгадав несколько часов. Ведь ма­шина уже запу­щена и необходимо укладываться в жёсткий график. Поэтому, как только посёлок скрылся за первым же поворотом, вёсла пошли в ход.
   Целый день на вёслах не сидели? Попробуйте. Это кажется, что трудно. На втором часу плечи действительно тяжелеют. Но, если каждые 10-15 минут делать небольшие передышки по 1-2 минуты, дело пойдёт веселей. А если ещё каждые 3 часа останавливаться на чай у костра, дорога вообще пре­вращается в удовольствие.
   Изначально прихватив из дому кучу бутербродов и термос с чаем, я сделал лишь одну остановку. Когда же чай закончился, завёл лодку в маленькую бухту на острове. Пока кипятился чай, ос­нова­тельно размял спину и ноги.
   Всего в пути я выиграл 4 часа. Отчалил в 7 утра, приплыл в 7 вечера. В избушке растопил печь, приготовил горячий ужин. Основательно подкрепившись и отдохнув, положил в заплечную сумку немного еды, фляжку с водой, а рюкзак с провизией отнёс в лабаз. Затем достал сетку-путанку и велосипед, спря­танные заранее в камнях. Сеткой перегородил широкий ручей, подпёр бревном дверь, под бревно - камушек-сторо­жок.
   Теперь на велосипеде проделал тот же путь, но в об­ратную сторону. По тропинкам, по старым дорогам, где пешком, где вброд. К полуночи я добрался до моего временного ночного пристанища. Велосипед в конце пути привязал к бревну, оттолкнул на средину реки, дёрнул верёвку и велик ушёл на глубину, а следом полетела спутанная в бухту верёвка. И мои следы ка­нули в воду.
   В аэропорту возле гаражного кооператива детвора в лесу соорудила шалаш. Добротный и просто­рный, вдвоём можно спать. Я завалился с ба-а-альшим наслаждением. Дневная усталость нахлынула ра­зом и я провалился в сон.
   Утром, уже 24 июня в 6-30 будильник сыграл мне зарю. Пока я под умывальником из пластмассо­вой бутылки приводил себя в порядок, на сухом спирте в консервной банке вскипела вода. Заварив пакетик кофе со сливками, позавтракал, переоделся, загримировался, переобулся в кроссовки с на­клеенной по­дошвой на 2 размера меньше моего. Прибрал, убрал, присыпал, раскидал. Следов не ос­тавил.
   Полчаса быстрым шагом по тайге, изображая горбуна и с сумкой за плечами. Всё своё только с собой, никаких ненужных следов. Добравшись к тайнику, я присел на выходе трубы, через которую якобы уйдёт коробка с деньгами. Под камнем обнаружился конец тонкого кабеля с оголёнными про­водами, к которым подключил будильник и завёл его на 4 часа дня. Наступит это время, замкнётся цепь питания детонатора. Будильник уместился под тем же камнем. Отсюда я вышел на дорогу, ос­тавляя примятой траву. Вновь вернулся, достал пачку дорогих сигарет, прикурил 3 из них. Дал им самим истлеть, стряхивая пепел под камень. Окурки в пакет, пакет в сумку. Из трубы вытащил на тонкой верёвке деревянную коробку того же размера, что и спрятанная на маршруте для денег. Чтобы она имела тот же вес, внутри лежал деревянный брусок. Вся работа проводилась в хлопчатобумаж­ных перчатках.
   Вытянув коробку, брусок переложил в пакет с окурками, на его место вложил последнюю дискету с адресом адской машинки. Коробку в трубу, прикрыл камнем и осмотрелся.
   Оставались только те следы, которые планировал я, а именно - слабозаметная тропинка мятой травы от дороги к тай­нику и обратно, плюс будильник. Они должны сказать о том, что пришёл человек, поставил время и ушёл. Много пепла от дорогих сигарет, которые я никогда не курю, аккуратно струшенного под камень (а они будут здесь искать после 4-х часов) скажут о том, что человек при­шёл сегодня сюда во второй раз. Ждать прибытия денег. Когда деньги попали в тайник, он вытащил коробку, забрал содержи­мое, вложил на его место дискету и был таков.
   Коробка та же? Несомненно! Вот тот же сучок, та же вмятина, тот же след от соскочившей пилы. Да, это та же коробка. Ага, это её точная копия. Сам собирал в течении недели.
   А вот как ушёл этот человек? А вот так! Я забросил сумку за плечи и рванул по лесу, что было духу. В одном месте преднамеренно порвал рукав, оставив на сучке маленькую ниточку от куртки. В другом под наклонённом от ветра и старости, но ещё не поваленном дереве, остались следы, неотли­чимые от других. Т.е. здесь человек пробежал, не пригибаясь. А, значит, возможно вычислить его рост!
   Вновь изменив внешность, через пол часа я доехал до телеграфа. Здесь с телефона-автомата по­звонил по "02" и тем же способом (плеер, наушник в руке) передал сообщение: "384-й километр, дис­кета для мэра". Теперь мне надлежало раствориться в воздухе, исчезнуть. Ведь я сейчас - на речке ловлю рыбу. А "горбун" появится лишь в 12 часов у самолёта.
  
   Когда в динамиках аэровокзала прозвучало сообщение о том, что заканчивается регистрация авиа­би­летов на рейс до Новосибирска, из леса вышел горбун и быстрым шагом направился на регистра­цию, пройдя её последним. В накопителе пассажиры ещё минут 15 толпились в духоте. Горбун уже не торопясь снял куртку защитного, пятнистого цвета, достал из сумки иголку с ниткой и аккуратно за­штопал дырку на правом рукаве. Пока на это смотрели как на обычные вещи. Ну порвал человек куртку по неос­торожности, зашивает. Ну горбатый, горб в глаза бросается, природа пошутила. Никто от этого не за­страхован. Потом, в 4 часа вспомнят: "Да, был человек с порванной курткой. Да, на правом рукаве. Зашивал сидел. Почему запомнили? Так увечный - горбатый. Ещё левая рука порезана, видно. Перебинтована была". Ничего там под бинтом не было, это метка для людской памяти.
   Я спокойно сел в самолёт, спокойно долетел до Новосибирска. Когда входил в вокзал, уже объя­вили регистрацию до Якутска. Теперь горбуну предстояло исчезнуть. Он скрылся в туалет и через 15 минут от­туда вышел молодой спортивного вида парень в очках с сильными линзами, из того числа людей, что встретишь и не обратишь внимания. У него был свой паспорт, на фотографию в котором походил также как горбун на свою. Эти 2 паспорта я нашёл года 3 назад. Тогда ещё не нуждаясь в них, спрятал на будущее. Оказалось, на сегодняшний день.
   Ненужный теперь документ горбуна был спущен водой мелкими кусочками. Через час я улечу на Якутск, а в тайнике сработает детонатор. Пока сообразят что к чему, пройдут по следам, вычислят горбуна, разберутся с Новосибирском, я уже буду далеко. Не думаю, что кто-то сообразит, что я вы­летел в обратную сторону, к тому же кружным путём. Но шанс есть, поэтому горбун исчез именно здесь.
   Из Якутска этот парень вылетел сразу на Алдан, где нанял частника до Лебединого. Особой уста­лости не было, времени вздремнуть в самолётах хватило. Теперь мне предстоял наиболее рискован­ный участок путешествия. Чем бы вы предпочли добраться ночью за более, чем 200 километ­ров? С попутным дальнобойщиком? А метки в людской памяти? На своём спрятанном автомобиле? Я рас­сматривал много вариантов. Ведь километров 40 составляет настоящее бездорожье. Даже просчитывал пароплан. Это что-то вроде Карлсона на парашюте. Заезжал в Москве в клуб паропланеристов. Но отбросил. Не потянул финансами ни сам аппарат, ни его доставку. На своём авто можно домчаться до Утёсного, но дальше - стоп. Можно катером по реке. Но в сумерках (у нас белые ночи), да и долго. А мне требуется добраться к избушке часам к 8-9 утра, чтобы успеть приготовить рыбу. Всё должно выглядеть ре­ально. В принципе, можно бы и договориться с друзьями: если что, скажете вот так, хорошо?
   Я сделал иначе. Я выбрал мотоцикл. 4 часа, и я на месте. 2,5 часа по трассе, поворот на таёжную дорогу и ещё 1,5 часа. Заранее проверял. Днём проходил за 3,5 часа, ночью - 4. Глав­ной проблемой было спрятать или уничтожить его в конце пути. Вроде бы мелочь, в тайге места нет, что ли? А если взглянуть по-другому: человек, который займётся поисками, знает, где искать и что искать. К тому же он поставит себя на моё место и постарается рассмотреть эту про­блему моими глазами. Теперь тайга стала поуже.
   Я его и в болоте топил. Но в Якутии болота мелкие, да и затащить мотоцикл туда как? Не с воз­душного же шара. И на части разбирал, мысленно конечно. Долго, много времени надо. И под утёсом камен­ный завал делал, что более приемлемо. И в реке топил, да вода прозрачная. К тому же масляные пятна на воде из ниоткуда? В конце концов, выбрал лучший вариант.
   Доехав на мотоцикле до устья Утёсного, вытащил спрятанную вчера лодку и накачал её. Связал в плот три бревна, "случайно" причаленные в заливчике, привязал мотоцикл, сделал связку с лодкой и оттолк­нулся от берега. Течение вынесло меня на Тимптон, и я выгреб на середину. Здесь отвязал мо­тоцикл и отправил его на дно, распустил брёвна и повернул к берегу. Через полчаса был уже в из­бушке.
   Не стыкуется с моими рассуждениями, что нельзя топить мотоцикл в реке? А вы на Тимптоне были? По нему идёт сплошная глина, а не вода. В верховьях золотари стараются. И река давно уже не была чистой. А вместе с глиной идёт и мазут и пятна. Течение быстрое, река широкая. Ищи!
   А через несколько часов приехала "Нива", с Серёгой, Ленкой и Танечкой.
   Ну и последнее в этой истории. В течение месяца никто с вопросами ко мне не подходил. Поэтому 25 июля я сидел в лесу и целый день наблюдал за сопкой напротив тайника, за тем единственным ме­стом на ней, откуда этот тайник видно. Никаких движений там не заметил. Поэтому на следующее утро сидел на этом месте и уже рассматривал тайник. Тоже целый день и тоже пусто. Так что к ве­черу спустился вниз, прошёл пару километров и остановился у развороченной ямы. Когда-то здесь был тайник. Когда-то я здесь потрудился. Не зря ли?
   Я присел и начал разбирать завал. Наверное, час работал. И нашёл! Мою коробочку! Что, если в ней "кукла"? Или вообще пусто? Или же подарок: открою, а там краскораспылитель. Я накрыл его старым мешком, подсунул руки с завязанными рукавами и в перчатках и ак­куратно открыл. Ничего не взорвалось, на пшик­нуло. Вроде тихо. На ощупь - упаковки, 10 штук. От­ложил их в сторону и сбросил мешковину. Деньги! Доллары. 100 000. Забросил их в сумку, засыпал яму, забрал коробку и ушёл. Всё.
  
  
   А теперь немного о том, как эта медаль выглядела с другой стороны. На блюдечке мне её никто не принёс. Пришлось сделать несколько осторожных знакомств в нужном направлении. Да и то, добился желаемого результата лишь к зиме. Поэтому забегу вперёд.
   Они допустили худший из возможных вариантов. Тот, что я не блефую, и где-то что-то действи­тельно тикает, обещая "рождественские огни". "Ниву" подготовили как я и требовал, но схитрили, по­ставили маячок. Который подавал голос раз в минуту. Причём на 3-х разных частотах по очереди. Т.е. шансы быть обнаруженными в эфире сбросили. А на телевышке поставили пеленгатор. Второй - на вахтовке, передвижной. По 2-ум азимутам они всегда знали, где "Нива" бегает. Вот так. А в кунге вахтовки сидели 20 совсем неслабых ребят.
   "Нива" подбирала в дороге дискеты с инструкциями: куда двигаться, где остановиться, сколько простоять, где взять следующую дискету. Маршрут движения был так запутан, что разные дискеты лежали порою с разных сторон одного и того же места.
   Когда деньги легли в тайник, в эфире прозвучало двойное "пик". Вахтовка была далеко, поэтому около 10 минут деньги оставались без присмотра. Именно это время они и списали на возможность их изъятия кем-то. А когда "ухнуло", они сначала не поверили глазам - "Зачем?". Но нашли объяс­нение: я уже на безопасном расстоянии и даю им возможность отключить адскую машинку по ука­занному адресу.
   Деревянный ящик на выходе трубы подтверждал то, что деньги ушли. "Ведь это тот же самый ящик. И сучки на стенках те же и след от соскочившей пилы тот же".
   Примятая трава привела к дороге. Они сняли в пути нитку от моей порванной куртки и не­сколько минут размышляли возле наклонённого дерева. Судя по глубине следов и ширине шага, бежавший здесь человек был немаленьким и не лёгким, а вот под деревом проскочил не пригибаясь. Как так? Га­дали, пока кто-то не вспомнил Глеба Жиглова. И версия о том, что я стал горбатым, впритирку, но проходила под этим дере­вом.
   Пришли к трассе, снова вопрос: "Куда?". Если сел в машину, сразу не найдёшь. А если двинул в аэропорт? Вспомнили: слышали и видели взлетающую "Тушку". В порту, да, видели горбатого. За 5 минут до окончания регистрации пришёл, дышал глубоко, рукав порван. Он! Господи, вот по­везло-то! Давайте посадочную ведомость. Который? В конце списка? Ну да, он же последний. Пас­портные данные - на запрос в картотеку.
   Ответ им явно не понравился. Нет такого. Вернее есть, но с другим паспортом. А этот уже 3 года, как утерян. Рейс ушёл в Новосибирск. Туда же и запрос: "после посадки нашего борта с таким то паспортом никто никуда?". "Нет, не улетал? Жаль".
   Долго жалели. 3 часа. Потом спохватились: "Никакой паспорт из улетевших в течение 5-6 часов после нашего рейса в розыске или утерянным не числится?". "Числится. Через час после вашего уле­тел. Куда? В Якутск". "А словесного портрета нет?". "Есть. Молодой парень, 23-24 года, спортивная фигура, килограмм на 90, рост - около 180, короткая стрижка. Почему запомнили? Очки у него были. Минусовые, да сильные. Разбил их. Щурился всё до посадки".
   С Якутска тот же парень вылетел до Алдана. Там частник токсанул его до Лебединого. На пово­роте высадил, в посёлок не повёз. Хотя уже ночь была. Сказал, там ждут его. Но в Лебедином никто из местных под описание не подходил. Вернее те, что подходили, имели полнейшее алиби и никуда в указанное время не летали. Из дальнобойшиков никто такого парня не подвозил. Другого тоже. Там вообще никто не голосовал. "Это уж точно!".
   Три не совсем обычных факта. Утерянный паспорт вылетел до Новосибирска. Такой же - до Якут­ска и дальше до Алдана. Потом растворился возле Лебединого. Общей связи никакой. Если только: хождение по кругу для запутывания следов. Или, вообще, это 3 разных человека. Или 2, но тоже раз­ных.
   Потом они и пепел собрали. Я закурил дорогие сигареты с ментолом. "Выпрямили" горбуна и про­били мой рост. К тому же я стал "возможно, близоруким". Но на горбуне они 10 сантим потеряли. Могу за 2 секунды вырасти или потерять до10 этих самих сантиметров. Причём смотрюсь вполне нормально. Ведь напутствовал же меня хирург:
  -- Крути суставы, парень. Они у тебя сейчас как у младенца. Хотя бы с годик покрути. Иначе будешь ходить как к столбу привязанный.
   Вот я и кручу и на шпагат сажусь и на руках бегаю. Только никто об этом не знает. В обычной жизни мне и нагнуться то лень.
  
  
   Большая часть денег "окопалась" глубоко в тайге в герметичной капсуле. Меньшая прошла обмен по "горячему" курсу. Т.е. за 10 долларов я получил 7,5 чистых. Что я решил сделать в первую оче­редь, так это помочь своим друзьям на родине. Старики мои во мне уже не нуждались. Батя ушёл, когда я лежал в гипсе, а матушка и того раньше. В моей бывшей семье состояние было как у всех. То есть плохо. Работа есть, зарплаты нет. А если и появляется, то очень тонким ручейком.
   Я не стал швыряться деньгами, понимая, что если попаду под колпак там, у себя дома, то здесь будет устроена проверка. Я поступил иначе. Под предлогом визита обошёл всех старых знакомых и приятелей. Все жили "как все". А двое вообще влачили жалкое существование. Один столяр как и я, но лучше. А другой - портной. Оба со ста­рыми инструментами, "ещё от деда". И денег не то, чтобы на материал, а на хлеб не хватает.
   Случайно, чисто случайно встретил старого знакомого. Познакомились ещё в школьные годы на районных олимпиадах. После учёбы встречались изредка, стараясь затащить друг друга куда-нибудь на стаканчик чая. В тот день я стоял на остановке, ожидая автобуса, когда заметил сдававшую задом иномарку. Он же заметил меня, проезжая мимо, и, ясное дело, не мог упустить такой случай. Запих­нул меня в машину, перебросив своего знакомого на заднее сиденье:
  -- Извини, это мой старый приятель, 5 лет не виделись, - это ему, и уже ко мне, - ну, кричи. Где пропал то? Я уж думал, сгинул ты. Мы же друг у друга ни разу не были дома. Такие вот только случайные встречи.
   Разговорились. Пока ехали к нему на работу, вкратце поведал о своих последних 5-ти годах.
  -- Столяром, говоришь? 15 тыщ потерял? Ну ты, брат, даёшь! И попал же ты на этот чёртов вторник! И что, обменял их потом, как с больницы вышел?
  -- Потомкам на коллекцию оставил.
   Он резко бросил газ и нажал тормоз до предела. Из просвистевшей мимо машины донеслось только одно слово:
  -- ... мать!
  -- Ты что, серьёзно? Да тыщи 3-4 можно было выручить, - и он включил передачу.
   На этот раз его старшую ближайшую родственницу вспомнил прохожий, с жалостью взирая на ос­татки арбуза. Мой водитель неожиданно заикал. Видимо, список поминовения его родственников ос­тавался открытым.
   Он пошарил рукой в кармане позади сиденья в поисках бутылки с минералкой. Однако бабушке приписывалось столько грехов, что на него было жалко смотреть.
  -- За дорогой следи. Ещё 3 месяца в гипсе меня добьют.
   Когда мы добрались, его какая-нибудь пра-прабабка оказалась куртизанкой на пиратской шхуне. Другой вывод с его прыгающей головы на ум не приходил.
   Он выкупил в гаражном кооперативе 5 боксов. Причём 2 имели выезд на одну сторону, 3 - на дру­гую. Внутри, во всех смежных стенах пробили двери. Получился небольшой цех по реставрации авто. Приятель мой, как потом рассказывал, умудрился вовремя сориентироваться и на волне кооперации за­работать стартовый капитал. Теперь имел небольшую фирму по доставке авто из-за рубежа. Ре­монт, покраска и за умеренную цену на рынок. Как и я, он тоже всего не рассказывал. Мы оба со­шлись во мнении, что всего знать необязательно.
   И вот тогда мне пришла идея. Он собирался нанять секретаря (читай - секретаршу) для обработки и сортировки всех его бумаг: каталоги запчастей, сроки доставки, исполнения, продажи, дого­вора, бумаг много. Я предложил свой вариант. Он даёт работу на дому моей бывшей суп­руге, а я внакладе не остаюсь
  -- То есть? - не понял он.
  -- Ты будешь платить ей в несколько раз больше, чем платил бы кому другому.
   Он задумался, потом спросил:
  -- А эта разница в зарплате, за чей...
  -- Я оставлю тебе эту разницу, - перебил я, - года на 2 вперёд.
  -- Твоя какая выгода? - удивился Саня, и довольно искренне.
  -- Думаю, сам поймёшь.
  -- Постой, Серёга, ты ведь говорил, что потерял деньги? - потом, видимо сообразил, что не с по­толка же я их сниму, - А, ну да. Горячие? - вопрос в лоб.
  -- Были, - не менее прямой ответ, - теперь они даже чайник заморозят, я обменял их. Но всё же лучше никого в известность об этом не ставить. В накладе ты не останешься, а меня выру­чишь. Добро?
   Мы пожали друг другу руки.
   На следующий день в газете появилось объявление о надомной работе на компьютере. Я подсунул его своей бывшей половине и уговорил таки, хотя и с трудом, позвонить:
  -- Да сколько я уже звонила по таким вот "требуется" и "предлагается"! Везде горы работы, да шиш зарплаты!
  -- Звони, когда-нибудь тебе должно повезти!
   Конечно же, она оказалась самой первой дозвонившейся. А те, что звонили раньше, были вто­рыми. Съездила, "узнала всё, понравилось, заключили договор". Привезли домой компьютер и загру­зили рабо­той. Но такой уж у неё характер стал (эх, Танька! был бы раньше), свой "замечательный!" заработок она отрабатывала сполна. Потом, год спустя, мой дружище ещё поблагодарит меня. Правда, благодарность эта прозвучит вполне по-дружески:
  -- Дурак ты, Серёга! От такой бабы ушёл! Какого хрена тебе не хватало?
   Но пока здесь я стал спокоен. Помог, чем мог. А друзьям выпала небольшая шабашка. Из мате­риала заказчика, да их же инструментом. Расчёт с ними был этими же материалами, инструментами, да частью деньгами. Откуда ветер дул, я им так и не сказал. Когда-нибудь...
   С Саней у меня состоялся ещё один разговор. Я поинтересовался его связями и попросил достать мне кое-что из аппаратуры, не совсем обычной. За хорошие деньги, разумеется. Когда назвал, что именно, он чуть сигарету не проглотил:
  -- Ты что, офонарел?! Зачем тебе это?
  -- Сань, есть вещи, о которых вслух не говорят. Я же не обо всём тебя спрашиваю.
  -- Но потом, в будущем, расскажешь? - он не мог поверить, что я занимаюсь тем, в чём он меня заподозрил.
  -- Нет, иногда встречаются такие вещи, о которых лучше вообще не знать.
  -- Но ты то знаешь.
  -- Об этом знаю только я один. Так безопаснее.
   Он долго в упор смотрел на меня, пока сигарета не обожгла ему пальцы. Он чертыхнулся и подул на них.
  -- Да, - согласился он, - ты прав. Я тебя понимаю.
   И тут я тоже понял, что он зарабатывает себе на хлеб с маслом не только на автомобилях.
  -- Сделаю. В течение месяца.
  -- Две недели.
  -- Цену набросят. За срочность.
   Я промолчал.
  -- Куда сгрузить?
   Ну ясно. Такое держать дома - сидеть на пороховой бочке.
  -- Старое кладбище знаешь? Возле завода.
   Там был заброшенный склеп. Иногда пацаны бегали в тех местах. Но если сгрузить ночью, а за­брать через пару часов, пацаны свои коррективы не успеют внести. Что я заказал? Да то, что мне по­надобится зимой ещё для 2-ух "вызовов". Теперь "кукла" в виде адской машинки может не пройти. Вернее, для вто­рого раза может и сойдёт, но на третьем точно пролечу. Ведь в прошлый раз я оставил в указанном месте всего лишь муляж, указав, что "здесь могла находиться и настоящая вещь".
   Заказ привёз домой с помощью курьеров. Первый доставил чемодан в Новосибирска и оставил в камере хранения. Второй - из этой камеры в Сковородино. И третий сдал мне на руки в конечном пункте прибытия. Каждый получил обратный билет и хорошую оплату. Не очень большую, чтобы не особо задумывались, что везут. Но и не слишком маленькую, чтобы довезли в целости. Оставалось подготовиться по планам "В" и "С".
  
  
   Я выбрал место, опять же возле аэропорта. Очень удачное. В 10 метрах трасса, в другую сторону - заросли на пару километров вдоль старой взлётной полосы. Рядом пустырь и тайга. Полный на­бор разновидно­стей ландшафта. А в центре выбранного места - небольшое углубление. Летняя под­готовка состояла в том, что на сотню метров по самым зарослям на высоту 30 сантим от земли уб­рать ветки. Если взглянуть с одной стороны, получится узкий длинный коридор, в конце которого я вырыл ямку. И по длине этого коридора стесал все бугорки. Чтобы никто случайно не заглянул в него, набросал в некоторых местах веток.
   После первого снега, который уже не таял, поубирал их, ползая по-пластунски, и таща за собой тонкий трос в виде полевого телефонного провода. Это витая пара, где каждый провод состоит из 3-ёх медных и 5-ти стальных жилок. Тонкий и очень прочный трос. К тому же, по нему пойдёт сигнал. На место тай­ника уложил деревянный щит с маленькой дверцей. Настолько маленькой, что только одну упаковку денег через неё и можно протолкнуть.
   Под щитом лежал хитрый транспорт, раздёленный на 5 отсеков. Когда в 1-ый опустят все 10 упа­ковок и закроют дверцу, по проводу пойдёт сигнал и в конце коридора включится лебёдка. Со скоро­стью метр в минуту она потянет транспорт к себе. Высота отсека позволяет вместить только 2 упа­ковки. Остальные удерживаются упором. Транспорт движется, под деньги подходит 2-ой отсек. Ещё 2 упаковки опусти­лись и т.д. А в пазы в начале транспорта слегка вставлена крышка, узкая и длинная. Выдвигаясь, транс­порт постепенно наползает на крышку, пока не закроются все отсеки.
   Лебёдка тянет, транспорт ползёт и через 2 часа щёлкнет выключатель. Всё. Тишина. Режим ожида­ния. А под щитом своя схема тикает. От транспорта след останется в сугробе. Небольшой тоннель, 10х5 сантим. Как его можно убрать? Да дунуть надо в этот самый тоннель! Вот эта схема и дунет. Всё проделы­валось ночью, так что меня никто не видел.
   А третий этап был зимой. Поставил лебёдку и аккумулятор. Прождал ещё 2 недели, чтобы снег "при­брал" за мной. И отправил дискету. Уточнять, куда?
  
   Конечно же, за "Нивой" на приличном расстоянии просеменила вахтовка. Ага, шторки задраены. Зачем бы это лесорубам или горнякам? Никогда не видел шторок на вахтовке. Для красоты, наверное. Часа через 2, вдоволь набегавшись по тайге, "Нива" вернулась, вышел водитель, забрал из сугроба возле до­рожного знака очередную дискету и сел обратно в машину. И через 5 минут вышел с пакетом под мыш­кой. А должен был через 2, максимум. Ладно, давай двигайся. Не резон тебе стоять, - 40 на улице. Ну, за­мер. Стоп! Что там вдали шевелится? Там, за лесом. О, парень, да ты с биноклем. И куда? На "Ниву"? Тебе то зачем? Тоже интересуешься? Ну-ну. Да у тебя ещё и рация! Водитель сразу двинулся. Видимо "цу" получил. Разгрёб сугроб, нашёл дверцу, смахнул снег веником. Как по инст­рукции! Закрыл, засы­пал. Давай, счастливо.
   Ещё один наблюдатель залёг. Не холодно? 2 часа пролежать. Это мне хорошо, мне тепло.
   А в порту по купленным билетам, надо же - совпадение, опять на Новосибирск, уже полным хо­дом "пробивали" все паспорта. Но ни одного утерянного. Правда, оставались свободные места. Мо­жет, кто прибежит, успеет, а?
   И на ж/д вокзале после всего этого бойцы ходили в штатском. "Высокий мужчина, рост 180, вес 80, возможно, горбун, возможно, в очках - большой минус?". Поезд на Москву, и тоже в это время. Может, подозрительный кто будет? Ещё двое встречали таксистов, дожидались, пока пассажиры рас­платятся и уйдут, показывали удостоверение и интересовались:
  -- А откуда вы привезли человека ( или людей)? Не оттуда ли? Нет? Ну извините.
   И тоже все паспорта по билетам поезда на проверку. Но нет никого, ни по паспорту, ни по приме­там. А те немногие, что подходили под описание, брались на заметку. И после отхода поезда и сбора билетов вызывались в купе проводников для "политбеседы". Но все приводили алиби на указанное время, свиде­телей. И те подтверждали.
   2 часа истекло. Деревянный щит со всем снегом на себе приподнялся метров на 5, подумал и упал обратно. Благо, на дороге никого не было. А, и был бы, так успел проскочить сквозь снежное облако. Тихо, ветра нет, снег долго оседал. В радиусе метров двадцати волной сугробы перепахало. Заодно и в тун­нель "дунуло". При высоте сугроба в метр, проседание в 5 сантим не очень заметно, правда? Правда. Потому никто и не заметил.
   Но что тут началось! Благо, меня там не было! С далека смотрится лучше. Они прямо из снега вста­вали! Когда только наползли? Все щепки от щита собрали в кучу. Наверное, греться будут. Он же, когда упал, ещё раз взлетел. Контрольный заряд сработал. Но нет. В вахтовке с десяток снеговых лопат оказа­лось. Просчитали варианты?
   Площадку расчистили, весь снег перетрусили. Всё собрали, но ни обрывка от купюры!
  -- Куда деньги исчезли?
  -- Никто не подходил. И не подъезжал.
  -- Значит, сами уползли?
  -- А что? Вполне может быть. Раз никто не подходил, не подъезжал и не подлетал.
   Логично. Ещё раз перерыли. Но мёрзлую землю рой, не рой, много не нароешь. Расширили радиус поиска до 20 метров. По кругу начали бить туннель, полагая, что если кто по сугробу полз или какая хитрая машина деньги утащила, то на срезе дыра должна остаться. Опять верно!
   Ох и много же новых слов я услышал в свой адрес! Кем только мои предки не были! И гребцами на галерах, и евнухами при гаремах. А какая участь меня ожидала! Проще сразу застрелиться. Я ведь на деревьях микрофоны развесил. От резкого звука включились. И теперь у меня было не только изо­бражение в би­нокле, но и звук в наушниках. И наблюдал я за этим действом сквозь маленькое оконце на чердаке 10-этажного дома. Тепло, главное.
   О, радость у людей! Дырку нашли. Большую. Сантиметров 20. Прошли по ней визуально, прики­нули, где выходит. Чёрт, да тут у дальнобойщиков стоянка за поворотом! Полторы сотни метров под снегом. И машинка тут же, у выхода, снегом присыпана. Хитрая штука. Потом разобрались, что к чему. Оказыва­ется, маяк здесь стоит, "голос" подаёт. На его "пик" и ползла машинка по прямой, как по трассе. На электродвигателе, на батарейке. И небольшой грузовой отсек есть.
   Совсем забыл. Я же сам готовил этот пас. Знаете, как у фокусника. Пока левая рука чудо в воздухе ло­вит, правая фишки на столе передвигает. И дискета в этом грузовом отсеке. Быстро её в "Ниву", время уже на исходе. Читайте веселей же! Ого, как машина рванула!
   Нашли адскую машинку, успели. Да вот тот, кто её устанавливал, лопухнулся малость. Всё тикало, всё работало, всё ждало сигнала на отключение. В лаборатории потом выдали заключение:
  -- Если бы тот парень не забыл включить тумблер в цепи детонатора, труба на ГРЭСе легла бы на технологическое здание. А может он и не забыл включить? Может, он специально не включил?
   Конечно может. Я и не думал его включать.
  
   Глава 2. Птица "Феникс"..
  
   Третий вариант я отставил, хотя технически всё было готово. Внесло свои кор­рек­тивы моё подсознание. Другие называют его внутренним голосом, шестым чувством. У них в го­лове кто-то говорит: "не делай этого, делай вот так". У меня голосов не бывает, проявляется иначе. Месяцами продумываю план, просчитываю детали, шлифую. А на утро просыпаюсь, и весь мой план, такой реаль­ный и гладкий, летит к чёртовой матери. И причина необязательно оказывается явной - что-то всё же упустил. Но бывает иначе. Безо всякой видимой причины мои задумки тускнеют, сереют, а потом и вовсе отпа­дает желание это делать.
   Вот и теперь. Вроде всё правильно, всё рассчитано, подготовлено. А вот не хочу делать и всё. Не знаю, чем бы занялся дальше, если б не злость. Злость на наше правосудие. Многое ведь можно терпеть. Особенно русскому человеку. Сколько правителей вытерпел! Даже, когда в 91-м его в мас­штабах страны ограбили, не возражал. Отобрали все деньги, и ничего. Нормально. Потом кусок хлеба отобрали. Терпит! А если и работу заодно? Ты смотри, крепкий, зараза, попался! Может, дус­том попро­бовать?
   Ну, насчёт моего терпения, я до сих пор и пытался объяснить. Но когда четверо великовозрастных де­тишек потешились с Танечкой, Серёгиной дочкой, чаша лопнула. Может, поэтому подсознание от­каза­лось выполнять план "С", предугадало? Произошло это через неделю после моего наблюдения с чердака, и за день до следующего этапа. Всех четверых взяли на следующий день. Но! У одного папа - начальник, у другого - директор, у третьего - зав, у четвёртого - зам. В общем, эти 4 папы при­слали к Серёге гонца: "Мужик! Возьми деньгами!". Серёга сказал "нет". "Мужик, ты не понял! Много денег, очень много В долларах!"
  -- Нет!
  -- Тогда вообще ничего не получишь.
  -- Катись-ка ты!
   Он и выкатился. И детишки следом из камеры. И вообще оказалось, что это она их соблазнила. Так соблазнила, что месяц в больнице пролежала. Серёга взвыл. Не окажись я рядом, дров бы нало­мал. Це­лый час кипел как вулкан. Я не гасил, чтобы энергия вышла. Только держал "в рамках", зная его харак­тер. Когда он поостыл малость, налил ему полный стакан. Себе тоже. Сергей опрокинул его как воду.
  -- Остынь, Серёга и успокойся. Всё будет хорошо.
  -- Ты что, издеваешься? - набычился он опять, и глаза стали наливаться, - какое "успокойся"? Танька в больнице под капельницей лежит, а эти сволочи сейчас усмехаются себе где-нибудь в кабаке!
  -- Серёга, всё будет нормально, - повторил я спокойным голосом, хотя внутри всё тоже кипело.
  -- Тёзка, - он вдруг совершенно спокойно посмотрел на меня, - о чём ты говоришь? Ты считаешь, их надо простить? Пусть ходят и смеются? Ты же знаешь Таньку, знаешь, что я и пылинке не давал на неё упасть. А эти её как половую тряпку...
  -- Знаю, - перебил я, наливая ещё по "чуть".
   Сергей посмотрел на это "чуть":
  -- Так, - начал он соображать, - то-то я смотрю, спокойный ты.
   Мы выпили. На этот раз он смор­щился. И даже закусил. Потом закурил и молчал, пока сигарета не погасла.
  -- Что ты предлагаешь? - наконец спросил он.
  -- Смирись.
  -- Прям щас? - он был само спокойствие.
  -- Вообще.
  -- Серёга, - он набрал полные лёгкие дыма и, медленно его выпуская, произнёс, - если бы я тебя не знал так, как я тебя...
  -- Знаю, - опять перебил я его, - ты бы мне сейчас все зубы посчитал.
  -- Точно, - произнёс он с вожделением, - а откуда ты это знаешь?
  -- Ну, я тоже тебя знаю.
  -- Верно, - согласился он, - мы оба знаем друг друга, - он налил ещё по чуть, - Так вот, это знание под­сказывает мне: если ты говоришь: "снег - чёрный", то не надо выходить на улицу, чтобы проверить. Что ты задумал?
   Я поднял свой стакан.
  -- Будем, - это тост.
  -- Будем, - ответил он. Мы чокнулись, он вновь скривился, - а женщины думают: мы нектар пьём. Ты не ответил.
  -- А зачем тебе отвечать, - теперь уже я закурил. "Приму", а не дорогой "Россманс", чей пепел остался у тайника, - ты ведь и сам догадываешься, что я не спущу это дело на тормозах.
  -- Ты?! - он встал.
  -- Сядь, - он сел.
  -- Ты сказал: "ты не спустишь"? - он снова встал.
  -- Сядь, - он снова сел.
  -- А я? Ты меня что, в расчёт не берешь? Или я должен остаться в стороне? - беленился он, - это чьей дочкой попользовались? Ты предлагаешь мне в кустах отсидеться? - он встал.
  -- Сядь.
  -- Да ну тебя к чёрту! Он пойдёт их морды бить, а я буду из переулка наблюдать! Ну, спасибо.
  -- Серёга, - я дёрнул его за рукав, он сел, - во-первых, я не буду их морды бить, я к ним даже пальцем не притронусь. Во-вторых, когда с ними что-нибудь случится, на кого падёт подозре­ние? В первую очередь.
  -- Ты собираешься кому-то перепоручить? - он уставился на меня немигающим взглядом и снова за­курил.
   Потом встал и начал вышагивать по комнате. Вдруг сел и, глядя мне в глаза, произнёс:
  -- До сего дня я тебя не знал. Я очень рад, что есть человек, которого теперь могу с полным пра­вом назвать другом. И ценю твоё участие. Но, прости меня Бога ради, не пойму тебя, - он опёрся руками на стол и заглянув мне в лицо, тихо произнёс, - тебе за­чем?
  -- Действительно, Серёга, зачем? Ты знаешь почти всё обо мне. Кто я такой в твоих глазах, что беру на себя миссию правосудия. Моя какая выгода? Просто широкий жест? Как объяснить тебе, что меня по жизни достала эта шушваль? Не эта четвёрка конкретно. Кроме них, других хватало. И тот козёл на микроавтобусе, из-за которого меня "растекло" по плитам, а адвоката вообще в гроб загнало. Из той же "команды". А ведь их мы тоже терпим. Терпим и молчим. Молчим и прощаем. А они наглеют. У них - папы, у них - мамы, у них - связи. А мы всё мол­чим. И отцы наши молчали, и деды терпели. Сталин в лагеря ссылал, особо ретивых стрелял. Чтоб остальные боялись. Боялись и молчали. И терпели. А, может, хватит молчать? Может, не надо терпеть? Если у правосудия на глазах повязка, а в ушах затычки, может быть, взять на себя его функции? Не крича об этом. А спокойно и тихо их отстреливать, чтобы ни папы, ни мамы, ни связи их мо­гучие не смогли бы уберечь.
   Я замолчал, в стаканах уже было. Мы чокнулись, выпили и съели ещё немного.
  -- Так кого и за сколько ты собрался нанять? - спросил он через несколько минут.
  -- Себя и на добровольных началах, - глядя ему в глаза, ответил я.
  -- Ты кажется, сказал, что я почти всё о тебе знаю?
  -- Ну.
  -- Эти "добровольные начала" входят в это "почти"? - он искоса посмотрел на меня.
  -- Нет, Серёга. Если ты подумал, что я киллер, то ошибся.
  -- Тогда что же ты хочешь сделать?
  -- Для начала я им дам полгодика отдохнуть.
  -- А потом?
  -- А потом я их уберу. Назначу день и предупрежу тебя.
  -- Чтобы я был рядом с тобой?
  -- Чтобы ты был у всех на виду, чтобы у тебя было алиби. В конце концов, такая ли уж большая разница, кто это сделает? Как-то я смотрел фильм. Там было трое друзей. И у каждого было кого убрать. Так они договорились и каждый убрал врага друга. И всё нормально.
  -- Ты...
  -- Нет, - я выставил вперёд руки, - я же сказал: на добровольных началах. Думаю, если мне пона­добится твоя помощь, я смогу на неё рассчитывать?
   Мы долго ещё спорили и решали, что и как сделать. У меня была своя идея, но Серёга над ней рас­смеялся и обозвал меня "безнадёжным романтиком, начитавшимся детективов". Несмотря на мои по­пытки его переубедить, он остался при своём мнении:
  -- У тебя полгода. Потом заговорит моё самолюбие.
   На том мы и расстались в тот вечер.
  
   Наказать можно разными способами. Одного человека. Если двух одновременно схватит паралич, будет подозрительно. А свали он сразу всех четверых, всё равно, что адрес оставить. Это была дружная кампания. Все они в том возрасте, когда весь мир у ног и открыты все двери. А если дома ни в чём нет отказа, вообще жизнь прекрасна. И когда они поздним вечером стоят с при­ятелями на улице, а мимо идёт молодая девушка, то идёт она с единственной целью: ублажить всю кампанию и доста­вить каждому удовольствие. По кругу. По очереди. Как жребий ляжет.
   Представьте, что эта девушка - ваша дочь. Порадуйтесь, родители! Ваша дочь уже большая. Ну и что вы будете делать? Взывать к правосудию? Так ваша любимица сама легла! Пойдёте "их морды бить"? Так на следующий день они к вам домой заявятся, когда спать будете. Придёте к их папам и пожурите пальчиком: плохо детей воспитали! Мы решили сделать по-сво­ему. Ведь жизнь полна неожиданностей и от несчастного случая никто не застрахован. Мы Серёгой перебрали много вари­антов, и не за один вечер. Но когда я узнал, что кампания часто отправляется по вечерам в го­род на одной машине, решение пришло само собой. Но, найдя один ответ, встал другой вопрос. Чем? Или как?
  
   Наступил июнь. Весь снег растаял, земля подсохла и листья из почек полезли на­ружу. Четвёртый ве­чер подряд я выезжал на выбранное место возле трассы в ожидании знакомой "Ауди". Самолёт из Ростова забегал в наши края лишь раз в месяц. Я рассчитывал сразу же после кровавой расправы сделать ноги на родину. Это на случай, если меня каким то образом вычислят и начнут разыскивать. Дней через 10 я свяжусь с Сергеем, прозондирую почву. А он сейчас, попутно со мной, четвёртый вечер подряд задерживался на работе, делая шабашку и обеспе­чивая себе алиби.
   Наша местность считается горной, и поэтому все дороги бегут то вверх на сопку, то вниз под неё. Я засел с биноклем на вершине одной из них. Я просматривал ближайший километр в сторону посёлка и ещё один в сторону города. Каждая белая машина из посёлка заставляла поднять бинокль. Часы показы­вали 10. Я уж было решил, что впереди ещё месяц, как она появилась. Даже без бинокля не спутаешь. Свой стиль вождения. Наглый, хамский. Идёт на обгон, не думая, впишется или нет. Водители давали им место по одной лишь причине: "уступи дорогу дураку". Но они принимали это как признание своего величия. Машина проскочила мимо меня не меньше, чем 150 в час. Да нор­мальный человек здесь больше 80 не пойдёт! Отложил бинокль и приготовил СВД.
   До спуска она успела обойти 2 машины. Я дал ей подняться на половину подъёма и отправил вдо­гонку свою посланницу. Она вошла на уровне заднего бампера. Тут же отложил винтовку и включил видеока­меру, уже установленную и сфокусированную, с подогнанным увеличением. Пока снимал и сам смотрел.
   Это было красиво. Сначала рванул бак. Хорошо рванул, видимо под завязку заправились. Затем пламя волной влетело в салон и машину тут же подбросило задом вверх. Внутри началась паника. Но какая же инерция при такой скорости! Она метров 70 шла кубарем вверх по склону! Те, которых она обо­гнала, остановились внизу, высыпали на обочину и наблюдали редкое дорожное явление невоору­жёнными глазами.
   А там, внутри становилось всё жарче и теснее с каждым кубарем. Сверху вынырнул джип и стал как вкопанный. "Ауди" не допрыгнула до него метров 10. Инерция закончилась, машина скругли­лась, и к работе приступил закон всемирного тяготения. Кубари пошли вниз по нарастающей. За представлением наблюдали с бесплатных трибун сверху и снизу из подоспевших машин. В нижних рядах началось вол­нение, ведь факел в их сторону! Но огненная колесница сошла с трассы. Прыжок в сторону, а там ещё круче. Золотой запас любой страны против нашего деревянного - там не выжить. Думаю, Сергею с Тать­яной запись понравится. Ленке лучше не показывать. Она может на курицу смотреть лишь на птичнике или в холодильнике. Промежуточный процесс вызывает у неё состояние обморока.
   Всё. Камеру и винтовку в машину, бинокль с шеи туда же. Винтовку потом в тайник в тайге. На ма­шине домой. По дороге сменил колёса и кроссовки. Старые забросил в реку, привязав по камню.
  
   Наутро заехал к Сергею на работу и передал пакет с кассетой.
  -- Свежий ужастик. Тебе понравится.
  -- Сделал? - он, видимо уже настроил себя ещё на месяц.
  -- Там всё увидишь. Посмотрите с Танькой, сотри. Это единственная улика. К тому же - неопро­вержимая. Всё, Серёга, через 2 часа у меня самолёт. Позвоню через 10 дней.
   Мы пожали руки. В последний раз. Улетал я с чувством завершённого дела. Как жаль, что машину времени ещё не изобрели.
  
   Через 10 дней я позвонил. А в ответ - тишина. Набирал номер весь день. И следующий. И ещё 2. А до самолёта 2 недели. Кружным путём, через Москву и Якутск я добрался в Утёсный. Взял такси и по­ехал домой.
   Но дома не было, только чёрные обгоревшие головешки. И от дома, и от столярки, и от га­ража, в котором сиротливо торчал чёрный остов моей "шестёрки". Ни дыма, ни пара, всё сухое. Зна­чит, горело не вчера.
  -- Это твой дом? - спросил водитель.
  -- А? - Я обернулся. - Да, я здесь жил.
  -- Забыл выключить утюг?
  -- Вряд ли.
   На улице показалась моя соседка. Подошла и остановилась. Смотрела на меня, как на "явление Христа народу" и крестилась. Пожилая и одинокая старушка. Я часто помогал ей. То табуретку новую по­дарю, то забор подправлю, то дров наготовлю.
  -- Серёжа? Так ведь ты сгорел! Свят, свят, свят.
  -- Да живой я, тётя Аня. Не горел я, можете меня потрогать. Я не привидение.
  -- Так ведь труп нашли, когда потушили, - она ещё не верила, что я "воскрес".
  -- Интересное кино, - кто же это вместо меня сгорел? Может бомж какой в дом забрался, над­рался в стельку, закурил, да и уснул. - Тётя Аня, когда пожар был?
  -- Да уж неделя прошла, - она смотрела на меня с жалостью - крыши ведь над головой ли­шился, и с недоверием: человек ли перед ней. - Ты, если что, у меня поживи. Комната есть.
  -- Спасибо. А от чего загорелось?
  -- Ночью баллон газовый взорвался.
  -- Баллон?
  -- Ну да. Пожарники так сказали.
   Здорово. Баллон я ведь в подпол опустил. На всякий случай. Как же он там рванул? И автоматы на счётчике выключил. Может, этот бомж вытащил баллон, чтобы приготовить поесть?
  -- Тётя Аня, не было баллона.
  -- Как не было, у тебя же плита на газу?
  -- Убрал я баллон. В подполе оставил.
  -- Так взрыв был. От него и пожар начался.
   Я мысленно перебирал всё, что оставалось в доме до пожара, вернее, до отъезда. Нечему было взры­ваться. Если только бензобак да канистра с бензином. Но и они от нечего делать не взрываются.
  -- Тётя Аня, а что загорелось сначала?
  -- Я выскочила сразу, как услышала. Дом горел, а от него и гараж с мастерской занялись.
   Значит, дом. Но не было в доме ничего. Значит, само прилетело и взорвалось? Меня прошиб оз­ноб. Уж лучше, чтобы всё-таки бомж.
  -- Да не горюй ты так из-за дома. На улице не останешься.
  -- Эх, тётя Аня, ваши слова бы да к Богу, - я повернулся к таксисту, - поехали, быстро!
  -- Куда? - Он уже крутил стартер.
  -- На МТФ, - ответил я, прыгая в машину, - тётя Аня, прощайте.
  -- Как прощайте? - удивилась она.
   Но я не ответил. Машина круто развернулась и мы унеслись прочь.
  -- Что за спешка? - спросил водитель.
  -- Приедем, увидишь.
   На полпути он повернул голову и, то ли спросил, то ли искал подтверждения своим мыслям:
  -- К Родимцевым, что ли?
  -- Ты откуда знаешь?
  -- Приедем, увидишь, - моими словами мне же в ответ.
   Внешне я казался спокойным только руки выдавали: хоть песок сей. Я не называл ему адреса, он сам меня привёз. Догадываетесь, куда? Там тоже вместо дома головешки. Я заплатил таксисту и он без за­держек быстренько смотался, выбросив мою сумку.
   Внутренне я уже подготовил себя к тому, что увижу. Но всё-таки вид пожарища на том месте... Я ки­пел как вулкан. Не надо быть "семи пятен на лбу", чтобы сложить 2 и 2 и понять, кто заказал и как это сделали. Я искал ответ на другой вопрос. Как? Как нас вычислили? Кассету каким-то образом кто-то увидел? Серёга о чём-то сболтнул? Или Танька поделилась с подругами просмотром?
   Колёса с машины и кроссовки я выбросил в то же вечер. Масло с картера не подтекало. Гильзу от патрона я убрал. Там не оставалось следов, говорящих о том, что кто-то лежал в засаде. Я заехал с таёжной дороги. По ней вернулся обратно, на трассу не выезжал, меня не могли увидеть. Да и по тайге мало ли машин бегает. И оптика не бликовала, вечер был. Если бы кто меня заметил с винтовкой в руках, то лишь с близкого расстояния, а на слух я не жалу­юсь. Нет, не мог я наследить. Да и оба случая с деньгами тому подтверждение.
   Но как-то ведь нас просчитали. И то, что я сейчас не в земле, случай. Не улети, был бы там. То, что один из домов оказался пустышкой, они ещё не знают, или уже знают? В исходе второго пожара у меня сомнений не было. Они постараются исправить ошибку, как только узнают, что я живой и в здравии. Только не днём. Скорее всего, ночью. Выходит, у кого бы я сегодня не остано­вился, радости в дом не принесу. Моё время - до вечера. Что-то надо думать.
  -- Кхм, - раздалось сзади.
   Я обернулся. Там стоял мужик на костылях. У него не было правой ступни. В зубах беломорина. Чис­тая одежда и побрит. На вид - лет 50. Это же Серёгин сосед.
  -- Привет, Степаныч.
  -- Привет, Серёга. Пошли отсюда. У меня чаю попьём. Поди, проголодался с дороги. Когда при­ле­тел? - он уже повернулся и шагал к себе.
   Я поднял сумку и последовал за ним, хотел присесть на скамейку. Но Степаныч, словно глаза на затылке, бросил за спину:
  -- Нет, в дом пошли. Там тише слышно.
   Он потянул меня на кухню. В двух тарелках дымился суп. Я удивлённо уставился на него. Он улыб­нулся:
  -- В окно тебя увидел.
  -- А откуда знаешь, что я улетал?
  -- Обижаешь, Серёга.
   Я и забыл, что Степаныч "своими мыслительными процессами", как он сам шутил, находил от­веты на вопросы, казалось бы неразрешимые. Но время чаще подтверждало его выводы, чем опро­вергало. Надо сказать, хоть в самолёте и кормили хорошо, но что-то я проголодался. Суп пришёлся совсем кстати. А отсутствием аппетита никогда не страдал. Мы оба подкрепились и лишь затем про­должили разговор.
  -- Степаныч, это произошло в ночь на 28-ое? От газового баллона, да?
  -- Уже кто-то рассказал? - сощурился он.
  -- Нет. Ты первый. Мой дом тоже сгорел.
  -- Знаю. Только это не баллон. Это пожарные так сказали.
  -- Знаешь что? Что в моём доме не было баллона?
  -- Нет. У Родимцевых. Вернее, у них был этот проклятый баллон, но не он стал причиной по­жара, - он хотел убрать тарелки и поставить чай, но я опередил.
  -- Только не говори, что граната прилетела,- у него брови вверх полезли.
  -- Если никто не рассказывал, откуда знаешь?
  -- Что, угадал, а, Степаныч? Я ведь тоже делаю выводы не хуже тебя. А ты мастер ещё тот. Ви­дишь ли, мой дом сгорел. А соседка утверждает, что взорвался газовый баллон. Но перед отъ­ездом я убрал его в подпол. И счётчик выключил. Ничего самовоспламеняющегося или само­взрывающе­гося в доме не оставалось. Поэтому, единственно от чего мог загореться дом, это от посторонней помощи. Но соседка утверждает, что слышала взрыв. Делай вывод.
  -- Что ж, - подвёл он итог моим заключениям, - логично. Скорее, так и было. А здесь та же исто­рия. Над тобой полка, достань печенье.
  -- И кто это сгорел в моём доме? Не знаешь?
  -- Скелет твой сгорел! Ты что, уже из памяти вышел? Сам же рассказывал.
   А ведь точно, стоял, вернее висел в моём шкафу скелет. Шутки ради. Вот тебе и бомж! Но о нём мало кто знал. Вот и приняли за меня.
  -- Я в тот вечер на скамейке под навесом сидел-курил, спать не хотелось. По улице машина ехала. Второй час ночи. Я бы и не обратил на неё внимания, да только ехала она уж больно медленно, словно пешком шла. Думаю, они номера домов смотрели. Ночи то светлые. Я ближе к кустам дохромал, чтоб меня не видно было. Возле Сергеева дома один на ходу выскочил и что-то бросил в их окно. Я сначала подумал - камень. У них на кухне свет горел. Стекло раз­билось, Ленка закричала. А потом - взрыв. И следом второй. Вот это уже был баллон. Такое облако огня взметнулось. Тот, что бросал, уже через секунду запрыгнул в машину. Мне кажется - они не местные. Думали, в конце улицы на дорогу выехать. А у нас же тупик. Пришлось им возвращаться, но уже на полном газу.
  -- Ты номер заметил? - я допил чай и достал сигареты.
  -- Половину. 58 - последние цифры. Девятка, красная. И ещё коробка у неё шалила, когда пере­ключали, тарахтела.
  -- А номер был 3-ёхзначный или 4-ёх?
  -- Не успел разобрать, уж ты не серчай. А тот, что гранату метал, с тебя ростом, только покрепче будет.
  -- Так ты точно никому не рассказывал? - Я закурил.
  -- Хотел, но на следующий день узнал, что и твой дом "от баллона" загорелся, а ты исчез. Решил подождать, пока объявишься. То, что сгорел не ты, а скелет твой, я сразу смекнул. И решил: раз ты живой, то тебе это на руку. Плохо, что соседка тебя видела. Теперь, считай, все об этом знают.
  -- Почему?
  -- Да потому, что! Язык у неё, что помело. А ты куда пропал? - задал он вопрос, который мог бы и вначале спросить.
  -- На родину ездил, друзей старых проведать. А хоронили их с каких денег, с работы сброси­лись? - я даже не сомневался, что похоронены все трое.
  -- Да. С Серёгиной, с Ленкиной. И похороны, и гробы, и поминки. Могилу ребята с его бригады ко­пали.
  -- Одну на всех?
  -- Да, на обоих. Вместе и похоронили.
  -- Как? - Я остолбенел и выронил сигарету. - Как "обоих"? Их же трое! О, чёрт! - Я запрыгал по кухне: сигарета упала в кроссовок и прижгла ногу.
  -- Вот так пожары и начинаются, - усмехнулся Степаныч.
   "Обоих", значит кто-то остался жив. Но кто? Я даже не подозревал раньше, что все трое для меня на­столько были близки и дороги, что если сейчас приняться гадать: "кто", то по отношению к остав­шимся двоим это будет просто кощунством. И я не пытался. Кто остался, тот остался. Я под­нял глаза на Степаныча. Вот же человек! Он, словно мысли ловит.
  -- Ну, говори: кого тебе оживить, - но, прочитав ответ по глазам, махнул рукой, - ладно, вижу, и так не сладко тебе. Таньку я вынес.
  -- Ты?! - я опять замер.
  -- А ты что ж думал? Раз с костылями, всё, списан мужик! А фигу видел! - друг он сник, - да, в принципе чего скрывать. Я и сам так думал. А когда машина обратно проскочила, кинулся к дому. Но куда там! Как солома загорелся. А через минуту из Танькиной спальни табурет вы­ле­тает, а следом и она сама. В ночной рубашке, на голове простыня замотана, а в руках халат. Упала и лежит. Сгорит, думаю. Через калитку уже не проскочишь, я на забор навалился, сло­мал, допрыгал к Таньке. Присел на землю, её на плечи забросил, костыли взял и бегом оттуда.
   Вы себе эту картину представляете?
  -- И?
  -- Дыму, видно наглоталась. В себя не приходила. Я её поближе к своему дому донёс. Тут народ на­чал сбегаться. По телефону уже все службы обзвонили. "Скорая" приехала минут через 20. Таньку сразу увезли. Потом соседи наши ездили к ней. Ей там вентиляцию лёгких делали. Обош­лось всё.
  -- Степаныч, я в долгу у тебя.
  -- Пошёл ты со своим долгом, - в шутку направил он меня.
  -- Ладно, но "спасибо" я тебе в таком виде принесу, что не сможешь отказаться, - я испытывал 2 разных чувства одновременно. Горечь потери друзей и радость от воскрешения от одного из них, - а что, Степаныч, никто после этого не справлялся обо мне или Татьяне?
  -- Нет. По крайней мере мне это неизвестно, - развёл он руками.
  -- Спасибо тебе за всё, - я поднялся и протянул ему руку, - не знаю, когда увидимся. Даже пред­ска­зать не берусь.
  -- Скажи, это всё связано с зимней историей с Танькой?
   Я задумался: сказать, нет? Даже Сергею не до­верил историю своих тайников. Чем меньше людей в курсе событий, тем больше вероятность по­дольше пожить. Но и врать не любитель.
  -- Степаныч, ты человек умный. Выводы делать умеешь. Скажем так, я не подтвердил их, но и не опроверг.
   Он пристально посмотрел на меня и, пожав мою руку, ответил:
  -- Понимаю.
  
   В нашей больнице, в отличие от других, не вывешивается список больных по палатам. Поэтому при­ходится подходить к дежурной сестре и, ласково улыбаясь, спрашивать:
  -- Будьте любезны, милая, не соблаговолите ли подсказать, где мне найти Родимцеву Татьяну? Она поступила к вам в ночь на 28-ое с пожара.
  -- А, красавица. В терапии она, это на втором этаже. Пройдите, там спросите.
   И даже непонятно, завидует ли она ей чисто по-женски или жалеет. Белого халата для посетите­лей, разумеется нет.
   В первой палате лежали женщины. Вернее, собрались на двух кроватях у окна и сплетничали. Но Татьяны среди них не было. Во второй палате мужики резались в нарды. Она была в третьей. На вто­рой кровати справа. Сидела, укрыв ноги одеялом, подняв их в коленях и обхватив руками. Волосы рассыпались по спине, а взгляд устремлён куда-то на спинку кровати. И такой же неподвиж­ный, как она сама, взгляд. Отрешённая от всего мира, где-то там, внутри себя. Я тихо позвал:
  -- Таня, - ноль реакции.
  -- Таня, - она дёрнулась как от лёгкого удара, глаза ожили и взгляд медленно поплыл по комнате в поисках звавшего.
  -- Таня, - произнёс я в третий раз.
   Она перевела взгляд на двери и наконец заметила меня. Совершенно отрешённая, словно смотрит сквозь меня. Но, вдруг, этот только что далёкий взгляд ожил. Она узнала меня. Глаза расши­рились от удивления, а потом с криком: "Дядя Серёжа!" сорвалась с кровати и в три прыжка по­висла на моей шее. Я закрыл за ней дверь, обнял рукой за пояс и задом попятился к подоконнику. Она долго плакала у меня на плече, а я даже не успокаивал её. Видимо, испытывала то же, что и я, когда Степаныч сказал: "обоих". Ей было всего 17 и она внутренне похоронила трёх самых близких людей. И тут один из них ожил. Прорвало её здорово.
  
   Когда я просчитывал варианты, продумывая свою столярку, и обходил предприятия в поисках сварщика, тогда впервые и столкнулся с Серёгой. А несколькими месяцами позже подошёл к нему уже с конкретным предложением подзаработать. За те 2 недели, что он приходил ко мне после своей основной работы, мы познакомились ближе. И как-то незаметно сдружились. Закончив мастерскую уже в одиночку, пришёл к нему в гости с большим тортом. Первое, что я услышал, входя в дом:
  -- Терпеть не хочу эту вашу математику! - кричала маленькая девочка в дальней комнате.
   Из кухни выглянула Лена, жена Сергея, и кивнула головой в знак приветствия:
  -- Извините, это у нас большая проблема. Ни за что мы не хотим решать задачи. Во втором классе, а математика с трудом идёт.
   Я ногой с ноги скинул кроссовки, подошёл к Елене и отдал торт:
  -- Это к чаю, - и пошёл к большой проблеме.
  -- Ого! - это Лена открыла коробку.
   Поставил стул рядом, взял ручку и молча принялся решать простенькие задачи. Отстающая по математике сначала смот­рела удивлённо то на меня, то на быстро заполняющиеся страницы. Когда же набралось пол тетради, не выдержала и спросила:
  -- Ты кто?
   Я отложил тетрадь и протянул руку:
  -- Дядя Серёжа.
   Она пожала её:
  -- Татьяна!
  -- Контакт установлен, - весело подвёл итог Сергей, стоя в дверях с женой в обнимку.
   Татьяна редко кого признавала и не особо приветствовала новые знакомства. Однако, я стал ис­ключением. Она всегда радовалась моим приходам. К тому же с математикой дело пошло на лад. Мы часто выезжали вчетвером на речку на шашлыки или в лес по ягоду. Она росла на моих глазах. А сам я незаметно стал для неё "дядей Серёжей", то есть одним из ближайших родственников. Ведь они, как и я, не местные. Вся их весьма не­многочисленная родня осталась далеко отсюда.
   И вот теперь - ни отца, ни матери. И я там же. О моём отъезде знал только Сергей. Так что, веро­ятно она уже примирилась с мыслью, что осталась одна. И вдруг, моё появление.
   Объём слёз закончился. То есть закончился вообще. Никогда в будущем я их больше не видел. Она внезапно успокоилась и посмотрела мне в глаза. Я убрал руки, она отпустила мою шею, но крепко сжала запястья, словно боясь, что вновь исчезну. Прямо на её глазах.
  -- Всё хорошо, Танечка. Теперь всё будет хорошо. Я постараюсь. Можешь отпустить меня. Я не привидение и в воздухе не растворюсь.
  -- Дядя Серёжа, ты можешь мне объяснить, что...
  -- Могу, - перебил я, - и объясню. Но не сейчас и не здесь.
  -- Меня завтра выписывают, - сообщила она, так и не отпустив мои руки.
  -- До завтра тебя уже здесь не будет. Нам необходимо исчезнуть, поэтому сегодня ночью мы ухо­дим. Обо всём расскажу потом. А сейчас слушай и запоминай, потому что времени у меня мало. Минут через 10 я уйду и вернусь ночью. Ты вместе со всеми ложись спать, но не спи, не вздумай уснуть! Ровно в 2 часа погаснет свет. Сразу вставай и иди на балкон. Знаешь, где он?
  -- Да. За моей спиной, - она оторвала одну руку от моей и большим пальцем указала себе за спину. И тут же вернула её обратно.
  -- Точно. Одежду с собой не бери.
  -- А у меня кроме халата ничего и нет.
  -- Тем лучше. Выйдешь туда, я буду ждать внизу. Если меня не будет, подожди немного.
  -- А если тебя и потом не будет?
  -- Буду, обязательно буду. Если свет погаснет, значит я уже здесь. Это я его погашу, чтобы никто не видел, что ты уходишь. Веди себя очень тихо. Я брошу тебе сумку с мужской одеж­дой. Переоденешься и спускайся вниз.
  -- Как? Прямо с балкона? - удивилась она, - а почему в мужской?
  -- Во-первых, я помогу тебе спуститься, а во-вторых, наши приключения только начинаются. Муж­ская одежда необходима, чтобы тебя никто случайно не узнал.
  -- Мы куда-то уезжаем?
  -- Да. Но не далеко. И никому ничего не говори. Ты выписываешься завтра, поняла?
   Она поняла и лишних вопросов пока не было, даже не спросила: куда и зачем? Для неё уже давно стало нормой доверять мне. Ведь за эти 9 лет я ни разу не обманул её.
  -- Всё, Танечка, до вечера. Я ухожу, мне ещё надо подготовить тебе одежду.
   Она отпустила наконец мои руки.
  -- А волосы?
  -- А что - волосы?
  -- Ну, я переоденусь, а волосы куда? - она запустила руку за спину и перебросила вперёд свою копну, - такие под фуражку не спрячешь. Резать будем?
  -- Господь с тобой. Уж лучше грудью на амбразуру. Оденешь куртку, волосы под неё. Воротни­чок поднимешь, а кепку опустишь козырьком на затылок, - теперь я взял её руку, - всё будет хорошо, Тань, ни­чего резать мы не будем. Жди меня.
   Я развернулся и ушёл. Рынок уже закрылся, но магазины ещё работали. Поэтому с одеждой про­блем не было.
  
   Когда-то у меня появился компьютер. Ещё 286-ой. С его помощью вёл свою нехитрую бухгалтерию. И с базами дан­ных тогда же познакомился. Замечательная вещь. Я не пожалел тогда времени и денег, за­бросал в него много информации. Был у меня и телефонный справочник, он же адресная книга. И справоч­ник по кооперативным гаражам. Ведь немалая часть автопарка ночует под крышей. Информация - про­дукт скоропортящийся, поэтому раз в год обновлял свои справочники. Больше всего я боюсь пожара. Я пережил и землетрясение, и ограбление и наводнение. Но это всё мелочи против пожара. Сгорает всё. Поэтому, самое ценное хранил не дома, а в тайге. И копии справоч­ников на дискетах лежали там же. Час пешком от дома. Вернее, оттуда, где он был. Сейчас самое время их забрать. Я успевал. И успел.
   Там на дискетах, где-то внутри в виде очень крохотных магнитных полей, которые компьютер пе­ре­ведёт в нули и единицы и выдаст на монитор, как слова и цифры, может быть пряталась красная девятка.
  
   Ночью, а летом это не очень тёмное время суток, я наклеил кусок плёнки на стекло и, выждав с минуту, выдавил его. Это, чтобы не звенели осколки. В Якутии зимой морозы за 40, поэтому окна де­лают тройными. Так что в кармане изначально лежали 3 куска плёнки. И выдавливание ещё дважды повтори­лось. Стекольная бахрома тихо упокоилась в густой траве. Лето у нас короткое, зелень стара­ется успеть вырасти, зацвести и бросить семена. Обыкновенный пырей до метра прёт.
   Забравшись внутрь больницы, я в очередной раз пожалел, что никто не взял на себя труд обучить меня "мед­ве­жатной" специальности. Из-за пояса достал универсальную отмычку, в народе называемую "фом­кой". За дверью находился распределительный щит, питающий всю больницу. Я точно знал, что сей­час не прово­дится никакой операции. А аппаратуры, обеспечивающей жизнедеятельность, в нашей больнице и близко не было.
   Я вырубил главный автомат и, подумав, открыл дверцу, перевёл рычаг в свободное положение. Те­перь никто из медперсонала его не включит. Только электрик.
   Танечка уже выглядывала через перила. Ловко подхватила подброшенную сумку и исчезла из виду. Через несколько минут сумка вернулась к моим ногам, а следом спустился и молодой парень в простых очках. Когда он взглянул в мои глаза, пришлось очень быстро прикрыть ему рот рукой.
  -- Танечка, извини, забыл предупредить тебя. Меня ведь тоже никто не должен узнать.
   Я действительно был на себя не похожий. Очки, усы и очень неприятная накладная родинка, вели­чи­ной со спичечный коробок, на щеке. Оставался лишь голос. Она ещё раз, уже внимательно посмот­рела. Я убрал руку.
  -- Это я - дядя Серёжа, только в гриме. Всё хорошо, - я поднял сумку. Чувствовалось, что она не пустая. - Что в ней?
  -- Мой халат и ночная рубашка, - ответил парень.
  -- А, ну да, - сообразил я. Не оставлять же их на балконе. - Ладно, уходим. Не отставай, парень, - усмехнулся я.
  -- Хорошо, папаша, - ответил шуткой Танькин голос. Добрый знак, жить будет.
   Быстрым шагом мы прошли через проём в заборе. Интересно всё же устроен человек. Строит до­роги прямо, а сам ходит в основном по тропинкам наискось. Почему так? В 100 метрах от больницы стоит 2-ухэтажный дом. Возле него ожидала заранее проавансированная "шестёрка".
  -- Наша, - подтолкнул я под локоть парня и обошёл машину.
   Мы открыли задние двери, сели рядом и поехали в город. Возле церкви вышли, и я расплатился с во­дителем окончательно. В молчании прошли 2 дома, сели ещё в одну машину. Вышли уже возле "Оп­тики". Оттуда ещё 2 дома. Поднялись на 3-ий этаж 10-этажного дома, где по осени на чужое имя я при­купил однокомнатную квартиру на всякий случай. На сегодня, значит.
  -- Ну и заходи, - предложил я своему спутнику, - думаю, ты не откажешься от ванны. Столько дней в больнице. Давай вперёд. Там найдёшь всё, что тебе понадобится.
  -- Дядя Серёжа, - замялся парень, - мне бы это... Мне надо... У меня... В общем мне надо...
  -- Тань, ну я же сказал, там есть всё, - улыбнулся я, - беги, я пока ужин приготовлю.
   В холодильнике лежал небольшой НЗ, обновляемый раз в месяц. Сегодня я успел заскочить сюда и оставить немного свежих овощей, колбасы, сыра и молока. Я соорудил бутерброды, салат из поми­дор с огурцами и заварил чай. Татьяна всё ещё плескалась, когда я сел за компьютер. Вместе с про­дуктами я забросил вечером и дискеты. Здесь стояла такая же 386-я машина, как и та, что сгорела вместе с домом. Информации очень много и чтобы найти:
      -- Модель - ВАЗ-2109 или ВАЗ-2108 (если Степаныч ошибся);
      -- Цвет - красный;
      -- Последние 2 цифры в номере - 58
   требовалось время.
   Татьяна вышла из ванны очень тихо, лёгкими шагами подошла ко мне и остановилась за спиной.
  -- С лёгким паром, - поздравил я, не оборачиваясь.
  -- Дядя Серёжа, у тебя глаза на спине? Каждый раз я удивляюсь, как ты это делаешь? - она взяла стул и присела рядом.
  -- Просто у меня очень тонкий слух. И, как я считал раньше, всегда контролирую ситуацию, - я продолжал шлёпать клавиши.
  -- Что ищем? - спросила она.
  -- Красную "девятку". Ладно, - я поднялся, - идём на кухню, поговорим и поужинаем. В послед­ний раз ел у Степаныча, - я посмотрел на часы, - ещё днём назад.
  -- И ты выдержал? - улыбнулась она, - тебя же максимум на 5 часов хватало!
  -- Пришлось. У меня просто не было времени.
   Я достал из холодильника лёгкое вино, разлил в бокалы. Один себе, второй - Татьяне, ещё 2 по­ставил в центре стола и накрыл каждый из них кусочком хлеба.
  -- Чокаться не будем, помянем твоих родителей, а моих друзей. Таких у меня больше не будет, - мы выпили.
   Бутербродов нам не хватило, пришлось зажарить яичницу с колбасой. Пока мы ели, я рассказывал Татьяне обо всём, что произошло с того момента, как она зимой попала в больницу после встречи с чет­вёркой весёлых ребят. И о нашем с её отцом разговоре, и о том, как мы их выслеживали, ища спо­соб убрать. И как я сделал это 2 недели назад.
  -- Ты кассету-то видела?
  -- Да, отец вечером показывал.
  -- Как? - мне было интересно её мнение.
  -- Кроваво! Я бы сделала с ними то же самое! Подонки, - она даже поморщилась от брезгливо­сти.
  -- А я ещё доказывал твоему отцу, что тебе необходимо её показать. Специально ведь снимал для тебя, - я был рад, что не ошибся.
  -- Отец был против? - удивилась Таня.
  -- Согласись, он прежде всего думал о твоём покое, - я попытался защитить друга.
  -- Дядя Серёжа, - вдруг задумалась она, - а чья это была идея?
  -- Насчёт машины или камеры?
  -- Машины.
   Я замешкался с ответом:
  -- Скажи, зачем тебе это?
  -- Я ведь имею право знать, - уже требовательней произнесла она.
  -- А это как-то повлияет на твое мнение обо мне или отце?
  -- Дядя Серёжа, всё равно ведь скажешь. К чему это оговаривание условностей?
  -- Всё равно ведь скажу, - согласился я, - это моя идея. И не просто идея или мгновенный по­рыв. Это вполне нормальное явление. За оскорбление надо нести ответ. Кстати, кроме вас кас­сету ни­кто не смотрел?
  -- Нет.
  -- Постарайся вспомнить. Дело в том, что кто-то нас вычислил. А кто и как, я пока не могу дога­даться. Я нигде не наследил. Вспомни, когда вы смотрели, никто не заходил? Может, на "се­кундочку" кто из соседей забега?
  -- Нет, - она покачала головой, - мама в ночь на работе была, мы смотрели вдвоём. Никто не захо­дил.
  -- А после просмотра что с ней сделали?
  -- Отец отнёс её в баню и сжёг в печке.
  -- Это он так сказал, или ты сама видела?
  -- Он сказал.
  -- А ты об этом...
  -- Ничего и никому я не рассказывала! - вспылила она, - дядя Серёжа, почему ты считаешь, что за нами кто-то охотится? Зачем весь этот грим, переодевание и эта маскировка, - она указала головой на плотные чёрные шторы на самих окнах, - ведь ты же думаешь, что наш дом по­дожгли? Но ведь взорвался газовый баллон? Или не так?
   Определённо, этому баллону надо памятник ставить. Кого не спроси - баллон! Сезон такой на­чался, что ли.
  -- Видишь ли, Танечка. Дело в том, что все считают - мой дом тоже загорелся от баллона.
  -- Может быть, совпадение? - она явно не хотела верить правде, - ну бывают же случайные совпа­дения!
  -- Ты цепляешься за соломинку, мне придётся её утопить. Газовый баллон перед отъездом я опус­тил в подпол.
  -- Тогда проводка замкнула? - она пыталась уйти от неизбежного.
  -- Я отключил счётчик. Но это ещё не всё. Степаныч, ваш сосед, рассказал мне немного о том, что предшествовало взрыву баллона в вашем доме, - и я передал ей глав­ное из нашей с ним беседы.
   Теперь она уже не искала лазеек. Согласен, это сильно её ударило. Ведь Танечка искренне считала - родители погибли в результате несчастного случая. И со свойственной её возрасту крайностью выво­дов, она нашла виновного:
  -- Значит, во всей этой истории виновата я, - совершенно отрешённым голосом.
  -- Ты? Почему же ты?
  -- Не задержись я тогда у подруги, папа с мамой были бы живы.
  -- Тебе верёвку с мылом приготовить?
  -- Верёвку? - это удержало её от впадения в транс, - зачем?
  -- Танечка, дело не в том, что ты задержалась. В этом ничего плохого нет, - я выставил вперёд ла­донь, предупреждая её возражения, - дело в том, что есть люди, считающие, что им всё по­зво­лено. Ну не в тот раз, повстречала бы их или других на следующий день или через год-два. Ты не переходила им дорогу. Это они переступили черту дозволенного. И именно это вызвало ответную реакцию со стороны твоего отца.
  -- Но только что ты сказал, что это твоя идея, - перебила она меня.
  -- С машиной - да. Но твой отец сначала был так зол, когда их отпустили, что хотел взять ружьё. Сразу, в тот же день. А я его немного остудил. И предложил свой вариант. И если уж кто и ви­но­ват в их гибели, я имею в виду твоих родителей, то скорее всего - я.
  -- Почему же ты? - опешила Таня.
  -- Потому что именно я всё предложил, потому что именно я просчитывал все детали и мелочи, по­тому что именно я где-то наследил. Именно я что-то упустил из виду, где-то ошибся. Что-то ви­тает в воздухе, какая-то подсказка, а схватить её не могу. И казню теперь себя, и жить мне теперь с этим. Впору самому верёвку искать.
  -- Но я её тебе не дам.
  -- Почему?
  -- Я одна ещё не смогу прожить в этом мире, дядя Серёжа. Я ещё не умею зарабатывать себе на хлеб. Мне ещё учиться надо.
  -- Понятно, - я поднялся, включил чайник и убрал со стола, - чай будешь?
  -- А что к чаю? - она просто обожала сладкое. Но, на удивление, конфеты почти не ела. Любила торты, пирожные, тартинки и прочие печёные сладости.
  -- Сейчас увидишь. Тебе понравится, - я достал из холодильника коробку с тортом, поставил её на стол. Она уже расставила чашки и разливала заварку.
  -- А молоко? - поискала она взглядом по кухне.
  -- Забыл, - я вновь открыл холодильник и достал банку сгущёнки без сахара.
  -- Так, что у нас сегодня, - она открыла коробку. И лишилась дара речи, - это же "Чародейка"! От­куда?
  -- Нравится? - я в шутку задрал нос.
  -- Дядя Серёжа, я тебя люблю! Но откуда это чудо?
  -- Я вчера в Москве был, пролётом. Взял тебя порадовать.
  -- Да уж, тебе это удалось, - она уже нарезала его на кусочки, облизываясь в предвкушении.
  -- Ты могла бы это и не делать, хватит и одного ломтика, - улыбнулся я.
  -- А ты, что, не будешь? - она деланно улыбнулась.
  -- Ну, кусочек-то буду. Кстати, о твоей учёбе. Как последние экзамены?
   Она показала раскрытую ладонь, все пальцы в стороны:
  -- Фяфь! - с полным ртом это значит "Пять".
  -- И общий балл аттестата тоже "фяфь"?
   Она усиленно закивала головой.
  -- Плохо, все твои документы сгорели. Теперь проблема будет их восстановить. - И я придвинул свой чай.
   Таня прекратила жевать. Я это понял по-своему:
  -- Время идёт, а тебе документы пора подавать.
   Она проглотила то, что было во рту и удивлённо посмотрела на меня:
  -- Зачем их восстанавливать?
  -- То есть как, зачем? Куда ж ты без документов?
   Она опустила руку в карман и, словно фокусник достала оттуда:
   а) паспорт;
   б) аттестат;
   в) свидетельство о рождении.
   Я смотрел на эту маленькую кипу и не мог поверить своим глазам.
  -- Я, что, грежу наяву?
  -- Почему? - ей явно нравилось ставить меня в тупик.
  -- Так они же сгорели!
  -- Правда? - она схватила паспорт и просмотрела все страницы, - вроде целый.
   Бросив его на стол, она залилась весёлым смехом:
  -- Дядя Серёжа, они при мне были. И лишь благодаря моей лени остались целыми.
  -- Лени?
  -- Ну да! Мы вечером сидели на кухне, отмечали моё окончание школы...
  -- О, чёрт! - выругался я, - вот пень! Вот остолоп! Как же это из головы моей вылетело!
  -- Что? Что случилось? Забыл что-то важное, да?
  -- Я совершенно забыл о твоём выпускном, - мне вдруг стало стыдно, словно я проснулся по­среди улицы в неглиже, - с этой машиной, с этой кассетой я совершенно позабыл о тебе. И Серёга не напомнил. Ты заканчиваешь школу, сдаёшь экзамены. Я всё это вижу, понимаю, а насчёт выпу­скного как отрезало! Подарок за мной.
  -- Ловлю на слове. А можно, я его сама выберу?
  -- Господь с тобой, конечно можно. Так вы сидели на кухне...
  -- Да, отец попросил принести все семейные альбомы и мои документы. Мы обмыли мой атте­стат. А когда я пошла спать, лень было относить документы в зал. Меня после вина в сон склонило. Я сунула их в карман халата. А когда проснулась, комната полна дыма, в зале огонь. Я скрутила волосы в узел, замотала голову простынёй, помнила, что в халате документы и схватила его. Потом табуретом разбила окно и прыгнула туда. А в больницу попала, потому что дыму на­глоталась. Мне лёгкие там вентилировали. Так что лень иногда делает доброе дело.
  -- Ну уж, - я развёл руками, - что я могу ответить на столь смелое заявление? Если только похва­лить. Ты сняла с наших плеч ну очень большую проблему.
  -- И насчёт выпускного. Не могу согласиться, что за машиной и кассетой ты забыл обо мне. А ради кого же ты этим занимался, о ком ты думал, как не обо мне?
  -- Ты что, действительно в состоянии съесть его целиком? - отошёл я от темы. Коробка с тортом пустела на глазах, - я ещё ни кусочка не попробовал!
  -- А что его пробовать? - удивилась сластёна, - торт как торт, сладкий.
  -- От скромности не умрёшь, - я прибрал коробку и переложил себе оставшиеся куски.
  -- Эй! Эй-эй! Товарищ! - она уставилась куда-то за мою спину. Я попался на её удочку. Только на мгновение отвернулся! На столе было пусто. В смысле наличия торта. По ту сторону сидела сама невинность в позе сфинкса. Отличие лишь в густой гриве каштановых волос.
  -- Отдай! - взмолился я. Она скосила глаза в мою сторону и, вытащив из-под стола всего один ку­сочек, положила его на мою тарелку.
  -- Жадина, - резюмировал я.
  -- От сладкого полнеют.
  -- По тебе не скажешь.
  -- Я - исключение, - она со счастливой улыбкой показала мне язык.
   Я молча поднялся, открыл холодильник и показал ей ещё такую же коробку:
  -- Чтоб тебе лопнуть от зависти! - и захлопнул дверцу.
  -- Садист!
  -- Сама такая, - я налил себе чая.
   Минут 10 мы сидели в тишине, размышляя каждый о своём. Я задумался над её словами, что она ещё не умеет зарабатывать на хлеб. Сейчас она в очень большой степени зависит от меня. Что будет, случись со мной, по сути её кормильцем, какая-нибудь неприятная случайность? У неё же ни копейки денег. Но у меня они есть! Я достал из шкафчика две упаковки. В одной миллион купюрами по 100 000, в дру­гой - $2 000 двадцатками. Она с удивлением наблюдала за моими действиями.
  -- Это на первое время, - сказал я и положил деньги в стол.
  -- Ты меня бросаешь?
  -- Возьми нож и сама себе отрежь язык.
  -- Зачем?
  -- Мне будет больно это делать. Я ведь не бессмертен. Не могу сказать, что ожидает меня. Но если мой век короткий, это убережёт тебя от панели. И не перечь мне, - пресёк её возраже­ния, - но это ещё не всё. Помнишь, если от вашего дома идти по сопке вверх, там есть тро­пинка?
  -- Конечно помню.
  -- Метрах в пятистах растёт дерево, такое закрученное...
  -- Со сломанной вершиной? Ты ещё фотографировал там меня с мамой.
  -- Во-во. Это оно. Если от него пройти ещё метров 30, будет небольшоё обрыв.
  -- Я там ногу чуть не сломала тогда.
  -- Да. Вот по стене этого обрыва, если очень внимательно присмотреться, структура камня нару­шена. Но это - если очень внимательно присмотреться. Там, где оно находится, это наруше­ние, надо вырыть небольшой тоннель. С пол метра. Внутри лежит металлическая герметичная ко­робка. В ней деньги: рубли и доллары. Их с успехом хватит, чтобы позволить тебе вы­учиться и ещё безбедно прожить пару лет.
  -- Дядя Серёжа, ты - миллионер? Ведь три года назад, после той аварии, ты же все деньги поте­рял.
  -- Нет, Танька, я не миллионер, я твой добрый ангел-хранитель. Я буду с тобой рядом, пока ты не вы­учишься и не покажешь мне диплом. А уж откуда у меня деньги... - я задумался, - скажем так: на тебя сейчас свалилось слишком много неприятностей. У тебя голова и так занята воро­хом мыс­лей. Зачем тебе ещё чем-то голову забивать? Но! - Она посмотрела на меня протес­тующе. - Речь не идёт о том, доверяю я тебе или нет. Ведь ты же об этом подумала?
  -- А разве не так?
  -- Нет. Я доверяю тебе не меньше, чем твоему отцу. Чтобы хоть в какой-то степени удовлетво­рить твоё любопытство, я скажу, что мне удалось компенсировать те самые потерянные деньги. Да ещё с процентами, - я взглянул на часы. - Так, время-то к утру! Спать! Спать-спать-спать.
  -- А где? - Она хитро посмотрела на меня.
  -- Что значит, где?
  -- Я правильно заметила, что здесь одна комната?
  -- Да, и в ней есть диван. Тебе мало?
  -- А ты?
  -- А у меня за шкафом раскладушка спрятана. Так что на полу спать не придётся. Что, съела? - те­перь я показал ей язык.
   Разобрал диван, вытащил раскладушку, показал Татьяне, где подушки и одеяла. И ушёл в ванну. Вер­нувшись, застал её уже спящей на... раскладушке. Да, она в своём репертуаре. Уважение к взрос­лым прежде всего. Но я бы предпочёл увидеть её на диване. Что ж, придётся самому туда падать. Поднял жалюзи на кухне, те, что Татьяна обозвала шторами. Уже светает, белые ночи. В зале оставил полу­мрак, чтобы уснуть. И, едва коснувшись подушки, провалился в небытие.
  
   Глава 3. Оплата по счетам.
   Проснулся, когда стрелки на часах смотрели вверх. Пора, брат, подъём. Тебя ждут плохие дела. Но сделать их надо. Больше, попросту, некому. Тихонько прошёл в ванну. Утренний моцион. Пошёл на кухню, а там уже вскипел чайник, чашки расставлены и в тарелках по кусочку торта.
  -- Танька, ты же спала! Или притворялась?
  -- А ты станок в раковину ронял? - весело спросила она, - вот я и проснулась.
  -- Выскользнул он, - извиняясь ответствовал я.
  -- Не расстраивайся, выспалась я. Разливай чай, схожу пока умоюсь, - и уже из ванной, - зелёная щётка - моя?
  -- Твоя, твоя, чистая, вчера купил.
   После чая вновь сел за компьютер и, таки, выудил оттуда 3 машины: 2 "восьмёрки" и одна "де­вятка". Правда, одна из "восьмёрок" была не "58", а "85". Вдруг, Степаныч напутал и с номером? Одна "восьмёрка" и "девятка" находились в городе, а 3-я машина - на Чёрной Речке. Съездим, проверим. Мо­жет, они все - не "мои". Вон их сколько под небом паркуется. Да по частным гаражам не меньше. Или продана. Или в аварии.
  -- Танечка, мне нужно уйти. Дела ждут. Может быть, до вечера меня не будет. Если задержусь, по­звоню. Если, - в упор посмотрел на неё, - если не вернусь, вот 2 письма. Первое - найдёшь на же­лезной дороге Свиридова Анатолия Ивановича. Он ровесник твоего отца. Передашь ему письмо. Он поможет тебе отсюда уехать. Платить ему ничего не надо. Уже уплачено.
   Танечка олицетворяла собой саму тоску.
  -- Таня, - тишина, - Таня.
  -- А? - встрепенулась она и медленно вернулась в реальность.
  -- 1000 к одному, что уедем мы вдвоём. Понимаешь? Вдвоём.
  -- Зачем же тогда это? - она кивнула подбородком на стол с письмами.
  -- Тань, но один шанс остаётся. Понимаешь, я просто обязан думать о твоём будущем. Ведь, когда че­ловек страхует своё имущество, он же не собирается его сжигать. А, составляя завещание, о пис­толете у виска тоже не думает, - я подошёл к ней и взял за плечи, - Таня, всё будет хо­рошо.
  -- Я понимаю, - её била мелкая дрожь, - я всё понимаю. Извини, я вспомнила эти дни в больнице, - она подняла взгляд, - понимаешь, я ведь и тебя похоронила. Я осталась совсем одна. Моя семья, это мама, папа и ты. И вдруг, сразу, в один день - никого. Когда ты появился в больнице, я думала - галлюцинации начались, с ума схожу. Я только обрела кого-то из семьи, и опять... я не хочу тебя ещё раз потерять. Но ты не обращай внимания. Я справлюсь, я возьму себя в руки и обязательно справлюсь. Ты делай, что считаешь нужным.
  -- Можно верить?
  -- Да, - но по её телу пробежала крупная дрожь. Я прижал её к себе. Минут 5 её колотило как в оз­нобе, - всё, всё. Я взяла себя в руки. Отпускай.
   Я отстранился. Тоски в глазах уже нет, была усталость. Аккуратно усадил Таньку в кресло.
  -- За эти дни в больнице я многое переоценила, меня словно приподняли над миром и заставили по­смотреть на него иначе. Мне казалось, что я изменилась. Но нет. Всю ночь в моей голове звучали твои вчерашние слова: "это не пожар, это была граната". Я полу спала, полу дремала, - она под­жала ноги под себя, - вот что я скажу. Если ты решил найти этих двоих с "девятки", найди их. Найди, дядя Серёжа. Сделай с ними то, что сочтёшь нужным. Я только "за".
   Я ещё не очень доверчиво посмотрел на неё:
  -- Танечка, ты действительно отдаёшь отчёт своим словам или пытаешься меня оправдать? Из­вини, что спрашиваю. Я ведь тебя такой не знал раньше.
  -- Да, дядя Серёжа. Такой меня никто не знал. Я сама себя не узнаю. Господи, как же я их нена­вижу, - она правой рукой сжала левый кулачок и поднесла их к губам. И уже с полной серьёз­но­стью, - итак, второе письмо.
   Наверное, так и должно было случиться. Вот так и рождаются сильные личности.
  -- Второе. В Тюмени живёт моя родная сестра. На 25 лет старше меня.
  -- Сколько? - само удивление, - ничего себе. Ты что, дядя Серёжа, поздний ребёнок?
  -- Да. Отцу было 50, когда я появился, - я вертел в руках письмо, - сестра живёт одна. Если что, она тебе поможет. Её адрес на конверте. А мне надо идти.
  -- Иди. Очень надеюсь, что ты вернёшься, - она поднялась, - и вот ещё что. Мне хотелось бы на них взглянуть.
  -- Ого! А фотографий хватит?
  -- Вполне.
  -- Тогда так. Двери никому не открывай. Их только взорвать можно. Ключ к замку подобрать невозможно. Его там просто некуда вставить. Услышишь щелчок, значит я пришёл.
   Я поднялся. Очки, усы, родинка, немного денег в карман.
  -- Улыбнись, Танька!
   Она улыбнулась. Не через силу, нормально.
  -- Молодчина. Так держи!
  
   По логике, мне бы сначала по городским машинам пройтись. Но я решил для начала проверить Чёр­ную Речку. Та "восьмёрка" 2 месяца, как разбилась в аварии. Вдребезги. Тогда вернулся в город. Второй "вось­мёрки" не было, продали. Осталась "девятка". Может и её нет. Доехав на частном такси до "Угольщика", отправился искать 117-ый бокс.
   Нонсенс какой-то. Вот ряд заканчивается 116-ым номером. Обхожу с другой стороны - 118. Пол­часа ходил кругами. К 118-му машина подъехала.
  -- Земляк, где 117-ый?
  -- Борьку ищешь?
  -- Ну, на красной "девятке".
  -- А вон, - он выкинул руку в сторону леса, - новый ряд начали строить, да забро­сили. Вон, ворота открыты.
  -- Ага, - я кивнул, - спасибо.
   В гараже играла музыка, валялись пустые пивные банки, бутылки и летали матюки.
  -- Есть живые? - Без стука я прошёл за машину.
   Музыка играла в салоне, в углу стоял стол. За ним на стульях сидели 2 парня со стаканами в руках. Перед машиной на двух брусках лежала коробка передач. И но­мер - "90-58".
  -- Чего хотел, мужик? - косым взглядом оба уставились на меня.
  -- Ругаться пришёл, выбирайтесь из пьяного тумана.
  -- Чего? Офонарел, что ли?
  -- "Мазду" мою на перекрёстке щёлкнули и смотались. Думали, не найду?
  -- Какую "мазду"? - они даже стаканы поставили, - да мы уже неделю не выезжаем. Не видишь, коробку делаем?
  -- Она при переключении трещала?
  -- А то! - они поднялись и встали по обе стороны от меня.
   Я повернулся лицом к машине.
  -- Так вон и вмятина от "мазды".
  -- Где?
  -- Да вон, на бампере! - у "девятки" бампера пластмассовые, там не может быть вмятины. От удара они сами рассыпаются.
   Но они клюнули и склонились рассмотреть. Я сделал шаг назад и резко свёл их головами. Такой удар отключает. Но не надолго. Учитывая их предподготовку, у меня минут 5-10 есть. Поэтому дей­ствовал быстро. Закрыл ворота, поставил оба стула спинками друг к другу, усадил на них этих парней и крепко связал. Затем заклеил скотчем рты и, отшлёпав по щекам, привёл их в чувства.
  -- Очнулись? Оба? Ну и ладно. - Каждому приходилось заглядывать в лицо. - Слушайте внима­тельно. Времени на болтовню у меня немного.
   У меня ещё не было 100% -ной уверенности, что это те парни, кого я ищу.
  -- 23 июня по дороге из Утёсного в город сгорела "Ауди". В ней было четверо парней. Через 4 дня в Утёсном сгорели два дома. Пожар начался от взрыва гранат. Мне нужно имя заказчика. У вас 5 минут.
   Я забрался в машину. Просмотрел бардачёк. Интересного для меня ничего. Если только... что там, ага, права. Так, первое на имя Клименко Бориса Николаевича, второе - Катрич Валерий Семёнович. Первый это тот, что поменьше. Второй - его сосед сзади. Осмотрел салон. Ничего та­кого особен­ного. Коврики убраны. Отогнул утеплитель, окурки там. Пошарил под сиденьем - пусто. Под пассажирским тоже. Но вытаскивал руку и оцарапал её. Не до крови, правда. Осторожно по­ша­рил ещё раз. И вытащил на свет божий, что бы вы думали? Кольцо, на такие ключи вешают. Но на этом шплинт болтался, каким детонаторы на гранатах фиксируют.
   Здоровый, который Катрич, только криво усмехнулся, взглянув на него. Боря уставился, как на дуло пистолета.
  -- Что, знакомая вещица? Правда? Под сиденьем, понимаешь, зацепилась. Кто заказал, знаешь? - он отрицательно замотал головой, - но ведь кольцо откуда-то взялось. Это же вы гранаты раз­брасывали? - он закивал утвердительно, - кто-то же вам дал эту работу? Знаешь, кто?
   Он опять закивал. Я взял со стола нож, которым они колбасу резали. Знатная работа. Ручка из оленьего рога, хорошо обработана, в руке сидит как влитая. Видимо у мастера такая же ладонь, как моя. Лезвие широкое, сан­тиметров 5, двойной выемкой. И полировка - зеркало. Провёл без нажима по листу бумаги, сразу отрез. И смотрится, хоть на выставку. Повернулся к Боре и приставил остриё к горлу:
  -- Сейчас я сниму скотч с твоего рта. Ты будешь говорить очень тихо, не громче меня. Один не­ос­торожно громкий звук и, сам понимаешь, он будет последним. У меня ещё останется, с кого спросить, - я кивнул головой за его спину, - согласен?
   Он утвердительно кивнул. Скотч отрывался, видимо, мучительно больно.
  -- Знакомый пришёл и предложил подзаработать. По лимону каждому за дом.
  -- Всего-то? Не густо! Сейчас лимон в месяц это обычный заработок.
  -- Так работы на 15 минут. И то, ночью.
  -- Вы бы хоть номера грязью замазали.
  -- А мы и замазали.
  -- Откуда же я его знаю?
  -- Наверное, от тряски отлетел кусок.
  -- Ясно. Имя и адрес дружка вашего?
  -- Мишаня, Миша его зовут. Он подъехать скоро должен. Запчасти на коробку ищет.
  -- На какой машине?
  -- Коробка? - не понял он.
  -- Мишаня.
  -- "Карина".
  -- Говоришь, должен подъехать? - Я посмотрел на часы, время есть, можно и подождать.
   Скотч снова закупорил Борин рот. Я осмотрелся по сторонам. В другом углу стояла 200-литровая бочка. Рядом паяльная лампа. Нормальное соседство. Возле бочки ещё стул. Видимо, не раз здесь со­об­ражали на троих. Стеллажи, коробки, обычный гараж-сарай-кладовая. Не торопясь обошёл его, по­путно открыл багажник в машине, поднял полочку. Начатый ящик с водкой, 18 бутылок. 19-ая на столе. 20-ая - под, уже пустая. Присел на 3-ий стул. Подождём.
   Через полчаса послышался шорох колёс по гравию. Двигателя почти не слышно. Хороший хозяин! Щелчок двери и следом барабанная дробь по воротам. По ту сторону стоял немного полноватый па­рень лет 35-ти. И совершенно белый, в смысле волос. С вопросом я его опередил:
  -- Михаил?
  -- Да, - опешил он, но тут же спохватился, - а ты кто?
  -- Да так, сосед по гаражу. Ребята позвали помочь, - без тени сомнения ответил я.
  -- Не понял, - он всё же усомнился.
  -- Заходи, - я отступил в сторону на шаг, - они тебя заждались.
   Он всё же вошёл, тоже на шаг. Больше не успел. Я поддал основанием раскрытой ладони его осно­вание черепа. Ещё несколько минут в моём резерве. Ох, и тяжёлый же ты, Миша. Килограмм на 20 больше, чем выглядишь! С трудом, но усадил его на 3-ий стул. И сразу привязал верёвкой. Руки и спину к спинке, ноги к ножкам. В таком положении не встанешь.
   Ни шлепки по щекам, ни брызги воды не действовали. А вот нашатырь из аптечки привёл в чув­ства. От резкого запаха голова дёрнулась назад, но тут же от резкой боли - вперёд.
  -- Пришёл в себя? Радует. У тебя большие проблемы. У твоих друзей тоже, - я взял с полки зер­кало и придержал перед его носом так, чтобы он обозрел задний вид, - сам понимаешь, я пришёл не чаи с вами гонять. Давай без лишней болтовни, кто заказал бомбометание в Утёс­ном в ночь на 28-ое? Захочешь говорить, похлопай глазами. Боря, - я кивнул головой за его спину, - рассказал, что ты передал им 4 лимона на двоих за работу.
   Он не проявил паники, спокойно несколько раз моргнул. Я взял тот же нож со стола и приставил к его груди:
  -- Не кричи, - и сорвал скотч.
  -- Это ты девчонку из больницы вытащил? - теперь он меня опередил вопросом.
  -- Верно. Сам догадался или видел?
  -- Догадался. Тебя днём там видели, а ночью ты всю больницу на щите вырубил.
  -- Опять верно, - согласился я.
  -- Но ты кто такой? Я не знаю тебя. Ты здесь с какого бока?
   Я снял родинку, усы, очки. Было понятно, что он меня узнал, так что я вернул "лицо" на место.
  -- Кто заказал?
  -- А что пообещаешь, если скажу?
  -- Не люблю торговаться. Справа от тебя бочка с бензином, рядом паяльная лампа. Обещаю её рас­кочегарить, если будешь молчать.
  -- А что, сам сообразить, не? Это же ясно, как божий день, - он спокойно смотрел в мои глаза.
  -- Догадываюсь, но хочу услышать твою версию, - меня наоборот, била мелкая дрожь. Правда, внешне она никак не проявлялась.
  -- Так отцы и заказали! Ты что же думал, уложил их ребят и можешь жить спокойно? - Скотч за­ставил его помолчать некоторое время.
   Я включил плиту, поставил чайник и вылил в него 4 бутылки водки. В мою сторону смотрел только Борис. Это зрелище его явно озадачило. Я вернулся к Мише:
  -- Меня ищут?
   Он впервые усмехнулся:
  -- А ты думал?
  -- Думаешь, найдут?
  -- А куда вы денетесь! - моё спокойствие он, видимо расценил по-своему.
  -- "Вы"?
  -- Ну так ты же не один. Был бы один, давно исчез. А так, у тебя обуза, как гиря на цепи, - его на­строение явно улучшалось. - Так что не у нас проблемы, это у вас проблемы.
  -- Ты считаешь, меня можно узнать? У тебя это получилось не сразу.
  -- А у неё волосы ты куда денешь? Отрежешь и положишь в сумку?
   Да, её волосы это особый разговор. Ей завидовали все её одноклассницы, и даже девчонки из старших классов. Каштанового цвета, густые, вьющиеся, длинные до пояса. Она их никогда не кра­сила, они та­кими были от рождения.
  -- Может быть, - предположил я.
  -- Вряд ли она на это согласится, - возразил Миша. - К тому же на документы ты тоже родинку под­клеишь?
  -- Зачем? - не понял я.
  -- А затем, что тебе смываться надо отсюда. Ищут тебя. А без паспорта теперь и ж/д билет не возь­мёшь.
  -- Да? И кто же меня ищет? Бойцы спецназа?
  -- Нет. Найдут, поймёшь.
  -- Сколько обещано за наши головы?
  -- 10 лимонов за тебя, - с явным удовольствием улыбнулся он.
  -- Всего то?
  -- Да ты кого из себя воображаешь?
  -- А за девушку сколько?
  -- Индульгенция за пользование! - он уже откровенно смеялся в глаза.
  -- И последний вопрос. Почему отцы решили, что это моя работа?
  -- Так больше некому, - он вполне натурально удивился, - Родимцев на работе был. А из близких друзей, на кого он мог бы повесить такое мероприятие, у него только ты.
  -- Однако, это ещё не говорит о том, что это сделал именно я. Машина ведь сама загорелась по­среди дороги.
  -- Правда? Сама, говоришь? Дыру от пули в баке никаким пожаром не заделаешь. К тому же она за­стряла в обивке заднего сиденья. Когда машина сгорела, она там и лежала.
  -- Пуля внутри свинцовая. Могла бы и расплавиться от такой температуры.
  -- Могла бы. Да, по идее, да, должна была. Но, увы, ты сделал ляп. Изначально все так и поду­мали. Пока случайно не заметили дыру, и то не сразу.
  -- Хорошо. Больше вопросов нет. Пить будешь?
  -- Чего?
  -- Пить, говорю, будешь?
  -- Нет, не хочу.
  -- Ну тогда через "не хочу", - я набрал стакан водки из чайника и влил ему в рот.
   Затем так же облагодетельствовал и тех двоих. Катрич поначалу заупрямился, но быстро переду­мал. Тут же прошёл по второму кругу и выждал 10 минут. Не пробовали пару стаканов тёплой водки без закуски? Причём, водка должна быть очень тёплой. Хорошее средство от бессонницы, рекомен­дую. Двое уже храпели, но Миша, вот же бычье здоровье, даже жалко добру пропадать, всё ещё зада­вал вопросы:
  -- Ты что задумал?
  -- Это всё, что я могу для тебя сделать.
  -- Зачем?
  -- Пей! - Он угомонился только после 5-го стакана.
   Остатки водки я перелил из кастрюли в пустую бутылку над раковиной. Вымыл чайник, вернул его на полку. Развязал всех троих. Теперь в моём резерве много времени. Мишу с Борей усадил за стол. Завёл двигатель и усадил за руль Катрича. Хотя коробку с машины сняли, но двигатель работал. Всё!
   Защёлкнул калитку снаружи и "меня здесь не было".
  
   Танечка спала на диване, свернувшись калачиком и укрывшись махровым покрывалом. Я присел ря­дом. Какая пропасть. Между этой, такой мирной и приятной картиной и той, что я оставил полчаса на­зад в гараже. Ещё, наверное, дышат. Или уже нет?
   Из подушки торчал кончик пёрышка. Я выдернул его и мягкой стороной провёл по Танькиной щеке. Она дёрнула ею, словно сгоняя муху. Потом "муха" пересела на нос. Из покрывала высу­нулась ладошка и согнала её. Но назойливая муха пошла пешком по лбу, опять по щеке. И в тот мо­мент, когда она пере­села на ухо, Танькина рука догнала её и так приложила, что она, Танька, просну­лась.
   Открылся левый глаз, сонно посмотрел на меня и закрылся. Но через секунду открылись оба глаза, уже без сна:
  -- Сколько времени?
  -- Девять, - ответил я, не глядя на часы.
  -- Господи, это я 6 часов проспала? - она села, поджав ноги, - прилегла же на минутку!
  -- Ничего. Что ж тебе ещё делать? - оправдывал я её сон.
  -- А ты? - она вспомнила, куда я уходил, - как? Нашёл машину?
   Я достал из кармана 3 удостоверения и отдал ей:
  -- Знакомься.
   Думал, она возьмёт их кончиками пальцев, аккуратно, брезгливо. Но она схватила их жадно, каж­дую фотографию рассматривала подолгу.
  -- Кто из них кто?
   Я забрал документы обратно:
  -- Так. Вот этот вёл машину, - вернул ей первое, - вот этот - бомбомётчик, - вернул второе, - а этот - заказ им передал, - третье.
   Татьяна ещё раз внимательно их просмотрела.
  -- От кого заказ? - начала она свой допрос.
  -- Отцы тех парней. В принципе, я так и предполагал. Они лишь подтвердили.
  -- Они, - она потрусила документами, - это за деньги делали?
  -- Да. Эти двое получили 4 миллиона на двоих.
  -- Всего? - её тоже удивили "расценки".
  -- Дёшево, да? -усмехнулся я.
  -- Я думала, такая "работа" стоит дороже.
   Забрал документы, присел к столу и ножницами порезал их на мелкие кусочки. Затем ссыпал мусор в уникальный или универсальный, в общем в унитаз и спустил воду. Татьяна тоже прибежала, ведь туалет и ванна совмещённые. Она включила воду и с остервенением отмывала рука с мылом на несколько раз. Моя брезгливость немного поменьше.
  -- Как они погибли? - она даже не усомнилась в исходе моего визита к ним.
  -- Понимаешь, Тань. Они перепились и уснули в закрытом гараже. Но одному из них взбрело в голову завести двигатель. Угорели во сне, в общем.
   Она стояла в дверях ванной с кровожадной улыбкой:
  -- Ну, туда им и дорога! - и пошла в комнату.
  -- Но это ещё не всё, - я доставал из шкафа фотоаппарат и вспышку.
  -- Что мы будем делать? - она вновь сидела на диване, естественно, поджав ноги.
  -- Новый паспорт для тебя. За нас обещана награда.
  -- Нас ищут?
  -- Да. И небезвоздмездно. 10 миллионов за меня.
  -- А за меня?
  -- Прощение грехов.
  -- Вот сволочи!
   Я поставил посреди комнаты стул, усадил Татьяну.
  -- Зачем, дядя Серёжа?
  -- Старить тебя будем.
  -- Как старить? Зачем старить? Я не хочу стареть! -нахмурила брови.
  -- По твоему паспорту ты отсюда не уедешь. И внешность уж больно приметная, особенно во­лосы. Это не больно, да и без последствий.
  -- Что ты хочешь сделать? - она явно роптала.
  -- Я тебя загримирую, сфотографирую, и ты идёшь в ванную смывать своё старое лицо. Я делаю тебе другой паспорт. Завтра ты гримируешься по новой. По прилёту в Москву смываешь в последний раз. Так понятно?
  -- Так - да, - она рассмеялась.
  -- Тогда постарайся шевелиться поменьше.
  -- Слушаюсь! - она в шутку отсалютовала.
   Моя сестра работает гримёром в театре. Но как сестру я отказывался её воспринимать довольно долго. Она была для меня тётей Олей лет, наверное до 10-ти. У моих друзей мамы были моложе. К тому же эта тётя Оля жила уже не с нами. Её сын, мой племянник, старше меня на год. Вот он был мне братом! Лишь с возрастом я всё-таки признал её как сестру. И очень часто забегал к ней в театр со служебного входа. Мне нравилось смотреть, как она превращала простого артиста в глубокого ста­рика или в Ивана Грозного. И не просто смотрел, а со временем много у неё нахватался.
   Поэтому у меня не случайно оказалось под рукой всё, или почти всё необходимое, чтобы превратить это молодое и юное лицо в лицо взрослой женщины. Красить волосы бесполезно, их длина уже заострит внимание. Отрезать вообще жестоко по отношению к их хозяйке, эту мысль я сразу отбросил. Их можно упрятать под рубашку и там закрепить, оставив небольшую для них сво­боду. А голову покрыть платком. Исходя от этой, уже непривычной детали современной одежды, я и составил её новый образ. Это должна быть женщина бедновато одетая, без ярких, броских деталей, какая-нибудь женщина-работяга. С уставшей походкой.
   У Танечки её аккуратный красивый носик превратился в подобие грузинского, с небольшой гор­бинкой. Подбородок слегка раздвоился. Брови из тонких линий стали "лохматыми", под глазами за­легли мешки и появились слабые морщины. Волосы схватил сзади резинкой в тугой хвост.
  -- Всё. Зеркало дать?
  -- А я не испугаюсь? - Татьяна серьёзно посмотрела на меня.
  -- Потушить свет?
  -- Не надо. Давай зеркало.
  -- Не страшно?
  -- Страшно, если честно. Но должна же я видеть то, что увидят другие.
  -- Держи.
   Она, хоть и "честно", взяла зеркало чуть дрожащими руками и, увидев своё отражение, тут же от­прянула:
  -- Боже! Кто это! Дядя Серёжа, это я?! - она была потрясена.
  -- Перед тобой Пермякова Надежда Александровна, уборщица, 35 лет, замужем. Мужа ты видела несколько минут назад. У него ещё здоровая родинка на щеке, усы и очки в роговой оправе. Детей у вас нет, сударыня.
  -- Это ты, что ли, Пермяков? - она серьёзно посмотрела на меня.
  -- Да. И Пермякову Валерию Викторовичу 40 лет. Работает электриком на обогатительной фаб­рике.
  -- А что? Ты в гриме на 40 лет вытягиваешь. А я как-то и не замечала.
  -- Ну что, узнаёшь сама себя?
  -- Не-а, здорово. Дядя Серёжа, где ты этому научился? Слушай, - это последнее слово она протя­нула, вот так - "слуша-а-ай", - класс, здорово! - она явно залюбовалась своим новым лицом.
   Я повесил простынь на стену, установил лампы, закрепил фотоаппарат.
  -- Пересаживайтесь, Надежда Александровна. Фото на память сделаем.
  -- С удовольствием! - Танечка перепорхнула со стула на стул.
   Хватило бы и одного снимка, но для подстраховки сделал пару.
  -- Я переставлю плёнку в бачок в ванной, - начал собирать "фото студию", - затем ты идёшь молодеть.
  -- Жалко, - она скривила губы на одну сторону.
  -- Кого? - не понял я.
  -- Работу твою. Ты полчаса на неё потратил.
  -- Не переживай. Завтра новое нарисуем.
   Пока шёл процесс обработки плёнки, мы соорудили небольшой обед-ужин.
  -- Что по плану дальше, дядя Серёжа? - спросила Танечка, нарезая салат.
  -- По плану? Так, дай подумать, - я ломал на куски копчёную курицу, - ага. Завтра с утра ты отсыпа­ешься, я иду за билетами. Потом у меня ещё поездка в Утёсный. И где-то к обеду вернусь. Са­молёт будет вечером...
  -- Дядя Серёжа, - перебила Танька, - самолёт же днём. И не завтра, а через 2 дня.
  -- Да? Откуда ты знаешь?
  -- Здрасьте! А кто из нас собирался в Москву поступать?
  -- А-а-а, - сообразил я, - так то самолёт на Москву, а мы полетим на Якутск, там остановимся на ночь в гостинице, а утром наш рейс на Москву. Не хочу торчать здесь лишние дни. Кстати, ничего, что мы остановимся в гостинице в одном номере? Ведь по документам мы - супруги.
  -- Вот здорово! - она оставила салат, - быстро ты меня женил.
  -- Самый оптимальный вариант. Меньше подозрений, - я открывал банку с печенью.
  -- А потом?
  -- А потом в Москве мы едем в твой институт, подаём твои документы, ищем тебе квартиру. Ты поступаешь, и я улетаю.
  -- Сюда? - Танька определённо умела читать мысли.
  -- Да. Но ненадолго. На несколько дней.
  -- Отцы?
  -- Отцы, - со вздохом согласился я, - куда же от тебя денешься, если ты и без моих объяснений всё понимаешь?
  -- А без них нельзя? Никак?
  -- Никак. Они будут искать. Когда поймут, что нас здесь нет... не знаю, как поступили бы они, но я на их месте подключил бы все связи. Прямых улик у них нет. Есть только подозрения. Иначе они бы надавили на милицию. То, что ты собиралась поступить в Москву, они или уже знают или узнают в скорости. Ты же не хочешь новых неприятностей?
  -- Совершенно не хочу! - она вдруг осознала, что всё ещё не закончено и замерла.
  -- Что, передумала поступать? - я спокойно резал хлеб.
  -- Я?! Да вот им! - она скрутила 2 дули в сторону туалета, - пусть задавятся!
  -- А ты своего добьёшься, - я восхитился её стремлением учиться.
  -- Ещё бы.
  -- Ты даже не представляешь, как я рад, что ты рядом.
  -- Обижаешь, уж кто-кто, но я представляю это отлично.
  -- Ладно, прошу к столу.
   Мы в молчании съели всё.
  -- Даже не думал, что так голоден. День пробегал, не думая о еде.
  -- Правда? А кто же тогда купил все эти продукты? - рассмеялась Татьяна.
  -- Это я уже чисто автоматически прихватил на рынке по пути, - улыбнулся я.
  -- Торт достаём?
  -- Давай. Я пока чай поставлю.
   Торт достали, чай заварили.
  -- Дядя Серёжа, можно тебе вопрос задать?
  -- Танька, конечно. У меня нет от тебя секретов. Теперь нет. После всего этого, - я указал паль­цем через спину, в сторону туалета, имея в виду смытые документы, - спрашивай о чём угодно.
  -- Обо всём, обо всём? - она хитро улыбнулась.
  -- Что? - попытался я угадать, - ты сама хочешь уплести всю эту вкусность?
  -- Нет, я поделюсь с тобой.
  -- Ты сама доброта. Что за вопрос? - я отхлебнул чая.
  -- Скажи, а почему ты до сих пор не женился?
   Чайный фонтан пошёл так неожиданно быстро, что еле успел отвернуться от стола.
  -- Что?!
  -- А говорил, на любой вопрос! - она смеялась и, довольная, хлопала в ладоши, - один-ноль в мою пользу!
  -- Вопросы у тебя, доложу я вам, - бурчал я, вытирая тряпкой пол.
  -- Так почему?
  -- Ждал, пока ты вырастешь, - попинал я тряпку в ванную.
  -- Правда? - она выронила свой кусок торта на тарелку.
  -- Один-один, - я, не оборачиваясь выбросил указательный палец в её сторону.
  -- А если серьёзно? - допытывалась она, когда я вновь взялся за чай.
  -- А если серьёзно, - тяжко вздохнул я, - было со мной нечто подобное. Был я замужем.
  -- Ты был замужем? - удивилась она.
  -- Ага. Вернее, женатым, - спохватился я.
  -- Но ты никогда не рассказывал об этом. Расскажи.
  -- Тебе это будет интересно слушать?
  -- Будет, будет. Расскажи.
  -- Ну слушай. В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жили-были...
  -- Дядя Серёжа, - тихо она позвала.
  -- Чего?
  -- Сказками кормишь?
  -- Ладно. Любил я одноклассницу. Сильно любил, но односторонне. Она меня просто игнориро­вала. Цветы дарил, подарки. И на День Рождения, и на 8 Марта. Чихать она хотела. В армию уходил, на проводы звал.
  -- Не пришла?
  -- Конечно нет. Она только рассмеялась мне в лицо. Я ей писал раз в неделю. Ответа, понятно, не было. Вернулся домой, она через час объявилась. "Жить без тебя, - говорит, - не могу. Чувства свои проверяла. С трудом дождалась. Люблю тебя безумно". В общем, навешала лапши на уши. А я и обрадовался, сбылась моя мечта. Она в тот же вечер утащила меня к себе. Я был на 7-ом небе! А через 2 недели объявила, что в положении. Ясное дело, заявление в ЗАГС, свадьба. В книгах такого счастья не бывает. А на 8-ом месяце её со схватками - в роддом. 8-ой месяц - это опасно. Не многие дети выживают. Но все мои страхи оказались напрасными. Нормальный, здоровый ребёнок. Через неделю я привёз их домой.
  -- Кого "их"?
  -- А? Сын. У неё сын родился.
  -- У неё или у вас?
  -- У неё, не перебивай. И с того дня начался мой кошмар.
  -- Ну, маленькие дети - всегда кошмар, - Танька всё-таки перебила.
  -- Если бы. Я стирал пелёнки, я их гладил, я вскакивал по ночам, я убирал в доме, я готовил еду, я ходил на работу. Но. Я всё делал не так. Не так гладил, не так стирал, не так убирал, не так готовил. Я всё делал не так.
  -- Почему? - удивилась Танечка.
  -- Потому что так мне говорила жена. По 20 раз в день. Она словно с цепи сорвалась. Через 2 ме­сяца такой жизни я не выдержал, усадил её на кухне и попытался, понимаешь? Только попы­тался поговорить. В ответ она чем-то запустила в меня и стала ещё невыносимей. А ещё через 3 месяца меня словно осенило. Я пошёл в женскую консультацию. Ну, туда, куда жена ходила, будучи в положении. Представь, что я там узнал?
  -- Но там ведь информацию просто так не раздают, - не согласилась Татьяна.
  -- Если мне что-то нужно..., - начал я.
  -- Знаю, знаю, - перебила она, - принимаю без возражений.
  -- Так вот, когда она сказала мне, что срок - 2 недели, было уже 1,5 месяца.
  -- Вот дрянь, - возмутилась Танька, - и что ты?
  -- Я зашёл к другу и напился. Не сильно, но здорово.
  -- Это как?
  -- Это голова ещё соображает, а ноги уже меняются местами и дорога становится с большим креном.
  -- Понятно, - она рассмеялась.
  -- Но это ещё не всё. От друга я пошёл домой. Жена хотела устроить очередной разнос, но, уви­дев меня пьяным, просто лишилась дара речи. Меня никто и никогда таким не видел.
  -- И я тоже, - снова Танька меня перебила, - я не видела тебя никогда пьяным.
  -- А я пью дома один и при зашторенных окнах.
  -- Правда? - удивилась она.
  -- Кривда. Шучу, просто я очень редко напиваюсь до чёртиков. Пока она стояла с разинутым ртом у порога, я прошёл в комнату, посмотреть на сына. Не поверишь, Тань. Я протрезвел мгновенно. Потом с врачом разговаривал. Говорит, такое бывает, когда много адреналина в кровь попадает. От страха, удивления, опасности. А адреналин гасит алкоголь. Так вот, я по­смотрел на сына. И удивился, как я этого раньше не замечал. На меня смотрело то же лицо, какое я видел полчаса назад, когда пил.
  -- Его отец - твой друг?
  -- Да, это его сын.
  -- Почему же он на ней не женился?
  -- Понимаешь, Тань, это сложно объяснить. Не знаю, сможешь ли ты понять...
  -- Почему же нет? Потому, что я ещё маленькая, да?
  -- Нет, не поэтому. Опыта такого у тебя ещё нет. Но, попробую. Эта особа, моя жена, она из того типа людей, кого раньше называли "карьерист", в худшем смысле этого слова. Вот только свою карьеру она хотела построить за чужой счёт. Не имея при этом ни капли благодарности в ответ. Она считала, что все перед ней в долгу. И когда получала желаемое, отбрасывала чело­века в сторону. Мой друг любил физику как ты химию. Поступил в институт сразу после школы. Когда я вернулся из армии, он уже был на третьем курсе. И подавал очень большие надежды. Татьяна его сначала закрутила. И ночью, сразу после их близости, такое ляпнула, что он тут же дал ей от ворот поворот. А когда она поняла, что в положении, ей понадобился муж­чина, который сможет дать её ребёнку имя.
  -- Почему же она не пошла к врачу?
  -- А нельзя ей было. Что-то у неё было такое, что грозило в будущем осложнениями для здоро­вья.
  -- И тут, как нельзя кстати ты возвращаешься из армии.
  -- Точно, я пришёл в самое нужное время.
  -- И что ты сделал, когда протрезвел?
  -- Вообще-то, мне сильно хотелось размазать её по стенке. За подлость её, за обман. Если бы она поговорила со мной по-хорошему, ужель не понял бы я её и не помог? Я всего лишь влепил ей оплеуху. Но она получилась какой-то сочной. Я даже испугался, не сломал ли ей шею. Она так сильно крутанулась! Я собрал вещи и ушёл. Потом разговаривал с другом.
  -- А почему же этот твой так называемый друг не удержал тебя от женитьбы?
  -- Без "так называемый", Тань. Его в это время не было дома, он был на учёбе. Здесь я сам вино­ват. Я был так счастлив, что забыл о нём, и даже не пригласил на свадьбу. Сделай я это, он хотя бы предупредил меня. Он рассказал мне об их отношениях уже позже, когда и было поздно. А дальше подал на развод.
  -- На алименты она не подавала?
  -- Ха! Пыталась. Но я объяснил ей расклад. Он был не в её пользу. Справка из женской консуль­тации и из части, где я служил, подсказали бы, что не я отец ребёнку. Суд бы поверил. Потом я уехал.
  -- Больше их не видел?
  -- Видел, в прошлом году на родину ездил, помнишь?
  -- Помню.
  -- Заходил к ним.
  -- И что?
  -- Трудно поверить после всего о ней рассказанного, но она изменилась. Полностью.
  -- Действительно, трудно. Я и не верю.
  -- Зря, это правда. События в стране с этой перестройкой многих поставили за черту нищеты. Они оказались где-то рядом. Ещё немного, и она пошла бы либо на панель, либо с шапкой по кругу. Это так сильно ударило по её амбициям, что она пересмотрела все свои взгляды.
  -- Может, она и здесь пыталась тебя обмануть?
  -- Нет. Я сам сначала так подумал. Она ни о чём меня не просила, ничего не требовала. Хотя нет, она просила простить ей всё то плохое, что сделала для меня. Они сидели, что называется, на сухарях. Я помог ей с работой. Недавно заходил к ним. Живут, не тужат. С жиру не бесятся, но и не бедствуют. В доме достаток. Благодарила меня за помощь. Но без всякого самоуничи­жения или наоборот, высокомерия. Почему бы не быть ей такой с самого начала?
  -- Не жалеешь?
  -- О чём?
  -- Могли бы вновь жить вместе.
  -- Нет. Кто угодно, только не я. Не умею прощать. Хотел бы научиться. А пока не умею. Ладно, разболтались мы, а мне ещё паспорт рисовать. Ты убираешь, - я кивнул на стол, - я рисую.
  
  -- Тётя Аня, это я, - я постучал в двери.
  -- Серёжа, ты куда пропал-то? - удивилась соседка, выходя на крыльцо.
  -- Пошли, пошли, тётя Аня, - я направил её обратно в дом.
   Мы прошли на кухню. Я сел сам и предложил её последовать моему примеру.
  -- Тётя Аня, мне необходимо уехать. Причём так, чтобы об этом никто не знал. У вас были 2 спальных мешка, котелок я у вас видел и рыболовные крючки. Приду в августе.
  -- Придёшь? А сказал - уедешь, - удивилась она.
  -- Да, - отмахнулся я, - хочу съездить порыбачить. Вдвоём с другом.
  -- Верно, спрятаться хочешь? - заговорщически подмигнула тётя Аня.
  -- Верно, - согласился я.
   Как мне пустить отцов по ложному следу ещё Степаныч подсказал. Сразу после меня тётя Аня убежала к соседке делиться новостью. Так что месяц в запасе у меня появился.
   Вечером мы с Татьяной улетели в Якутск. В аэропорту среди провожающих я заметил одного мо­лодого парня, рассматривающего всех пассажиров. Один из тех, кому все должны. По нам он лишь пробежал взглядом, с неприязнью отведя взгляд от моей "родинки". Моя ещё нестарая супруга также не вызвала в нём восторга. Сутулая, бедно одетая женщина с не очень привлекательным лицом. Ка­кая здесь связь с теми, за кого можно слупить десяток косых?
   Таня тоже заметила его, но даже бровью не повела.
  
   Мы спокойно долетели в Москву, нашли подходящую квартиру рядом с институтом. Хозяйка была пожилой вдовой, очень скромной и порядочной женщиной. Она выделила своей квартирантке отдельную комнату. Я оплатил проживание на год вперёд и купил Татьяне телевизор и видик с расчё­том на то, что он наверняка пригодится ей для просмотра кассет с учебным материалом. Потом, в бу­дущем, поставлю ещё и компьютер, подключу его к Интернету.
   А пока я оставил абитуриентку сдавать экзамены и улетел домой. Разбираться с плохими делами.
  
   Как их закончить, даже представления не имел. Ни одной зацепки - с какой стороны подойти? Выйдя из здания вокзала, я пешком отправился к своему временному пристанищу. Я уже упоминал, что в лесу сделал тайник. Там же имелся и НЗ продуктов на неделю и тёплые вещи на случай но­чёвки. Это я предусмотрел ещё год назад, задумывая возврат мне денег. Так что, тайничок уже сыг­рал мне добрую службу, сохранив документы. Своей базой на ближайшее время я всё же из­брал квартиру в городе. А здесь меня ждала тетрадь со всеми сведениями на четвёрку добрых людей. Эти данные я раздобыл ещё когда искал способ устранения их отпрысков.
   На квартире достал чистый лист бумаги и выписал на него всё то, что касалось отцов. Получи­лось не очень много. Между ними не было таких дружеских отношений, как у сыновей. Двое заядлые охотники, двое изредка выбирались на рыбалку. Двое дружили семьями - были кумовьями. Но один из этих двоих был охотником, второй - рыбаком. Связало их воедино со­бытие полугодовой давности. То, что зимой произошло с Татьяной. До этого они, вероятно, даже не знали друг о друге. Теперь их объединяла ещё и смерть сыновей. Интересно, награда за меня объяв­лена всеми или кем-то из них? Если всеми, то я - именно та причина, которая их всё ещё объединяет.
   А она мне просто необходима. Их так же, как и отпрысков необходимо убрать всех и сразу. А ещё лучше не просто убрать, а так, чтобы вообще следов не осталось. И ни у кого не появилась воз­можность рассмотреть чудом не расплавившуюся пулю.
   У меня были их адреса, телефоны, места работ. Чего не хватало, так это идеи - как? Татьяна их сейчас не очень интересовала. Они понимали, что с её стороны угрозы ожидать не следует. Она бы им пригодилась в качестве человека, на котором можно сорвать свою злость. Другое дело - я сам. Интересно, по вечерам они шторы на окнах задёргивают?
   Я проверил всех четверых. У всех зашторены окна, хотя двое жили в многоэтажном доме, 4-ый и 8-ой этажи. Уж там-то кого опасаться, если не меня? Дрожите, ребята? И ждите, скоро я приду. Сидят по домам как сурки, не выманишь. А если...
   Тут мне и пришла та самая идея. Вот же я! Тот, кто им нужен. За мою голову они учре­дили премию. И если кто-то им её предложит?
   Я позвонил из автомата.
  -- Виктор Иванович?
  -- Да, кто это? - такой неприятный для меня голос.
  -- Неважно. Вы хотели бы видеть одного молодого человека?
  -- О ком Вы? - ответил он после некоторой паузы.
  -- О том самом человеке, за которого предложена премия.
  -- И что?
  -- Он предлагает мне за отмену встречи с вами вдвое.
  -- Зачем же Вы тогда звоните?
  -- Я тут подумал, может быть вы очень сильно желаете его увидеть?
  -- Может быть, - согласился он.
  -- Тогда - вдвое против его.
  -- Ничего не понял, - произнёс тот медленно, - вдвое, опять вдвое. Что Вы хотите, молодой чело­век?
  -- Вы не против, если я скажу прямо?
  -- Буду Вам признателен.
  -- Вы предложили 10 миллионов, он - 20. Если вы согласны на 40, он ваш.
  -- А не много ли?
  -- Дело ваше. Для меня и 20 неплохо, но 40 всё-таки лучше. Тем более, что вас четверо. С каж­дого по червонцу.
  -- А, - он явно тянул время. Не знаю, есть ли у него такая возможность, как определение номера.
  -- Я вам завтра перезвоню, - оборвал я его, - а Вы пока созвонитесь со своими друзьями.
   И повесил трубку. То, что он тут же перезвонит, я не сомневался. Приманка была очень заманчи­вой, чтобы от неё отказываться.
   На следующий вечер я перезвонил. Но не ему, другому из этой четвёрки.
  -- Александр Николаевич?
  -- Да, кто это? - тот же вопрос-ответ, что и вчера.
  -- А я и не представлюсь. Что, Виктор Иванович звонил Вам насчёт встречи с тем парнем, за ко­торого назначена премия?
  -- Это Вы?
  -- Ясное дело. Ну так как?
  -- Мы согласны. Где мы сможем увидеться с ним?
  -- Сейчас я везу его к тайнику в лесу, где отстегнёт мне за свою свободу...
  -- Вам не нужны 40 штук? - перебил он меня с явным удивлением.
  -- Ещё как нужны! Но 60 штук всё же лучше.
  -- Вы же говорили 40! - его явно возмутила моя жадность.
  -- А я и не передумал. Я отдам вам его за 40. И 20 сниму с него. Понятно?
  -- Ну ты парень не промах! - рассмеялся он.
  -- Тем и живу, - согласился я, - но сейчас не это главное. За мостом есть поворот на сопку, а там - дорога на Каренчу (это небольшая речка в тайге).
  -- Знаю.
  -- Там, где дорога выходит к реке, мы оставим машину и пройдём метров 100 вверх по течению. Привезёте деньги, заберёте своего ненаглядного.
  -- Но почему так срочно?
  -- А это, чтобы вы ничего неожиданного не предприняли, - и я положил трубку.
   Не думаю, что деньги у них будут с собой. Скорее всего они не против убрать и меня как того, кто им нужен. И меня же как того, кто им совсем не нужен. То есть того, кому они должны заплатить. Доехать к месту на машине можно только лишь по той дороге, что я указал. Они это сделают не меньше, чем за час. Своим же ходом я пришёл за пол часа и залёг на другом берегу.
   Ну, ребята! Они уже через 10 минут после меня добрались. Наверное, на матомной энергии. До­рога спускалась с сопки под уклон градусов в 20. Затем резко поворачивала вниз по течению в 10 метрах от реки. Они остановились метрах в 20 от поворота. Я наблюдал за ними в бинокль. Это была "Нива", в салоне все четверо. Водитель остался, остальные вышли.
   Когда я уложил первого, остальные ничего не поняли. Лёг второй, и третий сообразил, что это за­падня. Но не успел дотянуться до двери. Водитель просто упал на пассажирское сиденье. Для того, чтобы убраться отсюда, необходимо развернуть машину. А для этого надо поднять голову. Его хва­тило минут не 10. Затем дверь распахнулась и он выскочил с расчётом убраться своим ходом. Не ус­пел, однако.
   Я собрал гильзы и прошёл вверх по течению метров 100. Там дожидался меня небольшой плот из 4-ёх сухих сосен, ещё с утра мною же приготовленный. На нём спустился к "Ниве" и распустил на брёвна. Спускаясь на машине вниз, приходится притормаживать, чтобы вписаться в поворот. Иначе есть риск заехать в воду. А глубина в этом месте метров 10. Дорога, правда, используется очень редко. Рядом есть другой спуск, намного более удобный.
   Брёвна положил так, чтобы спускаясь и не сворачивая, уйти прямо в речку. Два бревна, связанных вместе, служили колеёй для одной стороны. Интересно всё же, взяли они деньги или нет? Осмотрел машину, похлопал по карманам - пусто! Зато в бардачке лежал пистолет, а на заднем сиденье охот­ничье ружьё. Охотнички. Я затащил их обратно в машину, правда, водителя пришлось погрузить в багажник. И задом, задом вывел "Ниву" наверх. Вместе с плотом притащил старый тазик и канистру, в которые слил масло и бензин. И забросил в салон свою СВД.
   А теперь, переключившись на нейтралку и не сворачивая, я вылетел на середину реки. Уже под водой выбрался из машины и закрыл за собой дверь. Здесь, на глубине, она будет долго лежать. Оста­лось смыть бурые пятна с некоторых камней на дороге и растолкать брёвна по реке.
  
   Здесь у меня ничего кроме могилы друзей не осталось. Спокойно я выписался, снялся с учёта в во­енкомате и уехал в Новосибирск. Мой дом теперь будет в этом городе. Почему именно там, даже не знаю. Когда-то уехал со своей родины в далёкую даль начинать всё с нуля. Теперь в "нуле" было не­мало материального, хрустящего и шуршащего. Часть которого превратилась в однокомнатную квар­тиру и один бокс в гаражном кооперативе, в котором поместилась небольшая столярная мастерская.
   После этого слетал к Татьяне и поздравил её с поступлением в институт. Зимой мы съездили в Питер. В этом городе она была впервые.
  
   Глава 4. Взросление будущего учёного.
   А летом, вновь приехал за ней в Москву к тому моменту, ко­гда заканчивалась сессия. Я намеревался забрать её к себе на всё лето. Она стояла возле учебного корпуса в кругу своих подруг. Но не заметить эту рыжую гриву каза­лось невозможным.
  -- Эй, ученичка! - махнул я рукой метров с двадцати.
   Вся группка одновременно повернула головы в мою сторону, определяя, к кому из них относится мой окрик.
  -- Дядя Сёрежа! - Танька узнала меня.
   Раскинув руки, она полетела ко мне так же просто, как делала и десять лет назад. В приветствии я тоже показал руками, какая рыба водится на Енисее, и встретившись объятиями провернулся вокруг оси, гася инерцию встречи. Надо было видеть лица парней, что стояли рядом! На мой взгляд, у лоша­дей морды вытянуты меньше. Ведь зимой никто из них меня не видел, я забирал Танечку с её вре­менной квартиры.
  -- Меня твои однокурсники не побьют? - поинтересовался я.
  -- Да пусть они лопнут от зависти, - рассмеялась моя подопечная, освобождаясь от объятий, но не оставляя моих рук, - у каждого язык с полметра длиной становится, лишь только меня уви­дит. Если не прикрикнуть, готовы плестись следом хоть на край света.
  -- А "Света" их игнорирует, - сделал я смелое предположение.
  -- Ага! - Танька кивнула головой, не отпуская моих запястий, - представляешь, они идут за мной толпой, а я их игнорирую. Они падают и сами в штабеля укладываются. И не они одни. Где бы я ни шла, даже почтенные отцы семейств забывают о своих благоверных, хотя те и следуют рядом. А в хирургическом отделении после моего приезда даже отдельную палату сделали. Туда с шейными вывихами мужики пачками валят.
  -- Ой, Танька, - покачал я головой, - и глазом моргнуть не успеешь, как сама на ком-нибудь та­кой же вывих заработаешь. Вон, красавцы-спортсмены какие у вас. Такие редко без добычи возвращаются.
   В мгновение ока я превратился в крохотного Кая, застывшего у ног великой Снежной Королевы. Та очень медленно обратила на меня из поднебесья ледяной взгляд и чётко разделяя слова, про­изнесла:
  -- И не мечтай. Скорее придётся построить целую клинику для свёрнутых шей, чем я выражу кому-то из них своё согласие.
   Я замотал головой, отгоняя наваждение.
  -- Но ведь нельзя же из-за тех подонков переносить свою ненависть на всю мужскую половину населения.
  -- Почему же на всю? - усмехнулась она, - разве это распространяется и на тебя?
  -- Ну, допустим, что я - исключение, - и задрал нос, - ведь я - твой опекун.
  -- Отшлёпать бы тебя, опекун!
  -- Что, прямо здесь? При этих парнях? Вот они порадуются.
   Танька резко дёрнула мои запястья. Но улыбка с её лица при этом не исчезла.
  -- Всё, - вздохнул я обречёно, - теперь нет исключений. Пропали мужики.
   Она одарила меня таким взглядом, что я против Кая смотрелся карликом.
   Следующим вечером мы вылетели до Утёсного, куда из-за разницы во времени приземлились около полудня. Первым делом заехали к Степанычу, которому я вёз в подарок "новую ногу", чтобы он смог наконец оставить свои костыли и пройти нормальным шагом. Чему тот оказался несказанно рад.
   От него, не отпуская такси, по магазинам. И только на кладбище я дал вольную водителю. Могила Родимцевых травой не заросла. Свежие букеты искусственных цветов говорили о том, что совсем не­давно здесь уже кто-то наводил порядок. Я открыл водку и вино, наполнил и поставил большой ста­кан Сергею. Танечка для матери приготовила фужер, и мы помянули в молчании самых дорогих нам людей. После этого она опустилась на колени у могилы, а я закурил и принялся красить ограду.
   Танька склонила голову и словно уснула. Через полчаса пришлось потревожить её и вручить кисть:
  -- Помогай красить, не то колени застудишь.
   Вечером мы улетели в Новосибирск. Здесь уже поджидал мой приятель с машиной, которого я заранее попросил.
  
  -- Что мы будем делать по твоей программе? - поинтересовалась студентка на отдыхе, когда мы раскидали содержимое её чемодана по дивану.
  -- Откуда ты знаешь о моей программе?
  -- Хочешь сказать, что её нет? Не поверю.
  -- Не верь, - согласился я, - каждый день у нас расписан. Но ..., - я обеими руками указал на её вещи, - это что? Это твоё? Танька, а где же платья?
   Она подошла к дивану и подняла два каких-то простых наряда.
  -- Как где, а это?
  -- Это? Оставишь их здесь. Перед твоим отъездом пойдём в нормальный магазин и купим тебе нормальный наряд. Нельзя такую девушку одевать во что попало.
  -- Тогда мне от ребят вообще прохода не будет! - то ли взмолилась, то ли возмутилась девушка без наряда, - они же меня затерроризируют!
  -- Именно этим мы и будем заниматься всё лето напролёт. Будешь учиться.
   Вот теперь она точно возмутилась. Я думал, задохнётся от негодования.
  -- Дядя Сёрежа! Я целый год только и делала, что училась! Миллион и одна тысяча предметов. Целыми днями писанина, целыми вечерами зубрёжка. В голове настоящая каша! Я так надея­лась, что хоть здесь, у тебя, смогу избавиться от этой мешанины.
   Я открыл платяной шкаф и забрал у измученной профессорами ученицы её парадные костюмы.
  -- Обещаю, что по окончании лета тебе придётся заново вспоминать всё то, что заталкивала в голову в институте. К тому времени в ней не останется ни одной мысли.
  -- Как же возможно учиться так, чтобы в голове мысли не витали?
  -- А мы оставим голову в покое, мы твоим телом займёмся.
   Потеря речи и выпуклые глаза.
  -- Телом? - первый вопрос после минутного ступора.
  -- Да, - рассмеялся я, - будем его ломать, бросать и швырять. Я научу тебя отбиваться от очень назойливых самцов, у которых отвисает челюсть при твоём появлении пред их ясные очи. Твоё собственное тело превратится для них из предмета вожделённых мечтаний в бритву, к которой опасно прикасаться.
  -- И тебе меня нисколечко не жалко? Даже на чуть-чуть?
  -- Именно потому, что жалко, ты и будешь учиться "бритвенному" делу настоящим образом.
  -- А если, - она наконец улыбнулась и посмотрела на меня сквозь сощуренные ресницы, - к концу лета я сама тебя швырну или сломаю тебе руку?
  -- Тогда можешь считать, что экзамен сдан.
   Она тяжко вздохнула:
  -- Опять экзамен.
  -- И так всю жизнь, - заверил я, - постоянно приходится расплачиваться за собственное неумение и незнание. И цена бывает разной.
   Убрал её вещи в шкаф, забросил чемодан на антресоли и достал раскладушку.
  -- Значит так, сейчас идёшь в ванную, я готовлю постели. Затем ужинаем и мыться иду я, - про­звучал инструктаж.
  -- А я? Что буду делать я, ты мне хоть какую-то работу оставляешь?
  -- А как же! Вот стоит диван. Твоя задача - занять его первой, пока я буду в ванной. А я лягу на раскладушке возле окна.
  -- А если ..., - попыталась пробиться маленькая (175 роста) настырница.
   Но я пресёк возражение:
  -- А если ты вновь ляжешь на раскладушке, я тебя попросту сброшу на пол. И жалко не будет!
  
   В жизни не угадаете, где же она всё-таки уснула. Она подвинула раскладушку к самому дивану, впритык. И на неё же легла. Я достаточно изучил Татьяну, чтобы расшифровать её поступок: "Только попробуй!".
   Ладно, один-ноль в твою пользу. Доживём до утра.
  
   На рассвете "5:59" на будильнике сменилось на "6:00", и он заставил меня открыть глаза. Я про­тянул руку, взял кончик рыжего хвоста и пощекотал Танькину щёку.
  -- Девушка, вы перегородили мне дорогу.
  -- Объезд, - она юркнула под одеяло.
  -- Девушка, подъём.
  -- Меня нет, - прозвучало из подземелья, вернее из пододеялья.
  -- Девять утра, пора вставать.
  -- Уже девять? - выглянул кончик носа, - так спать хочется.
  -- Это - из-за разницы во времени, - беззастенчиво соврал я.
  -- А ты иди в ванную, а я пока проснусь, ага?
  -- Ладно, - согласился я, - ныряй.
   Она вновь растворилась под одеялом. Я оделся и привёл себя в порядок. Татьяна уже в халате и с самым сонным видом подпирала дверь комнаты. Я осторожно проводил её к раковине.
  -- Считаю до трёх, - спокойным голосом гипнотизёра продолжил я пробуждение, - и ты просы­паешься.
  -- А если ...
  -- ...не проснёшься, прозвучит "четыре" и тебя разбудит холодный душ.
  -- Не надо! - Спящая Красавица резко открыла глаза.
   Пока я готовил завтрак, она успела умыться и даже убрать постели. Когда проснувшаяся красота вошла на кухню, её взгляд приковался к часам, что стояли на холодильнике над моей головой.
  -- Один-один, - прокомментировал я счёт.
  -- Так сейчас только половина седьмого? И ты поднял меня в такую рань?
  -- Ты даже не представляешь, насколько я обожаю наводить праведный гнев на молодых деву­шек. Это такое несказанное удовольствие.
  -- Но почему так рано?
  -- Через час мы уезжаем. Полчаса на машине, затем 50 километров пешком по лесу. Две недели наедине с природой и садистом-учителем. Там есть замечательная поляна, родник и озеро. Там ты будешь чувствовать себя свободно. А после мы вернёмся домой. В течении дня отдых, а по вечерам на целых четыре часа в нашем распоряжении небольшой, но отличный спорт­зал. Я дам тебе за лето необходимые азы и навыки. А уже там, в Москве, тебе понадобится секция борьбы.
  -- В лесу? - выловила она, - две недели? Да нас же там комары съедят!
  -- Не переживай, в этом году лето холодное, а им тепло подавай.
  -- А одежда? - искала пригревшаяся москвичка зацепку, - у меня же ни одежды, ни обуви для леса нет.
  -- У меня есть, - топил я корабли, - для тебя всё приготовлено.
  -- А жить там где? Под открытым небом?
  -- Там уже палатка припасена и два спальных мешка. И продукты, - пресёк возможный вопрос, - на всё время заготовлены. Так что, - развёл я руки, - некуда тебе деваться. Если будет вопрос насчёт купальника, то он в шкафу лежит.
  -- Ну ладно, я тебе припомню, - улыбнулась она и покачала головой.
  
   По лесным тропинкам, с двумя получасовыми привалами (ведь шли налегке) мы к вечеру добра­лись до пункта назначения. Здесь на небольшом пригорке под каменным завалом лежали три боль­ших мешка, доставленным мною с приятелем за несколько дней до этого.
   Когда поставили палатку и развернули внутри спальные мешки, Танечка пришла в вос­торг. И было от чего. Небольшая круглая поляна, метров десять диаметром. Окружена высокими со­снами и молодым подлеском. В стороне журчал родничок, обещая наисвежайшую воду. Тихо, без­ветренно, комары и впрямь словно не просыпались. Сама поляна как замечательный зелёный ковёр - ни единого камня или пня, одна только трава. Завал оставался сбоку от палатки, нисколько нам не мешая. Возле него я соорудил костёр и повесил котелок с водой.
   Танька пристроилась рядом, расстелила скатерть-самобранку и помогала готовить ужин.
  -- После всех этих скучных лекций, когда порою не соображаешь - что же ты конспектируешь, здесь в лесу так тихо, - она на минуту оставила своё занятие, - и так прекрасно. Даже не знаю, дядя Сёрежа, что бы я без тебя делала? Мне тебя, наверное, Бог послал? Ты такой добрый, та­кой сильный и такой, - она задумалась, подыскивая слова, - такой надёжный.
  -- Как танк, - подсказал я.
  -- Почему как танк? - не поняла она.
  -- Это такая высшая степень надёжности у мужчин.
  -- Точно, - согласилась она, - точнее и не придумаешь. Скажи, а вот этому качеству можно нау­читься?
  -- Танковому?
  -- Ага, - засветились её глаза, дополняя улыбку.
  -- Нет, Тань, увы и ах. В школах такого предмета не преподают, - я нарезал хлеб, - либо оно да­ётся при рождении, либо нет. Можно изображать из себя бессребреника, мецената и человеко­любца, но когда идёт проверка на вшивость, когда жизнь ставит перед жёстким, а порою и жестоким выбором, с лица слетают все маски и человек остаётся в неглиже. Там уже не сов­рёшь и не спрячешься за ширму.
  -- А много в твоей жизни встречалось таких людей, чтобы ты смог доверять им как самому себе? Чтобы знал - они не подведут и не предадут?
   Я задумался, вспоминая всех своих друзей и знакомых. Но сколько не искал, была одна только кандидатура.
  -- Твой отец.
  -- А ещё? - её удивил столь малый список, - ни одного?
  -- Ни единого. Твою маму я в расчёт не беру. С отцом они для меня - одно целое. Друг без друга я их себе не представляю.
  -- Для меня тоже, - вздохнула она, - но мне повезло больше. И ты, и отец. Итого, двое.
  -- Перещеголяла, - усмехнулся я.
   Мы организовали замечательный ужин из свежих продуктов, что принесли с собой. Ведь после­дующие две недели придётся пересесть на консервы, суповые пакеты и галеты.
  -- А самое главное, - добавила Танечка, - на свежем воздухе. Никакого тебе гула в столовой, тихо-тихо. И никаких упорных взглядов, желающих съесть тебя саму.
  -- А как ты хотела? Угораздило родиться красивой, неси свой крест. Надо было не перебирать харчами, а прихватывать какую-нибудь среднюю внешность. Вот та стайка подружек, от кото­рых ты бежала мне навстречу. Среди них я заметил самых простых и неброских девушек. И поверь мне на слово: им в жизни будет намного легче. А красота, настоящая красота, это как наказа­ние.
  -- Но почему так?
  -- Так несправедливо? - она согласно кивнула, а я рассмеялся, - это закон такой в природе: чем слаще нектар, тем больше на него слетается пчёл. Но к ним присоединяются и мухи. Которым от тебя требуется только одно - затащить в постель, а наутро перед друзьями хвастаться побе­дой. Поэтому, мы и здесь. Ладно, у нас ещё остаётся два часа светлого времени.
   Покончив с ужинов, мы убрали с импровизированного стола. Для продуктов под камнями был вмурован металлический ящик. Это место отдыха мне "сдал" тот самый знакомый, который вчера встречал нас в порту, а сегодня вывез из города. С ним же вместе мы столярничали в нашей общей мастерской. А по вечерам разминались в частном спортзале его знакомого, который имея собствен­ное кафе, оказался помешанным на "железе". Для нас там представляли интерес не столько его тре­нажёры, сколько маты, выстилающие небольшой зал. Но об этом позже.
  -- А сейчас будешь падать, - начал я учёбу.
  -- ?
  -- Тебе придётся часто падать. Не только здесь, но и в жизни вообще. От твоего умения или не­умения зависит, сможешь ли ты подняться сама или за тебя это сделают врачи. Какой вариант тебе ближе?
  -- Конечно сама, не нужна мне больница.
  -- Я тоже так думаю. Поэтому, запоминай. Самый лучший способ падения - это лицом вперёд. Причина простая - ты контролируешь ситуацию. Если потеряешь контроль, инициатива пере­ходит в руки противника. Или, что хуже, противников. Вначале смотри на идеальное падение - обе ступни сводишь вместе, ноги прямые. Согнёшь колени - их же и разобьёшь. Корпус прямой, падаешь на кисти рук, которые сгибаешь в локтях.
  -- А есть другие кисти? - на полном серьёзе поинтересовалась Танька.
  -- У тебя - да. Вон, за спиной болтается кончик косы. При падении, - продолжал я, - всю силу инерции гасишь руками. Не сможешь - испачкаем землёй лицо. А если в городе, то лицом бетон.
   Я показал в несколько дублей процесс в действии. Татьяна схватывала на лету, почти без ошибок. Но если они появлялись, мы вместе их разбирали. И следующее падение шло "как по написанному". Мне не приходилось помногу раз объяснять и повторять. Она словно открыла книгу и читала её, не возвращаясь к предыдущей строке.
   На следующий день пошли падения на бок, на спину, с подсечкой ног и толчком в корпус. Перед обеденным перерывом она сама схватила меня за рубашку и швырнула наземь. Сама же при этом лишь присела.
  -- Ну как? - повернулась Танька в мою сторону.
   Её лицо изображало олимпийскую улыбку победителя.
  -- Во! - показал я снизу большим пальцем, - первый зачёт сдан.
   После лёгкого обеда мы устроили часовой отдых и потратили его на прогулку к озеру. Совсем крохотное, метров 20 на 30. Можно сказать, большая лужа. Я разделся и несколько раз прошёлся по нему кролем из конца в конец, злорадно поглядывая на примостившуюся на камне Татьяну. Для пальцев её ног вода оказалась холодной. Пока я не настаивал.
  -- Моему нежному телу противопоказаны ледяные процедуры, - было её оправдание.
  -- Если твоё изнеженное тело так и не нырнёт в прорубь, - ответствовал я, - обещаю его само­лично столкнуть туда на прощание.
  -- Я всегда подозревала тебя в плохих наклонностях, - тяжело вздохнула жертва тёплых аудито­рий.
  -- Ты даже не подозреваешь, насколько близка к истине, - улыбнулся я и уплыл дальше.
  
   После отдыха мы продолжили "чтение книги".
  -- Начнём с самого главного, на чём строится оборона. Это твоё психологическое состояние. Бу­дешь упрашивать и умолять, добьёшься лишь одного - раззадоришь нападающего. Тогда - пиши "пропало". Если возможно избежать столкновения, не считай это задорным для себя, избе­гай. А нет - действуй. Тебя не должно смущать, что твой противник много сильнее тебя. По­тому что в твоей власти опустить его на колени всего лишь двумя пальцами.
  -- Это как? - свела брови ученица, - проткнуть ему глаза?
  -- Сможешь - протыкай. Но не вздумай передумать на полпути, бьёшь - бей в полную силу. Меня всегда смешили эти многочисленные боевики. Молотят друг дружку так, что слона сва­лить можно. А им хоть бы что, подпрыгнул и дальше в бой. Так нельзя, плохой удар равноси­лен оскорблению. Не надо махать руками, изображая ветряную мельницу. Возьмём те же глаза, по которым ты пальцами. Будет ли этот человек продолжать нападение?
  -- На мой взгляд, у него отпадёт всякое желание.
  -- Вот об этом и помни. Если проводишь удар или приём, результат должен быть именно таким - прекратить нападение с его стороны. Показываю, что можно ещё сделать двумя пальцами. Сильной боли не причиню. Главное, чтобы ты поняла.
   Я взял её мизинчик на излом.
  -- Пальцы в обратную сторону не гнутся. Поэтому, ты начнёшь сгибать другие суставы, чтобы устранить эту боль. Пройдёшь от запястья до плеча, но это не поможет. Подаёшь вперёд корпус и падаешь на колени. Запоминай все свои ощущения. Для этого я буду нажимать мед­ленно ...
  -- ...и с наслаждением.
  -- Ага, - кровожадно улыбнулся я, - поехали.
   Она упиралась и пыталась скомпенсировать боль в пальце каким-нибудь движением, но только не встать на колени. Молодчина! Она начала думать и искать варианты. Но опуститься пришлось.
  -- Я приложил минимум усилий и добился неплохого результата.
  -- Неплохого?! Да так же и палец сломать можно!
  -- И сломаешь, - согласился я, - понадобится - ломай, не раздумывая. Но если парень просто ляпнул языком, не стоит превращать его в инвалида. Порою достаточно показать ему его же слабость, иногда это помогает. Если попытается положить свою руку туда, куда тебе бы не хо­телось, доводи его палец до кондиции. Вряд ли он ещё полезет.
  -- А вдруг сломанный палец его не остановит? - Татьяна уже тренировалась на моём мизинце.
  -- Ну тогда, - я упал на колени, - либо он мазохист, либо уж очень тупоголовый! Больно же! - свободной рукой я схватил её запястье, останавливая нажим, и подсечкой сбил на траву, - мо­лодчина, грамотно упала. Но слишком голову назад отклонила. Будь там камень или сту­пенька, твой противник отыграется на полную катушку.
   Мы оба поднялись и отряхнули траву с одежды.
  -- Ты прилежная ученица, Родимцева. Я ожидал иного, более поверхностного и прохладного от­ношения к моим урокам. Не завидую настойчивым ребятам.
  -- Я им все пальцы наизнанку заверну, - она, словно ведьма скрючила свои и резко махнула ими мне в лицо.
  -- Только не перестарайся.
   Я немного отклонился в сторону и нажимом на её поясницу добавил ускорение. Чтобы сохранить равновесие, ей необходимо было сделать несколько шагов вперёд. Но мешала моя нога, перегоро­дившая дорогу. Пришлось неудачнице воспользоваться идеальным падением. Через секунду она уже стояла на ногах.
  -- Как ты это сделал?
  -- Сделал что? - не понял я.
  -- Отчего я упала? - она подошла ко мне вплотную и заглядывала в глаза, - я ничего сообразить не успела, а уже лечу на землю. Что ты сделал? - уже требовала она ответ.
  -- Это очень сложно и просто одновременно. Просто - когда знаешь и умеешь. Равновесие тела на самом деле является устойчивым положением между двумя неустойчивыми состояниями. Ведь центр тяжести находится в верхней части туловища. Стоит ему отклониться в сторону и начинается падение. Чтобы его скомпенсировать, приходится выставить ногу, делая шаг в нужную сторону. Я лишил тебя такой возможности, но твой корпус движение продолжил. По­нятно?
  -- Нет, - замотала она головой, - я так ничего и не поняла, отчего же меня понесло вперёд? Ведь я не прыгала, я только руки в твою сторону бросила.
  -- Я тебя в поясницу подтолкнул, - поделился я "секретом", - ты что же, ничего не почувство­вала?
   Она вновь мотнула головой, закрыла глаза, восстанавливая скоротечное событие в памяти и делая покадровый просмотр. Ага, глаза открылись, и в них блеснула искорка.
  -- Покажи ещё раз, - попросила прилежная ученица.
   Я толкнул её во второй раз, в третий. Когда же потянулся для следующего, она совершенно не­ожиданно изменила направление своего движения и в самый последний момент чуть-чуть подтолк­нула меня в грудь. Поскольку я сам находился в неустойчивом состоянии, её толчка оказалось оста­точно, чтобы заставить меня перекатиться набок. А Танька в это время прыгала на месте, хлопала в ладоши над головой и радостно визжала от восторга.
  
   Две недели пролетели как два дня. С ней оказалось очень легко - 2-3 показа и она сама отправляла меня утюжить поляну. Я изображал особо настойчивого поклонника, который пытается придать ход своим ручкам. И объяснял способы, воспользовавшись которыми, она быстрее добьётся желаемого результата. И добивалась! Раз в десять лучше того, на что я рассчитывал.
   В последний день утром после завтрака я объявил, что в обед мы сворачиваемся и уносим вещи с собой.
  -- Посреди дня, да ещё с вещами? Ты шутишь, дядя Серёжа? Мы сюда добирались весь световой день, и то налегке, а с вещами? Будем делать ночлег по пути?
   Я отошёл на безопасное расстояние и изобразил улыбку в 32 зуба:
  -- Отнюдь, здесь до посёлка полтора часа ходьбы. Мы сделали большой крюк по лесу, а теперь вернёмся по прямой.
  -- Как полтора, здесь рядом посёлок? Но, - замерла она, - зачем?
  -- Чтобы чувствовала себя свободно. Знай ты о близости человека, это бы отвлекало и не позво­ляло расслабиться. Или я не прав?
   Она посмотрела на меня, опустив лоб, и поманила пальчиком:
  -- Кис-кис-кис.
   Медленно отступая, я сбросил тренировочную куртку, футболку и кроссовки. Пока мисс Разгне­ванность поняла смысл моих движений, я и джинсы оставил на траве. Догнала она меня лишь возле озера, но в самый последний момент я скрылся под водой. Когда же вынырнул у противоположного берега, она рассекала поверхность лужи большими гребками. Я оставил попытки улизнуть. Танечка подплыла ко мне и замерла в паре метров:
  -- Ты почему не убегаешь?
  -- А вода-то холодная, - напомнил я.
   Только теперь она ощутила температуру озера. Разгорячившись погоней, совсем позабыла о "вредности ледяных процедур". Почувствовав наконец холод, она расширила глаза и развернулась. Но сообразила запоздалость возвращения и вновь повернулась ко мне:
  -- Таки искупал? - рассмеялась она.
  -- Обещал же, - пожал я плечами, - специально приманку берёг, иначе ведь не заманишь. Но со­гласись - созерцать это замечательное озеро пол месяца и ни разу не окунуться?
   Она резко провела ладошкой по поверхности воды перед собой с боку на бок, и в мою сторону по­летел фонтан брызг:
  -- Вот тебе!
   Я скрылся под водой и, проплывая под ней, пощекотал её пятки. Вынырнул уже на том берегу, откуда прыгал в воду.
  -- А теперь плыви обратно, - позвал я, - к палатке немного пробежимся, чтобы согреться. И там в котелке ещё оставалось малость кипятка. Заварим чаю - твоё горло сберечь от простуды.
   Она послушалась совета и теперь прыгала на одной ноге и отжимала косу от воды.
  -- А всё-таки здорово, - согласилась Таня, оценив купание, - не зря ты заманил меня.
  -- Конечно здорово, в здоровом теле - здоровый дух.
  
   К вечеру мы первым делом заехали в нашу со Стасом мастерскую. Ещё по осени купили на пару 2 смежных гаража в кооперативе и в общей стене пробили дверь. Для машины Стас имел другой гараж. А здесь установили несколько станков и зарабатывали деньги, создавая мебель. Меня можно поправить - мебель изготавливают, но мы именно создавали, творили. Ничего однотипного или по­хожего. Каждую вещь делали по эскизу, который предварительно обсуждали с заказчиком.
   А сейчас общими усилиями растянули палатку и спальные мешки для просушки. И уже оттуда пешком отправились домой. Благо - недалеко.
  -- Да, совсем забыл, - Стас достал из своей сумки две видеокассеты и вручил мне.
  -- Что там?
  -- Знакомый мой астрономией увлекается. Так не расскажешь, смотреть надо. Мне понравилось
   Это были большие по объёму времени кассеты, на 240 минут каждая.
  -- Вообще-то, я такими вещами не увлекаюсь, - раздумывал я - брать, не брать?
  -- Бери, - подтолкнул он мою руку, - посмотришь, вернёшь.
  -- Ну, если ты так настаиваешь.
  -- Настаиваю, - улыбнулся он.
   Мы попрощались около его дома и пошли к себе. С порога квартиры, только дверь входную за­крыли, эта рыжая бестия попыталась прорваться в ванную. Но обнаружила меня внутри.
  -- Это хамство, дядечка Серёжечка! Не пропускать вперёд молодых девушек! Я первой моюсь.
  -- Ты забыла добавить - "красивых", - подсказал я.
  -- Очень красивых девушек! Ты не пропустишь меня к вот этой ванночке? - она пальчиков ука­зывала цель своего вожделения.
  -- Если я поддамся твоим чарам, - она тут же принялась строить мне глазки, - то вновь рискую отсыпаться на диване. Так что, - я поднял руку и помахал ладонью, - горячий привет неземной красоте.
  -- Чтобы такое сотворить? - она взглядом обыскивала комнату.
  -- Можешь сходить на кухню, - подсказал я, - там в морозильнике лежит пакет с курицей она уже порезана и помыта. Наливаешь в кастрюлю воды, забрасываешь курицу и ставишь на плиту. И сотворится у тебя ароматный бульон.
  -- Ну ладно, сейчас я тебе сварю ужин, - пригрозила немытая красота, выходя из ванной.
  -- Учти, - крикнул я вдогонку, - тебе тоже предстоит это есть!
   Когда я передал в её правление ванну, бульон уже кипел, а рядом в миске лежала почищенная кар­тошка. Я вернулся туда, где процесс стирки красоты ждал повышения уровня воды в чугунном бас­сейне:
  -- В благодарность за картошку тебе разрешается напустить пену и запустить кораблики.
  -- Сейчас я в тебя чем-нибудь запущу!
  -- Тогда ты останешься голодной.
  
   Она плескалась около часа. Я успел не только доварить курицу, но и приготовить суп. После двух недель почти сухого пайка бульон казался верхом наслаждения. Плюс свежий хлеб и салат.
   Наконец, из пены волн появилась сама Свежесть, закутанная в розовый халат.
  -- С лёгким паром, суп будешь?
  -- Спасибо, будешь, - присела она за стол, - у меня аппетит разыгрался ещё, когда я пенку сни­мала. Тот суп, что мы варили на костре, конечно ни с чем ни сравнить. Но сейчас вот этого, - указала она подбородком на тарелку, что я ставил перед ней, - мне покажется мало.
  -- В твоём распоряжении целая кастрюля. Посмотреть бы на тебя после этого процесса. Жаль ко­нечно, что ты не предоставишь мне такого зрелища.
  -- Размечтался, - её ложка пошла в ход, - лучше скажи - откуда в холодильнике свежие овощи, нас же две недели не было? Стас постарался?
  -- Да, мы часто помогаем друг другу, - согласился я.
  -- Ага! - поймала она меня на слове, - а говорил - больше никого, кому доверяешь.
  -- Ну ты сравнила! Я его знаю без году неделя. Вместе работаем, вместе платим налоги. У нас же частное предприятие. Пока что мы друг друга ни в чём не подводили. Может быть лет через пять я отзовусь о нём иначе. Пока могу сказать только то, что уже сказано.
  -- Зная тебя, добавлю, что пяти лет многовато. На вид он вроде ничего.
  -- На вид мы все ничего. Жизненного опыта у него маловато. Второй раз на одни и те же грабли насту­пает, а ошибку свою ещё не понял.
  -- Он сидел? - нахмурились её брови.
  -- Хуже - он женился. И жена им руководит. Она постоянно указывает на то, что его мужские проблемы - это пустяки, на которые даже время тратить не стоит. Хотя у самой горы негла­женного белья и полы в доме моются раз в месяц в лучшем случае.
  -- А зачем он женился во второй раз? Если в первый ожёгся, то стоило подумать хорошо. Зачем?
   От второй тарелки супа Татьяна всё же отказалась. Пока она разливала чай, я достал из холодиль­ника коробку с пирожными.
  -- Тоже Стас? - облизнулась сластёна.
  -- Он самый, - согласился я, - всё-таки хорошо, когда тебя выручают. Зачем женился? Скорее всего не "за тем", а потому что вырос без отца.
  -- А какая здесь связь? - удивилась она, расправляясь с первым пирожным.
  -- Самая прямая - только мужчина способен из мальчика вырастить настоящего мужчину. Только он расскажет и научит всем тонкостям мужских дел, прав и обязанностей. А Стасу пришлось постигать эту науку экстерном. Но пройдёт ещё два-три года, и он покинет свою дражайшую супругу.
  -- А может быть, он сам в чём-то виноват? - выставила штыки женский адвокат, забрасывая в рот второе пирожное.
   Я пока разбирался с первым, но ещё одно предусмотрительно лежало в тарелке на коленях под столом.
  -- Если только в том, что позволил себе попасться.
  -- Почему ты так считаешь?
  -- Тань, ты согласна с тем, что каждый человек имеет право на собственную точку зрения? Он может быть сто раз не прав, но вот это самое право - оно бесспорно?
  -- Конечно, - согласилась она, - иначе было бы скучно жить.
  -- Вот, и я считаю, и у меня есть собственное мнение. Обычно я держу его при себе...
  -- Но мне хотелось бы его услышать.
  -- А мне бы не хотелось тебя разочаровывать и навязывать свои догмы и стереотипы.
  -- А если я скажу так - я приму твою точку зрения к своему сведению как одно из "мнений зала" для составления собственного представления об этом мире, так пойдёт?
  -- Ну ладно, - согласился я, - только чур - не обижаться. Ведь свои выводы я не с потолка брал. На мой взгляд, женщины имеют много общего с цветами. Вначале пробивается маленький и робкий росток, постепенно набирая силу и рост. Затем появляется бутон, который в один пре­красный день распускается пышным, красивым и благоухающим цветком. На него тут же сле­таются пчёлы...
  -- ...и мухи, - вспомнил цветок и прихватил третье пирожное.
  -- Верно. Но эти самые пчёлы опыляют его. Цветок увядает, блекнет и засыхает. Но оставляет после себя семена, из которых впоследствии вырастают другие цветы. Чем красивее цветок, тем больше у него шансов оставить потомство. Так же и у женщин, с той лишь разницей, что если цветок получился "так себе", в ход вступают хитрость, ум лесть и расчёт. Главное, чтоб семья была, чтобы, как у всех. И Стас в такую же хитрость попался. У него жена как пилорама.
  -- Такая большая? - ахнула Танька.
  -- Так же пилить умеет. И на мой взгляд, она не старается заглянуть в будущее. Не уважая своего мужа, она добьётся того, что останется одна. Но уж лучше изначально жить самому - и тебе никто нервы не треплет, и сам ты себе хозяин.
  -- А дети? Прожить всю жизнь одному, без детей? - её взгляд забегал по столу в поисках слад­кого.
  -- Стоит ли, Тань? Чтобы просто передать эстафету дальше? Твоя матушка передала жизнь тебе, ты - своим детям. А что сама, для чего ты пришла в этот мир? Сделаешь мировое открытие или изобретёшь что-нибудь такое, чем смогут пользоваться люди и благодарить своего благо­детеля? Или умудришься прожить так, чтобы на смертном одре сказать: "Во, внучечки! Я ка­талась в жизни, как сыр в масле, я видела мир, я познала его. И умирать мне совсем не страшно". Но ты обернись вокруг - люди женятся по привычке, потому что так надо, так заве­дено. Да, не спорю - семья необходима, иначе мы вымрем как вид. Но семейные обязанности должны приносить радость, а не превращаться в серые будни. Лучше прожить несколько лет и расстаться, чем травить друг другу жизнь и тихо ненавидеть.
  -- А если остались дети, на чьи плечи их надо "сгружать", на жену? А мужу свободу? - выступил адвокат.
  -- А тут извини, подвинься. Придётся прижать свою свободу, пока детвора не выйдет в само­стоятельную жизнь. Но в любом случае, если в семье нет взаимоуважения, она обречена на развал.
   Я пошарил рукой под столом в поисках своего припаса, но в тарелке кроме первозданной пустоты ничего не обнаружилось. Любительница сладкого уплетала моё пирожное как ни в чём не бывало. Ладно, внесём ясность. Я начал осматриваться по сторонам.
  -- Что-нибудь не так? - с самым безобидным видом поинтересовалась она.
  -- Да понимаешь, в чём дело. У меня хоть и третий этаж, но вот здесь, - я указал на угол, образо­ванный лицевой стеной и простенком, - есть большой проём. Он тянется от самого подвала до крыши, строители его пенопластом заложили. А мой знакомый проделал в нём ход и путеше­ствует себе по этажам. Я его частенько сладеньким подкармливаю - то конфету подброшу, то печенюшкой угощу. Сейчас вот пирожным хочу побаловать.
  -- А что за знакомый? - она в тревоге опустила руку на стол и оставила пирожное без присмотра.
  -- Маленький такой, серый мышь. Во! - ткнул я пальцем под её ноги, - привет, малыш.
   Вообще-то, я рассчитывал на табурет, но женская слабость запрыгнула на стол. Пока она озира­лась в поисках врага, я успел проглотить жалкие остатки мышиного угощения.
  -- Где он?!
  -- Кто?
  -- Мышь!!!
  -- Какой?
  -- Ах ты, - сообразила девушка на столе, - жадина! Знаешь что? Я придумаю наихитрейшую хит­рость, я тебя так перепугаю, что ты заикаться начнёшь, вот!
  -- Удачи, - я встал из-за стола и собрал посуду в мойку, - так и будешь сидеть на нём, как на по­стаменте? Иди, Стасовы кассеты запускай, пока я расправлюсь здесь.
  -- Давай я, а? - опустилась она на пол.
  -- Нет уж, - я указал на дверь, - в своём доме я убираю сам.
   Четыре тарелки и две чашки - это две минуты работы, и я свободен. Танечка уже развернула одно из кресел к телевизору и вооружилась двумя пультами. Когда я устроился на диване, видик пошёл в работу.
   После сотен безликих боевиков и детективов с сериалами, смачно сдобренными рекламой, эти че­тыре часа чистого показа заставили нас обоих позабыть обо всём. Раньше мне казалось, что я имею маломальское представление о многих областях знаний. Ну что интересного может быть там, в ноч­ном небе? На него и взглянуть порою некогда. Висит там несколько сотен (или тысяч?) звёзд. На мой взгляд, оно вообще чёрно-белое, безо всяких красок. Только немногие помешанные посвящают свою жизнь созерцанию этих белых точек на чёрном фоне в стеклянный глазок окуляра, просиживая ночи наполёт до утра.
   У Татьяны было такое же представление. Нам показалось, что мы сами летали до утра в далёком космосе среди взрывов Сверхновых и зарождающихся галактик. Перед нами проплывали газовые ту­манности и Чёрные дыры. Эта запись открыла нам небывалый мир красок. Да и сам мир в одночасье вырос в размерах. Сказать, что мы были потрясены, значит ничего не сказать.
   Наша красавица Земля с детства казалась нам огромным зелёным миром, центром Мироздания, а весь далёкий космос - бесплатным и бесплотным к нему приложением. Эта магнитная плёнка забро­сила нас в дальние дали и показала огромную родную планету в виде крохотной и едва различимой точки на фоне таких же мелких, но более ярких звёзд.
   Я совершенно позабыл о том, что лежу на диване в собственной квартире. Словно на каком-то фантастическом корабле я летал там, в Заэкранье. Окончание записи показалось мне падением зана­веса и вернуло к реальности.
  -- Всё? - воскликнула Танька, не меньше расстроенная, чем я сам.
  -- Десятиминутный перерыв, - объявил я, - второй фильм без меня не ставить.
  -- И ты ещё раздумывал, ты не хотел брать эти кассеты? - чуть ли не с обидой прозвучал "голос из зала".
  -- Не могу сказать, чтобы ты сильно настаивала на просмотре, - усмехнулся я и вышел на балкон.
   Пока я курил, Танечка провела рокировку и заняла моё место.
  -- В партере, - указала она пальцем с дивана, - оставалось одно место. Поспрашивай там, а?
   На этот раз мы вместе с американским зондом "Галилей" пролетели мимо планет-гигантов нашей родной Солнечной системы, заглянули и на сами планеты и на их спутники. Оказывается, не надо и ходить далеко. Вот здесь, совсем рядом, только руку протяни, такая потрясающая красота! Под конец я даже позавидовал этому "Галилею", улетевшему практически в вечное странствие к далёким звёз­дам. Но так как первая кассета уже показала нам те дали вблизи, поневоле складывалось впечатление, что долетит он туда завтра. Ну, в крайнем случае, через неделю.
   Запись закончилась, и кассета выглянула из магнитофона.
  -- Знаешь, - как-то задумчиво произнесла Танечка, - если бы я увидела эти фильмы раньше, мо­жет и не пошла бы в свой институт.
   Я в немом удивлении повернул голову в её сторону.
  -- Это так увлекательно и так интересно, - её глаза светились даже в полумраке.
  -- Только не говори мне, что в твоей светлой голове зародилась мысль бросить учёбу, - встрево­жился я.
  -- Нет, дядя Серёжа, - помотала она головой, - я тебя не разочарую. Обещаю: краснеть за меня не придётся, красным будет диплом через 6 лет.
   Я облегчённо вздохнул.
  -- Но это так увлекательно! - рассмеялась она.
  -- Увлечения оставляем на завтра, а сейчас три часа ночи, - я поднялся с кресла, - в люлю, моя ты интересная.
   Пока увлечение чистило зубы, я стелил постели. Пока чистил зубы я, она успела уснуть на "кро­вати для гостей".
   И была немало удивлена поутру, проснувшись на диване.
  -- Я же не здесь засыпала! - разбудил меня её возглас.
  -- Ты видно так увлеклась вчера, - я сладко потянулся, - что сама летать начала.
  -- Правда? - сощурилась Танька, - а где же уснул ты? Если я перелетела с раскладушки на диван, то где же находился ты в это время, а?
  -- Ну, я э-э-э... я на балконе курил, вот.
  -- Выкрутился значит, да?
  -- Ага, я же самый большой мастер по выкручиванию.
  -- Научи, - рассмеялась она.
  -- Чтобы ты меня без хлеба оставила? Знаешь что? - мне пришла идея, - сейчас завтракаем и по­ехали в магазин, выберем тебе парадный наряд.
  -- Ты же говорил - к отъезду?
  -- Полтора месяца глаза местному населению мозолить будешь, пусть обзавидуются.
  -- Кому?
  -- Мне конечно. Ты же со мной под руку ходишь?
   Мы и в самом деле перемещались в людных местах таким образом. Не знаю, почему, но так нам обоим было спокойнее друг за друга.
  
   Когда мы появились под козырьком подъезда, на улице шёл проливной дождь. Татьяна с непони­манием озиралась по сторонам. Я достал из сумочки зонт и соорудил нам на двоих одну временную крышу.
  -- Как ты узнал, что он будет? - посмотрела она на меня.
  -- Это же элементарно, Ватсон! - я почувствовал себя на высоте, - небо ещё с вечера начало пор­титься.
  -- Я не про вчера говорю. Если бы мы выбирались из лесу сегодня, то промокли бы до нитки. А своё расписание ты давно составил. Как ты узнал, что именно сегодня пойдёт дождь? - повторила она вопрос.
  -- Открыть секрет? - предложил я.
  -- Давай, - она приблизила ко мне своё ухо.
  -- Я втайне от всего мира читаю Нострадамуса, - прошептал я.
  -- А если серьёзно?
  -- Если серьёзно, то бери меня под руку и вперёд.
  -- А где машина?
  -- Девушка, как вы быстро привыкаете к хорошему! Но извольте. Скажите, вас устроит большой белый "Мерседес"?
  -- Вполне, - согласилась она, - где он?
  -- Вон там, - свободной рукой я указал вдаль, - видишь, у самой дороги расположено дорожно-транспортное заведение, куда эти белые машины заглядывают в поисках клиентов?
  -- Это же остановка! - возмутилась она
  -- Ну да. А большие машины - это автобусы.
  
   Однако по нашему маршруту шли только ЛИАЗы, именуемые в народе "сараями". Нам достался столь древний представитель этого семейства на колёсах, что невольно возникало ощущение, что он развалится, так и не доставив нас к месту назначения. Всё, что могло в нём разболтаться, болталось. Что могло стучать, стучало. Стоило задней дверце открыться, как толпа приподняла нас и занесла внутрь, задвинув между кресел. Я рефлекторно ухватился за трубу поручня, одну из тех, что расположились под потолком.
   Стоило водителю резко стартовать, как труба вышла из своего места. Мне пришлось левой рукой опереться на спинку сиденья и вернуть трубу в крепёжный кронштейн. Через две остановки народ вышел на рынке, и салон освободился настолько, что мы прошли вперёд и заняли двойное кресло. Хотя я бы назвал его скамьёй для аскетов. На этой же остановке вошло несколько человек. Что происходило за нашими спинами, мы не видели, но попытаюсь восстановить картину.
   Среди вошедших на заднюю площадку пассажиров был молодой парень с сильной близорукостью на глазах и толстым портфелем в левой руке. Правой он, как и я, взялся за тот злополучный поручень. На удивление, автобус тронулся с места очень мягко. И так же аккуратно замер у светофора. Однако, зелёный свет подействовал на водителя, как красный на быка. Стоящий парень отклонился назад, поручень передним торцом вышел из кронштейна и опустился вниз. Но юркая иномарка заставила водителя утопить педаль тормоза в пол.
   Лишившись опоры, парень не пожелал расстаться с портфелем, и сила инерции увлекла его вперёд. Подражая древнему охотнику с копьём парень с трубой семимильными шагами рванул по проходу вперёд.
  -- Куда это он? - не поняла моя спутница.
   Труба с разбега врезалась в переборку между салоном и кабиной и разбила верхнее стекло.
  -- Наверное, за абонементом, - сделал я смелое предположение.
   Мы не стали выслушивать словесные обороты ошарашенного водителя и пришедшего в себя затем парня. Когда автобус проехал перекрёсток, я увлёк Танечку на выход. С этого места до нужного нам магазина оставалось рукой подать. Попрыгав через лужи и потоки воды, мы добрались до цели, которая занимала большую часть первого этажа жилого дома. Огромные буквы "ОТ КУТЮР" на козырьке входа подразумевали, что (надпись на стеклянных витринах): "Даже если Вы заглянете к нам только в нижнем белье, неодетыми обратно не выйдете". Манекены в великолепных нарядах подтверждали правдивость такого заявления, или к тому стремились.
  -- Ничего себе! Дядя Серёжа, здесь же кучу денег надо выложить, чтобы одеться, - изумилась Татьяна.
  -- Но это обойдётся намного дешевле, нежели визит в то заведение, - я указал большими пальцами за спину.
   Танечка развернулась на 180 градусов. Вывеска на "том заведении" гласила: "Казино "Эльдорадо". Как бы ни были Вы одеты, от нас одна дорога - до "Кутюр". Танька прыснула в кулачок, и я завёл её под навес. К нам тот час подскочили две девушки, удивительно напоминающие тех манекенов.
  -- Что вы желаете? - проворковали они бархатным голоском.
   Татьяна тут же съёжилась с непривычки.
  -- Мы желаем, - взял я скромность за руку и выставил её (руку) вперёд, - вот эту девушку одеть в не очень дорогую одежду. Первый наряд понадобится ей для посещения занятий в высшем учебном заведении, второй - для хождения по улицам.
  -- Вы будете выбирать сами? - поинтересовались девушки.
  -- С вашего позволения я вот здесь журналы полистаю.
   Три молодые девушки ушли в зал, а я пристроился на кожаном диване и взял первый попавшийся журнал со столика. А затем просмотрел обложки и всех остальных. Не поверите - ни одного женского! Автомобили, охота, оружие, рыбалка. Неплохой у них психолог.
   Минут через сорок одна из встречающих девушек пригласила меня на просмотр. Татьяна стояла спиной к зеркалу и смотрела на меня печальным взглядом. Блузка, жакет и юбка составляли неплохой, на мой взгляд, костюм для учёбы. Рядом на вешалке висел точно такой же, но посветлее.
  -- Замечательно, девчата, - отметил я, - но почему такое уныние?
  -- Дядя Серёжа, - при этих словах обе девушки бросили на меня удивлённые взгляды, - но цена?!
  -- Понятно, а что с выходным платьем?
  -- Сейчас посмотришь, - вздохнула она и скрылась за штору.
   Я отозвал девушек в сторону, рассчитался за оба костюма и попросил завтра утром привезти один из них по моему адресу. В итоге, мы вышли из магазина с одним только нарядом в фирменном пакете.
  -- Ты заметил, - спросила Танечка, прижимая покупку к груди, - как они на тебя зыркнули, когда я сказала "дядя"?
  -- Думаю, что разочаровал их. Они приписали нам более романтические отношения, - и, подумав, добавил, - чем есть на самом деле.
   За что получил от Таньки такой же взгляд.
  
   Глава 5. Стас.
   Вечером мы прихватили сумку со спортивными костюмами, забросили в неё кассеты и отправились в спортзал "железного человека". Тот арендовал часть подвала в соседнем доме. После девяти вечера зал обычно пустовал. Поэтому Стас брал ключи, и мы швыряли и бросали друг друга, получая удовольствие от таких "полётов". Я при этом уходил от одиночества, Стас - от жены. Сейчас он уже разминался штангой, поджидая нас.
  -- Как просмотр? - спросил он вместо приветствия, не оставляя снаряд.
  -- Честно скажу, - признался я и положил кассеты на скамейку, - благодарен за твою настойчивость, и не я один. Мы оба получили самое настоящее удовольствие. Как сказала моя племянница, увлекательно и интересно.
  -- А у Вас ещё нет? - поинтересовалась увлекающаяся натура.
  -- А-а-а! - протянул Стас и, наконец, поднялся, протягивая мне руку, - я знал, что вам понравится. Такой фильм трудно пропустить мимо носа. Сам с большим вниманием смотрел.
  -- А что жена, тоже сидела рядом? - пожал я руку в ответ, завернул её за спину и толчком отправил приятеля на маты.
  -- Рядом, - передразнил он, поднимаясь, - "всякой ерундой занимаешься", - и пошёл на меня.
  -- Танечка, - я указал на небольшую тёмную комнату, - там можно переодеться.
   Тут же присел и подтолкнул Стаса, но он успел зацепиться руками за перекладину под потолком.
  -- Молодец, - оценил я, в прошлый раз ты пролетел дальше.
   И тут же сам отправился на маты, утюжа их носом и выставив вперёд руки с только что снятыми брюками.
  -- Дяденьки, - рассмеялась моя ученица, - позвольте девушке просочиться промеж ваших приветствий. Мне бы переодеться.
   Пока она находилась в отдельной комнате, я успел дважды отправить Стаса на маты. Он меня трижды.
  -- Да, брат, стареешь, - он довольно потирал руки, - рефлексы уже не те, реакцию теряешь, хватка ослабла.
   И сам перекатился кубарем. Танечка кошкой подкралась к нему сзади, правой ногой перегородила путь и толкнула между лопаток. Откатившись в сторону, он поднялся на ноги. Довольная кошка стояла на его месте и точно так же потирала руки.
  -- Не надо так говорить про дядю Серёжу.
  -- Старик, - рассмеялся мой "обидчик", - у тебя появился защитник?
  -- Следи за словами, - улыбнулся я, - она не я, жалеть не будет.
   Он изобразил разъярённого быка и двинулся на мою защитницу, которая свернулась клубком и перекатилась ему в ноги в последний момент. Отчего Стас вновь принял горизонтальное положение.
  -- Это ты её научил? - удивился он, поднимаясь, - или она уже умела?
  -- Она прилежная ученица и всё на лету схватывает.
   В течении следующего часа я крутил "якобы велосипед", а Татьяна раз за разом отправлялась на пол.
  -- Дядя Серёжа, так нечестно, - пожаловалась она, опускаясь без сил на скамью рядом со мной, - он ни разу не поддался!
  -- И вся жизнь такая. Самый лакомый кусок у тебя из-под носа уведут. Отдохни пока.
   Мы все завалились на маты, и минут через десять за Стаса взялся я. Через пару часов мы уходили домой, унося ещё две кассеты от Стаса и приятную ломоту в теле. При этом у Таньки не оказалось ни ссадины, ни вывиха. Из моих уроков она извлекла самое главное - надо уметь падать.
  -- Ты была неправа, - объяснял я по пути домой, - когда говорила, что Стас тебе не поддаётся. Он применял только часть того умения, которым владеет. Но не считай себя после этого маленькой, всё должно идти своим чередом. Ведь и в институт ты пошла не после детского сада. Овладеешь азами и, пожалуйста, дальше.
  
   После душа и ужина мы вновь забросили кассету на просмотр. Сегодня стали свидетелями подготовки к старту шаттла "Челенджер". Нам поведали о его постройке, наладке и испытании, о многочисленных отставках старта. Показали гирлянды сосулек, облепивших сам корабль и подвесные баки. Мы увидели покадровое развитие прорыва огненной струи сквозь щель одного из них, последующий взрыв и разброс секций в разные стороны. Но самым удивительным для нас обоих явилось то, что несколько астронавтов после этой катастрофы ещё оставались в живых, и погибли от удара кабины о поверхность воды при падении в океан. Мы знали о самой катастрофе, но такие подробности не встречали.
   Оказывается, огромные двигатели, так похожие на ракеты, конструктивно не являлись цельными. Знаете, как строят колодцы в сёлах? Не те, что выложены срубом внутри, а из бетонных колец. В нужном месте ставят на землю кольцо, внутрь забирается человек маленького роста и копает яму, подавая землю в ведре своему помощнику. Кольцо постепенно опускается.
   Когда его верхний торец окажется вровень с поверхностью земли, сверху ставят второе кольцо и роют дальше. Затем третье, четвёртое, пока вода не появится. В итоге, все кольца образуют единую трубу. С одного конца - вода, с другого - человек с ведром. Если провести аналогию, двигатели шаттлов очень напоминают такие колодезные трубы. Но если последним герметичность не нужна вовсе, то в двигателях она не просто желательна, она необходима. Для этого стык между кольцами содержит резиновый уплотнитель. Разумеется, резина не с галош, а по специальной технологии изготовлена.
   Какой бы эпитет придумать тем инженерам, что согласились на применение таких уплотнителей, которые при температуре в минус десять начинают сжиматься, образуя щель? Это правда, именно такой стык стал причиной гибели семи человек. Сквозь него прорвалось пламя и послужило детонатором.
  -- Я бы назвала их преступниками, не отдающими себе отчёт о последствиях, - оценила возмущённая Татьяна, - если у них нет технологии создания цельных конструкций, то кто им дал право летать на таких колодезных трубах?
  -- Не нравится?
  -- Конечно не нравится! Дилетанты!
  -- Не забывай, на космос работают лучшие специалисты.
  -- Угу, - она кивнула на телевизор, - лучшие.
  -- Дерзнёшь? - впервые я задал ей провокационный вопрос.
  -- Что? - не поняла она и посмотрела на меня, опустив лоб.
  -- Придумай такой сплав, из которого можно создавать цельные ракеты.
  -- Я?! Ты предлагаешь мне заняться этой проблемой?
  -- Не Боги горшки обжигают. Я не разбираюсь химии, но почему бы тебе не посвятить себя такому большому делу?
  -- Смеёшься, да? Там институты работают ...
  -- ...а в них - такие же простые люди, как ты. Кто-то когда-то сделает, почему не ты? Пальма первенства не нужна?
   Этот вопрос оказался из области психологии. Несмотря на то, что Татьяне уже минуло 18 лет, она ещё не создала ничего реального, что могло бы приносить пользу другим людям. Я не говорю о кастрюле борща, посаженном деревце или её картинах. Домашняя работа подразумевает пользу для себя и родных. Но только для них. А такая самая простая и непрестижная профессия как уборщица, уже направлена во благо других людей. Танечка только становилась на этот путь. В будущем, конечно, польза от неё будет. Сейчас же её поразило то, что я предлагаю ей, по сути, ещё взрослому ребёнку, заняться делом, которое взрослым людям, специалистам в своей области, всё ещё не по плечу.
   От рождения она обладает хорошим даром - умеет рисовать. Не кистями, не фломастерами, её инструмент - это обыкновенные цветные карандаши. Так что, слово "мазня" не из её лексикона. Больше всего она любит рисовать природу. Каждое деревца прорисовано настолько тщательно, что можно взять линзу и рассмотреть структуру коры. Затем переместить взгляд на ветку и полюбоваться распускающимися из почек листьями. А за ними, на заднем плане, различаются детали кустарника. Каждая травинка, каждый камешек, попавшие под карандаш, забирали у художницы по нескольку минут, получая детали на рисунке.
   Её излюбленные размеры - А3 и А4. Один рисунок (она настаивала на том, что это не картины) создавался в течении месяца-двух. Танечка раздаривала их своим знакомым и никогда не отдавала на выставки. У меня самого некогда хранились две её картины. Одна благополучно сгорела вместе с домом, вторая предусмотрительно хранилась в таёжном тайнике вместе с плёнками. Теперь она занимает почётное место в моей квартире, вызывая зависть моих немногих знакомых, особенно Стаса. Он умеет ценить прекрасное.
   Инициатором смены Татьяниного увлечения невольно выступил её отец, за что ругал себя не раз. Если вы помните, он работал сварщиком. Но в отличие от многих коллег, знал устройство своего аппарата и всегда следил за его состоянием. Особенно за той частью, что находится внутри кожуха. Обычно там - толстый слой пыли и множество окурков. В своей домашней мастерской Сергей иногда собирал подобные аппараты для частного использования под заказ. Когда юной художнице исполнилось 13 лет, Сергей наткнулся в журнале на описание устройства, в котором под воздействием электрического тока и буры, как катализатора, обычная питьевая вода разлагается на два газа - водород и кислород. Подаваемые в горелку, они обеспечиваю температуру пламени на уровне двух тысяч градусов.
   Один из его знакомых (у каждого человека есть свои виды на собственное время) занимался изготовлением бижутерии. Для работы ему требовалась очень тонкая горелка с высокой температурой. И чтобы при этом в доме не пахло пропаном или карбидом. Сергей иногда консультировал этого парня, но именно в этом вопросе не знал, чем помочь. Когда журнал попался на глаза, Татьянин отец занялся сборкой устройства чисто из профессионального интереса. Полученный результат его поразил - засыпаешь буру, наливаешь воду, подключаешь к сети и, пожалуйста, работай. Он тогда и жене продемонстрировал, и мне показал и дочке. Если мы с Леной просто удивились, Татьяна оказалась шокированной.
   Тот факт, что вода, которой тушат огонь, в состоянии и сама гореть, расшатал устои её мировоззрения. Она отложила в сторону карандаши, а уроки химии превратились в самые любимые. Любознательность часто оставалась после уроков, засиживаясь с учительницей в школьной лаборатории. Вторым открытием для будущего химика явилась поваренная соль, состоящая из двух ядовитых для человека элемента. Соединённые вместе, они превращались в естественную добавку к пище.
   Серёга с Ленкой не на шутку встревожились, они мечтали, что их дочь посвятит свою жизнь искусству. И к тому же, именно этим сможет зарабатывать себе на хлеб. Начались разговоры, уговоры, просьбы и увещевания.
   Исчерпав аргументы, они позвали меня на помощь. Мы пили чай на кухне, а виновница в своей комнате занималась уроками.
  -- Серёга, - обратился ко мне тогда тёзка, - ты - наша последняя надежда. Мы уже не знаем, чем ещё можно попытаться её переубедить. Твой авторитет в её глазах непререкаем, ты для неё словно старший брат. Я ещё не помню случая, когда бы она поступила наперекор твоему совету. Может быть, у тебя получится объяснить ей, что талант свой в землю зарывает.
  -- Наверное, придётся мне вас разочаровать, ребята, - вздохнул я тогда тяжело, - но с моей стороны вам поддержки не стоит ожидать.
  -- Как, и ты, Брут?! Ты согласен с тем, что такой талант стоит быть похороненным заживо? Ей учиться надо и развивать его дальше!
  -- Нет, учиться рисовать ей не надо, она сама кого хочешь научит. Даже тех, кто считает себя именитыми мастерами. Если ты действительно что-то умеешь делать во сто крат лучше других, этому уже невозможно разучиться, это уже сидит в пальцах. Она может оставить рисование лет на двадцать, а затем взять карандаш и закончить старый рисунок. Причём, разницы никто не заметит. Дайте ей время, не наседайте. Что она на этом потеряет? Люди, талантливые по настоящему, не зацикливаются на чём-то одном. Если химия для Татьяны - пустая трата времени, она сама придёт к такому выводу и оставит мимолётное увлечение. А если нет? Если её картины (пусть не обижается, но это действительно картины) -настоящий талант, которым природа награждает очень немногих, то ещё не значит, что он единственный. Что, если химия окажется ещё большим талантом, и именно благодаря ему она сможет добиться намного лучших результатов? А вы, даже не рассмотрев его, отвергаете. Что тогда?
   Родители гробовщика собственной одарённости задумались, а я вышел под навес, оставив их самих принять собственное решение. Три сигареты выкурил, пока они решали и выносили вердикт. В итоге, после их беседы с дочерью, та повисла на моей шее и наградила меня поцелуем.
  
  -- Вспомни тот семейный совет, когда родители предоставили тебе вольную на увлечение химией. Для чего? Чтобы ты выучилась и посвятила свою жизнь созданию нового вида минеральных удобрений? Или отдала себя созданию новой разновидности дезодоранта для тараканов, от которого те сбегут к соседям, пока квартира проветривается? Ради такой цели, ради нового материала, не хочешь потрудиться?
  -- Ты думаешь, это так просто?
  -- Но ведь, чтобы добиться успеха, необходимо попотеть.
  -- Я понимаю, - согласилась она, - но я не об этом. Чтобы заниматься таким сложным делом, необходима своя собственная лаборатория. А на блюдечке никто мне её не принесёт, и в магазине она не продаётся. Чтобы стать завлабом, надо не один год потерять, разрабатывая чужую тему. Твоя идея заманчива, но боюсь, - она тяжело вздохнула, - что она неосуществима.
   М-да, либо я поднял тему слишком рано, либо сам оказался не готовым к тому, о чём завёл разговор. Её весьма простой довод остудил мой пыл наставника и заставил задуматься над собственными словами. Легко вот так - быть дядей Серёжей-учителем и свысока раздавать ценные указания и советы. Пока они касаются моей области знаний, польза очевидна. Если влезать в непознанное, начинается перекос в область медвежьей услуги.
  
   Когда я впервые появился в доме Родимцевых и, сидя за ужином мы разговорились, то обнаружилось множество точек соприкосновения. Причём, разговор поддерживался не столько светской вежливостью, сколько желанием общения. В то время я набрал кредитов и погрузился в производство окон и дверей. Но каждые два-три дня либо сам шёл в гости к новым знакомым, либо они заезжали за мной по пути на речку или в тайгу по грибы. Мы сдружились в крепкую и весёлую компанию.
   Татьянину нелюбовь, и даже неприязнь, к математике я совершенно незаметно для неё самой подменил на увлечение ребусами, шарадами и головоломками. А затем попросил помочь в нехитрой бухгалтерии моего предприятия. Она и заметить не успела, как тройки в её дневнике сменились четвёрками. А затем и пятёрки прочно там обосновались.
   Как это не прискорбно, но не родители, а именно я научил Татьяну думать и сомневаться, иметь собственный, а не навязанный взгляд. Но моя учёба не принесла бы таких успехов, будь Татьяна глупой от природы. Серега с Ленкой давали ей домашний уют, тепло и ласку. Они учили её всем женским и домашним премудростям. Со всеобщего молчаливого согласия обучение рассуждению и логике я взял на себя. И вошёл в роль настолько хорошо, что позволяю себе не только обучать, но и поучать.
   Именно по этой причине Татьянин ответ подействовал на меня отрезвляюще. После того, как она доказала серьёзность своей заинтересованности химией поступлением в институт, я уже не представлял себе её в роли лаборанта или рядового инженера. Жажда познаний развивалась в ней арифметической прогрессией.
   Пока что девушка лишь училась и впитывала все те знания, что давали профессора и могла предоставить библиотека. Наступит день, и её ВУЗ пожмёт выпускнице руку. О том, в какую сторону направить свои стопы, в последний раз покидая его стены, необходимо думать уже сегодня. Один шанс против ста, что Татьяне удастся прижать своё "Я" и заставить себя разрабатывать чью-то тему. Слишком она свободолюбивая, надолго её не хватит. Закончится тем, что либо она хлопнет дверью, либо ей улыбнётся капризный случай. Она - лидер, и будет делать только то, что сама сочтёт нужным. Почему-то мне кажется, что в мои руки под временную опеку попал редкий самородок. Это относится не только к её одарённости и целеустремлённости.
   Я помню её поведение год назад, после гибели родителей. Она не сломалась, не отступила от своей цели, а наоборот, ещё больше укрепилась. Все эти годы, что мы знакомы, я словно веду её за руку вверх по лестнице. Но даже себе не могу сказать, куда же приведу? Завидую гроссмейстерам, которые могут просчитать партию на множество ходов вперёд. Меня хватает лишь на 2-3.
   И что интересно, ни те 11 человек, что полегли от моей руки, ни смерть родителей, ни случайное отклонение от этой участи меня и самой Тани, не сбросили нас с этой лестницы. Что же там, на верхней площадке? Мало того, совсем не лишней поддержкой оказались мои затеи с возвращением денег. Без них пришлось бы туговато. Такое впечатление, что нас в спины подталкивает невидимый помощник. Хотя, маху он дал немалого. Я говорю о Серёге с Ленкой. У кого на плече сидит этот ангел-хранитель? Утверждать, что баловень судьбы - я, значит, погрешить против истины.
  
  -- Что ты на меня так смотришь? - удивилась Танечка поутру за завтраком, - что-то не так?
  -- Нет, - мотнул я головой, - всё нормально. Скажи мне, ученица, вот там, в институте, твоя учёба как проходит?
  -- Что именно тебя интересует?
  -- Сама учёба. Как она тебе даётся, тяжело?
   Она на минуту задумалась.
  -- Я бы так не сказала. Первые полгода было туговато, да. Много лишнего и ненужного, как будто материал идёт нагрузкой. Прочитали, сдали зачёт и выгрузили из памяти. А зачем учили, никто не знает.
  -- А вторые полгода?
  -- А смеяться не будешь?
  -- Давай, поплачу. Какая-нибудь тайна? Изобрела новую шпаргалку?
  -- Нет, - она сама рассмеялась, - до этого не додумалась. Здесь другое. Не знаю - поверишь, нет? Но последнее полугодие в сравнении с первым - земля и небо. Мне ничего не приходиться учить, зубрить и заучивать.
  -- Ага, попалась! А говорила: "После всех этих зубрёжек, когда не понимаешь, что же учишь". Было такое?
  -- Ну надо же мне было отговорку найти против дополнительной учёбы на лето.
  -- Ладно, проехали. Отговаривайся дальше.
  -- Из того материала, что нам дают, большая часть запоминается сама по себе. Словно в памяти, - она притронулась пальцами к голове, - обнаружилось большое и ничем не занятое пространство. На зачётах все мои подруги дрожат, а я спокойно вытаскиваю билет наугад и тут же отвечаю, без подготовки.
  -- У тебя появилась фотографическая память?
   Раньше за ней ничего подобного не замечалось. До восьмого класса приходилось по-настоящему забрить материал перед экзаменами. Последние два школьных года дались немного легче. Однако, в тот, совсем недавний период её память можно охарактеризовать одним словом - девичья. И в прямом и в переносном смысле.
   Её палец утверждающе посмотрел на меня:
  -- Ты не будешь смеяться.
  -- Пусть меня в винном погребе закроют, если позволю себе улыбнуться, - поклялся я.
  -- Поверю цыгану на слово. Ладно, слушай. После того, как я вернулась в Москву с зимних каникул, мне приснился сон. Словно я оказалась в большом зале нашей библиотеки. Там всё помещение занимают бесчисленные многоярусные стеллажи. Но ни на одной из полок не нашлось книги. Все они были пустыми, как будто при переезде - книги уже вынесены, а до стеллажей ещё не добрались. Очень долго я бродила по залу, не понимая - куда попала и что здесь делаю? И лишь в самом дальнем углу обнаружился занятый стеллаж. Я взяла самую первую книжку и раскрыла, - её палец вновь посмотрел на меня, - ты обещал не смеяться.
  -- Я дал повод усомниться? - по правде говоря, я ещё не ухватил нить её повествования.
  -- Я раскрыла эту книгу, - она сверлила меня взглядом в поисках намёка на улыбку, - в ней оказалось очень много фотографий, перемежаемых текстом. В этой книге был полный отчёт обо всём том, что произошло прошлым летом. Словно я сама написала эту книгу и снабдила её комментариями. Причём, на тех фотографиях события были представлены именно так, как их видела или представляла я. Тебя это не удивляет?
  -- Нет, это же был сон.
  -- Да, сон. Но затем я вернула книгу на место и просмотрела остальные. Все они, до единой, содержали отчёт о моей жизни. Начиная с трёх лет, как я себя помню.
  -- Ба, Татьяна, да ты получила доступ в свою память!
   Я всё ещё не мог понять, куда же она клонит?
  -- Это ты начинаешь смеяться? - сурово посмотрела она.
  -- Это я констатирую факт, забудь о насмешках. Что было дальше?
  -- А дальше я вернулась ко входу. Туда, где за прилавком...
  -- Прилавок? - перебил я, - в библиотеке?
  -- Да, - наконец-то улыбнулась Царевна Несмеяна, - это мы так в институте называем между собой тот барьер, за которым библиотекари сидят. Так вот, на их столах лежали разбросанные листы. Словно рукопись некоей книги расшили и подбросили вверх. Я собрала все листы на один стол и принялась читать. Оказалось, это именно тот материал, что нам давали накануне. И находились они в том же сумбурном состоянии, что и в моей голове.
   Я принялась раскладывать все эти листы в несколько небольших стопок, наводя порядок. А затем отнесла их на тот самый стеллаж, где стояли "мои" книги, и поставила их на свободную полку. Проснулась утром как всегда - сон, он и есть сон. Однако, придя на занятия, с ужасом обнаружила, что не помню из вчерашнего материала абсолютно ничего. Следующей ночью я засыпала с лёгкой тревогой. И вновь оказалась в этой библиотеке. На столе опять лежали разбросанные, как и вчера листы. В них оказался тот материал, что давали днём. Тогда я бегом к той полке! Забрала вчерашние стопки листов и перенесла их в шкаф рядом с прилавком. Перебрала свежие листы и поставила их рядом. Теперь каждая моя ночь начинается с сортировки новых листов на этом столе. Тот материал, что мне на завтра уже точно не пригодится, я отношу на стеллаж.
  -- А память, - вновь перебил я, - когда на следующий день ты пришла на занятия, вспомнила вчерашний материал?
  -- Не поверишь - весь, до мельчайших подробностей. Мало того, когда пошли зачёты, я настолько уверовала в собственную непогрешимость, что даже не готовилась. Пришла и вытянула билет. Села готовиться, закрыла глаза, а передо мною словно на экране весь материал по этому вопросу. Понятно, что сдала на "5".
   Нас перебили дверным звонком. На лестничной площадке стоял молодой парень с толстым пакетом в одной руке и листом бумаги в другой.
  -- Скажите, - обратился он ко мне, - Вы - Гладких?
  -- Да, - согласился я, - это мой заказ.
  -- Будьте добры, Ваш паспорт. Таковы правила.
  -- Без возражений.
   Я оставил его на минуту и принёс документ. Он просмотрел его, сверил с адресом на листе, дал мне расписаться и вручил пакет. Когда в комнате я достал из него коробку с упакованным костюмом "От Кутюр", Татьяна стояла сбоку.
  -- Развязывай, - предложил я и отошёл.
  -- Что в нём? - она и без моего ответа уже догадалась и теперь лишь ждала подтверждения.
  -- Зачем подсказывать, если ты и сама знаешь?
   Танька сжала губы и нервно подёргивала ими по сторонам. Глаза выдавали кошку, наконец узревшую того самого мыша, что загнал её вчера на стол. Больше всего на свете ей хотелось сейчас открыть пакет. Множество мыслей крутились в её голове, одна сменяя другую. То вдруг рука дёргалась вперёд, но тут же усилием воли отводилась назад. То ладони сжимались в кулачки.
  -- Танька, хочешь, угадаю твои мысли?
  -- Это самый лёгкий для тебя труд, - бросила она, не прекращая сверлить пакет взглядом.
  -- Ты сейчас думаешь о мышеловке, - я едва сдерживался от смеха.
   Ответом на моё смелое предположение явилось замирание её жизненных процессов. С минуту она пыталась понять его смысл. И наконец посмотрела на меня.
  -- В которой бесплатный сыр лежит, - подсказал я.
  -- Ты сам меня учил, что за всё в этой жизни приходится платить, - возразила она.
  -- Маленькая уточнение: единственная оплата с тебя мне - это диплом. Хватай пакет и бежи в ванную, - подстегнул я.
   Я и заметить не успел, как дверь в эту самую ванную комнату хлопнула. Минут 10 ушло у Танечки на переодевание и придание себе нового имиджа. Я за это время успел сигарету на балконе выкурить и вернуться в кресло.
  -- Готов? - она приоткрыла дверь и просунула в образовавшуюся щель голову.
  -- Весь в нетерпении, - заверил я.
  -- Тогда трепещи, - предупредила Танька.
   Она распахнула дверь и прошла в комнату, походкой уже не девочки. Всего пять шагов, но каких! Она не выпячивала грудь, не покачивала бёдрами, не шаги "на полный вылет ноги". Но как, как она смотрелась! Костюм женщине идёт, если он по цвету совпадает с её глазами, с туфлями, с костюмом мужчины, которого она держит под руку, или наоборот - контрастирует с ними. Чёрный костюм стоит особняком, он подходит любой женщине для деловых встреч.
   Глядя на это "явление природы" я лишний раз убедился в высокой планке её вкуса. Кажется, с цветом Танькиных волос я уже достал? Так вот они, волосы, составляли с костюмом единое целое по цвету. А он сам служил их продолжением. Такой же огненный, лишь чуть светлее, он смотрелся как постамент для памятника, как великолепная ваза для распустившейся розы. Мои глаза, подпружиненные удивлением, выпрыгнули наружу, болтаясь в пространстве, челюсть отвисла, а правая ладонь сама протянулась вперёд:
  -- Воды, - едва слышно прошептал я.
   Танька вышла из образа, мелькнула на кухню и вручила мне кружку, которую я залпом опорожнил и пришёл в себя.
  -- Где мои семнадцать лет! - усмехнулся я, качая головой.
  -- Рядом с чёрным пистолетом, - автоматом выдала птица Феникс.
  -- Это на Большом Каретном?
  -- Именно, - склонила она голову, красуясь перед зеркалом.
   И вдруг замерла:
  -- Что ты сказал?
  -- Я говорю - костюм нравится?
  -- Нравится? Это не то слово! Ты решил на мне разориться? Ведь я для тебя очень дорого обхожусь.
  -- Ну, это для тебя "очень". А для меня - так себе.
  -- Как?! И ты позволяешь мне одеваться "так себе"?
  -- Ну, это для тебя "так себе", а для меня очень даже.
  -- На это "очень" теперь слетится столько "пчёл", что мне понадобится хотя бы "так себе" пасечник.
  -- И всё? - не смог не улыбнуться я.
  -- Всё? Если бы, - тяжело вздохнула Танечка, - пчёл без мух не бывает.
   Но вдруг переменилась в лице и показала зеркалу язык:
  -- Я его теперь специально одевать буду. Пусть клиники для их шей строят, - а затем обернулась в мою сторону, - вечером в спортзал идём?
  -- О! - обрадовался я, - теперь ты сама понимаешь.
   Она сняла жакет и направилась в комнату. В дверях остановилась и пристально посмотрела на меня:
  -- Дядя Сёрежа, не в обиду тебе. Года бы два назад стоило начать.
   Я и сам себя не раз ругал. Но не за то, что упустил время и не научил Танечку элементарной самообороне, а потому, что не настоял на этом перед её отцом. С Серёгой я несколько раз спорил из-за этого, он всё отнекивался. Но в конце концов заявил:
  -- Не девичье это дело. Я пошёл тебе навстречу, когда ты отстаивал её химию. Но тут, Серёга, не обессудь - меня с места и бульдозером не сдвинуть.
   Там в лесу, на поляне, когда мы забрались очередным вечером в свои спальные мешки, я рассказал ей о тех давнишних спорах и противодействии отца. Поэтому сейчас Танькины слова я не воспринял камнями в свой огород. Даже тот проклятый случай прошлой зимой, в результате которого Татьяна попала в больницу, не смог поколебать Сергея. Летом оказалось поздно, да и времени на занятия уже не осталось. Этой зимой её каникулы мы вдвоём провели в Питере, бродя по музеям.
   Так что это лето я с чистой совестью и полным на то основанием отдал навёрстыванию упущенного. Такая красота не должна оставаться незащищённой. И что самое главное - её обладательница тоже начала это понимать.
   Она вышла из ванной уже переодетой в свой любимый халат. Танька обожает яркие цвета в одежде, хотя в противовес этому у неё скромный характер. Никогда не выставляет своё "я" и очень редко старается привлечь к себе внимание.
  -- Я понимаю, что яркими цветами выделяюсь среди всех, но они мне нравятся сами по себе.
   Она повесила костюм в шкаф и неожиданно застыла, медленно повернулась и пристально посмотрела на меня. Затем прошла через комнату и присела в кресло напротив.
  -- Что? - не понял я взгляда.
  -- Ты почему спросил о том, как проходит моя учёба? Ведь не просто так, из вежливости. Даже, если твой вопрос и кажется простым, то за ним всё равно что-нибудь да скрывается. Это я уже давно поняла. Колись, дядя Сёрежа, что у тебя на уме? - она склонила голову набок.
   Я поднял вверх большой палец и от души расхохотался.
  -- Ты меня всё больше радуешь, Танька. Становишься проницательной - верный признак того, что со временем научишься читать мысли.
  -- Учитель у меня хороший, - улыбнулась она, - я у него уже много нахваталась.
  -- А сколько ещё предстоит!
  -- Да уж. Но ты в сторону не уходи.
  -- Да никаких сложностей.
   Татьяна отрицательно покачала головой.
  -- Правда, - развёл я руки, - так, предположения.
   Она снова покачала.
  -- Ты же сама скажешь, что я раздуваю из мухи слона. Или похож на большую гору, результат потуг которой - мышь.
  -- Ни слова о нём! - резко дёрнулась она, - а насчёт слона я сама решу, ага?
  -- И почему бы тебе не жить спокойно? - вздохнул я.
   А затем рассказал о том немногом, что подвигло меня на поиски хранителя на её плече.
  -- К тому же, - добавил я в опровержение собственной версии, - ты и без меня понимаешь, что на двух-трёх фактах можно построить сколь угодно много теорий.
  -- И надумать новых, - снисходительно улыбнулась она, - дядя Сёрежа, дядя Сёрежа, уж кто, кто, но ты-то помнишь всю подноготную! И моё увлечение химией не явилось озарением свыше, и на ушко мне никто не нашёптывал. Ведь ты же хочешь представить всё так, словно некто осторожно подталкивает меня в спину, так?
  -- Давай, мы сразу определимся - я ничего не представляю и ничего не додумываю. Я лишь смотрю на факты и пытаюсь найти связь между ними. Может быть я "увидел кота" в той комнате, где его нет. А может быть всё сложнее, чем нам видится. Больше мне пока нечего добавить в этом отношении. Но вот в другом, - я загадочно улыбнулся.
  -- В другом? - свела она брови домиком, - ещё одна теория или ты не обо всём рассказал?
  -- Да уж, - домик теремком, - во мне столько интересного и непознанного, что вряд ли ты когда узнаешь меня полностью. Помнишь, чем закончилась моя столярная деятельность?
   Теремок в линию, губы в сочувствующую улыбку.
  -- Помнишь, вижу. Но всего не знаешь.
   Я выдержал паузу. Танька - незаурядный человек. Хотя бы потому, что в ней сошлись такие качества, как женственность, ум, молодость и красота. Она ждала моего продолжения, но его не было. Тогда ей пришлось вернуться к последней фразе и осмыслить её. В итоге брови вновь приняли форму двускатной крыши. Будь на её носу очки, я бы сказал, что она посмотрела на меня поверх оных. Но за всю свою небольшую жизнь ничего, кроме "хамелеонов" не надевала.
  -- Замри и слушай. Этого ты не можешь знать. Даже твоему отцу я не рассказывал, повода не было.
   Ты знаешь, что в январе 91-го я со своим знакомым попал в аварию, из-за которой до лета пролежал в больнице. И это - всё, что ты знаешь. А если более подробно, то и более интересно. Но интересно - после рассказанного тобой.
   Последнее, что я помню из той аварии - это летящая на меня бетонная плита. Потом я сообразил, что не она летела, а я. Но тогда ничего уже не имело значения. Был сильный удар, который отключил моё сознание. "Скорая" приехала на удивление быстро, всего через пол часа. Врач с ходу констатировал смерть моего товарища. Сложности эта задача не представляла - черепа ведь почти не было. Глядя же на меня надо быть очень большим оптимистом, чтобы написать в заключении другой результат.
   Суди сама, за те 20 секунд, что он держал руку на моём пульсе, сердце ни разу сработало. Зрачок оставался большим на ярком свету, а зеркало от дыхания не потело. Так что "скорая" уехала, а нас забрала труповозка.
   Ещё спустя час, когда я лежал раздетым на кушетке в морге с биркой на ноге, моя рука дёрнулась. Это было замечено и мой пульс проверен вновь, два удара в минуту. Поэтому меня быстро перевезли в реанимацию, где хирург ещё раз удостоверился в том, что во мне ещё теплится искра божья. И уж после этого за меня взялись всерьёз.
   20 часов бригады работали, сменяя друг в друга и не веря в конечный успех. Они просто исполняли свой долг, ведь пока человек жив, за него надо бороться. Пока один занимался черепом, другой разбирал обломки костей на ноге, а третий сшивал кожу на руке.
   И всё же я родился счастливым - ни мозг, ни позвоночник не пострадали. Но в момент удара организм получил такой шок, что отключились все органы чувств. Когда же ко мне вернулось сознание, то я вначале счёл, что это сон - полнейшая темнота, тишина, мне ни руки ни ноги не подчиняются. Я висел где-то между небом и землёй.
   Время от времени я приходил в себя, смотрел один и тот же сон для слепоглухонемых и вновь отключался. Но где-то на десятой серии начал осознавать, что это не есть сон, это самая настоящая явь. И я почувствовал себя Гоголем.
  -- Гоголем? - не поняла моя слушательница, - причём здесь Гоголь?
  -- Его ведь дважды хоронили, - просветил я, - в первый раз - после смерти, а во второй - когда меняли "прописку", перенося в другое место. Так вот, когда могилу раскопали и подняли наверх гроб, то открыли крышку и в ужасе отшатнулись.
  -- Ещё бы! - Татьяна сама от меня отшатнулась, - неприятное должно быть зрелище предстало их глазам.
  -- Да уж, - кивнул я, - радости мало. Но не в том была причина - покойник лежал на животе.
  -- Как на животе? Они что, перевернули гроб, когда хоронили?
  -- А? - теперь я опешил, - господи, такая мысль мне не приходила. Да что там я! Похоже, ты первая, кому она вообще пришла. Однако, как бы там ни было, но в истории записано, что его обнаружили лежащим на животе. А это дало основание для кривотолков, будто Гоголь крепко уснул, что приняли за смерть и похоронили. Находясь уже в гробу, погребённым заживо, он проснулся и впал в истерику, перевернулся на живот и уже в таком положении умер по-настоящему.
   Вот эта история и предстала передо мной после просмотра чёрно-тихого сериала. Я вообразил, что и меня вот также, заживо. И тоже ударился в панику. Хотел закричать, но не почувствовал ни губ, ни языка. Хотел нащупать крышку гроба, но не нашёл рук. Я хотел кашлянуть, моргнуть, вздохнуть, но не получалось абсолютно ничего. Такое ощущение, словно сознание отделилось от тела и жило само по себе. Потом, позже, я разговаривал с врачом, он разъяснил мне секрет фокуса.
  -- Стой! - Танька замахала руками, - дай угадаю. Наступила клиническая смерть, ты летел по длинному коридору...
  -- ... а на его выходе меня поджидали ангелы с распростёртыми крыльями и апостол Пётр.
  -- Апостол Пётр сидит на КПП в рай.
  -- И я о том же, но библию мы с тобой не проходили.
  -- Я знаю несколько буковок и порою ищу их в книжках, - честно призналась Танька.
  -- Молодчина, но фокус был иным. Тот удар вызвал такой сильный импульс боли, что организм ради сохранения нервной системы её саму и отключил. То есть перекрыл связь мозга с нервными окончаниями.
  -- Стоп, стоп, стоп, - откинулась она на спинку кресла, - погоди, что-то здесь не так. Ты никогда не плакался и не жаловался, все свои болячки всегда замалчивал. С чего это вдруг такая откровенность, что за подвох ты задумал? А ну отвечай! - потребовала она с грозным видом.
   Но тут же расхохоталась.
  -- Не идёт тебе подобный тон, - я тоже улыбнулся, - даже не представляю тебя в роли весёлого начальника собственной лаборатории. А ведь с подчинённых порою приходится и по семь шкур снимать.
  -- А я подберу такой штат сотрудников, чтобы не пришлось подгонять их в шею. Но к чему твой рассказ?
  -- А ты не перебивай. Я рассказываю подробности не из желания вызвать твоё сочувствие, а только затем, чтобы объяснить те обстоятельства, которые позволили мне проникнуть в собственную память.
   Татьяна удивилась. Нет, не так. Я схватил её за шиворот и со всего размаха швырнул о стену. А затем усадил обратно в кресло и выплеснул в лицо ведро холодной воды. Вот примерно такое состояние она сейчас выражала. Он опешила и опустив голову смотрела на меня из-под лобья. Нижняя губа непроизвольно опустилась, а сама Татьяна немного подалась вперёд.
   Я вначале не понял её и тоже замер. Но затем сообразил - видимо, она считала своё явление уникальным, единственным и неповторимым. И вдруг я самым наглым образом отбираю у неё пальму первенства. Однако, как ни в чём не бывало, продолжал:
  -- Не понимая, где нахожусь и что происходит, у меня достало-таки ума понять главное - необходимо для начала успокоиться. Большим усилием воли удалось "взять себя в руки". А затем мысленно вернуться к моменту аварии. И я заново переживал те несколько последних секунд.
   Я крутил плёнку вперёд и назад, делал стоп-кадр и рассматривал картинку во всех подробностях. Особенно последний момент, когда меня вдавливало в плиту. Я чувствовал как рвётся моя кожа и трещат кости. Картина была настолько подробной, что я попробовал вспомнить что-нибудь другое из моего прошлого. Я возвращался в любой желаемый момент жизни и рассматривал его в таких подробностях, словно это произошло вчера, а не много лет назад.
   Я даже вернулся в свой родной дом и остановился у калитки. Когда-то она была деревянной, но со временем отец заменил её железной. Обычная форма - на метр по высоте лист железа, а дальше из арматуры сварено Солнце с расходящимися лучами. Интереса ради я рассмотрел всю калитку.
   Немного погодя я очнулся и пришёл в себя ненадолго, где-то на минуту. Но этого хватило, чтобы наконец убедиться: я действительно всё ещё жив и нахожусь в больнице. Однако, моё проникновение в собственную память на этом закончилось и никогда в последующем больше не повторялось. Я считал всё это просто необычным сном, не более.
   Но спустя три года ездил на родину и зашёл в дом, где вырос. Теперь там другие люди. С их любезного согласия я побродил по двору, походил по комнатам. И уже уходя, вдруг вспомнил о том далёком сне и подошёл к калитке. Я насчитал на "солнце" именно столько лучей, сколько тогда увидел. И множество мелких деталей, таких как застывшие капли сварки. В тот момент я немного подивился и усмехнулся.
   Теперь же, после твоего рассказа, я начинаю по иному на это смотреть. Теперь я понимаю - благодаря тому, что мозг остался без информационной пищи, он нашёл иной способ для развлечения, предоставив мне возможность путешествия в память. И вот, что я тебе скажу, Татьяна. Просто так подобные вещи не происходят. Я уже объяснил, что предшествовало в моём случае. Каким же образом ты заходишь в свою "библиотеку"? С чего всё началось?
   Она сжала губы и покачала головой:
  -- Ни с чего.
  -- Ты хочешь сказать, - уточнил я, - однажды легла спать и оказалась там?
  -- Угу, - кивнула она.
  -- Юлишь, подруга. Чего-то ты не договариваешь.
  -- Дядя Сёрежа! - сама укоризна, - я тоже тебя никогда не обманывала!
  -- Но ведь так не бывает!
  -- А бывает так, чтобы с переломом большей части костей и потерей половины объёма крови человек несколько часов находился без медицинской помощи, и в итоге остался жив и не оказался калекой? Так бывает?!
  -- Ты мне не веришь?!
  -- Сразу после тебя. Ты не можешь не понимать, что я тебе верю. Но и я того же жду для себя.
   Доселе я держал ладони сжатыми в замок, теперь он разжался и руки разошлись в стороны:
  -- Тань, ну согласись - уж очень невероятен твой рассказ...
  -- Твой не менее правдоподобен, - огрызнулась она и отвернулась в сторону.
  -- Колючка, - оценил я её.
  -- Репейник, - парировала она.
   Вот несносная девчонка. Мы так часто подшучивали друг над другом, что уже привыкли к подобному отношению. Но выдумать такую историю! То, что произошло со мной, фантазией не было. Это доказывали и моя история болезни, которую я самолично читал, и те застывшие капли сварки на калитке. Погоди, выдумщица, я тебя раскушу, сама расскажешь, для чего тебе понадобилась эта сказка.
   Я поднялся и достал из шкафа свою одежду на выход.
  -- Мы далеко? - встрепенулась мисс Фантазия.
  -- Ко мне на работу, - я направился в ванную, - отдых, конечно, дело хорошее. Но моя столярка - мой допинг.
   Я вышел обратно минуты через две, не больше. Ведь переодеваюсь всегда быстро. Вышел и ... не поверил своим глазам - Татьяна тоже УЖЕ переоделась! Не переодевалась, а переоделась. В ответ на мой удивлённый взгляд она показа показала кончик языка:
  -- А ты думал!
  
   Стаса не было, чайник холодный, а обычно не успевает остыть. Значит, ушёл давно, может и на обед. Он порою бегал домой перекусить, особенно в те дни, когда с женой цапался поутру и требовалось умилостивить её, чтобы вулкан не кипел. А судя по тому, что очень часто мне приходилось обедать в одиночестве в нашей мастерской, извержения проходили строго по графику с завидным постоянством.
  -- У Стаса выходной? - Танька уже осматривала оборудование.
  -- Вроде того, - усмехнулся я, - перерыв у него. Сейчас придёт умиротворённый и жаждущий работать. Кстати, что твоя память говорит о названиях тех станков, что стоят в первой части нашей мастерской?
  -- Сейчас, - она закрыла глаза и немного погодя выдала, - так, там стоят фуганок, циркулярка, маятниковая пила и рейсмус.
  -- Ого! - искренне поразился я, - это с какой же полки ты ответы сняла?
  -- Это я помню как "отче наш".
   Моя проверка прервалась приближающимися к гаражу шагами.
  -- А вот и Стас..., - начал было я, но замер, поражённый внешним видом моего напарника.
   Обычно он возвращался заметно повеселевшим, но сейчас на ум пришла мысль, что горячо любимая жена прежде всего его отфуговала со всех сторон, пропустила через рейсмус и напоследок распустила циркуляркой. На левой щеке, ближе к губам, виднелись следы губной помады. На правой - отпечаток ладони, две верхние пуговицы на рубашке вырваны с мясом, карман оторван и болтается на нескольких нитках.
   Стас рассчитывал на уединение, максимум на моё единичное присутствие. Татьяна невольно прижала его свободу действий. Он знал, что у меня нет от неё тайн и секретов. Он знал, что я доверяю ей, как самому себе. Но он только что схлопотал от одной женщины, и присутствие женщины другой к откровению не располагало. Стас сделал глубокий вздох, открыл люк погребка и нырнул вниз. Там мы оборудовали "тёмную комнату" для холодильника и небольшого бара. В первом хранились продукты (в основном для меня), во втором - пиво, вино, водка и коньяк (для наших клиентов).
   Через минуту Стас выбрался на поверхность с бутылкой водки и банкой тушёнки. Из пустого холодильника в углу мастерской, служащего герметичным от древесной пыли шкафом, извлёк фужер для вина и до краёв наполнил его водкой. Гранёных стаканов у нас отродясь не водилось, стопок всегда хватало. Но видимо здорово достала его сегодня жена - он залпом опрокинул фужер, вновь его наполнил и опрокинул опять. И только после этого открыл тушёнку и закусил.
  -- И? - поинтересовался я.
   Татьяна молчала, понимая, что ей не следует сейчас вмешиваться. Она просто воспринимала информация, чтобы затем положить её на полку с надписью : "Вот так мужчины пьют водку фужерами".
   Стас скрестил руки перед собой:
  -- Всё, - тихо произнёс он, - хватит.
  -- Зеркало, - указал я пальцем в сторону умывальника, - ты себя видел?
   Он подошёл, полюбовался на своё отражение и принялся с остервенением мыть руки с мылом, а затем и лицо. Оттирал их даже с опилками, словно они напрочь испачканы мазутом. Вы столяра с грязными руками не встречали? Мне не попадался.
  -- Серёга, - он сел на стул и с не меньшим старанием теперь вытирался, - займи деньжат на квартиру, я за год верну. Ты же знаешь, наша работа позволяет. Я ушёл, совсем ушёл, и обратно не ходок. Но сегодня я гол как сокол.
  -- Тебе квартиру? Сейчас?! Стас, не поглупел ли ты в одночасье? Если я верно понимаю ситуацию, ты всё оставил жене? И квартиру, и мебель и аппаратуру?
  -- Ты предлагаешь устроить делёж?
  -- Я предлагаю для начала пополнить коллекцию штампов в паспорте и лишь затем думать о новой крыше над головой. А помочь я помогу. Пока поживёшь у моего соседа-старика. Разведёшься, будет и квартира. А пока тебе стоит всё хорошенько взвесить и ещё разок обдумать исходя из уже твоего нового положения. И если желание обрести свободу действительно реальное и единственно верное, то лишь тогда отправиться в ЗАГС за вожделенной печатью. Там тоже дают время "на подумать". Пожил бы сам с месяц... Эй, парень, не так скоро!
   Но Стас не стал выслушивать меня дальше. Он скинул рваную рубашку, достал из шкафчика сумку, из неё пакет с чистой одеждой, переоделся и испарился.
  -- И вкус свободы пьянит нас. Не к добру, - покачал я головой, - он всегда спокоен.
  -- Зато он получил надежду, - хитро улыбнулась Танька, - а ты говорил - 2-3 года.
  -- Ну уж, - не находя слов, я пожал плечами, - давай, хоть чаю приготовим. Мне тоже надо бы прийти в себя.
   Я налил в чайник родниковой воды из канистры и включил его. Но выпить так и не удалось. Когда разливал заварку по чашкам, в столярку заглянул знакомый и с удовлетворением отметил:
  -- А, Серёга, ты здесь.
  -- Ты вовремя, Михалыч. Чай будешь?
  -- Да какой тут чай?! - удивился он и спокойно добавил, - там Стаса переехали.
   Я бросил взгляд на Таньку. Она мгновенно побелела, а пальцы начали мелко и противно дрожать. Вошедший сделал пару шагов вперёд и понял, что я не один. Заметив её состояние, он поторопился успокоить:
  -- Девушка, не знаю, кем Вы ему приходитесь, но он жив, он цел. На нём нет ни единой царапины. С ним всё в порядке.
  -- Где он? - спросила девушка с неопределённым отношением.
  -- Да его "скорая" увезла, - спокойно сообщил Михалыч.
   Татьяна рухнула в мои руки, уже готовые к её приёму.
  -- Испарись, Сатана! - бросил я визитёру.
   Тот всё понял и выскочил прочь.
  -- Эй, Михалыч! - крикнул я с опозданием. Тот просунул голову в дверной проём, - где это произошло?
  -- В коридоре, - бросил он и исчез.
   "Коридором" мы называли въёзд в наш кооператив. Не знаю, с будуна ли землеустроители отводили участок под гаражи или по злобе душевной так спроектировали. Но когда уже все бумаги были готовы и подписаны, оказалось, что забыли о такой мелочи, как способ передвижения автомобиля. Умей тот летать по воздуху, всё пошло бы своим чередом. Но поскольку авто ездит по земле, тот необходима дорога для заезда. А её на плане не оказалось. Пришлось уширять и ужимать. В итоге всей суеты появился участок 4 метров ширины и 30 в длину. По нему либо две легковушки впритирку разъезжались, либо грузовик весь проезд перегораживал. Вот этот участок и прозвали "коридором".
   Я достал из нашей аптечки нашатырь и дал Татьяне насладиться его прелестным ароматом. Так что через пару минут мы подбегали к месту происшествия. Стасову "шестёрку" ребята уже оттащили в сторону, и являла она собой жалкое зрелище. С первого взгляда стало ясно, что место ей на авторынке в виде запчастей. Салон смят с левой стороны полностью от капота и до багажника, и по высоте лишь чуть выше них. Правая сторона пострадала не меньше - двери стёрты как наждаком. Самое невероятное заключалось в том, что двигатель продолжал тихо урчать, словно жил своей жизнью и не ведал о том, что происходит во внешнем мире. Его завели, а команду "Стоп" не подали. Удивительно - по машине танк проехал, а ему хоть бы хны.
   Стас далеко не первый, кто попался на этом бюрократическом коридоре. В списке "пойманных" он шёл девятым. Когда Стас подъехал к огороженному с обеих сторон проезду, тот был свободен. Когда же до конца оставалось метров 10, навстречу въехал "Ленд Ровер". Причём, не просто въехал, а влетел. Ни сдать назад, ни вырваться вперёд времени не было. Стас лишь успел переключиться на нейтраль и перепрыгнуть туда, куда передний пассажир ставит ноги. Он свернулся калачом в ожидании удара. "Ровер" с разгона протаранил меньшего собрата и метров 10 тащил его, пока тот не упёрся в один из стенных стыков. После чего просто проехал по "Жигулям" и остановился от встречи со стеной встречного гаража.
   И вообще "тяжёлая техника" заехала сюда в поисках остановки. За рулём сидел мальчишка. Пока папа уехал в другой город по делам, ему представилась возможность показать себя ковбоем перед девушкой, но табун лошадей вышел из подчинения и взбесился.
   Стас отделался лёгким испугом, но самостоятельно выбраться из заточения не смог. Помогли прибежавшие на звук столкновения ребята из ближайших гаражей. Они оттащили машину от стены и освободили парня. Стас ещё помогал освобождать злосчастный проезд, затем присел рядом, закурил и отключился. Его мигом забросили на станцию скорой помощи.
   Я отобрал у мальчишки-водителя документы. Тот оказался насмерть перепуганным - разбил чужую машину вдрызг, ремонт папиной влетит не в один доллар, плюс нахлобучка от родителя. Но всё это можно пережить. На его глазах водитель-пострадавший только что потерял сознание и был этапирован в лечебное учреждение. Какие здесь могут быть последствия?
   Но тут подъехали инспектора на машине и составили протокол по всей форме. Ввиду того, что Стас только что превратился из добропорядочного гражданина в бомжа, я дал свой адрес.
  
   Через час мы с Танькой возвращались домой. На скамейке возле подъезда нас поджидал недавний пострадавший.
  -- Врачи сказали, что за всю свою практику впервые встретили больного, который дико заорал очнувшись и опрометью бросился к выходу, - я махнул рукой, приглашая его в дом.
  -- Ты же знаешь, - оправдывался он, поднимаясь, - я с детства врачей боюсь. А тут мне показалось, что очнулся на операционном столе. Ну, я и сбежал. На улице опомнился, а туфли внутри остались. Пришлось возвращаться.
  -- Представляю радость врачей в этот момент, - усмехнулся я.
   Мы поднялись в мою квартиру и расположились в креслах и на диване.
  -- А теперь рассказывай, - я принял горизонтальное положение, - интересно будет послушать, что явилось последней каплей твоего терпения. За то недолгое время, что мы знакомы, ставлю наш деревянный против ничего, что случилось нечто экстраординарное. За просто так тебя из себя не вывести.
   Стас поднялся и вышел в прихожку полюбоваться на своё лицо в зеркале. Надо сказать, след от ладошки его благоверной впечатался столь прочно, словно его нарисовали для Новогоднего маскарада. Вероятно звук, сопровождавший этот процесс, всё ещё преследовал его обладателя.
  -- Невелика твоя ставка, - оценил он, усаживаясь обратно, - эта суч... эта красавица вообразила себе невесть что. Я с утра как всегда поднялся тихо, умылся и приготовил чай. А когда мыл чашку, там в мойке - гора посуды. От воды её перекосило и придавило Анжелину чашку. Та возьми и тресни. Я тихонько слинял в мастерскую, от греха подальше, а в обед вернулся...
  -- Грехи замаливать.
  -- Ага. Так она меня в дверях на кухню встретила и с вопросом: "Это что такое?!!" запустила двумя этими половинками...
  -- И ейною мордой мене в харю тычет.
  -- Точно. Я бросился к ней обнять, а она словно озверела и понесла какую-то околесицу. Я сначала думал - она в гневе просто словами бросается, чтобы пар спустить, а оказалось, что на полном серьёзе.
  -- А что несла-то? - подпёр я голову ладонью, - о чём кричала?
   Он посмотрел на меня немигающим взглядом и впервые за весь день улыбнулся.
  -- Что? - не понял я.
  -- Ты лежишь, а я представил себе - ты стоишь и слушаешь, а затем падаешь
  -- От чего же?
  -- Она обвинила меня в том, что прошлым вечером мы с тобой в спортзале занимались групповухой, - и замолчал, продолжая улыбаться.
  -- Чего?! Мы с тобой занимались чем?!
   Видимо маска удивления на моём лице оказалась столь комичной, что Стас расхохотался и с минуту не мог остановиться. Он то хватался руками за живот, то тыкал в мою сторону пальцем. Наконец успокоился и уже спокойно продолжил:
  -- Вот так же и я удивился, чем моя половина не преминула воспользоваться и прошлась ладонью по моему лицу и моей же рубашке. Нет, Серёга, она не в голубизне обвинила нас. Мы с тобой собрали в спортзале целую толпу молодых девушек и совершали это с ними. Не поверишь, кого она поставила во главе этого гарема.
  -- Ну?
   Он указал глазами на Танечку:
  -- Её.
   Ни сама "глава", ни я не сразу вникли в значение этого последнего и короткого слова. Какое-то время мы оба застыли, не в силах ничего понять, а затем медленно повернули головы друг к другу
  -- Я? - почти шёпотом произнесла вчерашняя бесшабашница и ткнула пальцем в грудь.
   Теперь удивление застыло на её лице, она пыталась что-то произнести, но голосовые связки вышли из-под контроля, и складывалось впечатление, что губы работают сами по себе, шлёпая невесть какую абракадабру. Я вышел на кухню и принёс чашку холодной воды. Танька залпом осушила её и обрела дар речи, но продолжила тем же шёпотом:
  -- Я руководила шабашем? Стас, ты шутишь?
  -- Хороши шутки, - потрогал он щёку, - не сделай я ноги, она бы и глаза выцарапала.
  -- Но почему? - Татьяна не могла постичь столь дикую выходку ревности, - у неё что, больная фантазия? Ладно, с тобой она скандалит, но причём здесь я? Зачем меня было приплетать?
  -- Понимаешь, Тань, - Стас посерьёзнел, - в последние дни она словно утратила контроль над собой, несла всякую чушь, цепляясь ко мне за каждую мелочь. По поводу и без срывалась на крик, ревновала ко всем своим подругам. Вероятно, ты права - у неё действительно заболело воображение.
  -- Она на учёте не состоит?
  -- Нет, - криво усмехнулся Стас, - до этого пока не дошло.
  -- А ты пытался с ней поговорить?
  -- Это всё равно, что со стеной беседовать, - заметил я.
  -- К сожалению, - вздохнул мой товарищ, - твой дядя прав.
  -- И так было с самого начала?
  -- Ну что ты! Поначалу всё было очень даже замечательно. Любовь, встречи, вино при свечах, подарки, цветы.
  -- А цветы только ей? - перебила Танька, - или она тоже дарила?
  -- Кому? - не понял тот.
  -- Тебе, она тебе тоже дарила цветы?
  -- Она мне?! - он был потрясён такой постановкой вопроса, - мне цветы?
  -- Да, а что?
  -- Мне никто и никогда не дарил цветов!
  -- А приятно ли было бы, случись подобное событие в твоей жизни?
   Стас как-то сник и замолчал, обдумывая ответ.
  -- Даже не знаю, что и сказать. Мне подобная идея в голову не приходила.
   Я оставил их мило беседовать о превратностях семейной жизни, нечто подобное со мной самим уже случалось. И минут 10 потратил на своего соседа, принеся весть об ожидаемом квартиранте. Старик последние лет пять жил один в трёхкомнатной квартире. Как-то он забрёл ко мне вечером на чай и посетовал на маленькую пенсию и скуку по вечерам. Тогда же и насчёт квартиранта поинтересовался, может я ему кого найду?
   Теперь он обрадовался, даже не поинтересовавшись, а что за человека я ему подселяю? Он знал меня немного, но этого оказалось достаточно. Стоило мне заикнуться о сроке, как он с жаром прервал:
  -- Да хоть на год! Всё мне веселее будет.
   Теперь я его оставил и вернулся домой.
  -- Так почему же такие романтические отношения в начале превратились в междоусобную войну в конце? - продолжала допытываться девушка, ещё не познавшая семейного счастья.
  -- Потому, что Стас, - вклинился я, - обезумел от любви и носил свою ненаглядную Анжелику на руках. Он делал за неё все домашние дела и сдувал со своего Ангела пылинки. А когда осознал, что его свобода надёжно прижата каблучком, оказалось, что он "должен и обязан". Вот тогда он и начал роптать, а жена на дыбы. И покатилось их семейное счастье как Колобок от бабушки. Но хватит о плохом. Стас, я договорился насчёт твоей квартиры...
   И в этот момент телефон потребовал к себе внимания. Звонила сама судьба, которая когда-то в будущем поможет Татьяне получить в безраздельное пользование химическую лабораторию при научно-исследовательском институте. Но пока что я снял трубку и подал признак жизни:
  -- Да?
  -- Скажите, могу я услышать Станислава Анатольевича Иванова? - спросил хорошо поставленный мужской голос.
   Чувствовалось, что его владелец знает себе цену.
  -- Секунду, - ответил я и протянул трубку товарищу, - тебя.
  -- Анжела? - он невольно откинулся на спинку кресла.
  -- Нет, казённый мужской голос.
   Он поднялся и подошёл к телефону:
  -- Слушаю Вас... да, это я... да, меня... нормальное здоровье... да, вдребезги... да, хотел бы... где и когда?.. нет, не устроит... хорошо, возле оптико-механического завода, вернее возле его магазина, это на площади Калинина, есть летнее кафе, там выставляют столики на улицу... вот там, да, завтра в час дня... хорошо, до свидания.
   И положив трубку, обернулся к нам:
  -- Звонил отец этого лихача, владелец "танка", он сейчас в другом городе. Ему сообщили о сегодняшнем наезде. Завтра он возвращается в Новосибирск, хочет встретиться со мной и обсудить условия компенсации причинённого мне ущерба. Пойдёте со мной?
  -- А где он вначале предложил тебе встречу, не в ресторане ли?
  -- Да, - согласился Стас, - но как ты догадался?
  -- Поверь мне на слово, - отмахнулся я, - завтра в твоей жизни начнётся новая полоса. Ещё не белая, но уже не тёмная, - и повернулся к Танечке, - хочешь мороженого в летнем кафе?
  -- В такую слякоть?! - она указала за окно.
  -- Ага.
  -- Конечно хочу! Что за вопрос?
  -- Мы с тобой вместе, - порадовал я Стаса, - а пока идём осматривать твои временные апартаменты.
  
   Вечером на сон грядущий я стелил себе на раскладушке, одновременно давая задание на ночь владелице собственной памяти:
  -- Завтра утром ты ответишь на один-единственный вопрос: сколько зубьев было на том циркулярном полотне, которое я сам изготовил из полотна большего размера. Это было давно по твоим меркам, ещё в Утёсном, когда я начинал свой столярный бизнес. Я помню, как ты тогда пересчитывала зубья, так что число в твоей памяти хранится на какой-нибудь полке. Поищи его там ночью, хорошо?
   Вместо ответа она показала мне кончик языка и демонстративно отвернулась к стенке.
  
   Не менее демонстративно она показала его же утром и добавила:
  -- Сорок три.
  -- Что сорок три? - забыл я о вчерашнем вопросе и потянулся, - Бог мой, Танька! - я выпрыгнул из-под одеяла и выскочил на балкон, - Танька, иди сюда! Солнце, после месяца дождей, или я грежу?
   Она просунула руку с моими джинсами сквозь штору и потрусила ими:
  -- Сэр, Вы кажется столь сильно обрадовались прекращению Периода Слякоти, что позабыли об одной мелочи.
   Я чертыхнулся и оделся.
  -- Иди сюда, - я вновь позвал её.
   Она уже облачилась в свой халат и пристроилась рядышком со мной.
  -- Словно другой мир открылся, - Танька смотрела по сторонам и радовалась прекрасной и уже чуть подзабытой погоде.
   Внизу блестели лужи, возле которых воробьи устроили разборки, не поделив место водопоя. Зелёная листва тихо шелестела под слабыми дуновениями ветерка. Детвора на площадке уже гоняла мяч, хотя ещё вчера в это время досматривала сны. И только теперь до меня дошёл смысл Танькиных слов:
  -- Так говоришь, сорок три?
  -- Да, - кивнула она, - ты рассчитывал сделать сорок четыре зуба, но дал небольшого маха - не хватило места. Да и сам этот сорок третий получился какой-то ущербный. Ты ещё сидел тогда, думал - на какую сторону его затачивать, налево или направо.
   Чёрт побери, такие мелочи невозможно упомнить, тем более неспециалисту, да к тому же ребёнку. Ведь и пересчитывала она их тогда безо всякого интереса, ещё были проблемы с математикой.
  -- И куда же я его заточил? - поинтересовался я, глядя на воробьёв.
  -- Никуда, ты его вообще не затачивал, так оставил, посерёдке.
   Повисла пауза. Девушка, в одночасье ставшая владелицей "недевичьей" памяти, тихо стояла, прижимаясь к моему плечу и радовалась солнечному свету. А я пытался понять и принять эту новую для меня истину. "Она стучалась в мои двери, а я отвечал - нет никого".
  -- Тугодум ты, дядя Сёрежа, - прервала наконец мои сомнения Танька, - и Фома. Ты можешь задать мне сотню каверзных вопросов, а наутро я отвечу на каждый из них. Со временем ты примешь такое положение дел, если сразу это не по силам. Так что лучше не напрягайся, а ответь на мои вопросы. Для чего ты Стасу сказал, что я твоя племянница?
   Я посмотрел на её улыбку, прелестную как погода в тот час и усмехнулся:
  -- А я всё думаю - когда же ты об этом спросишь?
  -- Так вот она я.
  -- Как ты думаешь, что подумал бы Стас и мои соседи, скажи я им иную версию наших отношений? А так - всё в норме, никаких лишних вопросов. Да плюс к тому я, как дядя, не позволю никому положить на тебя свой глаз.
  -- Я тоже так подумала, но решила спросить.
  -- Это меня радует, что наши мысли сходятся и ты правильно меня понимаешь. А второй вопрос?
  -- Стас просил тебя занять денег ему на квартиру. Ты рассказал ему о своём источнике?
  -- Ну нет, что ты. Это лишь ты у меня исключение. Для Стаса я - человек, в силах которого собрать в короткое время необходимую сумму денег благодаря своим связям.
  -- Но ведь такой сбор подразумевает проценты? - свела она брови в недоумении.
  -- Ясное дело, - согласился я, - и он об этом знает.
  -- И ты возьмёшь их с него?!
  -- Конечно возьму, он человек далеко не глупый и лишний повод для подозрений мне не нужен. А на его проценты я добавлю своих денег и куплю ему же подарок в новую квартиру. Так нормально?
  -- Так да, - наконец улыбнулась Танька.
  -- А ты во мне уже сомневаться начала.
  -- А я в тебе и не сомневалась никогда, я всего лишь предпочитаю ответ из первых уст своим домыслам, вот, - вновь продемонстрировала она мне язык.
  
   К полудню мы втроём уже сидели в летнем кафе. Я и Танька наслаждались вкусным мороженым с клубникой, а Стас баловался пивом, потягивая его из бокала, и всё пытался привлечь меня к этому занятию.
  -- Ты же знаешь, - ответствовал я, - или в сильную жару или после парилки. Во всех иных случаях к этому напитку у меня полное равнодушие.
  -- Ты многое теряешь, божественный напиток.
  -- Очевидно, при рождении меня забыли прописать на Олимпе. А вот и наши друзья.
   Возле ограждения остановился чёрный "BMW", из которого вышел виновник вчерашней аварии и, видимо, его отец. Парень посмотрел по сторонам, заметил нас и что-то шепнул отцу. Тот оценил нашу небольшую кампанию пристальным взглядом, достал бумажник, из него несколько купюр и отправил сына к цветочному ряду, дав короткую установку. А сам направился к нашему столику.
  -- Сейчас ты, Стас, либо квартиру своей Анжеле не сможешь подарить, либо получишь возможность своё авто восстановить, - тихим голосом высказал я предположение.
   Мужчина выглядел лет на 45, среднего роста, с отлично сложенной по мужским меркам фигурой. И несмотря на тёплую погоду в тёмном строгом костюме и при галстуке. Вчерашний голос по телефону вполне соответствовал внешнему виду. И уже сразу стало ясно - такой человек зря словами не разбрасывается, он знает им цену. Вот только с чем пожаловал? И что намерен предложить или наоборот, потребовать?
   Он подошёл к столику, пожал руку мне, затем Стасу и в полупоклоне поприветствовал нашу даму.
  -- Полагаю, - обратился он ко мне, - Вы - Станислав?
   "Либо у сына, либо у отца нарушено внимание", - отметил я про себя и указал пальцем:
  -- Он.
   Инициатор встречи повернул к нему голову и быстрым взглядом просканировал того от макушки до кроссовок. В этот момент подоспел сын с букетом мохнатых хризантем и передал его отцу. Тот молча принял цветы и кивнул головой в сторону машины, уже припаркованной у того же цветочного ряда. Парень развернулся и ни слова не говоря удалился.
   При таком беспрекословном повиновении нетрудно представить взбучку сыну при встрече с отцом. Сам отец очень галантно вновь поклонился Татьяне и преподнёс ей букет.
   "С Анжелы магарыч за спасённую квартиру", - мелькнула мысль.
  -- Прежде всего, - наш визитёр присел на свободный стул, - я должен представиться. Меня зовут Игорь Андреевич, я отец того самого охламона, что вчера Вас переехал. А это, полагаю, Ваши друзья?
   Стас согласно кивнул и представил нас.
  -- Я читал протокол в ГАИ, - продолжил он, - и разговаривал с врачами, от которых Вы благополучно ретировались. Скажите, у Вас что, действительно после такой аварии со здоровьем всё в порядке?
  -- В полном, ни ушибов, ни переломов, - заверил Стас.
  -- Если я правильно понял, то пострадала лишь Ваша машина?
  -- Ваша тоже.
  -- Ну, моя уже в ремонте, а вот Ваша? - он выдержал небольшую паузу.
  -- А моя уже не подлежит.
  -- Сколько ей было лет?
  -- Да всего ничего, 3 года.
  -- ВАЗ-2106?
   Стас согласно кивнул.
  -- Устроит ли Вас в качестве компенсации автомобиль той же марки, но выпуска этого, текущего года?
   Я не ожидал от своего товарища такой выдержки. Даже я сам готов был подпрыгнуть, услышав эти слова. Стас же, не моргнув глазом, словно у него спросили: "Парень, сотню не разменяешь?", ответил:
  -- Да, - и потянул из бокала своё пиво.
  -- А в качестве моральной компенсации - за Вами выбор модели. "Девяносто девятая" Вас устроит?
  -- С меня достаточно и "ноль седьмой", - поправила жертва аварии.
   Игорь Андреевич сжал губы и на мгновение задумался, но лишь на мгновение. Затем он кивнул головой:
  -- Хорошо, будет Вам "семёрка", послезавтра.
   Я уже приготовился выкатить глаза из орбит, но Стас опередил:
  -- Конечно.
  -- Тогда сделайте мне небольшое одолжение, - самаритянин вытащил из кармана бумажник, достал из того визитку и положил на стол, - или сегодня в течении дня или завтра наведайтесь врачу, он Вас осмотрит. Это для моего спокойствия. А послезавтра в 10 утра я жду Вас возле Оперного театра в нотариальной конторе. Знаете, где это?
  -- Найду, - кивнул Стас и задал встречный вопрос, - зачем?
  -- Дарственную на машину оформлять.
   Затем он пожал нам руки, поклонился даме и той же твёрдой походкой удалился к машине. Мы проводили взглядами вначале его самого, затем удаляющуюся в общем потоке машину и лишь после этого повернулись друг к другу. Мой товарищ сиял как Новогодняя ёлка и тянул очередной бокал.
  -- От тебя разве что прикуривать невозможно, - заметил я, - никак не могу понять: твой живот плоский как плита, а пива поглощаешь немерено. Куда ты его помещаешь?
  -- Зато я знаю, что такое настоящее удовольствие, - противопоставил он с улыбкой до ушей.
  -- Однажды ты рискнёшь узнать нечто иное.
  -- Это когда же?
  -- Когда поблизости туалета не окажется.
   Татьяна втиснулась в нашу дружескую перебранку и сменила тему:
  -- Стас, а ведь ты улыбаешься как-то неискренне, я бы сказала - с тенью фальши. Это что, смех сквозь слёзы?
   Вообще-то она спрашивала шутя, но Стас поперхнулся и закашлялся. Я похлопал в ладоши перед его носом, кашель прекратился.
  -- Спасибо, - удивился он и посмотрел на нашу спутницу:
  -- Ты не на психолога обучаешься?
  -- Что, угадала? - рассмеялась Танька.
  -- Эх, Татьяна! Просто так в этом мире ничего не даётся. Это кажется, что я просто так, легко, ушёл от своей Анжелы. За это мне ещё предстоит расплатиться. Это кажется, что мне просто так, легко, достаётся новая машина. За это будущее тоже предъявит счёт. Вот я и смеюсь: платить ведь нечем. Что из того, что предстоит обрести в будущем, пойдёт в уплату долга? И кто он, мой кредитор?
  -- Директор коммерческого банка, - просветил я.
  -- Это шутка или ты серьёзно?
  -- Да какие шутки? Директор банка, женат, двое детей: сын и дочь.
  -- Ты его знаешь?
  -- Первый раз вижу.
  -- Тогда откуда...
  -- Стас! - резко оборвал я, - тебя интересует твой кредитор или мой источник? Если последнее, то проглатывай свой вопрос и запивай его пивом. Потому что это мой источник.
  -- А на свой долг, - предложила Танька, - попробуй посмотреть с другой стороны.
  -- С какой?
   Стас задал вопрос механически, рассматривая в уме версию о том, что я - начальник вневедомственной разведки.
  -- Сколько лет ты посвятил своему Ангелу, 4, 5?
  -- Семь, - наконец повернулся он в её сторону, - верой и правдой. Всё в семью, ни копейки налево.
  -- Много добра и тепла получил взамен?
  -- Когда Анжела поняла, что под её каблучком для меня очень тесно, то количество тепла резко сократилось.
  -- А в последнее время, - вставил я, - оно упало до уровня голодного пайка.
  -- Тоже твой источник поведал? - бросил он на меня резкий взгляд.
  -- За последние полгода ты лишь трижды появился на работе полностью умиротворённым и удовлетворённым, - поделился я секретом, - я смотрю глазами, но вижу умом. И при этом делаю выводы.
   Он указал пальцем на мою "племянницу":
  -- А она - твоя ученица.
  -- Точно.
  -- И вот за всё то, чего ты недополучил, - продолжила ученица по психологии, - за все те годы, что окончились для тебя пустотой, ты получил возможность сделать свои выводы и начать всё с чистого листа. Так реально? За уши не притянуто?
   Счастливый обладатель нежданно подвернувшейся возможности задумался над своим шансом и протянул время на целую сигарету.
  -- А ведь ты права, - наконец изрёк он свой результат, - ты действительно права. Я только теперь начинаю задумываться над вопросом: а почему и во имя чего я терпел? Перестроить меня невозможно, я никогда и никому не позволяю собой помыкать. Я - мужчина и принимаю собственные решения. Верные они или нет, но это мои решения и мои ошибки. Советы жены для меня не пустой звук, я обязан к ним прислушиваться. Но получать указания "сделай то" и "сделай так" - это не моё, - он замолчал.
  -- Это был твой аванс, - подсказала Танечка.
  -- Да, - согласился свободный человек, - всё верно. Моя машина из той же области, серия номер два. Я понял, но ещё не осознал.
   Танька подняла со стола букет и провела белыми лепестками по своим щекам, лукаво улыбаясь нашему счастливцу?
  -- Как ты думаешь, этот букет мой?
  -- А чей же ещё?
  -- Он мой, да? - повторила она.
  -- Да, он твой.
  -- И я могу делать с ним всё, что захочу?
  -- Конечно.
  -- Я могу оставить его здесь, могу отнести домой и поставить его в вазу? Даже подарить могу?
  -- В вазу - да, подарить нет, - покачал он головой, - даренное не дарят.
  -- Но это мой букет? - лепестки нежили её лицо.
  -- Ты что задумала? - наклонился он вперёд, сощурив глаза, - ты хочешь этот прекрасный букет выбросить?
  -- Нет, что ты, - Танька вынула из его левой руки бокал и вставила в неё букет, - я хочу быть первым человеком, подарившим тебе цветы.
  -- Цветы?! - опешил Стас, - мне?! Ты даришь мне цветы?
  -- Ага! - кивнула она.
   Её глаза сияли в этот момент как два маленьких Солнца, а на губах играла улыбка.
  -- Теперь ты веришь, что не спишь?
  -- Вот теперь-то мне как раз и кажется, что я сплю. Или как минимум, что грежу наяву.
   Я никогда не видел, чтобы мужчина смотрел на обыкновенные цветы подобным взглядом. Если бы мне пришлось смотреть на что-то в моих руках подобным образом, то это должен быть чек как минимум на миллион долларов. Хотя, с другой стороны, подари мне такая девушка букет, то и мои глаза расширились бы не меньше.
  -- Я люблю тебя, Татьяна, - прошептал он, принимая букет.
  -- Чего?! - в шутку разгневался я, - только попробуй! В маты замотаю.
  -- В словесные? - рассмеялась великодушная девушка.
   Стас же прикрылся от меня букетом и продолжал нашёптывать:
  -- Передай своему дяде, что он - самовлюблённый эгоист, что он - самая большая жадина из всех, кого мне довелось встретить, что он...
   Я просунул кулак за букет:
  -- За моей спиной сепаратные переговоры?
   Стас опустил голову под кулак:
  -- А ещё передай, что он имеет скверную привычку нагло подслушивать чужие разговоры.
   Я распустил пальцы вееров и приподнял его голову за волосы:
  -- За мной должок.
  -- На матах вернёшь, в спортзале.
   Я убрал руку, Стас откинулся на спинку пластмассового стула, но вдруг вновь наклонился:
  -- А знаешь, Серёга, не будем ждать вечера.
  -- Что? - не понял я, - прямо здесь начнём швырять друг друга?
  -- Да нет, - улыбка слетела с его лица, - ты меня очень обяжешь, если сходишь вечером со мной домой, вещи забрать надо.
   Я вопросительно посмотрел на него.
  -- За глаза свои боюсь, - усмехнулся он, подхватывая бокал.
   Танька прыснула в ладошки и зашлась весёлым смехом.
  -- Пойми этих женщин, - кивнул Стас в её сторону, - одна цветы дарит, другая зрения лишить желает.
   Первая из них скорчила страшную гримасу и скрючила пальцы:
  -- Пожил бы ты со мной семь лет и я бы не то что глаза, я бы всю кровь твою выпила.
  -- Во-во, все вы такие. Сначала глазки строите, а потом зубки в глотку вонзаете.
  -- А может быть, ты ещё не встретил свою половину, - не обиделась кандидат в вампиры, - мне кажется, Стас, дело не в том, что Анжела оказалась не той женщиной, которой ты приписал свой идеал. Дело в себе самом, ты ещё плохо знаешь себя. Ты женился по инерции, ведь все так делают. Ты из того редкого числа людей, которые чаще готовы дать, чем взять. И счёл, что твоя будущая жена станет поступать подобно тебе. Но ведь так случает крайне редко. Обычно один любит, а другой позволяет себя любить. Один дарит, другой принимает жертвоприношения. В своём подавляющем большинстве мы видим среднюю семью. Если муж делает всё возможное для общего блага, то его жена мнит себя самой прекрасной из самых лучших, на деле таковой не являясь. Если жена с кухни не вылезает, готовит и обстирывает, то муж - алкаш и бабник.
   Ты когда ещё только встречался с Анжелой, не задавался вопросом - а зачем она тебе нужна? Да, это вопрос эгоиста, но спросить себя не мешало. Она тебе просто понравилась, ты просто влюбился и сделал ей предложение. И она просто ответила "да", из скромности потупив глазки. Ещё бы, с таким мужем в жизни не пропадёшь. И вцепилась в тебя мёртвой хваткой, раздавая указания, а ты не ожидал. И нашла коса на камень. Она тебе: "Место!", а ты за дверь. А затем, остыв, возвращаешься и начинаешь замаливать грехи. Мне кажется, ты ещё не осознаёшь, что на первом месте у тебя свобода, а всё остальное вторично.
  -- Ты права, - согласился Стас, - зачем мне жизнь, если невозможно распоряжаться ею по своему усмотрению? Но откуда такое знание жизни? Ты рассуждаешь как человек, немало повидавший на этом свете. Это всё он? - Стас кивнул бокалом в мою сторону.
  -- Нет, это моя мама.
  -- Так что? - повернулся он ко мне, - сходишь со мной?
  -- И да, и нет. Схожу, чтобы постоять под твоими окнами в надежде поймать вылетающие через них вещи. А нет, потому что тебе необходимо самому закончить свои семейные дела. Я могу помочь тебе где угодно, но не в разговоре с женой. Не старайся меня переубедить, - я выставил вперёд ладонь, - не получится.
  
   Вещи из окна так и не полетели, но ждать возвращения Стаса пришлось недолго. К нашему с Танькой удивлению, уже через час он появился на пороге подъезда, нагруженный сумками. Моя спутница подошла к нему, внимательно осматривая со всех сторон.
  -- Ты чего? - не понял взглядов ушедший из дому.
  -- Побои ищу.
  -- Их нет, - бросил он, - пошли отсюда.
   Я забросил за спину туго набитую большую спортивную сумку, в руку чемодан, Стас нагрузился так же, а Таньке достались два небольших пакета. Всю дорогу мы не перебросились и словом. И только по приходу домой он объяснил, что за всё время сбора вещей так и не удалось вставить ни слова в поток обвинений, нёсшийся из уст супруги. На прощанье Стас взял лист бумаги, что в ЗАГСе ожидают её визит и ударом ножа пришпилил записку к серванту.
  -- Мальчишка, - оценил я, - Александр Македонский конечно герой, но зачем...
  -- Я делал этот сервант, я и память о себе оставил.
   На следующий день он прошёл обследование у врача. Банкир - умный человек, страховка от возможных претензий в будущем ему не нужна. Оказалось, что с таким здоровьем надо в космос летать, а не доски строгать. А ещё через день Стас катался на новенькой "семёрке".
  
   Пролетело незаметно лето. Днём мы в столярке зарабатывали Стасу на новую квартиру. Татьяна оказалась из числа тех людей, которые, если талантливы, то в разных областях. Своё умение рисовать она применила, набрасывая на альбомных листах эскизы мебели. Глядя на них, Стас сделал свою оценку:
  -- Серега, тебе не кажется, что раньше мы здесь ерундой занимались?
   Воплощая впоследствии её проекты в дерево, мы резко подняли спрос на свою продукцию что увеличило прибыль. Так что через полгода я с гордостью выплачу Татьяне её первый честный заработок.
  -- Что я буду делать с такими деньжищами?
  -- Сама себя обеспечивать.
   А пока в преддверии её возвращения в Москву мы устроили прощальный ужин в кафе. Возвращались пешком ближе к полуночи. Гирлянды огней и ещё не приевшейся рекламы, отдельные пары и группы молодёжи, отдыхающей неизвестно после чего. Нас обогнали парень с девушкой. Но шли они не обнявшись и даже не под руку неспешно. А явно торопились, тихо переругиваясь.
  -- Похоже, их вечер не удался, - выразил общее мнение Стас.
   Минут через 10 мы подошли к небольшому скверу, из которого голос молодой девушки взывал о помощи. Она кричала урывками, словно ей периодически закрывали рот. А в периоды затишья мужской голос рычал и требовал заткнуться. Пока я прислушивался и оценивал ситуацию, Татьяна без раздумий рванула в сквер. Стас пожал плечами и последовал за ней. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к ним.
   Кричала девушка, которая совсем недавно прошла мимо нас со своим парнем. Только теперь она имела жалкий вид. Парень, что его наводил, рвал на ней платье и бил по губам, чтобы замолчала. Её спутника обрабатывал другой, пиная ногами уже несопротивляющееся тело.
   Татьяна пришла на помощь девушке. Она развернула парня к себе и со всего размаха смачно так залепила носком туфля между ног. От неожиданной боли тот согнулся пополам, опустив голову ниже пояса. Татьяна дала ему секунд 5 отдышаться, а затем коленкой так же сильно ударила по губам. Тот охнул и выпрямился. Но она вновь пустила в ход свой туфель, и парень согнулся.
   Стас пришёл на выручку спутнику девушки. Его противника схватил за ворот пиджака и за пояс брюк. Поднял словно штангу и швырнул в кусты. Вроде бы все при деле. Девушка хоть и смотрела ошарашенным взглядом на происходящее, но держалась на ногах. Я склонился над парнем и его лицо показалось мне знакомым, но заплывшие глаза сбивали с мысли. Зрачки реагировали на свет фонаря в стороне, пульс более-менее стабильный. Но попытка прощупать рёбра отозвалась стоном с его стороны.
   Тут надо мной что-то промелькнуло и тяжело шлёпнулось на асфальт. Это Стас развлекался, перебрасывая недавно нападавшего с места на место. Тот не сопротивлялся, против Стаса это бесполезно. Мой напарник обладал от природы большой силой, но не выставлял напоказ. Танька сравнила его однажды с большим и очень добрым псом, который знает о своей силе. Потому бежит себе спокойно по дороге и никого не трогает. А мелкая задиристая шавка тоже знает о своей немощи, но не желает мириться. И тявкает на всех и каждого.
   Внешним видом Стас не производил впечатление силача-супермена. Рост чуть больше 180-ти, 54-ый размер в плечах. А пиджак ему сшил знакомый портной. Причём так, что плечи немного скрадывались. Вот если бы он влетел в сквер без пиджака, тогда да. Тогда бы эти парни сами разбежались.
   Он похлопал "своего" по щекам:
  -- Похоже, я ему больше не нужен. Что у тебя?
  -- Жить будет, - порадовал я, - пульс есть, порезов нет. Но дыхание прерывистое - рёбра сломаны.
  -- А Татьяна?
   Мы оба резко обернулись. Надо же, она продолжала строить несчастного. У Стаса аж зубы заскрипели, словно это ему перепадало. Девушка в платяных лохмотьях уже пришла в себя, отыскала сумочку и кому-то звонила по мобильному телефону. Может, в милицию, может, в "скорую". Нет, похоже домой, прозвучало слово "папа".
  -- Да на неё же смотреть жалко, - Стас поднялся и направился к девушке.
   Проходя мимо Татьяны, он сделал резкий выпад кулаком через её плечо и вырубил парня, проявлявшего чудо стойкости.
  -- Из чувства мужской солидарности, - объяснил он свой поступок и набросил пиджак на плечи звонившей девушки.
  -- Ты меня такого удовольствия лишил! - в горячке с кулаками набросилась на него Татьяна, - ещё бы немного...
  -- ...и ты превратила бы парня в евнуха, - загораживался Стас от "комариных укусов".
  -- А он того заслужил! - искала она брешь в его защите.
  -- Но не до такой же степени! Наказала и хватит. Сергей, выручай! - спрятался он за мою спину, - она только тебя слушается!
  -- Тань, - придержал я, - если ты хочешь продолжить со Стасом, то сжалься - у него ещё нет детей.
   Пострадавшая девушка, кутаясь в пиджак, сходивший ей за пальто, отключила телефон и впервые подала голос в нашу сторону:
  -- Если дело дойдёт до голосования, то вот моё мнение.
   Она пнула куда-то в грудь поверженного врага и убежала к своему парню. Наконец мне удалось поймать ускользающую мысль, и кубики сложились в картину. Я опустил ладонь на плечо Стаса и выразил ему своё соболезнование
  -- В связи с чем?
  -- От одной Анжелы ты избавился. Знакомься теперь с другой.
  -- Ты её знаешь?
  -- Открываю большую тайну. Только что она звонила своему отцу, а теперь склонилась над братом. А тот в прошлом месяце переехал тебя. А их общий папа...
  -- Кого? - перебила Танька с ехидной улыбкой, - парня и Стаса?
  -- Ага, - согласился я, - и меня с тобой заодно. Так вот, он летит сюда на всех парах с охраной.
  -- Саша!!! - это Анжела трепала брата по щекам и пыталась приподнять.
  -- Эй, - я рванулся на его защиту, - не надо!
   Через несколько минут мы со Стасом присели на скамейку перекурить. Поверженные враги сидели на асфальте спинами друг к другу, со связанными руками. Это лишало их возможности слинять от нас по тихой. Татьяна тихо переговаривалась о чём-то с Анжелой, которая не проявляла никаких признаков истерики. Её больше беспокоило состояние брата, нежели собственные вид и состояние.
   Не успели мы докурить, как по узкой дорожке, едва вмещаясь, прибыла "скорая". Мы помогли переложить Александра на носилки и загрузить в машину. Тут же с другой стороны аллеи въехали две машины - уже знакомая нам "BMW" и сопровождающий "JEEP". Сразу стало как-то многолюдно.
   Татьяна примостилась на скамью между мной и Стасом, Анжела подхватила привезённый пакет и скрылась в кустарнике. Через минуту вынырнула обратно, вернула Стасу его пиджак-пальто, чмокнула в щёку и запрыгнула в "скорую". Которая задним ходом уже покидала сквер.
  -- Хороший водитель, - заметил Стас, - задом, в темноте, да ещё по узкой дорожке.
   Вновь прибывшие развязали парней и перетащили их в багажник джипа. Предварительно одев наручники каждому. Затем все заняли места в машинах, но старший подошёл к нам с речью благодарности:
  -- Моя дочь всё объяснила по телефону, и я вам очень...
   Мы сидели в тени, свет фонаря перекрывался ветками. Так что лица на расстоянии, естественно, не различишь. Но подойдя "на вытянутую руку", Игорь Андреевич остановился:
  -- М-да, опять вы. И опять я у вас в долгу. Чем на этот раз могу оплатить счета? - пожал он наши руки.
  -- Да в принципе, нам ничего не надо, - за всех ответила Танька.
  -- Всё-таки ваша помощь моим разгильдяям подоспела вовремя.
  -- Не совсем. Иначе бы "скорая" не понадобилась.
  -- Есть ли какие проблемы? - настаивал Игорь Андреевич.
   Мы только руками развели.
  -- Может быть, стоит вопрос с жильём?
  -- Ну что Вы, - улыбнулся Стас, - здесь полный порядок.
  -- И всё же, - протянул он мне визитку, - буду очень рад, если смогу отблагодарить хоть как-то. Не люблю подолгу ходить в должниках.
   Он пожал нам руки, и обе машины покинули сквер.
  -- Что же ты раньше молчал? - с укоризной посмотрел я на товарища, - квартиру ему не надо. Почему на новоселье не позвал?
  -- А мы с Анжелиным папой схожи, - он думал о чём-то своём, - тоже не люблю в долги лезть.
  
   Глава 6. Анжела.
   Через два дня я провожал окрепшую за лето ученицу по ступеням её альма-матер. Она держала меня под руку, а я смотрел на свой левый туфель и пытался угадать - развяжется шнурок сейчас или потерпит до входа в университет. Чтобы перевязать его, не привлекая внимания. Танечка резко остановилась и я поднял голову, выясняя причину.
   Оказалось, мы нос к носу столкнулись с Анжелой и её отцом. От неожиданности повисла пауза с обеих сторон. Давно ещё о русских войсках, завоевавших то ли Францию, то ли Пруссию, было сказано:
   "Когда они сделали это впервые, то была случайность. Во второй раз - совпадение, в третий - привычка".
   Я не доверяю случайностям, не верю в совпадения. Тем более с таким человеком, как директор коммерческого банка. Оказалось, что не я один. Правда, Игорь Андреевич поначалу расценил нашу встречу по-другому:
  -- Почему бы сразу не сказать? - лёгким поклоном поприветствовал Татьяну и протянул руку
  -- О чём? - не понял я и ответил рукопожатием.
  -- Однако, уже поздно думать о поступлении.
  -- Куда?
  -- А разве вы..., - он запнулся.
  -- Мы уже на втором курсе, - рассмеялась не опаздывающая студентка, объясняя наше поведение.
  -- Как, оба?!
  -- Нет, - запротестовал я, - только она. Я сопровождающий.
  -- И спонсирующий, - добавила моя подопечная.
  -- А я только на первый поступила, - сияла Анжела.
   Я уже знал, что в этом году она закончила школу, но не имел представления о её дальнейших планах.
  -- Не верю я в случайные встречи, - вздохнул её отец.
  -- Папа! - дёрнула Анжела за руку, - что ты такое говоришь!
   Вклинилась Татьяна:
  -- Анжела, а где ты будешь жить? Сняла комнату в общежитии?
  -- Нет, у папы здесь, в Москве на Молодёжной, сестра живёт. У неё трёхкомнатная квартира.
  -- А сколько человек там живёт?
  -- Четверо.
  -- Меня дядя Серёжа определил в трёхкомнатную квартиру к одинокой старушке. У неё муж был каким-то выдающимся учёным. Для меня она выделила целую комнату, четыре на пять метров. Переселяйся?
   Игорь Андреевич отреагировал по-своему:
  -- Опять меня в должники записываете? Когда же я платить начну?
  -- Вот вдове и заплатите, - ответствовала кредитор и повернулась к Анжеле, - ну так как? Огромная комната, своя кровать на все годы обучения. Ванной и кухней можно пользоваться в любое время. Хозяйка - очень добрая женщина. Я ей на все праздники по букету цветов дарю и торт в придачу. А вдвоём нам будет веселей.
   Молодая студентка едва не растаяла от такого предложения и умоляюще посмотрела на отца:
  -- Пап, а?
  -- Ну, не знаю ребята. У меня, право, и слов нет.
  
   Анжела таки переселилась к Татьяне, и хозяйка не возражала. Ведь её постоялица за прошедший год зарекомендовала себя с очень хорошей стороны. Игорь Андреевич купил дочери кровать, постельные принадлежности. На пару с ним мы приобрели два одинаковых компьютера, 486-ых! Наикрутейших по тому времени.
   Стоит немного описать новую Татьянину подругу. Сколько помню свою "племянницу", у неё не было постоянных и настоящих друзей. В основном всё свободное время она проводила или с матерью или со мной. Соседские девчонки и одноклассницы - просто друзья, с маленькой буквы. В Анжеле она увидела именно того человека, которому можно доверять любые секреты.
  -- Дядя Серёжа, ты согласен с тем, что существую девичьи тайны?
   Анжела носила тот же размер одежды, имела тот же рост, размер обуви и то же увлечение химией. На этом сходство заканчивалось. Короткая стрижка, джинсы и рубашка делали её больше похожей на парня. Плюс к тому - умение подражать голосу брата.
   Когда зимой я приехал забирать домой уже двух студенток, они разыграли меня, представив Анжелу-девушку как парня Женьку. Пылающего неземной любовью к Таньке. Я ни на миг не усомнился в правдивости сцены. Вид у меня оказался настолько ошарашенным, что "возлюбленная" не выдержала и расхохоталась, поломав такой замечательный спектакль.
   Оказалось, я не первый, кого они удачно дурачили. Анжела приклеивала маленькие усики, под цвет светлых волос. Накладывала брови, пряча тонкие строчки. Одевала мужскую одежду и с Татьяной под ручку они отправлялись к знакомым или на дискотеку. И всегда иллюзия оказывалась полной - обычная молодая парочка.
  -- Так уж и всегда? - усомнился я.
  -- Было, правда, раз, - переглянулись они, - один настойчивый плейбой проигнорировал Женьку и завёлся на Таньке. Так она скрутила его за шею косой, а Женька била по почка маленькими кулачками.
  -- Не покалечили парня?
  -- Да что ему будет, муха несчастный! На полном серьёзе ответила Анжела.
   Мы с Танькой посмотрели друг на друга и рассмеялись.
  
   Глава 7. Очень дорогой инструмент
   На второй год моей жизни в Новосибирске я купил ещё один бокс и "Жигули-шестёрку". Без своих колёс ведь туговато. А вот на четвёртом произошёл какой-то странный и необъяснимый случай. Вообще-то я люблю фокусы. Особенно поломать голову над их разгадкой, ведь чудес не бывает. Если кажется, что глаза врут, то разгадка может иметь самое простое объяснение. Но если поломать изрядно, то найти её всё же можно. Но вот как быть с этим случаем?
   Я только вернулся из Москвы, где оставил Татьяну и её новую подругу. На следующее утро положил в багажник машины топор, ножовку, бензопилу и выгнал её из гаража. Пока закрывал ворота, она стояла напротив. Затем подъехал к магазину за продуктами. И через час уже был в лесу. Здесь ещё по весне приметил корневой берёзовый кап. Открыл крышку багажника и ... замер. Вместо бензопилы лежал чемодан. Большой, чёрный, из пластика, с широкой алюминиевой полосой посередине. Если бы сам не загружал багажник, были бы варианты.
   Вначале я просто опешил - этого не может быть. Через минуту начались поиски. Первым делом проверил номер машины, вдруг я чужую угнал? Нет, мой номер. Для достоверности заглянул в салон, точно моя машина. В гараже чемодана в багажнике не было. Возле гаража она без присмотра не оставалась. В дороге тоже. Единственное место - это возле магазина, когда продукты брал. Минут десять я отсутствовал. Может быть там кто по ошибке забросил? Ага, и пилу стырил, собака. Или обменял чемодан на пилу? Или кто из знакомых решил разыграть? Ведь должно быть какое-то разумное объяснение.
   Вспомнился подобный сюжет из шпионского фильма. Как разведчику передают деньги за работу и спец аппаратуру. Хороша разведка, машины перепутать! Или кто от погони уходил и таким образом его спрятал? Тогда вероятное объяснение должно быть внутри. Я приподнял его, тяжёлый гад! На чемодане кодовый замок на 4 цифры, а на ручке болталась бирка. На которой написано число "1963". Мой год рождения. Десять к одному, что это ключ.
   И правда, он подошёл, замок открылся. А следом и крышка. Если, открыв багажник, я замер, то теперь - просто остолбенел. Он был плотно забит деньгами. Нет, не нашими, не рублями. Там лежали доллары. Много, много, очень много долларов. Это какой-то фокус, правда? Сами по себе деньги в багажнике не заводятся. Это не тараканы. И не мыши. Может быть, меня глаза обманывают? Потрогал деньги руками. Нет, руки говорят о том же. Достал одну упаковку из середины, сотенные. Значит, по 10 000. Пересчитал количество упаковок и умножил на это число. Вот влип! В чемодане, если я не разучился считать или не сдвинулся, лежало 6 миллионов с небольшим.
   Закрыл чемодан и захлопнул багажник. Теперь, согласно сценария, должны появиться братки на джипах и сделать из меня решето. Непроизвольно оглянулся по сторонам. Листва шелестит, птицы поют, облака плывут по синему небу. Хороша была бензопила, кто бы её ни купил, я в накладе не остался. Или наоборот? Ну ладно, разгадка появления чемодана и пропажи пилы лежит, возможно, в будущем. Сейчас важнее другой вопрос - что мне дальше делать? Прятаться смысла нет. Если кто ошибся, под землёй найдёт. Выбрасывать чемодан тоже бесполезно.
   Завёл машину и вернулся в гараж. И неделю не приходил к машине с проверкой. В надежде, что этот "кто-то" ночью вскроет ворота и заберёт свои деньги. Когда же подошёл к гаражу, то удивился. Ворота на месте, замок цел и открылся как обычно. Закрыл дверь изнутри и открыл багажник. Чемодан лежал там. Я его вытащил и спрятал здесь же на стеллаже, прикрыв брезентом.
   И пусть лежит, что будет, то будет. Я поехал в магазин и купил новую бензопилу.
   Время шло, периодическая проверка чемодана давала один и тот же результат - он всё лежал на своём месте. Через два месяца ожидания я его плотно упаковал в полиэтилен и закопал в яме под машиной.
  
   Глава 8. Две пары молодых.
   А на 6-том курсе Татьяна попросила продать мою "крохотную лачугу".
  -- Понимаешь, дядя Сёрежа, она мне напоминает ту твою подпольную квартиру, где мы тогда прятались. И то время. Я понимаю, прошлого не вернуть и забыть его невозможно. Но приезжая к тебе каждый раз, вновь окунаться в ту атмосферу? Продай, а?
  -- Почему же ты раньше об этом не просила? - только после её просьбы я и сам заметил, что эта "лачуга" действительно похожа по планировке на ту.
  
   Но вот, наконец, её учёба закончилась. На меня навалилось столько дел, что возможности поехать за ней в Москву просто не было. Она прилетела сама и я встретил её с самолёта.
   Мы ехали с вокзала домой. Не раз на её каникулах мы катались по этим улицам. Так что с городом она была знакома. Но сегодня мы ехали прямиком ко мне на новую квартиру.
  -- И где же ты живёшь теперь? - всю дорогу пытала меня Татьяна.
  -- Вот он, дом мой! - наконец выдал я ответ, махнув рукой.
  -- Что, сразу все 10 этажей? - рассмеялась Танька.
  -- Ну так! Все 3 подъезда. Я беден, Танечка, так что моего здесь всего-то одна квартира о двух комнатах.
  -- У-у-у, - протянула Танька, - а я то подумала.
  -- Нет-нет, только одна.
  -- Ну ладно, показывай, будем оценивать.
  -- Прошу, - распахнул я дверь авто, - для вас стол накрыт.
  -- И вино есть? - она сощурила глаза.
  -- А как же. Настоящее, домашнее.
   Мы поднялись на лифте на мой 5-тый этаж. Я открыл общую дверь на площадке, затем свою.
  -- Без ключа? - спросила под руку Танька.
  -- Ясное дело - без. Не люблю я их, подобрать можно. Ну и проходи, - предложил я, отходя в сторону.
   Она застыла на пороге, осматривая прихожку:
  -- Здорово! Сам?
  -- Сам! - гордо ответил я, - всё сам. От входной двери и до постели. Даже шторы и пододеяльники сам шил.
   Она удивлённо уставилась на меня в пол оборота:
  -- Ты ещё и шьёшь?
  -- А то! Да ты пройди по квартире, осмотрись. Ни в одном месте женщина руку не приложила.
   Через пару минут, когда я колдовал над столом, из спальни донёсся возглас:
  -- А говоришь - женщин здесь не было!
   Я чуть тарелку не уронил. Господи! Ужели что-то пропустил?! Вчера же самолично ползал с пылесосом по всем щелям. Отодвигал всё, что отодвигается, поднимал всё, что поднимается. Но что-то же её насторожило! Я мысленно одел на шею верёвку, завязал петлю, другой конец взял в руку и высоко поднял над головой. И пошёл на заклание, готовый в любой момент затянуть удавку.
  -- Что? - спросил я обречённым голосом.
  -- Ты говорил, что сам наводил порядок? - строго спросила Татьяна, улыбаясь уголками губ.
  -- Да, что-то не так? - я бешено вращал глазами по всем доступным закоулкам.
  -- Разве мужчина способен навести такой идеальный порядок?
   Рука опустилась, верёвка упала к ногам, из лёгких долго выходил воздух.
  -- Танька, я из-за тебя заикаться начну. Нельзя же так.
  -- Ага! Поймала! Значит, была здесь женщина! Или женщины? - она смеялась, - признавайся, распутник!
  -- Признаю, было, грешен. Но прошу учесть высокий суд моё чистосердечное признание и искреннее раскаяние.
  -- Так, - она поставила кулаки на пояс, - пошли на кухню. Там продолжим допрос.
  -- Идём, идём. Вино потеет, - повернулся я.
   Мы пошли по коридору, я пропустил Танечку вперёд, давая возможность насладиться зрелищем. Ожидая нечто подобное, отстал на несколько шагов. Она замерла, едва войдя в комнату.
  -- Ну ни фига себе! - она сказала это очень тихо, почти шёпотом. Но для меня это была высшая похвала с её стороны, - и это - кухня? Да если здесь поставить большой стол, человек 40 вместится! Это, - она провела рукой в сторону, - это - кухня?
  -- Это - кухня, столовая и зал одновременно. Это была 3-ёх комнатная квартира. Я сломал стенку между кухней и спальней, заложил старый вход на кухню и вот результат. Здорово получилось?
  -- Замечательно! - подтвердила Танечка, - я знала, что ты мастер. Но, чтобы так! И всё сам?
  -- Не веришь.
  -- Верю, верю, дядя Серёжа. Просто я поражена. Ничего подобного я ещё не встречала, - она крутилась по комнате, как девчонка прыгала по креслам и разглядывала стены, - где ты взял эти обои?
  -- Это не обои. Они нарисованы.
  -- Что? - она в недоверии обернулась ко мне, - эти обои нарисованы?
  -- А ты пальчиком на стыках поковыряй, - посоветовал я. Что она и сделала.
  -- Правда, побелка. И окно нарисовано, да?
  -- Нет, окна настоящие, - я купался в лучах славы, - там их 2, только штора общая.
  -- А там? - комната имела форму буквы "Г", и Татьяна указывала за угол.
  -- А там - сама кухня.
  -- А мы сейчас где? - она оставила в покое портьеру.
  -- В данном местоположении ты - в зале, я - в столовой, а там - кухня.
   Она медленно, ожидая подвоха и не спуская с меня взгляда, прошла из угла ко мне и, поравнявшись со мной, резко повернулась в сторону хвостика этой самой "Г". И на несколько минут превратилась в статую. Наконец, я не выдержал:
  -- Ну хоть слово-то молви.
  -- Много здесь женщин работало? - с ноткой льда в голосе спросила она.
  -- Я один.
  -- Я имею ввиду, много ли женщин готовило здесь пищу?
  -- Ни одной, Тань. Этот процесс я доверяю только себе.
  -- Но ты признался, что здесь бывали женщины. Бывали? - она вдруг резко повернулась ко мне. В глазах стояла ледяная строгость, но уголки губ её выдавали.
  -- Понимаешь, Танечка, по своей природе я рождён мужчиной. Со всеми свойственными моему роду-племени привычками и желаниями, - оправдывался я, - а природа иногда требует женщину. Не восставать же против неё? Поскольку я не женат и обет безбрачия не давал, то считаю такое желание вполне естественным. Чтобы не привыкать, я иногда расстаюсь. Но ни одной из них не позволял убирать или готовить в моём доме. Все они чувствовали себя временными. Это положение устраивало и их и меня.
  -- И тебя вполне устраивало, что нет постоянной хозяйки на этой замечательной кухне?
  -- Пока да.
  -- И когда же ты думаешь менять свою холостяцкую жизнь?
  -- Ой, Тань, это такая деликатная тема. Давай лучше к столу, а? - предложил я сменить тему разговора.
  -- Ну, давай, - согласилась она.
   Я откупорил бутылку вина, достал 4 бокала, налил их полными и принёс фотографию Сергея с Ленкой.
  -- Цветная? - удивилась Таня.
  -- Да, я её сам на компьютере раскрасил.
   Она поставила 2 бокала возле фотографии, я накрыл их по кусочку хлеба:
  -- За них. Твоих родителей и моих друзей. Не дожили они, а были бы очень рады.
   Мы выпили в полной тишине.
  -- А теперь показывай свой документ, отчитываться будешь. Так сказать, ответ держать.
  -- Это мы мигом, - она убежала в прихожую за сумочкой, - разрешите доложить, товарищ опекун. Из рук в руки передаю вам красный диплом об отличном образовании и окончании вверенного мне учебного заведения! - звонко отрапортовала Татьяна.
  -- Сейчас, сейчас, - я взял диплом, - проверим, сколько вы двоек нахватали. Мать моя, женщина, да у вас ничего, кроме них и не видно!
  -- Сэр, вы держите диплом вверх ногами, - шёпотом подсказала Танечка.
  -- Правда? - тем же шёпотом ответил я и заговорщицки перевернул его, - О! Да вы круглая отличница, мисс! Поздравляю, поздравляю. Позвольте пожать вашу маленькую ручку.
  -- С удовольствием.
  -- Ну вот, Татьяна, и всё. На этом мои обязанности перед тобой и мой долг перед твоими родителями выполнены. Теперь ты - свободная птица и в состоянии зарабатывать себе на хлеб с маслом. Ты вправе выбирать свою судьбу. Только прошу тебя, Тань, не задирай высоко голову и не забывай дядю Серёжу. Может быть, я ещё пригожусь.
  -- Дядя Серёжа, возьми нож и отрежь себе язык сам.
  -- Зачем? - опешил я.
  -- Затем, что мне будет больно это сделать, - она смутилась и опустила голову.
  -- Таня, - я серьёзно посмотрел на неё, - ты, тебе жалко расставаться. Но мы же расстаёмся не навсегда. Я буду рядом, ты в любой момент можешь забрести ко мне в гости.
  -- Дядя Серёжа, я не хочу уходить отсюда, - сказала она как-то уж очень тихо.
  -- Но ведь тебя никто и не гонит. Оставайся, живи у меня. У тебя будет своя комната. Можешь пользоваться всем этим. Ты будешь первой женщиной, которая что-нибудь приготовит на этой кухне.
   Танечка крутила вилку в руках. Было заметно, что её что-то мучает, но она не решается сказать.
  -- Что произошло, Тань? - я положил свою руку поверх её, - говори, здесь все свои, - попытался пошутить.
  -- Дядя Серёжа, ты не задумывался о том, чтобы передать бразды правления на кухне в женские руки? - она очень медленно и, казалось бы, тщательно подбирала слова.
  -- Зачем? У меня и самого неплохо получается.
  -- Дядя Серёжа, а тебе не скучно одному в такой просторной квартире? - она всё ещё не поднимала взгляд.
  -- Некогда мне скучать, Тань. Целый день на работе.
  -- А вечером? Когда возвращаешься домой, что делаешь?
  -- Ящик смотрю, эскизы мебели на компьютере набрасываю, с друзьями...
  -- Я не об этом. Скажи, ты так и думаешь прожить всю жизнь холостым? - прервала она, - ты жениться думаешь?
  -- Когда-то ты спрашивала об этом, - напомнил я.
  -- И что же ты тогда ответил?
  -- Ждал, пока ты вырастешь.
   Она, наконец, посмотрела мне в глаза:
  -- И вот? Я выросла, дядя Серёжа.
   В её глазах появилось то, что раньше если и было спрятано, то очень далеко и надёжно. А теперь пелена спала, и можно читать без слов. И я прочёл. Я подозревал об этом раньше. Но только подозревал. Поэтому и свои чувства держал под замком.
   Я обратил на неё внимание с того самого дня, когда "терпеть не хочу эту вашу математику!". И хотя это была ещё не сформировавшаяся маленькая девчонка, но я видел в ней красивую стройную девушку, в которую она со временем и превратилась. А впервые облизнулся, глядя на неё, когда они всей семьёй приехали ко мне на речку на копчёную рыбу и мой День Рождения. Она была такой свободной в тот день, такой раскрепощённой. Земное воплощение счастья.
   А потом - гибель её родителей, а ей надо учиться. Мог ли я что-нибудь ей сказать, намекнуть ли? В этом случае учёба могла пойти насмарку. И вот теперь она здесь. Теперь она свободный человек и дипломированный специалист. Теперь она вправе выбирать свою судьбу.
  -- Ну что ты молчишь?! Ну скажи хоть слово! Я помешала твоим планам, да? Я в них совершенно не вписываюсь?
   Я продолжал молчать, не зная, что ответить.
  -- Ну что ты сидишь как чурбан! Дядя Серёжа, ты понимаешь, что я люблю тебя! Я любила тебя все эти годы. Я так ждала этого дня! И теперь, и вот теперь... и я...ты...Теперь ты... прогонишь меня? - она бросила вилку и встала.
   Я тоже поднялся. Обошёл стол, взял Танечкины руки в свои. Она посмотрела мне в глаза:
  -- Что, мне лучше уйти? Да?
  -- Через мой труп, - тихо ответил я и очень медленно и бережно приблизил её к себе, - ты не поверишь, - сказал я ей шёпотом на ухо, - но я сам мечтал об этом дне. Я много раз проигрывал его в своём воображении. Теперь ты рядом. А ведь только для тебя я сделал эту квартиру. И эту кухню.
  -- И тот ипподром в спальне? - уже лукаво улыбнулась она.
  -- Это кто из нас распутник, эй?
   Я обнял её и очень долго целовал. И она очень долго отвечала мне тем же. А потом мы всё стояли, обнявшись и боясь отпустить друг друга. Первым решился я:
  -- Танечка, мы рядом, мы теперь всегда будем рядом. Мы даже сможем сесть рядом и вместе поужинать. Как ты на это смотришь? Лично я не ел 10 часов. Ага?
   Она отпустила меня и тут же вновь обняла и крепко поцеловала.
  -- Ага. Вот теперь можно и поужинать, дядя Серёжа, - последние 2 слова она произнесла с явным смакованием, - что сегодня Бог послал на наш праздничный стол? - она сделала ударение на слове "наш".
  -- Так, - занялся я перечислением, - икра 4-ёх видов: чёрная, красная, кабачковая и баклажанная. Сушёные щупальца кальмара, - Танька уже намазывала чёрную икру на кусочек белого батона с маслом, - копчёная кета, вот эта, в центре стола. Она делит его на 2 части.
  -- У-ум, - облизнулась Танька, смакуя бутерброд, - откуда такая вкуснятина?
  -- Да как сказать? Мой знакомый организовал кооператив по производству чёрной икры.
  -- У него питомник?
  -- Да, кильку выращивает, тоннами, - с серьёзным видом ответил я.
  -- Кильку?
  -- Ну да. У него целая бригада на выковырке занята.
  -- На чём?
  -- На выковырке. Глазки у кильки выковыривают, - она замерла с бутербродом на половине рта, - затем моют, укладывают в банки, маринуют и на продажу.
   Танька уставилась на бутерброд как на шевелящегося осьминога:
  -- Правда?!
   Я выставил кулак и выбросил палец:
  -- Один-ноль, - и тут же прикрылся подносом.
  -- Ах ты! - она искала взглядом по столу в поисках "чем бы запустить?".
   Я выглянул из-за подноса:
  -- Жить буду?
   Танечка опустила руки и залилась звонким смехом:
  -- Я на тебя даже рассердиться не могу.
  -- Правда? Радует! - я поднял свой бокал, - за твой диплом, ученичка.
  -- И за чёрную икру.
  -- И за твои глаза и твои волосы. За тебя.
  -- За нас.
  -- Заметь. За нас мы пьём впервые.
   Когда мы принялись за трапезу всерьёз, Татьяна спросила:
  -- Дядя Серёжа, а когда ты в первый раз посмотрел на меня серьёзно?
  -- Тань, давай эту приставку перед моим именем мы оставим в прошлом, а?
  -- У-у, - она отрицательно покачала головой, - во-первых, мне надо привыкнуть, а во-вторых, мне это так нравится. Не забывай - 16 лет ты был для меня "дядей Серёжей". Так когда же?
  -- В общем-то, я всегда относился к тебе серьёзно.
  -- Ну, я имею в виду, - она подбирала слова, - что... в твоих глазах я... ну... я... чем-то начала выделяться на... фоне остальных твоих знакомых девушек и женщин.
  -- Тань, а ты мне поверишь? - спросил я, накладывая себе и ей салат.
  -- А ты меня и не обманывал никогда. Или было?
  -- Нет, правду вру.
  -- Тогда ври дальше, - она засмеялась, - а мы посмотрим.
  -- Помнишь "эту вашу математику", которую ты "терпеть не хочу"?
  -- Постой, постой, - она пыталась вспомнить, - это... эту фразу я кричала, когда ты впервые появился в нашем доме. Правильно?
  -- Точно!
   Она замерла:
  -- Ты хочешь сказать...
  -- Нет-нет, ты не о том думаешь! - запротестовал я, - ты же спросила, когда я выделил тебя среди моих знакомых женской части. Так вот, я не выделял тебя. Понимаешь? Та маленькая девчушка сразу заняла своё место и безо всяких промежуточных положений с течением времени. Потому, что я увидел тогда в тебе вот эту женщину, которая сейчас сидит напротив меня.
  -- Тогда? 16 лет назад?!
  -- Да, а что? Ты просмотри свои фотографии. Начиная с детских и по сей день. Ты же за это время внешне почти не изменилась, ты только повзрослела. Да и характер остался прежним.
  -- Это хорошо бы, на фотографии посмотреть. Да где они? - тяжело вздохнула она, - 7 лет назад они оставались на кухне в ночь пожара, - и она посмотрела на фотографию родителей.
  -- Там, на подоконнике, - я показал пальцем за её спину, - для тебя сюрприз. Достань.
   Танечка повернулась в указанном направлении, потом на меня, поднялась и медленно отодвинула штору, издав возглас удивления. Там лежали 2 семейных альбома. Она очень бережно, словно реликвию, взяла их и повернулась ко мне:
  -- Но ведь они же сгорели? Как? Ничего не понимаю. Откуда?
  -- Всё хорошо, Тань. Это не мистика. Это... О, Господи!
   Я выпрыгнул из-за стола и подхватил оседающую Татьяну. И вместе с альбомами, которые она так и не выпустила из рук и плотно прижимала к груди, перенёс на диван.
  -- Дурак, да? Не следовало этого делать?
  -- Почему? - выходя из тумана, спросила она.
  -- Подсунул тебе эти альбомы.
  -- Нет, - Танечка замотала головой, - нет. Ты здесь ни причём. Мне та ночь вспомнилась, эти альбомы, пожар. Я словно переместилась в то время, всего лишь на мгновенье, - она села на диване, конечно же, поджав ноги, - но откуда они? Ведь это те же альбомы! Я их отлично помню. Они не могли не сгореть, дядя Серёжа. Это что, чудо?
  -- Тань, ты извини меня, хотел сделать тебе приятное. А получилось совсем не то. Это не те альбомы.
  -- Как не те? Это же они!
  -- Нет, Тань. Это очень похожие альбомы. И фотографии в них те же, и на тех же местах. Я очень старался. Вспомни, кто делал те, первые альбомы? Я. Кто делал большую часть снимков?
  -- Ты.
  -- Сама понимаешь, мне не составило большого труда повторить работу.
  -- Но почему ты раньше не показывал?
  -- Да я их только недавно закончил. Очень долго не мог найти сами альбомы.
  -- Погоди, но ведь и твой дом сгорел?
  -- И мои альбомы тоже. Вот только все плёнки я дома не хранил. Как чувствовал. И не зря. Кроме того, обошёл многих знакомых в поисках тех кадров, которых не было у меня.
   Танечка листала альбомы, фотографии которых не видела вот уже 7 лет. А я сидел у открытого окна и курил. Она просмотрела каждый снимок. Думал, заплачет. Нет, ни слезинки. Наконец, отложила их в сторону и подошла ко мне:
  -- Слезь с подоконника.
  -- Зачем?
  -- Слезай, - повторила она медленно. Что я и сделал.
  -- Спасибо, дядя Серёжа, - и положила свои ладошки на мои плечи, - я тебе очень бла-го-дар-на-и-очень-очень-очень-люб-лю.
   Я обнял её:
  -- И вот тогда, когда ты начала подрастать на моих глазах, мои шансы на возможное, а вернее на невозможное счастье, начали таять как весенние сугробы. Между нами 13 лет, у тебя своё собственное будущее, впереди годы учёбы, толпы поклонников. Так что, по трезвому размышлению, я пришёл к выводу, что наш союз имеет место быть сразу после прилёта инопланетян, - она улыбнулась в ответ, - помнишь ваш приезд ко мне на речку 8 лет назад на копчёную рыбу?
  -- Ну-ну.
  -- Вот тогда я в тебя и влюбился.
  -- Тогда?! Но ты же ни полусловом, ни намёком!
  -- Думаешь, надо было?
  -- Теперь ты мне не поверишь. Дело в том, что именно в тот же вечер, - она смотрела мне в глаза, - со мной произошло то же самое.
  -- ?!
  -- Да, это правда, - она улыбалась, в то время, как я походил на известное животное перед новыми воротами.
  -- Но тогда, - я задумался, - отпусти меня.
  -- Отпустить тебя? Ни за что!
  -- Тебе понравится. Пускай.
   Она убрала ладошки. Я подошёл к музыкальному центру, одел наушники и отыскал среди вороха кассет нужную мелодию. Переключил звук на колонки и достал из-за аппаратуры большой букет роз. Развернулся на 180 градусов и замер:
  -- Иди сюда.
   Как только Татьяна сделала первый шаг, так уж совпало, зазвучал вальс Мендельсона. Она вздрогнула, замерла и бросилась в мои, уже раскрытые, объятия. И только когда музыка закончилась, она слегка отстранилась и ответила:
  -- Я согласна. Я правильно тебя поняла?
  -- Да. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
  -- Да, да, да и ещё раз да!
  -- Подумай хорошо, - сбросил я настроение через несколько минут.
  -- Я много лет уже думаю.
  -- Не поставишь ли ты однажды между нами те 11 человек, через которых мне пришлось переступить?
  -- Нет! Если только у меня крыша поедет. Это прошлое, причём - наше общее прошлое. Мы будем его помнить. Но поднимать не станем. Хорошо? Обещаю о нём не вспоминать, если ты сам не вспомнишь.
  -- Тогда мы к нему не возвращаемся. Но это не всё. У меня к тебе есть сюрприз.
  -- Что, ещё что-то из нашего дома? - уже без удивления спросила Татьяна.
  -- Из дома, - согласился я, - из нашего дома.
  -- Не поняла, - она отпустила меня, - из чьего дома?
  -- Сейчас, - я сел на кресло и вытащил из-за его спинки папку с бумагами, - иди ко мне.
   Она запрыгнула на диван и примостилась рядышком.
  -- Показывай.
   Я открыл папку, вытащил документы на квартиру и передал ей.
  -- Читай.
   Татьяна взяла их и не очень вникая в смысл пробежала по тексту. Но, когда наткнулась на свою фамилию, удивлённо взглянула на меня, вернулась к началу и ещё раз, но уже внимательно начала читать.
  -- Что? Эта квартира принадлежит и мне тоже? И половина её моя?
  -- Нет.
  -- Как нет? Вот здесь чёрным по белому написано, что Ґ квартиры принадлежит мне, - она ткнула своим пальчиком.
  -- Здесь написано, - поправил я, - что владельцами этой квартиры являемся мы оба в равной степени. Понимаешь?
   Она посмотрела на меня долгим изучающим взглядом, затем медленно спросила:
  -- Ну, то, что ты умеешь читать мысли, я догадываюсь. Но, дядя Сёрежа, ты что, ещё и ясновидец?
  -- Почему? - не понял я.
  -- Ты предвидел вот эту, - она ткнула пальчиком в пол, - ситуацию? Документ составлен год назад. Уже тогда мне ... я была здесь записана?
  -- Конечно, - я улыбнулся в ответ.
  -- А если на минуту представить такую ситуацию. Но только на минуту и только представить...
  -- Даже представлять не хочу, - прервал я, - но в любом случае у тебя была бы своя крыша над головой.
   И я вытащил документы на другую квартиру в другом районе, которая принадлежала Татьяне целиком и полностью. Она также внимательно изучила их и уже с нескрываемым смущением и удивлением смотрела на меня.
  -- Ты и так уже потратил на меня целую кучу денег.
  -- И потрачу ещё больше, если понадобится.
  -- Тебя мне, наверное, сам Бог послал?
  -- Ну, не будем вспоминать его всуе. Скажем так, это судьба.
  -- Ну а всё-таки, - допытывалась она, - если бы наши отношения остались бы теми же, что и час назад?
  -- Я бы подарил тебе на свадьбу вот эти вторые документы и дальше помогал, чем смог.
  -- Этому можно верить? - улыбнулась она.
  -- А как ты думаешь?
  -- Думаю, да.
  -- Тогда оставим эту тему
  
   Татьяна.
   Ещё полгода назад я вела дневник. Но после того, как вместе с домом сгорели все мои тетради, я начну новый.
   Сейчас сентябрь 95-го года. Я сижу в своей комнате, которую снял для меня дядя Серёжа. Поступила на 1-й курс химико-технологического института в Москве. Если бы не дядя Серёжа, меня здесь вообще не было. Но обо всём по порядку.
   Познакомились мы с ним очень давно, я была ещё маленькой девочкой. У меня то­гда абсолютно ничего не получалось с математикой. Он появился неизвестно откуда, сел рядом и начал молча решать в моём черновике самые трудные задачи и примеры из учебника. Он делал это с такой лёгкостью, что я его сразу зауважала и быстренько за­писала в свой короткий список друзей. Отец сказал, что познакомился с ним на работе.
   Для меня отец всегда был непререкаемым авторитетом, а дядя Серёжа стал третьим, после мамы, человеком, мнением которого я начала дорожить. Но со временем заме­тила за ним одно качество, которым не обладал даже папа. Он никогда не ошибался. Не знаю, как это у него получалось, но те решения, которые он принимал, даже выспорив свою сторону у моего отца, оказывались единственно верными.
   И это несмотря на то, что отец старше на 10 лет. Дядя Серёжа стал на­столько близким человеком для нашей семьи, что мне казалось - он мой родной дядя. Всегда давал мне возможность высказывать своё мнение. Изначально признавал во мне личность. Для родителей я до последнего их дня оставалась маленькой девочкой. И вместе с тем, он никогда не был нам в тягость. Его помощь и визиты не были навязчивыми.
   Именно он отстоял перед папой моё право на самоопределение. Дело в том, что ещё в садике я неплохо рисовала. А уже к 10 годам свободно делала портреты карандашом. Отец прочил мне "большое будущее большого художника". Но я этого не хотела. Рисование для меня просто времяпрепровождением. Представить себе, что я буду заниматься этим всю свою жизнь, у меня не получалось.
   Когда в школе начала изучать химию, то вообще забросила все портреты и пейзажи подальше. Отец ругался, уговаривал меня, объяснял, что я на корню зарываю свой "талант от Бога". Но тогда вмешался дядя Серёжа и отстоял меня.
   Я тогда с такой благодарностью посмотрела на него, но тут же отвернулась, чтобы папа не увидел мою радость. А то ещё решит, что мы сговорились. Я брала все призы на всех олимпиа­дах по химии. Даже на республиканских.
   Дядя Серёжа казался мне воплощением доброты, н никогда не кричал и не сердился. Хотя я слышала, как он тихо ругался, стукнув молотком по пальцу. Но однажды моё мнение о нём в корне изменилось. Как-то осеним вечером год, назад мы с подругой возвращались с автобусной остановки домой. А там метров 200 по закоулкам. Так ближе, чем по дороге. И нам встретились четверо парней. Те начали оказывать нам очень грубые знаки внимания, срывать с нас шапки и шубы. И при этом громко хохотать.
   Неожиданно из переулка появилась машина и врезалась в нашу потасовку, унеся на себе одного из этих уродов. Затем резко остановилась, из неё вышел водитель и спокойно направился к нам. Парни оставили нас и бросились на него. Было довольно темно, чтобы разглядеть лица, можно было разобрать только силуэты фигур.
   Казалось, водитель не делает ничего. Но парни пролетали через него как через пустое место. Так продолжалось минут 5. Мы смотрели с подругой на это представление, забыв о том, что надо воспользоваться моментом и быстренько слинять домой. Но зрелище казалось поистине захватывающим. Наконец водитель просто отошёл в сторону и дал возможность "Аникам-воинам" убраться восвояси. И только после этого позвал нас в машину дяди Серёжиным голосом.
   Я подумала, что ослышалась. Но оказалась, что нет. Он довёз нас домой и сдал с рук на руки отцу. После того случая я стала смотреть на него совсем другими глазами. Я поняла, что тот дядя Серёжа может быть очень добрым с друзьями. Но только с ними. Он тогда ничего не сказал отцу, и я промолчала.
   А через пару месяцев эти подонки подстерегли меня, затащили в машину и воспользовались как половой тряпкой. Я месяц пролежала в больнице. Ко мне приходила только мама. Ни отца, ни дяди Серёжи не было. Я понять не могла - почему? И после моей выписки они ни разу не обмолвились об этом. Словно ничего не случилось. Я тогда посчитала, что они оба начали брезговать мной. Тем самым сама отдаляясь от них. Мне даже в голову не приходило, что они замыслили.
   Однажды вечером, после моего последнего выпускного экзамена, отец тихо позвал меня в зал посмотреть кассету. Мама была на работе, и мы смотрели вдвоём. Я сначала подумала, что это какой-то боевик.
  -- Где звук? - спросила я отца.
  -- От камеры до машины больше километра, поэтому звука нет, - ответил он, не поворачивая головы.
   Мы просмотрели запись два раза. И только потом он повернулся, посмотрел на меня в упор и спросил:
  -- Тебе всё понятно?
  -- Нет, - честно призналась я.
  -- Там, - он махнул в сторону телевизора, - там, в машине, те четверо. Теперь ты знаешь, чем они закончили.
   Я включила запись ещё раз и теперь очень внимательно смотрела на экран.
  -- А кто же оператор?
  -- А ты догадайся с одного раза, - папа поднялся, вытащил кассету из видика и показал мне, - я её сжигаю в бане. Мы с тобой - единственные её зрители. Упаси Бог рассказать о ней маме.
   После того осеннего случая дядя Серёжа существенно изменился в моих глазах. Но до этого я даже и представить себе не могла, что он способен ради меня на такое. Когда отец вернулся, я спросила:
  -- Папа, а почему он?
   Отец на какое-то время задумался:
  -- Как бы тебе правильно объяснить. Понимаешь, дочь, дело не в том, что я бы не смог этого сделать или испугался. Зло должно быть наказано, в любом случае. Не играет большой роли - кто вершит суд. Наше правосудие отказалось восстановить справедливость. Они откупились. Если бы оператором был я, у меня не было бы алиби.
  -- Так твоя шабашка на работе...
  -- Ты сообразительна. Но можешь быть спокойна. Понадобится сделать нечто подобное для него, я ни на секунду не задумаюсь. Таких людей, как он, мало. Он очень надёжный. И если бы твой будущий избранник обладал пусть и половиной его качеств, я был бы спокоен за твою судьбу.
   Он даже и не предполагал, насколько близок к истине.
  -- А где же сам дядя Серёжа?
  -- Скажем так: он затаился на время.
   Я припомнила, что у него дома довольно уютный погреб. И попыталась пред­ставить себе, что он там прячется. Не получилось. Не походило это на него.
   А на следующий вечер после моего выпускного мы сели всей семьёй на кухне и сделали маленький семейный праздник в ознаменование моей золотой медали. Через час у меня от шампанского зашумело в голове, и я пошла спать, забросив паспорт и аттестат в карман халата. Но среди ночи проснулась от дикого маминого крика. Я вскочила, и тут же раздался сильный взрыв. Пламя разлетелось по всему дому сразу. Казалось, сам воздух горит. У меня сильно гудела голова, но все же хватило соображения замотать волосы простынёй, схватить халат и, швырнув табурет в окно, выпасть вслед за ним.
   Я наглоталась очень много дыма и отключись на секунду раньше, сгорела бы вместе с домом. Очнулась я уже в больнице. И, когда узнала, что мама с папой сгорели в доме, отключилась опять.
   Следующим ударом для меня стал визит подруги. Она рассказала, что и дом дяди Серёжи сгорел. И среди пепелища нашли обгоревший труп. Выходит, он всё же прятался в доме? Теперь моя жизнь показалась мне настолько мелкой и никчемной, словно постельный клоп, которому одна судьба - быть раздавленным. То моё состояние, в которое я тогда впала, можно описать одним словом - ступор. Самый настоящий и самый полный. Я была в какой-то прострации. Мне не хотелось ни пить, ни есть.
   Пока врачи не воткнули принудительно капельницу с питательным раствором. Какому же врачу понравится, что его пациент скончался от голода? А потом мне приснился сон, что дядя Серёжа не умер, что он просто куда-то уехал и вот теперь вернулся и зовёт меня. Я вскочила с постели, перепугав моих соседок по палате. Но дяди Серёжи не было.
  -- Это всего лишь сон, - я в отчаянии села на кровати и обхватила колени руками.
  -- Бедная девочка, - это мои соседки горестно вздохнули. А я вновь впала в прострацию.
   Но через какое-то время меня опять позвал дядя Серёжа. "Начинаются галлюцинации". Но голос вновь звал меня. Я повела взглядом по сторонам. И тут он окликнул меня в третий раз. Если это и галлюцинация, то уж больно реальная. Я попыталась ущипнуть себя через одеяло, кусала губы и мотала головой. Но он всё так же стоял в дверях и улыбался мне. Я бросилась к нему и честно скажу: ожидала, что вот сейчас я проскачу сквозь него, как те парни зимой. Но он оказался очень даже реальным. Я повисла у него на плечах, и тут меня прорвало. Я уже мысленно похоронила всех троих, и вот теперь один из них ожил! Я обрадова­лась ему так же, как будь на его месте отец или мама.
   Наверное, всё его плечо замочила своими слёзами. Он держал меня и не уговаривал типа: "Ну, Танечка, ну всё, ну хватит". Он дал мне отреветься от души. А потом сказал, что уходит.
  -- Но ненадолго!
   Потом я бежала из больницы. Когда переодевшись парнем, спрыгнула с балкона вниз, там стоял какой-то дядька с огромной бородавкой на щеке. Он сразу закрыл мне рот ладонью и заговорил голосом дяди Серёжи:
  -- Танечка, извини, забыл предупредить тебя. Меня ведь тоже никто не должен узнать.
   Потом мы на двух машинах, с пересадкой, приехали на его квартиру в городе, оформлен­ную на чужое имя. На имя того самого противного дядьки, что забирал меня из больницы.
   Может быть, со стороны моё поведение и показалось бы глубоко бестактным по отношению к моим родителям, но дядя Серёжа меня прекрасно понял. Потому что сам пережил то же, что и я. Потеря всех самых близких людей и неожиданное вос­крешение одного из них. А он сам был для меня, по-моему я уже писала это, очень близким и дорогим человеком. После той видеозаписи я поняла, что если это в его силах, то он никогда не даст меня в обиду.
   В тот вечер, вернее ночь, мы долго сидели. Он рассказал мне всю правду о том, как делал видеозапись. И об истинной причине пожара и в нашем доме и в его. И потом выразил сожаление, что все мои документы сгорели. Я была приятно удивленно, что он собирался помочь мне поступить в инсти­тут. Я его тоже удивила, выудив из кармана своего халата паспорт и аттестат. Надо было видеть его лицо! Он похоронил их, а я - свою учёбу.
   Дядя Серёжа, дядя Серёжа, как же я люблю тебя. Ещё тогда, на речке год назад, когда мы приехали к тебе отмечать твой День Рождения, во мне проснулось то, что с мальства спит в каждой женщине. Тогда я знала тебя только с одной стороны. Добрый дядя, готовый всегда прийти на помощь. Прошёл уже год. Как много событий прошло за это время! Как же мне хочется прижаться к твоему плечу.
   Перед тем, как лечь спать, я спросила его, спрятав свой намёк:
  -- Я правильно заметила, что здесь только одна постель?
   Но я его так сильно спрятала, что он и не заметил:
  -- А у меня раскладушка есть.
   А мне так хотелось просто уснуть на его плече! Просто почувствовать, что рядом есть мужчина.
  -- А на меня с тобой объявлена охота.
   Как на волков. И вот теперь я здесь, в Москве. Он меня вытащил оттуда, нашёл квартиру рядом с институтом. Оплатил все мои расходы, положил на счёт приличную сумму, которой мне хватит, чтобы безбедно прожить год.
  -- А если со мной что случится, ты знаешь, где взять ещё.
  -- Дядя Сёрежа, ну не пугай ты меня! Я и так уже пугана.
  -- Татьяна, не будь страусом. Пока существует угроза собственной безопасности, нельзя зарывать голову в песок. И тем более тешить себя иллюзиями. Твоё дело - учиться. Моё - тебе помогать. Так что делай своё дело, а проблемы оставь мне.
  
   И вот теперь уже сентябрь. Теперь я уже студентка 1-го курса! Только вчера уехал дядя Сёрежа. Он убедился, что со мной всё в порядке, что я действительно учусь. Что с жильём всё нормально. Я живу на квартире у одной пожилой и одинокой женщины. Подозреваю, что она дворянских кровей. Интеллигентная, добрая. У меня своя комната, я пользуюсь её кухней и ванной.
   Дядя Сёрежа сказал, что теперь наша единственная общая проблема - это хорошо учиться. Все остальные уже решены.
  -- Одна просьба, Тань. Никаких романов, пока не закончишь учёбу. Хорошо?
   Какие могут быть романы? Ты мой роман! Но я сама себе слово дала ни о чём ему не говорить, пока не получу диплом.
  -- Обещаю, дядя Сёрежа. Обещаю примерно учиться и не дать тебе повода в этом усомниться.
   Он уехал в Новосибирск. Сказал, что попробует там осесть.
  
   И действительно осел. Купил там однокомнатную, "временную", квартиру. Наладил небольшое производство мебели. Взял для этого ссуду в банке под грабительские проценты. Зачем, если у него столько денег? А на зимние каникулы забрал меня к себе. 10 дней мы были вдвоём, выставки, театры, шашлыки за городом на даче с его друзьями. Когда он представил меня им, добавил:
  -- Кто положит глаз, сразу его лишится.
   Потом на каждые летние и зимние каникулы забирал меня с собой. И мы ездили отдыхать. Первое лето отдыхали в лесу, где в течении двух недель он начал давать мне уроки той самой обороны, которая больше года назад осенним вечером так поразила меня. Называется она "айки-до". Минимум усилий и максимум пользы. Используется сила инерции противника в момент удара. Во время учёбы он резко менялся, добрый дядя Сёрежа исчезал бесследно. Вместо него появлялся резкий и безжалостный учитель. Он не кричал, он учил и требовал. Каждый приём, каждое движение показывал помногу раз. За эти несколько дней познакомил меня с азами и обучил нескольким основным приёмам. Провожая в аэропорт, просил найти поблизости от моей квартиры в Москве школу с секцией по этой борьбе.
  -- Татьяна, ты девушка очень красивая и привлекательная. Ни один нормальный мужчина не в состоянии равнодушно смотреть на тебя. Уж такова природа. Как ты уже поняла - я не всегда рядом с тобой. Самая большая моя ошибка в жизни заключается в том, что я не обучил тебя этому искусству раньше.
   И он учил. На пятом курсе в секции я уже свободно раскидывала четверых. Но с ним одним справиться не могла. Каждый раз я пыталась найти его уровень и к следующей нашей встрече старалась его достичь. Но он оказывался на этот раз выше. Это потом я поняла, что он вёл меня словно по лестнице.
   И каждое лето мы обязательно приезжали на могилу моих родителей.
  
   И вот наконец я получила диплом.
   Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Но это сейчас я могу так сказать, и с полным правом. А днём, когда летела в самолёте, то находилась в буквальном смысле между небом и землёй. Моё счастье казалось настолько призрачным, что я мысленно пыталась угадать свои шансы. 50 на 50 или один к миллиону?
   Маленькая и тонкая паутинка - сооружение намного более прочное, чем мой замок на песке. Я расскажу дяде Серёже о своём чувстве к нему, а он рассмеётся мне в лицо и укажет на дверь. Каждый раз, когда он забирал меня к себе из Москвы, я хотела открыться. Я продумывала всё, что хочу ему сказать. И казалось - вот они, те слова, самые верные и правильные.
   Но появлялся он, и вся моя речь, такая стройная и непоколебимая, рассеивалась, как утренний туман. И дело не в том, что он кого-то любил или относился ко мне, как к ребёнку. Я подозревала, что временами у него появлялись женщины. Ведь не может такой взрослый, сильный и здоровый (в смысле - не больной) мужчина жить как монах. А его отношение ко мне всегда оставалось одинаковым. И 16 лет назад, и теперь. Ещё когда он впервые появился в нашем доме, то сразу отнёсся ко мне так, словно я не второклашка, а восемнадцатилетняя девушка. Он всегда внимательно выслушивал моё мнение. И даже иногда уговаривал моих родителей, чтобы они предоставляли мне возможность самореализоваться и немного придержать своё (родительское) "я сказал!".
   После того, как осталась сиротой, я не особенно это почувствовала. Потому что дядя Сёрежа взял меня под своё полное покровительство. Он оплачивал все мои расходы и за учёбу, и за проживание, да и одета всегда была. И при всём при том, ни разу не намекнул мне, что однажды придётся рассчитаться. Я была для него дочерью или младшей сестрой. Но не более!
   Большинство моих сокурсников не раз бросали в мою сторону недвусмысленные взгляды. Но вот мой опекун, как он сам определил свой статус, никогда не позволил себе ничего подобного. Мне даже казалось, что как девушку, он меня игнорирует. Может быть, это связано с тем, что он так ожёгся на своей первой и единственной жене? Или дело в том, что я ношу то же имя, и все Татьяны стали для него на одно лицо?
   Я делала иногда провокации, такие маленькие, едва заметные. А он либо не замечал их, либо прекрасно понимал и сразу менял тему разговора. Только один раз мне показалось, что он пойдёт навстречу. Тогда в лесу, где он обучал меня падению, было озеро. Мне очень хотелось искупаться, но стояла холодная погода. Дядя Сёрежа всё-таки заманил меня в воду в последний день.
   Получилось так, что проплывая подо мной, он пощекотал мои пятки. Я даже задрожала, хотя признаюсь - может быть, дрожала от холода. Но он вынырнул у самого берега, и моя надежда, не успев родиться, упокоилась с миром. А по ходу самой учёбы на прекрасной зелёной поляне ему не раз приходилось касаться меня. Но делал это так, словно я не молодая и привлекательная девушка, а молодая и стройная берёза.
   В то же лето, когда ещё забирал меня из Москвы, то указал на ребят и намекнул, что кто-нибудь из них сможет вскружить мне голову. Мне тогда захотелось крикнуть ему: "Если у кого и есть шанс, то лишь у тебя!". Почему я сдержалась?
   Я долго думала над этим, но лишь недавно поймала себя на том, что меня на подсознательном уровне преследуют слова, сказанные им на его "конспиративной" квартире после гибели моих родителей:
  -- Я с тобой рядом, пока ты учишься и не покажешь мне свой диплом.
   Когда удалось схватить эту мысль и извлечь её из глубины на поверхность, меня словно холодной водой окатили. Значит, ещё немного и всё? Все его шутки и розыгрыши, его тёплое (но не более) отношение ко мне, всё это канет в лету? И я превращусь в одну из его обычных знакомых женщин?
   С таким вот сумбуром мыслей я возвращалась с учёбы с красным дипломом в своей сумочке. Прилечу, покажу его, а дядя Сёрежа скажет:
  -- Ну, вот и всё, девушка. Мой долг перед твоим отцом выполнен. Все четыре стороны света в твоём наиполнейшем распоряжении.
   Поможет с квартирой на первое время и...? Что дальше? Мне надоело парить в воздухе. Пусть сегодняшний день поставит крест в наших отношениях, но я так больше не могу, я не выдержу.
  
   С самой встречи в аэропорту дядя Сёрежа вёл себя так же, как обычно - весело и (словно) беззаботно. Но где-то там, в самой глубине его души, моё чутьё всё же уловило какую-то натянутость и наигранность. Как будто прощался со мной, но не решался об этом сказать прямо и оттягивал разговор.
   Но вот наступил решающий момент. Я показала ему свой диплом, а он озвучил наяву те страшные слова, что я сама придумала в своём воображении:
  -- Ну вот, Татьяна, и всё. На этом мои обязанности перед тобой и мой долг перед твоими родителями выполнены. Теперь ты - свободная птица и в состоянии сама зарабатывать себе на хлеб.
   Мне показалось, что подо мною рушится пол. И хотя дядя Сёрежа не указал мне на дверь, а даже предложил остаться у него (и комнату выделит), весь мой настрой улетучился, и я растерялась как первокурсница перед строгим экзаменатором. Смутно, очень смутно помню, что было дальше. Он о чём-то спрашивал, я отвечала. Или наоборот? Но в конце концов, я открылась полностью. А когда опомнилась, он замер, как статуя, только ресницами хлопал.
   "Ну всё, - мелькнула мысль, - крест поставлен. Жирный и бетонный. Аминь".
   Я поднялась, чтобы уйти, но дядя Сёрежа остановил. До меня не сразу дошёл смысл того, что он говорил. Наверное, пошла обратная реакция. Его слова звучали так же, как и в моих мечтах, а перед глазами плавала огромная кровать в его спальне. Она и разрядила ситуацию, вернув нас обоих к реальности.
   Оказывается, он всё время любил меня. Вернее, мы оба любили друг друга одно и то же время. Но каждый из нас упорно прятал свои чувства. Вот дураки! О себе я уже рассказала, а он делал так, чтобы не сбить мой учебный настрой.
   Так что теперь я могу с полным правом кричать на весь мир:
  -- Люди!!! Сегодня - самый счастливый день в моей жизни!!!
   Даже не знаю, почему такой огромный "ипподром" показался нам к утру тесным? Временами мы напрочь забывали о том, что у него есть края. Даже такое абстрактное понятие, как время, осталось вне зоны нашего восприятия. Словно два одиноких путника после долгих скитаний в пустыне встретились в маленьком оазисе с родником прохладной воды. И никак не могут напиться.
  -- Сергей, я уже задавала один вопрос и теперь хочу его повторить. Тебе сейчас 37 лет, опыт семейной жизни, пусть и небольшой, но есть. Неужели за всю свою холостяцкую жизнь ты так и не встретил женщину, которая смогла бы скрасить твой досуг? Которая делила бы радости и беды. Ведь столько женщин на земле живёт! Такое разнообразие характеров и взглядов! Почему ни одна из них так и не смогла стать твоей второй половиной?
  -- Почему же ни одна? И почему не стала? Вот она, - обнял он меня, - та, с которой я согласен делить все свои радости и принимать любую её беду.
  -- Нет, я не об этом. Вдруг, ну вот вдруг, я бы полюбила другого, а ты остался для меня дядей Серёжей? Добрым, терпимым, ласковым и строгим, но дядей, понимаешь? Если бы я решила соединить свою судьбу с другим мужчиной, что тогда?
  -- Видишь ли, Танечка, всё дело в том, что как поёт Алёна Апина: "Я его слепила из того, что было. А потом что было, то и полюбила". Когда я выдал своей благоверной затрещину, то очень долгое время и сам отходил. Ведь ни до того случая, ни после никогда не прикасался к женщине подобным образом. А сами они как-то в одночасье обрели одно лицо - серое, тусклое. У всех один и тот же список требований к этой жизни - муж, дети, квартира, тряпки, битком набитый холодильник. И чтобы цветы с подарками как можно чаще. Я понимал, что это не так, далеко не так. Но ничего с собой поделать не мог.
   А вот переехал в Утёсный, познакомился с твоей матерью и понемногу избавился от наваждения. Ведь она была той женщиной, о которой могут мечтать многие мужчины. Да только мечты эти беспочвенны - таких женщин очень мало, на всех не хватает. Но глядя на неё, я неосознанно старался привить тебе всё то лучшее, что видел в ней. А плохого там ничего не просматривалось. Наверное, я тот мужчина, который создал образ женского идеала не в своих фантазиях, а наяву.
   Я искал, Танька, все эти годы искал. Вот как только вспомню, что один, так и начинаю искать. Но видимо мои поиски изначально обрекались на провал. Жить как все, с руганью, выяснением отношений, с недомолвками, недопониманием, уступками и прижиманием своего "я"? Уж проще одному. Характер-то у меня не всякой женщине понравится, и я это понимаю. Я ведь не верю в Бога, но кто-то мне рассказывал, что в Священном Писании говорится о противодействии созданию себе идола, или идеала. А я не знал и создал. И стал заложником того, что слепил.
  -- Выходит так, что ты сам вырастил себе невесту?
  -- Да уж выходит, - рассмеялся он, - куда денешься? Но когда я занялся этим "выращиванием", у меня и в мыслях не было, что когда-то в будущем окажется возможной такая ночь. Даже в самых смелых мечтах я не заходил так далеко, чтобы представить тебя такой, какая ты сейчас.
  -- А какая я сейчас?
  -- А без ничего. И знаешь, ты очень прекрасно смотришься. Не пошло, а именно прекрасно. Когда ты рядом, мне уютно. Что здесь, дома, что тогда в лесу, когда обучал тебя самозащите, что на той далёкой моей конспиративной квартире. Когда ты рядом, мне хочется остановиться, словно я всего уже добился и больше некуда спешить. Но вроде бы ничего такого ещё не совершил, чтобы получить такой щедрый подарок. За что же судьба меня наградила?
  -- Дядя Сёрежа, ты эгоист! - возмутилась я, - а я, а как же я, ты обо мне подумал? Что бы я без тебя делала? А ну давай вспоминай! Кто научил меня математике и привил любовь к точным наукам?
  -- Ну, я.
  -- Кто подправлял мой карандаш, пока я не научилась делать хорошие рисунки?
  -- Замечательные картины.
  -- Рисунки! Кто отстоял меня перед родителями с моим внезапным увлечением химией? Кто ради меня пошёл на величайший из грехов? И не один раз! Кто вытащил меня из Утёсного, когда вытащить было очень трудно? Кто обеспечил моё обучение и нашёл квартиру с такой замечательной хозяйкой, оплачивая моё проживание все эти годы? Кто не оставлял меня ни на одних каникулах? Кто поддерживал меня в любой ситуации и при любых обстоятельствах?
  -- Танька, ну ты лепишь из меня...
  -- Уж кто бы говорил! Дядя Сёрежа, да я же смысла не имею без тебя! Дядя Сёрежа, Сёрежа, Рожа, да не только я для тебя создана, но и ты для меня. Мы с тобой - одно целое, а друг без друга - ноль без бублика.
  -- Танька, да ты поёшь как соловей. Тебя хочется слушать и слушать. Таких уютных слов мне ещё не доводилось слышать. Но ты меня особо не хвали, я от этого порчусь.
  
   Вернул нас в мир действительности вид опустевшего холодильника. Мы периодически совершали походы на кухню к этому источнику еды. Ведь продвижение по коридору длиной в 6 метров иначе, как "поход" не назовёшь. Поначалу я ещё набрасывала на себя халатик для приличия, но в этот раз надоело. Кого стесняться, я ведь, кажется, у себя дома?
   Сергей распахнул настежь дверцу, я положила свои ладошки на его плечи и заглянула внутрь белого волшебного шкафчика. Но кроме девственной пустоты мы ничего не увидели. Закончились все продукты!
  -- Мышь повесилась, - это Сергей оценил увиденное и тяжело вздохнул, - жаль, что материальная пища - это основной источник для поддержания жизненных сил. Будь это возможно, передвинул его на последнее место. Не желаешь ли подышать свежим воздухом на пути к ближайшему гастроному?
  -- А там много этой пищи? - я обняла его сзади.
  -- Да там этого богатства - ну просто завались! Полки ломятся.
  -- Тогда берём с собой большие сумки, чтобы на подольше хватило, - предложила я.
  -- Вот ты ненасытная, - уже смеялся Сергей.
   Он развернулся ко мне лицом, прикоснулся ладонями к спине и, почувствовав под ними не ткань, а кожу, удивлённо опустил брови и прошёлся руками вверх-вниз.
  -- Девушка? - он слегка отстранил меня и визуально проверил ощущение пальцев, - что же ты делаешь?
  -- Да то же, что и ты. Я за пополнением энергии пришла, - и состроила глазки.
  -- Не-ет, - протянул он, - ты пришла за моей энергией.
   Он скрутил меня, забросил к себе на плечи, словно коромысло, и унёс в спальню.
   И лишь спустя полчаса мы одевались, отвернувшись друг от друга (чтобы снова не сорваться). К тому времени, когда я уже была готова к выходу, Сергей ждал меня в коридоре, коротая время сигаретой. По старой привычке, но уже с другим смыслом, я взяла его под руку.
  -- А вот и нет, - он состроил мне рожу и обнял рукой за пояс, - я хочу вот так пройти. Пусть народ потрескается.
   Именно так мы и вышли на улицу, и дошли до ближайшего супермаркета. Интересно, а чем "супер" отличается от просто "маркета"? Наверное с час мы толкали свою тележку мимо длинных стеллажей прилавков, постепенно заполняя корзину деликатесами и разной снедью. На кассе я сглотнула, услышав цену. Но Сергей и бровью не повёл, расплатился карточкой и толкнул тележку к свободному столу.
  -- У нас есть деньги, - ответил он на моё удивление и принялся перегружать продукты в сумки.
   Себе побольше и потяжелее, а мне выделил поменьше и полегче.
  -- Наедимся! - размечтались мы, выходя на крыльцо магазина.
   И замерли. От входных дверей магазина до тротуара ступенек 15-16, посередине небольшая площадка. Народ шагал и вверх и вниз, а на этой середине остановились парень с девушкой и со скучающим видом рассматривали гранитный камень под ногами. Девушка заложила руки за спину и носком туфля старалась протереть дыру в камне. А парень мял в руках сигарету, та рассыпалась, он мял новую, та ломалась, он доставал третью.
   Это Стас с Анжелой попали в неловкое для себя положение. Они прятали свою тайну от всех, и от нас в том числе. Похоже, мы с Сергеем - последние люди в списке, кого они ожидали встретить здесь. Но само их появление не удивило нас, шокировала зажатая у Стаса под мышкой большая сумка. И очень похоже на то, что внутри неё лежит ещё несколько.
   Мы спустились на площадку, но ребята упорно не узнавали нас.
  -- Э-э-э, - протянул Сергей, обращая на себя внимание, - мы с вами, случаем, не знакомы? Никогда раньше не встречались?
  -- О, Серёга с Танечкой! - Стас как будто столкнулся с нами, а до этого не видел, - Анжела, посмотри!
  -- А мы тут по магазинам решили прошвырнуться, - замялась она.
  -- Это с такими баулами? - Сергей едва заметно прищемил мой туфель, - а мы тебе звоним, звоним, никто не отвечает. А, ну да, аккумуляторы сели, а ты не заметил.
  -- А ты не "акай", - Стас выглядел сконфуженным шпионом, застигнутым на съёмке тайника, - мог бы и в дверь позвонить. Или адрес забыл?
  -- Звонил, - продолжать врать Сергей, - но, похоже, звонок сломался? Ладно, ребята, топайте в магазин. Но из него - к нам, пока мы ваш секрет не растрепали.
   И они с чувством безысходности пошли по ступенькам вверх, а мы с гордой улыбкой вниз. Сохраняя невозмутимость, свернули за угол, переглянулись и рассмеялись. Мы уже давно заметили, что между Стасом и Анжелой не только дружеские отношения. Однако они тщательно скрывали свою тайну, позабыв о том, что Стас трудится бок о бок с Сергеем. А что касается Анжелы, так 10 месяцев в году мы живём с ней в одной комнате. Они считали, что удачно прячутся от всего мира и даже от ближайших друзей.
  
   Мы вернулись домой, "выбросили мышь" из холодильника и поплотнее утрамбовали его припасами. А затем вдвоём, ведь я дома, принялись готовить на стол. Надо отметить, что входная железная дверь в общий коридор находилась сразу за кухонной стеной. Когда на разделочном столе я резала салат, дверь отомкнули, вошли и защёлкнули замок.
  -- Соседи? - не оборачиваясь, спросила я.
  -- Это наши гости, - коротко бросил Сергей.
  -- А у нас ещё не готово!
  -- Не огорчайся, они позвонят к нам минут через 10, не раньше. У нас ещё вагон времени.
  -- Что же, - замерла я, ожидая очередного подвоха, - они будут ожидать нашего приглашения за дверью?
  -- Зачем же? - не поднимая взгляд от нарезаемого хлеба, он пожал плечами, - сейчас они зайдут в Стасову квартиру, разложат сумки, переоде...
  -- Так Стас - твой сосед?!
  -- Нет, - он посмотрел на меня и поднял руку с ножом вверх, - он - наш сосед! Мы одновременно купили эти две квартиры и сообща делали ремонт.
  -- Ты когда-нибудь перестанешь меня разыгрывать?!
  -- Сразу, как только помру. Эй, девушка! Не надо бросать в меня помидорами, они от этого давятся. У нас же есть кетчуп.
  -- Так тебе кетчупа захотелось? - я бросилась к холодильнику, - сейчас я тебя умою!
  -- Нет, не надо! Я не то хотел сказать! - он кинулся наперехват, но запнулся о ножку стула и потому опоздал.
   Я успела его неплохо облить, но он тут же развернул флакон в мою сторону. Когда раздался дверной звонок, мы оба походили на ходячую рекламу кетчупа "Балтимор".
  -- Оба-на! - шокировался Стас, обнимая на пороге Анжелу, - сразу чувствуется активная подготовке к встрече нас.
  -- Ага, - я слизывала красные остатки со щеки, - мы решили приветствовать вас красными транспарантами.
  -- И поручить вам окончание приготовления званого обеда, - дополнил Сергей, - а мы пока займёмся своей внешностью. Всё необходимое найдёте на столах и в холодильнике, дерзайте.
   Отправив гостей на кухню, мы удалились в ванну. Одежду сбросили и сразу замочили в большом тазу, а сами забрались под душ, смывая друг с друга следы "беседы". И только тут я сообразила, что же мы делаем.
  -- Ты почему замерла? - не понял хода моих мыслей Сергей.
  -- Дядя Сёрежа, - еле вымолвила я, - это что же они сейчас о нас думают?
  -- И что же? - продолжал он поливать меня.
  -- Да они же нас в одном из смертных грехов подозревают!
  -- Правда? - он на миг замер, - а и пусть подозревают. А чтобы долго не томились чёрными мыслями, мы зайдём на кухню и кувалдой их по лбу! Ребята, скажем, вы хотели нас удивить? Тогда сядьте на пол, чтобы не упасть. Вот мы вас сейчас удивим!
  -- Ты только сразу не бей такой новостью, - хихикнула я, отмывая его волосы, - а то их паралич разобьёт.
   Когда мы появились в зале, свежие и чистые, ребята закончили с блюдами, заняли стулья спиной к стене и сидели, зажав ладони между колен, оба. Попутно и следы от только-чтошнего-раскардаша посмывали.
  -- Вы словно за хозяев, - улыбнулся Сергей, пододвигая стул мне и присаживаясь сам, - но вид у вас как у нашкодившей шпаны. Колитесь, ребята - случилось нечто невероятное?
   Они переглянулись между собой.
  -- Давай, - Анжела слегка толкнула Стаса плечом.
  -- Почему я?
  -- Из нас двоих мужчина - ты.
  -- Ну и что? Это же нас обоих касается. Ты начинай, а я продолжу.
  -- Вот ещё! Сам начинай.
   Пришлось мне вмешаться в их тихое препирательство:
  -- Стас, слева от тебя, в холодильнике, стоит кетчуп. Способствует нахождению общего языка, рекомендую.
  -- Ага, значит, у вас согласие?
  -- Полное, - подтвердил Сергей, - даже вам можем поспособствовать. Мы начнём за вас, а если что не так - поправите.
  -- Это мы вам руку помощи протягиваем, - добавила я.
  -- Ну уж нет, - решился Стас, - сами с усами. Пришли вас новостью убить и лишиться такого удовольствия?
   Он поднялся и открыл морозильное отделение.
  -- Кетчуп выше, - подсказала я.
  -- Не дождётесь, - он выставил на стол бутылку шампанского, откупорил с салютом и разлил в бокалы, - такую новость полагается слушать стоя.
   Мы послушно поднялись.
  -- Серёга, Татьяна, - называя наши имена, Стас вручал нам бокалы, - вы - самые старые наши друзья. И потому мы решили именно вам в первую очередь объявить о нашей помолвке.
   Сергей повернул ко мне голову:
  -- Изображаем искреннее удивление и неописуемую радость. Три, четыре!
  -- Вау!!! - выдохнули мы в унисон.
  -- Ребята, как долго вы думали и наконец решились! - добавил Сергей, - как самые старые ваши друзья поздравляем вас и выражаем своё мнение - вы подходите друг другу как два сапога составляют одну пару.
   Я толкнула его локтем:
  -- Ты можешь хотя бы в такой момент говорить серьёзно?
   Анжела опустила свой бокал и покачала головой:
  -- Так вы обо всём знали?
  -- Не ставь, плохая примета, - Стас перехватил её локоть, - давайте!
   Он выставил бокал вперёд, мы все четверо чокнулись и в несколько глотков осушили газированное вино.
  -- А теперь вы колитесь, - Анжела вернулась на стул, - на чём нас подловили?
  -- Анжела, - улыбнулась я, - да вы же настолько влюблены друг в дружку, что вас и ловить не надо. Слово "счастье" флуоресцентной краской светится на твоём лбу каждый раз, когда я упоминаю Стаса. Ты закрывала глаза и отворачивалась в сторону. Но уголки губ поднимались раньше, и блеск в глазах успевал появиться.
  -- А Стас, - перехватил Сергей, - ещё не так давно при упоминании имени свое... при имени "Анжела" готов был брызгаться слюной. А тут едва не млеет. С чего бы?
  -- А мы-то думали, - разочарованно поджал губу только что помолвленный.
  -- Ребята, ну вы сильно не расстраивайтесь. Всё-таки добились главного - принесли нам такую замечательную новость. И мы действительно рады за вас. Давайте ещё выпьем. Я готова каждый день выслушивать хорошие новости.
  -- А что касается удивления, которое не удалось вам, так этот пробел восстановим мы, - Сергей достал из холодильника водку, разлил себе и Стасу, а нам шампанское, - давайте, потом расскажу.
   Стас с подругой переглянулись:
  -- Судя по разности крепости водки и вина...
  -- И новость будет покруче, - в один голос выдали мы.
   Мы снова чокнулись, но теперь уже сидя.
  -- И чем же вы собрались нас удивить? - Стас с большим недоверием улыбался и накладывал Анжеле кусочки копчёной рыбы, добавляя салат.
  -- Стас, - тихо позвала она.
  -- А?
  -- Это тебе закусить надо, а я после шампанского зефирку съем, хорошо?
  -- Ой, прости, - он переставил себе её тарелку и принялся за рыбу.
  -- Но пустую-то отдай! - запротестовала она.
  -- Ой, прости, Ангел, - он вытащил снизу свою тарелку и переставил направо.
   Сергей пододвинулся ближе ко мне и обнял за плечо.
  -- Ребята, у нас, собственно, две новости...
  -- Хорошая и плохая? - перебила Анжела.
  -- В какой-то степени да. Первая не очень хорошая.
   Я с удивлением повернула к нему голову.
  -- Ну, конечно плохая. По сути, все эти годы мы просто морочили их. Вернее, не говорили всю правду до конца, - он обвёл наших гостей взглядом, - мы с Танечкой не родственники, она не является моей племянницей в прямом смысле этого слова.
   Если Анжелкино лицо выражало просто непонимание, то Стас представлял собой полнейшую растерянность.
  -- Вот потому и врать пришлось, - Сергей растянул улыбку до ушей и выставил указательный палец в его сторону, - иначе бы я остался без напарника.
  -- Почему?
  -- А зачем мне помощник-инвалид? Когда ты ушёл от своей дражайшей супруги, то не смог бы не положить глаз на свободную Татьяну, - он слегка сжал моё плечо, - пришлось бы мне твои пальцы на циркулярке подровнять. А какой ты после этого работник?
   Анжела нахмурила брови и спросила меня:
  -- Он пытался за тобой ухаживать?
  -- Ты плохо следишь за разговором, - за меня ответил Сергей, - ведь его пальцы всё ещё при нём. Наша маленькая ложь уберегла его.
   В ответ он расхохотался и обнял свою подругу:
  -- Я не много потерял. Не будем уточнять, сколько. Но провели вы нас по первому классу! Что же заставило сказать правду сейчас? Наша помолвка?
  -- Помолвка, - мы оба кивнули, - но не ваша.
  -- Ваша, - ткнул пальцем в небо Стас и принялся разливать напитки.
  -- Наша, - подтвердила я.
  -- Рассказывайте! - отмахнулся он, - от вас всегда чего-нибудь можно..., - и замер, - ваша?!
   Мы с Серёжей склонили головы друг к другу:
  -- А что?
  -- Да у вас 13 лет разница!
  -- И? - я улыбнулась, - разве мы не смотримся? Мы не подходим один к другому?
  -- Танька, на фига тебе нужен этот старый козёл? Кругом столько молодых парней, только бровью поведи и очередь выстроится!
  -- Кому другому я бы глаза выцарапала, но в твоих устах это звучит как "опытный, надёжный и всегда готовый прийти на помощь мужчина".
  -- А за "козла" в спортзале ответишь, - добавил Сергей, - Анжела, не паникуй. Это наши обычные отношения.
  -- Ну у вас и комплименты, - повела она в сторону подбородком, - а вы, вы не разыгрываете нас со своей помолвкой?
  -- С этих ребят станется, - согласился Стас.
  
   Дальше была свадьба? Нет. Мы решили не ставить государство в известность о наших отношениях. И без нас проблем хватает. Татьяна начала работать в Новосибирской Академии Наук, в лаборатории. В начале младшим научным сотрудником. Через два года получила под собственное начало небольшую лабораторию, в которой начала разработку собственной темы. Получила не потому, что смогла доказать на учёном совете свою правоту.
   Мне пришлось пустить в ход содержимое того самого чемодана, что лежал закопанным в яме моего гаража. Ведь для чего-то же он появился в машине невесть откуда? Мне для этого пришлось найти официального спонсора и заинтересовать его тем, что часть денег, положенных мною в его банк, он выделяет от своего имени для создания лаборатории. А часть остаётся на моём счету. Проценты с которого я полностью доверяю получать ему.
  
   Глава 4. Главный бухгалтер.
   Я подошёл к киоску за сигаретами и нос к носу столкнулся с Игорем Андреевичем. Он, как и я, вытаскивал из кармана мелочь, но заметив мой удивлённый взгляд, улыбнулся:
  -- Что, при моей должности можно бы и своих помощников за сигаретами отправить?
  -- Вообще-то да, - согласился я, - обычно большие дяди так и поступают.
  -- Вся беда в том, - просветил он меня, принимая через окошко блок "Kamel", - что подобная мелкая помощь сродни подхалимажу. А я использую своих людей по их прямому должностному назначению.
   Я тоже взял блок с "кораблём пустыни" на боку и ещё одну пачку, из которой и закурил.
  -- Присядем, - предложил он и указал на стоящую невдалеке скамью.
   Это была небольшая аллейка чуть в стороне от проезжей части, скрытая кустами и деревцами. Скамью напротив заняли два его бойца, спокойными взглядами оценивая окружающую обстановку.
  -- Вот сейчас мы с Вами под охраной. Основная задача этих молодых ребят - сохранение жизни и здоровья меня самого, как их шефа, и Ваших, как моего знакомого. Они знают, что никаких других поручений от меня не получат. И это позволяет им сосредоточить всё своё внимание именно на охране. Но мне кажется, - он неожиданно сменил тему, - у Вас есть ко мне какое-то дело?
   Я не просил его о встрече и подобное заявление прозвучало необычно. Однако разговор с ним действительно требовался.
  -- Вы - экстрасенс?
  -- Нет, я немного психолог. Это помогает в работе.
   В его кармане зазвучал сотовый телефон, требуя к себе внимания. Игорь Андреевич достал трубку и ответил, выслушивая взамен небольшое сообщение.
  -- Секунду, - он повернул голову ко мне, - нам часа хватит?
  -- Вероятно, - согласился я.
  -- Через два часа я приеду, - передал он в трубку, - пусть собираются.
   И уже убрав её в карман, добавил:
  -- Извините, Сергей Александрович, дела. Намечается совещание. Так о чём Вы хотели мне поведать? Ведь не просто так мы сегодня встретились, пусть и случайно.
  -- Разве я дал повод так думать?
   Он слегка скосил глаза и посмотрел на меня с укоризной:
  -- Сергей Александрович, нам давно следовало встретиться и поговорить.
  -- Встречались мы часто, - напомнил я, - поговорить не получалось.
  -- А тема живая.
  -- Я бы добавил - трепещущая.
  -- Даже так? -он почесал кончик носа, - похоже, мы оба имеем, что сказать друг другу.
  -- Думаю, тема у нас одна, взгляды разные.
  -- Предлагаете открыть глаза?
  -- Предлагаю закончить игру слов и перейти к делу. Я напомню несколько известных нам обоим фактов, и мы примем их за исходные для обсуждения. И моя жена, и Ваша дочь - это два влюблённых в свою профессию человека. Рядом с ними создаётся впечатление, что другого мира не существует. Но у обеих весьма своенравный характер - в области любимого предмета для них не существует командиров и границ возможного. Они сами себе начальники и слушают только друг друга.
  -- До встречи с Татьяной Анжела была другим человеком, - констатировал один из фактов Игорь Андреевич.
  -- Осуждаете?
  -- Что Вы! Вовсе нет. Всегда решения принимались либо мною, либо её мамой. Теперь она имеет собственное мнение. Меня это не может не радовать.
  -- А порадует ли её работа на каком-нибудь химзаводе?
  -- Вот Вы о чём! - перебил он меня, - не продолжайте, я догадываюсь, куда клонится разговор. Я часто слышал от дочери намёки в эту сторону. А недавно она завела прямой разговор. "Ты, говорит, банкир. Ворочаешь большими деньгами, а нам с Татьяной требуется своя лаборатория". Да, я - банкир, и деньги у нас проходят немалые. Но ведь они не мои. А сотней тысяч долларов здесь не обойтись. Вы тоже хотели просить меня об этом?
   Я достал из бумажника визитку, ту самую, что когда-то давно он сам вручил мне в сквере за помощь его детям.
  -- Бог ты мой! - он искренне обрадовался, - вот старина-то! У меня сейчас совсем другие, а такой ни одной не сохранилось.
  -- Она Ваша, - я вернул её прежнему владельцу.
   Игорь Андреевич повертел в руках глянцевый кусочек картона и прибрал в свой бумажник. Затем принялся за новую сигарету, поставил локти на колени и долго рассматривал цветы на клумбе.
  -- Вы правы, - нарушил я затянувшееся молчание, - у меня тот же больной вопрос - лаборатория. И о её стоимости я имею самое что ни на есть реальное представление. Однако, у меня та же проблема, что и у Вас. Только с точностью до наоборот.
  -- Не понял?
  -- Я имею необходимую сумму, но нет официального подтверждения их законного приобретения. Мне нечем доказать, что они мои, говоря простым языком. У Вас нет таких денег, однако, выступив в роли спонсора или организации, выделяющей денежные средства на рискованное предприятие под будущие дивиденды, Вы сможете помочь нам всем.
   Он слегка повернул ко мне лицо, сощурил глаза и искоса посмотрел на меня:
  -- Вы не будете оспаривать моё право узнать историю появления этих денег? Разумеется, версии и варианты меня не устроят. Ведь речь идёт о нескольких миллионах? Я верно понимаю?
  -- О нет, оспаривать я не буду, и понимаете Вы верно. Предваряя свой рассказ, хочу заметить, что не рассчитываю на слепую веру с Вашей стороны. Потому что и сам не поверил, когда это случилось со мной.
   Я рассказал об исчезновении мотопилы и появлении чемодана, который всё ещё лежит в яме моего гаража на полуметровой глубине. За время редких встреч с моим собеседником я имел возможность убедиться в том, что этот человек честен и неподкупен. Он редко давал обещания, но всегда их выполнял. И того же требовал от своих коллег и подчинённых. В то же время он слыл человеком недоверчивым, всё и вся проверялись чуть ли не на детекторе лжи.
   Прежде, чем начать разговор, я взвесил все "за" и "против". И пришёл к выводу - это единственно возможный вариант. Подключая банкира к делу, я завязывал надёжную комбинацию. Во-первых, Танечка - самый близкий и дорогой мне человек. Её взгляды очень трезвые и, по-моему, реальные. Вероятно потому, что в них немалая толика моих собственных.
   Во-вторых, Анжела - её единственная подруга. В-третьих, отец той себя на алтарь положит ради дочери. Он готов ей помочь, будь запросы поменьше. У меня есть деньги, но попытайся я их представить миру, как тут же появится налоговый инспектор со вполне резонным вопросом. Так что я - богатый бедняк. Директору банка оправдаться проще. Действуя в одной упряжке, мы сможем помочь нашим дорогим женщинам. Банкир внимательно выслушал и историю происхождения денежного чемоданчика, и мои доводы. Последние признал разумными, но в историю не поверил:
  -- Я объясню, почему, - он откинулся на спинку скамейки и уселся поудобнее (если подобное применимо к такой скамье), - на той стороне аллеи, напротив нас сидят два человека. Вы уже поняли, что они - моя охрана. Сейчас они разговаривают о чём-то своём, но тем не менее очень внимательно следят за всем происходящим вокруг них.
   Пока они рядом со мной, я имею возможность спокойно работать. Пока я рядом с ними, они уверены в завтрашнем дне. Любой человек, поступающий в наш банк на работу, проходит обязательную проверку. Для начала он пишет подробную. Если после проверки оказывается, что он не слукавил, то принимается к нам. Но если даже старый работник будет уличён во лжи, ему выдаётся выходное пособие. Как бы дорог он нам ни был.
   Жизнь научила меня не верить, не проверив. Даже человек, дважды случайно столкнувшийся со мной, проверяется нашей службой безопасности. И нередко это приносит результат. Поэтому, надеюсь, что Вы правильно меня поймёте, если я...
  -- Совершенно с Вами согласен, Игорь Андреевич, - перебил я, - и даже не удивился, узнав, что моё прошлое и настоящее внимательно рассматривается со всех сторон. Вы так удивлены, что пожалуй не будет лишним реабилитировать Вашу службу безопасности, пока ещё никто не уволен. Дело не в том, что они где-то засветились. Причина более прозаическая - вы берёте человека на заметку после второй встречи. У меня критерий повыше.
   Стоит отдать ему должное, он мужественно пережил ушат воды.
  -- Вы - частный детектив?
  -- Кто бы спрашивал? - рассмеялся я, - знаете ведь, что нет.
  -- Хотите сказать, что уже после нашей первой встречи я был взят...
  -- Когда Вы появились с букетом цветов и перспективой новой машины, я уже знал о том, кто Вы, где и кем работаете, и какая у Вас семья. Единственная цель подобных знаний - та же, что и Ваша - обезопасить себя и своих близких. После второй нашей встречи я мог с большой долей вероятности допустить, что теперь и Вы займётесь мной. Скажем так, я был предупреждён.
  -- Ну ладно, - условно согласился он, - допустим, что так, - и неожиданно рассмеялся, - шефом охраны не хотите ко мне, а? Шучу. Я затронул тему проверки с другой целью. Как Вы полагаете, что я раскопал в Вашем прошлом?
  -- Вряд ли что-то криминальное, никогда не привлекался и не осуждался. На оккупированной территории также не проявлялся.
  -- Да, криминала за Вами действительно не числится, - он на мгновение задумался, - но я умею считать и делаю это неплохо. Мне не требуются улики и протоколы, - он повернулся ко мне лицом, - это я о тех четырёх парнях. Сергей Александрович, уж если мы собираемся строить планы на будущее исходя из общих интересов, давайте, Вы сами расскажете мне всё о тех далёких событиях. И заметьте - то, что я сейчас возможно услышу, останется только между нами. От правдивости рассказа зависит только моё "да" или "нет" на Ваше предложение.
   Я не стал врать и изворачиваться. Такой человек не ухватится за телефон, сбиваясь при наборе "02". Но он нужен мне, я - его дочери, а значит и ему. Я выложил всё о своём прошлом, не скрывая и происхождение своих доходов.
  -- Вот теперь я Вам верю, - он пожал мою ладонь, - верю всему, что услышал. Потому что оно полностью стыкуется с тем, что я уже знал. Я рад подобной честности. Но! Одно большое "но". Я не могу принять Ваше предложение, пока не узнаю настоящую историю появления необычного подарка в виде чемодана.
  -- Хотелось бы мне того же, - усмехнулся я.
  -- Мы сделаем вот что. По своим каналам я проверю любую информацию об исчезновении крупной суммы. Возможно, эти шесть с половиной миллионов добыты за несколько приёмов. Или наоборот, являются частью более крупной суммы. Скажите, номера на банкнотах идут подряд?
  -- Нет, и на вид они не новые.
  -- На фальшивость проверяли?
  -- Даже воротник у президента шершавый, - заверил я.
  -- Привезите-ка мне завтра одну из них. Любую, на Ваш выбор. В 9 утра я буду в банке. Охрана Вас пропустит.
   Я понимал - вялотекущей проверки моего чемодана не будет, машину запустили на большие обороты. Андреевич прямо или косвенно задействует свою многочисленную компанию знакомых, располагающих его доверием.
  
  -- Не знаю, не знаю, - посмотрел он на меня пол года спустя, сидя в своём кресле и в своём же кабинете, - времени прошло много, а я так ничего нового и не выяснил.
  -- Позволю себе предположить, что же выяснилось "старого", - сделал я попытку.
  -- Что ж, позволяйте, - согласился он.
  -- Эти деньги не являются результатом ограбления банка или инкассаторского броневика. Никто из держателей воровских касс не сделал попыток прибрать их к рукам. Однако, деньги не фальшивые и отпечатаны официально на государственном монетном дворе. Мы оба не знаем источника их происхождения, на них никто не претендует. Но если дело обстоит именно так, то станьте их хозяином. Возьмите на себя такую ответственность.
  -- О! - директор банка опешил, - Вы таки хотите отдать чемодан в мои руки?
  -- Да, но на прежних условиях, - напомнил я, - Вы станете спонсором химической лаборатории, в которой будут работать моя жена и Ваша дочь. Тему для исследований и штатных сотрудников они выберут сами.
  -- Именно ради этого и шла предварительная работа, - кивнул он, - но Вы понимаете, что я не могу принять деньги по акту? Даже расписку не оформлю.
  -- С меня достаточно слова.
  -- Да?
  -- Вашего, да.
   Он ненадолго задумался.
  -- Что же, если дело обстоит таким образом, то вот Вам моя рука.
   Мы поднялись и обменялись рукопожатием.
  -- Теперь к делу, - продолжил он, - необходимо доставить чемодан сюда, в банк. Для этого я отряжу с Вами машину и охрану.
  -- Излишне, - приостановил я, - деньги сейчас там, где я их нашёл - в багажнике моей машины. Она внизу, на стоянке.
   Нескольких мгновений теперь не хватило, мы выкурили по сигарете прежде, чем он нарушил тишину:
  -- Меня удивляет, как Вы смогли дожить до своих лет при такой страсти к риску? Но уж коль этот факт можно считать состоявшимся, пошли вниз вдвоём.
  
   Глава 10. Лаборатория.
   Прошёл месяц, и спонсор затребовал список минимального количества приборов, оборудования и штатных сотрудников. Ясное дело, что у Татьяны он уже давно пылился на полке. За отсутствием Анжелы, которая всё ещё находилась в Москве и заканчивала последний курс, она выступила в роли будущего завлаба, а затем так и осталась на этом месте единолично. Потому, как её подруга наотрез отказалась делить одно кресло на двоих. Но всегда и во всём помогала Татьяне.
   Ещё через полгода Анжела вернулась из Москвы с таким же, как у Тани, дипломом. Примерно к этому моменту все бумаги на открытие частной лаборатории при спонсорской помощи банка оказались готовы. Учитывая русскую бюрократию, полгода - это мгновение ока. И год спустя появилось акционерное общество открытого типа. Сами акции высоко не котировались, но через четыре года резко взлетели - вложенный рубль принёс 100. Стоит признать, не последние 100 весили много, а вложенный казался бросовым.
   Взлетели же они потому, что Анжела запатентовала сплав, более прочный, чем паутина. С её слов, формулу этого сплава она увидела во сне. В своих исследованиях и она и Татьяна разрабатывали одну общую тему и никак не могли нащупать ту единственно верную комбинацию исходных материалов. Решение витало в воздухе, кто из них первым его найдёт, лишь вопрос времени. Успех окрылил всех, и они усерднее прежнего углубились в дальнейшие поиски.
   Порою проходили недели, а я видел Татьяну лишь утром, поднимаясь на работу. Она приходила заполночь и тихо укладывалась на моё плечо. Воспитание подрастающей детворы, сына и дочки, по большей части взяли на себя я и няня. Не скажу, что Танька оказалась плохой мамой. Один день в неделю, а порою и два, она целиком посвящала ребятне. Но на 5-6 практически исчезала. Что самое интересное - дети после окончания школы пошли по её стопам.
   Спустя год после Анжелиного открытия подобный сон посетил и Татьяну. Но вставая поутру, я смахнул рубашкой вазу с журнального столика. От шума подскочили все - и детвора, и няня, спящая с ними в одной комнате, и конечно же Танька. Ваза - мелочь, но последствия обошлись в три года кропотливой работы. Этот шум нарушил её сон, в котором она собирала мозаику, выстраивая новую формулу. Понятно, что я разбудил её в самый неподходящий момент. Сон тут же вылетел из головы, и даже её феноменальная память не смогла вернуть его обратно. Отложились только два составляющих элемента - водород и кислород. Та самая вода, что умеет гореть.
   Три года улыбка редко касалась Танькиных губ. Даже играя с детьми, она часто и надолго уходила в себя, отвечая на вопросы автоматически. Впрочем, не бессвязно, а вполне логически. И вместе с тем, отрешённо.
   Но однажды, когда я уложил Серёгу с Ленкой баюшки и только-только задремал сам, тишина на улице взорвалась огромным салютом. Я выскочил на балкон, следом за мной детвора. А на соседнем балконе так же непонимающе пялились в небо Стас со своим спиногрызом. Салюты взлетали один за другим беспрерывно, их было не меньше сотни. А добрый десяток голосов низу призывал всех людей оставить нагретые постели, на 10 минут позабыть обо всём и хоть на чуть-чуть почувствовать себя счастливыми. Среди этого разноголосья чётко выделился Танькин голос:
  -- Се-рё-жа! Я сложила мозаику!
   А затем вся эта честная компания завалилась в нашу квартиру. Все - это Танька, Анжела и все их сотрудники. Они ещё и Стаса с сыном прихватили. Принесли с собой шампанское, коньяк, громадный торт и кучу подарков для детей.
   Оказалось, несколько месяцев назад Татьяне вновь приснился тот сон, и она опять взялась за сборку рисунка. С трудом, но все сегменты легли на своё место, и получилась схема водородно-кислородного соединения. Но какая-то нереальная, подобный способ никогда не встречался. Татьяна, как это делала с незапамятных времён, положила этот рисунок на "библиотечный столик". Утром в лаборатории на большом листе ватмана двумя разноцветными фломастерами изобразила эту формулу. Я в химии полный профан и насколько смог понять из последовавшего за нашим столом разговора, кислород связывался не только внешним электронным слоем, но и предыдущим.
   Никто ей сразу не поверил, назвали мечтателем из будущего. Но уже через неделю мнение изменилось - "а в этом что-то есть". 3 дня назад удалось получить новое соединение, оно имело свойство жидкости и плавало маленьким шариком чёрного цвета на дне широкой колбы. Но дно не смачивало, словно шарик ртути.
   Сегодня утром выяснилось, что шарик застыл и превратился в камень. Его тут же подвергли испытаниям, он не плавилось при температуре 5000 градусов и выдерживало удар лазерного луча. Муж одной из сотрудниц работает начальником цеха на ремонтно-механическом заводе. Камешек поместили под стотонный пресс, но его сферическая форма таковой и осталась. Вот они и закатили пир. А позднее выяснилось, что каждая молекула этого соединения имела очень сложную структуру. Нож из этого вещества не тупился, то есть вообще. Бритвенные лезвия становились практически вечными. Структура вещества была создана таким образом, что как только в одном месте появлялась слабина, туда тут же "перекачивались" свободные электроны, которых в каждой молекуле было великое множество. И эта слабина тут же превращалось в очень прочную микро область. Скорость "перекачки" составляла что-то порядка тысячной доли микросекунды.
   На стадии изготовления вещество имело пластичность жидкости в течение 20 часов. Затем небольшой промежуток повышенной вязкости в течение нескольких минут лавинообразно набирало прочность. Если на определённой стадии затвердевания облучать его жёстким излучением, вещество приобретало цвет, зависящий от величины и времени облучения. Вплоть до прозрачности вместо цвета.
   При небольшой толщине - большая прочность. Квадратный лист, изготовленный из него, со сторонами в 1 метр и толщиной 3 сантиметра выдерживал прямое попадание бронебойного снаряда. И даже царапины на нём не оставалось.
   С того дня Танечка уже не унывала, она снова превратилась в весёлую девушку. Утром не исчезала с бутербродом в зубах, просыпалась вместе со всеми, готовила завтрак, собирала детвору и сама же отвозила их в школу. В её исследованиях наметился реальный план и хорошо осознаваемое направление. Новое соединение назвали "аквалит". По ходу отладки технологии его получения Татьяна открыла способ удаления одного протона из ядра. Стараясь сохранить нейтралитет, последнее выстреливало освободившимся с орбиты электроном, и начиналась цепная реакция преобразования одного химического элемента в другое, предыдущее по таблице. И у несостоявшейся художницы возникла новая идея - создать конвертер, который сможет перерабатывать городской мусор в чистую питьевую воду.
  
   После завершения учёбы наши Сергей с Ленкой вернулись в Новосибирск и начали работу в маминой лаборатории. И накануне их Дня Рождения было объявлено, что Татьяна - лауреат Нобелевской премии в области химии за создание конвертера. В который возможно загрузить что угодно и на выходе получить 2 чистых газа.
   Лаборатория, надо сказать, не испытывала никаких затруднений в финансовом плане. По первому же требованию спонсор выделял необходимую сумму для приобретения оборудования. Татьяна не подчинялась абсолютно никому. Она была сама себе хозяин. Никто не стоял над её душой и не требовал отчёта. Я сделал всё необходимое для спокойной работы и её самой и её подчинённых в частности.
  
   Глава 11. Вот и всё.
   Я сидел дома в спальне и смотрел телевизор. Ленка готовила на кухне, Серёга обедал. Тихая домашняя обстановка. Казалось бы. По телевизору шли новости. И вот по ним вдруг передали, что самолёт, на котором Танечка вылетела в Москву, загорелся в воздухе при заходе на посадку и, коснувшись полосы, взорвался. В живых не осталось никого. Последнее, что я сделал, это швырнул хрустальную вазу в телевизор.
  
   Сергей, сын Сергея.
   Мы с Ленкой на кухне обсуждали одну из рабочих проблем. Я обедал, Ленка готовила ужин. По привычке работал телевизор и также по привычке его никто не слушал. Я предлагал свою версию решения, Ленка пыталась доказать её несостоятельность. Вдруг она замолчала, замерла и, пошатнувшись, упала. В тот же миг из спальни долетел дикий крик отца, небольшой взрыв и звук падения тела на пол. Я не понял, что произошло. Ленка от чего-то шлёпнулась в обморок. Одновременно что-то произошло с отцом. Ну, с Ленкой на полу ничего не случится. Я метнулся в комнату. То, что там увидел, заставило замереть на пороге. В телевизоре разбит кинескоп. В пустом проёме видны осколки хрустальной вазы, которая до этого стояла на журнальном столике возле кресла, где любил отдыхать отец. А он сам лежал на полу на спине. Из правого глаза торчал длинный осколок стекла. Я ошарашено смотрел на эту нереальную картину и пытался постичь. Что произошло? Я вернулся в зал. Когда-то давно отец из 3-ёх комнатной квартиры сделал 2-ух, объединив одну из спален с кухней. И теперь зал, столовая и кухня составляли одно целое.
   Итак, я беседовал с Ленкой. Она готовила ужин и, неожиданно прервав свои доводы на полуслове, замерла и упала в обморок. Затем шум в спальне и отец оказывается мёртвым. Я поднял сестру и положил её на диван. Вернулся в спальню, сел в кресло и тупо уставился в пустой телевизор. Стоп! Телевизор! И там и здесь. Они его слышали, а я всё бубнил о своём. Видимо, там что-то передали настолько ужасное, что Ленке оно стоило потери сознания, а отцу жизни. Зазвонивший телефон заставил меня подпрыгнуть. Звонившая мамина сотрудница выражала соболезнование по поводу её, мамы т.е., гибели в авиакатастрофе. И отец и мать в один день? Это уже слишком. Теперь наступила и моя очередь отключаться.
   Придя в себя через какое то время, увидел ещё одну картину. Я лежу на отце, а на пороге комнаты Ленка, но тоже без сознания. Представляю её состояние. Услышала по телевизору о смерти матери, отключилась, пришла в себя уже на диване и бросилась в спальню. А там отец в луже крови и осколком в глазу и я сверху. Вновь перенёс Ленку на диван в зале и оттуда же позвонил в "скорую". Подумав немного, позвонил и в милицию.
   После их приезда мы уже все вместе пытались понять, что же произошло с отцом. Единственная реальная версия выглядела так. Отец смотрел новости по телевизору. Там передали о гибели самолёта и всех его пассажиров. Он знал, что среди летела и наша мама. А любил он её сильно. Это сообщение затуманило его разум, он схватил вазу со стола и запустил в телевизор. От удара кинескоп взорвался и вылетевший осколок влетел отцу через глаз в мозг. Другого ответа мы не придумали.
   Родителей мы похоронили в одной могиле. Как они того и хотели, рассказывая о себе в нашем таком далёком уже детстве.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
   Сергей стр. 2 из 102
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"