Я проснулся среди ночи. Было темно и прохладно. Какое-то непонятное беспокойство подтолкнуло к окну. Отдернув тяжелую темную штору, оглядел залитый лунным светом двор. В окно резко пахнуло ночной фиалкой. Прислушался то ли к себе, то ли к ночи. По всей округе раздавался неумолчный собачий лай. Мой Фараон рвался с цепи на заднем дворе. Вдруг на мгновенье все затихло. И в этой тишине показалось, будто что-то зашелестело. Ночная бабочка взмахнула крыльями? Потом явственно прозвучал шорох от калитки. Появилась длинная тонкая тень. Видимо, не зря я проснулся!
- Кто там, на тропинке? - крикнул в ночь, Фараон громким лаем поддержал меня.
Тень остановилась. С минуту постояла и метнулась назад, к калитке.
- Я тебя все равно достану, стерва! - пробасил кто-то уже с улицы.
"Стерва? - подумал я, - странно!" И тут же услышал тихий обреченный всхлип. Перегнулся через подоконник. Буквально под окном, свернувшись комочком, кто-то сидел.
- Кто тут? Погодите, я сейчас выйду!
Натянул бриджи, майку, влез в шлепанцы и вылетел во двор. Это действительно была ночная бабочка. Совсем юная, еще не выглядевшая очень порочно. Она безутешно плакала, причитала:
- Теперь и вы в опасности, они страшные люди! Страшные!
Я помог ей подняться, повел в дом. Во мне перемешивались два совершенно не сочетаемые чувства: отвращения и жалости. Воспитанный на социалистических ценностях, я презирал жриц любви, но эта девочка была так беззащитна и так искренна.
- Проходи. Расскажи, что с тобой произошло. Может, смогу помочь, - я говорил это без какого-либо энтузиазма, лишь бы сказать, - Как тебя зовут?
- Катя.
Она не очень-то шла на контакт, такая не разговорчивая. О чем я, отставной вояка, вдовец, имеющий уже внуков школьников, могу говорить с ней?
- Есть хочешь?
- Да.
- Пойди, умойся. Ванна справа.
Снова услышал шорох за окном и лай Фараона. Выглянул - теперь тени было две. И шли они смелее. Я выскочил через заднюю дверь, взял пса на поводок и, через дом же - обходить долго, можно не успеть, выскочил во двор. Завидев меня с рвущейся с поводка огромной лохматой псиной, парни остановились:
- Отец, отдай девку. Зачем тебе неприятности? Она наша. За нее уплачено.
Вот тут я разозлился! Я понимаю, девочка сбилась с пути, но два здоровых мужика вот так, как о какой-то вещи говорят о ней! Нет, это недопустимо. Я присел рядом с собакой, положил руку на карабин и медленно негромко сказал:
- Считаю до пяти и отпускаю собаку. Учтите, он научен убивать. Итак, раз.
- Погоди, отец.
- Какой я тебе отец?! Смотри, не досчитаю. Выпущу на счет три!
Второй парень, который до сих пор молчал, дернул первого за рукав:
- Пошли, а то и правда, спустит пса. Глянь, какой волкодав. И морда в пене. Пошли, пошли.
В это время я произнес:
- Два!
Парни развернулись, вышли за калитку. Я не стал ждать, пока они отойдут, быстро с собакой на поводке подошел к забору, услышал обрывок разговора: "Мать говорила, что он то ли в Афгане был, то ли в Чечне. Ему убить ничего не стоит. А девку отследим. Да она и сама вернется. За сестрой прибежит". Я накинул щеколду, отпустил Фараона, шепнул: "Охраняй" и вернулся в дом. Катя стояла посреди кухни и с ужасом смотрела на дверь.
- Умылась? Без грязных потоков на лице ты выглядишь лучше, - заметил я.
Она вымученно улыбнулась.
- Какая ты молчаливая. Садись, сейчас я тебя покормлю. А ты рассказывай.
Она бочком протиснулась на самое неудобное место - между стеной, окном и столом. Села, пытаясь натянуть свою ультра мини-юбку до колен - безуспешно. Я достал яйца, колбасу. Как раз сегодня ездил в город, поставил на конфорку сковороду, положил масла. Оно у меня деревенское, у сторожихи покупаю. Катя молчала. Я оглянулся и поймал испуганный взгляд огромных карих глаз. В них блестели слезы.
- Катя, ты не молчи. Ты рассказывай. Я попробую тебе помочь, но я должен знать о тебе все. Понимаешь? Все! Кто ты, откуда? Как оказалась в притоне? Это же притон, да? Они еще что-то о сестре говорили. Рассказывай!
Она опять заплакала, тихо и обреченно так, как прожившая жизнь женщина скорбит над умирающим ребенком.
- Прекрати! - я даже чуть прикрикнул, - Сейчас же прекрати рев! Этим ты ничего не добьешься. Только разозлишь меня и все! Терпеть не могу эти бабские нюни!
Она испуганно дернулась, как-то сразу собралась, но тут я поставил перед ней тарелку:
- Ешь пока, я звоночек один сделаю.
Она жадно, не пережевывая, глотала яичницу, мне показалось - не чувствуя вкуса. Создалось впечатление, что ее не кормили несколько дней. Я позвонил другу - Николаю. Мы вместе служили, потом наши дорожки разошлись. Он пошел в милицию, я в институт - преподавать, и вот, на дачах вновь встретились. "Коль, прости, что ночью, - произнес я, услышав сонное "Алло" друга, - Это я, Влад. У меня проблема. Не подойдешь? Надо прямо сейчас. Ага, я в тебя верил".
- Сейчас друг подойдет, вдвоем подумаем, чем тебе помочь.
Она подняла глаза. В них затеплилась надежда. Мне стало жаль эту девочку, почти ребенка. Чуть не поклялся себе, не оставлять ее. Вовремя остановился. Мало ли, кто она? Наврет еще с три короба, а мне потом разбираться. И вообще, Николай столько лет с криминалом боролся, разберется. Залаял у калитки Фараон. Я подскочил, в три прыжка оказался возле собаки, схватил за поводок. Впустил друга, пришептывая псу: "Свой, нельзя". В ночи Николай мне напомнил шпалу: высокий, тонкий и прямой.
- Что это у тебя? Ты же не спускаешь Фараона с поводка?
- Гости у меня странные, пойдем, познакомлю.
Фараон, виновато виляя обрубком хвоста, тащился рядом со мной. Я отпустил собаку на крыльце, повторив приказ: "Охраняй", провел друга в кухню. Тот сразу оценил ситуацию:
- О, ты занялся ночными бабочками? Зная твои принципы, думаю - перевоспитывать взялся?
Я промолчал. Она же аккуратно положила на тарелку вилку, опустила глаза и сидела, напрягшись, как натянутая тетива лука. Николай сел рядом:
- Налей чаю, Влад, - кинул мне, а потом обратился к гостье: - Рассказывай!
- Мы с Машей близнецы. Родители погибли год назад - баллон с газом на даче взорвался. Выйти не успели. Бабушка не перенесла это, угасла за полгода. Остались мы одни. Как раз в одиннадцатом классе учились. Решили - пойдем работать, а учиться на вечернее куда-нибудь. Уже, знаете, не до мечты. Лишь бы корочку получить. А тут объявление: "Набирается группа танцовщиц для работы за границей". Мы, дуры, и пошли. Там такой кастинг был! Нас отобрали. Вообще там человек тридцать набрали. Дали заполнить анкеты. А потом посадили в автобус и мы поехали. Покорять заграницу. Пятерых: нас с Машей и еще трех девочек сразу в Москве на вокзале пересадили в "Газель" и отвезли куда-то в Подмосковье. Я видела, что пересекли МКАД второй раз. Но куда, не знаю. Темно было. Вот и вся история. Сначала изнасиловали сами, а потом на дорогу - работать.
- Так, - Николай уставился на меня, - ты ее где-то подобрал? Пса спустил, чтобы не убежала? А я тебе зачем?
Я усмехнулся:
- Воображение у тебя, однако! Приходили тут за ней. Сбежала она как-то, ревела под окном, а они пришли. Мне угрожали. У них ее сестра осталась.
- Ты предлагаешь искать сестру?
- Да, предлагаю.
- Это же иголка в стоге сена! Представь, по всему Подмосковью, а может, и Москве!
- Не думаю. Они меня знают. Я слышал, один из них за забором факты из моей биографии озвучил.
- Кто-то из твоих бывших студентов?
- Буквально это прозвучало примерно так: "Мать говорила, он из Афгана или Чечни". Не думаю, чтобы их мать у меня училась.
- Ну, ты, - он даже задохнулся, - это же где-то рядом, значит? Как минимум - знакомые! - он задумался, потом обратился к девушке: - Катя, а что вы в окно видите днем?
- Ничего, нас собирают и около пяти утра везут обратно. При этом на глаза надевают повязку. Завозят прямо к крыльцу. На ощупь перила деревянные, пять ступенек. Потом сени и подвал. Только в подвале разрешают снять повязки.
- Тогда сделаем так: сейчас ты отправишься спать, а утром я тебя вывезу отсюда на своей машине. Ночью проедем по точкам, покажешь сестру. Я возьму своих ребят, отобьем девчонку, посадим вас в поезд и - домой.
Катя обреченно вздохнула:
- Не получится. Маша болеет. Она отказалась идти на панель. Ее избили. Вроде бы кости целы, но... Она умирает, наверное. Кашляет с кровью, - Катя снова заплакала, тихо и беззвучно, - кто не работает, тому они еду не приносят. Я свою порцию отдавала ей. Теперь она умрет из-за меня.
- Погоди, найдем. Влад, уложи девушку. И приходи, думать будем.
Я отвел Катю в спальню, дал ей свою рубашку:
- Ложись. Ничего не бойся. Там Фараон охраняет.
Когда я вернулся в кухню, Николай разговаривал по телефону:
- Дежурный? Кто из оперативников на месте сейчас? Дай-ка его, - он мне кивнул, показал глазами на пустую чашку, я занялся чаем, он продолжил разговор: - Виталик, это Терентьев, мне срочно нужны сведения о труппах танцовщиц на выезд за границу. Я не думаю, что их много. Пробей по базам. Мне нужны сведения особенно о тех, кто набирает девушек на юге. Надо все. Через какие фирмы вывозят, кто обучает танцам, языку, сценической речи. Все надо. Утром привезешь сюда, на дачу.
Он положил телефон на стол, сказал:
- Не думаю, что будет очень сложно: во-первых, ты обязательно должен знать этого человека, во-вторых, это должно быть рядом. В-третьих, у них тоже сферы деятельности поделены. Понимаешь? Если они работают здесь, в округе, значит, и живут близко.
Я согласно кивнул головой. И вдруг вспомнил - соседка справа - молодая пенсионерка. Бывшая балерина! Ей лет сорок-сорок пять. Не больше. Чем-то же она занимается? Вот только, откуда она мое прошлое может знать? Я не афишировал. Рассказал Николаю этот факт, добавил, что у дамы сын есть, правда, видел его я только однажды, года два назад. Все он на гастролях. И зимой и летом. А она живет здесь круглый год. Николай предложил утром заглянуть к соседке, поговорить. Может, что узнаем. Я пытался вспомнить, где слышал голос парня. Точно - слышал, но - где?
Тем временем за окном хорошо посерело, защебетали птицы. Мой летний будильник. Я всегда здесь с птицами просыпаюсь. За это и люблю дачу. Зазвонил мобильник Николая. Он принял отчет, сказал:
- Десятка два нарыл фирм, занимающихся вывозом танцовщиц за границу. Скоро будет со списком. А во сколько твоя балерина поднимается?
- Выходит в полседьмого. Пойдем, наверное. Она каждое утро едет в Москву.
Мы вышли, Фараон радостно заскакал вокруг нас - думал - пойдем в лес, на выгул. Потрепав собаку по загривку, пообещал вывести минут через тридцать. Закрыл дверь на замок: мой пес научился нажимать ручку и открывать дверь, а в доме девушка!
Соседка нам очень удивилась. Невысокая, худенькая и поджарая, она мне напомнила ведьму: глубокие черные глаза, тонкие губы под тонким же носом, густые черные волосы, как есть ведьма! Николай, обольстительно улыбаясь, отпустил такой замысловатый комплимент, что я надолго задумался: что он, собственно, сказал? Пока я переваривал услышанное, Николай начал расспрашивать:
- Вы нас извините, мы понимаем, что не вовремя, но тут ночью такой шум был! Вы не слышали?
- Каждую ночь шумят. Даже больше, шумят и лают собаки дважды: в одиннадцать часов ночи и в пять утра. И это продолжается третий месяц.
- А до этого?
- До этого было тихо. Ну, лаяли, но не так. Сейчас строго в одно и то же время. И лают в той половине поселка, что ближе к дороге.
- А вы кем работаете?
- Я веду кружок танцев в Центре внешкольной работы. Где еще может работать балерина на пенсии?
- А сын?
- Он в Париже. Танцор.
- Когда приезжал в последний раз?
- Вы так интересно спрашиваете. Это допрос?
- Нет, что вы. Не хотите, не отвечайте.
- Три года назад приезжал. А то все я езжу. Но я на зимних каникулах. Летом он занят.
Мы вернулись домой ни с чем. Было не похоже, чтобы моя соседка этим занималась. Я вывел Фараона в лес и привязал за домом. Проснулась Катя. Они с Николаем пили кофе на кухне. Катя неожиданно оказалась очень разговорчивой. Рассказывала о родном городе, школе, вспоминала родителей, сестру, несколько раз всплакнула. Николай спросил:
- А ты лица сутенеров видела?
- Да.
- Фоторобот составишь?
- Да я нарисовать могу. Мы с Машей художественную школу окончили.
Я подсунул ей карандаш и альбом, встал за спиной и смотрел на появляющееся лицо с глубокими залысинами на висках, слегка раскосыми глазами, носом, чуть кривоватым и тяжелым подбородком. Нет, это лицо мне не знакомо. Второй портрет - парня с широкими скулами, низкими бровями над глубоко посаженными глазами и полными, мясистыми губами, с ямкой на подбородке, мне показался знакомым. Но вспомнить я не смог.
Приехал Виталий - сотрудник Влада. Он достал ноутбук, подсоединил модем.
- Сейчас все покажу. Я выбрал из базы данных шесть фирм, которые набирали девушек на юге. Вот они, смотрите. Это самые вероятные подозреваемые.
Мы просматривали списки руководства, преподавателей. Нигде не мелькнула ни одна знакомая фамилия. Я не знал никого! Но ведь меня-то знали! Мы расширили поиск, просматривая фамилии всех сотрудников. Потом занялись адресами. Нет! Нет никого! Остается ждать ночи и объезжать все известные нам точки, где могут стоять девушки. Николай разглядывал рисунки. Я увидел, что он тоже присматривается ко второму.
- Коль, тебе этот тип кажется знакомым?
- Да, представь. А что?
- Да мне тоже. Но не могу вспомнить.
- Катя, а машину ты можешь описать?
- У них три белых "Газели". Номера? Как бы вспомнить номера? Сейчас, дайте я нарисую.
Она снова взялась за карандаш. Быстро-быстро зачеркала по бумаге. Появилась белая газель с рисунком впереди. Это была пасть дракона. Виталий и Николай подскочили одновременно.
- Эта машина стоит около дома сторожей! - произнес Николай, - Влад! Ты же молоко у них берешь каждый день!
- Да не смотрю я на них. Парня видел один раз, мельком. Вернее, боком. А машина, так и вы ее тоже видите не в первый раз. Катя, что ж ты не сказала о рисунке?
- Так у них три машины. И все с этим драконом.
- Почему ты думаешь, что их три? - спросил Виталий.
- А у них есть с синими чехлами, красными и без чехлов. И номера у всех этих машин разные.
- Чехлы, Катенька, можно поменять, и номер перевесить. Какие конспираторы, а?
- Давай, Виталий, вызывай группу захвата, - приказал Николай, - И надо поторопиться нам. Там сестра Кати больна, не кормят ее. А мы пока прогуляемся с Владом за молоком, да с хозяйкой побеседуем. Вот откуда они дом отгрохали, внедорожник крутой купили. И знает она тебя, как облупленного. Да и меня тоже. Ну, ничего, пошли. Ты, Виталий, пока остаешься здесь. Как группа будет на подъезде, подойдешь. И скорую тоже вызови.
Я взял бидон для молока. Спокойной походкой, почти гуляющих бездельников, мы подходили к сторожке. За ней высился двухэтажный сруб с открытыми окнами с резными наличниками, кипенно белыми занавесками. Сзади птичий двор.
- Может, не они? - спросил я, - зачем ей нужен этот птичник, коровник?
- Все для конспирации, Влад. И видишь, как они хитро. Анкеты девочки заполнили. Кого искать не будут, тех на панель. Наверняка, те девчонки, что с ними попали, или из неблагополучных семей, или тоже - сироты.
- Наверное. А как мы там? В доме у них?
- По ходу разберемся.
Мы подошли к калитке. Огромная немецкая овчарка с диким лаем рвалась с цепи. Никто не выходил. Я постучал по калитке. Тишина.
- Вдруг, вывезли? - испугался я.
- На чем? "Газель" на месте стоит.
Наконец, появилась хозяйка - дородная улыбчивая в цветастом сарафане и с платочком на голове.
- Ни дать, ни взять - Солоха, - усмехнулся Николай.
- Влад Виталич, - воскликнула она радостно, - вы за молочком? А вы вчера брали.
- Я ж ездил вчера в Москву, детям отвез. Уж больно вкусное молоко у вашей Буренки. А что, уже нету?
- Есть, конечно же, есть. Я всегда немного оставляю. Вдруг у кого из постоянных покупателей какая нужда появится.
Она уже протягивала руку над забором, чтобы взять бидон: я никогда не заходил к ней во двор.
- А что, Серафима Матвеевна, - спросил Николай, - у вас в новом доме газ или печное отопление?
- Газ, батюшка, какие нынче печки-то? Да и кому хочется с углем да дровами возиться?
- А кто вам строил? Я тут решил сам строиться, сруб хочу. Экологически чистое, для здоровья полезно. Ищу, кто построит. Бригаду хорошую надо.
- А я телефончик вам дам. У меня записано.
- Это хорошо, это спасибо. А не покажите мне отделку изнутри? Ну, чтобы я уж знал, кого приглашаю.
- Проходите, покажу.
Она как-то покосилась на сторожку, проследив за ее взглядом, я заметил, что штора на одном окне шевельнулась. Видимо, сын все слышал. Но Николай не обращал внимание ни на что. Он созерцал сруб, медленно подходя к крыльцу. Я топтался рядом, хозяйка шла чуть впереди. Мы поднялись по начищенным ступенькам, вошли в сени. На весь пол расстелен ковер. Николай стал ощупывать стены, нюхать штукатурку, наклонился, отбросил в сторону ковер.
- А что это вы делаете? - взвизгнула сторожиха.
- Смотрю, как пол выложен. Не халтурил ли ваш строитель.
Он еще чуть приподнял ковер, и мы увидели закрытый люк в подвал. В это время во дворе раздался звук заводимого мотора, я дернулся, но Николай меня остановил:
- Не переживай, далеко не уедет, - он смотрел в окно. Там, вдоль забора выстроились парни в масках и бронежилетах, - Серафима Матвеевна, вы сами окроете подвал и выпустите девушек, или подождем остальных?
Она взглянула за окно с выражением ужаса на лице, потом схватилась за грудь, осела, прошептав:
- Говорила ему, не надо, не надо это.
Николай не слушал, он поднял дверцу люка, потянув за кольцо.
- Девушки, поднимаемся и выходим. Давайте, за вами приехали.
За Машей в подвал спустились парни из группы захвата. Она совсем не была похожа на сестру: ввалившиеся щеки, бледная кожа, тоненькие руки и ноги. Она была истощена, несмотря на то, что Катя отдавала ей свою пищу. Машу сразу забрали врачи. Я вернулся к себе, и мы с Катей поехали в больницу. Она долго разговаривала с врачом. Ей пообещали, что сестра поправится. Когда возвращались обратно, в доме у сторожей еще шел обыск. Николай пришел поздно вечером. Сообщил, что найдены паспорта и их больше, чем девушек.
- Надо искать место захоронения, - сказал он.
А мы с Катей дождались выздоровления Маши, потом суда над преступниками. И поздней осенью я отправил сестер домой, взяв клятвенное обещание не пускаться больше ни в какие авантюры, устроиться на работу и поступить в институт. И еще, обещание приехать в гости следующим летом. А девочки пригласили нас с Николаем. А что, съездим!